Прошу, позволь тебя ненавидеть

ГЛАВА 8

Элизабет — девушка довольно яркая. Признаю, что даже очень яркая. Воздушные, огненно-рыжие волосы (ненатурального цвета), голубые глаза, обрамленные таким количеством туши, что вечером, наверняка, у нее уходит, как минимум, два часа, чтобы смыть ее. Если, конечно, у нее это получается. Весь остальной макияж тоже слишком тяжелый, даже для званого вечера, которым данный определенно не является.

Но больше всего поражает ее наряд: на ней надето леопардовое развевающееся платье, которое оставляет открытыми километры подтянутых и самых загорелых ног. Полуголая, обутая в довольно впечатляющие босоножки. Я не могу назвать ее вид подходящим для благословенного шотландского мавзолея. Температура в этой комнате плюс-минус восемнадцать градусов. На улице максимум пять градусов.

Для справки: я в штанах, рубашке и черном, широком и теплом свитере.

В мгновение ока Йен побледнел. Это ему к лицу.

— Элизабет, дорогая, проходи и познакомься с нашими гостями. Позволь представить тебе Лорда Ланглея, — говорит ей отец. Теперь я наконец-то понимаю, за кем последнее слово в этой семье. За любимицей дочерью. Это очевидно.

Элизабет подходит к Йену, когда он поднялся с дивана, и, строя из себя звезду, пожимает ему руку.

Он отвечает нерешительно, а я тем временем злорадствую, глядя на них.

— Это честь для меня, Лорд Ланглей. Я много о вас слышала, — говорит она с ложной скромностью. Ведь разве та, кто разоделась подобным образом, может быть застенчивой? Не будем шутить.

— Думаю, достаточно открыть любой номер желтой прессы, – комментирую, вставая в свою очередь и протягивая ей руку, — Дженнифер Перси, — говорю решительно, пока она дает мне свою. Возможно, я пожала ее слишком сильно.

— Простите? — говорит она ошеломленно то ли от фразы, то ли от рукопожатия.

Йен фыркает в мою сторону.

— Дженни любит шутить, — произносит он, стиснув зубы и угрожающе бросая взгляд.

О, небеса, как будто это моя вина, что его фото в прессе похожи на какой-то балаган?

— Как, должно быть, хорошо находится в таких веселых и искренних отношениях со своей коллегой, — говорит она нам.

— О, Дженни - сама искренность, — утверждает Йен. Тон остр, как лезвие.

— Да и Йен не меньше, — говорю ей.

— О, ты даже не используешь его титул! — думает вслух ошеломленная Элизабет.

— Нет, — уверенно подтверждаю. Что я, по ее мнению, должна делать? Называть его «лорд» и кланяться когда он проходит рядом?

— Я никогда его не использую, — уверяет ее Йен. Теперь, кажется, что это он позволил, а не я так решила.

— Да, но я бы этого не делала, даже если бы ты его использовал, — отвечаю упрямо.

— Просто Дженни такая... как сказать... — запинается наш маленький лорд.

— Какая? — любопытно спрашиваю.

— Немного дерзкая, — говорит он мне, наконец, выставляя натянутую улыбку напоказ.

— Это совсем другое, — решительно отвечаю, в то время как Элизабет смотрит на нас с подозрением.

Беверли же равнодушен к нашей беседе.

— Что скажете о том, чтобы пройти к столу?

— Конечно, идем, — тут же отвечаю. Наконец-то нам подадут что-то кроме алкоголя.

Беверли подал мне руку, Йен сделал тоже самое для Элизабет.

И таким торжественным образом мы приходим прямо в столовую, где усаживаемся напротив буйства серебра и старинных блюд, которые блестят от света канделябра внушительных размеров. Я, правда, надеюсь, что Беверли укрепил потолок прежде, чем повесить туда нечто подобное. Оно, должно быть, весит несколько тонн. А мне еще слишком много нужно сделать, прежде чем умереть, лишившись чувств от избытка роскоши.

— Итак, Йен, — интересуется Беверли, — как твой дедушка?

— Вполне хорошо, возраст дает о себе знать, но он все еще человек, которого все боятся.

— Естественно, он же герцог, — отмечает Элизабет, ухмыляясь.

Клянусь, я не понимаю, что тут такого смешно.

— Действительно, — отвечаю ей, — он герцог, а не египетское божество.

На одно мгновение все смотрят на меня слегка растерянно. Отлично.

— О, нет, я думаю, моему дедушке не понравилось бы быть сравненным с мумиями, - утверждает Йен, смеясь над моим замечанием. Другие тоже расслабились после его шутки.

В это самое время на столе появляется ряд блюд, одно за другим. С большим трудом пытаюсь найти что-то подходящее для такой вегетарианки, как я.

Элизабет быстро замечает мою нерешительность по отношению к еде.

— Все в порядке, Мисс Перси? — спрашивает она, словно идеальная хозяйка.

— Абсолютно, я почти не голодна, — уверяю ее. Самое настоящее вранье; я умираю с голода, но это невежливо говорить хозяйке дома, что на столе нет ничего для тебя подходящего. — Однако прошу тебя, называй меня Дженни, так все делают, — говорю ей, улыбаясь, чтобы уйти от разговора о еде.

— С удовольствием, Дженни, — говорит она искренне довольная.

Я сбита с толку. Такая броская девушка — неуверенное и банальное создание. Никакого остроумия, никакой язвительной иронии. Даже хуже. Полное отсутствие иронии. Она точно уверена, что хочет такого циничного и беспощадного типа, как Йен?

— Чем ты занимаешься? — спрашиваю у нее, пытаясь поддержать беседу.

— Я пиар-агент! — восклицает она с гордостью.

— Правда? — бросаю многозначительный взгляд Йену. — В какой области?

— Ну, я занимаюсь организацией мероприятий и праздников, в общем, что-то вроде этого, — объясняет мне очень спешно, как будто она сама не в курсе.

«Другими словами, ты ничем не занимаешься», — думаю я коварно.

— А с такой работой у тебя много свободного времени? — спрашиваю с любопытством.

— Ну, естественно! У меня горы свободного времени, которое я, к счастью, посвящаю шопингу, — утверждает радостно.

О, небеса, это даже слишком легко, клянусь, никакого удовольствия.

— Как бы то ни было, я, конечно же, не буду работать всю жизнь: как только выйду замуж — прекращу, — спешит она уточнить. И бросает на Йена красноречивый взгляд.

— Ну, разумеется, а сколько тебе лет? — показываю себя заинтересованной, и в то же время хватаю булочку. Вот наконец-то что-то без мяса.

— Мне двадцать четыре года и я работаю вот уже целых девять месяцев! — вздыхает она так, как будто сыта уже этим по горло.

На мгновение Йен застыл, а его вилка повисла в воздухе. Голубые глаза ошеломленные.

— А ты, Дженни, как долго занимаешься вопросами имущества? — спрашивает она только, чтобы поддержать разговор, а не потому, что ей интересно, естественно.

— Девять лет, — отвечаю ей невозмутимо.

— Ничего себе! Девять лет — это много! Позволь мне спросить, сколько тебе лет? — спрашивает, обеспокоенная тем, что может как-то оскорбить меня.

— Конечно, ты можешь спросить. Мне тридцать три, — говорю ей открыто. Для меня не проблема раскрыть свой возраст.

— И ты никогда не была замужем? — спрашивает. Тон слегка тревожный.

Услышав эту фразу, Йену хотелось бы разразиться смехом, но чтобы не выдать себя, он начинает кашлять. Угрожающе бросаю ему взгляд и вижу, как он вытирает слезы.

— Нет, никогда, — утверждаю.

— Я надеюсь быть замужем в твоем возрасте. Или хотя бы в разводе, — проясняет девушка.

— У меня никогда не было отношений, подобных браку, — спокойно ей говорю.

Элизабет явно потрясена таким положением дел настолько, что ее отец тут же побеспокоился о том, чтобы подбодрить ее.

— Но это очевидно, что ты будешь замужем, — говорит ей, возвращая лишь часть ее недавней пустой улыбки.

Контакт с незамужней тридцатитрехлетней карьеристкой, наверно, сильно ее обеспокоил. Бедняжка. Но вскоре она вспоминает о своей миссии и вновь начинает бросать соблазнительные взгляды в сторону своего графа, будущего маркиза и герцога. Ведь это ее цель, это всем понятно.

Йен пытается вести себя, как ни в чем не бывало, но речь идет о таком очевидном желании, что он и вправду не сможет сказать, что ничего не понял.

Ужин проходит спокойно и без дальнейших напряженных ситуаций до тех пор, пока нам ничего не остается, кроме как перейти к деловым вопросам. Или, по крайней мере, мы с Йеном пытаемся, потому что Беверли, на самом деле, не очень-то собирается это делать.

— Эти выходные должны послужить нам, прежде всего, для того, чтобы узнать друг друга, — говорит он, пока мы возвращаемся в гостиную. — Делами мы займемся по возвращению в Лондон.

Что? А какого черта мы приехали в эту холодную и дальнюю часть Шотландии? Бросаю обеспокоенный взгляд Йену, который, очевидно, подумал то же, что и я.

— Я вас оставлю, молодежь, вам есть о чем побеседовать, — говорит он нам, прощаясь. И в тот момент, как он уходит, бросает мне красноречивый взгляд. Ясное дело, он хочет, чтобы мы оставили голубков наедине.

Йен тоже это понял, потому что внезапно хватает меня за руку, пока мы сидим на диване, и наклоняется ко мне.

— Брось меня здесь одного, и ты заплатишь, — шепчет мне угрожающе, а в глазах паника.

На секунду я почти захотела остаться, чтобы ему помочь. К несчастью для него, этого «почти» не достаточно, чтобы меня удержать.

Я освобождаюсь от его хватки и решительно встаю. Потом приближаюсь к нему и под предлогом поцеловать его в щеку, шепчу:

— Я бы тебе советовала не угрожать мне в следующий раз, напротив, попробуй умолять. Авось подействует.

И с ехидной ухмылкой направляюсь в свою грустную комнату.

* * *

Я сижу в одиночестве за огромным обеденным столом в желании насладиться моим завтраком. Но единственное, что я могу есть, — это хлеб и масло: яичница с беконом и сосиски с чечевицей, и лучше о них не говорить. Тут есть маффины, но они соленые и с жареной ветчиной вместо привычной черники. Жаль, я с удовольствием съела бы простое яйцо.

Я настолько погружена в свои размышления, что и не слышу, как Йен тайком входит в комнату. Он касается моего плеча, чтобы поздороваться, заставляя меня подпрыгнуть от испуга.

— Эй, я не хотел тебя напугать, — говорит он, садясь рядом.

— Я задумалась, — оправдываю себя, глядя на его уставшее лицо. — Плохо спалось? — спрашиваю у него.

— Скажем..., — подтверждает, потягиваясь.

— А я-то думала, ты нашел себе компанию, — подкалываю его иронично.

— Я тебя умоляю. И для справки, ты мне за это заплатишь, — говорит, кладя себе яичницу.

Смотрю на него совершенно невинно.

— Ты о чем? Я тебя совсем не понимаю...

— Да брось. Мне с трудом удалось освободиться от нее. А потом я боялся, что она залезет ко мне в кровать. Естественно, в моей комнате нет замка, и поэтому я всю ночь спал, прислушиваясь. Скажем так, это был не очень спокойный сон, — жалуется он, вздрагивая от одной только мысли о приеме гостей.

— Не так уж плохо, что значит одна бессонная ночь для такого, как ты...

Он бросает на меня взгляд, полный раздражения, затем смотрит на мою полупустую тарелку.

— Ты не хочешь объяснить, почему ты ничего не ешь с момента нашего приезда? — спрашивает серьезно.

— Потому что я вегетарианка, а здесь говорят только об охоте и едят мясо, — отвечаю ему сухо.

— А, — говорит удивленно, — я этого не понял.

— Это не твоя вина, смекалка никогда не была сильной стороной вас, мужчин.

Мы спокойно кушаем, вставляя комментарии о том, как приятна наша шотландская компания, как вдруг звонит мой телефон.

Достаю его из кармана и вижу, что это Вера.

— Привет, дорогая, — приветствую ее, — как там в Лондоне?

— Где, ты сказала, ты находишься? — спрашивает она вся взволнованная.

— Где-то в Шотландии, а что?

— Очевидно, ты еще не видела сегодняшний выпуск «Sun», — восклицает.

— Х-м-м, нет, к тому же я никогда не читаю подобные газетенки, — напоминаю ей. Только финансовые газеты, я думала, это все знают.

— К твоему счастью мы их читаем, — сообщает мне Вера.

Я кладу кусок хлеба на блюдце, мне это немного поднадоело.

— Я бы хотела продолжить разговор ни о чем, но знаешь, не могла бы ты подойти к сути?

— На странице сплетен твои фотографии! — восклицает.

Ну, даааааа, конееееечно.

— Сколько ты вчера выпила? — спрашиваю у нее обеспокоенно. Обычно у Веры всегда получается прийти в себя на утро воскресенья, но сегодня, видимо, исключение.

— Я ничего не пила! — кричит обиженно. — Я осталась дома, у меня болел живот.

В таком случае, это что-то странное.

— Ну, конечно, это не могу быть я. Должно быть, это кто-то очень на меня похожий, — уверенно ей говорю.

— Дженнифер, поверь мне, это ты. Тебя сфотографировали с Йеном.

Как только она это произносит, поднимаю глаза на только что упомянутый субъект. Он в свою очередь вопросительно на меня пялится.

— Окей, я найду газету и перезвоню, — отвечаю ей, чувствуя, как страх меня одолевает.

— Хорошо, только не волнуйся, — умоляет Вера. А в результате заставляет меня волноваться еще больше.

Йен смотрит на меня обеспокоенно.

— Плохие новости? — спрашивает.

— Я не знаю, моя подруга говорит, что мы с тобой попали на страницу сплетен в «Sun». Но это очевидно, что она, должно быть, ошиблась.

— Да, очевидно...

Но кто знает, почему в тот момент, когда он это говорит, то не кажется особо убежденным. В спешке поднимаюсь из-за стола в поисках экономки. Я нашла ее в вестибюле вместе с Элизабет. У бедняжки довольно потрясенное выражение лица, а в руках — газета. О, господи!

— Доброе утро, — говорю обеим.

Экономка бурчит что-то вроде ответа, а Элизабет смотрит на меня растерянно.

— Доброе утро, — произносит еле слышным голосом.

— Позавтракаешь с нами? Йен там ждет тебя.

Она не клюет. Значит дело серьезное.

Она спускается с лестницы и протягивает газету экономке. Сейчас мне предстоит вырвать ее из лап ротвейлера, который смотрит на меня так, будто хочет укусить. Что-то мне подсказывает, что это будет нелегко.

Внезапно Йен появляется возле двери.

— О, газета! Как раз та, которую я искал, — говорит он хитренько.

И синьоре ничего не остается, как отдать ему ее. Несмотря на то, что она раздосадована и никак это не скрывает. Йен хватает воскресный выпуск и поднимается по лестнице прямо в свою комнату. Я следую за ним, не обращающим внимание на кислые мины тех двух.

Я быстро догнала его и выхватила газету.

— Если позволишь, я бы хотела взглянуть, — говорю ему взволнованно.

— Не позволю, я первым хочу взглянуть, — говорит он, отбирая у меня газету.

Ругаясь, мы подходим прямо к его комнате. Йен входит первым, я за ним.

— А я-то думал, что не должен бояться подобных нападений с Вашей стороны, Мисс Перси, — подшучивает надо мной.

Я вырываю у него из рук газету.

— Давай без глупостей!

Йен странно улыбается, пока пытается защититься от моих ударов.

— Ну же, давай найдем эти обвиняющие страницы, — говорит мне и садится за стол. Его комната на деле оказалась роскошными апартаментами, это что-то ошеломляющее. Стол, за которым он уселся, настоящий экземпляр эпохи Луиджи XVI.

— Где тут раздел сплетен? — спрашивает, пока начинает листать газету.

— А я откуда знаю? — отвечаю. Хочу отметить, что это совсем не мое чтиво!

Йен фыркнул.

— В теории ты экземпляр женского пола. Что ты за женщина, которая не читает сплетни? — обвиняет меня.

— Я женщина, не читающая сплетни, это очевидно. Они существуют, знаешь?

— Я поражен, — отвечает мне всего-то.

— Да, представляю.

Вскоре мы находим желаемую страницу, и вот мы, там, немного размытые, но определенно мы. Заголовок гласит: «Новая пассия наследника герцога Ревингтона», а на фото мы прощаемся на выходе из ресторана. Я хватаюсь за его руку, а он держит мою кисть.

— О, боже... — говорю тяжко вздыхая.

Йен предпочитает не комментировать.

Тогда я начинаю читать текст:

— «Таинственная незнакомка, которая очевидно не принадлежит к привычному кругу подруг нашего графа...» — говорю вслух. — Упаси, Бог, — комментирую и продолжаю, — «...странно, но она неписанная красавица, но очевидно, что молодой аристократ очень ею дорожит...».

И тут я разразилась смехом. Очень звонким и не очень приличным.

— Что? — восклицает яростно Йен.

— Тут пишут, что ты смотрел на меня мечтательным взглядом, — и начинаю смеяться до упаду. Думаю, обычно, в его присутствии, девушки никогда не позволяют себе прибегнуть к таким неуклюжим манерам.

Йен продолжает читать статью, пытаясь не отвлекаться.

— В любом случае, тут ничего компрометирующего, — выносит приговор, дочитав до конца.

— Это ясно, единственное компрометирующее событие, на котором они могли бы присутствовать, - это наша ссора, — напоминаю ему, пытаясь вновь стать серьезной.

— Никогда не думал, что скажу это, но к счастью... — соглашается загадочно.

— Хотя я бы предпочла не попадать в газету. Знаешь, в отличие от девиц, с которыми ты обычно общаешься, у меня карьера и доверие, которые нужно защищать, — я чувствую, что должна это подчеркнуть.

— Я с ними не общаюсь, — защищается Йен, — речь идет всего об одном ужине время от времени. Я холостяк в душе...

Поднимаю руку, чтобы перебить его.

— Мне абсолютно все равно, с кем ты встречаешься и что ты делаешь. Твое дело. Мне жаль только, что чертова встреча по работе с тобой становится новостью.

— Понимаешь теперь, с чем я сталкиваюсь каждый раз? — нападает на меня.

Смотрю на него серьезно.

— Понимаешь, что ты сам втягиваешь себя в подобные ситуации? Тщетно кричать: «Волк! Волк!», после пары раз тебе уже никто не верит.

— Конечно, мисс безупречные свидания и мисс серьезное сожительство, — говорит, давя на больное место.

— Я никогда ни с кем не жила, — уточняю.

— Вот именно! — говорит, скрещивая руки на груди.

— Как бы то ни было, в этот раз не случилось ничего серьезного. Всего лишь воскресная газетенка, — говорю вслух, чтобы убедить себя.

— «Sun» — газетенка? Эта цветная фотография занимает полстраницы, если ты не заметила, — настаивает, показывая ее мне снова. На чьей он стороне?

— Закрой эту проклятую газету, — говорю немного раздраженно, — может, ты ее вообще выбросишь?

Я вырвала ее у Йена, хорошенько скрутила в комочек и бросила в корзину. У меня даже вышло попасть в центр.

— Хотя кое-что положительное в этом есть, — говорит серьезно.

— Да ну?

— Элизабет, возможно, поверила в это и, наверное, оставит меня в покое, — это предположение его озаряет, черт возьми.

— Конечно, обидеть дочку нашего клиента — гениальный шаг... Кто знает, почему я об этом раньше не подумала, — говорю цинично. Элизабет была невыносимой, но Йен, во чтобы то ни стало, не должен узнать, что я думаю также.

— В точку! Я должен был раньше об этом подумать! — восклицает синьоришка, не обращая внимания на мою очевидную иронию.

— Да брось... — говорю, пытаясь вернуть его в реальность. Я встаю со стула, собираясь уйти.

— А теперь, когда мы с этим разобрались, я бы с удовольствием поговорила о работе с Беверли. Мы уже потеряли слишком много времени, — произношу торжествующе.

Йен решает пойти за мной.

— Я никогда не думал, что скажу это, но я с тобой согласен.

И произнося это, открывает дверь.

* * *

Через несколько часов Беверли прощается с нами довольный, а мы залезаем в машину, готовые сначала добраться до Эдинбурга, а потом до Лондона. Нам странно удалось проработать около двух часов, прежде чем в который раз быть втянутыми в пустые светские беседы, которые ловко вела Элизабет.

Беверли остался доволен нашими предложениями, и, возможно, по прибытию мы наметим убедительный план действий.

Я собираюсь сесть в машину и вдруг слышу, как Элизабет грустно обращается к своему отцу:

— Я не могла в это поверить. Почему, папочка? Она же такая старая!

Э-м-м, старая? Для кого?