ПТБ или повесть о противотанковой батарее

Глава первая. Станция «Примыкание».

С утра всё в лагере закрутилось и пришло в движение. Первыми поднялась пехота, они уходили с утра. Моя батарея и РМО уходили где-то в обед; поэтому особо не торопились, спокойно снимая лагерь. В одиннадцать часов мы были готовы и я вытянул колонну батареи к выходу из лагеря. Мои солдаты и мы офицеры сидели на броне своих машин и с интересом наблюдали, как сначала мотострелковые батальоны, а за ними другие боевые подразделения выходили через КПП на дорогу и уходили к хребту. Когда мне надоело смотреть, я развернул на броне карту и ещё раз прошёлся по маршруту, который был у меня выделен коричневым цветом. Ещё раз внимательно просмотрел возможные места засад боевиков. Первое место у населённого пункта Первомайское. Здесь была возможность развернуть взвода и огнём пулемётов, огнём противотанковых установок отразить возможное нападение - дальность и местность позволяли. Ну, а дальше, как только пересечём мост через реку Сунжа, начинается лес, по которому дорога шла километров пятнадцать. Здесь было раздолье для боевиков - засаду организовывайте, где хочешь и как хочешь. Было ещё одно опасное место, но там по идеи уже должны были сесть наши пехотные подразделения в оборону и прикрыть проходящую колонну. Сопровождаю колонну РМО до подбитого самолёта на автостраде Грозный - Аргун, а там ухожу в сторону и занимаю оборону на поле, где батареей прикрываю тылы наших дивизионов. Всё казалось простым: батарея разбивается по-взводно в колонне РМО, для усиления охраны выделен ещё мотострелковый взвод с восьмой роты во главе с командиром роты старшим лейтенантом Соболевым. Ну, пройдём мы эти сорок километров по асфальту – что тут страшного. Тем более, не я старший колонны, а подполковник Селиванов, заместитель командира полка по тылу – пусть он и беспокоится.

Но меня грызли сомнения, о причинах которых не хотелось задумываться: колонна собиралась большая, порядка ста семидесяти машин. На марше она неизбежно разорвётся и растянется на многие километры. Тогда колонну можно легко рубить в любом месте на части и так же по частям уничтожать. Я встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и посмотрел на КПП. Наступала очередь начать движение роте материального обеспечения, но возникла другая проблема. Колонны тяжёлой техники, которые ушли первыми, насмерть разбили выход из лагеря и теперь на месте выхода образовалась большая яма, забитая густой грязью, где уже засел по кузов головной КАМАЗ. Вокруг него деловито суетились солдаты, доставая трос, солидно рычал двигателем БРЭМ (бронированная ремонтно-эвакуационная машина) - по команде командира роты он сдавал задом к автомобилю. КАМАЗ выдернули быстро, но следующая машина повторила то, что первая – благополучно села на мосты.

Я спрыгнул с брони и подошёл к КПП. Можно было не подходить и не смотреть: и так ясно – мои «бардаки» эту грязь не преодолеют. Посмотрев на суету вокруг очередной засевшей в грязи машины, подумав немного, двинулся вдоль посадки и через двести метров нашёл отличный и сухой выезд на дорогу. Обрадовавшись, вернулся к командиру РМО и предложил ему там выезжать на дорогу, но он не понятно от чего упёрся и продолжал сажать технику в грязь, и с тем же нездоровым азартом вытягивать её оттуда. Так прошло около полутора часа и в результате титанических усилий большая часть колонны была вытянута на дорогу, где уже распоряжался Селиванов. А тут ещё к КПП заместитель командира по вооружению подполковник Булатов подогнал мощный БАТ и лопатой очистил от грязи яму, вследствии чего скорость выхода РМО на асфальт повысилась, но не намного. Я к тому времени рассредоточил взвода по колонне, проверил с ними связь и лежал на броне, лениво наблюдая за суматохой у КПП. Светило вовсю солнце и даже здорово пригревало, погода была похожа на весеннюю и по такой погоде было бы даже приятно проехаться на машине. Тревоги улетучились и я терпеливо ждал команды на начало движения, но тем временем обстановка на дороге внезапно осложнилась. Начали подходить со стороны Червлённой подразделения 511 полка, которые должны были стать на наше место и на дороге образовалась пробка. Селиванов принял правильное решение и начал продвигать колонну РМО вперёд на пять километров. Но было уже поздно, вокруг нас двигались машины нового полка, разрывая нашу колонну на части. Результат не замедлил сказаться: группа из тридцати наших машин, запутавшись - где наши, а где чужие подразделения, лихо завернула направо за чужими машинами и уехала в Толстой-Юрт, хотя нам надо было ехать прямо. Я выскочил из люка на броню и решительным взмахом руки показал всем, кто ехал за мной, что надо ехать прямо. Сделал это вовремя, так как автомобили, которые ехали за моим БРДМом начали поворотниками показывать начало манёвра в сторону Толстого Юрта. Через три километра мы уткнулись в последние машины ушедшей вперёд части колонны. Я резво соскочил с брони и побежал вдоль машин в голову колонны искать Селиванова, которого нашёл уютно сидящим в кабине КАМАЗа и с аппетитом поглощающим содержимое банки тушёнки. Со злобой рванул ручку дверцы на себя, чуть не выдернув офицера из кабины.

- Жрёшь, подполковник, - заорал я на зампотылу, - да, успеешь ты сожрать эту тушёнку. Иди сначала собирай свою колонну и руководи ею. У тебя машин тридцать свернуло за чужим полком и уехало в Толстой-Юрт.

- Ничего себе, - в изумлении пробормотал Селиванов, схватил автомат и убежал в конец колонны, куда уже подрулили командир роты с остатками подразделения и с БМП пехоты. Селиванов, тыча стволом автомата в сторону села, отдал необходимые распоряжения ротному, который тут же вскочил обратно в машину и умчался в село. Двадцать минут спустя заблудившиеся машины встали в строй и мы наконец-то начали движение по маршруту. Через километр подъехали к подбитой машине с боевиками, от которой остался лишь металлический каркас: всё остальное либо сгорело, либо было разбросано вокруг от прямого попадания снаряда. В кабине виднелся обгорелый труп и два ещё тела валялись рядом с кустами, только странно, что они были с босыми ногами. Проехали ещё километра два и колонна встала. Мне даже на карту смотреть не надо было и так было ясно, что голова колонны остановилась у развилки дорог, где нам надо было поворачивать направо. Через пять минут ко мне подбежал раскрасневшийся Селиванов с картой в руке и, сопя от усердия, полез ко мне на машину.

- Боря, я не знаю куда ехать, - подполковник смотрел на меня растерянно и одновременно с надеждой.

- Направо, и вверх на перевал, - я взял из рук офицера карту и посмотрел на неё. Всё стало ясно, когда я взглянул на неё: карта была девственно чиста - на ней не было нанесено ни единого знака. Я повертел её в руках, а потом достал свою карту и расстелил на броне. Неторопливо достал из полевой сумки карандаш и стал им показывать: - Вот район лагеря, откуда мы выехали, вот маршрут марша. Мы находимся вот здесь: вот она развилка прямо перед нами и нам надо сворачивать направо. Вот так мы идём, - мой карандаш повторил все изгибы дороги и уткнулся в конечную цель марша, - а вот мой район, где я разворачиваюсь. Берите, перерисовывайте маршрут и поехали.

Подполковник засопел, потом тихо произнёс: - Боря, давай ты первым поедешь, я чего-то не совсем уверенно себя чувствую.

- Ты же старший колонны…. Там же впереди у тебя ещё броня восьмой роты, во главе с командиром роты. А я на колёсах: если что, то меня сразу подобьют.

- Командир роты тоже не знает куда ехать, я с ним уже разговаривал, - упавшим голосом произнёс Селиванов.

Я с сожалением посмотрел на зам. по тылу: мужик он в принципе хороший, но ещё в пункте постоянной дислокации заметил, что в сложных ситуациях, где нужно проявить решительность

и волю – он пасовал. А мне теперь из-за этого приходилось брать на себя ответственность по проводке колонны. Этой махины. Я с досадой почесал затылок, сдвинув шапку на лоб, потом передвинул шапку на затылок и почесал теперь лоб.

- Ладно, я пойду первым, но если что, то колонна подчиняется только моим приказам. - Селиванов обрадовано закивал как китайский болванчик головой: - Хорошо, хорошо...

Я заглянул в люк, - Чудо, выезжай вперёд колонны.

Через две минуты я свой БРДМ приткнул сзади головной БМП, спрыгнул с машины и подбежал к бронированной машине.

- Где командир роты? – прокричал я чумазому механику-водителю, который высунулся из люка.

- Я командир роты, старший лейтенант Соболев, - заявил тот и я с удивлением заметил, что по возрасту и виду он, действительно, не подходит под солдата-срочника.

- Ты чего за рычагами сидишь? – Изумлённо задал я вопрос. – Не кому ехать, что ли?

Ответа из-за шума двигателя не услышал, а переспрашивать не стал - раз ротный сам за рычагами, значит, наверно, по другому не получается.

- Доставай карту, поедешь первым – я за тобой.

Соболев смущённо шмыгнул носом: - У меня нет карты и я не знаю куда ехать.

В изумлении воззрился на него: - Как у тебя карты нет? Ты командир роты и обязан иметь карту. – Назидательным тоном произнёс я.

- А я не знаю…, но мне не дали и я теперь не знаю куда ехать, - Толик Соболев опять шмыгнул носом и с надеждой уставился на меня.

- Спокойно Боря, спокойно, - мысленно уговаривал я себя, хотя очень хотелось треснуть этого бестолкового Толика: ведь был приказ - всем командирам подразделения получить карты. Хотелось обматерить подполковника Селиванова, так как мне не хотелось брать на себя ответственность, а теперь приходилось. Но материться я не стал и через пару минут довёл до них своё решение: идти первым и брать руководство колонной на себя.

- Соболев, я иду метров сто впереди, если что – прикроешь. Товарищ подполковник, связь в колонне на меня. Перед тем как войду в связь, передайте по связи, что колонной будет командовать «Лесник 53». Всё ясно, товарищи офицеры? – Они одновременно кивнули головой. – Тогда, по местам!

Я ввалился в машину: - Чудинов, Алушаев вот нам испытание привалило. Идём первыми. Чудо, тебе главное машина и дорога. Алушаев – пулемёты к бою.

Схватил тангенту и поднёс её ко рту: - Сомоса, Соня, Часовщик, Маяк, Крюк. Я Лесник 53. Возглавляю колонну, движемся в прежнем порядке, находится на прослушивании. Я ухожу в радиосеть колонны и буду периодически входить в нашу сеть и интересоваться положением дел. Конец связи, - я переключился на радиосеть РМО, - Внимание, я Лесник 53, беру командование на себя. Внимательно слушать мои команды, находиться в режиме прослушивания. Связь со мной только в экстренном случаи. Начинаем движение.

- Чудо. Вперёд, - мы тронулись, свернули вправо и полезли вверх на перевал. Машина вверх пошла плохо: двигатель захлёбывался и еле-еле тянул. Неполадки начались ещё несколько дней тому назад, но мы занимались больше проблемными машинами, а Чудинов самостоятельно не смог разобраться в чём дело.

«Давай, давай.., давайййй…» - мысленно уговаривал я БРДМ, искоса поглядывая на Чудинова. Тот вцепился в руль руками и, покачивая туловищем, как бы помогая машине карабкаться на вершину перевала. Алушаев крутил башней с пулемётами по близким придорожным кустам, готовый открыть огонь в любую секунду. Машина хоть и пофыркивая, но всё-таки шла, а подъёму всё не было и не было конца. Вошёл в связь с батареей – пока всё нормально. Но вот подъём стал положе, что говорило о приближении перевала. Въехали в седловину и дорога выровнялась. Теперь БРДМ поехал веселее и от души немного отошло. Дорога завиляла среди деревьев, кустарников, а через сотню метров чётко обозначился спуск. Ещё пару километров и мы вырвались на огромное поле. Впереди в двух с половиной километрах виднелось село Первомайское, а в двухстах метрах от нас, в кювете на боку лежал ГАЗ-66 и тихо горел, пуская в небо жиденький дым.

- Внимание, всем внимание. Приготовиться к бою. Впереди подбитая наша машина.

Не успел передать в эфир сообщение, как взгляд выхватил ещё одну машину, которая лежала уже поперёк дороги на боку. Правда, не горела. Поравнялись с вяло горевшим «Газоном», я приоткрыл люк и высунулся по пояс, чтобы лучше разглядеть, что произошло с машиной. Судя по номеру, это была машина роты связи нашего полка. Пулевых отверстий ни на обшивке, ни на лобовом стекле не было. Трупов тоже нет, но кругом машины были разбросаны новенькие аккумуляторы к радиостанции и другое имущество роты связи. Я захлопнул люк: - Алушаев, пулемёт на ПЗМку - я уже успел разглядеть, что на дороге лежала машина сапёрной роты – ПЗМ (подвижная землеройная машина). Вполне возможно за машиной могли прятаться боевики. Но там их не было. Мы обогнули машину по обочине, внешних повреждений на сапёрной машине тоже не было. Не понятно, что тут произошло? По броне БРДМ резко застучали пули, и тут же загрохотал крупнокалиберный пулемёт, заполнив грохотом всё пространство машины. Резко запахло сгоревшим порохом. Мы с Чудиновым одновременно захлопнули броневыми щитками лобовые стёкла.

- Чудо, газу! – Сам откинулся назад и глянул на Алушаева. Судя по положению башни, сержант вёл огонь по ближайшей окраине Первомайской. Я закрутил командирским прибором по окраине села, но среди разрушенных домов ничего не заметил. – Алушаев, откуда стреляли?

- Не заметил, товарищ майор. Так по деревне дал пару очередей, вроде оттуда стреляли.

Колонна продолжала приближаться к селу, но больше оттуда не стреляли. Через три минуты дорога подошла к Первомайскому и мы теперь практически вплотную ехали вдоль разбитых домов. В декабре десантникам здесь пришлось повоевать с боевиками, чтобы захватить мост через реку Сунжа и все дома вдоль дороги, и насколько их было видно в глубине, были разбиты или повреждены. Здания имели заброшенный вид, но практически из каждого окна можно было ожидать очереди или выстрела из гранатомёта. Промаха не будет. Но всё обошлось. Я выскочил к мосту, где остановился около здоровенного десантника - старшего блок-поста. Перегнулся через край люка и прокричал: - Как впереди обстановка?

Десантник заскочил на колесо, приблизил свою голову ко мне и заорал в ухо, перекрикивая двигатель БРДМа и подъезжающего БМП: - Нормально, майор. Но там, в лесу, шастают боевики. У меня полчаса тому назад выстрелом из леса ранили бойца. Так что ушки на макушке держи. – Десантник спрыгнул с колеса и звонко хлопнул по броне. Двигатель взревел и мы двинулись через мост на другой берег, а ещё через две минуты густой лес скрыл от меня и мост, и колонну.

Вышел на связь с техником, который ехал в замыкании моей колонны. Тот доложил, что одна из установок запарила прямо в Первомайском.

- Крюк, цепляй машину на трос и тащи. В районе будем разбираться. – Передав приказ, снова перешёл на частоту колонны и напряжённо стал вглядываться в дорогу и прилегающий к ней лес. Дорога виляла среди деревьев и дальше чем на сто метров не проглядывалась, практически за каждым поворотом можно было ожидать засаду. Тем более, что на каждом километре попадались подбитые и сожжённые гражданские машины, а также остатки баррикад из них. Но, слава богу, больше подбитых наших машин видно не было. И чем дальше мы углублялись в лес, тем чаще попадались следы прошедших боёв. Справа показался населённый пункт. Как и в Первомайском, дома были полуразрушены и не было видно местного населения. Лишь сиротливо над всем этим возвышалась, чудом уцелевшая водокачка. Благополучно миновали и её, а через пять километров начали появляться признаки того, что лес кончается. Да и по карте было видно, что мы через несколько сот метров должны будем выйти к каменному мосту через железную дорогу. Ещё меня беспокоило молчание техника, с которым не мог связаться. Вышел по радиостанции на техническое замыкание, откуда мне доложили, что отставших машин нет. Значит, техник едет где-то в колонне. Как-то неожиданно мы выехали из леса на открытое пространство и показался мост через железку, въезд на него оказался достаточно крутым.

С лихорадочной быстротой проскочила мысль: - Блин, идеальное место для засады.

Это же сообразил и Чудинов: - Товарищ майор, как только заберёмся на мост, нам же прямо в брюхо снизу влупят гранату из гранатомёта и мы ничего поделать не сможем.

- Не ссы, Чудо. Газу и на мост. – Двигатель взревел и БРДМ начал быстро набирать скорость, а через минуту мы подъехали к мосту и начали подыматься. По мере того как мы подымались на верх моста, нос БРДМа задирался всё больше и больше в небо. Все сжались, ожидая гранаты.

- Если промажут, у нас есть шанс, - мелькнула в башке мысль и исчезла. Я не выдержал напряжения и хриплым голосом запел.

Врагу не сдаётся наш гордый Варяг.

Пощады никто не желает….

БРДМ вышел на самую высокую точку моста, тяжело перевалился и пошёл вниз. Сразу же стало видно, что с той стороны железнодорожного полотна занимают оборону и окапываются подразделения третьего батальона нашего полка. Мы весело и облегчённо загалдели и уже спокойно покатили дальше. Я начал крутить командирским прибором, разглядывая местность справа и слева. Справа располагались многочисленные и небольшие дачи, промелькнула в двухстах метрах от дороги станция Примыкание и потянулись корпуса заброшенного завода. Слева было ровное поле, в котором и окапывался третий батальон. А в двух километрах виднелся город Аргун. Там уже были боевики. Пока всё это рассматривал, мы выехали к выезду на автостраду и по моей команде Чудинов остановился. Выскочил из машины на землю и пошёл к морскому пехотинцу, блок-пост которых находился на въезде на автостраду. Я знал, что здесь надо поворачивать опять направо, но всё-таки решил переспросить.

- Боец, где тут, на автостраде, подбитый самолёт? Мне туда надо колонну провести.

- Сейчас направо заворачивайте и через полтора километра будет на дороге стоять подбитый духовский самолёт. – Солдат рукой показал, куда надо ехать. Потом засмеялся и уже автоматом показал на кучку офицеров и солдат, которые с пришибленным видом толпились на обочине недалеко от нас.

- Вы, товарищ майор, спросили – куда вам ехать. А эти балбесы, вместо того чтобы поворачивать туда, откуда вы выезжаете, лупанули прямо в направлении Аргуна. Ну, духи их подпустили и сожгли полностью колонну. Хорошо хоть никто не погиб, когда они оттуда шуровали. Вон, как красиво горят, - солдат кивнул куда-то за мой БРДМ и, сделав шаг в сторону, увидел в метрах шестистах от перекрёстка три ярко горевших УРАЛа. Я удивлённо хмыкнул, поблагодарил солдата и заскочил на машину.

Через три минуты неспешного движения по автостраде увидел подбитый истребитель чеченцев, стал принимать вправо на обочину и остановился. Повторяя за мной манёвр, стали останавливаться и другие машины колонны, а через пару минут ко мне на машине подскочил Селиванов: - Боря, чего остановился? Давай веди дальше.

- Всё, товарищ подполковник, тут вы сами: сворачивайте у самолёта направо и по полю в свой район. Я свою задачу выполнил, мне теперь бы свою батарею надо собрать.

Селиванов горячо поблагодарил меня: - Боря, спасибо, так что считай, что у тебя уже медаль на груди. – Он вскочил в машину и повёл свою колонну дальше сам.

А я махнул рукой: какая медаль? Я был горд тем, что решительно возглавил колонну и без

потерь привёл её в назначенный район. И даже, если бы колонну, не дай бог, атаковали боевики, думаю что ни я, ни моя батарея не опозорилась. Один за другим подходили противотанковые взвода. Последним появился техник, который приволок на тросу БРДМ Снытко. Я тронул колонну дальше, у самого самолёта свернул вправо. Самолёт, наверно, был подбит в воздухе, но чеченский лётчик сумел благополучно посадить его на автостраду. Медленно проехали по полю и вышли в назначенный нам район, где уже развернулся наш артиллерийский дивизион и моей батареи была задача прикрыть его. Поэтому свой командный пункт расположил в пятидесяти метрах от палатки командира дивизиона. Первый взвод развернул слева от себя с задачей прикрыть дивизион со стороны автострады. Второй взвод развернул в сторону станции Примыкание, которая находилась за полем, в полутора километров от нас. Третий взвод развернул справа, чтобы прикрыть правый фланг дивизиона со стороны железной дороги, дачных участков и группы домов, как потом мы узнали там проживали путевые обходчики. По полученным позднее сведениям группы боевиков свободно перемещались по дачам и даже по ним доходили до станции Примыкание. Так что ухо надо было держать востро. Впереди нас и дивизиона простиралось огромное поле, которое в трёх километрах противоположным концом упиралось в Ханкалу и окраину Грозного. Было прекрасно видно, как горел город, закрывая небо огромными облаками дыма. Отдав необходимые распоряжения, я направился на командный пункт командира полка, который находился на заводе по переработке камня то ли в щебёнку, то ли в отсев. Прошёл через поле, перебрался через мутный ручей и вышел к частным домам около завода. Всё кругом было разбито и разгромлено. Около крайнего дома стоял большой крытый хорошим синим тентом прицеп: такие прицепы обычно таскают дальнобойщики, а вокруг прицепа в крайнем возбуждении слонялся начальник штаба зенитного дивизиона майор Микитенко: - Боря, посмотри в прицеп. Это же целое состояние.

Я заглянул во внутрь прицепа, который был полностью забит новенькими колёсами к иномаркам.

- Боря, если бы это можно было угнать в Россию, это ж за сколько всё это можно загнать? – Я слез с прицепа и ничего ему не ответил. Меня этот вопрос совершенно не волновал. Но всё равно с любопытством обошёл прицеп и за ним увидел приличную иномарку. Уточнив у Володи, как идти к командиру полка, я ушёл оставив офицера с горящими глаза около иномарки. Прошёл несколько домов, свернул влево в проулок и по нему спустился вниз уже конкретно на территорию завода, где уже чувствовалась жизнь. Бродили солдаты и офицеры, техника стояла в цехах под бетонными крышами, обустраивались помещения под жильё и огневые точки для охранения. В нескольких местах техника была выдвинута на прямую наводку. У здания заводоуправления наткнулся на начальника артиллерии, который вместе со своими офицерами сидели на стульях у кирпичного здания заводоуправления и меланхолично наблюдали, как солдаты ВУНА на кузове УРАЛа строили кунг для проживания офицеров из хороших досок и толстых листов фанеры. Моё появление не вызвало удивления. Богатов в пол уха выслушал мой доклад и кивнул на кунг командира полка, который находился в пятидесяти метрах от него. Доложился командиру, тот внимательно выслушал, уточнил задачу и отпустил меня.

Возвращаясь обратно, я снова остановился около прицепа с иномаркой. Интересно получается: люди жили, наживали вот это и другое добро, а пришла беда и это добро бросили. Наверно, легко оно досталось, раз они бросили его. Из-за прицепа вывернулся незнакомый лейтенант. Был он то ли обкуренный, то ли обнюханный, но явно не пьяный. Глаза пустые и как будто стеклянные. Не замечая меня, он сдёрнул с плеча автомат и несколькими очередями расстрелял колёса иномарки, потом достал из кармана гранату Ф-1, выдернул кольцо и бросил её вовнутрь прицепа. Я отскочил за дерево и спрятался, но через секунду высунулся: хотелось посмотреть, как от взрыва гранаты сорвёт тент с прицепа. Грохнул разрыв, результаты которого чрезвычайно разочаровали меня. Прорезиненный тент лишь дёрнулся на дугах от взрывной волны и осколков гранат и остался на месте. Лейтенант сменил магазин в автомате и длинными очередями расстрелял иномарку. После чего закинул автомат за спину и побрёл в сторону завода. Я лишь покачал головой и пошёл к себе.

Работа там шла полным ходом. Замполит с солдатами и техником копали землянку, так же споро шла работа и в первом взводе. Второй и третий взвод я проверять не стал: пусть взводные

сами проявляют самостоятельность. К 21 часу землянка была готова и я собрал совещание, где определил раз и навсегда порядок охраны района батареи и другие стороны жизни подразделения. С этого момента перехожу на круглосуточную связь с командиром полка. На моём командном пункте охрану определил в следующем порядке. До 23 часов вечера за охрану КП батареи отвечают техник и Алушаев. С 23 часов до 5 часов утра я с санинструктором Торбан и Чудиновым. Чудинов ещё дежурит с замполитом с 5 часов утра до восьми. Во взводах командиры взводов несут службу всю ночь, солдаты и сержанты по переменке.

В 23 часа я вышел на дежурство, проверил пост в первом взводе и стал мерно выхаживать перед землянкой, чутко прислушиваясь к ночным звукам, наблюдая за местностью и поглядывая в сторону второго и третьего взводов. В тридцати метрах от меня также мерно прохаживался сержант Торбан, наблюдая за своей стороной.

Ночь стояла тёплая, ясная и хорошо было видно множество пожаров в Грозном, которые освещали местность даже у нас. Света добавляли, постоянно висевшие в воздухе, до десятка осветительных снарядов и ракет. Периодически в сторону Грозного стрелял и наш дивизион. А в районе подбитого самолёта к вечеру развернулся чей-то дивизион, который также вёл интенсивно огонь. Впереди и левее нас стоял реактивный дивизион, установки которого по очереди одна за другой вели огонь по городу залпами всего пакета. Я прохаживался и получал истинное удовольствие, ощущая под своими ногами твёрдую землю вместо грязи. Удовольствие получал и от того, что впервые за много дней остался один - наедине со своими мыслями. Не было вокруг меня суматохи, мне не надо было сиюминутно решать какие-либо вопросы. Я даже стал чисто психологически успокаиваться. Когда меня сменил в пять часов утра замполит и я поспал до семи часов, то проснулся, чувствуя себя, физически отдохнувшим. Спокойно помылся, разбудил Алушаева, взвалил на него радиостанцию и мы пошли во второй и третий взвода, чтобы проверить, как прошла у них ночь. У них было всё нормально, но мест под отдых солдат они не оборудовали и бойцы вместе с офицерами спали вповалку в яме вокруг костра. Пришлось слегка вздёрнуть Коровина и Мишкина, чтобы они за день закопали установки и установили палатки с печками. Когда мы вернулись обратно к себе, Алушаев был весь взмыленный.

К обеду, перед третьим взводом, развернулась третья рота, которой командовал старший лейтенант Григорьев - Сан Саныч. А сзади нас в направлении на станцию Примыкание развернулась восьмая рота с уже знакомым мне Толиком Соболевым. С обеими установил взаимодействие и договорился, как будем совместно действовать в случаи нападения боевиков. Также недалеко от меня развернулись несколько взводов РМО, зенитный дивизион и дивизион Чистякова, где заместителем командира дивизиона был наш начальник артиллерии. На поле стало веселее. Веселей стало и от того, что рядом с нами РМО развернуло ПХД, где и мы стояли на довольствии. Впервые, за много дней, мы нормально и вкусно поели, да и качество приготовления пищи было вне всяких похвал. Так что не соврал Саня Арушунян в этом плане.

C утра старшина по моему приказу, развернул палатку под баню, чтобы помыть солдат. Да и нам, офицерам, не мешало помыться. Завезли воды, нагрели, но ничего из этой затеи не получилось. Чудинов начал сдавать назад БРДМ, а замполит вместо того чтобы руководить движением машины уселся во внутрь: в результате чего Чудинов наехал задом на палатку и завалил баки с водой. Мы еле успели выдернуть из под колёс Снытко, который упал от удара падающего бака. Вылезли оба из люков, в недоумении хлопая глазами, и мне только оставалось плюнуть от досады. Отругал обоих, но помывка была сорвана.

Вернулся Кирьянов со штаба полка, с тоской в глазах. Оказывается, некоторым офицерам выдали на автоматы подствольные гранатомёты и Алексею Ивановичу до смерти хочется тоже

иметь на автомате подствольник, и носить через плечо сумку с гранатами. Это был последний писк моды на войне. Так как зла уже на Кирьянова не имел за сорванную баню, мы пошли к начальнику службы РАВ Жене Ончукова и я упросил его выдать мне в батарею подствольник. Радости у замполита было выше крыши.

Возвращаясь после обеда с совещания, увидел как два солдата, кряхтя от усердия, тащили за оврагом, который проходил за частными домами, тяжеленный сейф. В полку ходили легенды о больших количествах денег, которые можно было найти в брошенных домах и учреждениях. Я спрятался и стал наблюдать. Бойцы остановились в тридцати метрах от меня на противоположном склоне и поставили сейф на землю. В течение десяти минут бились над ним, пытаясь вскрыть его, но у них ничего не получалось. Я терпеливо ждал, когда они всё-таки откроют этот ящик, а в это время из кустов вынырнули мой замполит с техником. Они с моего разрешения шарились в местных мастерских в поисках запчастей на машины. Напинав солдат под задницу и прогнав их, они сами шустро приступили к делу. Прицепили гранату к замку, выдернули чеку и спрятались в яму. Прогремел взрыв, пыль отнесло в сторону, а из сейфа вывались бумаги. Увидев их, Кирьянов и Карпук с радостным писком ринулись к сейфу, но радость быстро сменилась разочарованием - это оказались чистые листы стандартной бумаги, а в довершении ко всему появился я, что для них было полной неожиданностью.

- Что, на доллары потянуло? – С усмешкой осмотрел своих подчинённых, которые в смущении переминались на месте.

- Запчастей не нашли, а тут чёрт попутал. Как чмошные бойцы на сейф клюнули. Ну, ничего, теперь хоть со стандартной бумагой будем.

Вторая ночь также прошла нормально, только в расположении второго и третьего взводов упало несколько мин, выпущенных боевиками со стороны дач из 82-мм миномётов, но никого не задело.

С утра духи активизировались со стороны Аргуна, завязав нешуточный бой с третьим батальоном, который прикрывал штаб полка. Чеченцы выкатили стомиллиметровую пушку на прямую наводку и давай мочить по нашему переднему краю, чем доставили немало хлопот мотострелкам. По радиостанции командир полка приказал мне срочно прибыть к нему с противотанковой установкой, чтобы уничтожить пушку. Хватанув расчёт Ермакова со второго взвода, вскочил на свой БРДМ и мы помчались на КП полка. Когда туда прибыли, то весь передний край третьего батальона гремел автоматными и пулемётными очередями. В двухстах метрах от расположения штаба полка, за карьером рвались чеченские мины и снаряды, эхо от их разрывов металось среди заводских корпусов, усиливая какофонию звуков.

Я подскочил к командиру и доложил о прибытие, а Петров схватил меня за руку и придвинул к себе: - Копытов, по третьему батальону бьют боевики из пушки, надо её ПТУРом завалить. Сейчас тебе покажут, откуда она бьёт и кончай её.

С подъехавшего в это время БТРа, соскочил заместитель командира полка подполковник Пильганский и барственным взмахом руки показал, чтобы я отошёл и после этого стал что-то говорить командиру, изредка поглядывая на меня. Я же вспотел от лихорадочных мыслей, которые вихрем проносились в голове. Также вихрем они и вылетали оттуда, даже не оставив там ни малейшего следа. Первая боевая задача, а как её выполнять – не знаю. Вот незадача!!! Но через минуту вихрь мыслей постепенно улёгся и пришло видение решения задачи, которое в голове даже разделилось на несколько пунктов: - Мне показывают место, откуда бьёт пушка. Я определяю с какого места сам буду стрелять. Чем буду стрелять - переносной установкой или с БРДМа? Маршрут выдвижения и пуск ракеты, может быть, потом второй если промахнёмся.

Командир выслушал Пильганского, почесал подбородок, искоса поглядывая на меня, а потом подозвал к себе.

- Копытов, дуй обратно к себе, здесь мы сами разберёмся.

В недоумении забрался на машину и прислушался. Звуки боя за те несколько минут, пока я

находился здесь, только усилились. Ещё раз вопрошающе посмотрел на командира, но тот нетерпеливо махнул мне рукой, отсылая назад. В расположении, солдаты не спеша, занимались своими делами. Звуки боя доносились сюда слабыми и никто на них не обращал внимания. В

дивизионе замполит майор Блинов разгружал машину с различными боеприпасами, полученными на складе РАВ. Поделился он и со мной: бойцы утащили ко мне в палатку около сотни осветительных ракет и восемь штук гранатомётов «Муха». Девятую я держал в руках, перечитывая инструкцию по пользованию гранатомёта, когда подошёл подполковник Николаев, дивизион которого развернулся в трёхстах метрах от меня.

- Боря, пошли в гости в Чистякову и Боровикову, вон их дивизион развернулся на поле, - Сергей Георгиевич рукой показал на самоходки в поле. – Бери гранатомёт, вот его и подарим им.

Оставив за себя Кирьянова, мы уже через пять минут были у кунга Чистякова, где нас встретили как дорогих гостей. Взяв из наших рук подарок, Боровиков рассмеялся, потом раздвинул гранатомёт, приведя его в боевое положение. Развернул в сторону и выстрелил.

- Петька! – Из кунга шустро высунулся истопник командира, - на тебе новую трубу на печку. Минут на сорок хватит.

Оказывается, во время перемещения они потеряли самую верхнюю часть печной трубы, в следствии чего тяга в печке была плохой, вместо неё то и решили использовать теперь уже пустотелый контейнер гранатомёта. Отсмеявшись, мы поднялись в кунг, где и просидели за коньячком часа три.

Перед ночным дежурством я поспал, а в 23 часа снова начал мерно выхаживать перед позицией первого взвода и своей палаткой. Вытащил на улицу радиостанцию, включенную на приём, положил наушники в цинковое ведро, так что если теперь меня будут вызывать, то я услышу, даже если буду в первом взводе.

Около часа ночи опять стали падать 82 мм мины в расположение не только моей батареи, но и других подразделений. Правда, работал только один миномёт и поэтому мины падали редко. Я безуспешно пялился в район дач, пытаясь разглядеть вспышку от выстрела, но всё было бесполезно. Бросив это занятия, стал смотреть, как реактивная батарея ведёт огонь по Грозному. И тут заметил одну особенность: как только реактивная установка «Град» производила выстрел несколькими реактивными снарядами, так в метрах в трёхстах за автострадой появлялась вспышка от выстрела и через тридцать секунд мина падала на поле.

- Агааа…, вот он гад, откуда стреляет, - со злорадством возликовал и помчался в дивизион Чистякова, откуда до миномёта через поле было метров пятьсот. Наверно, я не услышал предупреждающего крика часового, охраняющего огневую позицию, потому что наткнулся на очередь из автомата часового. Мигом залёг и попытался окликнуть часового и объяснить кто я, но опять получил в ответ очередь. Плюнув на всё: на часового, который от испуга палил во все стороны, на духовский миномёт, я тихо отполз в сторону своего расположения. В принципе, выпустив бесполезно ещё несколько мин, миномёт прекратил вести огонь и до самого утра больше ничего не беспокоило.

Как только рассвело, я пришёл к Боровикову и рассказал о ночном происшествии. Сергей Юрьевич почесал затылок, а потом сладко зевнул во весь рот: - Ааа…, всё равно ничего бы не получилось, даже если бы ты к нам добрался без приключений….

Увидев моё недоумённое лицо, он пояснил: - Там, напрямую не выскочишь к автостраде - минное поле. А через других идти – наглядный опыт ты получил. И сейчас туда не ходи. Где там мины стоят, никому неизвестно. Так что чёрт с ним, с этим миномётом. – С этим мне пришлось согласиться.

В девять часов, со своих позиций снялась третья рота и прогрохотала мимо моего командного пункта, уйдя к своему батальону, который вытягивался к самолёту. Вчера полк получил задачу: прорваться через село Пригородное на Гикаловский. В дальнейшем выйти на южный перекрёсток у села Чечен-Аул и закрепиться там. Эту задачу накануне попытался выполнить 245 полк и им было известно, что в Пригородном и Гикаловском держали оборону боевики. Поэтому 245 полк сначала захватил несколькими взводами вершину невысокого хребта, который нависал над Пригородным и тянулся до Чечен-Аула. Теперь с вершины хорошо проглядывался и контролировался весь населённый пункт, в том числе и опорный пункт боевиков. Успокоившись тем, что позиции были заняты без сопротивления, командиры взводов поставили подчинённым задачу окапываться, а сами с несколькими солдатами отправились осмотреть ретранслятор в трёхстах метрах от позиций. В их отсутствие к солдатам, под покровом лёгкого тумана вплотную подобрались боевики и внезапно атаковали. Мотострелки, оставшиеся без офицеров, не приняв боя, бросили позиции и разбежались, потеряв при этом несколько человек убитыми и ранеными. Полк попытался прорваться через Пригородное к Гикаловскому, но также потерпел неудачу и отступил. Только через сутки они сумели собрать разбежавшихся солдат.

Наше командование, учтя ошибки соседей, решило прорваться через дачи и вдоль высот Новые Промыслы, вырваться к Гикаловскому и дальше. Третий батальон, сдав свои позиции морпехами, тоже стал вытягиваться на автостраду. Меня оставили для охраны АДН и РМО, также с третьего батальона на поле остаётся восьмая рота Толика Соболева.

Я сидел у радиостанции и слушал все переговоры командования с батальонами, но по мере того как батальоны уходили вперёд, всё чаще и чаще связь переходила в режим «Б», и я ничего не мог понять. Через час бросил это занятие и решил вместе с замполитом сходить на вещевой склад получить на себя свитер. Их выдавали только командирам подразделений, но я думал, что сумею выбить ещё один и для Кирьянова. Но начальник вещевой службы «упёрся рогом» и в ни какую. Мне выдал, а Кирьянову отказался. Всё пьяно бубнил, что замполитам - не положено. Мы стояли на улице и я приводил всё новые, и новые доводы для получения ещё одного свитера, но толстый, безвольного вида майор пьяно щурил на меня глаза и слушал, а потом решительно прервал: - Ладно, если твой замполит такой боевой, как ты тут расписываешь: я дам свитер. Но при одном условии, - он осмотрел поле и его замутнённый алкоголем взгляд остановился на станции Примыкание, - вот, если твой замполит взорвёт водокачку на станции ровно в 13:00, я дам ему свитер.

Наверно, спьяну станция ему казалась глубоким тылом боевиков, но мы-то знали, что там опасно лишь ночью, поэтому охотно согласились продемонстрировать свою «отвагу и доблесть». Вернулись в палатку и с азартом начали готовиться к вылазке. Набрали гранат, патронов. Взяли с собой Алушаева, Карпука и двинулись. Через десять минут мы были в расположении восьмой роты и разговаривали с Соболевым.

- Борис Геннадьевич, ты там только моих солдат не трогай. Я их послал на промысел: пошарить по вагонам. Может, что в роте сгодится.

Пообещав командиру роты не трогать его солдат, мы пересекли линию обороны роты и двинулись по буеракам вдоль глубокого арыка к станции. Через триста метров встретили группу солдат, которые с муравьиным упорством тащили на себе чугунные печки, матрасы и другие вещи казённого вида, но все были без оружия. Отругав за это сержанта, мы двинулись дальше, а через пять минут нас догнал Соболев с тремя солдатами: - Решил с тобой прогуляться. – Объяснил он.

Что ж, я был не против. Спустились с косогора вниз к путям, пролезли под вагонами и я дал команду рассыпаться: чёрт его знает, кто здесь ещё шатается. Мы уже почти минуту тихо крались вдоль пассажирских вагонов, когда в одном из вагонов я услышал какой-то неясный шум, предполагающий наличие внутри людей. Подал знак рукой и все послушно остановились. Прислушались, действительно в вагоне находилось несколько человек. Поняв, что надо действовать быстро и решительно, подскочил к вагону и сильно стукнул прикладом по стенке: - Сдавайтесь, вы окружены, - заорал страшным голосом.

Шум затих, а я вскинул автомат и в подтверждении своих слов, дал длинную очередь по окнам, Громко зазвенели стёкла выпадая из рам, а я продолжал азартно орать: - Сдавайтесь суки, а то всех перестреляем. – Через несколько секунд махнул рукой Карпуку. Тот выхватил гранату, выдернул кольцо, отскочил несколько в сторону и метнул её, через разбитое окно, в вагон. Раздался оглушительный грохот взрыва и на землю полетели остальные стёкла из уцелевших окон, а из вагона донеслись истошные крики: - Сдаёмся, сдаёмся, ёб т… мать, только не убивайте.

- Выкидывай оружие в окна, - подал следующую команду. К нашему безмерному удивлению, через несколько секунд на землю из вагона полетели автоматы, подсумки с патронами и даже один пистолет – Ни фига себе….

- Выпрыгивайте в окна и сразу мордой в землю. Руки на затылок. Кто дёрнется – тот труп. – Я торжествовал. Не успел ещё толком начать боевые действия, а уже боевиков в плен взял. Да ещё с оружием. Да мы за них всю батарею в свитера оденем. Из окон посыпались молодые парни, приземлившись, они сразу же падали на стылую землю и руки ложили на затылок.

- Игорь, смотри, - обратился я к Карпуку, - в форму нашу одеты, суки. Вот, откуда они всё это берут?

Когда последний выпал из окна и упал на землю, то в нём мне показалось что-то знакомое. Сзади тихо засмеялся Алушаев: - Товарищ майор, да это рота связи с прапорщиком Масленниковым.

Действительно, в последнем выпавшем, который поднял голову, я узнал прапорщика Масленникова. Тот тоже обрадовался, узнав нас, вскочил и кинулся ко мне: - Товарищ майор, да

это мы, да мы свои….

- Назад, - мне было обидно до глубины души от такого перевёртыша; я думал пленные, а тут свои. Да ещё так легко сдались в плен без всякого сопротивления. – Назад.., ложись…, стрелять буду. – Но Масленников приближался, уже ничего не соображая от радости, что вместо боевиков в плен взяли свои. Я вскинул автомат и дал очередь под ноги прапорщику. – Ложись гад, пристрелю.

Масленников остановился в недоумении, а я резво подскочил к нему и автоматом ударил его в живот, отчего тот согнулся и со стоном повалился на землю.

- Всем лежать, сволочи. Я патрулирую станцию по приказу командира полка, - почему я так сказал – не знаю, но меня уже понесло, - Надо бы вас здесь сейчас расстрелять за то, что вы, не сопротивляясь сдались в плен. Даже не сделав ни одного выстрела. Да чёрт с вами. Сейчас я патроны и гранаты у вас изыму и идите отсюда в полк, пока добрый. Ну, а ты прапор, за пистолетом ко мне сам придёшь. Ты понял меня? – Масленников послушно мотнул головой, а наши солдаты быстро и сноровисто, собрали магазины с патронами и гранаты. Я сунул пистолет за портупею, и пинками отправили связистов в сторону командного пункта, а сами через пару минут выбрались к зданию станции. Перрон был засыпан мусором, битым стеклом и разбитой мебелью из здания. Ветерок шевелил и гонял по земле листы исписанной бумаги, изредка вдалеке пощёлкивали выстрелы и глухие разрывы. Мы тихо продвигались вдоль стены, заглядывая в каждое окно, но кругом никого не было видно. Пройдя, почти всё здание, мы наткнулись на единственную запёртую дверь, за которой слышался какой-то шум и скрежет. Но на двери висел навесной замок. Мы встали по обеим сторонам двери. Я постучал: - Кто там? Отвечайте. – Тишина.

- Отвечайте, а то взорвём дверь гранатой. – Опять тишина. По моей команде все отскочили от двери.

- Замполит, стреляй в дверь с подствольника. – Алексей Иванович встал напротив двери в семи метрах и стал целиться в дверь.

- Не стреляйте, мы свои, - истошно заорали изнутри помещения. Я сорвался с места и ринулся за здание вокзала. Выскочил из-за угла и сразу же вскинул автомат. Перед вокзалом стоял БРДМ-2, на котором уже находилась куча матрасов, простыней и одеял. На машину лезли два солдата, а изнутри вокзала выскочил третий солдат, который держал автомат наизготовку и водил стволом из стороны в сторону, готовый в любой момент открыть огонь. Практически одновременно мы наставили друг на друга оружие, но слава богу на спусковые крючки не нажали.

- Откуда солдат и что тут делаете? – Спросил практически через прицел. Мягко выкатился по земле из-за угла Алушаев и направил свой автомат на солдат и БРДМ. Из-за противоположного конца здания вывалился Соболев со своими солдатами. А сзади меня выперлись Карпук и Кирьянов. Солдат медленно опустил автомат.

- Да, мы с хим. взвода. Приехали одеял и простыней набрать себе. Уже собрались уезжать, а тут вы. – Солдат выжидающе смотрел на меня.

Я закинул автомат на плечо и подошёл к нему: - Молодец! Чувствую, что если бы вместо нас были боевики, то хрен бы ты сдался. А то тут, связисты одни, безропотно сдались. Без единого выстрела.

Солдат ухмыльнулся: - Если бы вы были боевики, вас бы я точно срезал, но и вы нас уничтожили бы. Грамотно нас обложили со всех сторон. В момент.

Поощрительно похлопал солдата по плечу: - Молодец, вы тут что надо добирайте себе, а у нас другая задача. – Махнул рукой и через пару минут, задрав головы, мы стояли у кирпичной водокачки. С нашего расположения она казалась хлипкой, и что взорвать её было плёвым делом. Но сейчас она высилась перед нами, и было ясно: что нашими жалкими гранатами мы сможем только изобразить взрыв, который не принесёт ей ни малейшего ущерба.

- Ну, что Алексей Иванович, по моему ты без свитера остался? – Все засмеялись. А Кирьянов морщил лоб, что-то обдумывая, потом решительно начал вытаскивать гранаты из карманов.

- Борис Геннадьевич, я всё-таки залезу. До 13:00 осталось десять минут. Взорву в час гранаты, а то потом пьяный вещевик скажет, что мы и не дошли до неё – Зассали. Чёрт с ним, со

свитером.

Собрав пять гранат вместе, Кирьянов и Карпук скрылись внутри водокачки, а ещё через несколько минут послышался взрыв. Сверху на нас посыпался мусор, обломки кирпича и шифера. Над водокачкой поднялись клубы пыли и дыма, но взрывом снесло только часть крыши. Плюнув от досады, мы развернулись и ушли домой.

В офицерской палатке мы нашли начальника вещевой службы, который беззаботно спал, пуская пьяные слюни и распространяя вокруг себя ароматы хорошего перегара. Бесцеремонно растолкав и вытащив его на улицу, мы ничего не добились. Он, слабо сопротивлялся нашим попыткам повернуть его голову в сторону водокачки и упорно не открывал глаза. Послал нас на три буквы, потом обмяк в наших руках, опять уйдя в пьяное забытье. Забросив безвольное тело обратно на койку, мы ушли к себе, решив разобраться с ним завтра.

В ходе похода на станцию, у нас родилась новая идея. Так как два мотострелковых батальона ушли на новые позиции, то возрастала реальная опасность просачивания боевиков в наше расположение. Необходимо было зажечь вагоны на путях, чтобы они в течение ночи освещали близлежащую местность. Решили вечером, но в гораздо большем количестве, пробраться на станцию и поджечь вагоны. Подготовке к этому мы посвятили оставшуюся световую часть дня.

Вышли к станции где-то в 21:00. С собой взяли ещё старшину, Чудинова и несколько солдат. Подготовили несколько бутылок с бензином и взяли ещё один огнемёт «Шмель», чтобы испытать его в боевых условиях. Сначала зашли на командный пункт Толика Соболева и посвятили его в свой план. Я не стал слушать его возражения, а только попросил предупредить наблюдателей, чтобы, когда мы будем возвращаться, они не открыли по нам огонь. Через десять минут пересекли боевые порядки восьмой роты, а ещё через десять минут сосредоточились на краю обрыва, в ста пятидесяти метрах от вагонов. Растянулись в цепь. Было очень темно, и вагоны на путях даже не проглядывались. Я и Алушаев, взяв несколько бутылок с бензином, спустились с обрыва и начали тихо, насколько это было возможно, двигаться к железнодорожным путям. Ещё когда мы были на обрыве, у меня появилось стойкое ощущение того, что за нами наблюдали и сейчас по мере приближения к вагонам, это ощущение только усиливалось, отчего «ледяные мурашки» активно забегали не только по спине, но и по другим участкам тела. Я остановился, замер и Алушаев, до вагонов оставалось метров сорок. Обострённые, чувством реальной опасности, все органы: зрения, обоняния и слуха работали в полную силу, предупреждая о близкой опасности. Присели на корточки, глаза уже привыкли к темноте и были видны мелкие предметы даже на приличном расстоянии. Обшарил глазами ближайшие кусты слева: вроде бы никого. Перевёл взгляд на дальние вагоны – тоже ничего. Напряжённо стал вглядываться в вагоны перед нами, оглядел все тёмные места, но ничего не заметил. А обострённый слух всё-таки уловил звук похожий на хрустнувшую веточку, слева от нас.

- Алушаев, ты слышал? – Прошептал я на ухо пулемётчику, который тоже повернулся в ту сторону. Сержант кивнул головой.

- Тихо. Тихо отходим к своим, - я подтолкнул его рукой в сторону обрыва. Сначала на полусогнутых, а потом согнувшись мы начали двигаться, всё убыстряя движение. Мы уже подходили к своим и видели их чёткие силуэты на фоне неба: - Блин, от вагонов, наверно, хорошо видны – как мишени, - только успел подумать об этом, как практически в упор, чуть ли не в лицо, прозвучала автоматная очередь. Вспышки выстрелов ослепили меня, но я успел увидеть, что стрелял старшина.

- Старшина! Прекратить огонь, - но старшина, дав по инерции ещё одну очередь, и сам разглядел, что подходят свои, виновато забормотал: - Товарищ майор, товарищ майор меня что-то заклинило, показалось что духи лезут. У вас всё нормально?

- Пономарёв, ты идиот! У нас то всё нормально, это у тебя сейчас будут проблемы, - я хотел его ударить, но всё-таки пересилил своё желание, только зло прошипел: если он ещё раз откроет огонь без моей команды – я его пристрелю. Посовещавшись, мы присели и в течение тридцати минут наблюдали за вагонами и местностью. Было тихо и ничего не выдавало присутствие боевиков. Через пять минут в сторону вагонов бесплотными тенями скользнули Кирьянов, Карпук, Алушаев и через пятьдесят метров они исчезли из виду. Напряжённо вслушиваясь в темноту, мы ждали: если боевики есть здесь и они атакуют, то мы огнём прикроем отход нашей группы. Послышался звук бьющегося стекла – яркая вспышка и внутри пассажирского вагона взвилось пламя. Зазвенело там же ещё одно окно, и огонь весело заплясал растекаясь внутри, но с другого конца вагона. Хлопнули ещё пару бутылок в соседнем вагоне, в отсвете пламени полусогнутые фигуры моих подчинённых метнулись в нашу сторону.

- Старшина, только посмей выстрелить, - прошипел я прапорщику. Пономарёв что-то невнятно пробормотал, но я его не слушал. Сейчас самый удобный момент для боевиков чтобы открыть огонь по группе, которая освещаемая отблесками пламени стремительно мчалась в нашу сторону. Но всё обошлось. Кирьянов и Карпук, шумно дыша, остановились около меня, а Алушаев отошёл к солдатам. Мы все посмотрели на вагон и разочаровано выматерились: пламя внутри вагонов опало и лишь изредка, на несколько секунд, вскидывалось, а затем беспомощно опадало обратно.

- Чёрт побери, как какая авария на железной дороге, так вагоны полыхают - хрен потушишь. А тут бензином облили и ни фига, - Кирьянов зло сплюнул, - Борис Геннадьевич, а может быть со «Шмеля» врежем?

- Давай, - я даже не размышлял, - заодно проверим его в действии.

Кирьянов вскинул на плечо контейнер, прицелился и выстрелил. Как всегда звук выстрела оглушил нас и заставил даже невольно присесть. Через секунду багровое пламя разрыва взметнулось посередине состава, на мгновение разорвав темноту и ничего. Напрасно прождав минут десять возгорания вагонов, мы отправились обратно. На наблюдательном посту своей роты нас встретил Соболев.

- Я сам вышел встречать, на солдат не стал надеяться. Встретили бы огнём, это точно. – Поблагодарив Толика за проявленную заботу, мы ушли к себе.

Утром меня вызвали в штаб полка и предупредили, что завтра я с двумя взводами выдвигаюсь в район обороны полка. А один взвод останется для прикрытия дивизиона. Пообщавшись с офицерами штаба, я узнал как проходила вчерашние события.

Полк благополучно прорвался через дачи и садовые участки, потеряв лишь один прицеп с миномётными боеприпасами, и внезапно выскочил практически в тыл боевиков. Отряд обеспечения движения во главе с Пильганским стремительно продвигался по территории духов, где нас совсем не ждали. Туда даже вертолёты не залетали. Боевики в ужасе и панике разбегались от дороги в разные стороны. А один до того ошалел, что метров двести бежал рядом с колонной первого батальона и только косился глазами на русских солдат, забыв что у него самого в руках есть автомат. Бойцы уржались, а когда боевик вильнул в сторону, чтобы сбежать от дороги в глубину улицы, его тут же срезали одной очередью. Первый батальон выставил блок-посты и закрепился вдоль дороги от Пригородного - село Гикаловское до северного перекрёстка у Чечен-Аула. При занятии позиций был несколько раз обстрелян с возвышенностей Новых Промыслов. Рассказали, что во время выставления блок-поста у Пригородного к нашим солдатам вышел старик и попросил хлеба. Солдаты дали несколько буханок, а когда старик повернулся, чтобы уйти духовский снайпер всадил пулю прямо в голову старому чеченцу. Ведь мог убить нашего солдата, но убил старика, чтобы и другие мирные жители боялись приближаться и общаться с русскими. Отряд обеспечения выскочил на южный перекрёсток Чечен-Аула и там закрепился. Разведрота ворвалась на территорию племсовхоза и после короткой схватки захватила его. До вечера подразделения закреплялись на позициях, а под утро боевики атаковали с нескольких сторон. Понесла большие потери танковая рота Саньки Волобуева и был убит командир взвода химической защиты. Напор боевиков был так силён, что батальон попятился, но после некоторого замешательства дал отпор боевикам и отбросил их. В принципе больше ничего неизвестно.

Вернувшись в расположение, собрал офицеров и довёл своё решение. С дивизионом остаётся третий взвод, а первый и второй уходит со мной. День был посвящён подготовке к дальнейшим действиям, а во время обеда мы с Кирьяновым стали терроризировать вещевика, но тот упёрся: водокачка не взорвана, значит и свитера тоже нет. Под вечер пришёл опечаленный Соболев. Оказывается, после того как мы вернулись со станции, туда упёрлись, непонятно зачем два его солдата, а утром их нашли расстрелянными на железнодорожных путях. Значит, интуиция меня не подвела – были там духи, но нас было много и они не захотели с нами связываться.

В 23 часа, когда я вышел из землянки на ночное дежурство, то сразу же увидел огромное зарево над станцией. Горело вагонов пять, которые своим пламенем освещали почти до самого утра всю прилегающую местность. Нашлись люди – сумели запалить вагоны.

Глава вторая Чечен-Аул.

Утром в штаб меня вызвал начальник штаба полка: - Копытов, берёшь к себе в колонну ещё машину космической связи. За благополучную доставку её в штаб, к командиру полка, отвечаешь головой. Учти, в ней золота больше чем стоит полк твоих противотанковых установок. Задача понятна? Ну, тогда вперёд.

Колонна машин, которая должна была двигаться к Чечен-Аулу уже была выстроена. Стояли и два моих противотанковых взвода. Я только сходил за УРАЛом, на котором была установлена космическая связь и поставил его в свою колонну, за машиной командира второго взвода. А ещё через десять минут мы тронулись. Опять прошли мимо подбитого самолёта и по автостраде проехали километра три в сторону Грозного, после чего свернули в поле, на дорогу пробитую прошедшей техникой. Я сначала опасался за свои БРДМы, но машины шли нормально, и УРАЛ со связью тоже. Минут двадцать медленно двигались через территорию обширных садовых участков, усеянных многочисленными воронками разных размеров. Изъезженную и разбитую техникой глубокую колею окружали израненные и изуродованные осколками снарядов и мин деревья, и только в одном месте мы увидели перевёрнутый прицеп с рассыпанными по земле миномётными минами. Дорога ухудшилась и колонна стала растягиваться, а тяжёлый УРАЛ стал опасно отставать. Пришлось снизить скорость. Ещё пару километров по уже открытому пространству поля и техника, натужно гудя, форсируя большую и глубокую лужу, стала выползать на асфальт, втягиваясь в улицу дачного посёлка у селения Пригородное. Тут уже располагался блок-пост морских пехотинцев, но над посёлком и дорогой грозно нависали высоты Новых Промыслов, откуда в любой момент мог обрушиться шквал огня. Колонна остановилась, поджидая отставшие машины. Батарея моя была в полном составе и УРАЛ, спокойно работающий на холостом ходу, внушал оптимизм. Замыкание доложило о всех машинах, тронулись дальше. Метров через сто увидели первый труп боевика. Он лежал, уткнувшись головой в землю, автомат наверно забрали, но тело было перепоясано ремнями, на которых висели пустые подсумки для гранат и патронов. Лежал боевик рядом со сорванными с петель красными воротами каких-то разбитыми мастерскими, во дворе которых теснились легковые и грузовые машины. Даже того мимолётного взгляда, который успел бросить во внутрь двора, было достаточно чтобы понять: что если там и были целые машины, то после посещения наших военнослужащих они годились только в металлолом. Все машины были или расстреляны, или взорваны гранатами. Проехали дальше и слева промелькнуло кладбище, густо утыканное пиками и свеженарытыми могилами. Я уже знал, что под каждой пикой лежит воин, погибший в борьбе с неверными, и количество пик радовало душу. Проехали посёлок Гикаловский, с его вечно парящими многочисленными сероводородными источниками, ещё через пять минут миновали автобусную остановку, с телами расстрелянных боевиков, лежащими в неестественных позах, и северный перекрёсток дорог на Чечен-Аул. Не знал и не догадывался в это время, что этот перекрёсток станет моим домом почти на месяц и здесь я переживу один из самых тяжёлых и трудных моментов своей жизни. А пока мы ехали мимо и через километр подъехали к племенной станции, где расположился командный пункт и тыловые подразделения полка. Перед главной дорогой, где был свороток к зданию племенной станции, возвышались два больших постамента, облицованных кафельной плиткой: на левом - скульптура мощного быка, который в ярости загребает землю копытами. Особенно рельефно на скульптуре выделялись яйца, на которых виднелись следы пуль, а на правом – скульптура барана, гордо закинувшего голову. Я слез с машины и, внимательно осмотрев монументы, отправился искать командира полка, чтобы доложить о прибытие и получить задачу. Штаб располагался в трёхэтажном, кирпичном здании красного цвета бывшего управления племенной станции на первом этаже. В большой комнате, когда-то здесь размещалась бухгалтерия, я нашёл командира полка и начальника артиллерии, стол которого располагался рядом со столом командира. Сразу же доложился обоим. Командир спросил, как добрались, была ли обстрелена колонна? Получив ответы, Петров низко склонился над картой,

- Смотри на карту, - командир взял в руку карандаш, - встанешь здесь. Вот сейчас ты проезжал, слева был перекрёсток, автобусная остановка и дорога на Чечен-Аул, помнишь?

- Да, товарищ полковник, видел. Там ещё два духа убитых валяются.

- Правильно, вот этот перекрёсток ты и обороняешь. Разворачивайся и закапывайся. Там сейчас стоит мотострелковый взвод третьей роты, но я его завтра уберу оттуда. И ты там будешь единственным заслоном от боевиков со стороны северной части Чечен-Аула, да и Гикаловского. Кстати, насчёт Гикаловского. Первый батальон прикрывает лишь дорогу, саму деревню не контролирует. Боевики тоже её не контролирует, но иногда там шастают. Так что за этим селом так же внимательно надо наблюдать. Вот на этом поле через пару дней я разверну артиллерию полка. Так что от тебя будет зависеть многое. Будь бдительным. От Чечен-Аула идёт асфальтная дорога, всего километр, ты даже оглянуться не успеешь, как дудаевцы ворвутся в твоё расположение – если они по ней рванут на тебя. А метров через триста и позиции дивизионов. Пожгут они на хрен всё. А у нас и так вчера за двадцать минут боя сожгли почти всю танковую роту. Так что ты должен там организовать чёткую службу и крепкую оборону. Задача ясна?

Я склонился над картой, несколько секунд вглядываясь в условные обозначения, потом поднялся: - Ясно, товарищ полковник. Разрешите убыть.

Командир махнул рукой, я же вопросительно посмотрел на начальника артиллерии, ожидая дополнительных указаний, но тот лишь вяло махнул рукой и я вышел из комнаты.

Приняв вправо у перекрёстка, я остановил колонну, соскочил с машины и пошёл к небольшому, каменному мосту через арык, на котором стоял офицер. Это оказался командир третьей роты Саня Григорьев. Мы поздоровались и я объяснил причину своего прибытия, попросив обрисовать обстановку.

- Ты, Боря, смотри сам. Здесь я тебе не советчик. Сам определяйся, куда и кого ставить.

Согласно кивнув головой, попросил его показать свои позиции, чтобы определиться на местности. В семидесяти метрах от моста, съехав носом в придорожную канаву, стоял полусгоревший красный Москвич-412, вокруг которого в разных позах лежали убитые пассажиры автомобиля.

- Кто их? – Спросил, кивнув головой на трупы.

Саня досадливо поморщился: - Да это позавчера, когда мы здесь только заняли оборону. Видать боевик вывозил свою семью, но не знал, что перекрёсток уже занят русскими. Мы спокойно стояли и ждали, когда он подъедет; ни у кого ни каких жестоких мыслей не было. Ну, остановили бы и обыскали машину. У кого было оружие – арестовали, а остальных отправили бы обратно….

А когда автомобиль подъехал к нам на тридцать-сорок метров и они разобрались, что тут уже русские: из машины открыли из автоматов огонь. Ну, тут мы со всех сторон как влупили: кто с автомата, кто с пулемёта. Машина в кювет. Двое с автоматами выскочили из машины и стали отстреливаться – их тут же срезали. Кинулись к машине, а там все убиты, автомобиль горит – вытащили их. Вот и лежат теперь

Мы остановились около трупов. Ближе к нам лежала пожилая женщина. Даже сейчас, убитая она судорожно прижимала к своему телу, как бы защищая собой, грудного младенца. Пули прошили ребёнка и убили также его мать. Рядом с чеченкой лежал десятилетний мальчик, смерть он принял мгновенно и на его лице был только лёгкий налёт испуга. Ещё двое молодых парней; они и стреляли, лежали на спине, мёртвым оскалом продолжали, как бы угрожать нам. У водительской дверцы ничком лежал водитель автомобиля. Чуть дальше в канаве лежала четырнадцатилетняя девочка.

Саня показал на неё: - Она единственная была живая, но помощь ей не успели оказать – умерла от потери крови.

- Слушай, а у автобусной остановки два духа лежат, их то кто, тоже твои?

- Не…. Это отряд обеспечения движения. Они когда с Гикаловского выскочили, помчались сюда. А эти два боевика стояли на остановке и курили. Даже не дёргались, считая что это их колонна. А когда наши подскочили на сто пятьдесят метров к ним, те разобравшись, побежали за остановку – к арыку. Их с пулемёта и срезали. Когда обыскали, то оказалось: один из них командир взвода батальона «Борз». Он сейчас в Чишках стоит. А второй простой солдат из его же взвода. У них в карманах увольнительные были на двое суток: и они как раз возвращались обратно в батальон, ожидая попутной машины.

Закончив обход позиций мотострелков, я определился с обороной данного района, после чего подозвал командиров взводов: - Коровин, ты со своим взводом занимаешь оборону за мостом, пятьдесят метров дальше сгоревшего Москвича - фронтом на Чечен-Аул. Задача: не пропустить боевиков в случаи атаки на мост. Жидилёв, а ты со своим взводом располагаешься на поле, на уровне второго взвода, но углом к дороге, так чтобы в случаи попытки прорыва боевиков ты мог вести огонь по дороге, идущей с деревни ко второму взводу, а также по самой деревне. – Я прутиком начертил на земле схему расположения взводов.

- Как развернётесь, сразу же капитально закапываться. Я же расположусь вот здесь у моста. Если кто прорвётся, то мы будем с ними уже здесь разбираться. Задача ясна? – Офицеры мотнули головами, - ну, если ясна, то за дело.

- Алексей Иванович, ты с Карпуком оборудуешь место командного пункта у моста. УРАЛы и БРДМ туда поставишь, за насыпью. Но БРДМы так поставишь, чтобы пулемётами мы могли смести с моста любого, кто прорвётся.

Поставив задачу, я пошёл к видневшийся в отдалении КШМке артиллеристов. За ней в пятидесяти метрах деловито суетились танкисты, цепляя тросом танк, который съехал по крутому берегу в глубокий арык.

- Кто командир батареи? – Спросил солдата с автоматом. Ответить солдат не успел: открылся люк и из него вылез капитан Кирилов: - Боря, здорово. Ты чего тут делаешь?

Выслушав меня, он обрадовался: - Боря, я сейчас пытался танком взорвать склад ГСМ на окраине Чечен-Аула, да ни фига не получается. Корректировал, корректировал, но эти дебильные танкисты так попасть и не могут. Давай с твоей противотанковой установки долбанём…. – Кирилов показал рукой на четыре большие цистерны, которые стояли на склоне горы. Да и я сам давно уже обратил внимание, как танк в двухстах метрах от нас в течение двадцати минут стрелял по складу ГСМ и никак не мог попасть. Вскинул бинокль и стал осматривать склон горы: четыре цистерны, выкрашенные серебрянкой, поблёскивали на солнце. Рядом стояла будка и ещё пару строений. Но сложность была в том, что впереди склада высились деревья и проходила высоковольтная линия электропередач, которые наполовину перекрывали проводами и ветками цистерны.

- Хорошо, Игорь, сейчас попробую уничтожить склад. – Я отдал необходимые распоряжения и уже через десять минут наводил перекрестье визира переносной противотанковой установки на левую ёмкость. Но с этого места тоже было плохо видно: мешали деревья. Переместился ещё на пятьдесят метров влево: теперь можно стрелять. Поставил контейнер с ракетой на пусковую установку и механизмами горизонтальной и вертикальной наводки навёл на цель. Затем поднял перекрестье, как это положено, на одну треть высоты цели над цистерной. Успел пожалеть о том, что не захватил на позицию шлемофон и нажал на спуск. Сначала громко щёлкнули и отстрелились крышки контейнера, и почти сразу же заревел стартовый двигатель. Ракета сорвалась с направляющей и помчалась к цели. Оглушённый грохотом схода ракеты, я действовал уже на автомате: через секунду огонёк от стартового двигателя показался в визире, на границе большого круга. Ракета вихлялась на траектории и всё больше и больше смещалась за границу прицельных кругов, но мелкими и точными движениями механизмов наведения за две секунды ввёл огонёк двигателя в малый круг и установил контроль над полётом ракеты. Постепенно механизмами наводки стал совмещать малый круг и верхний край огромной ёмкости с горючим. Ракета, послушная командам, начала плавно доворачивать на цель, ювелирно промчалась между высоковольтных проводов, скользнула над ветками деревьев и практически впритирку прошла по верхнему краю цистерны, взорвавшись под одним из навесов. В разные стороны полетели доски, шифер, загорелись мгновенно куски старого рубероида, выкидывая вверх клубы чёрного дыма.

Я вскинулся над установкой и с досадой посмотрел на не уничтоженную цель. В пяти метрах от меня в азарте приплясывал Игорь: - Боря, блин… ещё сантиметров бы пятьдесят ниже и рвануло бы. Давай вторую.

Ещё раз взглянул на склад: до него примерно 1800 метров, это значит 9 секунд полёта ракеты. А мне показалось, что она летела целую минуту. Я хмыкнул и поставил на направляющую следующий контейнер. Но тоже неудача. Ракета разорвалась в ветках впереди стоящих деревьев. Взял чуть выше и следующая ракета ушла выше склада, разорвавшись на склоне перед кладбищем. Четвёртая попала в провода линии электропередач и тоже взорвалась. Я ещё более сосредоточился: и следующая ракета чётко пройдя между проводов и над ветками, вонзилась в бок цистерны. День был солнечный и тёплый, поэтому пары, которые скопились вверху цистерны, красиво рванули, превращаясь в стремительно расширяющийся огромный огненный шар, но через несколько секунд от огненного шара остался лишь чёрный дым, а над баком весело и красиво заплясали яркие языки пламени. Я поднял голову и, даже полуоглушённый, услышал радостный рёв солдат не только моей батареи, но и всех кто наблюдал. Подбежали солдаты и положили на землю ещё две ракеты. И следующую ракету я уже уверенно вогнал в низ цистерны. Взрыв был не такой впечатляющий, но зато через возникшую дыру хлынул мощный поток горящего топлива, который покатил вниз зажигая всё, что ему попадалось на пути. Последней ракетой промахнулся и плюнул. Всё, на сегодня достаточно.

- Боря, давай ещё дальше стрелять, - Кирилов от нетерпения даже подпрыгивал на месте.

- Игорь, всё. Комбат счёт в батарее открыл. Завтра добьём цистерны, а на сегодня хватит. И так полночи гореть будет.

Мы вернулись на командный пункт: здесь и во взводах во всю кипела работа. Попытался тоже активно включиться в работу по оборудованию землянки, но быстро почувствовав боль в районе сердца, бросил это занятие и в бинокль стал рассматривать окружающую нас местность. Типичные для Чечни окрестности. Сзади меня проходила асфальтная дорога, которая связывала город Грозный с ближайшим населённым пунктом Старые Атаги. В двадцати метрах, параллельно дороги протекал арык в глубоком, метра четыре, канале с крутыми склонами. Вот на этом клочке, между дорогой и каналом, мы сейчас и развёртывали свой командный пункт. Со стороны боевиков нас прикрывала полутораметровая насыпь, которая шла вдоль арыка. За каналом проходил железобетонный жёлоб, где тоже текла вода, но в отличие от арыка она была чистой и прозрачной. Слева от нас, через канал стоял железобетонный мост с метровой дырой от снаряда посередине и дорога от моста шла в Чечен-Аул, который находился в полутора километров. Он полностью был под контролем боевиков. Слева и справа от дороги чистые поля. На правом поле в трёхстах метрах от нас был передний край третьего батальона, а слева никого не было и вдоль дороги к деревне, практически до неё шла зелёнка, шириной метров двадцать. Самое гнусное место для нападения со стороны чеченцев. За ГСМом, который продолжал гореть, было кладбище. Оно плавно взбиралось по склону небольшого хребта на окраине Чечен-Аула, который тянулся покрытый лесом несколько километров до н.п. Пригородное. Сама деревня казалась вымершей, на улицах никого не было видно, лишь кое-где бродил брошенный скот. Не было видно и боевиков. Я перевёл бинокль снова на дорогу, которую прикрывал. Самое плохое, что по прямой чистого пространства было метров девятьсот, то есть ракеты не применишь: оператор просто не успеет взять управление на себя. Тут надо бы метров ещё триста, как минимум, резерва иметь. На плавном повороте дороги виднелись остатки нескольких разбитых машин.

- Это моя работа, - послышался из-за спины горделивый голос Кирилова. Он подогнал свою КШМку ближе к нам и встал в пятидесяти метрах от моего КП. – Мы в первый день, как сюда прорвались, заняли с мотострелковым взводом оборону. Ночью духи завязали бой с третьим батальоном, причём так нажали, что пехота дрогнула. А здесь они решили додавить. Смотрю в ночник, а они колонну строят, чтобы рвануть и смять нас здесь. Докладываю командиру полка, а тот - Держитесь сами, подмоги не будет и нет…. Ну, я, одним дымовым дал пристрелочный. Смотрю, снаряд лёг практически нормально, только сто пятьдесят метров перелетел. Тут же ввёл поправочку в прицел и 72 снаряда дивизионом - Беглый Огонь! Вообще, классно снаряды легли. Сразу же половина машин взлетела от прямых попаданий, боевики в разные стороны, но мало кто ушёл. Пехота даже огня не открывала. Так что я им здесь полностью атаку сорвал. – Игорь от удовольствия и в возбуждении потёр руки.

- Честно говоря, проворонил, когда они раненых и убитых уволокли. Утром смотрю, а они ещё и не подбитые машины втихушку утащили. Да и чёрт с ними, мало им не показалось. - Мы ещё в таком духе немного поболтали, обговорили все возможные вопросы взаимодействия. Игорь предупредил, чтобы ночью поглядывал за арыком: а то по ночам духи пробираются по ним в расположения войск и вырезают наших. Вскоре Кирилов ушёл к себе, а я начал проверять подготовку взводов к ночи. Прошёлся по позициям, проинструктировал не только командиров взводов, но и весь личный состав. По радиостанции доложил командиру о занятии района, а через какое то время стемнело.

Как обычно в 23 часа я с сержантом Торбан заступил на дежурство. Небо было чистое и всё усыпанное частыми и яркими звёздами. Из-за горизонта вылезла багровая и огромная луна, обещая яростно освещать своим призрачным светом всё вокруг на протяжении всей ночи. Это меня особо радовало, так как осветительных ракет у меня было уже мало. Но они и не нужны были. Раз в три – пять минут с мягким шелестящим звуком прилетали с огневых позиций около станции Примыкания осветительные снаряды и освещали всё кругом: Чечен-Аул, поля, кладбище, хребет с лесом, да и нас тоже. Через минуту, как гас осветительный снаряд, высоко в небе разгорался факел осветительной мины, который медленно и величаво опускался на парашюте к земле, освещая всё вокруг в течение сорока секунд. А в перерыве между ними в небо взлетало две-три осветительные ракеты, которые пускала пехота. Так что с освещением местности проблем не было. Дежурство проходило спокойно. Тревожили только отсветы фар машин боевиков, которые шастали на машинах на противоположной стороне Чечен-Аула, но с ними работал Игорь. Из недалеко стоявшей КШМки, из открытого люка, изредка доносился голос Кирилова, подающего команды на огневую позицию своей батареи. Как правило, после команды, со стороны станции Примыкания прилетали снаряды и рвались в деревне или на противоположной окраине населённого пункта, пытаясь нащупать машины. После разрывов отблески фар гасли, а потом вновь возникали, но уже в другом месте. Ночь перевалила на вторую половину, всё реже и реже стали доноситься команды Кирилова, а солдат, охраняющий его машину, стал всё чаще и чаще прислоняться к броне и дремать. Ушёл спать, сменившись Торбан, а вместо него в стороне от меня по дороге стал выхаживать Чудинов, прикрывая командный пункт батареи со стороны зелёнки, в ста метрах от нас. Луна находилась в зените и освещала землю таким ярким светом, что было видно километра на три вперёд, а я уже какое-то время ощущал, что мне пора бы облегчиться по большому и поэтому приглядывался, где это можно лучше сделать. А лучше чем берег арыка ничего поблизости не было. Осторожно спустился по крутому, каменистому спуску к воде, тихо звенящей среди камней, и настороженно присел, помня о вполне возможно пробирающихся боевиках с большими ножами в руках. Но всё было спокойно и тихо, ничего не предвещало каких-либо подвохов. Уже спокойно разложил оружие и другое имущество на берегу около себя, спустил штаны и присел, подтащив к себе автомат. В руках вертел заранее приготовленную бумажку и при ярком свете луны попытался прочитать, что там написано, но от этого увлекательного занятия меня отвлёкла громкая брань Кирилова, который материл своего задремавшего солдата.

- Солдат, ты идиот. Ты, что хочешь, чтобы нас, как чапаевцев вырезали? Скотина, если о себе не думаешь, то подумай хотя бы о других. – Послышался звучный удар оплеухи, который я полностью одобрил.

- Товарищ капитан, да не спал я. Я лишь крепко задумался…. Да, да.., я вас видел, видел…, но задумался, - я похохатывал и наперёд знал, что будет дальше – как будет оправдываться солдат и что будет дальше делать Кирилов. Но война и здесь внесла свои коррективы в эту извечную армейскую быль.

- Как задумался? А почему ты, сволочь, не контролируешь арык? – Теперь задумался я. А как нужно контролировать арык?

Щёлкнул запал, тёмной тенью граната прочертив плавную дугу, упала в десяти метрах и взорвалась, обдав меня брызгами и осколками, которые защёлкали вокруг по каменистому обрыву.

- Товарищ капитан, - послышался голос солдата, - я сейчас с автомата ещё прочешу арык…

Послышался звук передёргиваемого затвора и пошла первая длинная очередь. Фонтанчики от пуль стремительно ринулись в мою сторону и тут мне стало не до размышлений. Схватил в охапку автомат, одним движением накинул на шею портупею с подсумками под патроны и гранат. Другой рукой подхватил штаны. Мгновенно бросил взгляд через плечо на приближающуюся автоматную очередь и, понимая, что через пару секунд она перечеркнёт меня, на полусогнутых ногах ринулся по крутому берегу вверх.

- Вижу, вижу…, - радостно завопил солдат и дал вторую длинную очередь, - душара к противотанкистам побежал.

Пули защёлкали сзади по камням и несколько осколков от камней больно ужалили меня в голую задницу, но это только придало мне резвости и сил. Пули били всё время сзади и не успевали за мной, я их опережал на какую-то секунду. И если бы кто-нибудь мне сказал, что гусиным шагом так быстро можно бежать, да ещё вверх, да по крутому склону, я бы никогда не поверил. Но сейчас пять метров крутого берега арыка преодолел в течение, наверно, трёх секунд и когда клацнул затвор, выстрелив последний патрон, я уже перевалил насыпь и сидел в её тени.

- Ни хрена себе, «по большому» сходил. Чуть не убили…

Около своей КШМки шумел Кирилов, собирая солдат и выстраивая их в цепь для прочёсывания территории, по дороге растерянно бегал Чудинов и робко звал меня. Из землянки доносился взволнованный голос Кирьянова, подымающего солдат по тревоге, но меня сейчас занимали другие вопросы.

Первый - Посрал я или нет? Второй - Если посрал, то куда? На берег вывалил или всё-таки в штаны? Этот момент я вообще не помнил. Осторожно потянул перед штанов вперёд, чтобы туда заглянуть, или хотя бы понюхать, но из этого ничего не получилось. Тогда, набравшись духу, решительно сунул руку в штаны и зашарил там, ожидая каждое мгновение вляпаться во что-нибудь липкое и противное, но облегчённо выдохнул. Всё было нормально – штаны чистые и сухие. Значит - успел все дела сделать ещё на берегу. Я выпрямился и стал спокойно застёгивать брюки, когда на меня с трёх сторон с автоматами на изготовку выскочили солдаты, Кирилов, Чудинов и замполит, последний, правда, был без автомата и сонно щурился на меня.

- Боря, к тебе душара в батарею заскочил из арыка. Давай, прочешем твоё расположение, - заполошно стал объяснять мне Игорь.

- Кирилов, какой душара? Это я посрать пошёл на берег, а вы меня чуть не убили. Как я в штаны не навалил – не понимаю? – Такого хохота этот берег арыка наверно никогда не слышал. Но когда прибежали на шум солдаты второго взвода с командиром взвода и я показал, как бежал на полусогнутых ногах вверх по склону, да со спущенными штанами – мы завалились от смеха по новой. В конце я сам уже руками держался за щёки, так их заломило от смеха. Насмеявшись, мы разбрелись по своим местам и продолжили нести службу.

В семь часов утра я вызвал к себе санинструктора, воткнул лопату в землю в тридцати метрах от землянки: - Товарищ сержант, вот здесь через два часа оборудовать туалет. Я его первый и испробую.

Погода стояла солнечная, к десяти часам утра солнце пригревало уже вовсю. Замполит со старшиной ушли в штаб полка, а я начал проверять инженерное оборудование позиций взводов. Третья рота уже снялась и ушла, так что теперь нам надо было надеяться только на себя. Пришёл Кирилов и огнём из противотанковой установки мы взорвали ещё две цистерны на складе ГСМ, четвёртую сумели добить танкисты. Я сидел в землянке и пил кофе, когда услышал с улицы весёлые крики, свист и улюлюканье солдат. Выскочив на улицу, увидел, как со стороны штаба по дороге замполит со старшиной за верёвку ведут достаточно упитанного бычка.

- Борис Геннадьевич, раздавали там, вот я на батарею и взял. Тут мяса на неделю. – Алексей Иванович с гордостью, как будто он сам его вырастил и выпоил со своих рук, по хозяйски похлопал бычка по крупу, а я обошёл животину кругом. Бычок огненно косил на меня фиолетовым глазом, но стоял спокойно.

- Старшина тащи сюда мой фотоаппарат - фотографироваться будем.

Солдаты весело засуетились и начали принимать различные позы около животного. А когда отщёлкал пять кадриков с солдатами, то решил сам сфотографироваться. Водитель со второго взвода Большаков взял в руки фотоаппарат, приготовился снимать, а я направился к бычку. Но бычок, до того стоявший смирно и спокойно, внезапно сорвался с места и, наклонив низко голову с уже приличными рогами к земле, ринулся на меня. Я только успел протянуть руки вперёд и крепко схватить его за рога, но тот уже набрав скорость, сбил меня с ног и потащил по земле, мотая головой, пытаясь освободиться от тяжести, но я понимал, что если отпущу руки, то он меня банально затопчет или запорет рогами. Все заполошенно кричали, суетились, не зная как меня выручить. Кто то попытался ухватить бычка за хвост, кто то гулко огрел его палкой по боку, отчего тот ещё больше взъярился и бешено замотал головой.

В этой ситуации не растерялся только один Чудинов, мгновенно скинув с плеча автомат, он подскочил сбоку к бычку и тремя выстрелами в ухо застрелил его. Я едва успел увернуться от рухнувшей туши. Встал, тяжело дыша: - Блин, суток не прошло, а меня второй раз чуть не убили. Молодец, Чудинов, если бы не ты, так он меня на рогах к духам и утащил.

Отдав распоряжение старшине, чтобы он организовал разделку туши, отошёл с Кирьяновым в сторону: - Ну что там, в штабе, Алексей Иванович, слышно?

- Просили вам передать, что совещание будет каждый день два раза. Утром в девять часов и вечером в семнадцать часов. А так в принципе ничего. Артиллерию подтянут к нам, с нашим взводом – дня через три. Да и всех остальных к этому времени сюда перетащат. А всё остальное в рабочем порядке. Да, ещё говорят, что первый батальон занял коньячный завод в Гикаловском. Коньяка – до фига и нам бы неплохо коньячка перехватить, а то этот спирт уже в глотку не лезет.

Через два часа бычок был разделан, а мясо было развешено на ветвях дерева в расположении командного пункта. Каждому взводу было выделено достаточное количество мяса и целый день

солдаты варили себе мясную похлёбку в котелках и кастрюлях. После обеда старшина привёз на машине дополнительный паёк на батарею, куда входила колбаса сырокопчёная – палок десять, целых два круга сыра, с десяток банок сгущёнки и несколько десятков яиц. Если так и дальше будут кормить, то воевать можно.

Я сходил в штаб и доложил начальнику артиллерии о том, что развернулся в указанном районе и выкопал позиции. Честно говоря, оборудованием позиций взводов был недоволен, считая что укрытия для машин вырыты мелковато и окопы для стрельбы из стрелкового оружия тоже мелкие. Но считал, что в процессе оборудования позиции мы этот недостаток устраним. На выходе из штаба я столкнулся с Санькой Волобуевым. Мы поздоровались и я попросил рассказать о бое, когда сожгли его танки. Волобуев посмотрел в сторону южного перекрёстка: даже отсюда были видны остовы несколько сгоревших танков.

- Да тут и рассказывать нечего. Пришли на перекрёсток, командир батальона указал место, где должна была развернуться рота. Там за перекрёстком и развернулись: как бы полукругом. Половина танков была развёрнута в сторону Чечен-Аула, а другая часть в поле и в сторону Старых Атагов. Пехоту не дали. Так получилось, что первая танковая рота действовала с первым батальоном, третья рота с третьим батальоном. Ну, а я как бы и без пехоты оказался. Правда, недалеко от меня штаб батальона встал, но толку от них мало было. Нужна был пехота, чтобы надёжно прикрыть танки. Да, ещё между арыком и дорогой на Старые Атаги поставили танк третьей роты. Спешно стали закапываться с помощью самозакапывателя, но не успели. Духи стали обстреливать нас из пулемётов. А тут со стороны Старых Атагов стал стрелять в нашу сторону духовский танк: снаряды от него в основном недолетали или падали в стороне. Я на своём танке выскочил на дорогу и стал вычислять его позицию, но наступали сумерки, поэтому пришлось целиться по его вспышкам. Дал несколько выстрелов туда и сразу же прекратился огонь. Разведчики в эту ночь туда ползали, говорят, что я его достал. Нашли они окоп: танка самого не было, но валялись разбитые катки и повреждённые звенья гусениц, гильзы от танковых снарядов и куча следов от тракторов, которыми они и утащили подбитый танк.

Когда стемнело, организовал своими силами охранение, доложил командиру батальона. Всё вроде бы нормально было. Правда, здорово меня беспокоил большой разрыв между моей ротой и третьим батальоном: они стояли от нас в метрах четырёхстах, и почему-то стояли в колоннах. Опять началась стрельба со стороны Чечен-Аула - били в основном из пулемёта. Я на своём танке переместился на поле и встал около вон того ангара, - Волобуев показал рукой на высокое и большое здание, стены которого были обиты рифленым железом, - и в ночник стал вычислять позиции боевиков. Видно было плохо, в основном здания и тёмные силуэты, но неясно. И давай я их с танка обстреливать. Боря, азарт был – словами не передать. И так почти всю ночь, а к утру всё стихло. Уж какая обстановка в остальных подразделениях полка была – я не знаю. Сам пойми, сидя в танке мало, что можно увидеть да ещё ночью. К утру упал небольшой туман, постепенно стало рассветать. И тут началось: боевики по арыку подобрались практически вплотную к моим танкам, как со стороны Старых Атагов, так и со стороны Чечен-Аула и с расстояния метров сорок-пятьдесят стали их расстреливать. Били между катками, где располагалась боеукладка. Первый танк сразу же взорвался. В радиосети роты началось твориться невообразимое: крики «горим», «помогите», «сейчас будем взрываться» забили весь эфир. Я поворачиваю командирский прибор на свою роту, а там всё взрывается и всё горит. Бой идёт капитальный. Смотрю и не знаю, что делать, потом несколько успокоился и стал наблюдать и прикидывать, откуда боевики могут стрелять. Тех боевиков, которые стреляли по танкам со стороны Старых Атагов, достать не мог, мешал штаб батальона и мои танки. Да тут ещё зампотех батальона Андрей Филатов вскочил на свой БРЭМ и с пулемёта стал «гасить» духов и откинул их от того фланга роты. Через несколько минут я уже обнаружил духов со стороны Чечен-Аула и начал их обстреливать с пушки, но в этот момент туда примчалась чья-та БМП и высадила пехоту, теперь я мог работать только пулемётом. А тут по радиостанции приходит команда командира батальона: - Уходи с позиции, тебя пристреливают с гранатомётов.

Я только сейчас обратил внимания на взрывы вокруг меня. Рванул с места и зигзагами стал уходить в поле, а когда понял, что ушёл от обстрела, остановился и продолжил поливать духов с пулемёта. Через несколько минут всё закончилось. Открываю люк, смотрю, а рядом с танком четыре моих окровавленных и обожжённых солдата, которые выползли и приползли к своему командиру роты.

Боря, это была страшная для меня минута. Там где моя рота всё затянуто дымом, много огня, слышны взрывы и я осознаю - рота погибла. А я, её командир – живой. Смотрю, а пехота вылезла на броню, стоят и смотрят на всё происходящее, как в театре. Посадил бойцов на броню и поехал на перекрёсток. Тяжело. Шесть танков уничтожено, у меня пятнадцать человек убито и двенадцать ранено. Подбиты танки были только с краёв, те которые были посередине, сумели отбиться. Когда перестали гореть остатки танков и остыло железо, стали собирать останки людей. Боря, мы их собирали в цинки из-под патронов: так мало осталось от солдат, - Саня махнул рукой и замолчал.

- Саня, ну а что полк? – Волобуев нервно закурил и выдохнул клуб дыма, - А что полк? Полк получил опыт, дорогой ценой, но бесценный опыт. Представили погибших к наградам, написали письма. В роте теперь четыре танка. Вот такие дела, Боря, - Мы помолчали, а когда сигарета была выкурена, распрощались и разошлись по своим подразделениям….

После обеда в батарею пришёл Олег Касаткин, которого прислал замполит полка, чтобы тот проверил, как мы расположились и проинструктировать Кирьянова по работе с личным составом. Узнав, что Олег был свидетелем гибели танков Волобуева, попросил его рассказать об этом поподробнее.

- А что я тебе могу рассказать? Я могу рассказать только про себя и то только про тех, кто был рядом со мной. Мы ведь пришли на перекрёсток, уже в два часа ночи с остатками колонны. Только там расположились, практически в тридцати метрах от перекрёстка, как нас Крупин сразу же послал по позициям пехоты. Я не знаю чья это пехота была, какого батальона, но когда лазил в темноте – пехота была на позициях и выкопала совсем мелкие, одиночные ячейки, чтобы уже днём их углубить и соединить траншеями. После чего вернулся к своему БРДМу, где уже был Вадим и наши бойцы. Быстро перекусили сухим пайком, залезли во внутрь машины и легли спать. Ничего не слышал, но проснулся от того, что как будто, кто-то сильно камушками кидает в броню. Щелчки такие резкие и багровые отблески через триплексы пробиваются. Что за чёрт, смотрю в командирский прибор, а в тридцати метрах от нас на перекрёстке ярко горит танк. Доворачиваю прибор влево, а там всё горит и взрывается, и главное почти ничего не слышно. И уже достаточно светло. Ещё засёк, откуда пулемёт духовский стреляет. Растолкал всех и в башню к пулемётам, пока заряжал, пока наводил: Вадим разобрался в обстановке и кричит: - Не стреляй, мы сейчас единственная броня на перекрёстке – сразу же спалят. Давайте выбираемся на улицу с огнемётами и оттуда будем гасить духов.

Открываем люк, а вылезти не можем: пули стучат по люкам и нам не дают выйти. Но всё-таки как то изловчились и удачно выскочили, да ещё несколько огнемётов с собой вытащили, а в это время на перекрёсток, рыча двигателем, медленно выезжает танк, останавливается и давай крутить во все стороны башней, но ни хрена не стреляет. А чеченский пулемёт «поливает» от него всего в ста пятидесяти метрах. Мы по нему дали несколько очередей, а он по нам как врежет и давай нас мочить. Мы минут семь, уткнувшись головами в землю лежали, так он плотно нас обрабатывал. Потом всё-таки я сумел к танку подскочить, и как раз в это время командир танка открыл люк: я ему ору: - Ты чего, гад, не стреляешь по пулемёту? Гаси его, - и показал, куда надо стрелять. Тот чётко навёл, бабахнул, – больше пулемёт не стрелял. В принципе, больше и рассказывать нечего.

- Честно говоря - это был наш первый серьёзный бой, да ещё такие понесли потери. Но чисто психологически мы сумели переломить себя, не упали духом и не стали разбираться кто виноват, а сумели извлечь из этого боя выводы. Поняли, что в бою не надо ждать команды от какого-то начальства, а нужно действовать самостоятельно: увидел противника – уничтожь его, не жди когда тебе прикажут его уничтожить. Вот я уверен: если бы не приказал стрелять танкисту по пулемёту, так он и не выстрелил бы, пока его не сожгли….

- Ты про разведроту. роту слыхал, как Олег Холмов роту под миномётным обстрелом построил и ругал их? – Я отрицательно качнул головой, а Касаткин довольный рассмеялся, - когда отряд обеспечение движения прошёл через дачи, там ещё поле здоровенное перед Пригородным, так разведчики залегли под огнём боевиков и не идут вперёд. И никто их не может поднять, ни командир взвода, ни командир роты и огонь то не особо сильный. Тогда начальник разведки берёт с собой троих человек, пересекает поле и занимает перекрёсток дорог. Когда туда подтянулась остальная рота без потерь, взбешённый Олег Холмов строит роту на дороге, сам по стойке «смирно» стоит и давай их ругать, типа: - Я не позволю, чтобы в разведроту. роте были трусы. Мне согласно боевого устава положено идти сзади подразделения и я буду идти: и кто струсит получит от меня пулю. - А боевики вокруг них мины ложат, и ты представляешь, ни одна в них не попала. Зато рота потом попёрла до самого перекрёстка, да ещё в пешем порядке.

….В течение нескольких дней полк перетянул все подразделения, которые оставались около станции Примыкание в свой район. Сзади нас на поле встали два дивизиона: дивизион Чистякова, который был нам придан и наш дивизион – Князева. Слева от позиций второго взвода и дальше встала восьмая рота Толика Соболева. Остальные подразделения третьего батальона пододвинулись к Чечен-Аулу ещё на четыреста метров вперёд и уплотнили свои боевые порядки. Прибыл и мой третий взвод, но без происшествий здесь не обошлось. Командир взвода лейтенант Мишкин, когда мы ушли на новое место, нашёл где-то спиртное, здорово выпил. Сел за руль и пьяный стал гонять по полю, в результате чего запорол двигатель на машине Снытко и её притащили на буксире. Автомобилисты посмотрели движок и решили отправить в ремонт, в какой-то прибывший ремонтный батальон. А так стало веселей. Начали подходить и другие части. С развёрнутым флагом мимо нас с «помпой» проехал «разбитый» 245 полк и ушёл на Урус-Мартан. Зашёл мотострелковый полк с московского округа и встал за нами фронтом на Новые Промыслы. Я как раз оказался на стыке полков. Правда, туда потом поставили один взвод восьмой роты и теперь стало поспокойнее за свой тыл.

Так как вдоль моего расположения по асфальту проносились на большой скорости машины, я решил снизить их скорость, а то не дай бог собьют кого-нибудь из моих солдат или влетят на полной скорости в расположение командного пункта батареи. Вокруг перекрёстка было много брошенных легковых автомобилей, причём большинство из них были иномарки. Зацепив их за УРАЛом, стащил легковушки на дорогу и выстроил из них примитивный «ментовский лабиринт». Теперь машины, подъезжая к моему расположению, снижали скорость и медленно проезжали вдоль моего командного пункта. А я хвастался и гордился, показывая своим гостям коллекцию иномарок. Но продолжалось это всего три дня. В одну из ночей по всей моей коллекции проехали напрямую три танка и расплющили автомобили. Теперь на дороге громоздились куча автомобильного хлама и хвастаться было нечем. Жизнь в полку тоже постепенно налаживалась и как-то успокаивалась, что здорово расслабляло. Чеченцы прекратили активные боевые действия на нашем участке и действовали больше исподтишка. В основном работали снайпера и каждый день наши потери составляли 1-2 человека убитыми и человек пять ранеными. Я первые несколько дней очень возмущался тем, что как только выйду на насыпь у арыка, так сразу же начинают посвистывать вокруг меня пули. Пехота от безделья на переднем крае изгалялась. Выставляли банки, бутылки и целыми днями стреляли и я считал, что это пехота начинает стрелять к нам в тыл. Но оказывается, это были чеченские снайпера. Зашёл как-то в девятую роту, когда они перемещались на триста метров вперёд. БМП зацепила вагончик, в котором проживали офицеры роты и потащила его на новое место. На крыше вагончика в это время молодцевато стоял под солнцем голый по пояс солдат, уткнув руки в пояс. Внезапно он резко согнулся, схватился руками за живот и как в замедленной съёмке упал с крыши на землю. Когда мы подбежали к нему, то оказалось, что ему в живот попала пуля.

Из-за безделья и в поисках новых острых впечатлений солдаты стали разбредаться по округе, шариться по деревням и у нас появились первые без вести пропавшие. Как правило, их вылавливали, оставшиеся местные жители в деревнях при мародёрстве и зверски казнили тут же на месте. Потом изуродованные трупы мародёров мы часто находили в зелёнках. В третьем батальоне солдат и сержант ушли на мародёрку в Чечен-Аул, были отловлены боевиками и когда стали их допрашивать, то солдат раскололся быстро и стал отвечать на все вопросы чеченцев, а сержант отказался. Его очень сильно и изощрённо пытали, но не смогли сломить. После пыток его прибили к дверям дома и стали в него метать ножи, пока не убили. Потом собрали иностранных журналистов и, оставшийся в живых запуганный солдат, стал рассказывать о том, как русские убивали мирных жителей. Как офицеры заставляли насиловать перед строем чеченских женщин и девочек. Короче, спасая свою шкуру, говорил журналистам

всё, что ему приказали говорить, а после этой импровизированной пресс-конференции его обменяли в нашем полку на несколько трупов убитых боевиков.

Видел в нашем расположении и офицера другой части, которого боевики обменяли на своих. В первые дни штурма Грозного взвод этого лейтенанта зажали в депо в районе железнодорожного вокзала. В результате многочасового боя, боевики сумели вытеснить взвод с первого на второй этаж. Вызвали на переговоры командира взвода и предложили ему сдаться: мотивируя тем, что они окружены и помощи ждать неоткуда, а боевики хотят спасти жизни молодым парням. Дали на раздумье тридцать минут, предупредив, если не сдадутся, то всех уничтожат. Лейтенант поднялся к своим и предложил сдаться, но этому воспротивился заместитель командира взвода и отказался сдаваться. Порешили так – кто хочет сдаваться, пусть идёт с лейтенантом, а кто хочет драться до конца – остаётся с сержантом. Через двадцать минут лейтенант и ещё восемь солдат сдались. А через три часа сержант организовал контратаку и сумел выбить боевиков из здания депо. В течение трёх суток они бились в окружении, потеряв ещё троих человек убитыми, пока к ним не пробились наши. Лейтенант судьбу остальных солдат, кто сдался с ним в плен не знал и сейчас слонялся по расположению полка в старом женском пальто, ожидая, когда его переправят в штаб группировки. Уже гораздо позднее, я узнал дальнейшую судьбу этого лейтенанта. После нашего полка его отправили в пункт постоянной дислокации, где он был помещён в госпиталь, но после излечения был отдан под суд военного трибунала за добровольную сдачу в плен.

Начиналась опасная расслабуха и я как мог у себя старался занять бойцов и пока держал их в узде. Но солдаты, видя кругом бардак, тоже постепенно начинали хаметь. Чтобы как-то усилить своё влияние на них я устроил «карусель». Каждые три дня менял взвода на позициях. Так чтобы один из взводов постоянно жил со мной в землянке и был всегда под моими глазами, и моим контролем. Через несколько дней, как мы закрепились на перекрёстке, решил повторить попытку организовать баню для солдат своими силами. Заставил старшину вытащить на берег арыка две ёмкости по двести пятьдесят литров нагреть в них воду и в палатке помыть солдат, а потом самим помыться.

Я прогуливался не спеша по насыпи, наблюдая за своими солдатами, которые занимались повседневными делами. Несколько водителей собрались около двух УРАЛов и вместе с Карпуком бурно обсуждали, как поменять бочата на двигателе. Первый взвод, который в тот момент проживал со мной, занимался обслуживанием своей техники, а остальные взвода на своих позициях заканчивали инженерное оборудование окопов для пусковых установок. То что все были заняты делами радовало меня, но группа солдат и сержантов восьмой роты, которая бесцельно слонялись недалеко от моего расположения раздражала и злила.

- Куда, Толик, смотрит? Не может, что ли озадачить своих солдат? Что они там маются от безделья? – Возмущение и раздражение распирало меня и когда солдаты после небольшого колебания свернули в мою сторону, чтобы через командный пункт батареи пройти в третий батальон, я ещё больше разозлился и решил их поучить.

- Товарищ сержант, - подозвал к себе высокого бойца, который щеголял в богатой норковой шапке и явно ею гордился, - подойдите ко мне.

Сержант подошёл ко мне с пренебрежением, чувствуя на себе поддерживающие взгляды своих товарищей и любопытные моих солдат. Остановился, независимо отставив ногу в сторону: типа – Ну.., что ты мне майор скажешь? Я, едва сдерживая бешенство, протянул руку и жёстко потребовал: - Шапку мне, сержант, сюда.

- Эту шапку мне наш прапорщик подарил, - попробовал с апломбом заявить боец, но шапку всё-таки послушно снял и протянул. Дальше всё пошло автоматически: я выхватил из подсумка гранату РГ-42, сунул в шапку, выдернул кольцо и отпустил спусковой рычаг. Щёлкнул гранатный запал и испуг плеснулся в глазах у сержанта, видя что я медлю с броском гранаты.

- Двадцать два, двадцать два, - отсчитал про себя две секунды и резким движением метнул

гранату в сторону арыка. Расчёт оказался верным: шапка с гранатой внутри, описав красивый полукруг, взорвалась в воздухе, эффектно раскидав в разные стороны остатки меха и ваты.

- Сержант. Да эту шапку твой прапор из мирного дома украл. Смародёрничал, а ты тут, герой, в ней красуешься. Пошёл вон отсюда, чтобы я тебя не видел, но только сейчас идёшь обратно в свою роту. Тебе ясно?

- Майор, ты тут особо не дёргайся, а то мы тебе …, - что он хотел пообещать я так и не узнал. Даже не раздумывая, резко развернулся и заехал ему в челюсть, а затем пинками погнал его в сторону моста и восьмой роты. Остальные его товарищи не стали дожидаться аналогичной участи, под свист и улюлюканье моих солдат, припустили в ту же сторону.

Вернувшись на своё место, с удовлетворением осмотрел ошмётья от шапки на берегу арыка и снова стал прогуливаться по насыпи.

- Товарищ майор, - ко мне подошёл сержант Торбан, - я всё удивляюсь тому, как вы легко обращаетесь с гранатами, а я вот до ужаса боюсь их.

Надо сказать, что Торбан по характеру был сугубо гражданским человеком, отчего у него были всегда нелады с оружием. Плохо стрелял, гранаты метал, даже не прицелившись, лишь бы бросить, а куда она упала: не важно. Чувствовал себя в боевой обстановке неуверенно, поэтому я всегда и дежурил с ним, чтобы рядом со мной он набирался уверенности.

- Торбан, да ведь это же так легко, - я обнял сержанта за плечи и достал из подсумка ещё одну гранату, - если правильно с ней обращаться, то ничего страшного не произойдёт. Вот смотри. Разгибаю усики, пальцами руки прижимаем этот рычаг к корпусу гранаты. Дёргай теперь кольцо.

Торбан дёрнулся, пытаясь вырваться от меня, но я его держал крепко и с металлом в голосе произнёс: - Дёргай, товарищ сержант, за кольцо – это приказ. – Сержант просунул дрожащий палец в кольцо и дёрнул. Глаза его расширились от ужаса, когда он увидел в своей руке кольцо.

- Торбан, спокойно, не бойся. Пока этот рычаг прижат к корпусу - взрыва не будет. Смотри, гранату можно засунуть к тебе за пазуху, а можно сунуть и под яйца – видишь всё же на месте…, не оторвало. – Я сунул руку с гранатой за пазуху к сержанту, а потом под яйца. Бледный сержант, помертвевший от страха, побелевшими глазами наблюдал за моими манипуляциями. Попытался опять вырваться, но не получилось. Он уже ничего не соображал. Пока я всё это демонстрировал Торбану, мы не спеша подошли вплотную к ёмкостям с водой, у которых на корточках сидел старшина и, подкидывая под них дрова, с любопытством наблюдал за нами.

- Торбан, смотри. Я сейчас отпущу рычаг и сработает гранатный запал, после этого у нас будет четыре секунды, чтобы убежать или залечь. Да за эти 4 секунды старшина успеет спрятаться и мы с тобой далеко отойдём.

Я разжал пальцы над горловиной бака, щёлкнул запал и граната булькнула, уходя в воду. Старшина, какую-то секунду медлил, не веря тому, что граната упала к нему в ёмкость и сейчас взорвётся. Потом резко выпрямившись, неожиданно совершил кувырок через голову прямо в арык. Я же быстро развернул Торбана и, вжимая голову в плечи, успел с ним отойти на четыре шага от бака, когда раздался гулкий взрыв. Мы с Торбаном одновременно обернулись: бак от взрыва гранаты разворотило по сварочному шву, вся вода вылилась и теперь парила на земле, а из арыка весь мокрый и возмущённый, вылезал бледный старшина.

- Пономарёв, один – один. Ты меня чуть с автомата не застрелил, а я тебя чуть гранатой не взорвал. Так что, на сегодня баня отменяется, - я засмеялся. Засмеялся и старшина, разглядывая, как с него стекают ручейки воды. – Торбан, иди и ты отдохни немного. Можешь в туалет зайти.

Новый взрыв хохота потряс командный пункт батареи.

После обеда ко мне подошёл Кирьянов, который вернулся от замполитов: - Борис Геннадьевич, я тут после своих зашёл на склад РАВ, так там можно взять в батарею радиолокационную станцию разведки – СБР. Она, правда, без аккумуляторов, но узнал, что её можно подсоединить к аккумулятору от УРАЛа. Давайте возьмём её себе?

Мне уже начинала не нравиться манера Алексея Ивановича всё тащить в батарею. Два дня

назад притащил десять огнемётов «Шмель», несколько штук раздал во взвода, а остальные валяются по всему расположению батареи. Вчера был небольшой, но сильный дождь. И они, «Шмели», оказались в луже. Теперь у меня сильное сомнение, насчёт их исправности и готовности к применению.

- Кирьянов, ты побалуешься пару ночей и бросишь эту станцию, будет она валяться, как огнемёты пока кто-нибудь не раздавит её машиной или не раскурочит.

Но мой заместитель горячо заверил, что ничего подобного не произойдёт. Пришлось сдаться и разрешить ему получить станцию. Вечером развернули и попробовали прослушивать, но ничего от этой затеи не получилось. Мы слышали всю нашу пехоту, но только не боевиков. Надо ведь станцию выставлять в передовом окопе, тогда она эффективна, а впереди нас стоял третий батальон, который и создавал весь этот шумовой фон. На этом у Кирьянова «энтуазизм» и закончился, теперь станция сиротливо торчала, брошенной на берегу арыка. А вскоре я получил ночной бинокль и сразу же оценил его достоинства. Ночью в него отлично было видно на пару километров во все стороны. А при освещении местности луной и ещё дальше. Чувствительность ночного прибора была очень велика. Ночью посмотрел на звёздное небо и обалдел от того, как в бинокль увидел десятки тысяч звёзд, хотя учёные говорят, что мы не вооружённым глазом наблюдаем только три-четыре тысячи звёзд. А когда поглядел на позиции взводов в поле, то ещё больше удивился. Смотрю - Что за ерунда? Почти каждый солдат ходит с фонариком и нарушает светомаскировку. Опускаю бинокль – всё нормально, ничего не видно. Смотрю в бинокль – опять с фонариками ходят. Только посередине ночи разобрался, что в ночник наблюдал за солдатами, которые или курили, или передвигались с сигаретами по позициям. Вообще, классная вещь – ночник.

Одиннадцатого февраля я решил съездить в расположение первого батальона и помыться. Рассказывают, что там из земли бьют горячие сероводородные источники и можно воду наливать в ванну и мыться в ней. День был солнечный, солнце палило почти как летом. Я ехал на машине настроенный не только помыться, но ещё и отдохнуть у миномётчиков. Настроение было прекрасное. Сунулся в блиндаж командира первого батальона, но когда увидел всклокоченную голову Будулаева, оторвавшуюся от подушки, раздумал его тормошить. Тут же наткнулся на Сергея Щукина, который бесцельно слонялся по животноводческой ферме, где и расположился командный пункт первого батальона. Сергей с радостью согласился показать, где можно было набрать воду в ванну и составить мне компанию. Шустро метнулся к себе, прихватил бутылочку коньяка, пару банок тушёнки и через пятнадцать минут, во дворе разбитого снарядом дома, мы лежали в ваннах с горячей сероводородной водой. Я жмурился от удовольствия, чувствуя как размягчается тело. Удовольствие получал и оттого, что между моей ванной и ванной Сергея стоял полированный журнальный столик, вытащенный из того же разбитого дома, а на нём бутылка коньяка, откуда мы уже хорошо хлебнули и закусили из вскрытых банок тушёнки, а также от общения с другом. Передний край батальона проходил в трёхстах метров от нас и я смотрел на склон хребта, заросший лесом. Именно оттуда, постоянно, по словам Щукина, боевики регулярно обстреливают подразделения и вполне возможно, сейчас один из снайперов целится в нас. Но мы не беспокоились. Коньяк, солдатская закуска, солнце и надёжное плечо друга, были гарантией того, что всё закончится нормально. Провалявшись час в ванной, мы хорошо помылись оделись в чистое бельё и расслабленные побрели в гости к миномётчикам. Нас уже ждали, встретили радостными криками, возгласами и крепкими рукопожатиями. В небольшой комнате, которая располагалась глубоко в здании фермы сидели: помощник командира батальона по артиллерии Генка Патырбаев, командир миномётной батареи капитан Грегоркин и командиры взводов. Отлично накрытый стол и уже привычный коньяк. Тут же мне подарили два сорокалитровых резиновых бурдюка с разливным коньяком «Кавказ» с коньячного завода, который захватил и контролировал первый батальон. Чем я был очень тронут и обнял в благодарность своих боевых товарищей. Застолье покатилось своим обычным ходом, время летело быстро и незаметно, и я уже начал собираться ехать обратно к себе, как сильный удар потряс всё здание фермы до самого основания. Затрещали деревянные балки и на нас с потолка посыпалась штукатурка. За дверьми помещения слышался шум, крики и лязганье металла. Генка Патырбаев выскочил из комнаты первым, мы за ним и тут же уткнулись в грязную корму БМП, на которой восседал пьяный замполит батальона Витька Сорокин. Офицер «бухими» глазами осмотрел нас, видимо не совсем чётко воспринимая действительность, потом подал команду механику-водителю – Вперёд! БМП взревело и выехало на улицу в образовавшийся пролом в здании.

- Ребята, идите, садитесь за стол, а я сам с ним разберусь, - Патырбаев скорым шагом направился за отъехавшей машиной, мы же вернулись обратно в комнату и снова сели за стол. А через пять минут в комнату ввалился весь вываленный в грязи и всклокоченный Генка. Оказывается, не только Витька Сорокин был пьяный, пьяный был и механик-водитель БМП. Поэтому, когда он начал сдавать назад, чтобы развернуться не рассчитал манёвра, проломил стену фермы и заехал к нам. Генка выскочил за ними на улицу и стал разбираться с замполитом и механиком-водителем и это разбирательство переросло в драку, в результате которой Патырбаева извозили всего в грязи. Мы налили Генке, выпили сами и всей гурьбой вывалились на улицу чинить разборки с замполитом. Но было поздно, БМП уже отъехало от здания на пятьдесят метров, а Сорокин скрылся в башне. Машина проехала ещё метров десять, остановилась. Ствол башни развернулся в направлении шлагбаума и кирпичной будки на выезде из командного пункта батальона, ещё через секунду грянул выстрел, который слился с разрывом. Снаряд попал в угол будки и от взрыва она развалилась. Ещё не успела осесть пыль, как оттуда послышались крики и стоны. Все, кто оказался свидетелем выстрела, ринулись к развалинам. Открывшиеся картина, позволила нам облегчённо вздохнуть, а затем все разразились хохотом. В развалинах будки сидели два солдата: были они побиты и исцарапаны обломками кирпича, но в общем целы. Один из них тупо пялился на горлышко разбитой бутылки, которое он держал в руке, второй держался руками за голову и причитал: - Мама, мама…. Ну почему ты родила меня на свет? Ну почему я такой невезучий?

Между солдатами находился раздавленный стол с остатками закуски, и оба солдата были в «дымину» пьяные. Тихо лязгая гусеницами к нам подкатило БМП Сорокина, он перегнулся через люк башни: - Ну, что там, все живые? – Пьяно прогундосил он, - Ну.., тогда я поехал.

Мы не успели его остановить, как боевая машина умчалась в сторону Гикаловского.

- Ладно, Боря, ты езжай. Когда он вернётся, вот тогда мы с ним и поговорим, - плотоядно пообещал Генка.

На дороге между Гикаловским и перекрёстком нам навстречу попался танк. Видел я в своей жизни всякое, но «пьяный танк» видел впервые. Тяжёлую боевую машину мотыляло по асфальту от кювета к кювету. Иной раз её выносило за пределы дороги и тогда деревянные столбы электропередач ломались, как спички, а деревья и мелкий кустарник выворачивался с корнями.

- Самаркин в сторону, - заорал я водителю и автомобиль с рёвом перескочил через кювет и потом мы вообще выскочили далеко в поле. Остановились, подождали когда танк проедет мимо и продолжили свой путь.

Через пять минут, после того как я приехал к себе, ко мне подошёл солдат Игоря Кирилова, который приглашал меня к себе в гости. В землянке отлил из ёмкости два литра коньяка и пошёл к КШМке командира батареи, где за столом сидели вместе с Кириловым, Витька Черепков из дивизиона Чистякова, у него здесь будет тоже наблюдательный пункт, здесь же находился и командир третьей роты Сан Саныч, зампотех первого батальона Владимир Иванович. С моим приходом, прерванный разговор, возобновился с прежней силой. Особенно разошёлся Игорь Кирилов. Была у него, оказывается, нехорошая для офицера черта характера - его буйная и безудержная фантазия. Это выяснилось совсем недавно. Если его послушать, то половина боевиков Чечни уже уничтожена огнём его батареи. Сначала ему верили все, но когда в штабе полка подсчитали количество уничтоженных боевиков и колонн с техникой, о чём он докладывал ежедневно в штаб полка, то после этого перестали верить. Несколько дней тому назад приехали журналисты и им предложили побеседовать с Кириловым, тогда он у нас ещё считался героем. Игорь, не моргнув глазом, заявил ошалевшим журналистом, что он лично расстрелял половину родни Дудаева и теперь ему объявлена кровная месть. Мы его пинали под столом ногами, но Кирилова невозможно было остановить…. Теперь он уже уверял всех, что в небе над нашими позициями ночью летают чеченские дельтапланеристы и сверху ведут разведку наших позиций.

Мы скептически посмеивались над фантазиями офицера и подзуживали его, а Игорь, не замечая подколок, договорился до того, что в небе каждую ночь летает полк дельтапланеристов.

Мы просто укатывались от смеха, а через некоторое время, мимо нас на большой скорости опять промчался «пьяный» танк. Проскочив нас метров сто, танк резко развернулся и подскочил к насыпи у арыка. Порыскав из стороны в сторону стволом пушки, выстрелил по Чечен–Аулу и, развернувшись, помчался обратно в сторону Гикаловского. После этого, посидев ещё полчаса, мы разошлись по своим подразделениям.

Ночь прошла спокойно, если не считать смешного происшествия произошедшего после

полуночи. Только я закончил инструктировать Чудинова, который сменил сержанта Торбан, как мы оба услышали вдалеке, со стороны Гикаловского, лязганье гусениц. К нашему блок-посту на небольшой скорости приближалась гусеничная машина. Мы с Чудиновым присели в кювете у моста и на всякий случай поудобнее подтянул по портупее гранатный подсумок, расстегнув его. Было досадно, что я оставил ночной бинокль у землянки, но бежать за ним было поздно. Тихо подвывая двигателем, к мосту свернула БМП восьмой роты, огни которой были потушены и боевая машина двигалась медленно, как бы нащупывая гусеницами дорогу. Но на повороте механик-водитель ошибся и БМП вместо того чтобы въехать на мост, промахнулась и по крутому берегу стремительно съехала в арык, уткнувшись носом в каменистое дно. Не успели мы прийти в себя, как из темноты, следом за БМП, к мосту выехал крытый УРАЛ, тоже с восьмой роты. Водитель разглядев, что произошло с БМП, резко принял влево, но опоздал затормозить и автомобиль с грохотом тоже обрушился с крутого берега в арык. Теперь из арыка торчала корма БМП и задняя часть кузова УРАЛа. А из арыка слышался мат и злобно-удивлённые возгласы и крики. Чудинов, было, дёрнулся бежать и помочь им, но я его придержал за руку.

- Чудинов, пусть сами там разбираются. А, судя по крикам, они ещё и здорово пьяны.

Мы тихонько подобрались к арыку и заглянули туда. По пояс в воде вокруг машин бродило несколько пьяных солдат, которых возглавлял старшина роты. Они уже не матерились, а пытались придумать, как им отсюда вытащить машины. Но поняв, что ничего они не сделают, по команде старшины разобрали оружие и ушли в расположение роты, бросив технику. Как только они удалились на приличное расстояние, мы с Чудиновым забрались в кузов машины и включили фонарики. Всё было ясно. Старшина с солдатами возвращались с мародёрки. Весь кузов автомобиля был забит домашними вещами и что самое интересное большинство из них в полевых условиях никакой ценности не представляли. Я послал водителя в расположение, чтобы он по тревоге поднял всех на командном пункте, и через несколько минут к УРАЛу прибежало человек десять. Помимо бесполезного барахла, в кузове было очень много продуктов домашнего приготовления. Одних трёхлитровых банок с помидорами и огурцами было около тридцати штук. Отдельно в деревянных ящиках находились банки с вареньем и с чеченской консервированной закуской: типа нашей хреновины, но гораздо слабее. Было здесь и вяленное мясо, но немного. Продукты приказал отнести ко мне в землянку, чтобы всё это потом разделить между взводами. Старшине приказал вытащить из кузова две больших ёмкости под воду, а нашу взорванную загрузить им. Остальные домашние вещи я приказал выкинуть в арык, что было с большим удовольствием проделано моими солдатами. Пока мы чистили кузов УРАЛа, Кирьянов и Карпук быстро очищали от боеприпасов и инструментов БМП. Закончив шкодить на технике восьмой роты, мы удовлетворённые вернулись к себе на КП, и здесь я даже присвистнул от удивления, увидев какую здоровенную кучу продуктов, боеприпасов и инструмента мы утащили у пехоты. Особенно был рад Карпук от того, что он утащил весь инструмент, который тут же стал делить между водителями, рад был и старшина. Пономарёв сильно переживал за взорванный мною бак, постоянно плакался мне, что не сможет его списать. А тут мы вытащили две таких же ёмкости. И старшина предавался радостным мечтам, как он на лишнюю ёмкость на что-нибудь выменяет. Через час всё было поделено и растащено по взводам, все угомонились и мы с Чудиновым продолжили патрулировать расположение командного пункта. Ночь была тёмная и в отличие от других ночей освещение местности осветительными снарядами и минами было скудное. Минут двадцать я прохаживался по насыпи, но в небе за это время не вспыхнул ни один снаряд, лишь дивизионы изредка стреляли залпами, куда то в сторону Шали и Старых Атагов. Я уже собрался спуститься в землянку, чтобы попить кофе, как в районе КШМок Кирилова и Черепкова внезапно раздались крики и стрельба. Резко присел и краем глаза ухватил, как Чудинов метнулся за ствол дерева и прильнул к нему: мы оба пристально вглядывались в сторону артиллеристов, пытаясь понять, что там произошло. Судя по крикам и вспышкам из автоматов, огонь вёлся в небо. Незаметно подобравшись к КШМ, я уткнулся в Кирилова: - Игорь, куда стреляете? – Спросил офицера, который выстрелив весь магазин автомата в небо, лез на машину к пулемёту.

- Боря…. Ты что не видишь? Дельтапланеристы духовские прилетели, вон они летают, - офицер махнул рукой куда-то в небо, схватился за пулемёт и стал короткими очередями стрелять в облака.

Я медленно стащил с плеча автомат, поглядел на солдат Кирилова и Черепкова, которые что-то радостно крича и показывая друг-другу пальцами в небо, стреляли туда же из автоматов. Поглядел на Чудинова, который в азарте тоже палил туда же.

- Чёрт, все видят, а я не вижу. Так ведь не бывает, - я продолжал пялиться в пустое небо, а потом тоже выпустил в него весь магазин и перестал стрелять, прислушиваясь к тому, о чём радостно орёт Кирилов.

- Вон, вон, летит. Вижу, у него ночник установлен. Вон…, вон…. Всё, я его срезал. Всё. Давайте по другому, вон он…, вон он там летит. Ниже…, ниже.. Бейте, бейте. Урааа…. Готов, - радостно завопил Игорь. Такая стрельба продолжалась ещё минут десять и, судя по радостным воплям Кирилова, сбито было штук двенадцать дельтапланеристов. Правда, воплей отчаяния, когда они падали на поле я не слышал. Но когда услышал уверенный доклад Игоря командиру полка о том, что он лично сбил двадцать дельтапланеристов, которые упали на поле перед нами, я твёрдо решил не спать до рассвета, чтобы хотя бы один дельтаплан утащить к себе в батарею.

… Утро медленно, но уверенно вступало в свои права. Постепенно бархатная чернота небосвода начала синеть. Самые слабые звёзды, мигающие в разрывах облаков, исчезли быстро, а яркие и сильные продолжали сопротивляться всё более светлеющему небу. Я не стал будить замполита в пять часов утра и сейчас пытался разглядеть в уже сереющем воздухе пятна сбитых и упавших на поле дельтапланеристов. Над Чечен-Аулом уже чётко была видна полоса от красной зари всходящего солнца, а на поле ничего не было видно. Прошло ещё десять минут и пришлось с досадой плюнуть - сколько раз обещал себе не слушать Кирилова и в очередной раз попался на его буйную фантазию. Надо идти и хоть немного поспать, но не успел я разбудить Алексея Ивановича, чтобы он меня подменил, как к моему КП на БТРе приехал командир полка. Вместе с командиром приехал замполит полка подполковник Крупин и Олег Касаткин.

Я бодро выскочил из землянки и доложил командиру о том, что в батарее всё в порядке.

- Хорошо, хорошо, Копытов, показывай, кого вы тут сбили. – Петров поощрительно похлопал меня по плечу и мы все оживлённо вывалились на насыпь, откуда начали разглядывать окрестности и чистые поля.

- Товарищ полковник, я никого не сбивал и никому ни о чём не докладывал. Это капитан Кирилов поспешил с докладом, вот он пусть и показывает, а я ни одного дельтаплана не видел. Вон как раз он и идёт.

Кирилов подскочил «этаким чёртом» к командиру и тоже доложил, что в батарее у него всё в порядке, и что ночью он лично сбил около двадцати чеченских дельтапланеристов. Он ещё минуты две рассказывал командиру, как он их «пас» нескольких ночей. Каким способом он сумел их вычислить и даже как разглядел на дельтапланах ночную аппаратуру. Я стоял и удивлялся. Как можно дослужиться до капитана и так врать, причём верить в то, что говоришь? Командир нетерпеливо прервал командира батареи: - Кирилов, покажи мне хоть одного дельтапланериста. Вот…, где они? Я тебя к ордену представлю, если даже ты в эту ночь сбил двадцать наших дельтапланеристов - пусть без моего разрешения здесь не летают.

Игорь беспокойно зашарил глазами по полю, от усердия морща лоб и даже козырьком приложил ладонь к глазам, но от этого на поле не появился даже склеенный из картона воздушный змей.

- Товарищ полковник, - загорячился Кирилов, - это боевики сумели утащить своих убитых и дельтапланы.

Дальше последовал безумный рассказ о том, как могли боевики утащить подбитых, но Петров прервал офицера и перестал обращать на него внимание.

- Копытов, с Кириловым всё ясно, а теперь я хочу посмотреть твои позиции. Да, дай подполковнику Крупину свой БРДМ, он проскочит в Гикаловский. Там местные жители срочно хотят встретиться с кем-то из начальства.

Я с полковником Петровым пошёл сначала в один взвод, а потом в другой, где командир проверил инженерное оборудование позиций и ознакомился с местностью. Показал ему, откуда ожидаю нападения боевиков и как его буду отражать. Командир выслушал меня и одобрил основные положения моего доклада и довёл некоторые негативные аспекты жизни нашего полка. В основном их два: несоблюдение мер безопасности при обращении с оружием, боеприпасами и употребление спиртных напитков.

- У тебя, Копытов, как с этим?

- Пока, товарищ полковник, тьфу, тьфу всё нормально. Моя батарея, по моим сведениям, пока единственное подразделение в полку, где нет убитых и раненых. Тьфу, тьфу, тьфу, - три раза суеверно сплюнул я через левое плечо. Командир тоже поспешно сплюнул через плечо. - С пьянкой у меня тоже всё под контролем. Наркотик, промедол, у солдат собрал, выдал только офицерам, чтобы они в случаи ранения сами кололи солдат. Я ведь знаю, что в пехоте ни у одного солдата промедола нет, всё сразу же повкалывали себе. Тут с соседнего полка два прапора «обколотых» ко мне приходили. Откуда они узнали, что у меня промедол есть – не знаю? Но они полчаса меня уговаривали, чтобы я им поменял на роскошные золотые часы десять ампул с наркотиком. Но у меня свои принципы насчёт мародёрства и наркотиков, поэтому я отказал им. Так они назло мне тут же об асфальт часами хлопнули. Жалко часы, ну очень дорогие и красивые были.

Петров остановился около сгоревшего «Москвича» и минуты две молча разглядывал трупы.

- Боря, а чего они у тебя не закопаны, наверно, не совсем приятно их здесь видеть каждый день?

- Товарищ полковник, да чёго им будет? Они самые спокойные соседи: ничего не просят, ничего им не нужно, нам не мешают, - попробовал превратить всё в шутку, но осёкся под

осуждающим взглядом командира, - хорошо, товарищ полковник, закопаем.

Больше всего мне не хотелось, чтобы командир увидел торчащие из арыка задницы техники восьмой роты и поэтому командира повёл не через мост, а через железную трубу, перекинутую с одного берега на другой.

Как только командир уехал, ко мне подскочил Игорь Кирилов: - Боря, Боря, ну чего он там говорил про меня?

- Кирилов, ну тебя на хер. Чего ты, товарищ капитан, как ребёнок врёшь то? - Я не заметил, как перешёл на официальный тон. Если раньше я с ним разговаривал, как с равным, то теперь стал отчитывать его уже как майор, как старший по возрасту на пятнадцать лет и как более опытный товарищ.

- Товарищ капитан, что вы себе тут позволяете? Что вы здесь за балаган развели? Что вы всё время врёте? Вас послушаешь, так вы пол Чечни раскатали и вам пора Героя России давать. Вам, что напомнить, что вы командир артиллерийской батареи - капитан, а не юный суворовец, который ещё не может нести ответственности за свои слова. Теперь командир полка с недоверием будет относиться ко всем докладам артиллеристов. Вот цена вашей безудержной фантазии и вранья. А теперь идите отсюда, товарищ капитан, чтобы я вас здесь больше не видел. Вам ясно?

Я всё более распалялся и последние слова произнёс в приказном тоне. Кирилов, не ожидая такого напора и в таком тоне, растерялся и пытался что-то лепетать в ответ. Но услышав мои последние слова, он молча откозырял и ушёл к своей машине. Черепков, который в это время приближался к нам, увидев эту сцену, резко сменил направление и тоже скрылся из виду. Все кто был на КП попрятались, чтобы не попасть командиру батареи под горячую руку и издалека наблюдали за происходящим.

В этот не совсем удачный момент ко мне подрулили с претензиями старшина и командир взвода с восьмой роты, которые пришли к своей технике и увидели, что мы там уже похозяйничали.

- Товарищ майор, верните нам имущество и боеприпасы, которое вы у нас украли с техники, - ещё издалека начал орать старшина. А вот этого ему не надо было бы делать, тем более в такой момент.

- Ты чего там, прапор, пробулькал? Я вот тебя сейчас арестую и отправлю к командиру полка, а арестую тебя за мародёрство. И ты ему расскажешь, что ты с солдатами делал ночью в Гикаловском. Кстати, туда полчаса тому назад уехали все замполиты, их местное население срочно вызвало. Ну, так что, ты свой рот ещё разевать будешь, или заткнёшься? – Прапорщик мгновенно сбавил тон и почти примиряющее начал рассказывать, что он ездил на какой-то базар, где всё это и приобрёл по дешёвке. Командир взвода, мгновенно оценив положение, быстренько ретировался, оставив прапорщика один на один со мной, а нас быстро окружили мои солдаты и офицеры, что ещё более его напугало.

- Старшина, ну не строй из меня дурака - Какой ночью базар? Помимо того, что вы мародёрничали в деревни, вы ещё и нажрались как скоты, а в довершении всего бросили без охраны боевую технику. Понимаешь, бро-си-ли, - последнее слово я произнёс по слогам. - Ну, как вас не почистить? Ты радуйся, что тебе вместо двух ёмкостей в кузов сунули одну, правда, взорванную, но всё-таки сунули ведь. Может ты объяснишь особисту, зачем вы набрали столько гражданской одежды. А я вот думаю, что он может подумать, что вы решили сдаваться боевикам. А? – Этим я добил старшину и он уже не оправдывался, а лишь беспомощно оглядывался, надеясь на помощь, но помощь не шла.

- Прапорщик, у тебя ровно тридцать минут, чтобы ты выдернул из арыка свою технику и быстренько убрался отсюда, тогда я может и забуду всё, что видел. Если не уложишься - вызываю сюда особиста, и ещё ему расскажу, как ты солдатам раздариваешь норковые шапки. Надеюсь, что ты её привёз из дома? - Хитро подмигнул я старшине.

- Товарищ майор…, я всё понял…, через двадцать минут нас тут не будет. – Прапорщик засуетился, попытался за что-то поблагодарить, но я намекающее постучал, пальцем по часам и его как ветром сдуло.

Мимо моего КП пропылил Будулаев на машине и приветственно помахал рукой. Да, пора на совещание. Оставив за себя Кирьянова, я двинул в сторону штаба. Прошёл мимо КШМок Кирилова и Черепкова, которые сделали вид, будто они меня не видят. Ну и чёрт с ними, всё равно после обеда на коньячок ко мне придут. Через пять минут свернул у «Быка с Бараном» к зданию, где размещался штаб. Как обычно в глаза бросилась большая дыра в стене трёхэтажного здания на месте бывшего кабинета директора племенной станции. Когда с ходу, после короткого боя, заняли племенную станцию то командир со штабниками пошёл выбирать место для штаба. На первом этаже было много обширных помещений: актовый зал, столовая с буфетом, огромная бухгалтерия. На втором и третьем этажах располагались небольшие кабинеты специалистов и руководства. Зашли в кабинет директора на втором этаже

- Товарищ полковник, как раз для вас кабинет, - наперебой заговорили сопровождающие.

Действительно, это был типичный кабинет руководителя. Сейфы, столы, стулья, телефоны и другие не дешёвые атрибуты. Окна выходили на Чечен-Аул и открывали взгляду красивую панораму окрестностей. Дверь справа вела в большую комнату отдыха директора, которая была тоже не хило укомплектована. Обширная приёмная, тоже предполагала именно здесь разместиться командиру полка. Но Петров походил, похмыкал, разглядывая помещения, и не захотел там размещаться. Приказал поставить свой кунг сзади здания, и решил – Буду здесь жить. Не лежит у меня сердце к этому кабинету.

И правильно сердце командиру подсказало, на следующий день духи первым же снарядом из танка попали в кабинет директора и всё там разворотили. И теперь каждый день обстреливали из орудий расположение командного пункта полка и позиции артиллерии. Правда, били не прицельно, а по площадям. Но всё равно эти обстрелы доставляли достаточно хлопот. Каким-то образом они вычислили, что совещания у нас проходят в девять часов и в семнадцать, и в это время снарядов падало гораздо больше.

На совещании командир полка довёл до присутствующих происшедшие последние случаи и потребовал от командиров ужесточения воинской дисциплины. Когда разнос был закончен, командир уже в более спокойном тоне стал ставить задачи. Оказывается, завтра на место первого батальона будет становиться морская пехота, а первый батальон займёт позиции правее третьего батальона и будет продвигаться в сторону Старых Атагов.

- Ну, а напоследок, самое плохое. С завтрашнего дня, и до 21 февраля в силу вступает перемирие между федеральными войсками и боевиками. Перемирие заключили Москва и Дудаев, и ничего здесь не поделаешь. Я всех призываю к усилению бдительности и не расслабляться. Все вы, конечно, прекрасно понимаете, что боевики используют это время по максимуму для восстановления своих сил, укрепления позиций, восстановления связи и взаимодействия между собой. Я сомневаюсь, что он прекратят боевые действия, но на каждое открытие огня с нашей стороны будут реагировать, как на грубое нарушение условий перемирия. Поэтому, приказываю: огонь открывать только в случаи явного нападения боевиков.

Совещание все покидали возмущённые тем, что наши демократы бездумно заключили перемирие, которое впоследствии будет оплачено кровью наших солдат и офицеров.

В батарее меня ждало неприятное известие: пока был на совещание, младший сержант Димчиков балуясь запалом от гранаты, взрывом оторвал себе пальцы на правой руке. Ему вкололи промедол и отправили в медпункт. Ну, надо же, только утром доложил командиру, что у меня всё нормально и как сглазил. Злой как чёрт, отправился в медицинский пункт полка, где Димчиков, с посеревшим от страха и боли лицом, испуганными глазами наблюдал за врачом, который ножницами обрезал кожу, свисавшую клочками на остатках пальцев. Рядом стоял замполит и рядовой Большаков, которые доставили его сюда.

- Ну что, Димчиков, поиграл запалом? - Я со злобой смотрел на сержанта, - теперь ширинку будешь учиться расстёгивать левой рукой. Конечно, с первого раза не получится, но ничего –несколько раз обоссышь штаны и научишься.

Большаков засмеялся: - Товарищ майор, да он левша, ему пальцы правой руки и не нужны были….

Я только сплюнул с досады и ушёл обратно в батарею, где построил личный состав, оставив на позициях минимальное количество солдат, и рассказал о происшедших событиях в полку.

- Я требую от вас, - обратился к солдатам в конце, - сделать правильные выводы из того, что произошло с Димчиковым. Из того негативного, что вы наблюдаете каждый день в других подразделениях. Когда мы забываем для чего здесь находимся: начинаем пить, мародёрничать и насиловать, то мы сами превращаемся в банду, которую нужно уничтожать как бешеных собак. Поверьте, мы можем победить боевиков Дудаева, но не сможем победить чеченский народ, возмущённый тем беспределом, который мы можем принести на их землю. Я не раз говорил и вновь подтверждаю, что буду беспощадно бороться с пьянством и нарушениями воинской дисциплины. Пока у нас всё идёт нормально, но сегодняшний случай с сержантом Димчиковым это первая ласточка. Я, конечно, сомневаюсь, что он специально привёл в действие запал, чтобы оторвать себе пальцы и слинять с войны. Просто сержант маялся от безделья и не нашёл ничего другого, как поиграть с запалом. Сегодня на совещании командир рассказал, что в третьем батальоне солдат игрался с порохом, кстати, и у нас в батарее многие играются с порохом от танковых выстрелов, что капитально мне не нравиться. Так вот солдат доигрался: искра попала в карман с порохом в результате чего молодой мужчина сжёг себе яйца. Живой, но без яиц. Кому это надо и кому он теперь нужен? – Я обвёл взглядом строй, чувствуя, что, то о чём я говорю, пытаясь до них достучаться, не доходит до них. Многое отскакивает от их сознания и они остаются при своём мнении, снисходительно слушая, как бы говоря: комбат тебе, конечно, положено так говорить по статусу, но делать мы будем всё равно по своему. Неудовлетворённый тем, что не смог достучаться до них, не смог найти необходимых для этого слов, я распустил строй и подозвал к себе офицеров и прапорщиков.

- Честно говоря, недоволен сегодняшним положением дел в батарее. Если смотреть со

стороны, то кажется у нас всё нормально: солдаты заняты, дисциплинированы и всё идёт чётко. Может быть, вы тоже это ощущаете, но я, как командир батареи, чувствую, что солдаты расслабляются и постепенно выходят из под нашего контроля. Солдаты живут своей отдельной жизнью и мы на эту жизнь имеем мало влияния, или что хуже всего - не влияем. То напряжение первых чисел февраля, когда мы вышли из Толстого Юрта – прошло. Они видят, что война не так страшна, и на ней не так часто убивают. Вот и расслабуха идёт. Я обращаюсь к вам - командирам взводов: следите за солдатами, пусть они будут постоянно у вас на виду, тормошите их постоянно. Да, Жидилёв, слушай: что-то я давненько не видел твоего сержанта Тараканова. Где он?

Командир первого взвода потупился и кивнул в сторону своих позиций, но ему на помощь пришёл замполит: - Борис Геннадьевич, я потом вам доложу по Тараканову….

- Так, - протянул, усмехаясь я, - понятно. Значит не всё в порядке в батарее, как и предполагал. Я приказываю всем усилить контроль за личным составом. Это и тебя старшина касается. А то ты думаешь, что если таскаешь еду в батарею, то на этом твои обязанности кончаются. Ни фига. Твоя должность предполагает гораздо больший объём работы, чем кормёжка. Ну, я с тобой ещё отдельно и гораздо подробнее побеседую сегодня. А сейчас в свои взвода и работайте с личным составом, беседуйте с ними, влезайте им под шкуру, жёстче проводите свои и мои требования в жизнь и только так.

Через пять минут, когда командиры взводов ушли, я подозвал замполита: - Алексей Иванович, что ты хотел про Тараканова рассказать?

- Вы, когда про солдата рассказали, которому яйца порохом сожгло – бойцы засмеялись. Так Тараканов лицо себе порохом, три дня тому назад, спалил и теперь прячется от вас на позициях. Ожог во всё лицо, но медики промазали каким-то кремом: рубцы останутся, но в общем обошлось. Мы медикам десять литров коньяка отдали, чтобы они в полк и вам не докладывали.

Я злорадно рассмеялся: - То-то смотрю и удивляюсь, что уже несколько дней никто порох не жгёт, а то заколебался бойцов гонять. Ладно - я ничего не знаю. Думаю, что это будет хорошим и наглядным уроком. Но всё равно за бойцами нужен капитальный контроль, чувствую передышка закончилась и как бы нам подчинённые сюрпризов не подкинули.

Вскоре ко мне заехал зам командира полка подполковник Пильганский. Весело балагуря со мной, прошёлся по командному пункту. В бинокль осмотрел окрестности Чечен-Аула, тылы третьего батальона и спросил моего мнения: откуда можно ожидать нападения боевиков. Я ещё раз изложил своё видение данного вопроса. Хотя Пильганский и не возражал, но чувствовалось, что он не во всём был согласен со мной. Обсудили ещё несколько вариантов действий чеченцев и ему, вдруг захотелось сделать пуск ПТУРом. Причём, захотелось именно пустить ракету на спор по какой-нибудь цели.

- Копытов, вот давай мне самую трудную цель и спорим на сто грамм спирта, что я её влуплю.

В бинокль показал на маленькую кирпичную будку на территории склада ГСМ. Цистерны были расстреляны, но иногда, по ночам наблюдая в ночник, я видел в окне будки отблески: то ли света, то ли ночного прибора. И мне думалось, что по ночам, а может быть и днём, оттуда велось за нами наблюдение. Сам туда не стрелял - цель была трудная, маленькая и ракету было очень трудно подвести к ней. Мешали ветки деревьев и провода. Но сейчас выгнали на насыпь противотанковую установку. Пильганский заскочил вовнутрь, уверенно поднял пакет, навёл его на цель и выстрелил. Уже по полёту ракеты было видно, что офицер в своей службе сделал не один десяток пусков. Ракета шла как по ниточке и уверенно скользнула между проводами, прошла над ветками и попала в будку. На месте взрыва поднялось облако красной кирпичной пыли, шиферная крыша брызнула в разные стороны мелкими осколками. Открылся люк, откуда подполковник ловко выскочил из машины и, смеясь подошёл ко мне: - Ну, что командир батареи, какая оценка?

- Товарищ подполковник, - засмеялся я в ответ и сделал приглашающий жест, - прошу в землянку получить оценку. Оценка – сто пять грамм.

Мы оба расхохотались и направились ко мне. Уже около землянки нас остановил возбуждённый крик Алушаева, который продолжал в бинокль наблюдал за складом ГСМ: - Товарищ подполковник, товарищ майор! Смотрите на будку, Смотрите….

Пыль от взрыва уже осела и в бинокль хорошо было видно, как от развалин будки два боевика волоком по земле тащили безжизненное тело. Пильганский, было, дёрнулся к противотанковой установке, но та уже съехала задом вниз и водитель возился около неё.

- Что ж, духам повезло, - сказал зам, с сожалением провожая взглядом боевиков, - но я сегодня третий батальон вздёрну. Что за ерунда? Почему нет наблюдателей на позициях? Ведь их можно было с пулемётов запросто достать.

После отъезда Пильганского я созвал совещание офицеров и прапорщиков.

- Вы, наверно, обратили внимание, что сегодня утром внезапно приехал командир полка и осмотрел позиции. Сейчас приезжал зам командира полка: тоже порезвился. Это не к добру, такие визиты. Или они имеют какие-то сведения насчёт планов боевиков на нашем участке и пока нам ничего не говорят, или же предполагают какую-либо пакость со стороны боевиков. Опять же, то что боевики утащили с будки убитого своего товарища: ясно говорит о том, что они постоянно наблюдают за нами. Да и мы сами вычислили, что и со склона горы у кладбища за нами тоже ведётся наблюдение. Вот там ниже ГСМ, - я показал рукой на подножье горы у Чечен-Аула, - тоже есть духи. Они каждый день и ночь перестреливаются с восьмой ротой. Вот сейчас и предлагаю подумать, что мы можем сделать для того, чтобы усилить свою оборону и чтобы это было сюрпризом для боевиков, если они захотят ринуться по дороге на нас.

Я выжидающе посмотрел на своих офицеров и прапорщиков. Командиры взводов переглянулись и пожали плечами. В принципе, от них ни каких предложений и не ждал: слишком мал у них был военный опыт. Старшину я вообще в расчёт не принимал. В основном ждал предложений от Карпука и Кирьянова: надеясь на их достаточно больший военный опыт. И не ошибся.

- Борис Геннадьевич, - подал голос Карпук, - мы тут уже с Алексеем Ивановичем обсуждали этот вопрос. У нас есть несколько длинных досок. На них закрепляем штук по пять мин и располагаем их в канаве в метрах ста от позиций взвода у моста. Как только темнеет, два бойца со взвода выдвигаются туда и вытаскивают доски с минами на дорогу и перекрывают ими её. Только начинает светать, эти же бойцы убирают доски в кювет.

Что ж мысль была здравая. Решили ещё на ночь отдавать во взвод подствольник Кирьянова, чтобы ночью бойцы периодически обстреливали зелёнку. И ещё решили в ближайшие день-два сползать на поворот дороги и наставить там растяжек.

На полковое совещание пошёл пораньше, и решил зайти в медпункт узнать как там Димчиков. Но сержанта там уже не было; его ещё до обеда увезли в госпиталь. Я ещё не успел подойти к зданию штаба, как духи начали вечерний обстрел командного пункта полка. Несколько снарядов упало в районе артиллерийских позиций и РМО. Один снаряд упал около бани сапёрной роты, а когда я уже был около кунга начальника артиллерии, меня обогнал совершенно голый человек, в котором узнал начальника артиллерии группировки полковника Кальнева. Был он весь в грязи и возмущённо матерился. Забежал мимо растерявшегося часового в штаб и скрылся в комнате, где располагался его пункт управления огнём артиллерии. Несмотря на то что, полковник Кальнев лишь неделю был с нашим полком, все его уважали и прислушивались к его советам. Когда-то он вместе с Масхадовым не только учился в одном артиллерийском училище, но и достаточно долго служили в одном полку, и даже дружили семьями. И сейчас довольно часто, правда, только по делам, Кальнев выходил на частоту Масхадова и решал с ними текущие вопросы обмена пленными, убитыми. Зачастую и сам Масхадов выходил на его частоту, чтобы решить вопрос о двухчасовом перемирии, чтобы в ходе которого собрать с поля после боя убитых чеченцев. Вот и сейчас, когда я зашёл в коридор штаба, из-за двери слышался возмущённый голос Кальнева: - Ты чего творишь? Ты там своим уродам скажи, что когда я баню принимаю, пусть они не стреляют…. Да мне по хер…. Вот и владей… А за то, что я сейчас голый и грязный: я вам отомщу…..

Приоткрыв дверь, заглянул к артиллеристам. Кальнев бросил наушники на стол и кинулся к телефону.

- Князев, давай врежь по центру Шали своим дивизионом, там сейчас Масхадов, а то меня он достал своими обстрелами. – Он послушал, что сказал ему командир дивизиона, - Да, да, семьдесят два снаряда по центру Шали. Взрыватель – осколочный и фугасный. Всё, давай. Если кто спросит: говори, приказал Кальнев.

- Заходи Копытов, - увидев меня, пригласил полковник и начал рассказывать, - вышел из баньки покурить, хорошо так попарился, а тут снаряд прилетает и взрывается прямо в луже с грязью, с навозом, и всё это на меня. До того обидно, чёрт побери…, - сказал и сам же весело рассмеялся. Удовлетворённо кивнул, услышав слитный залп дивизиона, надел свежие трусы и ушёл обратно в баню.

После совещания ко мне пришёл Толик Соболев, принёс два литра коньяка и попросил выйти из землянки, чтобы поговорить. Но я наоборот выгнал всех на улицу и предложил перед разговором выпить, потому что догадывался, о чём Толик будет меня просить. Так и получилось. Соболев выпил и стал меня уговаривать, чтобы я никому не рассказывал, что его солдаты со старшиной ездили в Гикаловский. Молча выслушал командира роты, а потом в свою очередь высказал всё, что думал о его роте, о нём: о командире роты и о его методах командования.

- Толик, ты хоть раз видел чтобы мои солдаты бродили, где попадя, или приходили к твоим в гости. У моих офицеров и прапорщиках даже мысли не возникает съездить на мародёрку. Хотя, чувствую, что скоро придётся их в деревню послать, но не за гражданкой одеждой, коврами, видиками или телевизорами. У меня каждый солдат и сержант знает: если он попал в чеченский брошенный дом, то он оттуда может взять посуду для приготовления пищи, продукты какие ему надо. Простыни наволочки – это тоже можно взять. Прекрасно понимаю солдата, что ему хочется послушать музыку, поэтому он безбоязненно может из этого дома взять дешёвый магнитофон или приёмник, но не музыкальный центр или ещё какую-нибудь дорогую вещь. Он знает, что если комбат найдёт дорогую вещь, то солдат будет жестоко наказан, а вещь будет уничтожена, причём об его же голову. Толик, всё прекрасно понимаю, что у тебя солдат в три раза больше чем у меня, но всё равно не понимаю, как солдат может бросить позицию и уйти к кому-нибудь в гости в РМО или ещё куда то? – Командир роты удручённо молчал и лишь кивал на мои справедливые упрёки, - Толя, конечно, я никому болтать не буду, но если ещё раз кто-то из твоих бойцов будет здесь щеголять в мародёрке, или опять ночью куда-то поедете, то я прострелю колёса машине, так всех и предупреди.

После девяти часов начала стремительно портиться погода. В воздухе повисла водяная взвесь, всё кругом стало влажно и противно. Земля размокла и начала налипать на обувь тяжёлыми комьями. Ступеньки в землянку быстро размолотили и теперь надо было осторожно

спускать вниз. В довершении всего пришлось быстро окопать землянку по кругу, чтобы в неё не стекала вода. Печка внутри топилась постоянно и здесь было сухо, тепло и светло от лампочки, которая светила от АКБ.

Среди ночи, когда я спустился в землянку и пил кофе, у входа кто-то пьяно зашумел и во внутрь на заднице скатился вниз, чуть ли не на печку рядовой Субанов: пьянущий в жопень. Что-либо говорить или ругать его было бесполезно. Сощурив и без того узкие глаза, он всё-таки сумел разглядеть перед собой командира батареи.

- Товарищ майор, - виновато-пьяно забубнил солдат, - я хотел только чуть-чуть, но не рассчитал…. Но ведь я всё-таки пришёл домой. – Привёл он в конце дурацкий аргумент.

Я сидел, продолжая пить кофе, наблюдая, как Субанов ползая на карачках вокруг раскалённой печки, пытаясь прикурить сигарету об неё, опасно приближая лицо к раскаленному до красноты металлу. Вовремя успел схватить его за штаны и оттащить от печки, когда левая рука у него рискованно подогнулась и он начал падать лицом на раскалённый металл. Дал ему лёгкую затрещину. На что Субанов прореагировал довольно своеобразно.

- Товарищ майор, мы за вас кому угодно пасть порвём. Да мы вас так уважаем, что я вот сейчас для вас печку поцелую. Хотите…? – Субанов сложил и вытянул губы трубочкой и потянулся к буржуйке, и мне опять пришлось его отдергивать и дать ему ещё одну, но уже более полновесную оплеуху.

- Субанов, если ты меня уважаешь, то шуруй-ка во взвод. Как идти туда помнишь? – Субанов мотнул головой и послушно полез на выход. Правда, с первого раза у него не получилось, но после того, как ободрав лицо о колышек торчащий на выходе, он сумел выбраться из землянки. Но тут же с громким плеском упал в лужу, вылез оттуда и весело загорланил непонятно какую песню на бурятском языке. Я приказал Торбану проследить, чтобы тот благополучно добрался до своего взвода, а сам погрузился в невесёлые размышления.

Утро было пасмурное и хмурое, подстать моему настроению. Возвращаясь с совещания, около автобусной остановки увидел пару незнакомых БТР и человек тридцать, бродивших вокруг неё, морских пехотинцев. Подошёл к ним и спросил кто старший. Ко мне вышел заместитель командира взвода и доложил, что командир взвода сейчас убыл со старшим на будущие позиции и будет лишь через тридцать минут. Я в свою очередь представился и сказал, что мне нужен их командир взвода для того, чтобы установить взаимодействие. Когда повернулся, чтобы уйти к себе, вспомнил про трупы боевиков за остановкой.

- Да, сержант, там за остановкой трупы боевиков лежат, так вы не обращайте на них внимание.

Сержант с удивлением посмотрел на меня: - Хорошо, но только там трупов нет.

- Да там они. Мы их вчера прикопали.

- Да нет их там, товарищ майор.

- Да ну, не может этого быть. О чём ты говоришь? Что, духи из под нашего носа утащили трупы? Да ерунда какая-то, пошли, покажу. – Мы с сержантом отправились за остановку, где я с облегчением показал сержанту: - Да вон они...

Сержант обежал взглядом двух своих подчинённых, вольготно лежащих на двух холмиках и с недоумением повернулся ко мне.

Я засмеялся и показал рукой на двух морпехов беспечно лежавших на земле. Один из них лежал на спине, широко раскинув руки и в пол уха слушал болтовню товарища, который подперев ладонью голову, лежал на боку на втором холмике. Локтём он сдвинул тонкий слой мокрой земли с лица мёртвого боевика и лицо убитого с грязными и чёрными губами выглядывала из подмышки морпеха, но тот не замечая этого, продолжал оживлённо тараторить.

- Да вон, они на них и лежат, - я уже смеялся во всю силу, и на мой смех сбегались остальные морские пехотинцы и тоже начинали смеяться.

Я подошёл к лежащим на земле и, смеясь, показал: - Ты, солдат, лежишь прямо на убитом, а ты, дурачок, посмотри себе подмышку, - все так и грохнули, когда солдат глянул вниз и испуганно вскочил, увидев в двадцати сантиметрах от своего лица – лицо убитого боевика. Весь бок у него был мокрый, а у второго вскочившего мокрая была вся спина.

Когда прошёл первый приступ смеха я, еле сдерживая новую волну веселья, произнёс: - Ребята, а ведь трупный яд – самый сильный яд. Одежду ведь надо менять, - новый, ещё более сильный хохот потряс автобусную остановку, после того как морпехи испуганными зайцами ринулись в арык и судорожно стали смывать с себя остатки земли. Поняв бесполезность этого занятия, выскочили на берег и начали лихорадочно скидывать с себя одежду, чтобы переодеться в чистую. В этот момент и подошёл командир взвода морских пехотинцев – старший лейтенант Виктор Явлинский. Посмеявшись над незадачливыми солдатами, он рассказал мне, что оборону будет занимать в двухстах метрах левее меня и командный пункт у него будет находится в здании поливочной станции в трёхстах метрах отсюда. Договорились что после обеда я к нему подойду и тогда мы решим все вопросы взаимодействия.

Ещё когда подходил к остановке, то обратил внимание на фашистскую каску, которая была закреплена на броне одного из БТР.

- Откуда она у тебя?

- Да это во время боёв, в Грозном, грохнули одного духа, он в ней и бегал…

Мы разошлись. Явлинский повёл своих на новые позиции, а я отправился к себе. Тут же вызвал Субанова, но сильно его не ругал. Солдат был дисциплинированный, управляемый, да и сам сейчас сильно переживал за происшедшее. Высказав своё неудовольствие, отпустил его и попробовал заняться делами, но у меня не выходила из головы немецкая каска и я всё думал, как бы её выпросить себе.

Сразу после обеда отлил в отдельную бутылку коньяк, налил в другую ёмкость ещё пять литров коньяка и отправился с визитом к старшему лейтенанту Явлинскому. Здесь немного схитрил. Выставил на стол бутылку коньяка, а когда мы обсудили за столом все вопросы взаимодействия в случаи нападения боевиков на меня или на него, я подарил ему ещё пять литров коньяка от себя. Витька обрадовался, но с огорчением констатировал, что ему нечего подарить в ответ. И тут я горячо заговорил: - Витя, подари мне каску, она тебе на фиг не нужна. Или вы её потеряете, или твой боец какой-нибудь сопрёт и увезёт на дембель. Дома похвастается с неделю, да и продаст за бутылку такому же балбесу. А я коллекционер, и у меня этого фашистского имущества до полна. У меня она не пропадёт и будет, как память о совместной боевых действиях.

Явлинский заколебался, но из разговора с ним я уже знал, что снабжение боеприпасами у них налажено плохо и когда я ему пообещал, что дам ещё десять огнемётов, и с другими боеприпасами у него проблем не будет – он сдался. Солдат с БТРа принёс каску и я её надел: она была как будто на меня сделана, так удобно села на голову.

- Видишь, сзади дырочка от пули – это дух, когда от нас убегал, пулю в затылок получил.

Я снял каску и стал её разглядывать. Тёмно-зелёная «родная» краска, на которой слева нанесён общевойсковой армейский знак – орёл с зажатым в когтях свастикой. Подтулейные устройства тоже родные: на коже видны тиснение – изготовлено в 1940 году.

- Витя, я тебе за эту каску в любом вопросе помогу, - с чувством произнёс я.

На совещание к командиру полка пришёл в каске, чуть-чуть опоздав. А когда открыл дверь и зашёл в помещение, все грохнули от смеха. Закончив смеяться, командир полка достал лист стандартной бумаги: - Я тут вам, товарищи офицеры один акт на списание имущества прочитаю, мы посмеёмся ещё, а дальше будем решать уже серьёзные вопросы. Читаю.

АКТ.

Комиссия, в составе старшего лейтенанта Соболева А, лейтенанта Петухова Б. лейтенанта Фёдорова С. и прапорщика Степанова К, составила настоящий акт в том, что 9 февраля 1995 года в ходе ночного боя с боевиками осветительная ракета попала в палатку с имуществом. В результате пожара сгорело следующее имущество, которое подлежит списанию:

1. Спальные мешки 100 шт.

2. Валенки 100 пар.

3. Ватные штаны 100 шт.

4. Нижнее бельё (летнее) 100 комплектов.

5. Нижнее бельё (зимнее) 100 комплектов.

6. Обмундирование х/б (камуфл.) 100 комплектов.

7. Куртки зимние 100 шт.

8. Шапки 100 шт.

9. Рукавицы зимние 100 пар.

10. Каски 100 шт.

11. Бронежилеты 100 шт.

12. Котелки алюминиевые 100 шт.

Командир полка прекратил чтение акта, потому что по мере того как он зачитывал длинный список имущества подлежащего списанию, хохот только усиливался. На смех из соседнего помещения заглянул и полковник Кальнев, а через минуту и он тоже вытирал выступившие от смеха слёзы.

- Я дальше читать не буду, но после прочтения данного акта у меня создалось впечатление, что восьмая рота воюет голая. Так это, командир третьего батальона?

Подполковник Медведев, командир третьего батальона встал, хотел что-то ответить, но, наверно, представив как голая рота ходит с автоматами в руках не смог преодолеть смех и захохотал.

- Товарищ полковник, он у меня сам будет голый воевать.

Когда все более менее успокоились, совещание покатилось по своему пути, но всё равно короткие волны смеха прокатывались по помещению. Толик Соболев уже прославился своим бестолковизмом в полку – но вот это был шедевр. Когда мы вошли в Чечню, командир полка дал добро на списание имущества. И все потихоньку начали подавать на списание имущество. Я у себя в батарее раз в три дня сдавал акты на списание по нескольким службам, так чтобы через полгода у меня было списано всё, кроме оружия и техники. Конечно, это не предполагало халатного отношения к имуществу и я наоборот усилил контроль, расписав за каждым солдатом и сержантом всё за что каждый отвечает. И предупредил, что при увольнении каждый будет сдавать это имущество лично мне. Старшину предупредил, что он тоже лично будет нести ответственность за каждую утерянную единицу имущества. Лозунг – «Война всё спишет» в батарее не проходил.

…Для меня наступили тяжёлые дни. Солдаты нашли выход на коньяк и в батарее, то в одном взводе, то в другом начались пьянки. Если во взводе, который был со мной в одной землянке, бойцы остерегались выпивать, то в остальных двух взводах пили, не стесняясь командиров взводов. Особенно тяжёлая обстановка в этом плане сложилась в третьем взводе. Лейтенант Мишкин и так был слабоват, то сейчас он вообще не пользовался авторитетом у солдат и во взводе «рулили» пулемётчик Акуловский и командир машины Рубцов. Чтобы как-то разделить солдат третьего взвода, я стал посылать на сопровождение колонн в Моздок БРДМ командира взвода и с ним несколько его солдат. После этого обстановка во взводе немного стабилизировалась. Но залихорадило второй взвод. Причём до такой степени, что мне пришлось снять их с позиции раньше времени и поселить с собой. Командир взвода Коровин не смог справиться с ситуацией: - А что я могу сделать, товарищ майор? Не могу остановить пьянку….

Когда их поселил с собой, вроде бы накал страстей сбил. Солдаты если и опасались пить при мне, но продолжали пить втихушку и приходили в землянку уже датые. Правда, вели себя тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, но я прекрасно видел их пьяные рожи.

В один из дней я сидел на насыпи, рассматривая карту и поглядывал за солдатами второго

взвода, которые кучковались около своих машин. Из ближайших кустов вылез сержант Ермаков и решительным шагом направился в сторону позиций первого взвода за мостом. Даже отсюда было видно, что он сильно пьян.

- Ермаков, подойди ко мне, - крикнул сержанту. Тот резко повернулся и решительно двинулся в мою сторону. Остановился передо мной и с вызывающим видом откозырял, но молча. Солдаты второго взвода придвинулись ближе, чтобы было слышно, что я буду говорить их товарищу.

- Ермаков, по моему я уже разговаривал с тобой, по поводу употребления спиртных напитков и мы разобрались, что тебе пить нельзя. – Начал говорить спокойно, чтобы не спровоцировать его на истерику.

- Товарищ майор, вы с офицерами пьёте, почему мы не можем? Мы точно также как и вы рискуем, даже больше чем вы. – Ермаков начал разговор со мной в спокойном тоне, но чувствовалось, что он взвинчен и напряжён, в любую минуту может закатить истерику, как тогда в вагоне.

- Ермаков, во-первых: ты не сравнивай меня – сорокалетнего мужчину, командира батареи, который несёт за всё вот здесь ответственность и у которого иной раз возникает необходимость

выпить, а не напиться, как ты тут хочешь сказать. Так вот не сравнивай меня с собой, молодой человек. Ты не алкоголик, я это прекрасно знаю. И родители у тебя хорошие люди – это я тоже знаю, поэтому у тебя не должно возникать такой необходимости напиваться, или даже выпить. Я тоже когда-то был в таком же возрасте, как и ты, но выпить или напиться меня почему-то не тянуло. Во-вторых: что-то не припомню, чтобы ты тут бился с боевиками, или рисковал больше чем любой из нас….

Продолжить дальше я не сумел, Ермаков «взорвался» и его понесло: - Товарищ майор, да вы тут квасите, пьёте каждый день, ходите по гостям и балдеете в своё удовольствие, ничего не зная. Я тут две ночи назад смотрю, а на поворот дороги у Чечен-Аула боевики выехали на машинах и кучкуются там: готовятся к атаке. А я не знаю, что делать. Командир взвода спит, вы в землянке с офицерами сидите и выпиваете. Боевики покрутились минут двадцать и уехали обратно, и никто мне приказа не отдал открыть огонь. Почему? – Ермаков всё более заводился, кричал, требовал ответа и на другие вопросы, на которые и не нужно было отвечать.

- Сержант, да тебя наказывать надо, а не жалеть как ты прелагаешь. Несчастный солдат: видите ли, ему никто приказ не отдал стрелять. – Язвительно начал я, тут же переходя на командирский тон, - А почему вы, сержант, самостоятельно не открыли огонь, увидев противника? Какой вам приказ нужен? Почему вы не разбудили в таком случае командира взвода? Почему я, отвечающий за оборону этого участка, узнаю о боевиках через двое суток? Да я вам, товарищ сержант, могу ещё тысячу вопросов «Почему» задать. В том числе и почему вы напились и тут пальцы веером распускаете перед командиром батареи?

Но Ермаков уже ничего не воспринимал. Из него лился поток обвинений, из которых все солдаты и офицеры сгрудившись вокруг нас, услышали: - что я никчемный командир батареи, что командиры взводов бестолковые «пиджаки», старшину – этого поганого мента, в арыке утопить надо. А Кирьянову давно пора устроить «тёмную». Что его – Ермакова, классного противотанкиста, с распростёртыми объятиями примут в любую мотострелковую роту. И вообще, на хрен ему эта батарея. И так далее, и тому подобное.

Я сидел на табуретке, внешне спокойный, слушая этот бред. Сначала у меня возникло желание просто набить ему морду, но оно быстро исчезло. Что я ему и другим солдатам, которые всё это наблюдают и слышат, этим докажу? Чего я буду оправдываться и за что? Ермаков взрослый парень, как никак двадцать лет: если ему не нравится командир батареи, другие офицеры и прапорщики, если он считает себе противотанкистом от бога, которого примет любая рота – пусть идёт из батареи. Я прекрасно понимал: что ни один командир роты, даже бестолковый Толик Соболев не примет его. Пусть потыкается носом в дерьмо, пусть даже в какой-нибудь роте попьёт с земляками, но рано или поздно пехотные офицеры вышвырнут его из своего подразделения и он приползёт на карачках в батарею. Но это уже будет урок – «публичная порка». И тогда мы поговорим.

- Ну что ж, Ермаков, раз я такой нехороший, командиры взводов - дураки, а ты такой у нас умный и классный специалист. Что ж, я тебя не держу; только автомат и снаряжение положи сюда и скатертью дорога.

Сержант с гордым видом снял автомат с плеча и положил его к моим ногам, туда же он положил и подсумок с патронами.

- Малыш, - обратился он к Кабакову, - принеси из землянки мой вещевой мешок.

Пока Кабаков ходил за вещмешком, Ермакова обступили солдаты и начали его уговаривать не уходить с батареи. Из группы солдат доносились осуждающие реплики и вопросы: - Федя, у тебя, что «крыша поехала»? Куда ты собрался? Иди к комбату, заворачивай «базар» обратно...

Не знаю, может быть в моё отсутствие солдаты и одобрили бы его уход, и говорили бы по другому, но сейчас, даже те кто молчал – осуждали Ермакова. Но вот вещмешок на плече у сержанта, он попрощался со всеми солдатами. Настала очередь попрощаться с командиром

батареи.

- Товарищ майор, может, что я тут и лишнего наговорил – не обижайтесь. Но решение принял твёрдо и ухожу.

Держался Ермаков хорошо, хотя был сильно пьян. Его чуть-чуть пошатывало, но речь была, после вспышки словоблудия и обвинений, связная и логичная. Он немного успокоился, хотя в глазах и проскакивала тень растерянности от принятого решения. И мне показалось, что он ожидал с моей стороны просьбу остаться в подразделении.

- Прощай, Ермаков. На дураков не обижаются. Устроишься на новом месте, приходи в гости – поделишься опытом, как там в пехоте? – С ехидством закончил я.

Обиженно дёрнув плечом, сержант решительно повернулся, и провожаемый взглядами сослуживцев, удалился в сторону расположения девятой роты. Солдаты разошлись по своим местам, а я предложил командиру второго взвода и Кирьянову прогуляться по насыпи вдоль арыка. Когда мы достаточно удалились от расположения, я повернулся к офицерам.

- Коровин, в том, что сейчас случилось, есть хорошая доля и твоей вины, хотя и моя доля вины тоже есть, но с другой стороны я даже в какой-то степени и рад, что так произошло.

- Товарищ майор, ну не могу я бить им морды. Хотя и понимаю, что иной раз надо, но не могу…. Не так я воспитан.

- Товарищ лейтенант, да не заставляю я вас бить рожи солдатам и сержантам. Сходите в первый взвод, посмотрите как Жидилёв, такой же двухгодичник как и вы, рулит взводом. У него солдаты, как цыплята вокруг курицы – около командира взвода. Он всегда что-то придумывает. Смотри, мясо коптят, чего-то ещё делают. У него солдаты и сержанты не пьют, и ситуация у него в подразделении гораздо спокойнее, чем у тебя. У тебя взвод по подготовке лучший в батарее, но морально-психологическая обстановка хуже. А ведь ты, имеешь у своих солдат реальный авторитет и ты можешь на них влиять даже без битья морд. Если Жидилёв живёт настроениями, мыслями солдат взвода, идёт к ним – к солдатам. То ты самоустранился от личного состава. Я не знаю: может у тебя не лады что-то дома, но ты постоянно о чём-то думаешь – причём, о своём, о чём-то личном. Вот и получается: ты отдельно от взвода и солдаты твои сами по себе. Поэтому и выходит, что твой взвод я вынужден был снять с позиции и поселить к себе, чтобы как-то влиять на солдат. Но не подменять же тебя. Конечно, я, Кирьянов и Карпук, если понадобиться, мы втроём переколотим и начистим всем хари, но зачем тогда вы – командиры взводов? Может вас заменить? У тебя бы я поставил командовать взводом сержанта Некрасова и ты знаешь, что он не хуже тебя бы справился. Так что, Коровин, иди во взвод, кучкуй вокруг себя солдат и работай с ними. Задача ясна? - Лейтенант удручённо кивнул головой.

- Так то, всё так, но, Борис Геннадьевич, отпустив Ермакова вы сделали большую ошибку, - задумчиво протянул замполит.

- Алексей Иванович, дорогой ты мой. Если бы стал его убеждать и уговаривать, я совершил

бы ещё большую ошибку. Ребята, поверьте моему большому практическому опыту работы с солдатами: максимум через три дня, а я думаю что через два, Ермаков приползёт и ещё будет меня умолять принять его обратно в батарею. Если этого не произойдёт, будем считать, что я в армии двадцать один год прослужил впустую.

Мы вернулись в расположение и каждый занялся своими текущими делами. Внешне всё было как обычно, но чувствовалась в батарее внутренняя напряжённость, ощущалась стена отчуждения, которая прошла между мной и личным составом. Солдаты собирались в кучки, шептались: при моём приближении замолкали. Я, в принципе, не обращал особого внимания на это, так как считал, что действие любого командира вызывает недовольство большинства подчинённых. И даже самое правильное решение командира, всегда вызовет недовольство кого-нибудь.

Перед обедом, взяв с собой замполита, техника и пару солдат для прикрытия, скрытно выдвинулись на поворот дороги у окраины Чечен-Аула. Передвигаясь короткими перебежками,

на перекрёстке, действительно, обнаружили следы недавнего пребывания боевиков. Карпук с Кирьяновым собрали все гранаты, сколько смогли, выставили растяжки, но этого было явно недостаточно, чтобы перекрыть всю дорогу. Пока они ставили растяжки, мы выдвинулись ещё на сто метров вперёд и провели разведку местности за поворотом. Деревня была совсем рядом, но боевиков видно не было. Вернулись обратно, решив вечером повторить поход, чтобы окончательно заминировать перекрёсток. А после обеда отличился старшина. Он также присутствовал при обличительной речи Ермакова, в которой старшина был назван «поганым ментом», что и вывело его из равновесия. Надо сказать, что прапорщик Пономарёв никогда не выпивал с нами, так может пригубить чуть-чуть, но не более. А тут напился вдрызг.

После обеда, ко мне в землянку пришли прощаться Кирилов и Черепков: их перекидывали на другие участки переднего края. Мы посидели немного, выпили грамм триста коньяка и вышли на улицу перекурить. В этот момент ко мне подскочил замполит: - Борис Геннадьевич, старшина напился и сейчас шурует по дороге прямо в Чечен-Аул.

Я повернул голову на дорогу и увидел, как по ней в сторону Чечен-Аула бежит человек, причём во всём белом. Вскинул бинокль: точно – старшина, с автоматом в руке, в нижнем солдатском белье, перепоясанный портупеей с подсумком патронов, Пономарёв бежал в атаку.

- Чудинов, Алушаев, взять старшину. – Приказал я наблюдавшим, за этой сумасбродной выходкой старшины, солдатам. Те мгновенно скатились к БРДМу, туда же на броню заскочило ещё пару солдат. Двигатель заревел и машина стремительно вырвалась на мост. Старшина тем временем быстро приближался к повороту. Я перевёл бинокль на передний край девятой роты, где на позициях крайнего взводного опорного пункта уже суетились солдаты. Из окопов выскочило несколько военнослужащих и ринулись наперерез старшине. Но пробежать они сумели лишь метров сто. Из Чечен-Аула застучал пулемёт, фонтанчики от пуль заплясали вокруг солдат и они поспешно залегли.

- Установку на насыпь. К бою! – Сам же резко перевёл бинокль на окраину деревни. Сразу же заметил несколько фигур боевиков, которые прикрываясь заборами и сараями приближались к дороге. Если сейчас мои бойцы спасуют и не поедут дальше, то старшине конец – или срежут с автомата, или что ещё хуже возьмут в плен. Но солдаты не струсили. До старшины было метров сто, когда все кто был на броне, переместились на правый борт. Каждый из них левой рукой зацепился за поручни и выступы, замерли, приготовившись подхватить прапорщика. Боевики уже не бежали, а остановились и открыли огонь по БРДМу и старшине. Несколько очередей хлестнуло по дороге, под ногами у Пономарёва, ещё одна очередь ударила сзади, но старшина ничего не замечая, продолжал бежать. Справа послышался резкий звук схода ракеты, которая понеслась по своей траектории в направлении боевиков. Теперь все наблюдали за полётом ракеты. Но боевики то ли заметили ракету, то ли ещё по какой-либо причине, внезапно залегли и ракета, разорвавшись в пяти метрах от них, не причинила им вреда. Чеченцы вскочили и отбежали к ближайшему дому, где скрылись и больше не показывались.

БРДМ в это время поравнялся со старшиной, несколько крепких рук ухватило прапорщика за шиворот нательного белья и на спине и рывком закинули его наверх. Машина по крутой траектории, не останавливаясь, повернула и помчалась обратно к нашим позициям. Запоздало дал несколько коротких очередей пулемёт боевиков и заткнулся. Через пять минут солдаты спихнули старшину на землю уже в расположении командного пункта. Пономарёв пробежал по земле несколько шагов, пытаясь удержаться на ногах, но всё-таки упал. Ткнулся лицом в землю прямо передо мной и остался лежать, не делая попыток подняться.

Я присел на корточки перед ним и рукой поднял его голову: - Пономарёв, ты меня слышишь?

И тут старшина начал гнать пьяную «пургу» - типа того, что его все считают трусом. Но он не трус и решил всем это доказать. Разговаривать с ним в таком состоянии было бесполезно.

- Алексей Иванович, обезоружить его и в палатку. Завтра с ним будем разбираться.

С офицерами спустился в землянку, ещё немного выпили и Кирилов с Черепковым уехали.

А через полчаса как они уехали, в районе позиций морских пехотинцев вспыхнула интенсивная стрельба. Я взошёл на насыпь и бинокль попытался рассмотреть, что у них там происходит, но ничего увидеть не сумел. Стрельба также внезапно и оборвалась, лишь через пару минут прозвучало несколько одиночных выстрелов и всё стихло окончательно. Сигнала о помощи не было и я решил сходить к Явлинскому после совещания.

Было уже темно, когда пошёл к морпехам. Шёл и через каждые тридцать-пятьдесят метров запускал в воздух маленькие осветительные ракеты, которые взлетали на высоту метров пятнадцать и в течение десяти секунд освещали местность на сто метров вперёд. На складе РАВ, пару дней назад, мне выдали ракетницу, выполненную в виде авторучки, и мне ещё не надоело ею баловаться. На командном пункте Витьки Явлинского не было, но у телефона сидел заместитель командира взвода.

- Чего у вас за стрельба днём была и где командир взвода? – Спросил я, усаживаясь за стол.

Сержант оживился. Наверно, ему хотелось поделиться своими впечатлениями и во мне он увидел внимательного слушателя.

- Сегодня днём пошли мы с командиром взвода смотреть стык между нами и соседним взводом. Там метров пятьсот будет. Решили посмотреть: может можно мины поставить или ещё каким-нибудь способом эту дыру контролировать. Только прошли метров триста, как наткнулись на группу боевиков – человек семь-восемь. Да нас было пять человек. Вот и схлестнулись. Мы вперёд их, секунды на три, огонь открыли и двоих сразу срезали. И в рукопашную. Мне достался такой здоровяк, - сержант счастливо засмеялся, вспоминая этот момент, а потом продолжил, - за месяц боёв в Грозном всякое бывало, но тут такой здоровый дух прёт на меня. Метра под два. Я сам не хилый, но этот ещё крупней - рожа грязная, небритая. Лет тридцать-тридцать пять. Летит на меня и бешено орёт – «Аллах Акбар». Ну, думаю, не сумею я его заломать – одна надежда на автомат. Бежим и стреляем друг в друга, а попасть оба не можем. Всё, думаю - капец. Но когда между нами метров семь осталось, он вдруг в сторону метнулся. Тут я его одиночным выстрелом в затылок и срезал. Потом после боя его смотрел: пулевое отверстие в затылке маленькое, а лицо полностью вырвало, когда пуля вылетела из башки. Самое интересное: последний патрон в магазине был. Оглянулся, а оказывается, всё уже закончилось. У них всех положили, а у нас только двое ранено, причём, легко. И одному челюсть сломали. Успел дух ударить его прикладом в лицо. Добили мы раненых духов, а тут обнаруживается среди лежащих женщина. Притворилась убитой, хотя на ней ни единой царапины. И рядом с ней снайперская винтовка. Подняли её за шиворот, а она орёт, что она пленная и её использовали как носильщика. Рожа у неё явно не русская и акцент, такой, странный проскакивает. Начали разбираться, кто из духов с каким оружием был, и всё сходится что только она должна быть со снайперской винтовкой. Да и винтовочка не чета нашей СВД: иностранная, с наворотами. На ложе одиннадцать зарубок. Начали её обыскивать и нашли в потайном кармане эстонский паспорт и три тысячи долларов. Как говорится – без комментарий. Тогда баба начинает верещать, что она иностранная поданная и её должны передать в посольство.

Командир взвода помолчал, а потом говорит – Раздевайся. Я думаю, что он трахать её собрался? Конечно, мы без женщин уже три месяца живём. Но чёрт её знает, сколько она не

мылась и кто её там трахал. Но, хотя, теперь я уже на неё как на бабу посмотрел, а не как на врага. Смотрю, ей лет двадцать пять, не красавица, но и не уродина. И та также поняла: - Хорошо, хорошо ребята…. Не беспокойтесь, я вас всех обслужу по полной программе: довольны будете. И начала быстренько раздеваться. Снимает с себя всё и аккуратно из одежды выкладывает ложе. Мы стоим и молчим. Разделась она по пояс и начала тёплые штаны расстёгивать. Дааа.., тело у неё, конечно, было классное. А грудь у неё полная, налитая, и так подёргивалась: видно было сразу, что грудь упругая. У меня в штанах колом всё встало от вида женского тела. А командир взвода, так спокойно, говорит – хватит, больше не надо. И тут она поняла, что трахать её никто не собирается, а просто сейчас грохнут. Заверещала: не имеете права, я военнопленная…, Я требую консула. А потом разревелась и начала давить на жалость. Дети у неё, мать больная и она приехала сюда заработать денег, но никого ещё не убила.

Командир взвода берёт доллары, рвёт их на мелкие кусочки и бросает ей в лицо – Вот тебе за военнопленную. Поднял пистолет боевика – А вот тебе и консул. И в лобешник ей закатал….

У входа послышался шум и в помещение зашёл командир взвода: - Борис Геннадьевич, здорово.

Я пожал протянутую руку: - Тут твой сержант такие страсти рассказывает про бой.

- Да…, было дело. Я сейчас вернулся от особистов, документы им снайперши и убитых духов передавал. Командир батальона пообещал к ордену представить. Ты не торопишься? – Я отрицательно мотнул головой и Явлинский обрадовался, - вот и нормально, мы сейчас обмоем, чтобы закрепить, мой будущий орден и удачный бой.

В несколько минут стол был накрыт и мы выпили по первой, закусили. Как бы продолжая спорить, Витька стал рассказывать: - И всё-таки ерунда всё это, я раздел эту снайпершу чтобы посмотреть есть ли у неё синяк на плече. Так, нет Борис Геннадьевич: нормальное чистое тело. Говорят по пальцам можно проверить: типа мозоли остаются, если часто магазин патронами набивать. Тоже ерунда: нормальные обычные пальцы. Если бы не эстонский паспорт, доллары и сама бы не призналась, что приехала подзаработать на этом деньжат, то наверно засомневался бы.

Выпили по второй, Витька придвинулся ко мне: - А я сейчас, Борис Геннадьевич, жалею, что застрелил её. Надо было притащить её сюда, оттрахать по полной программе, потом отдать на ночь солдатам. А утром отвести на место боя и расстрелять. – Явлинский на мгновение задумался, потом сожалеющее продолжил, - в теле баба была. Приходи завтра утром после совещания я тебе её покажу.

Не успели выпить ещё по одной, как затрещали выстрелы на левом фланге морпехов. Мы быстро стали одеваться и на выходе столкнулись с замкомвзвода: - Товарищ старший лейтенант, товарищ майор, духи…. По моему, на левом фланге прорываются из Грозного.

На левом фланге взводного опорного пункта в воздухе висели осветительные ракеты и бежать по свету туда нам было легко. За нами бухали сапожищами ещё человек пять морских пехотинцев – резерв Явлинского. Хотя мы прибежали через пять минут после начало боя, бой уже заканчивался. Несколько тел боевиков виднелись в ста метрах от позиций и не шевелились, а трое боевиков в свете осветительных ракет шарахались в двухстах метрах перед нами. Двое из них держали ствол 82 миллиметрового миномёта, третий шёл рядом с ними. Если бы они залегли и продолжали движение ползком: то сумели бы уйти. По ним уже и не стреляли, а с любопытством наблюдали за их передвижениями.

- Чё…, они: обнюханные или уколотые? – Удивлённо протянул кто-то рядом со мной. Действительно, вместо того, чтобы двигаться в сторону Чечен-Аула, боевики бродили по нейтральной полосе не приближаясь и не удаляясь от нас, причём их движения были какие-то

неуверенные и дёрганные.

- Дай-ка я их сейчас срежу, - Явлинский отодвинул солдата от пулемёта, прицелился и дал первую очередь. Фонтанчики от пуль взлетели чуть левее духов. Боевики закрутили головами, но не залегли, а продолжали хаотически передвигаться на нейтралке. Витька чуть довернул и дал ещё одну очередь: боевик всплеснул руками и упал. Командир взвода дал ещё одну очередь – теперь упал боевик, нёсший ствол миномёта. Третий мог бы теперь и залечь, но нет: он с трудом поднял упавший ствол, взвалил его на плечо и вместо того чтобы направиться к Чечен-Аулу, решительно направился в нашу сторону.

- Ну, точно уколотый, - констатировал тот же голос. Прозвучала последняя очередь из пулемёта. Боевик как-будто подломился: ствол соскользнул с плеча и воткнулся в землю. Боевик в падении опёрся на него, но через пару секунд шатаний из стороны в сторону завалился набок.

- Безуглый, - повернулся к сержанту командир взвода, - слазайте к тем духам на нейтралке, и к тем, которые на стыке лежат. Обшарьте их: оружие и документы ко мне. Только поосторожнее там.

Мы уже неплохо посидели, Витька всё рассказывал, как они воевали в Грозном и тут принесли трофеи: куча оружия всех мастей. Был даже наган. Документы. Моё внимание привлекло удостоверение личности старшего лейтенанта милиции. Чеченец. Парню двадцать семь лет, судя по фотографии, нормальный мужик. Увидев, что я внимательно рассматриваю удостоверение, Безуглый пояснил: - Это удостоверение было у боевика на нейтралке, которого командир взвода первым завалил. У него в кармане ещё был пистолет ТТ…. – Безуглый вдруг сконфузился, на что сразу прореагировал Явлинский.

- Безуглый, не понял, а где пистолет, что-то его среди трофеев не наблюдаю.

Сержант сожалеющее вздохнул и вытащил из-за пазухи пистолет. Виктор радостно подбросил его на ладони: - Вот, теперь и меня пистолет есть. Ну что ж, день прошёл не зря. Сегодня двенадцать солдат противника уничтожили, а мы троих потеряли. И то легко ранеными. Это нормальный счёт, за это Борис Геннадьевич, можно и выпить. Безуглый, доставай свою кружку, ты тоже сегодня заслужил чуть-чуть.

Посидев ещё немного, я ушёл к себе. На следующий день закрутился после совещания и к Явлинскому попал только после обеда. Посидели немного, а потом Витька повёл показывать снайпершу.

- Ни фига себе, - удивлённо протянул Витька, когда мы пришли на место. На небольшом пространстве лежали в разнообразных позах несколько трупов боевиков, но удивило Явлинского то, что снайперша была раздета догола и в соблазнительной позе лежала на солдатском матрасе.

Витька низко наклонился над телом женщины и секунд двадцать пристально рассматривал его, потом выпрямился: - Нет, всё нормально. Просто бойцы почудили. А то я уж подумал, что у меня во взводе некрофилы появились. Ну, как, Борис Геннадьевич, ничего баба?

Я посмотрел на труп. Мёртвое тело не возбуждало во мне ни какой мысли и желаний. Да, вроде бы при жизни она может и ничего, но сейчас я смотрел на неё равнодушно. Мы вернулись обратно, решили какие ему надо получить через нас боеприпасы и я ушёл. Рядом с землянкой стоял старшина и ждал, когда я приду.

- Что Пономарёв скажешь?

Прапорщик виновато повесил голову: - Товарищ майор, мне всё уже сказал старший лейтенант Кирьянов. Я всё понял и больше ничего такого не повторится.

Ругать мне уже его не хотелось, но я всё равно сделал суровое лицо: - Товарищ прапорщик, если ещё раз повторится, я вас вышвырну с батареи. Как командир батареи, недоволен вашей работой. От старшины я жду больше того, что вы делаете. И чтобы вам дальше служба мёдом не казалась принимаю решение: пищу будете приносить в термосах, а не привозить на автомобиле. И теперь пищу с тобой будут ходить получать не Кабаков с Торбаном… Я запрещаю их использовать. Хватит эксплуатировать одних и тех же, а каждый день будете назначать со взводов дежурных, которые и будут ходить с вами за пищей. - Старшина тяжело вздохнул, но обрадовался, что я его больше не ругал.

Перед вечерним совещанием меня в сторону отвёл Карпук: - Борис Геннадьевич, Ермаков вернулся. Сейчас прячется в первом взводе. Может простим его?

- Хм, рановато он нагулялся. Я то ждал его только завтра. Ничего страшного Игорь, пусть попрячется. Так просто я ему не прощу «бестолкового комбата». Он у меня ещё подёргается.

Совещание прошло в обычном режиме. В конце командир полка представил капитана – нового командира комендантской роты, вместо прапорщика Воронина. Капитан приехал из Екатеринбурга, со 105 полка. Представился командиру и сразу же начал принимать должность. Решил завтра подойти к нему и расспросить как там - в Екатеринбурге. Но утром стало известно, что после совещания его пригласили в гости к разведчикам и там, он прямо за столом застрелился. Как рассказывали ребята: сидел за столом, всё нормально было. Выпивали. Попросил у разведчика посмотреть пистолет с глушителем. Взял пистолет и выстрелил себе в сердце.

Командир полка был возмущён: - Товарищи офицеры, мы тут немного разобрались в ситуации. Ну, не было у него причин застрелиться. По крайней мере – видимых причин. Приехал сюда, принял должность. Доложил об этом. А потом взять и застрелиться…, на виду у всех…. Вот что мне теперь делать? Как докладывать: ума не приложу? – Командир замолчал и оглядел всех, потом продолжил, - вот смотрите: если я сейчас доложу, что он застрелился. То семье его, а это жена и трёхлетняя дочка, квартиры не видать. Страховку не получат. Как нищие были, так и останутся. Почему он не подумал о своей семье? Ну, захотел покончить счёты с жизнью; обвяжись гранатами, вооружись и шуруй в Чечен-Аул. Найди там духов, вступи с ними в бой и погибни, как офицер. И что мне теперь делать? Поступить, как обязан поступать командир полка и доложить, как положено. Или, пожалеть его семью и доложить, что он погиб в бою. Как мне быть?

Позднее я узнал, что командир поступил как порядочный человек. Доложил о смерти офицера в бою. Семья получила страховку и квартиру.

Ну, у меня свои проблемы - батарею продолжает лихорадить - процентов тридцать солдат ходят полупьяные. Правда, стараются мне на глаза не попадаться, но всё равно всё это вижу и здорово переживаю, но внешне я спокоен. Хотя постоянно ищу выхода из этого положения, правда пока ничего толкового в голову не приходит и от этого у меня отвратительное настроение. Не подняло моего настроения и то, что пришёл Ермаков и почти на коленях уговаривал меня взять обратно в батарею. В течение получаса он бегал за мной по позиции, пока я не сделал вид, как будто после долгого колебания соглашаюсь. Но выставил со своей стороны несколько условий, первое: он должен обязательно выступить перед солдатами и рассказать - Почему он вернулся обратно? Извиниться перед батарей за свои слова в адрес офицерского коллектива. Второе: дать перед строем сослуживцев слово, что пока он в батарее – не будет употреблять спиртные напитки. Ну, и лично мне он напишет бумагу, что если он нарушит своё слова, то я, как комбат, имею право сделать с ним всё, что мне заблагорассудиться.

Построили батарею, в это время ко мне в гости пришёл Виктор Явлинский и, оказавшись свидетелем выступления Ермакова, был поражён. Удивлены были и мы. Фёдор, почти разрывая на себе форму, бегал вдоль строя и кричал: что он совершил ошибку при оценке деловых качеств офицеров, прапорщиков батареи, приняв решение уйти в другое подразделение.

- ….Там всё по другому, - рассказывал Ермаков, - несмотря на то, что кругом земляки, мне сразу стало ясно, что после батареи я не смогу войти в любой другой коллектив. В пехоте совершенно другие отношения, другие мысли и другие условия службы. У нас в батарее мы живём все вместе - солдаты и офицеры. До нас всегда командир батареи и командиры взводов доводят всю информацию об обстановке в полку и дальше. А в пехоте ничего не знают. Даже в своём батальоне они не знают, что происходит в других ротах. Я как начал рассказывать то о чём нам доводит ежедневно комбат и командиры взводов: они рты пооткрывали, слушая меня, даже про коньяк забыли. Я сутки у них пробыл и ни разу не видел их командира взвода...

Тут я удовлетворённо усмехнулся. Каждый день если позволяла погода утром, после полкового совещания, строил батарею и доводил до них практически всю информацию с совещания, конечно, в той части какую им можно знать. После вечернего совещания проводил в землянке своё совещание. В одном углу собирались мы, а в другом углу сидели солдаты взвода, который жил со мной и они внимательно слушали ту информацию, которую я доводил до офицеров и прапорщиков с полкового совещания. Задачи на завтрашний день и задачи на предстоящую ночь. Командиры взводов вечером доводили всё это до своего личного состава. Я считал и считаю, что чем больше получает информации солдат, тем лучше и эффективнее он будет действовать. Пока рядом со мной стояли Кирилов и Черепков, они тоже с удовольствием присутствовали на моих совещаниях. Андрей Князев, их командир дивизиона, очень редко собирал командиров батарей, а если и собирал, то не доводил до них и четверти той информации, которую он получал на совещаниях и от общения с другими командирами подразделений. Поэтому то и обрадовало меня это заявление Ермакова: не зря я избрал такой способ информирования личного состава. Ермаков в таком духе выступал ещё минут семь, после чего принёс извинения мне и офицерам, прапорщикам батареи. Дал слово, что пока он в батарее спиртные напитки употреблять не будет. И тут же зачитал свой рапорт на моё имя, где заявлял, что если он нарушит своё слово, то командир батареи имеет право сделать с ним что угодно, вплоть до расстрела на месте и торжественно передал рапорт мне.

Выступать в ответ я не стал, но предложил сказать несколько слов замполиту. После чего Ермакову вручили обратно его оружие и снаряжение. В целом мероприятие имело успех, три дня бойцы в рот спиртного не брали и я немного перевёл дух, понимая что полностью победу ещё не одержал. Это была только передышка.

Ещё когда перед построением в батарею пришёл Явлинский, я обратил внимание, что он был чем-то расстроен. Причину своего плохого настроения Виктор рассказал за столом. Вчера днём мы наблюдали, как по позициям морских пехотинцев духи открыли огонь из артиллерийских орудий и миномётов. Минут пять они долбили по окопам. Оказывается, на позицию морпехов пришла старуха и попросила их пропустить в Чечен-Аул, к умирающей дочке. Старуха была древняя и подозрений не вызвала. Отнеслись к ней с почтением. Решили её пропустить, предупредив восьмую роту, чтобы они не обстреляли её ненароком. Двое солдат со взвода Явлинского сопроводили её до нейтральной полосы, показали как ей идти, чтобы она не подорвалась на минах. Всё честь по чести. А через час артиллерийский налёт по той части позиций, где была старуха. Троё солдат убито. Через сорок минут приходит командир восьмой роты, который наблюдал за старухой в бинокль и говорит: как только она подошла к окраине, её там встретили трое боевиков и увели в деревню.

- Борис Геннадьевич, вот бои в Грозном вроде бы научили не доверять им, а всё равно прокололся. У нас случай был, когда наш батальон в городе бился. По позициям батальона чеченский старик с тележкой шарахался. Был довольно крепенький, общительный и подозрений не вызывал. Разную дребедень и рухлядь в развалинах собирал и возил на тележке. Мы к нему за несколько дней привыкли, подкормили. А в это время заколебал нас духовский 82 мм миномёт. Кочующий был, и мы никак не могли вычислить, откуда он стреляет, и с какого места следующий раз стрельнет. А тут совершенно случайно обратили внимание: куда старик с тележкой уйдёт, так оттуда через десять минут мины прилетали. Стопорнули его, обыскали и в тележке находим ствол миномётный, опорная плита, двунога-лафет и десять мин. Вот тебе и старикан, там мы его и расстреляли. И тут вчера так прокололся…, - Виктор от злости на себя заскрипел зубами и разлил остатки коньяка по кружкам. Выпили, помолчали. Явлинский достал из кармана листок бумаги, где у него было записано каких и сколько боеприпасов мы должны получить на него на нашем складе. Обсудив этот вопрос, Явлинский ушёл к себе, а Кирьянов и Карпук на машине уехали на склад РАВ за боеприпасами. Я же начал собирать бельё, так как через десять минут должен быть в дивизионе: Андрей Князев пригласил меня к себе в гости и в баню. Выпили мы с Явлинским вроде бы немного, но хмель довольно хорошо ударил в голову и я был в приподнятом настроении. В землянку спустился Алушаев и нерешительно затоптался у входа: - Товарищ майор, мы тут чеченца задержали, когда он через наш мост хотел пройти. Что с ним делать?

- Алушаев, приказа - «пленных не брать» ещё никто не отменял. Отведите к автобусной остановке и расстреляйте его. Только сначала допросите: кто он, откуда и всё это запишите.

- Товарищ майор, не можем мы его расстрелять. Лучше вы сами гляньте на него.

К этому времен я закончил собирать вещи и принадлежности к бане. Взял автомат и вышел на улицу, где стояли человек семь солдат и среди них старик. Я подошёл к нему.

- Здравствуйте отец. Куда идём? – Старик с большой седой бородой, в очках с сильными и выпуклыми линзами, лет семьдесят-восемьдесят, хорошо и богато одетый. На голове каракулевая папаха, на ногах начищенные хромовые сапоги. Всем своим видом он вызывал уважение и почтительность.

- Да вот, сынок, нужно мне пройти в Чечен-Аул, сына найти, - неожиданно сильным и сочным голосом начал старик, - да твои солдаты задержали меня.

- Не вовремя, отец, сына пошли искать. Документы есть? – Старик степенно расстегнул карман и достал небольшую красную книжицу. Протянул её мне.

- Мы ж, сынок, время не выбираем. Сын пропал, а я отец - волнуюсь. Вот и пошёл искать.

Документ оказался удостоверением участника Великой Отечественной войны, 1923 года рождения. Я захлопнул удостоверение и с сожалением протянул его обратно: - Отец, не вовремя… Не вовремя вы ищете. У меня есть приказ – всех расстреливать. Сын то в боевиках наверно, раз в Чечен-Аул идёте?

Старик стал оправдывать своего сына, рассказывая какой он положительный. Но я его прервал.

- Отец, у меня приказ. Понимаешь – ПРИКАЗ…. Всех расстреливать. И я тебя должен сейчас расстрелять. Война есть война. – Я повернулся к солдатам, - Кто?

Солдаты замялись. Алушаев потянул меня за рукав: - Товарищ майор, может не будем расстреливать. Давайте отпустим его. Пусть идёт в свой Чечен-Аул.

- Алушаев, ты видел командир взвода морпехов расстроенный к нам пришёл. Так вот, вчера они старуху пропустили в деревню, а потом арт. налёт и три пехотинца были убиты. Сейчас его пропустим и где есть гарантия, что через час по нам не нанесут артиллерией удар. Я сейчас отвечаю за вас перед вашими родителями и командованием. И не хочу потом оправдываться перед ними за ваши трупы, из-за своей мягкотелости. Лучше грех на душу возьму и сам его расстреляю.

Чеченец стоял и улыбался, слушая наш спор. До него не доходило, что в этот яркий солнечный день и может закончиться его жизнь. Вот эти солдаты и их командир, которые с почтением и уважением разговаривают с ним, могут расстрелять его.

- Хорошо, отец, мы сейчас проголосуем: расстреливать тебя или нет. - Старик улыбнулся на мои слова, воспринимая их за шутку. Ну, попугают мол, да и отправят обратно домой или всё-таки пропустят в Чечен-Аул.

Я достал из кармана блокнот и ручку, после чего твёрдой рукой решительно вывел – «Да». У меня даже мысли не было нарушить приказ о пленных и он как заноза сидел в моём мозгу, требуя только одного – РАССТРЕЛЯТЬ. Хотя с другой стороны в глубине сознание был смутный протест против этого решения. Нельзя взять и расстрелять старого человека, который невольно даже своим видом вызывал уважение. Нельзя расстрелять участника Великой Отечественной войны, к которым я испытываю искреннее уважение. Нельзя. Но вся моя военная жизнь, всё что было вбито многолетней службой в моё сознание, говорило – Ты Обязан Выполнить Приказ и РАССТРЕЛЯТЬ ЕГО. Как немцы говорят: - Befel ist befel. (Приказ есть приказ).

Черканул и передал блокнот ближайшему солдату, а по тому характерному движению руки понял – он написал «Нет». Тоже самое написали и остальные солдаты. Взял блокнот в руки и мельком взглянул на страницу. Шесть росчерков против расстрела и один мой за расстрел. Я решительно захлопнул блокнот.

- Отец извините, но все проголосовали за то, чтобы вас расстрелять. Становитесь сюда, - я показал на место около дерева, куда старик послушно и безропотно встал и только теперь до него дошло, что его сейчас УБЬЮТ. Улыбка медленно сошла с его губ и глаза в ужасе стали выкатываться из орбит, заполняя всё пространство за стёклами очков.

Я решительно передёрнул затвор, вгоняя патрон в ствол, и вскинул автомат. На какое-то мгновение наши глаза встретились, когда совместил мушку с его лбом, и нажал на спусковой крючок. Уже нажимая на спуск, почувствовал несильный толчок снизу по рукам, автомат дёрнулся кверху и автоматная очередь ударила поверх головы старика. На остолбеневшего чеченца посыпалась кора, щепки, но он стоял и таращил глаза, не понимая, где он находится: то ли сейчас он увидит Аллаха, то ли появятся прекрасные гурии и унесут на небо. Но гурии не появлялись, а вместо Аллаха он видел таких же остолбеневших солдат и по идиотски радостного русского офицера. Да, я был рад, рад от того, что Алушаев толкнул меня под руку. Рад, что не убил старика, но формально выполнил приказ.

- Всё отец, с первого раза не получилось, а два раза не расстреливают. Тебе повезло.

Подняв облако пыли около нас, в этот момент, остановился чужой БТР, на котором сидела толпа солдат и офицеров.

- Товарищ майор, как проехать в 245 полк? – Обратился ко мне один из них.

Взмахом руки показал, как проехать, и тут же решил избавиться от старика: - Товарищ подполковник, заберите задержанного, там в штабе разберётесь с ним сами. – Повернулся к чеченцу, - давай отец залезай на машину. Большаков, Алушаев помогите ему залезть.

Старик, не веря тому, что он остался в живых безропотно подошёл к БТР и с помощью солдат забрался на броню.

Слава богу, пусть его судьбу другие решают. Успокоившись этим объяснением, я скорым шагом направился к артиллеристам. Шёл и размышлял над происшедшим, удивляясь тому, что я нормальный, положительный человек, в принципе, не кровожадный. Да, в бою, в каких-то крайних, критических обстоятельствах, защищая свою жизнь, жизнь солдат или жизнь своих близких - я завалю кого угодно, даже не моргнув глазом. Но как так: в спокойной и почти мирной обстановке чуть не убил старика.

Я даже остановился, напряжённо размышляя и чувствуя, что вот-вот ухвачу разгадку за хвост. Как вспышка мелькнуло воспоминание. 1973 год, срочная служба. Еланские лагеря. Я в учебке. После очередного усиленно-интенсивного занятия по строевой подготовке мы собрались вокруг своего замкомвзвода старшего сержанта Бушмелева: - Товарищ сержант, зачем нам многократное выполнение таких команд, как «Разойдись», «Ложись», «Направо», «Налево», «Кругом марш»? Ведь вы же сами говорите, что мы уже на достаточно высоком уровне всё это выполняем. Зачем нам это?

Сержант, который прослужил уже два года и увольнялся через месяц, мудро усмехнулся: - Товарищи курсанты, этими командами вам вбивается безусловный рефлекс на бездумное выполнения приказа командира. Занятие по строевой подготовке, это лишь кусочек той армейской системы, которая закрепляет и усиливает этот рефлекс. И вам на всех занятиях, ежечасно и ежеминутно будут его усиливать и развивать.

Да…, так оно и получилось. В борьбе между гуманизмом, человечностью и ненавистью к врагу, победу одержала армейская система и что самое неприятное – она всегда будет побеждать.

Сразу же как-то вспомнилась и телевизионная передача, которую я смотрел год назад. Проводилась интересная аналогия: французские партизаны во время боя больше старались

ранить немецких солдат, чем уничтожить, считая что лечением раненых солдат наносят ещё и экономический ущерб Германии. Наши же партизаны стремились только к уничтожению противника. В этой же передаче проводились данные исследования о случаях применения огнестрельного оружия в экстремальных условиях американским полицейским и русским милиционером. Тоже любопытный факт: американцы стреляли в большинстве случаев по конечностям, чтобы лишить нападавшего подвижности. Наши же милиционеры в подавляющем большинстве целились и стреляли в голову – на поражение.

Мы так воспитаны, всей своей историей, на протяжении которой нам приходилось отбиваться от всех врагов, приходивших целью – уничтожить нас или превратить в рабов. Для нас враг остаётся врагом во всех крайних его проявлениях. И правильно говорил Александр Невский – «Кто к нам с мечом придёт – тот от меча и погибнет»

Но все эти рассуждения не принесли мне успокоения. Угнетало то, что свою ненависть к боевикам, к бандитам, пусть не осознанно, но перенёс на мирное население. Радости от общения с друзьями я уже не испытывал, ни коньяк, ни баня не развеяла моего настроения. Выпивал, закусывал, смеялся вместе со своим товарищами над шутками, мылся в бане, но меня всё это время сверлила мысль: а как восприняли мои действия солдаты, чуть было не оказавшиеся свидетелями хладнокровного убийства. Я вернулся в батарею и с удивлением обнаружил, что солдаты не только не осудили моего поступка, но наоборот: с юмором восприняли всю ситуацию, особенно, мои слова о том, что два раза у нас не расстреливают. То ли они за этим чисто психологически прятались, то ли до конца не поняли, что могло произойти. Ну и чёрт с ними: хорошо, что мы не запачкались.

Передали по радиостанции, чтобы я прибыл в штаб и забрал отца одного из солдат батареи. Здесь мне представили отца рядового Большакова. Мы быстро переговорили и отправились назад в батарею. Вещей у него было немного и ничего нам не мешало идти и разговаривать. Я рассказал о батареи, о его сыне. Попросил его в последующем выступить перед солдатами, особенно акцентируя на том, что употреблять спиртные напитки нельзя. По отцовски выступить. Но, честно говоря, я не был уверен, что он сумеет найти такие слова, чтобы они задели солдат за душу. Был он невысокого роста, какой-то тихий, неуверенный. Хотя с другой стороны, то что он доехал сюда из Бурятии, минуя все препятствия и препоны, добрался до сына показывало достаточно сильный характер. Что ж, посмотрим и испытаем его.

Я не стал мешать встрече отца и сына, которые обнялись, а через несколько минут вокруг них собралось большинство солдат батареи, чтобы пообщаться с земляком. Целый день они сидели в окружении солдат и угощались привезёнными отцом продуктами, потом солдаты в свою очередь угощали его трофейными разносолами и я опасался, как бы это не переросло в обычную пьянку. Но всё прошло нормально.

После проведённого мною совещания в батарее я пригласил Григория Ивановича Большакова за наш стол и там в свою очередь угостил его, но уже с употреблением трофейного коньяка. Большаков выпил грамм сто и больше не стал пить.

- Григорий Иванович, вы в армии служили?

- Да, на Балтийском флоте службу проходил. Больше двадцати пяти лет прошло, а до сих пор помню.

- Вот сейчас ещё лучше вспомните, - я взял со своей кровати автомат и ремень с подсумками под магазины. Всё это было заранее по моему приказу подготовлено старшиной. Пододвинул к нему списки закрепления оружия и по мерам безопасности, - Распишитесь за автомат, за меры безопасности и вперёд.

Большаков неуверенно хохотнул: - Не понял, Борис Геннадьевич.

- Да, да, Григорий Иванович. Здесь война и каждый должен свою лепту вносить. Ваш сын с 23 до 3-х часов ночи заступает на ночное патрулирования района расположения. Вот и вы тоже с ним заступите. Я, командир батареи, тоже в 23 часа заступаю на патрулирование, но только в

отличие от солдат до пяти часов утра. И так каждую ночь. Расписывайтесь и получайте.

Большаков старший ещё раз взглянул на меня, а потом решительно пододвинул к себе ведомость и расписался: - Ну, вернусь домой, рассказов то будет, но наверно никто и не поверит - взял автомат и присел к сыну на нары.

Ночью первый батальон тихонько выдвинулся вперёд и без шума занял позиции боевиков на перекрёстке дорог Шали – Старые Атаги. После двухдневных наблюдений Будулаев установил, что на ночь боевики, а это были в основном обыкновенные мирные жители Старых Атагов, скрытно оставляют позиции и уходят ночевать домой. А рано утром, по темноте, возвращаются и обратно занимают свои позиции. Этим и воспользовался командир первого батальона. Рано утром, когда сонные боевики приехали на позиции, они были мгновенно уничтожены, а один из них захвачен в плен. Так получилось, что боевика после допроса по каким-то соображениям не расстреляли. А днём я встретился в штабе с Будулаевым, где он рассказал мне, что два часа тому назад из Старых Атагов, под белым флагом, пришла жена живого боевика. Шустрая баба: сначала со скандалом наехала на командира батальона, а потом обругала всех и предложила обменять своего мужа на пленного солдата. Будулаев согласился, но выставил встречное условие - если завтра в 11:00 солдата на перекрёстке не будет, в 11:01 её муж будет расстрелян прямо на перекрёстке. На том и разошлись.

Интересно, что завтра будет? Сумеет она найти пленного и вовремя привести солдата? Вот завтра всё узнаю.

Пришёл в батарею, а там опять солдаты датые бродят. Чёрт побери, что делать с бойцами прямо не знаю? После обеда от РАВистов Кирьянов притащил сломанный пулемёт. Его пехота сдала на склад так, как во время боя в ствольную коробку попали пули и пробоины якобы мешают ведению огня.

Кирьянов радостно суетился вокруг пулемёта, разглядывая и круча его в разных плоскостях: - Борис Геннадьевич, враньё, что боевики попали в пулемёт. Смотрите, пули вот как вышли. Пехота сама, была видать, пьяная и прострелила ствольную коробку. Наверно, пулемётчику надоело с ним бегать и захотелось солдату автомат получить. Сейчас мы напильником вот здесь подточим, тут молотком слегка подстучим и у нас в батарее будет свой ручной пулемёт.

Через два часа действительно, пулемёт был готов к боевому применению. Мы тут же его испытали. Хорошая машинка. Особенно мне нравилась, когда он вёл длинную очередь: как часики работал пулемёт - ровненько.

Утром перед совещанием мне рассказали интересную историю, произошедшую вчера вечером с Пильганским, а тут и он сам на меня наскочил.

- Боря, вчера вечером чуть к духам в плен не попал, - на меня вывернул из-за угла штаба подполковник Пильганский. Был он нервно взбудораженный, глаза возбуждённо блестели и, несмотря на утро, был сильно выпивший. - Поехал я вчера к Будулаеву в батальон и не понятно как проскочил их перекрёсток. Так в темноте и помчался дальше в Старые Атаги. Подъезжаю к блок-посту духов, считая, что он наш. Подъезжаю и кричу с БТР – Здорово, ребята. А сам смотрю: солдаты все бородатые и какие-то они… такие взрослые. Где ваш командир? – Кричу им. Те на меня пялятся, тоже не могут понять - Кто я такой? Спрашивают у меня – А что, на том перекрёстке русских нету? Тут, Боря, я начинаю втыкаться, что это духи и в люк тихо водителю говорю – Разворачивайся и ходу отсюда. Да никого там нету, - отвечаю им, - я спокойно проехал и сейчас обратно поеду туда. А ты кто такой? Из Шали что ли? – спрашивают. Тут я развернулся и ходу, только тогда они поняли, кто я такой и вслед давай поливать из автоматов и пулемётов. Пару раз с гранатомёта врезали, но сумел уйти всё-таки.

- Да, товарищ подполковник, повезло вам. Если бы вы попали в плен и они узнали, что с 324 полка. Смерть бы у вас была долгой и мучительной.

- Вот и я, Боря, думаю что второй раз родился. До сих пор пьяный от этого хожу. – Пильганский отошёл от меня и начал тоже самое рассказывать командиру третьего батальона. Сильно, наверно, его это потрясло.

На совещание командир полка довёл, что завтра приезжает с гуманитарной помощью комитет солдатских матерей из Бурятии, заодно и посмотреть как живут и воюют солдаты. Поэтому солдат нужно привести в порядок: помыть, если есть возможность переодеть в чистое обмундирование. Сформировать колонну, которая уйдёт через два часа в Моздок за гуманитаркой и делегацией.

Целый день в батарее, да и не только в батареи все чистились и приводили себя в порядок. Но и потихоньку попивали спиртное. Целый день я шарился по расположению, но найти алкоголь не смог. Днём отправил замполита на коньячный завод поискать там и привезти оттуда сахара, а то он у нас был на исходе. Первый батальон оттуда уже ушёл и там лазили кому не лень. Правда, коньяка уже не было: частью его выпили, частью вылили на землю, но разжиться кое-чем ещё можно было. Даже сложилась некая традиция. Заходишь на территорию завода и делаешь одиночный выстрел в крайнюю цистерну и тонкой струйкой коньяка удовлетворённо моешь свои грязные сапоги. Потом достаёшь из магазина патрон и вставляешь его в дырочку. Через несколько дней такой дурной традиции, весь низ ёмкости ощетинился многочисленными патронами. И в этот раз замполит приехал с богатой добычей. Привёз он мешок сахара, в больших бутылях, литров двести экстракта кока-колы и четыреста трёхлитровых банок вина «Анапа». Вино перенесли в землянку: сахар и кока-колу поровну разделил между взводами.

Так как с питьевой водой у нас была напряжёнка, то солдатам я сказал, что каждый день: утром, в обед и ужин сам лично буду разливать в кружки вино, чтобы его пили вместо воды. Думаю, что это не является большим нарушение и не такой уж большой дозой, чтобы солдаты опьянели. Моё решение было встречено одобрительным гулом.

Перед тем как войти в Чечню нам выдали индивидуальные фильтры для очистки воды в виде небольшой трубочки. Говорили, что они входят в комплект десантников. Захотел пить, достал её, опустил один конец в лужу и тянешь через трубочку и фильтр, где она очищается и обеззараживается. Но уже на третий день они засорились и вышли из строя. Выдавали и таблетки для обеззараживания воды. Опять же из лужи набираешь воду в котелок, бросаешь туда таблетки и по идее они должны приводить воду в порядок, но это было только по идее. Мы, когда встали на перекрёсток, рядом с арыком то обрадовались. Правда, в арыке вода был мутная, а когда прошёл вверх по течению, то в метрах в ста пятидесяти от нас увидел в небольшой заводи плавающие трупы двух боевиков. А вот в бетонном арыке на том берегу она текла прозрачная.

- Вот там и берите воду…, - распорядился я. А через несколько дней решил проверить, откуда она набирается в бетонный арык. Пройдя те же 150 метров я уткнулся снова в ту же заводь, где плавали трупы. Японский городовой и сразу же запретил и оттуда брать воду.

Довольные тем, что мы были теперь с сахаром, спустились в землянку и решили попить кофе. Вода согрелась быстро и я на правах старшего первым набухал в аппетитно пахнувший напиток несколько ложек сахара. Размешал его и сделал первый большой глоток. От кислятины у меня свело скулы, но уже успел проглотить жидкость.

- Алексей Иванович, - возопил я, отдышавшись и придя в себя, - ты чего привёз? Это же лимонная кислота.

Кирьянов и Карпук, с испугом наблюдавшие за моей реакцией на кофе, одновременно сделали из своих кружек по маленькому и осторожному глотку: тут же заплевались и облегчённо перевели дух.

- Борис Геннадьевич, а я то подумал сразу, что отраву привёз или какие-нибудь химикаты. Испугался. Там этих мешков навалом лежало, но точно были и с сахаром. Наверно, я попутал, но сейчас живенько смотаюсь и возьму сахар.

Мы засмеялись, услышав мат и смех от костра, на котором солдаты тоже готовили себе кофе.

- Товарищ старший лейтенант, - обиженно загудел Ермаков, ввалившись в землянку, - да это не сахар, а удобрения какие-то.

Посмеявшись уже вместе с солдатами, замполит опять укатил на коньячный завод и через час привёз по мешку сахара на каждый взвод.

Вечером, я пораньше пришёл на совещании и остался ждать Будулаева на стоянке машин. Только он подъехал, как тут же подскочил к нему: - Виталя, ну что? Давай рассказывай, сумела чеченка привести пленного солдата?

- Боря, представляешь, крутанулась баба. За ночь собрала две тысячи долларов у родни. Пошла к тем, у кого были пленные солдаты. Купила одного. Причём выбрала самого целого. Солдат оказался с 245 полка и в плен его взяли три тому назад. Вот он и рассказал, что его просто изуродовать не успели: взяли в плен и всего несколько раз избили, выбили только передние зубы, а тут его и купили. Других, вообще, искалечили. Рёбра переломаны, яйца отбиты или вообще их нету – кастрировали. Как только рассвело, она солдата и привела. Мы вывели чеченца на перекрёсток, вышибли ему передние зубы, чтоб всё поровну и по-честному было и отпустили. Только предупредили, если опять попадётся, то сразу же расстреляем на месте.

Наступил день приезда делегации из Бурятии. В двенадцать часов дня мимо нашего расположения медленно проехала колонна машин с гуманитарной помощью, которая ходила за ней в Моздок. Солдаты радостными криками и свистом встретили её и махали руками женщинам, сидящим в кабинах машин. Настроение у всех в батарее было праздничное, как в Новый год, ожидая чего-то необычного, но приятного. В этот момент и пришёл ко мне командир третьего взвода лейтенант Мишкин.

- Товарищ майор, заколебал меня Акуловский. Не подчиняется, вечно вступает в пререкание, обсуждает мои приказы. Сейчас опять напился с Рубцовым и будоражат весь взвод. Делайте с ним что хотите, но убирайте его от меня.

Тяжело вздохнул, праздничное настроение, которое захватило и меня, куда-то мигом улетучилось:

- Ладно, Мишкин, давай сюда Акуловского. Проведу с ним последнюю, «китайскую», беседу: если не поймёт и дальше «быковать» будет – переведём в пехоту. Пулемётчиком на БРДМ можно любого поставить. Но с Рубцовым сам разберёшься. Он парень управляемый.

- Да с Рубцовым, в принципе, всё нормально. Если убрать Акуловского, то он, да и многие во взводе выпадут из под влияния этого солдата и всё тогда во взводе будет нормально.

Мишкин ушёл, а через пять минут появился Акуловский. Был он действительно достаточно сильно пьян. Настороженно остановился в нескольких шагах от меня и молчал.

- Акуловский, что ты хернёй занимаешься? – Ругаться мне в этот момент совсем не хотелось, поэтому начал вполне миролюбиво и спокойно, - товарищ солдат, командира взвода не выбирают: и нравится он тебе или нет – ничего здесь не поделаешь, а подчиняться надо. Ты мне тоже не нравишься, но я тебя почему-то не сбагриваю в другое подразделение. Вот ты с Рубцовым нажрался: и если ты думаешь, что я не знаю, откуда в батарее временами выпивка появляется - то ты ошибаешься. Знаю…, что когда ты сопровождаешь колонну, то в Моздоке меняешь бензин на водку и везёшь сюда.

- Чего тогда не наказываете, если знаете? – Угрюмо спросил солдат.

- А ты сам, солдат, разве не понимаешь, что этого делать нельзя? Или обязательно надо в морду тебе заехать, чтобы ты этого не делал?

Солдат отвернул в сторону лицо и молчал, а потом с ожесточением начал говорить. Я же не перебивал его и внимательно слушал.

- Товарищ майор, не любим мы его. Ну, что он за командир взвода? Любой из нас, если поставить вместо него на взвод, справился бы лучше, чем он. Ничего не умеет, да и главное не хочет. Поэтому мы и живём хуже, чем другие взвода. А тут, когда мы первый раз на сопровождение колонны пошли, боевики на колонну наскочили. Духи по БРДМу бьют, а командир взвода сидит впереди и хлеб жрёт, как-будто ничего не происходит. Я разворачиваю башню и с обоих пулемётов по боевикам. Они в тридцати метрах от дороги повысовывались из-за кустов и бьют с автоматов, пулемётов по нашей машине. Пули как горох по броне стучат. А взводный молча жрёт…, хоть бы какую-нибудь команду подал. Я успел только одну очередь с пулемёта дать и ясно видел, как одному из боевиков голову разнесло пулей из КПВТ и мы проскочили. Взводник, как жрал хлеб, так и продолжал жрать, а меня на привале рвало и выворачивало. Хоть бы мне слово сказал: отругал или похвалил бы, а он просто смолчал. Я теперь не могу видеть, как он жрёт, - Акуловский всё заводился и уже кричал. На шум выскочили солдаты и молча наблюдали издалека за всем происходящим.

Я со своей стороны тоже стал «заводиться», но стиснул зубы и молча выслушивал все эти вопли и крики. Когда солдат выдохся, тяжело вздохнул и подал команду на построение батареи. Послал на позиции, чтобы командиры взводов оставили дежурные расчёты, а с остальными солдатами пришли на построение.

Батарея построилась и я под молчание подчинённых молча прошёлся вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица солдат. Осмотр только подтвердил моё предположение: половина батареи была пьяна. Но солдаты, встречаясь взглядом со мной, приободрялись и старались показать себя бодрячками. Лишь Рядовой Кушмелёв вызывающе и насмешливо смотрел на меня, даже не стараясь скрыть опьянение: типа - Ну что комбат? А мы опять пьяные и чтобы ты тут не говорил и не делал, ничего с этим не поделаешь…. Придётся смириться…

Неприкрытая насмешка солдата, ещё больше разозлила меня: - Рядовой Кушмелёв, выйти из строя. Постойте здесь, товарищ солдат, и послушайте командира батареи. – Солдат вышел и продолжал насмешливо, но уже и снисходительно улыбаясь, наблюдать за мной.

Я начал говорить, и чем больше говорил, тем больше горячился. Горячился от того, что видел, как мои слова не могли пробиться к душе солдата. Видел их непроницаемые лица и никакого раскаяния от того, что они пьяны, что комбат мечется и беситься от бессилия изменить

положение вещей. Кушмелёв всё откровенней и откровеннее ухмылялся, наблюдая за моими метаниями вдоль строя. И я, подчинившись какому то внутреннему наитию, внезапно остановился напротив него и вперил свой яростный взор в его наглые глаза. Он выдержал мой взгляд и наглая, торжествующая улыбка ещё больше раздвинула его губы. Это стало последней каплей в чаше моего терпения. Стремительно шагнул вперёд, резким движением поднял руки и большие пальцы обеих рук вогнал в уголки рта и, тут же растянув в разные стороны губы до предела. Увидев дрогнувшие в испуге глаза солдата, я зарычал ему в лицо: - Ты, сучонок, комбат бегает перед строем, рвёт своё сердце, пытаясь достучаться до вас. А ты ухмыляешься здесь. Только попробуй ещё раз ухмыльнуться и я тебе рот до ушей разорву. Ты что, сука, думаешь, что я развлекаюсь здесь перед строем? Мне приятно это делать? Да я заколебался работать с вами…. – Замолчал, переводя дух, но не отрывая взгляда от глаз солдата. Потом, совершенно не думая о последствиях, резким и сильным ударом ударил Кушмелёва головой в лоб. Удар был такой силы, что у меня на несколько секунд всё поплыло перед глазами, но это состояние быстро прошло. У Кушмелёва, от удара кокардой моей шапки рассекло кожу на лбу и оттуда обильно пошла кровь. Взгляд у него, от сильнейшего удара, затуманился, но насмешки в них уже не было, а только один страх.

Я выдернул пальцы изо рта солдата, стряхнул с них слюни. Злость мгновенно улетучилась, осталась только усталость: - Всё равно, что хотите думайте обо мне, но с пьянкой в батарее буду бороться ещё сильнее. С этого момента в батарее объявляю сухой закон. И это я начинаю с себя. Старший лейтенант Кирьянов, притащите сюда мой коньяк.

Через две минуты две двадцатилитровые канистры с коньяком стояли рядом со мной. Я открыл их и сильным ударом ноги опрокинул на землю, куда стремительно хлынул тёмно-коричневый поток и в воздухе резко запахло спиртным. Я вытряхнул последние капли из канистр.

- Всё – сухой закон. Офицеры тоже не пьют. Сержант Торбан окажите медицинскую помощь Кушмелёву. Остальным разойтись.

Через несколько минут я подошёл к отцу Большакова, который наблюдал всё происходящее со стороны: - Что, Григорий Иванович, осуждаете меня наверно?

Большаков глубоко и тяжело вздохнул: - Если бы я узнал об этом там, в Бурятии, то конечно осудил бы вас. Но, побывав здесь, увидев всё это, я не могу одобрить вас, но в тоже время не могу и осуждать. Я ведь прекрасно вижу и понимаю, что вы так поступаете не от того, что у вас было желание избить солдата. Ведь вы, замполит, командиры взводов делаете всё, чтобы сохранить солдат целыми и невредимыми. А пьяный солдат, да ещё с оружием в руках, это источник угрозы и опасности. Я тут уже третий день и постоянно им пытаюсь тоже самое вдолбить: они вроде бы соглашаются, но всё равно пьют. Только сына своего и сумел удержать от выпивки. Вы тоже со своей стороны не обижайтесь на них: гоняйте их больше и вы добьётесь своего. Солдаты очень уважают вас.

Торбан наложил повязку на голову Кушмелёва и тот теперь бродил по расположению. Вокруг него периодически кучковались солдаты, что-то возбуждённо обсуждая. Через час он на тридцать минут удалился в другие взвода, потом вернулся и опять вокруг него закрутились бойцы. Я издали наблюдал за этими непонятными переговорами и перемещениями, понимая что солдаты обсуждали всё что произошло на построении.

По радиостанции поступила команда: замполитам прибыть в штаб полка с машинами для получения гуманитарной помощи, а через два часа Кирьянов вернулся обратно и стал выгружать посылки из кузова. Я к этому времени, опять оставив на позициях дежурные расчёты, собрал личный состав у себя на командном пункте. И сейчас с удовольствием наблюдал, как радостные солдаты возбуждённо толпились вокруг Кирьянова и получали из его рук посылки. Помимо того, что делегация привезла посылки, которые собирали по всей Бурятии на каждого солдата и офицера полка, они привезли именные посылки и письма от родителей своим сыновьям. Шестнадцать моих солдат получили такие посылки и письма от родителей, но и другие солдаты и офицеры не были обойдены вниманием. В каждой фанерном ящичке, помимо вещей, лежали письма от детей, которые собирали в школах посылки. Мне тоже достался небольшой ящичек. Достал оттуда письмо третьеклассников одной из школ, где они поздравляли с наступающим праздником 23 февраля, и желали вернуться домой целым и невредимым. Письмо меня тронуло до глубины души, я даже не сумел дочитать письмо до конца, так как почувствовал, что на глаза навернулись слёзы.

Когда я свернул письмо, ко мне подошёл Кирьянов: - Борис Геннадьевич, чуть не забыл: Вас вызывает к себе командир полка

Только появился у входа в штаб полка, как оттуда вышел командир: - Копытов, ты как раз вовремя. У тебя в батарее солдат есть. Чёрт, всё фамилию забываю…. А вместе с делегацией приехал отец этого солдата, вон как раз он и идёт. – Из кочегарки, где размещалась офицерская столовая вышел здоровенный мужик в камуфляже и, вытирая рот носовым платком, направился к нам. Когда он приблизился, на его плечах я увидел майорские звёзды.

- Павел Павлович, помещение вам подготовили. Сейчас сына вашего из батареи вызовут. А это командир батареи – майор Копытов. Можете пообщаться с ним.

Майор дружелюбно протянул мне такую же здоровую и широкую ладонь: - Кушмелёв Павел Павлович.

У меня дрогнуло сердце, перед мысленным взглядом промелькнул его сын с перевязанной головой, но тоже пожал руку и спокойным тоном представился: - Майор Копытов, Борис Геннадьевич.

Кушмелёв повернулся к Петрову: - Нееее…, я в батарее буду жить, там с комбатом и пообщаюсь. Надеюсь, мне место там найдётся? – Это он уже обратился ко мне.

- Конечно, Павел Павлович. Какие проблемы? Берите вещи и пойдёмте.

Через десять минут я и Кушмелёв шли по дороге в батарею. Сзади пыхтели два солдата, которые тащили за нами здоровенную сумку.

- Ну, как мой сын служит? Как тут обстановка? – Поинтересовался Павел Павлович.

- Придём на батарею, там сын вам всё и расскажет, - уклонился от ответа, переведя разговор в другое русло. Остановились у землянки и солдаты с облегчением опустили сумку на землю. А из землянки на шум выскочил Алушаев, и я тут же отправил его за Кушмелёвым.

Павел Павлович с любопытством оглядывал расположение, а я показал, где проходит передний край боевиков и с беспокойством ожидал появления Кушмелёва-младшего.

- Папа, ты что ли? – Раздался сзади радостно-изумлённый голос солдата. Мы обернулись, - Ни фига себе, я даже и думать не думал тебя здесь увидеть.

- Ну, здорово сын, - они обнялись, потом Павел Павлович отодвинул от себя сына, - Что у тебя с головой, ранили что ли?

Солдат с превосходством посмотрел на меня и со значением сказал: - Да, это так…, я тебе потом расскажу. Всё расскажу.

Они отошли в сторону и начали прохаживаться по расположению. Я же спустился в землянку, где меня ждали офицеры батареи. На совещание сегодня идти не надо было, поэтому командир полка в двух словах сказал мне, что завтра делегация будет в каждом подразделении. Поэтому везде навести порядок. И завтра же майор Халимов будет ездить с двумя машинами и собирать у всех трупы убитых чеченцев для обмена с боевиками.

Поставив задачу, я распустил командиров взводов и сидел на кровати, наблюдая за солдатами второго взвода, которые сидели без обуви на нарах и весело обсуждали полученные из дома письма.

В землянку с шумом ввалился майор Кушмелёв с сыном: - Борис Геннадьевич, где моё место, - весело спросил Павел Павлович.

Увидев гостя в хорошем настроении, облегчением вздохнул и показал на кровать Карпука: - Вот здесь и располагайтесь.

- Значит, сын отцу ничего пока не рассказал, - мелькнула у меня мысль.

Павел Павлович сел на кровать и стал с весёлым азартом доставать из объёмной сумки колбасу, копчености и другие вкусные вещи. Всё это он передавал сыну, а тот раскладывал продукты на нарах перед своими товарищами. Посчитав, что солдатам хватит, Павел Павлович очистил от лишнего стол передо мной и стал на нём раскладывать остальные продукты и аккуратно нарезать их ломтями. Потом торжественно достал полутора литровую бутылку и стал её открывать.

- Борис Геннадьевич, Алексей Иванович, Игорь - прошу за стол, - Павел Павлович сделал приглашающий жест.

Игорь с Алексеем Ивановичем нерешительно переглянулись, а в землянке повисла напряжённая тишина. Я кашлянул в кулак, прочищая горло.

- Павел Павлович, тут такое дело: в связи с некоторыми обстоятельствами в батарее с сегодняшнего дня я ввёл «сухой закон». Так что мы покушаем, но пить не будем.

- Борис Геннадьевич, я через половину страны тащил эту бутылку, чтобы выпить с командиром моего сына, а тут какой-то дурацкий «сухой закон», - отец солдата огорчённо поставил открытую бутылку на стол.

Я развёл молча руками, как бы показывая, что ничего не имею против, но: приказ есть приказ.

В повисшем молчании с нар неторопливо слез Кушмелёв-младший и, не стесняясь, подошёл к нашему столу. Не спеша и удобно уселся на ящик, заменяющий стул, и в гробовой тишине спокойно налил в стакан спиртное из отцовской бутылки. Уверенно взял в руки стакан, покрутил его в пальцах и насмешливо посмотрел на меня сквозь стекло и прозрачную жидкость.

Я внутренне подобрался: - Если этот наглец, выпьет сейчас водку - не посмотрю, что рядом с ним его отец – врежу ему так, что мало не покажется, но покажу кто в батарее хозяин. Теперь-то понятно, чего он шушукался с солдатами. – Эти мысли как молнии мелькнули у меня в голове и я приготовился к схватке. Также насторожились и внутренне подобрались замполит с техником, а солдат опять насмешливо посмотрел на меня и потом решительно пододвинул ко мне стакан.

- Товарищ майор, мы тут между собой обсудили всё, что вы сказали нам на построении и решили. «Сухой закон» на вас и офицеров батареи не распространяется, ну а мы уж больше пить не будем. Так что пейте на здоровье, - солдат ещё ближе пододвинул ко мне стакан, встал из-за стола и вернулся на нары. Павел Павлович смущённо хмыкнул, быстренько налил себе, технику и отцу Большакова.

В течение часа мы сидели за столом, потихоньку выпивали. Я рассказывал Кушмелёву о том, как мы готовились и воевали. Солдаты сидели на нарах и тоже с любопытством прислушивались к моему рассказу о боевых действиях полка.

В конце рассказа я вытянул из-за кровати пулемёт: - Ну, и в дополнении ко всему сказанному, на время пребывания в батарее вы, товарищ майор, подчиняетесь всем моим приказам и за вами закрепляется пулемёт. Пользоваться умеете?

Павел Павлович подтянул к себе пулемёт и стал задумчиво его рассматривать: - В принципе знаю, но нужно дополнительное занятие. - Через пять минут он и Кирьянов с увлечением разбирали и собирали пулемёт, щёлкали затвором. Павел Павлович вскидывал навскидку и пытаясь прицеливаться, водил стволом пулемёта из стороны в сторону опустив его на уровень бёдер, пока не выбрал положения из которого было удобно стрелять и держать оружие.

- А пострелять можно? – Возбуждённо спросил он.

- Завтра. Завтра, Павел Павлович, замполит выведет на передок там, и постреляете. А пока ночь отдежурите без стрельбы.

На следующий день надеялся, что Халимов за трупами приедет до приезда делегации на батарею, но получилось всё по-другому. В одиннадцать часов загудели двигатели и к командному пункту батареи подкатило несколько машин с комитетом солдатских матерей. Они привезли с собой телеоператора и теперь гурьбой ходили по расположению командного пункта, который с радушием показывали солдаты батареи. Женщины вникали во все стороны жизни подразделения, расспрашивали о еде, о бане, о командирах. О взаимоотношениях в батарее между солдатами, между солдатами и офицерами, и о многом другом. Как бы мы не готовились, но когда приехала делегация на батарею, солдаты выскочили к ним и сейчас несколько из них разговаривали с женщинами чумазые и грязные. Слушая их ответы, мне было неудобно за их внешний вид перед женщинами, но те как будто и не замечали этого.

В этот-то момент и появился Ренат Халимов со своей похоронной командой. Из-за спины подошёл ко мне и спросил, где лежат трупы чеченцев. Поморщившись от несвоевременности вопроса, попросил, чтобы он немного подождал, пока не уедут из батареи женщины.

- Боря, я не могу ждать. У меня через сорок минут встреча с чеченцами на перекрёстке у Будулаева, я и так к тебе в последнею очередь приехал.

Я тяжело вздохнул и попросил его подождать пять минут, пообещав что-нибудь придумать. Сам же оглядев расположение, живо предложил телеоператору снимать солдат, которые хотят передавать привет своим родителям и близким на фоне зелёнки за дорогой. Все с энтузиазмом согласились и мы перешли дорогу, а я развернул солдат так, чтобы делегация и журналисты к расположению стояли спиной. Халимов поняв мой манёвр, сразу же, как все повернулись спинами, махнул рукой машине с прицепом, которые стояли поодаль.

Машина на тихом ходу подъехала к автобусной остановке. Через откинутый заранее задний борт виднелись тела двадцати боевиков сваленных кучей в прицепе. Несколько проштрафившихся бойцов, в резиновых перчатках, быстро подняли тела двух боевиков и закинули их в прицеп. Машина, сделав медленно разворот, ушла за мост за расстрелянной семьёй боевика. Я перевёл облегчённо дух, теперь даже если кто-то из делегации и повернётся, то ничего не сможет рассмотреть на таком расстоянии. А через пять минут в двадцати метрах от меня вновь остановился Ренат и знаками стал показывать, что после такой работы он бы не прочь навернуть грамм сто коньяка. Но я отойти не мог, поэтому тоже знаками показал, чтобы он эти сто грамм сам налил себе в моей землянке.

Делегация вскоре собралась и уехала, а я облегчённо перевёл дух. Посещение женщинами и журналистами прошло без сучка и задоринки. Солдаты, обмениваясь впечатлениями, разошлись по взводам и жизнь в батарее вновь наполнилась повседневными заботами и проблемами. Ночью, уже под утро внезапно вспыхнула стрельба в районе взводного опорного пункта восьмой роты, который встал на стыке полков. Мы переполошились, развернулись в ту сторону, но стрельба как вспыхнула, также внезапно и прекратилась. Утром пришёл оттуда Толик Соболев: кто-то пытался пробраться в нашу сторону со стороны Грозного и наткнулся на пехоту. В результате скоротечного боя с обеих сторон потерь не было. Неизвестные отошли обратно.

Одновременно с бурятской делегацией приехала группа телевизионщиков с Екатеринбурга: с четвёртого канала. Они тоже объезжали подразделения полка и им порекомендовали заглянуть в противотанковую батарею. Встретили мы их хлебосольно, сразу же усадили за стол с коньяком. А потом телевизионщики стали снимать позиции батареи и только офицеров, прапорщиков потому что мы все были с Уральского региона, в котором и будут потом показывать этот документальный фильм. Дали возможность пострелять журналистам практически из всех видов оружия, что было в батарее, чему они были особенно благодарны. Но больше всего им понравилась моя ракетница, выполненная в виде авторучки. Они из неё стреляли минут пятнадцать: так она им понравилась. Специально для них запустили одну ракету по складу ГСМ и опять поразили одну из бочек. Когда они уезжали, единственно о чём сожалели, что не смогли увидеть или побывать в настоящем бою.

Кушмелёв и Большаков, после обеда ушли в штаб полка, решать вопросы убытия домой. Завтра они после обеда уезжали в Моздок, чтобы оттуда вечером, бортом вылететь в Улан-Удэ. Вместе с ними решил ехать и Большаков-старший. Честно говоря, я привык к обоим, особенно к Павлу Павловичу, который как-то сразу органично влился в наш коллектив и принимал активное участие в жизни батареи. Большаков, он несколько сторонился нашей компании и был больше с сыном.

Завтра также кончалось и перемирие между нашими войсками и боевиками. Вечером они влезли в мою радиосеть и стали, как обычно, угрожать нам. Врубив на радиостанции максимальную громкость, я пригласил послушать боевиков обоим отцам. Несколько духов, перебивая друг-друга, на разные лады рассказывали, что в ночь с 22 на 23 февраля они нам устроят «ночь длинных ножей» и всех вырежут, тем самым они почтят память предков, которых 23 февраля 1944 года советская власть силой вывезла в различные районы СССР. Выслушав эту белиберду, я в течение нескольких минут препирался с духами: приглашая ночью к себе, чтобы разом их кончить, а не вылавливать по всей Чечне. Всё кончилось как обычно – взаимными оскорблениями и угрозами. Но впечатление на родителей, этот обычный трёп врагов, произвело гнетущее. Ночью они несли службу более добросовестно и серьёзнее, и требовали такой же службы от других.

День наступил солнечный, тёплый и не предвещал ничего неожиданного. Но в одиннадцать часов внезапно на южном выходе из Чечен-Аула разгорелся нешуточный бой между боевиками и третьим батальоном. Два танка духов с небольшим количеством автоматчиков выскочили на окраину и открыли огонь по переднему краю батальона. Мы стояли на насыпи и напряжённо смотрели на поле боя, где в дыму и в пыли разрывов крутились два танка противника. Туда же били и наши танки, метались трассы от зенитных установок, но без результата. Я выгнал одну установку на насыпь и примеривался к тому, чтобы пустить по чеченским танкам ракету, когда на насыпь Алушаев притащил радиостанцию и протянул мне наушники.

- Товарищ майор, командир полка вызывает.

- «Альфа 01, Я Лесник 53. Приём».

- «Лесник 53, бой на южной окраине видишь»?

- «Да, Альфа 01»

- «Танки противника видишь»?

- «Да».

- «Поразить со своей позиции сможешь»?

- «Могу, но очень рискованно, можно в дыму и пыли попутать чеченские танки со своими танками».

- «Хорошо, тогда не надо. Наблюдай. Конец связи».

Бой не утихал и гремел с прежней силой.

- Борис Геннадьевич, может быть всё-таки ударим туда ракетами, а то что я так и уеду, не побывав в бою? – Кушмелёв-старший был возбуждён и ему не стоялось на месте.

- Павел Павлович нет. Рискованно, но мне кажется, что мы ещё поучаствуем.

Я как сглазил. Слева, с позиций морских пехотинцев, послышались разрывы снарядов. Мы все одновременно повернули туда головы и увидели опадавшую землю от разрывов. Судя по разрывам, снаряды были от 122 миллиметровых гаубиц. Ещё два разрыва легли ещё точнее… среди окопов. Значит где-то на окраине Чечен-Аула сидел артиллерийский корректировщик чеченцев.

- Всем наблюдать за окраиной деревни. Искать наблюдательный пункт духов, - подал я команду и все добросовестно зашарили глазами по Чечен-Аулу. Через три минуты радостный вопль Кирьянова возвестил о месте нахождения НП.

- Борис Геннадьевич, на мечете они.

Только Алексей Иванович прокричал о местонахождении, как я сам в бинокль увидел чеченцев. Их там было четыре человека.

- Некрасов! Верхушка мечети – Навести! Огонь по моей команде.

Сержант как всегда уловил всё с первого слова и нырнул в люк, я же кинулся к радиостанции. Существовал приказ: по мечетям и кладбищам не стрелять.

- «Альфа 01, Я Лесник 53, обнаружил НП противника на мечети», - только я произнёс последнее слово, как меня по ноге сильно пнул Кирьянов, типа: зачем говорить где. Но я махнул на него рукой, - «Разрешите открыть огонь по мечети».

Получив тут же «добро», скомандовал в радиостанцию: - Некрасов, Огонь!

Ракета сорвалась с пусковой и помчалась по восходящей траектории к цели. Но духи, наверное, слушали наш эфир. Только я произнёс слово – «Огонь», как они стремглав ринулись по лестнице вниз, бросив наблюдательные приборы, и выскочили на третий этаж минарета, примыкавшего к мечети. Ракета попало в пустой уже верх и в дребезги разнесла верхушку минарета. Некрасов, увидев бегство боевиков с верха, тут же пустил ракету по третьему этажу, но духи помчались ещё ниже и ракета опять разорвалась безрезультатно, лишь разрушив частично третий этаж. Третья ракета попала в опять пустой второй этаж, подняв в воздух клубы красной кирпичной пыли. Некрасов, высунувшись по пояс из люка, вопросительно смотрел на меня. А я размышлял лишь пару секунд.

- Некрасов, четвёртой ракетой бей в окно чердачного помещения мечети, посмотрим что там. Ракета, пробив окно, залетела вовнутрь: под крышу. Мы все ожидали, что от взрыва внутри вздыбится только часть шиферной крыши, но такого мощного взрыва не ждали. У духов, наверно, там стояли ёмкости с горючим, отчего вся крыша взорвалась, превратившись в один, стремительно расширяющийся огненный шар, из которого в разные стороны вылетали осколки шифера, а то и целые куски, падая вниз щедрым дожём на большом расстоянии от здания.

- Вот это да! – В восторге завопил Павел Павлович и так сильно ударил меня по плечу, что я чуть не свалился с насыпи в арык. Мы повернулись в сторону позиций морских пехотинцев и

наблюдали за ними несколько минут. Снаряды больше туда не падали: значит, это и был наблюдательный пункт чеченских артиллеристов.

- Товарищ майор, у меня ещё одна ракета осталась. Куда её? – Крикнул мне сержант с пусковой установки.

И тут я не колебался, ещё когда сделали первый пуск по минарету, в бинокль увидел на кладбище, на пороге сторожки наблюдателя, за которым мы давно охотились. Он и сейчас смотрел на наши позиции, даже не скрываясь, держась одной рукой за дверь.

- Некрасов, через кусты, по духу, на крыльце сторожки.

- Борис Геннадьевич, где? Где? – Отчаянно затеребил меня за рукав Кушмелёв. Показав ему боевика, мы стали наблюдать за полётом ракеты, которую Некрасов уже запустил. Я не надеялся, что Некрасов сможет ракету провести через кусты, так густы они были. Но сегодня удача была на нашей стороне. Ракета, благополучно миновав ветки, попала в крыльцо и тело духа от сильного взрыва подняло в воздух, на несколько метров отбросив за сторожку. Больше мы его там не наблюдали. А танки и автоматчики чеченцев, отступив обратно в деревню, прекратили огонь и бой сам собою прекратился.

…Наступило время прощаться. Вещи отъезжающих вынесли к дороге и я по просьбе Кушмелёва-старшего построил батарею. Павел Павлович встал на середину строя и значительно откашлялся.

- Всегда и всему приходит конец. Заканчивается и наше пребывание. Честно хочу сказать, что мы с Григорием Ивановичем остались бы ещё с вами повоевать. Нам понравилось у вас. Понравилось, как вы живёте, чем вы живёте. Понравилась ваша батарея, ваш крепкий воинский коллектив, понравились ваши командиры, но цель свою мы выполнили: приехали, посмотрели на вас и уезжаем успокоенные и обо всём увиденном обязательно расскажем вашим родителям. Такое же впечатление и у всей делегации в целом за весь полк. Помимо главной задачи, доставить вам посылки и небольшую помощь родины, мы хотели разобраться в ваших офицерах. Мы разговаривали, общались с вами, но больше всего присматривались к вашим командирам. И вот что хочется сказать по этому поводу. Если вы будете слушать своих командиров, выполнять все их требования и указания, то мы уверены, что вы вернётесь домой живыми и здоровыми. Мы убедились, что ваши командиры имеют моральное право вести вас в бой и имеют для этого достаточные знания и опыт. Мы также с Григорием Ивановичем призываем вас не пить. Не пейте эту гадость, никогда водка не доводила людей до добра.

Помните, не стоит из-за пяти минут удовольствия приносить горе своим близким. Пьяный человек на различные ситуации реагирует совершенно по-другому, чем трезвый. И последнее: Борис Геннадьевич, наверно, ломает голову над вопросом: знаю я или не знаю, что это он разбил лоб моему сыну. Знаю, Борис Геннадьевич, и в принципе, не осуждаю. Мы понаблюдали за вашим командиром батареи и решили с Григорием Ивановичем, что передаём ему свои отцовские права.

- Борис Геннадьевич, если наши дети, а я тут говорю не только от себя, но и от других родителей. Так вот, если наши сыновья не понимают слов, то мы разрешаем им настучать по лицу и другим частям тела. И ничего тут страшного нет, пусть вам морду лучше начистят, но зато вы приедете домой живыми и здоровыми. Только, Борис Геннадьевич, не переборщи: не ломай челюсти, рёбра, они дома пригодятся, - по строю прокатился смешок, - все ваши письма, я обещаю; будут доставлены вашим родным и близким.

Павел Павлович замолчал и уступил место Большакову. Григорий Иванович был ещё короче: - Я поддерживаю всё, что здесь сказал Павел Павлович.

Настал мой черёд, я тоже не был многословен: - Павел Павлович, Григорий Иванович, можете ехать спокойными. Всё, что зависит от нас офицеров, чтобы сохранить ваших сыновей, будет сделано на сто процентов и даже больше. Я думаю, что та работа, которая была проведена вами с солдатами, не пропадёт зря. Наш девиз остаётся прежним – «Вместе вошли, вместе и вышли». А сейчас разойдись, можно попрощаться. – Строй рассыпался, солдаты и сержанты

окружили уезжающих земляков и стали прощаться, а через десять минут со стороны штаба подкатила небольшая колонна с делегацией, еще несколько минут прощания и только пыль, медленно оседающая на дорогу, и исчезающие машины на окраине Гикаловского напоминали об ушедших. Из-за автобусной остановки вышел Явлинский, он там стоял, не мешая прощанью. У него всё нормально. На позиции упало в общей сложности двадцать снарядов, но никого не задело. Я же в свою очередь рассказал о чеченских корректировщиках.

До вечера солдаты грустно бродили по расположению, а потом ночное дежурство и предпраздничный день всё расставило на свои места. После завтрака Кирьянова вызвали в штаб,

где он оказывал помощь политработникам в организации небольшого праздничного концерта. Там же ему по секрету сказали, что его и ещё несколько военнослужащих наградят медалями. Группировка выделила двадцать советских медалей и разрешила командиру полка наградить военнослужащих своим решением.

К вечеру погода стала портиться, повалил влажный и мокрый снег, который тут же таял, а в часа три ночи ударил лёгкий морозец – градусов 5. Всё замёрзло. Небольшой ветерок шевелил замершими и ледяными ветками и от этого отовсюду слышался тихий, стеклянный звон. Время от времени я запускал из ракетницы ракету и несколько секунд мог наблюдать красивое зрелище: белый снег, покрывший землю, склонившиеся подо льдом ветви деревьев и всё это блестело, переливаясь разноцветными бликами, в свете ракеты. Было промозгло и холодно. Но, несмотря на холод и сырость, меня не покидало предпраздничное настроение. Утро прошло в хлопотах. Человек десять от нас шло на праздничное построение в штаб полка и на концерт. Все чистились, подшивались, а после завтрака мы, небольшой, дружной кучкой двинулись к штабу.

Глава третья Ошибка

Миновали ворота, пост разведчиков и оказались во дворе правления племсовхоза среди нескольких десятков вооружённых и возбуждённых людей.

- Боря, Алексей, здорово! – Из-за здания вывернулся Олег Касаткин, подошёл к нам и поздоровался со всеми за руку, - Боря, Алексея отпускаешь?

- Здорово. Забирай замполита, он в твоём распоряжении.

Как не хотелось Алексею Ивановичу идти с Олегом, но надо было ему помочь. Несмотря на то, что идёт война, командование полка решила организовать торжественное собрание, поощрить ряд отличившихся в ходе боевых действий военнослужащих полка, в том числе и наградить несколько человек медалями. В их число попал и Кирьянов. После торжественной части силами полка будет показан концерт. Ну, а потом каждый занимается по своему плану.

Никто сначала не обратил внимание на ГАЗ-66, который медленно заехал во двор, но когда из кузова на землю санитары начали сгружать трупы наших солдат все замолчали. Только группа солдат-разведчиков сразу же столпилась вокруг погибших и тихо что-то стали обсуждать, глядя на убитых.

Через несколько минут во дворе появился командир полка – полковник Петров со своими заместителями. Офицеры и солдаты сразу же начали строится по подразделениям, выравнивая строй.

- Здравствуйте товарищи! – Сходу поздоровался командир.

- Здравия желаем, товарищ полковник

- Поздравляю Вас с Днём Советской Армии и Военно-морского флота! – Радостное троекратное - «Ура»! взлетело в воздух, потревожив стаю ворон, с любопытством наблюдающих за людьми.

Полковник Петров молча, под взглядами собравшихся, прошёлся вдоль строя, подошёл к трупам, взглянул на них и вернулся обратно. Начал речь, а заканчивая её, сказал: - …Хочу обратить ваше внимание, на тела солдат нашего полка и хотелось, чтобы вы рассказали своим товарищам о том, что вам сейчас расскажу и покажу. Я специально приказал привезти тела из санчасти и положить их перед строем. Эти солдаты погибли ни в бою, ни в атаке. Они погибли в самовольной отлучке. Ушли из расположения своего подразделения в ближайший населённый пункт, чтобы разжиться там продуктами, спиртным и вещами. Те трое, что лежат справа, были во время мародёрства взяты в плен боевиками. Их пытали, издевались над ними… Смотрите…, хорошо видны следы ожогов, пыток. Если кто не обратил внимание – то у них ещё отрезаны и половые органы, вполне возможно и у живых ещё. Потом их расстреляли, и каждому сделали по контрольному выстрелу в левый глаз. Когда их нашли в лесопосадке, они ещё были и заминированы. У каждого - у кого в рукаве, у кого за пазухой были засунуты по бутылке водки. Тем самым боевики высказали нам презрение, и правильно высказали. У меня, да и у офицеров в голове не укладывается, как можно рисковать своей жизнью из-за бутылки водки, из-за тряпок и радиоприёмника, которые они принесут из деревни. А почему они не подумали о родителях, которым они принесли своей смертью огромное горе?

- Те двое, что лежат слева по всей вероятности во время мародёрства, были взяты в плен местными жителями. Они лежали на окраине деревни. Жители им, за мародёрство, отрубили руки, переломали палками рёбра и убили, разбив топорами головы.

Командир полка сделал паузу и обежал взглядом лица солдат, - Кому такая смерть нужна? Я ещё не принял решения, что написать о причинах смерти их родителям. С другой стороны не хочется марать и имя нашего полка, но и рука не подымается писать, что они погибли в бою. Короче, хочу чтобы вы ещё раз посмотрели на этих солдат и рассказали обо всём этом в своих подразделениях. На эту процедуру даю десять минут, после этого всем зайти в зал, где начальник штаба зачитает приказ о поощрении и силами нашей художественной самодеятельности будет показан концерт. А теперь десять шагов вперёд - Шагом марш.

Весь строй сделал десять шагов вперёд и остановился перед трупами. Командир полка со своими замами отошёл в сторону, а строй сломался, солдаты и офицеры столпились около тел убитых.

- Колян, смотри эти двое с нашего батальона, - послышался справа от меня приглушенный голос, - вон тот с роты Дерябкина, а тот с пробитой головой со взвода связи батальона.

Зрелище, конечно, было малоприятное. Сразу было видно, что валялись они после смерти недели две, но так как было холодно, трупы разложению не подверглись: только, щёки и животы впали. Кожа на лицах почернела, зубы оскалены. Хорошо было видно, что руки переломаны и вывернуты под неестественными углами в самых различных местах. На месте левого глаза у некоторых было месиво – контрольный выстрел. У одного из них в разбитой голове виднелся мозг.

Солдаты и офицеры молча разглядывали трупы, хмурясь отходили в сторону, и закуривали, обсуждая увиденное. Можно сто раз рассказывать, говорить солдатам не ходить в самоволку, доказывать что это опасно, но достаточно один раз вот так показать, чтобы стало ясно - так поступать нельзя. Я поглядел на своих солдат и стало понятно, что эти солдаты на мародёрку не пойдут. Послышалась команда начальника штаба полка и, затаптывая сигареты, все дружно двинулись в зал, где с шумом и негромким говорком стали рассаживаться по местам. В зале было холодно, но настроение несмотря ни на что было приподнятое. Начальник штаба полка подполковник Колесов зачитал приказ о поощрении. Были присвоены и очередные воинские звания: старших лейтенантов получили мои командиры взводов и звание старшего прапорщика Игорь Карпук. Самая ожидаемая часть приказа о награждении медалями части военнослужащих была встречена с возрастающим интересом. Награждали медалями «За воинское отличие» и каждого награждённого встречали аплодисментами. Вот поднялся с места и мой замполит. Под аплодисменты получил медаль и сел на своё место. Все кто сидел рядом, потянулись к нему и начали поздравлять с наградой. Закончилась читка приказа, объявили перекур на пять минут, чтобы подготовится к концерту. Все вывалили на улицу, разбились на кучки и закурили. Трупы уже убрали. И хотя ещё было холодно, но на небе в облаках стали появляться голубые просветы, и всё чаще и чаще солнце озаряло окрестности. Замполит полка вышел из зала и пригласил всех на концерт, который прошёл в такой же праздничной атмосфере. После последнего номера к трибуне опять вышел командир полка. Он ещё раз поздравил всех с праздником, и что было неожиданно для меня, пригласил всех командиров подразделений отметить 23 февраля за своим столом. Мы ещё вчера решили обмыть медаль в своём кругу, тем более, что нас пригласил к себе в гости Явлинский: обещая угостить знатной ухой. Вышли из зала.

- Борис Геннадьевич, – обратился ко мне Алексей Иванович, – Вы давайте идите к командиру полка, а я сейчас пойду к Явлинскому всё организую, вы же подходите через час, и мы спокойно посидим.

Я соглашаясь, мотнул головой: - Хорошо, давай сделаем так, как ты предлагаешь.

Кирьянов собрал солдат и ушёл вместе с ними в расположение батареи, а я направился к разбитой кочегарке, где располагалась столовая для офицеров управления. Около которой, уже собрались приглашённые офицеры.

- Боря! – Ко мне подвалил уже хорошо «подогретый» подполковник Николаев. Схватил меня за руку и затряс энергично: - Тебя, как офицера старой закалки, советского офицера я особо хочу поздравить с Днём Советской Армии и Военно-Морского Флота, - потом от избытка чувства обнял, - Боря, как зайдём туда, садись рядом со мной, посидим, выпьем.

Обняв и похлопывая товарища по плечу, я тоже поздравил Сергея Георгиевича с праздником. Меня с ним связывало не только большое уважение к нему как к офицеру и человеку, но и простые человеческие отношения, которые назывались ёмким словом – дружба. Подошёл командир полка с замами и пригласил всех за стол. Первым в кочегарку зашёл Петров, а за ним гурьбой завалились мы и стали оживлённо рассаживаться по местам. Странно было видеть давно потушенные котлы, выбитые стекла в окнах и натянутую вместо них полиэтиленовую плёнку. Куча угля в углу помещения и праздничный, богато накрытый стол. Мимолётно мелькнуло у меня в голове воспоминание о празднике 23 февраля год назад, когда мы гуляли всем полком, мелькнуло и пропало. Сейчас мы жили сегодняшнем днём, а завтра будем жить завтрашним. Разлили по рюмкам коньяк. Первый тост на таких мероприятиях произносит командир полка, который ещё раз поздравил с праздником. Выпили, начали закусывать, а закусывать было чем. В тарелках громоздились большие куски мяса, много было разносолов домашнего приготовления из подвалов брошенных домов, соков, да и из нашего полкового продовольственного склада. В графинах на столах стоял коньяк «Кавказ».

Застолье тем временем катилось по своему пути. Выпили за полк, затем третий тост за тех кто погиб. Постепенно офицеры оживлялись, завязывались разговоры, всё чаще и чаще слышался смех. Я тоже расслабился, но постоянно поглядывал на часы - время бежало быстро. Выпил в общей сложности грамм сто коньяка и лишь слегка захмелел. Через час поднялся и попросил разрешения у командира полка убыть в своё подразделение.

Полковник Петров внимательно посмотрел на меня: - Давай, Копытов, иди в батарею и будь повнимательней. Сегодня возможно всякое.

Через десять минут был в расположении батареи. Старший лейтенант Коровин, который дежурил сегодня в батареи, доложил, что всё в порядке, солдаты, кроме наблюдателей, отдыхают. Замполит и техник в расположении морских пехотинцев. Поставив задачу не ослабевать наблюдение, неспешным шагом пошёл к морпехам. Прошёл по мосту, (кстати, единственный целый мост и самый короткий путь, через который техника боевиков могла из Грозного прорваться в Чечен-Аул) обороне его я уделял особое внимание. Перейдя мост, свернул влево, вдоль арыка прошёл метров триста и подошёл к зданию поливочной станции, где располагался командный пункт старшего лейтенанта Явлинского. Здесь всё уже было готово – стол накрыт и ждали только меня. Витька Явлинский тоже постарался. На столе стояла кастрюля с ухой. Рыбу добыли тут же в арыке, глуша её гранатами, и я даже подумать не мог, что в арыке может водиться такая большая рыба. Много было мяса и других продуктов. Ну, и всё тот же коньяк.

Вчетвером мы весело расселись за столом. Алексей Иванович достал свою медаль, полученную на торжественном собрании, и положил её в солдатскую кружку. Я же наполнил её только наполовину. Конечно, её нужно было бы по традиции наполнить до краёв, но учитывал, что мы на войне и напиваться нельзя. Другим налил грамм по пятьдесят.

Я встал и произнёс коротенький напутственный тост: - Алексей Иванович, поздравляю тебя с первой правительственной наградой, и желаю тебе, чтобы она не была последней.

Алексей Иванович торжественно встал, поднял кружку, обеспокоено заглянув в неё, и тоскливо поглядел на нас. Я его понимал: он очень мало пил и даже полкружки выпить для него было проблемой. Но традиция есть традиция и я кивнул ему: - Давай, Алексей Иванович. Давай, дорогой….

- Товарищи офицеры. Представляюсь по случаю награждения правительственной наградой, - замполит произнёс стандартную формулу, сильно выдохнул воздух, поднял кружку и мелкими глотками стал цедить сквозь зубы коньяк. После того как коньяка в кружке не останется, он должен ртом выловить медаль. После этого считается, что медаль обмыта.

Мы все смотрели и переживали, за то как трудно и долго он пил. Прекратил пить, застыл, прислушиваясь к своим ощущениям. Медленно опустил кружку на стол. Видно, как внутри его организма шла борьба между ним и коньяком. Спиртное рвалось обратно и Алексей Иванович изо всех сил боролся с этим.

Я забеспокоился и, не сводя глаз с замполита, стал отодвигаться: - Алексей Иванович, не надо…., прошу тебя не надо….

Но было поздно, резко оттолкнулся от стола и вовремя: Кирьянов в спазме открыл рот и изверг из себя на стол фонтан. Игорь и Витька, опрокидывая табуретки, тоже благополучно отскочили от стола. Вся закуска была безнадёжно испорчена. Алексей Иванович стоял у стола и виновато вытирал рот: - Борис Геннадьевич, я не мог удержаться….

- Ладно, Алексей Иванович, не расстраивайся. Мы сейчас всё это уберём, но это незачёт. Потренируешься и назначишь новый день, когда мы сделаем ещё одну попытку обмыть медаль.

Все засмеялись. Явлинский отдал приказ и через несколько минут всё было убрано, а на столе появилась свежая закуска. Разлили по пятьдесят грамм, выпили за праздник, затем ещё по пятьдесят грамм за Победу. Может быть, мы к вечеру и нарезались бы, но зашёл солдат и обратился ко мне.

- Товарищ майор! Я с восьмой роты и меня прислал к вам командир роты капитан Соболев. Он просил предупредить вас, что со стороны Грозного - Новых Промыслов, в Гикаловский спустилась колонна из двух танков, два БМП и два КАМАЗа с боевиками. Вполне возможно они будут прорываться через ваш мост и перекрёсток на Чечен-Аул, - солдат замолчал.

- А откуда командиру роты стало известно об этом?

- Ему сообщили со штаба полка, да и мы сами видели эту колонну, когда она спускалась в Гикаловский.

- Хорошо. Спасибо, возвращайся в свою роту и передай капитану Соболеву, что я сейчас приму все меры. - Солдат повернулся и вышел из помещения.

- Давай, Витя, наливай ещё по пятьдесят грамм и будем разбираться. – Выпили, закусили.

- Алексей Иванович, иди в батарею. Подымай её по тревоге. Всем усилить бдительность.

Первый и третий взвода сосредоточить усилие на дорогу из Чечен-Аула. Может быть, им будут оттуда пробивать навстречу коридор. Второму взводу быть в готовности развернуться на перекрёстке в сторону Гикаловского, но пока не разворачиваться, чтобы заранее не насторожить противника. И присылай машину за мной, а я сейчас с Виктором решу вопросы взаимодействия на случай боя.

- Боря, - тронул меня за рукав Явлинский, - пусть мне пришлют с батареи на время бинокль, а то я свой ещё в Грозном разбил.

Я согласно кивнул головой: - И бинокль возьми Алексей Иванович. Ну, вперёд.

Мы вышли из помещения поливочной станции. Погода была изумительная и солнечная. На небе ни облачка. А ведь три часа тому назад было промозгло и холодно. Кирьянов поспешил в сторону батареи, а мы поднялись на крышу поливочной станции и начали разглядывать ближайшую к нам окраину Гикаловского, которая находилась в четырёхстах метров. За деревней вверх тянулись склоны возвышенности Новых Промыслов, на которых располагались позиции духов.

Внизу вдоль арыка в сторону поля и Гикаловского окапывалось отделение морских пехотинцев.

- Безуглый! - окликнул Явлинский своего сержанта, - Ты чего там окапываешься?

- Так нам солдат с пехоты рассказал о колонне духов в Гикаловском, да и мы её сами видели. Всё равно, вы бы приказали здесь окапываться, так я и отдал приказ с опережением.

- Молодец, - Виктор повернулся ко мне и с гордостью сказал, - вот видишь, какие у меня бойцы.

- Да…, солдаты у тебя молодцы, да и меня они не хуже. Я давно жду, что духи рано или поздно, но попытаются прорваться через меня в Чечен-Аул. Если у них, Виктор, два КАМАЗа, да десант на БМП и танках, то у них надо считать человек семьдесят. Прорываться они будут через поле ко мне, - я показал на ровное, как футбольное поле, тянувшиеся от окраины села до моих позиций на протяжении тысячи метров. - Если я прозеваю момент начала атаки, и не подобью технику духов ближе чем восемьсот метров от меня, то ПТУРы мои будут бесполезны. И мне придётся схватится с духами в районе моста. Твоя задача, как можно больше нанести потерь духам с этой позиции, когда они будут «ломится» через поле на меня. Ударить им во фланг. А я постараюсь подбить хоть что-нибудь на мосту, и закупорить им путь по нему: буду драться с боевиками на перекрёстке и мосту. А там может полк чем-нибудь поможет...

Явлинский кивнул головой, соглашаясь с моим планом, кое-что мы ещё подкорректировали, и стали ждать машину с батареи.

- Боря, давай, пока замполита нет, постреляем по бутылкам с твоего пистолета. - Явлинский отдал распоряжение и солдаты внизу быстро расставили бутылки. Я достал пистолет, патроны из карманов, всё это отдал Виктору, и тот тщательно целясь, начал расстреливать одну бутылку за другой, радуясь как пацан. Сначала он расстрелял патроны в моём пистолете, а затем в пистолете Игоря Карпука, но это баловство продолжалось недолго. В расположении взвода восьмой роты, который стоял на краю поля, рядом с расположением моей батареи, вспыхнула стрельба. Мы насторожились и стали напряжённо вглядываться в ближайшую окраину Гикаловского, пытаясь обнаружить там боевиков. Морпехи тоже бросили лопаты и сноровисто изготовились к бою. Послышался характерный хлопок слева и из-за деревьев быстро стал приближаться шипящий звук подлетающего ПТУРа. Приблизился и появился в поле нашего зрения. Ракета летела как-то неровно, неуверенно, «рыскала» на курсе и виляла в воздухе. Поравнявшись с нами, она сильно «клюнула» носом и упала в двухстах метрах напротив нас, громко взорвавшись.

- Это не мои запустили ПТУР, - констатировал я.

Через несколько минут послышался новый хлопок, и спустя несколько секунд, мимо нас, как по струне, низко над полем пролетела ракета, пробила стену сарая, стоявшего на окраине Гикаловского и взорвалась внутри. В разные стороны полетели доски и крыша, а остатки постройки мгновенно вспыхнули ярким огнём, но окраина села хранила угрюмое молчание.

- Вот это, мои запустили ракету, - с уверенностью заявил я. Мы продолжали вглядываться в окрестности, но никакого движения не было видно.

Хлопнула дверца подъехавшего Урала, из кабины вылез замполит и быстро поднялся к нам на крышу.

- Что там, Алексей Иванович? – Спросил я.

- Я всех расставил по позициям, как вы приказали. Звонили с полка и тоже предупредили о двух танках, БМП и двух КАМАЗах. Приказали занять оборону и усилить бдительность.

- А что там за стрельба была?

- Да это Соболев прибежал на свой опорный пункт. Вроде бы обнаружил боевиков на окраине села, открыл огонь из стрелкового вооружения, а потом увидел танк и запустил с БМП ПТУР, да вы, наверное, видели как неудачно они стреляли?

- А наши почему стреляли?

- Соболев прибежал к нам на позицию, показал мне сарай, оттуда вроде бы был виден ствол танка. Вот мы туда и долбанули. А когда сарай взорвался, то увидели что это бревно торчало.

Мы стали прощаться с Явлинским, отдали ему бинокль, сели в УРАЛ и помчались в сторону батареи. Только вылез из машины, как на связь меня вызвал командир полка.

- «Лесник-53! Я, Альфа-01, Из квадрата «Монреаль 9,10,11» возможна атака твоих позиций боевиков силами: два танка, два БМП и два КАМАЗа с боевиками, до семидесяти человек, в направление «Лиссабон 2,3». Как понял меня? Посмотри на карту. Приём! Я, Альфа-01».

Я быстро развернул карту. Так «Монреаль 9,10,11» это позиции боевиков, а «Лиссабон 2,3» это уже окраины Чечен-Аула.

- «Лесник-53. Я, Альфа-01». – Вновь захрипела радиостанция, - «Я запросил соседей на наличие в этом районе их танков. Все ответили, что их танки находятся на позициях. Так что это духи. Занимай оборону, а я придумаю чем тебе помочь, но пока крутись сам. Как понял меня? Я, Альфа-01! Приём».

- «Альфа-01! Я, Лесник-53. Вас понял, предпринимаю все меры для отражения атаки. Приём».

- «Лесник-53! Я, Альфа-01. Понял, конец связи».

Я снял наушники с головы: - Командиров взводов ко мне!

Вышел из землянки, где стояла радиостанция, и стал смотреть на перекрёсток, который находился в восьмидесяти метрах от нас. Вместе с командирами взводов вышли на него. Осмотрелись. Район расположения моей батареи составлял квадрат со сторонами примерно 400 на 400. Местность не позволяла вести эффективный огонь противотанковой батареи на базе ПТУР. Асфальтная дорога из Чечен-Аула до моих позиций была открыта для ведения огня ПТУРом на протяжении всего 900 метров. И если не подбить технику на первых ста метрах от поворота к нам, то дальше применять ПТУРы было бесполезно, и два взвода могли применить лишь пулемёты и автоматы. И с другой стороны, в сторону Гикаловского ровное и чистое поле на протяжении 1100 метров. Здесь было самое опасное место для быстрого прорыва танков и боевиков. А здесь по условиям местности я могу развернуть лишь две противотанковые установки, и это против двух танков и два БМП. С остальных сторон местность была закрытая лесопосадками и другими препятствиями. Ещё раз обвёл взглядом позиции моей батареи и принял решение.

- Товарищи офицеры, слушайте приказ! Первый взвод остаётся на своих позициях, основная цель для взвода: дорога от перекрёстка до Чечен-Аула. В случаи прорыва техники и боевиков через позиции второго, третьего взвода и мост через арык, огнём БРДМ-2 и гранатомёта не допустить прорыва в Чечен-Аул. Также в случаи атаки боевиков из Чечен-Аула, для того чтобы пробить коридор навстречу прорывающему противнику, совместно с третьим взводом огнём отразить атаку духов.

Третьему взводу. Быть готовыми отразить атаку боевиков со стороны Чечен-Аула вдоль дороги в сторону перекрёстка. Также быть готовыми отразить прорыв боевиков со стороны перекрёстка в направлении Чечен-Аула. Второй взвод: в случаи появления танков, БМП боевиков на окраине Гикаловского две противотанковые установки взвода, № 606 и 608 по моей команде выдвигаются на перекрёсток дорог – сюда. ПТУР № 606 разворачивается около автобусной остановки, № 608 разворачивается слева в пятидесяти метрах от 606, около воздушного арыка – вот здесь. ПТУР № 607 находится в резерве, и по моей команде, в случаи выхода из строя в ходе боя 606 или 608 под командой командира взвода выдвигается на позицию, на перекрёсток, и включается в бой.

Мой БРДМ-2 и командира второго взвода под командованием старшего прапорщика Карпук занимают позиции справа и слева от дороги в ста пятидесяти метрах от перекрёстка в направлении к племсовхозу. Задача, в случаи прорыва боевиков к перекрёстку огнём из пулемётов БРДМ-2 поддержать группу старшего лейтенанта Кирьянова и прикрыть её отход при выполнении поставленной ей задачи.

- Алексей Иванович, в твоё распоряжение поступают: санинструктор, и два водителя УРАЛов. Кстати, автомобили надо будет отогнать метров на двести от батареи на время боя, также тебе придаётся старшина. Занять оборону в метрах двадцати от моста. Твоя задача, Алексей Иванович, что хочешь делать: хоть сам с гранатами под танки ложись, но ты должен, в случаи прорыва техники боевиков к мосту, подбить танк или БМП на мосту и тем самым закупорить проезд. Если ты это не сделаешь, то все наши усилия и жертвы будут бессмысленны. Только после выполнения этой задачи ты можешь отступить к Карпуку и там занять оборону.

- Коровин! Сейчас выставишь двоих наблюдателей. Район особого внимания – окраина Гикаловского.

- И последнее. В случаи моей смерти, командование на себя берёт старший лейтенант Кирьянов. В случаи выхода из строя Кирьянова, командование переходит к старшему лейтенанту Коровину и так далее. Не забывайте, что за нашими спинами штаб полка и огневые позиции дивизионов. Вопросы есть?

Офицеры молча переглянулись и разошлись выполнять мои указания. Погода разгулялась, вовсю светило солнце и было даже жарко. Я ещё раз осмотрел впередилежащую местность: ровное поле, дорога из Гикаловского, само село, за населённым пунктом возвышались Новые Промыслы. Повернулся и медленно пошёл к своему командному пункту, наслаждаясь теплом и последними спокойными минутами перед боем. То, что бой будет, я не сомневался. То что группа танков, БМП с боевиками спустились и скрылись в селе, сомнения этот факт не вызывал, и перед ними могли стоять две задачи. Я сам думаю, что задача у них одна – прорваться в Чечен-Аул. Но нельзя скидывать со счетов и то, что основной задачей их будет прорыв в район огневых позиций артиллерийских дивизионов и далее к командному и тыловому пункту полка, попытаться разгромить их и уйти в Чечен-Аул. Моя батарея и мотострелковый взвод восьмой роты были единственной защитой для них. Другим не маловажным было то, что мы прикрывали стык нашего полка и соседнего полка. Слишком много соблазнов для того, чтобы не нанести сюда удар.

Подошёл к району своего командного пункта, откуда с рёвом вырулили два УРАЛа, свернули налево и удалились за поворот дороги, следом за ними выехали мой БРДМ и БРДМ второго взвода, впереди них бежал техник, показывая куда ехать. В ста пятидесяти метрах от КП развернулись. Мой БРДМ занял брошенный окоп и пулемётчик сержант Алушаев начал поворачивать башню с пулемётами в разные стороны, оглядывая окрестности через прицел. Второй занял позицию слева от дороги за кустами. Пулемётчик и водитель выскочили из машины и стали расчищать сектор стрельбы, от мешающих стрельбе веток. В окопе, вырытом сразу после занятия этого района, по хозяйски располагался со своей группой Кирьянов. Я зашёл в землянку взял свой бинокль, и поднялся на полутораметровую дамбу, которая проходила вдоль арыка. В бинокль посмотрел на первый взвод. Командир взвода Жидилёв разворачивал правый фланг взвода так, чтобы как можно эффективнее использовать противотанковые установки для стрельбы во фланг боевикам. Свой БРДМ-2 он поставил посередине позиции взвода и тот тоже ворочал башней с пулемётами, примеряясь то к повороту дороги из Чечен-Аула, то к мосту через арык сзади третьего взвода. Оттуда на позицию первого взвода уже двигался БРДМ-2 командира третьего взвода, он тоже расположится так, чтобы резать огнём из пулемётов прорывающихся боевиков. С расстояния 200 метров огонь четырёх пулемётов и десяти автоматов будет убийственный. Я надеюсь, что технику мы уничтожим до моста и им уже придётся биться только с пехотой боевиков, но и духи в бою тоже не хилые. И самое херовое, что я так и не сумел добиться, чтобы достаточно углубить окопы – пожгут ведь их…, Блядь!

Постепенно перестановки закончились, и все затаились на своих позициях. Наступило томительное ожидание.

Лязгая гусеницами, к моему КНП подкатило БМП комендантского взвода. На месте механика-водителя за рычагами сидел начальник штаба полка подполковник Колесов и щерился в улыбке. На башне с автоматами в руках сидели командир взвода комендачей прапорщик Воронин и начальник штаба третьего батальона Генка Каракумов. Я заскочил на броню БМП и склонился к Колесову.

- Копытов! Меня прислал командир полка. Помощи тебе не будет, все кто свободен занимают оборону на КП и ТПУ полка, в районе ОП дивизионов. Так что приказ командира – стоять насмерть, а я проскочу сейчас в Гикаловский - проведу разведку. Тебе всё понятно?

- Да, понял, товарищ подполковник, - с досадой я сплюнул в сторону, - что вы все долбите насмерть, да насмерть. Что, не верите батарее? Да мы зубами в этот перекрёсток вцепились, тут духи только через наши трупы пройдут.

- Да не обижайся Боря, просто я передаю слова командира, никто не сомневается в батарее, да и про трупы ты зря сказал. Ну, всё прыгай, я помчался в Гикаловский.

БМП взревело двигателем, развернулось на месте, выворачивая дёрн и выскочив на асфальт, помчалось в сторону села, ещё пара минут и она скрылась за домами. В томительном ожидании прошло ещё пять минут. Солнце катилось по своему извечному пути и грело почти как летом. Но это уже не радовало. Внезапно из села послышались звуки интенсивной перестрелки. Сначала заработали автоматы, затем в звуки боя вплелись пулемётные очереди, несколько раз грохнул гранатомёт.

Я раз за разом напряжённо оглядывал окраину Гикаловского, но всё происходило за домами и ничего не было видно. Больше всего боялся увидеть чёрный дым горящей БМП, но слава богу дыма не было видно. Внезапно стрельба стихла и из села вылетел ГАЗ-66 (водовозка роты связи). Она на бешенной скорости мчалась в нашу сторону и в бинокль хорошо было видно как из простреленной бочки в разные стороны хлестали парящие струи горячей воды. Я выскочил на дорогу, и когда она приблизилась к нам, решительно замахал автоматом, требуя остановится. Отчаянно заскрипели тормоза, машину занесло на асфальте и водовозка, улетев в кювет, остановилась. Хорошо хоть не перевернулась. Прострелена была не только бочка, установленная на ГАЗ-66 – полностью были выбиты автоматными очередями лобовые и боковые стекла. Следы от пуль виднелись на кабине, раме автомобиля, на ящике под инструмент и запаске. Открылась дверь со стороны старшего машины и на асфальт выскочил старшина роты связи. Водитель остался сидеть на своём месте и бессмысленно таращил на нас глаза, находясь в шоке от всего происшедшего. Несмотря на драматизм положения я рассмеялся. У старшины роты связи в полку была кличка – «Кинг-Конг», которую он получил за то, что когда напьётся, то начинал себя стучать в грудь кулаками и издавать такие же звуки, как и знаменитая горилла из фильма. И сейчас он был похож на эту гориллу, только она была вся встрёпанная и полубезумная.

- Что у вас там произошло? Кто стрелял? Ты видел Колесова на БМП? – На мои вопросы старшина дико завращал глазами, ударил себя в грудь и попытался ответить, но изо рта потекли

невразумительные звуки. Старшина остановился, пытаясь справится с собой и по новой начал говорить. Но опять у него ничего не получилось. «Кинг-Конг» в отчаянии махнул рукой, повернулся и пошёл к машине. Через несколько секунд ГАЗ-66 тяжело выбрался из кювета, газанул и умчался в сторону КП полка, обдав нас пылью и горячей, серо-водородной водой.

Да…, обстановка накалялась, надо доложить командиру. Я махнул рукой и младший сержант Торбан притащил мне радиостанцию: - «Альфа-01! Я, Лесник-53»! В том месте куда уехал «Вулкан» пять минут назад была слышна перестрелка из автоматов и пулемётов. Судьба «Вулкан» неизвестна. Боевиков не видно. Жду указаний.

- «Лесник-53! Я, Альфа-01»! Выполняйте ранее отданные указания. Приём.

- «Альфа-01! Я, Лесник-53»! Вас понял, выполняю ранее отданные указания.

Я положил наушники радиостанции на место: - Что ж, командир знает что делать. Моя задача прежняя – танки и духи. Хотя интересно, что с Колесовым и другими случилось?

Прошло ещё пять томительных минут. И как это всегда бывает, когда ждёшь: всё-таки неожиданно послышался крик с перекрёстка наблюдателя. Крик, от которого во время Великой Отечественной войны, в души наших отцов и дедов заползал леденящий холодок страха – Танкиии!!!

Вот оно! Я сам от неожиданности покрылся холодным потом. Быстрым взглядом охватил расположение батареи. Кажется, этот крик слышали все. Отовсюду видел обращённые ко мне лица моих солдат и офицеров. Вот он, настал час, ради которого нас собрали всех вместе, учили и сейчас надеялись, что мы выполним то, ради чего предназначены. Всё это пронеслось у меня в голове и поставило всё на место. Ещё раз оглядел позицию батареи и подал команду:

- Приготовиться к бою!

- Жди моей команды, - бросил на ходу Коровину, а сам бежал уже на перекрёсток. У автобусной остановке суетились два наблюдателя со второго взвода и терпеливо ждали меня. Ещё не дождавшись, когда подбегу, начали тыкать и показывать руками на окраину Гикаловского. Я, не останавливаясь, начал смотреть туда, куда они показывали: - Так, окраина Гикаловского пуста, там ничего не видно. Выход дороги из села – тоже пусто. Где же танки? Ещё раз внимательней осмотреть окраину. Здесь нет танков, ещё левее – тоже нет. Ещё левее – ага…, вот они.

Несколько дальше левой окраины Гикаловского, со стороны Новых Промыслов в сторону стыка нашего полка и соседей двигались два танка и два БМП. До них, по моей прикидке, было два с половиной километра. КАМАЗов видно не было. В двухстах метрах, слева от меня, из расположения взводного опорного пункта 8-ой роты застучали пулемёты, трассы очередей потянулись к танкам и БМП. Я повернулся к расположению батареи и призывно замахал рукой. В ответ послышался натужный рёв моторов, и к перекрёстку устремились 606 и 608 противотанковые установки, с ходу заняли позиции и изнутри машины начали подыматься пусковые установки. Вот они выдвинулись, захлопнулись люки боевого отделения, пусковые установки рысканули по курсу и замерли. Откинулись люки командиров машин и показались головы сержантов Некрасова и Ермакова. Я ещё раз бросил взгляд на танки. Они продолжали двигаться друг за другом, но огня не открывали. Пулемётные трассы пехоты не долетали до танков, бессильно падая на излёте на землю. Пару раз выстрелили пушки БМП, разрезая со свистом воздух снаряды, также не долетев до танков упали на землю. Я всё ещё надеялся, что со стороны танков и БМП в воздух взлетят зелёные ракеты, обозначающие что это идут наши. Но ракет всё не было и не было. Ещё несколько секунд можно было повременить с открытием огня. Меня мучил вопрос: - Где два КАМАЗа с боевиками? Может быть манёвр с танками отвлекающий? И сейчас из Гикаловского, когда мы втянемся в бой с танками, ломанутся КАМАЗы. Ведь им здесь одна минута ходу по асфальту и они на месте; сразу же с ходу попытаются взять перекрёсток.

Целый рой таких мыслей и вариантов дальнейших событий носился у меня в голове, а тут я с досадой ещё обратил внимание, что в азарте выскочил на перекрёсток без автомата и каски. На ремне болтался лишь пистолет.

Всё тянуть больше нельзя. Ещё метров триста и танки с БМП скроются за зелёнкой и будут недоступны для нашего огня, а там им прямой выход в тыл огневых позиций дивизионов, командного и тылового пункта полка. С одного из БМП сорвалась трасса пулемёта и потянулась в нашу сторону. ПОРА! Я поднял руку:

- «Шестой и Восьмой»! – Командиры машин повернули в мою сторону головы.

- По головному танку – Огонь! – Головы командиров скрылись в глубине машин. Загудели электромоторы пусковых установок, подправляя наводку. Танки в это время продолжали двигаться в прежнем направлении, зловеще поворачивая башни в разные стороны, но не стреляли. Послышалась стрельба в расположении соседнего полка. Они, наверно, тоже открыли огонь по колонне.

Справа послышался характерный звук пуска ракеты – это первым выстрелил Ермаков. Ракета как по струнке потянулась в сторону головного танка. Теперь слева послышался звук схода ракеты с направляющих, и вторая ракета устремилась туда же. За пару секунд до попадания первой ракеты, танк остановился и сразу же сдал на несколько метров назад и ракета разорвалась в том месте, где должен быть в этот момент танк. Наводчик второй машины подправил траекторию полёта ракеты с учётом манёвра танка. Но и танк не стоял на месте, он опять двинулся вперёд и вторая ракета разорвалась уже сзади танка.

Танки начали поворачивать башни в нашу сторону, стволами пушек выискивая цель; откуда по ним ведётся огонь. Опять Ермаков опередил 608-ю, ракета сорвалась и устремилась вперёд. В бинокль я напряжённо следил за полётом ракеты, которая становилась всё ближе и ближе к танку. Ещё чуть-чуть и я понял – Попали! Ракета вонзилась в пространство между катками, где в этом месте в танке располагался боезапас, мгновенно сдетонировавший. В том месте, где только что был головной танк, вспух багрово-огненный шар, который в какую-то секунду разросся до огромных размеров. Из шара, состоявшего из дым а и огня, вверх вылетела башня танка и, очерчивая в воздухе стволом большие круги, по плавной траектории упала в двухстах метрах от места взрыва, а на месте танка осталась большая дымящиеся воронка.

- Ура! Есть один! – Я подскочил к машине Ермакова и с восторгом хлопнул по его улыбающейся голове, которая появилась в люке. Он что-то прокричал, но я отвечать не стал. Я опять бежал на своё место между машинами и на ходу подавал следующую команду.

- «Шестой и Восьмой» по второму танку – Огонь!

Обе ракеты сорвались с направляющих с разницей в одну секунду и обе попали в танк. Бронированную машину как будто вышибло с траектории движения и она начала рыскать по курсу, а потом закрутилась на месте. Третья ракета прекратила её беспорядочные движения. Она остановилась и густо задымила.

Всё своё внимание я теперь сосредоточил на БМП, которая беспорядочно металась вдоль останков колонны и с её башни в нашу сторону срывались злые пулемётные очереди. Пока подавал команду на перенос огня на БМП, из-за арыка вынеслась противотанковая ракета. Это наконец-то запустили ракету восьмая рота. К нам несколько раз приходил оттуда солдат, и он получил несколько занятий от моих солдат по ведению огня ПТУРами. Но, конечно, за несколько занятий, да притом поверхностных, нельзя стать противотанкистом, не получив достаточных навыков по управлению ракетой. Вот и теперь ракета шла по траектории неуверенно, «рыскала» из стороны в сторону, потом сорвалась с траектории и круто ушла вверх, где и взорвалась.

Через минуту и мои открыли огонь по БМП, но так как она быстро перемещалась и маневрировала, то попали мы в неё только с четвёртой ракеты. Попали в корму, но баки с горючим не взорвались. Густо задымив, БМП закрутилось на месте, потом остановилась и через десять секунд задом стала пятится в сторону позиций боевиков. Огонь всё больше и больше разгорался на её корме и, проехав задом метров пятьдесят, БМП скрылось за кустами, а ещё через пятнадцать секунд оттуда вырвалось пламя взрыва и в небо полетели горящие обломки.

Всё! Бой был закончен. Один танк испарился во взрыве боезапаса. Второй продолжал густо дымить. Из кустов, где взорвалось БМП, вырывались полотнища пламени, и время от времени от взрывов остатков боезапаса пламя густо вскидывалось дымом и густыми огненными искрами, а потом опадало. Куда делась второе БМП в горячке боя я не заметил. Ещё раз в бинокль просмотрел местность, ни КАМАЗов, ни второго БМП не было видно и опять перевёл свой взгляд на дымившийся танк. В бинокль отчётливо было видно, как два, непонятно откуда взявшихся, человека пытались достать кого-то третьего из башни. Из расположения восьмой роты послышался звук выстрела, и через поле в направлении танка устремилась ещё одна ракета. Было видно, что наводчик учёл предыдущую ошибку и ракета держалась на траектории более уверенно. Но, подлетая к танку, наводчик не сумел удержать её на курсе и ракета разорвалась, не долетев метров сто. Люди на броне ещё больше засуетились и в рывке сумели выдернуть кого-то из башни, спрыгнули и уволокли, до странности короткое тело, в ближайшие кусты. Запоздало стрекотнул пулемёт, но и он тут же прекратил стрельбу. Всё….! Бой был закончен. То, что не понятно куда делись КАМАЗы, БМП, меня уже мало волновало. Если они и предпринят повторную атаку, то мы и её отобьём. Главное было то, что мы – противотанкисты, прошли крещение боем, и прошли его с честью. И без потерь. Пьянящее чувство восторга и победы охватило меня.

- УРА…! – заорал я и обнял подбежавшего ко мне сержанта Ермакова.

- УРА…! – такие же радостные крики донеслись до нас и с позиций батареи. Я повернулся в их сторону. Над окопами взлетали каски, шапки и бойцы, радостно крича, махали нам руками. Радостные крики донеслись и с позиций 8-ой роты.

Я дал команду Ермакову и Некрасову отвести свои установки к командному пункту и перезарядится. Взмахом руки подозвал к себе командира второго взвода.

- Коровин! 607 сюда на позицию и поставь ещё свой БРДМ. Задача держать под наблюдением дорогу с Гикаловского. Пока неизвестно где два КАМАЗа с боевиками и БМП.

Только будьте внимательней, не подбейте БМП начальника штаба, если оно появится.

Отдав распоряжения, я тоже отправился в расположение своего КП. Там царило радостное возбуждение. Все тискали и обнимали Ермакова с Некрасовым. Когда появился я, все обступили и тоже начали меня поздравлять. Подошли с поздравлениями командиры взводов. Да это было непередаваемое ощущение радости и силы, казалось, что в этот момент мы можем выстоять в бою против всех боевиков Чечни.

Кирьянов подтащил к стулу, на который я сел, радиостанцию и подал мне тангенту.

- «Альфа 01! Я, Лесник 53! Приём».

- «Лесник 53! Я, Альфа 01! На приёме».

- «Альфа 01! В квадрате «Квебек 8,9» в 15:45 обнаружил колонну боевиков из двух танков и два БМП. Принял решение открыть огонь на уничтожение. В 15:53 бой закончил. Уничтожил два танка и одно БМП боевиков. Остальные отступили. Местонахождение двух КАМАЗов неизвестно. У нас потерь нет. Я, Лесник 53. Приём». – Все солдаты и офицеры придвинулись к радиостанции, ловя каждый звук из наушников.

- «Лесник 53! Я, Альфа 01»! Молодцы! Лесник 53. Готовь наградные на всех участников боя. Пусть крутят дырочки под ордена. Ещё раз - Молодцы!

Я положил наушники радиостанции на стул. Обвёл радостные лица солдат.

- Алексей Иванович, давай сюда коньяк. Ермаков, Некрасов, где ваши водители? Ну-ка быстрее сюда с кружками, обмоем ваши ордена.

Через полминуты Кирьянов вытащил из землянки канистру с коньяком и тут же разлил по кружкам.

- Алексей Иванович! Много не наливай, грамм по сто не более. – Все разобрали кружки и выжидающе смотрели на меня.

- Товарищи офицеры, слушайте приказ. Старший лейтенант Кирьянов, самое позднее послезавтра, на Некрасова, Ермакова и водителей их машин оформить наградные на ордена Мужества. Командирам взводов, к этому сроку оформить наградные на солдат и сержантов с ваших взводов из следующего расчёта. Медаль «За отвагу» – один человек. Медаль Суворова – два человека. Кандидатуры представляемых к награждению на ваше усмотрение. Ну что ж, а теперь выпьем за победу и за будущие награды. – Все оживились, стали чокаться кружками и выпили.

- А теперь, товарищи офицеры - все по местам. Ещё пока неизвестно, где находятся два КАМАЗа с боевиками и БМП. Расслабляться нельзя.

Все начали расходится по позициям. Я опять вышел к перекрёстку. Здесь уже находились солдаты с пулемётом, на позициях стояли противотанковая установка и БРДМ командира второго взвода: - Надо бы усилить их ещё и своим БРДМом. – Подумал я. Поднял к глазам бинокль и посмотрел на продолжающийся дымиться танк и БМП. Продолжало по-прежнему ярко светить солнце и оно слепило глаза. Повернул бинокль в сторону Гикаловского и ещё раз прошёлся по окраине села. Меня беспокоило неясное местоположение КАМАЗов и судьба начальника штаба полка. И в душу ко мне стало заползать какое-то смутное беспокойство и ощущение беды.

Боковым зрением успел ухватить неясное движение на окраине деревни, на выходе из Гикаловского. Резко повернул туда бинокль и сердце ёкнуло. На дорогу выскочило БМП и на большой скорости устремилось по асфальту в нашу сторону.

- Без моей команды не стрелять! – Требовательно крикнул я. Солдаты разбежались по своим позициям. Из-за угла автобусной остановки выскочил солдат восьмой роты с гранатомётом, присел на колено и прильнул к прицелу. БМП выскочило из села одна и это успокаивало, а через несколько секунд стало ясно, что это машина начальника штаба. Напряжение отпустило:

- Отставить. Это БМП подполковника Колесова. – Все сразу оживились, а гранатомётчик с сожалением опустил гранатомёт.

- Не сожалей солдат, ещё будет время. Повоюешь.

БМП, обдав нас клубами пыли и заскрежетав гусеницами на асфальте, при резком торможении, остановилось рядом со мной. За рычагами по-прежнему сидел Колесов. По броне от башни прошли к нему Гена Каракумов и Воронин, присели рядом с ним. Сдерживая, торжествующую улыбку я подошёл к начальнику штаба.

- Копытов! Блин! Здорово. Мы наблюдали со стороны за боем. Это была классика. Ну, что ж готовь дырку под орден. Сейчас поеду и доложу командиру полка, как вы тут бились.

- Товарищ подполковник! А что там за стрельба была, когда вы в деревню заехали и где там ещё духи?

- Да это, Боря ерунда, - Колесов и Каракумов переглянулись и засмеялись, - Не видели там духов. Ладно, давай оставайся, мы поехали. И всё-таки вы молодцы.

БМП взревело и помчалось на командный пункт полка, а я ещё в течение тридцати минут слонялся по расположению батареи, а потом сел на табуретку около землянки и стал наблюдать за солдатами.

Из-за поворота дороги показался БТР, медленно подъехал к нашему расположению и остановился в десяти метрах от меня. Судя по эмблеме, он был из соседнего полка и с него легко спрыгнул незнакомый, невысокого роста подполковник, а я поднялся, подошёл к нему и представился.

- Ты стрелял по танкам сейчас? – Спросил он.

- Да, я. А кто вы сами такой, товарищ подполковник?

- Я начальник штаба полка - ваш сосед слева. Покажи, откуда стрелял.

Мы молча прошли на перекрёсток, где я показал: откуда и куда мы стреляли. На месте подбитых танков и БМП уже находились несколько машин и суетились люди.

- Это, что уже ваши там трофеи собирают? - Повернул голову к подполковнику.

Начальник штаба сумрачно смотрел на меня. Выражение лица, напряжённые позы его

охранников и нездоровое любопытство, с которым они смотрели на меня, не понравились мне.

- Майор! Не трофеи мы собираем. Ты подбил наши танки и БМП и теперь мы там разбираемся кто погиб, а кто живой. – Устало проговорил офицер.

Я непонимающе смотрел на него, медленно и туго осмысливая полученную информацию. Ерунда какая-то: - Какие ваши танки? Мне мой командир передал по радиостанции, что ваши ответили, когда вас запрашивали – ваших танков там нет. Что это техника боевиков.

- И всё-таки, майор, это наши танки. Чёрт с ним, с этим железом, но там куча трупов.

От его слов и бесцветного голоса мгновенно взмок. Снял с головы шапку и отдал её подошедшему Кирьянову. Волосы были такими мокрыми, как будто я их только что полил водой. Сердце гулко забило. Вот откуда было предчувствие беды. В это время из-за дороги к нам подошёл командир восьмой роты и, услышав последние слова подполковника, с ходу задал на повышенном тоне вопрос: - А почему тогда ваши командиры в колонне не запустили зелёные ракеты, обозначая что свои? И чего они там делали? У вас передний край вон там, а танки шли со стороны духов и были на нейтральной полосе. Как вы это объясните?

Начальник штаба внезапно вспылил и запальчиво выкрикнул:

- Это я вам хочу задать вопрос. Танки шли левее. В нашем расположении. Так какого хрена вы со своей территории стреляли к нам? А вы что не знали, что ещё вчера утром мы заняли позиции на Новых Промыслах, которые вы считаете духовскими?

- Ты, подполковник, не ори здесь. Если ты начальник штаба полка, то ты должен быть несколько более грамотным, а не задавать здесь глупые вопросы. - Я тоже начал горячиться. - Согласно всем наставлениям и уставам, если я нахожусь на стыке двух частей или подразделений, в данном случаи как сейчас, то сектор огня моих противотанковых установок заходит за стык твоего полка и частично перекрывает сектор огня твоего крайнего к нам подразделения. А то, что вы заняли позиции там вчера, об этом вы должны были оповестить меня, как соседа по передку. Отработать вопросы взаимодействия. А я впервые слышу об этом.

Подполковник злобно заматерился и нервно заходил из стороны в сторону около меня, потом остановился передо мной:

- Да, вы пьяны, товарищ майор. Вы по пьянке расстреляли нашу колонну, с нашими солдатами и сейчас с вами бесполезно разговаривать. – Безапелляционно заявил офицер.

Такое заявление взбесило меня, и я, отказавшись от субординации, придвинул своё лицо к офицеру так резко, что он машинально откинул голову назад.

- Ты, подполковник, если нет других аргументов говори, да не забывайся. От тебя тоже не кипячённым молоком пахнет. Кто сколько выпил не тебе разбираться. Если хочешь разобраться, что тут произошло, то не хлопай губами, а то быстро вылетишь отсюда.

Начальник штаба злобно сплюнул и молча отошёл к своему БТРу, стал что-то докладывать по радиостанции. Я же лихорадочно стал обдумывать всё происшедшее. Хоть и не чувствовал себя виноватым, но то что я как минимум в ходе боя убил шесть человек – СВОИХ, это здорово давило на психику. Нервы были натянуты до предела и где-то внутри у меня начали «дымится предохранители». Мысли метались из одной стороны в другую, и сменяли друг друга с калейдоскопической скоростью, что естественно не могло привести меня к правильному решению. Как сквозь вату были слышны голоса Кирьянова и Соболева, которые хотели успокоить меня, но я их не слышал. Слышал только свои мысли.

- Чёрт, ничего себе отомстили за свои танки…. Ничего себе крещение…. Шесть трупов. Ведь за них надо кому-то отвечать. Все сделают шаг в сторону и сделают только меня виновным. Танки и БМП ерунда… Их спишут. А за людей жестоко спросят – а это тюрьма. А в тюрьму я идти не хочу. Так…, если всё дело обернётся дрянью для меня, то ночью наберу патронов и гранат, перейду передний край и проберусь в Чечен-Аул, там найду духов, ввяжусь с ними в бой – свой последний бой. Уйду из жизни как нормальный офицер. Ну, это на крайний случай, а пока надо держаться, доказывать свою правоту, драться за свою жизнь и честь. – Я принял решение и немного успокоился.

Через некоторое время ко мне снова подошёл мрачнее тучи начальник штаба, молча остановился около меня и закурил. Я вопросительно уставился на него. Он молча докурил сигарету и процедил сквозь зубы, не глядя на меня:

- Так…, пришла первая информация. В первом танке, где сдетонировала боеукладка погиб командир танкового батальона и два солдата. Все трое испарились от взрыва. Во втором танке командир роты – капитан. Ему кумулятивной струёй оторвало обе ноги, и он умер от болевого шока, когда его вытащили из танка.

Перед моим мысленным взглядом мгновенно всплыла картинка: два солдата выдёргивают какое-то короткое тело. Оказывается, это был командир роты.

- Майор, ты слышишь меня? – Донёсся до меня голос подполковника. Я опять начал слушать его, - Механик-водитель и наводчик танка в тяжёлом состоянии. Вот так, Майор!

- Так, четыре-два. Четыре убитых и два раненых. – Мгновенно пронеслось у меня в голове.

- А на БМП, есть пострадавшие или нет? – Охрипшим голосом спросил я.

- Через десять минут сообщат. – Буркнул начальник штаба и снова отошёл к БТР.

- Боря, ты не волнуйся, я молчать не буду, - донёсся до меня голос Соболева, - я им расскажу, как меня их БМП обстреляла…. Я им скажу что танки подбил я.

Я удивлённо и несколько отстранённо взглянул на командира роты: - Толя, ты что буровишь? Это мои ракеты подбили танки и БМП. Спасибо, конечно, за поддержку, но не надо брать на себя это. Я сам разберусь. - Всё это я проговорил, наблюдая за подполковником, который приближался к нам.

- Хреновые дела, майор. На подбитом БМП восемь убитых, остальные тяжело ранены. – В его голосе мелькнула тень сочувствия.

К этому я совсем не был готов. Двенадцать человек убито. Офицеры погибли, но они хоть пожили, остались дети. Но десять солдат, эти десять парней, которые ещё ничего не видели в этой жизни. А их родители, которые уже лишились своих детей, но узнают об этом только через несколько дней. А пока они смеются, ходят на работу и надеяться, что их дети живыми вернутся домой. Я опять взмок от пота. Мысли лихорадочно метались в голове: - Что делать? Что делать?

Из-за поворота дороги вывернул БТР нашего полка, на котором сидели несколько офицеров. Ко мне опять подошёл начальник штаба соседей, посмотрел в бинокль на место гибели танков, помолчал, а потом, не глядя на меня, тихо начал рассказывать:

- Жалко всех: солдат, и офицеров. Но больше всего мне жалко командира батальона, он был одним из уважаемым офицеров в полку. Но самое обидное, всю свою семейную жизнь он скитался по чужим квартирам и углам, снимал комнаты. За три дня до ухода полка в Чечню он наконец-то получил трёхкомнатную квартиру и до своего отъезда успел только перевезти туда вещи. Даже не успел переночевать там. Вся его семья была счастлива, особенно он. Часто мечтал, как вернётся с войны и будет жить в новой квартире. Что он сделает в первую очередь, а что во вторую. А теперь всё это будет делать одна его жена….

Это была последняя капля, от которой в голове стали «сгорать последние предохранители». Решение было принято мгновенно, и в какой-то степени мне даже полегчало. Я оглянулся. С подошедшего бронетранспортёра спрыгнули особист полка Сергей Будкин, старший помощник начальника артиллерии полка Игорь Чуватин, ещё несколько офицеров и, развернувшись полукругом, они двинулись к нам.

- За мной! – Мелькнула и исчезла мысль, - Всё тянуть больше нельзя.

Я стал пятится назад и оглянулся. Сзади никого не было, и путь к арыку был свободен. Теперь все смотрели на меня, а я, глядя в глаза начальника штаба полка, медленно, но твёрдо сказал ему: - Всё, подполковник…. Я офицер и знаю, что мне делать. Не подходить ко мне! – Крикнул и выхватил пистолет из кобуры.

- Алексей Иванович, не лезь ко мне. – Увидев, что Кирьянов дёрнулся в мою сторону, я

направил пистолет на своего замполита. – Всем стоять. Не мешайте мне. Я знаю, что делать, - повторил как заклинанье слова и стал тихонько пятиться к автобусной остановке, водя пистолетом из стороны в сторону. Все замерли на месте.

- Пора! – В голове царила абсолютная пустота. Резко поднял руку с пистолетом, ткнул стволом в сердце и нажал на курок. Послышался сухой щелчок:

- Осечка…! – Ожгла мысль. Второй раз нажал на курок. Опять щелчок. Я в недоумении уставился на пистолет: - В чём дело?

Резко передёрнул затвор, но затворная рама остановилась на половине пути. И тут ясно вспомнил: я же после того как Витька Явлинский закончил стрелять, даже не снарядил патроны в обоймы. Банально забыл в суматохе…

- Чёрт…, чёрт…, - со злостью отбросил теперь уже бесполезный пистолет в сторону и отскочил назад. Офицеры все разом кинулись ко мне.

- Назад! – Закричал я и ловко выхватил из чехла гранату. Крутанул её в руке. Левой рукой, проткнув палец, разогнул усики и вдел палец в кольцо: - Не подходи! Взорву!

Все остановились, но всё-таки медленно стали окружать меня. Игорь Чуватин стал медленно заходить ко мне за спину. Машинально бросил взгляд на гранату, на гранях которой белой краской было красиво выведено – «МОЯ».

Ну, надо же, даже в такой момент я выдернул из чехла с несколькими гранатами именно эту гранату. Давно для себя решил, что ни при каких условиях в плен к духам не попаду. Для этого и пометил эту гранату. Однако, это Судьба. Начал быстро отходить к автобусной остановке, чтобы там и взорваться, никого не ранив. Затем развернулся и побежал. Я бежал к арыку и слышал сзади настигающий топот. Вырвал кольцо из гранаты, отпустил спусковую чеку. Щёлкнул взрыватель. Всё счёт пошёл – осталось четыре секунды.

- РАЗ! – Рванулся вперёд. Расстояние между мной и преследователями сразу увеличилось.

- ДВА! – Ещё несколько прыжков и я буду в арыке, граната взорвётся и осколки никого не заденут.

- ТРИ! Всё, это конец! – По ногам сзади что-то сильно ударило, но боли не почувствовал.

- Неужели по ногам открыли огонь? – Пронеслась последняя удивлённо мысль. Но от удара по ногам начал падать, стараясь гранату сунуть под себя. Новый, сильный удар уже в спину и граната, вылетев из рук, упала на землю и покатилась вперёд.

- ЧЕТЫРЕ! – Упал на землю, вытягиваясь вперёд, но накрыть телом гранату уже не успел. Сильный, но мягкий, обволакивающий удар в голову, и я кувыркаясь полетел всё дальше и дальше в спасительную темноту. На месте гранаты вспух огненный шар: в меня и во все стороны с визгом полетели осколки. Но этого уже не видел.

* * *

Очнулся я внезапно. Кругом царила тишина и темнота. В теле странная лёгкость, мысли текли спокойно и вяло. Трудно было определить, где я и что со мной. А главное не было никаких воспоминаний: кто я такой и откуда. Моё сознание парило в каком то мягком эфире. Но это меня не беспокоило, а даже забавляло.

- Может я на том свете? – Мелькнула первая здравая мысль. – Но почему?

Какой-то далёкий, но странно знакомый звук постоянно вторгался в мой мозг и тревожил странное спокойное состояние, но природу этого звука определить ни как не мог, а тут ещё знакомо скрипнула дверь, это я определил мгновенно. И звук сразу вспомнил - это звук электрического движка. Также знакомый голос спросил меня:

- Боря, ну ты что, очухался, что ли? Давай вставай, скоро к командиру полка идти.

В ослепительной вспышке вспомнилось всё. 23 февраля, танки и БМП, убитые офицеры и солдаты, граната….

- Ёлки-палки…. Какой тот свет? Мне ещё на этом оправдываться придётся. – Я открыл глаза. Около кровати стоял Чуватин. Это на его кровати я лежал, в салоне начальника артиллерии.

- Ну, как ты, нормально чувствуешь? Тебя ведь слегка контузило от взрыва гранаты и ты был

без сознания. Вот мы и решили тебя сюда положить, а не в медицинский пункт.

Я сел на кровати и от резкого движения слегка закружилась голова. На табуретке, рядом с кроватью лежал мой автомат и шапка. Всё остальное было на мне.

- Что, раздеть не могли меня? – С обидой в голосе спросил Чуватина, взял автомат и, надев шапку на голову, вышел на улицу. Действительно, рядом с салоном работал электрический движок - «дырчик». Это его звук сверлил мне мозги. Неспешно дошёл до штаба и начал прохаживаться там, с тоской вспоминая произошедшие вчерашние события. Я так задумался, что не заметил подошедшего командира полка, и лишь повернувшись, увидел его. Командир внимательно посмотрел на меня.

- Давай Боря, рассказывай, только подробней.

Сначала заволновался и заторопился, но постепенно успокоился. Рассказывал как на духу, с мелочами и мельчайшими подробностями. Закончив, замолчал. Петров тоже молчал, потом спросил.

- Боря, ты действительно пьяный был?

- Товарищ полковник, кто вам сказал об этом? Колесов, Каракумов, да и прапорщик Воронин могут подтвердить, что был трезвым, - я опять загорячился. – Товарищ полковник, но вы же сами видели. Из кочегарки я ушёл трезвый. Я же там выпил в общей сложности грамм сто пятьдесят…, ну, двести…, да у морпеха успели выпить грамм сто. Всё это за три часа – это ведь для нормального мужика ерунда. Да после боя, как вы сказали всех участников к орденам представить, я с бойцами грамм пятьдесят всего выпил. Товарищ полковник, кто вам такую херню про меня рассказал?

- Да верю я тебе. Это начальник штаба соседей утверждает. Всё эту мысль навязывал, когда вечером ко мне приехал. В общем так, иди завтракай и поедем к командующему группировки. Вызывает он нас. – Командир похлопал ободряюще меня по плечу и пошёл в штаб. В кочегарке, на завтраке я оказался первым. Постепенно сюда подтянулись и другие офицеры и каждый из них старался ободрить и поддержать меня. Но это мало меня успокаивало. Это мне ведь держать ответ за погибших, а не им.

После завтрака как «штык» стоял у БТРа командира. Через пять минут туда же подошли командир полка, полковник Кальнев и незнакомый подполковник-артиллерист. Вместе с командиром были его два телохранителя. Такой командой мы сели и поехали в Ханкалу. Проехали расположение батареи. Я с тоской смотрел на своих солдат, а те, увидев меня, прекратили работу и провожали нашу машину взглядами.

На перекрёстке командир приказал остановить БТР: - Пошли, Копытов, покажешь, откуда ты стрелял…. Откуда они шли.

Мы слезли с бронетранспортёра и вышли на позиции моих противотанковых установок. Я начал рассказывать, как было, откуда стреляли противотанковые установки, куда стреляли, откуда шла колонна. Когда закончил, обратился к полковнику Петрову:

- Ну вот, товарищ полковник, если был бы пьяный в дымину, как тут вам пытались доказать, то я так подробно не смог бы всё это рассказать и показать. Просто не смог бы вспомнить всё. Ну, а то что застрелиться хотел и взорваться, а потом как говорят истерика со мной была, так мне не стыдно. Это вполне нормальная реакция психики на такое чудовищное событие.

Неожиданно к нам подъехали ещё два БТРа, под завязку забитые солдатами, и с одного из них грузно слез командир соседнего полка полковник Грошев и подошёл к нам. Рядом с ним встал, чуть сзади, его телохранитель. Грошев сквозь зубы поздоровался с присутствующими и вперил в меня свой ненавидящий взгляд: - Этот…, что ли, герой? – Обратился с вопросом он к командиру. Не получив ответа, но поняв, что не ошибся, он снова стал сверлить меня взглядом и, медленно цедя слова сквозь зубы, заговорил.

– Сволочь. Ты хоть знаешь, кого ты убил? Ты не просто командира танкового батальона убил. Ты душу полка убил. Ты убил любимца не только офицерского коллектива, но его и солдаты любили. А командир роты; да у него чтобы ты знал, через месяц ребёнок должен родится. А солдаты! Что мне писать их родителям? Что пьяный офицер расстрелял нашу колонну…..

Я стоял у стены автобусной остановки и смотрел прямо в рыжие от ярости глаза полковника. Говорить было нечего, оправдываться тоже не было смысла. Я стоял спокойно и готов был принять любое решение, которое примет командование. Хотя, до сих пор не чувствовал за собой никакой вины, но понимал, что за смерть офицеров и солдат кто-то должен понести ответственность и наверное это я.

А полковник, принимая общее молчание за поддержку, всё более распалялся: - Ты майор не жилец. Ты понял? Сейчас мой танковый батальон приедет сюда и в блин раскатает твою еба….тую батарею. Да, что я тут говорю? Жду свой батальон. Я сам сейчас тебя расстреляю. – Грошев в запале повернулся к здоровенному телохранителю, - Давай! Кончай его!

Телохранитель озадаченно посмотрел на своего командира и тот нетерпеливо и утвердительно мотнул ему головой. Солдат медленно снял с плеча автомат и перевёл предохранитель на одиночный огонь. Потом снова вопрошающе посмотрел на полковника и других офицеров, но увидев их непроницаемые лица, поднял автомат и прицелился мне в голову.

Теперь все - многочисленная охрана полковника, его телохранитель, командир полка и другие офицеры, затаив дыхание, с любопытством смотрели, ожидая от меня какой либо реакции на слова Грошева тем самым проверяя глубину и степень стойкости моего характера в этой непростой ситуации. Солдаты, наверняка, думали что я упаду на колени и, унизительно размазывая сопли и слюни по лицу, раззявив рот в крике буду упрашивать Грошева не убивать. Офицеры, в том числе Петров, полковник Кальнев и незнакомый подполковник-артиллерист смотрели оценивающе, как бы проверяя – Сумею ли я не уронить чести офицера? Не зря ли носил офицерские погоны? И достоин ли защиты и поддержки?

ВСЁ. Я стоял такой спокойный, что моё спокойствие, наверно, равнялась спокойствию кирпичной стенки за моей спиной и, замерев, внутренне сжавшись, ожидал выстрела. Охрана полковника даже приподнялась в нездоровом любопытстве в ожидании развязки.

Даже у Грошева, который стоял напротив меня, на лице появилась заинтересованность и любопытство.

- Сейчас меня убьют, - закрутился в голове вихрь мыслей, - убьют свои. Наверное, в этом есть своя логика после того, что случилось. Сейчас всё кончится и не станет ни меня, ни всех этих проблем. Скорей бы…. Давай…, Стреляй солдат!

Всё это мгновенно пронеслось в голове и исчезло. Внешне это никак не отразилось на моём лице, я продолжал стоять у стены автобусной остановки и спокойно смотрел в глаза солдату. А там я тоже видел любопытство и заинтересованность. Ход мыслей, которые проскакивали в его глазах, читался как в открытой книге. Солдат опустил автомат, но не оторвал своих глаз от меня: - Что, майор, стоишь? А ведь, наверное, бил таким как я морду, гонял нас до седьмого пота и перцем ходил по подразделению. Шастал по ресторанам, красуясь своими погонами и трахал баб, а сейчас умрёшь от выстрела солдата. Наверно, упадёшь на колени, начнёшь хватать всех за ноги и умолять, чтобы тебя оставили в живых…. Может быть вымолишь и оставят - Только зачем тебе после этого жить и служить?

Послышался сухой щелчок, это солдат пальцем предохранитель перевёл на автоматический огонь и снова поднял автомат. Ствол автомата опять уставился мне в голову, а потом опустился вниз и остановился на сердце.

Я ещё больше внутренне сжался, ожидая выстрела, но взгляда от солдата не отрывал. Тот опустил ствол автомата ниже и нацелился в живот: - Ну…, майор, давай проси прощение, ещё ведь не поздно…. Падай на колени - ПРОСИииии…..

- Хрен, тебе солдат. Стреляй! На колени не встану. – Этот обмен мыслями между мной и солдатом промчался как искра, как вихрь в степи и солдат с некоторой долей растерянности ещё раз взглянул на Грошева и тот снова утвердительно мотнул головой. Телохранитель решился и вскинул автомат. В это момент артиллерийский подполковник сделал быстрый шаг вперёд, коротко взмахнул рукой и сильно ударил солдата в челюсть с боку. От удара боец выронил из рук автомат и отлетел на пару метров в сторону, покатившись по земле, а командир полка и полковник Кальнев как по сигналу подскочили сзади к Грошеву и, мигом заломив ему руки за спину, потащили его в сторону. Подполковник же, резво подхватив выпавший автомат телохранителя, крутанулся на месте и дал длинную очередь над головами охранников Грошева, которые вскочили на БТРе: - Сидеть, сволочи. Это наши, офицерские разборки. Иначе кончу вас, - солдаты послушно сели, - руки вперёд, чтобы я их видел, - проревел подполковник и дал ещё одну очередь над головами.

Петров и Кальнев оттащили Грошева на десять метров в сторону и отпустили ему руки. Грошев вроде бы возмущённо дёрнулся на офицеров, но полковник Петров характерным жестом, «Ша…, мол» заткнул его и сам попёр: - Ты что, полковник. Только попробуй наехать на

324 полк, да мы вас тут и раздавим, Понял. Герои на хер нашлись. Ты же сам лично мне по радиосвязи сказал, что твои танки на месте, а сейчас хочешь всё свалить на майора. Не выйдет… Понял? Ты лучше подумай, что там твои танкисты делали. Ты, думаешь мы не знаем? Ошибаешься.

Подполковник с автоматом всё это время переводил автомат с одного БТРа на другой, держа под прицелом охрану Грошева. Обстановка всё больше и больше накалялась. Со стороны батареи, наверно, на выстрелы, прибежали Кирьянов и Карпук. Сразу же с ориентировались, и тоже взяли на прицел солдат Грошева.

Один только я стоял в этой суматохе абсолютно спокойный, но в глубине души понимая - так бесконечно долго не может продолжаться. Рано или поздно кто-то из солдат доберётся до оружия и чёрт его знает, что здесь произойдёт дальше. Грошев уже пришёл в себя, начиная огрызаться и бурно реагировать на всё происходящее и не знаю, чем бы всё это закончилось, но в самый пиковый момент, со стороны Гикаловского, к нам подъехали два БТРа командующего группировки Пуликовского. Ситуация тем самым разрядилась. Командующий спокойным взглядом окинул всех нас и пальцем поманил к себе Грошева, Петрова и Кальнева. Офицеры подошли и в течение пяти минут по очереди что-то докладывали командующему. Затем отошли к нам. Грошев с ненавистью посмотрел на меня и процедил сквозь зубы: - Тебе, майор, сегодня крупно повезло, но ты ещё пожалеешь о вчерашнем дне. Подполковник, отдайте солдату автомат, - командир полка злобно зыркнул на свою охрану и полез на БТР.

- Командиру вашему тут крутят руки, а вы сидите как беременные тараканы, - донеслась до меня его ругань.

Подполковник отсоединил магазин от автомата, передёрнул затвор, выбрасывая патрон из ствола, и с силой швырнул автомат прямо в лицо, подходившему к нему телохранителю. Солдат не успел выставить вперёд руки и автомат ударил его в лицо. Он охнул и из рассечённого лба обильно потекла кровь, но автомат успел подхватить и тоже быстренько заскочил на бронетранспортёр. Машина взревела проехала несколько метров вперёд и встала за бронетранспортёрами командующего.

- Ну, майор, у тебя и выдержка. Тебя расстреливают, а ты даже бровью не повёл. Молодец! – Похвалил меня подполковник, - правда, я не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы Пуликовский не подъехал.

- Копытов, мы сейчас с командующим едем на место гибели танкистов. Иди сейчас на батарею и смотри, не открой огонь, пока мы там будем. – Всё это мне сказал командир полка, направляясь к своему БТРу.

Колонна бронетранспортёров умчалась в сторону Гикаловского, а я со своими офицерами остался на перекрёстке.

- Борис Геннадьевич, батарея бунтует. Ещё немного и мы бы пошли в штаб полка разбираться, где наш командир батареи. И мы бы с Игорем это возглавили. – Я с благодарностью посмотрел на Кирьянова.

- Алексей Иванович, иди построй батарею через двадцать минут. А я немного здесь побуду, мне подумать надо.

- Товарищ майор, глупостей никаких не будет? - С подозрением спросил Кирьянов.

- Алексей Иванович, спасибо за то, что вовремя у меня выбил гранату и не дал мне взорваться. А глупостей уже не будет. Не беспокойся.

Кирьянов и Игорь Карпук ушли в расположение батареи и вскоре там послышались команды на построение. За это время обдумал всю ситуацию и принял решение и когда подошёл к строю батареи, знал, что им скажу.

Поздоровался. Строй ответил мне дружно, без заминки. Пристальным взглядом окинул шеренгу подчинённых, потом прошёл вдоль неё, глядя каждому солдату в глаза, и заговорил.

- Во-первых: спасибо всем вам за поддержку, она мне сейчас очень нужна. Во-вторых: все вы должны понять правильно, что мы вчера вели бой не со своими, а с боевиками и дрались честно. А почему вместо боевиков там оказались танкисты соседей, это пусть разбираются в ходе проведения следствия. Все кто принимал в том бою участие: моё слово твёрдое - будут представлены к орденам. Это я даю перед всеми вами своё офицерское слово. В-третьих: конечно, будет назначено расследование. Поэтому, я прошу в своих объяснительных указывать, что вы выполняли мой приказ. То есть, всё валите на меня, а я буду бороться сам. Мне так проще, да и вы не виноваты. И последнее. Сами понимаете, мне сейчас нужно о многом подумать, да и прийти в себя чисто психологически. Поэтому несколько дней батареей будет командовать старший лейтенант Кирьянов. Все текущие вопросы решайте с ним.

После построения, по моему приказу из землянки вынесли стол, на котором я разложил свою рабочую карту, схему непосредственного охранения и самообороны батареи, схему противотанкового огня взводов на рубежах развёртывания и другие боевые документы. Все документы были отработаны полностью и правильно. Ещё раз прокрутил весь бой в голове. И всё больше убеждался, что с моей стороны не было допущено ни одной ошибки. Вызвал к себе Кирьянова, командиров взводов и мы ещё раз прошлись по всем моментам прошедшего боя. Ошибок не было.

Два часа спустя меня к себе со всеми боевыми документами вызвал командир полка. На входе на территорию племсовхоза меня уже ждал начальник артиллерии полка подполковник Богатов.

- Боря, у тебя все документы готовы? Если нет, то давай сначала ко мне в салон и там быстро их отработаем.

- Всё нормально, Василий Михайлович, пойдёмте к командиру. – Богатов недоверчиво посмотрел на меня и придержал за руку: - Погоди, я хочу чтобы ты знал. Когда вчера о случившимся командир полка и полковник Кальнев докладывали в штаб группировки, то они доложили: командир противотанковой батареи в данной боевой ситуации действовал правильно и решительно. Потом Кальнев рассказал, что и в Москву такой же доклад пошёл.

В помещении штаба я разложил на столе перед командиром полка все свои рабочие документы: - Тут, товарищ полковник, все мои документы. Нет только записей дежурного телефониста. Не вёл он их.

Петров внимательно просмотрел рабочую карту и схемы: - Ну что, всё нормально, а насчёт записей радиотелефониста не переживай. У меня все записи переговоров с соседями и с тобой есть. Мой радиотелефонист их вёл.

- Товарищ полковник, ну что там…, на месте боя? – Спросил я. – И что Грошев командующему доложил?

Командир помолчал с минуту: - От танка командира батальона только часть кормы осталась и куча болтов в воронке. Башню на 250 метров откинуло. Во втором танке три дырки. БМП в кустах полностью сгорело. Грошев командующему ерунду какую-то рассказывал. Якобы выскочило наше БМП с восьмой роты на окраину Гикаловского и обстреляло позиции полка. Даже номер назвал, но у нас такого номера нет. И якобы, командир батальона организовал преследование, но не словил БМП. А когда они возвращались обратно, то попали под огонь твоей батареи. И что ты был пьян. Я командующему сказал, что у меня есть десятки свидетелей, что ты был трезвый. – Командир глубоко вздохнул, - завтра приезжает прокуратура, так что готовься. Сейчас наши особисты находятся в полку соседей. И со своей стороны копают. Так что если какая информация будет, я тебе скажу. А пока иди в свою батарею.

Я собрал документы и ушёл к себе в расположение. День прошёл в размышлениях, в приведении своих мыслей и чувств в порядок. Вечером Кирьянов сходил за меня на совещание и принёс от политработников большой ящик с гуманитарной помощью: - Вот, Борис Геннадьевич, лично вам от политработников штаба полка в знак уважения и поддержки в этой непростой ситуации.

Я был тронут этим. Все офицеры и прапорщики полка при встречах старались подбодрить меня, и хоть чем-нибудь смягчить ситуацию, в которой я оказался. Без такой поддержки мне

было бы очень худо. Хотя сразу бросилось в глаза, что заместитель командира полка подполковник Пильганский перестал со мной здороваться. Но бог ему судья. Мне была важна поддержка именно полка.

В 12 часов на следующий день мне позвонили со штаба полка и передали, что приехала прокуратура и после обеда мне надо быть в штабе полка, давать показания. С собой надо ещё привести солдат, которые принимали участие в бою. Тоже для дачи показаний. В половине третьего мы были в штабе. Меня представили прокурорским работникам, которых было трое: два капитана и прокурор группировки. Капитаны сразу занялся солдатами, а прокурор попросил всё подробно изложить в объяснительной записке на его имя. Я сел у входа в штаб за стол и начал писать. Время от времени к столу подходил прокурор и командир полка, которые разговаривали друг с другом. В очередной раз, когда они отошли от стола и остановились недалеко, до меня донеслось то, что говорил прокурору командир полка.

- Я не знаю, как поступили бы на месте командира противотанковой батареи другие офицеры, тот же Грошев, но я бы поступил точно также, имея все эти данные. И точно также раскатал бы эту колонну.

Через час закончил писать подробнейшую объяснительную, и отдал её прокурору. Тот внимательно прочитал, задал несколько незначительных вопросов и отпустил меня в расположение. Солдат отпустили ещё раньше и в одиночестве, чему был рад, я пришёл в батарею.

На следующий день с утра в батарею приехал прокурорский капитан. Вызвал меня из землянки и официально представился.

- Товарищ майор, я прибыл к вам, чтобы здесь на месте разобраться - откуда вы стреляли и куда. Поговорить с остальными солдатами. Сфотографировать место боя.

- С чего начнём? Может, сначала позавтракаем со мной, а потом будем заниматься делом? – Спросил его.

- Нет. Сначала сделаем дело, а потом может быть и покушаем. Тут такое дело, у меня фотоплёнка закончилась в фотоаппарате. У тебя случайно нет лишней?

Я принёс из своих запасов фотоплёнку, тут же он её зарядил и мы вышли на перекрёсток, где показал позиции своих противотанковых установок во время боя, пустые контейнеры от противотанковых ракет, которые тут же лежали. Капитан попросил стать рядом с ними и показать на них рукой. Всё это он сфотографировал. Затем попросил показать рукой направление ведения огня по колонне, и это тоже сфотографировал. Сделал ещё несколько снимков общего плана. В принципе, в тридцать минут мы уложились. В это время подошёл техник и доложил, что боевые документы разложены на столе около землянки. Я отослал Игоря обратно.

- Товарищ капитан, - обратился к прокурорскому, - какие мои перспективы?

- Копытов, рассказываю по порядку. Конечно, возбуждено уголовное дело. Но тут, я обращаю твоё внимание на следующий момент; в связи с тем, что твои командиры с докладом о твоих «правильных и решительных действиях», опередили доклад Грошева, что ты был пьяный, поэтому и название уголовного дела звучит так: «По факту гибели военнослужащих… ». А это очень существенный момент, как называется уголовное дело. Кстати, факт, что ты был пьяный, не подтверждается. Тебе в вину вменяется то, что ты без разрешения командира полка открыл огонь. Но, честно говоря, то что позавчера произошло в Грозном затмевает твоё происшествие и про тебя уже забыли. Так что особо не беспокойся. То что у ваших соседей, в полку, бардак, мы уже много фактов имеем и завтра выезжаем туда работать.

Я удивлённо посмотрел на него: - Что такого в Грозном могло произойти, что затмило моё?

Капитан с сожалением посмотрел на окурок в своей руке, бросил на землю и растёр его: - Позавчера собрались на совещание в одном из зданий руководство Внутренних войск, на это же совещание приехали большое милицейское начальство. Короче, генералов и полковников там было до фига. А в это время зажали группу боевиков в одном из зданий в конце этой же улицы,

и решили их накрыть ракетой для разминирования - «Змеем Горынычем». Подполковник, который командовал этой установкой, пришёл на совещание и потребовал, чтобы те на время пуска ракеты прервали свою говорильню и покинули помещение. Но, менты же перцы! - «Давай подполковник, запускай своего змея, на нас не обращай внимание». Подполковник вернулся и дал команду – Огонь! Ракета полетела. У неё над полем то траектория мало предсказуема, а тут по разбитой улице полетела. Где-то кабель зацепился за арматуру, ракета естественно меняет траекторию и вся уходит в совещание. А в ракете восемьсот килограмм пластида. Из развалин после взрыва вытащили 90 трупов полковников и генералов. Так вот, подполковник наотрез отказывается от того, что он давал команду на открытие огня, всё свалил на солдата: типа он нажал сам кнопку пуска без его приказа. Вот и так бывает. Мы, товарищ майор, знаем что ты всё взял на себя и ещё солдатам приказал писать объяснительные в этом направлении. Ты в этой ситуации поступил по порядочному, как настоящий офицер. Так что, чисто по человечески, мы за тебя. Но, правда, есть один скользкий момент, и на этом строится твоё обвинение: ты без разрешения командира открыл огонь.

Я помолчал, потом решительно тряхнул головой: - Ладно, пошли, посмотрим документы, и там объясню, почему открыл огонь самостоятельно.

Мы подошли к столу, на котором были разложены боевые документы. Склонившись над картой, я стал капитану показывать, где и что находится, сектора обстрела и другие моменты.

- Смотрите, товарищ капитан, здесь расположен мой район. Я отвечаю за оборону моста вот этого, и дороги на Чечен-Аул. Согласно Боевого Устава и исходя из сложившейся обстановки, я также обязан занять круговую оборону. Установить взаимодействие с соседями. У меня установлено взаимодействие со взводом морской пехотой слева, с 8-ой ротой нашего полка. А с этого края нахожусь на стыке нашего полка и рядом стоящего полка. Тут взаимодействие устанавливают командиры частей, это не моя прерогатива. В связи с тем, что Гикаловский нейтральная территория, то какая там обстановка - мне неизвестно. Из-за того, что Новые Промыслы заняты боевиками: я развернул в ту сторону один из взводов. Вот сектор ведения огня этого взвода. А согласно всех наставлений, сектора ведения огня должны перекрываться с соседними секторами. Вот и получается, что левая граница моего сектора заходит за правую границу соседей. Где всё и произошло. То есть я имел право туда стрелять.

Я, командир противотанковой батареи, подчёркиваю - самостоятельного подразделения и подчиняюсь только командиру полка. Приказ об уничтожении этих танков от командира полка я получил до боя по радиостанции. Это было зафиксировано в записях дежурного радиотелефониста. И этот приказ передал мне лично начальник штаба полка подполковник Колесов, это тоже у вас зафиксировано. Я, как командир самостоятельного подразделения, имею право принимать самостоятельно решение на открытие огня. Вот и принял, основываясь на всём сказанном ранее. Тем более, если бы промедлил с открытием огня, то колонна ушла бы за те деревья, - мы повернулись, и я показал рукой на «зелёнку», - и я их больше не достал бы. Заметь, мы бились с ними, как с боевиками.

Я разогнулся и посмотрел на следователя. Тот взял в руку схему непосредственного охранения, долго её рассматривал, поглядывая то на карту, то на поле боя, потом вздохнул и сказал: - Да, юридический казус получается. Есть погибшие, и нет виновных в этом. Без ста грамм не разобраться.

Кирьянов засмеялся: - Какие проблемы, стол давно уже накрыт. Прошу в землянку.

Через час, когда следователь уехал, Карпук, Кирьянов и я опять сели за стол и выпили.

- Борис Геннадьевич, ну что будет дальше? Что прокурорские говорят? – Спросил Игорь.

Задумчиво налил ещё коньяка в кружки, поднял свою и поверх её посмотрел на товарищей: - Давайте выпьем за то, чтобы быстрее всё это закончилось. Сейчас они отработали в нашем полку и после обеда перемещаются к соседям. Впечатление у них о наших действиях пока благоприятное. Ну, а что будет дальше – неизвестно. Ты, Алексей Иванович, пока командуй батареей. Я ещё не готов.

После обеда взял автомат и вышел прогуляться по берегу арыка. Уже возвращаясь обратно через час, увидел, как навстречу мне идёт человек, причём очень знакомый. Я с удивлением всматривался в него. Голову на отсечение готов был дать, что это начальник артиллерии дивизии полковник Прохоров, между собой мы его называли – дядя Костя. Но он уехал в Екатеринбург четыре дня тому назад, после того как проверил артиллерию полка, и его тут, просто не могло быть, но когда он приблизился ко мне, то это оказался, действительно, Константин Михайлович.

- Товарищ полковник? Вы же должны быть сейчас в Екатеринбурге. Я не верю своим глазам. Как вы здесь оказались? – Ещё много вопросов готовы были выскочить из меня.

Прохоров приобнял меня, и предваряя остальные вопросы, сказал: - Боря, я как только узнал, что тут произошло никуда не поехал, а вернулся в полк чтобы поддержать тебя. А сейчас давай к тебе в землянку пойдём.

За богато накрытым столом, сидели ошарашенные Игорь Карпук, Кирьянов и ждали нас. Стол радовал не только глаз, но и остальные чувства обоняния и осязания. Здесь лежали горками свежий зелёный лук, много мяса, копчёностей, и других деликатесов, которых на продовольственном складе достать нельзя. Стол возглавляла батарея бутылок пятизвёздочного коньяка. Начальник артиллерии подтолкнул меня к столу: - Садись Боря. Всё это, когда узнали в 276 полку, что я еду к тебе, собрали офицеры полка в знак поддержки. Садись, расслабимся немного, да и мне кое-что хочется тебе сказать. Кирьянов, чего сидишь, как загипнотизированный, давай наливай.

Алексей Иванович с готовностью схватил бутылку коньяка и разлил всем по солдатским кружкам. Константин Михайлович поднялся с кружкой в руке, взглянул исподлобья на меня.

- Боря, хочу тебе принести извинения за то, что когда была возможность поставить тебя начальником штаба дивизиона, я в тебя не верил. Говорил, что ты не потянешь, у тебя нет опыта работы с личным составом, что ты уже шесть лет сидишь на кадрированном подразделении. Короче, поставил вместо тебя другого. А сейчас вижу: ошибался, и не только я, но и другие. Вот за это и хочу извинится. Вернёшься с войны, обязательно будешь командиром дивизиона. Это я тебе гарантирую, как начальник артиллерии дивизии.

Прохоров чокнулся со мной и с моими подчинёнными: - Давайте выпьем за вашего комбата.

Игорь и Кирьянов тоже встали, поддерживая тост.

Вся та давняя история пролетела перед моим внутренним взором, пока они пили коньяк. Я тоже встал, поблагодарил Прохорова за то, что он приехал и поддержал меня. Дальше уже застолье покатилось по накатанной колее.

Вечером, как обычно в 23:00, я взял автомат и вместе с санинструктором Торбаном заступил на патрулирование своего командного пункта. В пять часов меня сменил замполит, а я пошёл спать.

Проснулся от того, что кто-то меня будил. Открыл глаза и удивился, увидев склонившегося надо мной полковника Прохорова. Вскинул часы к глазам - 6:30 утра. Прохоров ещё раз потряс меня слегка за плечо.

- Боря, вставай, завтракать будем, - я бросил взгляд на стол. Стол действительно был накрыт, и тут же стояла бутылка коньяка. Печка весело потрескивала, на своей кровати сидел Карпук и заканчивал подшиваться. Я сел за стол, крепко потёр руками лицо, окончательно прогоняя сон.

- Товарищ полковник, а вы чего не спите? – Спросил, открывая бутылку и разливая коньяк по кружкам. В землянку с шумом ввалился Кирьянов: доложил, что всё в порядке и тоже присел за стол, куда начальник артиллерии поставил скворчащую яичницу на сковородке.

Прохоров поднял кружку: - Ну, будем, - выпил, закусил. Потом встал.

- Я пошёл Боря, тебя разбудил, теперь пойду разбужу командиров дивизионов. Мне чего-то не спится, вот и брожу по артиллерийским подразделениям. – Прохоров пожал всем руки и вышел из землянки.

- Когда он пришёл? – Спросил я у Кирьянова и Карпука. Замполит с техником засмеялись.

- Я проснулся, смотрю, начальник артиллерии растапливает печку и одновременно накрывает

стол. Я на стол достал бутылку коньяка и стал подшиваться, – начал рассказывать Игорь, его перебил Алексей Иванович, - а я смотрю, идёт Прохоров. Спрашивает, где комбат? Я, говорю, дежурил ночью только лёг спать. Прохоров говорит, хорошо, комбата пока не будить я его сам разбужу. Ну, вот так.

Мы ещё посидели, допили бутылку. Я подшил чистый подворотничок и пошёл на совещание. Поставив задачи командирам подразделений, в конце совещания командир полка попросил меня задержаться. Когда все вышли, Петров стал задавать странные вопросы.

- Копытов, у тебя есть сейчас, в Екатеринбурге, надёжный товарищ?

- Сейчас там нет таких друзей, все мои друзья здесь. А что случилось?

- А как ты смотришь на то, чтобы тебя откомандировать обратно, в Екатеринбург? - Командир испытующе посмотрел на меня.

- В чём дело, товарищ полковник?

- Боря, - командир тяжело вздохнул, – по нашим сведениям офицеры соседнего полка очень возбуждены происшедшим. Особенно офицеры танкового батальона. Каждый вечер, выпивая, они обсуждают планы разобраться с тобой. Короче убить. Стараются узнать адрес твоей семьи. И вроде бы договорились с разведывательной ротой уничтожить тебя любым способом. И кто тебя убьёт, то тот солдат или офицер будет поощрён. Солдат будет уволен из армии досрочно. А офицер поощрён по-другому. Наши особисты сейчас работают в полку, жмут на Грошева, но всё равно обстановка в этом плане неясная. – Петров замолчал, испытующе посмотрел на меня.

- Товарищ полковник, я никуда не поеду, - я решительно встал – уж если погибать, то здесь, не прячась.

Командир полка тоже встал, ободряюще похлопал меня по плечу: - Ну, ну, Копытов, о смерти пока рано говорить. Не хочешь ехать, и не надо. Я, в принципе, не сомневался, что именно так ты и скажешь. Но дело в другом, - у командира стало озабоченное лицо.

- Давно заметил, что ты всегда и везде ходишь один, без телохранителя. Так что, теперь в свете новых обстоятельств приказываю тебе: иметь при себе телохранителя. Подбери надёжного солдата, и все передвижения только с ним. Ну, а в расположении батареи ты всегда должен быть в окружении солдат, чтобы тебя снайпер не снял.

Я снова возмущённо вскочил со стула, - Товарищ полковник, за кого вы меня принимаете? Чтобы вместе со мной и солдата-телохранителя, как свидетеля угрохали. Чтобы я в батарее солдатами прикрывался? Ну, этого не будет. Нечего ещё солдат здесь подставлять. Грохнут, так грохнут меня одного. А это мы ещё посмотрим, только пусть попробуют. Я им отвечу. Я, конечно, понимаю, для соседей сейчас выгодна моя смерть. На мёртвого всё можно списать, да и уголовное дело закрыть можно….

Полковник Петров предостерегающе поднял руки, обрывая меня, - Всё…, всё… Копытов, успокойся. Чего ты разбушевался? Давай, иди в батарею, но всё-таки подумай над моими словами.

Я повернулся и пошёл на выход, открыл дверь, закрыл её и опять подошёл к командиру полка.

- Тут, товарищ полковник, я что подумал. А если меня всё-таки убьют? Я сейчас приду в батарею, и с вашего разрешения, напишу жене предсмертное письмо. Всё как было. Отправлять его не буду. Оно уйдёт только, когда меня действительно убьют. А то ведь знаете, на мёртвого потом много грязи будет вылито. И ей трудно будет разобраться, что произошло на самом деле.

Командир долго и молча смотрел на меня, потом тяжело вздохнул: - Ладно, Боря, пиши. И знай, если что, я не позволю вранью о тебе распространяться.

В батарее я приказал сержанту Торбан вытащить на вал арыка стол со стулом. Туда же притащил Алушаев пулемёт и радиостанцию. Сел за стол и проверил связь с командиром полка.

- Алушаев, позови ко мне техника и замполита.

Вместе с Карпуком и Кирьяновым на вал поднялся и старшина.

- Старшина, иди занимайся своими делами, я вызывал только техника и замполита.

Оставшись одни, я рассказал им о готовящимся на меня покушении и обо всём, что было связано с этим.

- Ребята, - сказал, заканчивая рассказ, - я не хочу втаскивать в эту историю никого. Ни командиров взводов, ни старшину - они не кадровые. Ни солдат: они здесь вообще ни причём. Вас также не хочу втаскивать в эту ситуацию. Не знаю, как меня грохнут и не хочу, чтобы это стало неожиданностью для вас. Я специально на открытое пространство вылез, чтобы больше никто не пострадал. И сейчас это рассказываю, для того чтобы вы знали, что меня не чеченский снайпер убил, как все подумают. Да и, конечно, мне нужна чисто психологическая поддержка и надеюсь найти её у вас. – Я замолчал и посмотрел на своих помощников. На реальных помощников, на которых всегда опирался в своей работе с личным составом батареи.

- Борис Геннадьевич, мы уже вместе почти два месяца и хорошо узнали друг друга. На нас вы не только можете опереться, вы получите не только моральную поддержку, но и другую. Ведь это не только на вас наезд - это наезд и на всю противотанковую батарею. В том числе и на нас. – Игорь замолчал, потом продолжил. - Они ещё пожалеют, что связались с нами.

- Товарищ майор, - теперь заговорил Кирьянов, - я полностью согласен с тем, что сказал Карпук. И вы можете полностью положиться на нас.

- Спасибо ребята. Идите, занимайтесь своими делами. А мне надо побыть одному.

Когда они ушли я достал листок бумаги. Задумался, а потом начал быстро писать и практически на одном «дыхании» написал письмо.

Здравствуйте мои дорогие.

Обстоятельства сложились так, что я вынужден написать это письмо, чтобы сохранить своё честное имя, потому что когда вы будете читать это письмо, меня не будет в живых, и вполне возможно моё имя будет вымазано в грязи и истопчут его, потому что моя смерть выгодна всем. Пишу вам письмо и не знаю, сумею ли я его дописать до конца, потому что на меня объявили охоту, и что самое обидное – свои. Чтобы всё списалось и забылось.

Суть происшедшего следующая.

23 февраля в 14:00 пошёл доклад по всем инстанциям, что с горы, которая находится в 2-х километрах от меня и которую занимают боевики в посёлок Гикаловский спустилось 2 танка и 2 КАМАЗа, по всем каналам прошла информация что наших танков там нет и следовательно это танки боевиков. В этот посёлок на разведку убыл начальник штаба полка, который тоже не знал что это за танки. А через несколько минут наблюдатели закричали, что с горы боевиков спускаются ещё танки, началась стрельба со всех сторон, это пехота вступила в бой. Я выскочил на перекрёсток, действительно увидел танки, спускающиеся с горы. Оценив обстановку, (я знал, наших танков на горе нет, боя там не было, значит с тылу к ним наши танки не прорвались, зелёных ракет с их стороны не было, хотя их уже минут 3-5 обстреливала пехота: зелёные ракеты – это значит наши) и принял решение развернуть взвод и принять бой, что я сделал как всегда решительно. В течение боя было уничтожено 2 танка и БМП остальные отступили. Все меня поздравляли, а через час я узнаю, что это были наши танки, соседнего мотострелкового полка, что погибли: командир батальона, командир роты и ещё около двенадцати солдат. Я хотел застрелиться, но у меня отобрали пистолет. Я потерял рассудок.

Когда я пришёл в себя и прокрутил весь бой множество раз в уме, сопоставил всё что мне рассказали о многом, что я не мог знать на тот момент, я понял что я не виноват в смерти этих людей. Я не виновен, что ни командир батальона, ни командир роты или ещё кто-нибудь не пустил в небо зелёные ракеты. Чтобы было ясно, что это наши танки.

В официальном сообщении, в докладе наверх заместителем командира корпуса, доложено: командир противотанковой батареи действовал решительно, правильно и не виновен. Сейчас

началось следствие. Всё наше начальство стоит за меня горой.

Но офицеры соседнего полка мутят воду в части, и решили уничтожить меня, чтобы потом всё списать на меня, мол убит снайпером чеченов, он был виноват и всё остальное. Виновный погиб, дело закрыто, значит закрыты и все ошибки. Об этом меня потихоньку предупредил командир полка. Он, ФСК и особый отдел предпринимают все усилия, чтобы предотвратить это, вплоть до отправки меня домой. Я отказался прятаться и сейчас сижу на открытом со всех сторон месте, я не хочу, чтобы вместе со мной пострадали солдаты, если уж смерть, то лучше я один, они тут ни причём.

Прости меня за то, что так поступаю, но я всегда (ты сама знаешь) жил честно, за чужие спины не прятался. А письмо пишу, чтобы все вы знали настоящую правду, а не то, что будут плести потом.

Крепко вас обнимаю и целую.

P S: Постараюсь выжить им всем назло.

Запечатал конверт и позвал Кирьянов.

- Алексей Иванович, возьми это письмо. Если меня всё-таки убьют, отправишь его жене. Имущество, которое останется от меня, можете разобрать между собой, за исключением немецкой каски. Как хочешь, но ты должен отвезти и отдать моим детям на память обо мне.

- Товарищ майор, что вы заранее хороните себя? Выкрутимся.

- Да я тоже так думаю, Алексей, что выкручусь, но всё-таки на всякий пожарный возьми письмо и береги его. Здесь написана правда, а то потом не отмажешься. Ну, всё, Алексей Иванович, иди, я хочу побыть один.

Замполит потоптался рядом со мной, тяжело вздохнул, но всё же ушёл. Я вытащил к столу на насыпи свои вещи, провёл ревизию их, всё аккуратно сложил обратно и отнёс в землянку. Делать было больше нечего и я стал наблюдать за своими подчинёнными.

Где-то через полчаса, из-за поворота дороги ведущей к штабу полка показался заместитель командира полка подполковник Пильганский с незнакомым мне старшим лейтенантом. Они шли пешком, о чём-то непринуждённо разговаривая, а за ними тихо двигалось БМП с десятью солдатами на броне. Всё это я рассмотрел в бинокль. Что бросилось сразу в глаза - на БМП, днём, спереди горел лишь правый габаритный огонь.

Неспеша встал, спустился к дороге и стал ждать офицеров. Что шли они ко мне, я не сомневался. Но встречаться с Пильганским не хотелось. Это был единственный офицер полка, который перестал со мной здороваться после боя. Но Пильганский всё-таки был замом командира полка и я обязан был его встретить и доложить о положении дел. Когда они приблизились, сделал три чётких шага, приложил руку к головному убору и доложил.

- Товарищ подполковник, противотанковая батарея занимается обслуживанием техники и вооружения. Командир батареи майор Копытов. Здравия желаю.

- Копытов, я к тебе привёл старшего лейтенанта…..

- Товарищ подполковник! Здравия желаю. – С вызовом и, повысив голос, перебил я Пильганского.

- Копытов, ты что? - Обиженно удивился подполковник.

- Товарищ подполковник, я здороваюсь с вами. Не знаю, что вы думаете обо мне, но вы единственный человек в полку, который после боя перестал со мной здороваться.

Пильганский, шкодливо пряча глаза, засуетился: - Да ты что? Копытов? Да, не может быть? Да я с тобой, вроде бы, всегда здороваюсь, - и начал совать мне потную ладонь.

- Здравия желаю, – ледяным тоном произнёс я и пожал протянутую руку.

Пильганский вытер вспотевший лоб и быстро приобрёл свой обычный самодовольный вид.

- Копытов, я тут привёл командира разведроту. роты соседей. Печки у них нет. У тебя случайно нет лишней?

Я попытался посмотреть в глаза заместителю командира, но тот юлил глазами и упорно отводил взгляд. Тогда перевёл глаза на старлея и встретил твёрдый, изучающий взгляд и с БМП на меня смотрели с любопытством, одетые в камуфляж, солдаты. Я также со всё возрастающим любопытством разглядывал их.

- Продал Пильганский…, не ожидал я от него, - сожалеюще промелькнула у меня мысль, – На рекогносцировку привёл он разведчиков…. Вот от их рук и придётся, может быть, умереть.

Я опять попытался словить взгляд Пильганского, но не получилось.

- Мда…, товарищ подполковник, не ожидал…, - проговорил я. И все поняли заложенный двойной смысл. Уловив среди солдат на броне какое-то беспокойное движение, перевёл на них свой взгляд. Да и старлей стал беспокойно поглядывать ко мне за спину.

- Ну что ж, товарищ подполковник, если им нужна печка пусть возьмут её вон там, около палатки, - повернувшись, показал рукой на валявшуюся у палатки лишнюю печку и понял причину тревоги прибывших.

У палатки стоял техник и многозначительно крутил в руках заряженный гранатомёт, как бы невзначай направляя его в сторону БМП. А слева из-за дамбы внезапно вырос Кирьянов с пулемётом в руках и также направил его в сторону БМП. То там, то тут торчали головы моих солдат и в руках у каждого было оружие.

- Ну что, брать будете сейчас или когда? – С ударением и вызовом спросил я.

- Товарищ майор, вы на что намекаете? – Начал деланно возмущаться Пильганский, но осёкся под моим спокойным взглядом и замолчал.

Невозмутимым оставался только старший лейтенант, он принял мой вызов: - Мы потом возьмём, может быть в другом месте и при других обстоятельствах, - глядя мне в глаза, тоже со значением сказал офицер.

- Флаг вам в руки, попробуйте, - снова поглядел на Пильганского, и уже обращаясь к нему, сказал, - Я обо всём этом доложу командиру полка.

Подполковник смешался, открыл было рот, но промолчал. Вслед за старшим лейтенантом забрался на БМП и уехал.

- Чего им надо было? – спросили Кирьянов и Карпук, подойдя ко мне.

- Пильганский - сволочь, продал меня. Офицер и солдаты на БМП – это разведчики разведроты соседей. Вот он и привёл их сюда, на рекогносцировку и меня показать заодно.

Карпук выругался, а Кирьянов удивлённо покрутил головой: - Ни хрена себе, на него это не похоже.

Мы опять разошлись по своим местам. Я вернулся на насыпь и уже настороженно стал оглядывать окрестности. Мы находились в километре от окраин Чечен-Аула, и первые две недели, когда я находился на верху дамбы и слышал свист пули, пролетавшей у моей головы, то материл пехоту, которая как думал, пуляла в нашу сторону. Лишь потом разобрался, что стреляют по мне, и по всем кто появлялся в поле зрения, чеченские снайпера с окраины деревни. Но и после этого особо не прятался. А когда пехота продвинулась вперёд на четыреста метров, стрельба снайперов со стороны деревни совсем прекратилась. И теперь надо было пули ждать из зелёнки, которая находилась от КНП батареи в ста пятидесяти метрах. Каждые пять минут я вскидывал бинокль и внимательно оглядывал опушку зелёнки, пытаясь разглядеть там движение, но всё было спокойно. Так прошёл час. Солнце разгулялось по летнему и ярко освещало окрестности, приятно грело спину и успокаивало. Постепенно напряжение спало и я всё реже и реже оглядывал в бинокль зелёнку.

Внезапно возникший гул двигателя, который быстро приближался слева и совсем с необычной стороны, привлёк моё внимание. Резко обернулся, и увидел как по насыпи вдоль арыка, на большой скорости приближалось БМП с одиноко горевшим правым габаритом. Похолодев, вскинул бинокль: да, это были они. На БМП сидел старший лейтенант и его разведчики, которые лихорадочно натягивали на лица маски и передёргивали затворы автоматов. Быстро опустил бинокль, бросил мгновенный взгляд на автомат, гранатомёт, дёрнулся к ним и понял - я не смогу открыть огонь по СВОИМ, даже зная, что они мчаться убить меня.

- Это КОНЕЦ, - пронеслось у меня в голове, - меня сейчас может спасти только чудо. Может они на такой скорости сваляться в арык?

Я беспомощно смотрел на приближающуюся смерть и не знал, как мне поступить. Но не только я услышал БМП. Из палатки выскочил с автоматом в руке Карпук. Он мгновенно оценил обстановку, вскинул автомат и выпустил из подствольника гранату по уже близкому БМП. Граната рванула землю впереди бронированной машины, секанув мелкими камушками и осколками по броне и бойцам, а механик-водитель, испугавшись, неожиданно крутанул БМП на месте, и чуть было, действительно, не свалил боевую машину в арык. Резко развернул её на дамбе, а солдаты, еле удержавшись в ходе резкого манёвра на броне, как горох посыпались с машины, мгновенно открыли десантный люк и начали быстро заскакивать вовнутрь. Игорь тут же вставил в подствольный гранатомёт следующую гранату и опять выстрелил по БМП. Граната, прочертив пологую траекторию, взорвалась на месте только что отъехавшей машины. Больше Карпук не стрелял. В удаляющуюся БМП дал пару очередей замполит и над КНП повисла тревожная тишина.

Я вытер дрожащей рукой вспотевший лоб.

- Алексей Иванович, Игорь, конечно, спасибо вам. Если бы не вы, грохнули меня бы, как пацана. Но больше стрелять по своим не надо. Хватит нам своих трупов. – Попросил я замполита и техника, когда они подошли ко мне. Успокоив, выскочивших из землянок недоумевающих солдат от случившейся стрельбы, мы обсудили происшедшее. Пришли к выводу, что больше так, нахрапом, они действовать не будут, а придумают что-нибудь другое. После этого мои подчинённые разошлись и занялись своими делами. Техник начал в очередной раз менять белые бочата на двигателе «Урала», а Кирьянов послонявшись по КНП, взял в руки бинокль и стал в него внимательно разглядывать окраину Чечен-Аула. Через полчаса он позвал меня.

- Борис Геннадьевич, поглядите на склад ГСМ в деревне. По-моему там духи.

Действительно, в бинокль было хорошо видно, как по складу ГСМ, воровато, с канистрами в руках, полусогнувшись, передвигалось несколько боевиков. Они по очереди подбегали к уцелевшим бочкам и сливали оттуда в канистры топливо. Всё это они оттаскивали за каменное здание.

- Товарищ майор, давайте долбанём их ракетами, - возбуждённо заговорил Кирьянов.

Но я молчал. В душе боролись противоречивые чувства. Я видел боевиков, но психологически отдать команду не мог. После всего происшедшего я не мог отдать приказ на открытие огня, как не пытался себя перебороть. Даже физически не мог открыть рот, чтобы произнести простое слово «Огонь».

- Алексей Иванович, командуй ты, - перекинул инициативу Кирьянову, - я не могу...

Кирьянов похмыкал, но и сам не отдал приказ на открытие огня. Кажется, и на него подействовала эта история. Вспомнилась давняя история происшедшая во время проведения войсковой операции американцами против Ирака. Капитан военного корабля отдал приказ на уничтожение пассажирского самолёта, который двигался в сторону его корабля. Самолёт, «Боинг» был сбит, вместе с ним погибли пассажиры и экипаж. Так тогда никто не был наказан. Комиссия Сената признала действия командования корабля правильными. И я уверен, что если ещё один пассажирский самолёт будет пролетать над американским военным кораблём - его тоже собьют. Потому что нет психологического синдрома как сейчас у нас. Даже по боевикам боимся открыть огонь.

День постепенно заканчивался и я начал собираться на совещание. Тут же засобирался по своим замполитовским делам в штаб полка и Кирьянов, отчего пришлось подозвать его к себе.

- Товарищ старший лейтенант, я пойду один. Не надо меня прикрывать, если что -

разберусь сам. Ты лучше здесь останься и контролируй обстановку отсюда.

Алексей Иванович долго смотрел на меня, потом мотнул головой в знак согласия.

Вышел на дорогу и по асфальту направился в сторону штаба. Идти нужно было минут пять-семь, было светло и я не ожидал каких-либо сюрпризов. За поворотом увидел впереди себя одиноко стоящую БМП и о чём-то яростно спорящих на ней нескольких солдат, которые увлечённые спором не обратили на меня никакого внимания. Крышка двигательного отсека была откинута и оттуда торчала замасленная задница механика-водителя. Обогнул БМП, и тоже особенно не обращая внимания на такую типичную ситуацию на дороге, продолжил движение в сторону штаба. Миновав их и пройдя метров сто, по какому то наитию, я внезапно обернулся. Механик-водитель БМП судорожно опускал крышку двигателя и ему помогали это делать несколько солдат. Другие смотрели в мою сторону, а в глаза бросился одиноко горевший правый габарит.

- Они! – Я ускорил шаг, готовый, если что ломануть, через поле в сторону штаба.

Через минуту за спиной яростно взревел двигатель, но было уже поздно. Я достаточно близко приблизился к памятнику «Быку и Барану», у которого располагалась стоянка машин и на ней уже были машины и толпилась охрана, прибывших офицеров на совещание.

- Не успели, - злорадно ухмыльнулся я. Так и получилось: БМП промчалось мимо меня, чуть не задев. С брони злобно смотрели разведчики соседей, но стрелять на виду у солдат нашего полка не решились. Старшего лейтенанта среди них я не заметил.

Совещание прошло в обычном режиме. Командиром были доведены происшедшие изменения за день, поставлены задачи на ночь. Поднялся командир медицинской роты, который доложил о потерях за день. Потери были тоже обычные: один убитый и трое раненых. Удивился командир полка лишь, когда медик доложил, что раненый утром офицер с третьего батальона умер во время транспортировки в госпиталь.

- Как умер? – Удивлённо вскинулся полковник Петров, - он же был ранен в ногу. Я сегодня утром заходил к вам в мед. роту – он нормальный был. Вы, что там у себя творите, товарищ майор?

- Да, умер, ему ведь пуля перебила кость и в кровь попали сгустки костного мозга, образовался тромб, который попал в сердце. Результат - смерть.

Все молчали, и переваривали информацию о том, что даже такое достаточно лёгкое ранение, может привести к смерти.

Дальше совещание покатилось по накатанной колее: решали задачи повседневной деятельности, вопросы тылового и технического обеспечения. Когда совещание закончилось, на улице уже стемнело. Уверенный, что раз у разведчиков опять покушение сорвалось, то они больше не повторят сегодня новых попыток, решительно направился по дороге к себе. Было темно, и глаза ещё не привыкли к ночной темноте, да я уже из личного опыта знаю, что для того чтобы мои глаза адаптировались к темноте нужно минут сорок. Пройдя метров двести, почти наугад, в сторону расположения батареи и поняв, что я вообще ничего не вижу, вытащил из нагрудного кармана ракетницу, выполненную в виде авторучки, и выстрелил вверх. Ракета взлетела на тридцать метров и осветила дорогу на протяжении ста метров, но и этого мне было достаточно, чтобы на границе света и тьмы увидеть БМП с разведчиками соседей. Что они ждали меня, я не сомневался ни секунды. Резко повернувшись вправо, кинулся с дороги. Сзади взревел двигатель и боевая машина пехоты, ринулась следом за мной. Ракета потухла и я опять ничего не видел. Но бежал уверенно, так как помнил здесь почти каждую кочку. Но учесть того, что сегодня утром мои бойцы спилили столбы линии электропередач на дрова конечно не мог и с размаху влетел в большую кучу перепутанных проводов и, потеряв равновесие, полетел в темноту, но автомат из рук не выпустил. Это была последняя надежда уцелеть. Рёв двигателя угрожающе надвигался, а я затаился, так как они, опасаясь выдать себя, тоже не включали фары и была надежда, что проскочив мимо, они дадут мне шанс незаметно уйти. Но БМП остановилось в тридцати метрах. Послышались ругань и спор солдат, потерявших меня из виду. Поспорив с минуту, они включили фароискатель и начали шарить ярким пучком света по близлежащим от меня кустам. Мгновенно сгруппировался, приготовившись к тому, как только луч света упадёт на меня, кинуться в темноту. Стрелять по ним я действительно ещё был не готов, хотя в отблесках света фары они были отличной мишенью. И всё-таки луч света упал на меня неожиданно и ослепил. Возбуждённо закричали солдаты, раздались пока одиночные выстрелы, но они опоздали на пару секунд - я выкатился из под луча, вскочил на ноги. В несколько прыжков достиг берега арыка и скатился к воде. Разбрызгивая воду в течении нескольких секунд преодолел водное препятствие, взлетел вверх по берегу и упал за бугром, направив автомат в сторону преследователей. Автоматные очереди полосовали воздух и, несмотря на то, что близкие звуки выстрелов должны всё перекрывать я явственно слышал звуки пролетавших мимо меня пуль. Стрельба оборвалась также внезапно, как и началась. Послышалась команда, раздались щелчки гранатных запалов и в арык полетели гранаты. Десять глухих разрывов в воде подняли высокие водяные фонтаны. После чего разведчики начали осторожно спускаться к воде. Если я попытался бы задержаться и спрятаться в арыке, мне была хана. А так тихо начал отползать в сторону батареи. Прополз метров тридцать, потом приподнялся и, пригнувшись, побежал к расположению батареи. А вдогонку неслись ругань и разочарованные возгласы солдат, понявших, что накрыть меня гранатами не сумели и я ушёл от них. Преследовать дальше они не решились и я уже спокойно зашёл в расположение своего командного пункта, где стояла суматоха и в темноте громко распоряжался замполит. Мимо меня, чуть не сбив с ног, промчался Алушаев с пулемётом в руках. Взлетела, неудачно запущенная ракета, которая осветила наш командный пункт, а ко мне подскочили Алексей Иванович и Карпук.

- Борис Геннадьевич, что там за стрельба? Почему вы мокрый?

Я приобнял обоих за плечи: - Всё нормально. Это пехота третьего батальона то ли напилась, то ли им что-то почудилось открыла огонь. А я от неожиданности свалился в арык.

Замполит с техником недоверчиво посмотрели на меня, и дали команду отбой.

Спустившись в землянку, переоделся в сухое бельё. Налил себе кофе и задумался: - Хреново. Не думал, что они так настойчиво будут пытаться убить меня. В батарее они меня не тронут, а вот перемещения вне своего подразделения надо будет всё-таки ограничить. И ходить только днём. Мои размышления прервала, шипевшая рядом с кроватью радиостанция.

- «Лесник 53! Я, Альфа 01. Приём». – Вызывала радиостанция командира полка.

Я взял переговорное устройство в руки: - «Альфа 01! Я Лесник 53. Приём».

- «Лесник 53, срочно прибыть к Альфе 01. Как понял? Приём».

- «Я Лесник 53, принял. Выдвигаюсь. Конец связи», - положил наушники и от досады выругался, - Ничего себе, ограничил передвижение вне расположения.

То, что меня могли ждать, сомневаться не приходилось. Крикнул и вызвал с улицы Кирьянова: - Алексей Иванович, меня вызывает к себе командир полка, - я мотнул головой на радиостанцию, - чего он меня вызывает – не знаю. Сразу говорю, пойду один. Никто за мной не идёт и не страхует. Ясно?

Я быстро собрался и, не слушая возражений замполита, ушёл в темноту. Быстрым шагом дошёл до поворота дороги и остановился. Идти дальше по дороге было бы неразумно. Не исключал и того, что этот вызов был организован, для того чтобы вытащить меня из расположения батареи. Поколебавшись с минуту, решил свернуть в поле и, прижимаясь к позициям артиллерийских дивизионов, выйти в расположение штаба. Это было очень опасно. Так как ночью все передвижения вне подразделений практически прекращались, и охранение стреляло без предупреждений. Но всё обошлось благополучно. Через 10 минут я докладывал командиру полка о прибытии.

- Копытов, ты домой сообщал что-нибудь о происшедшем? – Встретил меня вопросом Петров.

- Нет, товарищ полковник, только письмо написал. Его отправят, только если меня убьют. А что такое?

- Да жена тебя на связь добивается. Причём очень решительно. Давай, иди на узел связи, поговори с ней, а потом ко мне - доложишь.

Как только залез в кунг машины космической связи, дежурный телефонист подал мне трубку: - Ждут вас, товарищ майор.

Я приложил трубку к уху: как всегда в эфире слышался треск, шум, какие-то отдалённые чужие разговоры.

- Аллё! Аллё! – Эфир несколько раз эхом повторил мои слова. Кстати эта особенность связи – эхо, которое повторяло за тобой всё, что ты произносишь, здорово мешало. Происходило искажение голосов, мне всегда казалось, что моя жена при разговоре со мной плачет.

- Боря, Боря, это ты? У тебя всё в порядке? Всё нормально? – Засыпала меня жена вопросами.

- Всё нормально, не беспокойся. Живой, здоровый и даже весёлый. – Хорошо хоть космическая связь не передавала оттенки голосов, а то бы она веселья в моём голосе не услышала. – А у вас всё в порядке? Ты, почему звонишь не в среду?

- Да нет, у нас всё нормально, но мне показалось, что у тебя неприятности. – Дальше пошёл обычный разговор. Я её успокоил, сказал что у меня всё нормально. Всё как обычно. Она рассказала, какие новости дома и договорились выйти на связь через неделю. В принципе, на этом разговор и закончился.

- Дома всё в порядке, - доложил командиру полка, когда добрался до его салона, - ничего она не знает, может какие слухи просочились, но я её успокоил.

Петров с минуту смотрел на меня, потом хлопнул рукой рядом с собой: - Садись Копытов, рассказывай, как на тебя там наезжают.

Я сел, мелькнула мысль рассказать командиру о Пильганском, о том что не только наезжают, но она только мелькнула и исчезла. Выкрутится Пильганский, да и нет у меня никаких доказательств, кроме эмоций. Да и пользы никакой, один только вред. Командир выслушает, возьмёт да и отправит домой, от греха подальше: на всякий случай. А я хочу, как с полком зашёл, так с полком и выйти. Если, конечно, не убьют.

- Всё нормально, товарищ полковник. Тихо, никаких наездов. – Бодро отрапортовал.

Командир испытующе посмотрел на меня: - Это хорошо, что ты бодро и чётко докладываешь командиру полка, но врёшь ты, товарищ майор. У меня другие сведения. И мой приказ не выполняешь: опять бродишь один. И сейчас ко мне пришёл один. Не шути с огнём. От меня на батарею пойдёшь с моими солдатами.

Командир открыл дверь и позвал своего телохранителя: - Николай, бери ещё одного солдата и сопроводите командира противотанковой батареи в его расположение, а то он один пришёл. За него головой отвечаете.

Когда выходил в темноту, Петров придержал меня за руку: - Копытов, не шути с опасностью, слишком всё серьёзно.

В темноте мы пересекли двор правления племсовхоза и вышли к воротам, которые охраняли разведчики. Перекинувшись парой фраз с ними, мы двинулись в темноту. Как всегда было темно. На переднем крае то там, то здесь периодически взлетали осветительные ракеты. Слышались одиночные выстрелы, тёмное небо в разных направлениях пересекали трассирующие пули. Передний край жил своей обычной жизнью. В отблесках ракет мы дошли до памятника «Барану и Быку». Здесь остановились. Я чувствовал, что солдатам неохота идти со мной. Они сейчас бы с удовольствием завернули к разведчикам, и посидели там, коротая время за разговором.

- Мужики, давайте, идите к себе, я сам спокойно дойду, - предложил солдатам. Солдаты обрадовались, но всё-таки ещё колебались. Ведь приказ им отдал лично командир полка. Видя

их колебания, продолжил: - Минут через сорок, выйдете со мной на связь и удостоверитесь, что со мной всё в порядке, тогда и командиру доложите, что доставили меня в батарею в целости и сохранности.

Солдаты с удовольствием ухватились за такой вариант, и мы к обоюдному удовольствию расстались друг с другом. Я осторожно продвигался по дороге и поэтому БМП разведчиков заметил издалека. Но, наверное, у них был прибор ночного видения, поэтому они меня увидели, может раньше, чем я их и были готовы к встрече. Стояли они в том же месте, где увидели меня в первый раз. Но преимущество всё-таки было на моей стороне. Я знал местность и помнил о куче проводов, а они нет. Этим и решил воспользоваться. Перепрыгнув придорожную канаву и, набирая скорость, ринулся в промежуток между кучей проводов и арыком, забирая больше вправо, чтобы первым вырваться на берег арыка.

Разведчики, молча ринулись мне наперерез, сразу начиная разворачиваться в цепь. Но развернуться не успели - все с ходу влетели в кучу проводов. Сзади меня послышались шум падения и темнота взорвалась матом и удивлённо-возмущёнными возгласами. Воспользовавшись спасительными секундами замешательства в рядах преследователей, я уже спокойно преодолел арык и залёг на другом берегу. Даже успел приготовиться к бою, когда солдаты высыпали на берег. Они остановились и начали совещаться, где меня искать. Я приподнялся и начал кричать в темноту.

- Эй, бойцы. Не стреляйте пока, послушайте меня. – Разведчики мгновенно рассыпались и залегли. – Всё, мужики. Хорош! Один раз у вас не получилось, второй раз тоже. Если сейчас попробуете в третий раз грохнуть, я тут половину из вас точно положу. Другие уйти не успеют, моя батарея прибежит. Кому надо, те знают, кто меня заказал вам и если что, вас всё равно достанут, не спрячетесь. Давайте по мирному разойдёмся, а то я ещё раз предупреждаю, сунетесь - к бою готов.

Я напряжённо вслушивался в ночную тишину. На том берегу послышался лёгкий шум и неразборчивое бормотание нескольких голосов. Осторожно положил перед собой три гранаты, уже с разогнутыми усиками, готовый метнуть их, как только услышу плеск воды.

Но через минуту послышался голос: - Майор, хорошо. Мы сейчас уходим, но знай. Мы тебя всё равно достанем. – Послышался шум уходящих от арыка людей, ещё через пару минут взревело БМП и шум двигателя, постепенно затихая, пропал вдалеке.

Подождал минут семь-восемь, опасаясь хитрости со стороны разведчиков. Потом приподнялся и выстрелил с ракетницы за арык. Несколько секунд, в течение которых ракета висела в воздухе, было достаточно чтобы убедится – берег арыка пуст. Не торопясь, уложив боеприпасы в подсумки, направился в расположение батареи. А дальше всё пошло по заведённому уже порядку. В 23:00 вместе с сержантом Торбан заступил на дежурство на своём командном пункте. Ночь была тихая и тёплая. Изредка постреливали дивизионы, в основном они освещали передний край боевиков в расположении первого и третьего батальонов. Несколько раз артиллеристы открывали огонь по каким-то, только им известным целям. Но, выпустив снарядов по двадцать, вновь переходили на осветительные снаряды. Примерно раз в минуту над участком обороны восьмой роты, за которой мы стояли, в небо взлетала осветительная ракета и пока она сгорала в высоте, десятки глаз дежурных смен напряжённо прощупывало все места, где мог затаится противник. На груди у меня висел бинокль ночного видения и периодически его подносил к глазам, осматривая в него не только свой район, но и соседний. Передний край жил своей обычной жизнью. То там, то здесь постукивали автоматы и пулемёты дежурных смен. В третьем батальоне пулемётчик-виртуоз самозабвенно выстукивал своим пулемётом музыкальную мелодию: «Та,та – Та,та,та – Та, та. Та. Та…». Эта незамысловатая мелодия в свою очередь вызывала в голове строчки из песни футбольных фанатов: - «Спартак чемпион, Динамо чмо...».

Если второй взвод батареи стоял в поле, то третий взвод стоял рядом с зелёнкой. И в свою очередь солдаты взвода периодически кидали с подствольника в зелёнку гранаты, изредка взрыкивал КПВТ и стайка пуль: разрывных и трассирующих пронизывала заросли насквозь. Практического смысла ведения такого, как выражаются солдаты, беспокоящего огня я не видел. Считаю, что наоборот, такой огонь выдаёт место, где находится дежурная смена. Конечно, чисто психологически такой огонь успокаивал самих дежурных и тех, кто отдыхал. Своим огнём они говорили всем: - Не спим мы. Дежурим. Отдыхайте спокойно.

Среди ночи, оставив сержанта Торбан патрулировать командный пункт, я спустился в землянку, чтобы выпить кофе. Сидя на кровати, с кружкой ароматного напитка в руке вдруг вспомнил о ящике с гуманитарной помощью, которая выдавалась каждому солдату и офицеру. Её привезли из Бурятии от комитета солдатских матерей и выдавали к празднику. Получал её Кирьянов. Ящики были одинаковые по размеру, но мне и себе он выбрал ящики большего размера. После построения все начали вскрывать посылки и показывать друг другу, что они получили. Посылки собирали дети Бурятских школ и в каждом ящике помимо подарков лежали и письма от детей. Их трогательное содержание, где они писали: чтобы мы были храбрыми, с честью преодолевали все трудности, брало за душу. Когда мы разглядели у всех содержимое посылок, я позвал Алексея Ивановича и приказал при всех вскрыть свой ящик, чтобы посмотреть что там. Долго все смеялись, глядя на растерянное лицо Кирьянова, когда он начал вынимать из ящика одно за другим хлопчатобумажное обмундирование пожарника, образца тридцатых годов. Обмундирование было новое: не ношенное, но с латунными пуговицами и широченными галифе. Я свой ящик вскрывать не стал, считая что и у меня тоже самое. А сейчас вспомнил и решил его открыть. Если там обмундирование, то его одену, а то которое на мне постираю, но был приятно удивлён. В отличие от замполита, у меня в ящике лежали разнообразные мелочи нужные в повседневной военной жизни. Помимо спичек и сигарет в ящике лежали носовые платки, зимние рукавицы, около тридцати цветастых трусов, несколько пар тёплых носков, шапка морского пехотинца и с удивлением я достал из ящика полностью оборудованный, новый костюм лесничего. Правда, не мой размер. Я покрутил на руках перед собой костюм и положил его обратно в ящик.

Утром, в одиннадцать часов, я сидел в землянке и разглядывал свою рабочую карту, так как пехота правее дороги продвинулась ещё дальше в сторону Чечен-аула и стояла впереди батареи в восьмистах метрах. В противоположном конце землянки на нарах сидели солдаты первого взвода и о чём-то тихо переговаривались. Командир взвода сидел перед печкой и время от времени подкидывал туда дрова, шуруя в печке шомполом от автомата и отворачивая лицо от жара. Полог входа откинулся и в землянку, кряхтя от усердия, ввалился старшина.

- Товарищ майор, ходил на продовольственный склад дополучать продовольствие. Вам лично продовольственники передают сорок яиц и тушёнки. Просили передать, что они поддерживают вас. Сделать вам яичницу? – Пономарёв выжидающе посмотрел на меня.

Глядя на старшину, в этот момент, как-то сразу и окончательно решил про себя: - Хватит Боря. Весь полк тебя поддерживает, а ты раскис как кисейная барышня. Следствие всё расставит по своим местам. А тебе пора брать опять руководство батареей на себя.

Довольный принятым решением, с удовольствием потянулся и махнул рукой: - Давай старшина, сваргань-ка яичницу.

Старшина услужливо засуетился, вынимая из пакета яйца и масло, повернулся к солдатам: - Лагерев, дай-ка сюда вашу чугунную сковородку.

Командир машины Андрей Лагерев спокойно поглядел на старшину и с вызовом заявил: - Нам самим она нужна.

Командир взвода и старшина в изумлении от такой наглости застыли, глядя на сержанта. А солдаты тихонько начали отодвигаться по нарам в сторону от Лагерева, увидев мгновенную мою реакцию на слова своего сослуживца. Волна бешенства родилась где-то в глубине меня и начала стремительно разрастаться и рваться наружу. Лицо обдало холодом. С самого начала я с настороженностью относился к Лагереву. Был он с ленцой, хотя и выполнял всё, что ему

приказывали, но старался вести себя независимо. В любой момент ожидал, что Андрей рано или поздно что-нибудь выкинет, но такой наглости, да ещё в такой момент просто не ожидал.

Ощутив в руках холод металла автомата, дальше действовал автоматически: палец лёг на флажок предохранителя, надавил его. Щелчок, флажок зафиксировался на автоматической стрельбе. Передёрнул затвор.

- Встать! Смирно! – Все команды были поданы свистящим шёпотом, но они были слышны в каждом углу землянки. Все вскочили, но мне показалось, что команда была выполнена не так быстро. Вскинул автомат, и даже не целясь, дал очередь над головами присутствующих.

- Я же сказал «Смирно», - заорал я и дал ещё одну очередь веером над головами. Стояли все, стоял по стойке «Смирно» старшина и командир взвода. По лицу Пономарёва, вытянувшегося в струнку, катились капли пота, а в землянке стояла тишина, лишь с потолка через щели с шорохом сыпалась земля, потревоженная пулями. На улице слышались встревоженные крики. Послышался шум, откинулся полог, закрывающий вход и в землянку попытался сунуться замполит.

- Назад, Кирьянов, я здесь сам разберусь, - Алексей Иванович, увидев направленный на него автомат, мгновенно испарился.

Я опять навёл автомат на солдат: - Если кто дёрнется, захочет в героя поиграть - грохну. Старшина, бери сковородку, делай мне яичницу.

Старшина стал судорожно метаться по землянке, руки у него дрожали. Часть яиц было разбито неудачно и упало на пол. Я же достал левой рукой пистолет, снял с предохранителя и о край кровати передёрнул затвор. Положил рядом с собой на кровать. Метание старшины закончились, а ещё через пять минут яичница была готова. Прапорщик Пономарёв поставил сковородку на табуретку передо мной, отошёл к печке и снова принял строевую стойку. Остальные, пока старшина готовил мне, стояли не шелохнувшись, только следили за всем происходящим испуганными глазами. Лагерев был бледнее полотна. Не опуская автомата, я левой рукой неловко ел, не спуская глаз с солдат. Закончив кушать, швырнул сковородку под ноги присутствующим. Все вздрогнули.

- Что, Лагерев, списал уже комбата?

- Товарищ майор, - начал оправдываться побледневший сержант, - Вы неправильно поняли меня….

- Я вас прекрасно понял, сержант. Рано вы меня списываете.

Сделав шаг в сторону, чтобы было удобнее стрелять, я направил автомат на полку с посудой первого взвода и нажал на спусковой крючок. Свинцовый ливень ударил в полку. Первая очередь смела и продырявила все солдатские котелки. Не успели они упасть на пол, как новая струя пуль разнесла вдребезги фарфоровые тарелки и чашки, которые взвод натаскал из брошенных домов. В последнею очередь были расстреляны кастрюли и стеклянные банки с вареньем. Сухо клацнул затвор - кончились патроны. Я отшвырнул автомат и схватил с кровати пистолет. Сделав три скользящих шага к строю замерших в ужасе солдат, я четырьмя выстрелами пробил сковородку. Всё: посуда первого взвода была уничтожена. Опустив руку с пистолетом, отошёл обратно к кровати и сел. После стрельбы в землянке и на улице установилась мёртвая тишина.

- Кирьянов. – Позвал замполита.

- Я, - поспешно отозвался Алексей Иванович с улицы.

- Строй батарею. Все сто процентов должны быть в строю. Понял меня?

- Так точно, товарищ майор, - послышался голос замполит и подал команду на построение. Топот ног, голоса сержантов и через некоторое время всё затихло.

- А вас, что команда строиться не касается? Бегом марш, на построение. – Солдат выдуло как ветром из землянки, следом за ними вышли старшина и командир взвода. Я остался один, залез рукой в ящик с патронами и стал не спеша набивать использованный магазин. Также, не торопясь, снарядил патронами пистолетный магазин. Послышался шорох, откинулся полог, закрывающий вход.

- Товарищ майор, батарея по вашему приказанию построена. – Я оглядел Алексея Ивановича.

- Ну что ж замполит, пошли к батарее.

Щурясь от ярких лучей солнца, медленно прошёлся вдоль строя. Второй и третий взвод смотрели на меня с недоумением, а первый взвод стоял, потупив глаза.

- Сержант Лагерев, выйти из строя. - Командир машины вышел на несколько шагов и повернулся к строю.

- Сюда, товарищ сержант, на середину строя батареи, - когда сержант встал рядом со мной, продолжил, – постой здесь, послушай, что комбат скажет. Да и все остальные послушайте. Такой борзоты, какая сейчас произошла, я ещё не видел.

- Вы, наверное, думаете, что служба у комбата – лафа. Попивает коньячок, ничего не делает. Ходит тут «перцем», командует. А тут ещё после боя три дня батареей командует старший лейтенант Кирьянов. Ага, значит комбата отстранили от должности. И он тут уже никто. Да, товарищ Лагерев? - Я остановился перед сержантом и впился взглядом ему в лицо. Лагерев отвернул лицо в сторону и молчал. Рукой, взяв его за подбородок, с силой повернул его голову к себе, - смотреть мне в глаза, сержант. Как шкодить - так смелый, а как отвечать: глазёнки в сторону. – Я вновь повернулся к строю.

- Так…, - протянул задумчиво, - значит, эти полтора месяца, которые мы вместе прослужили, и не просто прослужили, а прошли вместе через все трудности, опасности, вместе создавали вот этот воинский коллектив…. А ведь неплохой создали. Противотанковая батарея у командования полка на хорошем счету. Вместе воевали. Даже пили вместе один и тот же коньяк. Правда, вы в своём коллективе, а я с офицерами. Значит, всё это можно вычеркнуть? Просто взять и забыть?

- Да…, может быть, я с вашей, солдатской, точки зрения – плохой командир. Такой плохой, что вы не видите необходимости поддержать его в эту трудную минуту. Да, для меня эта минута не только трудная, а очень трудная минута. Возбуждено уголовное дело. Главный обвиняемый – я. Чем оно закончится для меня – неизвестно. Ведь кто-то должен отвечать за двенадцать трупов, за два танка и одно БМП. И в это трудное время офицеры и прапорщики полка оказывают мне всемерную поддержку, и не только словами, но и делом. Да, в том числе и яйцами, которые сейчас и стали причиной вот этого разговора. Я бы понял, если бы товарищ Лагерев подошёл ко мне и один на один сказал: - «Вот тебя сняли с должности, и сейчас тебя отправят или в Свердловск, или в тюрьму. Так правильно и сделают, потому что ты был плохим командиром и батарея вздохнёт с облегчением. Вместо тебя пришлют нового командира, который будет лучше тебя командовать. Тогда мы будем жить и воевать веселее». Вот если бы Лагерев сделал так, то мне, конечно, было бы больно это услышать, но это было бы более человечно чем то, что он сделал сейчас.

Все, за исключением первого взвода, который упорно не подымал от земли взглядов, смотрели с удивлением на меня и Лагерева. Я помолчал, приводя мысли и чувства в порядок, а потом продолжил.

- Так вот, товарищ Лагерев, открыто и нагло, в присутствии командира взвода, личного состава первого взвода отказал, как он, наверно, думал, своему бывшему комбату дать сковородку, чтобы старшина ему пожарил яичницу. Тем самым он высказал свою позицию, наверно и позицию первого взвода, что я больше для них не командир батареи. Я пока об остальной батарее не говорю.

Послышалось несколько протестующих голосов. Лейтенант Жидилёв попытался выйти из строя и что-то сказать в оправдание, но решительным жестом я пресёк все протесты.

- Я ещё не закончил. Давайте расставим все точки над «I», чтоб у нас больше не было таких разговоров. Хочу рассказать о кое-каких щекотливых моментах, о них знают только замполит и техник. Не стал я посвящать в это командиров взводов и старшину по некоторым причинам. И не хотел, чтобы вы об этом знали и были втянуты в чего-нибудь или пострадали из-за меня. Не хотел об этом рассказывать, но думаю что теперь надо это сделать.

Сразу хочу заявить и офицеры это подтвердят. Никто меня с должности не снимал и не отстранял. Даже этот вопрос не обсуждался командованием полка. Это я попросил нашего Алексей Ивановича покомандовать батареей, пока не приду в себя, и пока идут разбирательства. Вам это понятно? – Я обвёл взглядом молчаливый строй. Повернулся к Лагереву.

- Товарищ сержант, я твой комбат. И ты своему комбату отказал в сковородке. Я буду твоим комбатом, пока меня не убьют или мы вместе с тобой не уедем отсюда. Тебе ясно это? – Дождавшись его утвердительного кивка, продолжил.

- Всякое в жизни бывает. Вот сейчас в бою мы убили командира батальона - подполковника. Командира танковой роты – капитана. Убили ещё двенадцать солдат. Уничтожили технику. Я ведь, знаете, мог бы встать перед прокурором, невинно захлопать глазами и сказать: - «Товарищ прокурор, а я команды открывать огонь НЕ ДАВАЛ…. Это сержанты Некрасов и Ермаков без моей команды открыли огонь и ВСЁ. И мне бы поверили.

Я подошёл к Некрасову и Ермакову, взял обоих за ремень и выдернул из строя: - Вот они бы сейчас ходили понурые и угрюмые, и как швейные машинки строчили объяснительные. Это против них было бы заведено уголовное дело, это их бы сажали в тюрьму. А я бы ходил по батарее и хлопал глазами, а вы бы бегали здесь и орали, что комбат «рельсы перевёл с больной головы на здоровую». Но доказать что-нибудь вы бы не смогли. Моё слово перебило бы десять ваших.

А что комбат сделал? А командир батареи построил вас и сказал: валите всё ребята на меня, это я отдал приказ и выкручиваться буду сам. – Взмахом руки вернул Некрасова и Ермакова в строй и подошёл к Лагереву, сильно ткнув пальцем ему в грудь.

- А ты не захотел комбату дать сковородку. – Теперь повернулся к командиру первого взвода, – я не знаю, товарищ старший лейтенант, в курсе ли вы о настроениях во взводе или нет, но из вашего взвода гнильём тянет.

- Алексей Иванович, ну-ка доложи батарее: кого мы к орденам, медалям представили за этот бой.

Замполит вышел из строя: - За этот бой мы представили к орденам «Мужества» – Ермакова, Некрасова и их водителей. К медали «За отвагу» командира взвода лейтенанта Коровина, это его экипажи участвовали в бою. К медали «Суворова» представили санинструктора сержанта Торбана, сержанта Алушаева, водителей Уралов Наговицына и Самарченко, техника батареи Карпук. С первого взвода и третьего сержантов Лагерева и Рубцова. – Кирьянов повернулся ко мне, - Борис Геннадьевич, разрешите дополнить Вас.

- Товарищ старший лейтенант, подождите, - оборвал замполита, - потом скажите.

Я повернулся к строю: - Ну, что батарея скажет? Молчите. Комбату тюрьма светит, а он об орденах медалях для своих солдат думает. За бой, о котором мы должны со стыдом молчать. Конечно, в наградных документах, описан бой с боевиками и командование полка, понимая момент, подписало наградные. – Снова подошёл к Лагереву.

- Товарищ сержант, неужели за эти полтора месяца ты не узнал своего комбата поближе?

Неужели, - я постучал по голове сержанта кулаком, - неужели, у тебя в башке ничего не прибавилось. Даже Чудинов, который в Свердловске бегал и орал: «Офицеры и прапорщики – западло», и тот многое за это время понял, и сейчас молчит, только в сторону старшины огненные взгляды кидает. Алексей Иванович сходишь потом в штаб полка и заберёшь наградные на Лагерева. Мы их пока попридержим. Да, кстати. Чудинов, сбегай в землянку и из под моей подушки принеси сюда свёрток.

Пока «Чудо» бегало в землянку, я прохаживался вдоль строя, ощущая на себе любопытные взгляды сослуживцев. Вернувшегося солдата со свёртком, поставил перед строем.

- Разверни, Чудинов, свёрток. - Солдат развернул слегка помятую форму лесничего.

- Эту форму, товарищи солдаты, я достал из той благотворительной посылки, что нам дали на

23 февраля. Видите, на ней пуговицы, эмблемы лесничего. Всё новенькое. Вот, Чудинов, одевай эту форму. Как раз твой размер и носи её, чтобы все знали в полку, что ты, младший Лесник и возишь «Лесника-53». Иди, переодевайся, чтоб в строй встал уже в новой форме. – Солдаты засмеялись, даже Лагерев, несмотря на неприятную для него ситуацию и тот улыбнулся.

Переждав смех батареи, я продолжил: - Ну и последнее. Так сказать для общей информации. Меня, за этот бой, соседний полк приговорил к смерти. Командование полка, кому это положено, делает всё, чтобы это предотвратить. Вчера утром, если вы видели и поняли, когда техник батареи стрелял из подствольника по БМП, была первая попытка покушения на меня разведчиками соседей. Вечером вчера, когда я заявился мокрый по пояс и вы слышали разрывы гранат в двухстах метрах отсюда. Так это не пьяная пехота была, как я вам сказал. Это была вторая попытка убить меня. И второй раз, когда вечером я опять со штаба полка пришёл мокрый, была уже третья, неудавшиеся попытка покушения.

- Командир полка, в связи с этими событиями, приказал мне быть в гуще солдат всё время и везде ходить с телохранителями, чтобы меня не грохнули. Я отказался. Не хватает ещё, чтобы меня грохнули и ещё несколько солдат рядом со мной. Ты понял, Лагерев, что я не прятался за твою спину, и спину Кабакова и других тоже, а ведь мог. Вместо этого, твой комбат написал предсмертное письмо и отдал его замполиту. Если меня убьют, чтобы семья всю правду знала. – Спокойно обвёл взглядом молчаливый строй и обратил внимание, что Кирьянов делает мне какие-то знаки и показывает за спину. Я обернулся.

На дороге стоял ГАЗ-66, из кабины которого выглядывал начальник штаба полка подполковник Колесов: - Боря, третий батальон у себя на передке кажется танк обнаружил. Надо взять противотанковую установку, проехать туда и уничтожить его. После этого доложи командиру полка. Понял?

- Понял. – Колесов хлопнул дверцей и его автомобиль умчался в сторону Гикаловского.

Я повернулся снова к Лагереву: - Ну что, сержант, задачу ведь поставили комбату, а не замполиту. Чего тебе доказывать ещё? – Похлопал покровительственно Андрея Лагерева по плечу, - вот мы сейчас с тобой и поедем этот танк уничтожать. Попадёшь с первой ракеты, я тебя к ордену представлю. Попадёшь со второй ракеты – к медали. Ну а промажешь обеими ракетами, неправильно я поступлю, чёрт с ним, как говорится «Семь бед, один ответ»: поползёшь туда с гранатами. Откажешься, тогда тебя вышвырну в тупорылую пехоту - будешь там воевать.

- Лейтенант Жидилёв, пока мы отсутствуем, выберешь впереди позиций батареи место около дороги, так чтобы до любой пехоты было метров триста. Мы приезжаем, Лагерев экипируется и ползёт туда. И там, на виду у боевиков, оборудует одиночный окоп: назовём это передовым сторожевым постом. На ночь дать ему туда патронов, гранат, осветительных ракет столько, сколько он пожелает. Дать ему радиостанцию туда, настроенную на мою частоту. И вместо того, чтобы ты, Лагерев, - я приблизил своё лицо к лицу побледневшего сержанта, - жопу грел в землянке, будешь ночью охранять позиции батареи, в том числе и меня. Я думаю завтра утром, если не будешь убит или зарезан, ты поймёшь: «Кто тебя в батарее кормит, награждает и трахает». Не пойдёшь туда, вечером отберу у тебя оружие и вышвырну из батареи. Вычеркну из штатной книги и из своей памяти. Мне такие солдаты не нужны.

…Через пятнадцать минут мой БРДМ и противотанковая установка Лагерева миновали южный перекрёсток, свернули влево, мимо подбитых наших танков, на которых лежали цветы. Проехали километр и выехали к зелёнке, вдоль которой располагалась мотострелковая рота третьего батальона. Здесь меня встретили и показали чеченский танк.

Я поднял бинокль и в течение двадцати секунд разглядывал то, что они называли танком. Да, видно было что-то похожее на ствол танка и часть башни, причём белого цвета, что было достаточно странно и вызывало сомнение. Не похоже было, чтобы боевики, вот так просто выставили на передний край танк. Прошёлся метров двести пятьдесят в сторону и уже с этой

точки стал смотреть в бинокль. Теперь стало ясно видно, что это был куст накрытый куполом парашюта от осветительного снаряда, а из куста торчала жердь. Если смотреть невооружённым глазом, то всё это действительно было похоже на башню танка, но в пехоте не было биноклей и они слегка запаниковали, попросив помощи противотанкистов. Я дал пехотным офицерам бинокль и они посмеялись вместе со мной над своими страхами.

Командира полка застал в штабе, рядом с ним сидел Колесов и что-то рассказывал Петрову, тот внимательно слушал начальника штаба и, кивая головой, делал пометки карандашом на карте. Увидев меня, пригласил к столу.

- Копытов, карта с собой?

Разворачивая карту на столе, одновременно рассказывал о результатах поездки в третий батальон. Командир с Колесовым посмеялись и наклонились над ней, потом оба посмотрели на меня.

- Боря, сколько раз смотрю на твою карту и мне стыдно становиться, - пошутил Петров, - такое впечатление, что ты один воюешь, так она у тебя разрисована. По-моему только у тебя в полку карта отработана полностью, даже у меня такой нет.

Я критически посмотрел на свою карту. Карта как карта: нанесён передний край полка, позиция батареи, соседи, сектора обстрела, минные поля в районе расположения батареи и другие условные обозначения, которые должны быть на рабочей карте командира подразделения. Потом взглянул на карту оперативного дежурного: действительно, у меня карта на первый взгляд более полно отработана.

- Ладно, молодец Копытов, а теперь смотри сюда, - командир взял карандаш и очертил им овал на стыке первого и третьего батальонов. – Боря, завтра к вечеру встанешь двумя взводами вот здесь, напротив МТФ и усилишь оборону на этом участке. Сейчас на этом участке переднего края сосредоточены значительные силы боевиков; то ли для внезапной контратаки, то ли для обороны МТФ и моста через реку Аргун на Шали. Место горячее, так что будь там осторожнее. Ну, и честно говоря, мне спокойнее будет, когда ты там встанешь, не достанут там тебя разведчики соседей. Хоть ты и бодро врёшь командиру полка, а я практически всё знаю. Завтра с утра начнёшь перемещаться, а вечером на совещании мне докладываешь о размещении на месте. Да, третий взвод оставишь на перекрёстке, за мостом. Задача у него прежняя: оборонять дорогу на Чечен-Аул.

Приехав в расположение, я на общем построении довёл до батареи новую задачу, чем взбудоражил личный состав. Все были рады переехать на новое место и были рады новым впечатлениям. День прошёл в сборах, снимали масксети, грузили лишнее имущество. Со собой, на новое место, я забирал второй и третий взвода. Первый оставлял на перекрёстке. Командир взвода старший лейтенант Жидилёв - серьёзный мужик и способен принять правильное решение в случаи критической ситуации, да и взвод у него всё-таки надёжный.

Глава четвёртая МТФ

Прибыв на новое место, я первым делом осмотрелся и остался доволен осмотром местности. Командный пункт батареи выбрал в месте, где сходились три зелёнки и две грунтовые дороги, тут же проходил на метровой высоте и воздушный арык из бетона. И, что меня особенно порадовало, рядом с новым командным пунктом батареи располагался наблюдательный пункт Виктора Черепкова. Сразу же за зелёнкой, которая была шириной двадцать метров, определил взвод Коровина, а третий взвод поставил в двухстах метрах впереди и правее, сразу же за полуразрушенным бетонным арыком. В ста пятидесяти метрах слева от меня на поле, закрытом зеленкой располагался командный пункт танкового батальона. Туда и направился сразу же, как определил взвода на местах. С командиром батальона, Толей Мосейчук, обговорил все детали взаимодействия и попросил у него БРЭМ с «лопатой» для того, чтобы выкопать землянки. Подогнал машину и сначала выкопал большую и глубокую канаву под свою землянку, а потом для второго и третьего взводов. Приехал старшина и привёз, как всегда, вкусный обед, погода была солнечная и тёплая, располагающая к небольшой выпивке. Мы расставили в бетонном арыке стол, сняли верхнюю одежду, я позвал Черепкова, немного выпили вина и с аппетитом перекусили, после чего пошёл в мотострелковый взвод, занимающий оборону впереди второго взвода в пятидесяти метрах и несколько правее, для того чтобы с командиром взвода также установить взаимодействие. Его палатка стояла прямо в зелёнке. Одним краем она выходила к моему КП, а другим уходила за передний край боевиков и была слабым и опасным местом в обороне. У палатки грязный и зачуханный боец неторопливо мыл сковородку.

- Солдат, где командир взвода или сержант?

Боец оскалился в попытке улыбнуться и, не переставая тереть посудину, кивнул головой на палатку. Полог её откинулся и ко мне вышел высокий, энергичного вида сержант. Был он чисто выбрит, подшит свежим подворотничком, представился: - Заместитель командира взвода сержант Логинов.

- Где командир взвода?

- Я, командир взвода, - спокойно ответил сержант.

- А командир взвода, ранен что ли?

Сержант сдержанно улыбнулся и кивнул головой на солдата, который закончив мыть сковородку, принялся за котелки: - Нет, он живой, но приказом командира батальона я назначен исполнять эту должность, а командир взвода - вот он.

Я пристально вгляделся в неряшливого солдата и с изумлением узнал в нём лейтенанта Нахимова, который ехал со мной в эшелоне.

- Нахимов, ты что ли и почему моешь посуду? – Удивлённо спросил я.

Лейтенант радостно и по идиотски заулыбался: - Я, товарищ майор. Я. Приказом командира батальона я действительно отстранён от командования взводом и не жалею об этом. Пусть сержант Логинов командует взводом, это у него лучше получается, чем у меня.

Я только покрутил головой и пригласил сержанта отойти в сторону: - Товарищ сержант, ну командир батальона отстранил его от должности, но почему он моет посуду, как последний солдат? На каком основании и кто его заставил? Ты, что ли? – Требовательно наехал на сержанта.

Но замкомвзвод не смутился: - Да он и есть последний солдат во взводе. Какой он офицер? Ходит как чмо, вечно грязный и вонючий. Совсем не моется. Про бритьё я и не говорю. Командовать вообще не может. Даже последний солдат и то лучше воюет и ведёт себя. Его даже на охрану ставить нельзя, никто ему не доверяет. А посуду он сам согласился мыть и командир батальона об этом знает – хоть какая-то польза. И ещё хочу добавить, что он своим поведением только позорит звание офицера.

Пообещав уточнить все вопросы насчёт Нахимова у командира батальона, я обговорил с ним все вопросы взаимодействия в случаи нападения боевиков и ушёл к себе. Строительство землянок шло полным ходом. Алексей Иванович выставил на дне вырытой канавы поперёк ящики из под ПТУРов, заполнил их землёй, выстроив вполне приличную стенку. Сверху положил несколько толстых досок и накрыл всё это большим брезентовым тентом, в результате чего получилась просторная и тёплая землянка. У деревянной стенки я поставил свою кровать, набил гвоздей для оружия и одежды, а замполит и техник поставили кровати вдоль земляных стенок. Между кроватями установили стол. Остальное место мы предоставили для оборудования нар для Чудинова, Алушаева и Торбан: они будут проживать вместе с нами. Старшину отправил на усиление в третий взвод, пусть там живёт и помогает командиру взвода. Также обустроились и остальные взвода. Всё было нормально, но меня беспокоили состояние Алушаева, его контузило и он чувствовал себя очень плохо. Кружилась голова, через каждые пятнадцать минут, он выбегал на улицу, где его в кустах сильно рвало. А получил он контузию совсем по глупому.

Перед самым обедом мы на своём БРДМе выехали в расположение третьего взвода, для того чтобы пристрелять цели на переднем крае боевиков. Вообще, весь передний край, где мы расположились, делился на две части зелёнкой. Она то и шла из расположения боевиков и перекрывалась палаткой Нахимова. Левая часть контролировалась вторым взводом и была скучна. Чистое поле, в расположение боевиков пересекал воздушный, бетонный арык, а за ним на небольшом бугре виднелся тригопункт. Больше ничего не было видно и ничего не оживляло пейзаж. Справа от зелёнки в расположении третьего взвода было гораздо веселее. Недалеко от взвода, проходила асфальтная дорога; противоположным концом она уходила в молочно-товарную ферму, которая располагалась в шестистах метрах от нас. Там проходил передний край боевиков. Самих их видно не было, но постоянно посвистывали пули, выпущенные из укрытий, на которые мы практически не обращали внимания. Бетонный забор, за ним виднелись крыши зданий фермы, а над всем этим возвышался подъёмный кран.

Мы начали пристреливать возможные цели из пулемётов, но из-за того, что опять не могли запустить установку для вентиляции кабины, пристрелку пришлось быстро прекратить. Газы от выстрелов скопились внутри машины и Алушаев слегка угорел. Чудинов и он вылезли из машины, сели на броне и стали усиленно дыша чистым воздухом, вентилируя лёгкие. В этот момент к нам подскочил танк с командиром танкового батальона и встал рядом с моим БРДМ, в пяти метрах. Из люка вылез Толя Мосейчук и ткнул рукой в сторону МТФ: - Боря, подъёмный кран видишь? На нём сегодня ночью засекли наблюдателя с ночником. Следят, суки, они ночью за нашими позициями. Вот сейчас мы его и сковырнём.

Толя дал целеуказание наводчику, соскочил с брони и подошёл ко мне. Алушаев и Чудинов с интересом наблюдали за действиями танкистов с машины, а у меня даже не возникало никаких мыслей, что в той близости от танка может быть так опасно. Прогремел оглушительный выстрел и солдат взрывной волной от выстрела снесло с верха машины. Нелепо растопырив в разные стороны ноги и руки, оба пролетели по воздуху метра три и упали на землю. Чудинов упал удачно, сразу же вскочил на ноги и помчался к машине, Алушаев же встать долго не мог и когда мы его подняли, стоял неуверенно, слегка пошатываясь, и был бледен. От БРДМа слышался мат водителя; взрывной волной выдавило оба лобовых стекла машины и они упали вовнутрь, но не разбились. Сам снаряд попал в будку подъёмного крана и она перестала существовать. Второй снаряд попал в место соединения стрелы с краном, взорвался. Даже на таком расстоянии было видно, как куски металла полетели в разные стороны, разбивая шиферные крыши. Трос порвался и стрела рухнула на землю. Третьим снарядом перебили металлические крепления, кран зашатался и упал на остатки крыши ближайшего здания. Толя извинился передо мной, что не предупредил о недопустимости нахождения вблизи танка во время выстрела, сел на танк и укатил к себе. А я, приехав к себе, приказал Алушаеву лечь и отдыхать, освободив его и от ночного дежурства.

Перед совещанием встретился с Будулаевым и спросил, знает ли он в каких обстоятельствах проходит служба у лейтенанта Нахимова? Командир батальона тяжело вздохнул: - Боря, во-первых: он не лейтенант, а уже старший лейтенант. Во-вторых: если бы это было в моей власти, я бы погоны старшего лейтенанта отдал бы его заместителю сержанту Логинову.

- Виталя, но он же офицер и моет посуду солдатам.

Командир батальона успокаивающе похлопал меня по плечу: - Боря, твой авторитет и авторитет других боевых и нормальных офицеров от этого факта не пострадает. И просьба к тебе – не обращай на это внимание. Пусть взводом командует сержант и это меня полностью устраивает.

Уже смеркалось, когда после совещания я шёл по двору племсовхоза. совхоза. Пересекая мне путь, из-за угла здания вышёл здоровенный, сизого окраса, матёрый котяра. Он шёл и жалобно мяукал, жалуясь на какие-то свои кошачьи проблемы. Я любил кошек и, обрадованный такой неожиданной встречей, присел на корточки и ласково подозвал его к себе, без всякой надежды на то, что он осмелиться подойти. Но к моему удивлению, кот без опаски подошёл и доверчиво закрутился вокруг меня. Взяв на руки, ласково уговаривая и поглаживая, понёс его в кабину УРАЛа, на котором приехал на совещание. Кот и в кабине вёл себя спокойно, лежал у меня на коленях и мурлыкал, вылизывая и без того чистую шёрстку. Также на руках я его вынес из машины и принёс в землянку, где положил на свою кровать. Все очень ему обрадовались, сразу же вскрыли банку тушёнки и выложили её содержимое на тарелку. Кот спрыгнул с кровати, подошёл к тарелке, осторожно обнюхал её и обернулся ко мне. В его глазах, почти по человечески, мелькнула благодарность за еду, а поблагодарив нас таким образом, кот не с жадностью, а с деликатностью стал кушать. Мы же с умилением наблюдали за ним, и наверно каждый, глядя на него, невольно вспомнил свой дом, семью и многое другое сокровенное. Кот покушал, запрыгнул ко мне на кровать, умылся лапкой, закрыл глаза и блаженно замурлыкал. С удивлением я обратил внимание, что с его появлением землянка стала ещё уютней.

В 23 часа, как обычно, вместе с Торбан вышел на патрулирование. Забрался в бетонный арык и стал прохаживаться по нему: тридцать метров вперёд, тридцать метров назад. Двигался бесшумно, чутко вслушиваясь в ночные звуки. На старом месте с насыпи я мог наблюдать практически во все стороны и пользоваться ночным биноклем, а вот здесь с двух сторон поле зрения ограничивали две зелёнки, проходящие в двадцати метрах от нас и закрывающие передний край боевиков. Поле между нами и боевиками не было заминировано, это я уточнил у сапёров, поэтому вся надежда была на сторожевые посты пехоты, которым не верил. И на патрули своих взводов. Боевики незаметно, почти вплотную могли беспрепятственно подобраться к нам и атаковать: так что место действительно было опасное. В основном приходилось полагаться на слух, ночной бинокль я сразу отдал во второй взвод – им он был нужнее. Ночь прошла спокойно и в восемь часов утра поехал на совещание. Только выехал на поле, как в ста метрах поднялись два миномётных разрыва и пришлось присесть в люке, пережидая пение летящих осколков, и опять высунулся. Следующие два разрыва легли дальше, но ближе к дороге. Ничего себе, как это духи стреляют так точно вслепую? Ведь между мной и ими зелёнка и они не видят ни меня, ни командира танкового батальона, который ехал на совещание на КАМАЗе впереди в трёхстах метрах.

На совещание командир полка довёл, что 6 – 7 марта из Екатеринбурга прилетает начальник штаба округа и с ним ряд офицеров, вполне возможно от артиллеристов будет Шпанагель, получивший звание генерал-майора. И в это же время планируется показать им наступление полка на МТФ с последующим взятием берега реки Аргун и моста через неё. Из этого вытекали и задачи: усиление разведки позиций боевиков. Поиски слабых мест в обороне противника, выявление огневых точек.

После совещания выпросил у начальника службы РАВ, майора Ончукова, около пятисот патронов к пистолету. Я плохо стреляю с ПМ и решил немного набить руку в этом деле. По пути к себе ехал на БРДМе и стрелял из пистолета по всем банкам и коробкам, которые попадались мне по пути. Результат был плачевный: я не попал ни одну из целей, но не расстроился, так как стрелял в движении.

Перед обедом от Черепкова прибежал солдат и позвал к командиру батареи: - Боря, хочешь духа увидеть? – Спросил меня Виктор, когда уселся рядом с ним в башне машины командира батареи. После совещания я в течение часа внимательно изучал в бинокль передний край боевиков, но не заметил ни одного из них. Хотя пули иной раз посвистывали надо мной. Поэтому предложение посмотреть на боевика принял с радостью. Черепков навёл оптический прибор и предложил взглянуть. Я прильнул к окулярам и увидел бетонный забор, а на его фоне периодически появлялась лопата, выкидывающая очередную порцию земли из окопа. Повернув прибор вправо и влево, я с ориентировался, где боевик копал окоп и тут же увидел другого боевика, который короткими перебежками, крадом и пригнувшись, продвигался вдоль забора к копавшему духу. Только хотел предложить накрыть боевиков огнём батареи, как снаружи послышался выстрел из танковой пушки и снаряд разорвался прямо под ногами боевика. Тело чеченца взлетело вместе с землёй от взрыва и улетело за забор. Через мгновение послышался второй выстрел и в том месте, где мелькала лопата поднялся второй столб дыма, огня и земли. Наверно, для закрепления танкист положил туда ещё один снаряд. Больше смотреть было не на что. Боевика в окопе если и не убило, то контузило капитально и он не боец на достаточно долгое время. С сожалением покинул командно-штабную машину командира батареи. Сидишь в кресле: в тепле и сухости, тебя не мочит ни дождь, ни снег, не продувает холодный ветер. Крутишь себе башню вправо, влево и ведёшь разведку. Нашёл цель, сделал отметочку на карте, тут же по радиостанции вызвал огонь батареи или дивизиона, и дальше ведёшь разведку. Так воевать можно, хотя я не завидовал такой лафе, мне нравилась моя противотанковая батарея. От Черепкова прямиком пошёл к комбату танкистов и выяснил, что Толю тоже заколебали эти миномётные обстрелы.

- Боря, как только собираюсь ехать в штаб, так обязательно с миномёта обстреляют, – возмущался комбат.

Задав несколько вопросов, выяснил: что Толя на утреннее и вечернее совещания, выезжает со своего КП в одно и тоже время.

- А ты не думаешь, что они знают о времени полковых совещаний? Знают о том, что тут стоит КП одного из батальонов. Вот и приноровились сюда стрелять, правда наобум. Значит, их лазутчики по ночам здесь шастают. Как тебе такой вывод?

Мосейчук в задумчивости покрутил головой: - Давай сегодня и проверим. Приходи ко мне, посмотрим, что будет, а потом на моём КАМАЗе поедем на совещание.

В половине пятого я был у Мосейчука. Мы сидели на табуретках перед палаткой комбата и, разговаривая, смотрели на поле. Без пяти пять на поле упало три мины и разорвались у дороги. Ещё две мины разорвались прямо на дороге, но дальше на двести метров. Толя витиевато и долго выругался, разведя руками: - Знают они, Боря, о совещании. Теперь придётся ездить вдоль зелёнки, а в конце сворачивать на перекрёсток.

Но это были только благие намерения. На следующий день, и в последующие дни мы с Толиком ехали на совещание и обратно по той же самой дороге. Каждый день, азартно играя со смертью в прятки, с упорством игрока испытывая судьбу. Когда мины накрывали нас, а когда падали далеко от дороги. Но ни разу у нас не мелькнуло мысль изменить раз и навсегда заведённый порядок. До нашего приезда на этом участке обороны полка активность проявляли только танкисты. Они дежурили на переднем крае, вели разведку целей и если находили их, то сразу же уничтожали. Появилась противотанковая батарея и мы тоже активно вошли в это противостояние. Мои солдаты и офицеры часами сидели и пялились в бинокль, оптические прицелы, вычисляя позиции боевиков и били туда ракетами, или пытались достать из пулемётов. Пехота наоборот - не участвовала: ходили, как слоны по позициям даже не прячась. Если хотели пострелять, то ставили в направлении к боевикам банки или коробки и стреляли по ним, из-за чего боевикам даже не интересно было стрелять по пехоте. Но когда мои солдаты стали с энтузиазмом отслеживать духов, пытаясь их уничтожать, то боевики активно откликнулись и азартно вступили с нами в поединок. Они моментом вычислили позиции взводов и часто обрабатывали их огнём. Особенно они доставали второй взвод. Вычислили землянку взвода и то, что командный пункт батареи находится практически там же. И с этих пор второй взвод стали донимать снайпера. Хорошо что мы вырыли землянки в длинных канавах. Часть канавы занимала землянка, а вторая половина, достаточно большая, была свободной и на ней могли спокойно размещаться девять человек взвода, костёр и оставалось ещё много места для перемещения. Вся жизнь с этого момента во взводе сосредоточилась на этом пятачке. Только кто-то из взвода неосторожно высовывался или выходил из канавы, как со стороны духов прилетала пуля, а иной раз и несколько. Участились и миномётные обстрелы. Боевики открывали огонь из миномётов по несколько раз в день и пытались нащупать и поразить командные пункты танкистов и противотанкистов. И с каждым разом огонь боевиков был всё точнее и точнее. Выглядывая из канавы и наблюдая результаты миномётного огня, я понимал, что рано или поздно, но боевики накроют мой командный пункт и второй взвод.

На второй или третий день противостояния, командир второго взвода обнаружил позицию пулемётчика духов и сцепился с ним. В течении почти сорока минут нервно строчили оба пулемёта машины командира взвода, пять раз слышались шипящие звуки пусков ракетами по огневой точке, но каждый раз пулемёт вновь оживал и обильно поливал свинцовым дождём зелёнку в расположении взвода, и я уже начал беспокоиться, понимая что этот поединок может плачевно закончится именно для нас. К пулемётчику присоединились снайпера, потом ещё один пулемёт, прилетали на излёте пули, выпущенные из автоматов. Уже не только второй взвод они достали, но достали и нас на командном пункте. Пули визжали, свистели, срезали ветки, которые падали к нам в канаву, где мы сидели. Щёлкали по броне моего БРДМа, вздымали фонтанчики земли на бруствере. И в довершении ко всему наш район накрыли с миномётов. После миномётного обстрела стрельба быстро прекратилась и над передним краем повисла тишина.

- Всё нормально у вас? – Крикнул второму взводу.

- Всё нормально, товарищ майор, - долетел весёлый голос из-за зелёнки.

- Как Коровин приедет, пусть ко мне подойдёт.

- Хорошоооо….

Через несколько минут послышался приближающийся гул двигателей противотанковой установки и командирского БРДМа, возбуждённые голоса солдат, которые обменивались впечатлениями. Время шло, но Коровина всё не было, а из расположения второго взвода периодически слышались какие-то сильные и звонкие щелчки по металлу. После очередного щелчка сначала слышался приглушенный мат Коровина, а потом каждый раз дружный солдатский смех.

- Коровин, ну что ты там, давай сюда, - крикнул я через пятнадцать минут, когда у меня кончилось терпение.

- Сейчас…, сейчас, товарищ майор, командир взвода подойдёт. Вы только сами не ходите сюда. – Послышался очередной громкий металлический щёлчок и новый дружный смех. Прошло сорок минут и когда я собрался идти во второй взвод, появился командир взвода. Полусогнувшись, он перебежал зелёнку и спрыгнул к нам в канаву.

- Коровин, ты что, комбата игнорируешь? Я тебя вызываю, вызываю, а ты являешься через сорок минут, а тебе идти тут сорок метров. Что за ерунда? – С раздражением спросил я.

- Товарищ майор, - старший лейтенант заразительно засмеялся, и у меня тут же улетучилось раздражения, - товарищ майор, снайпера заколебали. Когда подъехали к землянке, солдаты успели выскочить из машин, а я только люк открою, а по нему пуля щёлк - я обратно в машину. Через пару минут опять высовываюсь и опять пуля щёлк, солдатам смешно, а мне не до смеха. Только сейчас и выскочил - Коровин опять заразительно засмеялся, засмеялись и мы.

Отсмеявшись, командир взвода уже серьёзным тоном продолжил: - Засёк позицию пулемётчика. По-моему это наш старый знакомый, выпустил по нему пять ракет. Из пулемётов по нему бил, но уничтожить не смогли. Так что, он ещё нам даст просраться.

Мы помолчали, вспоминая о том, как каждое утро чеченский пулемётчик ровно в семь часов утра давал очередь, именно над вторым взводом и моей землянкой, как бы приветствуя нас. А

потом в течении дня неожиданно открывал огонь по нашему расположению, но каждый раз с новой позиции. По пехоте он не стрелял: ему просто было неинтересно стрелять по этим «слонам», которые даже не реагировали на его огонь. А мои солдаты отвечали огнём на огонь. И этот поединок продолжался уже несколько дней.

- Значит так, - решил я довести своё видение этого вопроса, - кто уничтожит этого наглеца, будет представлен к медали «За отвагу». Если группа его уничтожит, то каждый будет представлен. Думаю, что это хороший стимул, чтобы постараться. – Офицеры оживились.

- Борис Геннадьевич, - в азарте Игорь даже кулаком стукнул по брустверу, - я и Алексей, возьмём к себе в помощь Алушаева, вычислим его и уничтожим. Только я хочу получить со склада вместо автомата снайперскую винтовку. Вы не против?

С этого дня началась охота за пулемётчиком. Уже три дня замполит, техник и Алушаев безвылазно сидели в секрете, вычисляя огневые точки пулемётчика. Не отставали от них солдаты второго и третьего взвода. И кольцо охоты постепенно сужалось. А пока пулемётчик резвился: ровно в семь часов утра над землянкой пролетала, посвистывая, стайка пуль из пулемёта, а потом слышалась ровная строчка очереди. Мы в этот момент вскидывали руку в приветствии и вразнобой кричали: - Здорово…, здорово. Живой ещё? Ну, ничего недолго осталось…

И вот мы его нащупали. Удача улыбнулась группе замполита. Они вычислили место: огневую точку, куда дух всегда возвращался под вечер. Скорее всего, это была его основная позиция. Оттуда он никогда не стрелял, а вёл огонь исключительно с других позиций.

Было десять часов утра, когда в землянку ввалились возбуждённые Карпук и Кирьянов: - Есть, вычислили его. Он всегда к шести часам вечера приходит к каменному мосту через арык, у северного угла МТФ, а в шесть утра уходит оттуда на охоту за нами. Туда, не доходя сто метров до моста, подходит зелёнка, которая начинается от нас. Она не заминирована, лишь в двух местах прерывается открытыми пространствами на пятьдесят - сто метров. Ну, эти места мы проползём. Сегодня мы втроём, третий будет Алушаев, по зелёнке проберёмся до самого края, заляжем там, и как только он появиться мы в три автомата с такого расстояния в момент срежем его. И сразу же по зелёнке уйдём обратно.

План был авантюрный, но именно из-за этого мог и сработать.

- Хорошо, утверждаю, но давайте обговорим вопросы прикрытия, когда вы будете отходить.

В течение сорока минут мы обговорили все детали операции и Карпук с Кирьяновым уехали по своим делам на командный пункт полка. А я остался скучать. Делать было нечего. Немного почитал, потом полежал бездумно блуждая взглядом по потолку, по стене и наконец мой взгляд остановился на снайперской винтовке Карпука. Во, занятие было найдено и довольно интересное. Я с энтузиазмом встал с постели, вытащил из под кровати цинк с патронами для винтовки, снарядил три магазина и взял ещё три не распечатанные пачки.

Сначала вышел на левую часть переднего края, но долго здесь не задержался. Скучно было. В оптический прицел винтовки был виден только серый бетонный арык и бугор с тригопунктом - больше ничего. Пересёк зелёнку у палатки Нахимова, вышел на правую часть передка. Свернул налево и через минуту остановился у разрушенной части бетонного жёлоба арыка. Огляделся. В третьем взводе торчала лишь голова дежурного наблюдателя, он немного понаблюдал за мной, а потом продолжил смотреть в сторону Старых Атагов. У палатки Нахимова стояло несколько солдат, которые лениво курили, поглядывая в мою сторону. Я стоял один на поле и в радиусе в двести пятьдесят метров не было никого. Широко расставив ноги, поднял винтовку к плечу и через оптический прицел стал смотреть на передний край, пытаясь

там разглядеть какую-нибудь цель. Но в перекрестье кроме бетонного забора, деревьев и крыш коровников ничего не было видно. Марки прицела плясали от того, что стойка у меня была неправильная и не было упора. Опустив винтовку, оглянулся, увидел в пяти метрах полуразрушенный снарядом бетонный жёлоб, на который можно было удобно положить ствол винтовки.

Только поудобнее расположился у жёлоба, как по бетону, в сорока сантиметрах от меня ударила тяжёлая пуля и с визгом ушла в небо, а мелкие крошки бетона больно секанули лицо, заставив зажмуриться. Пока стоял, как в столбняке, вторая пуля попала в край жёлоба, уже совсем рядом и отколола большой кусок бетона. Из охотника, который вышел пострелять, я сам превратился в дичь. Резко присев, спрятался за жёлобом, лихорадочно зашарил глазами вокруг себя. Да, место я выбрал совсем неудачное и ненадёжное - до любого укрытия было метров сто открытого пространства, которое мне пробежать просто не дадут. Как бы подтверждая мои мысли, в укрытие ударили одна за другой две пули. Одна из них насквозь пронзила бетон, проделав огромную дыру в полуметре от меня. Я просунул в дыру ствол винтовки и через оптический прицел стал высматривать позицию снайпера.

- Блядь, где же эта сука скрывается? – Ничего не было видно, но каждые две минуты в бетон били пули и дырявили его вокруг меня. Веером выпустил пули в том направлении, откуда, как я думал, стреляли. Но теперь с той стороны к снайперу присоединился и застрочил пулемёт, превратив часть бетонного арыка в хорошее решето. Сжавшись в комок, обхватив руками голову, как будто это могло меня спасти от попадания пули, в очередной раз счастливо избежал смерти.

- Довернут вправо, ещё одна хорошая очередь и мне звиздец, - промелькнула в башке мысль. Больше я не стал раздумывать, а инстинктивно метнулся к воронке от снаряда в десяти метрах. И вовремя. Вновь застучал пулемёт и послышались новые удары пуль о бетон. Пару раз свистнуло совсем рядом с головой, но я уже был в воронке. Осторожно выглянул и посмотрел на укрытие, откуда только что прибежал. И счастливо засмеялся - вторая часть желоба тоже была в дырках от пулемёта. – Ни фига себе, на несколько секунд опоздал бы и всё. Я бы отсюда уже не смотрел, но на моё тело, потом, бы смотрели с сожалением. – Даже порадоваться не успел, как очередная пуля ударила прямо перед лицом в край воронки. Глаза засыпало землёй и пришлось нырнуть вниз.

Протёр глаза и по хозяйски осмотрелся в воронке. Яма была большая и полностью скрывала меня от боевиков. Край воронки, обращённый к духам, был выше, а противоположный ниже и я хорошо видел свой участок переднего края, даже сидя. Тут же валялся, непонятно откуда взявшийся, ржавый, фиолетовый тазик. Немного подумав, выкинул его на край воронки и с интересом стал ждать, что получиться. Через двадцать секунд в тазик ударили две пули и скинули его обратно ко мне. Я опять выкинул его наверх, тазик опять скатился к моим ногам с ещё одной дыркой в боку. Раз за разом выкидывал посудину наверх и каждый раз она скатывалась вниз. Снайпер попался матёрый и так просто он меня выпускать не хотел. Сторожил, наверняка приняв меня тоже за снайпера.

Я уже сидел около часа в яме и мрачно наблюдал за своим командным пунктом, терпеливо ожидая, что кто-нибудь наконец то хватится меня и выручит из этой идиотской ситуации. Около закопанной КШМки Черепкова, копошились его солдаты. Вышли из-за зелёнки к ним Чудинов и Алушаев, посмотрели в мою сторону из под ладони и через несколько минут ушли обратно. Кричать им или махать руками было бесполезно – далеко. Через полчаса к землянке проехал старшина – обед привёз, а меня никто не выручает.

Прошло ещё полчаса, из зелёнки внезапно выскочила БМП и на большой скорости направилась в мою сторону. Резко затормозила около воронки, задняя дверь машины открылась и из-за неё выглянул замкомвзвод, сержант Логинов.

- Товарищ майор, у вас всё в порядке? А то я видел, как вы шли сюда, а назад всё не идёте и не идёте. Ваши солдаты приходили ко мне, расспрашивали про вас. – В БМП попала пуля и с визгом срикошетила в землю.

Логинов засмеялся: - Ааа…, всё понятно, зажали вас, товарищ майор. Как откроем огонь, так бежите, мы прикроем.

Сержант и несколько солдат достали из машины пару пулемётов ПК и, прикрывшись БМП, через пару минут открыли огонь по предполагаемой позиции снайпера, а я рванул по полю в сторону своего КП. Не знаю - стреляли ли по мне или нет? Сзади грохотали пулемёты, раз за разом рявкала пушка БМП, в ушах, по моему, даже посвистывало, на такой большой скорости мчался по пахоте. Наверно, если бы обернулся назад, то увидел хороший шлейф пыли из под моих сапог.

Все триста метров, на одной и той же скорости, я промчался по пахоте до КШМки Черепкова на одном дыхании и здесь, почувствовав себя в безопасности, резко сбавил скорость. Хотел обернуться, но в нескольких сантиметрах от головы противно просвистела пуля снайпера и, резко пригнувшись, в несколько прыжков скрылся за машиной командира батареи.

Дождавшись благополучного возвращения БМП Логинова, я уже спокойно вернулся в землянку. Обедал в одиночестве, даже успел вздремнуть до приезда из штаба Кирьянова и Карпука. Ещё раз, обсудив все детали предстоящей авантюры, замполит, техник и Алушаев были готовы к выходу в засаду. Присели, помолчали, потом решительно встали и пошли к палатке Нахимова. Здесь нас уже ждали Коровин с солдатами и сержант Логинов с пятью мотострелками. Получив последние указания и напутствия, группа скрылась в зелёнке. Мы остались рядом с палаткой и стали терпеливо ждать. Сразу же после открытия огня ушедшей группой, Коровин со своими солдатами и двумя пулемётчиками из пехоты вылетают из зелёнки на левую половину, разворачиваются в цепь и прикрывают огнём отходящую группу на своём направлении. Я с остальной пехотой, выбегаю на правую половину и с той стороны мы бьём по чеченцам, не давая им пуститься в преследование. Третий взвод, услышав стрельбу, открывает огонь из пулемётов БРДМа командира взвода. КПВТ будет нашей основной огневой мощью.

Время тянулось медленно, обговорено уже было обо всём и все молчали, лишь изредка перекидывались незначительными фразами. Между нами, занимаясь мелкими хозяйственными делами, крутился «бывший» командир взвода и только он один был спокоен и далёк от наших проблем. За эти дни я уже привык к тому положению, когда сержант Логинов командовал старшим лейтенантом. Да и сам уже понял, что Нахимов был «ни о чём».

Время приближалось к шести часам и напряжение нарастало, каждую минуту мы ожидали услышать автоматные очереди, но их всё не было. Время перевалило на седьмой час и я уже стал жалеть о том, что отпустил их на эту охоту. Мозг услужливо рисовал мрачные картины гибели группы; представляя, что группа в зелёнке на подходе к засаде сама попала в засаду и была вырезана, или без шума взята в плен. Я даже затряс головой, отгоняя дурные мысли, и с облегчением услышал дружные автоматные очереди. Сначала прозвучало несколько автоматных очередей, а потом, через секунд сорок, когда мы уже выбегали из зелёнки, разворачиваясь в цепь, передний край боевиков взорвался ответным огнём.

Я бежал по пахоте с пулемётом в правой руке, на левом плече висели, стянутые ремнями две коробки с пулемётными лентами по 250 патронов каждая. К пулемёту была пристёгнута коробка на сто патронов. Бежал к своему месту, откуда должен был открыть огонь и удивлялся тому, как тяжело было бежать. Несколько часов тому назад я мчался по этому самому полю и не чувствовал ног под собой, а сейчас пот заливал глаза и ноги тонули в земле по щиколотку. Заговорил пулемёт КПВТ в третьем взводе, дал несколько очередей и заткнулся. Сзади меня пехота уже залегла и открыла отсекающий огонь, а я всё бежал и бежал к своей позиции. За зелёнкой, на направлении Коровина, к стрельбе из автоматов присоединились звуки выстрелов из КПВТ БРДМа второго взвода и послышались шипящие звуки летящей ракеты. Вот и моя позиция. Я упал, в течении десяти секунд удобно устроился и взглянул на место боя.

В пятистах метрах от нас виднелись фигурки замполита, техника и Алушаева, которые то мелькали в зелёнке, то скрывались за деревьями. В ста – ста пятидесяти метрах сзади них по зелёнке и по полю стремительно двигались, развернувшись в цепь человек десять чеченцев. Они останавливались на мгновение, чтобы дать очередь по нашим и двигались дальше. Сколько было боевиков на той половине поля мне не было видно, но судя по интенсивности стрельбы их было достаточно и там. Группа быстро и организовано отходила, каждые тридцать метров, кто-то из них по очереди останавливался и огнём из автомата прикрывал отход других, потом стреляющий, уже под прикрытием огня двоих, отходил сам, таким вот перекатом они и отступали. Я прильнул к прицелу и дал первую пристрелочную очередь. Хорошо. Чуть подправив точку прицеливания, дал длинную очередь и с радостью увидел, как трассера завились вокруг двух бегущих духов. Убить их не убил, но залечь заставил. Под огнём остальной моей группы залегли и остальные боевики, которые бежали по полю около зелёнки, но остальные духи в самой зелёнке продолжали преследование. К нашему огню наконец-то присоединился КПВТ третьего взвода и 14 миллиметровые разрывные пули рвали землю среди лежащих боевиков, заставляя их пятиться обратно с поля в гущу деревьев. То один, то другой боевик срывался с места и скрывался в зелёнке и уходил в сторону своего переднего края. Когда они все скрылись среди деревьев, пулемётчик КПВТ стал обрабатывать зелёнку на пути отхода боевиков. Даже на таком расстоянии было хорошо видно, как пули крупнокалиберного пулемёта срезали не только ветки, но и достаточно большие деревья и выкашивали кустарник. Если эту часть боевиков мы заставили отказаться от мысли догнать и уничтожить нашу группу, то в зелёнке человек пять ещё пытались её преследовать. Я прекратил огонь и стал наблюдать за местом, куда должны были выскочить Кирьянов и другие. Замполит и Карпук выскочил, но Алушаева с ними не было. Раз за разом я пробегал взглядом зелёнку, но сержанта увидеть не мог, видел лишь фигуры боевиков, которые мелькали среди деревьев. Интенсивность стрельбы с обоих сторон ослабела и слышались лишь отдельные очереди и выстрелы. Теперь и я услышал частое посвистывание пролетающих в опасной близости пуль. Некоторые из них вздымали фонтанчики рядом со мной, но я не обращал на них внимание, а всё пытался разглядеть в зелёнке сержанта. В двухстах метрах от меня из-за деревьев выскочили Кирьянов, Карпук и, уже не скрываясь, помчались к нашим позициям. Заглядевшись на них, я не увидел как почти на середине поля, неизвестно откуда, выскочил Алушаев и стремительно, насколько это было возможно, побежал прямо на меня. Поняв, что двоих русских им уже не догнать, боевики переключились на Алушаева. Выскочив на край зелёнки, они открыли плотный огонь по сержанту. От пехоты их закрывали высокие и густые кусты, поэтому мотострелки в недоумении крутили головами, но не могли понять, откуда велась такая интенсивная стрельба. Пулемётчик третьего взвода, увлёкшись огнём по отступавшим боевикам, тоже не мог прикрыть одиноко бегущего по полю Алушаева. А очереди вспарывали землю вокруг ног сержанта и от этого он делал дикие, нелепые прыжки в разные стороны, но все ещё невредимый продолжал бежать вперёд. А боевики, почувствовав безнаказанность и вседозволенность, веселились, спокойно стреляя в беззащитную, бегущую мишень. Судя по жестикуляции и спокойным действиям чеченцев, они стреляли на спор: как долго продержится русский. Но самое плохое было в том, что Алушаев находился в створе с боевиками и я не мог открыть огонь из пулемёта. Пули, пролетавшие мимо сержанта, густо свистели и жужжали в опасной близости от меня. Вскочив со своей позиции, я перебежал с пулемётом на десять метров в сторону и опять упал на землю. Теперь мог стрелять, не боясь зацепить своего подчинённого. Алушаев, в свою очередь, увидев мой манёвр, тоже подправил направление своего движения и опять влез между мной и боевиками. Боевики, увидев меня и мои манёвры, разделились и теперь половина их стреляло по сержанту, а другая по мне. Я опасно приподнялся и заорал изо всех сил.

- Алушаев…, ёб… тв… ма..ь, в сторону…, в сторону уходи, я не могу стрелять, - даже замахал рукой, показывая, что надо делать. Но Алушаев упрямо, ничего не понимая, продолжал бежать на меня. Несколько пуль ударило в нескольких сантиметрах от меня, что-то сильно дёрнуло пару раз за одежду, но боли я не почувствовал: - Неужели ранили? – Мелькнула мысль и пропала.

Встал на четвереньки и шустро покатил в сторону. Опять упал и прильнул к прицелу, теперь Алушаев был несколько в стороне от линии огня и уже не целясь сразу же открыл огонь, боясь что сержант опять вылезет между мной и боевиками. Алушаев был уже в семидесяти метрах от моей позиции, и когда я дал первую очередь, резко изменил направление и помчался в сторону палатки Нахимова. Теперь можно было стрелять без опаски и я, со здоровой злостью, сильно надавив курок, длинными очередями стал поливать боевиков. В ленте был снаряжены через один патрон трассер - разрывная, трассер - разрывная поэтому хорошо было видно, как очереди хлестали по боевикам, вокруг них, срезая ветки с деревьев и подымая густые фонтанчики земли. Духи засуетились, заметались по краю зелёнки, а потом дружно скрылись в глубине. Я добил ленту до конца, простреливая кусты, куда они скрылись, а потом встал и, не прячась, пошёл к своим. Несколько раз резко свистнуло, но я даже не оглянулся и не сделал ни единой попытки спрятаться, лишь слегка ускорил шаг. У палатки меня ждали, здесь же был и Алушаев. Не успел ещё дойти до них, как они радостно, перебивая друг друга, загалдели.

- Борис Геннадьевич…, товарищ майор…., завалили мы его. Как начали стрелять, так он сразу и упал. А там, оказывается, толпа духов была, еле ушли…. Если бы не прикрытие, не убежали бы.

Алушаев тоже что-то рассказывал, сбиваясь с одного на другое, и счастливо улыбался, даже сейчас, по прошествии десяти минут, он выглядел взбудораженным, дико поблёскивали, широко открытые глаза.

- Алушаев, ты то, как посередине поля оказался? – Остановил я его сбивчивый рассказ.

Сержант замолчал, собираясь с мыслями, потом засмеялся: - Мы ещё, когда вперёд пошли, я заметил, что из зелёнки в сторону третьего взвода глубокая канава отходит. Показать не успел замполиту с техником, прошли её уже, но в голове она как-то отложилась. А когда начали отходить, я оказался у неё, когда прикрывал отход замполита и техника. Что-то задержался сам с отходом, пришлось мне нырять в канаву и по ней уходить в сторону третьего взвода. Боевики меня здесь и потеряли. А потом выскочил и побежал в вашу сторону. Думал, что боевики меня не заметят. Но всё, слава богу, обошлось. Но пулемётчика мы всё-таки завалили.

Обмениваясь впечатлениями, мы пошли к себе и тут я вспомнил, как меня сильно дёрнуло за одежду во время боя.

- Алексей Иванович, погляди сзади меня, а то когда меня пулемётной очередью накрыло, что-то сильно дёрнуло

Пока замполит осматривал одежду, я прислушивался к своим ощущениям, боясь почувствовать боль от раны, но из-за спины послышался радостно-удивлённый возглас.

- Борис Геннадьевич, да вы в рубашке родились, две дырки в одежде, но тело не задето, смотрите. – Я повернул голову и посмотрел вниз, Кирьянов засунул в дырки пальцы и весело шевелил ими, - Борис Геннадьевич, это надо обмыть.

У землянки нас ждали гости. За бетонным жёлобом арыка стоял БТР, а перед ним перекуривали трое офицеров. Увидев меня, бросили и затоптали окурки. Поздоровались. Ещё издалека увидел, что это были спецназовцы из Забайкалья, с которыми мне уже приходилось сталкиваться.

- Товарищ майор, вот к вам в гости приехали, а у вас тут небольшая война. Что хоть случилось?

В нескольких словах рассказал о нашей попытке уничтожить пулемётчика и о том, что из этого получилось, вместе посмеялись и я пригласил спецназовцев в землянку. Быстро накрыли стол, но зная что они крепких спиртных напитков не пили, выставил на стол лишь две банки с вином «Анапа». Офицеры из вежливости выпили по кружке и больше не стали.

- Товарищ майор, мы к вам по делу. Каждую ночь, у нас несколько разведроту. групп уходят в ближайший тыл боевиков, с таким расчётом, чтобы к утру вернуться. Ходили мы всегда от пехоты, и как бы мы не договаривались с мотострелками, как бы мы их не предупреждали, но каждый раз, возвращаясь под утро, нас обязательно обстреляют. Правда, пока никого не задели, но могут. Вот мы и решили от вас ходить к боевикам, вроде бы по нашим наблюдениям у вас дисциплина выше, чем в пехоте, да и солдаты потолковее. Надоело всё время напарываться на огонь своих. Сегодня мы и пойдём первый раз от вас. Как вы на это смотрите?

- Да я, ребята, смотрю нормально. Ради бога, ходите от меня, но сегодня не советую: расшевелили мы их. Отдохните сегодня или с другого направления сходите.

Спецназовцы, в принципе, согласились с моими предложениями, ещё немного посидели, чуть-чуть выпили и уехали. Я налил по кружкам своих офицеров вина: - Алексей Иванович, если завтра пулемётчик «не поздоровается», то значит, вы его завалили. Тогда не только твою группу представим к медалям, но и из взводов пару человек тоже. А на сегодняшнюю ночь, усилить бдительность: духи могут отомстить.

Ночь была тихая, каждый звук был слышен отчётливо и издалека. Я как обычно прохаживал- ся по бетонному жёлобу и внимательно, насколько это было возможно, вглядывался в очертания деревьев, кустов и в окружающую местность. Также внимательно прислушивался и к ночным звукам, отсеивая обычные звуки передовой от посторонних. Я всегда помнил о вполне возможных вражеских лазутчиков. Внизу, около землянки и БРДМа, прохаживался сержант Торбан. Шёл уже третий час ночи, когда издалека донёсся странный вскрик, так как будто человеку вогнали нож в живот, закрыв ему рукой рот. Резко присев, стал вглядываться в сторону командного пункта танкового батальона, откуда он донёсся. Разглядел и Торбана, который тоже присел и напряжённо вглядывался в том же направлении.

- Торбан слышал? – Тихо окликнул санинструктора.

- Да, как будто в живот кулаком саданули, - также тихо отозвался сержант.

В течении тридцати минут, мы оба напряжённо вслушивались и вглядывались в темноту, но кругом было тихо. Даже передний край, кажется, затих и как будто вместе с нами прислушивался к ночной темноте. Слух до того обострился, что я, наверно, слышал как падали сухие ветки в соседней лесопосадке. Из землянки по малой нужде вышел Чудинов, справил её и собрался обратно, но я остановил его.

- Чудинов, берёшь автомат и ко мне, - солдат исчез, а через минуту залезал ко мне в жёлоб.

- Чудо, - продолжил, когда солдат устроился рядом со мной, - ситуация следующая, кажется, у танкистов вырезали часовых и я сейчас схожу туда на разведку. Ты с Торбаном остаётесь здесь и прикроете меня если что. Ты, понял?

- Товарищ майор, давай те вместе сходим, - горячо зашептал мне в ухо водитель.

- Чудинов, выполняй то, что тебе приказал. Да смотрите, не подстрелите меня, когда буду возвращаться. Если не вернусь через тридцать минут, подымай батарею по тревоге, но втихую и ищите меня.

Через десять метров фигуры Чудинова, Торбан, силуэт БРДМа слились с окружающими предметами и ничего не говорило о том, что кругом, в темноте, находились десятки людей. Передвигаясь вдоль бетонного жёлоба, иной раз замирал, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в темноту, но кругом было тихо и спокойно. Когда до окопа часового танкистов осталось пять метров, я тихо окликнул его, готовый немедленно открыть огонь, если там окажутся боевики. В ответ тишина. Странно, даже днём здесь всегда торчал часовой танкистов. Собравшись с духом, тихой тенью скользнул к окопу и спрыгнул вниз. Зашарил рукой, ожидая каждое мгновение вляпаться в кровь, но окоп был пуст. Поразмышляв немного, двинулся к командному пункту танкистов. Не встретив никого, беспрепятственно вышел к палаткам, где тишину нарушал лишь звук электрического движка, да из палатки командира батальона слышались приглушённые голоса. Заглянув в щель створок входа, оглядел палатку, командира батальона с офицерами, которые спокойно сидели за столом, выпивали и не спеша разговаривали. Откинув полог, я бесцеремонно ввалился в помещение.

- Толя, ёлки-палки, прошёл всё твоё расположение и не встретил ни одного часового, тебя же вырежут, как Чапаева. Непорядок….

Мосейчук зло выругался и с осуждением посмотрел на начальника штаба батальона. Тот под его взглядом поёжился и занервничал: - Товарищ майор, мы ведь с вами сорок минут тому назад проверяли. Боря, - начальник штаба повернулся ко мне, - у меня до сих пор рука болит: одного отлупил за то, что спал, а второму за это же кулаком саданул в живот. Ну, я их сейчас поубиваю.

- Толя, вы тут веселитесь со своими часовыми, а после ваших проверок я полчаса в темноту глазами «лупал». Потому разбираться пошёл, и ни одного часового. – Всё это произнёс с осуждением, продвигаясь к столу.

Все встали из-за стола и стали одеваться, а я наоборот, положив автомат на постель, сел за стол, налил всем коньяка в кружки: - Ребята, да погодите же, садитесь за стол. Сейчас у меня батарея по тревоге подымается, а через десять минут прилетят сюда разбираться – почему комбат не вернулся.

Мосейчук с недоверием посмотрел на меня, потом сел за стол, за ним сели и другие офицеры: - Ну что ж, Боря, посмотрим, как сработают твои бойцы.

Я уже пожалел, что сделал такое самоуверенное заявление. Но отступать было поздно. Прошло минут десять, мы ещё выпили по одной, в молчании закусили и наконец, почти одновременно с двух сторон заполошно завопили в темноте часовые танкистов: - Стой! Стой! Кто идёт?

Сразу же с шипением ушла в небо ракета, послышалось несколько громких и возбуждённых голосов и в палатку вошли замполит и техник, за ними было сунулся Алушаев, но увидев меня исчез. За стенкой палатки слышались голоса часовых и моих солдат, которые уже дружелюбно о чём-то переговаривались.

Довольный произведённым впечатлением на танкистов, постучал ладонью по скамье рядом с собой и сделал для своих подчинённых приглашающий жест. Танкисты же выглядели обескураженными. Я, по-хозяйски, разлил по кружкам коньяк; замполиту и технику побольше.

- Толя, вы тут разбирайтесь, а мы пошли отдыхать, - чокнулся кружками с Кирьяновым, с Карпуком и выпил спиртное. Взяли автоматы и уже вместе с танкистами вышли в темноту. У палатки толпились часовые и человек десять солдат с моей батареи. Всей этой толпой, по моему предложению, мы направились к окопу, где должен был быть часовой и сразу же нашли солдата. Схватив его за шиворот, начальник штаба, со злобой затряс рядового: - Где ты сволочь был, когда здесь ползал командир батареи?

- Товарищ капитан, - виноватым голосом завопил солдат, - срать мне захотелось, и с голой жопой сидел я, поэтому молчал, когда он меня позвал.

Все невольно засмеялись, даже начальник штаба: он отпустил солдата и выругался: - Ну что тут поделаешь, солдату какать захотелось и война по боку. Ладно, солдат, сторожи, потом с тобой разбираться будем, - он устало махнул рукой. Мы распрощались и разошлись каждый в своё расположение. Через полчаса все угомонились и мы опять с сержантом Торбан стали прохаживаться и наблюдать каждый в своём секторе. Невольно вспомнилась вчерашняя ночь. Во втором взводе первую половину ночи стоял на охране сержант Кабаков: всё такой же бестолковый и без инициативный. Я надеялся, что жизнь в боевой обстановке сумеет встряхнуть его и он постепенно станет нормальным командиром и бойцом, но ожидания мои не оправдались. Если Торбан сумел измениться, и причём в лучшую сторону, то Кабаков как был неуверенным так и остался таким. Выполнял любые приказания, от кого бы они не исходили, но инициативы ни какой. Как младший командир он был абсолютным нулём. И как противотанкист, он тоже был никчемный. Правда, как человек был он очень порядочный и честный. Но иной раз его бестолковизм ставил нас в тупик. В прошлую ночь, часов до двенадцати, вдоль нашего переднего края на УРАЛе «резвился» пьяный командир седьмой роты Гарри Богданов, он раскатывал вместе с друзьями на автомобиле и к полуночи уже раз десять проехал мимо меня и второго взвода. В очередной раз, проехав мимо нас, автомобиль внезапно свернул вправо и стремительно помчался через поле в сторону переднего края духов. Я выскочил к краю зелёнки и с волнением стал наблюдать, как автомобиль спокойно раскатывал по тем местам, откуда днём боевики периодически нас обстреливали. Что делать, если боевики откроют огонь по ним, я не знал. С замиранием сердца наблюдал за манёврами машины, а потом со злостью плюнул, когда увидел, что после беспорядочных передвижений, машина развернулась и помчалась в нашу сторону. Но успокоился рано. Только подошёл к землянке, прислушиваясь к приближающему гулу двигателя, как послышалась длинная очередь из автомата, потом ещё одна, а через несколько секунд мимо меня с рёвом пронёсся УРАЛ, с разбитой фарой, без лобовых стёкол и умчался в сторону штаба.

Во втором взводе, когда я прибежал, царила суматоха. Все обступили Кабакова и расспрашивали его о причинах стрельбы. Растолкав солдат, я напустился на сержанта: - Кабаков, ты почему стрелял? У тебя с мозгами всё в порядке?

- Товарищ майор, со стороны переднего края духов машина ехала и я открыл огонь на поражение.

Я только развёл руками и плюнул от досады.

- Идиот. Кабаков, мимо тебя этот УРАЛ за вечер раз десять проехал и мимо меня тоже. Ты наблюдал за ним?

- Да.

- Ты же, значит, видел, что машина в очередной раз выскочила с нашей стороны, поехала в сторону боевиков, там крутилась пять минут, ни на секунду не останавливаясь, а потом поехала обратно. Ну, какие там боевики. Там сидел командир седьмой роты и ещё пару офицеров. Балбес, ты сержант. Теперь остаётся надеяться на то, что ты плохо стреляешь и никого не задел.

- Коровин, - я отозвал в сторону командира взвода, - ты в землянке не сиди, а вместе с солдатами, на улице, службу неси, если они у тебя бестолковые. Я ведь в землянке не сижу. Знаю, что Торбан в одиночку слабоват, зато в паре со мной он действует нормально и достаточно уверенно, вот и бери с меня пример.

Первым кого встретил утром в штабе перед совещанием, был Гарри Богданов. Он был помятый и жестоко мучился с похмелья. Придав себе беспечный и наивный вид, я окликнул Богданова: - Гарри, ты чего здесь делаешь? И вид у тебя не совсем здоровый, заболел что ли?

Командир роты поднял на меня мутный и тоскливый от похмельного синдрома взгляд: - Боря, сегодня ночью, чуть духи не застрелили.

- Как это? – Сделал удивлённый вид.

Гарри вяло махнул рукой и монотонно забубнил: - Да вчера с друзьями слегка выпили, стали кататься на УРАЛе и сдуру уехали к духам на передок. А там, по нам, душара, прямо в упор выпустил целый магазин патронов, у нас всю кабину и фару вдребезги и ни у кого не царапины. Еле ушли от них. Остаток ночи здесь догуляли, в РМО. Ох, Боря, и тяжело мне.

Я взял под руку ротного: - Гарри, пошли к моей машине, у меня там немного лекарства есть.

Богданов сразу оживился и повеселевший пошёл со мной на стоянку машин, и тут же в несколько крупных глотков он выдул кружку коньяка, замер прислушиваясь к тому, как пахучая, крепкая жидкость катится в желудок, а через несколько минут вообще оживился. Потом выпил ещё полкружки и совсем повеселел.

- Боря, за эти несколько часов я второй раз родился. Первый раз, когда ночью от духов уходили, а второй раз сейчас. Я у тебя в капитальном долгу. – Глотнул ещё из кружки и начал подробно рассказывать о происшедшем, а я вспомнил первое своё знакомство с командиром седьмой роты.

Мы стояли блок-постом на северном перекрёстке, и как-то вечером, будучи в скверном настроении, я направился на полковое совещание. На повороте дороги, непонятно по какой причине, оглянулся и посмотрел на позицию третьего взвода, который стоял за мостом на

дороге к Чечен-Аулу. Автоматически прошёлся взглядом по дороге и вздрогнул, увидев как из-за поворота дороги, со стороны деревни, занятой боевиками, вывернулся ГАЗ-66 с будкой и на большой скорости устремился к третьему взводу. Бежать обратно было бесполезно – всё равно не успеть. Оставалось стоять и смотреть, как третий взвод самостоятельно уничтожит машину. Но третий взвод всё медлил и медлил с открытием огня, а автомобиль всё ближе и ближе.

- Ну…, ну же…., Ну….! Огонь…! – Я почти уже орал, - Ну почему вы не стреляете, блин?

ГАЗ-66 благополучно подъехал ко взводу, чуть замедлил ход, переваливаясь на ухабах. Огня не было: ни с нашей стороны, ни со стороны автомобиля. Он благополучно промчался через мост, повернул и помчался в мою сторону. Даже издалека было видно, что это машина не нашего полка, а когда она приблизилась, стали видны гражданские номера.

Азарт сменился спокойствием, тело действовало самостоятельно и точно, освобождая мозг

для решения возникшей задачи.

- Так, если мои балбесы пропустили духов, то мимо меня они не пройдут, - мысли мелькали, прикидывали варианты возможных действий. Руки, действуя автоматически, в это время выдернули гранаты из подсумка, разогнули усики и воткнули рычаги запалов за ремень: чтобы было легко и быстро метнуть их в случаи осложнения. Предохранитель на автоматический огонь и передёрнули затвор. Чуть подался в сторону, к кювету, чтобы было куда укрыться. Всё - готов. Машина в тридцати метрах и я ещё успел разглядеть, что в кабине помимо водителя ещё трое человек.

- Так, в кабине битком: оружие применить не смогут – не развернутся. Так что по кабине стрелять не надо, можно в плен взять, - мелькнула мысль и я дал очередь перед машиной, потом ещё одну по верху будки: только щепки полетели. Машина отчаянно заскрипела тормозами, колёсами по асфальту и остановилась в трёх метрах от меня. Я дал ещё одну очередь поверх машины и страшным голосом заорал, целясь из автомата в кабину: - Вылезай суки, перестреляю!

Подскочил к дверце, дёрнул её. Дал ещё одну очередь из автомата вверх и выдернул водителя на асфальт, пнул его: - Ложись, сволочь, пристрелю. Руки на затылок. – Всё, с водителем можно дальше не возиться: он без оружия, да и выпадая из кабины, хорошо приложился мордой об асфальт. Что-то кричали мне сидевшие в кабине, но я их не слушал: уже распахнул дверцу с их стороны и выдернул из кабины первого, дал очередь над ухом и пинком отправил его на асфальт. И только сейчас до меня стало доходить, что мне кричат: - Мы свои, свои… Да не стреляй ты, свои же….

Да и сам уже увидел, что это были офицеры третьего батальона. Но виду не подал, что узнал и довёл дело до конца. Все лежали мордой в асфальт и крыли меня матом, но не пытались подняться, боясь спровоцировать этого дурака на стрельбу. Сделав вид, что я их только что узнал, разрешил подняться, но продолжал вести себя очень агрессивно: крыл матом, ругал их за то, что они поехали со стороны Чечен-Аула. Среди них был и Гарри Богданов. Оказывается, они были в гостях у Толика Соболева, и чтобы не трястись по полю, выехали за зелёнкой на дорогу из деревни и помчались к моим позициям на трофейной машине; это была бывшая кинопередвижка, отбитая у духов ещё в первый день, когда полк вышел на этот рубеж. Ещё раз обматерив, я отпустил офицеров.

Это воспоминание вызвало у меня смех, который Гарри посчитал поощрением для дальнейшего рассказа, но я его остановил жестом, давясь от смеха.

- Гарри, хочешь расскажу, кто в вас стрелял? – Глядя в его удивлённые, подёрнутые хмелем глаза, захохотал, - Гарри, это мой солдат в упор целый магазин выпустил в кабину, когда вы с передка духов приехали.

Богданов глупо и неуверенно хихикнул: - Боря, не шути. Духи нас обстреляли, а не твои солдаты.

Но, глядя на меня, вдруг сразу поверил в мои слова и озадаченно засмеялся: - Ну, мы и нажрались, Боря. Нельзя же так.

- Гарри, и это ты мне говоришь? – Сквозь смех спросил у офицера, - а сам опять кружку коньяка налил.

Командир седьмой роты с удивлением посмотрел на свою полную кружку, а потом на меня. Оглянулся, поставил кружку на перед БРДМа и с досадой произнёс: - Боря, с тобой, как встретишься так вечно с приключением. Солдат, дай ещё кружку, - сердито заорал Гарри на Чудинова. Водитель нырнул во внутрь машины и выскочил обратно уже с кружкой. Богданов налил полную кружку и протянул её мне.

- Бог любит троицу. Первый раз чуть нас ты не убил, второй раз чуть твой солдат нас не убил, так давай выпьем, чтобы третьего раза не было.

Мы стукнулись кружками и разошлись: я пошёл на совещание, а Гарри к себе в роту… .

Остаток ночи прошёл нормально, в пять часов меня сменил Кирьянов, а без десяти семь меня

разбудили. Сонно поглядывая на часы, я ждал, а рядом сидели солдаты и офицеры: тоже ждали будет ли «здороваться» пулемётчик или он действительно убит. Минутная стрелка перевалила на восьмой час, а пулемётной очереди всё не было и не было. В пятнадцать минут восьмого я констатировал факт: - Наверно, вы его всё-таки завалили. Сегодня воскресенье, так что Алексей Иванович, наградные завтра готовь из того расчёта, как мы определили. Все оживились, а я снова завалился спать. День прошёл в хлопотах, ночь тоже не принесла особого беспокойства. В пять утра меня, как обычно, сменил Кирьянов, а я завалился спать, планируя встать часов в десять. Но поспал немного, и около семи часов как от толчка проснулся. Тело было расслаблено, веки словно налиты свинцом, спать хотелось жутко, но мозг чётко фиксировал всё происходящее вокруг меня. А вокруг меня было всё спокойно. Я чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы разглядел Карпука и Кирьянова, которые сидели на своих кроватях. Алексей Иванович чистил подствольник, а Игорь попивал кофе. Опять смежил веки, и попытался заснуть. Но ничего из этого не получилось и я лежал, не шевелясь, слушая тихий разговор моих подчинённых. Уже почти проваливаясь в сон, услышал как над землянкой посвистывая пролетела стайка пуль и через какое-то мгновение донеслась пулемётная очередь. Потом ещё раз, как бы подтверждая, ещё одна стайка пуль и опять ровная строчка пулемёта. Сон сняло как рукой. Я затаился: послышался шёпот Кирьянова.

- Ёлки палки, Игорь, посмотри, командир спит?

Несколько секунд молчания, в течении которых Карпук разглядывал меня: - Спит комбат.

- Игорь, давай пока он спит, подымем взвода и попытаемся накрыть гада, - послышался шум, подчинённые выскочили на улицу, заревел БРДМ и звук двигателя удалился за зелёнку. Такой же шум раздался и во втором взводе. Через десять минут на передке затрещали пулемёты, звуки пусков ракет и глухие, далёкие разрывы, которые продолжались в течении сорока минут. А вскоре появились и мои подчинённые, сели молча на кровать и стали наблюдать, как я подшиваю свежий подворотничок.

- Чего там у вас за война была? - Как ни в чём не бывало, задал вопрос.

- Да так, - уклонился от ответа Кирьянов. Я же дальше не стал развивать эту скользкую для моих подчинённых тему. Так, в молчании, прошло несколько минут, да и долго ждать не пришлось. Над землянкой опять пронеслась стайка пуль и звук пулемётной очереди, как бы говоря – Живой я, живой….

Я засмеялся: - Что, плакали ваши медали? А говорили – убили, товарищ майор, убили…

Карпук и Кирьянов удрученно, почти синхронно выругались.

- Мы думали, что пока вы спите может быть его завалим, а не получилось… .

* * *

Подготовка к встрече начальника штаба и сопровождающих его офицеров шла полным ходом, так же шла подготовка и к наступлению на МТФ и берег реки Аргун. Каждую ночь за передок уходили группы спецназовцев, уходили они от меня в районе 23 часов и возвращались

около пяти часов утра. Пока всё обходилось, и ещё ни разу мои солдаты не открывали огня по ним, я же каждый раз в это время контролировал и взвод Нахимова. Спецназовцы выпивали у меня по кружке вина, не больше, и уезжали к себе на племстанцию. Хотя и вели наши части и подразделения активную разведку, но так и не было ясности, какие силы боевиков были на этом участке и как они осуществляют оборону. В связи с этим было принято решение с наступлением не спешить, а провести доразведку.

Наступил день, когда в полк приехала комиссия округа. Командир приказал всем находиться в подразделениях и ждать приезда окружников, а вечером всем командирам быть на совещании. Несколько дней тому назад замполит полка подполковник Крупин предложил сдать ему для обобщения жалобы и просьбы. Я же ничего не стал сдавать, а опросил своих офицеров и решил напрямую, на совещании, доложить начальнику штаба округа наболевшие вопросы.

В десять часов утра ко мне в землянку заглянул скучающий командир танкового батальона. Дела были все переделаны и я выставил на стол трёхлитровую банку «Анапы» и закуску, а в разгар посиделок ко мне приехал из штаба майор Халимов и попросил показать, где можно разместить командно-наблюдательный пункт полка, на время наступления. Мы вышли в расположение второго взвода. Надо сказать, что духи в этот день вели себя нервно. Стреляли по поводу и без повода. Обстрелы с миномётов, сменялись на обстрелы из более крупных калибров. Те в свою очередь оканчивались массированным обстрелом какого-нибудь участка обороны огнём из стрелкового оружия. И эта карусель тянулась с самого утра. Вот и сейчас, только мы вышли и стали показывать Ренату места возможного размещения КНП, как нас сразу же обстреляли из автоматов и пулемётов. Причём впечатление было такое, как будто боевики продвинулись вперёд и стреляли с расстояния в триста метров. Мы благополучно добежали до землянки второго взвода и здесь переждали обстрел, после чего скрытно переместились ко мне. Но даже и здесь изредка пролетали пули: то в одном месте, то в другом на землю падали срезанные пулями ветки или слышались редкие, но сильные щелчки пуль о бетонный жёлоб. Ренат, разгорячённый беготнёй, весело ругал начальника штаба полка, за то что тот послал его выбирать КНП полка.

- Боря, где я его выберу? Как? Пусть сам едет и выбирает….

Мы с Толиком стояли и посмеивались, а когда запал у Халимова закончился и он умолк, я пригласил его к себе в гости. Выставил на стол ещё одну банку холодной «Анапы», старшина накрыл прекрасный стол и застолье покатилось своим ходом. Как-то незаметно три литра вина закончились и на столе, также незаметно, появилась ещё одна банка. Халимов, заинтересовавшись моими богатыми продовольственными запасами, решил сготовить из них что-нибудь восточное. Довольный, он сидел около раскалённой печки, где уже аппетитно скворчала раскалённая сковородка, куда старшина с Чудиновым по указанию Рената разбивали яйца, кромсали колбасу, помидоры и чёрт его знает что. Мы с Толиком веселились, глядя на эту суету, и периодически прикладывались к кружкам. Атмосфера в землянке царила весёлая и беззаботная. Но в этот прекрасный момент начался очередной миномётный обстрел, причём падали вперемешку: 82 мм со 120 миллиметровыми минами. Первый залп лёг недолётный. Опытное ухо уловило, что он разорвался, слава богу, не в расположении второго взвода. Второй залп перелетел метров на сто моё расположение и взорвался в поле. Халимов насторожился и в напряжённой позе замер у печки, уставившись взглядом куда-то в угол. Старшина с Чудиновым отошли от входа в глубину землянки и уселись на дрова в углу, сжавшись в ожидании очередного залпа. Мы же с командиром батальона весело и бестолково закричали, пытаясь привлечь внимание Халимова, одновременно разливая вино по кружкам: - Ренат…, Ренат…., вилка: минус-плюс были, сейчас по нам долбанут. Давай быстрей к столу, мы ещё успеем выпить, пока нас не накрыло.

Мы подняли свои кружки и кружку Халимова, но Ренату уже было не до нас, он дико посмотрел на наши бестолково поглупевшие лица, схватил автомат и выскочил из землянки. И тут нас накрыли. Кругом загрохотали разрывы, даже в землянке был слышен противный визг осколков. Одна из мин с оглушительным грохотом разорвалась в нескольких метрах от входа. Плащ-накидку, заменяющую дверь, мотануло взрывной волной и несколько осколков залетело в помещение, но никого не задев. В течении нескольких секунд земля ходила ходуном от разрывов и также внезапно всё оборвалось. Мы сидели оглушенные и не верили тому, что всё закончилось благополучно. Вся закуска была засыпана всяческим мусором, залетевшим от разрыва мины у входа, в кружках тоже было полно мусора, насыпавшегося с потолка. Я выплеснул из кружки вино и налил чистого вина себе и Мосейчуку. Молча стукнулись кружками.

- Чудинов, сходи и посмотри, что осталось от майора, - будничным тоном приказал солдату, поднялся: - Давай, Толя, выпьем за майора Халимова. Хороший был мужик, царство ему небесное. Остался бы в землянке – сейчас бы подымал вместе с нами кружку.

Молча выпили и сели на кровати, также в молчании стали закусывать. Откинулся полог входа: - Товарищ майор, нету майора Халимова и крови не видно. Да и машины его нет, может уехал?

На улице, около входа в землянку, красовалась достаточно глубокая воронка от 120 миллиметровой мины. Установка взрывателя на мине была «фугасная», поэтому прежде чем взорваться мина достаточно глубоко углубилась в землю и там разорвалась, это и спасло нас: подавляющее количество осколков осталось в земле. Ни около воронки, ни поблизости крови не было видно. Значит, для Рената, всё закончилось тоже благополучно. Мы с Толиком выпили за здравие офицера, потом ещё. Мы, может быть, продолжили и дальше, но в землянку вбежал Торбан и возбуждённо закричал майору Мосейчуку: - Товарищ майор, там, к вашему КП подъехал БТР командира полка и на нём полно офицеров.

- Толя, блин, по моему это командир полка с начальником штаба округа, а с ним и мой Шпанагель, - в панике воскликнул я и рванулся из-за стола. Это хотел рвануться из-за стола, но у меня ничего не получилось. Если сознание работало более-менее чётко, то ноги совершенно не подчинялись командам, которые шли из мозга и попытка вскочить чуть не закончилась опрокидыванием стола. Тоже самое происходило и с командиром танкового батальона. Мы оба барахтались за столом, пытаясь выйти оттуда, но это у нас плохо получалось.

- Сержант, гад, убирай стол, а то мы так и не выйдем отсюда, - в отчаянии закричал Мосейчук, пытаясь в очередной раз выбраться из-за стола, и заваливаясь на меня. Торбан и Чудинов схватили стол и поставили его в угол. На этот раз нам хоть и с трудом, но удалось подняться с кроватей. Первым из землянки, качаясь из стороны в сторону, выбрался Толик, я за ним. Высунувшись из-за кустов, посмотрели в сторону КП танкистов. Действительно, там стоял БТР командира, а на нём полно офицеров. Петров, стоя на броне, что-то объяснял Каспировичу и показывал в сторону моей батареи, рядом с ними стоял Шпанагель и тоже смотрел, как мне показалось, прямо на меня.

Толя тоскливо вздохнул и обречённо произнёс: - Боря, мне надо туда идти. Это звиздец. – Повернулся и сильно кренясь из стороны в сторону, неловко побежал к БТРу командира.

Я почти в панике заметался около землянки, но через несколько секунд взял себя в руки, понимая, что после КП танкового батальона они обязательно заедут ко мне. А я двух слов связать не могу. Лучше бы мина в землянку попала бы.

- Чудинов, быстро наводи шмон в землянке, со стола всё убрать. Чистота и порядок, даю тебе две минуты. Понятно? – Водитель мотнул головой и его как ветром сдуло. – Торбан, медицина, чёрт тебя подери: что хочешь делай с комбатом, но через три минуты я трезвый. Вперёд!

Торбан тоже метнулся в землянку и через тридцать секунд выскочил оттуда с полной кружкой в руке: - Пейте, товарищ майор, не задумываясь, и сразу же протрезвеете.

Поднёс кружку к носу и осторожно понюхал, учуяв запах спиртного: - Что это? – С подозрением спросил у санинструктора.

- Пейте, товарищ майор. Это вода наполовину с нашатырным спиртом.

- Торбан, я же сейчас всё здесь облюю.

- Пейте, - почти приказал мне сержант.

Я зажмурился и, стараясь не дышать, в несколько глотков выпил кружку, и тут же побежал к кустам, где меня вывернуло почти наизнанку. Стало легче, но мне показалось, что от этого я стал ещё более пьянее. Подскочил к жёлобу и выглянул из-за него. Командир танкового батальона, приложив руку к головному убору, как стойкий оловянный солдатик стоял у БТРа и выслушивал длинную тираду начальника штаба округа. Толю, несмотря на его старания держаться прямо качало и штормило и не надо было иметь пять пядей во лбу, чтобы понять, что ему говорил генерал. Шпанагель же продолжал упорно смотреть в мою сторону.

- Товарищ майор, - позвал меня Торбан, - становитесь сюда и наклоняйтесь, а я сверху буду лить вам на затылок из чайника струю холодной воды. Это тоже здорово помогает от хмеля.

Я обречённо нагнулся и струя холодной воды потекла мне на затылок, потом зашиворот по спине, но мне уже было всё равно. Поняв, что и это не помогает, сгоряча сунул голову целиком в бочку с водой и затаил дыхание. Выдержал я в таком положении секунд сорок, потом выдернул голову из воды и с шумом вздохнул. Ладонями сильно провёл по волосам и лицу, сгоняя оставшуюся воду, и увидел, что Торбан принял строевую стойку и приложил руку к головному убору. Кого он приветствовал: это был даже не вопрос. Медленно повернулся: вдоль бетонного жёлоба на небольшой скорости проезжал БТР командира полка. Все, кто был на броне, с интересом разглядывали открывшуюся им картинку из быта противотанковой батареи. Я же видел только одного Шпанагеля и смотрел на него, как кролик на удава. К моему счастью БТР не остановился, а проехал в расположение первого батальона, я лишь успел увидеть недовольный взгляд полковника Петрова, который догадался откуда появился пьянущий майор Мосейчук. А через пять минут появился расстроенный Толик.

- Боря, ну и отодрал же меня Каспирович. Наверно, снимут с батальона, – офицер пригорюнился. – Лучше бы мина в землянку попала, сейчас было бы всё до лампочки.

Я приобнял Толика: - Толя, у меня точно такая же мысль, про мину, была. Что теперь сделаешь, может ещё пронесёт? Давай-ка, лучше мы пойдём, да ещё по стаканчику дербалызнем. Заполируем.

В землянке действительно был наведён за две минуты порядок и о происходившей здесь пьянке ничего не напоминало, за исключением стойкого запаха спиртного и закуски.

- Чудо, а где всё со стола? – В удивлении спросил у солдата.

Водитель нагнулся и с усилием вытащил из-под кровати деревянный ящик, в него то и смахнул решительной рукой солдат всё со стола. Я налил в кружки вино, с Толиком присели над ящиком, осторожно пальцами вытащили по куску мяса и медленно, с наслаждением выпили вино. Говорить и обсуждать происшедшее желания не было, мы просто сидели на корточках у ящика и периодически залазили туда за закуской, потихоньку тянули вино, размышляя каждый о своём.

В землянку опять ворвался Торбан, которого я оставил наверху с биноклем наблюдать за БТРом командира: - Товарищ майор, духи накрыли минами БТР командира.

Нас как ветром выдуло из землянки. КП первого батальона стояло от меня через поле, в метрах восьмистах и хорошо был виден. Даже без бинокля видно было, как около КП падали мины и метались фигурки людей. Часть из них заскочила на БТР, который сразу же набрал большую скорость и помчался по краю поля в сторону штаба полка. Я вскинул бинокль и стал разглядывать командирскую машину. Судя по поведению людей на нём, во время обстрела никто из них не пострадал.

Вечером, в помещении бывшей бухгалтерии, где мы обычно проводили полковое совещание, было битком. Я немного опоздал, поэтому присел на кучу дров у печки и усилием воли попытался привести себя в более-менее нормальное состояние. Закончили мы выпивать с Толиком два часа тому назад и я был сильно пьян. Начало совещания затягивалось и мне этого

времени хватило для того, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, но решил сидеть тихо – не вылезать на глаза начальства. Вскоре в помещение зашли командир полка, Каспирович и другие офицеры - окружники. Начальник штаба округа подвёл краткий итог посещения нашего полка. Остался очень доволен положением дел в полку, ну и как всегда: где есть положительное, там есть и отрицательное. Он поднял командира танкового батальона и жёстко отчитал его за пьянку в боевых условиях. Толик стоял молча, как истукан, и от испуга казался совершенно трезвым. Слава богу, ему не пришлось отвечать генералу, иначе можно было бы услышать пьяный бред, причём очень невразумительный. Я, с внутренним напряжением ждал, что сейчас подымут и меня. И у самого от испуга, улетучились остатки хмеля, но всё обошлось.

Закончив рассказывать о своих впечатлениях от полка, Каспирович рассказал немного о наших семьях. Пообещал, что все просьбы офицеров и прапорщиков полка, которые ему передали, будут рассмотрены и по возможности решены. После начальника штаба выступил командир полка, который в свою очередь обратился с рядом предложений и просьб к командованию округа. Мне запомнилось одно из них: одному из офицеров третьего батальона написала жена из Екатеринбурга. Почти каждый вечер к окнам их квартиры, а жили они на первом этаже, приходил какой-то вечно пьяный мужчина и в течении длительного времени лазил под окнами квартиры, стучал в окна, кричал жене офицера, что муж её убийца, что он на Чеченской войне грабит и мародёрничает, и что когда он приедет домой ему отомстят. Женщина очень напугана и не может найти управу на этого хулигана. Каспирович внимательно выслушивал все предложения, просьбы, записывая их в записную книжку. Выступили заместители командира полка и некоторые из начальников служб. Совещание проходило в спокойном деловом русле, я успокоился, пришёл в себя и когда генерал спросил, есть ли ещё просьбы, расхрабрился и встал.

- Товарищ генерал-лейтенант, - с удовольствием отметил, что голос мой был достаточно чётким и не дрожал, но одновременно увидел, как поморщился замполит полка и с неудовольствием посмотрел на меня командир, но отступать было некуда. Я обещал довести до окружного начальства просьбы своих офицеров, поэтому представился и смело продолжил свой доклад, - командир противотанковой батареи майор Копытов. У меня несколько просьб, которые мне бы хотелось доложить лично вам. Мои офицеры, прапорщики прибыли из различных гарнизонов и их семьи до сих пор не получили причитающиеся денежное довольствие, которые, например, получают наши семьи в Екатеринбурге. Я передаю вам записку с перечнем этих гарнизонов и их командиров, - запустил записку через офицеров, дальше доложил уже по отдельным просьбам Кирьянова и Пономарёва и закончил своей просьбой.

- Перед началом Чеченской войны, у нас в гарнизоне сдали жилой дом. На мне закончилась очередь, в результате чего я оказался первым на получении квартиры в следующем доме, Но мне пишет жена и сообщает, что я в этой очереди отодвинут уже на седьмое место и впереди меня, как это не парадоксально находятся несколько офицеров, которые отказались ехать в Чечню. Хотелось бы, чтобы вы там разобрались принципиально с теми, кто прячется за женские юбки. – По помещению пронёсся одобрительный шум. Крупин опять болезненно поморщился, а командир дал мне знак, чтобы я заканчивал и садился. В принципе, больше мне и нечего было говорить. Я сел довольный собой, хотя прекрасно понимал, что завтра, после отъезда комиссии буду жёстоко «отодран», причём публично. Но это будет завтра, а сейчас мне после совещания придётся пообщаться со Шпанагелем. Но пообщаться не пришлось, от чего особо и не расстроился. В коридоре меня перехватил Олег Касаткин.

- Боря, ты правильно выступил, но хочу тебя предупредить, что мой начальник на тебя очень зол. Он рвёт и мечет от того, что ты обратился с просьбой мимо него и хочет за это отыграться на тебе, но сейчас ему просто не до тебя.

- Олег, как со стороны, не особо было видно, что я выпивши? – Олег расхохотался, - Каспирович может и не заметил, но все кто тебя знает, в том числе и я: поняли, что ты сегодня с хорошего будунище.

Поблагодарив Касаткина за предупреждение, направился искать Халимова, которого видел живым и невредимым на совещание. Упорные поиски привели меня к разведчикам, где и нашёл Рената. Что мне рассказал Ренат, не запомнил, потому что его рассказ происходил во время обильного принятия коньяка вместе с разведчиками и я уехал к себе практически выведенным из строя. Но самое интересное, что ко времени заступления на дежурство был опять почти трезвый. Этот факт давно меня интересовал: как бы сильно не был выпивши, но к 23 часам я был всегда трезв.

К утру сильно потеплело и к 8 часам утра, когда прибыл в расположении штаба полка, на землю упал плотный туман. В девять часов уходила колонна с комиссией, а вместе с ними уезжал мой друг подполковник Николаев. У него подходил срок выхода на пенсию и начальник штаба округа своим решением забирал его в пункт постоянной дислокации, а вместо него командиром дивизиона и начальником ПВО полка оставался майор Микитенко.

Около штаба полка, из кунга начальника артиллерии, на меня наскочил подполковник Кольчугин, который прилетел вместе с комиссией.

- Боря, - радостно завопил он и облапил меня, - давай сюда свою машину и сейчас мы с тобой

поедем в гости – в 276 полк. – Кольчугин радостно вопил, нетерпеливо дёргал меня за руку, и рвался в гости к любому, кто его примет. Было похоже, что он вообще не воспринимал окружающую действительность. Ему сейчас, наверно, казалось, что он находиться на Чебаркульском учебном центре, а не в Чечне. Был он всклокоченный, волосы торчали в разные стороны, глаза красные и ничего не понимающие. Было ясно: ночь он провёл не зря и несколько литров вражеского коньяка было успешно уничтожено.

Отвязавшись от пьяного подполковника, тут же наткнулся на генерал-майора Шпанагель. Начальник ракетных войск и артиллерии округа сердечно поздоровался со мной. Я вытянулся, и тоже поздоровался, в свою очередь поздравив с присвоением звания генерал-майор. Шпанагель невольно скосил глаза на генеральские погоны и остался доволен увиденным. Я понимал его: двадцать один год тому назад получил первое своё воинское звание - ефрейтор, очень гордился им, частенько искоса поглядывая и любуясь новенькими, жёлтыми лычками.

Шпанагель, в отличии от Кольчугина, был свеж, бодр и в настроении. Он взял меня под локоть и мы начали прохаживаться вдоль здания.

- Копытов, всё мы знаем. Ты действовал правильно. Мы в округе со своей стороны тоже держали ситуацию под контролем и как могли влияли на неё. Ты не расстраивайся – всё будет нормально. Командование полка о тебе и твоей батареи очень хорошо отзывается: так и держись дальше. – В такой манере мы разговаривали в течении пяти минут и расстались, довольные друг-другом.

В штабе зенитно-ракетного дивизиона дым стоял коромыслом и прощание заканчивалось, но пьяных не было. Офицеры подходили, наливали себе коньяк, добрыми словами напутствовали Георгиевича и выпивали за его здоровье, за то чтобы не скрипели колёса и дорога домой была короткой и лёгкой. Каждый приносил письмо для своих близких и письма других офицеров, чтобы они были отправлены в Екатеринбург.

Через десять минут прощание закончилось и мы гурьбой вывалили на автомобильную площадку около памятников. Туман ещё больше сгустился и дальше пятидесяти метров ничего не было видно. Мы столпились вокруг Николаева, а в двадцати метрах от нас стояли окружники и командир полка с замами. Командир заметно нервничал: было уже девять часов, но ни БТРа, ни БМП разведчиков, на которых комиссия должна была уехать, до сих пор не было. А тут ещё, в двухстах метрах от нас внезапно вспыхнула ожесточённая стрельба. Все насторожились и стали поглядывать в ту сторону. Именно оттуда должна была показаться техника разведчиков. Петров коротко распорядился и начальник разведки, вскочив на БТР командира, с несколькими разведчиками умчался в сторону стрельбы. Но стрельба только усилилась. На площадке внешне все казались спокойными: окружники искоса поглядывали на нас и, видя наше внешнее спокойствие, тоже старались не подавать виду, что встревожены. Мы хоть и насторожились, но сейчас сочувствовали командиру, который вроде бы спокойно разговаривал с Каспировичем, но в душе, наверно, костерил опаздывающих разведчиков и больше всего хотел быстрей сплавить отсюда генералов и их сопровождающих. Стрельба как внезапно вспыхнула, также внезапно и прекратилась, из тумана, наконец-то, показались разведчики, а через десять минут все попрощались, расселись на броне и уехали. Командир облегчённо вздохнул, также облегчённо перевели дух и замы.

- Командиры подразделений и начальники служб - строиться: получать подарки, - хоть голос командира был весел, но какие подарки он будет раздавать, никто не сомневался. Быстро построились. Командир тут же выдернул героя вчерашнего дня – Толика Мосейчука и капитально продрал его. Я стоял и ждал своей очереди, но командир лишь зыркнул в мою очередь и ехидно спросил: - Копытов, доложи: чего это ты вчера в бочку с лягушками нырял, когда мы мимо тебя проезжали?

Строй сдержанно засмеялся.

- Твоё счастье, товарищ майор, что Каспирович был в хорошем настроении, а то бы ты сейчас ехал вместе с ними в Екатеринбург, – командир повернулся к замам, - У заместителей будет что сказать?

Вперёд вышел замполит полка Крупин и сразу же напустился на меня: - Копытов, ты что самый умный? Ведь было приказано: сдать все жалобы и просьбы в штаб, чтобы их там обобщить и передать Каспировичу. Но нет, помимо того, что ты пьяный явился на совещание, тебе надо было вылезти, выскочить и показать себя – вот какой я умный. – Крупин что-то ещё бухтел, но мне было наплевать на его раздражение. У него свои задачи, а у меня свои.

После отъезда комиссии жизнь в полку потекла своим обычным путём. Подготовка к наступлению продолжалась. Разведчики, спецназовцы, сапёры целыми ночами лазили по передку духов и за его передний край, пытаясь наиболее полнее выявить оборону противника. Ну, а батарея жила своей жизнью, своими маленькими проблемами. На меня чего-то обиделся и сбежал кот. Пару дней перед этим, мы как обычно сидели втроём за столом, тихонько потягивая «Анапу», и также незаметно, и неожиданно сильно напились. Кот тёрся вокруг нас и получал со стола то от меня, то от Кирьянов или техника очередной кусок мяса и, блаженно мурлыкая, тут же его съедал. А через пару минут опять лез к нам, становился на задние лапки, выпрашивая следующую порцию. В конце концов он насытился и неожиданно для меня запрыгнул на постель замполита, где улёгся и стал умываться..

Мне от этого стало обидно: - Не понял? Алексей Иванович, чего это он к тебе на кровать попёрся? Ведь он только у меня спал.

Карпук и Кирьянов пьяно рассмеялись, что ещё больше задело меня. Я поднялся со своего места, покачиваясь, взял на руки кота и перетащил его к себе на постель: - Лежать здесь? – Приказал я ему. Но кот соскочил с кровати и под обидный смех моих подчинённых вернулся обратно на кровать к замполиту.

- Ах, так, - я был возмущён до крайности, - Алексей Иванович, выводи этого предателя на улицу. За измену командиру батареи я его приговариваю к расстрелу.

С шутками и пьяным гоготом замполит с техником подхватили кота за передние лапы, и тот мелкими шажками, отставив свой шикарный хвост на сторону, вынужден был идти за ними на выход. За нами повалили Алушаев, Чудинов и Торбан, ожидая нового развлечения. Техник посадил кота на бампер УРАЛа, где тот, в свете фонаря, спокойно уселся и стал умываться. Мы построились в пяти метрах от него и по моей команде достали пистолеты. Я начал громко провозглашать приговор, неся ахинею, а когда закончил его, мы подняли пистолеты и стали целиться в кота, который продолжал умываться, даже не представляя, что в следующую секунду жизнь его прервётся. Первый опомнился техник и возмущённо завопил: - Стойте, ведь пули его сейчас прошьют и пробьют радиатор и мне придётся паять. Надо его перенести на броню БРДМа и там расстрелять. – Уже спокойно предложил он. Мы переглянулись и согласились с «авторитетным» мнением техника. Но когда глянули на кота, то его на бампере уже не было – он соскочил и улизнул в темноту, воспользовавшись заминкой. Немедленно организованные поиски ни к чему не привели.

Утром, когда замполит с техником «больные», хмуро собирались по своим делам в штаб полка, я их попросил на полном серьёзе: - Ребята, если вы там встретите кота: скажите ему, что я его прощаю и пусть он возвращается. Пусто без него в землянке.

Огорчённые пропажей кота, мои подчинённые согласно кивнули головой и умчались, а через два часа кот обратно был на батарее. Радостные, замполит с техником, вытащили его из кабины автомобиля и торжественно поставили на бруствер передо мной. Я, сдерживая радость, взял его за ухо, и легонько потягивая за бархатное ушко, строгим голосом начал отчитывать.

- Ты чего это? Почему в боевой обстановке покинул передний край? Это, ведь, дезертирство. Ну, подумаешь – твой командир пошутил. Не расстреляли ведь, поэтому и нечего на него обижаться. На первый раз прощаю, но следующий раз поступлю по закону военного времени.

Кот виновато свесил голову и терпеливо выслушивал весь этот бред, который нёс командир противотанковой батареи. Закончив отчитывать, я его отпустил, с добродушным ворчанием: - Ладно, иди в землянку. Там тебе банка с тушёнкой открыта, небось, голодный. – Кот послушно соскочил с бруствера и отправился к своей тарелке, добросовестно съел всё и завалился спать на моей кровати, где и проспал до вечера. Вечером проснулся, сладко потянулся и направился к выходу.

- Ты куда? – Со строгостью в голосе спросил я его. Кот остановился, повернул ко мне голову и коротко мяукнул в ответ.

- В туалет пошёл, - перевёл Алексей Иванович, а техник засмеялся.

- Борис Геннадьевич, по-моему у нас всех уже крышак поехал. Мы с животным, как с человеком разговариваем и обращаемся. – Мы грустно, смехом, поддержали техника. Но кот больше не вернулся: сбежал на племсовхоза. станцию и сколько мы его там не вылавливали в руки он нам больше не дался.

От этих воспоминаний меня отвлёк шум двигателя БМП, которое уже достаточно долгое время металось по полю сзади третьего взвода. Вот он начал быстро приближаться к нашему

КП. Я присел и настороженно стал вглядываться в темноту. Обычно ночью никто не ездил, опасаясь нарваться на огонь своих же. И если кто-то едет значит у него достаточно веские причины покинуть своё расположение. Шум БМП затих в пятидесяти метрах от нас, лишь едва слышалось тихое урчание двигателя, работающего на холостых оборотах.

- Есть кто тут, отзовитесь? – послышался голос из темноты, а через несколько секунд показалась неясная фигура кричащего.

- Есть, - прокричал я ему в ответ, - только руки в гору и медленно приближайся к нам, если что – хлопнем сразу.

- Торбан, на фонарик и давай в сторону, как свистну – освети его мне.

Санинструктор скрылся в темноте, а я напряжённо вглядывался в незнакомца, который с поднятыми руками медленно двигался вперёд. Когда до него осталось десять шагов, я свистнул и луч сильного фонаря осветил чумазого солдата. Это был свой.

- Кто такой?

Солдат щурил глаза, пытаясь разглядеть задавшего ему вопрос, но ему мешал свет. Он опустил руки и спросил в ответ: - А я с кем говорю?

- Ты говоришь с командиром противотанковой батареи. Что случилось?

Солдат обрадовался, опустил руки и зачастил: - Товарищ майор, тут у нас такая беда приключилась. В БМП лежит несколько раненых солдат с моего отделения, а мы с первого

батальона и сейчас пытаюсь найти медика, или как-то проехать в полковую санчасть, да заблудились. Я уж думал, не к боевикам ли мы выехали?

Я поднялся из-за укрытия, позвал Торбана и направился к боевой машине пехоты. Солдат опередил меня и когда я подошёл к машине, кормовые люки уже были открыты. В правом отделении десанта лежал солдат и тихо стонал. Сапоги у него были сняты и голые ноги по колено были в крови и в мелких ранах.

- Жгуты мы ему наложили быстро, так что крови он потерял немного, - высунулся из под руки пехотинец, - да вот, блин, промедола у нас нет.

- А что со вторым? - Заглянул в левый отсек. То, что увидел, заставило меня содрогнуться, сердце сжало. Крови нигде не было видно, но на месте тазобедренных костей, всё было вмято и истерзано гусеницами. Услышав голоса, раненый поднял голову и радостно заулыбался.

- Посмотри…, от жопы, после гусеницы ничего не осталось, а баночка как целая, - в руках раненного была банка консервов: «килька в томате», - а банка у меня в кармане штанов лежала.

Солдат засмеялся и только сейчас я обратил внимание, что он был сильно пьян. Присмотрелся к солдатам - и они тоже были пьяны.

- Что у вас произошло? – Я схватил солдата за одежду и свирепо встряхнул.

- Товарищ майор, не виноваты мы. Сидели у костра, ну чуть-чуть выпили, а тут из темноты граната из подствольника прилетела. Духи подобрались и пустили по нам. Вот этих троих ранило. Я их посадил на БМП, а когда стал разворачиваться, то не заметил, что в ящиках Петька спал. Я на нём и развернулся….

Ещё раз сильно встряхнул солдата, но уже без злости: - Если бы это были духи, то они бы вас всех там и перебили. Вы там нажрались, как скоты и кто-то из вас, из баловства, кинул в костёр гранату: вот как дело было. Идиоты.

Оттолкнул солдата в сторону, ругаться было бесполезно. Достал из бокового кармана пару ампул промедола и вколол их раненому в ноги и ещё одному на броне.

- Товарищ майор, а этому? – солдат нерешительно махнул рукой в сторону раздавлённого.

- Этому уже бесполезно. Сейчас он в шоке и боли не чувствует, да и сильно пьяный. Вот через часика три, когда он отойдёт от хмеля и шока – он завоет от боли. Смеяться уже не будет, а сейчас рулишь вон туда, - я махнул рукой на КП танкового батальона, - там прапорщик санинструктор. Он и сопроводит вас в санчасть.

… Утром командир на совещании озвучил происшедшее ночью в первом батальоне именно так, как я и предполагал: солдаты напились, начали баловаться и кто-то из них уронил в костёр гранату от подствольника, а дальше и так было всё ясно. Жалко было только командира первого батальона, которого полковник Петров и Крупин подымали с места раз десять и ругали за пьянство в батальоне, за отсутствие должного контроля за солдатами, и вообще за всё подряд.

После вечернего совещания, оставшись решить с начальником артиллерии ряд назревших вопросов, я оказался свидетелем обсуждения предстоящего наступления. Особенно горячился Будулаев, пытаясь доказать командиру полка что он ночью, втихую, без артиллерийской подготовки займёт территорию МТФ.

- Товарищ полковник, да ночью там никого нет. – Будулаев поправился, - ну есть там пару бункеров, но мы их тихо уничтожим и займём МТФ, духи до утра не хватятся.

Командир задумчиво потирал подбородок, смотрел в карту и сомневался.

- Товарищ полковник, мои разведчики чуть ли не каждую ночь ползают туда, да и полковые разведчики это же говорят. – Продолжал давить Виталий Васильевич.

Командир недоверчиво смотрел на Будулаева и продолжал молчать. Дверь открылась и в помещение вошёл генерал – старший Забайкальского спецназа, который стоял вместе с нами на племсовхоза. станции. Петров сходу озадачил его вопросом.

- Геннадий Порфирович, твои каждую ночь лазают за передок духов. Что они докладывают про МТФ: есть там духи или их нет?

Генерал опёрся руками на стол и вперил взгляд в карту оперативного дежурного, секунд пятнадцать молчал, потом неохотно поделился.

- Да, ползают они туда, даже до берега Аргуна доходят. Говорят, что на берегу духов полно, а на ферме ночью никого нет.

Петров тяжело вздохнул: - Геннадий Порфирович, ты то сам им веришь?

Старший спецназовцев коротко хохотнул: - Да я сам себе не верю, не то что своим разведчикам.

- Вот и решили, - командир решительно повернулся к командиру первого батальона, - ничего менять не будем. Всё остаётся по-прежнему, так что иди в батальон и готовься.

- Товарищ полковник, а моя батарея? Все получили задачу, а я нет. Мне, что опять кого-то

охранять. – Это я, не выдержав, влез в обсуждение и теперь с обидой смотрел на командира полка.

А тебе, что не довели задачу? – Петров в недоумении повернулся к начальнику штаба, но тот что-то увлечённо обсуждал с начальником разведки полка. Командир посмотрел на него и повернулся ко мне.

- Копытов, ты на время боя мой резерв. Поверь мне, без дела не останешься: это я тебе гарантирую.

Глава пятая. Берег.

Ночь перед наступлением я провёл в тревожном ожидании. Командир полка со своим штабом расположился на КП танкового батальона и там всё находилось в постоянном и непрерывном движении. Подъезжали и отъезжали машины, слышались голоса и команды. Мотострелковые подразделения под покровом ночи, с проводниками от спецназовцев, двинулись вперёд и пока всё было тихо. Это тревожило. Не добавляла энтузиазма и погода. С тёмного неба сыпал мелкий и нудный дождик, было промозгло и холодно: где-то около нуля градусов. Я поёжился, представляя каково быть раненым в такую погоду и умирать где-то в поле. Постепенно стало светать и наконец-то послышались первые одиночные выстрелы, которые быстро переросли в непрерывную стрекотню нескольких сотен автоматов. Пролетели первые снаряды артиллерии и разорвались где-то за МТФ. Через час стало известно, что первый батальон практически без боя сумел захватить всю территорию МТФ: только в одном бункере, когда туда незаметно подобрались пехотинцы, было уничтожено около десяти боевиков, а из второго бункера что то заподозрив выскочили четверо чеченцев и, отстреливаясь, сумели уйти в зелёнку. Чеченцы, услышав звуки стрельбы, быстро заняли оборону по валу, который проходил вдоль восточного края МТФ, но под стремительным натиском подразделений отступили на обрывистый берег и не дали дальше батальону продвинуться. Третий батальон вышел в темноте на берег Аргуна, но закрепиться не сумел и откатился назад на триста метров, где и остановился. Меня пока не трогали, это с одной стороны успокаивало: значит, всё идёт нормально. С другой стороны задевало моё самолюбие: опять полк воюет, а моя батарея снова в тылу. В таком взвинченном состоянии я провёл несколько часов. Звуки боя то затихали, то вновь возрастали. В довершении всего дождь усилился и над полем боя стал сгущаться туман.

Из землянки выскочил Алушаев и отчаянно замахал мне рукой: - Товарищ майор, по радиостанции передали – Срочно прибыть к командиру полка.

Сердце у меня дрогнуло: - Начинается….

В палатке командира танкового батальона во всю кипела работа. Командир полка сидел над картой и что-то показывал там карандашом начальнику штаба и начальнику артиллерии. Увидев меня, он подозвал рукой к себе.

- Копытов, подошёл твой черёд. Смотри, - карандаш командира прочертил несколько штрихов на карте, - вот здесь располагается передний край третьего батальона. Вот здесь правый фланг батальона. Будулаев взял МТФ, но чёткого левого фланга у него нет. И, вообще, пока трудно сказать, что происходит у него там. Связь очень неустойчивая и часто прерывается. Между третьим и первым батальоном образовалась брешь: примерно триста-четыреста метров. Ты её и закроешь, пока туда не влезли боевики. Какая там обстановка, и есть ли там противник - неизвестно.

Командир бросил карандаш на карту и выжидающе посмотрел на меня: - Сколько ты сможешь выставить людей?

Мгновенно, в уме, подсчитал всех кого могу взять без ущерба для боевой готовности взводов и батареи: я, замполит с техником, старшина, два водителя УРАЛов, Торбан, Чудинов, Алушаев. Ну и всё.

- Девять человек со мной, товарищ полковник.

- Как девять? - Изумлено протянул командир, - Копытов, у тебя ведь в батареи 65 человек. Так почему девять?

- Товарищ полковник, шестьдесят пять человек, это было бы, если у меня в батареи был взвод визирования, а мы его оставили в Екатеринбурге. И сейчас у меня в батареи с офицерами и прапорщиками 35 человек. Вот и получается, что могу без ущерба из батареи забрать только девять человек.

Командир в удивлении посмотрел на начальника артиллерии, но тот кивком подтвердил мои слова.

- Да.., - протянул Петров, - ну, хорошо я тебе дам ещё два танка для поддержки. Но сейчас их у меня нет. Иди, готовься к атаке и жди моей команды.

Я вылетел из палатки и помчался к себе, где сразу же всё закрутилось. Через двадцать минут суматоха в батарее закончилась, все уходящие в бой сидели на броне моего БРДМа и ждали команды командира полка и танков. Я же прильнул к наушникам радиостанции, настроенной на частоту командира, быстро разобрался в обстановке и в сути переговоров: в районе боя сгустился туман и командир полка послал в брешь между батальонами на разведку танк: сейчас-то он и переговаривался с командиром танка.

- «Альфа 01», продвигаюсь в указанном районе. Туман. Ничего не вижу дальше пятнадцати метров. Никого нет – ни наших, ни боевиков.

- «Альфа 01», меня обстреляли! Нападающих более десятка, сделали два выстрела по танку из гранатомёта и скрылись обратно в туман. Я открыл в ответ огонь, но не знаю, попал ли…. Что мне делать дальше?

- Я «Альфа 01», отходите обратно.

- Вас понял. Чёрт побери! Меня опять обстреляли уже с другого направления, но не попали. Отхожу...

На этом связь между командиром и танком прекратилась. Прошло уже полчаса, но танков не было и не было команды мне – «Вперёд». Мы все вымокли от непрекращающегося нудного дождя, но терпеливо ждали. Прошло ещё десять минут – так можно было сидеть до конца дня. Я решительно поднялся и скомандовал: - Всем обедать, переодеться в сухое и взять с собой ОЗК. Быть в готовности к сигналу.

Солдаты и офицеры оживились, быстренько спрыгнули с брони и разбежались по землянкам. Я ещё немного послушал переговоры в эфире, с сожалением выключил радиостанцию и тоже направился в землянку.

Стол уже был накрыт, офицеры и прапорщики, переодетые в сухое, терпеливо ожидали меня. Хотя я и сидел внутри машины, но тоже капитально вымок. Быстро переоделся и сел за стол. Алексей Иванович нагнулся и в торжественной тишине водрузил бутылку ликёра «Амаретто», которую он достал из-под кровати: - Борис Геннадьевич, эту бутылку мы купили ещё в Екатеринбурге, узнав, что это ваш любимый ликёр и сохранили её. Сегодня пойдём в бой и как он сложится для нас неизвестно. Так давайте выпьём её.

Я был растроган, а через минуту, смакуя вкус ликёра, ощущая аромат и вкус черёмухи, я закрыл глаза и как будто очутился дома, где мы частенько в кругу семьи пробовали этот напиток. Но действительность безжалостно вторглась в мои грёзы: недалеко раздался разрыв снаряда и за шиворот посыпалась земля. Быстро закончив обедать, я ушёл к командиру за указаниями.

- Копытов, - заговорил Петров, как только зашёл на КП, - танков нет, так что, наверно, пойдёшь ночью, а пока готовься.

Такое решение меня совсем не устраивало. Дневной бой сам по себе сложен, а ночной тем

более. Так что, лучше драться днём.

- Товарищ полковник, разрешите мне пойти без танков? Я справлюсь. Вместо танков использую два БРДМа. Если что, четырьмя пулемётами смету всех, кто станет на моём пути. Товарищ полковник, я справлюсь. Поверьте мне…

Петров молча смотрел на меня, и я понимал, что в его голове сейчас идёт напряжённая работа, где взвешиваются все варианты и шансы, в конце которой будет принято решение. И если командир примет решение не посылать, спорить и доказывать ему что-либо будет бесполезно.

- Хорошо, Копытов, - командир полка тяжело вздохнул, - действуй, но ради бога только осторожно.

Через двадцать минут, все опять сидели на броне, только рядом с моей машиной, стоял ещё БРДМ Коровина и на нём сидело несколько солдат второго взвода. Я высунулся из люка и ещё раз огляделся вокруг. Дождь перестал идти и как будто даже потеплело. Туман тоже рассеялся и вперёд было видно километра на полтора. А там гремел, не переставая бой: над нами с шорохом пролетали снаряды, самих разрывов видно не было, но горизонт застилал дым от разрывов снарядов и мин. Резко и мощно бухали выстрелы танковых пушек. В нескольких местах к небу подымался дым от горевших зданий, а воздух над полем боя беспорядочно пронизывали трассы очередей, которые шли как в сторону боевиков, так и оттуда. Непрерывно строчили пулемёты и автоматы.

Около машины толпились солдаты батареи, которые оставались на старых позициях и с завистью смотрели на нас. Многое бы они отдали, чтобы сидеть на броне среди нас. Но пора было двигаться: я махнул им рукой, мол оставайтесь С Богом, и скомандовал – Вперёд!

БРДМ взревел и тяжело двинулся по грязи, всё больше и больше набирая скорость, иной раз корму его заносило, но ненадолго. Чудинов хорошо держал дорогу, вслед за нами также тяжело вывернул БРДМ Коровина. Он сразу же вошёл в колею моей машины и бодро помчался за нами. Хотя мы и знали, что дорога к боевикам от нас до воздушного арыка не была заминирована – всё равно напряжённо вглядывались в землю, стараясь разглядеть следы от постановки мин или подозрительные бугорки. Но всё обошлось благополучно. Звуки стрельбы по мере приближения к арыку усиливались и через десять минут мы остановились за бетонным жёлобом, теперь он не только отделял нас от боевиков, но и скрывал от них. По моему приказу двигатели заглушили и звуки боя стали оглушительными. Я соскочил с машины и через щель в арыке стал осматривать местность. На том участке, который мы должны взять под свой контроль, никого не было видно, но оттуда непрестанно строчил то ли пулемёт, то ли автомат: с нашего места разобрать было невозможно. Слева в трёхстах метрах возвышался небольшой бугор, на котором стоял тригопункт: оттуда тоже доносился звук непрестанно работающего пулемёта. За бугром суетились солдаты, скорее всего восьмой роты – ставили палатку. Тут же приткнулось пару машин и БМП. Ещё чуть дальше и ближе к боевикам из арыка торчала корма, завалившегося туда танка, вокруг которого суетились трое танкистов. Время от времени они залегали и отстреливались от наиболее ретивых боевиков, которые в одиночку или небольшими группами пытались прорваться к танку. Справа в двухстах метрах виднелись здания МТФ и оттуда тоже доносились звуки ожесточённого боя, но никого не было видно. Впереди, за полем, в трехстах метрах вдоль берега реки, тянулась зелёнка, где виднелись перебегающие с места на место боевики. Там же рвались наши снаряды и мины, а воздух над нами рвали пролетающие в разных направлениях пулемётные и автоматные очереди. Рвались снаряды, мины и в нашем расположении, но гораздо реже: чувствовалась нехватка боеприпасов у противника. Что ж, обстановка была ясна: нужно было разбираться кто стреляет и куда на нашем участке.

- Алексей Иванович, - позвал к себе замполита, одновременно проверяя на поясе нож, - я сейчас пойду туда и разберусь со стрелком. Если что, принимаешь командование на себя и занимаешь оборону на этом участке, - я рукой показал на местности, где мы должны развернуться, и чтобы не слушать возражений Кирьянова, который тоже хотел идти со мной, перескочил бетонный арык и, слегка пригнувшись, помчался по мокрой пахоте к тому месту откуда вёлся огонь. Оказавшись на поле, сразу стало понятно, что высокую скорость развить не сумею, так как к сапогам сразу же прилипли большие комья грязи и я еле переставлял ноги. Воздух как будто сгустился, но я упорно продвигался вперёд. Когда до ямы, где засел стреляющий, осталось пять метров, присел и перевёл дух, машинально подёргал нож на поясе, проверяя, хорошо ли он выходит из ножен и метнулся вперёд. Уже скатившись в яму, увидел, что это был свой. Солдат прильнул к автомату и стрелял по мелькающим впереди фигуркам боевиков. В яме и вокруг него всё было завалено гильзами от стрелянных патронов, тут же валялся и гранатомёт, из которого он уже сделал несколько выстрелов. Под ногами у него лежал тощий вещевой мешок, а на бруствере лежало несколько гранат.

- Солдат, - я положил ему руку на плечо.

Боец вскинулся и резко повернулся ко мне. Испуг, было появившийся в его глазах, быстро сменился радостью.

- Товарищ майор, а вы, что тут делаете?

Я похлопал ободряюще его по плечу и в свою очередь задал ему встречный вопрос: - Ты то сам, что тут делаешь?

- С восьмой роты я. Как только мы закрепились на этом рубеже, командир роты поставил меня сюда с задачей оборонять этот участок. Поставил он меня ещё утром и больше никто сюда не приходил. Правда, патронов море мне сюда притащили, а так никого. Вот и бьюсь с духами, – солдат пнул ногой пустой цинк из-под патронов, - патронов, правда, мало осталось. А, вы, как здесь оказались?

- Всё, солдат, считай, что задачу свою ты выполнил. Противотанковая батарея здесь оборону сейчас будет занимать. Так что дуй в свою роту и командиру от меня привет передавай.

На грязном лице пехотинца засияла счастливая улыбка; быстро, но без излишней суетливости собрал небогатое имущество и оружие.

- Счастливо оставаться, товарищ майор, - махнул рукой и рванул по полю к бугру с тригопунктом. Наблюдая, как солдат пригнувшись, чешет к своим решил про себя: как закончится бой, разыщу солдата и буду ходатайствовать о представлении его к медали «За Отвагу». Я тоже вылез из ямы и замахал рукой, подзывая к себе офицеров. Пока они шли ко мне по пахоте, повернулся и стал разглядывать передний край боевиков, который проходил в двухстах пятидесяти метрах от меня. По зелёнке продолжали мелькать фигурки духов: иной раз они внезапно пропадали, видать спрыгивали в нарытые окопы. Иной раз также внезапно выскакивали из них на поверхность и мчались, куда-то по своим, духовским, делам. Гораздо меньше суеты было в районе моста, главной цели всего наступления, и здесь было наиболее сильное противодействие со стороны боевиков. Стреляли, в принципе, по всему берегу, но здесь стрельба велась наиболее ожесточённо. Если с левым флангом было всё понятно, то справа я никак не мог увидеть – до какого рубежа дошли подразделения первого батальона. На поле, за МТФ, ещё дымилось сгоревшее наше БМП: подбили его часа два тому назад, но ни тел погибших вокруг и никого поблизости не было видно. Но стрельба на территории ферма шла ожесточённая. Лишь около будки, которая стояла в ста пятидесяти метрах от боевиков, копошилось несколько человек. Но кто они были: духи или наши - непонятно. Вокруг меня всё чаще и чаще посвистывали пули, несколько очередей вспороли мокрою земля под ногами, но я продолжал стоять во весь рост. Конечно, можно было лечь на землю, но утром видел офицера и солдата третьего батальона после атаки. Они были невообразимо грязны и мокрые, после того, как под огнём противника им пришлось несколько раз залегать и передвигаться ползком. Нет.., пусть если меня ранят или убьют, но я буду сухим и чистым. Обогреться на этом поле в ближайшие сутки просто негде. Хоть дождь и прекратился: стало значительнее теплей, но ночь будет влажной и промозглой.

Подошли офицеры: - Коровин, ты со своими солдатами становишься на левом фланге, в семидесяти метрах от восьмой роты и отвечаешь за оборону вон, до того куста. Я же с остальными от того куста до крайних строений МТФ. Командный пункт будет здесь. Алексей Иванович, расставляй людей. Двоих разверни в сторону МТФ: до сих пор не могу понять – кто там: то ли наши, то ли духи? Я же пошёл в восьмую роту устанавливать с ними взаимодействие.

Офицеры, получив указания, замахали руками, подзывая к себе технику и солдат, я же направился к соседям. Идти было трудно, ноги скользили и разъезжались в вязкой земле, к каждому сапогу прилипло килограмм по восемь грязи и через очередные десять шагов приходилось её стряхивать. В довершении ко всему, несколько боевиков сосредоточили огонь по мне, решив завалить наглого русского. Пули пели, визжали, чмокали, вонзаясь в землю и подымая фонтанчики грязи под моими ногами. Несколько раз меня сильно дёргало за одежду, но я проходил метр за метром и всё ещё оставался целым и невредимым. От бугра мне махали и что-то кричали несколько человек, но я упрямо шёл, решив про себя: или дойду, или меня убьют, но в грязь не лягу.

От танка в арыке, до которого было около двухсот метров, послышалась ожесточённая стрельба. До двадцати боевиков внезапно поднялись во весь рост и, строча из автоматов от живота, кинулись в атаку. Даже здесь были слышны их иступленные вопли – «Аллах Акбар». Трое танкистов, один из них встал во весь рост, а остальные двое с колена поливали бегущих к ним боевиков. Но огонь трёх автоматов АКСУ не мог сдержать духов, которые упрямо, хоть и медленно, но приближались к танку.

Я остановился на несколько секунд: глядел на танкистов и прикидывал – Успею ли по грязи добежать до танкистов и помочь им в рукопашной схватке или не успею? Внезапно огонь со стороны танкистов ослабел. Теперь по боевикам бил лишь один автомат, двое других танкистов лихорадочно шарились вокруг танка, пытаясь найти среди пустых цинков патроны. Чеченцы, ободрённые заминкой, только прибавили ходу и теперь находились в ста метрах от них.

- Не успею, - с горечью констатировал я, но всё равно рванулся в сторону танкистов. Успел пробежать лишь метров двадцать, как из-за бугра яростно вырвался танковый тягач БРЭМ и, выкидывая высоко вверх комья грязи из под гусениц, ринулся к арыку. На его броне, пригнувшись и в напряжённых позах, сидело человек десять технарей с танкового батальона, среди которых возвышалась фигура зампотеха батальона. Он криками и взмахами руки подбадривал сидевших на броне и механика-водителя БРЭМа. Смолк и третий автомат, но боевики, увидев подмогу танкистам, засуетились и стали отходить обратно к зелёнке. Один из солдат на тягаче схватился за пулемёт НСВТ, закреплённый на броне и нажал на курок. Длинная очередь трассирующих пуль прошла над головами отходящих боевиков, которые отступали, но продолжали огрызаться огнём. Вторая очередь ударила прямо перед тягачом, потому что он клюнул носом в яму, а пулемётчик не успел поднять ствол пулемёта, но и третья очередь ушла в небо, так как в этот момент тягач выскочил из ямы. Через минуту бронированная машина подскочила к арыку и, веером раскидывая грязь, развернулась около танка. Технари горохом посыпались с брони и без суеты, но споро, начали снимать троса и сцеплять машины.

Увидев, что здесь всё обошлось без меня, снова направился к бугру, до которого оставалось

метров сто двадцать.

Теперь я разглядел, что от бугра мне кричал и махал руками зам. по вооружению полка Булатов. Услышал и что он мне кричал: - Ложись! Копытов, ложись, я тебе приказываю. Ложись и ползи, ёб…. мать!

Да и сам почувствовал, что количество пуль летевших в меня значительно увеличилось. Но упрямо продолжал идти вперёд, выдирая ноги из грязи. А через три минуты стоял радостный и вспотевший, но невредимый перед подполковником Булатовым. Но тот не разделял моего оптимизма и махал перед моим лицом кулаками и материл меня.

- Копытов, ёб… , тебе ведь морду надо набить. Ты чего вытворяешь? Перед кем выпендриваешься?

Но я не обижался на него: - Товарищ подполковник, ведь живой дошёл. Так за что морду мне бить? – Задал ему «коварный» вопрос и засмеялся.

Булатов ещё раз выматерился и безнадёжно махнул рукой. Уже спокойным тоном рассказал, что полк понёс достаточно ощутимые потери, особенно среди офицерского состава. Оказывается, тяжело ранен начальник разведки полка Олег Холмов. Пока его вытаскивали из-под огня, было ранено и убито ещё пять человек. Подбито и сгорело одно БМП, которым прикрываясь и вытащили Холмова. В машине сгорел сержант Молдаванов, БМП горело, но сержант стрелял, не подпуская боевиков. Так он там и сгорел, но дал возможность разведчикам вытащить Холмова.

- Копытов, тебя убьют: кто тогда будет командовать твоей батареей? Ведь никто, кроме тебя не соображает в вашей противотанковой артиллерии. Да, чего тебе говорить, всё равно бесполезно. Вечно тебе покрасоваться надо. Сейчас, чего пришёл сюда?

- Взаимодействие нужно установить с соседями, товарищ подполковник. А где Соболев? – Это я уже повернулся к командиру взвода восьмой роты старшему лейтенанту Смолину, который стоял рядом с зам. по вооружению и улыбался.

Тот сразу погрустнел лицом, тяжело вздохнул: - Ранили Соболева, теперь я командир роты.

- Ничего себе. Как? Когда? – Удивление моё было безмерным, как будто Толик должен быть бессмертным.

- Под мину попал, ранен в ногу. Час назад отправили в госпиталь. Так что, со мной устанавливай взаимодействие.

В течение пяти минут мы обсудили все вопросы, какие могут возникнуть. За это время Булатов ушёл по своим делам, пообещав передать командиру полка о том, что противотанковая батарея заняла новые позиции, после чего я ушёл к себе. Сначала зашёл к Коровину, который обстоятельно устраивался на новой позиции, проинструктировал его и вдоль берега арыка двинулся на своё новое КП. Здесь тоже было всё в порядке, Алексей Иванович расположил солдат на участке обороны. Чудинов загнал БРДМ за небольшой бугор и теперь сам лежал рядом с ним и стрелял короткими очередями из пулемёта по мелькавшим в зелёнке духам. Изредка взрыкивал КПВТ Алушаева. После его очереди на позициях боевиков вскидывались комья земли или же падали небольшие деревья, срезанные разрывными крупнокалиберными пулями. Остальные с интересом наблюдали, но сами не стреляли, понимая что на таком расстоянии наши АКСУ не эффективны. Бой продолжал греметь по всему переднему краю. Но стреляли уже меньше, хотя часто над нами пролетали в опасной близости пулемётные и автоматные очереди. Особенно досаждал нам один пулемёт, бил он откуда-то справа. После пяти минут наблюдения, в течении которых несколько раз пришлось всем нам плотно прижаться к земле, так хорошо нас окучивал пулемёт, я определил примерное место, откуда по нам стреляли. Это было то маленькое строение, около которого с самого начала заметил мельтешение фигур и оттуда доносились звуки пулемётной стрельбы. Я отодвинул от пулемёта Чудинова и прижался к прикладу. В прорези прицела появилась будка, ещё мгновение – мушка встала посередине целика и совместилась с неясными фигурами.

Очередь. Ещё очередь и около десяти трассирующих, разрывных пуль ушло к будке. Ни одна из фигурок не упала, но они засуетились вокруг неказистого строения и залегли. Я дал ещё, без всякой надежды кого-то поразить, пару очередей. Так.., для контроля. Но только встал из-за пулемёта, как от будки в нашу сторону потянулись пулемётные трассы, которые заставили нас уткнуться мордами в землю. Вокруг заплясали фонтанчики грязи, пару пуль ударило в коробку с лентами и отбросило её на несколько метров в сторону.

Кирьянов в восторге выругался: - Ну, ничего себе, душара лупит…. Ну и окучивает. Борис Геннадьевич, а на ферме кто сейчас: боевики или наши?

- Вот сейчас и пойду туда, Алексей Иванович. – Я подозвал к себе Чудинова и Самарченко, одного из водителей УРАЛа, - замполит, остаёшься здесь за главного, а я с ними пойду на МТФ и попробую установить взаимодействие с правым флангом. Если услышишь стрельбу в нашей стороне: двигай на подмогу.

Отдав необходимые распоряжения, мы двинулись к МТФ, вдоль берега арыка к постройкам, которые виднелись из-за деревьев в двухстах метрах от наших позиций. Так как берег и кусты скрывали нас от боевиков, то мы спокойно дошли до поворота арыка. Миновали поворот, который скрыл нас от моих подчинённых, и остались одни. Прошли ещё сто пятьдесят метров, пересекли зелёнку, перепрыгнули через брошенные окопы боевиков и увидели МТФ. Затаились в кустах, несколько минут разглядывая окраину. Никого не было видно, но стрельба шла где-то сразу за полуразрушенными зданиями. Понаблюдав ещё минуты три, махнул рукой на строения и первым выскочил из кустарника: пригнувшись, помчался вперёд. За мной выскочили Чудинов и Самарченко. И тут же мы попали под сильный перекрёстный огонь. Заметили нас, наверно, давно и поджидали, поэтому когда мы выскочили на открытое пространство, по нам открыли огонь, но всё-таки слишком рано. Били сразу с нескольких направлениях и воздух как будто загустел от пуль, которые жужжали со всех сторон. Даже не задумываясь, я нажал на курок и от живота, веером, пустил очередь в пол магазина в сторону строений, откуда вёлся огонь. Потом быстро передвигаясь из стороны в сторону, уже короткими очередями стал бить по появившимся человеческим фигуркам среди зданий и заборов. Наконец-то заговорили автоматы моих солдат, помогая биться и выживать под огнём. Перезаряжая закончившийся магазин, но не останавливаясь, мельком взглянул на подчинённых. Чудинов и Самарченко вели огонь в разные стороны, там тоже мелькали неизвестные. Правда, двигались они гораздо медленней, чем я.

- Отходим, - проорал команду и стал смещаться в сторону кустов. Пули визжали вокруг меня, вспарывали землю под ногами, щёлкали по стволам деревьев, но ещё никого из нас не задели. Как только замолчали автоматы моих солдат, выстрелив последние патроны из магазина, открыл огонь я. Бойцы рванулись в сторону кустов, на ходу перекидывая магазины. Через несколько секунд достигли кустарника, упали и заорали, изготовившись к стрельбе.

- Отходите, товарищ майор. Отходите…, мы прикроем.

Патроны у меня в магазине ещё не закончились, поэтому я пятился к кустам медленно, пытаясь подцепить на мушку мелькавшие фигуры, а когда это удавалось: давал очередь. Но мазал и это меня здорово злило. За спиной застрочили автоматы и, плюнув на противника, рванул в кусты и упал на землю рядом с Чудиновым. Перевернулся на спину, перезарядил автомат, а когда перевернулся обратно, стрелять было в некого. На окраине МТФ ни кого не было видно, и стрельба с той стороны также внезапно прекратилась, как и началась. Чудинов и Самарченко тоже с удивлением смотрели на окраину.

- Чёрт побери, Чудо. Если бы мы тут по полю не скакали, как бешенные мустанги, то я бы подумал, что всё это нам приснилось. Ладно.., отходим.

Через несколько минут мы благополучно добрались до своих.

- Алексей Иванович, ты что не слышал, как нас зажали?

Замполит удивлённо посмотрел на нас: - Товарищ майор, да тут кругом стрельба идёт, так что не удивительно, что я, да не только я - ничего не услышали.

Выставив в направлении МТФ троих человек я задумался: через несколько часов наступит темнота и до этого надо бы накормить людей и организовать службу ночью, так чтобы это было не особенно трудно. Неизвестно, что нам следующий день принесёт.

- Старшина, - ко мне подбежал Пономарёв, - старшина, берёшь Самарченко и дуете пешком в лагерь. Тут минут двадцать ходьбы. Что хочешь делай, меня не интересует, как ты это будешь проворачивать, но ужин ты должен сюда привезти капитальный. И водки, бутылок восемь. Да, привезёшь ещё ящики из-под боеприпасов - штук двадцать, спальные мешки на солдат и офицеров. Чтобы ночью по переменке могли хоть немного поспать в тепле. Задача ясна?

Хотя старшина и старался скрыть радость от того, что он сейчас уйдёт отсюда, но получалось это у него плохо. А мне было наплевать, толку от него всё равно было мало, может хоть пожрать вкусного привезёт.

- Смотри, старшина, чтобы ужин был на уровне, а то оставлю тебя с собой на ночь.

Расчёт мой оказался верен: через два часа из-за бетонного арыка показался УРАЛ и Пономарёв стал хлопотливо разгружать имущество. Сначала он достал три стула и предложил нам сесть. Я, замполит, техник уселись и несмотря на продолжавшуюся ожесточённую стрельбу со стороны духов стали с интересом наблюдать за манёврами прапорщика, а тот развил кипучую деятельность. Как по мановению волшебной палочки из кузова появился раскладной стол, который как будто сам по себе расставился перед нами, и на котором с изумительной быстротой появилась водка, килограмма два уже нарезанной колбасы, сыр, кастрюля жаренной картошки, десятка два варёных яиц, трёхлитровая жестяная банка консервированной капусты и много другой вкуснятины. Я пододвинул к себе капусту и запустил туда ложку. На вид она была не особо аппетитной и водянистой, но давно не едал такой вкусной капусты. Прожевав вторую порцию, с суровостью в голосе спросил: - Старшина, надеюсь, что солдатам ты тоже привёз такую же вкусную пищу? А то ночь здесь длинная и опасная. – Все одобрительно засмеялись и Пономарёв ещё больше засуетился, понимая, что не найдёт сочувствия среди присутствующих, если мне не понравиться пища для солдат.

Что ж еда для солдат тоже оказалась на уровне. Я подозвал к себе пулемётчика: - Алушаев, возьми две бутылки водки. Одну употребите сейчас, а вторую часов в одиннадцать для сугрева. Ты старший, с тебя и спрошу если обе сразу засандалите. – Сержант обрадовано поблагодарил меня и убежал с бутылками к радостно засуетившимся солдатам.

Старшина разделил пищу солдат на две части, выгрузил ящики, спальные мешки и подошёл ко мне: - Товарищ майор, разрешите мне к Коровину выехать и выдать пищу.

Я взял со стола две бутылки водки и передал старшине: - Отдай это Коровину, пусть с солдатами погреется. Езжай. - Замполит с техником, на противоположном конце стола в это время расставили алюминиевые тарелки и разложили в них пищу, разлили водку и с кружками в руках, вместе со мной наблюдали, как старшина вскочил в кабину автомобиля. Машина тяжело тронулась и, проскальзывая колёсами по грязи, двинулась в сторону восьмой роты. Я мельком глянул на своих товарищей и с сожалением произнёс: - Чёрт, не сказал старшине, чтобы он у Коровина не мордой к боевикам стоял, а кузовом. Сам то он ни хрена не догадается….

Я как будто сглазил: только закончил фразу, как со стороны боевиков прилетела первая пулемётная очередь и впилась в кузов УРАЛа, отщепляя от деревянных частей кузова большие щепки. Вторая очередь уже из трассирующих пуль вонзилась в тент и ушла во внутрь кузова.

Даже не задумываясь, а действуя чисто инстинктивно, я сильно оттолкнулся от стола и стал валиться со стулом назад, сжимая кружку с водкой в руке и стараясь её не пролить. Успел увидеть падая, что замполит и техник также валятся на землю, стараясь удержать кружки на весу.

- Следующая очередь наша, - успел подумать и с удовлетворением увидел, как жестяная банка с капустой внезапно сначала подскочила вверх, но от попадания второй пули резко изменила траекторию полёта и улетела в грязь. На столе творилось что-то невообразимое: алюминиевые тарелки скакали под ударами пуль и стремительно улетали в грязь. Банки с рыбными консервами, разбрызгивая на нас соус и подливу без всяких выкрутасов, прямым ходом слетали со стола. Лишь несколько бутылок водки, как символ стойкости русского народа и глубокая тарелка с колбасой нерушимо стояли на своём месте под этим вихрем свинца и металла.

Когда огненная метель закончила бушевать на нашем столе, я встал с земли, обстоятельно поставил упавший стул, сел. Также невозмутимо поднялись с земли замполит с техником и первым делом, беспокойным взглядом, заглянули к себе в кружки, и также спокойно уселись на свои места. Молча выпили водку. Я отряхнул с одежды остатки рыбных консервов, тяжело встал и вытащил из грязи банку с капустой. По закону подлости она, конечно, упала открытой частью на землю. Но это не смутило меня, я вытряхнул на землю из банки грязь и верхний слой капусты и опять водрузил её на стол. Из пулевых отверстий внизу банки на стол сразу же стал вытекать капустный сок, образовав вокруг неё небольшую мутную лужицу. Алексей Иванович вместе с Игорем также неторопливыми движениями навели порядок на столе и сидели за столом с очередной порцией водки в кружках, ожидая пока я разложу остальную закуску на тарелках.

Несмотря на то, что наш стол стоял на открытом пространстве, в двухстах пятидесяти метрах от позиций боевиков, мы не прятались и были отличной мишенью для пулемётчика, но больше он по нам не стрелял.

Я потянулся через стол к боевым друзьям, чокнулся с ними: - Ну, будем. Раз сразу не попали, значит уже не попадут.

Закусывая, обернулся в сторону позиций Коровина и с досадой произнёс: - Так и знал, что старшина мордой станет к переднему краю боевиков…

Автомобиль стоял на открытом месте и около кабины толпилось несколько солдат. В бинокль хорошо было видно, как старшина открыл дверцу и выдавал прямо из кабины пищу. Немного в стороне на табуретке сидел Коровин и перед ним, тоже на табуретке, стояли тарелки с едой и бутылка водки.

- Может, пронесёт? - Промелькнула у меня надежда и я повернулся к столу. Мы ещё выпили, но через пять минут Игорь с тревогой в голосе обратился ко мне.

- Борис Геннадьевич, что-то старшина нехорошо летит к нам, - я опять повернулся в ту сторону. Действительно, по полю, виляя из стороны в сторону, высоко выкидывая из-под колёс грязь, мчался в нашу сторону УРАЛ. Было что-то странное в этой картине, и когда машина приблизилась, то стало видно, что лобовые стёкла отсутствовали напрочь, а из кабины выглядывали обалдевшие лица старшины и Самарченко. Машина остановилась, а ещё через пару минут мы смеялись, выслушав сумбурные объяснения Пономарёва.

- Товарищ майор, подъехал к позиции Коровина, выдал им пищу. Самарченко ушёл перекусить вместе с солдатами, а я решил в кабине и заодно понаблюдать за передним краем боевиков. Только приладился кушать, а тут подходит солдат с восьмой роты и спрашивает: нет ли у меня лишней буханки хлеба? А хлеб у меня был и лежал на полу кабины. Я наклонился вниз и тут как всё застучало и посыпалось стекло на меня сверху. Боевик с пулемёта ударил и если бы не нагнулся за хлебом, звиздец мне бы пришёл. Солдату я хлеб выкинул, Самарченко скаканул в кабину и сюда, - старшина с водителем стояли и ошалело смотрели то на меня, то на замполита с техником. А, отсмеявшись, я налил им в кружки водки.

- Старшина, иди теперь в кузов посмотри. Когда ты уезжал от нас, тебе в зад машины две хороших очереди пулемётчик врезал. Так что он за тобой целенаправленно охотился. Поздравляю, у тебя сегодня второй день рожденья. Давай старшина пей и иди туши машину.

Самарченко уже бежал к автомобилю, из кузова которого тянулся всё усиливавшийся дым. Пономарёв торопливо опрокинул кружку с водкой в рот и, не закусывая, тоже ринулся туда же. Бой продолжался, не снижая своей интенсивности, пока лязгая гусеницами к нам не подъехал танк, развернулся за арыком, поёрзал на месте и самоокопался. Повёл стволом, и пару раз выстрелил по зелёнке. Как по мановению палочки стрельба на моём участке пошла на убыль и нам уже реже приходилось нагибаться, когда над нами пролетали очереди. В это же время подошли ещё два огнемётчика: доложили что их прислал командир полка в помощь и спросили, где занять позицию. С собой они принесли восемь «Шмелей». Указал им место тоже за арыком, недалеко от танка. Оказывается, и танк приехал ко мне по приказу командира полка: это прокричал мне из-за арыка командир танка. Так что никто про меня не забыл, а это было приятно. За всем этим я забыл про автомобиль, старшину и сначала не понял о чём мне докладывает Самарченко: - Товарищ майор, матрасы затушили, их там у нас штук пять лежало. Трассерами их зажгло. Кузов посекло, но это ерунда.

Я несколько секунд непонимающе смотрел на него, а потом вспомнил и засмеялся. Техник налил в кружку водки и протянул её водителю. Солдат залпом выпил, вытер грязным рукавом рот и, не стесняясь, потянулся к тарелке с колбасой. Выбрал самый большой кусок, такой же большой кусок хлеба и с удовольствием отправил закуску в рот. Замполит с техником поощрительно засмеялись: - Ну, Самарченко, губа у тебя не дура, а теперь сбегай и посмотри, чего старшина там делает? Что-то долго его не видно. Не грохнуло ли его там, случайно?

Через пять минут старшина стоял перед столом и пытался что-то объяснить, но я жестом остановил его и подал полную кружку водки. Давно решил про себя, что со старшиной выпивать не буду и, вообще, запретил ему употреблять спиртные напитки, так как он не адекватно себя ведёт в пьяном состоянии, но сейчас решил отступить от этого правила.

- Давай старшина, выпьем, - я и замполит с техником стукнулись о кружку Пономарёва, который в растерянности переводил взгляд с кружки на меня и обратно, не решаясь её поднести ко рту, - сегодня тебе можно. Не каждый день бывает у людей второй день рождения. И ничего не стесняйся, если б не твой счастливый ангел хранитель, лежал бы ты сейчас в кабине с пробитой башкой, или бы Самарченко вёз тебя бы в кузове, мёртвого, в санчасть. – Хотел продолжить дальше рассуждения на тему: если бы не ангел хранитель…, но остановился, увидев, как в ужасе расширились глаза старшины, понявшего чего он только что избежал.

- Товарищ прапорщик, пейте, - заторопил я его и старшина отчаянно, одним залпом, выпил кружку. Подождав, когда он продышится и закусит начал ставить ему задачи.

- Значит так, Пономарёв. Едешь сейчас в рем. роту, ставишь там новые стёкла и домой. Остаётесь с Мишкиным на старых позициях старшими, а утром привозишь такой же вкусный завтрак…. Тем, кто после ночи останется в живых, - последними словами я пошутил и зря. Старшина, ещё не отошедший от своих приключений, обалдевшими глазами посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Не дослушав, схватил за рукав и потащил Самарченко к машине и так быстро уехал, что я даже не успел его остановить.

Мы ещё раз посмеялись над прапорщиком, а я выразил сожаление о том, что не успел проинструктировать старшину, как ему завтра утром заезжать на нашу позицию. Но думаю, что он извлёк определённый опыт из случившегося.

Ещё немного посидели за столом. Бой постепенно затих, хотя с нашей и со стороны боевиков стрельба продолжалась, но интенсивность её значительно снизилась. На нашем участке расположилось несколько танков и как только где-то вылазил или показывался боевик, по нему следовал выстрел из танковой пушки. Пару раз выскакивали на открытое пространство духовские гранатомётчики, приседали на колено и пытались с гранатомётов достать танки, но то ли целились неправильно, или же боялись хотя бы на лишнюю секунду остаться один на один с грозной боевой машиной, поспешно нажимали на курок и исчезали, пытаясь опередить выстрел танкистов. Одному такому отчаянному духу снаряд попал прямо под ноги: тело от взрыва взлетело вверх на несколько метров и повисло на ветвях дерева, но через несколько минут упало вниз и его быстро утащили в кусты. Остальные чеченцы больше не осмеливались открыто перемещаться по своему переднему краю, как это было до появления танкистов. Приходил ко мне командир танка, который стоял за арыком, потом подошёл один из огнемётчиков, им я поставил задачи и уточнил сигналы взаимодействия, немножко порасспросил их о том, что они знают и видели. Знали они, правда, немного. Что солдат может видеть из своего окопа? Но немного посмеялись: командира взвода, пришедшего танкиста, во время боя ранило. Офицер высунулся из люка, чтобы лучше рассмотреть местность, в это время пуля попадает в броню, рикошетит и отрывает взводнику самый кончик носа – кровище море и больно. У огнемётчиков ещё смешнее: солдату во время перебежки пуля попала в член. Не оторвала, а пронизала его. Долго на поле с ним мучились, не зная как правильно перевязывать член. И смех, и грех. Говорят у нас большие потери, но подробностей они не знают.

Погода улучшилась, стало значительно теплей, но по небу всё равно быстро пролетали рваные тучи, обременённые влагой. Темнело и пора было переходить на ночное дежурство. До полной темноты я ещё успел сбегать к Коровину и убедился, что тот серьёзно подготовился к ночи. В темноте собрал вокруг себя всех, кто был со мной и определил порядок дежурства. Сам же, разложив пустые ящики из-под боеприпасов на земле, раскинул на них спальный мешок и первым завалился спать до 23 часов. Справедливо полагая, что если духи и будут атаковать ночью, то это произойдёт где-то ближе к утру. Под мерное шуршания капель мелкого дождика, быстро провалился в крепкий и здоровый сон.

Проснулся как от толчка, хотя меня никто и не будил. Зажёг в спальнике фонарик, поглядел на часы: было половина одиннадцатого. Обрадованный, что ещё могу поспать минут тридцать в тепле, смежил веки, но сон уже не шёл. Поворочавшись немного, почувствовал, что всё тело ноет от жёсткого ложа и деревянных рёбер жёсткости на ящиках. Вылез из спальника и огляделся. Рядом со мной на таких же ящиках в неудобной позе спал Кирьянов, а фигура техника с двумя солдатами виднелась на фоне неба в пяти шагах от меня. Справа маячил Торбан, который в ночной бинокль разглядывал окраину МТФ. Постукивали редкие выстрелы, иной раз в сторону боевиков уходили трассера. Танкисты, узкими, синеватыми лучами прожекторов в несколько секунд обшаривали поле, иной раз дотягиваясь до зелёнки боевиков и тогда следовал выстрел из танковой пушки, который на мгновение освещал поле. Дождя не было, а в облаках появились просветы, откуда выглядывали умытые и чистые звёзды, предвещая завтра хорошую погоду. Сладко потянувшись, поправил сбившуюся с Алексея Ивановича плащ-палатку. Подхватил автомат и лёгким шагом, хорошо отдохнувшего человека направился к Карпуку. Отправив Игоря спать, начал мерно выхаживать по позиции, каждые тридцать секунд вскидывая ночник, осматривая поле и подходы к нам со стороны МТФ. На удивление ночь прошла спокойно, без каких-либо сюрпризов.

Радовало и то, что к утру небо совсем очистилось от облаков. Всё-таки, когда солнце - воевать веселее. Незаметно подошло время будить на смену замполита, но я себя не чувствовал уставшим, поэтому решил до дежурить до восьми утра. Пусть замполит отдохнёт. Где-то перед рассветом, когда темнота на короткое время сгущается, готовая сдаться свету наступающего утра, за арыком в тылу позиции возник шум двигателя и оттуда на поле выпятилась огромная тёмная масса. Судя по звуку двигателя, это был автомобиль УРАЛ, но не было видно знакомого очертания: ни кабины, ни фар – ничего. На позицию достаточно быстро надвигалась что-то большое, громоздкое и квадратное. Я быстро присел и попытался на линии горизонта что-нибудь рассмотреть - Неудача… Успокаивало только то, что это двигалось к нам из нашего тыла, но всё равно я был настороже. Лишь когда оно приблизилось, рассмеялся: по полю к нам, задом, приближался УРАЛ старшины. А ещё через мгновение машина остановилась рядом со мной, хлопнули дверцы и ко мне подошли старшина и Самарченко. Обрадованные тем, что они точно выехали на позицию, перебивая друг-друга начали рассказывать, как они волновались, боясь промахнуться мимо нас и уехать к боевикам. А я не стал их разочаровывать тем, что дальше арыка за нами, они бы уехать не смогли.

Как по команде проснулись все, кто спали. Хотя мы и не были голодными, но с радостью сели за стол, который Пономарёв расставил уже за машиной. На стол он водрузил керосиновую лампу. На одном краю он накрыл нам – офицерам, а на другом разложил еду для солдат. Старшина и сейчас расстарался: было приятно смотреть на то изобилие вкусных продуктов и водку. Мы ту ещё не выпили вчерашнюю, а он привёз ещё. Две бутылки я оставил на столе, остальные вернул обратно прапорщику: - Всё, старшина, молодец, но водки больше не надо. День будет тёплым и сухим. Ночь прошла спокойная, все отдохнули. Так что это в мой личный НЗ.

Солдаты с сожалением завздыхали, но приказ есть приказ. Пока старшина кормил солдат, пришёл с котелками огнемётчик за едой. Дали и ему. Потом прибежали танкисты: досталось и им. Мы в это время спокойно выпили грамм по сто пятьдесят и теперь не спеша завтракали. Очень польстило мне восхищение танкиста, когда ему старшина щедрой рукой положил на экипаж еды. Танкист заглянул в котелки, поглядел на большие куски колбасы, которые Пономарёв положил ему в шлемофон: - Да, товарищ майор, вот это пища у вас в батарее, не то что у нас в батальоне.

Солдат ушёл, а я довольный и слегка хмельной, ласково заговорил со старшиной: - Товарищ прапорщик, видите: ведь можете когда захотите. Приятно от чужого солдата услышать хорошее о батарее. Теперь он всем будет рассказывать, как старшина кормит отлично солдат в подразделении. Так и действуйте дальше. А сейчас, за отличное обеспечение пищей в боевых условиях я представляю вас к медали «Суворова». Алексей Иванович, оформить наградной. – Кирьянов весело мотнул головой, а старшина от радости и переизбытка чувств не нашёл слов, лишь с силой ударил себя в грудь. Мы дружно засмеялись.

- Старшина, хорош, а то ещё немного и ты пробьёшь себе грудь.

Пономарёв ещё раз ударил себя и наконец обрёл дар речи.

- Товарищ майор, - горячо заговорил он, - да я в лепёшку расшибусь, чтобы оправдать ваше доверие...

Выслушав его заверения, мы рассмеялись снова, но смех этот уже был одобрительным и доброжелательным, так как прапорщик Пономарёв сейчас окончательно стал полноправным членом нашего небольшого коллектива.

Пока мы завтракали, окончательно рассвело, а из-за бетонного арыка выехал БРЭМ танкистов и остановился около нас.

- Боря, принимаешь в свой коллектив? – Весело заорал Андрюха Филатов, спрыгнул с машины и по-хозяйски уселся за стол. Пономарёв положил заместителю по вооружению танкистов в чистую тарелку еды, а я щедро налил ему водки. Лишь только когда мы выпили, Андрей рассказал, что его сюда прислал командир батальона оборудовать командный пункт батальона. Это здорово нас обрадовало, так как давно с танкистами сложились дружеские отношения.

- Андрей, так тогда и мне выкопай БРЭМом землянку.

- Боря, какие проблемы? – В принципе это и определило задачи на день. Боевики вели себя тихо и опасались стрелять по нам, но ещё рано утром 100 мм пушка боевиков одним выстрелом уничтожила санитарный ГАЗ-66 первого батальона, который неосторожно выехал к восточной окраине МТФ. День, судя по небу, будет сухой и тёплый. Так что, надо обустраиваться на месте. На позициях оставил минимум людей, а остальных отправил разбирать лагерь и перевозить его сюда. Пока машина танкистов рыла землянки под КП батальона и мне, мы с Филатовым ещё немного выпили, а потом БРЭМ сломался и Филатов с механиком-водителем залезли в двигательный отсек, пытаясь с ходу что-то там починить, но ничего у них не получилось.

- Боря, - огорчённо заговорил Андрей, вернувшись к столу от машины, - поломка серьёзная, так что твоему второму взводу выкопать землянку не получится.

Весь день пролетел в хлопотах и суете, но вечером мы уже сидели в готовой землянке, а в углу весело потрескивала горящими дровами печка. Над столом висела, ярко горевшая от аккумулятора, лампочка и освещала накрытый едой стол. Второй взвод тоже устроился неплохо и я был спокоен: хотелось немного выпить с офицерами, а до заступления на ночное дежурство, часа два поспать. За столом царило весёлое оживление: вместе с Коровиным ко мне пришёл в гости командир восьмой роты старший лейтенант Смолин, и временами землянка наполнялась дружным смехом, когда мы вспоминали какие-либо из моментов прошедшего боя, считая его самым трудным. Никто из нас даже и не предполагал, что пройдут лишь сутки и полк понесёт более тяжёлые потери. Много солдат и офицеров не доживут до вечера: кто погибнет в бою утром, а кто днём. Причём, из жизни уйдут лучшие. А пока мы веселились и особо не задумывались над завтрашним днём.

* * *

Хотя утро было прохладное, но чистое и ясное небо предвещало и сегодня отличную, весеннюю погоду. Я вышел из землянки и с удовольствием потянулся. Чувствовал себя хорошо отдохнувшим, весь был переполнен энергией, которой нужно было дать выход. По широкому

спуску в землянку выбрался наверх и осмотрелся. Чудинов, время которого было дежурить, тихо дремал, сидя на ящике из под боеприпасов, лицом к переднему краю боевиков. Изредка он вскидывался и сонным взглядом оглядывал пустое поле между нами и духами. За арыком, на позиции танка, было пусто. Вечером по приказу командира танк перекинули на другое направление, и только один танк теперь находился в расположении восьмой роты. Огнемётчиков тоже не было видно, лишь торчали из их окопа несколько контейнером со «Шмелями». Вскинул бинокль и посмотрел на расположение второго взвода. Вчера я полностью перетащил их сюда, а на старой позиции остался лишь третий взвод. У палатки Коровина не было видно даже наблюдателя. Но вот полог входа откинулся и из палатки на солнечный свет вылез весь растрёпанный и всклоченный сержант Кабаков. Широко зевнув, он отошёл на пару шагов и тут же справил малую нужду.

- Хреново, надо будет встряхнуть Коровина и за гигиену, и за дежурного наблюдателя.

В расположении восьмой роты также лениво ползали мотострелки, занимаясь необходимыми утренними делами, в ожидании завтрака.

Опустил бинокль и машинально потёр заросший щетиной подбородок: - Ого, вот это зарос. Ладно, сейчас приведём себя в порядок. – По дороге в землянку ткнул кулаком Чудинова в бок

- Не спи солдат – замёрзнешь. – Водитель от неожиданности свалился с ящика и теперь таращил на меня сонные глаза, не понимая: почему он не сидит, а лежит на влажной земле. Потом вскочил и смущённо стал оправдываться. Отсмеявшись, махнул рукой и занялся утренним туалетом. Копаясь в своей сумке, наткнулся на аккуратно сложенный старенький свитер жены, который лежал на самом дне. Свитер покупали мне ещё когда я служил в Германии, но жене он больше нравился и она его часто одевала. А когда собирался в Чечню, положила его мне: - Боря, выкидывать жалко, а там его доносишь и выбросишь.

Достал его из пакета и прижал к лицу. Несмотря на то, что прошло два месяца, свитер хранил родные мне запахи жены и дома. Скинул с себя пропотевшую тельняшку и вместо неё надел свитер, заправил его в брюки, затянул на поясе ремень с пистолетом и с бритвенными принадлежностями выбрался из землянки.

Чудинов уже бодренько прохаживался по краю траншеи, где располагалась наша землянка, но пока пристраивал зеркало и мылил себе щёки, он опять уселся на ящик и внимательно стал наблюдать, как я начал бриться. Разглядывая себя в зеркало и водя станком по правой щеке, обдумывал план сегодняшнего дня - Чем занять солдат сегодня и какие задачи поставить

взводам? Но громкий, одиночный выстрел, тут же второй нарушили течении мысли. Чудинов чисто рефлекторно повернул голову в сторону позиций боевиков, откуда они донеслись. Глаза его в изумлении расширились, и непонятно как, даже не вставая с ящика, с криком «Духи», спрыгнул ко мне вниз. Я вскочил на бревно и выглянул из траншеи. Выстрелы уже слились в сплошную трескотню и пули свистели над нами в опасной близости. По зелёнки перебегали с места на место боевики и непонятно было, куда они стреляли и пойдут ли сейчас в атаку. Я с сожалением посмотрел на бритвенный станок и отбросил его в сторону.

- Батарея Тревога….. К Бою…. – Схватил накрытый плащ-накидкой пулемёт с магазином на сто патронов, в другую руку ещё одну коробку с лентами в двести пятьдесят патронов. Выскочил из траншеи и рванул сквозь вихрь пуль к бугру, в пятидесяти метрах от землянки. Сзади топал сапогами Чудинов, оглянувшись увидел, как из траншеи выскочили Торбан, Алушаев и замполит с автоматами в руках.

Упал за бугром и быстро изготовился к стрельбе. Прильнув к пулемёту, повёл стволом по зелёнке, примериваясь открыть ответный огонь. С нашей стороны тоже началась стрельба, причём наиболее сильной она была в расположении первого батальона. Но нам тоже доставалось не хило. Пули щёлкали по броне БРДМа, который стоял рядом с бугром, и с визгом рикошетили. Алушаев полез, было, на броню, но тут же соскочил и прижался к колёсам.

- Алушаев, всё-таки надо к пулемётам пролезть, - я обернулся к сержанту и тут же отвернулся. То, что Алушаев попытается ещё раз, я не сомневался. Поймал в прорезь прицела фигурку боевика, перебегающего по зелёнке к мосту через Аргун и дал очередь в десять патронов. Рой трассеров и разрывных пуль ушёл через поле и впились в духа. Боевик внезапно остановился, как будто наткнулся на стену, сделал несколько неуверенных шагов, медленно переломился в поясе и упал в кусты.

- Есть, - радостно отметил про себя и довернул ствол левее. Там суетилось несколько боевиков, что-то вытаскивая из окопов, но прицелиться мешали ветки кустов, которые росли в нескольких метрах впереди бугра.

- А…, ерунда, - и дал очередь сквозь кусты, так как понял, что боевики вытаскивали и устанавливали на треноге пулемёт НСВТ. Пулемёт задрожал в руках и ветки, срезаемые пулями, упали, открыв хороший обзор. Духи вокруг пулемёта засуетились ещё быстрее, но я давил на курок пулемёта и гнал, гнал в ту сторону одну очередь за другой, пока ни одного боевика не осталось около треноги. Грозно зарокотал над головой КПВТ, но трассы его очередей шли в сторону моста, срезая кусты и мелкие деревья. Наверно, наш огонь очень досаждал противнику, поэтому большинство боевиков сосредоточило свой огонь против нашей позиции. Несколько раз грохнули гранатомёты чеченцев, но мимо.

Мои подчинённые открыли бешенный огонь, вследствии чего патроны у них закончились быстро. Автоматы один за другим замолчали, а пробраться к землянке уже не было возможности – до того сильным и мощным был огонь противника. Внезапно замолчал и КПВТ – что-то там заело. Боевики уверенные, что это они подавили наш огонь, теперь сосредоточили огонь против моего пулемёта. А я в азарте водил стволом пулемёта и давил на курок, когда на мушке появлялся дух. Поле зрения сузилось, я смотрел вдоль ствола и видел лишь, как бы, набегающие сами на мушку боевиков и тогда давил на курок, радостно отмечая, как после моей очереди фигурка или падала, или начинала метаться, пытаясь уклониться от пулемётной очереди. Я уже не обращал внимание на визг и жужжание пуль вокруг меня, не обращал внимание на комочки земли, которые больно секли лицо, лишь мозг автоматически отмечал количество отстрелянных патронов. Закончилась коробка с патронами, я засуетился, вставляя в пулемёт новую ленту, одновременно совещаясь с замполитом.

- Борис Геннадьевич, боевики усилили огонь. Как бы они не пошли в атаку. Пока вы стреляли, засёк несколько огневых точек около моста и хочу их загасить.

- Как?

- В окопе огнемётчиков лежит несколько «шмелей», я сейчас проберусь туда и открою огонь.

- Алексей Иванович, давай, но только осторожней, - лента была вставлена, потянул затвор на себя, а потом вперёд – пулемёт заряжен. Дал несколько очередей, искоса наблюдая, как замполит ползком пересёк расстояние между бугром и берегом арыка. Попытался встать, но опять упал на землю прижатый плотным огнём боевиков, которые заметили этот манёвр. Алексей Иванович на четвереньках вошёл в воду и погрузился в неё по горло. В воде, вокруг него, заплясали фонтанчики от пуль, но Кирьянов упрямо двигался вперёд, пересёк несколько метров водного пространства и выбрался на другой берег. Обернулся, счастливо улыбаясь, помахал нам рукой: мол, всё в порядке. Рывком пересёк оставшееся расстояние до окопа и по хозяйски стал там осматриваться. Рядом громко заматерился Чудинов, поднялся во весь рост и рванул через огненный шквал к окопу огнемётчиков. Также благополучно пересёк арык и спрыгнул мокрый, но невредимый в окоп к Кирьянову. Я облегчённо вздохнул и приник к пулемёту, дал несколько очередей по перебегавшим чеченцам в зелёнке и опять поглядел на Кирьянова. Тот растерянно крутился с огнемётом в руках в окопе, становился на цыпочки: тянулся вверх пытаясь разглядеть передний край боевиков. Переговорив о чём-то с Чудиновым, Алексей Иванович выскочил из окопа на верх и склонился к Чудинову, который подал ему из окопа контейнер огнемёта. Но выпрямиться не успел: по земле захлестали длинные очереди из пулемёта и автоматов. Казалось, ещё мгновение и они перечеркнут офицера. Я дал несколько очередей по пулемётному гнезду, стараясь: если не уничтожить пулемётчика, то хотя бы на

время прекратить его огонь. Вновь поглядел на окоп, уже не ожидая увидеть Кирьянова живым, и с радостью увидел его сидящим рядом с Чудиновым.

Переждав огонь, Кирьянов привстал и закричал мне: - Борис Геннадьевич, ни черта не видно из окопа. Куда мне стрелять?

Я чуть приподнялся над бугром, но тут же пришлось пригнуться и спрятаться: шквал пуль промчался надо мной, а несколько пуль, подымая фонтанчики земли, вонзилось в верхушку бугра. Две пули звонко цокнули, подняли и отбросили пустую коробку из под лент за мою спину. Уже осторожно высунулся из-за бугра: - Алексей Иванович, давай так: я даю очередь трассерами, а ты туда стреляй из огнемёта – сейчас дальность двести пятьдесят метров. Расстояние каждый раз буду тебе кричать.

Опять прильнул к пулемёту и повёл стволом по зелёнке. Остановился на группе кустов около моста. Оттуда с самого начала боя вёлся особенно интенсивный обстрел наших позиций пулемётом. И там чаще всего мелькали фигурки боевиков.

- Алексей Иванович, стреляй туда, - прокричал я и дал длинную очередь по кустам. Замполит вскинул контейнер, придал ему соответствующий двуустам пятидесяти метрам угол прицеливания и выстрелил. Мощный звук выстрела, как всегда оглушил всех, а пыль, поднятая реактивной струёй, скрыла окоп. Чёрная точка снаряда прочертила свой путь в воздухе и разорвалась на поле, не долетев пятидесяти метров до кустов.

Светло-серое пылевое облако осело и открыла нашим взорам отплёвавшихся от пыли Кирьянова и Чудинова.

- Алексей Иванович, дальность дальше пятьдесят, - в азарте прокричал корректуру прицела, неосторожно поднявшись над бугром, но тотчас же спрятался: новый шквал пуль обрушился на мою позицию.

Как только прогремел второй выстрел, я вновь, не обращая внимания на пули, вскинулся над бугром, боясь пропустить разрыв. Над окопом огнемётчиков стоял столб пыли, как будто именно туда попал снаряд, а не вылетел оттуда. Но я, не отрываясь, смотрел на кусты, где находились позиции духов. Есть! Прямо в центре кустарника поднялся светло-серый от пыли разрыв «Шмеля».

- Алесей Иванович, отлично. Давай туда же ещё два снаряда.

Два раза проревел огнемёт и оба разрыва полностью накрыли всю площадь кустарника. Оставшиеся четыре выстрела мы сделали веером по зелёнке, смещая его от моста влево на

двести пятьдесят метров. После чего, как по мановению волшебной палочки, стрельба со стороны боевиков быстро пошла на убыль, а через пять минут прекратилась совсем. Ещё примерно пять минут после этого вела огонь восьмая рота, но и она быстро прекратила огонь. Лишь пулемёт на бугре с тригопунктом продолжал строчить, посылая злые очереди в сторону боевиков. Но и он через некоторое время тоже замолчал. Над передним краем повисла тревожная тишина.

- Торбан, - окликнул я санинструктора, - дуй во второй взвод. Узнай всё ли там в порядке? И Коровина ко мне. Да, по пути посмотри техника, что-то я его не наблюдаю. Не ранен ли он?

Из окопа огнемётчиков, уже не ползком, а полусогнувшись прибежали Кирьянов и Чудинов. Оба мокрые, грязные и возбуждённые.

- Ну, огнемётчики…, ну и балбесы. Вырыли окоп, а оттуда позиций боевиков не видно. Как мы хоть стрельнули? – Полу оглушённые они оба орали, наверно, считая что мы тоже ничего не слышим.

Я шутливо тоже заорал почти в ухо замполиту: - Алексей Иванович, отлично стрелял. Всех положил, видишь – духи молчат, не стреляют.

Кирьянов с Чудиновым засмеялись, поняв свою ошибку, а Алексей Иванович, смеясь, начал показывать пальцем на моё лицо. Я машинально провёл рукой по щеке и посмотрел на ладонь, ожидая увидеть кровь, так во время боя сильно секло землёй лицо. Но на руке виднелись остатки грязной пены с недобритой, перед боем, щеки. Мы все поднялись из-за бугра в полный рост, уже не боясь огня боевиков, переговариваясь на ходу, направились к землянке, здесь и обратил внимание, что в пулемётной ленте осталось всего девять патронов.

- Да тяжело пришлось бы, если духи предприняли атаку на наши позиции. Все легли бы.

Поправляя штаны, из арыка появился Карпук. Ещё не подойдя к нам, начал рассказывать: - Я только пристроился «подумать», а тут стрельба, да и вашу команду, «Батарея тревога», слышал. Попробовал выскочить, да уже невозможно. Пули так и стригут кустарник. Мечусь по арыку, даже посрать забыл. На ремне только пистолет с запасной обоймой. Главное, даже выглянуть нельзя, до того плотный огонь. К землянке не прорваться. Ну, думаю, духи пойдут в атаку – пятнадцать патронов по ним, один себе. Слышу, наш пулемёт работает и несколько автоматов: значит, дерутся наши. Только высунусь из арыка, пули тут же по земле у лица бьют. Толком ничего разглядеть не успеваю. Слышу, работает только один пулемёт. Ёлки-палки, неужели всех убили. Короче, на переживался. Но только стрельба закончилась – «по большому» опять захотелось.

Из второго взвода пришёл Коровин и доложил, что у него всё в порядке: потерь нет.

- Товарищ майор, что это было? Вы чего-нибудь поняли?

- Непонятно, Коровин, особенно сильная стрельба в расположении первого батальона была. Может быть, там что-то случилось?

На нашем участке стояла тревожная тишина, лишь в районе МТФ пощёлкивали выстрелы, поэтому все занялись своими утренними делами: Коровин ушёл к себе. Ругать его за отсутствие наблюдателя не стал, но замечание сделал. Я добрился, после меня побрились Карпук и Алушаев. Вроде бы всё было в порядке, но тревожила тишина, повисшая над передним краем, не располагала к оптимизму. Приказал усилить наблюдение, а сам стал наблюдать за танком, который мчался за бетонным арыком в моём тылу. Я подумал, что этот танк проедет сзади в расположение восьмой роты, но он свернул в разбитый проём в бетоне и направился ко мне. Это меня ещё больше обеспокоило – я никого не ждал. Танк был с нашего танкового батальона, но офицера, который соскочил с брони и подбежал ко мне не знал.

- Товарищ майор, это ваше подразделение стреляло сейчас по зелёнке? – Танкист показал рукой на деревья, тянувшиеся от моста вдоль реки против моего участка обороны.

- Да, моя батарея. – Настороженно ответил и тут же спросил, - А в чём дело?

- Меня прислали вас предупредить. Первый батальон попал в окружение и разбит. Остатки

пехоты будут прорываться через эту зелёнку в вашем направлении. Смотрите, не откройте огонь по ним.

- Ни фига себе, - в изумлении протянул Кирьянов, стоявший около меня. Я оглянулся, сзади стояли практически все: офицеры и солдаты.

- Слушай, старший лейтенант, как окружили и разбили?

- Да я сам ничего не знаю. Знаю только, что командир батальона тяжело ранен и его будут выносить во время прорыва. – Эти слова старлей произносил уже с брони. Спросить, кто его прислал, уже не успел. Танк заревел, крутанулся на пашне, вздыбив пласт подсохшей земли, и умчался обратно. В голове царил сумбур и смятение от этого сообщения. В голове не укладывалось, как мог быть разбит целый батальон. Тогда получается, что МТФ тоже в руках боевиков, и нам надо опасаться оттуда нападения. Я начал советоваться со своими подчинёнными, как лучше организовать оборону своего участка, в свете новых обстоятельств. Но не успели мы обсудить этот вопрос, как стрельба вспыхнула в расположении первого батальона с новой силой. Ещё более интенсивная, чем в первый раз. Без моей команды все расхватали оружие, Торбан с Чудиновым схватили ещё цинки с патронами, я опять схватил пулемёт и пару коробок с лентами, ещё несколько коробок схватили Карпук с Кирьяновым и мы снова заняли оборону. Духи суетились в зелёнке, но в нашу сторону практически не стреляли. Огонь они вели в направлении окраины МТФ, а кустарник, куда Кирьянов нанёс удар огнемётами, вновь ощетинился огнём. Особенно зло и упорно бил пулемёт, из-за чего мы его быстро обнаружили.

В окопе около стреляющего пулемётчика суетилось ещё двое чеченцев: наверно, второй номер и подносчик боеприпасов. Я прильнул к прицелу и навёл свой пулемёт на огневую точку противника, ещё мгновение и нажал бы на курок, но в это время вокруг окопа заплясали разрывы от пушки БМП-2. Приподнявшись над пулемётом, я наблюдал в бинокль, как очередями автоматической пушки БМП перепахивало землю вокруг пулемётного гнезда, пока огневая точка не прекратила своё существование. Перевёл бинокль в сторону окраины МТФ, откуда к мосту неслось несколько БМП с десантом на броне. Вокруг машин и на их пути подымались разрывы от подствольных гранатомётов, ручных гранатомётов и мин, но машины с плотно прильнувшим к броне десантом сквозь огонь упорно двигались вперёд. Из зелёнки выскочил боевик, присел на колено и вскинул РПГ на плечо. Через секунду сверкнуло пламя и граната устремилась по короткой траектории к ближайшей БМП. Ударила вскользь и ушла в сторону, разорвавшись сзади машины. Пехота ещё плотнее прижалась к броне, потом как по сигналу они приподнялись и стали бить с автоматов по гранатомётчику. Боевик в это время вставлял в гранатомёт следующую гранату: от неожиданного ответного огня уронил гранатомёт и вскочил на ноги. Стал топтаться на месте и резво размахивать руками, как будто отбивался от пчёл или ос. Потом сообразил, упал на землю и на четвереньках быстро-быстро помчался в сторону кустов, где через несколько мгновений и скрылся. Пока я наблюдал за метаниями гранатомётчика, пехота спешилась с машин и редкой цепью уже охватывала кустарник и бугры у въезда на мост. Вроде бы сопротивление было сломлено, но из кустов сверкнуло пламя выстрела из гранатомёта и граната вонзилась в бок БМП. Пламя от разрыва гранаты, как это бывает от попадания в цель, мгновенно окутало всю машину и тут же исчезло. Боевая машина, до этого медленно двигающиеся к мосту, как будто споткнулась и начала разворачиваться, но тут же замерла. Из люка показался механик-водитель, быстро выскочил из машины и в шоке обежал несколько раз вокруг машины. Пулемёт в башне, ещё когда она двигалась, бил по кустарнику, но сейчас молчал. Механик остановился около кормы и оглянулся вокруг, но никто не спешил ему на помощь: каждый на войне занимался своим делом. Он открыл кормовую дверь, откуда сразу же повалил чёрный дым. Солдат сначала от неожиданности подался назад, но потом решительно нырнул в дым и скрылся внутри машины. Два БМП обогнули его машину с обоих сторон и двинулись к въезду на мост непрерывно строча из пулемётов вдоль дороги, изредка били их пушки, но уже по тому берегу, невидимому для нас. Десант с подбитого БМП суетился около кустарника, кидая туда гранаты и строча вслепую из автоматов в глубь кустов, но сломить сопротивление чеченцев не удавалось. Одно БМП с несколькими солдатами на броне медленно проехало вдоль кустарника. Солдаты настороженно всматривались в заросли с высоты машины, вдруг резко привстали и открыли интенсивный огонь в глубь кустарника, тем самым предопределив судьбу обороняющихся боевиков. БМП, оказав помощь, двинулось дальше вдоль берега, но уже через двести метров они попали под жестокий огонь боевиков. Удачно избежав попадания нескольких пущенных гранат, бронированная машина стала пятиться в сторону моста, огрызаясь огнём из пушки и пулемёта. Солдаты, прикрываясь башней БМП, вели огонь по чеченцам, которые двигались параллельно машине по зелёнке и стреляли по нашим из автоматов. Через сто метров они вырвались из зоны огня и остановились у кустарника, уже занятого солдатами. Подбитое БМП горело в полную силу, выбрасывая в чистое небо чёрный столб дыма. Иной раз пламя вскидывалось и из него вылетали искры, от рвавшегося внутри машины боезапаса. В двадцати метрах виднелся механик-водитель, который, горестно склонив голову, сидел рядом с телом друга, которого вытащил из подбитой машины. К ним подскочило санитарная МТЛБ, механика сразу отодвинули в сторону, а над телом склонились медики, но колдовали они немного, через минуту раненого загрузили во внутрь машины и она помчалась по асфальту в сторону племсовхоза. совхоза, где находился полковой медицинский пункт.

Пехота уже определилась с обороной и располагалась в районе моста, иной раз её обстреливали из зелёнки, но стреляли вяло. Как правило, после ответного огня духи на долгое время затихали, а потом всё повторялось снова. БМП уже не горело, а лишь вяло чадило. Механик- водитель потерянно бродил вокруг остатков машины, не обращая внимания на автоматный огонь боевиков. Время от времени к нему подходили сослуживцы и утешали его, пытались утащить его к себе, но солдат не соглашался и оставался около догорающей боевой машины. Правее МТФ и за ним, продолжал греметь бой. Стрельба то усиливалась, то замирала, но стреляли там постоянно. Артиллерия посылала через нас за реку снаряды, куда они там падали видно не было, но после разрывов в небо подымались клубы чёрно-серого дыма.

Так прошло минут тридцать – сорок и я уже только изредка подымал бинокль и разглядывал то позиции мотострелков у моста, к которым непрерывно подходило подкрепление живой силой и техникой, то смотрел на зелёнку всё ещё занятую боевиками, понимая что следующий удар наших будет вдоль зелёнки и берега реки в сторону южной окраины Чечен- Аула.

- Товарищ майор, - крик Торбана заставил меня вздрогнуть, - Вас к радиостанции вызывает командир полка.

- «Лесник 53», я «Альфа 01». Приём! – Услышал нетерпеливый голос связиста командира, когда спустился в землянку.

Ответил связисту, выслушал приказ Петрова и через минуту подтвердил получение сообщения. Торбан побежал во второй взвод за противотанковой установкой сержанта Ермакова, а Алушаев и Чудинов суетились вокруг моего БРДМа, прогревая двигатель.

- Алексей Иванович, остаёшься за старшего, а меня с противотанковой установкой к себе вызывает командир полка. – Я с нетерпением поглядывал в сторону второго взвода, где солдаты суетились вокруг противотанковой установки. Мне казалось, что всё делается медленно и начинал «закипать», почти не слушая, что говорит мне Кирьянов. Но вот машина Ермакова тронулась с места и направилась в мою сторону, я облегчённо вздохнул и стал слушать, что мне обиженно говорил замполит. Это была старая песня о том, что я его никуда не отпускаю и не беру с собой повоевать. А он только «киснет» в тылу. Спорить с ним было бесполезно, да и не было время.

- Алексей Иванович, - я досадливо поморщился, наблюдая за тем, как мой БРДМ подъезжал ко мне, - сколько можно разговаривать на эту тему? Я командир и моя задача воевать. Ты замполит и твоя обязанность воспитывать солдат, ну а когда придёт время то повести их за собой в бой. Тебе, что мало позавчерашнего и сегодняшнего дня? Алексей Иванович, давай рули здесь, а я поехал. Сейчас просто не время спорить.

Мигом забрался на БРДМ, рукой махнул Ермакову, показывая, чтобы он следовал за мной. Сразу за арыком свернули налево и вдоль него поехали к МТФ. Куда ехать я знал, поэтому решил выскочить на асфальтную дорогу, которая проходила вдоль молочно-товарной фермы, по ней проскочить до конца забора, здесь свернуть направо, а там увижу, где командир. Не учёл я только одного; дорога на протяжении ста метров, прежде чем мне надо было сворачивать направо, не только просматривалась, но и простреливалась с того берега реки через мост. И первая же очередь стеганула землю практически у самых колёс. А от второй, попавшей струе свинца в машину, гулко загудела броня, пули с визгом и искрами рикошетили, уходя под разными углами в воздух и землю. Сквозь гул двигателя услышал, как ящик с боеприпасами, закреплённый на броне с грохотом сорвался с брони на дорогу. Я быстро нырнул в люк, и схватился за командирский прибор, Чудинов одной рукой ухватился за рукоятки броневых заслонок и закрыл лобовые стёкла. Сделал он это очень вовремя: корпус машины опять загудел, как африканский барабан, от града пуль, попавших в лобовую броню. Только было прильнул к командирскому прибору, тотчас же невольно откинулся назад, но поняв что мне сейчас опасность не грозит, вновь придвинулся к оптическому прибору. При четырёхкратном увеличении противоположный берег Аргуна казался близким. Слева от моста и дальше виднелись полуразрушенные здания и сооружения, кучи щебня и фигурки перебегавших с места на место боевиков. Разглядеть толком местность за рекой не успел, так как моя машина повернула вправо и мост, и противоположный берег исчез из поля зрения. Прекратился и обстрел. Повернув рукоятку люка и резко откинув его, я высунулся по пояс из машины и посмотрел назад на противотанковую установку, которая ещё катилась по дороге. Теперь-то, по полной программе доставалось ей. Видно было, как пули, оставляя белые отметины на броне, уходили в разные стороны, водитель пытался лавировать, но ямы и воронки не давали достаточного места для манёвра. Наконец машина свернула за нами и тоже вышла благополучно из-под обстрела. Конечно, пулемётный огонь не был страшен для БРДМа, но я боялся, что пули попадут по колёсам, а самоподкачка работала не на всех машинах. Успокоенный тем, что мы не пострадали, я повернулся и стал разглядывать на ходу открывшуюся местность. Мы ехали вдоль прострелянного во многих местах бетонного забора МТФ, слева от нас расстилалось большое, ровное поле. В метрах трёхстах на нём три подбитых БМП: два рядом друг с другом, а третье несколько дальше. Подбили их, наверно, час тому назад, потому что они уже только дымились. Вокруг них валялось имущество и ещё какие-то вещи, но разглядеть что именно было невозможно. Метров двадцать-тридцать дальше БМП виднелись фигурки нескольких человек, но кто это были: боевики или наши – разглядеть тоже было невозможно. Несколько раз над головой опасно свистнуло, но я уже приказал Чудинову свернуть за забор и мы подъехали к группе машин, стоявших за насыпью. Это и был командно-наблюдательный пункт полка.

Доложил командиру полка о прибытии и Петров, закончив переговоры по радиостанции, повернулся ко мне: - Боря, сейчас пойдёшь вперёд, на обрыв, - командир махнул рукой на поле, - задачу тебе поставит начальник артиллерии. Будь осторожен, духи лупят – будь здоров. Потерь у нас до фига, особенно там – на обрыве, так что ещё раз говорю – будь осторожен.

Петров опять отвернулся к радиостанции, а я подошёл к подполковнику Богатову, который стоял сзади ПРП и разговаривал с кем-то через дверь в корме машины.

- Копытов, - начал ставить задачу начальник артиллерии, - разведрота атаковала боевиков на обрыве, уничтожила их там, но сами понесли большие потери. Это их БМП подбитые стоят. Все офицеры полегли в бою. Сейчас разведчиков осталось 13 человек и командует ими сержант. Всё ничего бы, но их достал духовский танк - выскочит из зелёнки, выстрелит по ним и обратно в зелёнку. Артиллерией мы его накрыть не можем, а у разведчиков ничего нет, чтобы его достать. Чуватин сейчас тебе покажет место, откуда он чаще всего выскакивает, а ты пойдёшь туда, на обрыв и уничтожишь его. Задача ясна? – Я утвердительно кивнул головой и полез вовнутрь ПРП, через отделение радиотелефониста пробрался в башню и уселся в свободное кресло рядом с Игорем.

Игорь мельком взглянув на меня, опять прильнул к окулярам. Взвыли электромоторы и башня повернулась немного вправо. Игорь ещё немного подправил наводку дальномера по вертикали и откинулся в сторону от окуляров, освобождая мне место.

- Боря, смотри, чаще всего он оттуда выскакивает. Где он сейчас я не знаю.

Я разглядывал зелёнку и не наблюдал, даже малейших характерных признаков пребывания там танка, тем более следов выхода его из зелёнки: - Ну, что Боря, видишь? - Зудел над ухом Чуватин. Повернув немного дальномер вправо, а затем влево я запоминал место и характерные детали, чтобы потом это место узнать, когда буду его разглядывать с другой точки. Отвалился от дальномера.

- Понял, я пошёл…

- Боря, ты только не высовывайся. Снайпера лупят, дай боже, - уже в спину прокричал Игорь. На улице меня ждал Богатов, который тоже стал наставлять, что делать. Но я его не слушал, а размышлял, как быть: то ли взять переносную установку, несколько ракет и уйти вперёд, или же всё-таки взять БРДМ, противотанковую установку и выехать на берег, а не бегать потом за ракетами через всё поле. Да и пулемёты на моей машине, если что помехой не будут.

По прежнему, не обращая внимания на начальника артиллерии и не слушая его наставлений, я вскарабкался на БРДМ, подав команду на начало движения. Машина по моей команде обогнула земляной вал, за которым скрывались машины командно-наблюдательного пункта, тяжело, переваливаясь с боку на бок, за нами выехала противотанковая установка. Махнул рукой, показывая сержанту Ермакову, чтобы он ушёл немного в сторону и шёл параллельно моей машине, но вровень со мной. На малой скорости, осторожно мы двинулись в сторону дымящихся БМП. Вполне благополучно переехали поле и остановились в двадцати метрах от сгоревших машин, вокруг которых валялись автоматы, каски, части военного снаряжения и другое имущество. Махнул рукой, подзывая Ермакова к себе, а пока его машина подъезжала, я присел в люк и обратился к экипажу: - Алушаев, наблюдаешь за зелёнкой, остаёшься старшим, а я сейчас сбегаю к разведчикам. Чудо, наблюдаешь за мной, я посмотрю, куда можно поставить машину и махну рукой, тогда подъедешь.

Отдав распоряжение, вылез на броню и быстро перебрался за невысокую башню, так как всё чаще и чаще стали посвистывать пули. Машина Ермакова почти притёрлась к моей машине и Ермаков перепрыгнул ко мне. Мы присели на корточки сзади башни, скрывшись от огня лишь наполовину, и я стал ставить задачу сержанту.

- Видишь, Ермаков, за рекой по возвышенности проходит дорога: справа село Новые Атаги, а слева перекрёсток дорог. От перекрёстка вправо идёт зелёнка и кончается около, вон здание большое, типа ткацкой фабрики, - почему назвал это здание ткацкой фабрикой, я и сам не понял, но Ермаков послушно мотнул головой: типа, понял.

- Вот в этой зелёнке скрывается танк. Время от времени он выскакивает из зелёнки и долбит сюда. Так что веди разведку: если засекёшь или увидишь – мочи.

Ермаков ещё раз мотнул головой, перепрыгнул на свою машину и отъехал в сторону. Я же тяжело спрыгнул на землю и, пригнувшись, побежал к окопам разведчиков, откуда они уже с любопытством поглядывали в нашу сторону. Миновал БМП, а ещё через двадцать метров соскочил в окоп, где меня с одобрительными возгласами встретили разведчики.

- Здорово мужики, - бодренько прокричал я, - как дела?

- Нормально, - улыбаясь, ответил ближайший из разведчиков, в котором узнал сержанта Иванова, - принимайте, товарищ майор, разведроту. роту. Вы тут сейчас единственный живой офицер, а нас осталось всего тринадцать человек. Два часа просим уже какого-нибудь офицера, пока не прислали вас. – Сержант уже говорил без улыбки и с изрядной долей горечи.

- Иванов.., ты чего? Командуй ротой сам. У меня другая задача - танк уничтожить. Говорят, он вас тут уже достал. Я рядом буду, если что, конечно, помогу, а сейчас показывай своё хозяйство и куда мне машины поставить.

Сержант повёл меня по окопу. Хоть разведчики и были здесь уже два часа, но везде: на дне окопа, стенках и бруствере виднелись следы крови и рукопашной схватки.

- А где убитые боевики? – Удивлённо спросил я.

Разведчик провёл меня ещё немного по окопу, который проходил по самому краю обрыва и молча показал на выход из траншеи. Задней частью окопа служила, полуметровая стенка, отделяющая сам окопа от края обрыва. Полуметровый выход заканчивался у деревянной лестницы. Я присел у края обрыва и осторожно выглянул. Картина была впечатляющей: отвесный обрыв, высотой с пятиэтажный дом, тянулся в обе стороны и деревянная лестница на его фоне, казалась хлипким сооружением, хотя по ней было видно, что ею постоянно пользовались и она надёжно служила боевикам. Внизу, у основания лестницы, громоздилась куча мёртвых бородатых чеченцев. Они навалом лежали друг на друге, кто лицом вниз, а кто вверх. В разные стороны, под разными углами, порой неестественными, торчали руки, ноги. Открытые рты в последнем предсмертном крике «Аллах акбар» дополняли, для любого гражданского человека, эту жуткую картину, но мой взгляд, военного, лишь равнодушно скользнул по ним. Я отодвинулся обратно в окоп и тут же последовал тупой удар пули в стенку. Снайпер хоть и не дремал, но всё-таки опоздал с выстрелом.

- Товарищ майор, поосторожнее, - предупредил сержант.

- А, ерунда. – Я беспечно махнул рукой, - Не сейчас так позже, всё равно придётся высовываться из окопа и вести разведку местности и зелёнки. Ты лучше расскажи, как тут всё произошло?

Иванов достал сигареты, прислонился спиной к стене окопа и закурил, не спеша затянулся, приподнялся слегка и поглядел на сгоревшие БМП и зло сверкнул на меня глазами: - Ваши хвалёные артиллеристы, товарищ майор, ни хрена не могли за эти сутки попасть по боевикам и уничтожить хотя бы эту позицию, я уж не говорю про другие. Не могут попасть и всё. А они контролируют отсюда практически все подходы к мосту и берегу. Поле ровное, как стол. Командование решило: атака на БМП. Стремительный рывок, спешиваемся у окопов и в рукопашную. Сначала так и получилось: практически всё поле пролетели, несмотря на сильнейший огонь духов. А в тридцати метрах от окопов духи всаживают гранату в первое БМП. Кто уцелел соскочил с брони, а их в упор тут же косят с автоматов и пулемётов. Второе БМП резко заворачивает и своим корпусом заслоняет от огня боевиков ребят, чеченцы сосредотачивают огонь на нём и тоже сразу же подбивают БМПэшку. Но вот в эти секунды остальная рота спешилась и рванулась к окопу. Я дал очередь в окоп, потом спрыгнул вниз и в драку. Опомнился уже, когда всех духов кончили. Из офицеров один старший лейтенант Сороговец остался, да и тому через пару минут пуля в глаз прилетела. Пришлось мне на себя брать командование. Осмотрелись: духи человек семьдесят уже Аргун в брод переходят и скрываются в кустах. Тут из под обрыва несколько человек, видать опоздавшие, выскочили и к реке побежали. Но никто из них не добежал – всех положили. Убитых духов в окопе собрали и покидали вниз, чтобы не мешали. Наших собрали: убитых и раненых и на уцелевших БМП отправили в полк. Вот так, сидим уже два часа, ждём офицера или какую-нибудь команду, а прислали вас, да ещё с другой задачей. – Сержант с досадой махнул рукой, потом продолжил, - Вы, товарищ майор, не обижайтесь. Мы вас знаем и считаем за нормального офицера, но всё-таки обидно, что прислали артиллериста, а не пехотного офицера. Что, они там, про нас забыли, что ли?

- Иванов, я понимаю твою горечь, обиду на всех, но ты не прав, - я старался своими словами не только подбодрить разведчиков, которые прислушивались к нашему разговору, но и в какой то степени развеять обиду на командование и артиллеристов. – То, что вы сейчас совершили

будут помнить всегда, и командир сейчас помнит о вас, отдаёт необходимые распоряжения, чтобы вас отсюда заменили. В частности меня прислали. На артиллеристов тоже зря обижаетесь. Смотри, окоп прямо по краю обрыва идёт, половина снарядов пролетают мимо и рвутся внизу, не принося вреда боевикам, а половина на поле – тоже с минимальным эффектом. Это только в кино: показали цель и туда прилетел снаряд. Боевики тоже не дураки, обустраивая здесь позицию. И задача у нас с тобой одна: я бью танки противника, а ты пехоту. Так что всё нормально, как говорится – «держи хвост пистолетом», - я дружески толкнул кулаком сержанта в плечо и только захотел обсудить с Ивановым ряд вопросов, как справа заработали десятки автоматов и над окопом густо зажужжали пули. Протискиваясь через разведчиков, мы пробрались в крайнюю ячейку позиций и выглянули из неё. В трёхстах пятидесяти метрах от нас виднелись постройки. Поливочная станция – сразу всплыла в голове информация. Около этой станции, разворачиваясь в цепь, двигалась в нашу сторону группа боевиков, численностью до пятидесяти человек. Я бросил тревожный взгляд в сторону оставленных на открытом пространстве моих машин и успокоился: Чудинов с Алушаевым сами нашли укрытие для машины. Сейчас башня моего БРДМа разворачивалась в сторону поливочной станции, готовясь открыть огонь, а противотанковая установка заезжала в выемку, которая практически полностью скрывала машину, но давала возможность вести огонь с пусковой установки. Послышалась стрельба со стороны позиций командно-наблюдательного пункта, но она была неэффективна, так как с той стороны боевиков частично закрывал кустарник. Сержант Иванов начал командовать разведчиками, но окоп был расположен фронтом в сторону МТФ и не давал возможности развернуться всем солдатам в направлении атакующих. Несколько разведчиков выскочило из окопа и, пригнувшись, перебежали к сгоревшим БМП, где заняли оборону. Я не считал нужным вмешиваться в распоряжения сержанта, так как считал, что всё он делал правильно.

Боевики приближались медленно: прошло уже минуты три после начала атаки, но чеченцы прошли за это время метров пятьдесят, не прекращая огня из автоматов. Я вскидывал бинокль, оглядывая цепь духов. Перегибался через край окопа и старался осмотреть подножье обрыва, считая что эта атака отвлекающий манёвр, а другая группа боевиков незаметно пробирается вдоль обрыва, чтобы внезапно ударить снизу. Поворачивался в сторону зелёнки и быстро просматривал её, также считая, что сейчас как раз самое удобное время поддержать огнём танка атаку. Но ничего не обнаруживал, а духи тем временем прошли ещё пятьдесят метров. Иванов ёрзал рядом, вопросительно поглядывая на меня. Наверно, считал что это я должен подать команду на открытие огня. Никто ещё не стрелял, подпуская духов поближе. Я наметил одиночный куст, решив: как только первый боевик поравняется с ним - подам команду «Огонь»!

Чуть приподнялся, набирая воздух в грудь, чтобы подать команду, как сзади цепи атакующих расцвёл снежно-белый разрыв дымового снаряда. Я схватил сержанта за плечо: - Стой, сержант, не стрелять. Сейчас артиллерия накроет духов.

Разрыв дымового снаряда заметили и боевики, в их цепи возникло замешательство, так как они тоже понимали, что это был пока только пристрелочный разрыв, и что ещё через пару минут прилетят остальные снаряды – но уже осколочные. Так и произошло: несколько боевиков рванули вперёд, чтобы выйти из зоны поражения, но большая часть отхлынула назад на пятьдесят метров и залегла, но это мало им помогло. Земля вздыбилась и засверкала мгновенными вспышками множества разрывов, закрывая весь район дымом и пылью. Ещё пару минут там гремели взрывы, а потом всё резко прекратилось. Несколько боевиков, которые вырвались вперёд, поднялись с земли и, нырнув в дым, исчезли из виду. Никто из разведчиков даже не стрелял по ним; всем было ясно, что атака сорвана. Солдаты оживились и, громко переговариваясь, стали доставать сигареты. Иванов сполз с бруствера на дно окопа и уселся на обломки ящика из-под патронов: - Вот так бы артиллеристы и сюда стрельнули…, - задумчиво произнёс сержант, хотел продолжить свою мысль, но не успел.

- Духи.., духи…! – Послышались возбуждённые крики, свист и улюлюканье. Мы с сержантом, как на пружинах вскочили на ноги, ожидая увидеть атакующих боевиков. Тревожный взгляд, брошенный в сторону поливочной станции, не обнаружил ни одного чеченца: как будто их там и не было. Глянули туда, куда показывали разведчики. Из-под обрыва в сторону реки бежали два боевика. Один, несмотря на то, что в руках у него был автомат и был обвешан боеприпасами, бежал легко, без всяких усилий перепрыгивая препятствия. Второй «чесал», перебирая ногами изо всех сил и пока бежал он побросал всё: оружие, боеприпасы, амуницию, но и это показалось ему мало. На бегу он начал стаскивать с себя новую камуфлированную зимнюю куртку и как только её сбросил, среди криков и свиста солдат послышалась короткая очередь. Пули попали бегущему в спину, разрывая в клочья обмундирование. Он по инерции сделал ещё несколько скачков, но ноги уже отказали и он упал, перекувыркнувшись через голову. Он ещё дёргался, но вторая короткая очередь, как бы пригвоздила его к земле. Больше он не шевелился. Второй боевик легко и ловко обернулся на ходу и дал пару очередей в нашу сторону, причём очень метко - пули заставили нас резко пригнуться, а боевик продолжил свой бег в сторону берега, наверняка уверенный, что сумеет уйти живым. Но он был обречён. Ударили сразу несколько автоматов: пули разорвали на спине камуфлированную куртку и боевик также легко, как и бежал, ушёл в иной мир.

- Ну что ж, товарищ сержант, люди подготовлены у тебя хорошо: ни одной пули мимо. Теперь моя очередь показать класс. – Я повернулся и пошёл по окопу, слыша как за моей спиной, Иванов начал распоряжаться. Около своей машины подождал Ермакова, которого

позвал к себе, чтобы поставить задачу. Распределил сектора для наблюдения между солдатами. Себе тоже взял сектор и мы начали наблюдать, чтобы своевременно вычислить танк. Несмотря на то что пули продолжали посвистывать вокруг нас, обстановка была в целом спокойной и я теперь имел возможность рассмотреть местность, расстилающиеся перед нами. Слева виднелся мост через реку Аргун, который достался нам целеньким, не считая нескольких дыр в настиле, и отсутствие во многих местах ограждения. Дальше за мостом виднелись сооружения промышленного типа и большие кучи щебня, среди которых суетились фигурки боевиков. Но я лишь равнодушно констатировал сам факт нахождения их там. У меня мишень была другая и покрупнее. От моста в сторону Шали, отделяя щебёночный завод от густой зелёнки, шла дорога. Через километр она упиралась в асфальтную дорогу из Новых Атагов, образуя обширный Т-образный перекрёсток. Здесь находилась кирпичная автобусная остановка с навесом, превращённая в дот. Две амбразуры, обращённые в нашу сторону, чернели провалами, тая в себе угрозу. Под навесом виднелся бруствер окопа и темнела пулемётная башня МТЛБ.

- Так, цель номер один – дот, - мысленно отметил про себя и перевёл бинокль на несколько каменных построек, которые виднелись в тридцати метрах от автобусной остановки, - наверняка, там тоже духи и запас боеприпасов. Это будет цель номер 2.

Но цель номер два пришлось сразу же вычеркнуть из своего списка, так как там поднялись серо-красные разрывы артиллерийских снарядов и несколько из них попали прямо по постройкам. В воздух поднялась красная кирпичная пыль, которая на время закрыла перекрёсток и дот. Повёл биноклем по зелёнке, где мог скрываться танк, но там не было даже признаков пребывания танка. «Ткацкая фабрика», двор у неё обширный: здесь находилось несколько капитальных построек, закрывающие значительные пространства и где свободно могли передвигаться боевики.

- Надо будет ракетами прощупать «фабрику».

От этого места, вдоль дороги начинался ряд высоких, пирамидальных тополей, которые тянулись до самой окраины Новых Атагов. В памяти всплыло предупреждение начальника артиллерии о том, что существует договорённость между жителями села и нашим полком: отряд самообороны (так они называли двести вооружённых чеченцев, находящиеся в селе) не стреляет по нашему полку, а мы не стреляем по селу. Недалеко от окраины стояло несколько больших будок и зданий, похожих на мастерские: - Их обязательно пощупаю, но попозже.

Внимательно разглядывая окраину, особенно место, где дорога входила в село, обратил внимание на большой, двухэтажный кирпичный дом на самой окраине около въезда в населённый пункт. А выделялся он тем, что все его окна были заклеены бумажными лентами, чтобы при разрывах снарядов или бомбардировке стёкла остались целыми. Я и так «не любил» богатые чеченские дома, а этот раздражал своими, предусмотрительно наклеенными лентами на окнах. Но я помнил приказ командира полка, и вынужден был подавить своё раздражение. Рассматривая этот дом, окраину села, даже не мог себе представить, что пройдёт две недели и я буду лежать в этом месте, около своего перевёрнутого БРДМа и держать под прицелом окружающих мою машину, боевиков…. А пока я смотрел в бинокль туда и не знал этого.

Всё остальное пространство между асфальтной дорогой и нами занимала пойма реки. Наш берег был относительно открытый, а на стороне боевиков весь берег был покрыт очень густой и невысокой зелёнкой, отчего совсем не просматривался. В течение часа мы наблюдали, но танк себя больше не проявлял. Поручив наблюдать за зелёнкой своим подчинённым, сам направился к разведчикам, чтобы обсудить с сержантом Ивановым дальнейшие наши действия, но обсуждать их нам не пришлось: со стороны моста, по обрыву, в нашу сторону выдвигались подразделения первого батальона. Я своим глазам не верил, но впереди солдат шёл командир батальона Виталя Будулаев – целый и невредимый.

- Виталя, ты же тяжело ранен! – В изумлении воскликнул я, вспомнив утренние события, и выскочил из окопа на верх.

Будулаев, улыбаясь, подошёл ко мне и поздоровался, потом повернулся к окопу разведчиков.

- Разведка, кто у вас старший?

- Я, - ответил Иванов и тоже вылез из окопа.

- Всё, ребята. Собирайтесь. Мне приказано вас сменить здесь и занять оборону по всему обрыву. Вы свою задачу выполнили и теперь можете спокойно вернуться на свою базу. Молодцы.

Сержант Иванов и несколько вылезших за ним из окопа разведчиков растерянно топтались на месте, потому что сообщение командира батальона застало их врасплох. Только что они обсуждали, как будут и дальше держать здесь оборону, а через несколько минут всё кардинально изменилось и нужно уходить с этого места, за которое они заплатили огромную цену, где погибли их товарищи, с которыми ещё утром они смеялись, общались, ели кашу, делились сигаретами, а сейчас надо было уходить. Я тоже, в какой то степени, растерялся: только что мы были одиноки на обрыве, а сейчас мимо шла и тянулась пехота, обтекая нас, деловито занимая позиции. Короткий разговор с комбатом и остальные разведчики вылезли из окопа, а там уже по-хозяйски располагались мотострелки. Как-то сразу же понаехали БМП, МТЛБ. Около сгоревших машин разведчиков пехотный старшина командирским голосом распекал двух бойцов за утерянное ОЗК, обещая устроить им тяжкую жизнь если они к утру не найдут своё имущество. А водитель УРАЛа, на котором приехал этот старшина, деловито собирал с земли брошенное в бою имущество разведчиков и грузил всё это в кузов машины. Обрыв наполнился гамом, смехом, командами и ревом машин. Как-то незаметно подъехало БМП разведроту. роты и разведчики не спеша забрались на верх машины, сошлись на корме, с минуту совещаясь, затем расселись и БМП, взревев двигателем, медленно тронулось с места.

Разведчики одновременно вскинули автоматы и открыли огонь воздух, выстрелив каждый по магазину. Они уезжали и салютовали: это был салют подвигу, который совершила разведывательная рота, салют павшим товарищам. Это был вызов - разведрота жива и она ещё отомстит духам. Я вскинул свой автомат и дал очередь в воздух, отдавая дань уважения этим ребятам. Пока прощался с разведчиками, Будулаев пошёл по подразделениям, а я подозвал к себе Ермакова и определили с ним цели и порядок их поражения. Сначала решил пустить около десяти ракет и огнём прощупать подозрительные места, где вполне возможно скрывались боевики.

Первая цель, конечно, дот и МТЛБ под навесом, около дота. Раз за разом ушли три ракеты, но поразить МТЛБ мы не смогли: над бруствером укрытия торчала только небольшая башня с пулемётом. Две ракеты попали прямо в бруствер, а третья прошла почти впритирку с башней и ушла за перекрёсток. По моей команде Ермаков запустил ракету в дот, попытался попасть прямо в амбразуру, но ракета попала в стену рядом с чёрным провалом и взорвалась, не принеся особого вреда в целом всему сооружению. Но результат не замедлил сказаться: из дота выскочило до десятка боевиков, многие из них руками держались за голову – наверняка, получив хорошую контузию. Пометавшись по перекрёстку, часть убежало в кусты за дорогу, а другие пропали в развалинах строений за дотом. Потом удачно запустили ракету во внутрь трёхэтажного здания, где по моим прикидкам мог находится пулемётный расчёт. Около дороги красиво взорвали будку, остатки которой мгновенно загорелись и горели ярким пламенем ещё целый час. Двумя ракетами попытался разрушить пару строений на «ткацкой фабрике», но не получилось – очень уж крепкими они оказались. Ещё двумя ракетами прощупал здания мастерских, рядом с окраиной Новых Атагов и я был удовлетворён произошедшими изменениями в их облике.

- Боря, нормально, но мне лично не нравится дом с заклеенными окнами, - послышался из-за спины усталый голос командира первого батальона. Он, оказывается, уже пять минут наблюдал за действиями моих противотанкистов.

- Виталий Васильевич, сам бы давно его с удовольствием завалил, но приказ командира. Сам, должен понимать. – Я развёл руками. Но всё таки, помолчав немного, поманил к себе Ермакова и повернулся к Будулаеву, - хорошо, но ты потом подтвердишь моё решение.

- Ермаков, дом с заклеенными окнами видишь?

- Так точно.

- Что ты там наблюдаешь?

Сержант посмотрел внимательно на меня, потом на Будулаева, обернулся и поглядел на дом. Повернулся к нам, но наши непроницаемые лица ничего не выражали. Ермаков, было, поднял руку, чтобы почесать затылок, но резко её отдёрнул:

- Товарищ майор, - начал он неуверенно, - наблюдаю: в окнах второго этажа блеск стёкол бинокля, а в комнатах первого этажа перемещение вооружённых лиц. Предполагаю, что там наблюдательный пункт боевиков. Хочу добавить, - Ермаков увидел на наших лицах поощрительные улыбки и уже смелее продолжил, - что пять минут тому назад туда занесли пулемёт и несколько коробок с лентами, а также…

Я рукой остановил доклад подчинённого, так как понял, что ещё пару минут доклада и мы услышим, что это наблюдательный пункт самого Дудаева: - Ермаков, что за ерунда? Почему до сих пор наблюдательный пункт и пулемётная точка боевиков не уничтожена?

…Взрывом первой ракеты был полностью разрушен угол дома. Несколько секунд после взрыва ничего не происходило, но потом крыша здания, медленно осела, более её половины сорвалось и съехала на землю. Вторая ракета, пробив окно первого этажа, разорвалась внутри помещений. Ленты не помогли: весело сверкнув сотнями бликами, стёкла дружно вылетели из всех окон, а через пару минут пламя уже весело выбивалось красными языками из всех окон.

- Ну как, Виталя, мы НП боевиков уничтожили?

Виталий Васильевич одобрительно хлопнул меня по плечу: - Боря, представь сержанта к медали – классно стреляет.

- Да, кстати, вон мой замполит идёт. Не хочешь прогуляться с ним за трофеями вниз?

Об этом он мог бы и не спрашивать. Обговорив детали прикрытия, втроём, а третьим был солдат, мы по шаткой лестнице спустились вниз и остановились около кучи убитых боевиков. Сразу бросилось в глаза новенькое, камуфлированное обмундирование а, судя по лицам и рукам, это были простые сельские жители, которых наспех собрали, вооружили и оставили защищать заранее обречённые позиции. Не сегодня, так завтра обрыв всё равно был бы взят и они были бы однозначно убиты. Постояли немного, настороженно оглядывая лагерь боевиков. Прямо в подножье обрыва были выкопаны несколько землянок, и ещё пару штук хлипких строений приткнулись к стене обрыва. В центре, плотно утоптанной многими ногами, земли виднелось кострище, стоял здоровенный казан с ещё тёплой едой, причём мяса там было до фига. Тут же стояли банки с консервированными помидорами и огурцами. Позавтракать они явно не успели. Рядом торчала из земли лыжная палка с надетым на неё небольшим зелёным флагом, который я тут же сбил ногой на землю. Мы разделились: Сорокин с солдатом направились осматривать землянки, а я, ещё раз проверив гранаты на поясе, решил проверить хлипкие строения. Остановился около тёмного провала входа, который не сулил ничего хорошего. Я ещё помнил, как бежали двое оставшихся боевиков и каждую секунду запросто мог получить пулю в лоб, от ещё возможно прятавшихся здесь чеченцев. Глубоко вздохнув, я дал веером очередь в глубину помещения и ворвался туда, сразу же уйдя в сторону, дал ещё одну очередь в другой угол и опустил автомат. Никого, хотя в помещении до этого проживало человек пятнадцать. На полу лежала солома и шинели советского образца, лежавшие в определённом порядке, которые служили постелями для убежавших, а может быть уже погибших хозяев. Ближайший угол был забит продовольствием: поблёскивали те же банки с помидорами, кабачками и хреновой закуской. Отдельно на плащ-палатке небольшой горкой лежал хлеб. Тут же лежали бумажные кульки с сыпучими продуктами. Больше ничего интересного в помещении не было. Стволом автомата приподнял несколько шинелей и отбросил их в сторону: под ними тоже ничего не было. Мне давно хотелось иметь хороший нож или трофейный кинжал. Один раз видел у спецназовцев чеченский «ножичек» и теперь тоже захотелось иметь такой же. Я вышел из хибары, Витька Сорокин и солдат шуровали в других землянках, но пока ничего стоящего тоже не нашли. Рядом чернел вход в ещё одну землянку, но судя по тому что видел с улицы, она была глубокой и уходила далеко в обрыв. Лезть туда желания у меня не было, поэтому снял гранату с пояса и, выдернув чеку, забросил её как можно дальше во внутрь, тут же резко отпрянув в сторону. Глухо рванула граната и из выхода со свистом вылетела струя раскалённого газа, мусора и осколки. Я прислушался – тишина. Даже если там кто-то и был, и остался живым – то особо опасаться его не стоило. Мало ему там во время взрыва не показалось: как минимум хорошая контузия с порванными барабанными перепонками.

Подошли замполит батальона и солдат, коротко посовещавшись, мы скорым шагом двинулись к трупам боевиков, которые виднелись вдали. Сорокин с солдатом пошли к дальним, а я подошёл к последним убитым чеченцам. «Ловкий» боевик, как я его окрестил, лежал лицом вниз. Одежда на спине была изодрана, попавшими в него пулями, но крови было мало. Автомат валялся рядом, и что меня обрадовало, был он калибра 5.45. У меня сержант Кабаков где-то потерял магазины к автомату, штык-нож вместе с ремнём, и теперь боеприпасы он носил в карманах, от чего штаны у него были вечно спущены и ширинка моталась в районе коленок. Боевика переворачивать не стал, а лишь приподнял его с одного бока и вытащил из-под него офицерскую портупею со штык-ножом и подсумок с магазинами. Повесив всё это через плечо, пошёл осматривать второго боевика – «труса». Это был молодой парень, с едва пробивавшимися усиками на верхней губе. Несмотря на то, что он был одет в новенькое обмундирование, в нём не было того «армейского шика», с которым носят форму отслужившие в армии. Парень лежал на спине, раскинув руки в разные стороны, правая сторона лица была запачкана уже подсохшей кровью. Брать у него было нечего, его автомат меня не интересовал, да и был он калибром 7.62. Со стороны ушедших вперёд послышалась стрельба из автоматов. Приподнявшись, увидел, что это солдат и Витька поднимали оружие боевиков и стреляли из него по зелёнке. А когда закончились патроны они подняли гранатомёт и стали стрелять из него по очереди, запуская гранаты под таким углом, чтобы они рвались над зелёнкой, засыпая кустарник осколками. Пока мои коллеги баловались стрельбой из автомата – зелёнка молчала, но когда над ней рванули три разрыва, и наверно удачно; зелёнка ожила. Боевики открыли интенсивный огонь и теперь они били с расстояния в сто пятьдесят метров, тем самым, сразу же поставив Сорокина и солдата в тяжёлое положение. Они залегли и открыли ответный огонь. Открыл огонь и я, но мой АКСУ был слабенькой подмогой. Открыли огонь и достаточно мощный с обрыва. Я схватил автомат убитого, выдернул из его подсумка все магазины и рванул к залёгшим товарищам, но те, пригнувшись уже сами, под прикрытием огня с обрыва, бежали мне навстречу. Когда они поравнялись со мной, я присел на колено и длинными очередями стал полосовать по зелёнке на той стороне реки. Выпустив все патроны, снял ствольную коробку, выдернул затворную раму и разбросал в разные стороны части автомата, затем низко пригнувшись, ринулся в сторону обрыва. Навстречу мне ударили два автомата – это теперь Витька и солдат присели и прикрывали мой отход. Несмотря на сильный огонь, я по пути к обрыву не забыл про новенькую камуфлированную куртку убитого боевика. И когда её схватил, с обрыва сквозь огонь донёсся далёкий, предупреждающий крик Будулаева: - Боря, куртка моя – это мой трофей….

Несмотря на то, что мы находились в незавидном положении, я рассмеялся на ходу. Наша российская армия ещё носила песочную афганку, а все боевики носили камуфляж. И такая, новенькая курточка, которую я сейчас нёс в руках, была мечтой каждого российского военного.

- Ну, Виталя. Ну, ладно…, я устрою тебе трофей, – оспаривать куртку не собирался, так как я не убивал этого духа, да и территория теперь была первого батальона. Но так просто отдавать куртку тоже не хотел. Прикрывая друг друга огнём, мы добрались до лестницы. Духов не было видно, но огонь был достаточно плотный, да они бы и не сунулись в погоню за нами; мотострелки с обрыва не дали бы даже подойти на близкое расстояние к нам, но и сидеть здесь и ждать «у моря погоды» было бессмысленно. Самое трудное сейчас было подняться по лестнице. Пули с тупым звуком впивались в землю и в стену обрыва, осыпая нас комочками земли. Самое хреновое было в том, что несколько пуль попало в перекладины лестницы на середине высоты и в разные стороны полетели крупные щепки, что значительно ослабило крепость деревянного сооружения. Мы топтались около кучи убитых боевиков и понимали, что если лестница не выдержит и сломается, то мы упадём с большой высоты прямо на трупы и ещё неизвестно останемся ли мы живые, или невредимые после падения. Посовещавшись, мы решились: первым полез замполит, он был самым лёгким, и через пару минут он благополучно добрался до своих, до верха обрыва. А вот я и солдат были крупнее и намного тяжелее.

- Давай, боец, вперёд! – Я подтолкнул солдата к лестнице. Он азартно и виртуозно перематерился, помянув попутно «какую-то мать» и несколько других религиозных апостолов, закинул автомат за спину и с обречённой решимостью начал карабкаться по лестнице. Присев у кучи убитых боевиков, я настороженно оглядел окрестности, готовый в каждую секунду открыть огонь при появлении боевиков, но боевиков видно не было, хотя огонь только усилился. Подняв голову, увидел, что солдат также благополучно добрался до верха обрыва. Теперь настала моя очередь, но я не спешил. Ещё раз огляделся и мой взгляд остановился на куче убитых чеченцев. Крови под ними было так много, что даже по прошествии нескольких часов она не засохла, а лишь покрылась тонкой корочкой. Решение пришло мгновенно: - Нет, Виталя, курточку ты так просто не получишь.

Подобрался к убитым вплотную и начал одной стороной куртки макать её в лужу крови, а потом накинул её на расколотую голову духа. Свернул аккуратно куртку и, прижав её рукой, стал медленно подыматься по лестнице. Когда спускался с обрыва по лестнице и наблюдал за подъёмом замполита с солдатом, мне казалось что это достаточно легко. Но это было не так: лестница под тяжестью моего тела опасно раскачивалась и угрожающе трещала, но пока держала. Подыматься мешала и курточка, зажатая подмышкой, мне приходилось лишь ограниченно использовать левую руку, чтобы нечаянно не выронить свою ношу.

- Боря, бросай её…. На хрен она мне нужна, - послышался крик сверху. Я поднял голову и увидел голову командира первого батальона, напряжённо смотревшего на меня. Внезапно около его головы в стенку обрыва впилось несколько пуль и голова офицера тотчас пропала из вида. Послышалась громкая команда Будулаева и стрельба с обрыва усилилась. Я преодолел более половины пути, когда несколько пуль попало в перекладину рядом с моей рукой и раздробили дерево, невольно отпрянул и на какое-то мгновение отпустил свободную руку от перекладины. Мгновенно потерял равновесие и стал валиться вниз. Судорожно дёрнувшись, я попытался снова ухватиться за перекладину, но лишь царапнул её, сломав ноготь на одном из пальцев. Теряя надежду, но всё ещё ощущая перекладину лестницы под ногами, предпринял последнюю попытку зацепиться. Резко согнувшись и выбросив повторно руку вперёд, уже в падении, я надёжно зацепился за ступеньку и прижался к деревянным перекладинам. Сердце бешено колотилось в груди и я боялся, как бы меня прямо здесь, на лестнице, не застал сердечный приступ. Но через минуту нормальное дыхание восстановилось, биение сердца пришло в норму. Лестница держала меня и хотя пули продолжали впиваться в землю вокруг меня, движение в верх можно было продолжать. Оставшуюся часть пути я проделал быстро, не обращая внимания ни на опасный треск лестницы, ни на огонь боевиков. Оказавшись в окопе, я быстро сдёрнул автомат из-за спины и со злостью выпустил пару магазинов в зелёнку. Убедившись, что им не удалось никого убить, боевики быстро прекратили огонь. Мы тоже перестали стрелять и стали возбуждённо обменивались впечатлениями.

Будулаев нагнулся и поднял со дна окопа брошенную куртку и довольно произнёс: - Ну, теперь у меня будет камуфляж. Боря, смотри какая ткань крепкая, - Виталя крутил в руках куртку, деловито щупал ткань, которая действительно была хорошая и крепкая, но я, затаив дыхание, ждал развязки, и она не заставила себя долго ждать.

- Боря, а это что такое? Она ведь чистая была. – Будулаев с огорчением разглядывал место, запачканное кровью и мозгами боевика, потом с немым упрёком повернулся ко мне.

- Виталя, да там поскользнулся и уронил куртку на убитых духов. Если она тебе не

нравиться то, я её заберу, - с этими словами я протянул руку, но Будулаев поспешно отодвинулся от меня.

- Нет, нет, Боря, я её постираю, - он быстро сунул куртку в руки сопровождающему его солдату.

- Витя, погоди. Давай пошарим по карманам… Интересно ведь чем живут духи? - Я забрал у солдата из рук куртку и стал методично обшаривать одежду, но добыча была небогатая. Из кармана на рукаве достал белое и чистое полотнище, которое заменяло бинт. Тут же лежал одноразовый шприц в полиэтилене и какие-то таблетки, которые не были похожи на наркотики. И больше ничего. Впервые у меня шевельнулось чувство жалости к убитому крестьянскому парню, которому задурили голову, одели, обули. Дали в руки автомат, назвали их ополченцами и оставили умирать на обрыве. Перед глазами всплыли искажённые смертью лица убитых боевиков, там у обрыва. Это были лица деревенских людей. Я просто был уверен, что те семьдесят человек ушедшие за Аргун были опытными воинами и командование духов, поняв бесполезность обороны берега, отвели их на новые позиции, оставив умирать малообученных ополченцев. За что? Ведь у них было всё, они жили лучше, богаче чем мы – русские. Жалко, а ведь они могли бы жить и дальше, растить хлеб, детей. Радовать своих родителей, но они бесполезно умерли. Все молчали, глядя на эти жалкие предметы, и также молча разошлись по своим местам.

Возбуждение от боя постепенно спадало. Солдаты стали заниматься своими делами: продолжая обустраиваться на позициях. Будулаев с замполитом ушёл на правый фланг батальона, а я, понаблюдав за боевиками, стал бродить по обрыву, поручив Ермакову следить за противником. Алушаев короткими очередями пристреливал из КПВТ дорогу от Новых Атагов к перекрёстку, но дальность была большая даже для крупнокалиберного пулемёта. Пули, потеряв энергию полёта, падали на дорогу, разрывные срабатывали, подымая фонтанчики пыли и кусочки асфальта, а трассирующие ещё отскакивали от земли и падали уже в ста метрах дальше, другие просто втыкались в землю и пока не сгорал до конца трассер, красными огоньками мерцали на земле. Время приближалось к вечеру, бой постепенно прекращался, но ещё местами слышны были очереди из пулемётов и автоматов. В основном работала артиллерия, но и она всё реже и реже посылала снаряды в сторону боевиков. Я решил подождать ещё минут двадцать и просить разрешения убыть в свой лагерь, так как в темноте пускать ракеты было бы бессмысленно. Наблюдал за перекрёстком и размышлял о том, что на нём вполне возможно располагаются огневые точки и позиции боевиков: слишком удобная позиция для обороны и неудобная для атакующих. В этот момент на перекрёсток спокойно вышел боевик и начал неторопливым шагом пересекать дорогу, направляясь к кустам на противоположной стороне.

- Ермаков, бей, - дурным голосом «реванул» команду. Сержант, в этот момент, высунувшись из люка и тоже наблюдавший за перекрёстком, мгновенно провалился во внутрь машины, одновременно закрывая люк. Причём, он так стремительно захлопнул его, что по-моему даже хорошо треснул им самого себя по голове. Моторы пусковой установки завизжали на высокой ноте, стремительно поворачивая установку на перекрёсток. Только она замерла и тут же ракета сорвалась с направляющей, помчавшись к так неожиданно появившейся цели. Краем глаза увидел солдат первого батальона, которые в азарте кричали и свистели: - Давай…, давай…, давай…

А боевик спокойно продолжал своё движение и жить ему оставалось всего несколько секунд. Но всё-таки сегодня был его день. Из-за строений у перекрёстка неожиданно вынырнул БТР духов, стремительно пересёк дорожной полотно, обогнав пешего боевика, и по грунтовой дороге также стремительно стал спускаться в зелёнку. Боевик мгновенно был забыт.

- Ермаков, бей БэТэР…, - заорал я, одновременно понимая, что мой подчинённый не может слышать меня. Но Ермаков, может быть, ещё раньше меня увидел бронированную машину: ракета слегка изменила направление полёта и устремилась к БТРу. Все, кто видел этот поединок, затаили дыхание. Кто победит? Или машина духов успеет скрыться в зелёнке? Или ракета всё-таки поразит её?

В бинокль хорошо было видно, что часть боевиков увидев приближающуюся ракету, начали поспешно прыгать с брони. Почти все они не могли удержать на ногах и при приземлении их раскидывало в разные стороны. Другие стали быстро перемещаться на переднюю часть машины. Казалось, боевикам повезло; уже передняя часть машины скрылась за деревьями и ракета не успеет. Я уже открыл рот, чтобы в досаде перематериться, но ракета всё-таки успела ударить в самый край кормы, где находились топливные баки и взорвалась. Пламя мгновенно охватила кормовую часть, вздыбила серым облаком пыль на дороге, а через секунду машина вкатилась в зелёнку, исчезнув из виду.

- Чёрт, они сейчас потушат машину, - в огорчении воскликнул я, но всё-таки с надеждой всматриваясь в место, куда въехала машина чеченцев. Прошло секунд сорок и несколько в другом месте, чуть подальше в небо взметнулся багровый шар взрыва - это взорвались баки БТРа. Пламя опало и теперь были видны отдельные языки огня, которые весело плясали в зелёнке.

- «Альфа 01, Я Лесник 53. Приём». – Получив подтверждение, я возбуждённым голосом

продолжил, - «Альфа 01». На перекрёстке дорог, на территории духов уничтожил БТР противника.

После непродолжительного молчания, в наушниках захрипело: - «Лесник 53», доложите точные координаты места, где вы подбили БТР.

- «Альфа 01», к сожалению, точно указать не могу, так как забыл взять с собой карту, но это перекрёсток дорог на Шали и Новые Атаги. «Альфа 01» прошу вашего разрешения убыть в свой район, так как через полчаса стемнеет и ничего уже не будет видно.

Получив разрешение убыть в свой лагерь, я быстро собрался и помчался к себе, решив по пути проехать на отбитые у боевиков 13 марта позиции. Мы слезли с машины у моста через арык. Спрыгнули в длинный и глубокий окоп и сразу же оказались в пулемётной ячейке, где всё дно было густо усеяно стрелянными гильзами. Я прилёг на бруствер и посмотрел в нашу сторону: хорошо были видны позиции третьего взвода, место где стояло КШМка Черепкова и часть моего бывшего командного пункта. Теперь было понятно, откуда нас «приветствовал» чеченский пулемётчик. Из его ячейки мы пошли по окопу, заглядывая в каждую щель, и везде видели одну и ту же картину: окоп, в стене через каждые десять-пятнадцать метров вырыты тесные углубления, застланные соломой и опять же шинелями советского образца. Здесь они жили, здесь спали и умирали. Та же нищета и оголтелое упорство. Наши солдаты жили и воевали в гораздо более комфортабельных условиях. Пройдя по всему окопу, мы вылезли и направились в свою, уютную, светлую и желанную землянку. Здесь нас уже ждал с нетерпением Алексей Иванович с техником. Стол был накрыт и мы сразу же приступили к ужину. Я неторопливо рассказывал, а Кирьянов и Карпук, открыв в изумлении рот, слушали мой рассказ. Только я его закончил и налил очередную порцию «Анапы» в кружку, как запищала радиостанция.

- «Лесник 53. Я, Альфа 01. Приём». – Я поспешно схватил тангенту и ответил на вызов радиста командира полка.

- «Лесник 53, срочно прибыть к Альфе». – Быстро собрался и уже в темноте тронулся в сторону штаба. В бывшей бухгалтерии находились командир полка, Пильганский, который неподвижно сидел за столом и тяжело смотрел в какую-то точку, не обращая внимания на происходящее вокруг него.

- Пьяный, что ли? Непохоже.., - я осмотрелся. В помещении также находились начальник артиллерии, оперативный дежурный, Алексей Пальцев – помощник начальника артиллерии и ещё несколько офицеров.

- Товарищ полковник, майор Копытов по вашему приказанию прибыл. – Командир поднял усталый взгляд от карты.

- Аааа…, Копытов, давай показывай, где ты БТР духовский уничтожил.

Я поднял с карты карандаш: - Вот здесь, товарищ полковник. Перекрёсток дорог Шали –

Новые Атаги. Он с перекрёстка скатился в зелёнку, когда попали в него ракетой и там взорвался.

Командир полка посмотрел на точку, которую я наколол на карте и поднял глаза на меня: - Ну, слава богу, а то я уже дал всем команду проверить все свои БТР. – Все негромко засмеялись, только Пильганский совершенно не прореагировал ни на реплику командира, ни на смех окружающих. Я опять опасливо покосился на него, но зам. командира полка продолжал сверлить взглядом пространство.

- Давай, Копытов, езжай обратно к себе. С завтрашнего дня на обрыве каждый день дежурит одна из противотанковых установок и уничтожает всех кто попытается проехать по дороге в Новые Атаги или из них. Но по самой деревне не стреляешь. Задача понятна? – Я поёжился, вспоминая дом на окраине, но твёрдо кивнул головой, повернулся чтобы идти и сразу же уткнулся в командира артиллерийского полка полковника Журба. Я стоял и в растерянности хлопал глазами, а Журба, довольный произведённым эффектом, покровительственно похлопал меня по плечу.

- Ну, ты чего, товарищ майор, не докладываешь своему командиру полка?

Но я в растерянности молчал. Во-первых: я не знал о его приезде и совершенно не ожидал его здесь увидеть. Во-вторых: продолжая служить в 324 полку командиром противотанковой батареи, хотя знал, что звание майор мне присвоили одновременно с назначением на должность начальника штаба первого дивизиона арт. полка, я по возвращении с Чечни должен перейти в артиллерийский полк. Хотя по большому счёту не хотел идти туда. И в первую очередь из-за полковника Журба. Это был грамотный артиллерист: как командир полка был на своём месте, но как-то не сложились у нас с ним взаимоотношения. Ну, не нравились мы здорово друг-другу и каждый из нас знал об этом. Хотя, какие могут быть взаимоотношения между командиром арт. полка и командиром противотанковой батареи другого полка? Но они были – неприязненные отношения и мы остерегались друг друга, стараясь не сталкиваться.

- Да, Копытов, что-то ты растерялся. А ведь обычно за словом не лезешь в карман. Ну, ладно, иди. Потом поговорим.

Я козырнул и обалдевший вышел из бухгалтерии в коридор, где сразу же наткнулся на своего давнего друга – майора Бородулю. Мы обнялись.

- Боря, наслышан, наслышан о твоих приключениях. Ты только передал о подбитии БТРа, как командир срочно приказал всем проверить свои БТР: мол, Копытов, где-то бронетранспортёр подбил. – Коля Бородуля громко и заразительно засмеялся, а я горестно улыбнувшись, начал было рассказывать о прошедшем дне, но Коля остановил меня.

- Боря, Юрку Нестеренко убили, - я с недоумением таращил на Колю глаза и смысл его сообщения не доходил до моего сознания. Да, у нас были уже убитые офицеры и прапорщики, много и раненых было среди офицерского состава. Но то, что погиб офицер нашего полка - из старого состава: поразило меня, тем более, что погиб Юрка. Капитан Нестеренко – командир второй роты, служил у нас в полку уже два года. Его боксы были напротив моих и мне часто приходилось общаться с ним. Дружбы как таковой у нас не было: были дружеские отношения. Да и должности наши не способствовали более тесным взаимоотношениям. У нас были просто разные проблемы, но он мне нравился; был всегда корректен и вежлив по отношению к своим сослуживцам, спокойный и выдержанный, подтянутый и опрятный. Несмотря на достаточно большую разницу в возрасте, а я был намного старше его, я испытывал к нему искреннее уважение. И вот Юрка убит.

- Коля, как он погиб?

- Когда разведчиков на обрыве зажали, Петров послал на выручку вторую роту. Завязался бой, Юрка вылез из своего БМП и руководил боем с земли, натянув на голову шлемофон с удлинителем и по радиостанции передавал команды командирам взводов. В этот момент и прилетела граната со стороны духов, попала в ящик с выстрелами для РПГ, закреплённый на броне БМП. Выстрелы с детонировали и их осколками он был тяжело ранен. Был ещё в сознании, когда его эвакуировали с поля боя, но по дороге в госпиталь умер. – Коля замолчал. Потом понизил голос, оглянулся кругом и хотя в коридоре никого не было, горячо зашептал мне на ухо.

- Боря, это официальная версия. Но есть другая версия гибели Нестеренко. - Я удивлённо отодвинулся от Бородули и уставился на него. Коля опять придвинулся ко мне и тихо зашептал: - Боря, Пильганского видел, в каком он состоянии?

- Ну, видел. Пьяный, наверно…, - неуверенно произнёс я.

- Да нет, Боря. Вот он и убил Юрку. – Бородуля с некоторой долей превосходства и свысока посмотрел на меня, довольный произведённым эффектом, - его бог наказал, за то что он продал тебя. Ты, Боря, не делай удивлённого лица, мы хоть и в штабе, а всё знаем. Сейчас замполит пытается всё это опровергнуть среди офицеров штаба, но реакция Пильганского только подтверждает всё.

- Как он мог убить? Ты, Коля, чего не то буровишь?

- Боря, я сам ничего не видел, но мне рассказали ребята, что во время боя Пильганский пустил ракету по боевикам, хотя было очень опасно её пускать, и не справился с управлением. Ракета попала в ящик с выстрелами. Дальше ты знаешь, - Коля замолчал, молчал и я, переваривая информацию. Хотя я не любил зам. командира полка, хотя он и предал меня, но не хотел, чтобы бог такой ценой наказал его.

На меня навалилась страшная усталость и безразличие. Ничего уже не хотелось, кроме одного спать, спать, спать.

… На следующий день, на утреннем построении командиров подразделений, подполковник Крупин долго и неубедительно пытался доказать, что смерть Нестеренко наступила в результате попадания гранаты боевиков, и что все остальные суждения не подтверждаются. Крупин не называл фамилий, но все прекрасно понимали, о ком и о чём он говорит. Строй офицеров угрюмо молчал, как бы выражая недоверие его словам. Замполит выдохся и беспомощно замолчал, понимая что своими словами он только укрепил всех в прямо противоположном мнении.

Из офицерского строя чуть выдвинулся командир первого батальона подполковник Будулаев; жёстко, глядя на Крупина, заявил: - Товарищ подполковник, всё что вы здесь говорили – ерунда. Я официально заявляю, что капитана Нестеренко убил подполковник Пильганский. Мы ещё разберёмся, была ли веская причина для того, чтобы он пустил ракету или это было пустое позёрство, когда он хотел похвалиться своей меткостью. – Будулаев тяжело смотрел на Крупина, потом ещё раз повторил, - мы разберёмся…

В десять часов я с противотанковой установкой сержанта Некрасова уже дежурил на обрыве. Помимо пехоты на обрыве уже заняли оборону несколько зенитно-самоходных установок, вокруг которых активно крутился командир дивизиона майор Микитенко. По всему обрыву, через равные расстояния стояли танки. Везде кипела работа по наращиванию инженерного оборудования позиций. Я вольготно сидел на башне своего БРДМа и лениво оглядывал в бинокль, территорию занятую духами. Движения там особенного не было, а если что-то и замечал, то не реагировал. Это были не мои цели. Изредка, в стороне от перекрёстка, вздымались разрывы снарядов нашего дивизиона. Но что они там долбили – видно не было. Потом один из снарядов упал в пятидесяти метрах от построек у дота. Через минуту второй снаряд разорвался уже прямо на перекрёстке. Пристреливают. Я уже более внимательно осмотрел перекрёсток и его окрестности, но ничего не заметил. Только обратил внимание, что МТЛБ из под навеса у дота исчезло.

Продолжая наблюдать за перекрёстком, я в изумлении открыл рот: когда из кустов на дорогу неожиданно для нас и не спеша выехала белая «Волга» с пятью боевиками внутри, медленно выехала на центр перекрёстка и остановилась. Вокруг меня все заорали, показывая пальцем на автомобиль. Попытался что-то скомандовать Некрасову, но горло перехватило спазмом и я издал только нечленораздельный писк. Рядом со мной Алушаев попытался нырнуть в люк к пулемётам, но зацепился бушлатом за выступ и застрял. Теперь он бессмысленно дёргался, пытаясь освободиться, а Чудинов хватал меня за руки и, беззвучно открывая рот, тыкал пальцем в сторону дороги. Некрасов же просто разинул рот и истуканом застыл в своём люке. Я, оттолкнув руки Чудинова, вновь поднял бинокль, моля бога, чтобы хоть кто-то не растерялся и всё-таки уничтожил зарвавшихся духов. «Волга» тем временем постояв секунд пятнадцать на перекрёстке, начала разворачиваться и тут бог наверно услышал не только мою молитву. На перекрёсток упал шквал снарядов. Первые же два снаряда попали в автомобиль и «Волга» с боевиками исчезла в огненном шаре. Тут же перекрёсток и его окрестности исчезли в дыму от десятка разорвавшихся снарядов, из которого вверх, по крутой траектории, вылетела крупная часть машины, описала довольно большую дугу и упала далеко от дороги. Ещё несколько кусков взлетели над дымом и упали обратно в огонь.

Кругом вопила в восторге пехота, многие из них повернулись ко мне и показывали пальцем на перекрёсток - мол, вот как надо. Я как будто очнулся от столбняка, отцепил бушлат Алушаева от выступа, продолжающего биться в люке, и сержант с грохотом и матом исчез в глубине БРДМа. Я обматерил Чудинова и показал кулак Некрасову. Если бы мы не растерялись, то у нас было бы достаточно времени чтобы уничтожить боевиков.

Через несколько минут пыль и дым рассеялся. На перекрёстке, изрытом снарядами, горели остатки «Волги». Остальные части чадили несколько в стороне. Молодцы артиллеристы. Я отдал несколько распоряжений и стал терпеливо ждать, решив взять реванш. Долго ждать не пришлось. На перекрёсток, со стороны Шали, выскочила белая иномарка, над которой развевался странный голубой флаг на гибком и высоком флагштоке. Повернув направо иномарка на огромной скорости рванула в сторону Новых Атагов. Алушаев и Чудинов находились на своих местах, поэтому мне осталось только провалиться в люк на своё место и захлопнуть его. Я, по-моему, даже не успел ещё захлопнуть люк, как Алушаев открыл огонь.

Мой крик и вопль Чудинова сплелись в один: - Беееееееей!!!!!!

В командирский прибор было хорошо виден автомобиль, мчавшийся на огромной скорости, Алушаев разом нажал на две кнопки электроспуска пулемётов и теперь две струи пуль тянулись к машине, но одна, пролетев несколько дальше половины расстояния, бессильно клонилась к земле: это был 7.62 мм пулемёт ПКТ. А второй пулемёт КПВТ дотягивал до машины, но отставал от неё. Пули впивались в асфальт всё время сзади машины, дробили его, но всё равно не успевали. Умом я понимал, что Алушаев просто не взял упреждения, но скорректировать не

мог: мысли мои в азарте смешались и я лишь что-то безумно орал. Рядом со мной в таком же азарте бился об руль Чудинов и тоже кричал как безумный. А машина мчалась: в течении одной минуты пролетела полтора километра до окраины деревни и скрылась в глубине улиц Новых Атагов. Я пришёл в себя быстро, огляделся в машине: Чудинов с сумасшедшими глазами остервенело продолжал бить кулаком по рулю и продолжал орать: - Бей! Бей, бей….

Над головой продолжал строчить пулемёт: в КПВТ давно закончилась лента, там было лишь пятьдесят патронов, поэтому работал лишь ПКТ. Хотя автомобиль и скрылся в деревне, Алушаев продолжать жать на кнопки электроспуска. Я ударил сержанта по коленке и только после этого он отпустил кнопку.

- Алушаев, ты балбес. Ведь нужно брать упреждение. А ты целился по машине, вот пули и падали сзади её. – Пока я это ему говорил, в глазах пулемётчика появилась искра мысли. И сержант смущённо зачесал затылок.

- Ладно, Алушаев, но в следующий раз думай. – Я вылез из машины и побрёл вдоль обрыва, разглядывая, как пехота оборудовала позиции. Внизу, у подножья обрыва, группа офицеров стояла у кучи трупов боевиков и что-то обсуждала. Судя по тому, что среди них находился Ренат Халимов, можно было предположить, что обсуждали они очередной обмен. Мы духам трупы, они нам пленных. Самое интересное, что оказывается, не надо было лазить нам по лестнице: в ста метрах от неё на самый верх обрыва вела дорога, по которой и спустились

офицеры вниз. У начала дороги увидел подполковника Будулаева, он сидел у небольшой землянки, вырытой духами. На бруствере лежала плащ-накидка с коньяком и закуской.

Поздоровались, Виталя сделал приглашающий жест, налил щедро в кружку пахучей жидкости и протянул мне: - Давай, Боря, помянём Юрку.

Молча выпили, я присел рядом и протянул руку к закуске. Молча закусили, я не лез с расспросами к командиру батальона, понимая что когда наступит время он сам всё расскажет. Мы молча сидели на обрыве и рассматривали расстилающиеся перед нами и под нами окрестности. Виталий Васильевич налил ещё, а когда мы основательно закусили, он прокашлялся: - Боря, когда мы с тобой вчера на этом обрыве встретились, я ещё не знал, что Нестеренко убили. Все знали и скрывали от меня. А сказали только вечером, когда мы разместились вот этой землянке, - Будулаев кивнул головой на землянку, - Я вышел из неё и плакал. Юрка всегда рвался в бой и мне приходилось его сдерживать. Вот и этот бой стал для него первым и последним.

- А с Пильганским мы ещё разберёмся. – Угрюмо пообещал офицер и надолго замолчал.

Мы молчали, просто сидели и молчали, наслаждаясь и подставляя лицо солнечным лучам, щедро поливающим землю. С удивлением услышал песню жаворонка, потом второго, третьего, трепыхающимися тёмными точками в голубом небе. Они пели свою извечную песню, не обращая внимания ни на войну, ни на выстрелы, которые продолжали звучать с той и другой стороны. Им было «до лампочки» проблемы людей: инстинкт вечной жизни заставлял их заниматься тем, чем они занимались всегда. Только сейчас обратил внимание на то, что наступила весна. Зелёнка и кусты покрылись зелёной дымкой, готовой прорваться буйной листвой. Война до того занимала все наши мысли и внимание, что сумела закрыть наши глаза и чувства.

- Виталя, посмотри – весна, ведь, наступила.

Будулаев вскинул голову и с удивлением огляделся: - Ни фига себе, а ведь точно.

Мы задрали головы и стали с увлечением разыскивать и разглядывать в небесной голубизне всё новых и новых жаворонков. Но скоро действительность вернула нас к жестоким реалиям военной жизни. Раздалась одна автоматная очередь, потом другая. Тревожные крики. Опять на перекрёсток выехала машина, но это был теперь КАМАЗ. Он остановился около развалин строений, из кузова выскочили два боевика. Мгновенно выдернули несколько ящиков с боеприпасами и исчезли в развалинах. КАМАЗ двинулся дальше в сторону Новых Атагов. На обрыве в это время творился бедлам: пехота орала, но не стреляла, понимая что из пулеметов и автоматов боевиков не достать. Танкисты метались около танков, а Микитенко гонял своих зенитчиков. Но никто не стрелял. Только моя противотанковая установка сопровождала ракетами движение автомобиля.

Я схватил Будулаева за рукав: - Виталя, сейчас мои вмочат…, сейчас завалят духов вместе с машиной.

Но КАМАЗ медленно, как будто дразня нас, ехал по дороге, потом остановился у «ткацкой фабрике», спокойно высадив группу боевиков, которые моментально рассыпались в придорожной канаве и исчезли непонятно где. А автомобиль двинулся дальше, всё ближе и ближе к деревне. Я начал злиться, понимая, что шансов уничтожить его всё меньше и меньше. Проехав метров триста после остановки, автомобиль снова остановился и два боевика, находившихся в кабине, чего-то засуетились. В этот момент и пошла моя ракета. Я радостно заорал и сильно дёрнул за рукав друга. Но тут же поперхнулся и замолчал: ракета шла хорошо, даже очень хорошо – прямо на КАМАЗ. Но на середине траектории стояла большая, высокая и разлапистая берёза, в створе с которой, по закону подлости, и остановился автомобиль.

- Чёрт…., не попадёт…., чёртова берёза мешает.., - в отчаянии, мысленно простонал я.

Ракета тем временем стремительно приближалась к берёзе, затем по плавной траектории поднялась вверх и уже в крутом пикировании, перевалив берёзу, атаковала машину. Сначала показалось, что ракета прошла вскользь и разорвалась рядом с кабиной, но за машиной. Схватив бинокль, я ринулся вдоль кромки обрыва к противотанковой установке, чтобы оттуда, под

другим углом, разглядеть куда же попала ракета. С нового места было хорошо видно, что ракета попала прямо в кабину КАМАЗа. Ещё когда бежал с биноклем в руке, то над кабиной подбитой машины начинал виться сначала тонкий, но с каждой секундой густеющий дымок. Уже подняв бинокль у позиции противотанковой установки, я с удовлетворением констатировал факт прямого попадания ракеты.

- Володя….. Микитенко…, - позвал я командира зенитного дивизиона, - давай, своей ЗСУшкой добивай КАМАЗ, по моему у него в кузове есть ещё боеприпасы и горючее.

Офицер, сам лично, нырнул в люк зенитной установки, довернув башню с четырьмя стволами и открыл огонь. 23 мм трассирующие снаряды первой очереди упали в двадцати метрах от КАМАЗа и как мячики заскакали к стене высоких тополей, стоявших вдоль дороги. Дальность была достаточно большой и снаряды падали около машины на излёте, почти потеряв энергию полёта. Следующие снаряды упали практически рядом с машиной. Ещё и ещё, очередь за очередью била зенитная установка, некоторые снаряды попадали в кузов, но детонации не происходило. Все тополя, стоявшие за автомобилем, были уже изрублены снарядами, даже на таком расстоянии был виден раскуроченный асфальт, но КАМАЗ упорно не загорался. Подымив, исчез дым и над кабиной. Расстреляв практически все боеприпасы, Микитенко вылез из башни и огорчённо заругался.

- Боря, да влупи ты ещё одну ракету.

- Не.., КАМАЗ и так восстановлению уже не подлежит. – Я действительно потерял всякий интерес к подбитой машине, мы и так показали своей стрельбой высокий класс. Остальной день прошёл нормально. Алушаев несколько раз открывал огонь из КПВТ по машинам, летевшим на большой скорости из Новых Атагов и обратно. Хоть он и брал упреждение, и пули падали в непосредственной близости от автомобиля, никого он не подбил. Попытался Некрасов и ракетой поразить движущуюся цель, но тоже не смог.

Вечером я узнал интересные подробности поражения артиллеристами белой «Волги». На КНП дивизиона шла обычная работа, периодически кто-то из офицеров командовал и очередной снаряд уходил в расположение боевиков. Потом вычисляли другое месторасположение боевиков и туда тоже уходил снаряд. За всем этим внимательно и с интересом наблюдал полковник Журба.

- Товарищи офицеры, всё это хорошо, чем вы сейчас занимаетесь. Но давайте пристреляем перекрёсток и подождём, когда туда кто-нибудь выедет. Тогда его и накроем. - Предложил Журба, а потом сам лично начал пристреливать перекрёсток. Когда пристрелял, то предложил для контроля дать два снаряда беглым дивизионом, чтобы проверить как выполнили его распоряжения другие расчёты. Когда с позиций дивизиона пришло сообщение «Залп», на перекрёстке появилась «Волга», которая была таким неожиданным залпом и уничтожена.

Как потом рассказывали товарищи, он аж заскакал по окопу в восторге – приехал в командировку на пару дней. Первый раз стрельнул и уничтожил нескольких врагов. Но уже через минут тридцать, пришло несколько другое осознание того факта, что он убил пятерых человек. Именно: не врагов – а людей. И он сдулся… Больше на передке он не появлялся. Но орден свой – заработал честно. Все бы так командировочные приезжали…

На следующий день дежурить на обрыв я послал Коровина, а сам день посвятил отдыху и стирке. Полк тоже приводил себя в порядок и готовился к новым боям. Всем было понятно, что наступать мы будем через мост в направлении: щебёночный завод – перекрёсток и далее в сторону Шали и Новых Атагов. Самое плохое, что единственная дорога была зажата с одной стороны зелёнкой, вплоть до перекрёстка, а с другой стороны строениями и сооружениями щебёночного завода. Если со стороны зелёнки не видно было никаких приготовлений к отпору, то на территории завода боевики проявляли большую активность, демонстрируя готовность сражаться. Здесь чеченцы организовали жёсткую оборону и было там их не менее 100 – 150 человек. С правого фланга над полком нависали Старые Атаги, которые обороняли большое количество боевиков. Они представляли достаточно большую опасность в случаи внезапной атаки. Этой деревней занимался один из мотострелковых полков, но сломить сопротивление боевиков они не могли. Несмотря на то, что мы, в отличии от соседей, смогли переломить ситуацию с Чечен-Аулом в свою пользу, и вдоль реки всё-таки вытеснить боевиков на окраину селения; боевики и с этого направления могли принести нам много хлопот. Особенно опасная

ситуация могла создаться в случаи одновременной атаки с обоих населённых пунктов. В этом случаи духи имели шансы отбросить нас на старые позиции.

Артиллеристы и миномётчики практически круглые сутки, не жалея снарядов били по предполагаемым позициям боевиков. Но все понимали, что этого было недостаточно.

В один из дней полковник Петров уехал в Грозный на совещание, которое проводил министр обороны Грачёв. Положительно на этом совещании было то, что Грачёв устроил разнос тыловикам и РАВистам, которые стали вводить лимиты на расход боеприпасов.

- Какие лимиты? Вы что тут совсем охренели? Слушайте мой приказ: никаких лимитов. Если боевик выстрелил в сторону наших позиций – открыть туда такой огонь, чтобы не только место это перестало существовать на земле, но и в карте дырка образовалась.

Зная о важности нашего направления, министр поднял командира полка и спросил, что ему надо для успешного наступления. Петров чётко и коротко обосновал необходимость применения на нашем направлении армейской и фронтовой авиации.

Грачёв сурово повёл взглядом по рядам офицеров: - Командующий авиацией, чтобы через два часа после совещания вся твоя авиация бомбила этот щебёночный завод и другие позиции, какие укажет командир полка. Чтобы от этого завода действительно осталась одна щебёнка….

Обо всём этом мы узнаем на вечернем совещании, а сейчас я обеспокоено вертел головой прислушиваясь к непонятному, мощному гулу накатывающемуся из тыла. Он быстро приближался и рос, рядом со мной также тревожно вглядывались в наш тыл замполит с техником. Звук был похож на работу вертолётного двигателя, но был гораздо сильнее. Пока мы воевали здесь в Чечне, лишь несколько раз видели пролетавшие вдалеке одиночные вертолёты, да один раз над нами завис вертолёт с громкоговорителями и стал вещать нам с неба: - Товарищи чеченцы, сдавайтесь. Товарищи чеченцы, вы будете уничтожены, если не сдадитесь.

– И так минут десять, причём висел так низко, что его можно было бы сбить одной автоматной очередью. Я вышел на открытое место и стал руками и знаками показывать, что чеченцы находятся дальше на километр. В боку вертолёта открылась боковая дверь, откуда высунулся

один из членов экипажа, непонимающе несколько секунд смотрел на меня, потом скрылся внутри и из двери в меня полетел непонятный предмет. Я присел, предполагая, что в меня могли кинуть сверху гранату или ещё что-то взрывоопасное, но это была лишь пачка листовок, которая рассыпалась на ветру и большими хлопьями засыпало моё расположение. Вертолёт отлетел в сторону и завис над командным пунктом танкового батальона: всё повторилось заново – призывы сдаваться и угрозы немедленного уничтожения, а вечером мы долго смеялись над пьяными вертолётчиками: предполагая, что только в пьяном угаре можно было перепутать своих с боевиками.

Давнее воспоминание промелькнуло и исчезло, а из-за дальней зелёнки выскочило около пятнадцати боевых вертолётов, своими длинными и хищными телами похожие на крокодилов. Они сделали круг над нашими позициями, примериваясь к обстановке и местности. Один из них поднялся на высоту восемьсот метров и завис на одном месте. Корректировщик. Остальные встали в круг и устроили «карусель»: когда, двигаясь по большому кругу, каждый вертолёт по очереди шёл в атаку и отстреливал определённое количество неуправляемых ракет, которых было навешено на каждом в контейнерах по 120 штук. Там же, на подкрылках, виднелись и ПТУРы – «Штурм С», которые по своим возможностям были выше чем мои управляемые ракеты.

Первая пара вертолётов сделала горку, практически над нами, и в снижении пошла в атаку. Правая машина пустила «Штурм»: двухметровая ракета с характерным звуком и шорохом устремилась к заводу, промчалась над берегом и через несколько секунд исчезла в проломе стены заводоуправления. Левая в это время выпустила до десятка неуправляемых ракет и тоже по заводоуправлению. Блеснула багровая вспышка внутри здания, выплеснув тучу пыли в разбитые проёмы окон. А вокруг него одновременно поднялись султаны разрывов второй машины. Вертолёты, наклонившись набок, ушли вправо, на их место вышла следующая пара. Дали залп десятком НУРСов* и тоже отвалили в сторону, давая место другим вертолётам. К нашей позиции снова приблизилась первая пара. Правый вертолёт снова пустил ПТУР, но видимо лётчику захотелось показать пехоте «класс», решив провести ракету низко над дорогой, между откосами предмостья и вывести «Штурм-С» через мост к заводу. Лётчик вёл всё ниже и ниже ракету, гнул траекторию к земле, но в какое-то мгновение потерял над ней контроль. Ракета сразу же «клюнула», потеряла высоту и взорвалась на позициях первого батальона. Вертолёт стремительно взмыл вверх и отвалил в сторону.

- Чёрт побери, - вырвался вздох досады у всех наблюдавших.

- «Огурец», я борт 34, - послышался голос из радиостанции. До этого мы слушали переговоры авиа корректировщика с вёртолётчиками в пол уха, но теперь все насторожились, - «Огурец», куда я попал? Есть ли пострадавшие?

- Борт 34, я «Огурец». Когда снова подойдёт твоя очередь, я сообщу.

Вертолёт за вертолётом крутили карусель, территория завода кипела в разрывах и постепенно затягивалась пылью и дымом, но вертолёты вновь и вновь били по цели, багровыми вспышками покрывая всю территорию завода. Вновь вдалеке появилась первая пара, она быстро росла в размерах, приближаясь к рубежу открытия огня, и мы все прислушались к эфиру.

- Борт 34, Я «Огурец». Всё нормально. Пострадавших нет, - это сообщение как будто прибавило резвости и ярости вертолёту. Машина стремительно сделала горку и лётчик дал выход своей злости: ракет сорок, сорвались с его контейнеров и ушли к заводу. В результате этого достаточно длинного залпа вертолёт чуть дальше пролетел к позициям духов. Сразу же из разных мест зелёнки к вертолёту потянулись трассы автоматных очередей. Вертолёт в развороте дал ещё добрую очередь авиационной пушки по зелёнке, а следующие несколько пар вертолётов накрыли ракетами всю зелёнку, откуда вёлся огонь. Отстрелявшись, вертолёты построились в походный порядок и ушли на базу, а через полтора часа всё повторилось заново. Под вечер прилетели самолёты, скинули несколько двухсот пятидесяти килограммовых бомб, которые потрясли окрестности. Клубы дыма и пыли, казалось, поднялись до самого неба, от мощных взрывов. Ночью самолёты прилетели вновь, но теперь они сбросили пятисот килограммовые бомбы. Вспышки разрывов, по-моему, осветили даже горы в нескольких километрах от нас.

На следующий день всё повторилось, но новизна прошла и мы уже равнодушно поглядывали в сторону завода, превратившегося в ад.

Во время обеда, когда мы разминались «Анапой», Алексей Иванович рассказал, что Коровин получил из дома нехорошее письмо: содержания письма он не знает, но командир взвода находится в подавленном состоянии и сидит мрачный безвылазно в землянке. Кстати, я тоже обратил сегодня внимание, что Коровин не в своей тарелке.

- Товарищ старший лейтенант, - обратился я к офицеру, когда он явился по моему вызову, - Вы, чего сидите в землянке? Ну-ка, берите переносную противотанковую установку и вместе с расчётом двигайте на обрыв и дежурьте. Развейтесь немного, а то мне не нравиться ваше настроение.

Коровин молча козырнул и вышёл. За разговором и в общении с товарищами незаметно пролетело полтора часа, когда в землянке вновь появился командир второго взвода.

- Товарищ старший лейтенант, я не понял? Почему вы не дежурите на обрыве?

Командир взвода замялся у входа: - Да я не знаю, товарищ майор, как доложить. Когда вертолёты начали снова бомбить завод, из-за одной кучи щебня выскочили три духа, они тащили пулемёт и коробки с лентами. Ну, и побежали под разрывами в сторону. Пробежали метров сто и тут я заметил, как открылась дверь какого-то укрытия, куда они и занырнули, а

дверь за собой не закрыли. Я и влупил прямо в открытую дверь ракету. Рвануло внутри там капитально, а через минуту оттуда выполз один боевик и наверно умер. Он до сих пор там валяется у входа.

- Ну, Коровин, молодец. Давай тогда проходи за стол. А я сейчас доложу в полк.

Торбан подтащил ко мне радиостанцию: - «Альфа 01», я «Лесник 53», в квадрате, - передал кодированные координаты завода, - уничтожил огневую точку противника и трёх боевиков.

Выслушал подтверждение полкового радиотелефониста и налил вина командиру взвода: - Молодец. Можно считать, что ты сегодня норму дня выполнил.

Коровин посидел с нами некоторое время, но потом с моего разрешения удалился. Я с сожалением посмотрел ему в след: - Алексей Иванович, ты поглядывай за ним. Действительно, чем-то он сильно удручён.

Вечером, я один из первых, прибыл на вечернее совещание. Помещение бухгалтерии было пустынно. За столом артиллеристов сидел на дежурстве капитан Пальцев, который поверх затрёпанного журнала равнодушно поглядел на меня и вновь погрузился в чтение. В кресле командира, вытянув ноги, развалился Ренат Халимов и, отвалив нижнюю челюсть, сладко спал.

Зато старший лейтенант Володя Моисеев, стоявший оперативным дежурным, откинулся от журнала боевых действий полка, за ведение которого он отвечал: - Боря, ты кстати. Что это ты за огневую точку и трёх боевиков сегодня завалил?

- Да, не я это сделал, а мой командир взвода – старший лейтенант Коровин. Ты Володя это

отметь в своём журнале. Час назад специально ходил и в бинокль смотрел. Лежит убитый душара и дверь до сих пор открыта. Ночью их, наверно, боевики заберут.

Пока я рассказывал, проснулся Халимов и скептическая улыбка появилась у него на заспанном лице, такой же скептицизм был и на лице Алексея Пальцева.

- Да ладно, Боря, нам то не свисти….. Огневую точку, трёх боевиков уничтожили…. Знаем мы вас артиллеристов: колоннами боевиков уничтожаете. Кирилов, вон, уже пол Чечни уничтожил, не понятно только с кем мы сейчас воюем.

Я, было, начал горячиться, но после упоминания Кирилова, махнул рукой и замолчал. Недели две назад в полк приехали журналисты и каким-то образом наткнулись на Кирилова, Журналисты начали его расспрашивать о боевых действиях: сначала Игорь держался в рамках приличий, но увидев что журналисты строчат все его байки в блокнот и на диктофоны, буйная фантазия командира батареи стала приобретать болезненные очертания. Мы моргали Кирилову, подавали различные сигналы и знаки, чтобы он прекратил враньё. Но тут Игорь выпучил глаза и заявил, что Дудаев объявил его своим личным врагом. Журналисты даже дышать перестали, предчувствуя сенсацию, а мы безнадёжно махнув рукой, почти равнодушно ждали, что он ещё «сморозит». Офицер сделал значительную паузу, обвёл всех победным взглядом и бухнул очередную брехню, от которой даже мы остолбенели.

А Кирилов в упоении рассказывал, как он лично, со своего пистолета расстрелял семью Дудаева. Журналисты, наконец-то поняв, что столкнулись с редкой формой военной шизофренией, захлопнули блокноты, выключили диктофоны и поспешно покинули нас, с опаской поглядывая не только на Игоря, но и на остальных. Как бы их самих не постреляли…

Так что доказывать сейчас что-либо было бесполезно. После совещания меня в сторону отвёл Игорь Чуватин.

- Боря, я тут два дня с утра до вечера выезжаю в расположение позиций десантников и веду там разведку. (Они занимают оборону по верху горы, которая тянется от северной окраины Чечен-Аула до села Пригородное). Очень много целей для твоих противотанкистов. Духи там на машинах разъезжают ничего не боясь. Может завтра проскочишь со мной с ночёвкой? – Игорь выжидающе смотрел на меня.

- Игорь, ты мог бы и не спрашивать об этом: конечно, согласен.

- Боря, только одно условие: не болтать о завтрашней поездке. Командир полка, в принципе,

против использования противотанковой батареи. Это не столько связано с танками соседнего полка, сколько он не совсем доверяет колёсам: типа пробьют колёса, как он поедет и будет воевать дальше? У него такие рассуждения.

- Игорь, всё понятно. Где завтра встречаемся?

Глава шестая. Засада.

Небольшая колонна из нескольких машин свернула в около деревни вправо, промчалась мимо фермы, двух прудов, где на острове ещё сохранились остатки кафе и въехала в лес у подножья хребта. Впереди шло ПРП начальника артиллерии, потом КШМ с дивизиона, мой БРДМ и противотанковая установка Некрасова. Пока дорога более-менее полого подымалась среди деревьев мы не отставали, а потом расстояние между машинами стало увеличиваться и мы остались одни. Так можно было дождаться неприятностей, которые не замедлили нарисоваться… .

Алушаев с пулемётом в руках соскочил с машины и сразу залёг за деревом. Некрасов выскочил из противотанковой установки тоже залёг, но свой автомат направил в противоположную сторону. Проследив за этими манёврами солдат, я рукой показал, чтобы

противотанковая установка подъехала ко мне, и сам соскочил с брони своего командирского БРДМа, настороженно оглядываясь вокруг. Увиденное не радовало меня. Мы находились в лесу и кругом нас стояли здоровенные деревья, названия которых я не знал: может граб, а может бук и просматривался во все направления достаточно далеко. Чеченский лес враждебно шумел, не суля нам ничего хорошего.

Прислушался к удаляющемуся гулу остальных машин осознавая, что остаюсь один со своими солдатами в лесу, по которому свободно шастают боевики. Мы контролировали лишь

перекрёстки лесных дорог, да и то только несколько. Всё остальное было отдано на откуп чеченцам, которые могли на нас напасть в любой момент и с любой стороны.

Чудинов уже нарезал третий круг вокруг машины, сокрушённо хлопая себя по бёдрам и виновато поглядывая на меня. Я опять повернулся к «бардаку», как мы его любовно называли и озадаченно поглядел на него.

- Мда... . - Даже если пытаться так влететь специально, то и с десятой попытки не получится. Снова озадаченно посмотрел на свою командирскую машину и пытался придумать, как её вытащить из той ловушки, в которую мы попали. БРДМ во время движения по лесной дороге занесло на мокрой глине и вопреки всем законам физики стащило с дороги, заклинив между тремя мощными деревьями. Левым бортом мой «бардак» упёрся в дерево. Спереди и сзади машины стояли такие же деревья, к которым можно было подступится только с бензопилой «Дружба».

- Товарищ майор, не виноват я. Стянуло меня с дороги. – Произнёс озабоченно Чудинов. Я посмотрел на него, потом ещё раз осмотрел лес и крякнул от досады.

- Ладно Чудинов, подгоняй противотанковую установку. Хотя вряд ли получится, но попытаемся ею выдернуть.

Тяжело завывая, машина подкатила задом к нам, мы сцепили тросом машины, и по моей команде противотанковая установка начала тянуть, натужено ревя двигателем и елозя колёсами по мокрой глине. Но всё было бесполезно, мой «Бардак» сидел мёртво.

- Стой, хватит, а то сцепление спалим. - Я забрался во внутрь машины, надел наушники на голову.

- «Родник! Родник! Я, Лесник 53. Приём».

В наушниках захрипело, и сквозь помехи услышал голос старшего нашей группы подполковника Чуватина.

- «Родник»! Вернись ко мне. У меня проблемы технического характера. Я «Лесник 53». Приём.

Получив подтверждение о приёме сообщения, вылез на броню. Все обернулись ко мне с немым вопросом в глазах.

- Всё нормально, сейчас наши подъедут, тогда и выдернем БРДМ. – С надеждой в голосе крикнул я им.

Вскоре послышался гул приближающихся машин, и к нам подкатили ПРП начальника артиллерии полка, на котором восседал Чуватин. Вокруг него на броне сидела куча солдат с комендантского взвода полка: наше прикрытие. На башне, рядом с Игорем сидел майор Халимов и начальник разведки штаба артиллерии полка майор Седых. Следом за ним подкатила КШМ командира второй батареи. Немного суеты вокруг моей машины, взревела КШМ, закрутились гусеницы и мой БРДМ, вспарывая подстилку из прошлогодних листьев, выполз из ловушки.

Дальше всё пошло как по маслу. Без задержек мы проехал по лесу пять километров, поднялись на хребет, проскочили несколько блок-постов десантников и через час остановились в базовом лагере роты десантников, которые здесь держали оборону.

Игорь соскочил с ПРП и скрылся в землянке. Через несколько минут ожидания он подошёл к нам в сопровождении старшего лейтенанта – десантника.

- Товарищи офицеры, представляю вам командира роты, - Игорь назвал его фамилию, но я её

не расслышал, запомнил только имя, - Виктор.

Чуватин повернулся к командиру второй батареи: - Ты остаёшься здесь, будешь работать совместно с командиром роты. Я на ПРП с прикрытием, Боря ты со своими машинами, сейчас нам ротный даст проводника, через минное поле проезжаем за передний край. Там есть поляна с хорошим обзором местности, разворачиваемся и начинаем работать. Основную задачу поставлю там. Сразу предупреждаю, идём друг за другом, строго по колее. Кругом мины. Если вопросов нет, то по местам.

Первой тронулось ПРП, за ней мой БРДМ и противотанковая установка. Миновали линию окопов, потом одиночный окоп на просеке, где за пулемётом находился десантник. Рядом с ним находился пульт управления минным полем. Провожаемые взглядом десантника мы начали спускаться по просеке, на которой проглядывались следы былой дороги. По ней спустились в ложбину, где увидели первые мины. Не сомневаюсь, что в лесу справа и слева от просеки было заминировано всё. Но здесь на просеке стояли лишь мины, которые управлялись с пульта десантника – «Монки». Каждая из них своей вогнутой стороной была направлена вдоль просеки так, чтобы при взрыве она скосила нападающих. Таких мин я насчитал около десяти, пока мы выбирались из лощины. Проехали ещё метров двести, свернули влево и выехали на поляну, откуда открывался великолепный обзор местности.

Справа от нас, внизу, метрах в трёхстах пятидесяти находилась окраина большой чеченской деревни, которая просматривалась насквозь вплоть до самой своей южной окраины. Прямо под нами на окраине суетилось около пятидесяти боевиков, которые что-то выносили из домов и грузили на машины. Ещё несколько групп боевиков передвигались на других улицах населённого пункта. Слева от окраины деревни раскинулось большое поле, оно тянулось на протяжении полутора километра, противоположным краем упираясь в шоссе. Посередине поля протекала небольшая речушка, а за дорогой в двухстах метрах раскинулась ещё одна деревня. Тоже достаточно большая. Она растянулась вдоль дороги километра на два. Дальше за деревней виднелся ещё один населённый пункт и на дороге, которая их связывала, видно было очень оживлённое автомобильное движение. Но это уже было недосягаемо для огня моей противотанковой установки.

Слева от деревни раскинулось большое поле, на котором ровным изумрудным ковром зеленели под солнцем озимые. Поле упиралось в перекрёсток дорог, где судя по условным

обозначениям, находилась газораспределительная станция. На местности действительно там была группа небольших зданий, за которыми раскинулся на нескольких гектарах сад. Ещё левее станции прямо из равнины, как на американском пейзаже высилась довольно высокая высота, с крутыми обрывами. Там, по данным разведки, был мощный опорный пункт боевиков, которые контролировали равнину, дорогу и перекрёсток дорог. Всё пространство перед нами на поле было покрыто группами кустарников, и узкой лентой деревьев, которые росли вдоль речушки.

Несмотря на то, что мы старались быть незамеченными и технику ещё не вывели на поляну, боевики всё-таки заметили нас. Послышались автоматные и пулемётные очереди. Но так как им приходилось стрелять вверх, то огонь их был мало эффективный. Понятно было, что боевики через несколько минут предпримут атаку, чтобы сбить нас с высоты. поэтому Игорь Чуватин сразу начал энергично командовать. Солдаты комендантского взвода вместе с Халимовым, пригнувшись побежали на противоположный конец поляны и скрылись из виду. Седых и Чуватин забрав всех остальных солдат, кроме механиков-водителей, которые остались около машин, начали растягиваться вдоль склона в цепочку и готовиться к бою. Я схватил пулемёт, пару коробок с лентами, побежал вверх по склону, где и занял оборону за стволом небольшого дерева. Со своего места я теперь контролировал всю нашу оборону сверху и в случаи, если духи сумеют в атаке сбить нас с позиций смогу прикрыть отход наших к лесу.

Ждать долго не пришлось. С криками «Аллах Акбар» боевики из укрытий и крайних домов ринулись в атаку. Я вёл стволом пулемёта, выбирая себе цель, пока не заметил здоровенного духа. Он бежал сзади всех, что-то кричал, может даже и командовал, стреляя из автомата в нашу сторону. Подбегая к забору, он попытался одним махом перепрыгнуть через него, но прыжок у него получился слабым и боевик лишь упал всем телом на забор. Я дал короткую очередь, но промахнулся. Пулями перебил несколько штакетин и во все стороны от забора полетели светлые щепки. Дух энергично задёргался и сумел быстро перевалиться через забор. Вскочил и огромными скачками бросился вдогонку атакующих. Подправил точку прицеливания и дал ещё одну короткую очередь. От удара пуль в левое плечо, а они его достали в момент прыжка через канаву, боевика развернуло в воздухе вокруг своей оси и отшвырнуло на два метра назад. Я дал страховочную очередь по ещё дёргающемуся телу и перенёс огонь на остальных духов. Но те, под плотным огнём полутора десятков автоматов миновали открытое пространство, потеряв всего двух человек, сумели ворваться в заросли и пропали из виду. Мы полосовали автоматным и пулемётным огнём кустарник вдоль и поперёк, но крики «Аллах Акбар», которыми они подбадривали себя, приближались всё ближе. Положение становилось опасным, ведь кустарник подходил почти вплотную к нашим позициям.

Я отсоединил от пулемёта коробку. Сто патронов было уже израсходовано. Быстро заложил ленту из новой коробки в приёмник пулемёта. Поправил коробку и стал ждать. Стрелять теперь не было необходимости. Надо было ждать, если цепь начнёт отходить, тогда огнём из пулемёта прикрою всех. По команде Чуватина все приготовили гранаты – Ф-1, и когда боевики в кустарнике приблизились к нашим позициям, все одновременно кинули в кустарник на голоса и шум Ф-1. Потом ещё по одной. Дружно поднялись разрывы гранат, что и предопределило исход боя. Боевики стали отходить. Как с нашей стороны, так и со стороны боевиков стрельба стала затихать. Через какое-то время фигуры боевиков показались на окраине Чечен-Аула. Прикрываясь домами, они всё дальше и дальше уходили в глубь деревни, оставляя на улицах автомобили. Бой был выигран вчистую. У нас не было даже раненых. Но по правде, сколько было раненых и убитых у боевиков, это только один Аллах ведает. Даже тех двоих, которых мы срезали перед кустарником и духа, которого я грохнул, не было видно. То ли в горячке боя они уползли сами, а может быть их утащили, пока мы занимались другими.

Я перевёл дух и услышал из-за противоположного конца поляны, где оборонялись комендачи, ругань и крики. Показался солдат, который бежал в нашу сторону; за ним мчался орущий Халимов, в руке он держал бесшумную винтовку и на бегу пинал солдата в зад. Уже около нас он дал ему хорошего подзатыльника, от которого солдат упал и юзом несколько метров проехал на животе. Офицер остановился и стёр пот с лица, а солдат сел на земле и заканючил.

- Товарищ майор, ну не знал я, что этого делать нельзя. Ну…, не знал… Вот что теперь делать?

Я спустился к Халимову: - Ренат, что случилось там у тебя?

- Боря, - возмущённо Ренат повернулся ко мне, - я три дня тому назад с Поздеевым пристрелял винтовку, а этот гад, позавчера, почистил её. Раскрутил прицельные приспособления, мушку выкрутил, а потом закрутил всё обратно. Я сейчас во время боя стреляю, стреляю, и всё мимо боевиков трассы идут. Начинаю разбираться, а он, оказывается, поработал над ней. - Халимов выругался ещё раз и со злостью кинул солдату винтовку, – сам, гад, теперь из неё стреляй.

Я и подошедшие офицеры засмеялись. История вообще весёлая с этой винтовкой произошла, которая стала известна всему полку. Халимов и Поздеев, как только получили со склада бесшумную винтовку, решили её пристрелять. Выехали в первый батальон. Поздеев навёл винтовку в ствол дерева на переднем крае боевиков и выстрелил. У подножья дерева поднялся приличный разрыв. Поздеев с недоумением посмотрел на Халимова. Поднял опять винтовку, тщательно прицелился и произвёл два выстрела. У подножья дерева поднялись такие же два больших разрыва. Поздеев тупо уставился на винтовку и даже потряс её. Ренат же перевёл изумлённый взгляд с дерева на Поздеева.

- Серёга, ты чем винтовку зарядил?

Офицер выщелкнул из магазина патроны на ладонь: - Да, нормальные патроны, я сам не

пойму, почему такие разрывы?

Поздеев быстро вставил магазин в винтовку, прицелился и выстрелил. Около дерева опять поднялся разрыв

- Ну, не могут быть от простой пули такие большие разрывы, - почти простонал в изумлении Ренат.

На следующий день смеялся весь полк. Оказывается, выстрелы с винтовки совпадали с выстрелами из пушки БМП-2, которое в то же время, тоже стреляло по дереву….

Тем временем послышался шум двигателя быстро приближающийся машины. На поляну выскочила боевая машина десанта, на которой сидело столько солдат, что из-под них не было видно самой машины. Боевая машина десанта остановилось, и десантники горохом ссыпались на землю, разбежавшись в цепь. К нам подскочил командир роты.

- Что у вас тут произошло? Такая стрельба шла, что мы ломанулись на помощь.

Мы рассказали об атаке боевиков. Успокоившись, командир роты оставил БМД с двумя солдатами и командиром взвода, остальных увёл с собой обратно. Взводник забрался в башню, покрутив из стороны в сторону стволом пушки БМД и стал методически долбить по брошенным автомобилям боевиков в деревне.

- Алушаев, если хочешь повеселится, давай. – Крикнул своему пулемётчику и махнул рукой в сторону деревни.

Сержант обрадовано нырнул в люк БРДМ. Через минуту ударил первый выстрел. Я проследил за трассой. Пуля от КПВТ, 14,5 миллиметрового пулемёта ударила в угол дома, из-за которого высовывался капот ГАЗ-53. Чуть подправив прицел, Алушаев следующую пулю, уже разрывную загнал прямо в двигатель. Секунд через двадцать из-под капота показался дымок. Алушаев врезал в двигатель ещё пару разрывных и ГАЗ-53 быстренько загорелся. К этому времени во дворе другого дома уже несколько минут горел, исторгая в небо чёрный, на удивление дым, автобус ЛИаЗ.

- Некрасов, - подал я следующую команду, – ставь выносную противотанковую установку, с неё будешь вести огонь.

Из-за спины послышался голос Чудинова: - Товарищ майор, здесь на краю поляны гуляет стадо, разрешите я завалю телёночка.

Разрешающе мотнул головой и повернулся к офицерам: – Через сорок минут подходите ко мне, перекусим, - показывая на дерево, откуда вёл огонь из пулемёта.

В течении сорока минут усердного труда окоп был готов, установил поудобнее пулемёт, расставил 4 коробки с пулемётными лентами. К этому времени ко мне подтянулись офицеры. Из кустов потягивало дымом и изредка мелькала фигура Чудинова. Игорь Чуватин осмотрел нас внимательным взглядом.

- Ну что ж, настал момент, когда я могу назвать главную задачу этой засады. Завтра на этом участке, в направлении Гудермеса начинается наступление 501-го и десантного полка, как раз через ту высокую гору и перекрёсток с газораспределительной станцией, вдоль дороги. – Мы все посмотрели на перекрёсток и на высокую гору. – Так вот наша задача пристрелять асфальтную дорогу, которая проходит вдоль вон той деревни и мимо нас. Показать боевикам, что мы реально контролируем дорогу, и не дать завтра по ней перекинуть подмогу. Поэтому, Боря, сегодня ты своими ракетами должен уничтожать всё, что там передвигается, желательно с первой ракеты. Сейчас измерим дальность до высоты, может дотянем до туда ракетой, а то по данным разведке там находится два танка духов.

Игорь выглянул из окопа и дал команду своим разведчикам измерить дальность до высоты, те засуетились вокруг дальномера.

- Четыре тысячи четыреста пятьдесят метров, товарищ подполковник, - прокричали дальность разведчики. Игорь огорчённо развёл руками: дальность не позволяла вести огонь по горе.

- Ну что, Игорь с постановкой задачи всё? – Спросил у Чуватина. Тот утвердительно кивнул головой.

- Некрасов, наблюдай за дорогой, о всех передвижениях докладывай, - крикнул я, затем повернулся к кустам, - Чудинов, ну как у тебя там дела?

Из кустов выскочил мой водитель, руки у него были в крови, от только что заколотого телёнка.

- Товарищ майор, мясо будет готово минут через тридцать, а пока я вам разогрею кашу на сковородке.

Разрешающе махнул ему рукой и стал с помощью друзей готовить импровизированный стол.

- Товарищ майор, по дороге движется «Волга». Кажется с боевиками, - закричал Некрасов. Мы повернулись и поглядели в том направлении, куда показывал рукой сержант. По дороге спокойно катилась одинокая белая «Волга». Вскинул двенадцатикратный бинокль. В машине действительно сидели вооружённые люди.

- Боря, давай…. Бей их. – Заволновались офицеры.

Я вскинул руку, призывая помолчать. Наблюдая за боевиками в бинокль, раздумчиво заговорил: - Ребята, вот сейчас мы их грохнем - ну, не интересно так. Просто… Давайте грохнем их, но с юмором. - Оторвал бинокль от глаз и прокричал новую команду: - Некрасов, без моей команды не стрелять. – Крикнул и опять приник к биноклю.

- Как с юмором? – С изумлением спросил Седых.

Я пожал плечами, показывая, что сам ещё не знаю – Как? И мы продолжили наблюдать за движением «Волги». Автомобиль замедлив ход, свернул к деревне и покатил по самой её окраине, переваливаясь на рытвинах с бока на бок. А через сто метров остановился. Открылись дверцы, из машины вылезли четверо боевиков, вальяжно потягиваясь и разминаясь, собрались около капота в кучку и оживлённо о чём-то заговорили. Водитель остался сидеть за рулём.

- Боря, давай команду на пуск, - зашипел Чуватин сбоку, - пока они в куче….

В ответ я лишь недовольно мотнул головой: не мешай мол.

Через минуту из машины вылез водитель, в руке он также держал автомат, и начал обходить автомобиль по кругу, приседая и заглядывая под днище. После чего присоединился к общему разговору. Так продолжалось минут пять. Над нашими позициями нависла тишина, даже десантники прекратили долбить по машинам на брошенной боевиками окраине и тоже напряжённо наблюдали за происходящим. То одна, то другая голова солдата поворачивалась в нашу сторону и недоумённо глядела на нас: - Уйдут ведь духи.

Наговорившись, четверо боевиков, не спеша, направились к ближайшему дому, а водитель, снова присев у левого переднего колеса, засунул под крыло руку и начал там шарить. Через несколько секунд нагнул голову и, заглянув туда, долго что-то там рассматривал. Затем выпрямился, характерным жестом погладил капот рукой: мол, «стой моя лошадка, я скоро вернусь», и тоже неспешной походкой направился в дом, который стоял в пятидесяти метрах от машины. Когда боевики подходили к дому, я резко скомандовал.

- Некрасов, по «Волге», ракетой - Огонь!

Сначала послышался характерный щелчок, через полсекунды сработал стартовый двигатель, ракета сорвалась с направляющей и помчалась, слегка рыская на траектории в сторону машины. Ещё несколько секунд и Некрасов полностью установил контроль над ракетой, и она как по ниточке, уже с шипящим шорохом устремилась к цели.

Все, затаив дыхание, наблюдали за полётом ракеты. Ещё секунда и она врезалась в автомобиль.

Взрывввввв!!!

В разные стороны полетели, весело посвёркивая, осколки стёкол. Взрывом вырвало все двери, правая передняя дверь круто взлетела вверх, перекувыркнулась и упала рядом с боевиками. Наверно ещё и громко загремела. Одновременно от взрыва вздыбился капот и багажник, а когда рассеялся дым. «Волга» без стёкол и с оторванными дверями, с поднятым капотом и багажником выглядела до неприличия голой. Слегка дымилась, но открытого огня не было видно. Боевики обернулись и замерли, с изумлением глядя на то, что осталось от только что целого автомобиля, затем как заторможенные направились к нему. Их опередил водитель, который подбежал к машине, и судорожно двигаясь рывками вокруг неё, начал заглядывать то в салон, то в багажник, то под капот. Когда остальные боевики подошли к нему, он накинулся на них с бранью. В бинокль хорошо было видно, что судя по его отчаянным жестам и распяленному в крике рту, он обвинял их, что кто-то из них оставил в машине гранату и она взорвалась. В ответ боевики затрясли перед ним поясами, на которых висели гранаты; - мол, гранаты наши все на месте.

Мы все катались от смеха, до того это было смешно. Седых, справившись с приступом смеха, возбуждённо заговорил: - Представляю себе, о чём сейчас спорят духи. Передний край русских от них в пяти километрах, да и то за горами. Если бы поразили машину артиллерией, то была бы пристрелка, как минимум три снаряда: плюс, минус и цель. А тут - ничего. Взяла «Волга» и взорвалась. Смех, да и только. Ещё немного и они подерутся, разбираясь, кто из них оставил гранату в машине.

Мы опять покатились от смеха, но драки так и не дождались. Боевикам надоело слушать обвинения и оправдываться перед владельцем «Волги», они развернулись и направились к дому, а один из них, судя по энергичному и характерному жесту, послал его по-русски «куда подальше». Водитель остался около машины, и вместе с присоединившимися к нему жителями начал осматривать останки автомобиля, всё больше и больше убеждаясь, что восстановить его невозможно. Махнув обречёно рукой, он тоже удручённо направился в дом. На крыльце обернулся, поглядел на сиротливо стоявшие обломки «Волги» и скрылся в доме.

- Некрасов! Теперь наведи в крайнее окно, что рядом с крыльцом и делай туда пуск. Что-то мне говорит, что они в той части дома.

- Понял, - прокричал сержант. Через пару секунд ракета сорвалась с направляющей и понеслась к цели. Ещё пару секунд и она превратилась в красную точку, которая стремительно катилась над ровным полем по снижающей траектории к дому. Все затаили дыхание. Ещё пять секунд, и всем стало ясно, что Некрасов опять не подведёт. Ракета попадёт в окно. Ещё секунда и к нашему удивлению внезапно распахнулось окно, и из него выглянул боевик. Может быть, он даже и успел увидеть за две секунды приближающуюся ракету, но отпрянуть в глубь комнаты уже не успел. Ракета скользнула в окно и взорвалась внутри помещения. Разом и дружно брызнули осколки стёкол со всех окон. Резко открылась от взрыва и, ударившись о стену, тут же закрылась дверь. Повалил дым. Местные жители бросили осматривать останки «Волги» и помчались к дому. Медленно, изнутри открылась дверь и на крыльцо неуверенной походкой выбрались два боевика. Один сразу же перекувыркнулся через перила и упал вниз головой, так и остался лежать неподвижно. Второй, держась руками за голову, осторожно спустился с крыльца и, шатаясь из стороны в сторону, направился к забору. Попытался через него перелезть, но обмяк и безвольно повис на нём. Несколько человек подскочили к нему, сняли с забора неподвижное тело и положили на траву. Начали над ним суетится. Потом выпрямились, наблюдая, как к ним подносили следующего боевика, которого положили рядом с первым. Судя по тому, что ими уже никто не занимался, возвращать их к жизни было бесполезно.

В это время из окон дома выскочили первые языки пламени, лизнули крышу и через минуту охватили её полностью. Ещё через несколько минут рвануло внутри, и всё было кончено.

- Вот это да…., вот это я понимаю, - Ренат возбуждённо повернулся ко мне, - опять противотанковая батарея показала класс.

Офицеры одобрительно похлопывали меня по плечам. А вокруг Некрасова собрались десантники и тоже выражали ему своё восхищение показанным спектаклем.

Немного погодя все вернулись к прерванным делам: солдаты продолжили оборудовать позиции. Алушаев с десантниками опять стал поджигать одну машину за другой. И скоро на этой окраине одновременно горели восемь автомобилей. Постепенно мы увлеклись спором о ходе ведения боевых действий и перестали наблюдать за обстановкой.

- Товарищ майор! – Крик Некрасова разом остудил наш горячий спор и вернул к действительности.

- Товарищ майор! Боевики загоняют КАМАЗ с боеприпасами в гараж. – И начал объяснять в какой части населённого пункта это происходит. Но объяснял он не совсем толково и мы долго шарили биноклями по длинной окраине деревни, и никак не могли найти этот гараж. Но, в конце концов, мы в него уткнулись. Два вооружённых человека уже закрывали ворота огромного гаража.

- Некрасов, а с чего ты взял, что машина с боеприпасами?

- Да в машине, было полно зелёных ящиков, такие как под снаряды или мины.

Я на несколько секунд задумался: - Хорошо Некрасов, сначала врежь по воротам; они деревянные. Когда взорвём их, то запустим вторую ракету вовнутрь гаража и рванём КАМАЗ.

Боевики к этому времени закончили закрывать ворота. Достали сигареты и спокойно закурили, глядя в нашу сторону.

Ракета сорвалась с направляющей, и быстро превратилась в красную точку, которая стремительно неслась к гаражу. Боевики спокойно стояли и курили.

- Ну.., мужики... Вы, что совсем охренели? Давай отскакивайте в сторону, мы ведь вас сейчас грохнем, - шептал я, напряжённо наблюдая в бинокль за приближающейся развязкой.

Наверно, боевики всё таки усекли ракету в полёте, потому что за три секунды до её попадания в цель, они резво метнулись за угол каменного гаража. Только они скрылись, как ракета попала в ворота и ярко-кровавой вспышкой взорвалась. Взметнулись вверх и в разные стороны пламя, дым и пыль. Ворота от взрыва упали вовнутрь сооружения. А не успел рассеяться дым, как из-за угла выскочили боевики. Заглянули вовнутрь, убедившись, что с машиной всё в порядке ещё раз быстро оглянулись на горы, где были мы и скрылись в глубине гаража.

Некрасов к этому времени установил новый контейнер с ракетой, подправил наводку и без моей команды запустил ракету. И в этот раз Некрасов не сплоховал. Ракета зловещей тенью скользнула во внутрь помещения. Мгновенно на месте гаража вспух огненный шар, и в разные стороны полетели большие и малые обломки здания и металла. Даже на таком расстоянии грохот от взрыва был достаточно впечатляющим. В течении минут десяти там яростно бушевало пламя и прогремело ещё несколько взрывов, но уже поменьше. Потом пламя как-то быстро пошло на убыль, и вскоре там уже догорало только то, что не раскидало взрывом. На безопасном расстоянии стояли кучками местные жители и наблюдали за пожаром.

- Некрасов, считай, что у тебя на груди медаль «За отвагу» уже брякает. – Сказал я сержанту, когда он поднялся ко мне, - Я тебе не наливаю, потому что ты должен и дальше так работать.

После этого каждый занялся своими делами. Халимов пошёл к комендачам, проверил, как они оборудовали окопы. А потом попытался вновь пристрелять бесшумную винтовку, но через двадцать минут бросил это занятие и вернулся ко мне. Я на окраине нашей деревни обнаружил в переулке автобус КАВЗ, который не был виден со своих позиций ни Алушаеву, ни десантникам. Но так как он был на предельной дальности для пулемёта, то Халимов взял бинокль и стал корректировать меня, когда я трассирующими пулями пытался достать автобус. Истратив половину ленты, всё-таки зажёг его, чему мы оба, как два дурака, были рады.

Десантники вскоре уехали, а Алушаев, которому надоело стрелять, вылез на броню БРДМа и стал рассматривать окрестности в бинокль.

Чуватин и Седых, установив взаимодействие с артиллерийскими дивизионами, начали гонять по полю боевика, который не вовремя (для себя) шёл из соседней деревни в нашу через поле. Но видно, сегодня был его день. Артиллерия работала вяло и с опозданием реагировала на изменение корректур. Снаряды рвались вокруг боевика, но с большим разносом и он, хотя и изрядно повалявшись, всё-таки живой добрался до деревни, где и скрылся среди построек. Дав ещё туда, вдогонок боевику, залп дивизионом, который лёг тоже не туда, куда надо было, Чуватин и Седых по связи сказали начальнику штаба всё, что они думали о нём, о дивизионе и о его прошлом и будущем.

В это время на дороге появился грузовой автомобиль с десятью боевиками. Некрасов всадил ракету в кузов и машина красиво взорвалась, но ещё метров пятьдесят ехала по инерции по дороге, пока не съехала в кювет, где и сгорела. Несколько боевиков, выброшенные взрывом из кузова, бегом бросились к деревне. Чуватин попытался накрыть их артиллерией, но опять неудачно, после чего Игорь досадливо сплюнул и больше артиллерией никуда не стрелял.

Вскоре мы сожгли ещё одну грузовую машину на шоссе. А ещё через полчаса пришлось повозится с бензовозом, который опрометчиво показался в поле нашего зрения. Он так неудачно стал за кустами, что Некрасову пришлось выпустить целых три ракеты, пока он не попал в цистерну. Бензовоз красиво взорвался и сгорел. Вместе с ним сгорел и дом, во двор которого он заехал. Некрасов был очень злой тем, что на одну цель потратил три ракеты.

В течении часа мы истратили ещё три ракеты, уничтожив три автомобиля, которые появлялись на окраине соседней деревни и пытались проехать по дороге к высокой горе. День прошёл результативно, духи со стороны нашей деревни нас больше не беспокоили. Да и вообще, день был жаркий и солнечный, и если бы не наша стрельба, то можно было бы поверить, что никакой войны и нет.

Под вечер мы решили, чтобы не искушать судьбу, как стемнеет на ночь уйти в расположение десантников, а рано утром вернуться обратно. Ночью вполне возможно боевики попытаются сбить нас с позиций.

Командир роты радушно нас встретил. Накрыл в землянке стол и мы хорошо посидели до трёх часов ночи.

Утром, как только начало светать, мы уже были готовы выдвинуться на позиции. Сначала вперёд ушли десять десантников во главе с офицером для разведки наших позиций, на предмет: нет ли там сюрпризов, которые ночью могли оставить духи. Но всё было чисто, и в шесть часов мы обратно развернулись на старом месте. Был очень плотный туман, который медленно проплывал над землёй, и в десяти метрах ничего не было видно. Где-то в половине седьмого в стороне высокой горы загремел бой. Высоту брали десантники. Как потом мы узнали, десантники сумели скрытно пробраться на высоту и внезапно ударить на боевиков, которых было до тридцати человек. После короткого и яростного боя, иной раз переходящего в жаркие рукопашные схватки, десантники уничтожили боевиков и начали прочёсывать высоту. Чеченский командир, который возглавлял оборону высоты, сумел уйти живым на танке. Во время прочёсывания из одной землянки раздался крик уцелевшего боевика. Он просил не стрелять по нему, так как хочет сдаться в плен. Действительно вышел боевик с поднятыми вверх руками, но когда ребята приблизились к нему, то с криком «Аллах Акбар» он кинул гранаты себе под ноги. От взрыва он и три десантника погибли. Так что и среди них есть свои герои.

К девяти часам туман поднялся и рассеялся. Опять появилось солнце и постепенно стало жарко. В районе высокой горы изредка пощёлкивали выстрелы. От нескольких разрывов артиллерийских снарядов загорелось здание газораспределительной станции на перекрёстке дорог. Постепенно разрывы стали смещаться вдоль дороги в глубину обороны боевиков. Слева в полутора километров от нас из леса с нашей стороны начали выдвигаться подразделения 501 полка для рывка через перекрёсток дорог в сторону Гудермеса. Мы же наблюдали за дорогой, ожидая, когда боевики начнут перекидывать подкрепление, теперь уже к газовой станции, для того чтобы любой ценой задержать продвижения наших подразделений. Так думали мы. Но время шло, а духов всё не было.

Громкий и мощный взрыв привлёк наше внимание. На поле, засеянном озимыми, опадало большое облако земли и пыли. Мы наблюдали за ним и гадали, отчего мог произойти такой мощный взрыв. Разгадка пришла быстро. Только осело облако пыли, как стало понятно, что взорвался от случайного попадания газовый трубопровод, причём высокого давления. Но самое поразительное, что из огромной, уродующей зелёное поле, воронки выскочил боевик с автоматом и устремился к газовой станции. Боевик мчался через поле и вложил в бег все свои силы, понимая, что спасение для него заключалось только в том, чтобы быстрее добежать и скрыться в саду за зданием станции. По боевику начали стрелять десантники с высокой горы, со стороны подразделений 501 полка работали минимум десять пулемётов. Алушаев не растерялся, заскочил в башню БРДМа и короткими очередями из КПВТ тоже пытался достать духа. Но тот наверно родился под счастливой звездой и никто не мог в него попасть. На поле вокруг боевика появились разрывы от 82 мм мин. Но боевик, удачно лавируя среди разрывов, продолжал упорно бежать к саду. Мы все с азартом наблюдали этот поединок человека со смертью: триста метров до сада – боевик живой. Двести – продолжает бежать, причём, невредимый. Сто метров: он перескочил дорогу, метнулся в сторону от разрыва мины, ещё несколько резких зигзагов и боевик под улюлюканье и свист наблюдавших скрылся среди деревьев сада. Стрельба постепенно стихла.

- Ну и зрелище… Вот это да… Да…, у боевика сегодня второй день рожденья. - В азарте мы обменивались отрывистыми впечатлениями, разглядывая сад в бинокли. – Боевик наверно пот сейчас стирает в саду со лба и сам, наверное, удивляется тому, что остался живым.

Прошло секунд сорок пять, после того как боевик скрылся из виду, и на сад лёг плотный залп из реактивной установки «Град». Двадцать секунд на месте газораспределительной станции и сада клокотало море разрывов. Но вот все сорок снарядов упали. И наступила тишина. Ветром облако пыли от разрывов отнесло в сторону. На месте здания продолжало бушевать пламя, но от сада ничего не осталось, лишь от деревьев осталось искорёженные стволы, изрытая воронками земля, с кое-где валяющимися остатками деревьев.

Чуватин засмеялся: – В то время когда мы с азартом наблюдали за бегом духа, а другие с не меньшим азартом стреляли по нему, нашёлся спокойный командир реактивной батареи. Понял куда стремится боевик. Подготовил спокойно данные по станции, и когда боевик там скрылся, дал залп одной установкой.

Мы рассмеялись: - Душара даже пот со лба стереть, наверное, не успел, как к Аллаху в рай попал

- Товарищ майор, духи на поле, - раздался голос Некрасова.

Мы вскинули бинокли. Через поле в сторону соседней деревни из нашей на небольшой скорости выехал «Жигуль», в котором сидело четыре боевика. На багажнике автомобиля были закреплены четыре ящика из-под выстрелов гранатомёта. Дальность до них была метров восемьсот и мы разом заорали Некрасову, чтобы он немедленно уничтожил автомобиль. Но пока мы орали, а Некрасов наводил установку, машина проехала ещё сто метров и надёжно застряла в песке.

- Некрасов, СТОЙ! – Прокричал я.

- Боря, ты чего? – Зашикали на меня офицеры.

Я же с удивлением поглядел на товарищей: - Вы, что не понимаете? Если они сейчас вытолкают машину из песка, то тогда, конечно, мы уничтожим их. А если не смогут вытолкать, то они одного пошлют в деревню за другой машиной, и тогда мы уже уничтожим две машины. Понятно?

Сослуживцы одобрительно загудели и мы с интересом стали наблюдать за действиями боевиков. Духи вылезли из машины и враскачку попытались вытолкать «Жигули» из песка на более твёрдую обочину, но только ещё больше и глубже засадили её. Коротко посовещавшись, они отправили одного в деревню, а остальные, распахнув дверцы автомобиля, удобно расположились, закурили сигареты и потёк у них неспешный разговор. Бандюги попались матёрые и на бой, который проходил в двух километрах от них, они не обращали внимания, ведя себя спокойно. Мы тоже набрались терпения: сидели, ждали дальнейшего развития событий.

В это время подразделения 501 полка с десантом на БМП совершили рывок и заняли, без потерь, перекрёсток дорог.

Прошло около сорока минут, и наконец из деревни к автомобилю выскочил МТЛБ. О такой удаче мы и не мечтали. Думали, на помощь придёт автомобиль, а тут целый МТЛБ. Мы в азарте даже захлопали в ладоши. Бронированная машина на большой скорости и напрямую помчалось к автомобилю. Из люка механика-водителя торчал голый по пояс боевик. Левую руку он положил на край люка, а правой управлял рычагами. Характерная поза достаточно опытного механика. Рядом с ним на броне сидел боевик с автоматом в руках, который и бегал за помощью.

МТЛБ подъехала к автомобилю, лихо развернулась, красиво веером подняв облако пыли и песка, стала впереди Жигулей и тихонько начала сдавать назад.

Боевики выскочили из машины, командами откорректировали движение тягача и когда она остановилась, двое из них споро сняли трос с брони и зацепили «Жигули» за МТЛБ. Сидевший на броне, скатился с машины и вместе с другими уселся в автомобиль, а механик перегнувшись из люка, смотрел за действиями своих собратьев, не слезая с машины.

Водитель автомобиля из окна, что-то прокричал механику и разрешающе махнул рукой, показывая направление движения. МТЛБ фыркнуло двигателем, выпустив чёрный выхлоп, и сначала тихонько, а потом всё быстрее и быстрее, как пушинку, потащило «Жигули» по песку в сторону брода.

- Есть, ребята! – Я сделал не совсем приличный жест руками.

- Некрасов! – Прокричал команду, - сначала бей «Жигуль», а затем МТЛБ.

- Понял! – Ответил сержант, и почти сразу же ракета сорвалась с направляющей в сторону машин. Я боялся, что на такой дистанции Некрасов не успеет взять контроль над ракетой и промажет. Но Некрасов – Молодец!

Ракета попала прямо в середину автомобиля, и на месте машины мгновенно вспух огненный шар - взорвался бензобак. Мы заорали от радости и продолжали наблюдать, теперь уже за МТЛБ. Некрасов мигом вскочил с земли, схватил следующий контейнер с ракетой, закрепил его на направляющей, упал и прильнул глазом к окуляру визира, резво заработал механизмами горизонтальной и вертикальной наводки.

Механик МТЛБ, услышав взрыв, резко повернул голову назад и увидел, что на месте автомобиля яростно бушует пламя, а в пламени скрывается другой конец троса. Осознав, что через несколько секунд и его МТЛБ, наверняка, постигнет такая же участь, он выскочил из люка. На полном ходу спрыгнул с машины, перекувыркнулся через голову и помчался к деревне, а бронированная машина, не изменяя направления и скорости, продолжала нестись по полю.

Вторая ракета вонзилась в бок МТЛБ, пламя кумулятивного заряда на мгновение охватило корпус машины, она как бы споткнулась и через секунду взорвалась. Теперь над полем потянулся чёрный дым от горящей солярки. Автомобиль напротив горел ярко, жарко и без дыма. А механик за это время, в бешенном темпе преодолел почти половину пути до деревни, всё ожидая, что и по нему вот-вот откроют огонь. Но никто по нему не стрелял. И постепенно он стал сбавлять ход.

- Товарищ майор, ну что валить его? – Прозвучал вопрос Некрасова с позиции.

- Некрасов, пока нет. Дадим ему надежду на спасение, а потом завалим.

Боевик, выложился в рывке, и всё больше сбавлял темп, а через минуту уже устало брёл по полю к окраине. Когда до деревни осталось метров сто он остановился, достал сигареты из кармана брюк и, глядя на горевшие машины, закурил. Первую сигарету он скурил нервно, практически сразу, в несколько сильных затяжек, даже не убирая её изо рта. Прикурил вторую от первой и уже гораздо спокойнее стал курить, не отрывая взгляда от продолжавших гореть машин.

Не отрывая глаз от бинокля, я стал рассуждать: - Представляете ребята, вот он сейчас стоит и думает. Ведь, если бы я не соскочил с машины, я бы вместе со всеми там догорал. А так я живой, а они мертвы. А ведь только что были живые и весёлые. Повезло мне, Аллах велик…

Ребята смеялись, каждый добавлял свои комментарии к возможным мыслям боевика. А боевик, докурив сигарету, повернулся и медленно побрёл к домам.

- Некрасов! – Закричал я в азарте. - Сделай его!

Последняя ракета сорвалась с направляющей и по нисходящей устремилась вниз. Боевик, услышав звук приближавшейся ракеты, закрутил во все стороны головой. Рванулся вперёд, но было поздно. Ракета вонзилась прямо ему под ноги и взорвалась. Духа подбросило вверх метра на два и откинуло в сторону ещё на несколько метров. Пролетев по воздуху, уже безжизненное тело упало на землю, подняв облачко пыли.

- Некрасов, убирай пусковую установку в машину. Можешь считать: орден уже у тебя на груди. – Я повернулся к товарищам и с удовлетворением поглядел на них. Мой взгляд остановился и на командире роты десантников, который незаметно подошёл к нам и уже десять минут наблюдал за нашей работой.

- Ну как, Виктор, понравился тебе наш цирк? – Спросил я его.

- Классно. Знаю, что ПТУРы высокоточное оружие. Сам пытался стрелять, но не получалось. Но чтобы вот так, кто бы рассказал, вряд бы поверил. Ну, а теперь я вам свой цирк покажу. – Старший лейтенант стал отдавать команды, и его десантники рассыпались вдоль наших позиций. Зарычали двигатели БМД, они тоже начали выезжать из просеки, разворачиваться и становиться между нашими окопами. Десантники деловито располагались, раскладывая боеприпасы вокруг себя.

Я спустился к Некрасову с пулемётом и с любопытством стал наблюдать за действиями солдат Виктора. Рядом со мной, в пяти шагах, на землю десантник положил несколько контейнеров с огнемётом «Шмель» и убежал за следующей партией. Через несколько минут

около меня на земле лежало уже десять огнемётов. Ещё несколько минут и всё замерло. На линию позиций вышел командир роты, поднял вверх руку, поглядел вправо, а затем влево и выдохнул.

- Огонь!

Рёв пулемётов, автоматов, пушек БМД и огнемётов взорвал тишину. Вся эта лавина огня

обрушилась на окраину нашей деревни и сразу же заполыхали два дома. Трассы пулемётов и автоматов хлестали по домам и другим строениям. Пушки с БМД обрабатывали более дальние

цели.

Десантник рядом со мной схватил контейнер с огнемётом и с силой ударил его торцом об землю. Вскинул на плечо, прицелился и выстрелил. Как это всегда бывает от оглушительного выстрела «Шмеля» у меня заложило уши. Но я был изумлён таким обращением солдата с огнемётом. У нас в батарее тоже есть несколько огнемётов, и мы тоже с них стреляли, но обращались с ними очень осторожно. Боялись их. Жутко боялись их и боевики. Снаряд, который вылетал из огнемёта, обладал огромной разрушительной силой, но изюминка была в том, что этот снаряд поражал не осколками, а выжигал, как объясняли мне, кислород в радиусе 25 метров. После взрыва снаряда, кто был поражён, лежали внешне не повреждённые, но внутри: почки, лёгкие, печень и другие органы были разорваны.

А тут десантник берёт, хлопает огнемётом об землю и стреляет.

- Солдат, ты что делаешь? – Возмущённо возопил я.

Десантник дико и непонимающе посмотрел на меня, схватил следующий контейнер и снова трахнул им об землю. Вскинул - выстрелил. Чёрная точка снаряда прочертила плавную линию траектории и воткнулась в дом, в четырёхстах метрах от нас, в глубине деревни. От мощного взрыва полетели в разные стороны шифер, балки. Стены сложились и рухнули во внутрь здания. В небо поднялось громадное облако пыли.

Я подскочил к солдату и дёрнул его за рукав: - Солдат, на хрена ты, сволочь, стучишь огнемётом об землю? Взорвёшься ведь и меня взорвёшь.

- Товарищ майор, когда я стукаю огнемётом об землю снаряд от удара глубже оседает в контейнере и из-за этого дальше летит, - очумело заявил десантник.

Возражать и объяснять ему в этой обстановке, да и ругать его не было смысла.

- Солдат, ты дурак. Как он летит на четыреста метров, так он и будет лететь. А от твоих ударов он когда-нибудь рванёт. Прекрати этой ерундой заниматься.

Я отошёл на свою позицию и, поддавшись азарту, стал с пулемёта поливать улицы деревни, хотя я не видел ни одного духа, но рассуждая, что если десантники стреляют, значит, они их

видят. Через минуту у меня над головой опять проревел «Шмель». Я повернулся к десантнику. Солдат бросил использованный «Шмель» и схватил следующий.

- Боец! Пошёл отсюда. – Заорал я, но солдат, не слыша меня, стукнул о землю, вскинул огнемёт и выстрелил. Заматерившись, я схватил пулемёт, коробки с лентами и отбежал от десантника на безопасное расстояние. Из безопасного укрытия стал наблюдать и ждать когда он взорвётся, но солдат раз за разом стрелял. И когда огнемёты у него закончились, он целый и невредимый стал поливать дома из автомата. В деревне горело уже около десятка домов, но духов так и не было видно.

- Слушай, Виктор, - я подошёл к командиру роты, - Куда ты стреляешь? Я ни одного духа не вижу.

Старший лейтенант наклонился ко мне и почти прошептал: - Товарищ майор, курятинки мне захотелось, вот и отгоняю вполне возможно находящихся там духов в глубь деревни. А потом спущусь со своей группой вниз, в деревню. - Я изумлённо покрутил головой.

– Если хочешь, и ты со своими солдатами к моей экспедиции присоединяйся. Что-нибудь и себе найдёшь. – Добавил офицер, видя моё удивление.

Стрельба продолжалась ещё минут десять, но я уже не стрелял, а лишь наблюдал за результатами огня, старательно считая подымающиеся дымы от горевших домов. И удивлялся. Я тоже иногда допускаю излишнюю стрельбу. Меня даже не один раз вызывал к себе командир полка и говорил мне: - До меня доходят слухи, что вы, товарищ майор, стреляете одной ракетой по одиночному боевику.

- А ты знаешь, Копытов, что твоя ракета по цене равняется автомобилю «Волга»? Так ты, - в этот момент командир, указывая пальцем на меня, делал значительную паузу и продолжал, - таким дорогим автомобилем убиваешь боевиков, а это слишком дорого для государства.

- Товарищ полковник, а если боевик танк подобьёт, сколько это «Волг»? – Этим вопросом как правило, ставил командира в тупик и он меня обычно прогонял.

Я ещё раз старательно посчитал дымы от горевших домов: двенадцать штук. Получалось, из-за того, что командир роты захотел покушать куриного супчика: сгорело двенадцать домов, выпущено море боеприпасов и чем ещё вылазка закончится - неизвестно.

Стрельба прекратилась. Командир роты с десятью десантниками и я, взяв с собой Чудинова, Кушмелёва и Некрасова в качестве поощрения, стали спускаться через кусты по едва заметной тропинке к окраине деревни. Нас сразу же обступили кусты, за которыми ничего не было видно. А когда прошли метров десять, стали заметны следы вчерашнего боя: срезанные пулями и осколками ветки, покорёженные стволы деревьев. В одном месте осколками гранаты в кустарнике пробило брешь и на тропе были видны следы крови, которые тянулись вниз. Впереди шли десантники, мы прикрывали их с тылу, настороженно вглядываясь в заросли. Сразу за мной, топая сапожищами, шёл Кушмелёв. До окраины деревни оставалось совсем немного, когда за моей спиной раздался одиночный выстрел и между моих ног появился фонтанчик от пули. Десантники резко рассыпались в стороны, а я стремительно крутанулся, одновременно передёрнув затвор. И почти воткнул ствол в побледневшее лицо Кушмелёва; и еле сдержался, чтобы не нажать на спусковой крючок.

- Товарищ майор! – Испуганно закричал Кушмелёв, - я не хотел, я лишь случайно нажал на спусковой крючок….

Я, наверно, с такой злобой, не опуская автомата, смотрел на него, что его лицо стремительно стало покрываться потом.

- Не надо. Не стреляйте, - только и сумел он выдавить из себя.

- Сука, ты только что чуть не застрелил своего командира. Идиот. – Я повернулся к десантникам. Они молча, направив оружие на нашу группу, наблюдали за происходящим. Увидев, что всё разрешилось, они поднялись и продолжили движение. Мы тоже двинулись за ними, но в это время за моей спиной пошла уже солдатская разборка случившегося. Послышалась короткая возня, несколько крепких ударов и злобный шёпот Чудинова: - Сволочь, если бы ты сейчас завалил командира, то десантура нас бы всех здесь оставила лежать. Ты…, скотина.., что не видел какие у них глаза были. - Послышались звуки ещё нескольких ударов. Я повернулся к солдатам: - Отставить! Разбираться будем потом… В батарее.

К этому времени мы сосредоточились за забором ближайшего дома, на веранде которого развевалось бельё, и внимательно стали наблюдать за обстановкой. Убедившись, что кругом тихо, мы разделились на две группы и выдвинулись на улицу. Десантники отправились в конец улицы, а я со своими солдатами начал пробираться вдоль заборов к центральной части деревни, заглядывая в каждый двор. Пройдя, таким образом, метров двести по улице, и не наткнувшись на боевиков, мы разделились на пары. Я и Чудинов стали обследовать дворы и дома слева, а Кушмелёв и Некрасов справа. Задача была одна: найти провизии.

Зашли через разбитые ворота внутрь двора. Разбитый снарядами сарай и дом не сулили богатой добычи. Так оно и произошло. Дом оказался пустым. Следующий двор показался нам более многообещающим. Тут было всё целое, только разбиты стёкла в окнах. Чудинов ударом ноги вышиб дверь, и с автоматом на изготовку мы вошли, прикрывая друг друга, в дом. Обстановка и вещи были на своих местах: наверно, их не успели хозяева вывезти и Чудинов сразу же нашёл под кроватью трёхлитровые банки с соками. Их было штук двадцать. Сели на

аккуратно заправленную кровать, штык-ножами открыли крышки и прямо из банки стали пить сок. На удивление, несмотря на жаркий день, он оказался очень холодным. Насытив первую жажду, я достал из серванта хрустальный бокал, облитый по краям золотом, налил туда сок и уже не спеша стал его пить, наблюдая как Чудинов шарится по шкафам и ящикам, выкидывая оттуда вещи.

- Чудинов, ты что ищешь? – Поинтересовался я.

Солдат поставил табуретку около шкафа, вскочил на неё и стал шарить рукой где-то в глубине.

- Есть! - Радостно завопил он и достал со шкафа кассетный магнитофон. Магнитофон был весь в пыли и старый, но Чудинов довольно щёлкал клавишами: – Товарищ майор, я давно хотел в нашу машину достать у духов магнитофон, а тут ещё и радиоприёмник встроен. И музыку можно послушать, и новости, а то вы всё жалуетесь, что новостей не знаете.

Я с сомнением осмотрел магнитофон: – Ты что, думаешь, он работать будет?

- Если что, я его починю, – с апломбом заявил солдат, - я ещё тут пошарюсь, может ещё, что-нибудь найду.

Чудинов вышел в другую комнату, а я остался сидеть на кровати, не спеша попивая грушевый сок. Потом налил в бокал из другой банки вишнёвого сока, смакуя выпил и его. Поставил бокал на стол и как был в грязных и пыльных сапогах завалился на постель. Сладко потянулся, ткнулся носом в подушку, вдыхая запах чистой наволочки. Как давно я не лежал в такой постели. Зажмурил глаза, представляя, как будто я дома, но как ни старался, не получалось. К действительности меня вернул голос Чудинова.

- Товарищ майор, я что-то тут нашёл, только не пойму что.

Я встал и перешёл в другую комнату. Мой водитель сидел на корточках у открытой тумбочки, что-то рассматривая в глубине ящика. Отодвинул его в сторону, присел и посмотрел туда.

На дне лежал свёрток, из которого выглядывали несколько пластин коричневого цвета.

- Товарищ майор, может быть это наркотики? – Возбуждённо задышал мне в затылок Чудинов.

Я достал свёрток, развернул его. Осмотрел верхнюю пластину, на одной из сторон было выдавлено плохо различимое клеймо. Понюхал её и ещё раз осмотрел – непонятно. Начал перебирать пластины, пытаясь разобраться в клейме. И только на последней пластине удалось прочитать – «Цейлонский чай».

- Чудинов, да это плиточный чай. А ты – наркотик, да наркотик. Балбес. Они от старости уже и не пахнут даже. – Произнёс я, продолжая разглядывать пластины.

Шумный и облегчённый вздох донёсся из-за спины, на который я резко обернулся и успел уловить напряжённо-вороватый взгляд солдата. Не выпрямляясь, крутанулся на пятках и ударом ноги сшиб Чудинова на пол, навалился на него и схватил за горло: - Ты что, сука, задумал? Говори, а то задушу, - злобно зашипел на него и сильно сдавил горло. Лицо Чудинова налилось кровью, он открыл рот, пытаясь вздохнуть.

- Говори, задушу, брошу здесь и ничего мне не будет, - тряхнул и ударил Чудинова головой об пол, правда не совсем сильно, но чувствительно. Конечно, в мои планы не входило убивать водителя, но своим уголовным прошлым и «номерами» он уже достал меня и сейчас настал момент, в очередной раз и наверно в последний, показать кто в батарее хозяин. Я слегка отпустил хватку на горле: - Говори, сука.

Наверно мои решительные действия и злобный вид добили его, и бывший заключённый сломался.

- Товарищ майор, не убивайте меня. Сукой буду, как на духу, как отцу родному скажу, только не убивайте. Как увидел это, подумал - наркотик. В голове всё помутилось, а тут вас позвал и пожалел. А когда вы начали рассматривать, решил вас убить, чтобы себе наркотики забрать. Хорошо, вы вовремя сказали, что это чай, а так я вас хотел уже ножом ударить сзади в горло. – Всё это солдат произнёс испуганным свистящим шёпотом.

Левой рукой я снова сильно сжал ему глотку, солдат уже не сопротивлялся. Правой рукой выхватил у него из-за пояса нож и приставил его к горлу: - Если хоть ещё раз, хотя бы в твоих глазах увижу то, что мне не понравится, я тебя убью. Ты понял меня? – Я слегка нажал ножом и кончиком ножа проколол кожу на горле. Тонкая струйка крови быстро скользнула на ворот куртки, и солдат утвердительно затряс головой, встряхнув ещё пару раз, я отпустил его и встал, наблюдая за ним.

Чудинов сел, вытер кровь с горла и некоторое время рассматривал её на своей ладони. Медленно поднялся.

- Подойди сюда, - подозвал я его.

Когда солдат приблизился я, коротко размахнувшись, ударил его в челюсть. Водитель замахал руками и улетел в угол комнаты: - Ты, сволочь, хотел убить своего командира, который если бы тебя ранили, на своём горбу утащил бы….

Ударил его вроде бы не сильно, но солдат почти минуту сидел в углу и очумело тряс головой. Я ногой швырнул ему по полу автомат: - Хватит трясти башкой, это тебе уроком будет. Бери этот свой наркотик, чай будем пить в батарее и пошли отсюда.

За этими разборками я совсем потерял контроль над ситуацией, а она уже резко изменилась. На улице совсем рядом послышались крики «Аллах Акбар» и автоматные очереди. Забыв раздоры, мы шустро выскочили в окно во двор, а затем на улицу и сразу же залегли у ворот под огнём боевиков. На противоположной стороне улицы, за обломками каменного забора засели Кушмелёв с Некрасовым и короткими очередями стреляли вдоль улицы. А в ста пятидесяти метрах, в глубине улицы от центра деревни перебежками продвигались боевики, ведя в ответ огонь в нашу сторону.

Я махнул рукой, подзывая ребят к себе, и одновременно с Чудиновым открыл огонь по духам, заставив их на минуту залечь, прикрывая бросок солдат к нам. Они благополучно перескочили улицу и плюхнулись рядом с нами, тяжело дыша.

- Товарищ майор, давайте уходить, а то нас отрежут от десантуры.

- Хорошо, только давайте в дом, хватайте банки с соком. Чудинов покажешь, и отходим. Даю вам две минуты, а пока я вас прикрою, - солдаты мотнули головой и исчезли во дворе. Я же короткими очередями стал сдерживать движение боевиков, хотя тут же пожалел о своём решении. Очереди моего АКСУ на фоне стрельбы боевиками из 7,62 мм автоматов звучали бледно и сиротливо.

- Только бы они наступали по улице, - мелькнула у меня мысль, – если какая группа духов ещё продвигается дворами, то они запросто отрежут нас от десантников и нам будет конец. Долго не продержимся.

Боевики, увидев, что им отвечает лишь один автомат, усилили натиск: то в одиночку, то группами они подымались и рывком проскакивали десять пятнадцать метров вперёд. Пули свистели над головой, крошили кирпичный забор и вздымали фонтанчики земли передо мной. И две минуты показались мне вечностью, отчего я уже хотел кричать своим, но в этот момент из ворот выскочили мои солдаты и вдоль забора стали отходить к окраине. Я приподнялся и усилил огонь, полосуя длинными очередями пространство улицы. Отойдя метров на пятьдесят, солдаты остановились и открыли огонь, теперь прикрывая мой отход. Я вскочил и зигзагами помчался к своим. Теперь пули свистели вокруг меня с обоих сторон.

- Сейчас Чудинов хлопнет меня, и никто не докажет, что это сделал он. – Мелькнула у меня мысль и исчезла. Ещё несколько прыжков и я тоже залёг. Стёр пот и огляделся. Метров в тридцати от нашей позиции улица делала плавный поворот и он мог нас скрыть от боевиков. Прокричав приказ куда отходить, мы стали пятится, не прекращая огня. И вовремя, послышался выстрел гранатомёта и в двух метрах от того места, где мы только что были, вспух разрыв гранаты. Потом ещё один, но было поздно, мы уже скрылись за поворотом и спешным шагом двигались навстречу десантникам. Я в нескольких словах обрисовал командиру роты сложившуюся обстановку.

Несколько команд и два десантника, выскочив из-за поворота улицы, выстрелили почти одновременно из огнемётов. Прогрохотали разрывы и стрельба со стороны духов быстро пошла на убыль.

Мы начали отходить, но не поспешно, а организованно. Впереди шла моя группа. Я тащил пару трёхлитровых банок с соком и солдаты тоже тащили по несколько банок. Чудинов помимо банок нёс и магнитофон, а я то думал, что он его в перестрелке бросил. Но оказывается не так то просто напугать нашего солдата и отобрать у него то, что он добыл. Сразу за нами шли три десантника, которые тащили несколько тяжёлых и объёмных вещмешков, остальные прикрывали наш отход. Тут я наконец-то обратил внимание, что и с горы десантники вели огонь по духам, не давая им преследовать нас.

Если с горы мы спустились в деревню быстро, то в гору подыматься было тяжело, сказывался малоподвижный образ жизни, да и подъём был достаточно крут. С небольшими остановками для отдыха мы всё-таки поднялись наверх. Я оглянулся на деревню, отметив про себя, что к горевшим домам добавились ещё несколько, которые были подожжены в ходе прикрытия нашего отхода. Пройдя несколько метров, я со стоном наслаждения расположился в тени дерева, куда сразу же подтянулись и другие офицеры. Сковырнув с банок крышки, мы все с большим удовольствием стали пить холодный сок. К нам присоединился командир десантников. Он тоже остался доволен вылазкой, притащив тринадцать кур, четырёх индюков и других съестных припасов по мелочи.

- Ну что, когда вы будете сваливать отсюда? А то я сейчас дам команду курятинки приготовить. Посидим. – Сделал многообещающее предложение ротный.

Но, получив ответ, что мы отсюда скоро уйдём, тоже особо не огорчился: - Ладно, тогда в другой раз угощу. А сегодня в роте устрою «праздник живота», - он довольно засмеялся и прокричал своим солдатам команду на сворачивание. Через пять минут они убыли в своё расположение.

Пока мы ходили в деревню и наслаждались соком, обстановка кардинально изменилась. У перекрёстка дорог, у газораспределительной станции скопились тылы 501 полка, а сами подразделения уже были в двух километрах впереди. Одна из рот полка развернулась фронтом к северной окраине соседней деревни и заняла оборону, прикрыв от возможной атаки боевиков тылы полка. А с южной окраины деревни на Шали уходили автомобили нагруженные домашним скарбом.

Задача наша была выполнена и мы, лениво попивая сок, поглядывали на впереди лежащую местность и на нашу деревню, которая опять была совершенно безлюдна, не подавая ни единого признака жизни.

Но признак жизни всё-таки появился. В центре деревни из двора большого дома в небо стала виться тонкая ниточка дыма от костра.

- Что там, хозяин совсем охренел? Или он нам вызов бросает? Так мы быстро сейчас всё на свои места поставим. – Удивлённо пробурчал Игорь Чуватин.

Старший помощник начальника артиллерии подготовил данные для стрельбы и передал их на огневую позицию дивизиона.

Как только мы услышали команду «Залп», вскинули бинокли и стали наблюдать. Разрывы двенадцати снарядов легли, не долетев до двора с костром сто метров. Было отмечено прямое попадание снарядов в несколько домов, а остальные разорвались на огородах и дворах.

Игорь уточнил прицел. Следующий залп лёг теперь с перелётом сто метров. В небо дружно

взлетели обломки домов, крыш, досок. Ещё несколько домов не подлежало восстановлению. Чуватин споловинил пристрелочную вилку, подал команду «веер сосредоточенный» и дал команду на следующий залп. Мы в азарте замерли. Ведь если сейчас огневики сработают точно, то не только от двора, где кто-то развёл костёр, но и от соседних домов мало что останется.

Но снаряды к удивлению легли несколько в стороне, но кучно. Вперемешку с дымом в небо

поднялась и красная кирпичная пыль от взорванных домов. А двор с дымом от костра остался невредимым, и как будто в насмешку дым стал ещё гуще и солиднее.

Чуватин недовольно выматерился, но дал команду довернуть залп влево. Но и следующий залп лёг не там, куда его направляли. Мы заржали, а Игорь высказал начальнику штаба дивизиона по радиостанции всё, что он думал о сегодняшней стрельбе дивизиона. И вчерашней тоже.

Действительно, стреляли сегодня огневики из рук вон плохо. Долго наводили и неточно.

- «Полтава», доворачиваю ещё раз, попробуйте не попасть. Приеду, всех вас в порошок сотру, - недовольно прокричал в эфир офицер, и передал корректуру на огневую позицию. Мы же во всю веселились, глядя на этот концерт, и спорили: попадут огневики в этот раз в цель или

нет. Залп, конечно, лёг не туда куда надо. Смеялся даже Чуватин. Были разбиты все дома и строения в этом квартале, кроме одного дома. Он победно торчал среди куч кирпича и разбитых домов. Был цел даже забор, который ограждал двор. Кругом же дома дымились развалины, но дыма от костра уже не было. Когда он пропал, никто не обратил внимание. Это вызвало новый взрыв смеха.

- Игорь, хватит, - смеясь, обратился к Чуватину майор Седых: – Ты уже загасил костёр. Вообще я предлагаю, когда мы уедем отсюда оставить здесь записку. Духи ведь проберутся сюда. Что, мол так и так: в разрушении данного квартала виноват хозяин такого-то дома, который нагло разжёг костёр среди бела дня во дворе дома. Так они его сами потом убьют.

Отсмеявшись, мы начали сворачиваться и через пять минут были готовы к движению. Я сел на броню БРДМ-2, из люка лились звуки музыки, а водитель Чудинов балдел с закрытыми глазами от счастья.

- Чудинов неужели ты отремонтировал магнитолу? – Удивился я.

- Товарищ майор, да там оказывается предохранитель нужно было поменять, а теперь и новости Вы можете послушать – Чудинов защёлкал переключателем и послышались позывные «Маяка». Я только закрутил головой от удовольствия.

Я заглянул в люк: - А где Алушаев? – Спросил, не обнаружив, последнего на своём месте.

- Сейчас, товарищ майор. Он за мясом пошёл.

Я выпрямился и оглянулся. К БРДМ-2 подходил пулемётчик, нагруженный тремя вещмешками с мясом.

- Откуда мясо? – Спросил я.

- Да мы тут ещё одного телёнка завалили. Сегодня батарея мяса поест вдоволь, - с удовлетворением произнёс Алушаев, закидывая мешки на броню.

Все были на месте. Можно было трогаться домой. Махнул рукой, смотревшему на меня с ПРП Чуватину, что я готов к движению и мы тронулись. Так благополучно закончился 61 день моей войны в Чечне.

Глава седьмая Берег (продолжение)

В батарее за время моего отсутствия ничего не изменилось. За ужином рассказал офицерам о засаде, а те в свою очередь рассказали, что произошло в полку. Главной новостью был приказ командира полка всем офицерам и прапорщикам сдать пистолеты на склад, что неприятно подействовало на меня. В батарее сейчас остался только мой пистолет и я решил проигнорировать приказ командира и не сдавать его. Вечером мы сварили мясной бульон, а остатки Игорь Карпук замариновал на шашлыки, чтобы завтра угостить командира танкового батальона.

Перед утренним совещанием меня в сторону отвёл Володя Моисеев: - Боря, помнишь ты докладывал об уничтожении огневой точки и трёх боевиков?

- Ну, помню, - осторожно подтвердил я.

- Знаешь сколько там на самом деле боевиков твои положили?

- Троих. А что?

- Не троих, Боря, а тридцать боевиков. Командира взвода представляй к ордену.

- Да ну, какие тридцать? Их трое бежало под бомбами и трое заскочило в укрытие. Один потом выполз и остался лежать у входа. Откуда тридцать?

- Боря, я уже не шучу. В том укрытии, куда заскочили эти трое, сидело ещё двадцать семь боевиков и пережидали бомбёжку. Их там взрывом ракеты всех по стенам и размазало. Ренат вчера как вернулся из засады, его сразу же командир послал на переговоры с боевиками. Те сами вышли на нас, просят сегодня на два часа перемирие заключить, чтобы их оттуда вывезти и похоронить. Да, вон, сам Халимов идёт. У него и спроси.

Спрашивать не пришлось. Ренат, увидев меня, сам подошёл и рассказал о погибших боевиках. После совещания я поехал во второй взвод, который располагался сейчас на месте первого взвода в расположении третьего батальона. Взвода поменял местами в результате произошедшего спора между мной и командиром третьего батальона, который приехал ко мне в гости накануне засады. Даже сейчас я невольно поморщился, вспомнив этот спор: мне было стыдно перед солдатами второго взвода. В ходе внезапно вспыхнувшего спора, я с апломбом заявил подполковнику Медведеву, что мои солдаты выполнят любой мой приказ, даже не обсуждая его. Сказав это, сразу же пожалел, но Медведев скептически улыбнулся и выразил недоверие моим словам, что меня мгновенно завело.

- Торбан, командира второго взвода ко мне.

Время, пока в землянке не появился командир взвода, прошло в молчании. Командир батальона потягивал вино, а я прикидывал: какой приказ отдать.

- Коровин, - обратился к своему подчинённому, - даю тебе час времени, чтобы твой взвод собрал вещи и убыл на место первого взвода. Жидилёва со взводом сюда. Все переезды и обустройство закончить к вечеру. Задача ясна?

Коровин и так был с кислым выражением лица, а тут совсем убито мотнул головой и вышел из землянки. Посидев минут десять, мы вышли на улицу и посмотрели в сторону второго взвода. Там кипела работа: бойцы подогнали к палатке машины и дружно грузили имущество.

- Вот так то, товарищ подполковник, мои солдаты выполняют приказы. – С удовлетворением констатировал я, а вскоре в землянке снова появился Коровин, присел на кровать замполита: - Товарищ майор, к перемещению готовы, только объясните, зачем вы это делаете? – Сказано это было таким тоном, что мне стало стыдно за своё бахвальство, не только перед офицером, но перед всем взводом.

- Товарищ старший лейтенант, мне надо чтобы и первый взвод тоже набрался опыта на передке. – От этого неуклюжего вранья мне стало совсем не по себе, но я продолжал держать марку, - Коровин, давай побыстрей, чтобы дотемна Жидилёв со взводом был здесь.

Вот и сейчас я ехал во второй взвод с неприятным ощущением вины перед ними. Это чувство усилилось и оттого, что солдаты мой приезд встретили с радостью.

- Товарищ майор, почту привезли? Товарищ майор, как дела в батарее? Как там первый взвод? Какие дела в полку? – И много других вопросов. Коровин опять встретил меня с «кислым» выражением лица. Вяло махнув рукой, обозначая воинское приветствие, что-то пробубнил себе под нос, докладывая о положении дел во взводе, что меня неприятно царапнуло, но я воздержался от замечания. Убедившись, что во взводе всё в порядке; ответив на заданные солдатами вопросы, рассказал о том, что произошло в полку за сутки. Потом отвёл в сторону командира взвода: - Коровин, помнишь ракету ты засадил во внутрь укрытия, когда

бомбили щебёночный завод?

- Ну.., - вяло проявил заинтересованность офицер

- Так вот, ты там уничтожил не троих боевиков, а тридцать. Я тебя к ордену представлю за это.

- Какие тридцать? – Уже живее удивился Коровин, - туда же только трое забежало.

- Тридцать, тридцать, товарищ старший лейтенант. Там, оказывается, от бомбёжки ещё двадцать семь боевиков пряталось и сегодня, во время перемирия, их будут со стен отскабливать, чтобы похоронить. Молодец! С тебя за орден причитается, - всё это я говорил преувеличенно бодрым голосом, так как видел, что это известие ошеломило офицера и почему-то ввергло его в ещё большее уныние. Я говорил и говорил, пытаясь расшевелить Коровина, но

попытки мои были безуспешные.

- Товарищ майор, а это не местные жители там были, то есть не гражданские? – С дрожью в голосе задал вопрос командир взвода.

- Коровин, ну какие на переднем крае могут быть гражданские, да ещё во время бомбёжки? Духи это были, товарищ старший лейтенант. Ладно, занимайтесь тут своими делами, а я поехал, - с досадой махнув рукой, я отвернулся и полез на БРДМ. Устраиваясь в люке, наблюдал как Коровин, согнувшись под невидимой тяжестью, опустив плечи, и загребая ногами землю, как военнопленный, бредёт к палатке. Я «закипел» от злости: - Старший лейтенант Коровин, Ко Мне!

Команда, как хлыстом хлестнула командира взвода, он вздрогнул, повернулся и пошёл ко мне. Все солдаты бросили свои дела, встревоженными глазами наблюдая за происходившим.

- Бегом, товарищ старший лейтенант, - в моём голосе зазвенел металл. – Бегоммм!

Подчинённый остановился перед моей машиной и застыл, глядя на меня пустыми глазами. Я перегнулся через край люка и приблизил, насколько это было возможно, своё лицо к лицу офицера.

- Коровин, чего ты распустил слюни? Какие гражданские? Какие местные жители? Вы, товарищ старший лейтенант, уничтожили тридцать солдат противника. Тридцать врагов, которые могли убить тридцать наших солдат, а может быть и больше. Я вас за этот подвиг представляю к государственной награде – к ордену. А вы, товарищ офицер, на глазах подчинённых сопли распустили. Вы не в деревне у себя находитесь, а на войне. Приведите себя в порядок, возьмите себя в руки – это приказ. Вам понятен приказ? Смотрите мне в глаза. Я ещё раз спрашиваю; вам понятен мой приказ? – Коровин заторможено мотнул головой, повернулся и с прямой спиной, нетвёрдой походкой направился в палатку. Когда он скрылся, я с досадой ещё раз плюнул и подозвал к себе Ермакова и Некрасова.

- За командира взвода, отвечаете передо мной своим головами. Как хотите распределяйте между собой время, но рядом с командиром взвода всегда кто-то из вас находится: идёт он в туалет и вы за ним, в баню и вы с полотенцем туда прёте. Спать ложится и вы рядом с ним. И так до тех пор, пока он в себя не придёт – понятна задача? – Сержанты одновременно мотнули головами, а я с тягостным чувством поехал к себе. В землянке меня уже ждали: в гости приехал командир дивизиона с Серёгой Щукиным, пришёл в гости командир танкового батальона. Замполит с шашлыками суетился около костра, а Игорь Карпук накрывал стол. Чтобы избавиться от дурного настроения я, не дожидаясь друзей, хватанул пару кружек холодного вина, а через несколько минут алкоголь сделал своё дело. Настроение поднялось также и от общения с товарищами. Зазвенели кружки и через пятнадцать минут мы в азарте и авторитетно обсуждали все детали военной компании. Если бы какой-нибудь сугубо гражданский человек послушал тот бред, который мы несли, он бы испугался от «широты наших суждений и ума». В самый разгар пирушки заявился старший лейтенант Жидилёв и доложил, что обнаружил склад с боеприпасами в расположении боевиков, но взорвать склад не сумел.

Мы с командиром танкового батальона сразу же «загорелись» желанием уничтожить склад и тут же заключили пари: кто первым же снарядом или ракетой уничтожит цель. Правда, Толик

выговорил себе право уничтожения склада со второго снаряда: первый снаряд разогревочный – авторитетно заявил он. Похватали оружие, одежду и по машинам. Я мчался на берег реки на установке Некрасова, а все остальные на танке командира батальона.

На обрыве Жидилёв мне одновременно с Толиком показал склад, который находился в тылу «ткацкой фабрики», за дорогой. Что интересно: с того места, откуда мы наблюдали за боевиками в первые дни, склада не видно – он сливался с местности. А с этого места отчётливо

проглядывались штабеля ящиков из-под снарядов. Увидев цель, мы кинулись к своим машинам; теперь кто вперёд изготовится к бою, и кто первым взорвёт штабеля ящиков. А то, что они все взорвутся от детонации, от прямого попадания ракеты я не сомневался.

Ловко скользнул в узкий люк оператора и тут же захлопнул, повернул правой рукой рукоятку

и ещё одним движением застопорил его. Правой рукой автоматически щёлкнул несколькими тумблерами на пульте управления, а левой в это время повернул тумблер на два щелчка. Сзади завизжали электромоторы: откинулась крышка люка и из боевого отделения стала выдвигаться пусковая установка с пятью ракетами на направляющих. Гулкий удар возвестил о том, что установка вышла и крышка люка закрыла боевое отделение. Пальцами правой руки прижал рычаг к металлической стойке, на которой держался блок управления и визир. Теперь визир мог вращаться свободно во все стороны. Резко повернул визир вправо и сразу же уткнулся в цель. Сзади возмущённо взвизгнули электромоторы, повторяя поворот. Так, теперь марку визира чуть выше, но не намного – есть, готово. Правый большой палец лёг на кнюпель, типа джойстика, теперь я готов управлять полётом ракеты. А большой палец левой руки привычно нащупал кнопку пуска.

Пуск!!!

Глухо, за броней заревел стартовый двигатель. Чуть дрогнула цель под малым кругом визира – пошла ракета. Через секунду она появилась в визире: в среднем круге, чуть правее и выше цели. Большим пальцем на кнюпеле чуть повёл вправо и ввёл красную точку горящего двигателя в малый круг. Есть! Управление над ракетой надёжно взято, теперь пальцем влево и чуть ниже. Отлично – цель в малом круге и красная точка работающего двигателя совпала с серединой штабеля. Всё склад мой. Мы противотанкисты снова выиграли. Да, только так.

Ракета вонзилась в штабель ящиков, взорвалась. Высоко в воздух взвилась пыль. Но что за чёрт? Почему не взорвался весь штабель? Пыль опала и снова показался штабель и целый. Руки сработали автоматически: завизжали электродвигатели и, не дожидаясь, пока пусковая скроется внутри машины, я открыл люк и вылез из него. Меня встретили насмешки и подколки друзей.

- Ребята, но я же попал, - попытался оправдаться, но в это время грохнул выстрел из танковой пушки. Несмотря на то, что выстрел был разогревочный, снаряд тоже попал в штабеля, разорвался, но опять не последовало большого взрыва.

Толик, тоже сконфуженный, вылез из танка и тоже подвергся насмешкам товарищей. Впрочем, подшучивание продолжалось лишь пять минут, после чего мы заехали ко мне похватали вино, шашлыки и помчались на огневые позиции артиллерийского дивизиона: решив помыться у Князева в бане. Гостевание у Андрея для меня чуть не закончилось трагикомично. Так получилось, что я первым заскочил в баню и балдел в сухом и жарком воздухе. Почти мгновенно покрылся потом, сидел на лавке, растирая пот и грязь по телу, и наслаждался сухим паром. Всё было хорошо до тех пор, пока я не намылился; к этому времени пол был залит водой, а из-за того, что баня стояла немного с наклоном я поскользнулся, упал на пол и заскользил по мокрому полу к раскалённой печке. Я махал безуспешно руками, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но под руками был лишь мокрый и скользкий линолеум. Лишь когда моей заднице осталось до раскалённой печки полметра, сумел зацепиться ногтями за какую-ту микротрещину в полу и остановить роковое движение. Замер. Перевёл дух. Несмотря на то, что я и так был весь мокрый и в поту, меня снова прошиб пот, когда представил себе, что было бы если я не остановился. Непроизвольно вздрогнул и сразу же моя задница стала ближе к печке на двадцать сантиметров. Замер, моля бога, чтобы кто-нибудь заглянул в баню и спас меня. Кричать боялся – боялся хоть чем-нибудь нарушить шаткое равновесие. Около входа послышались шаги, дверь распахнулась и в неё сунулся Толик, был он уже полностью раздет, лишь на поясе виднелось полотенце, прикрывающие мужские, в данном случаи Толика, достоинства, в руках он держал мочалку и шампунь. К чести командира танкового батальона, он сразу оценил опасную ситуацию. Медленно положил прямо в грязь мочалку и шампунь.

- Боря, спокойно, только спокойно и не дёргайся. Сейчас я тебя выдерну.

Толик медленно протянул руки ко мне и пальцами плотно обхватил мои лодыжки, натужился и сильно дёрнул. А так сильно дёргать не стоило: я был весь мокрый и намыленный, да ещё на мокром полу. В момент рывка сумел вовремя отцепиться от трещины в полу, поэтому остался с ногтями. От рывка развернулся в сторону двери и на животе, по линолеуму, стремительно заскользил к выходу. Пролетел через дверь и вывалился прямо на Толика, который совершенно не ожидал такого результата. Он только хотел меня развернуть от печки. Со стороны это было, наверно, смешно: два голых офицера с воплями и матом рухнули в глубокую грязевую лужу перед баней. Причём, я упал на Толика и погрузил его с головой в грязь. Долго барахтался на нём, пытаясь встать, снова падал, погружая его при этом всё глубже в лужу. Когда слез с друга и встал, из грязи вынырнул Мосейчук, который только и смог сказать: - Ну, ты и скотина, Боря...

Домывались в бане мы уже вдвоём, тщательно страхуя друг друга, и держась одной рукой за скамейку. Толя дулся на меня, но когда я рассказал анекдот про армяна и армянскую баню, Толя ржал, как сумасшедший и мир был восстановлен. В палатке Князева, куда мы пришли после бани, дым стоял коромыслом; все одновременно что-то рассказывали друг другу, спорили и кричали, пытаясь доказать то, что и не надо было доказывать, при этом яростно жевали жёсткое мясо шашлыков. Мы плавно и органично влились в эту обстановку офицерской пирушки: также яростно жевали мясо, также спорили и пытались доказать, то что давно было доказано. Как я уезжал от Князева помнил смутно, но холодный, вечерний воздух быстро привёл меня в себя и к расположению батареи подъезжал почти трезвый, может быть только несколько датый. Около моей землянки слонялся в непонятном возбуждении практически весь первый взвод. Алушаев и Торбан метались от замполита к землянке и обратно, при этом что-то оживлённо обсуждая. Рядом с Алексеем Ивановичем, согнувшись над работающим электродвигателем, находился Игорь Карпук, который регулировал обороты двигателя и отдавал указания Алушаеву и Торбан.

Чудинов и я, высунувшись из люков БРДМа, в изумлении наблюдали эту суету.

- Алексей Иванович, что происходит? – Увидев нас, к нам на броню забрался замполит.

- Борис Геннадьевич, у танкистов выпросил электродвижок, трофейный телевизор и видик, несколько видеокассет. Посмотрим сегодня фильм, - замполит в радостном возбуждении потёр руки, - заодно и солдатам покажем. Телевизор с видиком в землянке установили. Ещё пять минут и будет всё готово.

Я слез с машины и зашёл в землянку, где весь пол был усеян телами бойцов, которые заняли удобные места и готовы были смотреть кино. Переступая через них, я не без труда пробрался к себе на кровать: - А ладно, пусть бойцы посмотрят фильм: потерплю….

Через пять минут ввалился радостный замполит, вставил в видик видеокассету. По экрану замелькали полосы, потом они исчезли и на экране появились титры.

- Фильм называется «Полицейская собака К–6», - назвав фильм, замполит пробрался на свою койку и с удобством расположился. Я же с удовольствием поправил подушку: давно хотел посмотреть этот фильм. Хотя, конечно, мне здорово не понравилось то, что практически вся батарея, за исключением второго взвода, находилась у меня в землянке и было неизвестно кто остался на позициях: - А, чёрт с ними: боевики за рекой, между ними и нами находится пехота, можно и расслабиться. Первый раз фильм прошёл на «Ура», второй раз я тоже смотрел с удовольствием. Третий смотрел урывками и в полглаза. В четвёртый и пятый разы в душе нарастало раздражение. Солдаты всё это время смотрели фильм: кто спал, а кто смотрел. Кто смотрел - начинал спать, а кто спал, просыпался и заново смотрел фильм. Когда фильм закончился в восьмой раз, и плёнку начали перематывать обратно – я содержание фильма знал наизусть и на всю жизнь.

- Торбан, - отчаянно завопил я, - выноси телевизор на улицу, и видик тоже. Немедля…

Санинструктор живо подскочил к телевизору, повыдёргивал провода и кабеля, схватил телевизор с видиком и выскочил на улицу. Следом за ним передёргивая на ходу затвор автомата вылетел и я. С ходу, не останавливаясь, только увидев, что Торбан отскочил от аппаратуры, открыл огонь. Со звоном лопнул экран телевизора, а видик, который стоял на телевизоре, от удара пуль вскрылся, открыв взору своё разноцветное нутро. Пока не кончился магазин, я

очередями хлестал то телевизор, то видик. Видеомагнитофон, в конце концов, улетел в грязь, а затворная рама наконец-то сухо клацнула впустую. Я повернулся к толпившимся у входа в землянку солдатам и офицерам: - Всё, «кина» больше не будет. Если бы мы сейчас в девятый раз посмотрели фильм, то ваш комбат залаял как эта полицейская собака «К-6». Всё, теперь всем по своим местам.

Солдаты, даже обрадованные такой развязкой, начали расходиться по местам расположения взводов, а Алексей Иванович с огорчённым лицом стал рассматривать остатки аппаратуры.

- Борис Геннадьевич, что я теперь танкистам скажу?

- Алексей Иванович, что ты переживаешь? Они себе новый телевизор и видик добудут. Да, дай им ящик «Анапы», и все проблемы.

Только сейчас я обратил внимание на стоящего около землянки командира танкового батальона, который прибежал на мои выстрелы из автомата и мрачно разглядывал остатки трофейного имущества. Вид у него был помятый, красные глаза и опухшее лицо. Видать, Толя, после возвращения от Князева продолжил вечеринку, но уже со своими офицерами.

- Толя, ты на себя в зеркало смотрел? Если нет – заходи в землянку, там у меня большое зеркало. Посмеёмся вместе, - я смеялся всё громче и громче, наблюдая, как Толик озадаченно ощупывал своё лицо и безуспешно пытался пригладить встопорщенные волосы.

В землянке на столе был уже наведён порядок и в нескольких мисках лежала свежая закуска. Мне только осталось из-под кровати достать банку с вином и разлить по кружкам. Толя с наслаждением, даже не чокаясь со мной, выдул холодное вино и налил ещё кружку.

Вино, упавшее на «старые дрожжи», благотворно подействовало на нас почти сразу. Толик Мосейчук повеселел, и даже несколько посветлел лицом. Мы оба смеялись; вспоминая, как я с голой задницей лежал на полу в двадцати сантиметрах от раскалённой печки и боялся пошевелиться. Вспомнили мы и духовский склад с боеприпасами, который не смогли взорвать. Вспомнили и решили его всё-таки уничтожить. Через пятнадцать минут мы уже были на обрыве, куда приехали на танке командира батальона. Толик сел на место наводчика, а я справа от пушки и стал с интересом наблюдать за действиями командира батальона.

- Боря, никуда не суйся, особенно руками, - проорал мне танкист и сразу же выстрелил. Люки были закрыты, на голове у меня был шлемофон, поэтому выстрела почти не было слышно. Танк дёрнулся, а слева от меня откатился назад ствол и под действием накатника вернулся в прежнее положение. Оставшиеся от выстрела донышко гильзы как будто прилипло к выбрасывающему механизму. Сработал механизм досылания следующего снаряда и танк снова выстрелил. В приборы наблюдения я чётко наблюдал прямое попадание снаряда в цель, но детонации не происходило. Снаряд за снарядом уходил в цель и каждый раз я фиксировал попадание в штабеля, но дым и пыль от разрыва лишь на несколько секунд застилал склад, а потом штабеля ящиков снова проявлялись на местности, даже не разбросанные от разрывов. Мосейчук расстрелял всю боеукладку танка, но склад не взорвал, и через десять минут мы снова сидели у меня в землянке за вином, с недоумением обсуждая данный факт. Правда, мы долго на нём не зациклились, а скатились на излюбленную тему – когда мы поедем домой? Это был живо трепещущий вопрос для всех в полку. Самое поразительное: чем больше мы находились здесь, тем дальше и неопределённей становилась дата, и сама возможность отъезда домой. И самое обидное было то, что ни один из высших военачальников не мог нам назвать сроки отправки домой, или замены. Казалось чего проще, скажите: - Товарищи офицеры и прапорщики, весь личный состав полка воюет шесть месяцев и 21 июля прибывает подготовленная замена, после чего вы все организованно убываете домой.

Такое заявление, наверняка, сняло бы во многом чисто психологическое напряжение среди военнослужащих. Все бы знали, что 21 июля едут домой, считали бы дни до отъезда и спокойно воевали, не дёргаясь обиженно. Тем более, что мы знали о массовой замене офицеров и прапорщиков в 276 полку. В конкурирующем ведомстве в этом вопросе всё было по-другому: подразделения внутренних войск знали, что они приехали в Чечню на сорок пять суток, менты

тоже приехали на сорок пять суток, а мы вообще не знали - На сколько? За эти два месяца все устали и вымотались, что офицеры и прапорщики, что солдаты. Все хотели передохнуть, хотя бы перевести дух. Но всё было крыто мраком неизвестности и офицеры с прапорщиками, психологическое напряжение снимали алкоголем, как известно, который совсем не прибавлял ума.

Пять дней тому назад меня срочно вызвал к себе командир полка.

- Копытов, ты что за письмо домой послал?

- Какое письмо, товарищ полковник? Никаких писем я не посылал. Только по телефону переговаривался. А что случилось?

- Начальник штаба дивизии сейчас вышел на меня, говорит, что к тебе домой пришло письмо с Чечни, где ты описываешь всё, что произошло с тобой 23 февраля. – Командир полка вопросительно смотрел на меня, но я лишь в недоумении пожал плечами.

- Ладно, иди на «Космос», там тебя ждут. После разговора с женой сразу же ко мне.

На станции космической связи меня действительно ждали. Телефонист сунул мне трубку: - Дивизия на связи.

Я взял трубку в руку: - Алло, алло….

- Копытов, ты что ли? – зарокотал голос начальника штаба. – Копытов, мы тут всё про тебя знаем, семье твоей ничего не сообщали, но твоя жена обо всём узнала из письма, которое пришло сегодня. И теперь пришла ко мне и настаивает на том, чтобы тебя немедленно заменили. Ты знай, если надо - ты только скажи и послезавтра будешь дома. Копытов, ты слышишь меня?

Я помолчал немного: - Да, товарищ полковник, я слышу вас. Передайте теперь трубку жене.

- Боря, Боря, - послышался высокий и напряжённый голос жены, - Боря. Получила твоё письмо. Всё, давай собирайся и езжай домой, мы ждём тебя. С командованием дивизии я всё решила. Нужно только твоё согласие и через несколько дней ты будешь дома, вдали от этого кошмара. Ты согласен уехать домой?

Я практически не задумывался, потому что для меня этот вопрос был давно решён: - Валя, я не согласен. Какие бы условия здесь не были, какие бы опасности мне здесь не грозили: я хочу уехать только вместе с полком – только так. Или если меня увезут отсюда: надеюсь что только в госпиталь. Прости меня, но по-другому поступить не могу.

У меня болезненно сжалось сердце, когда услышал плачущий голос жены: - Боря, за нас не беспокойся, мы ждём тебя. Но прошу – береги себя. – Мне было больно это слышать и я почти обрадовался, когда услышал в трубке голос начальника штаба: - Копытов, я даже не сомневался в том, что ты откажешься от отъезда из полка. Я всегда тебя уважал и сейчас ещё больше стал…

Связь внезапно прервалась и теперь в трубке был слышен лишь треск и шум настоящего космоса, сунул трубку в руку радиста и вышел из салона. Командир ждал меня.

- Товарищ полковник, не понимаю, какое письмо она получила? То письмо я написал и отдал своему замполиту, чтобы он его отправил, если меня убьют. Оно должно сейчас находиться у него. Приеду - спрошу.

Командир махнул рукой, прерывая меня: - Боря, ладно; с этим ты сам разберёшься. Ты мне лучше ответь – остаёшься ты или всё-таки решил ехать домой?

Я не стал ничего объяснять командиру полка, а только твёрдо заверил: - Товарищ полковник, я остаюсь.

Командир удовлетворённо мотнул головой и также кратко прокомментировал: - Другого от тебя и не ожидал. Езжай, Копытов, и занимайся своей батареей.

По приезду в расположение я сразу же попросил Кирьянова вернуть мне письмо. Алексей

Иванович сразу же виновато опустил голову: - Потерял я его, товарищ майор. Чёрт его знает, письмо положил в свою папку, а через несколько дней кинулся – письма нет. Искал везде, но не нашёл.

Я только развёл руками: слов у меня не было, правда, через несколько секунд уже с досадой сказал: - Алексей Иванович, ну ты и меня подвёл с письмом.

Кирьянов молчал и чертил на земле носком сапога узоры, а старшина, который был свидетелем нашего разговора крутил головой, глядя на нас: - А о каком письме идёт речь? Это то, что лежало у вас в красной папке? Так я его отправил в конце февраля. Смотрю, письмо комбата лежит, ну я его взял и вместе с батарейными письмами и отправил в Россию.

Теперь мы с замполитом с удивлением смотрели на старшину, а я не выдержал и замысловато выматерился.

- А что, разве не надо было письмо отправлять? – Теперь уже прапорщик Пономарёв виновато крутил головой.

- Да, старшина, не надо было бы, - я чмыкнул уголками губ, - но ты не расстраивайся, ты в этом не виноват. Раз так получилось, значит теперь ничего не изменишь. Только из-за него дома нешуточный переполох получился, да и не только дома, но и в дивизии.

… Это воспоминание промелькнуло перед моими глазами в тот момент, когда Толик с жаром доказывал мне преимущества танка Т-72. Какие ещё были преимущества, я не успел узнать. Плащ-палатка на входе резко откинулась и в землянку влетел старшина, которого сильно толкнули в спину, когда он заходил в помещение. Пономарёв попытался восстановить равновесие, но не сумел и растянулся перед нашим столом. Вслед за старшиной в землянку ввалился Кирьянов и Карпук: из-за их спин выглядывали солдаты со злыми лицами. Старшина повозился на полу и остался там сидеть: подняться он не мог, так как был сильно пьян.

- Алексей Иванович, что случилось? – Хоть замполит внешне выглядел спокойным, но чувствовалось, что это спокойствие давалось ему с трудом.

- Товарищ майор, эта скотина, - Алексей Иванович не сильно, но и не слабо ткнул старшину в бок сапогом, - где-то нажралась и заявилась во второй взвод с водкой. А тут я во взводе, с Игорем работаю. Зная, какой он бывает в пьяном состоянии, я естественно, отобрал у него несколько бутылок водки. Тогда старшина выхватывает из кармана гранату, заскакивает в кабину УРАЛа, где сидит Самарченко. Берёт его в заложники и начинает требовать вернуть ему водку, иначе он взорвёт себя и солдата. Сорок минут мы его уговаривали, пока не усыпили ему бдительность и только тогда сумели его обезвредить. Я не знаю, что с ним делать? Убить мало…

Кирьянов опять пнул его сапогом и гораздо сильней, чем в первый раз. Солдаты начали протискиваться мимо техника к Пономарёву, а тот безучастно сидел на полу и практически не реагировал на толчки, пинки и слова.

- Назад, - рявкнул я на солдат, - Алексей Иванович, смотри: сейчас с ним бесполезно разбираться. Веди его сейчас в палатку первого взвода. Пусть там проспится, а завтра я приму по нему решение. Но только всех предупредите, чтобы прапорщика никто даже пальцем не тронул. Башку тому оторву.

Пономарёва быстренько выволокли из землянке и по-моему кто-то из солдат в суматохе хорошо приложился ногой к его заднице, но я сделал вид, что ничего не видел. Толик налил мне в кружку вина и с интересом спросил: - Боря, ну и как ты его накажешь в этих

условиях?

Я даже не думал: - Толя, всё гораздо проще, чем ты думаешь – просто надо знать свой личный состав. Я знаю, что в Елани, откуда он пришёл ко мне, он что-то совершил серьёзное и для того, чтобы его не уволили и не выкинули из очереди на квартиру, он вынужден поехать сюда. А он знает, что я как командир подразделения в любой момент за его просчёты и провинности могу выпнуть обратно в Елань. Но это не всё – он банально боится меня. Не пойму за что, но этот бывший капитан милиции жутко меня боится. Так что вечером, когда проспится, он примет любое моё решение, лишь бы его не отправили отсюда. А я ему объявлю семь суток домашнего ареста: пусть это будет не по уставу, но я его арестую и он семь суток просидит в палатке первого взвода без оружия, и даже не пикнет. Лишь бы его не выгнал в Россию. Толя, так будет и не как иначе. – Я поднял кружку и чокнулся с товарищем. Мы выпили, потом выпили ещё и ещё. Поэтому внезапное появление Черепкова в землянке мы восприняли с восторгом и как должное. Когда Черепков выпил штрафную кружку «Анапы», пошли расспросы: как, чего, почему и что он тут делает?

Оказывается, он приехал за своей палаткой, которую оставил на старом месте 13 марта, когда пошёл с пехотой вперёд. А сейчас их дивизион перекидывают в другое место, вот он и вспомнил про своё имущество. Палатка с каркасом на месте, но всё это в мелких дырках. А внутри палатки, на земле, множество воронок от гранат: - Откуда всё это, ни фига не пойму? – Закончил

свой рассказ Виктор.

Я залился безудержным смехом, потом обнял Черепкова и Толика за плечи: - Витя, прости, но это моя работа.

- Через пару дней, как мы пошли к берегу, еду я на совещание. Смотрю, твоя палатка стоит одиноко. И мне нестерпимо захотелось посмотреть, как она взлетит, если вовнутрь палатки бросить гранату. Достаю РГ-42 и бросаю её прямо из машины, присел в люке. Рвануло. Выглядываю – палатка на месте. Ну, думаю, надо кинуть гранату помощнее: достаю Ф-1, кидаю, но сам в люке только присел, поглядываю, а палатка только чуть вздрогнула и осталась на месте. Я удивился. Еду обратно, кидаю ещё две гранаты – палатка на месте. И так каждый раз, когда я еду на совещание и обратно, а палатку взорвать не могу. Палатка вздрагивает, осколки её пронизывают, но она стоит на месте. Так что, Витя, прости, но палатка тебе больше служить не может. Списывай её.

… Вечером Алексей Иванович привёз из третьего батальона телевизор и отдал его танкистам, взамен расстрелянного.

- Борис Геннадьевич, в Чечен-Ауле боевиков давно уже нет и третий батальон трое суток «чистит» село: столько трофеев набрали – умотаться. А в полк только сегодня доложили, что в деревне боевиков нет. Надо бы и нам, в деревне пошуровать, может что найдём нужное для житья-бытья.

- Да я знаю, сегодня подполковник Медведев о том, что в деревне нет боевиков доложил командиру на совещании, но что-то мне подсказывает, что командир полка тоже не будет спешить с докладом в Ханкалу и у нас есть пару дней. Только прошу, Алексей Иванович, не мародёрничать. Только то, что действительно нужно батарее.

В землянку зашёл старшина, которого по моему приказу привели ко мне. Было ему тяжело с похмелья, но стоял твёрдо. Пономарёв было дёрнулся ко мне, но я резко поднял руку, останавливая его: - Стоять, товарищ прапорщик, извиняться и оправдываться потом будешь, когда семь суток отсидишь под домашним арестом. Будешь сидеть в палатке первого взвода, разрешаю выходить из неё, но не далее чем на десять метров. Вместо тебя твои обязанности будет выполнять рядовой Самарченко, которого ты хотел взорвать. Тебе старшина всё понятно?

Прапорщик обречённо мотнул головой.

- Пономарёв, после отбытия ареста я лично займусь тобой. Или ты меня поймёшь, или мы расстанемся. Всё. Идите, товарищ прапорщик.

День заканчивался, был он как все дни: тяжёлый и одновременно лёгкий. Тяжёлый, потому

что несмотря на то что день прошёл в основном за лёгкой выпивкой и в кругу друзей, я постоянно чувствовал ответственность за батарею, за подчинённых. Был готов сразу же вмешаться в тот круговорот событий и дел, который требовали немедленного моего вмешательства, немедленного решения. Лёгкий, потому что сумел организовать жизнь батареи так, что мои офицеры и прапорщики сами решали возникающие проблемы. А мне лишь приходилось их решения утверждать или же корректировать.

На следующий день замполит с техником набрали людей из взводов и умчались на УРАЛе в

Чечен-Аул. Вернулись через три часа, из кузова высыпали довольные солдаты, которые стали хвастать перед теми, кто не ездил добытыми трофеями, правда, они опасливо косились на меня. Но я уже заглянул в кузов и увидел, что трофеи были в основном продовольственного характера, немного посуды необходимой в хозяйстве и остальное по мелочи. За автомобилем

был зацеплен прицеп полностью забитый струганной доской, фанерой и рифленой пластмассой.

Я обошёл прицеп под ревнивым взглядом Кирьянова: - А это зачем? – Спросил замполита и пнул сапогом колесо.

- Борис Геннадьевич, прицеп большой и исправный. Мы тут с Игорем помаракуем и построим на прицепе салон, а то надоело – как перемещение, так землянку строй. Зато когда салон будет готов: подцепил его и поехал. Приехали на место: отцепил его от машины и располагайся себе.

С сомнением покачал головой, но разубеждать его не стал – пусть попробует, может, что и получится. Весь день все подразделения «чистили» Чечен-Аул и не зря торопились. Вечером, на совещании, командир довёл, что он сообщил в Ханкалу о взятии села, и завтра подразделения внутренних войск будут зачищать Чечен-Аул.

Ночью, под утро, на землю упал плотный туман. Лишь после утреннего совещания он немного развеялся, но всё равно видно было только метров на сто. Я ехал на позицию второго взвода и навстречу мне попадались многочисленные подразделения ВВ, которые занимали позиции для проведения зачистки. Недалеко от второго взвода заняла огневую позицию батарея 82 мм миномётов. Когда я пришёл к ним, чтобы пообщаться с офицерами то на флангах батареи увидел и расчёты безоткатных орудий СПГ. А поговорив с ВВэшниками, с удивлением узнал, что в операции по зачистке участвует 1300 человек. Все уже заняли позиции, ждут только когда рассеется туман.

Коровин уже чувствовал себя нормально, поэтому во взводе пробыл недолго: уточнил задачи на день и уехал. А когда подъехал к южному перекрёстку, то туман уже почти рассеялся и я принял решение двинуться на южную окраину села и посмотреть, как будет проходить зачистка.

Здесь уже стоял бронетранспортёр, на котором сидел Олег Касаткин и ещё пару офицеров со штаба полка. Мой БРДМ подъехал вплотную к БТРу и я перескочил к ним. Оказываются, они по приказу командира полка ждали ВВэшников чтобы их сопровождать при зачистке и осуществлять оперативное взаимодействие. Ожидая их, мы чуть выпили: лениво перебрасывались словами и наблюдали, как остатки тумана быстро тают под лучами солнца и небольшим ветром. Подъехал на УРАЛе Алексей Иванович: он решил быстро заскочить в село и забрать из какого-то дома целый телевизор и видик, но в это время подъехали спецназ ВВ на нескольких БТРах. Как только бронированные машины остановились, с них горохом посыпались солдаты и сразу же рассыпались в цепь, охватывая крупный коттедж на окраине, рядом с нами – залегли, удивлённо поглядывая на нас.

К нам подскочил здоровяк-спецназовец и заорал: - Вы, чего тут расселись, как на стрельбище мишени. Сейчас вас снайпера духовские поснимают.

Мы засмеялись: - Утухни, иди и ори на своих солдат. Мы здесь два месяца воюем, а не в тылу как вы сидите. – Все эти слова сопровождались не совсем лестными эпитетами.

ВВэшник заматерился и убежал к своим солдатам, мы же не спеша слезли с брони и пошли в том же направлении, чтобы посмотреть как будет проходить зачистка. Офицер-спецназовец встретил нас уже более миролюбиво: - Сейчас мы будем зачищать вот этот коттедж, - он рукой показал на огромный кирпичный дом, кирпичный забор которого окаймлял большой участок земли. Спецназовцы лежали вдоль забора, с напряжением вглядываясь в глубину улицы и в постройки окружавшие здание. Несколько человек, пригнувшись, пробежали вдоль улицы и через пролом в кирпичном ограждении пробрались в соседний двор. Ещё несколько человек переместились в другую сторону, тем самым окружив дом с трёх сторон. Захрипела небольшая

переносная радиостанция: - «Первый, первый. Я шестой. Нахожусь на месте. Из-за построек доносятся голоса и шум. Сколько во дворе духов определить не можем. Предполагаю – не меньше десяти. Дом отсюда не просматривается».

Мы, со всё возрастающим недоумением, вслушивались в переговоры спецназовцев: - Какие духи? О чём они говорят? Да духов здесь уже несколько дней как нет.

А ВВэшный офицер победно посмотрел на нас и медленно, торжествующе покрыл нас матом: - Ёб …. …. Вояки хреновые. Духов тут нет уже неделю, – почти похоже передразнил он Олега Касаткина, - да если бы я не приехал вовремя, вы бы сейчас лежали здесь на дороге красивые, но холодные. Балбесы. А сейчас можете посмотреть, как мы, «тыловые крысы», работаем.

Офицер внутренне подтянулся и стал деловито отдавать команды по радиостанции старшим групп. Спецназовцы зашевелились вдоль забора. Прикрывая друг-друга, часть из них полезла через забор, а другая вышибла калитку и скопом ввалилась во двор, сразу же рассыпаясь в цепь. Мы тоже помчались за спецназовцами, срывая с плеч автоматы: если здесь боевики – то мы тоже окажемся не лишними в этой драке. Вскочили во двор и рванули во внутрь дома через уже выбитую кем-то дверь: мельком отметив, что ВВэшники заняли позиции под окнами и в глубине двора. Дом встретил нас шумом и грохотом выбиваемых дверей. Группа спецназа рассыпалась по помещениям, но основная группа мчалась через помещения к внутреннему дворику, где были засечены боевики. Не отставали и мы от них. Послышались крики, треск рам и звон стёкол – это спецназ рвался через окна во дворик. Передо мной внезапно оказалась дверь, удар ногой – дверь легко распахнулась и ударилась о стенку. Выскочил на крыльцо и сразу же ушёл в сторону, давая дорогу следующему. Резко крутанулся на месте приседая и готовясь веером дать очередь по двору, понимая, что во дворике я оказался первым, опередив спецназ, который всё ещё рвался через окна веранды. Но стрелять не пришлось: открывшиеся картина сначала повергла меня и остальных, выскочивших во двор через дверь открыть рот в изумлении, а потом гомерический хохот наполнил всё пространство. Не смеялся лишь только командир спецназовцев, который злобно смотрел на причину нашего смеха. Посередине двора лежала окровавленная колода, на которой два грязных солдата из третьего батальона рубили головы курам. Расправлялись они с курами в тишине и спокойствие, зная о том что им никто не помешает. А тут внезапно шум, гам, треск дерева, звон стекла и толпа каких-то военных вламывается во двор. Автоматы бойцов были аккуратно прислонены к кирпичной стене. Один из них занёс топор над головой, чтобы оттяпать очередной курице голову, а второй прижимал эту курицу к бревну. Чуть в стороне курился костёрчик, на котором в котелке кипела вода. Солдаты замерли в этих смешных позах и с изумлением смотрели на нас.

- Солдат, тихо и осторожно опусти топор, только не на голову своему товарищу, - мы опять закатились от смеха, а солдат сконфуженно опустил топор.

- Хорош ржать, - обиженно заорал на нас офицер-спецназовец, вызвав очередной приступ смеха. Появились улыбки и на лицах ВВэшников. Офицер с досадой махнул рукой, отвернулся от нас и накинулся на солдат полка: - А вы, что тут дебилы делаете? Козлы, мы же вас могли пострелять, приняв за боевиков.

Солдаты уже пришли в себя и, поняв, что им ничего не будет от ВВэшников осмелели: - Да какие здесь боевики. Мы дня четыре здесь спокойно шастаем. А сейчас решили супчику куриного поесть.

Офицер-спецназовец огорчённо махнул рукой, дал команду и мы все высыпали обратно на улицу.

- Да не расстраивайтесь вы, - мы хлопали ВВэшников по плечам, - и на вас хватит боевиков. Ну, в другой деревне найдёте их.

Офицер по радиостанции стал докладывать о результатах начала зачистки, потом выслушал ответ, подозвал к себе старших групп.

- Продолжаем зачистку в том же режиме: никому не расслабляться. Командование только что подтвердило сведения, что в деревне всё-таки есть боевики и их достаточно много. – Спецназовцы оглянулись и с презрением поглядели на нас.

Но это нас не смутило - пусть потешаться, если им захотелось поиграть в войну.

Послышались команды офицеров и солдаты начали двигаться вдоль заборов в глубину улицы. Мы двинулись за ними, но по середине, отпуская шуточки и острые подколки в адрес

спецназа внутренних войск. Их, не прикрытое презрение к нам, всколыхнула в глубине души извечную вражду двух ведомств: МВД и Армии. И сейчас мы изощрялись в шуточках, которые были уже на грани оскорбления. ВВэшники бросали злобные взгляды, но не отвечали, делая вид, что это их не касается. Впрочем, до более открытого столкновения дело не дошло. Впереди идущий разведчик - спецназовец дошёл до перекрёстка улиц и выглянул за поворот: тут же отпрянул, резко подняв вверх руку - Внимание! Все мгновенно остановились и замерли, наблюдая за разведчиком: тот присел и опять выглянул за угол. Несколько секунд всматривался, а потом стремглав бросился в сторону и залёг за деревом. Подал несколько сигналов рукой и спецназовцы, как будто растворились в пространстве, так они слились с местными предметами на улице. Надо было отдать им должное – выучка у них была на высоте. Одни только мы стояли кучкой посередине улицы, настороженно вглядываясь в перекрёсток. Наступила тишина, в которой явственно стали слышны приближающиеся непонятные, скрипящие звуки. Чем ближе они приближались, тем более нарастало напряжение. Я пальцем надавил на флажок предохранителя и опустил его на отметку автоматического огня. Такие же щелчки послышались и от других наших товарищей. Скрипящие звуки достигли перекрёстка и затихли, а через несколько секунд возобновились. Ещё несколько мгновений и на перекрёстке показалось двое солдат: один из них, без автомата, толкал перед собой тачку, с нагруженным на ней цветным телевизором и ковром, брошенным сверху. Второй в обеих руках держал за шеи сразу четырёх курей. Одна из них была ещё живая и изо всех сил трепыхалась: била крыльями солдата по лицу и беспорядочно гадила ему на форму, что здорово веселило его товарища. Оба они были до того увлечены, что не заметили выросших на их пути ВВэшников. Колесо тачки с ходу наехало на ногу спецназовца и прекратило своё движение. Солдат от неожиданности потерял равновесие: тачка опрокинулась, вывалив телевизор. Глухо звякнул об камень экран, рассыпая тёмные осколки стекла по земле. Солдат бросился к телевизору, перевернул его и огорчённо выругался. Повернулся к спецназовцам и, не разбирая кто стоит перед ним, покрыл их трёхэтажным матом. Второй в это время боролся с курицей, у которой проснулась тяга к жизни: она билась в руках, перья летели в разные стороны, мешая солдату правильно оценить обстановку.

- Чего растопырились на дороге? Ё…. ..ть! Мы с того края волокли трофеи, почти дотащили и из-за вас теперь телека лишились, - орал солдат из облака перьев.

Мы давились от смеха, глядя на озадаченные лица спецназовцев. Подошедший офицер быстро прекратил возмущения солдат третьего батальона. Дал каждому хорошего леща, а солдату с курами ещё и пинка под зад. Только сейчас те разглядели, кто стоит перед ними, и теперь затравлено оглядывались, с надеждой поглядывая на нас.

- Откуда идёте, балбесы? – Чтобы ускорить получения ответа, офицер ещё раз дал хорошего подзатыльника.

Солдат судорожно вздохнул: - С того края деревни.

- А что там, боевиков нет?

- Да, тут никого нет. Во всей деревне только один глухой дед остался. Так мы его не обижаем, - солдат осмелел и уже чувствовал себя более спокойным.

Второй, обиженный отсутствием внимания к своей персоне, со знанием дела скрутив курице голову, влез в разговор: - Ну и большая, товарищ капитан, деревня, но людей никого. Третьи сутки шаримся здесь и кроме старика – никого….

Спецназовец грубо оборвал солдата: - Заткнитесь. Я вас обоих арестовываю за мародёрство.

Капитан махнул рукой на солдат: - Забирайте.

Тут уж пришлось вмешаться нам. Я взял капитана за рукав и потянул его в сторону: - Не кипятись. Дай команду – Отставить.

Офицер резко выдернул свою руку: - Я что сюда, приехал шутки шутить? Вы свою работу сделали – вот и валите отсюда, не мешайте другим свои дела делать. А этих я арестовываю. Попались на мародёрстве – пусть отвечают.

- Ну, чего стоите, разинув рот, - со злобой закричал спецназовец на своих солдат, - наручники на руки и в машину.

- Погодите мужики, - Касаткин, до этого молчавший, махнул рукой солдатам-спецназовцам, которые собрались одевать бойцам наручники, и повернулся к их командиру, - Ты, капитан, утихни немного и перед нами пальцы веером не надо расставлять. Да вас, ВВэшников, сейчас вокруг деревни больше чем у нас в полку. Подумаешь, на зачистку приехали: на всё готовое. Сейчас по деревне пройдёте без единого выстрела и к вечеру уедите к себе в тыл считать оставшиеся дни до окончания командировки, а мы останемся опять лицом к лицу с духами. Так что, бойцов ты отпусти. Этот батальон, для того чтобы ты зачистку здесь сделал нормально, потерял пятнадцать человек убитыми, около сорока только тяжело раненых и два человека без вести пропавшие. И если ты захочешь, мы тебе сейчас покажем дом, где боевики на двери прибили сержанта с этого батальона и кидали в него ножи, но он ничего так и не сказал им. Понятно тебе? Да они после этого пол деревни имеют полное право спалить, а ты из-за телевизора и старого ковра бучу подымаешь. Давай, капитан, отпускай солдат, - Олег для большей убедительности дёрнул офицера за рукав.

Спецназовец поморщился, хотел что-то сказать, но махнул рукой своим солдатам и, потеряв всякий интерес к нам, начал отдавать приказы. ВВэшники засуетились, разбились на несколько групп и начали удаляться по улице в глубину деревни, рассыпаясь по дворам. Они уже не опасались засад и боевиков: до нас доносился треск взламываемых дверей, звон стекла. Иногда слышались глухие разрывы гранат, которые солдаты кидали в погреба и другие опасные места. Слышались автоматные очереди, которыми прочёсывались не просматриваемые помещения, горели стога сена во дворах.

Солдаты третьего батальона, воспользовавшись суматохой, покидали в тачку курей и быстро смылись. Я тоже не стал больше задерживаться, сел на БРДМ и уехал к себе.

Остальные несколько дней прошли спокойно, боевики не проявляли активности, а полк занимался подготовкой к дальнейшим боям, но уже за рекой. Пару дней в полку обсуждалась статья в газете «Комсомольская правда», где писалось о том, что чеченцы на наш полк, за взятие племсовхоза. совхоза, подали иск в размере 11 миллионов долларов. Полтора миллиона за племенного быка: бродил он у нас по территории станции, но недавно бойцы его убили на мясо. Оказывается, он был даже занесён в международные реестры; такой породистый был. Месяц назад смешной случай произошёл с участием быка. Солдат с РМО ночью стоял в карауле, по охране расположения роты, и захотелось ему по «большому». Сел солдат в укромном местечке, разложил около себя оружие, сидит себе дела делает, всё кругом тихо и спокойно. А недалеко от него бродил этот бык – «Джохар», так солдаты его прозвали. Скучно ему было: увидел сидящего бойца. Подошёл сзади и так ласково лизнул того в затылок, приглашая пообщаться. Не знаю, что подумал солдат, увидев над собой огромную рогатую голову, но когда через несколько минут разводящий пришёл его менять - солдата не нашли. Аккуратно лежали автомат, ремень со штык-ножом, патроны, но часового не было. Нашли его через полчаса, в укромном месте, где он и приходил в себя. А остальные десять с половиной миллионов долларов за разбитое спермохранилище. Там, оказывается, хранилась сперма элитных, выведенных экспериментальным путём, животных. Хотя можно сильно посомневаться: ни электричества, ни других условий, при которых можно хранить сперму, просто не было. Серёга, особист, который имел к этому прямое отношение, как говорили, ворчит: - А я откуда знал, что это сперма? Смотрю, колбы стоят, а в них мутная жидкость: я их с полок и смахнул. Мне это помещение для моего проживания подходило.

После этого обсуждали совсем непонятный случай. В первые дни боевых действий в танковом батальоне погиб солдат. Снайпер всадил ему пулю прямо в голову. С телом убитого

провели все положенные процедуры. Провели официальное опознание, составили акт и отправили в Ростов. Там тоже было проведено опознание; приезжал замполит роты и составлен ещё один акт опознания. Тело солдата было отправлено на родину. Здесь цинковый ящик вскрыли: естественно родные осмотрели труп и никаких вопросов у них, тоже не возникло.

Танкиста похоронили, помянули через девять дней, а ещё через несколько дней приходит им телеграмма: – «Мама, папа, у меня всё нормально, ранен. Нахожусь в госпитале в городе Санкт-Петербурге». И адрес госпиталя. Родители собираются, мчатся в Санкт-Петербург и действительно, в госпитале находят своего сына, раненого в ногу. Вопрос – кто был опознан, и кого похоронили? Это непонятно до сих пор.

Нехорошо получилось и со смертью старшего лейтенанта Сороговец, который погиб при взятии берега. Вскрылись не совсем нормальные обстоятельства и подробности. Когда сообщение о смерти офицера пришло в дивизию, то по какой-то причине жене разведчика сразу же не сообщили, но известие это уже распространилось по военному городку. И вот едет жена Сороговца в троллейбусе по городу, думает о чём-то своём, улыбается. А в это время её видит женщина с 32 городка, подходит и говорит: - Сидишь здесь, улыбаешься, а вот твой муж убит.

После такого заявления женщина мчится к жене Петрова, которая, кстати, знает о смерти офицера, но на вопрос женщины ответила – мол, ничего не знаю. Справедливо рассудив: кто я такая, чтобы об этом сообщать близким погибшего. Я только жена командира. Жена Сороговца ринулась к близкому другу мужа, тоже офицеру. Так, мол, и так. Друг её успокоил и пошёл в штаб дивизии разбираться. Вернулся через пару часов и весело заявил, что всё это ерунда, и я только что по телефону разговаривал с её мужем. Женщина успокоилась, но непонятно почему он соврал. А на следующий день к ней приходят со штаба дивизии и официально объявляют о смерти мужа. Женщина посмеялась и рассказала о том, что вчера друг её мужа разговаривал с ним по телефону и сообщение о его смерти это ошибка.

- «Разберитесь у себя, там, в штабе, прежде чем идти с таким жестоким известием», - с этими словами она выпроводила их из квартиры. Нашли друга мужа и жёстко с ним разобрались, а после этого вновь пришли к ней. Сказать, что с ней произошла истерика, значит, ничего не сказать, но получилось совсем хреново.

Посмеялся полк и над первой партией контрактников, которая прибыла на пополнение. Ещё раньше нам предлагали подобрать контрактёров с 137 Чебаркульской бригады, которая приехала с Урала и через некоторое время её стали расформировывать, укомплектовывая офицерами и личным составом другие части. Съездил и я, посмотрел на них и отказался от всех. Мне такие контрактники не нужны. Где их собрали военкоматы, на каких помойках и вокзалах – непонятно? А тут прилетело пополнение с Екатеринбурга, сразу с самолёта их под вечер привезли в расположение полка. Несмотря на то, что их несколько часов везли из Моздока, добрая половина их была до сих пор пьяна и вообще не воспринимала, где они находятся. Предвидя такой случай, командир полка приказал приготовить для ночлега здание бывшей фермы, застелив полы большим количеством соломы. Туда же солдаты РМО перевезли убитую,

голую снайпершу и закопали в солому. Пьяную толпу контрактников загнали в ферму и положили спать, а утром пошли смотреть. Снайперша как раз оказалась в центре толпы и, взгромоздив на неё ногу и руку, уткнув нос в бок, сладко спал грязный и небритый контрабас. Пробуждение от сна и осознание того факта, что всю ночь он спал в обнимку с трупом было достаточно неприятным. Особенно после того, когда все стали его подкалывать, намекая что вполне возможно он не только обнимал её…

Всё эти смешные и не совсем смешные события были лишь определённым фоном, за

которым скрывалась напряжённая и опасная работа по подготовке к дальнейшим боевым действиям за рекой. Еженощно за реку уходили группы разведчиков, сапёров и артиллерийских корректировщиков. Днём сотни глаз напряжённо вглядывались и изучали каждый бугорок, каждую ложбинку, где мог затаиться враг. Напряжённо работали тылы полка, для того чтобы полностью снабдить всем необходимым подразделения. Ремонтники лезли из кожи, ремонтируя

машины и боевую технику. Кто-то из офицеров рассказал, что в одной из ходок на мине подорвался подполковник Кишкин. Правда, повезло ему; лишь посекло мельчайшими осколками ноги.

И вот настал вечер, когда полковник Петров на совещании сказал «Пора» и начал ставить боевые задачи подразделениям. Я сидел и внимательно слушал боевой приказ на завтрашний день и был сильно разочарован. Опять все шли в бой, а мою батарею оттягивали в тыл для охраны командного пункта полка, кроме первого взвода, который уходил вместе с третьим батальоном. Я перематерился про себя, но делать было нечего.