Прыжок Ящера

Глава 31

Монотонно и вразнобой долбили далекие орудия. Что-то на периферии города бурлило и разворачивалось, но понять, что именно, не представлялось ни малейшей возможности. Стекла офиса дрожали, с потолка сыпалась известковая крошка, однако радио продолжало вещать о заурядном, ни словом не поминая о творящемся на городских окраинах. Ни местный, ни столичный эфир ни на шаг не отступали от традиционных программ, в изобилии преподнося музыкальную беллетристику, шлягеры по заявкам скучающих и зевающих, в паузах выдавая добрый кус рекламы и коротенечко сообщая о реформах с обязательными интригами вокруг газпрома, об очередных заявлениях новоявленных мефистофелей. Как водится, на севере опять что-то полыхало и переворачивалось, нефть вытекала из танкеров в моря и океаны, с частотой градин падали с небес самолеты и вертолеты, на далеких орбитах отказывались стыковаться давно отжившие свое космические станции. Я шарил в эфире, как вор-щипач в сумочке у зазевавшейся дамы, но сумочка оказалась битком набита дешевыми побрякушками — в ней было все, кроме главного. Посылать же куда-либо курьеров я уже просто опасался. Опасался по той простой причине, что знал почти наверняка: никто из них назад уже не вернется.

Ребята Каптенармуса, выехавшие на квартиру Безмена, пропали. Исчезли и те, что предприняли попытку отыскать Дина. Последние, правда, успели выдать по рации куцый доклад, сообщавший о том, что звонил бедолага Безмен из странной конторы под названием «Харбинушка». Таким вот образом! Хочешь плачь, а хочешь смейся.

«Харбинушка»… Это напоминало откровенную издевку, и именно так я это и воспринял. Разумеется, в наших каталогах (а империя Ящера внимательнейшим образом отслеживала появление любых новых ИЧП, ООО, ТОО и прочих аббревиатур!) никакой «Харбинушки» не водилось и в помине. По уму следовало бы запретить парням приближаться к чертовой конторе, но что-то уже надломилось во мне, я начинал пасовать в пустяках. Чем хуже, тем лучше, и я шагал, как шагает пьяный по минному полю. Будь что будет, авось кривая вывезет! Так запропали и эти посланники. Зашли и не вышли. Пару слов вякнул еще в эфир водитель — о каком-то мерцании, о приближающихся к машине людях с шашками, но тут же и примолк. «Харбинушка» не хуже бермудского треугольника сглотнула нежданных визитеров — сглотнула со всеми их пукалками, электрошокерами и кастетами.

Хасан, кажется, был еще жив, хотя и к нему в «каторжный дом» кто-то уже пробовал «постучаться». Причем ломились не в двери, а в стены подвалов! Представляю себе, каково было сидеть ребяткам в их навороченном бункере! Хорошо, если отделались только мокрыми штанишками. Добивать их там, судя по всему, не стали. Стук в стены вскоре прекратился, и парни, вскрыв неприкосновенный спиртовый запас Хасана, нахряпались вдрызг, после чего отважно доложили наверх обо всем случившемся. Языки их откровенно заплетались, однако к борьбе за правое дело они, судя по всему, были готовы. Держались пока людишки и на других фронтах, хотя паника уже давала о себе знать, захлестывая империю первыми суетными волнами. Войны и вселенские катастрофы убедительно доказывают: люди способны порой чуять беду не хуже крыс. Не одним грызунам подвластно шестое чувство! Пожалуй, впервые я ощущал себя стоящим в стороне. Рубка имперского корабля пустовала, и штурвал свободно раскручивался, позволяя судну дрейфовать, а румпелю своевольно гулять в толще вод. Сновали по коридорам какие-то тени, в воздухе порхали бумаги с портфелями, народец взволнованно перешептывался по всем углам. «Титаник» еще не тонул, но о близости рокового айсберга наиболее из прозорливых уже прознали. Да что там «Титаник»! — знавали мы и собственные катастрофы. Перевернувшийся линкор «Новороссийск» унес более шести сотен жизней, а как страшно тонул «Нахимов»! Книгу можно написать! О жутковатой смерти «Индигирки», напоровшейся на скалы в проливе Лаперуза, и вовсе не хочется вспоминать. По слухам, зеков, томящихся в трюме там скоренько постреляли из «ТТ». Должно быть — гуманности ради. Все лучше и быстрее, чем от ледяной воды. Вот и мы нынче тонули. Корабль империи давал крен, далекое могильное дно, выпростав водорослевые щупальца, цепляло за днище, тянуло в свои объятия. Бежать, впрочем, — пока не бежали. Верно, по той простой причине, что бежать было некуда. Факт из разряда парадоксальных! Город был по-прежнему наш, и ни одна тля в этих каменных джунглях, включая мэра с губернатором, не осмелилась бы поднять голос против Ящера. Однако атака продолжалась, и этот же самый город при молчаливом попустительстве окружающих поедал моих людей одного за другим. Поедал самым зловещим образом. Мы слышали чавканье и урчание желудка, хотя по-прежнему не видели едока! Тех сил, что оставались в наличии, было вполне достаточно, чтобы положить носом в землю любую из городских группировок, но в том-то и заключался весь фокус, что мы не знали в какую сторону поворачивать стволы, не ведали, какой враг кромсает нас с такой беспощадностью.

Пару раз звонил Костиков, дружелюбно интересовался здоровьем. Я отделывался шуточками, но, внутренне леденея, чувствовал, что разговаривает со мной вовсе не капитан. Возможно, названивал тот чертов чревовещатель, чьи вздохи я имел уже удовольствие слышать. Однако, даже понимая это, вслух я произносил совсем иное. Духа на то, чтобы объясниться со звонившим открытым текстом, мне недоставало. А возможно, проявляла себя старая тактика. Ты знаешь что-то про соперника, а он об этом еще не догадывается, — значит, преимущество на твоей стороне. Зыбкое, призрачное, но преимущество. Хотя, очень может быть, что я себя попросту обманывал. Тем более, что проверенные правила все чаще давали сбой. Со мной играли по-крупному и с нескольких направлений одновременно. Наверное, мне только казалось, что я топорщусь и сопротивляюсь, — на деле все выглядело иначе. То есть скорее всего — с самого начала события развивались по чужому сценарию: кинофильм, таможня, «Харбин», «синие»… С послушанием я исполнял чужую волю, теряя лучших помощников, не подозревая, что мало-помалу превращаюсь в марионетку. Впрочем, как оно все было на самом деле, мы не имели понятия и сейчас. Знали только то, что нас обложили со всех сторон и в сущности уже осторожненько щупали за кадык…

Ближе к вечеру смерч накрыл наш квартал, но ничего жуткого не стряслось. Я бы не удивился, если в кабинет заглянули бы те, кого увидел в своих галлюцинациях Безмен, — кто-нибудь из окружения Стэка или Мороза, тот же бравый Паша-Кудряш или неукротимый Кора. Однако ничего подобного не происходило. Напротив, стало даже как-то спокойнее. Орудийный гул стих, здание словно выстлали толстым слоем ваты, потянулась мертвящая тишина. Звон наполнял голову, вызывал непривычное желание встряхнуться, проскрести череп щеткой изнутри. Приближаясь к окнам, я подолгу застывал на месте. Пространство продолжало скручиваться и вихриться — теперь уже в непосредственной близости от конторы. Марево кривило видимое, — припаркованные машины, прохожие и деревья дрожали и плыли размазанными акварельными пятнами. Даже в собственном кабинете я не раз и не два фиксировал крохотные оптические аберрации. Гонтарь, кажется, тоже кое-что примечал, но внешне продолжал сохранять полную невозмутимость. Его парни с кобурами под мышками неотлучно сидели возле дверей. Маленький телевизор развлекал их диснеевскими мультяшками, и до аберраций им не было никакого дела. Действительно, аберрация — не волк, не съест и в лес не уволокет. Сам Гонтарь держал под рукой компактный «АКСУ», из-за пояса у него торчала массивная рукоять «Гюрзы». Без сомнения моя нервозность сказывалась и на нем, однако задачи Гонтаря были попроще — оберегать и охранять, не вдаваясь в метафизические подробности. Время от времени он обходил здание со своими орлами, по рации в алфавитном порядке проверял все службы, выглядывая в окна, контролировал движение «сладкой парочки». Наши «Чип и Дейл» были на месте. Кружась подле дома в простенькой «Оке», они по мере сил изображали любовный дуэт. Как всегда роль свою эти ребята разыгрывали безупречно, и можно было не сомневаться, что при первой же опасности крохотная машинка огрызнется огнем. Оскаленным и ощетинившимся зверем мы ждали необычного. Слюна капала с клыков, когти в нетерпении скребли землю, но ничего по-прежнему не происходило.

Наверное, уже ближе к пяти, привычно подняв жалюзи, я с облегчением убедился, что смерч освободил квартал полностью. Марево пропало, вихрь отодвинулся в сторону. Мы были целыми и невредимыми. Рабочий день заканчивался, пора было отпускать народец по домам. Я высунулся в коридор, и, увидев меня, бритоголовые битюги бдительно встопорщились, энергичнее замесили челюстями импортную резинку. Дирол с ксилитом защищал их с утра до вечера, а они защищали меня. Гонтарь по моей просьбе в очередной раз задействовал сканирующую аппаратуру, проверяя здание на предмет всевозможных «ушей». Детекторы безмолвствовали. Можно было со спокойной душой выбирать якорь и отчаливать. Я сделал знак телохранителю, собираясь отдать соответствующие распоряжения, но в этот миг ожили все три телефона одновременно, а из хрюкнувшего селектора долетел обрадованный голос секретаря:

— Босс!.. Они нашлись! Дин везет Безмена в офис, все машины с ним!

Чувствуя, как отчаянно кружит от счастья голову (а я испытывал в этот момент именно счастье!), я неспешно поднял одну из трубок. Попал, что называется, в яблочко, угадав сразу на Дина-Гамбургера.

— Все в порядке, босс, — гулко пророкотал спецназовец. — Малость, пришлось пошуметь, но в целом справились.

— Как Безмен?

— Икает, бедолага.

— У кого вы его отбили? — я устало присел в кресло.

— У кого?… — Дин странно усмехнулся. — Надо думать, у молодчиков Врангеля.

— Что? Какого еще Врангеля?

— Известно, какого! Барона. Петра Николаевича. Это ж его пушки весь день молотили. Да еще танки английские подошли — каракатицы эти долбанные. Один застрял по пути, а остальные прорвались.

— Танки? — я ошеломленно стискивал трубку в руке.

— Ну да… Там пулеметиков с каждого борта — аж несколько штук! Пришлось гранатками покидаться.

— Подожди! Ты о чем говоришь?

— Так обстановку докладываю. Вы же там, наверное, ничего не знаете, вот я и рассказываю. Наступление у них началось, со всех сторон прут. По железной дороге бронепоезда подкатили — с третьей Кубанской дивизией, а на Котлубани генерал Покровский хозяйничает. Сволочь еще та, хотя воевать, надо признать, умеет. Народ гирляндами развешивает по всем городам. Его-то мы обошли, но с правого фланга Улагай налетел со своими пластунами. Едва отбились. Так что, думаю, не сегодня-завтра Царицын падет. Большевички совершенно деморализованы. Пачками отходят…

Меня начинало потихоньку трясти. Продолжая слушать, я протянул руку к соседнему аппарату, помедлив, поднял трубку. Вторая мембрана тоже донесла голос Дина, но ЭТОТ Дин вещал совершенно об ином:

— …Короче, весь кодлан в сборе, босс. Натолкалось их там, как селедок в бочке. Не Таврический дворец, а базар-вокзал. Бузят, понятно. Знают, что манифестанты за Учредительное собрание. Только это все семечки. Там уже Дыбенко, так что все под контролем.

— Какой, к черту, Дыбенко?! — голос мой чуть не сорвался.

— Так нарком же! Из морячков бывших, как наш Ганс. Да вы его должны знать, — здоровый такой, дружок Коллонтаихи. Чистый пахан, я вам скажу! На нынешнюю борзоту похож. Цепь на груди, маузер сбоку. Депутатов от одного его вида мандраж колотит. Он, кстати, Безмена и задержал. Они ж там все на бдительности шизанулись. В жилеточные карманы — и те заглядывают. Как пистолетик у Ильича выкрали, так и стали бдить…

Я торопливо опустил трубки. Обе разом. И даже прижал их к клавишам, словно затыкал невидимые рты. Гонтарь перестал жеваться, взглянул на меня с хмурой готовностью.

— Началось, — просипел я. — Безмен был прав. ОНИ перешли в атаку.

— Кто — они, босс?

Я сцепил зубы, чтобы не сорвалась с языка очередная резкость. Не хватало еще Гонтарю наблюдать мое смятение.

— ОНИ, Гонтарь, это ОНИ.

— Может, вызвать подкрепление? Утюга тряхнуть?

Подкрепление… Я лихорадочно соображал. Как легко и просто мыслилось Гонтарю! Он был еще там — в реальном и объяснимом мире. Он двигался по инерции и мыслил привычными категориями. О том, что мир успел основательно перемениться, телохранитель пока не подозревал.

— Машину! — голос мой вновь обрел начальственную твердость. — Бери все оружие, какое есть, и ребят понадежнее. Здесь нам лучше не задерживаться.