Протестантизм

8 ГЛАВА В ГОСУДАРСТВЕ РОССИЙСКОМ… «Люторы и кальвины»

«А люторы и кальвины, хотя и отстоят еретичеством своим от восточного благочестия дальше католиков, однако же, противности от них греко-российскому благочестию нет, и ни в какие духовные дела они не вступаются», — сказано в выписке Посольского приказа за 1695 г. «Еретический» протестантизм казался российским чиновникам меньшим злом, чем католицизм, хотя у ревнителей православия веками складывалось представление о протестантах, как о возмутителях общественных устоев. Те учинили беспорядки в латинских землях, породили схизму, и, чтобы «своя греческая православная» вера не терпела «ругательств, укоризны и поношений», православные государи оберегали своих подданных от «погибельной ереси», которая развивалась в их собственных владениях.

В землях государства Российского протестантизм утверждался неравномерно. Крупные города Остзейских губерний, а также Литвы, Белоруссии, Волыни, Галиции в XVI в. были вовлечены в события Реформации. В польско-литовском государстве при короле Сигизмунде II Августе, которому посвящали свои произведения Лютер и Кальвин, полную свободу получили все христианские исповедания. С тех пор на этих землях укоренилась реформатская церковь, и, несмотря на драматические межконфессиональные и политические столкновения в XVII в., она сохраняла здесь свое влияние. Особое значение для протестантов западных и юго-западных окраин будущей Российской империи имели «Привилегии Сигизмунда Августа» от 22 февраля 1561 г. Этот документ предоставлял церквям, признававшим «Аугсбургское вероисповедание», полную автономию при разбирательстве религиозных споров. Лютеранской и реформатской церкви светская власть давала права и привилегии сословного характера, поскольку они гарантировались только дворянству, шляхетству и земству.

Аугсбургский религиозный мир 1555 г. между императором Карлом V и протестантскими князьями давал свободу действий всем правителям Европы, стремившимся к независимости. В ряде княжеств Германии лютеранство получило статус официальной религии. В Швеции и Финляндии успешное развитие реформационного движения привело к принятию на соборе в Упсале в 1593 г. «Аугсбургского вероисповедания». В связи с территориальным ростом Швеции в XVII в. единое церковное уложение 1686 г. обязывало всех подданных шведской короны исповедовать лютеранство.

Лютеранская церковь укреплялась на территориях, прилегавших к Балтийскому морю. Курляндия с 1570 г. обладала уставом герцога Готгарса Кетлера. В Лифляндии и Эстляндии местные церковные уставы были учтены в качестве специальных дополнений, когда там в 1686 г. был введен шведский церковный устав. В центре Московского царства протестантские общины состояли из иноземцев, которых вызывали к себе на службу и на поселение русские цари. Для них протестанты были более предпочтительны, чем католики, ведь Москве постоянно приходилось учитывать политические притязания Рима. При великом князе Василии III Ивановиче появились первые «немцы», или «люторы», т. е. иноземные врачи, художники, переводчики, ремесленники, торговцы из протестантов. Стрелецкая слобода в Москве была выстроена для иноземных солдат — поляков, литовцев и немцев. В Немецкой слободе жили поселенцы разных национальностей и конфессий. Из «немцев», служивших Ивану Грозному, в Москве образовалась лютеранская община, названная именем Св. Михаила, о ней сохранились сведения, начиная с 1559 г. Иван Грозный, современник событий Реформации, интересовался ими не только как политик, которому важно было добиться союза с королями лютеранских Дании и Швеции. В 1570 г. он устроил публичный диспут в Москве с Яном Рокитой, одним из Чешских братьев, который прибыл в русскую столицу с посольством короля Сигизмунда II Августа. Затем царь написал сочинение «Ответ Яну Роките», в котором отстаивал взгляд на православие как на истинное христианство и осуждал идеи Лютера вместе со всеми реформами.

Бюст Мартина Лютера. XIX в. Россия.

Протестанты из числа пленных, а также покидавшие Западную Европу, которую разоряли беспрерывные войны, в массовом порядке селились в русских городах — Владимире и Угличе, Костроме и Казани, Нижнем Новгороде и Твери. После окончания Тридцатилетней войны усилился поток западных искателей удачи и славы при дворе царя Алексея Михайловича. В Москве в конце XVII в. имелись здания трех лютеранских и одной реформатской церкви — три деревянных и одно каменное, но без колоколов и органов. Реформатская община состояла из голландцев, французов и швейцарцев, которых было меньше, чем лютеран, и первоначально богослужения проводились совместно с лютеранами. Лютеране в столице поддерживали прямые контакты с Саксонией и получали пособия от герцога Эрнста Благочестивого. После отмены во Франции Нантского эдикта царица Софья милостиво приняла гугенотов, а от имени Петра I в 1689 г. была издана грамота, по которой французам, вынужденным покинуть родину, открывался свободный доступ в Россию с гарантией веротерпимости.

Относительно устойчивым было со второй половины XVII в. положение протестантских общин в Астрахани и Архангельске — главных в ту пору российских портах. В других русских городах также возводились лютеранские и реформатские церкви со школами, пасторы регулярно совершали общественные богослужения, выказывая лояльность своих прихожан к установленным порядкам. При заключении контрактов с иностранцами о службе в России им гарантировались личные имущественные права и свобода вероисповедания. Пасторам шло содержание от общин и жалованье от царской казны. До конца XVII в. правительство ограничивало иностранцев отправлением домашнего богослужения, нередко отказывая прошениям о постройке деревянных, а затем и каменных храмов. Если среди протестантского населения в Московском государстве возникали конфликты на религиозной почве, а таких в допетровскую эпоху было немало, власти их жестоко пресекали, игнорируя свои обещания не вмешиваться в вероучительные споры.

За попытку иноземных миссионеров в Москве смущать православных своими проповедями их незамедлительно пытали и сожгли. В 1689 г. среди московских людей объявился приезжий проповедник Квирин Кульман (1651–1689), обращавший молодым царям Петру и Ивану призывы установить тысячелетнее царство Христа. На допросах в Посольском приказе его слушатели повторяли, что приближается кончина мира, римская вера скоро исчезнет и будет во всей вселенной единая христианская вера, такая же, как у апостолов. Учение Квирина Кульмана сулило, что исчезнет беззаконие, ибо царей, королей, князей и иных вельмож не будет и все вещи будут общественными, так что никто своим ничего называть не будет. Деятельность проповедника, обвинявшегося в «квакерской ереси», была пресечена по настоянию патриарха Иоакима, который добился царского приказа о сожжении живыми Квирина Кульмана и Кондратия Нордермана.

После издания манифеста Петра I от 16 апреля 1702 г., в котором иностранцев призывали служить на условиях свободного отправления их религии, церковная жизнь в стране стала еще сложнее. Отвоеванным у шведов Лифляндии и Эстляндии царь дал письменные гарантии неприкосновенности их лютеранской церкви, сохранения ее прежних уставов. Постоянно увеличивавшееся протестантское население во внутренних регионах России и в новой столице, Санкт-Петербурге, уже нельзя было игнорировать как прежде и заявлять, что властям «до их веры и дела никакого нет». Напротив, здесь, как и во всех прочих сферах жизни в эпоху Петра I, начались преобразования. На собрании духовных лиц, представлявших российские протестантские церкви (англиканскую, лютеранскую и реформатскую, а также католиков), проводившемся 11 февраля 1711 г. в Петербурге, была объявлена царская воля. Отныне московский пастор Бартольд Фагеций назначался суперинтендантом всех евангелических церквей России. Петровский «патент» от 7 октября 1715 г. предписывал Фагецию накрепко смотреть, чтобы в своих собраниях верующие вели себя «яко христиане и верные подданные», не причиняя ущерба государству, что в особенности касалось пленных шведов.

Таким образом, пастор Фагеций был обращен в государственного чиновника, а к 1717 г. в Ревеле был записан «Справной устав церковной лютеранской веры». Дела иностранных исповеданий контролировались сначала Коллегией иностранных дел, а затем Синодом. Помимо списка кирх и состоявших при них духовных лиц Синод требовал, чтобы все иноверные духовные лица — «позволительные» и «непозволительные» — являлись туда, если они находились в столице.

Синод издавал предписания, регулировавшие церковную жизнь протестантов, направляя их к препозитам, т. е. старшим пасторам округов. Главное, что от них требовалось, — это «несовращение» православных. Назначался препозит по избранию самих пасторов. Например, пастор Якоб Майделин (ок. 1680–1729) из шведской общины Петербурга указом Синода от 22 июля 1724 г. назначался препозитом над пасторами Петербургского, Шлиссельбургского и Копорского уездов, принеся присягу Российской империи. Синод также давал разрешения на постройку иноверческих храмов, совершение неправославных служб. При вступлении в брак с православными иноверцы могли не менять вероисповедания (исключение до середины XIX в. составляли царственные особы), детей же от смешанных браков Синод обязывал крестить в православную веру. Наряду с контролем за переменой места жительства духовных лиц Синод рассылал указы пасторам о «торжествовали!! государственной радости» в храмах. Обязательные для всей Российской империи богослужения по случаю одержанных побед, восшествия на престол, поминовения государя и т. п. вносились в реестр дней молебствий, который считался государственным законом.

В целом контроль за поведением протестантского духовенства был не таким бдительным, как за католиками. Разрешения на постройку новых храмов отныне давались беспрепятственно, и это прямо мотивировалось тем, что власти заинтересованы в устроении публичных собраний для объявления царских указов и распоряжений. Влияние Синода на регулирование церковной жизни протестантов постепенно уступало место влиянию другого государственного учреждения — Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, при которой ре1улярно действовали консисториальные заседания, поскольку страну разделили на консисториальные округа. Конфликты между протестантскими общинами, как правило, возникали в связи с их постоянным ростом и дифференциацией по национальному признаку. В Петербурге дела решались непосредственно императорами и императрицами.

Петровские реформы и перенос столицы в Петербург обнаружили, помимо всего прочего, новый стиль отношений между христианами различных конфессий, которого придерживался царь-реформатор. Он демонстрировал цивилизованное отношение к религии как таковой. Патриаршество и папство, монополизировавшие некогда церковную власть, не вполне утратили в глазах государя значение главных символов древнего благочестия, но это были силы, угрожавшие извне и изнутри самодержавной программе. Петр I ценил государственные заслуги Лютера, поскольку тот освободил Германию от зависимости по отношению к Риму. При посещении Виттенберга в 1712 г. он заявил об этом публично.

Воззрения Петра на подчинение церкви государству и на обрядовую сторону веры (которую ему не всегда удавалось соблюдать) сложились у будущего императора при общении с протестантами, которые с юных лет окружали его. Протестантский опыт учитывали и православные мыслители, из рядов которых выдвинулся Феофан Прокопович (1681–1736) — писатель, педагог и вице-президент учрежденного Петром I Святейшего Синода. Он был непосредственным исполнителем программы церковных реформ, которые вписали духовную власть в России в систему государственных учреждений, поставили под контроль имущество храмов, ограничили отток активного мужского населения в монастыри. Так из протестантского опыта были извлечены определенные уроки на пользу государственным интересам православной империи.

В последние десятилетия XVIII в. в Россию были приглашены иностранцы, преимущественно лютеране, расселившиеся значительными колониями в Саратовской и Самарской губерниях. Вслед за ними подали прошение об учреждении братств в России гернгутеры, которым по указу от 11 февраля 1764 г. была разрешена деятельность на территории империи; в 1789 г. из Пруссии в Россию переселилась первая значительная группа меннонитов. Продолжая петровскую церковную политику, Екатерина II демонстрировала своим подданным, что первенство православия должно сочетаться с веротерпимостью. Она высказывалась по поводу надконфессиональной природы самодержавной власти, которая, подобно солнцу, является источником монаршей милости к православным и инославным подданным. В манифесте от 22 июля 1763 г., поощрявшем переселенческое движение из стран Европы во вновь присоединенные к России земли, гарантировалась имперская защита свободного отправления традиционных для новопоселенцев религий. Не только лютеране и реформаты, но и верующие тех протестантских конфессий, у которых на родине возникали трения с властями (гернгутеры, меннониты), устремились на свободные земли. Меннониты продолжали интенсивно переселяться до 1874 г., когда все колонисты были признаны подлежащими воинской повинности, хотя их призывали не в действующую армию, а туда, где не требовалось ношения оружия.

Интерес в России к вероучительному содержанию протестантизма отличал не только Петровскую эпоху, но и времена императора Александра I. В период войны с Наполеоном выявились религиозные искания русского императора, который обсуждал религиозные проблемы при встречах с королем Фридрихом Вильгельмом в Пруссии, с Чешскими братьями в Силезии, с мистиком Иоганном Юнг-Штиллингом в Баден-Бадене, с баронессой Юлией Крюденер в Париже, с квакерами в Лондоне. Акт об учреждении Священного союза, составленный самим Александром I, подчеркнул солидарность христианских конфессий, верность всех государей Единому Богу. Тенденции к межконфессиональному сближению обнаружились и в правительственных кругах. Созданное в 1817 г. Министерство духовных дел и народного просвещения соединило в одном ведомстве, хотя и ненадолго, управление всеми христианскими исповеданиями и народным образованием.

В салонах Петербурга стали устраиваться аристократические собрания для прослушивания проповедей и совместных молитв, для изучения Библии. По инициативе пиэтистов, которые регулярно приезжали в Петербург, в высшем обществе обсуждались проблемы религиозного просвещения русского народа, лишенного возможности читать библейские тексты на родном языке. Первый представитель британского Библейского общества появился в Петербурге в 1812 г., 11 января 1813 г. в доме князя А. Н. Голицына состоялось торжественное открытие российского Библейского общества. Его членами были Александр I и представители всех христианских церквей. Общество издало Библии на многих языках, в том числе на немецком и финском.

Когда под давлением православных иерархов деятельность российского Библейского общества в 1826 г. была прекращена, в России уже появились посланцы зарубежных библейских обществ, распространявшие изданные ими библейские тексты, и в том числе на русском языке. Русские переводы Нового Завета увидели свет в 1818–1821 гг. Обеспечением нужд протестантского населения России в библейских текстах занялось евангелическое «Библейское общество в России», устав которого был зарегистрирован 14 марта 1831 г. Это общество распространило по России за период до 1 января 1914 г. 1 237 057 экземпляров полных и частичных текстов Библии, с гордостью увековечив эти данные в своем отчете.

Иностранцы, долгое время жившие в России и писавшие о положении в ней инославных, называли это положение «религиозной свободой». Эта свобода не исключала регламентации, она предусматривала контроль государства за церковной жизнью, что соответствовало веро-учительным принципам лютеранской и реформатской церквей. Правительственная комиссия из светских чиновников и наиболее влиятельных служителей протестантских церквей работала над созданием устава для церквей в России, признававших «Аугсбургское вероисповедание» с 1805 г., привлекая консультантов из Пруссии. Результат был достигнут 26 декабря 1832 г., когда император Николай I утвердил устав.

Устав юридически закреплял нормы вероучения, церковную структуру, права и обязанности лютеранских и реформатских церквей в России. В создании устава были заинтересованы не только правительство, но и сами пасторы, которые направляли в Юстиц-коллегию ходатайства о необходимости пресечения «сектетизма» на местах. В уставе фиксировались вероисповедные документы, Символы веры, регламентировался порядок домашних и общественных богослужений, свершения таинств и обрядов.

Специальные разделы уточняли судопроизводство, касавшееся окружных и Генеральной консисторий. Например, в Санкт-Петербургский консисториальный округ входили не только столичная губерния с Кронштадтом и Нарвой, но и семнадцать других областей России. Верующие этих областей имели право разрешать свои конфликты в консисториальных судах, а духовенство формировало свои съезды (синоды) для решения практических вопросов и богословских затруднений. Утверждался авторитет общины (прихода) как первого звена протестантской церкви; из прихожан разных сословий выбирался совет (конвент). Община имела пастора, выше находились пробст, генерал-суперинтендант и епископ (для лютеран).

Предметом самых пристальных забот устава был авторитет пастора. Правовое положение пастора приравнивалось к дворянскому, его жалованье либо частично, либо полностью обеспечивала казна. Выбранного общиной пастора консистория утверждала после испытания, в ходе которого выяснялось, имеет ли он высшее богословское образование, умеет ли произносить проповеди и обучать детей в школе. Руководством для богослужений служила так называемая «Агенда», утвержденная правительством, и серьезные отступления от нее могли повлечь за собой отрешение от церковной должности. Источник выбора тематики проповедей регламентировали издания «перикопов» — сборников текстов для пасторов. Наказ духовенству требовал строгого контроля за содержанием и формой проповеди — самой важной части протестантского богослужения. Проповедь следовало произносить, подготовившись молитвенным размышлением, наполняя свои назидания тем смыслом, который понятен любому христианину — ученому и неученому. Подчеркивалась важность личного примера пастора, который и в семейной жизни обязан быть образцом для прихожан, отвечать за религиозное образование юношества, не заниматься ни ремеслом, ни торговлей и не покидать прихода дольше, чем на неделю. В обязанности пастора также входило ведение хроники прихода и метрических книг.

Этот устав действовал и в XX в., хотя последующие законы внесли акценты в правовую квалификацию протестантов. Кодификация российского законодательства, завершившаяся при Александре II в 1857 г., не отменяла установленных ранее прав иностранцев, но верующим неправославных конфессий напоминали об ограничениях. Было установлено деление вероучений на четыре класса (православие, другие христианские конфессии, раскольники, нехристианские религии). В Своде законов Российской империи за 1912 г. протестанты, причисленные ко второму классу, не имели права «убеждать последователей иных вероисповеданий христианских и иноверцев к принятию их учения о вере». Это запрещение миссионерства практически не сказалось на деятельности лютеранской, реформатской и англиканской церквей, не отразилось и на положении гернгутеров и меннонитов. В полной мере его карающая сила обрушилась на евангельских христиан и баптистов, их вероучительные нормы расценивались как противозаконные, начиная с 1860-х гг., когда на русских землях стали возникать общины так называемых «штундистов».

Слова «секта» и «сектант», по мнению специалистов-филологов, в русском языке изначально не были нейтральными, они имели отрицательный и уничижительный смысл. В современной официальной лексике эти понятия употреблять не рекомендуется, поскольку они могут восприниматься верующими как оскорбительные. Однако на языке государственных документов царской и императорской России вероисповедания лютеран, реформатов и англикан относили к христианским, хотя и второго класса, а все прочие протестантские конфессии именовались «сектами».

Выступления против православия в России были таким же постоянным явлением духовной жизни народа, как на Западе выступления против католицизма. Сначала языческое население противилось крещению, затем, начиная с XIV в., православным иерархам регулярно приходилось расследовать учения еретиков, а в XVII в., вслед за расколом, связанным с реформами патриарха Никона, появляются в российских землях «секты». Не жалея энергии, православные писатели обличали сектантов, выясняя происхождение странных для привычного церковного обихода обрядов и верований, чем-то связанных воедино, подобно ветвям и листьям в кроне древа российского раскола и сектантства. Сектанты считали себя «духовными христианами». Христововеры (хлысты) верили, что Христос был простым человеком и Бог может одновременно воплотиться во многих людях. Они изнуряли себя плясками-радениями, сопровождаемыми «говорениями» (глоссолалией), подвергали себя оскоплению. Полностью порывали с официальной церковью духоборы, учившие: «Не надобно ходити к церквам молитися… Церковь не в бревнах, а в ребрах». Они считали неправедными всех правителей, строили в предгорьях Кавказа особое государство «Духоборию», отказывались служить в армии, и в 1830 г. были причислены к «особо вредным сектам».

Прорицатели-молокане, ожидая в 1836 г. конца мира и возмездия грешникам, переселялись на юг, ближе к Арарату, где им было уготовано тысячелетнее царство спасенных.

Русские молоканки Закавказья. Рисунок неизвестного художника XIX — начала XX в.

В южных и юго-западных регионах, в Херсонской, Таврической, Бессарабской, Киевской и Екатеринославской губерниях, куда стремились российские сектанты, уже расселились иноземные колонисты и регулярно наведывались протестантские миссии. Там возникли в 1860-х гг. религиозные братства «штундистов» (нем. die Stunde — час). В определенные часы они проводили молитвенные собрания в частных домах, читали Библию на русском языке, и ожидали великого добра от начальства, которое отберет землю от православных помещиков и даст ее простым людям из «штунды и анабаптистов». Железные дороги, пароходы и телеграф указывали им на наступающий конец света, церковной иерархии и богослужений они не признавали и нередко отказывались крестить младенцев. Православные писатели называли их штундо-баптистами.

Циркуляром Комитета министров от 4 июля 1894. г. штунда была признана «одной из наиболее опасных в церковном и государственном отношении сект». Поскольку они отрицательно относились к православию и по-своему толковали Писание, им вменялся в вину подрыв чувства уважения к законным властям. В судебной практике к штундистам были причислены представители прежних «сект» (хлыстов, духоборов, молокан), а также и баптисты.

Вероучение баптизма стало известным в России с 1850-х гг. в Прибалтике и Финляндии, польских землях и на юге. На юге его проповедовали миссионеры Германского баптистского союза, связанного с Филадельфийской ассоциацией. Они учили частных баптистов согласно Гамбургскому исповеданию, которое разработал Иоганн Онкен (1800–1884) и перевел на русский язык В. Г. Павлов (1854–1924). Началом баптистского движения считается 20 августа (1 сентября) 1867 г., когда немецкий миссионер Мартин Калъвейт (1833–1918) совершил повторное крещение в реке Куре над Никитой Исаевичем Ворониным (1840–1905), который был торговцем в Тифлисе и происходил из молоканской семьи. Духовные лидеры российского баптизма и его организаторы действовали при наставничестве немецких проповедников из числа братских меннонитов и баптистов. Совместная братская конференция в колонии Рюкенау Таврической губернии, созванная по предложению меннонитов 20–22 мая 1882 г., по представительству была всероссийской, начальной для русско-украинского братства. От Петербурга на конференцию было прислано письмо солидарных с баптизмом евангельских христиан. Следующее организационное мероприятие — первый съезд русских баптистов (30 апреля — 1 мая 1884 г. в селе Нововасильевка Таврической губернии) — привело к учреждению Союза баптистов Южной России и Кавказа. Союз русских баптистов действовал до 1935 г. Параллельно развивалось движение евангельских христиан в Петербурге.

В Петербурге начало «евангельскому пробуждению» положили проповеди англичанина Гренвилля Редстока (1833–1913). Религиозное откровение снизошло на Редстока в Крыму в 1856 г., когда ему открылось, что вера во Христа не требует храма, для нее нужен лишь экстаз. Выступления Редстока в Англии и Швейцарии привлекли внимание русских аристократов, пригласивших его в Петербург, где в салонах ему был оказан горячий прием. Он выступал также в помещении Британско-американской церкви на Почтамтской улице, составлял листовки для народа, переводившиеся его почитателями. Гофмейстер двора М. М. Корф за один день промышленной выставки, проводившейся в Петербурге в 1874 г., сумел раздать 62 000 экземпляров Писания. Гвардии полковник Василий Александрович Пашков (1834–1902), богатейший российский дворянин, после встречи с Редстоком отдал все свое состояние на выполнение программы «деятельного христианства».

Редстокисты создали мастерские для бедных женщин, основали журнал религиозного просвещения для рабочих, издавали переводы сочинений прославленного пуританами и баптистами Дж. Беньяна, проповедей Ч. Сперджена. Они образовали общину евангельских христиан-пашковцев, успешно распространявшую Священное Писание и свои издания в российских губерниях. Вскоре власти запретили Редстоку въезд в Россию, а деятельность В. А. Пашкова и его общины Синод прекратил за «совращение православных». Вероучение пашковцев не было достаточно разработанным, и с 1890-х гг. в Петербурге стали возникать близкие им по духу группы, которые придерживались принципов западного баптизма.

Религиозная политика Российской империи к началу XX в. изменилась. Первенство православной церкви соблюдалось, но император Николай II поручил Правительствующему Сенату принять административные меры против того произвола, который творился в стране по отношению к старообрядцам и сектантам. В указе от 12 декабря 1904 г. предлагалось ликвидировать в их религиозном быту «стеснения» и пересмотреть законодательство. Этот указ официально подтвердил, что в империи имели место преследования по религиозным убеждениям. В условиях разворачивающейся в России революции 17 апреля 1905 г. был издан указ «Об укреплении начал веротерпимости». Он заявлял, что «отпадение от православной веры» в другое христианское исповедание не подлежало преследованию. За «отпавшими от православия» признавалось право избрать себе иное вероисповедание, и отменялось уголовное преследование за «оказательство» неправославной веры. Для протестантов это означало, что отныне их вероучение и обряды, общины и съезды, а главное проповедничество, получили на территориях Российской империи легальный статус.

После этого наступил период бурного роста российского баптизма по всей России — в центральных губерниях, в Сибири, на Дальнем Востоке. Расширился репертуар баптистских изданий, возросли финансовые возможности, увеличилась собственность, окрепли кадры проповедников, получавших образование за рубежом. В журнале «Баптист» (№ 9 за 1911 г.) утверждалось, что в 1910 г. в России было 100 000 баптистов, и, следуя научной классификации, в России в начале XX в. существовали не отдельные общины и группы, а единая и постоянно растущая баптистская церковь, которая с тех пор постоянно проявляла себя в общественной жизни всей страны.

В Петербурге большим успехом пользовались проповеди В. А. Фетлера (1883–1957), латыша, получившего образование в баптистском колледже Ч. Сперджена в Лондоне. Их устраивали в Тенишевском концертном зале и других театральных залах города. Приверженцы баптизма проводили публичные крещения взрослых, читали лекции, открывали воскресные школы. В 1912 г. в Петербурге был построен «Дом Евангелия», в 1913–1914 гг. действовали библейские курсы для молодых проповедников.

В русле баптизма развивалось движение евангельских христиан, которое возглавил И. С. Проханов (1869–1935). Он получил разностороннее теологическое образование в Бристоле, Париже, Берлине, Гамбурге и считал догматические разногласия местными проблемами, настойчиво призывая к сплочению в главном. Главное достоинство протестантизма он видел в возможности сочетать индивидуальные религиозные позиции с духовным единством христиан, готовых совершить в России собственную Реформацию.

Проханов был инициатором создания Союза евангельских христиан, проводивших в Петербурге в 1907–1910 гг. всероссийские съезды совместно с представителями баптистских общин. В евангельско-баптистском движении его ценили как выдающегося духовного писателя, проповедника и организатора. В 1911–1925 гг. он был вице-председателем Всемирного союза баптистов, возникшего в 1905 г. В революционных событиях, которые происходили в России в 1905 и 1917 гг., он проявил себя как политический лидер, сторонник конституционной монархии и христианской демократии. В 1926 г. он предложил возвести на Алтае евангельско-христианский «Город Солнца» на средства баптистских церквей США.

Разработанное И. С. Прохановым «Изложение веры евангельской, или Вероучение евангельских христиан» (1910) трактует положения о Боге, о Его внутреннем и внешнем откровении, о церкви и обрядах. Здесь главным названо крещение Святым Духом, его внешним знаком является крещение водой. Особый баптистский обряд хлебопреломления (Вечеря Господня) наделялся многими смыслами. Утверждалось, что спасутся не только избранные христиане, но и все верующие. Социальные установки документа призывали хранить семью и государство, приносить присягу, служить в армии.

Впоследствии российские баптистские церкви выработали новые догматические положения. В условиях советского общества баптизм претерпел сложную эволюцию, которая была вызвана не свойственной протестантскому богословию тенденцией постоянно обновляться, а совсем иными обстоятельствами. Хорошо известно, что советская власть заставила большинство церквей официально прекратить свою деятельность, однако в ходе Великой Отечественной войны религиозные преследования были прекращены. Чудом уцелевшие от репрессий евангельские христиане и баптисты, совместно и самоотверженно проводившие патриотическую работу в годы войны, получили возможность в 1945 г. восстановить свои разрушенные структуры. Они получили легальный статус (были «зарегистрированы») в составе централизованной в масштабах всей страны протестантской организации под названием «Церковь евангельских христиан-баптистов». Возглавивший ее Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ) с 1945 г. начал издавать журнал «Братский вестник». Помимо евангельских христиан и баптистов, у которых было много общего в вероучении, в эту же организацию были введены далекие от них по своим принципам другие конфессии — пятидесятники, приверженцы так называемых «свободных христиан» (дарбистов, последователей Джона Дарби, выделившихся из англиканской церкви в первой половине XIX в.), а также меннониты.

Внутри организованной таким образом церковной структуры с 1960-х гг. возникло движение так называемых «инициативников», направленное против сотрудничества руководства ВСЕХБ с государственными органами. Не признававшие позиции ВСЕХБ верующие формулировали новое вероисповедание, приверженцев этого вероисповедания подвергали судебным преследованиям, и в этих условиях вероучительной основой «инициативников» стал культ мучеников. На нелегальном положении возник Совет церквей евангельских христиан-баптистов (СЦЕХБ), который выделился в самостоятельное объединение; с 1980-х гг. власти регистрируют его как легальное религиозное объединение. Программа и устав СЦЕХБ подчеркивали автономность местной церкви и включали требование от верующего «духовного возрождения».

В современной России большинство баптистских общин с 1991 г. принадлежат к Союзу евангельских христиан-баптистов (около тысячи религиозных организаций), входящему в Евро-Азиатскую Федерацию Союзов ЕХБ и Всемирный союз баптистов.

В Петербурге было значительно больше протестантского населения, чем в среднем по России. Если в 1912 г. протестанты составляли 4,85 % российского населения в целом, то в Петербурге и его окрестностях — 12,59 %. Архитектурная панорама города включала 22 монументальных храма, где проходили богослужения лютеран, реформатов и англикан и была сосредоточена многообразная духовная жизнь прихожан.

В 1704 г. лютеранская кирха во имя Св. Анны стояла на территории Петропавловской крепости, неподалеку от деревянной православной церкви Св. апостолов Петра и Павла. Позже ее перенесли ближе к Мытнинскому двору. Пока количество приезжавших на русскую службу иностранцев было не слишком велико, все петербургские протестанты — лютеране, реформаты, англикане — приходили на богослужения в так называемую «адмиральскую» церковь. Вице-адмирал Корнелий Иванович Крюйс (1657–1727) командовал балтийским флотом и участвовал во многих военно-морских походах Петра I. Он принадлежал к голландской реформатской церкви и построил на своем подворье и на свои средства комплекс из молитвенного помещения, жилища пастора и школы. Церковь была сложена из бревен в форме креста, ее окна украшали семейные гербы морских офицеров, во время воскресных служб на ней поднимали адмиральский флаг. Один из первых пасторов X Г. Нациус (1687–1751) был учеником А. Г. Франке, и тот консультировал петербургского пастора по вопросам голландской литургии. Пастор Вильгельм Толле (1674–1710), уроженец Геттингена и магистр философии, проповедовал на немецком, голландском и финском языках.

Тогда же в Шлиссельбурге насчитывалось четыре лютеранские церкви, в Выборгском уезде — восемь, в Кексгольме — тринадцать. В Нарве помимо лютеранских церквей действовала и одна реформатская. В Кронштадте с 1712 г. совершались лютеранские богослужения. Исполнение религиозных обрядов и чтение проповедей в частных домах, принятые среди протестантов, вызывали удивление православного клира, которому запрещали служить по домам в качестве «крестовых попов». Создание в 1717 г. «Справного устава церковной лютеранской веры» закрепляло легальное положение лютеранской и реформатских церквей в условиях первенствующего статуса православной церкви.

Записи в метрических книгах, которые велись в приходах, свидетельствовали о приросте числа протестантских семей в столице. В 1717–1724 гг. приглашенный из Голландии пастор Херману с Герарду с Грубе совершил сто двадцать четыре крещения новорожденных. Внутри голландской реформатской общины прибавлялось количество швейцарцев и французов, в основном из военных, служивших в петровской армии.

Из-за нехватки молитвенных помещений по воскресеньям и праздникам богослужения проводились в большой зале Берг-коллегии. Президент Берг-коллегии Яков Виллимович Брюс (1670–1735), шотландец по национальности, помог при строительстве очередной кирхи для лютеран в 1722 г. Тогда церковь носила имя Св. Петра, при императрице Анне Иоанновне ее переименовали в церковь Св. Анны. Согласно «Аугсбургскому вероисповеданию», вопрос о выборе святого покровителя был предоставлен общине, и верующие — лютеране и реформаты — выбирали тех христианских святых, которые помогали царственным особам на их второй родине. Поэтому в Петербурге были освящены лютеранские церкви во имя Св. Петра (1708 и 1722) и Св. Анны (1730), а в Кронштадте — во имя Св. Елизаветы (1753). При Екатерине II два лютеранских храма посвятили Св. Екатерине (шведский — в 1767, немецкий — в 1768 г.), реформатскую церковь в 1772 г. в честь покровителя наследника престола Павла Петровича посвятили Св. Павлу.

Приходы формировались по национальному признаку, а поскольку в городе довольно долго сохранялось расселение по «колониям», или «слободам» (финская, немецкая, голландская, французская, шведская, эстонская и т. д.), то и протестантские приходы первоначально находились в районах компактного расселения верующих. Особое впечатление производило на приезжих из Западной Европы созерцание панорамы Невского проспекта, вдоль которого сосредоточились к последней трети XVIII в. храмы основных христианских исповеданий. В непосредственной близости к православным храмам и царским дворцам возвышались молитвенные здания для англикан, реформатов, лютеран, армяно-грегориан и католиков. Протестантские храмы посещались не только жителями столицы, но и приезжими, которым приходилось обращаться в управление Петербургским консисториальным округом. Среди западных столиц в ту пору не было городов, подобных столице Российской империи, которая самой своей планировкой отразила тенденцию к согласию исповеданий.

Для религиозно-просветительской деятельности, развивавшейся в России и в Петербурге, показательны связи с центром пиэтизма — Галле. Просветительская деятельность пиэтистов оказалась востребованной культурной политикой Петра I, который поощрял изучение иностранных языков. С этой целью в Амстердаме и в Петербурге начал печататься двуязычный голландско-русский текст Библии, создавался корпус переводной литературы, были сделаны распоряжения об издании необходимых для иноверцев катехизисов и служебников, учреждались школы нового типа. По поручению Филиппа Якоби Шпенера к русскому двору был отправлен с миссией Иоганн Вернер Паус (1670–1735), педагог и литератор, многое сделавший для развития русской словесности. Он наладил в Галле печатание книг на русском языке, опираясь на помощь со стороны главного организатора пиэтизма Августа Германа Франке. Из Галле в Петербург приглашали пасторов лютеранские и реформатские общины. С деятельностью пиэтистов из княжества Вюртемберг связано возникновение в России Библейского общества.

В Петербурге, открытом для многих исповеданий, положение пастора протестантской церкви привлекало иностранцев не только тем, что обеспечивалось солидным казенным содержанием. Здесь духовному лицу был открыт простор для выбора индивидуальной религиозной позиции. Это было известно на Западе и могло интересовать пиэтистов и участников возникавших в русле пиэтизма групп, которым чинили препятствия лютеранские власти Германии, Шведского королевства и др. Так, реформатская община Петербурга, состоявшая из немцев и французов, пригласила пастора Иеремию Рислера, который в 1740–1760 гг. вел богослужения на двух языках. Прихожане выяснили, что на родине он был тайным членом братства гернгутеров и подали донос в Юстиц-коллегию. В государственном учреждении сочли несущественной разницу между исповеданиями реформатов и гернгутеров, поскольку обе конфессии в России действовали легально. В России гернгутеры получили равные с прочими протестантскими церквами права, хотя в Лифляндии и Эстляндии между лютеранами и гернгутерами случались конфликты. В Петербурге братство гернгутеров Сарепты, отделение колонии в Поволжье, появилось в 1766 г. Оно получило в дар территорию с домом на Адмиралтейском острове с разрешением использовать их для богослужений, проживания, устройства мастерских. Проповедники братства обладали авторитетом и деловыми связями почти во всех странах Европы, Азии и Америки. Некоторые из них проходили обряд рукоположения в самом Гернгуте. Братья заводили мануфактуры, торговали продуктами своего производства, поддерживали духовные и деловые контакты с верующими из колонии Сарепты.

Деятельность англиканской церкви в Петербурге, в отличие от других протестантских церквей, не подлежала российской регламентации. Священнослужители англиканской церкви зависели исключительно от дипломатических представителей Великобритании в России. Самостоятельный приход англиканской церкви в Петербурге возник в 1718 г., когда англичане перестали посещать «адмиральскую» церковь в доме Крюйса. Для отправления богослужений на английском языке и исполнения обязанностей пастора в англиканский приход приезжали на время служители либо из Англии, либо из московской англиканской общины. В 1723 г. здание англиканской церкви было украшено алтарем из красного дерева со стелой, декорированной текстами Десятисловия и Афанасьевского символа веры. В храме имелись орган, кафедра проповедника и почетное место для посланника Великобритании и его свиты. Когда здание обветшало, прихожане поручили Дж. Кваренги постройку нового здания для церкви на Английской набережной. Декор зала при этом изменился, в алтаре поместили картину «Снятие с креста», кафедре проповедника придали изысканную форму и установили добротный орган (сохранившийся поныне).

Фронтон здания украшали, помимо колонн, статуи, олицетворявшие христианские добродетели — Веру, Надежду, Любовь.

Англиканские общины и церкви имелись в русских городах с XVI в. В Петербурге с 1830-х гг. появились, помимо англиканской общины, и другие протестантские общины, основанные выходцами из Великобритании и Северной Америки. В городе была построена Британско-американская церковь, в начале XX в. действовали общины методистов, Армии спасения, Христианской науки, Кафолически-апостольская община ирвингиан (последователей Эдуарда Ирвинга, отделившихся в первой половине XIX в. от Церкви Шотландии). Они пытались добиться легализации своей деятельности, но до событий Октябрьской революции 1917 г. проблема не была решена, а позже перестала быть актуальной в связи с гонениями на все вероисповедания.

Особым авторитетом пользовалась в Петербурге лютеранская община Св. Петра, которая сложилась еще при Петре I. В нее входили многие «птенцы гнезда Петрова», именитые петербуржцы и российские государственные деятели. Храмы, которые возводились для этой общины, после всех перестроек оставались украшением главной столичной улицы — Невского проспекта. Под непосредственным контролем графа и генерал-фельдмаршала Бурхарда Христофора фон Миниха (1686–1767) возводилось первое каменное здание церкви Св. Петра. Его освящение было приурочено к 200-летнему юбилею «Аугсбургского вероисповедания» и произошло 14 июня 1730 г.

Выполненное по плану архитектора И Я. Шумахера молитвенное помещение было украшено колоннами, статуями евангелистов, располагало алтарем, кафедрой проповедника, органом. Живописные полотна с изображениями распятия и апостолов создал для Петрикирхе швейцарский художник Георг Гзелль, с которым Петр I познакомился в Амстердаме, пригласив его в Россию. В Петербурге мастер жил и работал в 1717–1740 гг. Членом лютеранского прихода Св. Петра был сподвижник Петра I Андрей Иванович Остерман, назначенный при Анне Иоанновне в могущественный Тайный верховный совет. Именно он подписывал разрешения на постройку храмов иностранных исповеданий в России.

В следующем столетии новое здание Петрикирхе было построено в 1833–1838 гг. по проекту архитектора А. П. Брюллова, создавшего шедевр петербургской архитектуры. В интерьере храма центральное место занимали «Распятие» кисти знаменитого живописца К. П. Брюллова (ныне хранится в Русском музее) и монументальная кафедра проповедника.

В 1761 г. приход Св. Петра пригласил на пасторское служение А. Ф. Бюшинга (1724–1793) во время его пребывания в Петербурге в свите датского посланника. Антон Фридрих Бюшинг, получив образование в Галле, преподавал философию и теологию в университетах Галле и Геттингена. В Петербурге он, наряду с проповедничеством, занялся реорганизацией школы при церкви, в которой учились дети из немецких, голландских, датских и немногих русских семей. В программу обучения были введены естественные науки, русский язык, занятия по искусству. При Бюшинге школа выдвинулась в число лучших в городе, получила ряд привилегий, закрепленных в 1764 г. грамотой императрицы Екатерины И. Впоследствии она получила право надзора за школами российских немецких приходов и статус «Нормальной народной школы» (1783). После отъезда из Петербурга ученый предпринял издание «Истории евангелически-лютеранских общин в России», положившей начало изучению российского протестантизма, которой впоследствии занимались преимущественно исследователи из числа служившего в Петербурге протестантского духовенства.

При образовании лютеранских и реформатских приходов на территории города преобладали центробежные тенденции. По мере прироста населения в различных кварталах столицы, а также при государственных учебных заведениях, в больницах, приютах, в частных особняках учреждались церкви и молитвенные залы для лютеранских богослужений на немецком языке. В центре города действовала совместная шведско-финская община; после многолетних конфликтов, которые решались в Юстиц-коллегии, община разделилась. Общий деревянный храм, освященный в 1745 г. во имя Св. Анны (покровительницы императрицы Анны Иоанновны, подарившей общине участок на Большой Конюшенной улице), отошел к финнам. Обветшавшее здание было заменено каменным, и при его освящении лютеранский генерал-суперинтендант Томас Фридрих Теодор Райнботт произносил речь на финском языке. Новую финскую церковь освятили во имя Св. Марии.

Собственная церковь для шведов, выстроенная на Малой Конюшенной улице при активной хозяйственной деятельности пастора Исаака Хоугберта, была освящена во имя Св. Екатерины. Автором проекта постройки был архитектор Ю. М. Фельтен, строивший ее одновременно со зданием немецкой лютеранской церкви во имя Св. Екатерины на Васильевском острове. Он же был автором проекта нового здания для лютеранской церкви Св. Анны, возведенной в 1779 г. на месте деревянной церкви на Кирочной улице. Один из прихожан, архитектор Карл Андерсон, в 1863-65 гг. провел перестройку здания шведской церкви.

Среди пасторов шведской лютеранской церкви Св. Екатерины яркой личностью был Эрих Густав Эрстрём (1791–1835). Эрстрём, получивший образование в университетах Або и Москвы, был глубоким почитателем русской культуры. Он оставил яркие воспоминания о пережитом им нашествии Наполеона на Москву. Получив известность как один из первых скандинавских славистов, он отстаивал правомерность использования финского языка в качестве официального языка нации, что не признавалось в шведском королевстве. Составленное им «Историческое описание шведско-финской общины Петербурга» (1829) отличается тщательной разработкой историкоэтнографических проблем. Его идея о том, что национальный язык — это часть гражданского просвещения народа, сыграла важную роль в укреплении финской национальной культуры в России.

Вопрос о необходимости подготовки духовенства для проведения лютеранских богослужений на эстонском языке обсуждался в Юстиц-коллегии около 1787 г., и такие службы проводились ранее в церкви Первого кадетского корпуса, а также для членов эстонской общины. На этой территории сложился эстонско-латышский приход, для нужд которого возвели храм, освященный в 1839 г. во имя Св. Михаила — патрона великого князя Михаила Павловича. Для петербургских латышей богослужения на родном языке проводились в ряде ведомственных и приходских церквей, к 1817 г. у них появился собственный храм на Загородном проспекте. Специальным распоряжением Николая I пастор Георг Пауль Эрнст Райнфелъдт был обязан с 1839 г. обеспечивать проведение богослужений на эстонском и латышском языках для гражданского и военного населения столицы.

Тенденция к объединению в сфере социальной деятельности среди лютеран сказалась в создании в течение 1845–1859 гг. кассы взаимопомощи лютеранских общин России с центром в Петербургском округе. Из средств кассы финансировались многие благотворительные учреждения и различные направления религиозно-просветительской деятельности.

Голландская реформатская община образовалась из 36 семейств в 1717 г., в 1730 г. приобрела собственное помещение церкви на Мойке, которое после пожара было перестроено и после 1741 г. служило для литургии до 1831 г. Строительство нового церковного комплекса в 1831-34 гг. (Невский пр., 20) отразило устойчивость общественного и материального положения общины, состоявшей в основном из купеческого сословия. Здание церкви, выполненное по проекту придворного архитектора Поля Жако, принадлежавшего к французской реформатской церкви, было рассчитано на 372 человека. Проект курировался императором Николаем I, который был в родстве с королевским домом Нидерландов. На освящении церкви в январе 1834 г. присутствовал принц Оранский, будущий король Вильгельм II, с супругой Анной Павловной и наследником нидерландского престола, будущим королем Вильгельмом III. Интерьер церкви включал кафедру проповедника, расположенный ниже небольшой престол для свершения таинств и орган для сопровождения песнопений. Орган был выполнен петербургским мастером Г. Л. Фридрихсом по чертежам Жако, в 1892 г. его заменили другим органом, который после закрытия церкви в 1927 г. был установлен в Академической капелле.

Голландская реформатская община управлялась согласно внутреннему уставу 1725 г., в который были внесены изменения в 1875 г. Богослужения состояли из проповедей, произносившихся каждую неделю не только на голландском, но и на немецком языке, поскольку многие голландские семьи в Петербурге породнились с немецкими. Таинство причащения свершалось два-три раза в год, таинство крещения — по мере необходимости. Община управлялась церковным советом, который консультировался с группой церквей (классисом) Амстердама. Роль посредников с властями выполняли патроны церкви, среди которых был генерал-майор Я. П. ван Сухтелен (1751–1836), известный собиратель книг и рукописей, чье собрание поступило в Императорскую публичную библиотеку. Благодаря личным связям между российским и голландским королевскими домами общине удалось в 1842 г. добиться статуса посольской церкви, избегнув, наравне с англиканской церковью, регламентации со стороны российских властей. В качестве благотворительной акции в 1866 г., после покушения на царя Александра II, было решено взять на содержание церкви приют для девочек реформатского исповедания, в 1898 г. планировалась организация «Приюта королевы Вильгельмины».

Пасторы голландской реформатской церкви Я. Гаргон, Э. Тамлинг, В. Велтер внесли свой вклад в развитие науки в Петербурге. Искусством проповеди прославился пастор X. Гиллот, его приглашали учителем в царскую семью.

Французскую реформатскую общину вначале составляли преимущественно швейцарцы. В укреплении контактов с Женевой — историческим центром реформатской церкви — важную роль сыграло семейство Франца Лефорта, брат которого был членом правительства Женевы, а племянник стал дипломатом на российской службе. Образовавшаяся в 1723 г. в рамках «адмиральской» церкви французская реформатская община обратилась прямо в Консисторию Женевы с просьбой прислать французского пастора. Служение Робера Дунана (в 1724–1740 гг.) началось с крещения ребенка в семье флотского хирурга Жана Гови с участием Петра I. С тех пор кресло царя выставлялось в молитвенном зале вплоть до 1865 г. При Петре II петербургскую общину объединили с московской под руководством пастора Дунана, но затем самостоятельность общин была восстановлена.

В 1732-33 гг. для верующих так называемой «французской слободы» по проекту Б. Растрелли было возведено одноэтажное каменное церковное здание (Большая Конюшенная, 25). Средства были получены от императрицы Анны Иоанновны и от французских реформатских церквей в изгнании — из Франкфурта-на-Майне и Ханау. Постепенно среди петербургских реформатов немцев стало больше, чем французов, они именовали себя членами «французской и немецкой колонии Санкт-Петербурга». Из немцев реформатского вероисповедания были пасторы Иеремия Рислер, Леопольд Дильтей, Филипп Лавинъ. Важным этапом в укреплении положения франко-немецкой церкви была перестройка здания в 1773 г. по проекту Ю. М. Фельтена. Руководил делами в качестве члена церковного совета лейб-медик Екатерины II Ж. Фуссадье; в совете состоял также математик Леонард Эйлер. Церковь была освящена во имя Св. Павла — в честь покровителя наследника российского престола.

Отношения петербургских верующих с Женевой были дружественными. В 1784-85 гг. в Петербург прибыл для служения пастором Этьен Дюмон, женевец, который в период Великой французской революции приобрел известность как знаток права и друг Мирабо. В 1803 г. он прибыл в Петербург уже в качестве консультанта правительства Александра I в связи с намеченной программой кодификации российского законодательства. Длительные сроки служили пасторами в Петербурге женевцы Жак де Сози, Франсуа Анспах, а также француз, выпускник университета Лозанны, Эжен Кроте. Сообщения о деятельности общины в Петербурге они направляли в женевскую Консисторию. По их данным, численность французской реформатской общины в Петербурге в 1865 г. была 520 чел.

С увеличением количества немцев реформатского вероисповедания в Петербурге и пригородах во франко-немецком сообществе возникли конфликты. После судебного разбирательства указ Екатерины II от 11 мая 1778 г. регламентировал совместную религиозную практику двух общин с двумя пасторами в одном приходе.

Национальная автономность лютеранских и реформатских приходов в Петербурге сочеталась с известной коллегиальностью протестантского духовенства различных приходов, поскольку регулярно им приходилось принимать совместные решения. Пасторы с давних пор занимались подбором кандидатов на освободившиеся в приходах церковные должности, устраивали совместные проповеди. Когда в столице намечалось строительство очередного протестантского храма, школы, благотворительного заведения, то пожертвования поступали от старейшин, попечителей и отдельных прихожан различных общин. Совместные заседания духовных лиц всех конфессий старалась поддерживать Екатерина И.

Высоким авторитетом пользовался среди петербургской интеллигенции пастор немецкой реформатской общины Иоганн фон Муралът (1780–1850), педагог и проповедник, которого знали на Западе и ценили в России. Он происходил из старинного немецкого рода, который переселился в Швейцарию в эпоху Реформации. Образование теолога фон Муральт получил в Цюрихском университете и в Галле, где помимо философии и классической философии увлекался педагогикой. В Париже он познакомился с системами ряда французских педагогов и был приглашен воспитателем к сыновьям г-жи де Сталь. В 1803–1810 гг. он работал помощником учителя в основанных выдающимся швейцарским педагогом И. Г. Песталоцци детских учреждениях в Бургдорфе, Мюнхенбухзее, Ивердоне. Прибыв в Петербург по приглашению немецкой реформатской общины, Муральт предложил на рассмотрение Александру I проект создания светского учебного заведения для юношей высокого социального положения. «Пансион Муральта» действовал в Петербурге в 1812–1837 гг., успешно решая проблему образования, нравственного воспитания и профессиональной подготовки знатной столичной молодежи для целей государственного управления. Светские дисциплины здесь преподавали лучшие специалисты, в преподавании религии Муральт вводил собственные методы устного обучения и конфирмационной подготовки, разработанные в заведениях Песталоцци.

Незаурядный талант Муральта-проповедника ценили при дворе, и по указанию Александра I ему было поручено возглавить празднование юбилея 300-летия Реформации в Петербурге, который совместно отмечали лютеране и реформаты 19–21 октября 1817 г. В проповедях Муральт опирался на идеи либеральной теологии, отстаивая принципы межконфессионального сотрудничества.

По инициативе Муральта три реформатские общины Петербурга объединили усилия в школьном деле. «Школа евангелически-реформатских церквей» была открыта в 1818 г., первоначально для 30 учеников в двух классах с четырьмя учителями. Для школы было построено специальное здание в 1827 г. (Мойка, 38), и впоследствии его пришлось надстроить на два этажа. Из начальной общеобразовательной городской школы это учебное заведение постепенно превращалось в гимназию с восьмилетним обучением, серьезное внимание уделялось древним языкам и естественным наукам. Бедных учеников здесь освобождали от оплаты за обучение по решению церковного и школьного советов, с 1836 г. в школе был организован приют для нуждавшихся учеников. Финансовой поддержки школе от государства добился один из влиятельных членов немецкой реформатской общины Е. Ф. Канкрин — известный русский экономист, министр финансов. Работа школы финансировалась из церковной кассы и пожертвований. Самый знаменитый «лицейский» вклад внес директор лицея Е. А. Энгельгардт, передавший, как старейшина прихода Св. Петра, в дар значительную сумму. С тех пор выпускники лицея считали за честь пополнять кассу реформатского прихода.

Важным инструментом просветительской работы пасторов были церковные библиотеки, в истории которых случались драматические эпизоды. Так, лифляндский пастор Федор Николаевич Зейдер был отдан под суд в Петербурге за то, что в течение десяти лет содержал общедоступную библиотеку, не известив об этом правительство. Пастора, доктора философии, приговорили к телесному наказанию, лишили пастората и сослали в Сибирь. При Александре I его полностью реабилитировали, снова рукоположили в пасторы и, по ходатайству императрицы Марии Федоровны, дали приход в Гатчине.

Евангелическая библиотека в Петербурге была организована при активном участии Муральта. С 1814 г. в столице действовал союз помощи нуждающимся швейцарцам, и Муральту приходилось неоднократно выступать посредником по защите интересов соотечественников перед лицом российских властей. По вопросам социальной помощи он вступал в контакты с другими швейцарскими священниками в России, вел переписку с сотнями корреспондентов в странах Европы. По отзывам современников, личные дарования пастора Муральта и талант организатора во многом соответствовали идеальному образу священника как духовного руководителя общества. В проповеднической и преподавательской деятельности И. фон Муральт подчеркивал идею сотрудничества порожденных Реформацией церквей и их верную службу своему новому отечеству, его заслуги Санкт-Петербургский университет отметил дипломом, правительство — орденами Св. Анны и Св. Владимира.

В период становления принципов экуменизма на Западе в Петербурге их развивал пастор немецкой реформатской церкви Герман Дальтон (1833–1913). Он был религиозным мыслителем, историком, писателем, применяя все свои таланты в деле пасторского служения. Уроженец Франкфурта-на-Майне, он получил богословское и философское образование в университетах Марбурга, Берлина и Гейдельберга. Восприняв уроки либеральной теологии, он формировался как ученый в непосредственном общении с выдающимися христианскими мыслителями Альбрехтом Ритчлем и Вильгельмом Дильтеем. Наставник молодого Дальтона теолог Карл Нич разрабатывал новые для своего времени принципы практического христианства, читая курсы в Дерптском университете и выступая с публичными лекциями в Петербурге. Его ученика вакансия пастора вновь организованной самостоятельной немецкой реформатской общины в Петербурге привлекла перспективой посвятить себя делу служения миллионам протестантов России (в стране тогда было 5 млн верующих, принадлежавших к лютеранской, реформатской или англиканской церквям).

Немецкая реформатская община смогла собрать средства на собственный храм к 1862 г., и Дальтон возглавил комитет по его постройке. Возведенный по проекту архитектора Гаральда фон Боссэ в 1865 г. у Почтамтского переулка (Большая Морская, 58), он отличался новаторским исполнением. Декор здания архитектор сознательно пытался согласовать с духом реформатского учения, весьма сдержанного по отношению к пластическим искусствам. В здании этой церкви располагалось и жилище для семьи пастора. Дальтон женился на петербурженке Саре Бранд, похоронил мать на Смоленском кладбище и писал впоследствии о том, что, прожив половину жизни в России, сроднился с ее народом. Он курировал школу, основанную И. фон Муральтом, и в 1864 г. школа получила статус гимназии, ее ученики могли поступать в высшие учебные заведения наравне с выпускниками лютеранских Петришуле и Анненшуле.

Для духовного просвещения юношей и девушек, которые под руководством пастора готовились к конфирмации, Дальтон написал книгу «Иммануэль» (1883). По форме она излагает основной вероучительный документ реформатской церкви, т. е. Гейдельбергский катехизис 1563 г., а по существу состоит из доверительных бесед о самых сложных вопросах бытия, составленных опытным педагогом с позиций либеральной теологии.

К образованным российским читателям обращена книга Дальтона «Натаниэль» (1864), предлагавшая жизнеописание Иисуса в соответствии с воззрениями Давида Штрауса и Эрнеста Ренана об историчности основателя христианства. Свои проповеди Герман Дальтон произносил с церковной кафедры и распространял в брошюрах, нередко иллюстрированных. В них актуальные для общественной жизни России и Петербурга проблемы комментировались с точки зрения интересов страны, акцентировались обязанности церковнослужителя совершенствовать сферы народного воспитания, образования и социальной помощи нуждающимся. Активно участвуя в сплочении пасторского корпуса столицы, Дальтон осуществил многие межконфессиональные благотворительные проекты, работал для «Евангелического Библейского общества» и для «Библиотеки евангельских общин». Увлечение культурой Петербурга вдохновило Дальтона на книгу исторических рассказов о городе и его жителях — «Петербургские зарисовки» (1901). В мемуарах Дальтона видные ученые и специалисты протестантской диаспоры (К. Бэр, Ф. Врангель, Ф. Видеман) представлены как неотъемлемая часть петербургской интеллигенции, связанной общими интересами своего времени и своего «второго отечества».

Значение Дальтона как ученого определяется тем, что он исследовал процесс развития реформаторских движений в Западной Европе. Его интересовали такие темы, как влияние Данте на христианскую мысль накануне Реформации, развитие евангельских настроений в Польше, Испании, Пруссии. Серию книг он посвятил проблеме социально-психологического портрета личности религиозного реформатора. Польский реформатор XVI в. Ян Ласко, неортодоксальный немецкий теолог XVIII в. Даниель Яблонский, пиэтист Иоганн Госснер, высланный в 1824 г. из Петербурга, — герои его книг. Ривайвелистские движения в Западной Европе Дальтон описал в публицистических очерках по материалам, собранным им в поездках по Европе во время пасторских каникул, в книге «Каникулы проповедника» (1886).

В России, ее прошлом и настоящем он находил подтверждение своей идеи об ответственности церкви за поддержание моральных устоев народа, охрану института семьи и совершенствование школы. Он опубликовал кодекс основных вероучительные документов для нужд протестантских церквей в России (1887–1905), создал исследования о русской реформатской церкви (1865), об Иоганне фон Муральте (1876), о российском протестантском «Библейском обществе» (1881). В этих книгах Дальтон демонстрировал последовательную политику сотрудничества самодержавия с протестантской церковью.

Медальон в память об Иоганне Муральте. XIX в. Россия.

Одним из первых европейских писателей Дальтон обратил внимание на мощный подъем обновленческих религиозных настроений среди населения России в последней трети XIX в. В то время как православное правительство усиливало гонения на штундистов, баптистов и евангельских христиан, Дальтон регулярно помещал в западной печати свои информации о новых российских проповедниках и жертвах судебного произвола среди участников евангельского движения. В «Открытом письме обер-прокурору правительствующего Синода от Германа Дальтона» (1895) публично был выражен протест против религиозной политики правительства. В нем утверждалось, что К. П. Победоносцев навязывает стране «ложное церковное рвение», не учитывая сложной культурно-исторической обстановки в империи. Дальтон писал, что протестанты всегда верно служили России, сочетали политическую лояльность с защитой принципа закономерности обновления христианства. Оппонентом Дальтона в завязавшейся публичной полемике выступил протоиерей Иоанн Поспелов, который обличал в ереси не только баптистское движение, но и вероучительные основы протестантизма.

Церковная жизнь протестантов с начала XX в. прошла через многие испытания как по всей России, так и в Петербурге. В 1914 г. перед началом Первой мировой войны были запрещены публичное употребление немецкого языка и публичные собрания, и 1,7 млн российских граждан были объявлены врагами империи. Протестанты из числа «русских подданных немецкой национальности» после Октябрьской революции покинули город не сразу.

Реформатские общины — немецкая, французская и голландская — еще действовали в Ленинграде в 1924 г., хотя многие их члены после революции уехали из страны, а пасторы были арестованы. Наряду с ними возникла в 1922 г. русскоязычная протестантская община «имени Иисуса Христа», которая проводила богослужения в зданиях голландской реформатской церкви и финской лютеранской церкви Св. Марии. В праздники храмы были переполнены верующими, причем протестантскую литургию русская община проводила с использованием икон и алтаря вплоть до ареста пастора в 1929 г.

В 1924 г. евангелически-лютеранская церковь России приняла новый устав, который вносил некоторые изменения в устав 1832 г. и свидетельствовал об уверенности этой церкви в будущем. Были утверждены два новых епископа, и епископ Артур Малъмгрен возглавил Теологический семинар в Ленинграде. Семинар действовал до 1934 г. на основе прежних программ теологических факультетов и успел дать образование 37 пасторам, но в 1937 г. ни одного служителя церкви у лютеран не осталось. После 1928 г. налоговый гнет стал невыносим и для лютеран, у которых практически не было доходов, а помощь из-за границы облагалась такими высокими налогами, что от нее практически ничего не оставалось. Вследствие этого лютеране вынуждены были передать одно за другим здания своих церквей советскому правительству. В 1937 г. была отдана церковь Св. Петра — последняя протестантская церковь Ленинграда.

Официальная регистрация религиозных общин возобновилась во время Великой Отечественной войны. По данным на 2001 г. в Петербурге зарегистрировали свою деятельность объединения многих протестантских конфессий, а именно лютеране, реформаты, баптисты, евангельские христиане, адвентисты, пятидесятники, Свидетели Иеговы, мормоны, Армия спасения. Таким образом, все те конфессии, которые в прошлом не имели легального статуса в стране, признаны, наряду со старейшими конфессиями протестантизма, полноправными участниками процесса восстановления религиозной жизни и деятельности различных церквей в России.