Пророк Тьмы

Глава восемнадцатая

Купец Махар уснул незадолго до наступления полуночи, успокоенный и ублаженный стараниями магрибовских прелестниц, добрым аквилонским крепленым вином и придуманным им самим, перед уходом во владения духов сна, способе выдать дешевый аргосский шелк за дорогой и модный вендииский, что принесет ему, хитроумному торговцу, по самому скромному подсчету, полуторную прибыль. Ужасный гладиатор подзабылся, а к завтрашнему утру его уж точно поймают, Махар вернется домой, и все пойдет своим чередом.

Махара разбудила какая-то возня. «Мыши, что ли?» — испугался купец. Приподнялся на локтях. Зевая, принялся тереть глаза пухлыми, ухоженными пальцами. Опровергая подозрения торговца тканями насчет мышей, из глубины дома донесся грохот — будто уронили на пол набитый посудой шкаф.

Махара подбросили невидимые пружины. Сердце заходило ходуном, совершая попытки пробить кожу, выскочить из груди, покатиться по полу. «Взбесившийся раб пробрался в дом!» — девятым валом накатили на торговца дневные страхи. Удесятеряя их, из-за стены, разделяющей гостевые и хозяйские покои, послышался стон и тут же оборвался. По ногам застывшего босиком посреди комнаты Махара потекли теплые струйки.

Но ему было не до стыда, вообще не до того, чтобы заметить такой пустяк. Девичий, мгновенно, чуть взвившись, смолкший визг пробился с женской половины дома, и, как ни странно, именно он вывел купца из оцепенения. Прошлепав до двери, Махар выглянул в коридор — как раз в тот момент, когда из соседней двери вылетел и, с силой ударившись о стену, стал сползать по ней один из мордоворотов Магриба, из распоротого брюха которого вытекала кровь и вываливались кишки.

Ученые лекари, может быть, и сумели бы объяснить, как насмерть, до столбнячного состояния перепуганному купцу удалось не потерять сознания от увиденной жути, как он смог сразу же перейти к активным действиям по спасению собственной и оттого чрезвычайно им любимой и ценимой жизни. Но, что бы то ни было, Махар опрометчиво кинулся к широкой кровати, дабы забиться под нее и укрыться от рыщущего по дому безумного гладиатора. Он уже откинул достающую до пола простынь, как пришло на ум соображение, что убийца может догадаться по смятой постели, что в помещении находится тот, кто спал в ней. Начнет искать и найдет.

«Остаются окно и дверь на кухню»,— необъяснимо четко заработал мозг торговца тканями. Сигать через окно в ночную страшную темень он не решился и потому понесся к небольшой дверке, прикрывающей проход из комнаты прямиком на кухню.

Неизвестно зачем устроенное Магрибом сообщение между гостевыми покоями и кухонным помещением сослужило хорошую службу брату ювелира. Целым и невредимым в потемках узкого коридорчика добрался он до двух просторных комнат, где хозяину готовили изысканные блюда. Кое-где в доме слабо мерцали ночные светильники, и их отблеск позволил Махару перемещаться, не натыкаясь на столы, табуреты, углы, котлы и мешки. Купец подыскивал себе убежище. И торопился, поскольку ругающие звуки продолжались и били по нервам. Единственное, на что торговец тканями не обратил внимания,— это на то, что звуки подчас доносились одновременно из двух, а то и трех концов дома.

Наконец Махар набрел на подходящее укрытие — неприметный чуланчик, в котором хранились какие-то крупы в мешках. Он взобрался на мешки, притворил за собой дверцу и затих, весь обратившись в слух. «Нет, здесь сумасшедшему рабу меня не найти»,— успокаивал сам себя Махар и немного преуспел в этом.

Продолжай перепуганный торговец и дальше вглядываться в освещенный масляными светильниками коридор, он увидел бы, кто шагнул следом за выброшенным из комнаты Магриба охранником со вспоротым животом.

Замешкайся торговец и не столь поспешно покинь отведенные ему на сегодняшнюю ночь покои, он увидел бы, кто шагнул из коридора в комнату, где он только что находился. И не мог торговец себе представить, кто проник в охраняемый, казавшийся совершенно надежным дом его двоюродного брата, кто хладнокровно отрубил голову ползущему по ковру Магрибу, у которого от открывшегося перед ним ужаса парализовало ноги, кто без особого труда, жестоко расправился с теми, кого купец называл «мои головорезы», кто, выбивая двери и влезая в окна, прошелся, оставляя кровавый след, по магрибовским хоромам, кто на женской половине дома безучастно и без колебаний, точно хозяйка куриц, вырезал всех жен, наложниц, кормилиц и детей…

Все похолодело внутри у Махара, когда он осознал, что услышанный им мгновение назад звук есть не что иное, как скрип отворяемой на кухню двери. А это что? О боги, о Иштар! — тяжелые шаги, шаркающие, поскребывающие…

«Нет! — заклинал неизвестно кого сжавшийся в комок купец.— Только, пожалуйста, мимо. Только не меня…»

Шаги приближались. И вдруг затихли. Шло время — ни звука. У Махара немножко, совсем чуть-чуть, отлегло от сердца…

Как вдруг чуланная дверь распахнулась.

И торговец тканями по имени Махар умер еще до того, как его бездыханное тело выволокли из чулана и огромный бронзовый полумесяц секиры отделил голову купца от туловища. Махар умер от разрыва сердца, когда увидел, кто стоит перед ним, освещенный пламенем опрокинутых светильников, которое уже начинало жадно лизать драпировку стен.

Кальян отзывался бульканьем, сладковатый дым пробегал по трубке, наполнял легкие, вылетал наружу через ноздри и рот, взмывал к потолку. И явь опрокидывалась.

Сатрап Хашид, властелин хорайского города Вагаран, несколько месяцев назад пристрастился к курению смеси из высушенных лепестков черного лотоса и иных столь же редких и дорогих трав. И наступало сладостное время, когда он уносился в Неведомые Земли, где не был сатрапом, но тем не менее испытывал от пребывания там несказанное блаженство, которым, в отличие от всего остального, еще не успел пресытиться. За повторение дивных грез приходилось платить огромные деньги, ибо травы, доставляемые ему Ай-Береком, стоили так много, что вряд ли кому-нибудь в Вагаране, кроме самого сатрапа, было по карману подобное удовольствие.

Сегодняшний день принес Хашиду много лишних забот и волнений. Требовалось успокоение. Ничем невозмутимое забытье. Отужинав, совершив вечернюю молитву, дав Сдемаку необходимые распоряжения на ночь, сатрап поднялся к себе и достал заветный кальян.

Как всегда, с каждым глотком дыма стирались очертания знакомых предметов, поднимался и заволакивал пространство бело-розовый клубящийся туман.

Явь опрокидывалась. Туман отрывал Хашида от земли. Из бело-розовых клубов, дарящих нежные прикосновения, ублажающих слух звоном колокольчиков и далеким пением чистых женских голосов, протянулись руки, сплетенные из душистых трав, обхватили, подбросили человека в заоблачную высь. Опускаясь из поднебесья, Хашид парил в теплых голубых слоях. Его парение сопровождал то хоровод обнаженных, неземной красоты танцовщиц, движения и смех которых повергали сатрапа в конвульсии счастливых рыданий, то невиданные звери и птицы, что пели ему, Хашиду, хвалу величальную.

Время в Неведомых Землях не имело никакого значения.

Но вот плавное падение внезапно прервалось. Ноги коснулись невидимой тверди. Окружающая синева раздвинулась, и Хашид узрел пред собой лик. Знакомые черты. Всклокоченная борода с проседью, насупленные брови. Что это за божество? Ведь он знает имя…

Лицо не пропало, оно приблизилось вплотную к прекратившему чудесное парение сатрапу, губы беззвучно шевелились, из открывающегося рта выстреливали верткие черные змейки и проносились мимо Хашида. Властелин Вагарана ощутил, что упоительное состояние утекает, как вода из пробитой бочки, а на смену приходит дурнота.

Хашид вспомнил имя. Сдемак! Откуда он здесь? Зачем он нужен? Надо прогнать.

— Пшел вон. Прочь. Изыди,— бормотал сатрап до тех пор, пока лицо не растворилось бесследно, вместе с чем пропала твердь под ногами и вновь пришло парение.

Военачальник Сдемак выругался длинно и вычурно. Ох, не вовремя Хашид насосался этой дряни. А все Ай-Берек, будь он проклят, он подсунул хозяину мерзкую отраву. Военачальник понял, что привести сатрапа в чувство ему не удастся, просто нет на это времени.

Сдемак выкрикнул имена, и сразу же в покои Ха-шида из коридора вбежало двое солдат.

— Сынки,— устало проговорил военачальник,— вы понесете хозяина. От меня не отставать ни на шаг. Выполнять только мои приказы. Только мои, понятно? Хозяин занедужил. Не в себе. Будет что говорить, вырываться — внимания не обращать. Ясно? Хорошо… Сынки, мы обязаны спасти нашего повелителя. Обязаны! Берите его.

Из комнат Хашида вышел Сдемак, за ним — двое дюжих солдат, которым предстояло по очереди нести на руках своего властелина.

Из пятерых вооруженных арбалетами воинов двоих военачальник определил в арьергард их маленького отряда,— и они двинулись по дворцовому коридору.

Из-за первого же поворота им навстречу выбежал запыхавшийся офицер. Сдемак не останавливаясь, приказал подчиненному идти чуть рядом.

— Западное крыло захвачено противником,— отдуваясь, тусклым голосом, в котором страх смешивался с боевым азартом, произнес воин.— Там не пробиться. Северное крыло горит. Тоже не пройти. Единственный пока свободный путь — через анфиладу приемных второго этажа, а затем по винтовой лестнице. Я уже послал туда всех своих арбалетчиков. Они должны продержаться до вашего прихода.

— Молодец.— Сдемак не зря всегда симпатизировал этому парнишке — из него получится толковый командир. Если…— Сигнальные огни на крыше?

— Господин военачальник! Там уже были демоны! Раньше наших ребят! Как? Откуда? Господин военачальник, это же нелюди, Нергалье племя! — Теперь в голосе молодого офицера появилось и отчаяние.— Мы ничего не можем сделать. В каждого надо всадить десяток болтов, чтобы убить, не меньше.

— Значит, можно убить! Какие же это демоны! — рявкнул Сдемак.— Демонов железо не берет!

Они бегом спускались по лестнице на второй этаж. Сюда отчетливо доносился шум развернувшейся во дворце Хашида битвы: предсмертные вопли и стоны раненых, железный звон и лязг, перекличка защитников дворца, грохот выбиваемых дверей и сооружаемых в проходах завалов.

— Ребята боятся. Кто-то бежит в панике. Кто-то цепенеет от ужаса и не может руки поднять. Вы же видели их, господин военачальник! Они из самого Мира Демонов! Они захватили дворец!

— Молчать, офицер! — грубо оборвал Сдемак, подумав при этом: «Да я и сам вижу, сынок, что дворец обречен. Оборону уже не организовать. Слишком поздно… Эх, Хашида бы спасти…»

Нападение было неожиданным и стремительным, как бросок кобры из засады. Мгновение назад дворец привычно готовился ко сну, затихали команды караула, гасли яркие вечерние светильники, зажигались светильники ночные — тусклые, редкие; все замирало в резиденции Хашида… и вдруг — какие-то твари, волосатые, с хоботами, со странно вывернутыми назад коленями, лезут в парадный вход, в боковые входы, через каждую дверь, окно, в любую щель, наводняют дворец своими жуткими телами, блеском остро отточенных секир и начищенных шлемов, опрокидываются факелы и лампы, огонь охватывает коридоры, в его отблесках мельтешат зловещие фигуры, и нет времени организовать оборону, сплотить воинов охраны, расставить по местам…

Нет времени понять, что происходит и что за враг проник во дворец Хашида. Впрочем, ослепительной догадкой мелькнула мысль, шах Джумаль, как Сдемаку доложила стража, незадолго до нападения вышел из своих комнат и покинул дворец, причем выглядел он очень взволнованным и очень спешащим… Неужели это происки вероломного Турана? Неужели туранские псы, переодевшись монстрами, чтобы посеять панику в рядах храбрых вагаранцев, решили захватить город? А куда подевался этот умник, маг Ай-Берек? Тоже заодно с туранцами?.. Сдемак помотал головой. Не время, не время сейчас думать об этом. После. Надо спасать правителя.

На площадке второго этажа их дожидались десятка два арбалетчиков. Пожилой воин со свежими царапинами на лице, в дымящейся, покрытой подпалинами форме десятника бросился к сбегающему по лестнице Сдемаку.

— Гады вот-вот будут здесь! Гады пробили все завалы внизу! Мне уже некого посылать вниз! Слышите?!

С лестницы, ведущей на первый этаж, послышался мерный топот ног — не спешно, но уверенно поднимающихся по ступеням.

— Беги, Сдемак! Быстро! Пятеро ко мне, остальные за сатрапом и военачальником!

Старый воин опустился на одно колено, поднял арбалет, нацеленный на лестничный проем. К нему присоединились еще пятеро солдат. Сдемак направил свой отряд по анфиладам залов для приемов и торжеств.

На бегу солдаты ненароком задевали дорогие вазы и статуи, и те с грохотом обрушивались на пол, разбивались на тысячи осколков, но никого это не заботило: жизнь сатрапа важнее каких-то безделушек. Сдемака обожгла мысль: не перерезан ли коридор к винтовой лестнице? Тогда они окажутся в капкане ибо путь к потайному подземному ходу, ведущему к западной оконечности реки, уже перекрыт ревущим пожаром. Правда, попасть на эту сторону второго этажа существа могли только через окна, а те высоко над землей, но… но… Додумывать военачальник не хотел.

Хашид уже не парил в голубом эфире. Он стал дельфином и с головокружительной скоростью взрезал ослепительный подводный мир — то ныряя на самое дно, усеянное жемчугом и кораллами, то поднимаясь к самой поверхности, откуда видно солнце. Стайки диковинных рыб приветствовали его. Кружили акулы — но их сатрап не боялся…

До винтовой лестницы оставалось проскочить два не слишком протяженных зала, а из дверей последнего им наперерез двинулись три темные широкие фигуры.

В свете пожара, поднимающегося с первого этажа, поблескивали секиры и шлемы. «Ведь только через окно,— удивился Сдемак.— Как же тварям удалось? Как же так, в самом деле?» И взревел:

— Из арбалетов! Не спать, бычьи ядра вам в глотку! Пли!

Взметнулись арбалеты. Военачальник оттеснил солдат, несущих Хашида к стене, прошипев:

— Стоять тут и не двигаться.

Первые арбалетные болты сорвались с деревянного ложа. С полутора десятка шагов вагаранские гвардейцы не могли промахнутся.

Но и после второго залпа воины-чудовища, вышедшие из Ниоткуда, продолжали надвигаться как ни в чем не бывало.

— Стрелять! Стрелять! — приказывал Сдемак.

Уже отчетливо можно было разглядеть вызывающее брезгливость и страх кошмарное обличье тех, чьи легионы вторглись во дворец и наводнили его. Вместо лиц — костяной нарост на лбу, едва заметные глаза, отросток, заменяющий подбородок, оканчивающийся у груди и отвратительно шевелящийся, будто живой. Тела покрыты бизоньей шерстью, трехпалые когтистые лапы, вывернутые назад суставы ног. Подобная мразь могла выйти только их черных бездн, откуда же еще! И тем не менее…

— Стрелять! Стрелять! Стрелять! — надрывался Сдемак. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь запаниковал.— Они ранены! Добивай их, сынки!

Некоторые из арбалетных болтов вонзились в древесину щитов, иные отскакивали от бронзы шлемов, чиркали, не причиняя вреда, по костяному наросту лба, но прочие впивались в уязвимые, все-таки уязвимые открытые участки тел. И каждый новый болт, попадающий в цель, приостанавливал движение уродливых воинов, чуть отбрасывал их назад, они уже едва заметно, но покачивались.

Но и расстояние неумолимо сокращалось. Семь шагов…

Сдемак оглянулся — почувствовав взвинченными нервами неладное.

В темной глубине просматривающегося сквозного прохода через множество залов и зальчиков угадывалось движение. Военачальник не сомневался, что-то не давало сомневаться — сзади надвигаются нелюди. И спереди. Но спереди — всего трое. До них остается пять шагов.

— Арбалеты в сторону! Сабли наголо! — скомандовал он, одновременно притягивая к себе за рукав молодого офицера.— Отжимай их от стены. Мы с Хашидом прорываемся. Потом сразу за нами, вниз по винтовой. Ясно?

— Слушаюсь,— привычно ответил оруженосец.

— Вперед,— толкнул его Сдемак к уже вступившем в рукопашную солдатам.

Молодой вагаранский воин прекрасно справился со своей задачей. Напав на ближайшего к стене урода и уворачиваясь от пытающейся настичь его секиры, офицер увел монстра за собой к центру зала. Медлить было нельзя, и Сдемак с двумя солдатами, у одного из которых на плече лежал безучастный ко всему сатрап, бросился в прорыв вдоль стены к выходу из этого зала, чтобы попасть в другой, а оттуда — на винтовую лестницу. Их никто не преследовал, никто пути не преграждал. И вот они уже на винтовой лестнице.

Головокружительный, долгий бег от одного светлого факельного пятна до другого. Ниже, ниже. К подземельям дворца. Лестница уткнулась во вросшую в гранитные скальные плиты железную дверь. То был вход в разветвленный лабиринт, прорубленный в толще скал глубоко под землей, войти в который, не заблудиться и выйти могли лишь немногие избранные. И один из них — военачальник Сдемак. Он выдернул из углубления факел, просунул руку в открывшееся отверстие в камне, нащупал потайной рычаг, нажал на него. Сработал безотказный механизм, изнутри поднимающий засов, и дверь отворилась.

Когда та же дверь закрылась за их спинами, вновь воздвигая препятствие перед возжелавшими попасть в подземную часть дворца, военачальник с тоской подумал о молодом офицере.

Если ему и суждено уйти от бронзовых секир и добраться до обещающего безопасность подземелья, то у входа в него несчастный воин окажется в ловушке. Тайна двери ему не известна. Но он поймет, должен понять: Сдемак не мог поступить иначе. Жизнью владыки он рисковать не вправе.

Военачальник армии Хашида вел своих заметно повеселевших солдат (они, похоже, и не чаяли остаться в живых) по извилистым коридорам. У развилки Сдемак повернул не налево, к подземной тюрьме, куда он частенько сопровождал сатрапа (Хашид любил самолично пытать узников), а в правый коридор, которым никто никогда не пользовался и который вскоре привел маленький отряд в тупик. Солдаты недоуменно уставились на своего командира.

— Что смотрите? Пошли.— Сдемак вытащил свой короткий церемониальный меч, нагнулся, сунул клинок в неприметную щель между плитами пола, нажал на рукоять меча. Одна из плит поддалась и отошла в сторону. Военачальник опустил в образовавшуюся дыру руку, нащупал там кольцо, к которому крепилась толстая цепь. Дернул.

— Клянусь грудями Иштар, ничего подобного не видел! — не сдержал изумления солдат, когда кусок казавшейся монолитной стены вдруг со скрежетом пополз куда-то внутрь, открывая темный проход.

— Спасены! — воскликнул кто-то.

— Спасли нашего правителя,— поправил Сдемак, первым вступая в убежище, приготовленное как раз на такой, самый крайний случай.

А Хашид всё еще пребывал в Волшебной стране грез.