Психология греха

Цикл III-XVI

Женщина не ошиблась. Она почти сразу же нашла на карте зелёный квадрат, символизирующий собой большое поле, огороженное сетчатым забором. Здание, которое одиноко стояло посреди поля, согласно карте, было единственным полицейским участком в городе, по совместительству тюрьмой. Виктория наметила самый короткий путь: они пройдут мимо ресторана, под названием «Греческая кухня Родоса». Женщина сдержала комок в горле. После всего этого безумства ей казалось, что происходившее в ресторане было очень давно, если вообще не в прошлой жизни. Как быстро всё может измениться. Ещё вчера она была всего лишь заблудившейся в Торлине одинокой женщиной, перезнакомившейся с немалым количеством не особо приятных людей и думающей о том, как побыстрее вернуться бы домой. А что же теперь? Беглянка, цепляющаяся за любую ниточку жизни, готовая пойти на убийство. Но её мотив был отличен от мотива Церуго. Он зашёл слишком далеко. Она же решилась на это лишь в целях самообороны. Она обезвредит только того, кто представляет угрозу. Не больше, не меньше. По-другому безумца с кувалдой, убившего уже двоих, не переубедить и не остановить.

Что значит естественно и неестественно? Никто ведь не поспорит: естественно то, что происходит по плану природы. Животные живут естественно, подстраиваясь под природу, которая указывает им как жить. Выживает сильнейший. Своебразная гармония. Суть в том, что существование одного индивида ничтожно. Оно нужно лишь для общей цели, как орудие труда, которым оная цель достигается.

Так что же человек? Естественный ли образ жизни ведёт он, со всеми правилами, отказами от явно "неморальных" желаний? Ведь правила придумал он сам, а не природа. Можно спорить сколько угодно, но человек уже не животное. Он - часть природы, но стоит на одном месте с ней. Он может воздействовать на неё. Она может воздействовать на человека. Человек, будучи разумным, способным анализировать поступки, начать поиски нового пути. Пути, где индивид есть нечто индивидуальное, не орудие, но ищущее собственной цели и значимости. Идёт сопротивление главному правилу - выживает сильнейший. Теперь рассматривается новый метод; метод, где место есть каждому, в том числе и слабому. Именно для этого были созданы запреты и правила - чувство справедливости побуждает к необходимости равенства: каждый имеет право на жизнь.

Знание и понимание - критерии, которые требуют от человека большей отвественности, чем от других живых существ. И у животных есть свои правила, своё чувство справедливости, по которым они живут. И жизнь их правильна. Они никогда ими не поступаются. Но в человеке неестественность вызывается тем, что он желает быть отличным не только от других животных, но и от себе подобных. Появляется пренебрежение существующими правилами, позволение себе большей вольности. Человеком начинает завладевать заблуждение, что законы - неестесвенны, а их нарушение - путь к абсолютной свободе, гармонии, естественному началу человека. Почему человек должен обделять себя в выборе больше, чем другие животные?

Потому что так было задумано природой. Человеку даны большие возможности. Существо, выращенное и воспитанное так, чтобы быть Человеком, никогда не станет Животным. Что есть животное начало и зверь в человеке, которые несут такой отрицательный оттенок в своём звучании? Эти слова не имеют никакого отношения к животным, потому что были наречены так, дабы хоть как-то приблизиться к представлению и осознанию, какая страшная разрушительная сила таится в человеке, которую он на протяжении всей жизни старается не выпустить. Оно есть только в человеке. Человеческое дитя, которое взрастили другие животные, никогда не обретёт этой силы. Человек, решивший пойти против своего рода, выпустит наружу своё "животное начало", которое сгубит его изнутри, и если вовремя не остановить, то и всё вокруг. Человек никогда не станет животным. То, что мы называем озверевшим или лишившимся здравого рассудка человеком, можно назвать животным только в извращённом понимании. Даже у любого животного есть свои невидимые "тормоза", то, что с трудом, но всё-таки можно было бы назвать принципами, моралью. Животные живут по своим кодексам. Животный человек - по себе. Опьянённыи и одержимый идеей свободы и извращённым её пониманием, он начинает позволять себе делать всё. Он считает, что стал жить естественно. Но что естественного в том, когда один пошёл против всего мира, а значит, и природы?

Новые возможности ведут за собой новые потребности. Это естественно. Природа позволяет человеку совершенствоваться. Он отрешился от неё, но лишь для того, чтобы найти новый способ единения. Совершенный, где природа и человек вместе смогут вести всё живое к процветанию. Желание воспротивиться этой идее и искать пути для вторичного становления животным деструктивно. Познания внутреннего мира индивида слишком ценны, чтобы быть утерянными. Душой обладает только человек. Каким бы бессмысленным оказался труд, проделанный для того, чтобы развить её, только чтобы в последствии отказаться от неё!

Никто не запрещает принимать крайние меры, когда на карту поставлена твоя жизнь, на которую кто-то посягается. Но лишь по отношению к этому кому-то. Тогда ещё возможно сохранить в себе человека. Тяжело, но возможно.

Виктория шла по дороге, как в трансе. Это только кажется, что отнять жизнь у другого легко. А если и легко, то у такого человека ещё до убийства что-то в развитии пошло не так. Недаром на войне люди изо всех сил стараются подавить в себе всю свою философию по отношению к жизни и праву на неё и стараются фанатически держаться за какой-то образ, котором в прошлом их больше всего характеризовал как людей. Таким способом они гарантируют себе безразличие внутреннего зверя с возможностью реабилитации. Но в душе навсегда останется отпечаток, который не будет давать покоя, напоминая те поступки, которые в повседневности рассматриваются как преступления...

Если верить карте, скоро они придут к ресторану. Виктория отдалённо помнила, каким путём они проезжали, когда машину вёл Люк, но сама бы дойти не смогла. Теперь, когда всё вокруг горело, а небо почти полностью стало чёрным, трудно было что-либо узнать.

- Зачем ему всё это надо? – вдруг заговорила Криста. – Из десяти выживет только один. В чём смысл это говорить, если он и есть десятый, что подразумевает, что он собирается убить всех. Почему бы не сказать, что он нас всех хочет убить?

«Она ничего не знает про Нептуна», - Виктория почувствовала вину.

- Это психологическое давление. Он внедрил в нас иллюзию того, что у каждого есть шанс остаться в живых, если каждый будет только за себя. Как видишь, этот приём был крайне удачен.

- Ты кого-нибудь ещё видела?

- Да. Церуго, - женщине казалось, что говорить стоит только про него. Чтобы Криста была настороже, если вдруг что. – И как раз на него слова убийцы подействовали сильнее всего. Он теперь одержим тем, чтобы убить нас всех.

- Сволочь, - сквозь зубы процедила Криста. – Значит, их теперь двое. А ведь он убежал с Хаумеей.

Виктория совладала с собой. Эта мысль терзала её с самого начала, когда Криста оповестила её о том, что парочка была вместе. Ничто не указывало на то, что они были вместе, когда психиатр лежала связанной перед светловолосым парнем.

Но Кристе этого не надо было знать. Ей ничего не надо было знать, кроме того, что уже известно. Виктория начинала испытывать к ней чуть ли не материнские чувства, несмотря на то, какими были их отношения. Да и сама Криста выглядела переменившейся. Это было ощутимо.

- Что он всё время говорил, - Криста, метаясь между вопросов, напрягла свою память. – Что-то требовал всё время вернуть... Не помню что.

Виктория хотела присоединиться, но и у ней совершенно вылетели из головы те слова. Только слышалось леденящее душу «верни!»

- Тихо, - Виктория вдруг приложила к губам палец, - слышишь?

Две несчастные пленницы города проходили недалеко от ресторана – это можно было понять по брошенному автомобилю мёртвого Возира. Но Викторию насторожил какой-то звук, очень напоминавший голос. Сейчас, когда обе остановились и навострили уши, сквозь потрескивание пожара можно было разобрать женский крик: «Церуго! Кто-нибудь! Помогите! Церуго!»

- Хаумея! – тут же вырвалось у Виктории. Она в ресторане. Она жива! Женщина кинулась к дверям. Криста последовала за ней.

На удивление внутри ничего не изменилось. Горел тот же тусклый свет люстр; те же столики, барная стойка, осколки от бутылок у двери, слабый запах гнили. Всё, как было оставлено утром. Как будто ничего не случилось. За исключением одного. Погибло четыре человека. А Хаумея, связанная, лежала на том же диванчике, где её, без чувств, уложили прошлым днём. Только сейчас она была в сознании и очень напугана.

- Хаумея! – Виктория подбежала к ней. Она сразу вытащила нож, раскрыла его и начала резать верёвки. – Тихо, милая, тихо. Всё хорошо, я сейчас тебя вызволю.

- Почему он так со мной? – плача, спросила Хаумея. Она, бедняжка, всё ещё была в состоянии шока, и узнав Викторию, не задумываясь сразу начала всё рассказывать. – Я ведь всё для него делала. Я только ради него живу! Почему он так обходится со мной? Я ведь ношу его ребёнка в себе...

Ребёнка!? Рука Виктории дрогнула, но она быстро собралась. Собрав детали воедино, Виктория увидела, почему Церуго говорил, что после встречи с Хаумеей чувствует себя скованным. Даже слова Шейна о том, что Церуго годен только девушек брюхатить обрели новый смысл. Хаумея продолжала:

- Я столько времени его любила. Как же я была счастлива, когда он обратил на меня внимание! Я даже не побоялась сразу подарить себя ему. Он был так добр, мил; а после одной ночи сразу ко мне переменился. Я думала, что умру. Но потом он вернулся. Мы были вместе, а потом... Потом я оказалась тут. Убили того несчастного человека! Земля из под ног уходила! Мы бежали, а он схватил, связал и бросил тут. За что он так со мной, почему?

Голос Хаумеи срывался на крик. Виктория закончила резать путы. Так вот для чего они её накачали. Привезти в город, и тут убить. Никаких свидетелей, тела нет. Себе оправдание тоже какое-нибудь придумали. И всё из-за чего? Из-за того, что девушка забеременела, а парень побоялся принять ответственность. Но разобраться с нею таким образом... Какую роль во всём этом играл Шейн?

Что ж, если Церуго оставил Хаумею в живых, значит на неё он всё ещё имел какие-то планы. Виктории даже страшно было подумать, какие. Извращённый ум парня мог придумать такое, что ей и в голову никогда не пришло бы. Радовало только одно. Он очень неосторожен, что подтверждало её мысли о его примитивном мышлении. Иначе он бы предусмотрительно сунул Хаумее в рот кляп, чтобы она не смогла звать на помощь. У парня нет никакого опыта. И ему нельзя позволить набраться этого опыта.

Виктория погладила Хаумею по лицу, чтобы та почувствовала себя несколько в безопасности. Нежные движения подействовали. Хаумея понемногу стала приходить в себя.

- Какие вещи он говорил! – Хаумея уже рассказывала стоявшим рядом, а не просто в пустоту себе. – Вы бы слышали. Он... Он хочет всех убить! Мужчин – сразу, а женщин сначала испробовать, а потом тоже убить. Мой любимый, зачем ты уничтожил меня? Он был так подавлен, когда узнал, что я беремена, поэтому я сделала всё, чтобы осчастливить его. Только сказать не успела. Хотела, но вдруг оказалась здесь, в собственном кошмаре!

Освобождённая девушка снова входила в состояние шока. Виктории стало очень жаль её. Она знала, в каком состоянии находится девушка. Ведь недавно с ней случилось что-то подобное, и для неё это закончилось приездом в Торлин.

- Некоторые, наверное, всё-таки заслуживают смерти, - жёстко сказала Криста.

Заслуживают ли? Конечно, это самый лёгкий выход. Но, с другой стороны, он ничему не учит заслужившего. Если он знает, что его ждёт смерть, то у него совершенно нет повода чего-то бояться. Так он станет ещё опаснее. К тому же, жестокость порождает ещё большую жестокость. Если считать, что отступившие заслуживают смерти, незаметно для себя перестанешь ценить человеческую жизнь и начнёшь всё мерить по принципу позволить жить или нет. К тому же, есть, маленькая, но надежда, что такой провинившийся может исправиться. Правда, кажется, что в таком случае торжествует не справедливость.

Трудно найти правильный выход, когда его нет. Но всё же, экзекуция – крайний случай. Если им необходимо пользоваться, то только тогда, когда все остальные варианты исчерпаны и и потерпели полное фиаско.

В том случае, когда есть система. А если царит самоволие, то все сомнения становятся неуместными. Убей или будь убитым. Цивилизованными путями незнакомца и Церуго не остановить. Их можно нейтрализовать только их способом. Но Виктория не допустит, чтобы это совершили Криста или Хаумея. Она сама запачкает свои руки и будет жить с таким грехом. Она не опуститься до уровня убийцы. Она выдержит.

- Хаумея, скажи, Шейн тоже был здесь? – задала вопрос Виктория. После первого убийства она уже видела всех, кроме него.

- Нет, - ответила Хаумея, и снова начала рассказывать про своего любимого.

«Где же он? – подумала Виктория. – Как бы я хотела посмотреть им в глаза, что одного, что другого. Какими убожествами надо быть, чтобы накачать беременную девушку таблетками, а затем ещё и прикончить её? Убить сразу двоих, причём одного ещё не родившегося».

Женщина посмотрела на живот Хаумеи. Ничто не выдвало беременности. Значит, первый триместр. Интересно, кроме Церуго она кому-нибудь сказала? Как бы всё произошло, будь оно иначе? Сбежавшая из дома девушка до сих пор не найдена? Или что-нибудь подобное?

Дверь в ресторан отворилась. Все как по команде повернули головы ко входу. Внутрь вошёл он, с сумасшедшим взглядом и безумной улыбкой. Блондинистые волосы. Голый верх. Молоток в руке, который ранее выбросил Возир.

- Ах, так вот ты где, - радостно и в то же время жутко произнёс Церуго. – А я уже подумал, что сбежала от меня, никак не пойму почему. А кто это у нас ещё? Ох, как хорошо! Ты решила мне помочь? Ещё одну девочку привела, облегчила мне работу.

Виктория крепко сжала нож в руке. Она не питала иллюзий. Но шансы их были равны. Во-первых, она была почти вдвое старше парня. Во-вторых, судя по его речи, Церуго ещё больше отдалился от реальности. Он мог запросто ошибиться и стать лёгкой добычей. Или наоборот.

- Неужели ты меня не любишь, Церуго?! –выкрикнула Хаумея.

- Да кто ты такая вообще? – грубо произнёс он. Никакой наигранности, которой он пытался обмануть всех прежде. – Всего лишь сучка, которая возомнила себе, что сможет отнять мою свободу. Хитро ты всё придумала, однако! Забеременеть! Нужна ты мне очень с этим ребёнком! Я хочу жить. Сколько ещё первосортных девочек ждут меня, Церуго Луксура! Кто ты по сравнению с ними? Ещё и какое-то безмозглое существо в бонус. Нет уж, верните мне мою свободу.

- Как ты можешь такое говорить... – убито шепнула Хаумея, опустив голову. Какой удар! Викторию переполняла злость.

- Ты заодно с Шейном? – спросила она, держа нож на готове. Неизбежно. Неизбежно. Убей или будь убита.

- К чёрту Шейна! Думал, что может всё контролировать. Не знаю, может тот мужик его уже грохнул. Какая разница? Смотри, как всё благоприятно для меня идёт. Жаль, правда, что Хаумейку высвободили. Ну ничего, веревки на всех хватит. Вы только не дёргайтесь, пока я связывать буду, ладно?

- КАК ТЫ МОЖЕШЬ ТАКОЕ ГОВОРИТЬ!!! – вдруг взорвалась Хаумея. Она так любила этого человека. А он бросил её в грязь, затоптал и вытер об неё ноги. Всё это время, пока она считала, что они вместе, в ней жила любовь, но вместе с этим чувством тихо, но верно росла ярость. В глубине души она понимала, что он использует её. Но девушка закрывала на это глаза. До этого момента. Он никогда ничего к ней не чувствовал. Хаумея для Церуго была всего лишь куклой. И теперь, когда он так свободно говорит о других, пытая её сердце; когда сказал, что убьёт всех и её в то числе... Никакие верёвки больше не сдерживали жестоко обманутую девушку. Она кинулась на парня.