Я сижу на барном стульчике в ресторане, выбранном Элиотом для нашей встречи, в ожидании мужчины, о котором мне говорили так много. Нельзя сказать, чтобы я питала какие-то большие надежды, но я прихожу сюда после дней, настолько переполненных ненавистью, что встреча с кем-то другим не может не пойти мне на пользу.
Как и ожидалось, Йен был отвратительным всю неделю: он всячески меня провоцировал, пытался поссориться даже из-за канцелярии. Не стоит и говорить о том, что все в офисе навострили уши, видя как из последних недель спокойствия, мы перешли к буре столетия. Хуже, намного хуже, чем обычно. И для нас «обычно» - уже преувеличение.
Йен как с цепи сорвался, а когда он в подобном состоянии, всегда дрожат стены. Даже Тамара поссорилась с Джорджем: непонятно, как получилось так, что наш начальник в понедельник ушёл домой почти окрылённый, а во вторник утром пришёл мрачным, и настолько мрачным в лице, что даже ей трудно его узнать.
Все спрашивают о причине этого плохого настроения, но никто, очевидно, ответа не находит. Спустя немного времени Джордж прислал мне э-мейл, умоляя помириться с Йеном, чтобы уберечь свою любимую от недели работы с фурией. Ах, если бы это было так просто. Между прочим, я совсем не думаю, что совершила ошибку: Йен всегда знал, как обстоят дела, следовательно, он не может обижаться, если такой ход событий ему не нравится. Женщина, меньшая реалистка, чем я, могла бы также подумать, что его реакция – явный признак того, что я ему важна, но я, крепко стоящая ногами на земле, знаю, в чём суть: Йен любит себя самого, а всё остальное – второстепенное, и его гнев исходит, возможно, из уязвлённого самолюбия. Что касается самолюбия, Йену его не занимать.
* * *
Я делаю глоток Мартини, когда вижу, как вдалеке появляется пухленький паренёк со светлыми волосами, который открыто мне улыбается.
— Привет, Дженнифер, — сердечно приветствует он, пожимая мне руку.
— Привет, Элиот, — отвечаю на рукопожатие я, удивлённая тем, что он сразу меня узнал.
— Твоя сестра показала мне твоё фото, — объясняет он, заметив моё изумление. — Я не мог ошибиться.
— Тогда это всё объясняет, — отвечаю с улыбкой.
— Надеюсь, я не разочаровал тебя? — говорит мне он серьёзным тоном.
Ему нечего было бояться, он был как раз таким, какого я и ожидала встретить.
— Ничуть, — успокаиваю его я, получше к нему присмотревшись. Сияющие карие глаза, короткие волосы, тёплая улыбка и неформальная одежда: я начинаю ценить человека, который не надевает сшитую на заказ рубашку от сотни фунтов стерлингов и инициалами, вышитыми на рукаве невинными греческими служанками.
Через несколько минут мы усаживаемся за нашим столиком.
— Кем ты работаешь? — спрашиваю его с любопытством.
— Я – детский психолог. На данный момент сотрудничаю с рядом школ, в которых разбираю более трудные случаи, — спокойно объясняет он мне.
— Это на самом деле изумительная работа, — говорю ему, поражённая.
— Да, это не особо высокооплачиваемая работа, но она приносит мне удовольствие. А чем занимаешься ты? — спрашивает с интересом.
Моя сестра уже всё ему рассказала, но я ценю то, что он спрашивает непосредственно у меня. В основном Стейси не слишком одобряет то, чем я занимаюсь.
— Я – адвокат по налоговым делам в большом коммерческом банке и занимаюсь консультацией частных лиц и предприятий.
— Вау, звучит как будто это очень важно, — говорит он под впечатлением, заставляя меня улыбнуться.
— Я не жалуюсь, — говорю ему откровенно. — Но это куда менее важно, чем ты думаешь.
Мы ещё немного разговариваем о нашей работе, а потом переходим к меню.
— Вижу, что ты из Лондона и хорошо знаешь это место, что посоветуешь выбрать? — спрашивает он. — Забыл сказать, имей в виду, что я вегетарианец.
— Правда? Я тоже вегетарианка! — отвечаю ему с явным энтузиазмом.
— По словам твоей сестры, между нами много общего, — сообщает мне он, подмигивая.
— Дорогая Стейси… тебе явно наплела с три короба на мой счёт, чтобы убедить тебя вытащить меня наружу. Боюсь, тебе следует пересмотреть свои ожидания, прежде чем ты узнаешь меня лучше.
Он смотрит на меня очень заинтересованным взглядом.
— На данный момент я нахожу, что мне слишком мало тебя хвалили.
Он, правда, так думает и я ему очень признательна.
— Поверь мне, я – женщина с кучей недостатков, — говорю ему искренне.
Немного позже приходит официант с нашими заказами: рыбой на гриле для меня и пастиччо из овощей для Элиота, который также настаивает на том, чтобы я выбрала вино.
— Прекрасный выбор, — делает он мне комплимент несколько минут спустя, сделав глоток из своего бокала.
— Я сама мало в этом разбираюсь, но Пино Гриджио – это всегда гарантия вкуса, — поясняю я.
Он мне улыбается.
— Буду иметь в виду на следующий раз.
«Первое впечатление должно быть положительным, раз уже идёт речь о следующем разе», — думаю с удовлетворением. Следуют пятнадцать минут милой беседы о психологии и исследованиях в этой области: должна признать, он интересный человек.
— Кстати, — говорит мне Элиот, пока мы едим. — Даже не будь я психологом, я бы сказал, что кое-кто очень пристально на тебя смотрит.
Смотрю на него обеспокоенно.
— Правда? Где?
— Позади тебя, там мужчина который не спускает глаз с твоей спины с тех пор как приехал сюда минут десять назад, — объясняет мне Элиот продолжая смотреть на него.
— Ты уверен, что он смотрит на меня? — спрашиваю удивлённо.
— Более чем, — говорит мне он откровенно.
— Можешь описать мне его? — спрашиваю его я, стараясь не волноваться слишком сильно.
— Некто с тёмными волосами, серыми глазами, выглядит высоким и определённо с кучей денег, — говорит мне Элиот.
Увы, боюсь, я знаю, о ком идёт речь.
Какого чёрта сделал Йен, чтобы узнать, что я приду сюда этим вечером?
— С кем он сидит? — снова спрашиваю у Элиота.
— С девушкой лет двадцати, с очень светлыми волосами. У неё такой вид, словно она модель или кто-то в этом духе.
— Они вечно все очень высокие и с очень светлыми волосами, — вырывается у меня кислым тоном.
— Ты его знаешь? — спрашивает Элиот с любопытством.
Прежде чем что-то сказать, лучше проверить самого человека. Я оборачиваюсь и вижу угрюмое лицо Йена. Разумеется, для того, кто находится здесь с самой яркой девушкой, которую можно увидеть на обложке журнала, у него очень скучающее выражение лица.
Потому, я могу допустить, что обсуждаемая девушка самая настоящая красотка, которую трудно не заметить, да и глазеет на неё весь ресторан. А лучше все, кроме Йена, который не спускает с меня взгляда, ничуть не смущённый тем фактом, что его обнаружили. Выглядит так, будто он ничего другого и не ожидал.
Я снова поворачиваюсь к Элиоту.
— Боюсь, я его знаю, – неохотно признаю я.
Он пытается успокоить меня.
— Я это понял, — говорит мне он, улыбаясь.
— Это всего лишь коллега, — уточняю я, покраснев больше, чем следовало бы.
— Рискую показаться бестактным, но язык твоего тела говорит мне несколько другие вещи. Бывший, который ещё не признал поражение? — спрашивает он.
— Бывший! — восклицаю немного резко. — Точно нет! Говорю же тебе, ты видел этого типа? А ту Барби, которая сидит рядом?
Элиот смотрит на меня почти с состраданием.
— Если это тебя утешит, очевидно, ему на неё абсолютно плевать.
— А, эта потом… — отвечаю, подразумевая девушку, хотя мне следовало бы направить свою злость на Йена.
— Внимание, этот мужчина идёт сюда… — предостерегает он.
Не может быть, это просто какой-то страшный сон, из которого я проснусь! Я должна проснуться! Грозная фигура приблизилась к нашему столику.
— Добрый вечер, — сказал Йен, для которого вечер, видимо, не слишком добрый.
— Я смотрю на него с яростью.
— Какого чёрта ты тут делаешь? — спрашиваю, даже не скрывая своего недовольства.
— Ужинаю. Мне нужно спрашивать разрешения или я ошибаюсь? — говорит он, смотря на меня с раздражением. То есть, тот, кто сейчас злится – он?
— В Лондоне полно ресторанов. Что ты делаешь именно в этом? — спрашивают я, ничуть не скрывая то, о чём думаю.
Он пожимает плечами.
— Чистое совпадение.
— Ну да, и я должна в это поверить. — Я встаю с горящими глазами.
— Если ты думаешь, что я на это поведусь, то ты сильно ошибаешься.
— Ты часто ошибаешься, не понимаю, почему это для тебя новость.
— Не заставляй меня злиться ещё больше, чем сейчас: какого дьявола ты подкупил, чтобы иметь доступ к моему ежедневнику? — хочу узнать я.
Он только хихикнул.
— Я поняла: ты использовал Тамару, чтобы она подошла к Джоржу и, следовательно, к моему ежедневнику, — надо срочно прекратить записывать всё в моём ежедневнике в офисе. Так я играю ему на руку.
Другие посетители начинают смотреть на нас с явным любопытством. Если его целью было привлечение внимания, то ему это удалось на славу. Элиот тоже поднялся, почти встав между нами.
— Мы ещё не знакомы. Элиот Паулсон, — говорит он, протягивая руку в знак дружбы. Но какого чёрта он делает?
Его поведение, должно быть, поразило даже Йена, который быстро приходит в себя.
— Йен Сент Джон, — представляется он, пожимая руку и успокаиваясь.
— Друг Дженнифер, полагаю, — говорит ему Элиот, более или менее угадывая, смотря с какой стороны посмотреть.
— Коллега, — уточняю я, прежде чем Йен скажет что-нибудь ужасное. Что Элиот, что Йен смотрят на меня весьма скептически.
— Не хотите присоединиться к нам? — благовоспитанно спрашивает его Элиот, видя, что Йен не имеет ни малейшего желания удаляться.
Тот ничего другого и не ожидал.
— Почему бы и нет? — благодарит он в свойственной ему манере, даже осмелившись улыбнуться.
Ну что за червяк, хочет испоганить мне единственное достойное свидание за последние годы! Он делает знак официанту и просит перенести всё на наш столик. В это «всё» включена и его спутница на этот вечер, которая точно следует указаниям, словно послушный щенок. Она, должно быть, около метр восемьдесят ростом, и выглядит раздражённой, пока я вижу, как она приближается к нам: её волосы очень светлые и гладкие, голубые глаза обрамлены длинными ресницами. Ничего другого я и не ожидала.
Йен представляет её нам.
— Это Дина, — говорит он нам быстро, приглашая её сесть.
Девушка выглядит скучающей.
— На самом деле я Донна, — уточняет она, присаживаясь за наш столик и стараясь расправить самую короткую мини-юбку из всех, что я когда-либо видела. И они пропустили её сюда в таком виде? А я было подумала, что это приличный ресторан. Элиот, как истинный психолог, пытается заставить всех чувствовать себя как в своей тарелке.
— Донна – прекрасное имя, — говорит он ей вежливым голосом, и она тут же попадается на удочку, радостно ему улыбаясь. Видите? Действительно плохо помогает.
— Чем ты занимаешься, Донна? — спрашиваю её я, прилагая усилие, чтобы выглядеть заинтересованной.
Она смотрит на меня удивлённо.
— Я занимаюсь тем, что принимаю участие на ужинах и вечеринках, — отвечает с сомнением, не понимая, какой смысл несёт в себе мой вопрос.
— Ты занимаешься пиаром? — спрашиваю я, нервно жуя бутерброд.
— Нет, я участвую и всё, — отвечает так, словно я – марсианка. — Мой отец никогда не заставит меня работать, — добавляет невинно.
Возможно, было бы лучше удержаться от этого уточнения, потому что мы всё смотрим на неё ошеломлённо. Даже выражение лица Йена не светится радостью от этого ответа и, возможно, он раскаивается в сделанном выборе.
Возможно, единственный, кому весело, так это Элиот, который вероятнее всего находит нас весьма занимательными с клинической точки зрения. Нам всем есть что скрывать.
— А ты работаешь? — спрашивает Барби, вытаращив синие глаза.
— Да, мой отец — человек небогатый, так что приходится… — отвечаю ей саркастическим тоном
Очевидно, она не поняла шутку.
Элиот смеётся, а Йен нервно на меня смотрит.
— Дженни – адвокат. Не обращай на неё внимания, она хорошо работает со словами, — предостерегает её он, нарезая лангет с кровью.
— На самом деле я – адвокат по налоговым делам и хорошо работаю с числами, — уточняю я, с отвращением посматривая в его тарелку. Когда мы ужинали вместе, он всегда заказывал рыбу, чтобы уберечь меня от созерцания зрелищ такого рода. Если бы он мог, сегодня бы сделали бифштекс из говядины, прямо посередине зала.
Барби смотрит на нас немного растерянно. Бедняжка, она не привыкла к подобным разговорам.
— Как давно вы знакомы? — спрашивает Элиот у Йена.
— Дженни и я знаем друг друга долгие семь лет, — отвечает он напыщенно, чтобы дать понять всем присутствующим, что наше знакомство не только поверхностное.
— Очень долгие, — подтверждаю раздосадовано, бросая на него убийственный взгляд.
— По правде говоря, я спрашивал о тебе и Донне… — уточняет Элиот, пряча улыбку. Этот человек – сплошной сюрприз: сейчас у него выражение лица, как у азартного игрока.
— Ах! — восклицает Йен от удивления. — Донна, когда мы с тобой познакомились? — очевидно, он и не помнит.
— Мы познакомились два года назад на том благотворительном вечере, — напоминает ему она. – Даже если это наше первое свидание, — говорит, гордая тем, что наконец-то сумела произвести впечатление.
— Какой-то вечер первых свиданий, — комментирую я вслух.
Йен смотрит на меня, будто бы говоря «первых и последних, дорогая». Разумеется, очевидно, что после подобного обхождения Элиот ни за что больше не выйдет со мной на прогулку. Кому бы пришло в голову идти ужинать с женщиной, которую преследует надменный человек, и который сам участвует в вечере в придачу?
За столиком мы сидим вчетвером, но по факту – втроём. При всём своём желании не могу включить Барби в пари, потому что очевидно, что в отношении мозгов матушка-природа на ней здорово отдохнула. Я ужасная и завидую её внешности, но отдаю себе отчёт в этом, и я очень искренняя в своих суждениях.
— Тогда что ты думаешь о Дженни? — спрашивает Йен у Элиота.
— Исключительная девушка во всех отношениях, — отвечает ему он спокойно.
— Хм-м, действительно… — открывает рот Донна, не скрывая своего изумления. Возможно, для неё было бы лучше, чтобы она молчала и дальше.
— Знаешь, здесь есть кое-кто, кому полностью удаётся разговаривать на трудную тему в милой компании, — отвечаю ей с неприязнью.
— Но за столом никогда не говорят на сложные темы! Это плохо! — восклицает она убеждённо.
«Приходи на обед ко мне домой, а потом потолкуем. Или пойди к семье Йена и посмотри, какие «мягкие темы» тебе помогут», – думаю с удовлетворением.
Йен, должно быть, думал о том же самом, потому что, когда наши взгляды встретились, очевиден взгляд солидарности вопреки моей воле.Разговор не ладится ещё полчаса, даже потому что Йен, после стольких попыток испортить мне вечер, больше не говорит слишком много. Несколько едких комментариев время от времени, но в полной тишине. Барби, хотя и старается, но не может говорить ни о чём другом, кроме шоппинга. Мораль такова, что только я и Элиот пытаемся оживить вечер. Но он испорчен.
Элиот ведёт себя достойно: любой другой на его месте был бы в ярости и имел бы полное право уйти, то и видя, что Йен посылает замаскированные внушения. Что уж там, они не были настоящими внушениями, но я должна быть откровенной. Хочешь — не хочешь, но на данный момент я связана с ним. Я отдаю себе отчёт в том, что не могут оторвать глаз от его угрюмого лица, от его черт, гораздо более напряжённого взгляда, чем обычно. И я чувствую, что мне жаль, потому что я не хотела никого обидеть. К тому же, я пошла встретиться с Элиотом, чтобы действовать в общих интересах.
После того, как был съеден десерт, Йен и Барби окончательно решили уйти. Йен поднимает руку и просит официанта принести ему счёт.
— Ты не можешь оплатить всё, — тут же вмешиваюсь я.
— Это меньшее, что я могу сделать, — говорит он на удивление ровным голосом, словно он вдруг что-то осознал.
Я не собираюсь позволить ему подобное, пусть придержит свои угрызения совести при себе.
— Прости, Йен, но, как ты уже понял, это моё первое свидание с Дженни и я попаду в неловкое положение, если позволю тебе оплатить счёт, — замечает Элиот прежде чем я начинаю злиться.
Йен пожимает плечами.
— Окей, раз ты так хочешь, можем оплатить пополам, — неохотно соглашается он.
Эти двое удаляются на несколько минут, чтобы оплатить счёт, оставляя меня наедине с Донной. Как мило.
— Тебе нравится Йен? — говорю я ей, не зная о чём с ней поговорить.
— О, да! — восклицает она восторженно. — А кому он не нравится? Такой богатый граф! Понимаешь? А однажды и я стану графиней!
Опять та же история. Ну, неужели, никто из них не отдаёт себе отчёт в том, чего стоит Йен без знатности рода и семейных сейфов? Возможно ли, что ни одна их них не понимает, как он ненавидит быть преследуемым из-за таких ничтожных вещей?
— В первую очередь Йен – великолепный профессионал, полностью компетентный в своей работе. А ещё он очень корректный, искренний, целеустремлённый человек. Тот факт, что он благородных кровей и с гербом, скорее недостаток для него, потому что все свято уверены, что приобретённые им вещи появились по наследству, но на самом деле потому, что он работал, как и мы все, чтобы обеспечивать себя, — я даже воодушевилась. Я начала говорить, и ничто, кажется, меня не остановит. — Почему меня оценивают как какого-то гения в помещении банка, в то время как его видят лишь одним из тех, кому вещи приносятся на серебряном блюдечке? Даже если на самом деле это не так?
Барби с изумлением смотрит на моё покрасневшее лицо.
— Вау, — только и произносит она, а потом смотрит в какую-то точку позади меня, в точку, которая поражена моими словами.
— Мне нужно в уборную, — говорит нам Донна и уходит.
Йен медленно приближается, смотря на меня с таким видом, будто случилось чудо.
— Что? — спрашиваю его сухо и сердито.
— Элиот снаружи говорит по телефону, — сообщает он мне. — Дженни…
Я тут же его останавливаю.
— Пожалуйста, не говори ничего, — прошу его тихим голосом.
Он смотрит на меня, а затем улыбается.
— Окей.
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга.
— Прости, — извиняется он. — За то, что испортил тебе вечер.
Фыркаю.
— Могу себе представить. Ты прямо корчишься от боли.
Он улыбается.
— Прости, мне, правда, очень жаль. Я бы никогда не сделал подобного.
— Это очевидно, — отрезаю я, стараясь не выглядеть виноватой.
Он умолкает, будто для того, чтобы набраться храбрости признаться мне в чём-то.
— Но я ревнив, — говорит он тихо. — Очень ревнив.
Фраза неожиданная, а голос почти нежен. Я поднимаю глаза для того, чтобы увидеть его собственные и обнаруживаю, что этим вечером они темнее, чем обычно.
— И если бы я мог, я бы сейчас тебя поцеловал, — говорит он, наконец, но не приближается.
Я молчу, смотря на него поражённо, потому что, проклятие, я на самом деле хочу, чтобы он это сделал.
— Элиот — хороший человек, не отрицаю, но он появился слишком поздно. Хочешь ты это признавать или нет, но мы сейчас вместе, — заключает он. — Я не думал уточнять это, будто мы дети, думал, что это и так ясно. Но если нужно, чтобы я сказал тебе это напрямую, без проблем. Мы вместе. Смирись с этим.
В сомнении закрываю глаза, неспособная ответить.
— Ты чувствуешь, что ты свободна? — не унимается Йен. — Ты, правда, способна познакомиться с кем-нибудь, прямо сейчас?
— Нет, — признаю я искренне. — Не особо. Бедный Элиот, уверена, это худшее свидание в его жизни.
— Клянусь, были и хуже, — говорит мне Элиот, появляясь перед нами. — Очевидно, вам есть что выяснить, а я появился в неподходящий момент, — его голос серьёзный.
Нам с Йеном неловко, мы не знаем даже, что добавить.
— Мне нужно провести Донну домой, — говорит мне, в конце концов, Йен, будто бы извиняясь.
— Знаю, — отвечаю я. И я рада этому, потому что на самом деле мне нужно немного побыть одной и обдумать всё то, что Йен мне сказал за последние пять минут.
— Давай, Дженни, я провожу тебя домой, — предлагает со своей стороны Элиот.
— Правда? — спрашиваю его я. — Я могла бы взять такси.
Элиот искренне успокаивает меня.
— Без проблем, — его улыбка настолько убедительная, что я соглашаюсь.
Мы прощаемся в некотором смущении. К счастью. Я сомневаюсь, что мы опять где-нибудь встретимся вчетвером. После этого мы идём в разные стороны: Донна и Йен идут к его Порше, а мы с Элиотом направляемся к его автомобилю, прочному Фольксваген Гольф.
— Тогда спасибо, особенно за то, что ты на нём приехал, — подтверждаю я, в то время как автомобиль едет по лондонским улицам.
— Это был очень насыщенный вечер, — заверяет меня он, смеясь.
— Мне ужасно стыдно, — говорю ему подавленно. — Прошу, могу ли я хотя бы возместить тебе стоимость ужина?
— Нет, это был довольно-таки приятный вечер, — пытается он убедить меня, пока я смотрю на него с изумлением.
— Ты действительно слишком добрый человек, чтобы свирепствовать, — говорю ему я. — Но я на самом деле ценю это.
— Хорошо, тогда ты и постарайся не слишком свирепствовать насчёт этого бедного парня.
— Насчёт кого? Йена? — восклицаю напыщенно. — И это он-то бедный?
Элиот почти серьёзен, когда говорит мне:
— Я не подразумевал это с материальной точки зрения, это очевидно. Но он – человек, который вызывает почти что сочувствие.
— Ты это серьёзно? А у меня он не вызывает сочувствия, на данный момент я к нему испытываю разве что сильную злость.
— И неправильно делаешь. Я понимаю, ты раздражена, но я думал, что вы, женщины, цените подобного рода демонстрации чувств.
— Поверь, мне нравится совсем другое, — отвечаю сухо.
— В любом случае, не будь такой вредной, когда он приедет к тебе этим вечером.
— Он никогда не приедет! — восклицаю убеждённо.
Элиот смеётся.
— Отвезёт блондинку домой, а потом приедет к тебе, вот увидишь. Не нужно быть психологом, чтобы понять это.
— Раз уж ты так говоришь… — бормочу я, ни капельки не убеждённая.
Когда мы подъезжаем к моему дому я всё ещё чувствую себя неловко за то, что случилось.
— Я повторяю тебе это в тысячный раз, но не могу сделать ничего другого: мне очень жаль!
— Мне правда было очень приятно с тобой познакомиться, — говорит он мне, провожая меня до двери. — И если тебе когда-нибудь придётся стать по-настоящему одинокой, у тебя всегда есть мой номер!
— Идёт, — говорю я с благодарностью.
Элиот прав. Через четверть часа звонит мой домофон. И я прекрасно знаю, кто там.
— Уже почти полночь, какого чёрта тебе надо, Йен?
— Поговорить с тобой, — говорит он мне решительно.
— Нет, не хочешь ты со мной говорить, — отрезаю я. Следуют несколько секунд тишины.
— Окей, я хочу только поговорить, — уточняет он. — Не хочешь открыть дверь, прежде чем кто-то из твоих соседей взбесится?
Ворчу, но безропотно открываю.
Правда такова, что то, в чём он мне признался раннее, в ресторане, смягчило меня, так что я не нахожу в себе силы выставить его вон, не посмотрев ему в глаза.
— Это явно не время для визитов, — заявляю я, когда он появляется передо мной.
— Знаю, прости, — говорит мне он, хотя на самом деле не выглядит слишком подавленным.
— Положил Барби в постель? — спрашиваю скучающим тоном.
Он звонко смеётся над этим прозвищем.
— Можешь не смеяться, это ты её нашёл, — отмечаю я.
— Ты права, выбор – хуже некуда. Но я никогда снова не вспоминал о ней, раз уж она так увлечена собой. Теперь понимаю, почему я так никогда и не позвонил ей за два года!
Стараюсь провести его в зал, но он игнорирует меня и направляется в мою комнату. Он просто невыносим, когда делает так, будто находится у себя дома.
— И о чём ты хотел поговорить на этот раз? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди. Знаю, что это вызовет враждебность, но это именно то, чего я хочу.
— О наших с тобой отношениях, — отвечает он спокойно.
— Нет у нас никаких отношений, — замечаю я.
— Я не согласен, — отрезает он. — Это – отношения. Если я хочу быть только и только с тобой, значит, что это отношения.
Что за надменный человек.
— Нет, дорогой мой, это значит, что ты привык думать, будто все женщины в мире хотят быть с тобой, если ты этого хочешь. Но я этого не хочу, так что мы с тобой не вместе.
В сомнении, он поглаживает подбородок.
— То есть, проблема вот в чём: я с тобой, но ты – не со мной… и как, по-твоему, мы можем решить эту дилемму?
Я смотрю на него на самом деле раздражённая.
— В последний раз, когда я смотрела в словаре, для того, чтобы быть вместе, нужно обоюдное согласие. Следовательно, мы не вместе.
Странно, но я начинаю видеть и на его лице какую-то усталость: уже на самом деле поздно и мы пришли с не очень-то и лёгкого вечера. Не считая предыдущей недели.
— Мы оба очень устали, почему бы нам не оставить разговор на завтра? — предлагаю я ему, вставая со стула и приближаясь к кровати, где он сидел.
Йен пододвигается, обнимает меня и кладёт голову на мой живот.
— Окей. Могу ли я остаться? — ворчит он, не поднимая головы.
Я касаюсь взъерошенных волос, чтобы смягчить то, что собираюсь сказать.
— Нет, не можешь.
— Прошу тебя… — умоляет меня и приподнимает мою кофточку, чтобы поцеловать.
— Эти методы совершенно неправильные! — замечаю я. Стараясь, без особого успеха, освободиться из его объятий. Но его прикосновение настолько нежное и лёгкое, что у меня просто нет сил.
— Знаю, — смеётся он. — Но они же работают.
Покорно вздыхаю.
— Возможно, — только и добавляю я.
— Неплохо, — вздыхает он и целует меня, поднимаясь всё выше и выше. В какой-то момент он поднимается и снимает с меня кофточку.
— Ненавижу тебя, когда ты так делаешь. – Его глаза сияют, смесь веселья и возбуждения.
— Мы совершаем ошибку, — снова повторяю я, но его это не останавливает.
— Тогда мы совершим её прямо сейчас, а об остальном подумаем позже, — говорит мне он.
Когда несколько секунд спустя его губы находятся на моих, я ничего не могу возразить.
* * *
Я наполовину проснулась, лежу в кровати с телефоном в руке. И, правда, сейчас одиннадцать часов, но всё-таки воскресенье!
— Нет, мама, правда. Я не могу приехать сегодня, — повторяю я в энный раз раздражённым голосом.
— Нет, дело не в твоей готовке. — До чего проницательная женщина.
Рядом со мной – темноволосая голова отрывается от подушки и смеётся.
— Нет, мама, я ещё в постели и очень устала. Думаю, что один раз в своей жизни я вас оставлю до полудня, если ты не против.
На другой стороне трубки мама жалуется, но я не обращаю на это внимания.
— Окей, да, буду в следующее воскресенье. Пока.
Отключаюсь, вздыхая от облегчения. В тот момент, когда я одеваюсь под одеялом, Йен притягивает меня к себе. К сожалению, у этого мужчины есть неудержимая власть надо мной, особенно если он обнажённый и в моей постели.
— На этот раз ты от неё спаслась? — спрашивает он, целуя меня в шею.
Все мои чувства вмиг обострились снова.
— Вроде бы да… — отвечаю, вздыхая.
В тот самый момент, когда его рука начинает гладить меня, звонок телефона снова разрушает спокойствие этого утра.
— А это ещё кто, чёрт возьми? — жалуется Йен, приподнимаясь для того, чтобы достать мобильник из кармана своих брюк. Одеяло укрывает его до спины, оставляя слишком мало для полной картины.
Он смотрит на экран и тут же мрачнеет.
— Моя мама, — жалуется он. Видимо, это касается всех.
— Слушаю? — отвечает он официальным тоном, будто он в офисе.
— Да, на самом деле сейчас не совсем подходящий момент, — заверяет её он.
— Нет, я сейчас не у себя дома, — отвечает он, приподнимая бровь.
— Да, я передам ей привет от тебя, — говорит он. — Нет, ты не можешь поговорить с ней.
Некоторое время он только слушает.
— Мамочка, я прошу тебя…
Спустя несколько минут он смиряется.
— Окей, тогда я приду сегодня вечером поужинать. Обещаю.
Когда он отключается, вид у него не особенно радостный.
— Воссоединение семьи? — спрашиваю его невинным тоном.
— О, да. Если хочешь, ты тоже приглашена, — наверное, он сошёл с ума?
— Без обид, но я бы предпочла спастись. Вчерашнего ужина мне более чем хватило. А твоя семья, пожалуй, ещё хуже моей.
Он смеётся и приближается для того, чтобы сладко меня поцеловать.
— Ты права, нет смысла подвергать этой пытке двоих человек. Хватит и меня одного.
— Более чем, — заверяю его я.
— Что ты скажешь о бранче? — спрашивает он тогда.
— В кои-то веки у тебя появилась замечательная идея.
Неохотно мы одеваемся, да и то лишь потому, что ужасно хотим есть. Йен убеждает меня взять машину и привозит в хорошенький ресторанчик на южном берегу Темзы.
— Действительно неплохо, — признаю я, располагаясь на удобном диванчике. Йен садится рядом и обнимает меня.
— Мы на людях! — упрекаю его я, но его, видимо, это мало интересует. И в таком случае, если он уверен в том, что делает, я тоже могу расслабиться в его объятиях, пока мы ждём наши напитки.
Он смотрит на меня с улыбкой.
— Над чем ты смеёшься? — спрашиваю я, притворяясь раздражённой.
— Ни над чем, мне просто ужасно весело, — сообщает мне он.
— Из-за чего? — спрашиваю я.
— Из-за возможности убедить тебя в том, что у тебя отношения со мной.
Это больше похоже на «отношения» из всего того, что у меня было за последние годы, но я ему об этом никогда не скажу.
— Мечтай, дорогой мой, — говорю я ему, смеясь. — Я никогда не сдамся.
Он улыбается мне.
— Ты знаешь, что я обожаю вызовы.
— Ты обожаешь одерживать в них верх, а не сами вызовы. Так что я не уверена, что этот тебе понравится.
Он смотрит на меня так, будто хочет открыть мне, кто знает какую правду, но никак не отвечает на моё утверждение.
Мы едим, болтая между собой и читая журнал, с приятным чувством спокойствия. Странное ощущение, потому что Йен и я не привыкли к спокойствию, когда мы вместе. Соперничество в те годы было настолько сильным, что сейчас, когда я кладу свою голову на его плечо, я чувствую себя совсем другим человеком.
Вещь, с которой труднее всего смириться это то, что Йен, который меня обнимает, будто я самый важный человек в мире, тоже совсем не тот, каким его знала я. Это новый человек.
Меня охватывает ужас, когда я отдаю себе отчёт в том, что даже если мне нравился тот Йен, раздражающий и с вредным характером, то этому удалось довести меня до нокаута. И это не совсем хорошо.