Пропавшие сокровища

ПОЧЕМУ ВЗВОЛНОВАЛСЯ ПРОФЕССОР СТРЕЛЕЦКИЙ

Прошла неделя после происшествия на книжной толкучке, а новый знакомый позвонил Тасе Березкиной всего лишь один раз. Он рассказал ей, что обошел все московские букинистические магазины, торгующие иностранными книгами. Он надеялся, что старушка с кошелкой все же снесла свои французские книжки букинистам и по накладной можно было бы узнать ее фамилию и адрес. Но никто не приносил в магазины книг, названия которых Тася ему сказала. Ничего не знали о старушке и в книжной лавке писателей.

- Бедняга! - воскликнула Тася. - Вы, наверно, замучились? Все магазины обошли!

- Нет, не очень замучился, - беспечным тоном ответил он. - В Москве всего лишь… два букинистических магазина покупают и продают безыдейную иностранную литературу.

У него были лукавые глаза. Тася не видела их, но подумала, что они сейчас такие.

Он пригласил ее в кино, но Тася отказалась: приближалась сессия в институте.

Отойдя от телефона, она села на диван и задумалась над книгой. Вспомнила шапку каштановых волос, четкий профиль с несколько длинноватым, «гоголевским» носом, смеющиеся карие глаза…

«Любит книги, увлекается боксом и шахматами… Бригадмилец! Занятный парень!.»

Тася улыбнулась и углубилась в историю французской литературы.

Через неделю Иван Волошин снова позвонил Тасе. В его тоне уже не было обычного спокойствия и шутливости:

- Нам необходимо встретиться немедленно! - торопливо сказал он. - Чрезвычайное происшествие с нашей древней «библией»…

- Что случилось? - с тревогой спросила Тася.

- Нас обоих хочет видеть профессор Игнатий Яковлевич Стрелецкий. Он знаток древней литературы.

Тася догадалась, что старинная книга уже попала в руки ученых.

- Хорошо. Когда мы должны к нему явиться? - спросила она.

- Сегодня, в любое время. Он ждет нас… Они условились встретиться в Александровском саду, что у Кремля, через полчаса.

Тася пришла почти вовремя, опоздав всего лишь… на двадцать минут. Волошин мрачно буркнул:

- Привет! - и приказал: - Идемте!

- В отделение? - смеясь, спросила Тася.

- Я по дороге расскажу, что знаю. Профессор живет недалеко, на Волхонке.

У Волошина был озабоченный вид. Он шагал так, что Тася едва поспевала за ним.

- Дело о попытке гражданина Феклина мошенническим путем присвоить книгу, принадлежащую неизвестной гражданке, приостановлено из-за отсутствия потерпевшей, - стал он объяснять Тасе, подражая языку милицейских протоколов. - Но по ходу следствия вещественное доказательство, то есть старинная книга, было передано на экспертизу профессору Стрелецкому. Этот ученый установил, что книга имеет большое… ну, как бы это сказать… культурное значение, как памятник древней литературы.

- Да, но мы с вами тут при чем? - спросила Тася. - Если книга ценная, пускай ее отдадут в Ленинку, и все…

- Нет, не все. Мы с вами только звено в цепи. Профессор хочет найти без вести пропавшую старушку. И мы должны ему помочь… Шире шаг, Настенька!

- Я не Настенька, а Тася, - поправила девушка.

- Жалко! Настенька - хорошее русское имя.

Они прошли кремлевским сквером и, минуя Каменный мост, через старинный Лебяжий переулок вышли на Волхонку.

- Здесь! - внезапно остановившись, сказал Волошин и указал на высокий дом.

Им открыла маленькая пожилая женщина в белом пуховом платке, накинутом на плечи. Внимательно посмотрев на Волошина и Тасю, она сказала:

- А-а! Игнатий Яковлевич вас ждет. Он в кабинете…

Волошин постучал в дверь кабинета. Кто-то за дверью высоким фальцетом прокричал:

- Да, да!

Они вошли в большую высокую комнату, всю уставленную книжными шкафами и шестиярусными книжными полками. Кроме книг, здесь был лишь письменный стол и кожаные кресла. Но и они, то есть стол и кресла, также были завалены книгами: старыми, пожелтевшими, в кожаных переплетах с медными пряжками; книгами новыми, еще пахнущими типографской краской; книжонками миниатюрными, могущими укрыться в рукаве; книжками среднего формата и огромными, как надгробные плиты, инкунабулами. Это была скорее библиотека, чем кабинет… Здесь собраны были тысячи книг. Одни из них чинно стояли на полках, другие лежали вповалку, сваленные на креслах, третьи монбланами высились на письменном столе, а некоторые просто стопками стояли на паркетном полу, подле полок. Видимо, у хозяина этой библиотеки хватало времени лишь на то, чтобы снять с полки, просмотреть или найти нужную книгу, но водворить ее на место он уже не успевал.

Но где же он? Где хозяин этой библиотеки?

- Я здесь! Здесь, молодые люди! Сейчас я к вам сойду! - пропищал кто-то тоненьким голоском над ними.

Только тут Волошин и Тася обратили внимание на высокую стремянку у самой двери. На верхней широкой ступеньке с книгами на коленях сидел человек в больших стариковских очках. Это и был профессор Стрелецкий, археолог, арабист и автор многих трудов по древнерусской литературе. Ему недавно исполнилось семьдесят лет, но он весь светился, блестел, и движения его были, порывисты, быстры. Вот и сейчас он не сошел, а сбежал с лестницы.

Своей белой вздыбленной шевелюрой, пышными приглаженными усами, бритым лицом и острыми, наблюдательными глазами профессор походил на какого-то композитора, которого Тася видела на фотографии в журнале. Не какого именно, она никак не могла припомнить.

Стрелецкий сунул Тасе и Волошину свою узкую, сухую руку и сам сказал:

- Бригадмилец Иван Волошин и студентка Анастасия Березкина?… Очень приятно!

- Бригадмилец - это моя побочная профессия, - сказал Волошин.

- Знаю, знаю! - воскликнул профессор. - Вы техник-электрик и большой любитель книг. Все знаю!.. А вы - будущий исследователь французской литературы. Правильно?

И он повел своих гостей к письменному столу:

- Садитесь!

Гости недоверчиво поглядели на кресла, до верха спинок заваленные книгами, и остались стоять.

- Ах, книги!.. - воскликнул Стрелецкий и беспомощно оглянулся. - Маша! Мария Михайловна! - позвал он.

В дверь заглянула жена Стрелецкого.

- Там кто-нибудь есть? Принесите стулья.

Профессорша сокрушенно поглядела на книги в креслах и ушла.

- Вы знаете, зачем я позвал вас, друзья мои?… - начал профессор, остановившись перед Тасей.

- Нет, я не знаю, - тихо сказала она.

- Мы немного догадываемся, - поправил ее Волошин.

Женщина в фартуке внесла стулья. Тася и Волошин сели, а Стрелецкий, заложив большие пальцы в карманы жилета, засеменил, почти забегал перед ними, то удаляясь к двери, то возвращаясь вновь.

«Григ!.. Эдвард Григ! Вот на кого похож лицом этот седой старик», - вспомнила Тася.

- Произошло совершенно необыкновенное, невероятное событие! - говорил Стрелецкий, путешествуя по кабинету и почти распевая тонким, дребезжащим взволнованным голосочком какую-то лекцию, мало похожую на простую беседу. - Вы невольно приоткрыли завесу над тайной, которая вот уже много лет волнует целые поколения ученых…

Волошин и Тася переглянулись.

- Да, да, друзья мои! Не удивляйтесь.

Стрелецкий схватил со стола и поднял над своей головой старинную толстую книгу, которую Тася сразу узнала.

- Эта книга не что иное, как антология византийских поэтов пятого века. Составителем ее был один из интереснейших представителей византийской культуры - Агафий, ученый и поэт…

Тася уже с интересом смотрела на старинную книгу. Полистав ее и полюбовавшись, Стрелецкий вновь засеменил по кабинету, потом положил книгу на стол и продолжал:

- Она сама является большой ценностью… Но… - Стрелецкий умолк, остановился перед Тасей и посмотрел на нее гипнотическим взглядом. - Но… - еще раз многозначительно повторил профессор, - сейчас нас интересует уже вопрос, откуда она взялась, как вынырнула из тьмы веков, где была погребена сотни лет?

Тася и Волошин переглянулись, они ничего не поняли. Стрелецкий, как ни был он взволнован, все же заметил это.

- Бедные мои воробышки! - воскликнул он сокрушенно. - Вы ничего не понимаете! Вы уже с опаской поглядываете на старого профессора и думаете: «А не спятил ли старичок с ума?»

- Что вы! Мы очень заинтересованы… - сказала Тася и посмотрела на Волошина. - Правда?

- Истинная правда! - подтвердил он. - Я жду, что вы, профессор, расскажете нам какую-то чертовски интересную историю.

- Да, да! Да, друзья мои, я расскажу вам совершенно удивительную историю библиотеки Ивана Грозного…

Профессор Стрелецкий остановился посреди комнаты и умолк. История, которую он собирался рассказать своим молодым гостям, была столь необычайна, что надо было подумать, с чего начать и как ее изложить.

- Вы, очевидно, знаете, - сказал наконец Стрелецкий, - что царь Иван Четвертый был культурнейшим человеком своей эпохи: он много знал, много читал и писал. Одна только его переписка-полемика с князем Курбским дает представление об Иване Васильевиче как о крупном русском государственном деятеле, как о просвещенном, талантливом писателе-публицисте своего времени… К сожалению, до нас дошли лишь отдельные документы из архива Грозного. Весь же архив вместе с богатейшей по тем временам библиотекой Грозного до сих пор еще не найден…

- Не найден?! - с волнением переспросила Тася.

- Нет, милая девушка, не найден… - тряхнув своей львиной гривой, ответил профессор. - Особенно приходится пожалеть, что не найдена библиотека Ивана Васильевича. Известно, что это было редчайшее в мире собрание древних рукописных книг и свитков, европейских книжных уникумов и «раритетов». Креме книг и свитков греческих, иудейских, индийских, там были собраны и - древнерусские рукописные и первопечатные книги, напечатанные еще до Ивана Федорова. Вполне возможно, что в библиотеке Грозного сохранился и подлинник «Слова о полку Игореве» - замечательного памятника нашей литературы.

Волошин весь превратился во внимание. Тася слушала Стрелецкого с горящими глазами, ее щеки даже зарумянились от волнения.

- Но начало этой замечательной сокровищницы древней культуры было положено не самим Иваном Васильевичем, а его бабкой, византийской царевной Зоей Палеолог, получившей в Риме униатское имя Зоя-Софья и ставшей второй женой деда Ивана Грозного, великого князя московского Ивана Третьего.

Профессор Стрелецкий подошел к книжной полке, протянул руку и вытащил какую-то книжку, на черном переплете которой с обеих сторон были изображены золотые короны, окруженные белыми цветками, похожими на ромашки.

- Это одна из пяти книг современного большого исторического романа, в котором описаны события, происходившие в Московской Руси во второй половине пятнадцатого века, - сказал Стрелецкий, листая книгу с таким видом, будто он не решил еще, цитировать ему ее или нет. - Автор попытался воспроизвести в ней портрет Зои-Софьи Палеолог, этой весьма своеобразной личности.

Иван Волошин пригляделся к переплету и сказал:

- Я читал это сочинение, профессор. Каюсь, все не одолел, но про царевну Зою прочел.

- Ах, вот как! - воскликнул Стрелецкий, испытующе глядя на Волошина.

- Про Зою я запомнил только то, что она беспрестанно, чуть ли не сорок лет, говорила про себя: «царевна провослявна», «царевна маля-маля разумей русски», что она была диверсанткой и папской шпионкой в Москве, что отравила своего пасынка и что кто-то в книге назвал ее «гнидой»…

Тася испуганно глядела на Волошина. Она не знала, понравится ли такая характеристика царевны Зои профессору Стрелецкому. Но тот весело смеялся и с дружелюбным юмором поглядывал на молодого техника.

- К сожалению, это так, друг мой, - сказал он. - Автор романа почему-то не взлюбил царевну Зою, он обрисовал ее зловредной дурочкой и даже не постеснялся чужими устами прилепить ей обидный ярлык «гнида». А между тем она не была ни дурочкой, ни агентом папы римского. Она, так же как и ее супруг Иван Третий, хотела укрепления централизованной царской власти в Москве; она путем всяческих интриг, вплоть до отравления пасынка, расчищала путь к царствованию своему сыну Василию, который в глазах всего мира явился бы прямым наследником не только русского престола, но и престола Византии и Морей, захваченных в те годы турками. Зоя-Софья, несомненно, считала, что придет время, когда русские воины во главе с полувизантийским царем освободят от турецкого ига балканских славян и близких им по религии греков. Вот почему она настояла, чтобы российским государственным гербом стал герб Византии - двуглавый орел…

Стрелецкий уже заволновался, зажегся. Он бегал по комнате, размахивая книгой с ромашками:

- Этот герб был потом опозорен тупыми русскими самодержцами. Но ведь на знаменах Суворова, на знаменах русских полков, разгромивших турецких захватчиков в Болгарии, в Молдавии, на Кавказе, был именно этот герб!.. Как же можно называть «гнидой» женщину, искренне любившую свою родину; женщину, желавшую, чтобы сын ее или внук освободили дорогую ее сердцу Византию и родину ее отца - балканскую Мо-рею?… Нас хотят уверить, что она была папской шпионкой в Москве. Но почему же вся ее деятельность была направлена на возвышение Москвы, а не Рима? Почему даже сам этот автор пишет об унижениях, которые терпела Зоя в Риме?

Пылающими глазами профессор смотрел на Волошина, будто именно он был автором книги с ромашками. Профессор ждал ответа, и Волошин, подумав минуту, сказал:

- Но ведь это очень талантливый автор, профессор. Я съязвит по его адресу, но я знаю, что его книги читают с большим интересом, особенно молодежь А про Зою я читал, что ее действительно не любил народ, ее называли «чумой», «ведьмой»…

- …и чернокнижницей, - подсказал Стрелецкий. - И это потому, что она действительно привезла с собой «колдовские» книги. Отсюда, очевидно, и худая слава Зои-Софьи… А что пишет об этих книгах ваш любимый автор, молодой человек?

Стрелецкий быстро полистал книгу:

- Вот послушайте! «…голова у Ивана Васильевича кружилась, и, хмелея, он слышал, как кругом все чаше кричали: «Горько! Горько!» Иван Васильевич всякий раз в ответ на это по-пьяному размашисто обнимал царевну и целовал в уста, чуя, как она упирается в него излишне полной, но по-девичьи упругой грудью и целует все горячей и горячей…» Книга четвертая, глава двенадцатая, страница двести восемьдесят седьмая.

Он отложил книгу, уже спокойно зашагал по кабинету и заговорил:

- Я не хочу отрицать того, что автор в своем романе сообщил читателю много интересных и ценных сведений. Но вот с «цареградской царевной» ему не повезло. Он рассказал нам все, что касалось ее наружности, даже «упругую грудь» не забыл, но ни словом не упомянул о больших культурных ценностях, привезенных ею в Москву; о богатейшем собрании манускриптов древнего мира, служивших украшением книгохранилища византийских царей и константинопольских патриархов до нашествия турок… Нигде ни единым словом этот автор не упоминает, как тревожилась византийская царевна о величайших ценностях древней культуры, как вызвала из Италии зодчего Аристотеля Фиоравенти, для того чтобы обнести Кремль вместо деревянных стен каменными высокими крепостными стенами, а под ним создать целый подземный город с тайниками, потайными ходами и лестницами. В одном из этих подземных тайников Зоя и захоронила свои книжные сокровища. Теперь она была спокойна: ни набеги татар, ни постоянные пожары в деревянной Москве не угрожали древним свиткам и книгам.

- Как это интересно! - воскликнула Тася. - А я ничего об этом никогда не слыхала.

- К сожалению, об этом мало кто знает, милая девушка. - добрым, отеческим тоном сказал Стрелецкий. - А те, кто знает, всегда торопятся объявить это легендой, «апокрифом». Вот, извольте…

Стрелецкий подбежал к полке и схватил пухлую книгу:

- Профессор Сергей Белокуров! Знаменитый библиофил!.. «К истории духовного просвещения в Московском государстве шестнадцатого - семнадцатого веков», тире, «Церковные или светские книги были в библиотеке московских государей шестнадцатого века». Вопросительный знак… Название косноязычное, но не в нем суть… Так вот, этот умник-профессор решил перевернуть вверх ногами всю литературу, относящуюся к библиотеке Ивана Грозного, и «доказать», что никакой библиотеки вообще не было, что Зоя-Софья ничего с собой не привезла и что все доказательства существования культурней сокровищницы русского народа- это либо «бред сумасшедших», либо «фальсификация истории»…

Тася уже с негодованием смотрела на книгу Белокурова. Ей так понравилась загадочная история библиотеки Грозного, что она готова была возненавидеть каждого, кто развенчал бы эту чудесную легенду,

Волошин же взял в руки книгу Белокурова и внимательно стал листать ее:

- Интересно!.. Надо бы почитать, Настенька.

- А я и читать ее не стану! - сердито сказала Тася.

- Правильно, Тасенька! - воскликнул Стрелецкий. - Это желчный, реакционный писака, не любивший русский народ… Вы, юноша, лучше вот это почитайте! - И он указал на какую-то старинную книгу. - Это один из сборников летописей Троице-Сергиевской лавры… - Он быстро раскрыл книгу на нужной ему странице. - Вот… «При державе великого князя Василия Ивановича… это отец Грозного… повелением его прислан из грек монах Максим Грек… Бе же сей Максим велми хитр еллинскому, римскому и словенскому писанию… На Москве егда же узре у великого князя в царской книгохранительнице книг много и удивися и поведа великому князю, яко ни в греческой земле, ни где он толико множество книг не сподобился ведети…»

Стрелецкий отложил книгу. Его взгляд горел.

- Так гласит древняя летопись… А профессор Белокуров с кислым видом покопался в писаниях Максима Грека и объявил: «Да… действительно, переводил для великого князя какие-то книжонки, а фактической справки по вопросу о библиотеке не представил…»

Тася была возмущена до глубины души:

- Не понимаю, почему же у нас печатают такую чушь?!

Волошин пододвинул к ней книгу Белокурова и, ехидно улыбаясь, указал на год издания: «1899»…

Девушка покраснела и отвернулась.

- Но в фальсификаторы попал не только древний летописец, - продолжал Стрелецкий, - а и очень честный профессор Юрьевского университета Дабелов. Он в 1820 году случайно в городе Пернове нашел часть списка библиотеки Грозного. Этот список, по свидетельству ливониа Ниенштедта, составил пастор Веттерман в Москве в шестнадцатом веке… Но профессор Белокуров объявил этот список «подделкой»… Прошло почти сто лет, и вот после долгих и упорных поисков я нашел подлинник перновского списка…

Тася смотрела на профессора со страхом и восхищением. Она чувствовала, что начинает любить этого старика. Даже спокойный, уравновешенный Волошин сейчас залюбовался его гневным и страстным лицом.

«Хорош старичок! Сурикова бы сюда или Репина», - подумал он.

- Кто же, в таком случае, фальсификатор, друзья мои? - спросил Стрелецкий. - Белокуров умер. Мертвые сраму не имут… Но его ученики остались. Кто они?… Слепые кроты или жабы, равнодушные ко всему истинному! Они объявили меня сумасшедшим. Они травят меня… Но не в этом дело. Простите, я отвлекся…

Стрелецкий подошел к письменному столу, взял какую-то пожелтевшую тетрадь и сказал торжественно:

- Вот неполная копия чернового веттермановского списка книг и свитков, входивших в библиотеку Грозного… Вот здесь значится антология византийской поэзии «Кик-лос», составленная Агафием. Это и есть та самая пергаментная книга, которую вы спасли на Кузнецком мосту. А против нее стоит пометка: «дарена…» - и далее неразборчивое слово. То ли эту книгу кто-то подарил Грозному, то ли он кому-то подарил ее и таким образом она дошла до нас…

Стрелецкий взял книгу со стола и показал ее Тасе и Волошину:

- Теперь вы понимаете, друзья, почему я так заволновался, когда от следователя ко мне на экспертизу попала эта книга?… Нам нужно во что бы то ни стало найти старушку, принесшую ее в букинистический магазин! - раздельно и четко произнес Стрелецкий. - Что вы знаете о ней?

- Ничего, - ответил Волошин.

- Ничего, - подтвердила Тася.

- Но как же все-таки ее можно найти? - с надеждой поглядывая на Тасю и Волошина, спросил Стрелецкий.

- Объявление в газете? - неуверенно спросила Тася.

- Нет! - решительно возразил Волошин. - Такие старушки не читают объявлений… - И, встав с места, уверенно сказал: - Мы подумаем, профессор…

Стрелецкий проводил их до выхода.

- Я очень надеюсь на вас, - проговорил он, и голос его дрогнул. - Я сорок лет ищу эту библиотеку, и до меня ее искали многие русские ученые. Помните это, друзья мои!

Волошин и Тася молча вышли из высокого дома на тихую Волхонку. Волошин взял Тасю под руку и вновь провел за ограду кремлевского сквера.

Высоко в темном небе, на плывущих молочных облаках, парила огненная кремлевская звезда. Как маленькие круглые луны, сияли в сквере фонари.

Тася и Волошин сели на скамью у больших цветочных ваз.

От грота у кремлевской стены, где веселились и играли дети, долетали громкие голоса, а с другой стороны, у Манежа, тихо шелестели шины троллейбусов и автомашин, слышались сдержанные гудки. Там жила и дышала новая Москва.

Первой заговорила Тася:

- Подумать только! Вот здесь, где-то в земле, под Кремлем, сотни лет хранятся величайшие ценности человеческой культуры, а найти их до сих пор никто не мог… И вдруг? Кузнецкий мост, какая-то старушка с кошелкой, византийская книга… И вот мы с вами вовлечены в разгадку удивительной тайны.

- Да! Эту историю Вальтер Скотт, Стивенсон или Хаггард могли бы превратить в великолепный роман… - задумчиво произнес молодой бригадмилец и вдруг весело рассмеялся. - А профессор все-таки напрасно обидел автора исторического романа. Когда он читал нам, как царевна Зоя целовалась, я припомнил это место в романе и подумал: «Хороша девка! Идейная! И целоваться умела, и в книжках толк понимала. А насчет Белокурова…»

Тася строго посмотрела на него:

- Я вижу, что у вас веселое настроение.

Он удивился:

- А отчего же мне грустить?

- А хотя бы оттого, что вы, бригадмилец, какого-нибудь мелкого воришку сразу же умеете доставить в отделение, а вот старушку с кошелкой найти вряд ли сможете, даже если сегодня ночью всего Конан-Дойля или Честертона перечитаете.

Он усмехнулся:

- О-о! Вы, оказывается, девушка с характером!

- Да! - сердито сказала она. - И потому я уже думаю только об одном: как помочь профессору Стрелецкому найти исчезнувшую старушку. А вы думаете о том, как целовалась царевна Зоя…

- Ладно! Не будем ссориться… - примирительно сказал Волошин. - Завтра же я подам рапорт начальнику отделения, попрошу его, чтобы он побывал в Управлении милиции и привел в движение всех участковых уполномоченных и даже дворников.

- Делайте что хотите, но старуху надо найти.

- Постараемся! - весело сказал Волошин, явно любуясь горящими глазами Таси и ее похорошевшим от волнения лицом.

- Что вы на меня так смотрите? - смутившись, спросила она.

- Да так… ничего… царевна Настенька, - медленно сказал он с улыбкой.

- А вы Иванушка-дурачок!.. - со смехом ответила она и взяла его за руку: - Идемте!

Они встали и зашагали к выходу по аллее ночного и сказочно красивого кремлевского сквера.