Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Глава первая «РОЖДЕНИЕ ЖЕ МОЕ В НИЖЕГОРОЦКИХ ПРЕДЕЛЕХ…»

25 ноября 1620 года у священника села Григорова Закудемского стана Нижегородского уезда [1] Петра Кондратьева родился сын, который, согласно православной традиции, на восьмой день (2 декабря) наречён был Аввакумом, поскольку именно на этот день по святцам приходилась память ветхозаветного пророка Аввакума.

Образ святого покровителя будущего протопопа не мог не оказывать на него определённого влияния на протяжении всей его жизни. Сидя в Пустозёрске, в земляной яме, Аввакум вспоминал и своего тезоименитого покровителя: «Человек бысть пророк Аввакум, его же принесе ангел от Иеросалима с пищею в Вавилон, в ров, к Даниилу. Но не я, окаянный Аввакум: я и сам сижу в рове, душею и телом обнажився, сам пят, с нагими же».

Ветхозаветный Аввакум (Хаваккук), чьё имя в переводе с древнееврейского означает «любовь Божия», или «обнимающий», «сильный борец», «подвижник», был восьмым из двенадцати так называемых малых пророков, происходил из Иудеи и жил во времена Вавилонского плена (VII век до P. X.). Зная, что вавилонский царь Навуходоносор с многочисленным войском приближается к Иерусалиму, Аввакум покинул город и поселился в небольшом городке Остракине на границе Палестины и Аравии. После того как Навуходоносор разрушил Иерусалим и покинул Иудею, Аввакум вернулся на родину и занялся возделыванием земли. Ему принадлежит Книга пророка Аввакума, которая вошла в состав Библии и впоследствии, несомненно, повлияла на жизнь и литературное творчество тезоименитого ему проповедника и защитника старой веры. Небольшая по объёму (всего три главы), она является настоящей жемчужиной Священного Писания как по глубине выраженных в ней мыслей, так и по красоте их выражения. Основная мысль Книги пророка Аввакума — о страдании невинных, о тайне зла и о спасении праведных верой. В своей книге пророк Аввакум предсказал и будущее явление в мир Христа, рождение Его от Девы («Бог от юга приидет, и Святыи от горы присенныя часты»). По этой причине христианская Церковь называет пророка Аввакума «Богоглаголивым», а воспетая им молитвенная песнь служит источником для текстов ирмосов 4-й песни церковных канонов, так что имя ветхозаветного пророка можно услышать почти на каждой утрене.

В Прологе, одной из любимейших книг Древней Руси, в составе краткого жития пророка Аввакума говорится ещё об одном важном пророчестве, мимо которого внимательный к таким вещам протопоп уж никак пройти не мог: «Сей даст знамение во Июдеи, яко узрети имут в церкви свет. И потом узрят славу Божию. И о скончании церковнем прорече, яко от языка западного будет и простертие рече Давирово, в далняя раздрания раздерется, и никтоже познает камо дешася. Они же ангелом будут пренесены в пустыню, идеже изначала водружена бысть сень свидения. И о сих познается в свершении Господь, и просветит гонимыя змием изначала» [2]. Осуществление этих апокалипсических пророчеств Аввакуму довелось увидеть воочию…

Мальчику Аввакуму, родившемуся в семье простого деревенского священника на Нижегородчине, суждено будет сыграть выдающуюся роль в истории Русской Церкви и государства Российского, стать новым пророком и апостолом того религиозного движения, которое получит у историков собирательное название «русское старообрядчество», и навсегда войти в память народную неустрашимым борцом за высшую правду.

Год 1620-й от Рождества Христова во многом и для многих стал судьбоносным. В Европе уже третий год шла Тридцатилетняя война — последняя религиозная война между католиками и протестантами, которая стала первой общеевропейской войной в истории человечества. 8 ноября 1620 года в сражении у Белой Горы полководец Католической лиги граф Иоганн фон Тилли одержал победу над Протестантской унией, возглавляемой чешским королем Фридрихом V Пфальцским. Полторы тысячи протестантов были убиты в сражении, многие утонули при отступлении во Влтаве. Началось подавление протестантизма в Чехии: кальвинисты и лютеране изгонялись из страны, в Праге были казнены 27 членов правительства («директории»), конфискованы земли протестантского дворянства, запрещалось некатолическое богослужение.

На юге Османская империя объявила войну Польше и направила свою армию в Приднестровье. 7 октября 1620 года под Цецорой польский коронный гетман Жолкевский потерпел сокрушительное поражение от турок. Тысячи поляков во главе с самим Жолкевским погибли на поле битвы, многие были взяты в плен (в том числе тогда ещё юный Богдан Хмельницкий). В ответ запорожские казаки на своих лодках-чайках опустошили болгарское побережье, разграбили и сожгли Варну и даже угрожали Стамбулу, так что турки вынуждены были перекрыть цепью вход в столичную гавань.

В Китае правила династия Мин, которая к этому времени уже потеряла былое величие. При дворе хозяйничали временщики-евнухи. Придворная камарилья жадно расхищала государственные богатства. В стране возникла нетерпимая атмосфера. Социальная напряжённость накалилась до предела. Как раз в 1620 году умер император Шэньцзун и активизировалась группировка «Дуньлиньдин» — сторонников просвещения и реформ, попавших под влияние европейцев. Они посадили на престол своего ставленника — Гуацзуна и начали реформы. Однако придворные евнухи отравили нового императора и возвели на престол другого. Начались репрессии против реформаторов. Школы «Дуньлиньдин» закрывались, реформаторов и сочувствующих им ловили и казнили вместе с семьями самым жестоким образом.

1620 год стал судьбоносным и для Нового Света. Группа английских переселенцев-пуритан — «отцов-пилигримов», как назовут их впоследствии, на корабле «Мейфлауэр» («Майский цветок») пересекла Атлантический океан и 21 ноября достигла берегов Северной Америки. Высадившиеся возле мыса Код пуритане основали поселение Плимут — первую британскую колонию в Новой Англии. Перед высадкой 41 мужчина-переселенец подписал так называемое Мейфлауэрское соглашение — подготовленный лидером пуритан Уильямом Брадфордом документ, согласно которому взаимоотношения между переселенцами регулировались церковным уставом. Мейфлауэрское соглашение стало основой для формирования органов власти в колонии.

Россия в восьмое лето царствования царя Михаила Феодоровича Романова постепенно приходила в себя после потрясений Смутного времени, когда под угрозой оказалось само её существование в качестве независимого государства. Оправившись от иностранной интервенции и внутренних распрей, от хаоса, разрухи и нищеты, она переживала бурный рост ремесленных сёл, сельских торжков, рядков и ярмарок. В одной только Москве к этому времени насчитывалось 1368 торговых мест, в Нижнем Новгороде — 574, в Туле — 386. В Туринске — центре русской колонизации Сибири — был основан первый в России «железный завод». В царствование Михаила Феодоровича Русское государство не только отстояло своё право на существование, но и значительно расширило свои пределы — дойдя на востоке до Тихого океана и границ Китайской империи, а на юге — до пределов Северного Кавказа.

С правлением царя Михаила Феодоровича и его отца-соправителя патриарха Филарета связано и культурное возрождение Русского государства. Широко развернулось градостроительство, возводились величественные храмы, великолепные дворцы и палаты, расцвело творчество иконописцев, был создан ряд оригинальных литературных произведений, призванных осмыслить недавнее прошлое, события Смуты и историческое предназначение России, — такие как «Сказание» Авраамия Палицына, «Временник» Ивана Тимофеева, «Повесть известно сказуемо на память великомученика благоверного царевича Димитрия» и «Повесть о некоем мнисе, како послася от Бога на царя Бориса» Семена Шаховского, «Повесть книга сея от прежних лет; о начале царствующего града Москвы» Ивана Катырева-Ростовского, «Повесть о победах Московского государства», «Новая повесть о преславном царстве и великом государстве Московском» и другие. В 1620 году был восстановлен разрушенный «цивилизованными» польскими оккупантами Московский Печатный двор и сожжённая ими же богатейшая царская библиотека. В дальние монастыри отправлялись указы присылать в Москву книги, имеющиеся в нескольких экземплярах, а с уникальных рукописей — делать списки. Как только наладилась работа Печатного двора, стали издавать большими для того времени тиражами богослужебную и святоотеческую литературу. В ней нуждались в первую очередь. Патриарх Филарет привлёк целый штат образованных справщиков, выверявших тексты первоисточников и редактировавших издания, и лично следил за тем, чтобы книги исправлялись в соответствии с текстами древних славянских и греческих рукописей. Главными справщиками были старцы Троице-Сергиева монастыря Антоний Крылов и Арсений Глухой, а для надсмотра над ними были поставлены игумен Илия и священник Иван Наседка. Типографией были отпечатаны 12 Месячных Миней, Псалтырь, Большой Катехизис, Потребник и множество других необходимых для богослужения и просвещения книг. Если с 1601 по 1620 год в России вышло всего 23 издания, то с 1620 по 1630 год — вдвое больше, уже 45 изданий различных богослужебных и богословских книг.

Ещё Стоглавый собор 1551 года указывал на необходимость «грамоте учиться». Иностранцы Маржерет, Ченслер, Масса и Олеарий, посещавшие в XVI–XVII веках Россию, сообщают в своих записках о школах, которые были не только в Москве, но и в провинции. «В школах обучают письму и чтению… У них нет недостатка в хороших головах для учения. Между ними встречаются люди весьма талантливые, одаренные хорошим разумом и памятью». В царствование Михаила Феодоровича для подготовки образованных священнослужителей были открыты первые в России постоянные школы. Главная школа находилась при Чудовом монастыре в Московском Кремле. Здесь было введено в том числе и обучение греческому и латинскому языкам. Вообще пресловутое «невежество» русских людей XVII века сильно преувеличено. Согласно данным академика А. И. Соболевского, подтверждаемым и другими авторитетными историками, грамотность среди белого духовенства в то время была практически поголовной, монашество было грамотно на 75 процентов. Среди купцов уровень грамотности колебался от 75 до 96 процентов, а среди дворянства он составил 65 процентов. На пятом месте шло посадское население — от 23 до 52 процентов. Среди крестьян грамотных было порядка 15 процентов. Нередко крестьяне собственноручно составляли и подписывали челобитные, оставляли свои пометы на принадлежавших им книгах.

Но, пожалуй, наиболее важными в 1620 году для дальнейшей судьбы России и для судьбы героя нашего повествования стали события церковной жизни. Горький опыт Смуты в очередной раз наглядно показал, что только в верности заветам предков, в верности православию — залог сохранения единства Российского государства. Сама Смута многими русскими людьми была воспринята как наказание Божие за отступление народа и его правителей от христианских заповедей. Эту мысль ярко и образно выразил современник событий Смутного времени келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий Палицын, чьё «Сказание об осаде Троице-Сергиева монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах», кстати, тоже было закончено в 1620 году:

«От лет убо святаго Владимира, крестившаго Русскую землю, даже и до днесь, змий всепагубный, вогнездившийся в костеле Италийском [3], всегда небесныя звезды отторгаа, не токмо во Европии, четвертой части вселенныя, но и на востоце и юге и севере не почиваа гонит. И лесть того от много лет протязуется на Росии, и искус его в посланиих благоверным князем Александром Невским обличен бысть, такожде и святыми архиепископы великого Новаграда злый совет его разорися. И надежнаа засылка, оболченый во овчюю кожу, шествовавый на осмый собор Исидор митрополит погибе же. И Антоном Посевусом [4] надеявся прельстити царя Ивана Васильевича всея Русии, и той осрамоти же ся. И еже многими деньми иский не може обрести, и то неначаемо (неожиданно. — К.К.) диавол восхитив к поглащению того насыщениа самовольне приведе. И уже чааше конец злобе изблеван видети. Но не у еще время времен и полвремени исполнися, по откровению Иоанна Богослова. Тем же и Господь не отверже еще нас. Того ради и нам зрящим подобаше внимати и за неизмерную владычню милость благодарити Его. Мы же душевное око несмотрительно имуще и паче волов упрямы обычаем, — тии бо ясли господина своего разумеют и питающему их повинуются, — мы же промышляющаго нами не брежем и того ради болий грех на ся влечем. И вскоре безумству нашему возмездие даровася».

Вполне естественно, что под влиянием событий Смутного времени, сопровождавшихся насильственными попытками насадить на Руси чуждую ей католическую религию, развилось резко отрицательное отношение к католичеству. 16 октября 1620 года в Москве состоялся церковный собор, на котором присутствовали практически все русские архиереи: патриарх Московский и всея Руси Филарет, митрополиты Макарий Новгородский, Варлаам Ростовский, Иона Крутицкий, архиепископы Корнилий Вологодский, Арсений Суздальский, Пафнутий Тверской и епископ Рафаил Коломенский. Поводом к собору послужил следующий факт. Два московских священника церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Столешниках, Иван и Евфимий, известили патриарха о том, что митрополит Крутицкий Иона не велел им крестить поляков-католиков Яна Слободского и Матвея Светицкого, пожелавших принять православие, а велел только миропомазать и допустить к святому причастию. Это было грубым нарушением всей существовавшей на Руси с древнейших времён церковной практики, особенно если учесть, что митрополит Иона был не рядовым иерархом Русской Церкви, но в период с 1614 по 1619 год фактически её возглавлял, являясь местоблюстителем патриаршего престола. Филарет приказал священников Ивана и Евфимия поставить с Крутицким митрополитом «с очей на очи». Иван и Евфимий повторили при нём то же самое, что прежде сказали патриарху.

Патриарх заметил Ионе, что тот вводит новое. Но Иона не покорился и утверждал, что латинян крестить не следует, ибо так якобы писано в правилах Шестого Вселенского собора, да и везде писано в Божественном Писании. Тогда патриарх начал объяснять Ионе от правил святых апостолов и святых отцов, что еретическое крещение «несть крещение, но паче осквернение», ссылаясь на 46-е и 50-е правила апостольские и на 19-е Первого Вселенского собора. Затем Филарет напомнил митрополиту Ионе об изверженном патриархе Игнатии, как он, угождая «еретиком латыньския веры», ввел католичку Марину Мнишек в Успенский собор, не крестив её совершенным крещением, а только миропомазав, и потом обвенчал её с расстригой Гришкой Отрепьевым, и удостоил обоих святого причащения. За это Игнатий низринут был русскими архиереями от престола и от святительства [5]. Напомнил и о том, что умученный поляками патриарх Ермоген настоятельно требовал крещения королевича польского Владислава, избранного боярами на престол государства Московского. Да и сам Филарет, будучи ещё митрополитом Ростовским, по приказанию Ермогена изучал правила святых апостолов и отцов и пришёл к убеждению, что все еретики различных еретических вер не имеют истинного крещения и потому от всех еретических вер приходящих к православию должно вновь крестить совершенным крещением. «Всех же убо еретических вер, по святым правилом святых отец, сквернеиши и лютеиши есть латыняне папежницы, понеже всех древних еллинских, и жидовских и агарянских, и еретических вер ереси проклятыя в закон прияша, и со всеми с погаными языки, и с проклятыми со всеми же еретиками обще все и действуют и мудрствуют». Об этом патриарх Филарет мог судить и по богатому личному опыту, наблюдая за жизнью «братьев-католиков» во время своего десятилетнего пребывания в польском плену.

Московский собор 1620 года осудил Крутицкого митрополита Иону, который, впрочем, покаялся и был прощён. На соборе было сформулировано 27 пунктов догматических и канонических нарушений, существовавших на тот момент в католической церкви, а само латинство было названо «лютейшей и сквернейшей из всех ересей». Постановлено было вновь крестить всех, переходящих в православие из католицизма, лютеранства, кальвинизма, униатства, равно как и православных выходцев из Юго-Западной Руси и Белоруссии, где во время унии распространилась практика обливательного крещения. При этом особое внимание обращалось на того, кто совершал таинство крещения. Если оказывалось, что крещение, пусть даже и с троекратным погружением, совершал поп, который «молит Бога за папу», то крещённого им «белорусца» полагалось крестить вновь и он должен был говорить «латинское еретическое отрицание», то есть отрицание от латинской ереси. Тем самым был дан решительный отпор начавшемуся давлению иноверных веяний Запада.

Для успехов распространения православной веры в Сибири, где положение России к этому времени уже достаточно укрепилось, патриарх Филарет в том же 1620 году учредил новую епископскую кафедру в Тобольске. 8 сентября первым архиереем на сибирскую кафедру с титулом архиепископа был посвящён Киприан (Старорусенков), игумен новгородского Хутынского монастыря, пострадавший в годы шведской интервенции за преданность родине и «истинной православной християнской вере». Киприан много заботился об обращении язычников и первый собрал и записал известия об обстоятельствах прихода русских в Сибирь, а имена убитых казаков внёс в синодик для поминания.

Наконец, для православных Юго-Западной Руси, входившей тогда в состав Речи Посполитой, 1620 год тоже ознаменовался очень важными событиями. Иерусалимский патриарх Феофан IV, возвращаясь из Москвы после посвящения патриарха Филарета, прибыл Великим постом в Киев. Здесь он воочию убедился, в каком плачевном состоянии пребывает православная паства на Украине, подвергавшаяся жесточайшим гонениям со стороны польских католиков и своих же изменников-униатов. Православные храмы опечатывались польскими властями и передавались униатам, которые уничтожали в них древние иконостасы и ставили органы; монастыри опустели; дети умирали без крещения, покойников вывозили из города без отпевания, как падаль; ни браков, ни таинств православных не совершалось… Дошло до того, что во всей Украине не осталось ни одного православного епископа, поскольку все они уклонились в унию с католиками, признав над собою главенство Рима. В связи со сложившейся ситуацией патриарх Константинопольский Иеремия в своём послании к жителям Малороссии ещё в конце XVI века писал: «Спасайтеся, братия моя, сами, а пастырьми спастися не можете. Спасайтеся, братия моя возлюбленныя, верное стадо Христово, роде избранный, язык святый, царское освящение, людие обновленыя, русский благочестивый народе, спасайтесь заповедьми евангельскими, спасайтесь законом отеческим, спасайтесь честным и целомудренным житием».

Простые верующие, оставшиеся преданными православию, во главе с гетманом Запорожского войска Петром Конашевичем-Сагайдачным стали упрашивать Иерусалимского патриарха Феофана срочно поставить им епископов. Ночью 6 октября 1620 года в Киевском Братском монастыре, в полнейшей тайне, патриарх Феофан посвятил во епископа Перемышльского Исаию Копинского. Таинство рукоположения происходило при тихом пении одного патриаршего монаха. 9 октября таким же образом был поставлен в Киевские митрополиты Иов Борецкий, затем в Белой Церкви и других местах — епископы Полоцкий, Владимирский, Луцкий и Холмский. Тем самым православная церковная иерархия на Украине была восстановлена.

Не только дата, но и место рождения было по-своему знаменательно в судьбе будущего протопопа Аввакума. «Рождение же мое в нижегороцких пределех, за Кудмою рекою…» — писал он в своём «Житии». В начале XVII века именно нижегородцам суждено было вписать одну из славнейших страниц в историю России. Всенародно собранное ополчение под предводительством нижегородского гражданина Козьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского положило конец Смутному времени, изгнав из Москвы польских интервентов. И далеко не случайно, что основные деятели движения ревнителей благочестия, не оставшиеся равнодушными к судьбам Русской Церкви и сыгравшие в её истории выдающуюся роль, тоже были нижегородцами, земляками Аввакума.

Родиной самого Аввакума, как уже говорилось выше, было большое село Григорово, принадлежавшее воеводе Фёдору Васильевичу Волынскому. В 15 верстах от Григорова находилось село Вельдеманово, в 1613 году пожалованное царём окольничему Алексею Ивановичу Зюзину. Именно здесь в 1605 году у крестьянина-мордвина Мины родился сын Никита — будущий патриарх Никон. В другом близлежащем сельце, Колычеве, входившем в округу крупного торгового села Лысково, родился будущий епископ Павел Коломенский. Его отец впоследствии перебрался в расположенное неподалеку село Кириково, где служил вторым священником. Первым священником в Кирилове был Анания — белый поп девического Зачатьевского монастыря в Нижнем Новгороде. В 1620-х годах в Кирилове у отца Анании, известного своим праведным житием и образованностью, долгое время жил и обучался священническому служению недавно рукоположенный священник Иоанн Неронов. Младший сын Анании Иван в 1648 году женился на Ксении, сестре Павла Коломенского, но через год овдовел и позже принял иночество с именем Илларион. Впоследствии он перейдёт на сторону новообрядцев-реформаторов и дослужится до сана митрополита Суздальского.

Большую роль в жизни будущих «ревнителей благочестия» сыграл Макарьев Желтоводский монастырь, расположенный на другом берегу Волги, «в лесах». Сюда бежал от злой мачехи Никита Минов. Здесь он некоторое время жил и даже пел на клиросе, пока не был возвращён отцом в родной дом. В 1647–1649 годах игуменом Макарьева монастыря был Корнилий — будущий митрополит Казанский и Свияжский и один из кандидатов на патриарший престол в 1652 году. С 1649 по 1656 год в монастыре игуменствовал вдовый священник из Лыскова Иларион. Впоследствии он будет играть важную роль в событиях церковного раскола в сане архиепископа Рязанского. Иноческий постриг в Макарьевом монастыре принял Симеон, ставший в 1651 году архиепископом Тобольским и Сибирским и деятельно помогавший Аввакуму в его первой ссылке, а также Павел, рукоположенный в 1652 году в епископы на коломенскую и каширскую кафедру. Наконец, сам Аввакум в одном из своих посланий вспоминает, как в юности бывал в Макарьевом монастыре на богомолье, а возможно, даже и жил там некоторое время. Обращаясь к товарищу своих юных лет, архиепископу Рязанскому Илариону, он пишет: «А ты хто? Воспомяни-тко, Яковлевич, попенок!.. Недостоин суть век твой весь Макарьевскаго монастыря единыя нощи. Помнишь, как на комарах тех стояно на молитве?»

О детских и юношеских годах Аввакума мы практически ничего не знаем. Родители его являли собой полную противоположность друг другу. В своём «Житии» Аввакум не осуждает своего отца — священника Петра Кондратьева, — но вместе с тем, вспоминая о нём, находит не много слов: «Отец мой жизнь жил слабую, прилежаше пития хмельнаго…» Как отмечали иностранцы, приезжавшие в XVII веке на Русь, пьянство было достаточно распространенным пороком среди священнослужителей. Детские впечатления — самые яркие. Видимо, пришлось Аввакуму с детства насмотреться всякого, так что впоследствии в одном из своих богословских сочинений, написанном в Пустозёрске, он сравнит грехопадение прародителей Адама и Евы с упившимся допьяна человеком: «Она же (Евва. — К. К.), послушав змии, приступи ко древу: взем грезнь и озоба (съела) его, и Адаму даде, понеже древо красно видением и добро в снедь, смоковь красная, ягоды сладкие, слова междо собою льстивые: оне упиваются, а дьявол смеется в то время. Увы, невоздержания, увы небрежения Господни заповеди! Оттоле и доднесь творится также лесть в слабоумных человеках. Потчивают друг друга зелием нерастворенным, сиречь зеленым вином процеженным и прочими питии и сладкими брашны. А опосле и посмехают друг друга, упившагося до пьяна, — слово в слово что в раю бывает при дьяволе и при Адаме. Бытие паки: “и вкусиста Адам и Евва от древа, от него же Бог заповеда, и обнажистася”. О миленькие! одеть стало некому; ввел дьявол в беду, а сам и в сторону. Лукавой хозяин накормил и напоил, да и с двора спехнул. Пьяной валяется на улице, ограблен, а никто не помилует. Увы! Безумия и тогдашнева и нынешнева! Паки Библея: “Адам же и Евва сшиста себе листвие смоковничное от древа”, от него же вкусиста, прикрыста срамоту свою и скрыстася, под древом возлегоста. Проспалися бедные с похмелья, ано и самим себя сором: борода и ус в блевотине, а от гузна весь и до ног в говнех, со здоровных чаш голова кругом идет».

И ещё, в послании к Александре Григорьевне (инокине Меланье), рассуждая о пагубности пьянства, он напишет: «Григорьевна, стараго нашего православия чадо, и винца перестань пить, ино пей квасок и воду, так в голове ум не мутится, и очи с похмелья не кружают, и руце и нозе не упадают, чревеса и утроба здрава, паче же греха меньши. Лоту и праведнику запят пиянство, и Ное от того же поруган бысть. Сампсон и смерть прият от пиянства. Али мы крепчайше такова исполина? Некогда восторже врата градская, сиречь башню, вознесе на гору высоку. И путем ему идущу, нападоша на нь иноплеменницы 1000 человек, хотяху его убити: Он же восхитив ослию щоку и всех поби костию тою, и, поймав триста лисиц, ввяза в ошиби их по свещи горящей, и пусти в нивы их. И пожже вся нивы. Чтец да чтея в бытийстей книги. А после погиб от пьянства. Окаянно таково то пиянство: ни юность блюдет, ни седин милует, ни святаго почитает, ни честна мужа хранит, но всех без ума творит и во грехи поощряет. Богатым скудость наводит, убогим — раны, женам — бесчестие, юнотам — поползновение, девам — срамота, а попам и чернцам всех злейши препретается. Яко богомольцы то есть, всегда жрут жертву пьяному Дионису. Нас то мимо о Христе Исусе».

Пётр Кондратьев был потомственным приходским священником, вероятно, уроженцем Нижегородчины. Он обосновался в селе Григорове незадолго до рождения Аввакума, поскольку в 1620 году здесь находился и другой священник — Артамон (или Афтамон) Иванов. Согласно писцовой книге XVII века, Григорово выглядело так: «Село стоит на трех усадах, а между усадов ключь; а в селе церковь… Бориса и Глеба древяна». В григоровской церкви Святых Бориса и Глеба отец Пётр прослужил 15 лет. После Аввакума у него было ещё четверо сыновей — Герасим, Козьма, Евфимий и Григорий. Этот-то последний вместе с Евфимием скончался в Москве во время чумы 1654 года. Герасим и Козьма были ещё живы в 1666 году.

Воспитанием детей в семье приходилось заниматься матери — Марии. Большая постница и молитвенница, она сумела передать детям свою горячую веру во Христа, всегда уча их «страху Божию». Под её влиянием у Аввакума с юных лет развивается стремление к аскетической жизни. Мать строго соблюдала не только традиционно постные дни — среду и пятницу, но ещё и понедельник — по иноческому примеру.

Жизнь человека в Московской Руси была подчинена определённому, некогда в незапамятные времена заданному ритму. Люди жили в атмосфере религиозности, монастырский уклад жизни был принят в каждой благочестивой семье. Часы отсчитывали по церковным службам: вечерня, павечерница, полунощница, заутреня, обедня.

Вот как описывает обычный распорядок дня русского человека в XVI–XVII веках историк Н.И. Костомаров: «Предки наши, как знатные, так и простые, вставали рано: летом с восходом солнца, осенью и зимою за несколько часов до света. В старину счёт часов был восточный, заимствованный из Византии вместе с церковными книгами. Сутки делились на дневные и ночные часы; час солнечного восхода был первым часом дня; час заката — первым часом ночи… На исходе ночи отправлялась заутреня; богослужебные часы: первый, третий, шестой и девятый знаменовали равноименные денные часы, а вечерня — окончание дня. Русские согласовали свой домашний образ жизни с богослужебным порядком и в этом отношении делали его похожим на монашеский…

Вставая от сна, русский тотчас искал глазами образа, чтоб перекреститься и взглянуть на него; сделать крестное знамение считалось приличнее, смотря на образ; в дороге, когда русский ночевал в поле, он, вставая от сна, крестился, обращаясь на восток… После омовений и умываний одевались и приступали к молению.

Если день был праздничный, тогда шли к заутрене, и благочестие требовало, чтоб встать ещё ранее и прийти в церковь со звоном ещё до начала служения утрени. Если же день был простой или почему-нибудь нельзя было выходить, хозяин совершал должное богослужение по книге, когда умел грамоте (или молился поклонами по лестовке [6], когда не умел. — К.К.).

В комнате, назначенной для моления, — крестовой — или когда её не было в доме, то в той, где стояло побольше образов, собиралась вся семья и прислуга: зажигались лампады и свечи; курили ладаном. Хозяин, как домовладыка, читал пред всеми вслух утренние молитвы; иногда читались таким образом заутреня и часы, смотря по степени досуга, уменья и благочестия; умевшие петь, пели. У знатных особ, у которых были свои домашние церкви и домовые священнослужители, семья сходилась в церковь, где молитвы, заутреню и часы служил священник, а пел дьячок, смотревший за церковью или часовнею, и после утреннего богослужения священник кропил святою водою.

Окончив молитвословие, погашали свечи, задёргивали пелены на образах, и все расходились к домашним занятиям…

Приступая к началу дневного занятия, будь то приказное писательство или чёрная работа, русский считал приличным вымыть руки, сделать пред образом три крестных знамения с земными поклонами, а если предстоит случай или возможность, то принять благословение священника…

После ужина благочестивый хозяин отправлял вечернее моление. Снова затепливались лампады, зажигались свечи пред образами; домочадцы и прислуга собирались на моление. После такого молитвословия считалось уже непозволительным есть и пить; все скоро ложились спать. Сколько-нибудь зажиточные супруги имели всегда особые покои с тою целью, чтоб не спать вместе в ночи пред господскими праздниками, воскресеньями, средами и пятками и в посты. В эти ночи благочестивые люди вставали и тайно молились пред образами в спальнях; ночная молитва считалась приятнее Богу, чем дневная…»

Так размеренно, неспешно протекала повседневная жизнь русского человека в дониконовской Руси. Во всем царили чин, благочиние и благолепие. Иностранец-современник пишет: «Войдя в комнату, русский ни слова не скажет присутствующим, сколько бы их тут ни было, но обращается к иконам, крестится, делает три поклона и только потом обращается к присутствующим». «Домострой» учил, дабы походка у человека была кроткая, голос умеренный, слово благочинное; пред старшими надо было сохранять молчание; к премудрым — послушание; перед сильными — повиновение; лучше мало говорить, а более слушать; не быть дерзким на словах, не слишком увлекаться беседой, не быть склонным к смеху, украшаться стыдливостью, зрение иметь долу, а душу — горе; избегать возражений, не гнаться за почестями…

Свободное от работы время посвящали молитве или чтению духовных книг — Житий святых, Прологов, Златоустов и Маргаритов. Грамоте учились по Часовнику и Псалтырю — этому поистине неисчерпаемому «кладезю премудрости» и «общедоступной лечебнице». Идеалом древнерусского человека были подвиги аскетов-пустынножителей, с которыми он знакомился из Прологов и Патериков. Со времен Крещения Руси и до конца XVII века Пролог, заключавший в себе краткие жития святых и избранные поучения на каждый день года, был любимым чтением русских людей от царя до крестьянина. На старости лет, выполнив свои мирские обязанности и вырастив детей, многие принимали иноческий постриг. Не были исключением и лица знатные, в том числе даже члены царского дома.

Матери Аввакум был обязан и своей любовью к чтению книг. С детских лет перечитал он все книги, которые имелись в доме его отца и в григоровской церкви. Он изучил Священное Писание, творения Отцов Церкви, практически всю литературу, которая была доступна в то время грамотному русскому человеку. Обладая прекрасной памятью, он мог целыми страницами цитировать полюбившиеся ему места из Писания — из Псалтыря и Песни песней, из Евангелия и Апостола. Ссылался он и на выдержки из исторических и святоотеческих сочинений — «Хронограф», «Четьи минеи», «История Иудейской войны», «Маргарит», «Повесть о Белом клобуке», «Великое зерцало» и многие другие.

Но не только Книга Божественного Откровения привлекала пытливый ум Аввакума. С любопытством и восхищением всматривался он в страницы другой книги, написанной Всевышним, — Книги Природы, в которой, словно в прозрачных водах, отражался порою лик Самого Творца… Не раз на страницах произведений Аввакума будут возникать описания природы, диковинных животных и растений тех мест, где оказывался он по Воле Божией. Эти описания — словно воспоминания об утраченном некогда Рае, где дикие животные мирно уживались рядом с человеком, дававшим им имена. Образ Райского сада, насаждённого «во Едеме на востоце», должен был напоминать христианину об истинном его отечестве…

«Гранограф толкует: во второй день землю красил Господь… И израстиша былия прекрасная, травы цветныя разными процветении: червонныя, лазоревыя, зеленыя, белыя, голубыя и иныя многия цветы пестры и пепелесы, по Господню глаголу, яко ни Соломан премудрый возмог себе таковыя цветныя одежды устроить; оне же и благоуханием благовонным облагоухают. Такоже и древеса израстоша: кипариси, и певги, и кедри, мирьсины и черничие, смокви и финики, и виноградие, и иное садовие, — множество много различные плодовитые древа из земли изыдоша. И реки посреде гор протекоша, и источники водныя. Таже от земли сотворил Бог скоты и зверие дубравнии, а от воды птицы небесныя, парящая по аеру; от воды же и вся летающая по аеру: мухи и прочая гады, пресмыкающиеся по земле. Посем насадил рай во Едеме, на востоце, древа и крины райския, по 12 плодов в году приносят; древа не гниющая, травы не ветшающия, цветы не увядаемыя, плоды неистлеваемыя; аще и на земле рай, но посреде плотнаго и духовнаго жития устроен». Божие творение во всём его многообразии вызывает у Аввакума чувство священного трепета. С неизъяснимой любовью перечисляет он, казалось бы, даже самых «ничтожных», недостойных высокого богословского ума тварей.

«Колицы суть на земли, роди травы сельныя и древа дубравныя, по них же суть одушевленный живот: зверие и скоты, и птицы пернаты. Овы кормятся от земли, а инныя живот животом. Их же родов несведомое множество есть: птицы зерноберные есть, друзии плотоядцы суть, а инии травою и древом питаются. Тако ж и зверие: овии мясоядцы суть, еже же и плижущеи по земли, и по воздуху паряще, и мухи большие и малые, и комарие от тины ся ражающе. Вся бо та увиди и настрой Благий Божия нас ради человеки нашего ради спасения… Елико суть живота на земли, толико и в водах и множае суть. Есть в мори во Алантичестей стране лежаги, сиречь киты велицыи, жируют. Егда воспловут, подобны суть горам великим или яко грады велицыи. Туды корабли не заходят. Но на удивление и на страх нам таковый живот сотворил хитрец. По них же и инии мнози велицы животи есть в море: пси велицы, и изугени, и приони, и дельфини, селахи же, и фоки, и ин живот дробный, его же родов несть числа, токмо Той весть, Иже я (их. — К.К.) сотворил, рыбы и гады, и вся ныряющая и плавающая. Ови ся ражают птицами, ови яица несут, и инии своим образом. Рыбы же икру пущают, и от того бывает живот, животна малая с великими».

Аввакум рос впечатлительным ребёнком. Очень любил животных, особенно голубей («…я их смолода держал, поповичь я, голубятник был»). Как-то раз, увидев у соседа на дворе умершую скотину, он был настолько поражён зрелищем смерти, что с тех пор жизнь его решительно изменилась. Глубоко потрясённый увиденным, Аввакум встал среди ночи перед образами и долго плакал, помышляя о своей собственной душе и о предстоящей с неизбежностью смерти. Знакомые сыздетства слова звучали совсем по-новому: «Се Жених грядет в полунощи: и блажен раб, его же обрящет бдяща, недостоин же паки его же обрящет ленящася. Блюди убо душе моя, да не сном отяготишися, и да не смерти предана будеши, и Царствия вне затворишися…»

Мысли о конце своего существования, об исчезновении из земной жизни навсегда и о том, что произойти это может в любой момент, не покидали отрока и находили выход лишь в горячей, живой вере в Бога, Своею смертию победившего смерть и даровавшего людям жизнь вечную.

С тех пор Аввакум привык к ночной молитве — самой благодатной, по словам святого Иоанна Златоуста: «Тогда бо нощию ум ти есть легчае к Богу и могут тя убо на покаяние обратити нощныя молитвы паче твоих дневных молеб… и паче дневных молеб приклонит ухо Свое Господь в нощныя молитвы».

Молитва будет занимать главное место в жизни Аввакума. О важности и необходимости молитвы в жизни православного христианина он напишет впоследствии, в один из тяжелейших моментов своей жизни, из темницы Николо-Угрешского монастыря в письме своим родным: «Не обленись, жена, детей тех понуждати к молитве, паче же сами молитеся. Молитва бо Петра из темницы избави, молитва Иону из чрева китова изведе, молитва триех отроков от огня свободи, молитвою Анна Самойла породи, молитвами вси святии спасошася, молитва прилежна паче огня на небо возлетает. Добро молитва! Ей же помогает пост и милостыня. Не ленитеся молитися, да не бесплодии будете».

В 1636 году священник Пётр Кондратьев скончался. В осиротевшей семье пятнадцатилетний Аввакум оказался старшим мужчиной. Надо было кормить семью — как-никак шесть человек! К этому времени будущее призвание уже ясно определилось для него — Аввакум хотел посвятить свою жизнь служению Богу. Однако оставить семью и уйти в монастырь он не мог. Был другой путь — не удаляться в иночество от суетного мира, но идти в мир и бороться с его соблазнами, проповедуя Слово Божие и помогая слабым спасаться. Для того чтобы служить Богу в миру, стать белым священником, по церковным правилам требовалось сначала жениться, тем более и помощница в доме была нужна… В 1638 году, семнадцати лет от роду, Аввакум по настоянию своей матери женится. Ещё до женитьбы он не раз молился в ночи, чтобы даровал ему Бог жену «помощницу ко спасению». И молитвы его были услышаны: выбор пал на скромную, набожную односельчанку Анастасию, которой было тогда всего четырнадцать лет. Отец её — кузнец Марко — был «богат гораздо», однако после его смерти всё имущество пошло прахом, и юная Настя «в скудости живяше». Потом она признавалась: часто видя в церкви Аввакума, молилась по ночам, чтобы он стал её мужем. «И бысть по воли Божии тако». «Марковна» станет верной помощницей и соратницей Аввакума, поддерживая его в самые тяжёлые минуты жизни и безропотно разделяя все выпавшие на их долю лишения. Она родит ему пятерых сыновей (Ивана, Прокопия, Корнилия, Афанасия и ещё одного, родившегося и умершего в Сибири, имя которого осталось неизвестным) и трёх дочерей (Агриппину, Акулину и Аксинию). Ей суждено будет пережить своего мужа на 28 лет…

Вскоре умерла мать Аввакума, «в подвизе велице», перед смертью приняв иночество с именем Марфы. Не поладив по каким-то оставшимся для нас неизвестными причинам со своими односельчанами, Аввакум был изгнан из Григорова и переселился в село Лопатищи (Лопатицы) Нижегородского уезда, являвшееся вотчиной боярина Василия Петровича Шереметева, а впоследствии — его сына Петра Васильевича Большого. В 1642 году, на двадцать первом году жизни, Аввакум был рукоположён в диаконы. Прослужив два года в диаконском сане, он был поставлен в 1644 году в попы к местной церкви Рождества Христова.