Странный вопрос. Где же ещё некроманту черпать силы?
— Да, конечно, — ответил я. — Вроде, это не запрещено?
Интересно, Леонид уже знал правду или начал следить за мной недавно и всё-таки не видел, как я это делаю.
Мой собеседник кивнул, словно ожидал услышать такой ответ.
— Не запрещено, — сказал он. — Хотя лучше подобные вещи не афишировать. Я имею в виду, не называть погосты, где вы побывали. Людям это может не понравиться.
— Само собой. Я стараюсь обходиться без свидетелей.
— Правильно. Господин Распутин, мне бы не хотелось, чтобы вы решили, будто я вас допрашиваю. Или пытаюсь на чём-то подловить. У меня такой цели нет. Просто вы личность весьма интересная. Необычная. А я не только возглавляю академию Драконьих всадников, но и являюсь председателем местного Дворянского собрания. Знаете, что это такое?
Я кивнул.
— Более-менее.
— Позвольте я вас просвещу более подробно. Это орган дворянского самоуправления, учреждённый ещё в тысяча семьсот шестьдесят шестом году. Филиалы существуют повсеместно — как в губерниях и даже в уездах. Законодательно нашу деятельность определяют два документа — «Учреждение для управления губерниями» и «Жалованная грамота дворянству». Мы занимаемся решением локальных общественных проблем. Но только не вопросами государственного устройства. Это запрещено во избежание вольнодумия. Созываются собрания раз в три года. При необходимости бывают чрезвычайные встречи, но на это уже требуется разрешение губернатора. Во главе каждого собрания, состоящего из дворян конкретной территории, стоит так называемый Предводитель.
— А вы, значит, Председатель? — вставил я.
Леонид Ольденбургский кивнул.
— Совершенно верно. Возглавляю Союз Дворянских собраний всей России. Ну, и являюсь Предводителем местного, Петербургского.
— Должность, как я понимаю, не номинальная, — сказал я. — Не просто почётное звание?
— Отнюдь. Мы являемся посредниками между кланами, когда их конфронтация доходит до того, что решить проблемы сами они не в состоянии. Мирно, я имею в виду. Тогда стороны обращаются в Дворянское собрание. Правда, не всегда. Далеко не всегда. Бывает, что одному из кланов нужна именно война. Но собрание такие вещи не поощряет. Все дворяне должны служить России, а не истреблять друг друга.
— Ну, на практике-то случается иначе, — сказал я.
— В этом и проблема. Потеря каждого Драконьего всадника ослабляет империю. Поэтому мы так заинтересованы в родах, которые возрождаются.
Леонид Ольденбургский остановился возле фонтана и присел на гранитный парапет. Чтобы не стоять перед ним, я расположился рядом.
— Что-то Дворянское собрание не торопилось принять участие в судьбе моего рода, — сказал я. — Наверное, потому что Распутины перестали призывать драконов?
— Совершенно верно. Как я уже сказал, забота о военном потенциале входит в наши обязанности. На род с магическим Даром собрание нашло бы средства, — старик многозначительно взглянул на меня.
— Кажется, теперь я понимаю, что вы пытаетесь выяснить, — ответил я. — Хотите понять, смогу ли я передать свой внезапно вернувшийся родовой Дар потомкам? И тогда уж решить, стоит ли поддерживать Распутиных.
— Увы, я не в праве распоряжаться фондами собрания по собственному усмотрению. Есть чёткие правила расходования средств.
— И главное условие — наличие магического наследуемого Дара, — понимающе кивнул я.
— Именно так. Рад, что вы оказались так догадливы. Ваши способности весьма впечатляют. Если бы можно было представить доказательства, что они ещё и передадутся потомкам, собрание смогло бы решить многие финансовые проблемы вашего рода, господин Распутин. Даже невзирая на противление Юсуповых. А они будут против, уверяю.
— Не сомневаюсь.
— Но правила выше них. Так что…
— Простите, но как я могу доказать, что мой Дар передастся потомкам? — перебил я собеседника, усмехнувшись. — Мне для этого нужно жениться, завести ребёнка, подождать, пока он подрастёт и призовёт дракона? Боюсь — вернее, надеюсь — что к тому времени поддержка Дворянского собрания Распутиным уже не понадобится.
Леонид Ольденбургский тоже усмехнулся.
— Не сомневаюсь, что вы считаете достаточно предприимчивым человеком, чтобы решить часть финансовых проблем рода, — сказал он. — Однако раздать долги — ещё далеко не всё, что нужно, чтобы возродиться из пепла. И откуда вы возьмёте деньги? Станете играть в карты? Делать ставки на скачках? Или свяжетесь с бандитами?
Я пожал плечами.
— Это уж моё дело.
— Не совсем, господин Распутин. Репутация — важная вещь. И Союз российского дворянства речётся о том, чтобы престиж его членов не падал. На это у нас есть высочайшее соизволение Его Величества, который, как вы понимаете, непосредственно заинтересован, чтобы аристократы подавали обществу пример.
Интересно, про бандитов он просто к слову упомянул или знает о моих связях с Елецким? Вряд ли. Не стал бы Председатель так глубоко копать. Для этого понадобилось установить за мной тотальную слежку, а я пока для него всего лишь странный парень, на которого, возможно, есть смысл поставить.
— Что же вы предлагаете? — прямо спросил я. — Как мне доказать, что мой Дар передастся потомкам?
— Доказательство не совсем верное слово, — Леонид Ольденбургский опустил руку в воду и поводил ею, делая вид, будто преследует золотых рыбок, в страхе разбегавшихся при приближении его пальцев. — Собственно, достаточно убедиться в том, что ваш Дар действительно вернулся.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, господин Ольденбургский, — проговорил я, так как мой собеседник сделал красноречивую паузу. — У вас этот факт вызывает сомнения?
— Не то, что вы способны творить магию, — качнул головой ректор. — Или поглощать некротическую энергию. Ваш дракон меня смущает. А опыт подсказывает старику, что всё, нарушающее привычный уклад, может оказаться не тем, чем кажется.
Мы встретились взглядами и смотрели друг на друга секунд десять, пытаясь проникнуть в душу собеседника.
— Не жду от вас признаний, — проговорил, наконец, Леонид Ольденбургский. — Однако советую всерьёз задуматься о том, чтобы найти способ подтвердить… скажем так, аутентичность своего Дара.
— Она не вызывает у меня сомнений, — ответил я вполне искренне.
Другое дело, что мои способности не зависели от местной системы магии, ибо шли от меня, а не поступали из Прави через драконов.
— Я буду присматривать за вами, господин Распутин, — спокойно сказал ректор. — Это не угроза. Я заинтересован в том, чтобы вы достигли своей цели — возродили былое величие рода. И позвольте заметить — примите это как совет старика — что открытая конфронтация с Юсуповыми, к которой вы почему-то стремитесь, не лучшая тактика. Вы слишком слабы — уж простите за прямоту — для этого. Пока, во всяком случае. Одно дело, когда вы препирались с княжной в стенах академии. Да, мне известно, что вы не поладили, и меня это нисколько не удивляет. Но задевать князя — дело другое. Тут вы не окажетесь один на один. За Юсуповым стоят огромные силы. Они раздавят вас. Сегодня всё обошлось, но я не всегда буду рядом, далеко не всегда.
— Я привык полагаться на свои силы, господин ректор.
— Не сомневаюсь. Однако это не значит, что их каждый раз будет оказываться достаточно. Если вы погибнете, род Распутиных уже никогда не поднимется.
— Благодарю за совет. И за участие. Но я пока не знаю, как удовлетворить ваше любопытство.
Леонид Ольденбургский кивнул.
— Всё же, не забывайте о моих словах. Они не пустой звук. Больше не стану вас задерживать. Время позднее, а вам нужно выспаться перед уроками.
— Да, не помешало бы, — согласился я. — Честь имею.
— Ступайте, голубчик. Я пока ещё тут побуду. Люблю это место. С годами становишься сентиментальным, знаете ли.
Может, у людей так и происходит — не знаю. Да и мне ли рассказывать ректору о годах, если, сколько бы он ни прожил, я прожил в разы, если не десятки раз дольше.
Отвесив Леониду Ольденбургскому учтивый поклон, я отошёл подальше и призвал Эфиора. Когда дракон спустился, поднялся по его крылу и велел нести меня домой.
Настоящий или нет, а с ролью транспорта, да и боевого помощника справлялся он отлично.
А на следующий день в академии я застал царящий в классе переполох: Рябушинская не явилась на уроки. Казалось бы, что такого? Ну, заболела или решила прогулять, но Суворова несколько раз звонила однокласснице, и та не ответила. Я тоже набрал номер девушки — с тем же результатом. Пиком же беспокойства стал момент, когда мы позвонили на последней перемене уже не на сотовый Рябушинской, а к ней домой. Трубку взял дворецкий. Выслушав Суворову (мы стояли вокруг, телефон был поставлен на громкую связь), сухо ответил, что юной госпожи дома нет. Она не появлялась со вчерашнего вечера, и он не знает, где она. Да, предпринимаются меры разыскать её, но пока безуспешно. Он будет благодарен, если мы сообщим в случае, если нам станет что-то известно.
— И что думать⁈ — растерянно проговорила Суворова, завершив разговор и обводя нас взглядом. — На Василису непохоже. Может, случилось что? Не представляю, что заставило бы её пропустить занятия…
Мне вспомнились слова Рябушинской о том, что она сделает всё, чтобы выяснить, кто убил её отца. Вот это, пожалуй, смогло бы. Чёрт! Неужели Василиса ввязалась в что-то, никому не сказав? По идее, вполне могла. Вопрос — что теперь делать? Я чувствовал, что остаться в стороне не смогу. Но даже не представлял, с чего начать поиски.