Пророк Тьмы

Глава двадцать первая

Черная масса медленно, неукротимо растекалась по городу, поглощая все на своем пути — от резиденции Хашида по кварталам знати и вельмож, по районам, где обитали купцы и богатые ростовщики, направляясь к обиталищам торговцев победнее и ремесленников, и дальше — к домам проституток и воров, и дальше — к хижинам бедняков и пьянчуг, и дальше — к лачугам попрошаек и бродяг, до самой городской стены. И, захваченные этой черной массой, растворялись в ней дворцы и минареты, таяли жилые строения и бараки, исчезали склады и лавки, бесследно пропадали мастерские и таверны… Ничего не оставалось после нее — лишь булькающее, колышущееся море абсолютной черноты.

В просторном, но непритязательном питейном заведении «Бронзовый шлем» царили полумрак и полное разрушение. Грубые деревянные столы перевернуты, скамейки разбросаны по углам, стойка разрублена надвое чьим-то могучим ударом то ли меча, то ли секиры. Пол усеян осколками посуды, кусками жареной баранины… и отсеченными частями тел — человеческих тел. Впрочем, события сегодняшней ночи, свидетелями и участниками которых стали укрывшиеся в кабаке люди, оказались настолько кошмарными и отвратительными, что никто уже не обращал внимания на то, что кровь смешалась с пролитым вином, человеческие останки валяются вперемешку с остатками блюд и закусок… Бойня, да и только,— однако здесь безопаснее, чем на улицах взбесившегося города. Дверь снова была завалена длинными тяжелыми скамьями и дубовыми столами.

Амазонка сидела на высоком табурете, в мрачном раздумье глядя на своего спутника и прижимая к боку окровавленную повязку — она была ранена в одной из стычек с Древними, и Конан, решив передохнуть и переждать в каком-нибудь темном уголке, затащил женщин в первое попавшееся здание. Тут уже никого не было, все было кончено, и для начала ему пришлось отволочь в кладовку наиболее обезображенные тела, чтобы впечатлительная Минолия не хлопнулась в обморок. Потом он завалил дверь и только тогда занялся раной амазонки.

Сама Минолия сейчас стояла в углу и расширившимися от страха глазами смотрела на Конана. Смотрел на киммерийца и Магистр Орландар — умоляюще прижав руки к груди; на лице его застыло выражение беспомощности.

А киммериец в это время грозной громадой возвышался посреди зала. В левой руке он крепко держал за волосы Ай-Берека, а в правой сжимал рукоять своего меча, приставленного к горлу колдуна и зловеще поблескивающего в свете тусклой масляной лампы.

— Конан, что ты…— пискнула Минолия.

— Молчать, женщина! — рявкнул варвар, не поворачивая головы, потом близко наклонился к лицу мага.— Я тебя сразу узнал, мерзкий колдун! Там, на гребне Завывающего Ущелья — это ведь ты наслал на меня чары, да? Отвечай, ну!

И он сильно тряхнул старика.

Ай-Берек громко сглотнул, но когда из уст его донесся ответ, голос оказался спокойным, а взгляд полуприкрытых глаз — равнодушным.

— Да,— сказал колдун.— Это я, защищая своего хозяина, сатрапа Хашида, остановил тебя заклинанием.– Ты воюешь по-своему, Конан, а я — по-своему. Мы, конечно, можем сравнить наши методы и обсудить, который из них справедливее…

Варвар еще раз встряхнул старика — на это раз сильнее, так, что лязгнули зубы мага. Глаза северянина метали молнии, костяшки пальцев, сжимающие рукоять меча, побелели от напряжения. Чудовищным усилием воли он сдерживался, чтобы не перерезать горло подлому чародею немедленно, тут же, без разговоров.

— Ты говоришь мне о справедливости! Ты! — прорычал Конан.

— Досточтимый воин,— робко решил вмешаться Орландар, делая шаг к киммерийцу,— мы пришли сюда не для того, чтобы… Поверь мне, сейчас не время, что бы…

— Назад, старик! — крикнул тот, на миг отстранив меч от шеи колдуна и направляя его в сторону Магистра.— Назад, если не хочешь быть следующим! — Северянин с шумом перевел дыхание. Ярость душила его, ярость и радость оттого, что вот-вот сможет отомстить за все, что ему пришлось пережить в этом городишке. И он снова обратился к Ай-Береку, снова приставил клинок к его горлу: — Ты, мерзкий чернокнижник, любовник демонов и пожиратель падали, ты смеешь сравнивать себя и меня? Я — воин, я сражаюсь честно, открыто, лицом к лицу с врагом и не использую вся кое там колдовское дерьмо!

— Я выполнял приказ своего хозяина: охранять его от опасностей,— тихо и столь же спокойно, не делая ни малейшей попытки вырваться, отвечал Ай-Берек.— А ты — выполнял приказ своего хозяина: убить сатрапа Хашида, напасть на Вагаран, разграбить его. Хотя бы в этом нас справедливо можно сравнить.

— Верно, колдун,— прошипел киммериец.— Верно. Я наемник, я делаю то, что приказывают мне другие, и не рассуждаю. Прикажут — убью, прикажут — пойду на штурм любого города… Но я никогда — слышишь? — никогда не глумлюсь над поверженным противником, не играю с ним, как кот играет с пойманной мышью, не заставляю его, беспомощного, плясать под чужую дудку — себе на потеху… В отличие от тебя и твоего сволочного сатрапа. И поэтому я поступаю более справедливо.

— Я выполнял приказ,— только и смог выдавить из себя Ай-Берек.

Северянин криво ухмыльнулся.

— И это все, что ты можешь сказать в ответ? Достаточно. Вырвавшийся из клетки тигр нападает на того, кто заточил его в эту клетку, и ему плевать, чей приказ исполнял мучитель. Вот это-то и справедливо. Помолись напоследок своему черному богу, колдун.— И Конан из Киммерии отвел меч для последнего удара.

Орландар в ужасе закрыл лицо руками, Минолия беспомощно закусила кулак; в глазах ее стояли слезы.

— Конан, ты поступаешь как распоследний мужчина,— раздался уставший, презрительный голос.

— Что такое?! — вскинувшись, варвар обернулся к амазонке. Та сидела в расслабленной позе, по-прежнему прижимая к ране окровавленную повязку. Лицо воительницы было бледным, на губах кривилась брезгливая усмешка, но глядела она твердо и злобно прямо в глаза киммерийцу.

— Как распоследний мужчина,— повторила она,— который является не более чем придатком собственного члена. Ты разозлен, ты хочешь мести; ты даже не пытаешься думать тем, что находится у тебя между ушей.— Она на мгновение смолкла, сморщившись от боли в боку.

— Да ведь по вине этого слизняка и его хозяина ты тоже билась на арене! — крикнул северянин.— Ты, как и я, могла погибнуть на потеху этим гадам! Неужели ты не хочешь отплатить им той же монетой?!

— Хочу, варвар. Но сначала я бы задала себе несколько вопросов. Эти люди искали Конана — зачем?

Они нашли Конана — как? Они пришли к Конану сами, по доброй воле — для чего? Колдун сумел бы утихомирить Конана одним движением пальца, но не сделал этого — почему? Они сказали, что могут помочь — каким образом?.. Так не кажется ли тебе, о мудрый мужчина, что сперва неплохо бы получить ответы на эти и другие вопросы, а уж потом вершить «справедливый» суд? Убить кого бы то ни было ты всегда успеешь… но как ты будешь разгребать дерьмо, что плещется снаружи?

Повисла напряженная тишина. Киммериец, не двигаясь, сосредоточенно думал о чем-то. Потом вполголоса выругался и отшвырнул от себя Ай-Берека.

Маг отлетел в угол (Бронзового шлема*, туда, где стояла Минолия, споткнулся, но девушка подхватила его под мышки, и старик устоял на ногах.

— Ладно, колдун,— выдохнул Конан.— Твоя взяла. Скажи спасибо этой женщине.— Он махнул мечом в сторону амазонки.— Если ты действительно знаешь, что происходит, и знаешь, как нам выбраться из всей этой дряни,— говори. И учти: если я заподозрю в твоих словах хотя бы толику фальши, хотя бы намек на то, что опять начинаешь свои магические штучки, ты умрешь, не успев договорить фразу.

— Нынче смерть повсюду вокруг нас,— ответил Ай-Берек.— Я не боюсь ее. Однако на карту поставлено больше, нежели твоя или моя жизнь, варвар… Выслушай меня спокойно и внимательно; надеюсь, что ты поверишь мне… У нас очень мало времени, поэтому я постараюсь быть кратким. Итак, задолго до появления людей, на Земле господствовала нечеловеческая раса — она называлась Древние…

Ай-Берек, окончив свой рассказ, умолк.

Конан сидел на табурете, крепко сцепив пальцы. Никто не проронил ни слова; слышно было, как потрескивает фитиль в масляной лампе, да снаружи раздаются странные шебуршащие звуки. Минолия, обняв амазонку, безмолвно оплакивала крушение всех своих надежд и мечтаний, Орландар понуро прихлебывал из треснутой кружки обнаруженное за стойкой кислое вино.

— Ты веришь ему, женщина, не называющая имени? — наконец хрипло спросил киммериец.

Амазонка кивнула.

— А ты, служительница Ордена Последнего Дня?

Минолия кивнула.

— А ты, Магистр Ордена Последнего Дня?

Орландар кивнул.

Конан низко опустил голову. Опять сгустилась тишина.

— Справедливость…— тихо проговорил варвар, не меняя позы.— Моя стихия — война, а не философствование. Я знаю, что белое — это белое, а черное — черное… и все оттенки выше моего разумения.— Он помолчал.— Поступил ли справедливо Орландар, помогая возвращению мудрой, как он полагал, Древней Расы, что на деле оказалась бандой тупых головорезов?.. Поступил ли справедливо ты, колдун, по приказу Хашида державший меня в оковах чар после боя в Завывающем Ущелье?..— Он поднял голову и едва слышно закончил: — Справедливо ли поступил я, убив Амина и тем самым пособив Черным Силам воцариться на земле?..— В глазах его застыло отчаяние.— Что скажете, господа мудрецы и волшебники?

И Ай-Берек, и Орландар подавленно молчали.

— Все ошибались от незнания,— вдруг подала голос Минолия.— Виноваты все… и никто. Что сделано, то сделано. И если мы еще в состоянии исправить положение, то нужно решить, как это сделать. А уж справедливости можно поискать и потом.

— «Дважды убить мертвого», — задумчиво проговорил Конан.— Ты думаешь, колдун, это про меня?

— Да, варвар.

— Ты думаешь, Амин ожил?

— Да, варвар.

— Ты думаешь, я должен еще раз убить его?

— Да, варвар.

— Ты думаешь, тогда все кончится?

— Да, варвар.

— Ты знаешь, как его убить?

— Нет, варвар.

Киммериец невесело рассмеялся.

— Ненавижу колдунов, магов и прочих волшебников! Сначала заварят кашу, а я потом расхлебывай…

— Амин действительно жив,— вдруг несмело произнесла Минолия.— Я видела его. Он… он преобразился. И слился с этой черной гадостью, что затопляет город.

После небольшой паузы Конан хлопнул себя ладонями по коленям и громко произнес:

— Ну, раз, кроме меня, больше некому спасать мир, то, так уж и быть, спасу. В очередной раз. Надеюсь, кто-нибудь да помянет и мое имя спустя эдак три-четыре тысченки лет… Колдунишка задрипанный, ты хоть знаешь, где прячется этот пока еще единожды мертвый Амин?

— Нет,варвар.

— Конечно. Дурацкий вопрос. Откуда тебе знать… Кром великий, ведь все самому приходится делать!

— Вы забыли о Шлеме,— несмело вставил Орландар.— Возможно, с его помощью и удастся одолеть Амина…

— У нас нет Шлема и нет времени на его поиски. Плевать. Сами справимся.— Конан упруго вскочил на ноги, будто и не устал вовсе, и сунул меч в ножны.— В общем, так, мои справедливые друзья. Сейчас мы выходим отсюда и движемся к городской стене — бегом, пока черное дерьмо не нагнало нас. Если кто отстанет, ждать не будем: не до того. Сами выбирайтесь. Затем лезем на стену и оттуда смотрим, что и как. И где наш воскресший друг. А там…

Он внезапно умолк, прислушавшись. Остальные замерли, также напрягая слух. Но вокруг по-прежнему царила тишина; потом одновременно раздались два скрежещущих звука: это Конан; заскрипев зубами от досады, с лязгом вытащил свой меч из ножен.

— В задние комнаты. Быстро. Если что, уходите через кухню. Ну!..

Его спутники поспешно, все еще не понимая, что происходит, двинулись к темнеющей позади стойки двери на кухню. А потом и они услышали: снаружи, совсем рядом раздался дробный топот, будто десятка солдат марширует по улице мертвого города. Люди замерли. Конан, стоя с мечом наизготовку, почувствовал, как по лицу течет холодный пот, однако не было возможности стереть его. Весь он превратился в комок напряженных нервов, готовый тут же броситься в бой — пусть даже с самим Верховным Демоном, ежели такой существует и отважится принять вызов… Но как не вовремя, Бел побери, как не вовремя!

Вот шаги приблизились… затихли… кто-то пнул заложенную дверь… не поддается… толкнул плечом… упал… с трудом встал на ноги…

И зло просипел, запинаясь:

— И здесь заперто! Без-здельники… У меня в горле перле… перлесохл… Короче, ребята, ломай.

На вход обрушился сокрушительный удар, и с той стороны, где укрылись беглецы, в образовавшуюся в дубовых досках щель просунулся краешек бронзовой секиры. Следом за первым последовал второй удар, потом еще и еще… Брешь в двери все ширилась.

Минолия зажала себе рот обеими руками, чтобы не завизжать от ужаса, амазонка выхватила саблю, готовая к бою насмерть, Ай-Берек, шепотом произнеся несколько магических Слов, воздел руки к потолку, решив израсходовать весь свой оставшийся запас магической силы на борьбу с беспощадным врагом, Орлан-дар съежился за их спинами, а Конан…

А Конан бессильно опустился на пол. Меч выпал из его ослабевших пальцев, и все увидели, что тело его сотрясают конвульсии.

Одна из петель двери, не выдержав напора, слетела. Вторая — последняя — еще держалась.

— Конан! — крикнула амазонка.— Конан! Встань, воин!

Конан откинулся на спину, из горла доносились булькающие звуки, словно агония душила его.

— Конан!..

Безрезультатно.

— Конец…— прошептал Орландар.

Тут дверь рухнула, и в кабак ворвалась ватага чудовищ, вооруженных бронзовыми секирами и деревянными щитами. Они слаженно распределились вдоль стен трактира, заняв круговую оборону, и воинственно выставили перед собой секиры. А следом за ними в «Бронзовый шлем» ввалился высокий, неимоверно худой человек, чью голову украшал лихо заломленный набекрень Шлем.

— О, мужики! — заплетающимся языком произнес он, устремляя осоловевший взор в сторону Минолии и амазонки и старательно пытаясь сосредоточить взгляд, но зрачки глаз, предательски то разъезжались к вискам, то скатывались к самой переносице. Потом он почти упал. Но удержался.— Наливают здесь доброп…п… п… порядоч… ным гражданам, или как?

И тут Конан, все еще сидящий на земляном полу питейного заведения, разразился совершенно безумным смехом.

— Что все это значит? — увидев, что никто не собирается их рубить на куски, шепотом поинтересовался сбитый с толку Орландар.

— Это значит…— простонал, не в силах унять хохот, киммериец.— Ох… Это значит — Фагнир…

В этот момент приказчик купца Махара и обладатель могущественного Шлема с громким шумом повалился на грязный пол.

— И этому человеку ты доверил Шлем! — хохотнула амазонка, когда Конан закончил объяснять, кто такой Фагнир, и предложил план действий.

Киммериец пожал плечами.

— Ну, я ж не знал, что шлем — это Шлем… Между прочим, могла бы меня и предупредить.

— Между прочим, я в это время принимала ванну.

Минолия с ужасом косилась на Древних Воинов.

— Почему… почему они на нас не нападают? — прошептала она.—Почему вы сами не убьете их?..

Никто не обратил на нее внимания. Ай-Берек задумчиво посмотрел на мирно храпящего под скамьей приказчика купца Махара.

— Думаешь, это поможет? — с сомнением спросил он.

— Понятия не имею,— честно ответил Конан.— Но, как видишь, уродцы нас пока не трогают. А в пути, глядишь, и спасут от этого черного дерьма, что пожирает город.

Действительно, шестеро образин с секирами как выстроились вдоль стен питейного заведения, так с тех пор и не шевелились, будто почетный караул возле смертного одра покойного монарха; взгляд их остекленевших глаз был тупым и застывшим, как у кукол, ч «Покойный монарх» в это время беззастенчиво спал, распространяя вокруг себя ароматы разнообразнейших виноградных вин.

— Тот, кто обладает Шлемом, обладает и властью над Древними,— шепотом произнес Орландар.— Какая мощь… И в таких руках…

— Да уж,— согласился Конан.— Шлем, за которым гоняются все Черные Силы — на проспиртованной головенке пропойцы. Было бы очень смешно… в другом месте. Но как бедняга Фагнир оказался здесь?

— Просто искал ближайшее место, где можно спокойно выпить,— ответила амазонка и грустно улыбнулась.— О, эти мужчины! Мир рушится, а он слоняется по гибнущему городу в поисках открытой пивнушки и даже не подозревает, что на его голове — ключ к спасению…

— Он не просто искал пивнушку,— возразил Ай-Берек.— Его вела рука Провидения. Не случайно все мы — Конан, способный убить мертвого дважды, я, способный в меру своих слабых сил помочь ему, ты, Орлан-пар, знающий все о Шлеме, и сам Шлем оказались в этом заведении — так же неслучайно названном «Бронзовый шлем». Боги дают нам понять, что еще не все потеряно, что у нас еще есть возможность спасти мир… И мы обязаны этой возможностью воспользоваться.

— Так давайте же воспользуемся, а не будем тут переливать из пустого в порожнее,— раздраженно бросила амазонка.

— Орландар, надевай Шлем,— приказал Ай-Берек.— Ты тут единственный, кто знает, как им пользоваться.

— Я? Я не знаю — как…— поднял брови Магистр.— Мне всего-навсего известно, что именно с помощью Шлема можно повелевать Древними…

— Вот и повелевай. Прикажи им охранять нас на пути к городской стене,— поддержал колдуна киммериец.

Поколебавшись, Орландар оглядел молча ожидающих спутников, безмолвно стоящих вдоль стен Древних, потом снял Шлем с выводящего рулады Фагнира и водрузил себе на голову. Покачнулся. Застонал. Взгляд его устремился в бесконечность.

— Вижу…— прошептали его губы.— Вижу глазами Древних… Остались только мы шестеро, остальные погибли в черной пучине… Никого, даже мерзких людишек… Темно… Холодно… Страшно… Непонятно… Мир стал совсем другим с тех пор, как мы ушли на Серые Равнины… Чернота ползет сюда… Нам страшно…

— Ты можешь приказывать им? — спросил Ай-Берек.

— Сейчас-сейчас…— Орландар сосредоточился, и вдруг Древние ожили — вскинули секиры, дружно повернулись налево.

— Получилось! — захлопала в ладоши Минолия.

Однажды на городской ярмарке в Тарантии Конан видел представление: три металлических истукана поднимали и опускали руки, вертели головой, наклонялись и поворачивались — сила пара, вырывающегося через сложную систему клапанов и заслонок, оживляла их. Древние вели точно так же: движения их были такими же отрывистыми и бессмысленными. Но постепенно Орландар научился более точно отдавать команды, предоставляя подчиненным больше свободы выбора—вроде «сражаться», «в поход» или «отдых»,— и можно было выступать.

— Но почему же Древние убивали людей, если ими командовал этот пьяница? Разве он мог приказывать им убивать? — спросила Минолия у Ай-Берека.

Колдун пожал плечами.

— Кто знает, что у пьяного на уме… С другой стороны, он мог и вообще ничего не приказывать, и те действовали так, как считали нужным. А эти шестеро просто охраняли носителя Шлема… Не забивай себе голову такими мелочами, девочка. Нам предстоит трудный путь, и никто не знает, что ждет нас впереди…

— Тогда давайте двигаться.— Конан наклонился над Фагниром, поднял, взвалил на плечо, как мешок.

— Этого что,— удивилась амазонка,— с собой?

— Однажды он меня выручил.— Большего ничего Конан объяснять был не намерен.— Ну? Идем или нет? Пора бы наконец убраться из этого гнилого городишки.

— Да,— согласился Ай-Берек.— И побыстрее. Не известно, сколько у нас осталось времени.

Странная процессия покинула своды кабачка «Бронзовый шлем» и направилась к городским воротам: выстроившиеся в каре, по улицам неслись шестеро чудовищ, вооруженные секирами и щитами; хрупкая светловолосая девушка бежала внутри этого строя, у самой вершины. За ней следовали двое старцев, голову одного из которых венчал шлем — почти такой же, как на уродливых головах их охранников. Процессию замыкали черноволосый гигант с обнаженным мечом в правой руке и безвольным телом на левом плече и высокая смуглая женщина с саблей наперевес, прижимающая к боку окровавленную повязку. Последние то и дело озирались по сторонам, ожидая нападения. Но нападения не было: погруженный в ночь гибнущий город был пустынен и безмолвен. Со стороны дворца Хашида, уже растворенного черным потоком, не торопясь, зная, что ничто не может противостоять ей, их догоняла сама Смерть. Быстрее, чем полагали беглецы.

И они знали, что могут не успеть. И все же неслись со всех ног. Смерть обтекала их с флангов, волнами бросалась наперерез, отвратительными языками сползала с крыш домов, под которыми пробегали люди, стремясь обнять их, приласкать, поцеловать, уложить на свое липкое любовное смертное ложе, утопить и навеки погрузить в беспросветный сон… Черная пакость не тронет Орландара, на голове которого красуется Шлем, но остальные наверняка окажутся погребенными под смертным одеялом желеподобного вещества… И люди бежали вперед, к городской стене, что возвышалась перед ними. Совсем близко, вот видна уже узкая деревянная лестница, по которой на ее гребень поднималась стража, видны даже выщербинки на ступенях.

Одного за другим Орландар оставлял Древних прикрывать их отход — не чувствуя жалости, как не чувствовали жалости к людям сами Древние. И воины Прошлого вступали в неравную схватку с черной силой, рубили черную массу секирами, отталкивали щитами… И черная дрянь ненадолго задерживалась — чтобы пожрать новое лакомство; для нее не было разницы, кто попадает в ее объятия — человек, Древний, животное, дерево или постройка; но заминка давала людям несколько мгновений. До лестницы всего лишь двадцать шагов, пятнадцать…

Последний Древний остался позади, чтобы вступить в единоборство с выползком из Мира Демонов, когда беглецы наконец достигли лестницы и начали подъем. Бесконечный подъем по бесконечным ступеням. Конан, пыхтя под тяжестью Фагнира, клял себя, что позволил так долго и нудно рассусоливать в «Бронзовом шлеме» — поговорить-то можно было и на верху стены… ну да что теперь жалеть. Вперед, вперед, вперед!

Черный студень деловито крался за ним по ступеням — по вертикальной поверхности он еще не научился взбираться, силенок не хватало. Ничего, еще немного, и он доберется до непокорных людишек и докажет преимущества Тьмы перед жалким Светом.

Люди добрались до гребня стены. Киммериец не очень бережно сбросил Фагнира с плеча. Колдун, Магистр и Минолия уселись прямо на камни, тяжело дыша. Амазонка…

— Быстрее, что ты там застряла! — закричал варвар и подскочил обратно к лестнице, видя, что воительница поднимается не бегом, а шагом и все время оглядывается.— Стой, дура! Куда!

Обернувшись в очередной раз, амазонка вдруг кинулась вниз по ступеням, навстречу черной смерти.

На какой-то миг Конан опешил. И только потом ринулся следом.

Опоры деревянной лестницы ходили ходуном, трещали со звуком, будто разрывают кусок прочной ткани,— студень поглощал ее, в своем слепом голоде не осознавая, что тогда подняться за более вкусными людьми ему будет не по чему: камень пожирается не так быстро, как дерево.

Три первых пролета рухнули вниз. Черная масса, зацепившись за нижнюю ступеньку уцелевшей части лестницы, растянулась, как нагретый воск. И принялась подтягивать себя кверху. Медленно, но неотвратимо. Впрочем, можно успеть. Всего два удара саблей, вряд ли потребуется больше. И на какое-то время проклятое желе перестанет угрожать им. Ох, как бок-то болит… И амазонка бросилась вниз по ступеням, к наступающей массе.

Четыре раза сверкнула в лунном свете сабля. Затрещали ломающиеся балки, и часть лестницы, которую уже захватило вещество из Потустороннего Мира, ухнула вместе с ним вниз, в черноту.

Но и всю остальную лестницу сильно тряхнуло. Конан вцепился в перила, чтобы не загреметь по ступенькам. Амазонка потеряла равновесие, однако в последний миг исхитрилась схватиться за какой-то торчащий из стены обломок одной рукой, кончиками пальцев.

Она висела над бездной и чувствовала, как скользят по дереву пальцы. И ничего не поделать.

— Держись! Еще немного!

К ней летел ее мужчина с красивым именем Конан. С ним не хотелось расставаться. Однако он не успеет. Она держится над бездной буквально кусочками кожи. Все…

Конан стремительно нагнулся над висящей над тьмой амазонкой и выбросил в ее сторону руку как раз в тот момент, когда женщина сорвалась в пропасть.

Казалось, несколько тошнотворно долгих мгновений она висела в воздухе; взгляд спокойных, огромных черных глаз был устремлен на киммерийца.

— Мое имя — Зейра, воин,— услышал (или ему показалось, что услышал?) Конан бесстрастный голос в тот момент, когда храбрая амазонка исчезла в черной пучине, что поглотила весь город.

Киммериец застонал от досады и беспомощности и обрушил на перила удар кулака, не чувствуя боли, не сознавая, что любое резкое движение может стать роковым для хлипкой предательской лестницы.