Пропаганда гомосексуализма в России

ОТ РЕДАКТОРОВ Маша Гессен и Джозеф Хафф-Хэннон

ДЖОЗЕФ

Все началось с совершенно невероятной любовной истории — ее в самых общих чертах рассказала мне этим летом тихая русская девушка Татьяна. С будущей женой Аной она познакомилась в интернете, девушки жили тогда на разных концах света, но несмотря на это между ними завязалась оживленная переписка. Несколько месяцев спустя они наконец встретились в Москве, это первое свидание было коротким, но абсолютно незабываемым. Они полюбили друг друга, поселились вместе в Нью-Йорке, завели дочь и, прожив почти что десять лет одной семьей, зарегистрировали брак вскоре после того, как Верховный суд США признал Закон о защите брака отчасти неконституционным. История Татьяны запала мне в душу — я вообще обожаю рассказы про любовь.

На пикнике в парке над Ист-Ривер в Квинсе было много холодного свекольника, русской выпечки и вина. Пикник устроила компания русских и русскоязычных ЛГБТ-активистов — среди них были и участники нашумевших акций против российской гомофобии, те, к примеру, кто в знак протеста выливали на землю русскую водку перед посольством РФ. К тому времени новостные медиа как раз начали уделять много внимания России как стране-организатору самой дорогой в истории и, как многие опасались, самой гомофобной Олимпиады. Меня сюжет с российской гомофобией заинтересовал главным образом постольку, поскольку она способствовала разрастанию сплоченного и все более заметного в Нью-Йорке и вообще в США сообщества эмигрировавших из России геев и лесбиянок.

Мы с Татьяной оба впервые оказались в компании этих людей, и я спросил, что ее сюда привело. «Я теперь жената и понимаю, как это здорово — пользоваться теми же правами, что и все остальные. Нельзя просто так сидеть сложа руки, когда у тебя дома время повернулось вспять».

За месяц или два до этого президент Путин подписал злосчастный закон о запрете «пропаганды нетрадиционного образа жизни», коряво составленный законодательный акт, по которому запрещено заявлять о социальной равноценности гетеро- и гомосексуальных отношений, распространять материалы в защиту прав сексуальных меньшинств, а также «пропагандировать» — а по сути, и освещать — в средствах массовой информации и в интернете жизнь, тем более жизнь интимную, лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. То есть о любовных отношениях людей вроде Татьяны, чей межконтинентальный роман привел в итоге к созданию семьи, в России рассказывать противозаконно, особенно если рассказ могут услышать или прочитать в интернете несовершеннолетние. Например, собственная Татьянина дочь.

Один-единственный росчерк пера поставил вне закона личную жизнь нескольких миллионов граждан огромной, раскинувшейся на девять часовых поясов страны со 140-миллионным населением. Ее снова выпихивают из правового поля, куда она медленно, но верно внедрялась в годы «оттепели» наступившей после крушения Советского Союза.

Чушь и дикость. Но в то же время и блестящий стратегический ход: это если сугубо прагматически посмотреть, какие цели ставила перед собой власть и каких результатов добилась. А хотела она в стране, где коррупция достигла поистине эпических масштабов, а начальству не терпится окоротить поднявшее было голову гражданское общество, посредством дешевого популизма настроить толпу против слабого меньшинства, которое не может постоять за себя в средствах массовой информации. Лишить российских геев и лесбиянок всякой возможности требовать равноправия, заявлять о себе в публичном пространстве. Запретить им открыто представлять ЛГБТ-сообщество на телевидении, в кино, изобразительном искусстве — и во всех других сферах, которые открывают доступ к массовой аудитории. Власть стремилась сделать так, чтобы в стране нельзя было издать книгу о российских мужчинах и женщинах, проживающих самую что ни на есть российскую жизнь, ищущих и обретающих любовь, которая кому-то приносит радость и наслаждение, а кому-то — страдание. После принятия гомофобного закона я понял, что такую книгу нужно непременно сделать, и чем быстрее, тем лучше.

Когда замысел начал более или менее оформляться и я задумался о практической стороне работы над книгой, герои которой живут за много тысяч миль от меня, первым, кого мне захотелось вовлечь в свой преступный замысел, была Маша: я внимательно следил за ее деятельностью, ее репутация была мне хорошо известна. Меня выручил принцип шести рукопожатий: я припомнил, что мой кучерявый русский друг Борис состоит с Машей в отдаленном родстве, вытянул из него ее адрес, на который и отправил длинное письмо с описанием своего замысла — сборника современных российских любовных историй, рассказанных от первого лица. «Гей-пропаганда» — так должна была называться эта книга.

МАША

Не могу сказать, что предложение Джозефа меня обрадовало. У меня и без того было полно дел. И мне определенно не хотелось связываться с очередным американцем, который из самых добрых побуждений решил заняться просвещением российской публики, пребывая при этом в ужасном заблуждении, что если русских чаще знакомить с геями и лесбиянками и больше им о геях и лесбиянках рассказывать, то они со временем перестанут быть гомофобами. Большую чушь трудно себе представить.

Проблема ведь вообще не в гомофобии российского общества, а в Кремле, откуда была запущена кампания против нас, идеальных «иностранных агентов», таких Чужих, что дальше некуда.

Глава Русской православной церкви патриарх Кирилл объявил набирающую силу в мире тенденцию легализации однополых браков знамением апокалипсиса. Популярный ведущий Первого канала, передачи которого принимаются в 98 % российских домохозяйств, пустил в эфир несколько сюжетов, объясняющих, что ЛГБТ-сообщество — это и есть Антихрист. Второй человек в иерархии государственного телевидения, выступая на одном из ток-шоу в качестве гостя, выразил мнение, что просто запретить «пропаганду гомосексуализма» недостаточно: геям надо вдобавок «пожизненно запретить донорство крови, спермы, а их сердца в случае автомобильной катастрофы зарывать в землю или сжигать, как непригодные для продолжения чьей-либо жизни».

Геев выставляют источником смертельной опасности и одновременно существами неполноценными в сравнении с гетеросексуалами. Это классическая риторика военного времени, которую непрерывно и огромными дозами скармливают населению. Идет это с самого верха, насаждается с использованием гигантского государственного ресурса, и никаким доморощенным просвещением делу не поможешь. Даже пробовать, по-моему, было бы неправильно: в самой попытке содержится согласие с официальной версией происходящего, что, мол, новые законы лишь отражают чаяния общества.

Я поздно обратила внимание на гомофобную кампанию в стране: телевизор я не смотрю уже много лет, и среди моих знакомых нет никого, кто бы его смотрел. Про антигейские законы в провинции я знала, но не принимала их всерьез. Но когда в марте 2012 запрет на «пропаганду гомосексуализма» ввели в Санкт-Петербурге, втором по величине городе страны, стало ясно, что скоро парламент продублирует его уже на общенациональном уровне.

«И что нам теперь делать? — спросила я у своей подруги. — Покупать новые машины или, наоборот, распродавать все, что можно, и быстрее сваливать?» Дарья как раз незадолго перед тем родила нашего третьего ребенка, и тут выяснилось, что в наших маленьких машинках некуда крепить детское кресло, а прогулочная коляска не влезает в багажник, поэтому я начала присматривать автомобили попросторнее. В то же время у нас было трое детей — трое несовершеннолетних, живущих с нами в одной квартире, — то есть мы нарушали закон о «пропаганде гомосексуализма» каждый раз, когда касались друг друга, целовались или уклонялись от обязанности напоминать детям, что наша семья хуже и неполноценнее соседской. Я была близка к панике, что на меня, в общем-то, непохоже. Но Дарья, обычно воплощенное благоразумие, сказала: «Да ну, на фиг. Остаемся. Такого просто не бывает». Подозреваю, что кормление грудью иногда внушает женщинам ложное ощущение безопасности.

Я отправилась на крупнейший независимый телеканал «Дождь» (чья аудитория уступает аудитории государственных каналов, по самым оптимистичным оценкам, в семь раз) и записала воззвание. Я показала фотографии своей семьи и объяснила, что новое законодательство лишает меня права воспитывать моих детей. Рассказала, что антигейский закон официально вводит разделение граждан на первый и второй сорт. Призвала всех людей доброй воли в знак протеста против надвигающегося фашизма надеть значки с розовым треугольником. Я заказала 6 000 таких значков и довольно быстро почти все раздала. При взгляде изнутри моего теплого московского круга начинало казаться, что жизнь должна вернуться в привычное русло.

Своим телеобращением я, помимо всего прочего, персонализировала борьбу. Тут я прибегла к проверенной тактике: кампании в защиту прав сексуальных меньшинств всегда приносили лучший результат, если ассоциировались с конкретным живым человеком. Однако на этот раз, впервые за долгие годы работы в оппозиционной журналистике и в защите прав ЛГБТ, я сделала мишенью для неприятеля не только себя, но и свою семью. Борьба перешла на личный уровень.

Петербургский депутат Виталий Милонов, один из главных сторонников запрета «пропаганды гомосексуализма», заявил в интервью самой тиражной в стране ежедневной газете, что несчастных российских сирот надо защищать «от извращенских семей, как у Маши Гессен» (наш старший сын — усыновленный). Кремлевское молодежное движение «Наши» обвинило меня в стремлении уничтожить институт русской православной семьи. Председатель думского комитета по делам семьи Елена Мизулина поклялась разработать механизм отъема детей у однополых пар. Вожак православных активистов-гомофобов Дмитрий Цорионов (Энтео) публично вызвался усыновить моих детей. Кроме того, в день принятия федеральными депутатами закона о «пропаганде гомосексуализма» он собственноручно бил меня на акции протеста у стен Думы.

В июне 2013 мы вынуждены были признать, что наша семья войну проиграла и что нам придется-таки покинуть Россию. Первоначально мы планировали дождаться окончания 2013/2014 учебного года, но уже через месяц стало ясно, что закон, позволяющий лишать гомосексуальные пары родительских прав, скорее всего, примут весной 2014, поэтому мы перенесли отъезд на конец декабря. За осень нам предстояло избавиться от добра, скопившегося за двадцать лет жизни в России, среди прочего, мне надо было найти покупателя на мой желтый «Мини Купер» с красным салоном и пробегом на тот момент меньше 10 000 километров, а также понять, где мы будем в Нью-Йорке жить, где работать, в какие школы отдадим детей. За всем этим мне было уж точно не до нового книжного проекта.

Но когда Джозеф наконец настиг меня в скайпе, он, что было мило и неожиданно с его стороны, ни словом не обмолвился о просвещении российского народа. И вообще, произвел впечатление человека, который все понимает правильно. А когда Джозеф прислал историю Татьяны, до меня наконец дошел смысл его замысла: он придумал самиздатский проект, хотел поделиться житейскими историями с узким кругом читателей, с теми, кому это действительно было нужно. Я вспомнила, как в детстве в советские времена читала (а еще перепечатывала и переплетала) машинописные книжки, вспомнила, как важны они были для меня: эти книги служили доказательством того, что мы с родителями не единственные, кто думает не так, как большинство. Некоторые из этих книг рассказывали об иной, разумно устроенной действительности. Некоторые, наоборот, высмеивали или объясняли действительность, в которой жили мы. Самые, наверное, главные так или иначе говорили то, что хотелось бы сказать и мне. Посредством самиздата никто не пытался образумить общество в целом: четыре «эриковские» копии были нужны для того, чтобы вести разговор с единомышленниками и чтобы этих единомышленников находить. В юности самиздатские книжки помогли мне сохранить здравый рассудок. Такая помощь нужна была мне и сейчас.

Работа над книгой шла тяжело и сумбурно, в процессе было допущено много грубых ошибок. Мы задались целью выпустить ее до начала Олимпиады, поэтому нам приходилось торопиться. Журналистам, которые брали для нас интервью, с трудом удавалось разговорить тех, по кому больнее всего били новые законы: неохотно рассказывали о себе пары с детьми, особенно мужские, и мало зарабатывающие провинциалы.

Я так и не убедила дать нам интервью никого из гомосексуалов в возрасте: они на себе испытали, каково было быть геем или лесбиянкой в СССР, и зачастую устраивали свою семейную жизнь так, как никто никогда не устраивал на Западе: со сложносочиненными отношениями, зачастую с довольно большими семьями. В какой-то момент я испугалась, что все героини-лесбиянки окажутся у нас исключительно юристами и психологами из Москвы. И все-таки мы записали интервью с молодыми лесбиянками, у которых едва не отобрали ребенка по суду; с двумя парами геев, воспитывающих детей совместно с гетеросексуальными женщинами; с безработным активистом ЛГБТ, который ценой огромных усилий худо-бедно держится на плаву; помимо москвичей и петербуржцев, в книге представлены жители Сочи, Екатеринбурга, маленьких городов, названий которых наши герои предпочли не упоминать, ну и, разумеется, Нью-Йорка, Вашингтона и Сиэтла.

Я готовила текст одновременно на двух языках, поэтому каждое интервью проходило через мои руки по нескольку раз: надо было отредактировать русский оригинальный текст, потом выправить его английский перевод и в завершение проверить, чтобы между разноязычными версиями не оказалось крупных расхождений. Эта работа шла в ноябре 2013 года. В этом месяце самый большой гей-клуб Москвы сначала подвергся налету вооруженных людей в масках, потом другие люди распылили в его помещении слезоточивый газ; администрация ЛГБТ-кинофестиваля в Санкт-Петербурге получила пять телефонных звонков о якобы заложенных в кинозалах бомбах; я оформляла продажу нашей квартиры, в которой тем временем шла непрерывная домашняя распродажа, приходили и уходили люди, уносили наши вещи — на этом прекрасном фоне каждый вечер, уложив спать детей, в наступившей наконец тишине я читала и читала любовные истории геев и лесбиянок. Это был мой личный самиздат, и он вновь помог мне сохранить здравый рассудок.

ДЖОЗЕФ

С самого начала мы с Машей остановились на формате, который лучше всего передает аромат любовных историй — на свободном рассказе от первого лица. Я всегда был большим поклонником Стадса Теркеля и отточенного им жанра устного рассказа, его лишь самую малость правленых интервью — они доносят до читателя голоса героев со всеми индивидуальными особенностями речи, создают ощущение, будто ты сидишь и слушаешь человека где-нибудь в кафе или в гостиной у него дома. Маша устраивала интервью в России, я гонялся за русскими, живущими за границей, которых, по мере ухудшения ситуации на родине, становится все больше.

Подавляющее большинство историй в этой книге представляют собой бережно отредактированные записи бесед с представителями сексуальных меньшинств, некоторая часть была передана в наше с Машей распоряжение в письменном виде, и еще несколько — это дополненные и исправленные версии интервью, первоначально напечатанных в журнале «Афиша» в феврале 2013 года.

На страницах этой книги вы познакомитесь с владельцем единственного на все олимпийские Сочи гей-бара; с двумя женщинами, которые воссоединились после десятилетней разлуки и вместе воспитывают детей; с журналистом, который лишился работы, после того как совершил каминг-аут, а несколько недель спустя зарегистрировал брак со своим партнером.

С подготовкой текста мы уложились в два месяца, нам очень в этом помогли талантливые журналисты, переводчики и команда издательства OR Books, а также разумеется, мой друг Артем — он вырос в Соединенных Штатах, но родился в Москве и прекрасно говорит по-русски. Он выступал моим переводчиком во время интервью — очных и по скайпу — с русскими, которые еще не вполне владеют английским.

Учитывая спешку, в какой делалась эта книга, иногда кажется, что истории, которые в нее не попали, не менее важны, чем те, что нам удалось собрать. Многие из тех, к кому мы обращались, не шли на откровенный разговор, опасаясь враждебной реакции со стороны родных, коллег или российских властей. Мне так и не удалось связаться ни с кем из российской ЛГБТ-диаспоры в таких крупных городах, как Лондон, Берлин, Барселона, Лос-Анджелес и Тель-Авив. Одна русская женщина из Питсбурга в последний момент отменила назначенное интервью, потому что поссорилась с партнершей и не была настроена на поэтичное повествование о своих с ней отношениях. Что ж, любовь бывает жестока.

Мы очень торопились выпустить книгу до начала зимних Олимпийских игр в Сочи, которые после разгоревшихся вокруг них споров рискуют войти в историю как самые гомосексуальные за все время проведения Олимпиад. Но Игры закончатся, и жизнь пойдет свои чередом: в России, точно так же как во все мире, миллионы мужчин и женщин будут любить и отстаивать свое право на любовь вне зависимости от того, запрещают им это или нет. Всем этим людям мы и посвящаем любовно изготовленный нами образец гей-пропаганды.