20

– Чёрт вас всех разберет? – заорать, упираясь ладонями об стол. – О чём ты думала вообще? Ты знаешь правила, твою мать! А теперь ты просишь прощения. Да прощаю я тебя, прощаю! Только какого толку тебе от моего прощения?

Рывком руки сбросить со стола наполненную пепельницу и упасть в кресло. Посмотреть на сжавшуюся напротив молодую девочку. Выдохнуть зло, яростно.

– Лёка, я сделаю аборт… Обещаю, – она лопочет что-то, слезами размазывая тушь и грим на лице. Ревет. – Мне очень нужна эта работа. Сейчас нужна как никогда ранее. Лёк, я обещаю – я избавлюсь завтра. Прости меня… Я просто влюбилась, и…

– Да мне неинтересно, в кого ты там влюбилась! – снова заорать и сжать виски. Какие дуры. Какие дуры вокруг. Какие идиотки…

– Лена, пожалуйста, – еще чуть-чуть и она упадет на колени.

– Не смей называть меня Леной! – вскочить на ноги, пинком опрокинуть кресло и резко взять в рот сигарету, игнорируя заколотившееся от боли сердце. – Поняла меня? Сто раз говорила – никто из вас, мать вашу, не смеет называть меня Леной!

– Прости… Пожалуйста…

– Да какой толк тебе от моего прощения?! Не надо нарушать правила, твою мать! И никакого прощения не понадобится.

Дрожащими руками вынуть из кармана пузырек. Высыпать две таблетки на руку. Они зеленые, на них нарисованы «смайлики» – новое инетовское слово. Идиотское, как и всё вокруг. Спасительницы – таблетки. Они дадут сил. Помогут жить дальше. Ах, да, не жить – существовать.

– Пошла вон, – запить таблетки минералкой и поднять с пола кресло, – Или на хрен отсюда, идиотка.

– Лёк…

– Я подумаю! И не смей пока делать аборт! – крикнуть, и смеяться, глядя, как эта молодая дурочка выбегает из кабинета, натыкаясь на косяк двери.

Мать вашу…

– Ну что, Саш? – прошептать в потолок, чувствуя прилив сил в венах. – Ты многому меня учила. Что меня сейчас выбрать? Оставить ей работу или дать возможность еще нерожденному ребенку жить. А? Что правильно? Что правильно, а? Как… Правильно?

Загрузка...