Двадцать седьмого февраля в половине десятого утра, в день шестнадцатилетия моего сына, у меня в Вашингтоне зазвонил мобильный телефон.
Это был Джулиан.
— Привет, Кристофер. Извини, что беспокою, но к нам приезжала скорая помощь.
Он нашел папу на полу в его кабинете. Вызвал врачей. Не успев ни о чем подумать, я спросил: «Браслет был на нем?» (Браслет DNR — не реанимировать.)
Не знаю, как распознается шоковое состояние, но, поговорив с Джулианом, я обнаружил, что бесцельно блуждаю по дому, размышляя о том, что надо довести до конца подсчет налогов, за чем меня застала страшная весть. Может быть, если я доведу это дело конца, то ничего и не будет. Мысли у меня путались. Подождав пять минут, я позвонил в Стэмфорд. К телефону подошла Джулия, горничная. Она всхлипывала и причитала: «Ох, Кристобаль. Кристобаль. Venga. Venga». (Кристофер, приезжайте.) Значит, все правда. Теперь я точно знал. Папа ушел.
Подошел Джулиан: «Здесь полицейские. Они хотят поговорить с вами, если это возможно».
Я услышал голос офицера Джеймса. Он сказал: «Сочувствую вам в вашей потере». Я поблагодарил его. Он сообщил, что придется ждать патологоанатома, так как необходимо удостовериться в отсутствии состава преступления. Я подумал, до чего архаично это звучит, словно он играет в пьесе Агаты Кристи.
— Он очень тяжело болел, — произнес я.
— Да, да, понимаю, — отозвался офицер Джеймс. — Могу я спросить, где вы сейчас находитесь?
— В Вашингтоне.
— О, — воскликнул он, словно вычеркивая меня из списка подозреваемых. — Значит, в Вашингтоне.
— Да.
Потом он спросил, имею ли я в виду какое-нибудь определенное похоронное бюро? Я сказал, да, и чуть было не добавил, что мы являемся постоянными клиентами Лео П. Галлахера на Саммер-стрит. Полицейский передал трубку Джулиану, и я попросил его не отходить от папы.
Потом я опять стал опять бродить по дому, разговаривая с самим собой. Вот и все. Надо ли сейчас заниматься налогами? Нет, сейчас не до налогов. Ладно, так что мы будем делать? Я прижался лбом к стене и сделал несколько глубоких вдохов. Надо мной как будто нависла толща воды.
Внутренний голос говорил мне: «Возьми себя в руки, садись в машину и поезжай в Стэмфорд». (Пять часов.) Но сегодня день рождения Конора, и я обещал после уроков поучить его вождению. Одна из папиных любимых мантр — хотя иногда он позволял себе не делать того, чего не хотел делать, — заключалась в следующем: «Жизнь продолжается». Другой была такая: «Где нет альтернатив, там нет проблем». Тут только я заметил, что плачу, поэтому вытер глаза туалетной бумагой, пару раз глубоко вдохнул воздух и сказал: «Ладно, пора уже, возьми себя в руки. Придется повзрослеть». В пятьдесят пять лет отличный повод потребовать этого от себя. Да и взросление является важной частью сиротства. Телефонные звонки. Надо сделать телефонные звонки.
Итак, я засел за телефон. Сначала позвонил членам семьи. Сказал им то же, что говорят всем: «Звоню, чтобы сообщить печальную новость». Как правило, этого достаточно, больше ничего не требуется говорить. Я позвонил Генри Киссинджеру. Он заплакал. Я звонил по списку. Позвонил моему другу Джону Тирни в «Нью-Йорк таймс» и попросил его поспешить с некрологом. Послал электронное сообщение: «Мой отец умер сегодня утром в половине десятого за своим письменным столом в своем кабинете в Стэмфорде». И добавил:
Он человек был, человек во всем
Ему подобных мне уже не встретить.[53]
Я немного исказил текст и потом ругал себя за то, что поленился сравнить его с оригиналом.
Начал звонить телефон. Сначала позвонил мой врач, женатый на телекорреспонденте Белого дома: «Они хотят сделать сообщение из Белого дома». Через несколько минут телефон зазвонил снова. «Мистер Бакли. С вами хочет говорить президент». Я подумал, что это президент Буш (№ 41), но нет, это был его сын. Достойный жест, особенно если учесть все те не всегда приятные вещи, которые я писал о его администрации.
— Он был отличным парнем.
— Да, сэр, вы правы.
Я начал задыхаться. Вспомнил «Бригаду плакальщиц» отца. Но я не хотел обсуждать это по телефону с президентом США — повзрослел! — поэтому перевел разговор в другую плоскость и сообщил президенту, что отец умер за письменным столом.
— Можно сказать, сэр, что он умер в полной готовности. Вы же техасец, и должны это оценить.
Президент рассмеялся и сказал: «Да, хорошая смерть».
— Боже, благослови вас.
— И вас тоже, сэр. Спасибо за звонок.
Позвонил Крис Мэтьюс.
Он был великим человеком. Крис очень любил моего отца и постоянно приглашал его на свое телешоу «Бейсбол», правда, папа пару раз отказывался. Один эпизод случился у меня на глазах. Я печатал в папином кабинете, а он сидел, откинувшись, в своем кресле «Аэрон», время от времени совершенно исчезая из поля зрения операторов, и в результате его появление на экране стало чем-то вроде «Где Уолдо?».[54] Было довольно забавно. Крис несколько раз повторил, что папа «в частности, подвиг меня на то, чтобы я стал политиком».
Телефон не умолкал. Кто только не звонил. Ждешь определенных людей, а от них ни слуху ни духу, зато звонят люди, от которых этого никак не ждешь. Позвонил Лари Гелбарт. Мы не разговаривали дюжину лет. Он рецензировал «Здесь курят»[55] в «Нью-Йорк таймс». Среди других классиков он немного более знаменит, чем остальные. «Тутси» и «Смешное происшествие по дороге на Форум». Мне припомнилось, что его отец был парикмахером и лично стриг своего сына.
— Не думаю, что ваш отец еще…
— О, жив. И все еще в форме. Послушай, я просто хотел позвонить и выразить тебе соболезнование.
Позвонил Дуг Мартин из «Таймс». Он был мил и профессионален. Ему требовалась точная причина смерти. Я сказал: «Старость, Дуг». Он ответил, что это не подходит для «Нью-Йорк таймс». Тогда я сообщил, что мы все еще ждем патологоанатома. Некрологи Дуга, написанные заранее, стоит изучать на соответствующих занятиях в журналистских школах. Этот некролог был на сайте «Таймс» уже в 11.04 утра.
Моя почта начала заполняться. Телефон раскалялся. «Нэшонал паблик рэдио», Ассошиэйтед пресс, «Чикаго трибюн», «Лос-Анджелес таймс», «Ньюсуик». Итак, я стал пресс-секретарем. Но избежать этого не было никакой возможности. Новость, никуда не денешься, и важная новость. Я подумал с улыбкой: «Господи, как же ему это понравилось бы — пропасть отзывов об УФБ в Гугле».
День был длинным. Мы с Конором провели урок вождения, а потом Люси устроила вечеринку в честь дня рождения сына, пригласив его друзей. Жизнь продолжается. Шестнадцать лет назад я позвонил папе в Швейцарию, и, когда сказал, что у него родился внук, он заплакал. Сегодня позвонили мне, и я тоже заплакал. Дед умирает, отец умирает… ты следующий.
Когда друзья разошлись, мы с Конором посмотрели фильм, который я заказал, «Смерть на похоронах», английскую черную комедию о чопорной семейке, которая собирается оплакать своего почившего родственника. Искренне сожалея о смерти обладателя кристальной, по их мнению, души, члены благородного семейства оказываются весьма обескуражены, узнав о прижизненных проделках своего дядюшки, который имел гомосексуальные отношения с карликом. Все это довольно забавно. Не могу объяснить, почему мы смотрели в тот вечер именно эту комедию и почему она показалась нам такой забавной. Жизнь продолжается. Я сказал: «Что ж, Буг (прозвище моего сына, которое я дал ему), будем надеяться, что папины похороны не будут столь увлекательными».