Прыжок в прошлое. Эксперимент раскрывает тайны древних эпох

3. Полевые археологические исследовании. Что происходит с оставленными вещами!

Ученый-историк ищет источники для своего исследования в архивах, где четко рассортированные и пронумерованные документальные материалы ждут его в картонных коробках. Задача археолога куда труднее. Наши источники (поселения, шахты, каменоломни, святилища, клады, захоронения, изделия из камня, дерева, кости, металла, стекла, а также следы пахоты, огня и т. д.) — во многих местах на земле и под землей. Во многих, но далеко не везде. Поэтому археолог прежде всего должен знать территории, где искать не следует.

Так, мы не станем искать палеолитические стоянки в тех районах, которые в далеком прошлом были покрыты сплошным ледниковым покровом. Не следует также забираться на вершины высоких гор или, напротив, спускаться слишком глубоко на морское дно, впрочем, последнее утверждение не совсем точно, так как существует подводная археология. Есть места, которые когда-то находились на поверхности и были густо заселены, а в настоящее время покрыты водой. Например, на месте пролива Каттегат 6 тысяч лет назад между Данией и Швецией существовал перешеек, имевший большое значение в миграции древних людей. В Доггер-банке у побережья Англии древнейшие вещи попали в рыбацкие сети. В прибрежных водах Черного и Средиземного морей скрыты остатки античных городов, которые ушли под воду в результате многовековых тектонических движений — опускания суши. Мы не можем также организовать поиски там, где пролегают дороги, стоят жилые дома, заводы, расположены аэродромы и другие современные строения.

Те древности, которые остались на поверхности, — наскальные рисунки, пещерные жилища, городища — мы находим сравнительно легко. Есть и такие районы, где с древнейших времен никаких геологических отложений не образовалось. Но таких мест очень мало, большая часть древностей тщательно укрыта землей. Найти их и извлечь оттуда — это целая проблема, в решении которой нам помогают зондировочный бур, геофизические методы, аэрофотосъемка.

Однако, если мы даже установим, что в данном месте скорее всего мы найдем древние вещи, нам предстоит еще их добыть. Наступает момент, когда главным действующим лицом становится лопата (недаром некоторые называли археологию «наукой лопаты» и считали ее самым важным инструментом археолога), или, иначе говоря. Начинаются земляные работы (раскопки), то есть полевые археологические исследования. В английском языке есть один краткий термин, определяющий эту работу, — «excavation».

К вещам, сохранившимся до наших дней, мы должны относиться с большим вниманием и тщательно фиксировать их положение, взаимосвязь с другими предметами и окружающей средой. Мы понимаем, что перед нами только незначительные остатки и следы, поэтому ни одна деталь не должна ускользнуть от нашего внимания, так как позже, при восстановлении общей картины прошлого, все они приобретут особую важность. Мы оказываемся в ситуации детектива, реконструирующего процесс совершения преступления по следам, оставленным преступником, притом преступником осторожным, стремившимся замести за собой по возможности все следы.

В отношении древности роль такого осторожного преступника играет время в союзе с природной стихией — водой, ветром, огнем, землетрясением… Попробуйте представить себе, что станется от вашего дома, если он будет охвачен пожаром. Исчезнут деревянная мебель, ковры, занавески, одежда, пища. Когда такой процесс уничтожения произойдет другим, более медленным способом, то мы получим примерно такой же результат, только намного позже. Железная консервная банка исчезнет через сто лет, алюминиевая — через пятьсот, полиэтиленовый пакет выдержит тысячу лет.

Разрушают вещи не только время и природные факторы, но и сами люди. Участники американской экспериментальной экспедиции, которые жили по способу индейских охотников, собирателей и земледельцев XVI века, пришли к очень интересным выводам. В течение трех недель ее члены разбили или потеряли 13 % всех вещей. Из них 10 % были изготовлены из твердого материала: камня, кости, ракушки, керамики, а 3 % — из мягкого сырья: дерева, кожи, тканей, которые подвержены быстрому разложению, 87 % вещей они унесли при переходе на другое место.

На место первых владельцев вещей приходили все новые и новые поколения. Старые бронзовые предметы переплавляли, камень старых прекрасных архитектурных сооружений разбирали нередко просто для постройки сараев. Именно на такие постройки ушел камень из сооружений эпохи Великой Моравии в Микульчице, Старе-Месте, Поганске (Южная Моравия, ЧССР. — Ред.).

Существует предположение, что от охотников раннего палеолита до XX века дошла одна тысячная доля вещей. Более щедрыми были уже люди позднего каменного века. От их материальной культуры сохранилось около 1 % вещей.

Столь незначительные следы поставили бы, наверное, в тупик и такого выдающегося детектива, как Шерлок Холмс. Однако известно, что бесследно ничто не исчезает! А современные археологи владеют методами, которые позволяют обнаружить даже самые незначительные следы. Но дело осложняется тем, что в большинстве случаев неизвестно, к чему эти следы относятся. Но и здесь находится выход.

Когда мы раскопаем остатки деревянного жилища, то перед нами откроется темное хаотическое месиво — угли, ямы, желобки. Остатками чего они являются? Ряд вопросов мы сможем решить, исходя из опыта предшествующих раскопок, но многие вопросы все еще остаются без ответа. Вспомним день 10 августа 1956 года, когда польские археологи сожгли реконструированный древний дом, чтобы исследовать остатки (следы) предметов, которые они создали собственными руками. К ним присоединились и другие исследователи, достигшие определенных результатов.

В Дании, в Аллерслеве, с 1958 года существует «неолитическая» деревенька из нескольких домов. Опорные деревянные столбы домов достигают более двух метров, стены сплетены из прутьев и обмазаны глиной. Экспериментаторы спокойно готовили на открыто очаге ужин. И вдруг — пожар! На крыше одного из домов появились языки пламени. Кто-то вел себя неосторожно и развел слишком большой огонь. Пожар потушить не удалось, в результате дом превратился в кучу золы и обгоревших бревен. Изучая следы пожарища, археологи обнаружили, что глина обмазки спеклась и оказалась обожженной на глубину 5 мм и полностью соответствовала спекшейся древней обмазке. Кровельные брусья превратились в тонкие палки.

После этого пожара уже никто не подвергал сомнению целесообразность искусственного уничтожения моделей древних объектов. Поэтому нам остается только поблагодарить неизвестного «поджигателя» и медлительных «пожарных».

В 1962 году датские экспериментаторы сожгли модель дома эпохи железа размером 14х6 м с жилой частью и отделением для скота. Каркас построили из вертикально вкопанных деревянных столбов, стены сплели из претьев и обмазали глиной. Все деревянные части пронумеровали металлическими бляшками, в разных местах установили термоэлектрические элементы, которые фиксировали температуру.

Внутри дома разместили копии деревянной и глиняной посуды и различных орудий труда. Пожар быстро захватил всю постройку, и она начала распадаться. Спустя 30 минут от нее остались только большие колья, торчавшие из кучи обугленного дерева и золы. На уровне пола температура достигала 900 градусов, а у стен — 700 градусов. Этого было достаточно для того, чтобы часть обмазки стен спеклась. Через шесть месяцев после пожара археологи исследовали пожарище и по металлическим бляшкам установили следов различных частей постройки.

Датские археологи продолжили свою экспериментальную серию. Они сожгли еще один макет дома эпохи железа. Во время пожара, столь же тщательно подготовленного экспериментаторы сделали несколько тысяч черно-белых и цветных снимков, а также записали данные о температуре. Но они тщательно исследовали только одну треть пожарища. При этом взяли много проб сгоревшего дерева, глины, золы и обмазки для химических, физических и других анализов. Оставшуюся часть пожарища покрыли десятиметровым слоем глины для последующих исследований. Эксперименты дали много нового, и уже на раскопках сгоревших настоящих домов эпохи железа можно будет установить множество следов, на которые раньше не обращали внимания.

Некоторые результаты таких исследований помогают объяснить появление сосудов со светлыми и темными пятнами. Вы, конечно, видели такие «рябые» сосуды в музеях. Если черепки от глиняных сосудов во время пожара покрыты травянистым дерном, то они чернеют, так как в данном случае происходит обжиг без доступа воздуха, то есть восстановительный. Другие черепки из того же сосуда могут принять красноватую окраску, если они находятся в среде с доступом воздуха, то есть происходит окислительный процесс. В местах, куда во время пожара с горящей крыши упал травянистый или вересковый дерн, археологи нашли почерневшие осколки. И наоборот, там, где упали части крыши из соломы или сена, они нашли красноватые осколки. После склеивания этих осколков получили сосуд с пятнистой поверхностью. Поэтому, найдя черепки различной окраски на древнем пожарище, археологи сейчас могут определить, из какого материала была сделана крыша.

От верескового дерна осталась беловатая зола, а от травянистого — красноватая. Глиняный пол во время пожара покраснел, и на нем появились черные очертания сгоревшего дерева. Опоры из дуба и ясеня также оставили различные следы. Нижняя часть столбов из дуба сохранялась частично и над полом. Столбы из ясеня выгорели даже на глубину нескольких сантиметров ниже уровня пола. Спекшаяся твердая обмазка с оттисками прутьев образовалась вокруг толстых столбов, где дольше всего сохранялась высокая температура. Примечательно, что большие брусья из крыши упали на ее сгоревшее покрытие. Интересный эксперимент поставили шотландские археологи, когда исследовали некоторые городища эпохи железа. Стены этих городищ были сложены из расплавленного базальта и остатков деревянных брусьев. Казалось, будто стены «остекленели». Как это произошло? В решении этой загадки испытал свою смекалку видный английский археолог Гордон Вир Чайлд. В старом угольном карьере его сотрудники построили четырехметровый отрезок оборонительной стены высотой и толщиной два метра. Вначале возвели две стенки из базальта, переложенного горизонтально уложенными брусьями. Пространство между стенками заполнили базальтовой крошкой и землей. Эту модель массой девять тонн обложили хворостом и подожгли. Стена горела очень бурно в течение тридцати минут. Спустя три часа рухнула внешняя, а потом и внутренняя стена. Заполнение раскалилось докрасна через пять часов и тлело двадцать часов. После охлаждения Чайлд установил, что осколки нижнего слоя остекленели и спеклись в твердую массу. В верхних слоях остекленела лишь часть осколков. Некоторые брусья оставили следы в расплавленной породе. Для того, чтобы произошли подобные изменения базальта, температура должна была достигнуть 800-1200 градусов. Результат эксперимента в сущности отвечал археологическому оригиналу, что подтверждает как правильность реконструкции оборонительной стены, так и причины возникновения остекленения.

Грандиозный эксперимент был поставлен в Великобритании в Овертон-Дауне в графстве Уилтшир и в Веренхэме в графстве Дорсетшир.

В Овертон-Дауне экспериментаторы построили в местности, где подстилающей породой был мел, копию древнего вала и рва. Ров выкопали с крутыми стенами и ровным дном. Вал построили длиной 21 м, высотой 2 м и шириной в основании чуть больше 7 м. От рва он был отдален больше чем на 1 м. Ров вверху имел ширину 3 м, внизу 2,4 м и глубину 1,5 м. Дерн из рва уложили в нижнюю часть вала (А). Глина второго слоя (В) вала также была вынута и рва. При дальнейшем углублении рва пришлось копать уже меловую основу. Полученный материал уложили в слои (С, D, E) вала, установив между ними отличительные знаки. И, наконец, экспериментаторы срезали стены рва под нужным углом и заровняли дно. Полученный материал уложили в слой Е вала и создали таким образом комбинированный слой Е/F. В самом валу и вокруг него положили различные вещи: сожженные и несожженные кости, предметы из кожи, дерева, кремня, керамики. Причем эти вещи положены с той целью, чтобы при последующих раскопках можно было установить, как изменятся их свойства и расположение в связи с выветриванием, разрушением и осадкой вала и рва. Эти раскопки запланировали посредством разрезов вала и рва шириной 1,5 м через 2, 4, 8, 16, 32, 64, 128 лет. Некоторые специальные исследования английские археологи будут проводить здесь и в более короткие интервалы.

Вам может показаться, что срок 128 лет, с одной стороны, слишком велик, а с другой — слишком мал. Среди археологов, конечно, не больше долгожителей, чем среди других ученых. Но поскольку археологи исследуют прошлое, они должны думать и о будущем, о будущих поколениях последователей, об углублении их знаний. А сто лет ведь совсем небольшой отрезок той толщи веков, которая нас отделяет от древнейшей истории человечества. Но и этот краткий отрезок даст ответы на целый ряд наших вопросов. Убедитесь сами!

Часть рва в Овертон-Дауне археологи исследовали уже спустя семь с половиной месяцев. Осыпь высотой 30 см покрыла углы дна и боковые стены. Середина рва оставалась еще чистой. Спустя 20,5 месяца слой осыпи со стен достиг уже метровой толщины. Верхние дерновые слои стен были подточены, и спустя 25,5 месяца первые куски дерна упали на середину дна рва. Осыпавшийся материал образовал слои мелкого и крупного мелового щебня. Спустя 32 месяца слой осыпи достиг 125 см, и подточенный дерновый слой упал на дно рва. Через 48 месяцев первоначально крупные куски дерна начали во рву крошиться, а меловая осыпь образовала уже угол наклона, равный 32 градуса. Дальнейшие наблюдения показали, что находки в осыпи в середине рва не обязательно относятся к времени его возникновения. Например, вещи позднего палеолита, которые находились бы в слое дерна, до того как был выкопан ров (предположим, что мы его вырыли в бронзовом веке), могли в результате его выветривания оказаться на дне рва. Сам вал ха этот период значительно осел и расширился. Изменения произошли и с закопанными вещами. Ткани в дерновом слое разложились, в то время как в меловом еще сохранялись. Изменения кожаных предметов были незначительны, почти не измелились изделия из кости.

Польские исследователи в аналогичных экспериментах использовали деревянные шалаши в польских Татрах. Здесь строительная техника и форма подобных построек практически не менялись с древнейших времен до недавнего времени. Поэтому сама простота деревянных шалашей и традиционный способ их постройки упрощают археологические исследования. Кроме того, археологам известны были время и причина уничтожения шалашей (в большинстве случаев они сгорели), а также их первоначальная форма. Во время раскопок остатков шалашей были установлены характер и темпы изменений остатков постройки. Сравнивая различные объекты, археологи установили, что по остаткам деревянных построек часто можно определить их форму и величину, но восстановить архитектурные детали удается только в исключительных случаях.

Биологи из той же исследовательской группы установили, что сообщества растений, характерные для места, на котором поселился человек, сохраняются не более 50 лет. Но изменения почвы (процент содержания азота и кислотность) остаются постоянными и могут служить показателем длительности и интенсивности заселения.

Археологам помогают не только пожары и всевозможные другие разрушения моделей древнейших построек. Жизнь в таком сооружении может дать неоценимые сведения. В 1973 году английские археологи построили в экспериментальном земледельческом поселении эпохи железа в Батер-Хилле круглый дом (подробно об этом поговорим в предпоследней главе). Через несколько месяцев исследователи, жившие в этом доме, заметили у внешней стороны входа углубление от стекавшей с крыши воды и следы ног. Это наблюдение археологи вскоре с успехом использовали для определения входа в древний дом. Детальные сведения о жизни в таких домах и влиянии обитателей на состояние жилья получили экспериментаторы из Аллерслева в Лейре.