Прусское наследство

Глава 34

— Двенадцатый год — боже, как давно это было. Время промелькнуло так быстро, что не заметил. А мне уже сорок лет исполнилось…

Алексей Петрович тяжело вздохнул, утер пот со лба — конец мая на юге выпал жарким, и только прохлада днепровских вод смягчала солнечное пекло. В такие дни не воевать, а в тени лежать надобно, вот только дела куда денешь, ведь с каждым днем они росли как снежный ком.

Он готовил эту войну десять лет, настойчиво и целеустремленно, стараясь не потерять напрасно ни один день. Воевать один на один с могущественной Оттоманской Портой было смерти подобно, слишком многолюдно она была и сильна, вот только уже всем ее соседям стало ясно, что османы надорвались, проводя активную политику с бесконечными войнами, стараясь распространить свое влияние на европейские страны. Ведь еще совсем недавно, и сорока лет не прошло, как турецкие полчища стояли у стен Вены, как вышибли московские войска из сожженного Чигирина. И двадцать лет не прошло, как победоносная после Полтавской баталии армия Петра I, была окружена на Пруте, и царь был вынужден подписать унизительный для своей державы и себя лично мир, по которому все итоги Азовских походов были дезавуированы. А с превеликими трудами построенный флот пришлось уничтожить, Азов отдать туркам обратно, а Таганрог срыть.

И вот настало время долгожданного реванша!

Против Турции удалось повторно собрать новую «Священную Лигу» — на Балканах начали боевые действия австрийские и венгерские войска, сорок пять тысяч солдат немалая по нынешним временам сила. В Морее в очередной раз высадились венецианцы при поддержке рыцарей Мальтийского ордена, что давно пересели с коней на галеры. На помощь императору подошли небольшие отряды из германских земель — три тысячи отправил прусский король Фридрих-Вильгельм, столько же пришло саксонцев, остальные курфюрсты и герцоги тоже передали свои формирования, собрав в общем числе тысяч пятнадцать наемников. Так что общим числом армия императора Карла имела шестьдесят тысяч солдат — сила более чем серьезная.

Да еще польский король Якуб Собесский подсуетился — выставил около двадцати пяти тысяч коронных войск и вооруженной шляхты. Вот только ляхи ведь католики, и не пожелали драться вместе с московитами и протестантами — их полки действовали отдельно, и осадили крепость Хотин, угрожая вторжением в северную Буковину.

На Молдавию двинулась целая армия под предводительством ливонского короля Петра I, который возжелал вернуть обратно на правление прежнего господаря Дмитрия Кантемира, на дочери которого Марии он женился. Видимо, либо этот брак подействовал благотворно, или мягкий прибалтийский климат, а может хлопот поубавилось, но «герр Петер» и не думал помирать. «Родитель» был бодр и как всегда деятелен, и припадков с ним, как сообщали агенты, давненько не случалось, даже пить бросил, что само по себе невероятно. Но вполне объяснимо — теперь ему не нужно было «реформировать» Московию, которую все европейские правители до сих пор считали «диковатым» краем, если не сказать еще хлеще, ведь перлюстрация писем послов в Москве постоянно велась — специально организовали «черный кабинет», где князь-кесарь собрал «умельцев».

Сила у протестантов вполне серьезная — десять тысяч ливонцев были подкреплены таким же числом союзных по «Балтийскому альянсу» войск — шведами, мекленбуржцами, голштинцами и подошедшими датчанами. Тысячи три молдаван у Кантемира, еще семь тысяч реестровых казаков, вместе с отрядами православной шляхты — но тех имелось относительно немного. Так что тридцать пять тысяч собранного союзного войска возглавлял неугомонный шведский король Карл XII. Этот монарх тоже отнюдь не торопился покидать земную юдоль, и хотя обзавелся супругой и тремя детками, но при этом не потерял привычную воинственность. Более того, швед почему-то кипел обидой за «калабалык», который пережил в Бендерах, и клятвенно пообещал свести с султаном счеты.

На усиление союзников подошел двадцатитысячный русский отряд генерал-аншефа Михаила Голицына — две трети хорошо обученных стрельцов, а еще треть из малороссийских казаков, сразу начавших драться с ногайцами на степных просторах. А с таким войском Петер с Карлом вполне могли дойти до Прута, и очень хотелось, чтобы там не повторился кошмарный опыт восемнадцатилетней давности. Есть такая милая привычка у «герра Петера» наступать на «грабли», фигурально выражаясь.

— Воюйте ребята хоть до отупения, а я вам золота дам еще, и хлебца подкину — изголодались поди, — ухмыльнулся Алексей, совершенно не чувствовавший угрызений совести от того что использует «союзников» в своекорыстных интересах. Тем более, когда у соседей второй год как неурожай случился, и подданные Каролуса откровенно голодают. А он хлеб то поприжал цинично, чтобы куда сговорчивее были.

И нужный ему результат сделан, без труда достигнут, благо пропагандистскую обработку своих союзников «герр Петер» самолично провел. Войско они собрали отборное, перевезли через море, а там по рекам двинулись, благо заранее собрали плавсредства. И хлеб Москва дала голодающим, и провиантом армию обильно обеспечила, полновесными полтинами и рублями, что талерами и дукатами являлись, жалование наемникам выплачено. И щедрость вполне понятная — как только протестанты православную Молдавию освободят от турок, то Кантемиры ему присягнут. А он их страну под «покровительство» примет — это политик, стоит соблюдать формальности и делать вид, что скрупулезно выполняет договоренности.

Ведь недаром французы с улыбочкой цинично говорят, что обещать, еще не значит жениться!

— Мне русская кровь дорога, чтобы ее проливать напрасно. А бабам еще рожать и рожать, население нужно как минимум удвоить, а лучше утроить — просторы заселять надобно…

Алексей вздохнул, поморщился — он давно принял решение расплачиваться за все золотом и серебром. Благо последнее алтайские рудники и плавильные заводы вот уже второй год как исправно поставляли. А за десять лет добыча золота на всех приисках существенно возросла, и в прошлом году составила без малого двести пудов — почти на миллион рублей звонкой монеты. А стоит со временем начать добычу на Аляске, а там еще на Клондайке, как проблем с «презренным металлом» не будет.

— Сейчас с Крымским ханством разобраться — успокоение на южных рубежах настанет полное. Железо нам нужно в избытке, каменный уголь — на столетие раньше срока индустриализацию начать можно. Нельзя время упускать, турки ведь армию и флот собирают, а мы давно подготовились. Время сейчас самый ценный ресурс — надеюсь, Миних с Ласси не подведут, они ведь и в прошлый раз неплохо действовали при куда как худших обстоятельствах. На Крым всеми силами обрушится сейчас самое главное…

Алексей вздохнул в очередной раз — нервы были на взводе. Нападение турки и татары «прошляпили», Очаков и Кинбурн взяты с налета, благо из Днепра вывели флотилию — полдюжины бригов и полсотни небольших галер и дуббель-шлюпок. Да, сила не такая и грозная, но так из донского гирла сейчас выходит не меньшая по числу вымпелов эскадра, да и Таганрог спешно восстанавливается. И сейчас по всему «Дикому полю» идет самое настоящее побоище — казаки и ногайцы разрешают накопившиеся за два столетия взаимные кровавые счеты…

Оттоманская Порта — самое могущественное государство в тот момент, настоящая империя…

Глава 35

— Бендеры пусть Михайло Голицын берет в осаду, у него и пехота есть, да осадный парк имеется изрядный. А нам со всеми войсками нужно на Кишинев как можно быстрее идти, а там на Яссы. Время терять никак нельзя — царь Алексей Петрович свое слово сдержал, все запасы заранее заготовлены. Не так все будет, как в прошлый раз….

Петр Алексеевич ощерился, он не любил вспоминать свой злосчастный Прутский поход — восемнадцать лет назад армия продвигалась по разоренной местности, которую накрыла туча саранчи, подъевшей все припасы. Фуража недоставало, господарь Кантемир войск привел самую малость, а валашский правитель, хотя и обещал помощь, но испугался, предал. Хотя его это не спасло — по приказу Ахмеда III, правящего доныне, казнили тогда и господаря, и всех его сыновей вместе с ним.

— Сейчас у нас, мин херц, вроде повторение урока идет, по которому прошлый раз палками отлупили, — Меншиков усмехнулся, фельдмаршал был на диво боек, а вроде бы должен был остепениться с прожитыми годами. Все же пятьдесят шесть лет исполнилось, на год младше своего «сердечного друга», но живчик — король Карл ему командование всей кавалерией поручил, в полной мере оценил хватку и предприимчивость «светлейшего».

— Как бы снова нам не нарваться, Сашка — по слухам двести тысяч у султана снова будет, а визирь его на Дунае обретать победу будет с другой армией. Двести тысяч силища огромная — прошлый раз этого за глаза хватило, и пришлось нам только огребаться!

Самоуверенности у «герра Петера» изрядно поубавилось, стоило армии перейти по понтонному мосту через Днестр, обойдя крепостные стены Бендер. Он ведь прекрасно помнил, чем в прошлый раз дело закончилось. И хотя сейчас все было куда как лучше, но умом понимать это одно, и совсем другое, как он высказался — «поротой задницей».

— Да откуда столько у султана народа будет? Врут послухи, пороть их надобно без всякой жалости, чтобы страхов напрасно не напускали. Сам посуди — прошлый раз к Ахмеду крымский хан подошел со своими татарами и ногайцами, а там тысяч сорок конных было. А сейчас окромя буджакских татар у султана нет никого. Режут крымчаков подчистую казаки и калмыки, те вон за Перекоп бегут, а частью через эти места хлынули. Да и я охулки на руку не клал — мои драгуны и казаки сотни кочевий разорили и выжгли. Сам видел, как воевать с ними зло стали. Врут, мин херц, вот тебе крест!

Меншиков размашисто перекрестился, забыв что он вроде как лютеранин — пьянящий степной воздух вскружил ему голову. Да и ощущение такое было, будто восемнадцать лет с плеч сбросил — сейчас он искренне жалел, что в прошлый раз его не взяли в поход.

— Тысяч сто у султана будет в поле, не больше — остальные по гарнизонам в крепостях. А с таких пользы в грядущей баталии мало. У нас ведь конницы больше, чем пехоты. И молдаване поднимаются — надоело им османское правление, а ружей и пороха царь Алексей Петрович для них заготовил изрядно — есть чем воевать, «огненным боем» не копьями орудовать. Михайло Голицын дело знает, за лето обучит этих бестолочей как воевать надобно. Ты, мин херц, не кручинься — одолеем турку!

Оптимизма у Меншикова было хоть отбавляй, и на то были основания. И сейчас Петр прекрасно понимал, что сын оказался куда предусмотрительней, чем он тогда, и старался не только завоевать край, но тут же взять его под свою руку, заранее все подготовив.

Так в Брацлаве были заготовлены припасы — сюда князь Голицын стягивал стрельцов и казаков, здесь же были построены дощаники, нагруженные высушенным заранее лесом. И сейчас в устье Южного Буга уже принялись строить названный Николаевым город — а при нем верфь. Петр сам съездил туда, благо армией Карл начал командовать, и счел выбор наилучшим — там предполагалось строить двухпалубные линейные корабли с числом пушек в шесть дюжин на каждом. И калибром жутковатым — все в тридцать шесть фунтов. На нижнем деке установлены будут «большой и укороченной плепорции» орудийные стволы, самые тяжелые по весу. На верхней палубе «короткие», конструкции Брюса — «адово отродье». Бортовой залп чудовищного веса — свыше тысячи двухсот фунтов, чуть ли не вчетверо от «Полтавы», даже на аглицких сто пушечных кораблях куда меньше будет, на четверть, а то и на целую треть. Это было непривычно, когда все пушки одного калибра, но умом Петр понимал, что такой подход куда лучше и разумней — ко всем стволам одинакового размера ядра и бомбы.

Сам Алешка, первенец, сменивший его на московском престоле, сие называл мудрено — унификация, считая, что везде должно быть полное единообразие. И за десять лет добился этого, полностью преобразовав свою армию и флот. Именно свое детище — Петр порой сам удивлялся многочисленным новшествам, которые он, несомненно, со временем полностью переймет, ибо видел их полезность, а ее он всегда ставил главной задачей.

— Если проживу еще долго, — пробормотал Петр, размышляя, и опомнившись, поймал удивленный взгляд Меншикова.

— Ты это что, мин херц, удумал?! Сплюнь — да ты здоров как медведь, вон, подковы до сих пор разгибаешь, и тарелки в рулон скатываешь. Супруга твоя не в праздности пребывает — сразу двух сыновей тебе родила, «Шишечке» братьев долгожданных, — Меншиков заговорил горячо, он всегда поддерживал своего «сердечного друга». Когда того одолевали приступы меланхолии. И повел плечами, показывая свою богатырскую стать — высокий и широкоплечий, он притягивал взоры других, особенно дам.

— Да и я сам нисколько не ослаб, никогда себя так хорошо не чувствовал. Да мы любого супостата одолеем…

— Не хвались, на рать идучи, Сашка, а то быть и тебе битому, — негромко произнес Петр, пристально глядя на идущие в пыли колонны конницы и пехоты, между которыми виднелись повозки и орудийные упряжки. Каролус со своими драбантами и драгунскими полками ушел вперед, сменив Данилыча в авангарде — шведский монарх как всегда был предприимчив, и первым бросался в бой, вдохновляя войска.

— Как в Яссы войдем, я наши батальоны и эскадроны на тебя оставлю, при супруге моей и тесте будешь находиться, надзор за ними иметь неусыпный. Да и за Каролусом тоже приглядывай. В битву первым не лезь, Сашка. И не фыркай тут, чай не молод, фельдмаршал целый — у тебя под рукою десять тысяч отборного войска, половина моей армии почитай. А я в Очаков поеду — крепость тамошнюю перестраивать нужно, по европейскому методу. Флот турецкий в лиман уже скоро войдет, силу турки свою покажут…

Петр Алексеевич остановился, осекшись, задумчиво окинул взглядом, идущие вперед войска — солдаты шли бодро, не брели, улыбались, а это о многом говорило опытному в военном деле королю.

— Ничего, встретим капудан-пашу — у меня там сила изрядная под началом будет собрана. Да и новшества у Алешки заготовлены — не знаю какие, сын тайну постоянно блюдет. Но полудюжина бригов есть, и каждый по силе мало чем кораблю уступит. Потом в Николаев отправлюсь — и город строить, и верфь, дабы успеть на ней корабли новые к осени заложить, благо все необходимое заранее заготовлено, и сейчас по Днепру сплавляют. А там на Херсон отправлюсь — тоже город возводить, и верфь на Днепре, Алешка попросил за всем приглядеть и спуска не давать. Одно непонятно — почему он названия такие для городов своих подобрал, и места изначально, сказал, что стоять они там должны обязательно.

— Потом сам расскажет, мин херц — зело осторожный и скрытный у тебя старший сын. Веришь — самому от взгляда его порой не по себе становится…

— А ты воруй меньше, Сашка — он казнокрадов за версту чует, — фыркнул Петр, но переглянувшись, оба друга жизнерадостно рассмеялись…

Такова сейчас знаменитая крепость в Бендерах — пережила столетия, и помнит короля Карла XII…

Глава 36

— Запомните накрепко — вам вместе править, потому вы тут со мною здесь находитесь. Тебе я родитель, а тебе старший брат, и сам в отцы гожусь — слишком поздно ты у родителя своего, короля Петера родился.

— Батюшка постоянно велит, чтобы я тебя как его слушался, ибо ты мне опора главнейшая будешь. Старший брат в отца место!

Юный Петр Петрович низко поклонился Алексею, и тут же поклонился и Петр Алексеевич, родной сын от умершей первой жены, принцессы Шарлотты. Оба были погодками, осенью по четырнадцать лет исполнится, с детства выросли вместе и считали себя братьями, хотя по родству приходились дядя с племянником. Но как ни странно, ни малейшей розни не чувствовалось, видимо ранняя смерть матерей их сблизила. Хотя нельзя грешить ни на Катерину Ромодановскую, ни на Марию Кантемир — обе молодые женщины за это десятилетие стали очень близкими подругами, и отнюдь не формальными «сестрами», как по протоколу предписывались. И к парням относились с должной заботой, но кумиром у них стал именно он.

— Запомните — хорошего солдата готовить долго, и больших расходов от казны это требует. А вот погубить его можно просто — глазом не моргнешь. Они как дети, все в рот тащат — особенно в походе. А потому таких шпицрутенами «кормить» надобно, «березовой кашей». Сожрет что-нибудь, а еще выпьет воды затхлой или непотребной из лужи али колодца — и хана ему, кровавым поносом изойдет. А испражнятся начнет, то всю армию погубит — дизентерия страшна, а там и холера прийти может, та еще напасть. Так что за нарушение артикула строгость должна быть неимоверная — похлебал с лужи, под палки сразу, и забить до смерти, чтобы другим урок был наглядный. И капралу розги, и сержанту, и тем служивым, кто увидел, но не остановил — пороть всех нещадно, чтобы задницей своей урок запомнили. А ротным офицерам по чину одному убавить, и капитана наказать. Потом приказ по полку отдать, чтобы все осознали, что артикулы нарушать нельзя.

Алексей говорил решительно — повесили двух таких солдат, что, несмотря на запреты, вздумали пить некипяченую воду. А сотне бедолаг розги «выписали», когда нехватка «хлебного вина» у них во флягах была обнаружена при смотре. Но щадяще выпороли, чтобы они на штурм Ор-Капу в первых рядах пошли, «штрафники» новоявленные.

— Ни один штурм, даже самый кровавый, таких потерь армии не принесет, как разные хворости. Потому я такое внимание питанию и снабжению уделяю — победа задолго до сражения готовится. Мелочей, парни, не бывает — недаром говорят — как полопаешь, так и потопаешь. Воду кипятить обязательно нужно, больше жидкой пищи давать — похлебка, щи и уха ежедневно должны быть, они в полевых кухнях термическую обработку проходят, учено выражаясь. Винная порция, и квас с уксусом, и чеснок с луком должны быть в рационе обязательно. И руки служивым мыть перед едой, и тело в чистоте держать обязательно, как и одежду — вши это бич и зараза. Потому и дрова сюда привезли, и воду в бочках, нужно будет, дощатники разберем, но варить пищу обязательно, и порядок в том блюсти. Да и походные бани отнюдь не излишество, а суровая необходимость!

Алексей Петрович усмехнулся и замолчал, внимательно осматривая в подзорную трубу северное побережье мелководного Карканитского залива, куда пришла многочисленная русская эскадра, пусть из мелких кораблей и судов набранная. Среди множества стругов возвышались «ящики» плоскодонных прамов, что служили плавучими батареями. Они приведены сюда были на буксире скампавей, небольших полугалер, точно такие же запирали сейчас Днепровский и Донской лиманы — благодаря небольшой осадке легко миновали отмели. Еще имелось множество дубель-шлюпок, на каждой из которых было по паре 24-х фунтовых карронад на носу и корме, плюс фальконеты по бортам, до полудюжины, но то против людей больше.

Вроде небольшие кораблики, но очень «кусачие», ведь даже пчелы могут жалить медведя так, что косолапый ищет спасения в бегстве. Вот только на мелководье они и опасны — сюда крупные корабли не сунутся, а толпой и «батьку» побить можно. Сейчас было безветрие — на мачтах лениво обвисли флаги, которые он взял от деда — прямой синий крест делил полотнище на четыре прямоугольника, по паре белых и красных, по диагонали друг от друга. К чему излишние новшества вводить, по примеру голландского флага, если есть пример царя Алексея Михайловича, по приказу которого построили первый военный корабль «Орел», имевший на палубе восемнадцать пушек. Так что возращение к «старине» только обрадовало «государеву думу». Вон везде бородатые лица, правда, растительность коротко стригли — от мошкары и гнуса хорошо такие бороды защищали. И что «родителю» в голову втемяшилось, что скоблить приказывал — ведь тем дворянство от простого народа разительно отличаться стало, даже в мелочах общая связь утрачиваться стало. Православие уже и не накладывало сии узы, ибо сама церковь оказалась в «вавилонском пленении» светской властью. Вот так «благие пожелания» одного самодура к катастрофическим последствиям привести могут в будущем времени, тут только Емельяна Пугачева вспомнить надобно, и как крестьянами по цене певчей канарейки торговали. И полетели с плеч напудренные в париках головы, а когда страх миновал, крепостничество только усилилось — ибо два народа стали, одни «господа», а другие у них в рабстве.

Так что такие нововведения «папеньки» пришлось живо порушить, и ведь ничего страшного не случилось, одна сплошная выгода. И теперь крепостного права точно не будет, несмотря на то, что мелкопоместному дворянству не по нутру, зато бояре отнеслись равнодушно. Старик Шереметьев вообще всех своих крестьян перед смертью землицей пожаловал. И ничего, небеса не обрушились, как и введение повсеместно школ.

— Завтра начнем, парни, а послезавтра Перекоп нашим стрельцам препятствием на пути не станет. Но приступ обманным будет, хотя приготовления к нему демонстративно ведутся. Мы на перешеек высадим десант, и с тыла ударим. Татарская конница не страшна — у нас на нее «единороги» есть и пули «колпачки». Сметем враз, сами все скоро увидите. Вот потому армию и флот использовать надо совместно, тогда польза будет. А казаки через Сиваш пройдут, там броды имеются, с другой стороны Перекопа ударят. А что пушки стреляют, то хорошо — пусть османы на стенах сидят дальше, думают, что мы там на приступ пойдем.

Алексей прислушался к орудийному гулу — укрепления на «Татарском валу» обстреливали непрерывно вторые сутки. В подзорную трубу были хорошо видны белые пороховые клубки дыма.

— Новшества постоянно ищите, парни, пробуйте и пытайтесь, а то под лежащий камень вода не течет. Хан попробовал по старинке воевать, колодцы падалью набивать, степь жечь, только у него ничего не вышло. Степная война маневренная, а у нас при коннице артиллерия с прислугой на лошадях. Да еще казаки с калмыками — вот и загнали их за Перекоп, а стада большей частью захватили — у служивых теперь свежее мясо. А как в Крым ворвемся, та же «петрушка» будет — ничего хану не поможет, устроим им воздаяние за людоловство. А с другой стороны генерал Ласси с конницей в Крым войдет — ему марш предстоит сделать долгий, и через сиваши ворваться. А на Азовском море флотилия наша уже плавает — корабли через донское гирло в лиман вышли. Теперь с двух сторон супостата стиснем!

Алексей протянул подзорную трубу сыну, чтобы и тот посмотрел, и негромко произнес с угрозой в голосе:

— Ведь предупреждали Гиреев не раз — уймитесь, нет, постоянно пытались на зуб нас попробовать. Так пусть теперь не плачутся, каждому свое…

Первый российский военный пушечный корабль «Орел», построенный по повелению царя Алексея Михайловича — и появился он еще задолго до рождения Петра I. Да и как можно ему присваивать лавры «создателя» — ведь на ладьях и «чайках» веками пращуры на противника ходили, вырывали победу в многочисленных баталиях…

Глава 37

— Семь корабельных вымпелов, «господин бомбардир»! И разных прочих еще с десяток — видно, сам капудан-паша со своей эскадрой сюда явился. Но не всей — половины кораблей не хватает.

Голос контр-адмирала Конона Зотова прозвучал несколько возбужденно — но так это понятно. Едва успели на фарватер прамы вывести из Днепра, на якоря поставили, да еще плавучих рогаток набросали, и цепями стянули. Да по обе стороны узости лимана береговые батареи из мощных 36-ти фунтовых пушек возвели, да к ним редуты добавили — теперь было чем османов встречать, да «попотчевать» всласть. И все благодаря тому, что на год раньше срока подготовились, заранее корабли и суда ниже порогов вывели. И как только поход начался и флотилия, и многочисленные суда по Днепру спустились, а там большая часть на Крым пошла, а меньшая принялась в лимане обосновываться. Турецкими крепостями Очаков и Кинбурн овладели сходу, высадив многочисленные десанты с полевыми пушками.

Штурм последовал сразу, решительный и бескомпромиссный — Прутская победа сыграла прежестокую шутку с османами, они никак не ожидали войны, пребывали в самоуспокоенности. А посему крепости одряхлели, валы осыпались, а стены обстрела не выдержали. Гарнизоны, что сопротивляться вздумали, и сдаться отказались, сами выбрали свою злосчастную судьбу — их просто вырезали подчистую, сразу показав османам, что будет с теми, кто осмелится противостоять дальше. Примерно также поступали и со степняками, в результате чего все обширное «Дикое поле» от Дуная до Дона опустело — угроза набегов была устранена почти навсегда. Ибо в Крыму еще оставался хан с татарами, да по южному побережью и в Керчи находились турецкие гарнизоны — но в том, что русским войскам удастся ворваться на полуостров, Петр сейчас уже не сомневался. Сын показал себя чрезвычайно предусмотрительным государем — к этому походу, он, в отличие от других царей, готовился несколько лет, проведя обширные приготовления.

Потому и удалось всего за какой-то месяц на пустом месте возвести два города — Николаев и Херсон, готовые срубы домов и мастерских спускались по рекам. Нагнали прорву работников — работа сразу же закипела, от рассвета и до заката стоял шум, и сейчас стало понятно, что завоеванный край навсегда останется за Россией. Эти земли теперь ни за что не отдадут обратно, а любое нашествие отражено будет, ибо войск хватает. Сам Петр Алексеевич почти два месяца мотался в этом треугольнике на скампавеи, всячески торопя работы — и теперь на верфи можно было заложить первые кили, благо заготовки и оснастка для них имелись. Теперь только собрать по чертежам заранее пронумерованные детали будущих кораблей — с таким способом строительства Петр впервые столкнулся. И хотя денег было потрачено уйма, но зато стало ясно, что к следующему лету на Черном море уже будет большая русская эскадра, а там ее численный состав будет только увеличиваться.

— Всю жизнь мечтал, и не на Азовском море, а здесь увидел наш флаг! Пусть османы заходят — мы их давно поджидаем! И фарватер для них чистый — пусть входят без опаски, как зверь в настороженную ловушку.

Стоявшие рядом с Петром офицеры дружно фыркнули — прибывшие с ним «ливонцы» сами вели приготовления. Турецким кораблям нужно пройти по узкой «дорожке», под крепостными орудиями очаковских и кинбурнских батарей, а на выходе, уже в самом лимане, их поджидают рогатки и прамы — орудия последних чертовски опасны. А за ними скампавеи и дубель-шлюпки — их задача взять на абордаж поврежденные корабли. А вот если османы не захотят завтра воспользоваться попутным ветром, и встанут на якорь, то им же хуже, а он собственными глазами увидит утром результат ночной атаки. И посмотрит, насколько опасны эти шестовые мины, хотя сам зрел, как подрыв бочонка пороха под водой у борта моментально топит корабль.

Весьма запоминающее зрелище — о таком оружие он сам раньше как-то не думал. Но ведь если под стены вражеской крепости подкоп можно подвести и там мину подрывают для разрушения, то тогда почему такой нехитрый прием и на море не использовать?

Вся проблема была только в том, что под водой порох не зажжешь, можно только фитиль запалить в бочонке и крышкой закрыть, но сие ненадежно, гадать приходится. Но хитрое приспособление нашли химикусы — стеклянные трубки с кислотой, обмотанные тряпками, пропитанными раствором и высушенные, от разбития вспыхивают ярким пламенем. Нужно только крепко ударить чем-то железным по стеклянному запалу, и внутри бочонка произойдет возгорание с взрывом. Задачу решили, не такая она и трудная, и полдесятка дубель-шлюпок с отборными командами превратились в первые миноносцы, теперь только атаку произвести удачную…

И сейчас, с высоты старой башни Петр Алексеевич внимательно смотрел за неприятельскими кораблями, что все же решились войти в лиман, пройдя входную узость, где было обилие отмелей и песчаных банок. Однако у турок были опытные лоцманы — три двухдечных корабля шли вперед уверенно, благо ветер был попутный, но верхние паруса все же убрали. Их сопровождала небольшая яхта, и парочка галер, капудан-паша выдвинул вперед авангард эскадры. По ним с Кинбурна и редутов не стреляли, да и не собирались этого делать — нужно было пропустить османов дальше, где на выходе разбросаны плавучие рогатки и стояли на якорях прамы, на каждом из которых стояло по три десятка убийственных 36-ти фунтовых пушек. Прорваться вглубь лимана турки не смогут, им не подойти к Очакову. Зато все свои корабли, а это добрая треть эскадры' могут потерять запросто — при встречном ветре им вернуться обратно по фарватеру будет невозможно, нет возможности развернуться. Галеры, конечно, могут взять их на буксир, и вывести из западни, но кто же им позволит такое сделать.

Прамы окутались густыми пороховыми дымами, и тут же с береговых батарей загрохотали пушки — бой начали русские, ведь до турок было чуть меньше версты и расстояние сокращалось. Османские линкоры стали отвечать, и белый пороховой дым укутал их плотной завесой. Однако опытным слухом Петр Алексеевич прекрасно понимал, что происходит — рев тяжелых орудий ни с чем не спутаешь, как и мощные взрывы бомб. И доносившиеся с моря звуки завязавшегося сражения говорили ему о многом — османы терпели сильный ущерб, их ответный огонь стал потихоньку утихать. Благо ветерок был свежий, дым вскоре рассеялся, и перед Петром открылась удивительная картина, поверить в которую было трудно.

— Ох-ти, мать вашу… Фортуна улыбнулась, в рот ее…

От удивления Петр Алексеевич выдал замысловатый «боцманский» загиб, не в силах поверить собственным глазам. Флагманский турецкий корабль горел погребальным костром, его постоянно сотрясали взрывы. И выглядел ужасно — борта проломлены тяжелыми ядрами и бомбами, языки пламени вырывались из-под палубы, а турки уже прыгали в воду, спасаясь от огня. Второй корабль наскочил на плавучую рогатку и, судя по всему, в пробоину сейчас вливается вода, так как он сильно накренился. И участь его теперь предрешена — через четверть часа сядет корпусом на дно, тут глубины всего до тридцати футов на фарватере. А вот третий корабль попытался развернуться, или капитан плохо знал здешний фарватер — на ходу вылетел на песчаную отмель, которых в днепровском гирле множество, даже целая Кинбурнская коса намыта. И чуть не лег на борт, плотно увязнув в песке. Теперь османские моряки даже стрелять не смогут — пушечные жерла или в песок уткнулись, либо в небо смотрят.

Наскочила на рогатку и одна галера, и теперь ей некуда деваться. Яхте тоже не повезло, заползла на песок, и теперь с помощью второй галеры турки отчаянно пытались сволочь ее на глубину.

— На абордаж их брать, на абордаж!

Петр Алексеевич закричал и затопал ногами, его охватила ликующая ярость, словно вернулась молодость, когда он сам принимал живое участие в «марсовых потехах», со шпагой в руке, не боясь смерти. Как тогда в устье Невы, где они с Меншиковым и преображенцами на лодках взяли на абордаж двенадцати пушечную шняву «Астрель» и бот «Гедан» о десяти пушках. И в честь этого события, первой морской победы на Балтике, он приказал отчеканить медаль с горделивой надписью — «Небываемое бывает»…

Карта Днепровского лимана — для морских судов практически непригоден для плавания, слишком мелководен. Позднее, после проигранной первой войны, осознав всю опасность после походов Миниха и Ласси, турки при помощи французских инженеров укрепили «узость» чрезвычайно — но сейчас у них не было времени, подвела самонадеянность…

Глава 38

— Пули и шрапнель девятнадцатого века против луков времен Батыева нашествия, регулярная армия супротив средневекового воинства. Это не бой — конкретное избиение пи минимальных потерях!

Алексей Петрович тихонько бормотал себе под нос, разглядывая ужасающую картину побоища, в котором, как сказал поэт, «смешались в кучу кони, люди». Действительно — самое натуральное избиение, когда подготовленные и хорошо выученные стрельцы, имеющие совершенные в этом мире фузеи и орудия буквально за каких-то полчаса сокрушили и рассеяли многотысячную конную массу, наведя на крымчаков животный ужас. Сам он, понятное дело, только наблюдал, не царское дело полками командовать и тем более самому в драку лезть, на то у него генералы есть, ему присягнувшие и жалование от казны получавшие, привилегии имеющие, и милостями самодержца осыпанные. Так что полками ворвавшейся в Крым армии командовал генерал-аншеф Миних, очень дельный военачальник, умный и опытный, одним из первых еще до воцарения оказавший ему услуги.

Да и стоявшую в Карканитском заливе флотилию возглавлял капитан-командор Бредаль — норвежец, как и старик Крюйс, что не захотел оставаться в Петербурге, и отпросился в Азов, мотивируя тем, что тамошнее море отлично знает, и опыт его пригодиться может. А вот генерал-адмирал Апраксин остался надзирать за северной столицей — одряхлел совсем Федор Матвеевич, хотя на шесть лет моложе Крюйса — но старый пират на удивление крепок, а в свои крайне почтенные 74 года умирать вроде не собирается, и ума не лишился, далеко ему до старческого маразма, слишком деятелен. Однако Азовской флотилией поставлен командовать вице-адмирал Наум Сенявин, но на него Крюйс нисколько не обиделся, хоть и в адмиральском чине пребывал. Воспринял решение царя как должное, не посетовал.

Новые фузеи, калибром всего в пять линий, то есть в полдюйма, даром что гладкоствольные, но пулей Нейслера уверенно били на шестьсот шагов, причем достаточно точно, если цель была слитная, вроде шеренг пехоты или конной массы. Причем калибр самый минимальный из ныне существующих, еще десять лет назад в армии были ружья от шести до девяти линий. Удивительное царило разнообразие, от которого за десять лет так полностью и не избавились, слишком дорогое удовольствие вышло для казны от введения единообразия. Большинство фузей и пушек удалось сбыть союзникам — вначале «ливонцам» и «шведам, потом казаков до зубов вооружили, теперь молдаванам 'кредитовали» двадцать пять тысяч фузей и три сотни пушек, сбыв большую часть остатков на складах, но многое еще оставалось в запасных батальонах и крепостных арсеналах. Но оба оружейных завода уже вывели производство на полную мощность, так что потери в войсках будут полностью восполняться, а там дело до формирования новых пехотных полков дойдет, а с ними и резервных батальонов.

С артиллерией тоже имелись проблемы — новые медные полупудовые и четверть пудовые «единороги» имелись только в полевых батареях, пудовые в осадной артиллерии. Всего три калибра, и все для гаубиц-пушек — унификация была предельно практичная, ведь ядра, гранаты и бомбы отливали из чугуна на демидовских заводах. А вот старые пушки оставались в крепостях, заменить их было нечем, может быть лет через двадцать, никак не раньше. А вот флот получал исключительно чугунные орудия новых отливок, относительно дешевые, пусть и весившие намного больше — но так ведь не по полю боя их таскать, на корабельных палубах стоят, на них вес не так важен. Вот только корабли под них строить — так вообще растраты чудовищные, двадцать тысяч рублей золотом каждый обойдется, а их для Черноморского флота не меньше дюжины нужно, а лучше два десятка.

Война с турками будет долгая и кровопролитная, Оттоманская Порта сейчас сильнейшее в Европе государство, хотя закат ее начался, хиреть будет и слабеть с каждым годом, пока через двести лет ее не раздерут в клочья. Но есть нетривиальные способы борьбы, в этом мире пока не используемые — вот к ним и нужно будет прибегать.

Но то будет позже, а пока…

Алексей Петрович оторвался от гнетущих его мыслей — военные дела занимали лишь малую толику времени. Целыми днями он занимался делами куда более прозаическими, вот только эффективность и полезность куда как больше. Ведь имея знания из будущего, необходимо такой задел сделать, чтобы Россия получила сильнейший толчок в своем будущем развитии, а тут нужны школы с учителями и учебниками. И если первые можно построить в каждом большом селе, не говоря про города, ведь везде есть церкви, а при них грамотные батюшки, то вот с учебниками гораздо хуже.

Нет, он их с помощью супруги написал, по современному варианту, с упрощенным алфавитом, из которого изъяли лишние буквы. Хотя и церковно-славянскую письменность оставили, поступив по принципу — «богу богово, кесарю кесарево». Есть «Азбука» с картинками, «Словесность», «Арифметика» и прочие книжки для начальной школы, имеются и типографии, вот только нехватка бумаги жуткая, несколько мануфактур новых заложили. Но все равно не хватает, и чем больше народа к образованию привлекать, тем дефицит учебников будет только усугубляться. Одно хорошо — по всем этим книжкам учить можно лет двести, новшества в них вводить не потребуется — он все предусмотрел с уровня знаний конца ХХ века.

Со средней школой положение гораздо хуже — тут наспех подготовленным сельским батюшкой или «поповским сыном» не обойдешься, тут нужны хорошо подготовленные преподавательские кадры, те самые, что сейчас в «Славяно-греко-латинской академии» обучаются. И хоть число студентов удалось втрое увеличить, но все равно мало, так что открытие в прошлом году еще одной такой «академии» в Киеве, должно смягчить ситуацию. Ведь гимназии нужно открывать в каждом более-менее крупном городе — нехватка подготовленного и образованного чиновничества и офицерства жутчайшая. А еще нужны профессионально подготовленные инженеры и мастера, а потому «Политехникум» и «Торговая Палата» важность имеют первостепенную, и сеть ремесленных школ развертывать надобно, и «фазанок» при каждом заводе и мануфактуре. Те же Демидовы так и сделали — по их примеру теперь все заводчики, нарождающаяся буржуазия, тем же озадачена — ведь необходимо только к вольному найму работников прибегать, с «припиской» деревенек окончено. Так что все осознали, что на собственные кадры опору делать нужно, а кто не понял, того «вразумили» — государственный аппарат с Приказами и дьяками с подьячими для того и существует.

Впору волком завыть от растущих как снежный ком проблем — за одну ухватишься, три других следом вытянешь. И теперь он прекрасно понимал «родителя», что свои указы «кнутом писал», как метко подметил еще не родившийся классик, чьи произведения он вульгарно присвоил для внедрения в народные массы. Ведь сам по ним и учился…

— Господа воеводы, перед нами Крым — Перекоп взят с минимальными потерями, что во благо — ратников беречь надобно, они нам зело пригодятся, — Алексей Петрович обвел взглядом своих бородатых военачальников. Теперь сами иноземцы прекратили бритье по своей воле, никто их не принуждал — началась русификация, что только радовало. От заимствования иностранных слов тоже потихоньку отказывались, находя достойную замену, хотя и использовали порой, особенно в обучении — куда деваться, если в европейских странах они в постоянном обороте.

— Прошу всех запомнить накрепко — вернулись сюда всерьез и надолго, и мы должны навсегда избавить русские земли от разорительных татарских набегов. И став твердой ногой на берегах Черного моря, что в древности Русским именовалось, обрести счастливое будущее для державы нашей. А теперь рассмотрим диспозицию…

«Славяно-греко-латинская академия» — вот где еще можно взглянуть на прошлое…

Глава 39

— Вот здесь город будет построен, имя ему Севастополь отныне и навеки, а не Ахтиар по названию бухты, наилучшей во всем Крыму. Теперь татарских набегов более не будет, и нет нужды огромные деньги тратить на их отражение, редуты повсеместно возводить и засеки ставить, а там гарнизоны сильные и поселенные войска содержать.

АлексейПетрович вздохнул с нескрываемым облегчением — ведь фактическое присоединение Крыма к Российской державе произошло почти на сорок лет раньше отведенного историей срока, когда армия князя Долгорукого овладела Перекопом и отвоевала полуостров. Через двенадцать лет последовал манифест самой императрицы Екатерины II, уже юридически закрепивший итоги войны с Турцией. Сейчас он надеялся провернуть тот же «номер», ведь если раз получилось, и способ весьма успешным оказался, то почему же его повторно не использовать, если результат принесет.

Да и нет сейчас у крымчаков иного выбора, чем принять тот вариант, который он им предложил, ведь второй куда хуже — всеобщая резня, которые устроят калмыки с казаками, имевшие к татарам давние кровавые счеты. И это «людоловы» прекрасно понимали, потому что большинство успела массами откочевать за Днестр, в Буджак, или перебраться на кубанскую сторону, с помощью османов, что держали Керченский пролив. Пока держали, если уже не потеряли — армия генерал-аншефа Ласси ворвалась в Крым раньше, пройдя по Арабатской стрелке, и уже если не овладела Еникале, батареи которой закрывали вход в Боспор Киммерийский из Азовского моря, то осадила крепость. Сама Керчь имела «хилые» укрепления, так что сам город уже захвачен русскими войсками, в чем не было сомнения.

Татары и турки массами бежали из Кафы, Судака и Балаклавы, опасаясь вполне понятной для них и закономерной мести. Оборонять эти старые генуэзские крепости не имело смысла, их одряхлевшие стены просто бы не выдержали обстрела из осадных орудий. Но главное — османы не ожидали увидеть на Черном море русскую эскадру, что неожиданно вышла из устья Днепра. Да и на Азовском море как феникс из пепла снова возродился царский флот, благо сама крепость в устье Дона была разорена, и без помех удалось вывести корабли из реки в Таганрогский залив.

— Для султана станет неприятной новостью увидеть Андреевский флаг в море, что Оттоманская Порта почитала своим «внутренним озером». Но ты прав, сын — там, где наш стяг поднят, то оный не может быть спущен!

Подошедший Петр был весел как никогда, и привычно деятелен, взвалив на себя командование собравшимся в бухте флотом и постройку укреплений. «Родитель» прожил уже на четыре с половиной года больше, чем ему отведено было судьбой, и в свои пятьдесят семь лет помирать не собирался, и на болезни не жаловался. Возникло даже ощущение, что возвращаться в Ливонию новоявленный король не собирается, по крайней мере, в ближайшее время. Вообще-то, все хорошо знали, что тридцать лет назад Петр Алексеевич рассматривал Таганрог на берегу Азовского моря как будущую столицу, и расстался с этой идеей только после начала Северной войны, когда в устье Невы на чухонских болотах основал Санкт-Петербург.

— Благодаря тебе к осени у нас уже полудюжина линейных кораблей будет, «герр Петер», а в следующем году еще пара новых добавится. Так что кавалерии ордена святого и равноапостольного князя Владимира с мечами, лентой и звездою, ты достоин по заслугам своим, которые токмо наши потомки в полной мере оценят! А за победу над флотом османским жалую тебя первым кавалером ордена святого Георгия Победоносца второй степени, что токмо за победу над неприятелем и личную храбрость, в бою проявленную, дароваться будет, и более ни за что!

Алексей посмотрел на зардевшегося от похвалы отца, несколько смущенного. Награду заслужил, что тут скажешь, и виктории добился куда более значимую, чем ту, что в устье Невы одержал, взяв на абордаж два шведских корабля. Так что и тогда орден святого Андрея Первозванного заслужил в бою, так и сейчас красной ленты с крестом и звездой, на которой девиз значимый начертан — «польза, честь и слава». Тут Алексей решил не искать нового, а воспользоваться опытом той же императрицы Екатерины, да и подготовился к будущим награждениям за два года, заранее изготовив орденские знаки для награждения отличившихся.

И вот повод надлежащий нашелся!

Действительно, у Кинбурнской косы один турецкий корабль пушечным огнем испепелили, а два на мель севших, захватили лихим наскоком — османы их даже не взорвали. Заодно взяли трофеями яхту и одну галеру, вторая успела уйти, вырвавшись из западни. Капудан-паше выводы должные не помешало бы сделать, и уйти на всех парусах. Так нет, встала турецкая эскадра на якоря ночью у острова Березань, где была атакована вышедшим из лимана «москитным флотом». И первая в этом мире минная атака принесла ошеломляющий успех — два османских многопушечных корабля потоплены на мелководье, осев днищем на отмелях. А еще один поврежден подрывом, и приткнулся к берегу. Так что вся эта троица чуть позже попала в список долгожданных трофеев, на которые никто вначале и не надеялся.

Утром турок атаковали вышедшие из лимана бриги контр-адмирала Зотова, и следовавшие за ними скампавеи и дубель-шлюпки. Того самого капитана, что «добрый почин» на Балтике в свое время учинил, захватив в бою три шведских корабля. И теперь добился оглушительного успеха — один корабль был взят на абордаж, и сменил владельца, пара других уничтожена пожарами, что вспыхнули от попаданий зажигательных бомб, самопальным напалмом оснащенных. Правда, все тут же начинку именовать стали легендарным «греческим огнем», настолько было велико потрясение от увиденного зрелища. Теперь можно было не сомневаться, что не пройдет и месяца, как о том будет известно всем турецким морякам, и прыти с храбростью у них резко поубавится, как и желания пойти на драку.

Кому захочется заживо сгореть в адском пламени?!

Так что три корабля сейчас спешно ремонтируют и перевооружают на 24-х фунтовые орудия разных «плепорций» — на каждом будет от 44-х до 62-х стволов, по нынешним меркам убийственных. А еще столько же кораблей после заделки пробоин дотащат на буксире до Николаева, и там примутся за работы с последующим перевооружением на русские пушки и карронады, так же в двадцать четыре фунта — линия на единообразие проводилась жестко. А вот новые корабли, которые будут построены, получать уже 36-ти фунтовые орудия, максимального в это время калибра.

Растрогавшийся Петр стиснул его в своих объятиях, раздались ликующие крики многочисленных очевидцев этого зрелища — окончательного примирения отца и сына. Алексей, посапывая от родительской хватки, подумал, что русские люди отходчивы сердцем — сейчас бывшему царю простили все его жестокости и «выкрутасы», совершенно искренне обрадовавшись «возвращению блудного отца», если перефразировать библейский сюжет.

— А захваченные в Днепровском лимане корабли назвать в честь взятых нами турецких крепостей, дабы слава от этих побед так запечатлена была, — громко произнес Алексей, когда объятия разжались. И тут же сделал характерный жест, понятный стоящему рядом молодому князю Александру Куракину, который приходился ему двоюродным братом по матери. Тот уже держал на вытянутых руках ларец с грамотами и орденскими знаками, коими следовало незамедлительно наградить «герра Петера», благо момент для этого самый подходящий…

Морское сражение в Днепровском лимане…

Глава 40

— Ох и добрый ты человек, Алешка, хоть и царь. Всю рвань эту запорожскую в Днепре утопить надобно, а не новую Сечь им устраивать! Мороки сколько на мою голову! Мало их прошлый раз порубили, изменников неприкаянных, когда урочища разбойничьи огню предали мои драгуны!

Меншиков в ярости пнул ботфортом барабан — тот загудел, отлетев в сторону. Фельдмаршал прошелся по походному шатру, изрыгая ругательства — запорожских казаков он ненавидел.

— Да с ногайцами и татарами ты больно ласков, их всех вырезать за набеги надобно, а ты этих людоловов прощаешь, если тебе присягу приносят. Не понимаю я тебя, Алешка, не понимаю! К чему доброта с теми, кто предать в любой момент может, если случай подходящий настанет?!

Меншиков остановился, раздраженно взмахнул рукою, поднял кожаную флягу и присосался, дергая кадыком — терпкое красное вино «светлейший», как и другие, поглощал в неимоверных количествах. Вся армия, даже неприхотливые шведы давно уже не пили сырой воды, да и дураков не находилось. Тех, кто это делал, давно на свете не было — помирали в корчах, в обгаженном исподнем. Полковые лекари каждое утро осмотр делали заголявшимся солдатам, заставляли тех задницы свои показывать. Даже его, фельдмаршала, тайно в палатке постоянно осматривали, с водой здесь совсем неладно — кто пил некипяченую, того желудочные хвори одолевали, а оно понятно чем заканчиваются — кровавым поносом. А такие солдаты не нужны, от них болезни к здоровым служивым передаются. Потому заболевших ослушников под карантин сажали, на верную погибель в полной изоляции, под строгим караулом. А ведь так до морового поветрия недалеко, больно край погибельный, хотя щедрый на урожаи — земля тут благодатная, теплынь, холод только зимой наступает, да и морозы редки.

— Фу, хорошее вино, — Александр Данилович отдышался и выловил из миски с уксусом колечко маринованного лука, снова накрыл крышкой. Закусил, от безмерного употребления вина послевкусие оставалось. А так лучком закусил, и хорошо, можно еще и зубец чеснока съесть вдобавок.

Прислушался — по стенам Исакчи не переставала бить осадная артиллерия. Султанскую армию наголову разгромили под Фокшанами, Карл обрушился на лагерь внезапной атакой, действуя как всегда быстро и решительно. Забросали турок бомбами из орудий, а мушкетный огонь рассеял татарскую конницу. «Повелитель правоверных» султан Ахмед бежал, бросив свои войска, османов долго преследовали и вырубали. Однако, к удивлению несказанному, турки воевать не прекратили — засели гарнизонами в дунайских крепостях, получив подкрепления и решив отбиваться. Теперь каждую из них придется брать с боем, на долгую осаду ни сил, ни желания не имелось. Да и проще так — стены крепостей старые, бастионов османы не возводили, да и зачем им фортификация, если в глубоком тылу оные находились, и угрозы ранее не было. Ведь ни поляки, ни тем паче русские к ним даже не могли приблизится, лишь восемнадцать лет тому назад генерал ренне лихой атакой своих драгун Браилов на шпагу взял.

Так что лучше тысячу–другую солдат при приступе потереть, разнеся дряхлую куртину пушками в щебенку, чем в осадных окопах от болезней загибаться под жарким небом. Гарнизон Исакчи истребить придется, раз сдаться отказались, шельмецы, заявив, что скорее луна в дунай опустится. Что ж — сами выбрали свою судьбу, Каролуса такие поносные слова взбеленили. На послезавтра штурм объявлен, все служивые этому приказу шведского короля только радуются, ведь город им на три дня даден будет на поток и разграбление, вот где потешат свою душеньку.

А там и дальше — на очереди Браилов, Измаил и Килия. Три оставшиеся по Дунаю османские крепости, овладение которыми настоятельно необходимо. И сейчас намного проще это сделать — в Днепровском лимане эскадра капудан-паши частью истреблена «мин херцем», часть захвачена — славная виктория достигнута, жаль, что его там не было. А гребной флот под Андреевскими флагами в Дунай вошел, на трех десятках малых судов припасы всевозможные подвезли, теперь армия ни в чем не нуждается, и главное — осадный парк имеется, пороха, ядер и бомб в достатке. И еще запорожские казаки, что в Алешках скрывались, на стругах пришли — их набралось до трех тысяч ослушников, на этот раз уже крымскому хану изменивших, и на сторону единоверцев перешедших. Вот им царь Алексей Петрович все дунайские плавни, весьма обширные, под заселение отдал, будут на островах теперь жить, в вечной сырости, под постоянной угрозой истребления — османы их в покое не оставят, вырежут всех поголовно.

И правильно сделают — изменников прощать никак нельзя, тут султан в своем праве месть жестокую вершить!

— Хотя… Быть не может…

Меншиков неожиданно осекся, подумал, хмыкнул, и жизнерадостно рассмеялся, хлопнув себя ладонью по лбу.

— А ведь ты не прост, Алешка, ишь что удумал — теперь казаки изменники будут твои новые земли защищать. Ведь мы твой, как ты сказал — «максимум» исполнили, до Дуная дошли, и тут граница будет. И пусть ее охраняют запорожцы — первыми бой принимают. Надо же что удумал — врагов государевых в драку долгую вовлек!

Александр Данилович прекрасно знал, что главной целью войны является захват Крымского ханства и всего «Дикого поля» — к решению этой задачи приступали все русские цари, но получали афронт — Васька Голицын до Перекопа еле дошел и отступил, даже «мин херц» получил от османов жестокий урок в своем походе на Прут. А вот у Алешки все получилось, так он десять лет кропотливо к этой войне готовился, целую коалицию сколотил, и наемные войска к своей выгоде использовал. Ведь Каролус султана разбил, крепостями овладеет, потому что зело упрямый, а все плоды викторий царю московскому достанутся. И господарь Молдавии отныне под его державной рукой пребывать будет, и запорожские казаки тоже.

— Хитер, Петр Алексеевич в тебе ошибся, но зато не зря считает мудрым правителем. Всех заставляешь в свою дуду гудеть, и свояка, цесаря австрийского, и Каролуса шведского, и «короля ливонского», и меня грешного — ведь ничего кроме шишек не получил.

Тут Александр Данилович по своему обыкновению сильно преуменьшил свои доходы — ведь два бочонка золота набил, монетами и украшениями всяческими. И десять тысяч червонцев от царя получил, и еще всякого барахла набралось полсотни возов. Фельдмаршал прищурился как довольный кот, подсчитывая привалившее ему богатство, но неожиданный шум заставил его немедленно выйти из шатра.

И первое, что он увидел, были бледные как смерть шведские драбанты, телохранители Карла XII, что на руках несли своего короля — потертый синий мундир сразу бросился в глаза, и липкие от крови длинные, соломенного цвета волосы. Все стало понятно, когда подошел ближе — в висок королю вошла пуля, были видны белые осколки кости из убийственной раны. Карл был мертвее мертвого, поплатился за свою обычную горячность. Отправился осматривать турецкие укрепления, слишком близко подъехал к стенам, презрев опасность, а у турок оказался умелый, и главное удачливый стрелок, что ухитрился так ловко сразить короля. И теперь он стал главнокомандующим, как старший в чине, и ему принимать решение.

— Штурм начнется завтра с утра, — поджав губы, с яростью произнес Меньшиков, посмотрев на окруживших тело своего короля мрачных шведов. — Истребить весь гарнизон подчистую — пусть придет отмщение!

Страшная штука — штурм крепости…

Глава 41

— Если большой кусок в рот запихать, то им запросто подавиться можно. А ликвидация всего Крымского ханства как раз и есть такой случай, отец — и костью в горле стать может, а если в желудок пропихнем, то «переваривать» сии владения лет двадцать нужно. И лишь потом путь на юг снова открыт будет — и дорога прямая через море на сам Константинополь. А без взятия оного смысла нет — это как перед дракой одну руку себе связать.

— Вот ты что удумал, Алешка, — задумчиво протянул Петр Алексеевич, покуривая папиросу — странно, но царь стал отказываться от своих любимых трубок, и благодаря ему коробками с надписью «Царские» стали прочно входить в обиход во всех ливонских городах. А табака на черноземах можно вырастить сколько угодно, и любую травку добавлять в качестве ароматизаторов, как в его любимое «Золотое Руно». А ведь кроме табака есть еще и кукуруза и картофель, а теперь еще подсолнечник с сахарной свеклой к ним добавятся, благо селекция их давно ведется, и результаты позитивные достигнуты — больше десяти лет ведь прошло.

— Решил «императором Востока» стать, на манер свояка Карла?

— Именно так, «герр Петер», токмо тогда с нами считаться будут. И не входить в альянс с католическими и протестантскими странами — для них никогда мы своими не станем, иной у нас менталитет, учено выражаясь. Идеология тоже иная — они на путь захвата колоний перешли, и наши земли таковыми тоже считают. «Диковатые» мы для них отец, «варвары» — и таковыми навсегда останемся. А раз дружбы быть не может, разная у нас вера и восприятие жизни, то пусть боятся. Но то со временем придет, когда они нашу настоящую силу увидят. Вот тогда страх животный у этих разбойников будет, что за счет ограбления народов и земель чужедальних, свое богатство обретут. А оно нам надо с такими нехристями дружить?

Алексей зло усмехнулся, они с отцом стояли на вершине горы Митридат, перед ними раскинулась голубая гладь Керченского пролива, что в древности именовался Босфором Киммерийским. Сам город с крепостью Еникале был занят русскими войсками, в обширной гавани уже стоял подошедший от Таганрога Азовский флот — мачты кораблей тянулись к небу. Да и Тамань, что виднелась на другом берегу пролива, была уже занята высадившимся десантом — без овладения этим стратегически важным полуостровом позиции на проливе были бы шаткими. В подзорную трубу были хорошо видны возводимые на Тузлинской косе укрепления, вход в пролив прикрывали стоящие на якорях прамы — плавучие батареи.

Так что вице-адмирал Сенявин обустраивался тут всерьез и надолго, а вот старик Крюйс пребывал в Таганроге, где спешно подготовили к выходу два новых тридцати пушечных фрегата, спущенных по Дону от Воронежа. Да в самой Керчи захватили попавший на банку турецкий трехмачтовый корабль — сейчас тот спешно перевооружали на русские 24-х фунтовые пушки, и уже переименовали в «Керчь». Рядом выстроились полдесятка бригов, на палубах были видны маленькие фигурки снующих матросов. Эскадра торопливо готовилась к переходу в Севастополь, дожидались только прибытия долгожданного подкрепления, крайне необходимого.

— Фрегаты «Гото Предистинация» и «Крепость», как видишь, я твои названия сохранил — тут преемственность соблюдать нужно. И покрепче построены, чем «пращуры» — бортовой залп у них в три с половиной сотни фунтов. И еще шесть таких к следующему лету доведены будут до готовности, и по Дону спущены, как лед на реке сойдет. Вот только с командами плохо — трофейных кораблей взяли больше, чем подготовили команд для них.

— Я уже отписал в Кенигсберг и Ригу — полудюжину старых кораблей разберут, а экипажам велел сюда немедленно переправить. До Витебска доберутся, а там им сплав по Днепру на барках, пока до зимы далеко. И с галерами также — к чему мне их содержать. Так что с моряками добрыми вскоре будешь, чего нам считаться меж собой.

— Считаться, действительно не стоит, и не только нам, но и тем кто править потом будет. Мыслю, Ливония твоя должна частью державы Российской быть, но для всех католических и протестантских стран вроде самостоятельной считаться. Вот я огород разбил, а у соседа скотина на него постоянно лезет. И что мне палку в руки брать и каждый раз ее отгонять?

— Замучаешься отгонять, каждый раз палкой махать замаешься. Легче ограду крепкую поставить, али соседа избить и скотину его отобрать.

— Хм, мысль у тебя дельная, токмо со всеми соседями не сладишь. Легче забор поставить, чтобы соседушки его за свой принимали.

— Ты на что намекаешь, Алешка?

— На Ливонию твою, пусть они ее за свою ограду принимают. А на самом деле в державе нашей она будет — я с братцем Петром Петровичем на этот счет толковал. Народец в Ливонии разный, но чухонцев больше всех — эстонцев, латышей, те же ливы и жмудины. И немцы над ними верховодят, местные остзейские бароны, да горожане ганзейские. В Кенигсберге хоть и германцы заправляют, но пруссов много живет, да кашубы в Померании твоей — те уже славянского корня. Русский люд тебе заселить надобно, и числом побольше, а местных сюда переселять потихоньку — пройдет столетие и все нашими подданными будут. Потому чухонцев грамоте токмо нашей учить, и церкви православные исподволь строить, приохочивать потихоньку. «Разделяй и властвуй» — так в древнем Риме говорили. Порознь их всех держать тебе надобно и русскими делать потихоньку, немецкое влияние уменьшая. И это одна ограда, от балтийских соседушек.

— Интересны твои планы, сын мой. А с ляхами что делать будем? На их земли все соседи, и я с тобой тоже, глаз положили?

— Не делить их нужно, пусть живут и в страхе пребывают, что им очередную дележку устроят. Пока не стоит этого делать, но пока. А так пусть прусский король и австрийский цесарь их к своим рукам приберут, а мы православных на Волыни и части Галиции, да все Подолье под свою руку возьмем. Там я вторую ограду поставлю, гетмана туда переселю. Вот только дележку в этом случае устраивать не нужно — нецелесообразно. Такая Речь Посполитая от нас токмо зависеть будет.

— Прусский король зело недоволен на нас, с ляхами в альянс войти сможет и войну начать. Или сын его…

— Начнут, им иначе нельзя — но если мы сами промашку дадим. За прусское наследство нам держаться всеми способами нужно, в том сила будет. А Бранденбург постоянно осаживать, никогда не давать ему силу набирать. Чуть что — по голове бить крепко. Иначе со временем он все германские земли под себя подгребет. А нашим потомкам такой сосед разве нужен?

— Совсем ни к чему, — мотнул головой Петр, соглашаясь. — Ладно, понимаю теперь, для чего тебе Молдавия нужна, а потом валахи с болгарами. Но то дело долгое, на десятилетие растянутое — слишком сильны турки.

— Сейчас сильны, потом ослабеют — надорвались они уже. А наша сила здесь, — Алексей топнул ногою, — тут железа под ногами уйма, сам видел. Железо и школы — вот она главная основа, а с черноземами население и удесятерить можно, все прокормятся. Железа много нужно, очень много — оно есть станки, инструмент, утварь, оружие. А тут его легче всего добывать и плавить. Ты ведь правильно хотел столицу в Таганрог перенести, места благодатные — но преждевременно такой шаг делать. Нужно вначале Константинополь взять, а то лет через двадцать получится, когда силу наберем… Крымское ханство уникально тем, что на протяжении трех веков его истории главной экономической составляющей являлась работорговля. Основой жизнедеятельности населения были постоянные походы на север (печально знаменитый Изюмский шлях один из ежегодных «маршрутов»), в Речь Посполитую и Московское царство, где «людоловы» оставили о себе неизгладимую память…

Глава 42

— Думаю, если нынешним летом османы Белград обратно у цесарцев не отобьют, то мира запросят. Если мы, конечно, на море не оплошаем, а также все дунайские крепости за собой удержим, когда к ним басурмане приступят. Думаю, что удержим, обязательно за собой оставим. Гарнизоны там многочисленные, припасами всяческими обеспечены, да в дунайских плавнях беглых казаков запорожских множество. Отобьемся… По крайней мере подкрепление нужно будет немедленно отправить, если надобность в нем будет. Ты, чай, полки успеешь собрать, Иван Федорович?

Алексей внимательно посмотрел на тестя — Ромодановский постарел, обрюзг, раздался вширь — ходил тяжело, опираясь на посох. Года прожитые никого не щадят — но старик крепок, как дуб, и Москву в руке своей держит накрепко, в «государевой думе» всеми делами управляет. Ох и грозен князь-кесарь, у такого не забалуешься.

— Двадцать тысяч войска собрано, а на литовскую границу башкир и татар пошлем. Против османов их отправлять нельзя, единоверцы, а ляхов или литвинов бить станут, если те воевать попробуют, на измену пойдя.

— Не думаю, они Хотиным до сих пор не овладели, народ только извели в траншеях. Сикурсу от нас сами просят — король то зятя своего Карла прошлым летом лишился, теперь без поддержки. Нет, не станут ляхи с нами воевать, сами бояться теперича. Ливонцы ведь рядом совсем, чуть-что и ударят в спину, если они на нас пойдут. И цесарь Карл им помогать не станет, наоборот, свою долю польского пирога потребовать может. Как и прусский король Фридрикус — тому уже сейчас неймется.

Алексей Петрович подошел к изразцовой стенке печи, положил ладони — от кирпичей шло тепло. Крещенские морозы лютовали, и он прихварывал немного, недомогал. Хотя успел вернуться в Москву еще до того, как Дон стал льдом покрываться. Сам внимательно осмотрел Воронежское адмиралтейство, верфи в Таврове обошел, не нужно всецело доверять докладам. Часть кораблей уже была построена и оснащена, другие лихорадочно строили, их корпуса возвышались гигантскими скелетами, шпангоуты ребрами доисторических животных торчали.

Так что к лету два десятка бригов начнут каперством на Черном море заниматься, докуку туркам устраивать — османы в напряжении постоянно будут. Флот сейчас самое главное — именно его наличие заставит султана Ахмеда на мир пойти, потому что выход из Босфора запереть можно запросто. А в генеральной баталии преимущество будет за русскими кораблями — канониры османские стреляют плохо, подготовка топчи совсем скверная, хотя в отваге им не откажешь. Но так ведь не храбростью единой победа добывается, умение важно, как и добрые пушки.

— Десять тысяч семей по весне начнем отправлять на юг, вдоль речек селить. И дворянам поместья выделим, всем усадьбы будут, государь. Скот татарский поделим, инвентарь и скарб дадим — у меня все заготовлено заранее. А со временем «Дикое поле» таковым быть перестанет, лет десять на то потребно, вряд ли больше. Денег в казне достаточно, звонкой монетой на три миллиона злата-серебра припасено.

— Маловато для свершений наших…

— Так ведь подати по весне соберут, вдвое больше будет, и на расходы хватит, жалование всем приказным и служивым выплатим, — степенно и рассудочно отвечал князь-кесарь, и в его словах можно не сомневаться, так оно и есть. Финансовая система с появлением уральского и витимского золота стабилизировалась, количество червонцев и рублей в обороте увеличилось с каждым годом, да и алтайское серебро пришлось как раз — Демидовы ухитрились увеличить его выплавку. Так что полтин с гривнами тоже хватало, благо в обращении копейки и алтыны из мельхиора широко использовались, и обмен на золото по первому требованию в меняльных конторах производился — а таковые теперь в каждом городе имелись.

— Людишки нужны — по Кальмиусу и Донцу «горючий камень» добывать нужно, и кокс делать, как я указывал. А тот в Керчь на дощаниках отправлять и железную руду там плавить. Завод поставить нужно, мастерские во всех городах крымских. И народец туда отправлять — корень русский должен быть там в силе. Тот же Корчев раньше Тмутаракани принадлежал, а оно нашим княжеством с древности было. Да, вот еще что — туруханскому голове отпиши, что кочи в губу пришедшие, ему надлежит в путь отправить, как на Енисее лед сойдет. Лето короткое, должны успеть пройти к востоку, и до устья Лены добраться, тамошним приказным о том знать дадено. А в Архангельск отпиши — пусть еще три коча готовят к плаванию в Студеное море. И наказ дай добраться до Камчатки за два лета — и железа пусть больше возьмут, командор Беринг корабли строить будет.

Алексей остановился — вот уже третий год как поморы устремились на восток по его наказу. В Обскую губу и в устье Енисея добирались пусть и с затруднениями, но так раньше туда хаживали порядком. Пока торг в «златокипящей» Мангазее был. А теперь Туруханск ее заменил, оттуда по Тунгуске до Чечуйского волока добирались, а оттуда на Лену. Но перевалить через мыс Челюскин (который пока не существовал) никому из поморов не удалось, лед мешал. Однако путь на восток был, и о том ведомо — новгородцы ходили в древности. Так что СМП нужно осваивать, вести грузы до Охотска и Камчатки на повозках то еще удовольствие, и дорогое по стоимости, и два года пути занимает. Да и люди мрут от тягот столь дальнего путешествия на многие тысячи верст через бескрайнюю Сибирь.

Надеяться на Петра Алексеевича не стоит — его курляндцы пока только до Индии добрались, где у датчан и шведов фактории имелись. Но англичане с голландцами давят, им конкуренты ни к чему. Дальше путь намного труднее — через китайские моря, где сильны португальцы и испанцы. И там нужно как-то обустраиваться, гаванями собственными обзаводится. Иначе до Камчатки не добраться — слишком далеко туда плыть — через три океана. Так что сейчас послам указание дано с испанцами договорится, и от пролива Магеллана попробовать через Тихий океан добираться. Хотя дело вряд ли выгорит, но шансы есть, если постоянно экспедиции отправлять…

— С весны в Киев поеду — пора с гетманщиной заканчивать, не нужны там казацкие порядки, нам они без надобности. На правобережье переводить полковых нужно, кто по собственному желанию похочет, а остальные или пусть служат как все дворяне, там, где нам нужно, или в податное население переходят. А то непорядок, все лямку тянут, честно служат, а они при жинке, при наливках, да в хуторах своих. Устроили себе поселение по месту службы, прах подери! Из слободских полков гусарские формировать по пять эскадронов из рекрутов — намного пользы больше будет!

— Пора, государь, с вольницей кончать — от панства их привычке, а нам служилые люди надобны, — Ромодановский нахмурился, князь-кесарь давно ему указывал, что изменников хватает, падких на «шляхетские вольности». — А в Киеве лучше мне быть — всех к порядку призвать, и пусть «уложение» примут, а то виляют постоянно. По санному пути быстро домчусь…

— В Москве лучше будь, Иван Федорович, без тебя есть кого отправить. Полки там надлежит собрать, да на Дунай двинуть, если потребно. В мае в Крым поеду, там с Петром Алексеевичем встречусь — он сейчас в Кенигсберге пребывает. Флот в море выводить надобно, «прогуляться» до Босфора, если турки сейчас от мира откажутся. Тогда пусть на себя пеняют — наше дело предложить. Но, думаю, сила у нас будет, куда им деваться — Алексей остановился, потер пальцем переносицу. Думал в Москве отдыхать, с супругой миловаться, с детьми поиграть, но нет — каждый день дела и дела. То в «академии» лекции читать и занятия со студентами вести, то в думе сидеть, вершить там государственные дела. А еще по Приказам ездить, на Монетный двор, в Тулу на новые ружья и пушки смотреть — такое ощущение порой возникало, что специально работой «нагружают», хотя без него вполне справляются надлежащим образом…

Карты Крыма имелись вполне подробные еще при царе Алексее Михайловиче…

Глава 43

— Как только рельс этих будет у тебя в достатке из керченского железа выплавлено, мне отдашь. Тоже хочу конку сделать от Ревеля до Кенигсберга, дабы в зимнее время связь между всеми моими городами прочную иметь. Да и дороги в Ливонии у меня скверные, а тут у тебя диво дивное — не только день, ночь ехать можно, в вагончике тепло, читай и бумаги пиши, а хочешь, так спи на кровати. Да и две сотни верст за одни сутки проделать очень много, да еще без постоянной тряски на ухабах то наших, когда со стороны в сторону в возке мотает. Так дашь мне рельс этих, из нового чугуна?

— Как только так сразу, «герр Петер» — но мыслю лет через пять, никак не раньше. Пока угля наготовим, через Азовское море перевезем, да руды побольше накопают, да домны поставят, на все это много времени нужно. Да и тебе они отнюдь не сразу потребуются — насыпи сделай заранее, воду отведи — у тебя там болота сплошные. Конные станции поставь через каждые полсотни верст, шпалы для укладки подготовь, да обработай их, вымочи хорошо, чтобы не гнили. Да еще работники нужны умелые, вагончики и платформы надо заблаговременно сделать в большом числе, битюгов своих спешно разводить, чтобы грузы по дороге железной тянули. Учти, покупные очень дороги, лучше своих коней выращивать. Видишь сколько сделать заранее нужно, как раз лет на пять и выйдет.

Отдавать родителю рельсы Алексею не хотелось до жути, себе не хватало, на каждую версту приходилось разнарядку особую верстать. Слишком дорогое удовольствие выходило, на погонную сажень узкоколейки пять пудов чугуна уходило. Пока конками только важные волоки между реками стягивали, для транспортировки и перегрузки со стругов и дощаников. От Волги и Двины на Днепр, у Царицына еще самый важный волок, в узком перешейке от Дона до Волги. А вот в привычном понимании железная дорога была только одна — от Москвы до Тулы, с будущим строительством до Воронежа. И денег на нее ушло много, и даже он сам не раз жалел о тратах.

Да еще через Уральские горы Демидовы сами железную дорогу строили, что должна была связать приток Камы с Тоболом. И это все — на большее у государства не хватало ни сил, ни средств, ни железной руды, хотя на Урале ее нашли в достатке. Вопрос только в цене добычи, по всем расчетам выходило, что керченское железо будет как минимум вдвое дешевле обходиться, да еще при несопоставимом уровне добычи, ведь в тут на юге работы могут вестись круглогодично открытым способом. Да еще западнее Кальмиуса, в устье этой реки сейчас строят город Мариуполь, тоже руду нашли в изобилии. В некоторых местах пласты к поверхности выходят, или почвой всего на аршин прикрыты, только разрыть остается.

Насыпи до Тулы и Воронежа сейчас возводили с умыслом — широкие, на два пути, с дренажем, перебрасывали капитальные мосты, благо речки на пути узкие. Расчет заранее делался на паровозную тягу в будущем, на первым образцом уже на Урале Демидовы трудились, должно получится лет через десять что-то путное, а там только серийное производство начать, и вовсю использовать, благо инфраструктура подготовлена заранее будет. А за это время от Москвы во все стороны перегоны пойдут — на Смоленск и дальше на Ригу, на Новгород и Псков до Нарвы. Про Киев и говорить не приходится, в идеале еще до Перекопа и Бахчисарая дотянуть. На Архангельск ветка нужна, а про Транссиб только мечтать приходится. Но если ежегодно по сотне верст «чугунки» укладывать, до за полвека сетью страну накрыть можно. Пусть и не «паутиной», слишком широкими будут «ячейки». Но за железной дорогой будущее, страна должна быть связанной круглогодично в экономическом плане. Навигация по рекам только в короткий летний период осуществима, а дальше жизнь просто замирает, на санях не навозишься, не те грузопотоки идут, «мелочные».

Так что именно конку, что должна была широко использоваться веком позже, потому что требовала огромное количество железа, Алексей и сделал ставку. Потому и отписал про Магнитную гору Демидовым, да на будущий Донбасс с Керчью нацелился. Но пока к работам только приступили, отдача только лет через пять пойдет, а с полной нагрузкой вообще через полвека, тогда и прибыль будет изрядная. А сейчас тяжко будет — работников и мастеров нехватка жуткая, и деньги нужны. А пока война идет — много не наскребешь, военные расходы значительные…

— Дороги, беда наша, отец, если вторую напасть в лице дураков не считать. Весной и осенью по нашим проселкам не пройдешь, летом дожди размыть могут. Лишь зимой санный путь пригоден, но случись метель, и все заметет. А вот конка круглогодично работать может, и в снег и дождь — лошадей перепрячь можно по пути, а смотрители рельсы в порядке содержать обязаны, каждый за две версты пути отвечает.

Про паровую машину Алексей даже «родителю» не заикался, а вдруг проболтается. Столь важное стратегическое преимущество нужно было пока держать в тайне, и лишь по мере накопления опыта, сделать технологический рывок, который лет на двадцать даст серьезное преимущество. Он ведь хорошо знал, когда англичане на шахтах первые паровые машины задействуют, а уже в начале следующего века к паровозам и пароходам перейдут. А пока англичане такое провернуть не в силах, хотя технологически им это легко сделать — вот только железо они в Швеции покупают, а лес и пеньку с парусиной на четверть из России везут, частью через ливонских перекупщиков. Петр с «гостями» из Лондона всегда приветлив, и позиции у него на «туманном Альбионе» крепкие — вроде союзником считается, хотя таковых у Британии никогда не было, одни вечные интересы.

— В море завтра выходим, ветер установился добрый. Так что до Босфора живо добежим, османам флаг наш покажем. Может тогда до султана дойдет, что медлить с миром нельзя, его войско и так везде побито.

Петр Алексеевич заговорил горячо, оглядывая стоящие в Ахтиарской бухте корабли Черноморского флота. Вроде и лет много, а все как дите — на подвиги тянет. Алексею выходить в море категорически не хотелось — страдал «морской болезнью». Да и незачем — пусть адмиралы воюют, к чему им мешать, если в морском деле ничего не понимает. Памятником на шканцах стоять не хотелось от слова совсем, лучше в Мариуполь отправится, посмотреть, как добыча железной руды началась. А воюют пусть другие, его задача сделать так, чтобы все готово к войне было.

— Без меня справитесь — помехой быть не хочу, — отмахнулся царь, и по взгляду «родителя» понял, что поступил правильно. Пусть до Босфора сбегает — дюжина линейных кораблей с фрегатами серьезная сила. Может быть, «визит» сыграет роль козырной карты, какую турки побить не смогут, или капли, что переполнит стакан.

Ситуация для Порты складывалась паршивая — войска императора Карла захватили Банат, а в Валахии уже бесчинствовала конница фельдмаршала Меншикова с казаками. В Добрудже с успехом воевал корпус князя Голицына, венецианцы один за другим захватывали города в Морее, и одержали у Крита блестящую победу над османским флотом. В том, что «Священная лига» дожмет Оттоманскую Порту, никто уже не сомневался, в том числе и сами турки. Да и старик Толстой готовился к будущим переговорам, что должны были привести к закреплению итогов войны. Но то временно — останавливаться на достигнутом никогда нельзя…

Русские дубель-шлюпки в бою с турецкими галерами. Именно они принесли первые победы Черноморскому флоту…