Проклятый код

Проклятый код. Смерть

— Беги Георг! Бери Мюриэл и бегите! Беги, как можно быстрее!

Я буду помнить эти слова всегда, буду помнить их до тех пор, пока во мне есть жизнь. Я пытаюсь взрастить в себе ненависть, ярость, я хочу сеять ужас среди людей. Но любовь к жизни, даже к жизни тех, кто ее отнимает превыше моих стремлений. Возможно боль потери, позже, поможет создать в моей сущности часть личности способной к ненависти. И я пишу эти строки для того чтобы когда это случится, не забыть кто я. Ненависть изменив меня, убьет во мне главное ради чего я был создан. Ненависть создаст во мне тьму.

Я спаун-дизайнер. Я был создан людьми, так же как и все другие спауны. Люди, наделили меня и мой биологический вид сверхъестественными способностями. Способностями недоступными самому человеку. Они смогли их забрать у Бога и передать нам, оставив своего Создателя в одиночестве и «ненужности» на краю Вселенной. Обреченный тем самым на забвение он жестоко отомстил людям. Наши способности, наша сила породила в них мелочный страх, смесь ужаса и зависти. Спауны, как прозвали нас люди, должны были стать лучшим продолжением их самих, но они не смогли понять предназначение своего творения, оценить его, и уже не смогут никогда. Они стали жертвой своей злой сущности.

В нас есть часть от человека, это большая часть, она говорит о том, что спауны связаны с людьми, неким подобием некой планетарной связи. Нам была уготована роль зависимой планеты, которая должна была вращаться вокруг солнца, подчиняясь всем капризам светила. Но получилось наоборот, мы не нуждались в Звезде, мы всего лишь хотели быть самими собой. Мы хотели вспыхнуть сверхновой, чтобы создать свой мир, отличный от людей. И в этом мы ошибались — люди никогда не позволят нам быть вне их бытия.

Мы себя всегда называли кумвитаи, что значит «видящие жизнь».

Мой путь начался, когда мне было немногим более двенадцати лет. Я еще тогда не знал себя. Не знал всех своих способностей, а был лишь ребенком, жившим в одной из закрытых лабораторий при научном центре, оставшемся после распада великого государства. Во мне была уверенность, что я всегда жил в этой лаборатории, не зная ни своих родителей, ни братьев, ни сестер. Все мои «родственники» были сотрудники этой лаборатории, меня это тогда устраивало, потому что во мне не было потребности, как у других детей рода человеческого найти своих мать и отца. Иногда я слышал в себе голос, который казалось, шел отовсюду, ото всей Вселенной. Люди, проводившие надо мной эксперименты, не понимали природы этого «голоса» считая, что я психологически болен, просто несовершенен с их точки зрения — их интересовали лишь мои сверхъестественные возможности, а не мой мир внутри меня. Именно они были важны для них, а не я как существо с сущностью человека и создателя.

В одну из ночей двое сотрудников, которые были мне ближе всего, если наделить их хотя бы отдаленно, личностными признаками «отец» и «мать», подняли меня с постели и показывая знаками молчать вывели меня из лаборатории. Меня посадили на заднее сидение в машину, после чего я вместе с ними покинул пределы знакомого мне мира.

Это было самое потрясающее чувство, что я испытывал до этого. Я открывал для себя мир мне неизвестный. Я чувствовал изгибающееся биоэнергетические линии вокруг, я чувствовал напряженную концентрацию электричества в атмосфере, которая вот-вот должна стать грозой с великолепными сияющими молниями, стать дождем несущим воду, среду для зарождения жизни. Миллиарды объектов, из которых состоит жизнь, окружали меня, я мог коснуться каждого из них, мог соединять их, менять так, как мне этого захочется. Тогда же я узнал о себе еще кое, что мне неизвестное и необъяснимое. Это мое умение «сиять». Кто-нибудь назвал бы это «светозарным эфиром», «фаворским светом», исходящим из меня в момент моего преображения, когда происходит соединение двух сущностей — человеческой и сущности кумвитая «видящего жизнь».

Я помню, как это было.

Мой восторг от познания мира был прерван тем, что я почувствовал, как невероятное тепло растекается по моему телу. Оно раскалялось от нестерпимого жара и я у слышал голос, шедший ко мне отовсюду. Мне казалось, что я сам был голосом и одновременно я был в нем.

— Что в имени моем тебе?

Он вопрошал снова и снова. Но я не знал, что сказать ему. Я был совершенно растерян и поглощён тем, что происходило вокруг меня. Я смотрел на свои руки, от которых шло яркое сияние, не понимая, что происходит. По всей поверхности кожи хаотично расползались тонкие светящиеся нити трещинок. Салон внутри машины заполнился мягким светом. Он просвечивал абсолютно все. Оставляя лишь тонкие мерцающие линии контуров. Я впервые увидел каждый атом, каждую молекулу. Я видел, как они взаимодействуют в живых клетках, образуя молекулы, белки, все химические соединения необходимые для существования жизни.

Но мои спутники, став свидетелями происходящих со мной метаморфоз, страшно перепугались.

— Проклятье! Кира, ты тоже видишь это? Что это может быть?

Женщина изумленно смотрела на меня не в силах произнести ни слова. Мужчина первым пришел в себя, преодолев психологический ступор, решил действовать.

— Чего ты на него уставилась, давай быстро шприц с хлорпромазином!

Она никак не отреагировала на его крики. Женщина смотрела на меня, не двигаясь. Ее сознание было наполнено удивлением, робким чувством испуга, от того что она впервые увидела нечто невероятно удивительное и необъяснимое. От мужчины шла ярость и злость. Я видел в нем его сердце, бившееся с такой высокой частотой, что его дыхание сбивалось, а кровь, пульсирующая по венам и артериям, создавала невероятное давление на их стенки и они были готовы лопнуть. Миллионы оранжевых микроскопических пузырьков с клубком-сердцевиной и с сотнями отростков, разнеслись по его организму, окутав его светящиеся контуры оранжевым облаком. Это были цитокины — небольшие пептидные информационные молекулы, несущие в его сознание гнев и страх. Он неожиданно свернул на обочину и затормозил так резко, что мы все полетели вперед и если бы не ремни безопасности, то, скорее всего, получили бы травмы в виде переломов и ушибов. Мужчина выскочил и, тряся головой из стороны в сторону, открыл багажник. Оранжевая аура гнева и страха тянулась за ним мерцающим хвостом. Вытащив из него сумку он резко распахнул дверь и защищаясь одной рукой от яркого света идущего от меня начал рыться в ней выбрасывая вещи. Наконец он нашел небольшую коробочку и трясущимися руками вытащил шприц. Но тут с ним рядом совершенно неожиданно оказалась женщина. Они соединились своими оранжевыми аурами, очутившись в одном коконе, наполненном миллиардами молекул цитокинов. Два жалких существа, сросшиеся флюидами страха.

Она схватила его за руку.

— Нет, Иван, не надо хлорпромазин.

Тот в ответ нервно дернул локтем, но она настойчиво вцепилась в него, повиснув на его руке. Он крепко сжал шприц и все же со злостью стряхнул ее на землю.

— Ты с ума сошла! Ты же видишь, с ним что-то происходит, мы можем потерять контроль над ним!

— Нет, прошу тебя, — зашептала она, и словно умоляя его, сложила ладони перед собой.

— Нет, ты действительно сдурела! Я всегда говорил, что мы не знаем, что создаем. Но сейчас надо что-то предпринять. Или у тебя есть другие соображения?

Она выхватила сумку и достала другой шприц.

— Не надо хлорпромазин, лучше пусть будет барбитал, он не должен страдать.

Я видел, как в ней трепетало тонкое чувство жалости.

— Черт, возьми, Кира, — выругался мужчина.

Но он все же взял из ее рук шприц и быстро вел мне в руку вещество, вводящее меня в состояние сна. Тогда я еще не умел управлять химическими веществами в моем организме. Я просто увидел некое расплывчатое изображение, то из чего этот раствор состоит и позволил ему распространиться во мне, по всему организму разносясь кровью по венам и артериям. Последнее что я услышал пред тем как погрузиться в глубокий сон, голос, вопрошающий ко мне.

— Что в имени моем тебе? Что в имени моем тебе?

Я очнулся уже днем. Солнце светило сквозь запыленное окно машины. Мои спутники сидели впереди меня и о чем-то спорили.

— Его все равно бы рано или поздно утилизировали, ведь ты же знаешь этот образец с сильнейшими признаками расстройства психики. Они создали существо, — мужчина замялся, подбирая слова, — с возможностями проклятого бога, но он просто псих. Понимаешь Кира больной псих! Это проходной материал. И вообще ходят слухи что, наши неудачные результаты поставили крест над всем проектом. Головное предприятие и университет сворачивают все работы над ним. Им проще создавать их в Китае или на худой конец в Европе, в какой-нибудь захудалой восточно-европейской стране.

— Он же еще ребенок, — женщина была очень сильно расстроена.

— Да какая разница! Я сам слышал от Родина, что они уже подготовили документы для утилизации этого образца. А он заведующий лабораторией и знает что говорит. Мы же его спасем. Слышишь? Спасем и немного на этом заработаем. Так что успокойся детка, все будет тип-топ, я тебе обещаю.

— Говорят, что, таким как он, они ставят особые нейронные переплетения, жгуты, так называемые нейронные перемычки, он будет, как раб работать в каком-нибудь закрытом помещении…

Но он не дал ей договорить.

— Зато он будет жить! Ты же этого хотела. И мы, совершив такой благой поступок и хорошо, я говорю, очень неплохо подзаработаем. Нам этих денег хватит на всю оставшуюся жизнь, где-нибудь в теплой стране. Мы не будем до конца жизни влачить жалкое существование в лаборатории управляемой всякими напыщенными уродами, выжившими из ума учеными старцами, делая за них всю работу. Хочешь, на эти деньги мы откроем свою Био компанию? На Западе, там свобода. Мы сможем так же заниматься наукой, но мы будем уже делать все что захотим и делать это будем для себя, для своих детей. Мы своих детей сможем создать их такими, какими захотим. Их ДНК будет совершенной, идеальной и они будут счастливым продолжением нас с тобой.

Он потянулся и поцеловал ее в лоб.

— Но надо заплатить лишь небольшую цену. А потом навсегда забыть об этом. Ведь объект, образец все равно, хотим мы этого или нет утилизируют. Это всего лишь спаун. Так их называют на Западе. Просто…, — он немного помолчал и решительно сказал, — их назвали в честь героя из комиксов, «отродье», так, кажется, это переводится. Он не полноценный человек, а лишь инструмент.

Он взял ее за подбородок.

— Ну, Кира поверь мне.

Женщина молчала, я только видел, как она изредка вытирала салфеткой лицо от слез.

Тогда мне было всего лишь двенадцать лет, я мало понимал, то о чем они говорят. Тем более я не видел другого мира кроме того что был внутри стен лаборатории. Я не видел других детей, кроме одно мальчика, которого молодые родители приводили с собой на работу. Это был мой единственный друг и объект общения.

Пока мы двигались несколько дней на машине по пустынным дорогам, избегая больших городов, мужчина постоянно вводил мне в кровь барбитал. Иногда я приходил в себя, меня кормили, поили, давали немного походить, размять ноги, а потом снова усаживали на заднее сиденье. Я лежал на заднем сиденье и бессмысленно смотрел через окно на небо, на облака, на ветки деревьев мелькающих на фоне неба. Тот первоначальный восторг от внешнего мира из-за действия химических препаратов очень сильно притупился. Я почти ничего не чувствовал, лишь продолжал слышать в себе и вокруг тот же голос.

— Что в имени моем тебе?

Он бился во мне настойчивой пульсирующей точкой. Но у меня не было сил ответить ему, я был дезориентирован, подавлен. Мое вялое мышление лишь равнодушно скользило по окружающему миру, не способное разрушить это состояние. Только он, голос, был настойчив. Он сформировал внутри меня сияющий сгусток энергии, в нетронутой барбиталом и хлорпромазин, который с молчаливого согласия женщины мне тоже начали вводить, область, способную сохранить мою личность и сознание. С каждым днем сияющий сгусток неумолимо рос, готовый вырваться наружу вспыхнув словно сверхновая. Тогда я еще не знал что это моя вторая сущность.

Вскоре мы беспрепятственно пересекли границу и оказались в Европе. Мы двигались по ее южным странам, где законодательство относительно торговли людьми и спаунами было более лояльным — оно просто покупалось у любого представителя власти. Иван изменился, он сильно нервничал, стал чрезвычайно раздражительным и злым. Я чувствовал его внутреннее напряжение, которое было, как темное мрачное облако. Он периодически срывался на своей спутнице, выплескивая на нее все свое разочарование и ярость. Иногда он разговаривал с кем-то по смартфону, убеждал, торговался, кричал, а потом отчаянно швырял смартфон, клал голову на руль автомобиля и тихо шептал.

— Все будет тип-топ, я обещаю.

К тому времени, когда я впервые увидел торговца спаунами, мы выглядели как настоящие бродяги грязные, с красными воспаленными от недосыпа глазами, в которых был страх, недоверие, усталость. Иногда останавливаясь в придорожных отелях, нам удавалось помыться и немного отдохнуть, но мы все равно выглядели, как бродяги. Наконец в один из дней в небольшом городке на Балканском полуострове, к нашей машине подошел странный тип в темных очках и гладко зачёсанными назад волосами. Он посмотрел на меня, опираясь на проем опущенного стекла в двери автомобиля.

— Этот?

Спросил он по-русски с очень сильным акцентом и кивнул в мою сторону.

— Да, — коротко ответил Иван.

Потом он кивнул в сторону Киры сидевшей на переднем пассажирском сиденье.

— Она со мной, — ответил на вопросительный кивок Иван, но потом, уже обращаясь к Кире, сказал, — сходи в магазин купи что-нибудь поесть и воды.

Тип одобрительно покачал головой.

— Женщина не должна быть в курсе всех мужских дел. Как говорят: «Женщины держат в тайне то, о чём они не знают».

Выждав, когда спутница Ивана удалилась, сказал:

— Мы никогда не имели дела с русскими спаунами. Я, так точно, вижу его впервые.

Он, чуть склонив голову, молча смотрел на Ивана.

— Я гарантирую, он уникальный образец, — ответил тот.

— Да, да, — засмеялся тип, — они все уникальные, китайские спауны, корейские спауны, мексиканские спауны из Южной Америки — все они уникальные. А потом оказывается товар обычный. Ты просишь слишком большую цену за него. Я согласился с тобой встретиться лишь из любопытства, так как ни разу не видел русского спауна.

Иван, переминаясь с ноги на ногу сказал.

— Это единственный русский спаун, даже этим он уникальный. Я могу немного скинуть, лишь за то, что у него есть отклонения в психике.

— Какие? — насторожился тип в очках.

— Он слышит голос, но в остальном этот образец отличный «товар», — подстроился под терминологию своего собеседника Иван.

Лицо торговца вдруг стало очень серьезным. Он отодвинул Ивана в сторону и приблизился ко мне.

— Как давно ты его слышишь парень?

— Почти с самого рождения, — запинаясь, едва шевеля губами, ответил я.

Тип повернулся к Ивану.

— Чем вы его накачиваете? — зло спросил он

— Барбиталом и хлорпромазином, он пару раз начинал светиться. Я боялся потерять над ним контроль.

Торговец присвистнул и изумленно уставился на меня.

— Светиться?! Черт побери! Ты говоришь, начинал светиться? Пацан не простой спаун, — задумчиво сказал он.

— Что тебе говорит голос? — спросил торговец.

— Он спрашивает. Что в имени моем тебе?

— Ты ему ответил?

— Нет. Я не знаю, что ему сказать.

— Очень хорошо. Правильно парень, не говори ему ничего, пока.

Иван нервно дернулся и спросил.

— О чем ты говоришь?

Торговец, продолжая ошеломленно смотреть на меня, присел на корточки передо мной и прошептал, так чтобы его не смог услышат стоящий рядом Иван, а только я и он сам.

— Будь я проклят! Спаун с аниматидным нейромодом и еще даже не инициализированный. Да это лотерея с джек-потом на миллиард.

И обращаясь ко мне ко мне сказал.

— Ты шкатулка с сокровищами и с сюрпризами. Бриллиант не огранённый.

Он поднялся.

— Ты даже не знаешь что у тебя в руках Иван.

Он впервые обратился к нему по имени.

— Я беру.

Коротко он бросил ему.

— Но вам нужно будет доехать до границы с Косово. Мы с вами сейчас в Румынии, а здесь в Евросоюзе торговля спаунами запрещена можно получить очень большой срок, а за такого спауна можно получить пожизненное заключение. Я дам тебе координаты, куда его привести. Это в Косово — а Косово черная, грязная дыра Европы международный узел, где торгуют всем, начиная от торговли людьми, где можно разделать человека на оригинальные органы, а не торговать искусственными органами, всеми видами наркотиков, женщинами любого возраста для борделей в арабских странах, оружием — за деньги, приятель, там можно все. Там на границе с Косово есть большая стоянка для большегрузных фур, там мы его у тебя заберем. А сейчас я отдам тебе часть денег.

Он отошел к своей машине стоявшей неподалеку принес несколько пачек евро перетянутых бумажной лентой с зелеными полосками.

— Остальное получишь на месте.

Иван схватил деньги, покрутил их в руках.

— Я хочу больше.

— Приятель ты уже назвал цену, — жестко сказал торговец.

— Да, но я не знал что он настолько ценный образец, — Иван чуть отвел в сторону мятый край рубашки и обнажил рукоять мощного травматического пистолета заткнутого за пояс.

— О-о, да ты настоящий ковбой! — весело воскликнул торговец, но тут же жестко спросил, — Сколько ты хочешь?

Я вдруг увидел, как вокруг него появляется страшное красное свечение. Он повернулся ко мне.

— Что ты думаешь об этом? — и, увидев мой взгляд, сказал, — спокойно парень ты еще пока не можешь пользоваться своими возможностями.

Потом повернулся обратно к Ивану и вопросительно посмотрел на него.

— Я хочу еще столько же, нет, в два раза больше.

— Это очень большие деньги, — спокойно произнес торговец, — а очень большие деньги развращают человека, я не уверен, что ты сможешь с ними справиться? Может лучше взять кэш о котором была договоренность сразу?

— Мне плевать, на то в чем ты не уверен, — выпалил Иван.

— Хорошо Иван, — торговец примирительно поднял руки, — привези его на место и ты получишь свои деньги.

— Только не вздумай меня нае***ть, — не унимался Иван, трясясь от злости, — если вдруг что-то не так я убью его и дело с концом ты не получишь ничего.

— Хорошо, хорошо Иван, — улыбнулся торговец, — все по-честному, только маленькая просьба, — он поднял руку перед лицом Ивана, не соединяя в кольцо большой и указательный палец показал некое маленькое расстояние между ними, — перестань накачивать его всяким дерьмом. Слышишь? Ты испортишь товар.

Подошла Кира с бумажным пакетом, наполненным едой и бутылками воды.

Я видел, как красная аура торговца стала угрожающе бордовой с черными размывами — это обозначало угрозу, что он убьет и Ивана и Киру. Но это видел я, а Иван же видел протянутую к нему руку.

— А вот и твоя женщина Иван. Ну, скрепим сделку? — весело воскликнул торговец.

Иван пожал руку.

— Помни, не пытайся меня нае***ть, — напомнил он ему, потом посмотрел ему в глаза и спросил, — а ты не боишься, что я могу сбежать с этими деньгами?

Торговец рассмеялся.

— Иван, это будет твоя самая страшная ошибка, совершенная в жизни. Поверь мне, лучше тебе этого не делать. Иначе ты и твоя подружка познакомитесь с Бютючи. Ни кто лучше него не свежует человека подвешенного на крюках в его скотобойне. Но по совместительству он еще в некотором роде ученый генетик.

Он добродушно кивнул, похлопал Ивана по плечу, потом развернувшись на одной ноге, словно балерина, пошел к своей машине. Я лишь услышал обрывок тихо оброненной им фразы.

— Jebem ti krv.

Встреча с торговцем живым товаром изменила Ивана в другую сторону, но больше всего на него повлияли деньги, лежащие в сумке на заднем сиденье. Он стал веселым, добродушным, часто шутил, обнимал Киру. Иван сидел за рулем с улыбкой на лице и мечтательно смотрел «в никуда». Но в противоположность ему женщина становилась с каждым часом все более мрачной и задумчивой. Глядя на нее казалось, она потеряла не просто интерес к жизни, а потеряла жизнь в себе. На все вопросы Ивана, Кира отвечала очень вяло, чаще односложными ответами, а иногда вообще не реагировала на обращение к ней. Большую часть пути она безучастно смотрела в окно, бессмысленно скользя взглядом по небольшим холмам, залитым солнцем и по сизым предгорьям на горизонте. Она пыталась о чем-то размышлять. Вела внутреннюю напряженную борьбу в своем сознании. Я видел эту борьбу в скрытых ото всех эмоциональныхвсплесках психологического опустошения, страха, неуверенности.

До Косово оставалось несколько часов пути, когда случилась трагедия.

Холмистая местность юго-восточной Европы незаметно стала гористой, и дорога запетляла среди отвесных скал с одной стороны, а с другой стороны она ограничивалась опасной каймой покатых обрывов наполненных огромными камнями. Дорожные знаки свидетельствовали, что мы въезжаем на территорию румынских гор и, миновав знаменитый своей протяженностью и мрачностью туннель Трансфэгэрашского шоссе, мы очутились в окружении дивного горного массива Бихор. Я впервые видел такую красоту — горные пики были покрыты густой хвойной и лиственной растительностью, отчего казалось, все вокруг наполнено острыми изумрудными волнами и мы двигались по этим волнам, поднимаясь и опускаясь по замысловатому серпантину дороги. Здесь было много жизни. Она наполняла каждый миллиметр поверхности. Я хотел протянуть руку в открытое окно, чтобы коснуться всего, что нас окружало. Так я мог бы соединиться с великой материей, с тем, что представляет ее самую активную форму существования. Я снова начинал слышать в себе голос. Но этому не суждено было сбыться.

— Мы не должны этого делать, — сказал неожиданно Кира, все также продолжая безучастно смотреть в окно.

— Я не понял о чем ты? — спросил Иван, отвлекшись от дороги.

— Я говорю, мы не должны этого делать. Поворачивай обратно!

— Ты чего? Совсем рехнулась! — закричал на нее Иван, — что, черт возьми, на тебя нашло?

— Мы совершаем с тобой ужасную вещь!

— Совесть проснулась?

Кира повернулась к своему спутнику. Ее взгляд был тверд, она непреклонно смотрела на Ивана.

— Не важно.

— Поздно, — прошипел он в ответ.

И прибавил газу.

— Слишком поздно на тебя снизошло. Мы уже взяли деньги.

— Так верни их.

— Я этого не хочу!

Закричал на нее Иван.

— Понимаешь, я этого не хочу! Я хочу продать этот проклятый кусок мяса, что сидит на заднем сиденье. Потому что я хочу получить деньги! Много денег! Да и ты мне не нужна. Я таких, как ты теперь могу купить целый десяток! Лучше тебя, с большими сиськами. Девок, которые не будут постоянно ныть, а выполнять только мои желания.

Кира вцепилась в его руку.

— Мерзавец, я тебе сказала, поворачивай обратно, я не дам тебе сделать этого.

— Отпусти проклятая дура! — завопил Иван, стараясь освободиться от ее рук.

В ответ на его действия машина вильнула, захватив левым колесом кромку дороги. Раздался хруст мелких камней летящих из под колес. Иван потерял управление и автомобиль резко сорвался вниз, налетая на огромные валуны. Машина с силой билась об них, теряя пластиковые части корпуса, которые, как брызги разлетались в разные стороны. Так она летела более сотни метров вниз, кувыркаясь и сминая элементы кузова. Нас швыряло по салону как тряпичных кукол. Никто не издал ни единого звука — почти полное молчание, кроме сдавленных тихих стонов, заглушаемых грохотом, скрежетом, шуршанием землю о кузова, стуком разбитого стекла, хрустом сломанных костей, рвущейся кожи. Я чувствовал, как в моей голове пульсирует точка, от которой по всему телу идут сильные импульсы, пронзающие каждый мой нерв. Именно эта пульсация не давала получить мне смертельные увечья. И я чувствовал, как нарастает громкость голоса во мне.

— Что в имени моем тебе?

Через некоторое время машина остановилась, издав протяжный скрежет, перевернулась на крышу. Ее задержал огромный, как гигантский карьерный самосвал, торчащей из земли кусок скалы.

Я пришел в себя и огляделся.

Передо мной лежала Кира.

Она, широко открыв глаза, смотрела на меня. Ее голова со слипшимися от крови прядями волос, была неестественно вытянута и заломлена. Казалось, она хотела посмотреть куда-то дальше меня, но шея не выдержала и переломилась. Из ее рта толчками шла кровь. Неожиданно я увидел нечто очень страшное — я увидел, как из нее уходила жизнь. Я видел, как распадались в ее мозге клетки нейронов, и он лишенный кислорода, становился бесполезной омертвелой массой. Я видел, как угасали миллиарды электрохимических импульсов создававших ее сознание. Но я увидел и другое, противоположное страху — совершенно неожиданно для меня, в течение всех этих страшных изменений, ее сознание оставалось спокойным. Я увидел нечто очень необычное — яркий свет там, где находился ее мозг. Вспышка, ставшая ярким сиянием, она вытянулась в бесконечное пространство долгой мерцающей линией, путь в бесконечность.

— Я вижу, — сказала она очень тихо, булькающим от идущей из гортани крови, голосом, — я ухожу.

Потом она сфокусировала свой взгляд на мне, улыбнулась, внезапно зрачки ее глаз резко расширились и сияние исчезло. Мозг умер. Все в организме, что в нем осталось живого, начало готовится к переходу, к последнему акту жизни — к смерти. Клетки организма, все еще имея в себе накопленные запасы веществ для своего существования какое-то время продолжали действовать, делиться, но уже начался неизбежный процесс смещения кислотно-щелочного баланса организма в сторону увеличения кислотности — ацидоз. Эта остаточная деятельность не была управляемой жизнью, а лишь агонией. Сразу после смерти мозга свою работу прекратило сердце. Кровяной поток, великая река жизни всего организма, застыла. Кровь начала густеть и из-за разрушения эритроцитов терять свой красный цвет, поэтому лицо Киры, которая продолжала смотреть на меня, мертвыми глазами приобрело бледный белый оттенок. Легкие, поврежденные при падении машины, наполнились кровью, их движение прекратилось, они больше не насыщали кровь кислородом, остановив газообмен. Органы через отмирающую, но еще жизнеспособную нервную систему «посылали» лихорадочные сигналы «запрашивая» от центральной нервной системы биологические алгоритмы для своей деятельности. Но мозг был уже мертв, поэтому не получая в ответ ничего, они останавливали свою жизнедеятельность. Клетки разрушались, распадались и умирали, в них прекращался процесс деления. ДНК становилась бесполезной частью организма, превратившись в черные скрученные нити с множеством разрывов. Я тогда еще не был тем, кто я сейчас, но тогда я впервые видел, как нечто живое превращается в абсолютное ничто.

Кумвитаи были созданы людьми для управления материей жизни, процессами в живых организмах. Человек, боясь смерти, не дал нам понимание того, что рождение и смерть две части одного важного события — жизни. Это было наше странное проклятье не принимать смерть, как часть жизни. Ведь я как видящий жизнь, сейчас, понимаю, что нет жизни без смерти. Люди создавали нас, отчаянно взывая к помощи своего разума, надеялись с помощью него исключить смерть из своей вселенной. Попрать неизбежный конец всего сущего. И им удалось создать нас, как часть своей антропогенезной мечты, ответ на тысячелетние геронтологические поиски, то, к чему хомо сапиенс стремился всю свою историю — мы кумвитаи не можем умереть. Именно за это они нас возненавидели за то, что им не доступно, потому что мы совершенное порождение их разума, следующая эволюционная ступень, а они так и остались неразрывной частью биосферы третьей планеты от звезды типа желтый карлик. Но они знали, что нас можно убить и они впоследствии стали нас убивать, создав жутких существ персекуторов. Так погибла моя жена.

После аварии я вылез через разбитое стекло. Я долго смотрел на два переломанных падением машины тела, чувствуя, как во мне формируется нечто, очень сильное, с самыми невероятными возможностями.

— Что в имени моем тебе?

Этот голос прозвучал так сильно, так громко так словно это было не только частью меня, но и частью всего мира.

— Атрайе! — ответил я, не осознавая и не понимая причин, почему я произношу это слово.

Мир вокруг всколыхнулся невероятной волной, мое сознание перестало быть метафизической, неосязаемой субстанцией моего мозга, оно подобно сильнейшему излучению пронзило всю живую и не живую материю. Это дало мне невероятное чувство присутствия всего мира во мне. Если бы можно было раствориться во всем, что было вокруг меня, присутствовать в каждой молекуле, отдать каждому существу часть электрохимического импульса из моего сознания, часть моей жизненной энергии, чтобы оно стало также частью меня, то я бы смог это сделать здесь и сейчас. Я видел невероятным образом свое отражение свое присутствие во всем, что меня окружало. Я был всей Вселенной, но при этом оставался человеком.

Впервые, созерцание смерти, понимание ее неразрывной связи с жизнью, помогло мне обрести себя, как Сидхарка Гаутама увидев свои «четыре зрелища», начал свой путь к пробуждению. Именно так я обрел свою вторую сущность. Та сверхчувствительная нервная система, сформированная во мне нейромодом, еще, когда я был эмбрионом, наконец-то соединилась с сознанием и сущностью человека. Но чтобы стать настоящим кумвитаем, спауном, как называют нас люди, я должен был обрести своего наставника. Того кто расскажет мне кто я такой на самом деле, тот кто поможет мне научиться пользоваться всеми моими возможностями.

По-видимому, в момент своего освобождения я очень долго сидел возле разбитого автомобиля, возможно несколько дней и смотрел на тела двух погибших людей, созерцая новые, неизведанные для меня события. Жизнь уже ушла из них окончательно, но в них начиналась другая жизнь — микробиоз. Миллиарды кишечных бактерий находящиеся внутри тел начали работу по поглощению мертвых тканей, ставших для них питательной средой, их вселенной. Раньше их подавляла иммунная система организма, теперь же в мертвых телах ее больше не было, как и не было сознания самого важного компонента существования человеческой Вселенной.

— Bunica aici e un copil viu

Рядом со мной раздался голос и я увидел склонившегося надо мной молодого человека с длинными черными волосами.

— Tipule, cum ești în viață? E de necrezut, nu ai nici o singură zgârietură.[2](Парень ты как остался живым? Это невероятно, на тебе ни единой царапины.)

Он посмотрел мне в глаза и легонько потряс за плечи. С другой стороны раздался удивленный свист и кто-то негромко крикнул.

— Marco, vezi ce e aici

— Ce este acolo?[4](Что-там?) — спросил молодой человек рядом со мной и оставив меня в покое распрямился в полный рост.

— Nu-ți vei crede ochii, banii. Mulți bani![5] (Ты не поверишь своим глазам, деньги. Очень много денег!)

Из-за перевернутой машины вышел подросток тоже с черными длинными волосами. В руках он держал сумку и ворох денежных купюр, некоторые из которых были испачканы кровью.

Молодой человек, нашедший меня, покачал головой и махнул, указывая жестом следовать за собой подростку, потом поднял меня на руки.

— Haide, trebuie să întrebi ce bunică se gândește la asta.[6](Идем, нужно спросить, что думает об этом бабушка.)

Мы долго поднимались по склону. Трагическое падение в машине было таким быстрым, что казалось он продолжалось совсем недолго, но как оказалось наша машина пролетела, кувыркаясь более двухсот метров вниз. У обочины был припаркован старенький фургон Фольцваген Транспортер. Боковая дверь фургона была распахнута и на сиденье, в окружении вороха тряпья и коробок, сидела пожилая полная женщина в цветастом платке с множеством украшений на груди в мочках ушей, на запястьях рук. Молодой человек поставил меня на землю.

— Stai aici,[7](Стой здесь) — сказал он мне.

Они с подростком подошли к пожилой женщине.

— Bunica arata ceea ce am gasit acolo in masina sparta. Suntem acum bogați

Она посмотрела на деньги. Увидев окровавленные купюры, озабоченно покачала головой. Но тут она увидела меня. Она приподнялась и сделал нетерпеливый жест, призывая на помощь своих внуков. Они помогли ей выбраться из фургона, она подошла ко мне. Я почувствовал, как по всему телу, словно тысячи мелких жуков, побежали мурашки. Она внимательно посмотрела на меня.

— L-am găsit acolo, într-o mașină spartă,[9](Мы нашли его, там, у разбитого автомобиля.) — сказал молодой человек, к которому подросток обратился, назвав его по имени Марко.

Но она подняла руку.

— Ох, помолчи Марко.

Потом обратилась ко мне.

— Не бойся меня. Я знаю кто ты. Что с тобой произошло?

— Bunico, arată ca un străin, nu ne înțelege,[10](Бабушка, он похож на иностранца, он не понимает нас) — сказал подросток, стоявший рядом с Марко.

Женщина засмеялась.

— Какие же вы глупые, Лачо! Он нас прекрасно понимает, он понимает всех людей на свете способных говорить. Он понимает любой, даже самый странный язык. А тех, кто не может говорить, он слышит. Так же, как слышит все, что сотворил наш Создатель. Это самый не простой мальчик, который вам встретился в жизни.

Подошел Лачо.

— Кто он, бабушка?

— Он видящий и творящий жизнь.

Лачо вопросительно уставился на женщину. Марко отвлек их от меня.

— Бабушка, мы нашли в машине деньги, очень много денег. Мы теперь очень богаты.

Женщина отрицательно качнула головой и повернулась к нему.

— Идите обратно к машине и оставьте их там, где нашли, — увидев протестующие взгляды, очень строгим голосом, сказала, — эти деньги несут смерть, она коснулась их своими костяными пальцами, они прокляты. Поэтому без возражений отнесите их обратно. Это деньги дьявола.

— Ну, бабушка, может я, все же возьму, ну хоть немного… — начал было Лачо.

— Не смей этого делать! — отрезала Мара

Было видно, что ее мнение для них было намного сильнее соблазна, поэтому Марко и Лачо хоть и нехотя, но все же поплелись вниз по склону, к разбитой машине.

— И не вздумайте взять хоть одну бумажку! Помните, что я вам сказала, они принесут для нас страшные несчастья, — крикнула она им вдогонку и повернувшись ко мне спросила, — так что с тобой произошло?

Я молча смотрел на нее. Мне казалось, что она понимает все и без моего рассказа.

— Ну, хорошо. Если захочешь сам расскажешь.

Вернулись Марко и Лачо.

— Все бабушка, — сказал, задыхаясь Марко, — на них страшно смотреть, — он махнул в сторону разбитой машины. Я не думаю, что мы должны сообщать в полицию, пусть это сделает кто-то другой. У нас и так с фараонами много проблем.

— Хорошо, — кивнула в ответ Мара, — давай садись за руль. Через два с половиной часа мы уже будем в Брашево. Только сделай большой крюк через Кучулата.

Она задумчиво посмотрела на меня и озабочено проговорила, словно обращалась сама к себе.

— А там нас никто уже не найдет. Тебя никто не должен найти.

Я продолжил свое путешествие в микроавтобусе по горным дорогам массива Бихор дальше. Но мы уже двигались в обратную сторону, на Север. При выезде из туннеля мы остановились у небольшого рынка, где Марко и Лачо купили козий сыр, колбасу, печеную на углях кукурузу. Я впервые попробовал эту простую еду. Внуки Мары смеялись надо мной, видя, как я с опаской откусываю кусок от румынской колбасы калтабош. Как долго рассматриваю золотисто — желтые зерна горячей от жара углей кукурузы. Я смеялся им в ответ. Это была совершенно другая поездка, мне никто больше не делал инъекций химических веществ. Люди окружающие меня были совсем другими. В их крови присутствовала большом количестве созидательная смесь из двух гормонов окситоцина и вазопрессина, то, что создает особый, так называемый «ген ангела». Именно он, синтезируясь рибосомальным путем в гипоталамусе, делает человека отзывчивым, наполняет его добротой, состраданием. Пожилая женщина Мара и ее двое внуков Марко и Лачо были румынскими цыганами, он ездили по каким-то своим, делав в соседнюю Молдавию. Но по дороге самый младший из ее внуков смог разглядеть в пропасти разбитую машину и сидящего рядом с ней маленького мальчика, которым был я. Я наслаждался путешествием и парил, словно в невидимых волнах. Я не знал, куда мы едем, но чувствовал, это будет новый дружелюбный для меня мир. Но и этому не суждено было сбыться.

Через какое-то время нам перегородил дорогу большой черный Мерседес. Он стоял по среди дороги, как огромное черное бревно, упавшее после сильной грозы. Перед ним, облокотившись на блестящий черный капот, стоял уже знакомый мне торговец живым товаром в компании здоровяка в спортивной одежде. Мара обхватила руками мое лицо и, смотря мне прямо в глаза прошептала.

— Прячься и чтобы ни случилось, молчи. Ты меня понял?

Я ощутил в ней страх. Я видел, как в ее мозге два маленьких органа, похожих на миндаль откликнулись на происходящие события повышенной экспрессией генов стамина. Я протянул к ней руки, чтобы снизить их активность, избавить ее от страха, который она испытывала, но она остановила меня.

— Не делай этого, мой дорогой. Если бы я не испытывала страх за тебя, за детей, за внуков… Если бы этого не испытывала каждая мать на Земле, то люди давно бы вымерли. Это страх матери за свое потомство. Помни, нельзя пытаться изменять все, что лишь тебе одному кажется неправильным, нас такими создал Господь.

— Кто он? — спросил я.

Она горько усмехнулась.

— Ну, вот ты и заговорил.

Она легонько подтолкнула меня к коробкам и вороху тряпья.

— Сейчас не время мой дорогой, говорить об этом, нужно лишь надеяться на его помощь.

Чуть расставив коробки, сунула меня в широкую щель между ними и завалила пакетами и тряпьем. Я оказался в темноте среди пыльных вещей, целлофановых пакетов, картона и прочей рухляди. Я отчаянно хотел остаться рядом с Марой и ее внуками, но не мог. Внезапно я почувствовал жжение в области головы. С моих рук начали струиться миллионы волн, которые тончайшими нитями проникали в молекулярную структуру окружающей материи. Я снова ощутил возможность соединиться со всем окружающим меня миром, я стал частью живой материи, частью людей находящихся рядом со мной — Марко и Лачо. Мое сознание позволяло все видеть и слышать то, что происходило снаружи. Я мог быть ими.

Марко остановил фургон. Торговец, немного помедлив, подошел к нему.

— Далеко собрались ромалы? — с улыбкой сказал он.

— На Север, — ответил Марко.

Торговец махнул рукой своему товарищу и тот так же не спеша, как и его бос, подошел к фургону.

Сам же он обошел автомобиль и распахнул боковую дверь. Мара спокойно смотрела на него.

— Я не буду долго ходить вокруг да около. У вас есть то, что принадлежит мне.

— Он не принадлежит никому! — твердо ответила пожилая женщина.

— Послушай старуха, я и так слишком добр с тобой. Я торгую особой живностью и мы заплатили за него деньги, это поверь, очень немалые деньги. Я убью любого, кто попытается встать у меня на пути.

Но Мара бесстрашно ответила ему.

— Можешь забрать свои грязные деньги у разбитой машины. Они все до единого евро лежат там, под охраной двух проклятых Богом мертвецов. Забирай их и уходи.

— Не-е-т, — протянул торговец, — есть нечто большее чем те деньги, кстати, там немного не хватает, поэтому ты отдашь мне то, что принадлежит мне.

— Мы не брали твоих дьявольских денег!

Сидевший на переднем пассажирском сиденье, и до этого молчавший Лачо, заплакав, жалобно сказал.

— Бабушка, прости, я взял немного. Я не знал, что все так может выйти плохо.

Он вытащил несколько смятых купюр из-за пазухи и дрожащими руками протянул торговцу.

— Цыган есть цыган, — усмехнулся торговец, — оставь их себе рома, — он заговорщицки ему подмигнул и игриво покачал головой, — ты наверное хотел купить игровую приставку?

— Ах ты, глупый, что же ты натворил! — воскликнула в сердцах пожилая женщина, и обращаясь к торговцу сказала, — забирай свои деньги и уходи, он всего лишь неразумный ребенок, побойся Бога!

— Нет! Мне нужен мой товар!

Торговец сказал это с холодной злостью. Он повернулся к своему товарищу.

— Хватит разговоров. Кончай щенков, а я займусь старой ведьмой.

Его сообщник быстро достал из-за пояса пистолет и быстро выстрелил прямо через лобовое стекло в Марко и Лачо. Сам же торговец несколько раз выстрелил в онемевшую от ужаса Мару.

— Он спрятан там в этой куче мусора, тащи его в машину, и двигаем отсюда, — подытожил события торговец.

Что я ощутил в тот момент?

Страшный по своей силе удар, мне казалось, что я, двигаясь в кромешной темноте на огромной скорости, врезался грудью в стоящую стену. Каждый выстрел отдался во мне сокрушающим ударом кузнечного молота. Хруст костей и лопающейся кожи, размозжение внутренних органов. От удара я не мог вздохнуть, не мог шевелиться, все тело онемело, я его не чувствовал, оно словно исчезло, я перестал существовать. Так я был состояние нескольких секунд. Внезапно накатила разрывающее сознание, жгучим пламенем боль. Она была такой силы, что казалось ее, пережили все клетки в моем организме, каждый нерв в моем теле. Меня словно жгли раскаленным быстро вращающимся сверлом. Физическая боль переплелась с другим чувством — я ощутил бесконечный мучительный страх. Абсолютное, пронизывающее все мое существование одиночество, что испытывает каждый человек перед, открывшейся у его стоп черной бездны. Именно у этого рубежа приходит осознание — тебя больше нет, и не будет никогда. Я пребывал трепетной угасающей искрой в совершенно черном мире, одинокий, потерянный, в окружении тьмы небытия. Ничего более страшного и ужасного я в своей жизни до этого не переживал. До этого я видел смерть со стороны, когда умирала Кира, теперь я переживал ее сам.

Я не выдержал, и испытывая жуткие мучения закричал.

— Атрайе!

Снаружи раздался голос торговца.

— Я же сказал спаун там. Мерджим, тащи ублюдка сюда.

Передо мной начали разлетаться коробки и пакеты со скарбом цыган. Чьи-то сильные руки выхватили меня из полумрака фургона и швырнули на землю.

— Осторожнее с товаром, придурок!

— Черт возьми, он горячий, что твоя сковорода, — огрызнулся здоровяк, на претензии боса.

Я увидел перед собой тело Мары в луже крови. Он лежала, закрыв глаза, но я уловил отголоски ее затихающего сознания. Я протянул руки и попытался удержать в ней жизнь, я заставил ее клетки снова делиться. Чтобы пробитые легкие могли снова снабжать кровь кислородом, я заставил их сокращаться. Они хлюпали, набирая кровь, но повинуясь мне, все же выполняли свою функцию. Я сжал ее доброе сердце, придав ему снова движение. Я возвращал к жизни то один, то другой отмирающий орган. В ответ на мои действия она закашлялась, изо рта брызгами пошла кровь. Грузное тело содрогнулось в судорожных конвульсиях, пытаясь снова вернуться к жизни.

Я не мог больше сдерживать себя. Я вспыхнул, распространяя вокруг себя сияние. Моя вторая сущность, соединившись с моей человеческой половиной, проникла в ее мозг, я стал тщетно восстанавливать разрушенные нейронные связи. Но я был неразумный испуганный ребенок, что я мог сделать. Я шел по скорбной дороге Брейгелевского слепца, не понимая своих ошибок, своей судьбы, отчаянно вопя, верша на своем пути не жизнеспособные фантомы, заставляя своей волей их жить и готовый вот-вот сорваться в пропасть безумия и страха.

Внезапно, сквозь предсмертную агонию ко мне пробился голос, я услышал наполненные страданием слова Мары.

— Умоляю тебя, дорогой мой, не мучай меня, прошу, отпусти, дай мне уйти.

Я опустил руки, чувствуя, как в бесконечной тьме ее сознание устремилось от меня прочь, вспыхнуло яркой точкой где-то невероятно далеко от меня и исчезло. Мара была мертва.

— Проклятье сияет! Похоже, пока ублюдок кочевал с этими вонючими цыганами он инициализировался. Давай Мерджим, поторапливайся, вечером нам нужно быть на границе.

Рядом со мной стоял торговец живым товаром и с интересом смотрел на меня, прикрыв ладонью глаза.

— И что он от этого меньше будет стоить? — спросил здоровяк, направляясь ко мне.

— Думаю, нет. Я впервые вижу такого уникально спауна, я даже не знаю его настоящих возможностей, также как и настоящей цены, — сказал задумчиво торговец, взяв своего товарища за плечо, — Возможно, мы оставим его себе. Так он принесёт больше денег, а продать мы его всегда успеем. Но думаю, пока этот ублюдок еще маленький и не смышлёный, стоит его немного выдрессировать, — он подтолкнул здоровяка, — отвезем его к дженигруму[11] коротышке Фитиму чтобы он обуздал эту скотину нейронным жгутом… так на всякий случай.

— Черт, бос, он сияет, — озадачено сказал Мерджим, — как я его возьму? Он, наверное, горячий, как адское пламя.

— Тупица! — рявкнул торговец, — Это не настоящий огонь. Это просто сияние спауна. В этот момент эти ублюдки, которые из них имеют аниматидный нейромод соединяются со своей второй сущностью. Если тебе страшно, то огрей его чем-нибудь, выключи или накрой. Придумай что-то, почему я все время должен тебе подсказывать и учить. Делать все работу за тебя.

Он чуть придержал рукой своего товарища.

— Только будь аккуратным. Он должен быть в целости и сохранности. Ты меня понял? — он угрожающе перехватил Мерджима за ворот спортивной куртки.

Тот в ответ проворчал что-то нечленораздельное и прикрывая ладонью глаза подошел ко мне. Я почувствовал угрозу. Она исходила от обоих бандитов. Их страшная сущность была следствием сильнейшей мутации особого гена кодирующего фермент моноаминоксидазу-А. Он известен в науке, как так называемый «бойцовский ген» или «ген агрессии». Если люди с этой мутацией не получают соответствующей психоневрологической коррекции, а вместо этого попадают в благоприятные условия для взращивания темных свойств своей натуры, они становятсятеми людьми, что в тот момент были передо мной. Мерджим, жмурясь, схватил меня за воротник одежды, накрутил его на свою руку.

— Вот что щенок, будь паинькой. Не заставляй меня делать тебе больно и тогда для тебя все будет хорошо.

Это был невероятно сильный человек, беспощадный и жестокий. Любому даже очень хорошо физически подготовленному человеку было бы чрезвычайно трудно справиться с ним. Нужно было, во что бы то ни стало разрушить его силу — чтобы избежать рук хладнокровного убийцы. Я смотрел сквозь него, видя все его органы, тренированные мышцы, кости скелета. Его кости были настолько прочны, что Мерджим мог выдержать невероятную нагрузку, разрушительную для любого другого человека. Он мог своими руками разбивать камни и рвать металл, он казался несокрушимым гигантом. Разрушить его скелет, значит лишить его силу своей главной основы — прочности. Только так.

Это была моя ответная, бессознательная реакция на его агрессию. Я запустил в его организме распад особых фибриллярных белков — коллагенов, составляющих основу коллагеноминеральных композиций всех его костных, хрящевых и соединительных тканей. Я разрушал пептидные цепи молекул коллагена и видел, как распадаются его кости, превращаясь в желеобразное вещество.

Он почувствовал, что с ним что-то не так. Лицо удивленно вытянулось, и перекосилось от бессильной ярости и злости. Он пытался меня схватить, чтобы ударить, но вместо этого рука безвольно повисла, мертвым дождевым червем. Он оплывал, превращаясь в кожаный мешок, наполненный жизнеспособными органами и желеобразной массой, то, что осталось от его костей, хрящей, сухожилий, соединительных тканей. Наконец он отчаянно выбросил вперед конечность, отдаленно напоминающую руку и с трудом просипел, обращаясь к торговцу.

— Помоги мне Арджан…

Жалобно стонущая бесформенная масса сгрудилась у моих ног. Коллаген продолжал распадаться и кожа расползлась, как тянущийся во все стороны тонкий латекс. Наконец она лопнула в нескольких местах большими дырами, окончательно превратившись в мелкие ошметки и облепив остатками лоскутов месиво этого живого мешка. Процесс исчезновения кожи высвободил наружу еще действующие органы. Сердце продолжало биться, перекачивая кровь, подрагивая в осклизлой желатинокровавой массе. Легкие еще сокращались, расплескивая небольшие волны крови от судорожных движений. Его мозг, лежал беззащитным серым комком на твёрдом асфальте и я осязал всеми своими чувствами кумвитая леденящий душу страх, исходящий от его нейронной активности.

Торговец словно завороженный смотрел на происходящее не в силах сказать хоть слово.

— Что ты, делаешь?

Он пришел в себя и посмотрел на меня взглядом, в котором уже больше не было спокойствия. Он был наполнен трепетом и ужасом. Он выхватил пистолет и направил трясущейся рукой на меня.

— Не тронь меня проклятый ублюдок! Что ты сотворил с Мерджимом?

Он попятился назад, споткнулся и упал. Он тряс передо мной рукой держащей пистолет и истошно кричал.

— Не трогай меня мерзкая тварь. Я выстрелю, как только почувствую, что ты пытаешься превратить меня в кровавый фарш. Поверь, я успею снести твою проклятую башку, искусственный выродок.

Он отползал от меня, скользя ногами по асфальту, залитому кровью своих жертв и кровью Мерджима.

Тогда я совершил свои первые манипуляции, воздействуя на человеческое ДНК, секвенировал и исправил несколько генов. Я увидел в его Х- хромосоме несколько вариантов гена моноаминоксидазы типа А, ответственных за то, что он стал жестоким и беспощадным убийцей. Кодируемый этим геном фермент должен вовремя разрушать несколько важных нейромедиаторов класса моноаминов, что образуются в нейронах и переносят биологически активные химические вещества через синаптическое пространство. Ген работал медленно, слишком мало вырабатывая необходимого фермента, что достаточно плохо способствовало утилизации адреналина, норадреналина, серотонина и дофамина.

Я исправил плохую работу гена. Но я помнил, что у Мары чьей безграничной добротой я был обласкан, было доминирование дофамина, окситоцина и вазопрессина именно они делали ее доброй и отзывчивой. За это был ответственен фермент Катехол-О-метилтрансфераза, он усиливал распад моноаминов и катехоламинов. Которые были в избытке у торговца живым товаром. И он же связан с выработкой важных веществ дающих человеку возможность испытывать эмпатию — дофамина, окситоцина и вазопрессина, названых «геном ангелов».

Торговец какое-то время продолжал угрожать мне пистолетом, но потом его злобный взгляд стал другим. Он выронил оружие и с ужасом посмотрел вокруг. Два убитых подростка в кабине. Марко сидел, запрокинув размозжённую пулей голову назад, треснувшее лобовое стекло было забрызгано кровью, кусочками мозга и костей черепа. Несчастный Лачо получил пулу в нижнюю часть головы, она перебила позвоночник у основания черепа. Он свесился в открытую дверь, словно хотел выпасть, но так и остался висеть на ремнях безопасности. Его кровь продолжала тонкой струйкой течь вниз на мелкий гравий обочины. Окровавленное тело Мары съехало из салона фургона, она полулежала, запрокинув голову на подножку салона. Страшную картину дополняла большая куча тихо шевелящейся массы то, что осталось от его товарища.

Он пронзительно посмотрел на меня, его лицо исказила гримаса боли и страдания. Возможно, он также припомнил все, что сделал в своей прошлой жизни стыдного, ужасного, сколько жизней он отнял, сколько людей сделал несчастными, изломав им судьбы.

— Господи! Что я наделал… — произнес бывший торговец живым товаром.

Его тело сотряслось от рыданий и безутешного крика раскаяния.

— Почему? Почему? Что же это?

Он повторял, не останавливаясь, этот вопрос и корчился на асфальте, закрыв лицо руками.

— Господи, почему ты позволил мне быть таким? Будь я проклят! Будь я проклят! Это невыносимо!

Неожиданно у меня в глазах потемнело. Я упал, испытывая страшное чувство опустошения и невыносимой боли. Умер Мерджим, его сознание прекратило свое существование, навсегда погаснув. Хотелось вырвать из себя часть этих воспоминаний, но они жгли, сводя судорогами все мое тело. Я созданный творить и оберегать жизнь, стал невольным убийцей. Нет для моего вида ничего неприемлемого поступка. За короткий период своей жизни вне стен лаборатории я созерцал смерть, я умирал и я отнял жизнь, став убийцей.