Каким бы ангельским не казался характер бабы Нюры, эта женщина подстроила под себя быт с учетом моей деятельности и начальством я была номинальным.

Как всегда, после бани, меня принимались откармливать, а потом баба Нюра брала меня под локоть, чтобы отвести на огород и к скотинке, хвастаясь проделанной работой.

— Ты глянь, какой козлятник! У Васи, все таки золотые руки. Сам сложил! Новехонький!

Экскурсия совершалась в аккурат дневного сна Игорька, когда непоседливого мальчишку отвязывали от Марсика и укладывали на пуховую перину отдыхать. Пса, тем не менее не отпускали. После прогулки животное покорно позволяло хозяйке вымыть с мылом огромные лапы, чтобы в доме не напачкать и с командой «Спать!» Марсик укладывался на коврик возле кровати, охраняя покой ребенка.

Это были полтора часа тишины.

Чтобы Рекс не тявкал, его загоняли в будку и подпирали деревянной заслонкой. Другими словами, отбой был тотальным.

Я бродила с бабой Нюрой по узким тропинкам, посыпанным желтым речным песком с пригоршней сладкой ароматной клубники, которую женщина успела насобирать утром еще до того, как плантацию этой ягоды обносил ненаглядный внук.

— Тут у меня зелень всякая — петруха, да укроп. Редиска «Французский завтрак», сладкаяяяя, я тебе на вечер надергаю. Попробуешь! Картошку хорошую в этом году посадили. Синеглазка сорт! Вон ростки уже какие!

Перед глазами открывался простор необъятного огорода, большую часть которого занимала картофельная плантация.

— О, и сорнячки на месте, — заметила я со странным чувством удовлетворения.

— Да, все как ты любишь. Оттягивала прополку как могла. Знаю, ты это любишь. Тяпочку Вася наточил, смотри осторожно, по ноге на засади.

Баба Нюра давно свыклась с моей блажью относительно помощи по огороду. Это первые несколько лет она выхватывала у меня из рук весь садовый инструмент, а потом поняла, что все тщетно и научила, как надо делать правильно. Самым тяжким испытанием для женщины оказалась колка дров. Это дело я любила больше остальных.

За неимением в Пылюкановке спортзала, приходилось выворачиваться, чтобы не заплыть жиром и оставаться в форме. Помимо силовых нагрузок, я выверила себе неплохую трассу вокруг лесной опушки и двух полей, около села, протяженностью в пять километров, где каждый день наяривала круги по сухой погоде.

— Баб Нюр, я машинку стиральную видела в доме. Неужели решились на скважину? Ой, как хорошо! А то клиентура жаловалась мне, что без удобств тут как-то тяжко, — я забросила слишком увесистый камень, чтобы Анна Витальевна.

— Ага, Васька уже обработал? Ну, ну… Куда же такие деньжищи отдавать?! Триста тысяч!

— Нет, Анна Витальевна, этот вопрос больше не обсуждается. Давайте дальше, что там еще порешать надо?

— Катерина отчетность подбила всю. Посмотришь, там по налогам что и взносы всякие, — баба Нюра совсем стушевалась и закусила губу потупив глаза.

— Говорите! — тут я не стала следить за интонацией, потому что видела насколько дискомфортно было пожилой женщине и легкий нажим ей не помешал.

— Да все в козочек моих упирается. Авочка, дочка, мне бы сырок продавать в городе, а на это заключение санэпидстанции нужно. Так вот, одна…ммм… чиновница местная заортачилась на нас.

— В смысле? Нарушения есть?

— Какие там нарушения, мы уже и независимую экспертизу прошли, все чисто. Просто, заведено так…, - баба Нюра поморщилась и окончательно залилась краской, но вздохнула полной грудью и выдала как есть, — взятку дать надо! Чтоб их всех! Сотню просят. Совсем суки страх потеряли!

— Сто тысяч?

— Да. Просили бы меньше, но только вся округа знает, что ты у нас из Америки и при деньгах.

— Ага, — я медленно доела клубнику, ощущая как внутри закипает знакомое чувство негодования. Но эту субстанцию я умела держать в узде, а потому стоило съездить и переговорить с этой чиновницей. — Ну, съезжу с Васей завтра. Что еще?

— Ава, забрала бы ты деньги эти от продажи машины. Уж больно много. Ни сегодня завтра пронюхают люди, что у меня на огороде мильоны зарыты, точно простынкой накрываться надо будет.

— Зачем простынкой? — я в недоумении вскинула брови, прекрасно понимая тревогу бабы Нюры.

— Ну, чтобы в сторону кладбища ползти, — совершенно серьезно добавила женщина.

— Ага, — снова кивнула я. — Хорошо, заберу, но не все. Оставлю на расходы, чтобы на год хватило.

— Да, какие у нас расходы? — Анна Витальевна махнула рукой. — А что же у тебя? Как дела? Смотрю и вижу, что хоть ты и улыбаешься, а глаза грустные, будто помер кто. Беда какая приключилась, Авочка, тебе может помощь какая нужна? Или у тебя амурное что стряслось?

— Эх, слово какое — АМУРНОЕ. В том и дело, что мне до амуров никак не добраться. Работа кругом и нет просвета в ней.

— Ой, что верно, то верно, но милая, так и жизнь пройдет. А ты в самом соку. Парня надо хорошего.

— Где их хороших найти? — выдала я коронную фразу всех русских женщин.

— Твоя правда! За границей там только такие и ходят, наверное.

— Какие? — я прищурилась от солнца, с любопытством слушая говор бабы Нюры.

— А такие, мол, «звоните Рикки Мартину». Голубые! — ответила Анна Витальевна пугливо выпучив глаза.

— Ну, да. Только мне другая категория все время дорогу перебегает.

— Какая? Не красивые что ли, аль кобели?

— Наоборот, баба Нюра, наоборот. Чем красивее мужик, тем породистее и крупнее у него тараканы. Но, это по моему личному опыту. Вот, сейчас, я без ума от одного экземпляра, но рядом с ним, я ощущаю себя полным ничтожеством, он само совершенство, а из этого ничего хорошего не следует. В идеал я не верю, и могу с уверенностью заявить, что стоит мне узнать его ближе, то всплывут не особо приятные подробности о его жизни или характере. Да и тараканы, по размеру, окажутся чуть меньше Вашей любимой коровы Азизы. Как подумаю об этом, так горечь во рту стоит, — черная тоска за Керо тут же скрутила меня судорогой.

— Так, ты бы желчный пузырь проверила, бы, Авочка, с этой горечью. Тут шутки плохи. У меня где-то настойка лопуха была. Надо будет поискать. Надо же! Такая молодая, а уже с животом проблемы. Едите все подряд и одну химию, вот и маетесь потом.

— Да, нет, баб Нюр это я так. Какой там желудок! Не волнуйтесь.

— Ой, да, беда, с этими мужиками и не говори! Правда, не надо всех под одну гребенку, милая. Ты к Васе нашему присмотрись. Заметила, как он выглядеть стал. Чистый весь ходит, подстриженный, и не только когда ты приезжаешь, а постоянно, — баба Нюра восторженно выпучила глаза, будто говорила не о элементарной гигиене, а о достижении просветления. — И пить меньше стал. Как пошел этот твой эко-туризм в гору, Вася явно ощутил ответственность за дело и взял себя в руки. Таких мужиков еще поискать, а эти твои «красивые»…

После этого слова Нюра скривилась, будто ей червивую черешню в рот сунули.

— Одна беда. С лица воды не пить! Хотя, глядя на Шурика, я и сама молодость вспомнила. Всегда питала слабость к темненьким, а тут еще и роста под два метра. Про бизнесмена из Болгарии я поверила только для вида. Чистейший энглихский, это тебе спасибо, я теперь разницу знаю, а то дура дурой была только ваш «хеллоу» выучила. Самый настоящий цыган! В это наши местные поверили быстрее.

— Сильно буянил? — с тревогой в голосе спросила я.

— Шурик, то?! Какой там! Как с больницы приехал, залег в своей комнате и носа не показывал, пока Вася не дал ему что-то на телефоне посмотреть. Ой, что было! Тут, почти вся клиентура была тихая и будто больная. Наркоманы поди. А Шурик, как получил этот телефон, так его словно подменили. С дуру вычистил мне за два дня курятник и хлев для коз. Потом взмолился, чтобы я ему огород дала вскопать. Полгектара отмахал, я думала, что он уже умом тронулся. Как видно, сильно по вкусу ему эко-туризм пришелся. И аппетит у мужика сразу прорезался, а то сколько я ему нашего сыра перетаскала…. Ой. Я же совсем забыла! — Нюра по-молодецки подскочила с табурета и рванула к холодильнику.

За бесконечным разговором мы снова вернулись в дом. Баба Нюра как между прочим разбудила Игорька и сунула ему в руки стакан ряженки с сахаром на полдник. Марсика отправился во двор. Как я поняла прогулок на сегодня больше не предвиделось.

— Вася же антернет мне показал. Как его… Дай, Бог, памяти! Хухл.

— Я тепло улыбнулась тому, как мило и непосредственно Анна Витальевна переделывала под себя иностранные слов, включая название всемирно известного браузера «Гугл». Теперь, это был «Хухл».

— Даром, что ли мои козочки молоко дают. Грудничкам в основном разбирали, когда я одну Майку держала. Ох, и хорошая коза была! Я же с полтора десятка животинок еще прикупила, а Василий подкинул идею делать сыр. Ты, Авочка, только нам подсоби в местной санэпидемстанции. Сыр хоть и вкусный, но мы его уже сами не съедаем. Вот тебе и деликатес. Тебя, как хозяйку быстрей послушают. Документы я тебе все отдам, сходи ты к этой Нельке, я ее уже видеть не могу.

— А что за сыр? — спросила я, когда поняла, что баба Нюра по привычке снова потеряла нить разговора.

— Мацирела и козий. Язык проглотишь! Вот с медком попробуй. Шурик его как распробовал, так смел половину наших запасов. Вся деревня разбирает за четверть цены.

Меньше чем за минуту, к одинокой тарелке с домашней колбасой, хлебом, редиской и зеленым луком, присоединилась роскошная коллекция сыра, нарезанное дольками яблоко, и литровая стеклянная баночка с жидким медом. Будто из воздуха, баба Нюра взмахнула белоснежной льняной салфеткой с шитьем, захлопав себя по пухлым бедрам, мол, никакой красоты на столе нет. Нырнув в нижний шкафчик, звонко дзынькнули резные хрустальные рюмочки и на столе образовались все условия для душевной пьянки.

Анна Витальевна знала, что я не люблю вино-натойки и очень поддерживала меня в этом, утверждая, что нет ничего лучше «беленькой». Так ласково, многие в России называли водку. Этот напиток еще нужно было отыскать надлежащего качества и баба Нюра знала, что лучший напиток поставляет ее соседка — Григорьена. Какое было имя у Григорьевны почти никто из деревни не помнил, но мужики, за эту бабу могли глотку любому перегрызть.

По старинке штоф с водкой прятался русскими женщинами от мужиков, если те жили вместе, а помянув о том, что Вася «завязал», я даже не стала спрашивать, к чему так далеко схоронен графинчик.

За окном раздался гул мотора. Вася вернулся. Ворота заскрипели и машина вскоре была аккуратно припаркована во дворе на ночь.

Возня явно затягивалась, Кипотченко как-будто стеснялся заходить в дом. Что было своего рода традицией. Этот коренастый, не особо симпатичный мужичок, сильный и выносливый, как та самая «Нива» которою приобрели в обход презентованного мною «Рэндж Ровера», смелел только после того, как я лично звала его на разговор о делах «фермы».

— Василий, скотинку запри на ночь, хорошо? — крикнула в форточку баба Нюра, после чего вернулась за стол и налила мне еще водки в рюмочку. — Дааа, клиенты у нас странные, — протянула баба Нюра, вглядываясь в темноту за окошком, которую рассеивал одинокий уличный фонарь. — Странные все как один. Будто на голову больные.

Из соседней комнаты доносились негромкие звуки мультфильмов, которые смотрел Игорек.

«Вот и началась главная часть разговора!» — промелькнуло у меня в голове.

— Договаривай, баб Нюр…за клиентов.

— Ты честно мне скажи Аврора. Тут же не эко-ферма у нас, так?

— А что же по вашему, баб Нюр? — я едва сдерживала улыбку, чтобы не оскорбить чувства этой прекрасной женщины.

— Реабилитационный центр для наркоманов. Вот что! Ух, дожилась я, — махнув рукой то ли на меня, то ли на «наркоманов», баба Нюра поставил рюмку перед собой, подлила в нее беленькой до краев и выпила залпом. В ее глазах предательски блеснули слезы, но столь отчаянное и смелое заявление вызвало во мне лишь умиление.

Я быстро глянула на Васю соловелым взглядом, он уже сидел напротив и ковырял в зубах зубочисткой.

— Поставишь кино наше? — приятная стадия опьянения наконец-то меня накрыла.

— Ну, что ты молчишь? Я права, да? — баба Нюра прижала руку ко рту и задохнулась.

— А если и так? Вы же не откажете в помощи людям? Верно? Не зря же у вас на шее вот это висит, — я осторожно указала на плотную ниточку, которая скрывала глубоко под одеждой серебряный крестик.

Я ни разу не видела бабу Нюру без него. Даже в бане она не снимала с себя крест и только ниточка менялась с черной на белую, по мере загрязнения.

Вопросы растворились в воздухе, и мы перешли в комнату с телевизором. Там уже шли титры фильма «Мужики!». Вася как раз аккуратно подхватил задремавшего Игорька и отнес в спальню.

Минут через сорок я вовсю рыдала, да так, что баба Нюра приносила мне настойку пустырника несколько раз, а когда поняла, что это бесполезно, то отошла на безопасное расстояние, с ужасом наблюдая знакомую картину.

Чтобы не разбудить ребенка, я зарылась лицом в подушку, и почти кричала в голос. Идело было далеко не в том, что собака бежала за Волгой через поля, когда дети уезжали в отцом на Север, и не в том, что жили сиротки впроголодь, потому что мать умерла и старшей сестре приходилось крутиться, чтобы прокормить двух малолетних братишек… Я настолько привыкла не замечать физической боли, что и душевную давно игнорировала, а она копилась и копилась.

Анна Витальевна подозвала к себе жестом Васю и прошептала:

— Василий, как думаешь, это лечится? Вот каждый раз так? Ничего не понимаю, ну с чего ей так рыдать? Прям сердце разрывается, как слышу это! Совсем молодая! Какие у нее проблемы могут быть? Может тоже наркоманка?

— Все может быть, баб Нюр, — Вася усмехнулся, давая понять, что вовсе так не думает. — Человеку легче становится, вот видишь? Пускай, пускай…

— Ой, поздно. Пойду с внучеком прилягу, а ты присмотри за Авочкой. Я водку попрятала, ты ее водицей отпаивай. Хорошо?

На том консилиум и закончился.

Вася уселся рядом со мной на диване. Я тут же перекочевала к нему с подушкой на колени. Рыдания сотрясали плечи и каждый вдох сопровождался судорожным заикающимся звуком. Широкая ладонь осторожно скользила по моей голове, утешая лучше всяких слов.

Вася знал, что убивать людей дело не простое. На его совести тоже значились отнятые жизни, правда, куда меньше, чем у меня, да все они случились в те времена, когда он служил в Афганистане.

В сон я проваливалась настолько внезапно, что со стороны выглядело будто я теряла сознание.

А утром, уже чувствовала себя на все сто. Просыпалась я по привычке рано, впрочем, баба Нюра подхватывалась еще раньше. Как она любила говорить: «Козы сами себя не подоят!».

На стуле, рядом с диваном, висела моя одежда — выглаженная и чистая. Под стулом ровненько стояли кроссовки. Баба Нюра слишком хорошо знала мои привычки. Каждый день спозаранку я выходила на пробежку и сегодняшний день не был исключением.

Переодевшись, я прислушалась к кромешной тишине в доме, наслаждаясь тем, как сладко ее ворошат торопливые стрелки старинных часов. О вчерашнем срыве напоминали только жуткие отеки на лице и поразительно ровное сердцебиение. Теперь можно было думать о ком угодно. Даже недавний образ Алекса в Нойншванштайне и история вокруг него, не вызывала во мне фантомных болей в груди.

Жизнь продолжалась и на сегодняшний день были запланированы два важных события — окучивание картошки и визит к местной чиновнице Нельке.

Не стоило откладывать их исполнение, и я подошла к рукомойнику, чтобы умыться. Холодная вода быстро взбодрила. На кухне, на столе меня ждал стакан воды и пузырек с настойкой золотого корня. Это средство баба Нюра считала панацеей и пичкала меня ею все дни, пока я пребывала в Пылюкановке. Приняв снадобье, я прожевала терпкий вкус во рту и вышла во двор.

Рекс глухо зарычал на меня, но на этом его активность закончилась, потому что в зубах собаки была зажала голова несчастного петуха, а рядом лежала перевернутая миска. Глупая птица снова попалась на эту нехитрую приманку.

— А кому сейчас легко? — протянула я сама себе.

Я тихо прошла мимо хлева, где слышалось копошение бабы Нюры и оживление, царившее среди коз. В сараюшке на краю огорода, по обычаю были сложены лопаты, тяпки, грабли и прочая огородная утварь.

Раннее утро баловало белесым рассветом, обильной росой и холодящей дымкой.

Баба Нюра много раз объясняла мне зачем нужно окучивание для картошки, но я считала это чистой блажью. Удивительным было другое дело — в процессе несложных манипуляций, голова и ход мыслей приходили в невероятный порядок. Плантация картофеля занимала чуть ли не двадцать соток и меня обнаруживали за помощью, когда треть этой площади была позади.

— Деточка моя! Ну, что же ты надрываешься?! Да брось ты эту тяпку? Ой, совсем тупенькую взяла. Погоди, я тебе другую дам, — баба Нюра со всех ног побежала к сарайке. — Я думала ты побегаешь с утречка.

— Не хочется что-то…, - я приняла новенькую тяпку, удивляясь насколько легче идет работа с заточенным инструментом.

— А на завтрак оладушков с яблочком и медом будешь?

Услышав знакомые голоса к нам вальяжно подошел Марсик и шерстяной кучей плюхнулся к ногам бабы Нюры уложив огромную морду ей на стопы.

— Буду, баб Нюр. Спасибо!

— О! Явился лизоблюдник, — не смотря на мягкие ругательства, хозяйка любовно потрепала пса по загривку. — Ну, пойду хлопотать. О, Васятка на помощь тебе спешит. Быстро-то как у тебя дело идет. Нет, нет…. Вот смотри, как надо. Не надо так много земли под куст нести! Чуток… Ага, вот так!

Грозно глянув на подоспевшего помощника, баба Нюра скомандовала:

— Вась, иди с другого конца начинай!

И только этот спокойный мужик отошел от нас на приличное расстояние, баба Нюра сделала виноватое лицо и остановила мою бурную деятельность, легонько прикоснувшись рукой к плечу.

— Авушка, я же себе зубы вставила. Васятка, как продал этот ваш джип, так не знали куда бежать с такими деньгами. Вот я дура старая и поддалась на уговоры, мол в столицу съездить. Я все отдам! С пенсии тебе на карточку переводить буду, — баба Нюра перекрестилась для пущей убедительности, присматриваясь к моей реакции.

— Нет, нет. Это подарок на юбилей. Не возьму денег, и обратно Вам все на книжку отправлю. Вам идет! Красота какая. А ну-ка улыбнитесь!

На что баба Нюра продемонстрировала мне зубы, страшно оскалившись и тут же снова сникла.

«Значит дело не в зубах и не в долгах!» — промелькнула у меня мысль.

— Дочка… Так ты мне вчера так и не сказала.

— О чем это? — я выпрямилась, ощущая, как спина протестует от такого маневра. Пришлось прищуриться, потому что рассветное солнце било прямо в глаза.

— О наркоманах-то.

Я промолчала.

— Видно, что и тебя гложет напасть какая-то. Бывает так, когда у человека дилемма на душе. Тайну ты держишь и поделиться ни с кем не можешь. Ты расскажи мне, милая, я все с собой в могилку заберу. Не проболтаюсь и даже если все эти люди наркоманы, я просто молиться за них буду.

Вася наяривал уже второй рядок и я с тоской посмотрела на его безмятежное лицо.

— Баб Нюр, вон человек делом занимается… Можно я к нему? А? Не переживайте. Не наркоманы ваши клиенты. Просто у людей проблемы всякие в жизни, вот они от них и убегают, а потому немного чудят на свежем воздухе. Смена обстановки слишком резкая.

— Ага, — рассеяно протянула женщина. — Значит, надо молиться за них.

— Надо, — согласилась я, чтобы этот разговор быстрее прекратился. — Ух, кушать-то как хочется!

— Все! Побежала! Сейчас оладки будут! Я позову, как накрою на стол.

С этим баба Нюра унеслась в дом, а Марсик подошел ко мне и потерся о бедро. Высоченная псина требовала ласки и я с охотой потискала его густую шерсть, да так, что собака плюхнулась прямо на крошечные кусты картофеля. Тут же послышался глухой хруст молодых ростков. Ох и влетит же животинке!

Переливы петушиных криков, летавших по округе звучали, как колыбельная. Вдали мычали коровы, которых выгоняли на пастбище. Меня наконец отпустила мания преследования, которая не покидала с того момента, как я впопыхах уезжала из Лондона.

Создавалось отчетливое ощущение, что Пылюкановка располагалась не в Чувашии, а где-нибудь на Луне.

Визит к алчной чиновнице, которую в миру величали Нелли состоялся в аккурат после обеда, когда сытая трапеза от бабы Нюры превратила меня в самого терпимого человека в мире.

Нельку я знала давно, как и она меня. Эта женщина являла собой собирательный образ, который подразумевал затянувшийся незамужний период, отсутствие детей, а потому роскошную карьеру и как следствие — не самый покладистый характер. Я часто закрывала глаза на непомерно растущие аппетиты чиновницы, чтобы мой скромный бизнес в Пылюкановке лишний раз не ворошили эти муниципальные шакалы. У Нелли были потрясающие связи местного уровня и теперь приходилось расплачиваться за свободное пользование негласными услугами.

Она сидела передо мной — стандартная кубышечка с хорошим макияжем и гладким лицом. Картину портили облегающий брючный костюм, эдакая тоска по пятидесяти пяти килограммам, которые почили лет шесть назад, маникюр и тонкие волосы, испорченные частым мелированием.

— Аврора, давно тебя не видела! По делам к нам или как? — довольное выражение лица и блеск в глазах были знакомой картиной, не предвещающей благополучного исхода переговоров.

Не в пример чиновнице, я сидела напротив нее, облаченная в лучшую юбку бабы Нюры серого цвета и синий джемпер. Ноги обтягивали плотные колготки с рисунком и если бы меня сейчас представили, как гражданку США, то эта шутка не имела бы успеха.

— По делам, Нелли, — тяжелый вздох и понурый вид, должны убедить ее в том. Что эти самые дела идут у меня не лучшим образом. — Сейчас не самые лучшие времена у моего бизнеса. Вот ищем новые источники дохода и решили с Анной Витальевной сыром заняться. Хотя, чувствую, что ничего не выйдет.

— Ах, да! — из органайзера на столе была молниеносно выужена папка. Глаза забегали по строкам и на переносице Нелли появилась складка. — Да, ты бы лучше ее оговорила. А то столько вложить надо и вдруг все прогорит.

— Знаю, но боюсь, что это будет единственное, что поддержит ферму на плаву.

— Как так?

— Я скорее всего уже не приеду, — вот тут я не стала кривить душой и выложила чистую правду.

— Все так плохо?

Выразительное молчание были слишком красноречивым ответом на заданный вопрос.

— Подсоби в последний раз, Нелль! — мой голос опустился до шепота. — Сотку мы не потянем. Максимум сорок, — от заискивающих ноток в собственном голосе меня замутило. Как-то слишком сильно я в образ вошла.

Но в голове у чиновницы уже крутились ходики вычислительной машины, которая взвешивала шансы получить куш и остаться с носом. У этого народа был нюх на поживу и он редко изменял хозяину.

— Я бы с радостью и мой интерес тут минимален. Надо подмаслить целую вереницу товарищей у нас в конторе. Так, что это не реально.

Старая знакомая явно ожидала, что торги продлятся и когда я медленно поднялась с засаленного стула, ее рот скривился, а глаза забегали.

— Ну, на нет и суда нет. Нелль, спасибо, что приняла, — трудно было сдерживать негодование, которое так и сочилось в голосе, но моя дерганность вполне могла сойти, за разочарование. — Не буду тебя задерживать.

Нелли в недоумении захлопала глазами. Она плотно сжала губы и в глазах блеснуло презрение.

— Конечно. Удачи тебе!

Больше того, что мне отказывают, я не любила, когда желают удачи, считая, что на эту субстанцию уповать, как минимум, легкомысленно.

Спасительно затревознил телефон в кабинете и я покинула крохотный помещение, заваленное потасканными папками и обставленное допотопной мебелью.

На парковке управления, сидя в «Ниве» меня ждал Вася. Я плюхнулась на сиденье рядом с ним и уставилась невидящим взоров в лобовое стекло.

— Понятно, — с досадой протянул он и повернул ключи в замке зажигания.

— Вась, помнишь у тебя воздушка была, мы еще из нее по сорокам палили, когда те повадились цыплят таскать?

— Воздушка? После разговора с Нелькой? Дорогуша, да тебя в нашу думу надо запустить — точно станешь террористом!

Я перевела тяжелый взгляд на Василия и он торопливо закивал.

— Да, начищенная под кроватью лежит.

Через два дня в местной газете «Сурский рубеж» появилась крохотная заметка в разделе криминальной сводки, что машину местной чиновница из санитарного надзора неизвестные расстреляли из винтовки. Пострадали исключительно протекторы. Ведется следствие.

Так что звонка от Нелли долго ждать не пришлось. Новая резина на Киа Спектра как раз стоила в районе сорока тысяч. Этот факт я выяснила еще до того, как нанести визит «старой» знакомой.

— Вот, баб Нюр! Держи! — я гордо сунула разрешение Анне Витальевне. — Делай теперь сыр, сколько душе угодно. А тут образцы упаковки. Потом выберешь, я отдам в типографию на заказ, чтобы все как у людей было.

— Ой, спасибо, Авочка! Добила все таки этих чинуш! — баба Нюра и не догадывалась насколько она была близка к истине, даром что мое негодование коснулось только автотранспортного средства.

— Порадовала ты старую дуру! — но тут она запнулась, едва сдерживая слезы. — Небось Нелли Олеговне отвалила денег гору?

— Она мне скидку сделала…

— Ох, уж эти скидки, — взгляд бабы Нюры помрачнел. — Не руководители, а торговцы! Да, заслужил русский народ этих тунеядцев на свою шею. Сильно Бога, видать, прогневали, когда семьдесят лет церкви жгли. Попомните мои слова еще семьдесят лет нам лишения и несправедливость терпеть. Это если мы с себя начнем исправляться.

Но вдруг, она осеклась и просияла.

— А я вот тут стою и осуждаю человека, который дал мне добро. Храни, Господь, Нельку! И что, Авушка, подарок, поди, прощальный?

В очередной я удивилась проницательности пожилой женщины и виновато пожала плечами.

Глубже вздохнув, я отвела глаза, снова залюбовавшись виноградным навесом.

— Как же мне тебе отплатить? Ведь ничего не могу предложить, кроме того, что у тебя уже есть.

— Не надо, баб Нюр. Все к тому и шло. Одно хорошо, больше не будет у вас чужих людей. С эко-туризмом покончено.

Явное облегчение промелькнуло на лице бабы Нюры, но жалостливый взгляд продолжал меня буравить.

— А что же ты?

— Может личной жизнью займусь.

— Никак ухажеру зеленый свет дашь? — воскликнула женщина.

— Посмотрим, — поддакнула я, сама почти поверив в это.

— И правильно! Такая деваха, а все маешься с этими делами проклятущими! Их не переделаешь! И все деньги не заработаешь… Счастье не в них. Да, что я тебе говорю. Ты и сама поди поняла. Не встречала я в своей жизни человека, который бы так убивался. Сколько же у тебя на душе тяжести, ангел мой. Хоть и рвешь ты ее каждый раз, приезжая сюда к нам, а вот гляжу и снова в глазках твоих болезнь горькая, и словно, неизлечимая. Ох, даже знать не хочу от чего ты такая, но буду молиться за тебя, дите. Авось отпустит!

Баба Нюра принялась крестить меня, после чего благословила и поцеловала в лоб. Я слышала о русских православных обрядах. Самым серьезным считалось причастие, но его суть была слишком далека от меня. Однако в этот момент меня накрыло теплой волной, от которой по всему телу пробежала дрожь с мурашками.

И как оказалось, баба Нюра только с виду была простоватой. Сейчас ее глаза, полные щемящей заботы обо мне, глядели так пронзительно, что мне по неволе стало стыдно за свою жизнь.

Хотя на это я не имела никакого права. За моим выбором, сделанным в тот день, когда я впервые встретила своего отца в парке колледжа, последовала буквально кровавая жертва.

— Бабаааа, я покакаль! — раздалось из-за декоративного заборчика, где, как оказалось, Игорек сидел на горшке.

Всплеснув руками баба Нюра бросилась помогать ненаглядному внучку с гигиеническими процедурами.

Вася вынырнул из дома со связкой вяленого омуля и чехони. На обратном пути мы купили свежего пива, а рыбу нам подоспел главный рыбак Пылюкановки — дед Памай. Местные его за глаза величали, не иначе как дед Поймай, только у него клевало всегда и в любую погоду. Рыба у Памая была отборная — свежая, жирная, вкусная. Мелкую он всегда отпускал.

— Опять пьянствовать будете? — по-доброму подколола нас баба Нюра, дотирая попу Игорьку. — Вася, ты мне абрикосу обещал спилить еще неделю назад и кадушки помыть. Авушка пока под навесиком посидит, отдохнет дите, а ты иди увалень, поработай! А то смотри эта сухая каряга завалится и на Игорька.

Тихо бубня себе под нос список дел и угроз, баба Нюра нарочно не смотрела в нашу сторону, зная, что мы с Васей вдвоем понесемся выполнять поручения. Давно прошли те времена, когда эта женщина хваталась за сердце, видя, как я рублю дрова или поднимаю тяжести. Так, что со старой засохшей «абрикосой» мы расправились за час, сложив поленья около баньки.

Покончив с делами, мы втроем уселись под навесом, вцепившись зубами в соленую рыбку, добивая организм, который полнился наслаждением, жадными глотками прохладного пива.

Эти несколько дней, разделялись для меня не наступлением утра и вечера. Время приняло форму голоса Анны Витальевны, которая ровно три раза в день вопила на всю деревню:

— Иииииигорь!

Обед, полдник и ужин.

Мысли сами собой приводились в порядок, возвращалось чувство покоя и уверенность, что я смогу справиться с нормальной жизнью, на которую взяла курс.

Деньги, закопанные в огороде я оставила в распоряжении Васи. Мол, на мелкие расходы и на поддержку сыроварного дела бабы Нюры.

Последняя ночь в Пылюкановке была бессонной. Я покинула ферму на рассвете, молча обнявшись с Анной Валентиновной. В неярком свете фонаря, тускло блеснул ее крестик, за воротом длинной ночной рубашки и теплого пухового платка, накинутого на плечи.

Рекс сонно зарычал на прощание, Марсик лежал с ним рядом, и только лениво подрагивал его подрезанный хвост.

Напоследок баба Нюра сунула мне пакет пирожков с капустой и махнув рукой, всхлипнула. Через минуту мы с Васей уже тряслись на неровной ухабистой дороге. Мотор Нивы надрывно ревел, на удивление совпадая с моими ощущениями.

До аэропорта Вася не проронил ни слова. Только по приезду, он настоял на том, чтобы донести одну единственную сумку, которая у меня шла, как ручная кладь.

— Василий, не забудь заплатить доктору Перекатову.

— Его удар хватит от такой суммы. Может, хоть, частями?

— Смотри сам.

Мы снова смолкли. Василий осторожно обнял меня и на прощание улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

— Ну, бывай, Аврора Винсентовна. Всего тебе хорошего.

Я возвращалась к своей семье — маме и Сьюзан. Пожалуй, это был самый трудный момент, к которому жизнь подводила меня после каждого «заказа».

В Пылюкановке не было ничего личного, хотя я любила ее обитателей, а в Люка-Дубрава отношения с близкими давно переступили черту обид и непонимания.

Любить родных было мало. К огромному сожалению, я ничего не могла прибавить к этому эфемерному чувству и делом слова не подкреплялись. Только очередные «командировки», долгое отсутствие и повисшие без ответов вопросы.

14 глава


Неофициальные визиты Габриэль Сомерсбри предпочитал тем помпезным приемам, на которые тратились безумные средства. Поездки, подобные этой, поездки случались крайне редко. Молодой человек обожал посещать объекты своей особой программы благотворительности инкогнито.

Визит в Патну — крупнейший город штата Бихар, в Индии носил спонтанный характер. Руки мэра города, Аджая Рамеша, казалось, потеряли способность находиться в разомкнутом положении, при виде высокого гостя, а подобострастное выражение лица и отчаяние на грани сумасшествия и вовсе выводили из терпения Габриэля.

Вся верхушка местного самоуправления, пришла в бурное движение, и походила на безумную воронку, в которой чудом через час появился переводчик, от которого жутко смердило чесноком. Судя по всему, этот бедолага знал об этом факте и старался держаться на расстоянии.

Господина Сомерсбри намеревались срочно отвезти в дом мэра, за неимением приличной гостиницы в городе, но он отказался, пожелав сначала переговорить о делах.

Чуть больше двух месяцев назад в провинции Патна должна была начаться грандиозная стройка четырех новых школ для бедного населения. Этот факт широко не освещался в западных СМИ, в принципе, как и львиная доля проектов подобного типа, в нескольких странах третьего мира, которые инициировал Габриэль.

Сидя в мягком кресле, он впился застывшим взглядом в унылый пейзаж за окном, где колыхались широкие лапы раскидистых пальм, пока болливудская офисная команда не соизволила убраться за дверь, оставив мэра и его дорогого гостя наедине с богато накрытым столом из вегетарианских блюд.

Все мысли и чувства Габриэля Сомерсбри были заняты одной картиной, от которой он не то что не хотел избавиться в сознании, но даже не хотел, а потому он, то и дело, воскрешал в памяти картину, которая потрясла его до глубины души. Такую редкость следовало смаковать и рассматривать с разных ракурсов, растягивая удовольствие.

А что могло доставить удовольствие такому человека, как Габриэль?

Только удивление.

Вечный груз проблем, огромная ответственность и густая паутина, за ниточки которой уже было довольно трудно дергать одному человеку, не давали отдыха ни днем ни ночью.

В свои тридцать с небольшим Габриэль каждую ночь засыпал только со снотворным. Ведь едва он уединялся, в мозг впивались злым, остервенелым роем события, намерения, слухи, которые непрерывным потоком поступали ежечасно от доверенных лиц, разбросанных по всему свету.

Люди Сомерсбри следили за всеми винтиками системы, которая на данный момент, уже вполне могла избавиться от своего создателя.

Но страх не торопился присоединяться у этому театру абсурда. Главным достоинством Габриэля было то, что он умел добывать нужную информацию, впрочем. как и использовать то, что узнал.

Самым важным здесь было терпение. Но чтобы выработать в себе эту способность, пришлось приложить колоссальные усилия.

Терпение и холодный расчет творили чудеса. А как же давно не заглядывали главные спутники этого редкого гостя — изумление и восторг.

Теплые волны блаженного чувства буквально затопили мужчину изнутри. Их оттеняло не менее неожиданное ощущение — сочувствие.

Именно его испытывал сейчас Габриэль к своему недавнему партнеру по бизнесу — Виго Оттернею, который и стал виновником столь нежданных переживаний.

Перед глазами стояло раскрасневшееся, бесстрастное лицо человека, существование которого стояло под вопросом почти сорок лет — Финис!

Дивные черты лица, белокурые волосы, слипшиеся от пота, усталый взгляд, полный решимости и лишенный малейшего проблеска жалости к своей жертве. И это была женщина.

Габриэль собирал по крупицам все слухи о Финис. Почти достоверно он знал, что этот человек перенес на себе все возможные пытки, вплоть до сдирания кожи на живую, что было проделано по старому ритуальному обычаю, характерному для отдельных африканских племен.

И потому все любопытней становилась участь Виго Оттернея, который связался с неуловимым убийцей, чтобы избавиться от Алекса Фаррот.

Хотелось хоть немного освободиться от невыносимого гнета будней, проходящих в разъездах и скучных переговорах с политиками, президентами, сенаторами, духовными лидерами и конечно же многочисленными главами десятков картелей, которые оставались таковыми только потому что Габриэль позволял им быть…

— Господин Сомерсбри! — голос переводчика прогремел совсем рядом, и Габриэль строго глянул на мэра.

— У меня мало времени. Расскажите вкратце, на каком этапе сейчас строительство школ?

Мэр выпучил глаза и с ужасом посмотрел на переводчика, после чего сглотнул и снова выставил руки вперед в молящем жесте.

— Простите, господин Сомерсбри, но стройка еще не началась.

Габриэль поднялся со стула и с каменным лицом приблизился к мужчине, который всем видом демонстрировал сожаление и страх.

— Деньги были переведены месяц назад, — тон Сомерсбри был холодным и угрожающим.

— Да, но проект еще не утвердили в отделе архитектуры. Такие сроки установлены законом, я не могу их ускорить. Тут приходится уповать только на совесть вышестоящих чиновников…

— Если бы все руководствовались только совестью, я бы не процветал, Аджай! Я воспользуюсь Вашим компьютером?

Вопрос был задан риторический, Габриэль уверенно уселся в кресло мэра и застучал по клавишам. Еще через минуту он достал смартфон и набрал сообщение.

— Рамеш, займитесь этим лично, пока у нас еще есть свободная минута, — Габриэль запустил руку в рюкзак, с которым приехал, и выудил оттуда пачку долларов в банковской упаковке.

Эту часть мэр не любил больше всего, но каждый раз благодарил богов за щедрость господина Сомерсбри, о которой тот не любил распространяться прилюдно.

Деньги мужчина взял в руки с присущим ему страхом, учитывая какая это была большая сумма даже для него — чиновника не самого низкого ранга. Габриэль Сомерсбри посещал Патну до этого трижды и всякий раз, когда стихала суета вокруг него, он разменивал деньги на местную валюту, и руководствуясь необъяснимой логикой, украдкой всучивал купюры беднякам. Он оплатил несколько дорогостоящих операций простым людям, выбирая при этом только работоспособных мужчин и женщин, в сведениях о которых была указана информация, что они являются кормильцами в своих немаленьких семьях.

— Как обычно? На крупные? — снова послышался голос переводчика, который не сводил выпученных глаз с пачки.

Однажды деньги доверили личному секретарю мэра, но тот решил, что сможет обмануть сбрендившего богача, который навещал мэра, мол, деньги никто пересчитывать не будет, учитывая тот факт, что пачка заветных зеленых американских купюр превращалась в мешок рупий. Секретарь не стал «жадничать» и присвоил около семи сотен долларов.

Тогда Габриэль молча принял два кейса с деньгами и молча покинул кабинет мэра, а через две недели, когда все и думать забыли о визите Сомерсбри, тело секретаря нашли подвешенным на крыльце его собственного дома с проколом на шее, через который вытекла вся кровь.

— Да, — бросил Габриэль, не сводя глаз с монитора компьютера.

Мэр поспешно покинул свой кабинет и тут же раздался задребезжал телефон.

Переводчик вытянулся по струнке, когда Габриэль глянул на него и кивнул на телефон.

— Возьмите и ответьте.

— Простите, но я не имею…

— Быстрей! — твердый, угрожающий тон, который не подразумевал возражений не оставил бедолаге выбора.

Мужчина ответил на звонок. Его лицо все больше покрывалось потом, который уже начинал стекать струйками.

— Это звонят из Министерства строительства, просят уточнить, каким образом передать разрешение в отдел архитектуры и… простите…, - переводчик дослушал человека на другом конце провода, часто кивая и что-то торопливо записывая на бумаге, — их интересует имя того, кто замедлил процесс выдачи бумаг.

— Опустим эту часть, пусть передадут по внутренним каналам связи с цифровой подписью и вышлют почтой копию. И да! Поблагодарите господина Мукерджи.

Переводчик взволнованно затараторил слова, не забывая при этом кланяться по привычке, разговаривая со столь уважаемым человеком, пусть даже по телефону.

Мэр вернулся меньше чем через двадцать минут с двумя не прозрачными пластиковыми пакетами. Более подходящей тары для денег он просто не нашел.

Габриэль подхватился с места, но тут застыл на секунду внезапно осознав, что голоден.

Господин Аджай молча наблюдал за тем, как молодой человек спешно и с аппетитом съел порцию рыбного карри, и попробовал многочисленные соусы, макая в них кусочки лепешки пури, после чего, он жадно выпил стакан кокосового молока.

— Аджай, Вы должны сегодня закупить строительные материалы, согласно сметы, на все объекты. Возьмите в аренду несколько складов. С архитектурой я решил вопрос… Сегодня Вам передадут разрешение.

Мэр опешил от услышанного, но возражать не посмел. Его удивленный вид, заставил Габриэля почувствовать раздражение, от того, что нужно разжевывать очевидные вещи.

— Подрядчики и дальше будут затягивать сроки, к тому же не упустят возможность оттяпать себе дополнительные бонусы. Большая часть денег растворится и стройки заморозят. Вам я доверяю, поэтому сейчас мы отправимся в местный отдел строительства и возьмем всю необходимую документацию.

Удивление на лице господина Рамеша, сменилось на нечто тягостное и неизбежное. Он прекрасно понимал насколько прав мистер Сомерсбри.

— С столь большие деньги, я тоже доверяю только Вам.

Мэр не выдержал.

— Простите, господин Сомерсбри, но к чему такая спешка?

— В скором времени, мне нужно будет посвятить себя одному делу…, - Габриэль мысленно вернулся к лицу женщины, которую увидел в Кали-Джагах. — И без того у Вас было достаточно времени, чтобы начать строительство, но как я вижу, никто не собирается торопить начало работ. Затягивание сроков ни к чему хорошему не приведет, как показывает практика. Не делайте вид, что все под контролем и дело только в сроках, Аджай!

Габриэль резко повысил голос. Было заметно, что он буквально взбешен и до это лишь умело контролировал свои эмоции. Через секунду его непроницаемость вернулась на место и лицо приняло прежнее спокойное и строгое выражение.

— Мы будем где-то делать остановки? — мэр постарался перевести тему разговора на прорву денег в двух пакетах, которая заставляла его нервничать.

— Нет. На этот раз, это будет…премия, — неприкрытый сарказм сказанного, подтвердила кривая усмешка, которая промелькнула на усталом лице господина Сомерсбри, когда он поспешно покинул кабинет мэра, не особо переживая, что его спутники не успевают за ним.

Высокий молодой человек, мэр и переводчик, быстро двигались по длинному душному коридору муниципального здания, направляясь к выходу, не замечая сколько привлекают к себе внимания.

Аджай промолчал, понимая, что под словом «премия» этот господин понимает тривиальную взятку.

Едва оба оказались в машине, мэр скомандовал своему водителю отправляться к первой из развернутых строек, боковым зрением наблюдая за Габриэлем Сомерсбри, который снова достал свой телефон.

Он постоянно набирал сообщения, лишь изредка замирая, уставившись застывшим взглядом в никуда. Его лицо то и дело светлело, и Аджай мог поклясться, что этот человек сейчас улыбнется. Но Сомерсбри, будто поставил внутренний барьер на публичное проявление эмоций и на место возвращалась привычная маска непроницаемости.

За время на должности мэра Рамеш вдоволь насмотрелся на брезгливые мины иностранных делегаций, в чем, впрочем, не мог их упрекнуть.

Глядя на то, как пот каплями стекает по лицу господина Сомерсбри, и как тот спокойно смахивает их рукавом явно дорогой рубашки, мэр в очередной раз пообещал себе отправить служебное транспортное средство в автомастерскую, чтобы наконец-то починили кондиционер.

В присутствии Габриэля все мысли превращались в точку пульсирующего страха. Аджай прекрасно понимал, что спокойствие этого молодого человека, было самым обманчивым чувством и лишний раз отвлекать его не стоило, хотя так и подмывало предложить ему чистый платок, который всегда был в кармане пиджака скромного мэра. Но страх перед господином Сомерсбри перебороть было невозможно.

Мэр понимал, что возможно в эту минуту, Габриэль Сомерсбри мог набирать сообщение кому-нибудь из высшего аппарата управления в Нью-Дели. Могуществу этого человека даже завидовать не хотелось. Его возможности были безграничными, без тени сомнения, впрочем, как и баснословное состояние.

Что творилось в голове у подобных людей? Разве можно предсказать их желания, если ни шум, разрывающий барабанные перепонки, доносившийся с улицы, ни удушающий смрад выхлопных газов, ни жара, не могли ни на секунду заставить Габриэля Сомерсбри скривиться или тяжело вздохнуть.

Его раздражение вызывала только нерасторопность местных чиновников, относительно постройки школ…

В какой-то момент господин Сомерсбри поднес свой телефон к уху, чтобы ответить на звонок.

— Да, Реймерс… Ты получил фото? Прекрасно. Полное досье: поездки, визы, покупка билетов на все виды транспорта. И да! Скорее всего будет несколько паспортов. Проверь семью. Подключи к программе. Всю информацию пересылать только мне. Никаких копий.

Габриэль даже не пытался говорить тише, зная, что мэр прикладывает все усилия, чтобы не только казаться, но и быть глухим в данный момент. А переводчик, который сидел рядом с водителем впереди, и вовсе казался призраком.

— Понтинг подождет! — неожиданного буквально взревел Габриэль, так что вены на его шее вздулись, а лицо покраснело. — Ты правильно понял. Сейчас это приоритетная задача. Только это фото. Только этот человек.

Габриэль прервал разговор и отключил телефон, чтобы уставиться в окно.

— К истине нет дорог, и в этом ее прелесть — она живая…, - задумчиво произнес этот странный человек и мэр не сразу понял, что господин Сомерсбри обращается к нему.

— Простите? — голос переводчика звучал все тише и бедолаге пришлось прокашляться.

— Вы знаете, кто это сказал, Аджай?

— Джидда Кришнамурти, — с запинкой ответил мэр, словно был на экзамене.

— Вы получили прекрасное образование, — довольно кивнул Габриэль, в очередной раз убеждаясь, что сделал верный выбор в лице непритязательного и честного чиновника. — Через некоторое время у Вас начнутся проблемы на работе. Господин Рамеш, я надеюсь на вашу поддержку и сознательность. Строительство сразу четырех школ, могут вызвать коллапс, в первую очередь из-за проблемы освоения огромных денег. Не буду кривить душой, но боюсь, что в Патне потом для Вас будущего не будет. Это своего рода жертва. Но не напрасная…

Телефон Габриэля снова зазвонил, но на этот раз он протянул его мэру, чтобы тот ответил.

Ничего не понимая, Аджай принялся слушать того, кто звонил.

Уже через минуту, мэр заливался слезами и что-то торопливо записывал в небольшом блокноте, который торопливо выудил из своего кейса.

Габриэль не знал хинди, но прекрасно знал, о чем идет речь.

Единственный сын Аджая Рамеша, в данный момент чудом оказался первым в списке кандидатов на трансплантацию сердца.

Семилетний ребенок, которого, максимум через полгода ждал, разве что, достойный погребальный ритуал сожжения, станет прекрасным залогом преданности Аджая.

Габриэль Сомерсбри прекрасно знал, что человек попадает в полную зависимость только тогда, когда раскрывает свою слабую сторону. Не удивительно, что именно эту особенность использовала и та, кто полностью пленила все мысли Габриэля — женщина-призрак с золотыми волосами и стальным характером, которая, сама того не ведая открылась ему в Кали Джагах.

Назойливая благодарность мэра была подобна бурному надоедливому потоку, но Габриэль, сжав зубы, молча слушал его слова, снова уставившись в свой телефон.

От Реймерса пришло сообщение, в котором было всего два слова: Аврора Франклин.

Ее имя!

Внезапно Габриэль понял, что впервые за долгое время, по-настоящему взволнован и этот факт буквально ошеломил его. Он был уверен, что ничто в этом мире больше не способно его удивить.

Пытливый ум, своеобразная мораль и потрясающее чутье, граничащее на грани прозорливости помогли Габриэлю выстроить невероятную империю, которая в данный момент висела на волоске из-за того, что этот странный молодой человек отказывался быть похожим на тех, кого презирал всей душой.

Он был вынужден превратить свое имя в торговый знак, использование которого было полностью запрещено и за малейшее упоминание в прессе и СМИ, армия юристов выбивала через суд баснословные штрафы с падких до сенсаций и сплетен медиамагнатов. Со всеми, с кем Габриэль вступал в деловые отношение, сперва подписывали объемный договор о неразглашении, в котором основным условием был запрет об публичном упоминании его имени, в любом аспекте.

Подобная политика привела к единственному закономерному итогу — кого не спроси никто не слышал о Габриэле Сомерсбри. Только несколько человек, которым была дана определенная свобода действий для управления подобной империей, знали кому они подчиняются и правду об основном источнике дохода.

Последние несколько лет, по мере того, как состояние этих людей росло, как ни удивительно росло и их недовольство. Тому была одна единственная причина — Габриэль.

Тот самый зловещий «Англичанин», который, на поверку, не владел каким-либо значимым имуществом и на его счетах, едва могло набраться несколько тысяч долларов.

Другими словами, его деятельность могли хоть под рентгеном просветить, но при полном отсутствии финансового следа, любые обвинения невозможно было связать с наркотраффиком.

Габриэль прекрасно знал о грядущем «бунте», который давно ожидал, как и о том, что Виго продался спецслужбам в обмен на информацию с последующей дележкой власти «под столом».

Поэтому следовало преступить ко второй части его долгосрочного, сложного плана, и к сожалению, более кровавой, чем первая.

Для этого нужен был человек, владеющий специфическими навыками и обладающего опытом в том, чтобы оставаться незамеченным.

До последнего момента Сомерсбри не верил в существование Финис, но события последних дней складывались настолько удачно, что недостающие части головоломки сложили наилучшим образом, вплоть до того, как ему удастся убедить неуловимого убийцу работать на него.


15 глава


В аэропорту Сплита, по- традиции, меня никто не встречал. Вообще, возвращение домой проходило в обстановке невероятного одиночества и все время пути до острова, где располагалась моя семейная цитадель, в голове бродили мысли, которые подводили итог очередного путешествия.

Правда, эта поездка была знаковой. Мною должно было овладеть чувство удовлетворения, как у всякого нормального человека, который завершал плодотворную карьеру. Но само выражение «нормальная жизнь» ввергало меня в состояние, чем-то напоминающее растерянность с легкой кантузией.

Хотя, глубоким мыслям мешал еще один малоприятный факт — едва ли не каждые пять минут, моя рука тянулась к левому предплечью, потому что там невыносимо зудел участок кожи, на котором давно красовался дядюшка Пекос.

Тату изредка начинало зудеть. И, увы, это была дурная примета. В данном случае срабатывала неплохо натасканная интуиция, и я знала тому причину.

Долгожданное возвращение домой не зря вызывало легкий мандраж — родные не особо радостно разделяли мои длительные командировки, в период которых со мной толком-то и связи не было.

Только по приезду в Хорватию, я вставляла в телефон местную сим-карту, и раньше, после подобной манипуляции аппарат намертво зависал от количества сообщений и фото, которые насылали мне мама и Сьюзан.

Чтобы дорогие сердцу люди не скучали в мое отсутствие, я отправляла их в путешествие. Не редко устраивала для Сьюзан обмен по учебе и они с мамой заполняли пустые страницы в загранпаспортах, почти наравне со мной.

Поездка на такси до городка Трогир занимала меньше получаса. И только там меня ждала встреча со знакомым человеком. Это был Векель Урбин. Молодой мужчина средних лет, в нашей семье был кем-то вроде водителя, но учитывая, что на машине до моего дома добраться было невозможно — только на катере, мы единодушно звали его Капитан. А в «мореходке» Урбин был без преувеличения ассом.

Он невероятно много курил и мужчину невозможно было застать без белой морской кепки с черным козырьком, которая периодически желтела от пота и кожного сала.

— Здравствуйте, Аврора. Как Ваши дела? — вежливое приветствие никак не вязалось с затертым внешним видом Векеля. Рубашка с коротким рукавом держалась на двух пуговицах, а широкие шорты до колена являли миру пару латок с торчащими по краям нитками.

Я, как работодатель, Урбина долго боролась с подобным безобразием, ведь местные частенько судачили о том, что я не доплачиваю бедолаге и эксплуатирую его нещадно. Но потом все заткнулись, когда Векель купил себе хорошую машину и его стали замечать в обществе хорошенькой девушки, которую он звал своей невестой. Имя незнакомки он не назвал и если я интересовалась делами своего бессменного «водителя», то так и говорила: «Как твоя Невеста поживает?».

Сегодня, как и много раз до этого, я вышла из такси и на секунду замерла, любуясь широкой гладью моря, тем как солнце разбегается на мелким верхушкам легких волн, а ветер ласково, с легкой горечью трепет меня по голове, как-бы нашептывая:

— «Ну, что вернулась?»

На пирсе в ряд стояли несколько катеров и яхт. Урбин ждал меня на деревянном настиле с пышным букетом пионов, и едва я вылезла из машины, он торопливо подошел и монотонно пробурчал:

— С прибытием…

На этом диалог обрывался, потому что Векель ринулся к багажнику, выуживать мой скромный набор вещей, в виде одной дорожной сумки.

Я почувствовала, как в груди болезненно сжалось сердце. Цветы были куплены по моему поручению. Мама обожала пионы. И сейчас был как раз сезон для них.

В горле застрял вопрос, который я всегда задавала с трудом, но вот Урбин поровнялся со мной, ожидая, когда я выйду из ступора.

— Происшествия были? — тихо спросила я, пристально рассматривая раскрывшиеся бутоны.

— Нет, — коротко и уверенно ответил Векель, после чего упругой походкой зашагал к катеру.

Я медленно выдохнула, но на душе ничуть не полегчало. Тоска вгрызалась все сильней.

— Нужно поспешить, скоро ветер поднимется, — услышала я голос Капитана.

Катер качнулся, когда я шагнула в него. Убедившись, что пассажир на месте, Векель неуловимым движением отдал швартовые, включил мотор и стал у руля, уставившись с прищуром вдаль.

Я глубоко вздохнула, от части ощущая себя, как герой Рассела Кроу в фильме Хороший год, когда он вернулся в дом детства, где жил со своим дядюшкой. Он — взрослый, полный цинизма человек, шагал по винограднику с улыбкой до ушей и по привычке, взяв в руки горстку земли и растер ее ладонями, чтобы вдохнуть аромат, но выбор места был неудачен и вместо пыльного, знакомого запаха, в нос ударил смрад куриного помета, которым были удобрены кусты роз.

Вот и я наслаждаясь соленым морским бризом, изо всех сил старалась не замечать дурного душка безразличия, с которым меня встретит мое семейство. Что ж, подобное отношение вполне заслуженно. Они догадывались, что я веду мягко говоря странные дела, когда пару лет назад, поддавшись приступу паранойи подняла на дыбы весьма дорогую охранную фирму, заставив их установить на острове самое современное охранное оборудование.

Датчики движения, видеокамеры, сигнализация и группа быстрого реагирования, которая молниеносно пребывала на многочисленные вызовы, по началу пугали маму и Сьюза, но я убедил их, что так мне будет спокойнее.

Мама тогда промолчала, а Сью вынашивала свое мнение несколько дней, после чего заявила мне, что я, наверняка, связалась с дурной компанией.

Но денежка исправно копилась на разбросанных по всему миру счетах и дорогостоящее увлечение Сьюзан биологией, переросшее в суперсовременную лабораторию, под которую был выстроен отдельный монолитный блок чуть поотдаль от дома, путешествия в любую точку мира, стихийный шоппинг в Милане и Париже, быстро отсекли пересуды на неудобную тему моего постоянного отсутствия.

Только Кассандра опасливо обходила стороной, спрятанные камеры, недобро поглядывая на технику, а Доба только и спросил, подействует ли сигнализация на его собак, а когда получил исчерпывающий отрицательный ответ, окончательно успокоился.

Я не следила за выражением глаз и словами, зная, что даже во сне не проболтаюсь и не выдам тревоги по поводу отдельных случаев, когда выполнение «заказов» шло не по плану. Вот только мама стала со мной каждый раз прощаться так, будто видит в последний раз.

Обхватывая мое лицо теплыми руками, которые вечно пахли ванилью, она старалась держать улыбку на губах, в то время, как в глазах я читала мольбу прекратить то, что делала. Вполне могло статься, что отец навещал маму и его смерть оставалась не более чем ширмой.

В таком случае, она могла догадаться, что я пошла по его стопам и просто избегала задавать вопросы. На которые не хотелось знать ответы.

— «Аврора, девочка моя, ты совсем замкнулась в себе. Ты молода, красива, но давно не выбиралась повеселиться с друзьями, — убаюкивающий голос мамы, очень хорошо скрывал ее тревогу. — Что ты себе надумала, милая? Не нужно нам столько денег. От этого уже страшно становится. Сьюзан скоро совсем разбалуешь».

Ни упреков, ни обид…

В этот момент у нормальных людей подступил бы ком к горлу, но я продолжала спокойно и умиротворенно всматриваться в водную гладь, пока взгляд не зацепился за знакомые очертания скалистого острова, который растянулся чуть больше, чем на семь километров.

Я давно приступила к неблагодарному процессу сбора камней, которые носила грузом в душе. Они лежали друг на друге, подогнанные по размеру так точно, что уже не пропускали зов совести и сожаления, которые действовали хуже отравы.

Контуры острова возвышались все больше и больше. Катер плавно причалил, и я торопливо соскочила на досчатый пирс.

Судорожный глубокий вдох, наполнил легкие воздухом, а ноздри затрепетали от знакомых запахов.

— Чуи, мы дома…., - едва слышно прошептала я, вспоминая знаменитую сцену из Звездных войн с потрепанным приключениями Ханом Соло пенсионного возраста.

Звук захлебывающего лая четырех мелких и злых, как фурии собачонок, с завидной скоростью стал приближаться к нам с Урбином со стороны дома.

Четыре любимца Добы породы чихуа, выкатились на пирс, я ловко выбралась из покачивающегося на волнах судна и цыкнула на собак.

— Фу!

Бон, Ренко, Окуш и Жуль, судя по всему, узнали мой голос и тут же смолкли. Только Окуш продолжала тихо скалить зубы. Она была самой злой в этой милой команде. Излюбленным приемом этой суки было намертво вцепиться в ногу не прошенного гостя, к которым относились все кроме постоянных обитателей острова.

Этой печальной участи не избежал даже глава группы быстрого реагирования, когда ребята однажды примчались среди ночи, потому что парочка туристов решила прогуляться под луной по частной территории, не смотря на предупредительные таблички.

Про себя я называла собачью четверку «сектой».

С завидной методичностью гладкошерстная команда терроризировала местную популяцию ежей, ящериц и чаек на острове, будучи вольными псами, которые, впрочем, пунктуально возвращались к дому в часы кормежки.

Любовно оглядывая знакомую местность, я заметила, как в доме неспешно распахнулась дверь и к пирсу заковылял Доба.

При виде хозяина Окуш, прижала уши, от чего ее породистая лобастая головка, стала почти умилительной. Собака завиляла упитанной задницей, и имитируя движения старика направилась к нему.

Отточенным движением Доба с завидной проворностью наклонился к земле, сложив левую руку пригоршней, в которую тут же запрыгнула его любимица. Окуш тут же с удобством умастила свою задницу в широкой, грубой мужской пригоршне и прищурила выпученные глазки, когда хозяин любовно прижал псину к щеке.

Доба хоть и жаловался на здоровье, но мог дать сто очков тому же Урбину. Все эти стоны и тяжелая походка, были для отвода глаз. Крепкий, коренастый, он был обладателем настолько морщинистого лица, что казалось, будто улыбка навечно прилипла к уголкам глаз. Но это была далеко не улыбка — чистой воды оптический обман. Характер у мужчины был тяжелым.

Но когда злился, Доба не мог устрашить внешним видом, благо, что в зычном голосе чувствовалась не дюжая сила.

Вьющиеся седые волосы прикрывала бессменная замусоленная кепка, широкая льняная рубашка с закатанными рукавами и тонкие штаны, были привычной одеждой старика.

О! Хозяйка заявилась. Здравствуй, здравствуй!

Объятий и пожиманий рук между нами никогда не было. Доба не переваривал нежностей, которыми обделял даже свою жену Кассандру. Вся любовь концентрировалась на крохотной злющей собачонке и ее шерстяных прихлебателях.

Внимательно оглядев меня с ног до головы, Доба подхватил мою сумку и не понятно откуда взявшиеся пакеты с куньками — местными моллюсками и абрикосами.

Стандартный приветственный набор, без которого я не могла чувствовать себя нормальным человеком по возвращении домой.

«Ждали!» — щемяще сладко пронеслась мысль в голове.

— А где все?

— Уехали утром в Сплит. Сью со своими опытами совсем нас замотала. Подавай ей этих гадов мелких и все тут! С собаками искали, кто промышляет всей этой научной белибердой. И не то, чтобы в городе… Твою ж…! В стране не нашли!!!

— Ты о чем? Говори по человечески, Доба!

— Трикладида, чтоб ее черти драли, белая планария!

Я поморщилась от явного использования не любимой мною латыни и поняла, что увлечение Сью биологией перешло на новый уровень.

— И когда вернуться?

— А что позвонить им? — голос Добы уже разносился эхом- старик зашел в дом.

— Нет, нет… Сюрприз хочу сделать.

— Вот, вот. Делай! Цветы, поди матери привезла?

Я замерла на пороге гостиной, медленно обводя взглядом просторный холл. Здесь царила прохлада, как и во всем доме, благодаря толстым каменным стенам. Антикварная мебель, казалась, обманчиво простой и на удивление удобной. Дубовые полы, натертые воском, лоснились от попадавших на них солнечных бликов, белые легкие шторы на окнах развевались от морского бриза, который нес соленый запах моря и водорослей.

На душе воцарилось умиротворение, но опять же со знакомым горьковатым привкусом вины.

Этот дом был необыкновенным. Каждый уголок таил в себе прекрасные воспоминания. Мама потратила столько сил, создавая неповторимый уют, который балансировал на грани роскоши и прагматичности.

Пионы обволакивали меня свои ароматом, напоминая, что их век без воды не долог. И я снова вышла на свежий воздух и без промедления направилась к западной части подворья, выложенного диким камнем на подобии брусчатки. Вскоре облагороженная территория уступила место стриженной траве и подлеску, где росли сосны и вязы.

Равномерные глубокие вдохи, знакомые запахи и звуки, одновременно волновали меня и успокаивали, в груди постепенно стихала буря переживаний, которая не отпускала после того, что я сделала с Рэгги.

Преодолев небольшую поляну, я почувствовала, как поверхность стала забирать круче. Значит, скоро!

Это было любимое мамино место на острове. Здесь не было тропинки, пока мама не повадилась ходить к утесу, который заканчивался тридцатиметровым обрывом. Я не разделяла ее любви к этому месту, потому что единственный страх, который я не смогла побороть в своей жизни касался непосредственно высоты.

Прыжки с парашютом, поползновения с альпинистским снаряжением по всяким отвесным стенам небоскребов, ну или, старинных замков давались мне не без усилий, но это «работа», а здесь дом, милый дом…

И опять же, высота! Будь она не ладна.

Мысленная бравада и легкое возмущение, были как нельзя кстати. За этой ментальной ширмой, я не заметила как добралась до верха и очутившись на месте, крепче прижала к себе цветы.

— Ну, здравствуй, мама…, - выдохнула я, в который раз ощущая себя бездушной скотиной, потому что к горлу не подкатывал ком, а глаза не щипало от слез.

Одинокая неровная глыба белесого мрамора, заменявшая могильную плиту, была залита нежным персиковым цветом закатного солнца. На ней был искусно вырезаны цветок с лепестками и имя — Кимберли Элиссон Франклин.

Пионы улеглись у подножия надгробия, я уселась, как обычно рядом не глядя на холодный камень, и устремила взгляд на роскошный вид моря, который открывался в полной красе с этого места.

— Всего-то год, как оказалось… Если бы я только знала. Все кончено! Нам с отцом придется жить простой, размеренной жизнью, которую ты нам желала. А мне до сих пор не верится. И да… Без тебя эту жизнь мне начинать придется заново. Сью не терпится уехать в университет, а пока этого не случилось, боюсь, что я понятия не имею, как себя вести с ней. Я кругом виновата. И деньги тут не особо помогли. Ты была права, правда, дело было не только в них. Ты же знала…

Мамы не стало чуть больше года назад. Это стало для меня таким ударом, что я в буквальном смысле онемела почти на неделю. И дело было далеко не в том, что самый близкий мне человек ушел так внезапно, что я не успела попрощаться. Возможность-то была, вот только, отец мне ее не предоставил. Я как раз завершала, очередной «заказ» и вполне могла провалить дело, если бы мне сообщили, что мама умерла. Вместо меня на похороны приехал он.

Вот почему, отец настаивал на том, чтобы связь с родней я предоставила ему. Все сообщения, звонки и прочее, шли через него. Он оценивал степень важности полученной информации. Проводить женщину, которую любил всю жизнь, отец приехал без раздумий, за одно отмазал меня, рассказав мутную историю о том, что я улаживаю дела где-то в Индонезии с некоторыми оффшорными счетами и связи со мной нет.

Так что, в очередной раз возвращаясь домой, меня поставили перед фактом и перед вот этим мраморным надгробием. Молча, с застывшими лицами.

Сьюзан, Кассандра и Доба, глядели на меня тогда по-разному: я осуждением, сочувствием, жалостью, гневом и недоумением. Я не пролила ни слезинки. Впала в ступор и умолкла.

Доба, даже подумывал мне психиатра вызвать из города. Кася уговаривала поплакать, мол, станет легче, но я отказывалась, мотая головой и что-то нечленораздельно бормотала.

— Да и хорошо, что все закончилось. Тяжелая работа! Последний клиент, вообще, из головы не идет. Ох и гадко же я поступила, мам. Чересчур гадко! На том свете всем открывается истина, да? И ты, наверняка, знаешь, что по-другому было нельзя… Но все равно, гадко.

Едва слышный тяжелый вздох облетел поляну.

У меня определенно было не в порядке с головой, раз беседы с мертвыми мне давались легче, чем с живыми. Наверное, это все из-за своеобразного отношения к смерти.

О костлявой, я привыкла думать чуть ли не каждый день, учитывая ремесло, которым промышляла. И настолько эти мысли сблизили меня с гипотетической кончиной, что я, можно сказать, наполовину и сама была мертвой.

Вязкие, неприятные рассуждения прервал звук двигателя катера. Я поднялась с травы и медленно подошла ближе к обрыву. Судно уже причалило к пирсу, но это были не Сью и Кассандра. Группа из четверых крепких мужчин ловко выгружали большие пластиковые ящики.

Я без труда узнала форму охранной фирмы, услугами которой давно пользовалась.

«Неужели опять неполадки с системой?»

К этому времени собаки, за исключением Окуш, облепили мужчин, которые отряхивали злобных домашних питомцев со штанин. Невероятное терпение парней из охраны грозило дать трещину, но вот Доба, кажется, в полной мере насладился зрелищем и резко свистнул. Собаки тут же замерли и помчались к хозяину. И только Окуш рвалась на руках старика, не в силах угомониться.

Доба стоял неподалеку, в самом начале пирса, оперевшись на толстый деревянный столб и лишь изредка поглядывал на утес. Хоть он и славился своим тяжелым характером, но никогда бы не посмел поторопить меня. Только махнул рукой в мою сторону, показывая ребятам, что, вот мол хозяйка вернулась — решайте все вопросы с ней.

Все верно! Как и говорила мама — «Меньше безделья!»

С холма я, буквально, сбежала и только у подножия вспомнила, что носиться с выражением детской непосредственности на лице, не пристало главе семейства, владелице крупного бизнеса и старинного особняка, который охраняют, будто Форт-Нокс.

— Андридже, рада тебя видеть.

Ребята расступились, пропуская своего начальника — хмурого вида молодого парня. Он протянул мне руку для рукопожатия. Андридже был сыном владельца охранной компании. Я долго наводила справки, относительно людей, которым собиралась доверить безопасность своих близких.

— А уж я как рад. Скоро поселяться тут на постоянной основе… — услышала я недовольное бурчание Добы. Старик сплюнул и как ни в чем ни бывало уставился невидящим взором на море.

— Да, я несколько раз звонил Вам в офис, госпожа Франклин. Нужно было кое-что согласовать. Слишком часто срабатывала сигнализация в последнее время. Мы перепроверили всю систему несколько раз, за последнюю неделю. На записях все чисто, распознавание молчит, сбой исключен. Поэтому, я подумал установить инфракрасные сканеры, — вечно серьезный Андри старался смотреть прямо в глаза, как было у него заведено.

На загорелом лице, я всегда видела сосредоточенность, а необычные серые глаза, светились умом. Весьма редкие качества для не в меру симпатичного молодого человека с прекрасным телосложением. Как бы то ни было, для своих двадцати двух, Андридже вел себя крайне разумно: заочно учился и подрабатывал у отца, самостоятельно оплачивая университет.

— А потом еще берег золотыми булыжниками обложим и канделябры развесим хрустальные вместо фонарей! Не, ну, в край оборзели! Не знают, как деньги вытащить, — старик даже не старался говорить тише, когда заковылял к дому, где с кухни призывно гнусавил телевизор.

Легкая растерянность пронеслась по загорелому лицу Андридже, в то время, как его команда незадачливо чесала затылки.

— Не обращайте внимание на него. Можно попробовать, чтобы исключить ошибку в работе. Но только на год, Андри, хорошо?

— Без проблем, — в этот момент парень мельком глянул на дом и я уловила, что в глазах промелькнуло разочарование, это неожиданное и не званное явление тут же испарилось и послышалось зычное, — парни, за дело!

Вполне возможно, что он опасался, что Доба вновь начнет свою тираду, но к поведению старика можно было давно привыкнуть. Нет, тут что-то другое.

Моя подозрительность снова заняла первое место и все переживания исчезли, будто их и не было. Я даже поняла, что не перестала напряженно сжимать челюсти — недобрый признак чрезмерного стресса.

Потрясающая ирония! Тихие, мирные мгновения полной безопасности наводили на меня панику, а угроза жизни стала привычной и знакомой обстановкой, где я могла чувствовать себя расслаблено.

Возвращение домой, без промедления закрутило водоворот дел, которые вряд ли дадут мне скучать и предаваться невеселым мыслям. Безусловно, я еще не осознавала в полной мере, что впереди долгий период привыкания. И увы, он будет крайне непростым.

Легкая растерянность наконец-то отвоевала себе место на моем лице и я тупо уставилась на линию песчаного пляжа, который тянулся метров на сто, после чего поворачивал за южный выступ острова.

Судя по всему, недавно был шторм. Это объясняло невероятное количество водорослей и деревянных щепок на песке, которые приходилось периодически вычищать.

«Завтра займусь!»

Неприятный мандраж от того, что я до сих пор не встретилась со Сьюзан, уже начинал раздражать. Концентрация моей заботы, которая раньше поровну делилась между ней и мамой, теперь полностью умещалась на персоне моей малолетней тетки, которую я растила, на правах старшей сестры.

Насколько это не звучало бессердечно, но переживать за одного человека было еще хуже чем за двоих. И только болезненная тоска и сожаления, что мама так и не стала свидетелем, моего возвращения «навсегда» домой, добавляла в гамму переживаний черных красок.

Короткие команды Андридже, разбавили воцарившуюся тишину. Пакет с куньками и абрикосами так и остался лежать на пирсе.

Доба донес до дома только мои вещи.

В этот момент мерный гул мотора донесся до моего слуха и я прищурилась, чтобы вглядеться в водную гладь, которая колыхалась мелкими гребешками от ветра.

Катер приближался в приличной скоростью и судя по надписи на борту я поняла, что это одно из местных водных такси.

Три фигуры: две на пассажирских сиденьях и собственно человек у руля. Одна из сидящих фигур поднялась и приложила руку ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза. Высокая, с темными длинными волосами, стройная.

Сьюзан!

Раньше она прыгала от радости и размахивала руками, когда встречала меня.

А теперь, я кожей ощущала ее колкий осуждающий взгляд. Наши встречи становились все холоднее.

Тут бы и успокоиться, мол, подростковая ненависть и крайности, слишком мне знакомы, а в ситуации с моей чудо-работой, так, вообще, не ясно, как мое семейство меня терпело, но нет… Сью умудрялась проявлять ко мне настолько полярные чувства, что я и сама терялась. Точки в болезненной теме моего вечного отсутствия ставиться не торопились.

Не в пример моей молодой тетке, старушка Кассандра, закрыла лицо руками, когда поняла, что именно я стою на пирсе, и помахала мне, после чего тут же прижала руку ко рту. Можно было биться об заклад, что в глазах женщины стояли слезы радости.

— Приехала! Ави! Деточка, а мы и не ждали, ну, хоть бы предупредила.

Мужчина за рулем катера поспешил подать руку Кассандре, ибо судно грозило перевернуться от бесплодных попыток женщины проявить молодецкую прыть при девяноста килограммах веса.

Ухватив пухлую теплую руку, я выдернула свою экономку на пирс с поразительной легкостью, чем удивила взмокшего «паромщика». Пытливый хмурый взгляд Сью сверлил мне висок и я украдкой глянула в ответ. И как ни странно перехватила нечто странное.

Сьюзан с хорошо скрываемой тревогой рыскала взглядом по острову, будто кого-то искала. Ее большие карие глаза, которые сейчас казались черными, походили на пугливых птиц, которым требовалось укрытие.

Знакомым составом пронеслись изумление, обида, горечь и радость. Не в меру красивое лицо юной девушки напоследок исказила усмешка, но она тут же слетела с очередным порывом ветра. Сью качнула головой и прядь длинных шелковых волос цвета вороного крыла лениво припала к щеке.

Водитель катера уже таращился с плохо скрываемым вожделением. Он даже не пересчитал деньги, когда Сьюзан расплатилась с ним, только вальяжно промычал сальный комплимент и до нелепости театрально подставил руку, чтобы последняя пассажирка сошла на берег.

Крепкие объятия Кассандры наконец-то ослабли.

— А чего это парни тут опять? Что-то Андридже зачастил к нам.

Будь я проклята, если в словах не звучала легкая издевка, но тут Сьюзан выпустила из рук маленькую переноску-холодильник и закусив губу, бросилась ко мне.

Ее немного трясло, а губы двигались исторгая невнятное мычание.

Я поняла, что она плачет, но сама, увы, не могла ответить тем же. Только невероятные облегчение и радость, что эта девочка жива и здорова переполняли меня, без малейших признаков излишних сантиментов.

Руки Сью запорхали в воздухе, выдавая отточенные жесты, которые были знакомы людям лишенных слуха или голоса.

— «Аврора, я так рада видеть тебя. Мы все очень соскучились…»

Годы безуспешных попыток узнать, что у меня за работа, полностью атрофировали соответствующие вопросы. Но я по глазам читала: «Ты надолго?», «Когда ты вернешься навсегда?», «Твое место с нами рядом…».

И снова этот мимолетный ищущий взгляд.

Насколько же ситуация была иронична.

Вернувшись домой, я не могла толком в него зайти и даже переодеться с дороги.

Почти полтора часа на берегу.

— Сью, с моей работой покончено, — медленно и четко проговорила я, положив ладони на плечи девушке.

Она прекрасно читала по губам и черные бусины глаз недоверчиво замерли, потом брови сошлись на переносице и голова дернулась.

— «Что ты сказала?» — ее руки изящно выдали замысловатый жест.

— Я теперь всегда буду с вами. Жить здесь, заниматься домашними делами, винодельней и устричной фермой.

Мучительно долгая пауза прерывалась только оханьями Кассандры, которая слышала мои слова, и судя по всему, тоже пребывала в шоке.

Минут десять мы стояли на пирсе, пока из дома не показался Доба.

— Вы тут что топиться все собрались? Что с лицами? Червяков в городе не нашли или опять не тех привезли?

Старик наконец-то выпустил из рук Окуш, и собачонка с оголтелым лаем понеслась к парням, которые развернули бурную деятельность за домом.

Кассандра махнула рукой и порывисто прижала ее ко рту. Я только и успела услышать: «Все! Вернулась…»

До вечера все успокоились и на радостях, Кассандра наготовила еды на целую армию. Это были только любимые блюда. Запеченная ножка молодого барашка для Добы, мясистый помпано с хрустящей корочкой, для Сью, целое блюдо кунек в подливке из шафрана и сливочного масла для меня и мисочка с королевскими креветками, которые так любила Кассандра.

Доба и Кассандра налили себе по рюмочке сливового самогона, который готовили сами, а мне по старой памяти отмерили добрые сто пятьдесят граммов траварицы. Это был единственный сорт местного крепкого алкоголя, который пришелся мне по вкусу. К тому же, это питье благотворно влияло на организм, если им не злоупотреблять. Около двадцати трав входили в состав напитка и густой, приятный аромат вкупе с желтовато-зеленым цветом радовали и вкус, и глаз. И если туристам продавали этот чудесный напиток крепостью не больше сорока градусов, то Доба умудрялся доставать траварицу, которая держала слабый огонек, если возникала надобность поджечь жидкость.

И хотя, изначально Кася была нанята мной, в качестве гувернантки для Сью, учитывая, что в совершенстве знала язык жестов, женщина не могла сидеть сложа руки и вскоре стала вести счета, пополнять провизию, и стряпать на всех.

Несмотря на теплоту и дружелюбие, которое царило за столом, я ощущала некое напряжение. Вполне вероятно это было из-за того, что мама брала на себя ведущую роль в разговоре и легко сглаживала углы между странным набором обитателей этого дома.

Ее легкость в общении, и не всегда оправданный оптимизм, были прекрасным маяком для нас со Сьюзан, к которому мы всегда стремились, будучи противоположными по темпераменту. Ведь только высокий рост нас и объединял.

Моя тетка явно была в другую породу — свою мать вертихвостку. А мы, Фраклины, были коренастыми, страстными по натуре, которые не смогли бы вынести жизнь без вызова и жертв. Легкий налет мазохизма, кажется, был у нас с мамой в крови.

От того и сформировалось даже не ощущение, а твердая уверенность, что я здесь была лишней. Да и зуд в районе дядюшки Пекоса около подмышки, только усиливался.

— О Боже! Я не могу дышать, — слова едва слышным шепотом вырвались из горла, когда мы со Сью вразвалку сидели на веранде, потягивая чай.

Неподобающие для молодых женщин позы, были многократно усилены тем, что к ужину, мы облачились в платья. Я не стала скромничать и надела шелковое с пышной юбкой, чуть ниже колена. Оно провисело добрых три года в шкафу и только сегодня я с упоением содрала с него бирку.

Мама привила нам прекрасный вкус. Поход по магазинам до кровавых мозолей, был классическим элементов ритуала примирения со Сьюзан, после каждого моего возвращения из командировки. К слову, ее гардероб был раза в два обширней моего.

Девочка, практически, не знала отказа ни в чем.

Разумеется, аппетиты росли, и вот теперь, Сью жаждала заполучить собственную машину. Имея на руках водительские права, после того, как я оплатила курсы в автошколе с частным преподавателем, она управлялась с транспортом, как матерый водитель, со стажем.

И неудивительно.

Ограничения с малолетства из-за глухоты, то и дело снисходили к затяжным депрессиям. А подобные вещи меня всегда пугали.

Раньше, с ними, прекрасно справлялась мама, но теперь…

Я буквально осталась с ребенком на руках.

С ребенком, у которого был самый трудный период в жизни — подростковый возраст.

От мыслей меня отвлек взмах руки.

Сью свела брови к переносице и наконец-то отвлеклась от смартфона, в котором увлеченно с кем-то переписывалась.

— «Все в порядке?» — прочитала я в ее жестах.

— Если честно, нет, — пришлось повернуть голову, чтобы обойтись только словами. Взгляд Сью напрягся и прилип к моим губам.

Она, медленно отвернулась и глянула в сторону утеса, где под тусклым светом молодой луны в тишине, находилась одинокая могила.

— Да, скучаю. И слишком много сожалений навалилось. Благо, что есть причина, испытывать дискомфорт из-за плотного ужина, — усмехнулась я, — а так, я бы задохнулась от сожалений. Мне действительно, нужно было давно покончить со своей работой.

Глаза Сью заволокли слезы, но на лице не дрогнул ни один мускул. Только короткий кивок и все то же знакомое осуждение.

— «Ты не могла знать… А если и догадывалась, то не хотела менять свой образ жизни. Кажется, то чем ты занималась, приносило тебе настоящее счастье. Видела бы ты свое лицо. Ей, Богу, с таким видом крестоносцы возвращались после священных войн с варварами».

Из дома появился Доба. Он тоже держал кружку с чаем в руках.

Старик нарочно не смотрел в нашу сторону, но раскинутые по-мужски колени, мы подобрали едва ли не молниеносно, придавая позам достойный вид.

Кажется, все обитатели этого дома осоловели от вкусной трапезы и были переполнены благодушием.

— Славно посидели, — неловко произнес старик, по прежнему рассматривая морскую гладь. — Но пожалуй, прохлаждаться долго не стоит. По прогнозу погоды передали жару, на следующие две недели, и если мы не хотим задохнуться от запаха гниющих водорослей, предлагаю завтра с утречка начать чистить пляж. Уже половина двенадцатого. Поздновато! Подъем в семь утра. Начнем по теньку, а то темечко напечет в обед. Хватит лясы точить. Еще успеешь откупиться, Аврора! Идите спать.

Чуть ли не на середине прозвучавшей речи, я вновь услышала знакомые щелчки, набираемого текста. Сью опять уставилась в телефон. Как ни странно, но она предпочитала держать его «на звуке». Из-за полной глухоты, она развила потрясающую чувствительность в пальцах, и буквально, чувствовала звук кожей.

— Как скажешь, Доба. Действительно надо порядок навести. Скоро пойдем спать.

— Ну, и хорошо, — старик замялся на мгновенье. — Ты бы у Каси попросила мазюку ее лечебную. Чешешься же весь день, как лишайная. Может чего подхватила?

Огромным усилием воли я заставила себя не подсматривать за перепиской Сью и смысл слов Добы не сразу до меня дошел, пока я не поняла, что расчесываю кожу на руке до крови.

На столь чудесной ноте, Доба снова исчез в недрах дома, а я проглотила стоявший в горле ком, который в меньшей степени отдавал ароматом кунек, а в большей — противным душком дурного предчувствия.

* * *

— Да, что же это такое?! Позор! Провались все пропадом! — я шипела, словно гюрза, с остервенением сдергивая очередной бюстгалтер.

Грудь явно увеличилась благодаря диете из штампотта и пирожных в Баварии. А потому, округлая плоть не хотела умещаться в кружевных моделях, которые в изобилии находились в огромном гардеробе.

— Ни одного приличного балконета, чтоб их всех!

Еще волосы лезли в рот, или прилипали к взмокшему лбу, пока я выбирала белье для уборки водорослей.

Пекос с утра был вымазан толстым слоем мази Кассандры, которую та готовила, держа в тайне ингредиенты. Но зуд заметно уменьшился и я грешным делом подумала, что Доба прав. Я вполне могла подцепить какую-нибудь заразу в Индии.

Уместив свое достоинство крайне четвертого размера в спортивный бюстгалтер, я выбрала ультракороткие джинсовые шорты, на которых скромно значился фирменный ярлычок Гуччи, и свободную шелковую рубашку с коротким рукавом, обманчиво простую.

Понятное дело, что вещи придут в полную негодность, но с того момента, как я открыла глаза, меня накрыло мерзкое чувство негодования — явный признак того, что психика бунтует от резкой перемены сферы деятельности.

Из киллеров в домохозяйки — резковато для двух дней.

Я жаждала крови.

Это если на чистоту.

Вчерашнее подозрение, что от меня что-то скрывают, к утру переросло в абсолютную уверенность.

И если не люди, то хотя бы вещи, и весьма дорогие должны были пострадать.

К тому же мне осточертело, ходить в некрасивой и грубой одежде. От комфорта я слишком часто отказывалась.

Пора наслаждаться жизнью по полной программе!

Зеркало приняло мою заспанную физиономию и после получаса трудов, я выглядела более чем свежо, учитывая продуманный и почти незаметный макияж.

— На откачку септика в бальное платье вырядишься? — прозвучало пожелание доброго утра от Добы, которые едва мог сдержать улыбку, когда меня увидел.

— Ох, совсем стыд потерял! Ты что такое говоришь?! Доброе утро, милая. Садись позавтракай, я бекончик поджарила и яйца всмятку, как ты любишь. Кофе и сливочки свежие, — защебетала Кассандра, закрывая своим пышным телом, дражайшего муженька, который недовольно поджал губы.

И уже молча, она сдернула с небольшой миски льняную салфетку и я уловила знакомый аромат свежих моллюсков, по которым сходила с ума.

Диета из штампота меня едва не доконала. Я обожала морепродукты и рыбу, а в рамках конспирации частенько приходилось это отрицать. Так что дома, всем ограничениям приходил конец и не нужно было отказывать себе в любимой еде.

— Сью, уже встала?

— Да. Поела, как птичка, и засела в лаборатории. У нее опыты, — чуть ли не шепотом и с оттенком важности поведала Кассандра. — Но она обещала помочь с уборкой пляжа.

Не помня себя от радости, Кассандра то и дело вытирала руки фартуком или все что попадалось на пути. Она шмыгнула в гостиную и я услышала как хлопнула дверца шкафа. Через секунду женщина вернулась, неся в руках небольшую стопку писем.

— Я отсеивала всякую шваль, вроде рекламы. Счета все оплачены, а это посмотришь сама.

Я коротко кивнула и сделала большой глоток кофе. В основном, это были уведомления от бухгалтерской фирмы, которая занималась ведением дел фермы и винодельни, но сердце забилось чаще, потому что среди конвертов могло отыскаться письмо от Керо. Если он приезжал в город и не мог меня найти, то вполне мог навести справки в том же баре, где мы с ним познакомились.

Надежды рухнули и горечь заполонила рот. Еще один глоток кофе и тяжелый вздох быстро прогнали не прошенное чувство, уступив место иронии.

«Размечталась!»

Один из конвертов был больше остальных и тяжелее. Я распаковала его, полностью уверенная, что это очередной бесполезный каталог, какие рассылают магазины. Но нет. Это была книга из серии Пендергаст, которую я коллекционировала, будучи влюбленной в творчество двух американских писателей — Дугласа Престона и Линкольна Чайлда.

Да что там говорить! Я бесцеремонно воплотила в жизни несколько приемчиков, которые вычитала в их книгах, но полки с выставленными в ряд томами в доме не наблюдалось. Паранойя последней стадии продиктовала расставить книги в разных местах, чтобы злопыхатели не наткнулись на очевидный плагиат, который при тщательном анализе просматривался в моих действиях.

Предвкушение чтения новой книги выдавило на лице едва ли не сладострастную улыбку. Я погладила жесткий переплет, и медленно, почти подобострастно, открыв первую страницу вдохнула аромат типографской краски.

— Начнем от пирса и пойдем к мысу, — распорядился Доба неотрывно глядя на телевизор. Там как раз шли спортивные новости.

Старик допивал кофе, сидя в любимом кресле, на коленях лежал пульт, а в левой руке, по традиции мостилась пушистая задница Окуш. Остальная команда, судя по лаю, гоняла чаек на свежем воздухе.

Ламинарию использовали, как удобрение в садоводстве. Доба приноровился сушить водоросли и перемалывать их в труху. Кассандра разбила прекрасный палисадник вокруг дома.

А я была рада, что можно хорошенько пропотеть, и нахлобучив широкую шляпу на голову, чтобы солнце не напекло темечко, ринулась приводить свои владения в порядок.

К обеду, мы со Сью, удалились почти на сто пятьдесят метров и судя по увеличившемуся количеству бранных слов от Добы, дело шло к завершению.

Правда, оно могло идти быстрее, но мы то и дело срывались купаться в море, чтобы освежиться прямо в одежде, а за нами прыгали четыре собачонки, уморительно хватая соленые брызги.

На редкость дружелюбной обстановке удалось усыпить мою бдительность, и когда мы со Сьюзан присели передохнуть, и Кассандра, доковыляв по песку, принесла бутылки с домашним лимонадом, между нами завязался престранный разговор.

— «Аврора, у меня, через три месяца день рождения…»

— Определилась с подарком? — я мысленно перекрестилась, потому что извела свой мозг разными вариантами, но все это уже было у моей ненаглядной тетки. Разве что оставалась машина.

— «Только пообещай не ругаться. Это наша болезненная тема. Я тут про одного доктора узнала…»

Я с силой сцепила зубы и волна негодования накрыла с такой силой, что я дернулась, как от удара.

— Мы были где только возможно. Испробовали все проверенные методики, Сью, я помню, как тяжело тебе было после каждой неудачи! — забыв, что девушка не может меня слышать, я все же сорвалась на крик, от чего залаяли собаки, словно поддерживая мое возмущение.

— Кто тебя надоумил? — я со злостью пнула песок, хотя в сидячей позе это было неудобно и выглядело смешно.

Но Сью всплеснула руками и остервенело замотала головой. Ее жесты стали торопливыми и даже разъяренными. Приближающийся скрип тележки, в которой Доба сносил водоросли вглубь острова на просушку, не заставил нас остудит пыл ссоры.

Как фоном звучал непрекращающийся собачий лай, который изредка сглаживался шумом прибоя.

— «Нет, это экспериментальный метод и потому очень дорогой. Разумеется, у меня денег нет, и я вынуждена просить тебя о помощи, Аврора! Мы ведь может просто съездить на консультацию? Я сама этого хочу!».

Красивые брови девушки жалостливо изогнулись, а на лице читалась мольба и готовность сорваться до истерики в случае моего отказа.

Я открыла было рот, чтобы ответить. Собачий лай перешел на захлебывающийся, но вдруг резко оборвался. Бутыль с лимонадом, подрагивала с моей руке и я подавляла желание зашвырнуть ее куда подальше, чтобы просто избавиться от излишка ярости, но вместо этого отвинтила крышку и сделала большой глоток.

Не пропадать же такой вкуснятине.

Оглянуться бы да посмотреть, что случилось, но внезапно, совсем рядом прозвучал знакомый до боли голос:

— Salve fatum!

Низкий, мягкий, который я слишком часто воспроизводила в памяти. К этому голосу прилагались сильная, гибкая фигура, голубые глаза с серым отливом и самый противоречивый характер — поразительная смесь вежливости, ума и опасной непосредственности.

Разумеется, в этот момент я подавилась лимонадом и неловко подскочив, тут же рухнула на колени, взмыв облако песка себе в лицо.

Я приготовилась к тому, что больше никогда не увижу Керо, а тут он имел наглость подкрасться ко мне! Ко мне — киллеру со стажем.

Нет, но это было уже возмутительно! Не остров, а проходной двор! Бери стреляй кого угодно. Где моя хваленая охрана? Почему не предупредили?!

Так, стоп…

Технически можно было допустить мысль о том, что это был заранее спланированный сюрприз. Что вполне объясняло хитрое выражение лиц моего окружения.

Сью с силой хлопала меня по спине, пока я окончательно откашлялась, Доба замер чуть поотдаль, в тени раскидистых сосен, наблюдая за сценой, а Керо движением фокусника и с невероятно серьезным лицом достал из кармана льняных брюк белоснежный платок и подойдя, почти вплотную ко мне, стал счищать с лица песок.

У меня в горле клокотали вопросы, вперемешку с бессмысленными словами о том, как я рада его видеть, что удивлена и выгляжу, как пугало. Но вместо этого только открывала и закрывала рот, испытывая едва ли не животное удовольствие от прикосновений и столь близкого расположения тела мистера Лоудверча.

Не знаю, что творилось с моим лицом, но Сью смотрела на меня, как на умалишенную, в то время, как я перестала замечать всех вокруг. Кажется, собаки до сих пор висели на штанах гостя, не собираясь разжимать миниатюрные челюсти.

Взгляд Керо отдавал теплом, когда он смотрел на меня. Только сейчас в его глазах помимо прочего читалась невероятная усталость.

Несмотря на это, я услышала, как парень вздохнул, так словно в его плеч сняли тяжкую ношу. Сделав шаг, ко мне, он приблизился почти вплотную.

Я не успела и опомниться, как он выудил еще один чистый платок, намочил кончик белоснежной ткани, мазнув его языком и немного нахмурив брови, провел у меня по нижнему веку сначала под одним глазом, а потом и под другим.

— Тушь размазалась…, - как ни в чем ни бывало сказал Керо, в то время как я готова была под землю провалиться.

Но меня уже сгребли в охапку крепкие руки, так что дойти в своих сокрушениях до того, что ноги были по колено в обрывках разлагающихся водорослей, я не успела.

Объятие, о котором я не могла и мечтать, было не сравнимо ни с чем. От удовольствия я закрыла глаза, боясь дышать. Так чувствуют себя умирающие, которым вдруг сказали, мол, «ладно, живи, мы пошутили, иди, жизнь продолжается…».

От внезапного прилива нежных чувств, меня передернуло и стало противно. Я попадалась на древнюю удочку опасную для всех женщин — инстинкт размножения, который диктовал рано или поздно поведение каждой представительнице слабого пола.

— «Да, что за сопли с сахаром?!» — проклюнулось внутреннее возмущение. — Каким образом Керо здесь очутился?»

Он будто сам почувствовал мои переживания и отстранился.

Несмотря на то, что солнце нещадно палило, высокая влажность ставила под сомнение использование любых дезодорантов, Керо выглядел свежим, но бледным и на удивление серьезным. Я чуть было не задала сакраментальный вопрос, относительно причины его визита, мысленно распихивая радость по карманам, но глаза полезшие на лоб, остановили этот процесс.

— Здравствуй, Сьюзан!

Короткое приветствие и красноречивый поворот головы в сторону моей раскрасивой молодой тетки, сопровождало движение рук — грациозное и явно отточенное — вторя смыслу сказанных слов на языке жестов.

— Ага…, - только и выдавила я, поняв в чем дело. Лишь номинально требовались объяснения, каким образом эта парочка познакомилась.

Сьюзан спохватилась.

— «В городе я наткнулась на Вашика, он сказал, что тебя искал твой приятель мистер Лоудверч, просил передать свой номер телефона. Я подумала, что что-то срочное и попросила Касю позвонить ему. Потом мы встретились, когда Кероан был проездом в городе. Чуть больше двух месяцев назад» — руки Сьюзан мелькали у меня перед глазами, в то время, как я стояла мрачнее тучи, безотрывно всматриваясь в лицо Керо, на котором читалась только непонятная мне скрытая тревога и знакомое спокойствие.

— А с чего ты переполошилась? — адресовал мне вопрос Доба, вступаясь за Сью. — Тут целый список дома лежит на видном месте, кому надо звонить в первую очередь, если ты приедешь. Или у нас тут режимный объект? Я не понял?! Чего стоим руки в бока? Работа на сегодня закончена?

Старик подошел, чтобы поснимать своих питомцев со штанин «дорогого» гостя.

— Тьфу, ты! Как же резко личная жизнь налаживается, у тебя, Аврора. И как не вовремя, еще был полчаса и доубирали бы. Эх! Ну, зови его в дом, а то темечко припечет, рухнет на песок… Я его не допру потом.

Снова нервно почесав Пекоса, я махнула рукой.

— Пойдемте в дом. Доба не смей тут один работать. Пошли отдохнем, вечером закончим, — мой голос был полон растерянности, что не увернулось от внимания Керо.

— Аврора, я могу уехать, если не вовремя…

— Нет! — слово вылетело чуть ли не резко. — Лучше покончить с этим сегодня.

Не дожидаясь публики, я решительно зашагала по мягкому песку.

— Покончим с чем? — бархатистый голос раздался совсем рядом. Похоже, что мистер Лоудверч не собирался отставать или обижаться на мой тон.

— С тем, что вы тут все задумали.

Я кожей чувствовала, что сейчас он улыбается. Еще вчерашние переживания на счет того, что я больше никогда не увижу Керо, были слишком свежи. Более того, я настроилась жить без него и столь резкий поворот шел вразрез с моими унылыми, скучными планами.

Цикады к полудню уже не просто звенели, от их гула, буквально вибрировала роща вокруг дома.

Кассандра выглядывала в окошко кухни и когда я ее заприметила, она юркнула за кружевную занавеску. Значит, тоже знала, о сегодняшнем сюрпризе. Ну-ну!

— Ты в городе проездом? — буркнула я себе под ноги.

— Нет, я приехал только ради тебя. Сьюзан вчера вечером написала сообщение, что ты вернулась. Я попросил ее об этом!

«Теперь понятно, с кем была бурная переписка после ужина! — я вспомнила, что Сью не выпускала телефон из рук.

— Что-то случилось?

— Если честно да, — Керо проигнорировал мой внезапный сарказм.

— Что? — я встрепенулась.

Обидеть этого человека, я хотела в последнюю очередь.

— Ты вернулась, — снова без тени иронии ответил он, но то, как, это было сказано, заставило меня задержать дыхание.

— А были сомнения, что не вернусь?

— После того, как похороны твоей матери прошли без твоего присутствия, да, — прямолинейность этого мужчины меня резко отрезвила.

Пот катил ручьем по лицу и приходилось то и дело снимать шляпу, чтобы утереть его рукавом. Даже морской бриз не спасал от солнцепека. Откровенное признание Керо, снова пришлось не кстати, и я неловко оглянулась. Голова закружилась на секунду и меня шатнуло.

«Ну, прям, дева в беде!» — едва успела я подумать.

Подхватить себя я не позволила, остановив своего принца рукой.

— Тебе надо отдохнуть.

Сью подбежала ко мне. На ее лице застыло беспокойство. Наверное, я совсем плохо выглядела.

Тут мои пальцы снова потянулись к левой подмышке и я несколько раз провела по коже ногтями через ткань рубашки.

— «У тебя кровь…!» — смысл жестов Сью не сразу до меня дошел и будто в замедленно съемке я перевела взгляд туда, куда она показывала.

На тонком шелке, проступали красные пятна.

Не став ждать очередных препирательств, Керо легко подхватил меня на руки и донес до дома, усадив на веранде в плетеное кресло.

— Не надо, — запротестовала я, когда он принялся закатывать рукав, но меня будто не слышали.

В доме поднялась легкая паника, но тихая, безмолвная, как и полагается, когда помощи просит глухонемой человек.

Кася выскочила с аптечкой в руках.

— Разве ты не чувствовала, что у тебя кожа вся на ссадинах? — тихо спросил Керо, увидев во что я превратила свою руку. Его взгляд тяжелел с каждой секундой все больше, но в голосе сквозило откровенное недоумение.

«Нет, конечно. Учитывая тот факт, что перенесла почти все известные пытки, вплоть до того, что мой собственный отец сдирал с лодыжки кожу тонкими полосками, в качестве экзамена».

Конспирация трещала по швам и я притворно задохнулась в возгласе ужаса.

— О Боже! Я из-за жары сама не своя… Наверное, ночью комары искусали, — нелепая фраза вырвалась сама по себе.

— Вот гады! — выругалась Кассандра. — Мы обработали дом в начале прошлого месяца. Опять расплодились, кровопийцы! Сейчас щипать будет, деточка. Я настоечкой крассулы тебе ранку обработаю и календуловой мазью намажу сверху, заживет! Не успеешь и опомниться.

Выставив на всеобщее обозрение «дядюшку Пекоса», я не забывала в нужный момент охать и ахать, якобы от боли, которую совершенно не ощущала — это был легкий дискомфорт и обыкновенный зуд, и одновременно заметила с каким любопытством Керо рассматривает мою татуировку.

— Кто это?

Он заметил мой взгляд.

— Ты не смотрел Том и Джерри?

Вопрос смутил парня и впервые за все время нашего знакомства он слегка покраснел.

— Может быть. Уже не помню.

— Посиди тут, я потом тебя в душ провожу и помогу выкупаться.

— Кася, у меня не перелом, сама справлюсь.

— Лучше гостя пригласи на обед.

Я адресовала Керо вопросительный взгляд.

— С удовольствием, — последовал ответ и короткий кивок.

Цепкий гипнотизирующий взгляд Лоудверча был его визитной карточкой. Порой могло показаться, что этот парень вовсе не мигает. Чтобы как-то вернуть себе ощущение реальности, я с благодарностью посмотрела на Кассандру, рука к этому времени затихла в блаженстве. Зуд отступил.

— Тогда может быть останешься у нас?

Керо снова галантно склонил голову, не пряча легко улыбки на губах.

— У меня действительно разговор к тебе, аврора. А сейчас лучше отдохни. Я если честно забронировал номер в отеле, но сразу из аэропорта помчался на причал. Не хочу никого стеснять.

— «Порой твоя воспитанность начинает невероятно бесить», — пронеслось в моей голове негодование.

— Здесь много свободных спален, я буду рада. Но для чего такая спешность? Ты так спешил сюда, что просто чтобы снова увидеть меня?

— Так и есть. Хотел убедиться, что твое возвращение не пустые слухи. И да, у тебя не остров, а крепость. Еще до того, как я причалил со мной связались по рации и поинтересовались целью визита, а на пирсе ожидал вооруженный до зубов охранник. Кажется, здесь не бывает случайных людей.

Разумеется, со стороны подобные меры безопасности казались излишеством, если не придурью.

Я насторожилась, в ожидании усмешки, но Керо редко к ней прибегал, и никогда в мой адрес. Он только понимающе кивнул.

Все тот же Керо! Как мне его не хватало.

Волна нежности накатила с такой силой, что я поежилась.

Все мое внимание было поглощено внезапным визитом мистера Лоудверча, и я не заметила, что Сью носа не кажет из дома. Ее неожиданная просьба так и повисла в воздухе на дальнем мысе острова и ответ на вопрос о том, кто надоумил ее на подобный шаг, вдруг, стал обретать вполне конкретные очертания.

Не знаю сколько мы так просидели, но Доба с оглушающим грохотом успел затащить свою тележку в сарай за домом, в руке, он охапкой нес собак, которые до сих пор пытались скалить зубы на Керо. Питомцы остались в валерьере.

Потом старик обошел террасу кругом, с шумом сморкаясь в платок. Чуть позже он вышел, переодевшись в чистое и с переносным радио в руках. Бесцеремонно уселся в соседнее кресло, глянул на мою повязку, поцокал языком и настроил аппарат на спортивную волну, установив регулятор громкости на максимум.

Керо внимательно наблюдал за этим действом, но потом как ни в чем не бывало добавил:

— Я соскучился по нашим разговорам. В моей жизни наметились перемены и я хотел поделиться с тобой, — тут он запнулся на секунду, словно понимая, что говорит, практически, на одном дыхании.

— Конечно. У нас будет время все обсудить. Перемены наметились и у меня, кажется, теперь свободного времени теперь будет больше.

Печальная улыбка, хорошо спрятанная и пропитанная сдержанностью ни на миг не изменила выражения глаз Керо — внимательные, изучающие и полные недоверия.

— Сколько раз мы с тобой виделись и договаривались о следующей встрече, и сколько этих встреч не случилось.

— Ты прав, но теперь все изменится. С командировками покончено. Я уладила все дела и смогу полностью посвятить себя виноделию и ферме.

От этих слов Керо резко дернулся и впервые за все время нашего знакомства, меня пронзило острое и отвратительное чувство — волна подозрения и холода, таких не типичных, для Керо чувств, были слишком внезапными.

— Зря не веришь! — тут лишние вопросы не требовались.

Кажется, моему возвращение домой «навсегда» никто не верил.

— В твоих словах не чувствуется радости, — чересчур проницательно заметил он. — Но я тебя понимаю, нечто похожее собираюсь сделать и я. Мне предложили новую должность.

— Неужели Карло согласился продвинуть тебя по карьерной лестнице?

— В том-то и дело, что нет…

— О! — я вспыхнула от осознания очевидного — Керо увольнялся по собственному желанию.

Биография Лоудверча не была для меня тайной.

Парень снимал скромную квартиру в Лондоне на Орченс стрит. В свободное от работы время проводил с родителями, которые жили в Дорсете. Я и на них навела справки: мать — школьный преподаватель, отец занимал должность в местном муниципалитете. Ни домашних животных, из-за постоянных разъездов по работе, ни девушки — лишь редкие связи, которые ничего не значили. Заветной мечтой парня было приобретение парусника и путешествие по северному побережью Индийского океана. На банковском счету скромные две тысячи фунтов, а из ценностей дома — великолепная коллекция гравюр Хендрика Гольциуса, судя по банковским переводам.

Самый обыкновенный мужчина, не притязательный в материальных вещах, но жадный до людских характеров, с изюминкой. Куда интересней имущества мистера Лоудверча были его друзья. Они были словно на подбор — не стандартные умы, не последовательные, но почти гениальные: инженер из Триполи — Касур Вангхар, эпидимиолог из Осло — Харальд Лак, публицист из Марокко — Заки Укбан аль-Салим…

А вот Карло Сальвадо — непосредственный руководитель Керо был узколобым чинушей, которого держали на месте только из-за его потрясающего исполнительства.

Значит, воплощение мечты о паруснике откладывалось. Хотя, я вполне бы могла подарить ему посудину в любой момент и под любым предлогом, но подобную выходку Керо счел бы великой глупостью, а как я поняла, только к этому людскому недостатку он был нетерпим абсолютно и всецело.

«Лишать человека права на воплощение мечты, сродни тому, чтобы сделать его калекой» — и это не самый мудреный перл из коллекции этого невероятного типа.

Благо, что в этот момент к нам подошла Кассандра с подносом, на котором были расставлены чашечки с черным кофе и блюдце с миндальным печеньем.

— Угощайтесь.

— А мне? — возмущенно спросил Доба, подскочив на кресле.

— Куда тебе кофе с твоим давлением?!

— Так разбавь водой! Или я как отслужившая вещь, больше в расчет не иду?! Мне забота не нужна?

— А я чем тут занимаюсь. Иди пей свои таблетки, дорогой. И сделай тише свое радио!

— Ты опять их переложила, я бы с утра выпил, но их нет на месте.

— Хватит голосить. Оторвись от своего радио и не мешай, вон, видишь, люди разговаривают.

— А я по твоему кто?! Не человек? Или у меня от ноги цепь рабская тянется???

— Ну, началось, — протянула Кася, понимая, что наступила на больную мозоль своего благоверного.

— Я сейчас, — с интересом дослушав занятный семейный диалог, сказал Керо, после чего поднялся и пошел к катеру, на котором сюда заявился. — Схожу за вещами.

Уверенные движения этого мужчины помимо воли приковывали взгляд. Лоудверч прекрасно осознавал какое воздействие оказывает на меня только одно его присутствие. Все афродизиаки мира нервно курят в стороне. Чувство явно было взаимным, но его, кажется, только привлекало подобное положение дел.

Мазохист!..

Так, минутку. Я нервно глянула на шрам на лодыжке и судорожно сглотнула.

В нашем клубе никак пополнение!

— Что-то странный у тебя ухажер. Спокойный, как удав! — резко прозвучал голос Добы. — И когда ты его завести успела? Домой поганой метлой тебя не загонишь, вся в делах непонятных, а тут на тебе! Даже матери не обмолвилась поди. А кто завтра наведается? Банда молодчиков с масками на морде? Или налоговая или еще кто хуже? Не может быть нормальных дел, да таких, что на похороны матери мешают приехать. Не знаете вы семьи и Сюзанна, вон, такая же растет. Эх!

Доба выключил радио. Грубости старика я не пропускала мимо ушей, но ответом на них была далеко не обида. Наоборот, воспринимала его, как воплощение своего внутреннего голоса. Тут уж ни дать, ни взять стопроцентное попадание!

Удивительно, но за творившейся кутерьмой, я совершенно позабыла о странном разговоре со Сьюзан и ее просьбе. Девчонка слишком хорошо меня знала: напролом идти никогда не получалось, для начала нужно было закинуть удочку с идеей, после чего следовало затаиться и ждать, когда я перебешусь. И действительно, я пребывала в состоянии легкой эйфории благодаря Керо.

Как-то слишком все вовремя происходило, будто по нотам разыгранная гениальная пьеса.

Мне не давали достигнуть пика возмущения, когда ярость перерастала в необузданную злость и потребность что-нибудь сломать. Правда, на этот случай в доме был оборудован небольшой тренажерный зал, где я и вымещала все негативные эмоции.

Но все шло наперекосяк и самым разумным сейчас было дослушать до конца произведение неизвестного автора, чтобы потом крушить все вокруг с чистой совестью.

— День второй! Нормальной жизнью и не пахло, — подытожила я, чувствуя, что в словах старика слишком много правды.

И все бы хорошо, но вместо «но рье де рьен» в исполнении Эдит Пиаф, в мозгу пульсировал психопатически верный ритм подростковой отбитой песенки «Shimmi shimmi ya”. Та самая, под которую я одной темной холодной ночью отпиливала голову Алексу Фарроту в морге.

Поток воспоминаний благо был прерван колонной отбывающих. Во главе шествовала Кассандра, с выражением обиды на лице, затем Доба — раздраженный, виноватый и возмущенный одновременно, а замыкала эту цепочку Сьюзан — растерянная до нельзя.

Когда вся троица поравнялась со мной, Кася резко остановилась и полушепотом поведала:

— У нас срочные дела в городе…, - ее глаза забегали по сторонам. — Масло закончилось! А еще углей для жаровни надо купить, на вечер я запланировала потрясающее блюдо.

Завидев Керо, который уже возвращался с дорожной сумкой, женщина выпрямилась и адресовала самую теплую улыбку гостю.

— Вы тут, в общем поговорите, мы, если что, надолго! — более прозрачного намека я в жизни не получала.

— А мне зачем ехать? Угля завались в сарае! Им двух часов за глаза хватит! — не выдержал Доба, но Кася тут же цыкнула на него. — Я могу просто в дом не заходить!

Сью прочитала слова по губам Добы, вспыхнула, и отвернулась, пряча улыбку.

— Смолкни! — Кася страшно выпучила глаза на мужа. — Не позорь меня!

Все бы хорошо, но в этот момент послышался гул катера и вдалеке, я увидела знакомый силуэт с фигурами, облаченными в черное — команда, во главе с Андридже, сегодня должна была завершить монтаж оборудования, начатый накануне.

— Тьфу, ты! Еще и этих несет, — выругалась Кассандра и понесла свое пышное тело к пирсу, размахивая руками.

Загрузка...