ПТБ или повесть о противотанковой батарее

Глава первая. Проверка на дорогах.

Утром поставил задачу на свёртывания палаток, а сам пошёл к мосту, чтобы наблюдать, как боевые подразделения уходят на ту сторону Аргуна. Здесь уже находился командир полка с офицерами штаба. В выемке предмостья выстроились боевые машины первого батальона, а на окраине МТФ, вдоль забора машины третьего батальона. Пехота спокойно сидела на броне и ждала команды, наблюдая за тем, как Петров ставил задачи командирам батальонов, отдавал последние указания и советы. Изредка они вскидывали бинокли и смотрели на ту сторону реки. Точно также вскидывали бинокли и другие офицеры, разглядывая противоположный берег и пытаясь хотя бы сейчас, в последний момент, обнаружить боевиков или замаскированные позиции. Но всё было тихо, воздух кристально чист и прозрачен. Была видна буквально каждая деталь, каждая складка местности, но боевики и их позиции не наблюдались. Несмотря на то, что ярко светило солнце и на голубом небе не было ни облачка, противоположный берег зримо излучал угрозу и опасность. Сначала мост перешла разведка первого батальона с сапёрами, а через некоторое время БМП с десантом на борту стали по одному, осторожно пересекать мост и двигаться в сторону перекрёстка дорог Шали – Новые Атаги. Боевые машины в разные стороны ощетинились стволами, сидящей на них пехоты, которая напряжённо вглядывалась в разлапистый и густой кустарник, разрушенные строения щебёночного завода и разворошенные взрывами кучи щебёнки, откуда могли выскочить боевики и в упор открыть огонь. Но всё обошлось. Первый батальон благополучно миновал завод, спокойно проехал вдоль зелёнки тянувшейся слева от дороги сплошняком и вышел на перекрёсток. Теперь мост стали пересекать машины третьего батальона, а я вернулся в батарею. Построил колонну и двинулся к племсовхоза. совхозу. Один взвод поставил у южного перекрёстка, тем самым прикрыл направление от Старых Атагов, а другой взвод расположил ещё правее. Сам же, со своей ячейкой, расположился перед трёхэтажным зданием дирекции племсовхоза. станции. Алексей Иванович и Игорь сразу же стали разгружать с прицепа доски, фанеру, решив за время стоянки здесь, сделать хорошую будку на прицепе и жить в ней. Понаблюдав за ними с полчаса, я ушёл на противоположную сторону штаба, где за длинным столом сидели Колесов, прапорщик Воронин, Ренат Халимов, секретчик Володя Романов и также меланхолично наблюдали за погрузкой штабного имущества на машины, чтобы по первому приказу командира выдвинуться на новое место. Иногда Андрюха Воронин срывался с места и вмешивался в погрузку, добиваясь того порядка, который был нужен ему, после чего он снова присоединялся к нам. Периодически Халимов и Воронин начинали уговаривать Колесова, чтобы тот достал из заначки немного коньяка, но Колесов стоял твёрдо и также твёрдо отказывался, но недаром говорят - вода камень точит, и через полчаса его всё-таки уговорили. Начальник штаба выставил на стол литр коньяка и теперь мужественно смотрел, как мы его попивали. За неспешным разговором и наблюдением за погрузкой коньяк быстро закончился, но продолжать мы не стали. Пришёл радист и рассказал, что наступление идёт нормально, боевики оказывают сопротивление, но слабое. Подразделения первого батальона заняли оборону, а третий батальон двигается в сторону расположения Шалинского танкового полка.

- Да, товарищ майор, - повернулся ко мне солдат, - ваши там тоже отличились: подбили танк и БМП духов, но подробностей не знаю.

Обрадованный известием я сразу же ушёл к своим, чтобы поделиться радостной новостью. Замполит тут же достал вина и мы отметили успех наших ребят. Через десять минут замполит и техник снова стали колотить будку, а я послонявшись немного вокруг них, одел на голову немецкую каску, закатал по локоть рукава и вышел на дорогу около въезда на племсовхоза. совхоз, решив немного развлечься и поиграть в фашиста. В ста метрах за монументами «Быку и Барану», вытянувшись в колонну, стояла разведывательная рота. Командир полка решил в этот раз разведчиков оставить в резерве. Вот они стояли на дороге и ждали команду. Я покрутил головой по сторонам, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Посмотрел на разведчиков, раздумывая; стоит ли идти к ним или подождать на перекрёстке чего-нибудь интересного. Разведчики также с любопытством посмотрели на меня: и тоже решили подождать. Мы остались на своих местах – разведчики на БМП, а я стал мерно прохаживаться по дороге. Десять шагов вперёд, поворот кругом, теперь десять шагов назад и опять поворот. Через пятнадцать минут мотания взад-вперёд, моё внимание привлёк легковой автомобиль, который быстро приближался со стороны Гикаловского. Легковых автомобилей, да ещё движущихся я не видел уже больше двух месяцев, поэтому настороженно наблюдая за приближающейся машиной и решая про себя: то ли сразу врубить по машине с автомата, то ли немного подождать. Решил подождать. Водитель «Жигулей» тоже решил не рисковать, поэтому за сто пятьдесят метров остановился, высадив двоих пассажиров, быстро развернулся и умчался обратно. Пассажиры, а это оказались контрактники лет двадцати семи, с большими сумками в руках приблизились ко мне и так небрежно, запанибрата, как будто перед ними стоит их друг и брат контрактник, а не офицер, спросили: - Братан, как отсюда в расположение 245 полка добраться, - небрежный тон и их развязное поведение здорово задело меня. Всё-таки я майор и в армии прослужил более двадцати лет, а ни какой то там лейтенант.

Сурово сдвинул брови и сходу наехал на солдат: - Товарищи солдаты, это что за обращение к старшему по воинскому званию? Вы что, забыли как положено обращаться к офицеру? Тем более что я начальник патруля.

Задетое самолюбие и многолетний опыт «постановки зарвавшихся солдат в стойло» подсказал мне, как сыграть с ними злую и жестокую шутку, чтобы они знали впредь, как надо себя вести с незнакомым офицером. Меня понесло: - Ваши документы. Кто такие и откуда едете?

Солдаты растерялись от моего напора и послушно полезли в карман за документами, попутно объясняя, что они возвращаются из командировки в полк и чтобы быстрее добраться наняли чеченца на автомобиле. Слушая их объяснения и крутя документы в руках, я сделал вид что смягчился и уже нормальным голосом стал объяснять обстановку.

- Товарищи солдаты, я начальник патруля и с разведчиками, - мотнул головой в сторону разведроту. роты, - патрулирую эту дорогу. Появились сведения, что сегодня на этой дороге, боевики переодетые в российскую форму должны провести диверсию против воинских подразделений. Командир полка приказал мне: проверять у всех документы и в случаи обнаружения диверсантов, или каких-то подозрительных лиц расстреливать их на месте – без разбирательств. Так что, вот такие вот дела, - всю эту «Лапшу» я вешал солдатам с серьёзным видом, решив попутно немного развлечься. Открыл первый военный билет.

- Не понял, это что за ерунда? – С удивлением протянул я. На месте фотографии в военном билете было пустое место.

Контрактник испуганно зачастил и полез ко мне: - Товарищ майор, да это у меня фотография отклеилась. Дайте, я вам покажу, где она.

- Стоять солдат, ты чего лезешь? Сейчас я сам всё найду и разберёмся, кто ты такой.

Я пролистал военник и за подкладкой обложки нашёл фотографию, с которой на меня глянуло почти детское лицо.

- Ты что, хочешь сказать, что это ты? – Я почти вплотную поднёс фотографию к небритому лицу солдата, а потом приложил её к пустому месту в документе, решив усилить розыгрыш, - смотри и печать на фотографии не совпадает с оттиском печати на листе.

- Товарищ майор, да это я фотографировался, когда военный билет получал, - попытался оправдаться солдат, но я его оборвал и стал листать военный билет другого солдата и комментировать

- Ну, тут, хоть, всё нормально, фотография на месте. Печать тоже нормальная. Так посмотрим дальше, - я листал документ и читал записи в нём, зная, что всё равно найду неправильную запись и точно; в графе прохождение службы не была сделана запись о призыве на службу в 245 полк. Последняя строчка говорила об увольнении в запас из Советской Армии в 1988 году.

Сделал резко три шага назад и вскинул автомат: - Да вы, ребята, боевики переодетые. Вы думали, что своими липовыми документами обманете меня. – И тут же грозно заорал, - Стоять, суки… Руки вверх.

Солдаты побледнели и испуганно забормотали: - Товарищ майор, да нас призвали, привезли в Мулино, сунули в эшелон и ни фига не записали в военники. Товарищ майор, да мы не боевики, поверьте….

Опустил автомат и, пролистав ещё раз документы, уткнулся ещё в одну запись: - Ого, да ты родился в Золино. – Я с любопытством посмотрел на солдата.

Контрактник обрадовано затряс головой: - Да я оттуда кроме армии никуда и не уезжал. Там и живу до сих пор.

Я мечтательно прикрыл глаза: - Я, боец, в семьдесят шестом году в Мулино был в командировке. И в Золино чуть ли не каждый день тёрся: с девчонкой вашей любовь крутил. Чуть не женился. Может и тебя там видел. Вот сейчас и проверим: боевики вы или нет. Военный городок в Мулино хорошо знаете?

Получив утвердительный ответ, задал контрольный вопрос: - Что такое, товарищи солдаты – «МУДО»?

Контрактники удивлённо переглянулись друг с другом и с надеждой уставились на меня, надеясь, что я шучу.

- Что не знаете? – Теперь удивился я, - да кто хотя пару дней там пробыл знает, что такое «МУДО». Ты что солдат ни разу на дискотеку в городок не бегал?

- Бегал, - как эхо протянул солдат. Второй контрактник с надеждой смотрел на своего друга, но она таяла с каждой секундой.

- Да, - задумчиво протянул я, - всю жизнь прожить в Золино, бегать на дискотеку в городок и не знать что такое «МУДО».

Покрутил в руках документы, потом решительно сунул их в карман: - Документы вам больше не понадобятся. К стене. – Я мотнул стволом автомата на стену монумента, облицованную светлой кафельной плиткой. Контрактники было взялись за ручки сумок, но я их остановил.

- Сумки оставьте, а сами к стенке. – Солдаты послушно отпустили ручки и стали у стенки, повернувшись ко мне лицом, продолжая надеяться, что это только страшный сон.

- Бараны, - злобно прошипел сквозь зубы и решительно передёрнул затвор, - Согласно приказа командира полка вы приговариваетесь к расстрелу, как подозрительные личности.

- Документы у вас ребята не в порядке, - добавил и, чуть вскинув автомат, так чтобы пули прошли выше их голов, нажал на курок. Автомат привычно задёргался в руках, но опыт обращения с ним я имел достаточный, так что пули легли туда, куда их и послал, осыпав обалдевших контрактёров осколками кафеля. Они только и успели закрыть лица руками, а теперь стояли у стенки и не понимали, на каком свете они уже находятся.

- Ну что обалдуи стоите? Я вас расстрелял и теперь вы можете катиться на все четыре стороны. – Солдаты на одеревеневших ногах подошли к сумках и вопросительно посмотрели на меня, боясь без моего разрешения взяться за ручки.

- Да берите вы свои сумки и топайте отсюда, - я с раздражением махнул рукой на перекрёсток и сунул им их военники, - да, передайте своему командиру привет. Это из-за того, что он вам военные билеты не оформил, вы и влипли в эту дрянную историю. Попали бы к ВВэшникам с такими документами там разговор по-другому повернулся.

Солдаты взяли сумки и понуро побрели к перекрёстку, еле переставляя ноги. Глядя им в след, я почувствовал укол раскаяния: - Блин, зачем так жестоко пошутил? Зачем? Скотина я. Парни в сумках товарищам подарки везут из России. Представляли, как они встретятся с друзьями, посидят за бутылочкой, рассказывая о «Большой земле», а тут майор скотинистый попался.

- Эй, солдат, - бойцы с опаской обернулись, - да, да…, ты: с Золино, подойди ко мне.

Контрактник с опаской приблизился, опасаясь новых причуд незнакомого офицера.

- Да не бойся, больше ничего я вам не сделаю. А «МУДО» – это Мулинский Дом Офицеров. Деревня…, по жизни надо активно идти, а не просто созерцать её из своего огорода. А теперь валите отсюда. – Солдат попятился от меня, несколько раз при этом, прикладывая руку к головному убору, а я опять зашагал по дороге перед памятниками.

- Боря, Боря чего ты тут творишь? – Из-за постамента памятника выглянул командир разведроту. роты Толик Чернов и осторожно огляделся: он недавно прибыл взамен погибшего командира роты. Но видя, что я в нормальном состоянии, смело вышел ко мне, - чего ты за стрельбу тут затеял?

Я с досадой махнул рукой, потому что в глубине души у меня опять всколыхнулось озлобленность на всё и на контрактников в частности: - Да ну их к чёрту.

- Толя, - продолжил я, когда Чернов подошёл ко мне, - что за бардак? Почему люди башкой не думают? Не пойму. Ведь они не пацаны, взрослые мужики, армию всё-таки от звонка до звонка отслужили. Вот у меня в удостоверении всё в порядке: получил автомат – записал, получил пистолет – тоже записал, сдал на склад пистолет – сделал запись о сдаче. А у этих: у одного последняя запись сделана десять лет тому назад, а у другого фотографии в военнике нет. Достаёт какую-то, а там рожа, словно его из люльки достали и сфотографировали. Тьфу, - с досады я плюнул в пыль.

- Толя, во время Великой отечественной войны с такими красноармейскими книжками их давно бы повязали. Припаяли бы дезертирство и в двадцать четыре часа осудили: в лучшем случаи штрафная рота, а в худшем к стенке поставили и расстреляли бы по настоящему. А не так как, тут майор повеселился. – Я опять махнул рукой, понимая, что где-то пытаюсь оправдать свой поступок, но и осознавая, что и во многом прав тоже.

Пообщавшись со мной, Толик ушёл, а я решил ещё побыть на дороге немного, но уже никому не привязываться. День перевалил на вторую половину и солнце припекало почти по- летнему. Я уже подумывал идти к своей батарее, как вдалеке, со стороны Старых Атагов показался грузовой автомобиль. Я поджидал его, чтобы когда он завернёт к нам, заскочить на подножку и до ворот доехать на нём. Но УРАЛ и не думал притормаживать перед поворотом, продолжая мчаться по дороге на большой скорости. Удивлённый, замахал рукой, требуя остановиться, так как разглядел, что за машиной не была зацеплена бочка для воды, и автомобиль просто не мог сегодня ехать один дальше племсовхоза. станции. Но машина продолжала мчаться, не снижая скорости, двое человек сидевших в кабине откровенно смеялись надо мной и не обращали внимания на мои сигналы, а поравнявшись, старший машины показал совсем неприличный знак руками и помчался дальше, обдав меня пылью.

Дальше всё пошло на «автомате»: я резко сдёрнул автомат с плеча, вскинул его и дал очередь по задним колёсам, потом сделал несколько быстрых и плавных шагов в сторону, дал ещё одну очередь, с удовлетворением отметив, что ни одна из пуль не прошли мимо цели. Результат не замедлил сказаться: УРАЛ резко затормозил, заскрипев тормозами и из кабины вывалился прапорщик с водителем, которые с матом и руганью ринулись ко мне. Прапорщик при этом воинственно размахивал автоматом. Но не на того они напали. Когда они приблизились ко мне на десять метров, обещая растереть в порошок, я дал хорошую очередь прямо им под ноги. Пули вздыбили пыль и землю почти до пояса, несколько из них с противным визгом рикошетом ушли в разные стороны, но прапорщик и солдат встали как вкопанные.

- Стоять! – Заорал и дал ещё одну очередь низко над головами, заставив их в испуге присесть, - кидай автомат на землю. Кидай, а то обоих сейчас положу.

Повторять дважды не пришлось, прапорщик бросил автомат, но угрожающе двинулся ко мне. Пришлось дать ещё одну очередь под ноги. Прапорщик сбавил тон, остановился, но продолжал ругаться. Я уже рассмотрел, что номер машины был нашего полка, но прапорщика не знал.

- Прапорщик, заткнись, а то сейчас прострелю ногу, - угроза подействовала, тем более что солдат дёрнул его за руку, прося замолчать.

- Вот так то лучше, и советую не дёргаться. Ну, так почему не остановились на моё требования? Кто такие? И с какого подразделения?

Прапорщик немного успокоился и уже более спокойно стал отвечать: - Да вы что, товарищ майор, не узнали меня что ли? Я ведь старшина седьмой роты. Помните, вы к нам приходили, а я голый по пояс ходил, готовился мыться.

- Не помню, старшина, - да и у меня не было желания вспоминать, - давайте оба документы. Посмотрим, что там у вас.

Прапорщик протянул удостоверение. Я пролистал документ и усмехнулся.

- Ну, и где написано, что ты старшина седьмой роты. – Я ткнул почти в лицо прапорщику открытое удостоверение личности, - здесь написано, что ты техник роты, чёрт знает какой части. Так что не звизди, а отвечай - откуда ты и где взял машину? Солдат, давай сюда свой военный билет.

Солдат замялся: - Нет у меня военника, уж месяц как потерял.

- Права тогда давай.

Боец набычился, а прапорщик опять стал горячиться: - Да, что ты майор привязался? Я с Чебары…, там до вашего полка служил. Знаю я твою фамилию. Командир роты у меня Гарри Богданов, командир батальона Медведев. Чего ещё надо? Свои мы. Всё, майор, поехали мы. – Прапорщик перестал махать у моего лица руками, поднял с земли автомат и повернулся, чтобы идти к машине. Солдат с презрением плюнул мне под ноги и тоже направился за своим старшим. Не успели они сделать и трёх шагов, как справа и слева от них пыль вздыбилась от моих очередей.

- Стоять, старшина. Я вас никуда не отпускал.

Прапорщик и солдат медленно повернулись и решительно направились ко мне: я настороженно наблюдал за ними, готовый к любым неожиданностям. Первым ко мне приблизился солдат и, не останавливаясь, молча, кинулся на меня. Но я был готов: чуть повернувшись всем корпусом влево, одновременно сделав небольшой шажок навстречу надвигающегося солдата, сильно ударил его автоматом в живот. Этот приём давно у меня был отработан и провёл его чисто. Водитель послушно наклонился вперёд, схватился руками за живот и упал в пыль, засучив ногами по земле. Я ещё чуть повернулся и ткнул стволом автомата в живот прапорщику, хотя продолжая приём, можно было ударить сильнее.

- А вот этого не надо, - проговорил я спокойно, но напряжённым голосом, чуть побледневшему прапорщику, из рук которого снова выпал автомат, - подымай его и к стене, только спокойно.

Старшина поднял, тяжело дышащего солдата и послушно повёл его к кафельной стенке. Солдат постепенно приходил в себя и у стены стоял уже самостоятельно.

Я направил автомат на задержанных: - Согласно приказа командира полка…, - закончить я не успел.

Прапорщик рванул на себе форму и истерично заорал: - Стреляй гад, стреляй фашист...

- Да…, я под автоматом телохранителя Грошева держался лучше, - автомат задёргался в моих руках и пули вспороли кафель над головой прапорщика и солдата, раскидывая в разные стороны блестящие осколки. Затвор внезапно клацнул впустую – кончились патроны в магазине. Прапорщик, не убирая рук с порванной на груди формы, медленно двинулся ко мне: - Товарищ майор, да вы идиот. Вы что творите?

Приблизился ко мне вплотную, но нападения с его стороны я уже не ожидал - прапорщик был сломлен: - Да я на вас командиру полка пожалуюсь...

Я спокойно достал из подсумка старшины новый магазин, отстегнул свой пустой и сунул его к старшине. Новый магазин пристегнул к своему автомату, передёрнул затвор и дал контрольную очередь в воздух.

- Скучно мне, товарищ прапорщик, вот и веселюсь.

Старшина с недоумением смотрел на меня, но постепенно до него дошёл смысл моих слов и он захохотал во всё горло, закидывая голову назад. Закончив смеяться, посмотрел на меня и опять залился смехом. Рядом стоял солдат и несмело улыбался, не решаясь смехом поддержать своего начальника.

- Конечно, я помню тебя, старшина, но скучно мне. Ладно, давай разворачивайся и возвращайтесь обратно. - Я повернулся и направился к Алушаеву, который прибежал на выстрелы и стоял в отдалении с автоматом в руках, наблюдая за происходящим.

От машины послышался мат и ругань водителя, а в мою сторону опять ринулся прапорщик: - Товарищ майор, да вы прострелили колёса. Как я теперь поеду? Нет, теперь я обязательно доложу о ваших бесчинствах командиру полка. Пусть он с вами разберётся. Да вас…, - дальше прапорщик попытался образно описать моё ближайшее будущее, но у него не хватило фантазии и он замолк.

Подождав, когда прапорщик закончит свой гневный монолог, взял рукой его за форму и резко притянул к себе.

- Прапор, я сейчас тебя арестую и брошу в яму вместе с твоим водителем. Только я, потом, доложу командиру полка о том, что когда седьмая рота ведёт бой, теряет людей убитыми и ранеными, старшина роты мчится в Грозный на рынок продавать ротное имущество и не выполнил требования майора, когда он его остановил и завернул обратно. Тебе ясно?

По мере того, как я это ему говорил, медленно цедя слова сквозь зубы, пыл у старшины стремительно убывал. У него заюлили и забегали по сторонам глазёнки и он быстро сник.

- Так что прапорщик, это с тобой командир полка и особисты будут разбираться. А сейчас включай самоподкачку и дуй отсюда в роту, а то залезу и посмотрю, что у тебя там в кузове. О.. и разведчики, как раз сюда идут. – От колонны разведроту. роты к нам приближались командир роты и два разведчика.

Прапорщик попятился, выставив руки перед собой: - Всё, всё, товарищ майор… Всё я поехал отсюда… Я всё понял…, меня тут уже нет – я уже в роте, - стремительно развернулся и побежал к УРАЛу.

Когда Толя со своими разведчиками подошёл ко мне, вокруг автомобиля кипела работа: водитель бегал с плоскогубцами и открывал краны, а прапорщик бегал за ним помогая ему.

- Боря, хорош хернёй заниматься, а то кого-нибудь пристрелишь. Тебе разве мало что ли танков? – Начал с ходу отчитывать меня Чернов.

- Толя, я пошёл отсюда, а то действительно кого-нибудь расстреляю. Ты сейчас тоже проверь у своих бойцов документы, а то у прапорщика и его водителя документы далеко не в порядке, да ещё и дёргаются, когда замечание делаешь.

Отойдя от перекрёстка, я попросил у Алушаева военный билет и остался доволен - он оказался в порядке. Все записи, печати какие положено иметь в военнике, были и у других моих подчинённых, когда я проверил документы у Чудинова, Торбан и водителей УРАЛов. Послонявшись немного вокруг прицепа, где уже вырисовывалась будка, залез во внутрь БРДМа и крепко заснул.

Проснулся от того, что меня кто-то сильно тормошил. Открыл глаза и увидел над собой Володю Романова. Выражение лица у него было растерянное и беспомощное: - Боря, помоги мне. Час назад пришла команда от командира полка – штаб переместить на другое место. Колесов увёл колонну и секретка моя с ними ушла, а я в это время был в РМО. Чего делать не знаю? Может быть, ты меня быстро отвезёшь к новому месту и вернёшься обратно?

Отношения с Володей у меня всегда были нормальные, так что причин отказать ему не было. Поглядел на солнце: время вернуться до темноты обратно у меня вроде бы было.

- Хорошо Володя, едем.

Романов уже расспросил знающего человека о новом месте развёртывания командного пункта полка и как туда проехать. Я глянул на карту и в принципе тоже прекрасно представил себе, как туда проехать.

Объяснив Алексей Ивановичу ситуацию и оставив его за старшего, мы через пять минут вырулили на дорогу и помчались в сторону Старых Атагов, свернули на перекрёстке влево и быстро доехали до моста через Аргун. Миновали его и дальше поехали тише, настороженно вглядываясь в зелёнку вдоль дороги и развалины щебёночного завода. Дорога была изрыта воронками и заставлена остатками огромных БЕЛАЗов, которые приходилось объезжать по обочине дороги. Выехали на перекрёсток дорог Шали – Новые Атаги и остановились на пару минут, чтобы осмотреть автобусную остановку, превращённую в дот и развалины гаражей: всё-таки мы довольно часто сюда стреляли за эти две недели. В развалинах гаражей уже обустроились несколько солдат первого батальона под командой офицера с задачей встать здесь блок-постом. Внутри автобусной остановки, на удивление было мало стрелянных гильз, но в амбразуру хорошо просматривалось и простреливалось всё пространство перед перекрёстком. Стены сооружения, после прямого попадания противотанковой ракеты потрескались и кое-где держались на честном слове. Рядом с дотом был оборудован окоп, на дне которого виднелись следы гусениц, наверно, от МТЛБ, а в зелёнке просматривался сгоревший БТР. Спускаться вниз мы не стали, так как неожиданно стремительно стали опускаться сумерки и заметно похолодало. Старший блок-поста рассказал, что есть два пути к штабу полка: первый – двигаться по дороге на Шали, через километр свернуть направо в поле и двигаться вдоль воздушного арыка пока не упрёмся в животноводческую ферму, где и должен располагаться штаб полка. Второй: свернуть тут на Новые Атаги и, не доезжая пятидесяти метров до окраины деревни, свернуть влево. Переправиться через арык и по полевой дороге тоже можно выехать на ферму. После секундного колебания я выбрал второй путь. Промчались на большой скорости до строений «ткацкой фабрики» и остановились в расположении мотострелкового взвода второй роты. Справа и слева от дороги солдаты активно оборудовали позиции и готовились к ночной работе, два БМП уже заехали за укрытия и направили свои пушки в сторону деревни, которая находилась в четырехстах метрах от нас. Тут же на дороге находился и командир взвода. Он охотно рассказал, как проехать через арык к ферме.

- Вы, товарищ майор, на боевиков, когда будете поворачивать с дороги, не обращайте внимания. Они сидят за баррикадой, но никого не трогают. Три часа тому назад здесь командир батальона разговаривал с их старейшинами. Якобы, деревню от мародёров обороняет отряд народного ополчения и они просят нас в деревню не входить, а они в свою очередь не стрелять в сторону полка. Обстановку на других участках не знаю, но в районе фермы идёт интенсивная стрельба. Так что, товарищ майор, будьте всё-таки поосторожнее.

Я поблагодарил старшего лейтенанта и двинулся вперёд, сумерки сгустились и местность просматривалась метров на сто, дальше всё сливалось. Медленно проехали полусгоревший, подбитый нами КАМАЗ. Чудинов ещё сбавил ход и мы все с любопытством осмотрели автомобиль. Кабина от попадания ракеты была разбита вдребезги и ёе остатки наклонены вперёд. С машины было снято всё, что можно было использовать в качестве запчастей. Деревья за машиной сильно искорёжены и повреждены огнём ЗСУ, но на самом автомобиле были видны следы попаданий лишь нескольких 23 мм снарядов, которые практически не повредили машину. Проехали КАМАЗ и справа потянулась линия жилых и безмолвных домов. Показалась баррикада из бетонных блоков, из-за которой выглядывали головы ополченцев. Даже издалека было видно, что вооружены они были не хило: у каждого из них автомат. В баррикаде оборудована огневая точка, из амбразуры которой выглядывал ствол пулемёта Калашникова.

Из-за угла дома, недалеко от баррикады, вышел боевик и тут же скрылся, но я успел заметить у него в руках гранатомёт. Как только мы миновали подбитый КАМАЗ, Алушаев занял своё место за пулемётом и сейчас угрожающе вертел стволом КПВТ в сторону деревни. Крышка люка Чудинова была закрыта, а мой люк открыт. Автомат лежал на броне под рукой, а я полуспустившись в люк внимательно смотрел вперёд и по бокам, стараясь не пропустить брод через арык, который протекал рядом с дорогой. Баррикада приближалась, но спуска в арык всё не было. Мы ещё сбавили скорость и теперь ехали совсем медленно. За ту минуту пока мы приближались к баррикаде, количество боевиков увеличилось почти вдвое и теперь их было около двадцати. По чей-то команде несколько человек полусогнувшись метнулись в разные стороны и скрылись в сумерках по обе стороны дороги. Опустив руку в люк, нащупал ствол ручного пулемёта и расположил его так, чтобы было удобно и быстро выхватить и открыть огонь. Сзади моего сиденья сидел Романов и через лобовое стекло тоже внимательно наблюдал за обстановкой.

Есть! Впереди, в пяти метрах, был виден съезд в арык.

- Чудинов, видишь?

- Да.

- Сворачивай…, - БРДМ прибавил скорости, а я потянул из люка пулемёт. У меня отлегло от сердца, полагая что сейчас свернём и без помех двинемся к ферме, до которой оставался километр. Но судьба распорядилась по-другому: Чудинов несколько поторопился с поворотом и бронированная машина не вписавшись в поворот, левой стороной наехала на береговой бугор, сильно накренилась и стала валиться на бок – в арык. Внутри послышались встревоженные голоса, грохот не закреплённых коробок с пулемётными лентами и крики боли, когда БРДМ, подняв большой фонтан брызг с шумом упал в воду на бок. Судорожно дёрнувшись, в последний момент, я сумел выхватить пулемёт и вывалился из машины в воду, сильно ударившись ногами о кромку люка. Сверху, по затылку хлопнул автомат, соскользнув с брони, и в глазах на несколько мгновений от удара потемнело, но чувство опасности быстро привело меня в сознание. Упал удачно: на руки и колени, и почти не замочился. Сразу же подхватив пулемёт, на полусогнутых ногах метнулся к небольшому, полуметровому обрывчику, откинув сошки я установил пулемёт и направил его в сторону боевиков. Дослал патрон в приёмник и теперь уже неторопливыми движениями выложил на обрывчик гранаты, разогнув усики колец. Я был готов к бою, вполне возможно к последнему своему бою.

Сзади, из расположения мотострелков с шипением взлетела в воздух осветительная ракета, хлопнула где-то над нами и залила окрестности белым, мёртвенным светом. Баррикада была в сорока метрах. Человек пятнадцать боевиков уже перелезли через блоки и толпились перед ними: то дёргаясь вперёд, то опять отодвигаясь к баррикаде, а наверху сооружения стояло несколько чеченцев и о чём-то ожесточённо спорили, показывая руками в нашу сторону. Ракета погасла, а рядом со мной плюхнулся Алушаев, занял позицию и положил передо мной мой автомат.

- Товарищ майор, секретчику, кажется, повредило коробками ногу, может быть и сломало.

- Где Чудинов, что с ним?

- Да с ним всё нормально, вон, вокруг «бардака» крутится, - я обернулся к машине. Подымая кучу брызг, вокруг машины суматошно носился по воде водитель. Иногда он останавливался и в обалдении, упёршись плечом в броню, безнадёжно пытался вернуть семитонную машину в первоначальное положение. Изнутри машины доносился мат и сдавленные стоны Романова.

- Чудо, хорош носиться. Лезь вовнутрь и помоги вылезти прапорщику, - водитель на секунду остановился, кивнул головой и тут же исчез в машине.

- Алушаев, давай мотай к пехоте и тащи её сюда: иначе, если боевики полезут минуты три – пять мы продержимся и нас сомнут. Без их помощи мы не выживем. – Я толкнул сержанта в сторону дороги, но Алушаев сжался и не тронулся с места.

- Товарищ майор, вы должны за помощью идти, а не я. Я ведь сидел в башне и не видел дороги, да и пока объясню, пока мне поверят – только время терять. Идите вы.

В словах подчинённого был определённый резон: одно дело, если на позиции пехоты прибежит сержант и начнёт сбивчиво объяснять ситуацию, и другое если туда прибежит майор и пнёт под задницу командира взвода, если тот заупрямится или начнёт сомневаться. Но с другой стороны было что-то позорное и постыдное в том, что я сейчас уйду, а мои солдаты останутся один на один с боевиками. Это может выглядеть и так, что командир воспользовавшись предлогом убегает с позиции, бросая своих подчинённых.

Матерясь и шипя от боли к моей позиции подполз Романов и Чудинов.

- Володя, что с тобой?

- Да, блядь, когда переворачивались, коробкой мне сильно ударило в колено и теперь не могу согнуть ногу. Может обойдётся, - с надеждой протянул прапорщик. Утешать его времени не было, пора принимать решение, тем более обстановка резко изменилась и судя по суете около баррикады, явно не в нашу пользу. Нельзя было терять ни минуты.

- Слушай приказ, - все повернули головы в мою сторону, - всем рассредоточиться друг от друга на пять метров. Первыми огонь не открывать, если конечно они не начнут активных действий. Алушаев, ты старший. А я сейчас быстро смотаюсь к пехоте и приведу их сюда. Держитесь.

Подхватив автомат и заткнув одну из гранат рычагом за портупею, я поднялся во весь рост на обрывчике и заорал первое, что пришло в голову, обращаясь к неясным фигурам боевиков: - Духи…, не стреляйте сюда. У нас тут пятнадцать ракет в машине, если хоть одна взорвётся пол деревни снесёт.

Фигуры боевиков замерли, вслушиваясь в мой голос, а я уже выскочил на асфальт и, водя стволом автомата из стороны в сторону, стал пятиться назад. Отступив немного и перестав различать баррикаду с чеченцами, я развернулся и стремительно, насколько это было возможно, помчался по дороге в сторону пехоты, контролируя теперь тёмные провалы окон и дверей домов слева от меня. Ряд домов закончился и через двести метров появилось чёрное пятно подбитого КАМАЗа, который как раз был посередине между деревней и «ткацкой фабрикой»: ещё немного и я у своих.

- Только бы командир взвода с дороги никуда не отлучился, - мысленно взмолился я, непонятно к кому обращаясь. Уже почти миновав грузовой автомобиль, неожиданно нос к носу столкнулся с боевиком, который тёмной и большой тенью вывернулся из-за кузова. Не знаю, кого он поджидал, но к встрече с русским он явно был не готов, даже не успел вскинуть автомат. Столкнувшись со мной, он что-то растерянно забормотал по-чеченски и затоптался на месте, я же с ходу уткнув ствол ему в живот, грозно зашептал: - Тихо.., тихо…, сука, не дёргайся и не стреляй, - и тут же услышал за спиной топот ног ещё одного человека. Схватив духа за одежду левой рукой и не убирая автомата, резким рывком развернул боевика на дороге. И вовремя: почти натолкнувшись на нас, к нам подбежал ещё один вооружённый автоматом чеченец. Уяснив, что несмотря на то что их двое, обстановка явно не выигрышная он тихо и отчаянно прошептал: - Аллах Акбар, - и закрутился вокруг нас, пытаясь всё время зайти мне за спину. Я же тоже не стоял на месте, крутился вокруг первого боевика, прикрываясь им.

В голове метался вихрь мыслей, главной из которых была одна – не довести ситуацию до стрельбы. Сейчас даже один выстрел может спровоцировать шквал огня с любой стороны и тогда всё пойдёт по непредсказуемому сценарию и моим бойцам с Романовым долго не продержаться. Так, в топтании и в сопении, прошло секунд двадцать. Вспомнив про гранату, я выхватил её из-за пояса, большим пальцем, просунув в кольцо, выдернул его из запала, благо усики уже были разогнуты.

- Не дёргайтесь, суки, а то сейчас всех взорву и себя тоже, - и сунул гранату в лицо второму боевику.

Надежда разойтись мирно, без стрельбы была. Оба боевика были явно в возрасте и, судя по их растерянности и действиям, были обычными деревенскими мужиками, загнанными в ополчение. У которых в основном были мысли о хозяйстве, коровах и семье, и о том чтобы всё это быстрей закончилось, а не проявлять героизм, защищая непонятно чьи интересы и быть разорванными гранатой этого сумасшедшего русского. Если бы на их месте были молодые парни, то и моё положение было гораздо хуже. Те бы постарались, по молодости и глупости, обезоружить меня и взять в плен, чтобы потом хвастать своим геройством.

- Мужики, расходимся тихо. Без стрельбы. Я вас не видел, и вы меня не видели. Я пошёл, - я сделал шаг назад, не опуская автомата и держа гранату в вытянутой руке: боевики не двигались и не предпринимали ни каких действий. Нормально. Я сделал ещё несколько шагов назад и громким шёпотом сказал: - Сматывайтесь отсюда пока живы, я сейчас пехоту в атаку подыму. Тогда вам не поздоровиться.

Чеченцы, как по команде пригнулись и побежали в сторону зелёнки, а я развернулся и припустил бегом дальше, соображая про себя - Рассказывать про встречу с боевиками друзьям или нет? Конечно, рассказать можно и многие в полку воспримут это с юмором, но и найдутся люди, которые скажут потом, что я струсил. И трезвонить об этом будут на каждом перекрёстке.

- Ладно. Рассказывать не буду, потом как-нибудь. После войны.

Бог, наверно, услышал мои молитвы: командир взвода находился на дороге и сразу же подскочил ко мне: - Что случилось, товарищ майор?

Не дав себе отдышаться, сразу начал вводить в курс дела: - «Бардак» перевернулся около духов, бойцы заняли оборону. У секретчика повреждена нога. Подымай в атаку взвод и вперёд, на выручку. – Только после этого, смог перевести дыхание и осторожно вставил усики кольца в запал гранаты.

Офицер практически не размышлял, повернулся в темноту и подал команду зычным голосом: - Заводи. Всем на броню, приготовиться к атаке. Машины на асфальт.

Я думал, что выполнение команды командира взвода займёт минут десять и мне придётся его ещё поторапливать. Но уже через секунд сорок, почти одновременно, взревели двигатели, а ещё через минуту на асфальт стали вылезать боевые машины пехоты. Как только они остановились, из темноты на них, как муравьи, полезли солдаты и стали деловито рассаживаться на броне.

- Старлей, тебя как зовут?

- Дима, а что?

- Дима. Как только садимся, пусть на БМП врубаются все огни: фары, габариты, прожектора, короче - всё. Как только трогаемся все, в том числе и я, орём изо всех сил - «УРА». Идём в психическую атаку на этих ополченцев, но никто не стреляет. Ты понял меня? Если всё будет нормально; спешиваемся и врываемся на баррикаду, а там разберёмся.

Дима мотнул головой и стал по радиостанции отдавать указания, а через полминуты мы рванули вперёд. Яркий свет фар, подфарников, прожектора дикий рёв солдат. Метры. Десятки метров стремительно проглатывались гусеницами: сзади, почти вплотную ревел двигатель второго БМП. Промелькнул слева подбитый КАМАЗ, а ещё через несколько секунд в отблеске фар мелькнули радостные лица Чудинова и Алушаева. Секретчик сидел спиной к деревне и страдальчески морщась, поглаживал колено. Я чуть не слетел с брони, когда БМП резко затормозило перед бетонными блоками, но успел зацепиться за какой-то выступ. Пехота как горох посыпалась на дорогу и через секунду баррикада была взята. В отблеске фар вдалеке мелькали спины убегавших в глубину деревни боевиков, никто не стрелял и не оказывал нам сопротивления.

- Дима, - я схватил командира взвода за рукав, - не увлекайся, ничего не громить. Если там обнаружите оружие и боеприпасы забирайте, но больше ничего. Давай одно БМП: будем ставить мой БРДМ на колёса.

Дальше моего вмешательства и не требовалось. В свет фар вскочил Чудинов и, показывая куда надо ехать, стал руководить движением одного из БМП. Быстро и споро, сцепив мою машину с машиной пехоты, он и Алушаев отскочили, а БМП приглушенно заурчав двигателем, стало сдавать назад. Трос натянулся, моя машина немного проелозила по гальке арыка на борту, уткнулась в какое-то препятствие и стала подыматься, встав сначала на два колеса. А потом резко обрушившись, уже твёрдо рухнула на все четыре колеса, закачавшись на рессорах. Под радостные крики пехоты Чудинов ловко нырнул в люк. И, о радость, двигатель БРДМа ровно заработал с первого раза. Отдавать дополнительно команды не требовалось: Алушаев уже подсаживал прапорщика Романова на броню, а вслед за ним залез и сам.

- Дима, спасибо. Возвращайся на исходный рубеж, а мы поехали дальше.

- Товарищ майор, удачи вам, но будьте осторожнее.

Дождавшись, когда пехота соберётся и уедет, мы продолжили путь. Стало совсем темно и я поехал по дороге в сторону фермы, в принципе, наугад, ориентируясь исключительно на свою интуицию. Если раньше было видно пламя горевшего здания, на которое мне посоветовали рулить, то уже сейчас его не было видно. Вдалеке вырисовывались на фоне звёздного неба контуры гор и вход в Аргунское ущелье. Как назло над передним краем не взлетала ни одна осветительная или сигнальная ракета, и в воздухе не висел ни один осветительный снаряд. Но стрельбы кругом было порядочно. Главное, невозможно было разобраться, кто стреляет и куда. Мы сначала двигались по дороге без фар, а когда я посчитал, что пора – свернули вправо. Проехав метров сто, понял что ошибся - рано свернули. Но не стал никому говорить об этом, считая что рано или поздно мы всё равно наткнёмся на своих. Справа темнели строения Новых Атагов, а слева ничего не было видно. Машина шла по полю, то ли с рожью, то ли с пшеницей и это немного успокаивало. Ям и рытвин, куда мы могли свалиться, не ожидалось. Внезапно со стороны темнеющей недалеко деревни в нашу сторону метнулось несколько очередей трассеров, которые прошли совсем низко над головами, заставив нас даже пригнуться.

- Товарищ майор, разрешите ответить, - Алушаев приподнял пулемёт.

- Не надо, бьют на звук двигателя, вслепую. Пройдём не отвечая.

Мы продолжали двигаться в темноте, иногда сквозь звук двигателя слышался треск ломающихся преград, которые всё чаще стали попадаться на нашем пути. Слышны были и звуки выстрелов, которые звучали справа, слева и впереди, но мы продолжали упрямо двигаться вперёд, ожидая что вот-вот уткнёмся в наши подразделения, и тогда разберёмся где штаб.

Неожиданно впереди что-то забелело на земле длинной полосой и я дал команду остановиться. Слез с машины и, низко нагнувшись к земле, разглядел, что это была дорога, а за ней круто обрывались бетонные стенки глубокого арыка. Прислонившись к борту машины и закрывшись плащ-палаткой, мы осветили спичкой карту, на которой нашли арык. Я даже присвистнул от удивления: оказывается мы прошли достаточное большое расстояние и теперь находились или впереди своих подразделений, или что ещё хуже – за передовыми порядками боевиков. На карте справа от нас был обозначен бетонный мост, где вполне возможно можно было кого-нибудь найти из наших. Слишком он важный, чтобы его не попытаться захватить с ходу, поэтому решили двигаться туда. Может быть, его всё-таки уже взяли наши подразделения? Ну, а если там боевики, сворачиваем вправо и пытаемся вернуться к себе. Начали двигаться по дороге на малой скорости, и по мере продвижения к мосту напряжение всё возрастало: или там наши, или духи и все были готовы немедленно открыть ответный огонь, если наткнёмся на боевиков. Наконец-то высоко над нами прошелестел снаряд и разорвался высоко в небе, залив местность желтым светом. Горящий факел сильно мотало в воздухе и от этого тени от местных предметов, и от нас метались из стороны в сторону, что нас и спасло. Бетонный мост оказался неожиданно близко, да и для боевиков появление русских было тоже неожиданным. Оттуда донёсся испуганный, одиночный крик «Аллах Акбар» и сильно грохнул выстрел гранатомёта. Мы инстинктивно пригнулись, но граната прошла высоко над нами. Алушаев в ответ дал очередь из пулемёта, а я нагнувшись в люк заорал Чудинову: - Вправо, Чудо, вправо сворачивай….

С блок-поста боевиков раздалось несколько одиночных, не прицельных выстрелов. Но БРДМ уже повернул вправо и мы помчались к огородам, которые тянулись вдоль окраины Новых Атагов. Огонь со стороны чеченцев всё усиливался и становился более прицельным, а

факел продолжал освещать местность, боевиков, нас, деревню и скопление построек в трёхстах метрах от нас. Там тоже суетились вооружённые люди. Прошло сорок секунд, отпущенных для горения осветительного снаряда, и мир снова погрузился в темноту. Мы перевели дух, но вынуждены были остановиться. Если раньше глаза привыкшие к темноте, что-то видели и различали местные предметы, то теперь после яркого света мы уже ни черта не видели. Стояли несколько минут, ожидая когда снова в небе разгорится новый осветительный снаряд, чтобы разобраться, куда нам ехать. Томительно тянулись минуты, но света всё не было, лишь в двух километрах от нас в воздух взлетали осветительные ракеты, но их слабый свет не дотягивал до нашего места. Так можно было дождаться и приключений. Я нагнулся над люком и скомандовал.

- Чудо, врубай подфарники. Чёрт с ним, погибать так с музыкой и светом. Вперёд.

Слабый свет включенных подфарников освещал землю на три метра вперёд, здорово демаскируя нас. Была достаточно высокая вероятность того, что не только боевики, но и наши могли открыть огонь по нам. Но гораздо страшнее была возможность завалиться в какую-нибудь яму и застрять здесь – между нашими и боевиками. А пока мы въехали в огороды и, ломая заборы, продирались среди грядок и кустарников, нагло пёрли вдоль деревни, но пока ни боевики, ни тем более наши по нам огня не вели. Завалив благополучно с десяток заборов и плетней, у нас появилась надежда на благополучный исход этой авантюры.

- Боря, - меня тронул за рукав Романов, - если мы вернёмся сегодня обратно живыми, то 14 апреля ты мой самый почётный гость.

Я повернулся к Володе и ободряюще похлопал его по руке: - Всё нормально, Володя, прорвёмся. – В моём голосе слышалась твёрдая уверенность, хотя в душе были сомнения.

Самое удивительное, что мы выбрались на грунтовую дорогу, причём, в том же самом месте, где сворачивали вправо – в поле.

- Ребята, да мы сейчас к арыку подъедем, - радостно завопил я, поняв что мы не заблудились, что самое трудное и опасное позади. Боевики у баррикады уже не казались страшными, после той страшной неизвестности, где мы сейчас блудили.

- Чудо, теперь врубай фары, - яркий сноп света лёг на дорогу, осветив не только её, но ряд пирамидальных тополей у дороги, и даже саму баррикаду. Недалеко от арыка дорога делала поворот и мы, завернув, в упор высветили сооружение из бетонных блоков и головы боевиков, которые торчали из-за них, щуря от яркого света глаза. На всякий пожарный мы приготовились открыть огонь, но чеченцы лишь проводили нас глазами, когда мы, подняв фонтан брызг, ворвались в арык и свернули на асфальтную дорогу. А через минуту мы были в расположении мотострелкового взвода второй роты.

На дороге стоял командир взвода, как будто он и не уходил отсюда. Мы остановились и слезли с машины. Лишь Романов ёрзал на броне, но спрыгнуть не решался. Ещё когда мы ехали обратно, стало ясно, что перелома у него нет, а только сильный ушиб колена. Рассказали офицеру, со смехом, о всех наших приключениях. Теперь, конечно, можно было и посмеяться, но старший лейтенант, с удивлением выслушав наш рассказ, серьёзно констатировал: - Товарищ майор, есть бог, есть ангел хранитель. Я до войны, честно говоря, не верил в это. Но сейчас никто не убедит меня в обратном. Или же за вас кто-то сильно молиться. Хотя может и ваша каска, стала не только вашим личным талисманом, но может быть и талисманом всей батареи. Над этим стоит и подумать. Но всё равно, повезло вам, товарищ майор, и повезло здорово.

Поболтав в таком духе ещё минут пять, мы тепло попрощались с офицером и солдатами второй роты. Остальной путь до батареи занял у нас минут двадцать, где наше благополучное возвращение было воспринято всеми с огромным облегчением. Солдаты помогли слезть Романову с БРДМа и с их помощью он забрался в новую будку. Внутри её хорошо и свежо пахло деревом, ярко горела лампочка от аккумуляторной батареи, от чего внутри было уютно и хорошо. В торце помещения и с левого стороны тянулись добротно сделанные двухярусные нары. Ещё одни нары были сделаны у входа, но только верхние. Справа был сделан откидной столик, тут же стояли два небольших сейфа, реквизированных замполитом из брошенных кабинетов племсовхоза. станции, которые могли служить сиденьем и одновременно местом для хранения вещей офицеров.

- Это для солдат; для Торбан, Алушаева и Чудинова, - Кирьянов хлопнул рукой по двум верхним местам, - двое спят, один охраняет. Ну, а из этих - право первого выбора принадлежит Вам, Борис Геннадьевич.

Я прошёл вперёд и по-хозяйски сел на нижние нары в торце - это моё. Обвёл ещё раз взглядом помещение, боевых друзей, солдат, которые с улыбками заглядывали в дверь, Володю Романова, который с наслаждением вытянул ушибленную ногу и теперь её осторожно потирал рукой: - Алексей Иванович, Игорь у меня нет слов – Молодцы! Но я не поверю, если мне скажут, что ты не продумал и вопрос обмытия новоселья.

Все по-хорошему засмеялись, и у меня перехватило горло от этого смеха - я был дома. Дома, где с большим беспокойством ждали нас, переживали и желали благополучного возвращения. И искренне были рады, когда мы вернулись. И если бы понадобилось, каждый, не задумываясь, ушёл в ночь, чтобы выручить нас из беды. Хорошо, что мне не пришлось больше говорить - я просто не смог бы. Незаметно смахнул слезу и отвернулся, чтобы никто не видел моих повлажневших глаз. Я сумел справиться с охватившим меня волнением и повернулся к своим подчинённым - опять прежним командиром.

Стол был уже готов, офицеры и прапорщики с оживлением рассаживались вокруг него, Алушаев и Чудинов сидели недалеко от нас с котелками, в которых Торбан сохранил для них ужин. Я подозвал их к столу и щедро налил им в кружки спиртное: - Выпейте мужики, за благополучное наше возвращение, - я поднял свою кружку и задумчиво произнёс, - ещё хочу выпить, ребята, за то чтобы мы все живыми вернулись домой. Сегодня ты, Алексей Иванович, имел возможность стать командиром батареи и давайте выпьем и за то, чтобы каждый уехал домой со своей должности.

… Утром, воспользовавшись тем, что на совещание ехать не надо, решил подольше поспать, но моим мечтам не суждено было сбыться. В одиннадцать часов меня растормошил командир роты материального обеспечения капитан Разумеев.

- Боря, давай сгоняем на твоём «бардаке» в Грозный на рынок. А то мои машины все в разгоне.

- Да я, Олег, планировал отвезти секретчика в штаб полка, - я посмотрел на нары, на которые вечером ложился Романов, но того там не было.

- Секретчик ещё утром уехал, так что у тебя больше никаких планов нет. – Командир роты выжидательно посмотрел на меня, а потом продолжил, - давай, Боря, сгоняем; с меня пиво.

Упоминание о пиве окончательно сломило мою нерешительность, да и самому давно хотелось смотаться в Грозный и посмотреть на него.

- Ладно, уговорил. Едем.

Сегодня опять стояла ясная и солнечная погода. За несколько дней такой погоды воздух и земля прогрелись и мы сидели на броне, мчавшегося БРДМа, наслаждаясь тёплым, встречным потоком воздуха, который ласково трепал наши волосы, через расстегнутую форму на груди проникал к телу и раздувал пузырём на спине лёгкую одежду. Олег Разумеев сидел рядом со мной и мы разглядывали окружающую местность, которая после того, как её покинули подразделения нашего полка выглядела пустой и заброшенной. Не было видно и местных жителей, которые ещё не успели вернуться в деревни, ни движения, ни других признаков жизни. Когда въехали в Гикаловский то оказалось, что жизнь здесь всё-таки была и довольно активная, судя по тому как из улицы впереди нас вырулил легковой автомобиль, вильнул на дороге и ровно по центру асфальта помчался на нас в лобовую, потому что мы тоже ехали по осевой линии.

Когда расстояние между нами сократилось до ста метров и «Жигули» продолжали целеустремлённо мчаться по центру дороги, не сговариваясь, мы с Олегом одновременно вскинули оружие и ударили из автоматов по колёсам. Несколько пуль вспороли асфальт перед машиной и сбоку, остальными был разбит передок машины и сами передние колёса. Автомобиль занесло боком на дороге и по немыслимой траектории вынесло в кювет, где от сильного удара вылетело ещё и лобовое стекло. Дверцы машин распахнулись и из них выскочили двое молодых чеченцев: которые встали неподвижно около машины и вскинули вверх руки.

Не опуская автоматы, мы медленно подъехали к ним и остановились. Чеченцы были бледные и сильно напуганные, у одного от удара было разбито лицо, а у второго только лоб. Кровь у него сильно текла по лицу, заливая глаза, но он боялся опустить руки и вытереться.

- Вы, чего – опупели что ли? Хозяевами почувствовали, когда мы уехали? – Молодые парни лишь хлопали глазами и как завороженные смотрели на автомат Разумеева, которым он размахивал, разговаривая с ними, - значит так, проверять и обыскивать вас неохота, но через полчаса, когда будем возвращаться обратно – не дай бог, здесь ещё стоять будете….

Мы тронулись дальше и до самой окраины Грозного, где стоял первый блок-пост ВВэшников, никто нам больше не попался. В самом городе жители были, правда мало, но с приближением к центру количество их возрастало. В основном, это были женщины, старики и дети, которые на небольших тележках перевозили дрова и воду. Взрослых мужчин было мало. Порадовал меня и вид Грозного. На окраинах, в частном секторе, разрушений было незначительное количество, но после площади Минутка разрушения носили уже массовый характер: обгорелые и разбитые остовы многоэтажных зданий, чёрные провалы дверей и окон, остовы расстрелянных машин, киосков – всё это наполняла меня, и наверно не только меня, мстительной радостью. Проехали мост через реку Сунжа, здесь разрушения были ещё сильнее: разбито было практически всё. Миновали дворец Дудаева и по бульвару проехали к площади, в центре которой стоял монумент из трёх фигур, символизирующих дружбу народов. Но армейские остряки уже окрестили – «площадью трёх дураков». За памятником тянулась длинная стена из красного кирпича и чуть вдалеке кипел своей жизнью небольшой рынок, где толпилось пару сотен человек. Приняв немного в сторону, мы остановились и слезли с машины. Чудинов заглушил двигатель и в это время произошёл смешной случай. Временами, когда двигатель моего БРДМа глушили, из глушителя вырывался сдвоенный, сильный хлопок, похожий на короткую очередь. Так получилось и сейчас: воздух прорезала громкая короткая очередь из двух выстрелов, толпа шарахнулась в сторону и замерла с недоумением глядя на нас: очередь была, но никто из нас не держал оружие в руках. Из толпы вынырнули несколько ОМОНовцев и окружили меня: - Зачем вы стреляли, товарищ майор и куда? Вы задержаны.

- Ребята, да не стрелял я. Это моя машина стреляла. – Я со смехом показал на машину и выглядывающего из люка Чудинова, а ОМОНовцы с удивлением посмотрели на меня и перевели взгляд на БРДМ, а потом обратно на меня.

- Чудинов, заводи и глуши, - менты мигом придвинулись ко мне; опасаясь, что я сейчас вскочу на машину и уеду, а Чудо завёл двигатель, и через несколько секунд заглушил его. Из выхлопной трубы вылетел плотный сгусток чёрного дыма и послышался сильный, сдвоенный хлопок. Толпа, опять шарахнулась в разные стороны, но тут же успокоилась. Менты засмеялись, для порядка спросили зачем мы приехали и исчезли в толпе.

Обратно мы возвращались затаренными под завязку. Внутри БРДМа лежал и мой, заветный ящик пива с вяленной рыбой. Конечно, меня смущала мысль: откуда у Разумеева такие деньги? Я знал, что у многих офицеров полка, в том числе и в моих карманах, как и у моих подчинённых не было ни копейки. Но я гнал от себя дурные мысли, успокаивая тем, что у тыловиков свои законы.

На выезде из Грозного, у блок-поста ВВэшников, я остановил по просьбе Олега БРДМ.

- Боря, извини, но у меня здесь дела – минут на пятнадцать. Можешь подождать немного?

- Давай, валяй, - Разумеев скрылся в палатке старшего блок-поста с объёмистом пакетом в руках, а мы удобно расположившись на броне, стали наблюдать за солдатом, который нёс

службу у шлагбаума, а второй солдат с пулемётом страховал первого из укрытия. Если я и Алушаев смотрели снисходительно, то Чудинов угрюмо и недоброжелательно. Солдат бодренько прохаживался вдоль шлагбаума, что-то весело насвистывая: был он маленького росточка, щуплый, но несмотря на свою незавидную внешность, всё же чувствовалось в нём некая нагловатость. Заскрипев тормозами и подняв пыль, у шлагбаума остановились белые Жигули, из которой выбрались двое чеченцев средних лет. Один из них с готовностью открыл багажник и оба протянули для проверки документы. Несмотря на улыбки во весь рот и показную весёлость, держались они скованно и с некоторым, тщательно скрываемым, страхом. Солдат повертел в руках, не открывая, документы и спросил, с приблатнённой интонацией: - Ну, что мужики…, время у вас есть?

Чеченцы ощерились в улыбке: - Ну, конечно, командир – времени полно.

- Ну и хорошо, - солдат сунул, так и не посмотрев документы, в карман, потом повернулся и махнул рукой в сторону полевой кухни, - идите вон туда, когда начистите ведро картошки – получите документы назад.

Надо было видеть вытянувшиеся лица чеченцев, искренне считавших, что чистить картошку для мужчины – позор. Но делать было нечего; под суровым взглядом ВВэшника и многозначительным помахиванием оружия, опасливо поглядывая в нашу сторону, мужики двинулись к полевой кухне. Из-за неё выглянул потный и грязный солдат: - Петька, мне ещё двоих надо – посуду помыть.

ВВэшник понимающе махнул рукой и стал снова, с победным видом прохаживать у шлагбаума, снисходительно поглядывая на нас: мол – учитесь…, пехота. Я с Алушаевым рассмеялся, а Чудинов что-то зло забормотал, мы же поёрзали на броне и приготовились к продолжению спектакля. Вскоре перед нами остановился ещё один автомобиль и из него вылез здоровенный мужик: ситуация развивалась точно по такому же сценарию и закончилась так же – мужик послушно побежал мыть посуду. Я только покрутил башкой: давненько был наслышан, что чеченцы очень здорово боятся ВВэшников, больше чем нас – армейцев и впервые наблюдал это воочию. Чудинов вылез из люка и заматерился, со злобой глядя на солдата, потом повернулся к нам.

- Товарищ майор, как я их не люблю. Честно говорю: пришёл в армию – всех вас офицеров, прапорщиков ненавидел, а здесь покрутился и разобрался. Есть Армия, а есть «менты», которым дали власть, дубинку в руки и они измываются и над зеками, и над народом. Мы воюем здесь, шкурой своей рискуем, а они зачистки в тылу проводят. Да вот такими блок-постами стоят, перед невооружёнными духами пальцы веером распускают. Ненавижу…. – Водитель плюнул и стал закуривать дрожащими от злобы руками.

Отвечать я не стал, только внимательно посмотрел на своего подчинённого. Да и что я ему могу ответить. Тридцать - двадцать лет тому назад, как любой советский гражданин, мог спокойно обратиться к любому милиционеру и получить от него помощь и защиту. То уже с начала восьмидесятых доверия к милиции у меня поубавилось. А сейчас я просто им не верю и не доверяю. Допускаю, что и в их рядах есть достаточно порядочных и честных людей, преданных своему делу, но в целом система МВД до такой степени прогнила насквозь, что они не смогут изменить атмосферу равнодушия и продажности. Была надежда, что приток армейских офицеров внесёт свежую струю в органы, но система также равнодушно проглотила, разжевала их и извратила.

Из палатки вышел Разумеев с начальником блок-поста, попрощался и мы поехали дальше.

- Что ты там за проблемы решал, если не секрет?

- Да так…, - Олег явно не хотел распространяться на эту тему, - я тут заодно передал начальнику блок-поста номер тех «Жигулей», поедут через него, задержат и разберутся кто такие.

Увидев мой удивлённый взгляд, Олег продолжил: - Я ему про «Жигули» рассказал, а ВВэшники мне рассказали: как неделю назад танкисты одного полка через чеченскую деревню двигались. Там, как обычно, народ у домов стоял и угрюмо наблюдал за движением танков.

Десант на броне за народом наблюдал, особенно за подростками: эти суки могли и гранату кинуть, и камень. А тут с места срывается беременная женщина и летит к ближайшему танку. Метров пять не добежала до танка и взорвалась, - Разумеев помолчал, а потом с сожалением закончил, - и тех духов нам нужно было сразу прошмонать.

За время моего отсутствия в батареи ничего не произошло, только от командира полка поступил приказ - завтра переместить батарею на новый командный пункт полка, чему мы все обрадовались.

Глава вторая. Новые Атаги.

На следующий день, в одиннадцать утра, колонна батареи остановилась на площадке перед небольшим, одноэтажным зданием, где располагался штаб полка. Не слезая с БРДМа, огляделся: в четырехстах метрах от нас окраина деревни Новые Атаги, а между нами и деревней засеянное пшеницей поле, где виднелись на позициях ЗСУ.

Справа от колонны стояли старые здания животноводческой фермы, занятые тыловыми подразделениями и отдельными ротами. Слева от нашей колонны, как бы на отшибе, стояло два небольших здания штаба полка и несколько сараев. За ними, в нескольких километрах через поле, виднелись высокие трубы цементного завода, населённый пункт Чири-Юрт, а ещё дальше начинались горы и вход в Аргунское ущелье – «Волчьи ворота». Сзади нас обширные поля и зелёнка, за которой возвышались большие здания птицефабрики и ещё дальше проглядывался районный центр Шали. Я более внимательно поглядел на окраину Новых Атагов и понял, что тем вечером, мы как раз на БРДМе проскочили между деревней и полком, также и когда двигались обратно.

В помещении штаба маялся от безделья оперативный дежурный и сидел начальник разведки штаба артиллерии полка капитан Пальцев, который обрадовался, увидев меня.

- Боря, здорово. – Алексей крепко пожал мне руку.

Я сел за стол напротив его: - Как тут у вас обстановка? Где начальство, чтобы доложить о прибытии?

- Из начальства сейчас здесь никого нет. Командир полка с Богатовым уехали в первый батальон, решать вопрос, куда двигаться батальону дальше. Но мне указали место, куда ты должен поставить батарею. Правда, твой первый взвод ещё некоторое время будет в третьем батальоне, - дальше Алексей Пальцев ознакомил по карте меня с общей обстановкой и передним краем нашего полка, после чего мы вышли из штаба на моё новое место.

Батарея становилась на угол молочно-товарной фермы: второй взвод разворачивался в сторону Чири-Юрта, а третий взвод в сторону Шали. Располагались мы, что меня очень радовало, компактно: фронт второго и третьего взвода составлял двести метров. Мой салон располагался посередине и я мог не только наблюдать за личным составом, но тут же вмешаться в жизнь подразделения, если это потребуется.

Перед батареей в обе стороны тянулись чистые, ровные поля: со стороны второго взвода оно тянулось километра на два и упиралось в глубокий, бетонный арык. За ним в четырёх километрах возвышались трубы и здания цементного завода, занятые боевиками. Слева поле расстилалось на восемьсот метров и пересекалось арыком, по сторонам которого тянулась узкая лента зелёнки, потом опять поле с позициями третьего батальона и расположение учебного танкового полка: с офицерским городком, казармами и парком боевых машин. На поле, прямо перед нами, торчал брошенный комбайн, которого я и определил за ориентир номер один.

За нашей спиной стояли здания, занятые ротой связи, левее и дальше располагалась разведывательная рота, сапёрная рота и на другом конце фермы здания были ещё не заняты, но как мне сказали, там будут располагаться РМО со складами и ремонтная рота. Со стороны Новых Атагов расположение командного пункта прикрывал зенитный дивизион.

Оставив за себя Кирьянова распоряжаться размещением батареи, я сел на БРДМ и направился в первый взвод, который находился на соседнем поле. Проскочили мимо комбайна, который внешне казался целым и исправным, проехали ещё немного по грунтовой дороге до брода. Переправились через мутный, с быстрым течением небольшой арык. Неожиданно для нас он оказался глубоким и мы практически почти переплыли через него, едва касаясь колёсами дна, нас даже снесло на метр течением. Если пройдёт, даже небольшой дождь, то переправить, допустим, подмогу батальону, будет проблематично.

Проехав ещё метров четыреста, мы остановились в расположении первого взвода, где нас встретили с радостью. Я поздоровался со всеми за руку и Алушаев стал раздавать накопившиеся письма, а мы с Жидилёвым отошли в сторону. В принципе, командир взвода подтвердил то, что они подбили танк и БМП боевиков.

- Но, товарищ майор, после тщательного наблюдения мне кажется, что они вообще были без горючего и брошены. Смотрите сами, - Жидилёв стал показывать рукой и рассказывать, а я вскинув бинокль, рассматривал местность и парк боевых машин.

- Вон, видите, офицерский городок – весь разбитый, там духи. Днём, правда, не видно, потому что его обрабатывают периодически артиллерией, - действительно, компактно расположенные здания офицерского городка, имели жалкий вид. Не знаю, как в них проживали до войны, но большинство зданий имели заброшенный, не жилой вид, но и другие более-менее ухоженные здания выглядели сиротливо и убого. Среди них то здесь, то там подымались всплески разрывов мин и снарядов. Иной раз от прямого попадания в здания снаряда вверх вздымались клубы красной, кирпичной пыли. – Вот между офицерским городком и парком мы и влупили БМП. Вон оно стоит.

БМП стояло передком в нашу сторону, люки открыты, а ствол пушки задран в небо: - Мы ракету в БМП всадили, оно загорелось. Правда, мы не видели, чтобы оттуда кто-то выскакивал. Понаблюдали немного, а тут видим, за забором торчит башня танка. Ну, мы и его сожгли. А когда пригляделись, то увидели в разных местах брошенные танки. Я то уже доложил по радиостанции, что мы подбили БМП и танк, а сейчас неудобно: вроде бы как соврали.

- Жидилёв, да не расстраивайся ты. Доложил что подбил, пусть теперь кто-то оспорит, что боевая машина пехоты и танк в этот момент были брошенные. Вот займём то место, осмотрим их, тогда и будем решать: брошенные они или нет. А пока представляй отличившихся солдат к наградам.

Я опять вскинул бинокль и стал внимательно рассматривать парк боевых машин. Парк как парк: таких парков я видел сотни за свою службу. Посередине парка была видна заправка (ГСМ)*, Справа и слева тянутся длинными рядами боксы: некоторые из них с открытыми воротами, но большинство было закрыто. А сам парк опоясывал обычный бетонный забор. За городком и парком на возвышенности виднелась часть дороги и сразу же ней вздымались возвышенности, поросшие лесом. Судя по карте, высотой в среднем от шестисот до восемьсот метров. Разглядывая парк, обратил внимание на несколько танков, сиротливо стоявших в разных местах.

- Жидилёв, ты с этими танками разбирался?

- Это брошенные танки, но я всё равно сделал по ним контрольные пуски. Хотите сейчас вам фокус покажу? – Встретив мой заинтересованный взгляд, продолжил, - около заправки стоит танк, вон он. Я по нему сделал три пуска и было зафиксировано три попадания. И каждый раз, после попадания в башню, из ствола танка вырывался клуб дыма; как будто он сам стрелял по нам в ответ. Сейчас я вам это тоже продемонстрирую.

Командир взвода отдал несколько приказаний, после которых оператор занял своё место внутри машины и сделал пуск. Ракета вонзилась в башню танка и из ствола вырвался внушительный клуб серого дыма. А из окопов восьмой роты, которые находились в ста метрах от наших позиций, послышался восторженный свист и заглушенные расстоянием аплодисменты.

- Жидилёв, нормально, - я тоже был рад тому, что мои противотанкисты опять удивляли своей работой пехоту, да и мне теперь можно было похвастать перед своими друзьями «творческими» успехами своих подчинённых. Я поднял бинокль и стал внимательно рассматривать будку ГСМ. С этого расстояния она выглядела нетронутой; дверь закрыта, стёкла на окнах целые. Исходя из своего опыта, можно было предположить, что как и везде: будка делилась на два помещения. В одном сам пульт управления заправочными колонками, а в другом небольшой склад, где хранились ёмкости с различными маслами. – Жидилёв, передай своему оператору пусть вторую ракету всадит в окно будки ГСМ, а то до неприличия целая стоит.

Ракета, как по ниточке, проходит низко над полем, попадает в окно и разрывается внутри будки. Засверкали на солнце осколки стекла от окон, которые брызнули в разные стороны. Вслед за ними из окон вырвались клубы чёрного дыма, а из дыма вылетела дверь будки, сорванная взрывом с петель. Дверь стоймя летела параллельно земле и в пространство за ней затягивало спиралью чёрный дым из будки. Создавалось впечатление, что она летела самостоятельно, оставляя за собой дымный след. В таком режиме дверь пролетела метров двадцать и с силой ударилась о металлический фонарный столб, разлетевшись на мелкие кусочки. Да выстрел был не только удачный, но и красивый. Из окопов пехоты вновь послышался свист, аплодисменты и даже вылетело в воздух несколько касок.

Слева от ГСМ был виден ряд боксов с закрытыми воротами. Они как будто напрашивались, чтобы их взорвали. Я и дал команду, ракетой взорвать ворота. После попадания ракеты створки ворот некоторое время шатались, и я уже думал, что придётся использовать ещё один ПТУР, но они разом упали, подняв большие клубы пыли. Но всё равно, даже в бинокль нельзя было рассмотреть в темноте хранилища, что там скрывалось. Запустили ещё одну ракету, уже во внутрь бокса. Но и за краткий момент разрыва ПТУРа мы не успели разглядеть, что там стояло. Мы немного подождали и не зря: сначала из бокса потянулась тоненькая струйка чёрного дыма, которая становилась всё гуще и мощнее. В темноте хранилища появился огонёк, а через некоторое время огонёк превратился в красное и хищное пламя, осветившее помещение. И теперь можно было рассмотреть, что в хранилище стояло несколько ГАЗ-66.

- Вот так, товарищ Жидилёв, работать надо. – Я снисходительно похлопал командира взвода по плечу, - приехал командир батареи и сразу же цель вам нашёл. Но всё равно вы, первый взвод – молодцы!

После этого мы постреляли из КПВТ и определили на местности предельную дальность пулемётов КПВТ и ПКТ. Пообщавшись ещё и с личным составом, я вернулся назад. Командир уже вернулся и я получил более обширную задачу, чем просто прикрывать командный пункт полка. Нужно было установить около своей батареи, на углу, шлагбаум и установить там пост. В принципе, на этом мои задачи в масштабе полка и заканчивались. Дело опять шло к заключению продолжительного перемирия с боевиками, поэтому я даже несколько обрадовался отсутствию задач. Можно будет немного отдохнуть, дать отдохнуть личному составу и что немало важно привести технику в порядок. Через две недели намечалось уволить первую партию солдат в запас, а перед этим прибудет пополнение: так что постановка пополнения в строй подразделения и передача боевого опыта увольняемыми должна пройти плавно.

В расположении построил личный состав и довёл до подчинённых обстановку и задачу батареи. Довёл свои требования на этот период, так сказать, относительного безделья. Увольняемых предупредил, что увольнение будет проходить после сдачи техники в исправном

состоянии, вооружения и ЗИП, а не просто так – «чохом». Отдельно поставил задачу и офицерам, прапорщикам батареи - не просто отдыхать, а использовать это время для приведения в порядок техники, вооружения и другого имущества.

Уже несколько дней стояла ясная, тёплая погода, с каждым днём становилось всё теплее и теплее. Весна стремительно входила в свои права, одевая деревья зеленью. Ещё несколько дней тому назад деревья стояли голыми, а сейчас покрылись маленькими листочками и теперь зелёнки издалека казались накрытыми хорошим зелёным туманом. В один день земля покрылась сочной, зелёной травой, которая стремительно лезла из земли, как бы понимая, что ей отведён только месяц тёплой и ласковой погоды, а потом установиться жара и трава выгорит до примитивной желтизны. Днём мы ходили уже практически в летней форме, лишь к вечеру и на ночь, одевая тёплые куртки. Закончилось обустройство и жизнь на командном пункте, в батарее покатилась по наезженной колее. Первый батальон переместился ещё вперёд и теперь стоял в двух километрах от цементного завода. Как и ожидалось, наше высшее руководство опять установило перемирие с боевиками. Материться и ругать их уже не имело никакого смысла: наверно, мы заслужили иметь такое бездарное правительство. Мы просто махнули на это рукой.

Как-то разговорились с Ренатом и он мне рассказал немного об истории установления перемирия с Новыми Атагами, и установления контактов с чеченцами. Ещё когда мы стояли на племсовхоза. совхозе, командир полка назначил Халимова старшим по обмену трупов, попутно была поставлена ему задача налаживание полезных контактов с той стороной. Первые встречи проходили на середине дороги между Старыми Атагами и племсовхоза. совхозом, и уже тогда Ренат познакомился с Резваном Чичиговым: как он сам представился - самым богатым человеком Чечни. И главой администрации села Новые Атаги - Абубакаром. Уже в ходе первых трёх встреч, Резван рассказал: что он возглавляет большой отряд народного ополчения Новых Атагов, обладает большим влиянием на местное население и негативно относиться к сложившийся военной ситуации. Ему хотелось бы сотрудничать с федеральными войсками, в ходе которого свести к минимуму результаты боевых действий между боевиками и федералами. Его позиция была доведена до сведения командования группировки, которое в свою очередь дала команду через Резвана выйти на Дудаева с целью склонить последнего к переговорам. Прекрасно представляя, что в ходе дальнейших боевых действий наш полк, вполне возможно, будет штурмовать Новые Атаги, что предполагало большие разрушения в селе, Резван вышел с предложением. Он гарантирует лояльность местного населения к войскам, отсутствия огня из населённого пункта и конструктивное сотрудничество в дальнейшем при решении различных вопросов. Но с одним условием – ни полк, ни его подразделения в деревню не заходят. Командование на такие условия согласилось, что потом полностью оправдалось. Все спорные вопросы, которые возникали, чеченцами решались быстро и чётко, как правило, в нашу пользу. Сам же Резван в прошлом был начальником отдела сбыта цементного завода, который располагается в Чири-Юрте и который нам предстоит брать. Уже сейчас было известно, что там занимает оборону отряд численностью в сто пятьдесят человек. Но в целом обстановка была спокойная.

В батарее тоже жизнь текла спокойно и размерено: её разнообразило только приёмы пищи, совещания, помывка в бане и выезд в первый взвод. В остальном приходилось искать себе занятие. Все обленились безмерно и от безделья солдаты и офицеры стали пить, а где выпивка – там чрезвычайное происшествие. Причём, у каждого пьяного военного был свой особенный «вывих» или прикол. Батарея пока держалась, но в роте связи, которая стояла рядом, пьянки среди солдат и контрактников не прекращались ни днём, ни ночью. Так как они стояли от нас буквально в пару десятков метров, я пытался наводить и у них порядок, но потом махнул рукой, видя бездействие командира роты и начальника связи полка Николая Бородуля.

Как-то сидел на табуретке, голый по пояс, в тапочках у своего салона, нежился на солнце и с интересом читал книжку. Переворачивая очередную страницу, машинально поднял голову и увидел, как из расположения роты связи выбежал пьянущий солдат с гранатомётом «Муха»* в руках. Встав на пригорке в сорока метрах от меня, связист вскинул гранатомёт и стал крутиться на месте, прикидывая куда выстрелить. Сначала я с интересом наблюдал, решая, куда он стрельнет, но мой интерес моментально пропал, обратившись в банальный испуг, когда увидел, что он развернулся и стал целиться в мой салон, после чего связист опустил гранатомёт и стал возиться с защёлками, чтобы привести его в боевое положение.

Покрывшись холодным потом и прекрасно понимая, что в тапочках никак не успею добежать до солдата и отобрать у него «шайтан-трубу». Сидел на табуретке и затравленным взглядом смотрел, как пьяный боец, непослушными пальцами откидывал крышки контейнера. Но судьба была благосклонна ко мне и к нашему салону: из-за здания стремительно вывернула группа солдат-связистов и накинулась на гранатомётчика. Свалили его на землю, немного попинали и отобрали «Муху». Увидев такой расклад событий, я подскочил на ватных ногах к связистам и ногой в тапочке тоже попытался его пнуть, но ничего у меня не получилось. Солдата скрутили и утащили в одно из помещений, где бросили спать. Я же отыскал Бородулю и в резкой форме высказал всё, что думал об роте связи и его командире.

Николай начал оправдываться, рассказывая, что это один такой у него солдат, остальные нормальные и спокойные. А этот всё время хочет пострелять с гранатомёта.

- Коля, ну дайте пострелять ему. Получите кучу гранат, отвезите его на передок и пусть он там стреляет до опупения. Проблемы ведь в этом нету.

Через полчаса Бородуля пришёл ко мне: - Боря дал команду собрать все «Мухи», и закрыть их, а рядом с ним, пока он спит, положить пустую, выстрелянную «Муху», - мы посмеялись и продолжили разговор. Через полчаса старшина притащил откуда-то канистру с пивом, рассказав что это пиво с брошенного Шалинского пивзавода и предложил его нам. Чему мы здорово обрадовались, но вкусом были разочарованы: пиво было старое и прокисшее, хотя некоторые остатки алкоголя чувствовались. Потягивая изредка пиво, мы продолжили неспешный разговор, который был неожиданно прерван. Из-за угла здания опять выскочил давешний пьяный гранатомётчик с «Мухой» в руке, остановившись на том же месте, солдат присел на колено. А гранатомёт вскинул на плечо, поворачивая оружие в нашу сторону. Прицелившись в нас, солдат опустил гранатомёт и сноровисто стал отстёгивать крышки контейнера, потом резким движением растянул трубу, тем самым, приведя гранатомёт в боевое положение.

- Коля, сейчас мы узнаем – пустой он контейнер взял или всё-таки боевой, - обречённо произнёс я, а Бородуля, в это время превратившись в соляной столб, держал в руке кружку с пивом и побелевшими, непослушными губами пытался что-то сказать или скомандовать, но у него это не получалось.

Связист опять вскинул гранатомёт на плечо и снова навёл его на нас. Я и Николай одновременно с облегчением выдохнули из груди воздух - в руках солдата был пустой контейнер и солнечные блики сейчас весело скакали на отполированной внутренней стенке трубы. Солдат продолжал в недоумении щёлкать планками прицельных приспособлений и нажимать на спусковую клавишу, пытаясь выстрелить в нас, пока мы медленно и неотвратимо приближались к нему. Поняв, что убить нас у него не получается, он бросил контейнер на землю, выставил руки перед собой и завопил пьяным голосом: - Я не в вас хотел стрелять. Я в салон хотел стрельнуть, посмотреть как фанера и доски от взрыва внутреннего полетят. Я…..

Закончить он не успел, смачный удар кулака в лицо прервал пьяные вопли. Коля ещё несколько раз, но уже слабее, ударил его и, схватив за шиворот поволок в сторону роты связи, но теперь он уже вопил: - Ты, скотина, сволочь… Ты хотел убить начальника связи полка – своего начальника. Я тебе сейчас покажу, как Родину любить… Назаренко.., Назаренко…, - стал он звать командира роты, который тут же выскочил из ГАЗ-66. Теперь они вдвоём, подхватив за руки, тащили пьяного солдата. На шум и крики из помещений, палаток выскакивали бойцы роты связи и присоединялись к этому бедламу.

- Коля, Коля…,- кричал я со смехом вслед им, - он и меня хотел убить тоже, не только тебя. Ты ему об этом тоже скажи, перед тем как рожу ему чистить будешь…

Но никто меня не слушал и не слышал, а через несколько метров они свернули за угол здания. Участь солдата была решена быстро. Через пять минут побитого и помятого воина связисты на верёвках спустили в каменный бункер рядом с моей батареей, откуда без посторонней помощи вылезти было невозможно. Самое поразительное, что как только его туда опустили, он моментально заснул. До глубокой ночи он спал крепким сном, но среди ночи проснулся от холода и в течении получаса кричал, звал кого-нибудь, не понимая как он здесь оказался. Убедившись, что никто не придёт ему на помощь, до утра бегал по дну, делая гимнастические упражнения, чтобы согреться.

Утром я решил вопрос по освобождению солдата из-под ареста и после завтрака связисты

достали его из ямы. Он стоял на краю каменного бункера жалкий и грязный, тело продолжало сотрясаться от утренней прохлады и похмельного синдрома. Солдат взял в дрожащие руки, поданный ему котелок с холодной водой и жадно выпил его до конца.

- Товарищ майор, я ничего не помню. Простите меня дурака, избейте, но я ничего не помню. Я ничего не имею ни против вас, ни против начальника связи, - жалко лепетал солдат, когда я ему рассказал, что он вытворял.

- Я что, солдат, священник чтобы прощать тебя или не прощать? Ты, скотина, понимаешь: что если бы ты вчера в нас выстрелил и убил, то что тебе светило бы? Чмо, ты!

Повернулся к связистам и своим солдатам, которые обступили нас, - посмотрите бойцы, к чему может привести пьянка. Лучше учиться на чужих ошибках, чем на своих. Ладно, убивец, пошли со мной.

- Куда? - Испуганно и одновременно настороженно вскинулся солдат.

- Видишь, в поле стоит комбайн, вот сейчас пойдём со мной и ты расстреляешь его из гранатомёта, - я показал рукой на сельскохозяйственную машину, одиноко стоявшую у дороги, поднял с земли два одноразового гранатомёта и сунул их отшатнувшемуся связисту.

- Я не пойду, товарищ майор.., я не пойду, - попятился солдат от меня.

- Не просто солдат пойдёшь, а побежишь. Побежишь впереди меня и будешь стрелять. Я тебя, гад, научу как целиться в своих. Вперёд, солдат, - сильным пинком заставив, бойца идти в сторону поля.

Подошли к комбайну и обошли его кругом: - Посмотри, какой он – почти новый, может быть и целый, но сейчас мы его взорвём, то есть ты его взорвёшь, чтобы у тебя полностью пропало желание даже брать в руки гранатомёт…

- Товарищ майор, давайте не будем этого делать, - плакался солдат, - ведь жалко, да и зачем?

- Ага, двух майоров завалить по пьянке – не жалко, а комбайн – жалко. Ни хрена, солдат, сейчас ты его расстреляешь, или я тебя тут расстреляю. Пусть тебе это будет уроком на всю жизнь.

Мы отошли на сто метров от комбайна, связист поднял с земли гранатомёт и раздвинул его: - Товарищ майор, может быть не будем?

- Будем, солдат, тем более что ты уже привёл гранатомёт в боевое положение. Стреляй!

Связист поднял гранатомёт, приложился к прицелу, я тоже внутренне сжался, ожидая оглушительного грохота. Грохнул выстрел, граната вылетела из контейнера и тут же впилась в середину комбайна. Пламя разрыва на мгновение охватило всю машину и исчезло. В разные стороны полетело несколько небольших кусков металла и на этом всё закончилось. В машине не было ни капли топлива, и из середины комбайна потянулась лишь тонкая ниточка дыма, а вскоре и она исчезла. Больше мы стрелять не стали.

После обеда я взял две бутылки водки и поехал во вторую роту, чтобы отблагодарить командира взвода, да и просто посидеть с Сергеем Поздеевым. Мотострелковая рота за эти дни продвинулась вперёд и теперь занимала позиции вдоль окраины Новых Атагов. Впереди позиций, в двухстах метрах, виднелся полуразрушенный дом, который я разбил двумя ракетами в первый день взятия берега Аргуна. Когда слез с БРДМа, то сразу же увидел ходившего по траншеи чеченца лет шестидесяти пяти, который переходил от одной кучки солдат к другой и о чём-то разговаривал с ними, что мне здорово не понравилось.

В одиноко стоявшем сарае, за накрытым столом, меня уже ждал капитан Поздеев и командир взвода. Поздоровавшись с обоими, я сразу же сказал о чеченце в траншеи.

Сергей усмехнулся и пригласил жестом за стол: - Боря, ведь это твой дух, - загадочно проговорил он.

- Как мой?

Офицер налил в кружки водку и поставил бутылку на стол: - Это хозяин разрушенного тобой дома. А ходит он здесь уже второй день: уговаривает солдат помочь ему, за деньги, конечно, разобрать дом по кирпичику, чтобы построить себе новый.

- Серёга, точно что ли? Так я тогда пойду, мне ведь интересно поговорить с ним. – Я вскочил

из-за стола, но Поздеев схватил меня за рукав.

- Боря, погоди, ты куда? Давай хоть выпьем для начала.

Торопливо выпив свою порцию водки, я выскочил из сарая и пошёл по траншее. Увидев чеченца в окружении солдат, приосанился, поправил автомат и подошёл.

- Что это здесь за гражданские лица ошиваются? - Суровым командирским голосом спросил у солдат. – Если задержанный, то тогда отправьте его в штаб полка.

Бойцы заулыбались, понимая подоплёку происходящего, и бодро доложили: - Товарищ майор, это хозяин вон того разрушенного дома, - солдат сделал ударение на слове «разрушенный» и «того».

- В чём проблемы, отец?

Старик пожал плечами: - Да проблем в общем-то и нет. Вот хожу, с разрешения их командира, пытаюсь кого-нибудь уговорить, чтобы за хорошую плату и питание, разобрать развалины по кирпичику. Всё равно от безделья в окопах маются.

Я посмотрел на дом, а потом с наивностью в голосе протянул: - Да, нехорошо получилось с домом-то. А кто его тебе разрушил - боевики что ли? У нас ведь с вашей деревней перемирие заключено было.

Старик остро и неприязненно сверкнул на меня глазами, нахмурил брови, спрятав взгляд: - Да нет, ваши это сделали – федералы.

Наступило молчание. Старик переминался с ноги на ногу, не зная как ему поступить: может ли он уйти домой или задержан этим непонятно, откуда взявшимся офицером. Солдаты тоже молчали, ожидая продолжения разговора.

- Да, хороший дом, богатый. Жалко, наверно?

Старик с достоинством посмотрел на меня: - Да, дом хороший был, но если мне солдаты помогут разобрать развалины, то к осени я новый – ещё лучший дом построю. Дом не жалко: жалко, что сгорели во время пожара реликвии семьи – тапочки прадеда. А так: хозяйственные постройки остались, жить пока можно и в них.

- А чего ты отец ходишь и просишь помощи у солдат, почему тебе не помогут сыновья, соседи?

- У соседей своих проблем полно, а сыновья мои в России; от греха подальше, - старик ссутулился, считая что разговор закончился, вылез из траншеи и, опустив руки вдоль туловища, побрёл в сторону дома. Может, фигура одиноко бредущего старого чеченца через поле к своему разрушенному жилищу и вызвала бы у кого-нибудь жалость, но только не у меня. Судя по взглядам и репликам солдат, жалости не наблюдалось и у них.

Сколько бы я не встречал чеченцев, сколько бы с ними не разговаривал: все они мирные, белые и пушистые, все они против Дудаев и за русскую власть. То же самое я слышал и от знакомых офицеров. Куда бы наша артиллерия не стреляла, потом приходили старейшины и докладывали, что во время обстрела погибало такое-то количество детей, стариков и женщин. Мужчин как будто и нет у них, а вывод напрашивается один: все в боевиках. И дом у старика – хоромы, на трудовые и сельские доходы такой дом не построишь. Наверняка, и сыновья у него в бандитах. И такой вот безобидный с виду старик, если бы боевики сумели захватить часть русской территории: ехал бы на автомобиле за своими сыновьями и грабил русское население, грузил всё что попало в руки в кузов. Несмотря на свой возраст, может быть, и насиловал русских женщин, а потом в кругу односельчан хвастал своими трофеями и приключениями. Знаю я чеченцев по службе в армии. Когда их в подразделении или части немного, или единицы – это хорошие солдаты, интернационалисты. Но когда их много, то они сколачиваются в стаи и превращаются в скотов и сволочей, которых надо постоянно гвоздить железным кулаком и держать за глотку, а не рассуждать о каком-то их, особом, национальном менталитете. Закон и правила общежития должны быть для всех национальностей, для всех людей един и не только в армии. А то получается: когда русские парни на рынках или на улицах изредка бьют «чёрных» - это шовинизм, расизм и фашизм со стороны русских. А когда в бывших наших республиках выгоняют из домов, грабят и унижают русских – это называется всегда ростом национального самосознания.

После утреннего построения, где я поставил батарее задачи на день, ко мне подошёл Снытко с третьего взвода. Нерешительно переминаясь с ноги на ногу, смущаясь и заикаясь, солдат предложил мне вместе с ним съездить на пивзавод и набрать там нормального пива, а не той кислятины, что сейчас пьют в полку. Дорогу туда он знает: знает, где можно взять и солёной рыбы под пиво.

Безмерно удивлённый, я подозвал к себе замполита и техника.

- Алексей Иванович, Игорь, вы знаете, где находиться пивзавод, откуда привозят это хреновое пиво? – Получив их отрицательные ответы, с саркастическим смехом продолжил, - и я не знаю. А вот этот, водитель противотанковой установки, который никуда не ездит, а сидит на позиции – знает, куда ехать. Знает, в какой цистерне находится хорошее пиво, и знает где можно достать под пиво рыбки. Вы понимаете, что твориться за нашими спинами? А это значит, что солдат уже туда мотался и ещё надо разобраться на чём он туда ездил? С кем и зачем?

- Да…, - протянул задумчиво, - это первая ласточка, причём нехорошая. Бойцы начали маяться от безделья.

- Ладно, потом разберёмся, - я решительно махнул рукой, - Снытко, помимо того, что я командир – я ещё и слабый человек. Пивка нормального, да ещё с рыбкой – хочется. Алексей Иванович, Игорь, как насчёт пивка?

Увидев довольные лица подчинённых и поднятые кверху большие пальцы, типа – всегда готовы, я повернулся к солдату: - Снытко, если пиво, рыба действительно будет нормальным, я готов забыть твой проступок и не буду выяснять, откуда у тебя такие знания. Но если узнаю, что кто-то ещё туда поедет без разрешения, разборки будут жестокие. Передай это и тем, кто тебя послал ко мне, - Снытко открыл рот, чтобы запротестовать, но я его оборвал. – Молчи…, не спорь с комбатом. Ты сам, с таким предложением никогда бы не подошёл ко мне. Передай им, комбат даст сегодня батареи попить пивка.

Быстро определив, сколько пиво нужно привезти, Кирьянов, Карпук и несколько солдат, вооружившись, умчались. А через два часа они привезли двести литров пива и рыбы. Правда, рыбы было немного и не того качества, какого бы хотелось, но ничего. Большую часть рыбы я забрал себе, но пиво было действительно неплохое. Алексей Иванович ещё привёз мне в подарок стеклянную пивную кружку: - Борис Геннадьевич, посмотрите на дно кружки, там выбит знак нашего полка.

Поглядев на дно стеклянного сосуда, я разглядел круг, а в нём три треугольника – точно знак полка. Конечно, понимал, что это знак завода, который выпускал это изделие, но всё равно было приятно от такого совпадения.

Мы вызвали к себе сержантов и выдали им на личный состав пиво: из расчёта три литра на человека, предупредив чтобы не было ни каких эксцессов. А через час, у меня в гостях сидели: начальник артиллерии полка, Андрей Князев, начальник разведки полка Олег Безруков, Коля Бородуля, командир зенитного дивизиона Володя Микитенко и командир танкового батальона Мосейчук. Хмельного напитка было литров сто двадцать, поэтому мы пиво пили не спеша, наслаждаясь неплохим напитком и рыбой. Бойцы своё пиво выдули мгновенно и чего мы не ожидали: быстро окосели и вылезли из палаток. Вели они на глазах у командира батареи вполне прилично, но всё равно было видно, что они пьяные. А после того, как Алексей Иванович рыкнул на них, все они попрятались в палатках и спокойненько заснули.

Вскоре алкоголь подействовал и на нас, но всё было в рамках приличия. Все мы внимательно слушали майора Мосейчук и смеялись над его рассказом, где он в цветах и красках рассказывал об отражении нападения боевиков на танкистов со стороны птицефабрики.

- Да, Боря, чуть не забыл тебе рассказать, - Мосейчук обратился ко мне. – Помнишь, мы склад с боеприпасами взорвать не смогли? Я ездил туда. Так это, оказывается, не ящики с боеприпасами стояли, а штабеля с бетонными блоками. Кто-то из чеченцев решил там коттедж построить, выкопал фундамент, складировал бетонные блоки под фундамент, а тут война. – Толя весело засмеялся, - так там ни одного целого блока не осталось, всё разбито.

Разошлись гости часа через два очень довольные и Толя Мосейчук на завтра пригласил к себе в гости. Я, замполит и техник посидели ещё немного, пиво уже не лезло и остатки убрали в салон, а я пошёл на пьяные голоса, которые доносились уже с полчаса из-за палатки третьего взвода. Открывшиеся картина, заставила замедлить шаг и постараться остаться незамеченным. Сзади палатки, голые по пояс, друг против друга стояли на коленях командир противотанковой установки сержант Рубцов и мой водитель Чудинов. Пьяно тараща глаза, они горячо спорили: кто из них больший герой.

- Чудо…, ну какой ты герой? – Пьяно бубнил Рубцов, - вы всегда с комбатом стоите сзади нас - в тылу, а мы вот стоим на передке и все пули летят в нас. А вы то, вы то где стоите, герои хреновы. А вот мы…, - Рубцов попытался внушительно ударить себя кулаком в грудь, но потерял равновесие и жёстко ткнулся лицом в траву, опёрся руками о землю и начал медленно выпрямляться. Чудинов даже не заметил исчезновения Рубцова с его глаз, продолжая смотреть в то место, где он только что видел лицо своего оппонента, гневно доказывал обратное, стуча кулаком о землю.

- Да мы с комбатом во все бои ходили…, а вас комбат ещё ни в один бой не пускал. Это я герой, а не ты... – Далее пошли перечисления всех случаев, где и когда мы с Чудиновым участвовали. Интересно было слушать изложение известных событий с солдатской точки зрения, да ещё разбавленную доброй порцией алкоголя. Исходя из этого рассказа, геройские похождения экипажа моего БРДМ, с моим участие конечно, в целом помогли полку разгромить стоящих перед нами боевиков.

Посмеявшись от души нал пьяными бреднями своего водителя, решил вмешаться этот спор.

- Я не пойму, бойцы, почему вы до сих пор не спите? Марш, по пещерам, - Я легонько толкнул обоих. Рубцов, только что поднявшись с земли, завалился обратно, возмущённо засопел, попытался вскочить и кинуться на меня, но узрев перед собой командира батареи, перевернулся на живот и на четвереньках шустро умчался в палатку. Чудинов встал опять на колени, сфокусировал глаза на мне и с угрозой в голосе произнёс: - А ты не прав, комбат.

Оставив пыльный отпечаток сапога на голой и потной груди солдата, несильно толкнул его ногой. Чудинов завалился на спину, а я наклонившись над ним, весомо произнёс: - Чудо, запомни - комбат всегда прав. Это я герой, но благодаря только вам. Это мы все герои вместе, когда в одном кулаке. Только вместе. Ты понял меня солдат?

Водитель обратно поднялся на колени и, покачиваясь из стороны в сторону, сверлил меня взглядом, потом с трудом поднялся и направился к палатке. У входа обернулся, поднял кулак вверх и выдохнул: - Комбат, а ты ведь прав.

…. Обстановка вокруг полка постепенно стабилизировалась и передний край окончательно установился. Боевики со своей стороны тоже снизили активность и по данным разведки усиленно проводили перегруппировку своих подразделений и подготовку к предстоящим боевым действиям. К нам на поле перебрался наш артиллерийский дивизион, а сзади него встали лагерем несколько подразделений Внутренних войск и стало гораздо веселее. Мирная жизнь в населённых пунктах Чечни тоже налаживалась. Начали возвращаться беженцы и в

Чечен-Аул, которых очень много скопилось в Новых Атагах и в Чири-Юрте. В один из дней группа старейшин и мужчин под охраной нашей разведывательной роты проехала в Чечен-Аул посмотреть, что стало с деревней. После чего, через пару дней на окраине Новых Атагов внутренние войска установили блок-пост и стали пропускать беженцев в Чечен-Аул. Я как-то приехал туда, посмотреть на это мероприятие и был удивлён, той напряжённой обстановкой, в которой работали ВВэшники. На окраине деревни скопилось человек пятьсот беженцев, в основном женщины, дети, старики. Были, правда, и мужчины, но немного. Практически все возвращались в деревню с домашним скарбом, который был нагружен на автомобили, повозки и трактора. Почти к каждой единице техники были привязаны коровы и бычки, которые тараща большие и влажные глаза на скопище людей, испуганно ревели, дёргаясь на привязи. Всё это надо было проверить ВВэшникам, на наличие оружия и боеприпасов. Мужчин отводили в сторону и проверяли на предмет участия в бандформированиях, переписывая их. Но этим уже занимались особисты. Над окраиной, стоял нескончаемый гул голосов, криков, воплей и ругани. Толпа напирала и ВВэшникам периодически приходилось применять силу, чтобы навести порядок. В двадцати метрах от блок-поста под деревом сидел связанный боевик, которого вычислили особисты и задержали, а за блок-постом с десяток женщин голосило и призывало все кары Аллаха на головы русских, которые арестовали невинного человека. Под другим деревом сидел другой боевик – тоже связанный, но которого привезли сюда на обмен. Кругом стоял хаос, но в котором чувствовался определённый порядок и железная воля капитана - старшего блок-поста. Он стоял в сторонке и наблюдал за действиями своих подчинённых, и когда надо было, то вмешивался, а потом опять отходил в сторону.

Я попытался договориться с ним насчёт кинжала, но капитан устало усмехнулся и кивнул на недалеко стоявших полковников: - Вон, майор, смотри: с группировки приехали с такой же просьбой. Пять ножиков нужно, два кинжала я реквизировал и уже отдал. Так что обещать не могу. Приезжай завтра.

…. В эти дни большая группа солдат и сержантов увольнялись с полка, с ними уходило и несколько человек с батареи. Уходили сержанты Некрасов, Рубцов и ещё трое человек, а вместо них прибыло в батарею пять человек молодого пополнения. На фоне моих, понюхавших пороха, опытных и уверенных в себе солдат, смотрелись они убого: выглядели испуганными и неуверенными. Одетые в форму большого размера, да ещё советского образца, гляделись очень худыми. А тут ещё пришла телеграмма из военкомата, в которой сообщалось, что мать Чудинова находится в больнице, в тяжёлом состоянии и просят ускорить его увольнение. Жалко было расставаться с водителем. Хоть много я с ним хлебнул неприятностей, много вначале он мне нервов попортил, но наконец-то между нами установилось понимание, и в какой-то степени мы даже привязались друг к другу. Накануне отъезда Чудинов подошёл ко мне и попросил пройтись с ним. Идти далеко не пришлось: за палаткой третьего взвода был накрыт небольшой столик, стояла бутылка водки и закуска. Рядом со столиком стоял новый водитель моего БРДМа – рядовой Степанов, из молодого пополнения. Чудинов пригласил меня сесть, а сам засуетился, открывая водку и разливая её в два стакана. Я молча наблюдал за этими приготовлениями и не мешал. Может быть, в другой обстановке и отругал бы своего солдата, но сейчас я молчал, понимая его чувства.

Чудинов встал со стаканом водки в руках и обратился к своему заменщику: - Ты, Степанов, стой и слушай, что я сейчас комбату скажу. И всё это «мотай себе на ус». Товарищ майор, я понимаю, что принёс достаточно вам хлопот. Дурак я был. После тюрьмы считал всех офицеров и прапорщиков «скотами и сволочью», из-за чего в Забайкалье имел очень много неприятностей с командирами. И сюда, когда приехал, тоже так считал, но завтра я уезжаю и кривить мне душой незачем. Поэтому хочу сказать, что без вас - офицеров, многие из нас, солдат, просто бы не выжили на этой войне. Большое вам спасибо за это. А я хочу выпить лично за вас, конечно за Кирьянова и Карпука. Блин, получается и за взводников надо выпить. Да, хочу за всех вас выпить, но только не за старшину. Чтобы вы живыми и здоровыми вернулись домой.

Пока он это говорил, я сидел и пытался справиться с нахлынувшими чувствами. А это было очень трудно, но успешно справился. Мы чокнулись и молча выпили. Посидели около получаса: в течении которого я тоже сказал достаточно много тёплых слов и пожеланий Чудинову, а Степанов всё это время стоял около столика смотрел и слушал, тараща на нас свои глаза.

- Смотри и слушай, Степанов, - обратился Чудинов к водителю, - комбат нормальный мужик и офицер, он тебя научит, а если время придёт то и вытащит тебя на себе. Но и морду тебе набьёт если будешь не то делать. Он имеет полное на то полное право.

На следующий день они уехали и весь день у всех из рук всё валилось: солдаты ходили задумчивые или сидели у своих машин и тихо обсуждали отъезд товарищей, строили свои планы. Ведь в течении апреля-мая, практически все должны были уволиться, за исключением сержанта Кабакова, Большакова и ещё пару человек. Субанов недавно подписал контракт на сверхсрочную службу, а теперь ходит как в воду опущенный. Но ничего, всё встанет на свои места. После обеда из третьего батальона вернулся в батарею первый взвод и теперь мы были все вместе.

А вечером в салон ввалился возбуждённый Кирьянов: - Борис Геннадьевич, я не знаю: то ли нам смеяться, то ли плакать. Полез сейчас в сейф, где хранятся наши личные вещи и батарейный промедол, а он взломан. Что самое интересное - наши личные вещи не тронуты, а промедола, всех 70 ампул – нет. По моим данным, последним в кузов, где наш сейф лежит, лазил Чудинов. Вот скотина. Сколько волка не корми – всё равно в лес смотрит.

Плакать мы не стали, смеяться было не над чем: только сокрушённо покрутили головами. (Через три недели пришёл запрос из милиции, куда уехал Чудинов. В день приезда из армии, вечером он был задержан в городском парке за продажей ампул промедола, что квалифицировалось как продажа наркотиков. Органы следствия просили дать служебную характеристику. Я долго не думал и дал ему отличную характеристику, хоть представляй его к ордену. Как у него сложилась дальнейшая судьба – не знаю)

На следующий день вывели пополнение на передок седьмой роты и до обеда провели стрельбы из всех видов оружия. Благо целей там было полно и не надо было ставить специально мишени. После обеда и весь следующий день прошёл за изучением материальной части. Так получилось, что учебные пуски противотанковых ракет и прямая наводка в дивизионе Князева совпали, причём, позиции были тоже рядом. Решили стрельбу провести по реальным целям на переднем крае противника. Пока командиры взводов готовили противотанковую установку, проводили последние инструктажи перед началом занятия, я направился на позиции артиллеристов. Здесь тоже шла суета последних приготовлений, а рядом с Андреем крутился Николай Бородуля, который был в изрядном подпитии и излишне весёлый.

- Боря, - радостно завопил и облапил меня начальник связи полка, - половину службы своей прослужил связистом в артиллерии и ни разу не стрелял. Вот решил сегодня пострелять прямой наводкой и стать настоящим артиллеристом.

Мы с Князевым переглянулись и с хитрецой посмеялись, а через минуту Коли около нас не было, он с пьяным азартом кинулся разгружать ящики со снарядами.

- Ну что, Андрей, посоревнуемся, как тогда. Твой молодой и мой молодой: кто вперёд реальную цель уничтожит, - предложил командиру дивизиона.

Андрей с весёлым азартом хлопнул по моей ладони: - Давай!

День, как и предыдущие, стоял солнечный, видимость была прекрасная. На горах и местности, наполовину покрытые зазеленевшей травой и зелёнкой, отчётливо проглядывалась каждая деталь окрестностей. В небе с самого утра крутились бомбардировщики СУ-25 и периодически бомбили передний край боевиков. Сейчас они по очереди пикировали на группу строений на склоне горы, там ещё была видна часть дороги, уходящей в гору. Вчера, уже в сумерках, по ней в горы сумела прорваться небольшая духовская автомобильная колонна. Хотя огонь открыли вовремя, но боевики успели проскочить опасное место и без потерь ушли. Среди строений вздыбились большие султаны разрывов от двухсот пятидесяти килограммовых бомб. Следом за этими разрывами, поднялись ещё два с другого самолёта.

- Андрей, давай и мы туда будем долбить. Раз бомбят, значит там духов засекли. Видишь, две здоровые цистерны стоят. Вот правая и будет наше общей целью в споре. Красная ракета – начало открытия огня. Хорошо?

Через десять минут всё было готово к соревнованию. Мой экипаж ознакомлен с целью и стоит в десяти метрах от пусковой установки. Экипаж самоходки тоже стоит в десяти метрах. Запускаю красную ракету и мой экипаж срывается с места. Ребята действуют чётко и быстро, хлопнули люки, завёлся двигатель и завизжали электродвигатели, подымая пусковую установку из машины. Артиллеристы тоже не отставали. Последний раз взвизгнув, замолчали электродвигатели и ракета нацелилась в цель. Несколько секунд томительного ожидания: слабый щелчок открывшихся крышек контейнера, а через доли секунд оглушительный рёв стартового двигателя и ракета уже на траектории. Судя по тому, как ракета шла, оператор действовал уверенно. Я с опаской бросил быстрый взгляд на артиллеристов: дальность до цели была полтора километра и полётное время ракеты составляло 7-8 секунд. Если сейчас артиллеристы выстрелят, то они могут опередить нас: ведь полётное время у них всего две секунды. Ещё пару секунд и ракета вонзилась в бок цистерны. Высоко в небо взметнулось большое красно-жёлтое пламя и разом опало обратно. Взорвались нагретые солнцем остатки паров, когда-то хранившегося там горючего. Теперь из огромной дыры в небо тянулась лишь жиденькая струя дыма. Теперь грохнул выстрел из самоходки: наводчик, увидев наше попадание, чуть довернул влево и выстрелил во вторую ёмкость и тоже попал. Эффект от разорвавшегося внутри цистерны снаряда и паров был гораздо больший и красивее. Вместе с пламенем и дымом в разные стороны полетели большие и малые куски металла. Но там тоже не оказалось горючего и теперь, обе цистерны лишь слегка дымили. Дальше мы стреляли не торопясь. Пропустили по несколько раз молодёжь, стрельнул и я, дал пострелять всем, кто желал. Через час закончил занятие и дал команду на сворачивание и убытие в лагерь. А сам довольный результатами отправился на позиции артиллеристов, у которых занятие тоже подходило к концу. Коля Бородуля был ещё пьянее и с давно погасшей сигаретой в руке приставал ко всем с вопросами: на что надо нажимать и что надо дёргать, чтобы самоходка выстрелила. Тут же забывал и опять лез с расспросами, дёргая всех за рукава. Наступила и его очередь. Уяснив цель, Коля полез во внутрь самоходки, попутно ударяясь головой обо все выступающие детали и уступы. Хорошо, что на голове у него был шлемофон, а то бы занятие закончилось перевязкой и отправкой офицера в полковой медицинский пункт. Мы смеялись до изнеможения, но Коля, не замечая болезненных ударов, скрылся в глубине самоходки. Минуты две артиллерийская установка стояла, не подавая признаков того, что в ней кто-то находиться. Потом в эфире послышалось громкое сопение и Бородуля почти трезвым голосом доложил, что готов к стрельбе.

- Слушай, Андрей, как бы Коля не перепутал передний край боевиков с нашим.

- Всё нормалёк, мы перед стрельбой ограничители поставили и теперь кроме как по группе зданий на склоне, никуда не наведёшь.

Князев по радиостанции указал цель. Ствол вздрогнул и чуть повернулся вправо, а через несколько секунд раздался громкий выстрел. Снаряд, легко разрезая воздух, промчался по траектории и попал в угол крайнего здания. Рванула так, что угол дома засыпал своими обломками всё вокруг себя в радиусе ста метров.

Через тридцать секунд, всё также ударяясь о корпус самоходки, из заднего люка вывалился восторженный Бородуля. Подскочил к нам и, тыча пальцем в сторону боевиков, стал кричать что он теперь настоящий артиллерист.

- Нет, Коля, это только половина того, чтобы пройти крещение, - смеясь заявил Князев и отдал необходимые распоряжения. Солдаты быстро притащили ещё горячую гильзу и досыльник. Я взял досыльник, а Князев гильзу: - Нагибайся, Коля, - ласково произнёс Андрей.

Бородуля, понимая дальнейший ход крещения, послушно нагнулся и, повернув голову к нам, жалобно попросил: - Только не больно, ребята…

- Нет, Коля, так легко артиллеристами не становятся, - и Андрей со всей силы ударил гильзой Бородулю по заднице. Начальник связи охнул, схватился руками за заднее место и попытался выпрямиться, но не успел. Я, уже размахнувшись, огрел Бородулю вдоль хребта досыльником. Теперь Коля резко выгнулся и почти заплясал на месте, шипя от боли и ругаясь сквозь зубы: - Сволочи…, скоты…, я ведь вас просил полегче. Вы же мне всё там поотбивали.

- Коля, ты ещё легко отделался. Так быстро артиллеристами не становятся. Так что не обижайся, а прими лекарство, - командир дивизиона поднёс начальнику связи полную кружку водки, - пей, Коля, только до дна.

После того как водка была выпита, Николаю вручили гильзу от «Полного» заряда, на котором он стрелял, и объявили о приёме его в семью артиллеристов. Досада от крещения прошла, лишь изредка он почёсывал задницу и хмурился, когда мы его похлопывали по спине. Но после выпитой кружки, Бородуля «поплыл» совсем капитально; буквально через пять минут он был уже в невменяемом состоянии. Крепко прижав к себе гильзу от снаряда и ничего не соображая, тыкался во все стороны и еле держался на ногах.

Артиллеристы кроме прямой наводки, хотели отработать ещё пару вопросов с пополнением, а моя батарея давно ушла в лагерь. Решили Бородулю отправить на командный пункт пешком: благо он находился в полутора километрах от нас, на противоположном конце ровного, чистого поля и хорошо был виден. Затеряться на нём было практически невозможно.

Я подвёл пьяного товарища к дороге, проходящей мимо нас в сторону КП, повернул Николая лицом в сторону командного пункта: - Коля, штаб видишь? Как раз оттуда ГАЗ-66 идёт.

Бородуля в течении двадцати секунд бессмысленно щурил глаза, потом взгляд его сосредоточился и он молча и утвердительно мотнул головой.

- Коля, вот так, по этой дороге, никуда не сворачивая, ты и дойдёшь до дому. Дойдёшь сам?

Связист ещё раз утвердительно мотнул головой, но продолжал стоять на месте, качаясь из стороны в сторону. К этому моменту ГАЗ-66 приблизился к нам и уже можно было рассмотреть в кабине начальника службы РАВ Женю Ончукова, который высунув руку из кабины держал на весу чайник. Ончуков внимательно посмотрел нас, проезжая мимо, потом остановил машину и вылез из неё. Также с чайником в руках молча обошёл вокруг нас и громко в слух прочитал надпись на гильзе: - «Полный».

- Женя, это Коля прямую наводку стрелял и мы его сейчас перевели в артиллеристы, - я поддержал Бородулю, который попытался упасть лицом в пыль.

Начальник службы молча отошёл к кабине и тут же вернулся с кружкой во второй руке.

- Попал, хоть? - Женя посмотрел на меня и, получив положительный ответ, налил полную кружку жидкости, - Коля, «Полную» гильзу я тебе налить не могу, но полную кружку спирта, за то что отстрелялся – налью. На!

Несмотря на то, что Бородуля уже ни на что не реагировал, но на слова «спирт» и «налью» среагировал чисто рефлекторно, протянул руку и долго, мучительно долго цедил спирт сквозь зубы. За это время Женя успел мне рассказать, что едет в седьмую роту в гости к Гарри Богданову: тот его пригласил на шашлыки. Тут же я решил вопрос дополучения ракет на батарею. В этот момент начальник связи отнял кружку от рта, прислушался к своим внутренним ощущениям и не сгибаясь, во весь рост, плашмя упал в дорожную пыль. Растормошить и привести его в чувство мы уже не смогли. Женя уехал в седьмую роту, а я подогнав УРАЛ артиллеристов, загрузил бесчувственное тело в кузов, поехал домой, где и сдал крепко спавшего офицера связистам роты связи.

После обеда, составив колонну из трёх машин, провёл учебный марш с молодым пополнением: это упражнение № 10 – вождение в колонне. Марш был общей протяжённостью около тридцати километров и в его ходе выяснилось, что молодые водители подготовлены неплохо: хорошо держали скорость, дистанцию между машинами в ходе движения и достаточно адекватно реагировали на изменение дорожной обстановки. Проводил я марш не ради самого марша, а проложил маршрут по всем нашим старым позициям. На каждой из них останавливал колонну и рассказывал новичкам, как мы тут стояли, с кем воевали, как воевали, кто из наших

солдат и как отличился. Это я считал одним из важных элементов вхождения новичков в коллектив батареи, что в впоследствии помогло им быстро стать полноправными членами подразделения.

После совершения марша оставалось последнее мероприятие по слаживания подразделения.

Утром, после завтрака, вся батарея вышла на поле и встала в колонну. Построив личный состав впереди машин, я ещё раз рассказал, как осуществляется выход батареи или взвода на рубеж развёртывания для открытия огня. Конечно, я понимал, что следующий этап боевых действий нашего полка будет проходить в условиях горной местности, где будет мало пригодных мест для развёртывания батареи и даже взвода. В основном будем действовать в составе мотострелковых подразделений одиночной машиной или парой противотанковых установок. Ну…, максимум взводом. Но мне всё-таки хотелось провести занятие и по развёртыванию батареи и взвода. В какой-то степени это были и ностальгические воспоминания о службе в Германии, когда батареи развёртывались с ходу по командам – «Танки справа. Танки слева». Или по команде – «В линию взводных колонн», а потом «В линию машин». Получалось очень красиво. Вот и сейчас все эти команды мы в течении часа сначала отработали в пешем порядке, а потом начали это повторять на машинах. Я встал посередине поля и стал подавать команды. Поле было большое: километр на два, чистое и ровное. Поэтому все манёвры машины выполняли чисто и чётко, что наполняло моё сердце радостью и гордостью за своё подразделение. Наверняка, с гор боевики тоже наблюдали за действиями батареи: пусть, суки, смотрят и знают, что несмотря на предательские действия политиков, позорных правозащитников – «друзей Дудаева» и «дерьмократов», которые своими действиями льют воду на мельницу боевиков – они будут всё равно разбиты.

Особенно красиво получалось развёртывание батареи с фронта. Идёт колонна, видна только передняя машина. По команде «В линию взводных колонн» - вправо и влево уходят первый и третий взвода на расстоянии триста - четыреста метров друг от друга. А по команде «В линию машин», как будто распускается цветок: все машины на повышенных скоростях выходят на одну линию, занимают свои места, выравниваются. По команде «Стой!»: они останавливаются и одновременно подымают пусковые установки – Красота.

Правда, конец занятия был всё-таки испорчен: молодой водитель не осуществлял должного контроля во время перемещений за приборами и проморгал сигнал перегрева двигателя: как у нас говорят – движок «словил клин». Самое обидное, что машина была одна из лучших. В огорчённом состоянии я прибыл в расположение и даже похвала командира полка и начальника штаба за проведённое занятие, не сумела поднять моего настроения.

С вечернего совещания вернулся возбуждённым: - Алексей Иванович – пляши. Командование разрешило десятидневные отпуска домой: так как Игорь на несколько дней выскакивал домой, то теперь твоя очередь. Завтра первая группа офицеров, во главе с командиром полка уже убывает домой.

Допоздна горел свет в нашем салоне: Кирьянов смотался на склад и получил там новое обмундирование, оборудовал его, быстро собрал вещи и мы уже в спокойной обстановке посидели за столом, провожая товарища.

Через пару дней, вечером, в одиночестве, сидел в салоне и наслаждаясь, хорошо заваренным чаем, читал книжку. Распахнулась дверь и ко мне шумно ввалился Володя Романов: - Боря, ты чего скучаешь здесь? Ну-ка, пошли со мной.

- Володя, куда? Давай лучше чайку попьём, - предложил я, так как мне не хотелось никуда идти.

- Пошли, Боря. Если ты забыл, то для тебя это будет сюрпризом.

Мы вышли из расположения батареи, перешли дорогу, миновали сараи, где жили разведчики и подошли к большой палатке, откуда доносился сдержанный гул голосов. Володя откинул

полог и вошёл, первым - я за ним. Посередине палатки был накрыт стол, за которым сидело человек двенадцать: офицеры, прапорщики штаба и подразделений. Старшим был подполковник Колесов, который оставался за командира полка.

Володя подтолкнул меня в спину к месту во главе стола: - Боря, иди, садись туда. Это твоё место.

Я отрицательно мотнул головой: - Неее… Это место командира полка, пусть Колесов и садиться.

Володя заулыбался: - Товарищи офицеры, Борис Геннадьевич, забыл, что я его приглашал на 14 апреля, где он будет на этом мероприятии самым почётным гостем. Вы, Александр Анатольевич, извините, но он мне две недели назад жизнь спас. В такую заваруху попали, что я думал – уже всё.

Колесов в своей обычной манере неопределённо пожал плечами, типа: мне всё равно и давая «добро» на такое распределение мест. Подталкиваемый Романовым, я несколько смущаясь, сел на командирское место и повернулся к секретчику, который сел рядом со мной: - А, что сегодня за дата у тебя? В честь чего торжество?

Володя дал команду, все оживлённо задвигались за столом, наливая себе водку и придвигая закуску. Романов налил мне, Колесову и Ренату, потом себе: - Двадцать лет службы в Армии. Юбилей! Разве это не достойный повод, для того чтобы его справить в кругу товарищей?

Подняли кружки за здоровье юбиляра, потом за полк. Третий тост выпили за тех, кого нет с нами, а потом вывали на улицу перекурить, а заодно посмотреть салют, который Володя заказал артиллерийскому дивизиону. Кто был зачинателем этой традиции, сейчас уже невозможно определить. Но уже через неделю стояния на племсовхоза. станции те офицеры, которые хотели что нибудь отметить, заказывали в артиллерии салют. Можно было заказать салют трёх видов: просто несколько залпов осветительными снарядами: тут артиллеристы дивизиона насобачились классно – вывешивали батареей или дивизионом ровный ряд осветительных снарядов в воздухе, которые медленно и величественно снижались на землю. Или можно было давать залп: половина снарядов в залпе осветительные, а другая половина дымовые со взрывателями В-90. Получалось очень красиво: среди осветительных снарядов, на равных расстояниях, вспыхивали багровые, яркие вспышки, внутри белого клубка дыма. Такой салют назывался – «брызги шампанского». А третий вид – это когда низко над землёй, в воздухе, разрывались только одни дымовые, тоже очень красиво и называлось – «ядрёным взрывом». Когда мы первый раз применили «ядрёные взрывы» над духами, те переполошились и стали орать в эфир: - Русские, вы что очумели что ли? Мы же по вам газы не применяем, не применяйте и вы...

Но потом они привыкли к этому и не реагировали. Сейчас в воздухе над передним краем буйствовали «брызги шампанского»: артиллеристы, как всегда не подкачали и зрелище получилось красивое, но короткое – всего пять залпов.

- Володя, чего только пять, а не двадцать? – посыпались со всех сторон вопросы. Обычно заказывали по числу лет: у Бородули дочке исполнилось пятнадцать лет – он заказывал пятнадцать залпов. А другой десять залпов – по числу лет совместной жизни в браке. Тут у одного день рожденье было – исполнилось сорок лет, то ему сделали двадцать залпов.

- Ребята, я ведь прапорщик. Будет несколько не по чину заказывать себе двадцать залпов.

Застолье затянулось далеко за полночь, но я ушёл рано, так как мне нужно было заступать на ночное дежурство в батарее.

Утром, после батарейного развода, я сидел в салоне и чертил схему непосредственного охранения и самообороны батареи: уже на три взвода, соответствующие изменения делал и на своей рабочей карте. В самый разгар работы в салон зашёл старший лейтенант Коровин и улыбаясь, кивнув на окно: - Товарищ майор, посмотрите в окно, там ваш крестник пришёл.

- Какой, крестник? – непонимающе, уставился на офицера.

- Крестник ваш у шлагбаума стоит. Из Шали пришёл, в составе делегации старейшин для переговоров.

Я выглянул в окно и у шлагбаума увидел группу старейшин в типичных для них одеждах, среди которой выделялся представительный старик. В нём сразу же узнал того ветерана Великой отечественной войны, которого чуть не расстрелял.

Меня мгновенно бросило в жар от стыда за то, что я сделал тогда с ним. Мне было жутко стыдно. Прошло вроде бы полтора месяца, после того случая, времени не так уж и много, но много изменилось в нашем сознании, мы были тогда, как задурманенные. Тогда я чуть его не расстрелял и отдал в 245 полк, понимая что его там могут тоже расстрелять. И это было как бы в порядке вещей. Вроде бы прошло немного времени, всего полтора месяца, а я уже совершенно по-другому смотрю на этот случай.

Резко откинулся от окна, так как старик вскинул свой взгляд на салон; надеюсь, он не увидел меня.

- Чего они хотят здесь? – Сегодня солдаты второго взвода стояли на шлагбауме и Коровин был в курсе.

- Ждут командира полка, чтобы обсудить с ним ряд возникших вопросов.

Когда они закончили переговоры и ушли, я испытал огромное облегчение. Приходили они ещё несколько раз, и каждый раз я скрывался от них, сгорая от стыда.

Жизнь тем не менее шла своим ходом. Сочным зелёным цветом весна буйно раскрасила все окрестности и как смогла скрыла большинство следов прошедших боёв. А вынужденное безделье толкало людей на поиски развлечений.

В полку несколько дней тому назад произошло неприятное ЧП. Солдаты восьмой роты несколько раз самовольно лазили в расположении офицерского городка танкового полка и нашли там брошенные склады с вещевым и другим имуществом. Доложили командиру роты, заверив, что боевиков там нет, и капитан Жариков, недолго думая, взял этих бойцов и на БМП выдвинулся в городок, чтобы разжиться вещевым имуществом, но неожиданно столкнулся с боевиками, которые тоже шарахались в брошенном городке. Боевики пришли в себя быстрее и первыми открыли огонь. Сразу же был ранен один из солдат и, забросив его на верх БМП, мотострелки отстреливаясь, стали отступать. Ещё двое солдат было убито в ходе отступления, но немного оторвавшись от боевиков, оставшиеся в живых вскочили на боевую машину пехоты и рванули из городка, на выходе из которого уткнулись в высокую железнодорожную насыпь и не смогли её преодолеть. Оглянулись назад, а тела раненого солдата на броне нет: он наверно скатился во время одного из поворотов машины. Бросив БМП, отошли к себе в пешем порядке. Результат самовольной вылазки оказался печальным: потерянное БМП, два солдата убито и один без вести пропавший. Я впервые видел, как полковник Петров, обычно выдержанный и сдержанный, кричал на командира роты и топал ногами. Но криком делу не поможешь. Через пару дней наблюдения за территорией офицерского городка выяснилось, что боевики если и есть, то они не показываются. Рискнули: и среди белого дня группа смельчаков, под прикрытием артиллерии и пехоты, рванулась в городок. Мёртвые бойцы лежали там, где были и убиты: автоматы лежали рядом, лишь отсутствовали подсумки с патронами и гранаты. От тепла тела солдат распухли, превратились в желеобразную массу и пришлось изрядно повозиться, чтобы их забрать. БМП тоже было на месте, где его и бросили. Оказывается, она работало всё время, пока не закончилось горючее. Тоже стояло не тронутое – всё было на месте. Не нашли тела раненого солдата. Тогда через Резвана решили обратиться к боевикам, с предложением его обменять. Духи ответили, что раненый солдат находиться в лагере одного из полевых командиров в горах, и для того чтобы туда добраться необходимо получить у нас достаточно большое количество горючего. Полк ответил: хрен вам, а не горючее. Мы лучше это количество горючего отдадим больнице в Новые Атаги. Боевики предложили обменять солдата на боеприпасы, но и здесь получили отказ. Вся эта бодяга шла несколько дней, пока через Резвана мы не узнали, что солдат достался боевикам уже мёртвым и всё закончилось тем, что тело солдата было обменено на труп боевика.

….Хорошо пообедав и довольный, я проходил мимо палаток офицеров, прапорщиков РМО, когда меня окликнул прапорщик Линник: - Борис Геннадьевич, заходи на огонёк, пивка попьём.

- Спасибо ребята, только у меня такого пива, как у вас, дополна.

Из палатки послышался дружный смех нескольких человек: - Да нет, заходи у нас нормальное пиво.

Ну, раз так: я перешагнул порог палатки и оказался в компании прапорщиков Маматюк, Володи Базанкова, Сергея Линник, здесь же сидел командир ремонтной роты капитан Цепп. После взаимных рукопожатий мне вручили стеклянную банку с пивом, над которой возвышалась шапка белоснежной пены.

- Ничего себе, где вы такое пиво взяли? – Все дружно рассмеялись.

- Ты, Борис Геннадьевич, попробуй каково пивко на вкус.

Пиво и на вкус было хорошее, холодненькое, но что-то было в нём странное, о чём сразу же и высказался.

- И всё-таки, где вы его берёте? Водка уже надоела, а в такую жару пива хочется.

Ребята грустно посмеялись и открыли незатейливый секрет прохладительного напитка, который придумать мог только русский военный. Всё оказалось гораздо проще: пачка обычного стирального порошка на двадцатилитровую канистру прокисшего пива. Кислятина отбивается напрочь и вдобавок появляется белоснежная пена, как у настоящего пива. Да голь на выдумку хитра. Хотя почки…..?

Честно говоря, меня всегда удивляла позиция нашего высшего руководства: пришлось мне послужить достаточно много за границей и сравнить отношение к своим военным этих государств и отношение к нам. Наблюдая за немецкими, польскими и венгерскими военнослужащими в обстановке повседневной деятельности или же на совместных учениях, тесно общаясь с кубинскими военнослужащими – я удивлялся. Везде их воспринимали не только, как людей способных в любую минуту встать на защиту своей страны, но и как людей имеющих и чисто человеческие потребности. Мы же всегда и везде выглядели выхолощенными импотентами: ни выпить, ни потрахаться, ни свободно высказаться. В частных беседах с иностранцами мы с гордостью говорили: да мы такие советские люди, мы так воспитаны, а в душе чувствовали оскорблёнными и обделёнными своей властью. На Кубе, будучи начальником разведки одного из учебных центров, я получал зарплату в национальной валюте, всего 25 песо, на которые можно было купить четыре кружки пива – это ли не оскорбление. Конечно, отсюда и процветала в офицерской среде спекуляция и злоупотребления. Жить-то хотелось нормально сегодня, здесь – на Кубе, а не когда вернёшься в Союз. Мы как приехали сюда в Чечню: ни командировочных, ни каких денег нам не выплачивали. Неужели Министерство обороны думает, что мы роботы или боевые машины. Мы же люди, которые ежесекундно подвергаются опасности, постоянно в психологическом напряжении и не можем постоянно находиться в закрученном состоянии. Почему бы не выплачивать здесь на руки командировочные, чтобы офицеры и прапорщики могли в приезжающих автолавках купить себе тоже пиво с рыбой, хотя бы и водку, книги и другие вещи, на которые мы испытываем определённый «голод». Здесь солдаты могли бы себе тоже что-то купить. Ведь это самый простой способ хотя бы и частичного решения вопроса снятия психологического стресса. А ведь офицеру, прапорщику и солдату, стресс ведь надо снимать. Почему в других армиях больших стран это есть, а у нас нет? Вот и продают военные имущество, горючее и что самое плохое боеприпасы чеченцам; зачастую продают противнику, чтобы что-то купить себе. Кирьянов уезжал в отпуск, а денег ни копейки нет, на что билет ему покупать, чтоб добраться до дому? Мы половину полка обегали, чтобы собрать ему на билет. И это боевой офицер едет в отпуск? Поэтому и по ряду других вопросов у подавляющего количества армейских офицеров абсолютно нет доверия к своему руководству. Они живут своей жизнью отличной от жизни армии. Они давно забыли, чем там живут внизу, а может быть и никогда не знали – эти «паркетные шаркуны».

Пока я размышлял над всем этим, тема разговора изменилась и теперь все обсуждали поступок замполита роты материального обеспечения. Я его почти не знал, да и как-то он был всегда в стороне от офицерского коллектива полка. Ну не хочет офицер общаться, да и чёрт с ним. У каждого свои проблемы. Но то, что совершил этот офицер, заставило взглянуть на него с

другой стороны. Несколько лет тому назад замполит роты РМО прибыл в Шалинский танковый полк, перед которым мы сейчас стояли, для дальнейшего прохождения службы. В офицерском городке дали квартиру и он привёз семью. Сначала служба складывалась нормально, но когда Дудаев пришёл к власти была поставлена задача создать для всех русских военнослужащих такие условия, чтобы они сами разбежались. Первоначально такое давление оказывалось на солдат срочной службы: путём систематических избиений, оскорблений и других издевательств солдат вынуждали покидать подразделения и вместо них набирали солдатами чеченских юношей. Когда солдат таким образом убрали из частей и подразделений, началось давление, путём угроз и насилия на прапорщиков и офицеров, точно также возмещая их убыль чеченцами и через пару лет таким образом практически все части дислоцирующиеся в Чечне, всё оружие, вооружение и имущество, в том числе и танкового полка, перешло под контроль дудаевцев. В числе последних уехал и замполит. Так как жилья в России у него не было, то семью он был вынужден на какое- то время оставить здесь, пока он не найдёт квартиру. А тут начались известные события и война. Офицер целеустремлённо, напросился к нам в часть и бог его наверно услышал - наш полк встал напротив Шалинского танкового полка. В течении нескольких ночей замполит в одиночку ползал в городок и искал, пока не нашёл свою семью в подвале дома, где они жили, скрываясь от артиллерийского обстрела и вывел её к нам. Сейчас жена, четырнадцатилетняя дочь и двенадцатилетний сын уже неделю жили у нас. Немного отъелись, привели себя в порядок, а сейчас офицер оформляет документы на убытие с полка. Да…, и такие истории случаются.

Возвращаться к себе в батарею я решил через штаб полка, мимо зенитного дивизиона. Но ещё не дойдя до него, услышал несколько автоматных очередей внутри расположения зенитчиков. Внутренне сжавшись, продолжил свой путь: автомата у меня с собой не было, но на поясе висел подсумок с двумя гранатами. Когда до шлагбаума дивизиона, у которого насторожившись стоял часовой, оставалось двадцать метров, из-за строений выскочил пьяный прапорщик с автоматом в руках. Бежал он, шатаясь из стороны в сторону, размахивая автоматом. За ним выскочил командир дивизиона тоже с автоматом, но оружие держал в руках как дубинку. Несколькими прыжками догнал прапорщика у шлагбаума и с размаху ударил его автоматом в спину. От сильного удара пьяный военнослужащий выронил из рук оружие и, сделав, спотыкаясь ещё несколько шагов, ткнулся лицом в землю, а подскочивший разъярённый Микитенко рывком поднял прапорщика и несколько раз сильно ударил его кулаком по лицу. Прапорщик почти не сопротивлялся, лишь делая слабые попытки загородиться от ударов руками, и пронзительно кричал: - Товарищ майор…., товарищ майор….., я больше не буду. Не буду больше стрелять…

Часовой, возмущённый действиями командира дивизиона, подскочил к нему и попытался оттолкнуть офицера: - Не бейте его, товарищ майор, прекратите его бить, - с угрозой закричал он и попытался схватить своего командира за руку, но Володя почти не размахиваясь и не глядя с силой ткнул кулаком в зубы солдату и тот как мячик отлетел к шлагбауму, выплюнув два зуба на ладонь. Володя бросил плачущегося прапорщика и навис над часовым, который в испуге пытался отползти от разъярённого командира.

- Солдат! Если ты ничего не знаешь – не мешай командиру и не лезь ему под руку.

- Володя, что случилось? Помощь не нужна? – Я огляделся кругом, из-за зданий выглядывали испуганные военнослужащие зенитного дивизиона.

Микитенко с досадой плюнул, подобрал с земли свой автомат и прапорщика, потом в последний раз пнул прапора в бок, но уже не сильно.

- Дай закурить. А, ты же не куришь, - с досадой махнул рукой и взял сигарету у подошедшего офицера. – Да заколебал меня этот прапор, пьёт и пьёт, и не может остановиться. Уж сколько раз с ним беседовал – не помогает. Пару раз хотел его выгнать вообще с Чечни, но он всегда умолял меня: троих детей настрогал ведь, жалко их. Приедет выгнанный в часть к себе и уволят его из Армии с волчьим билетом. А сейчас нажрался, хватает автомат, чёрт его знает что ему там привиделось по пьяни, выскакивает во двор и открыл стрельбу по солдатам, которые в курилке сидели. Как он никого не убил – не могу понять? Стрелял ведь с двадцати метров. И что с этой скотиной теперь делать? Наверно, всё-таки увольнять буду.

Володя ощетинился и повернулся к часовому, который угрюмо стоял у шлагбаума и держал ладонь у рта: - Ты понял, солдат, кого ты тут пытался защищать? Чтобы ты говорил, когда он в курилке пятерых бы завалил? – Микитенко махнул рукой и пошёл обратно в своё расположение.

- Мда…, крыша у всех едет. - Это ещё одно подтверждение моих мыслей, что воспитательному управлению министерства есть над, чем думать и работать. А не сваливать работу полностью на полковое звено воспитателей.

Вечером ко мне на «огонёк», забрёл капитально поддатый Коля Бородуля. Из сейфа я достал початую бутылку водки, открыл банку тушёнки и мы немного посидели. Бородуле всегда был рад и нас связывала не только совместная служба. Николай в общении был человеком лёгким, контактным, далеко не глупым. С ним было интересно поговорить на различные темы и послушать его юморные рассказы о своей жизни и службе. Посидев немного, я стал собираться на свои ночные бдения, а Коля ушёл в штаб полка проверить несение службы дежурной сменой связистов. Но уже через минуту после его ухода послышался крик и в салон ввалился Бородуля, тряся окровавленной рукой.

- Боря, давай промедол, меня ранили. - Недолго размышляя, я достал из кармана тюбик промедола, свинтил наконечник, прикрывающий иглу и вонзил её в задницу майора. Коля аж подпрыгнул и зашипел от боли.

- Коля, тебе что больно от укола?

- Боря, мне сейчас везде больно. – Перетянув руку куском бинта и остановив кровотечение, налил товарищу изрядную долю водки.

- Николай, как тебя ранили? Кто?

Приняв во внутрь спиртное, он немного успокоился и уже спокойно осмотрел рану, даже чуть-чуть пошевелил пальцами: - Повезло: пуля, можно сказать, пронизала ладонь и не задела ни одной косточки. – Бородуля поближе поднёс раненную ладонь к лампочке и с болезненным выражением лица рассматривал рану, - Ха, а пуля то 5.45, с нашего автомата, у боевиков ведь в

основном 7.62 калибр, и разбила бы всю руку. Тут же только пронизала, но всё равно больно. Боря пошли в санчасть.

- Коля, так как тебя всё-таки ранило? – Опять я задал вопрос товарищу, вспомнив происшествие в зенитном дивизионе.

- Да… не знаю: выстрела не слышал. Шёл в штаб, нормально шёл, а тут вдруг руку сильно дёрнуло. Даже не больно, дёрнуло и всё… Думаю, что за чёртовщина? Свечу фонариком, а ладонь вся в крови, причём Боря, так быстро течёт, что я испугался и боль вдруг появилась, так вместо санчасти к тебе побежал, чтобы остановить кровотечение.

- Коля, - рассмеялся я, - это ты не ко мне побежал, а вспомнил, что у меня ещё водки до фига осталось.

Теперь мы оба заржали во весь голос и тут же были остановлены окриком часового у полкового медицинского пункта.

Осмотр раны и принятие решение по ней занял у дежурного врача несколько минут. Всё это время Бородуля с плохо скрываемой тревогой наблюдал за колдовством врача, иногда шипя от боли сквозь зубы, когда тот шурудил инструментами в ране.

Врач прекратил осмотр и бросил инструменты на стол: - Повезло, товарищ майор, ни одной косточки не задето. Будем зашивать. Сейчас вколем местный наркоз и штопать.

Коля повеселел, но веселье его быстро закончилось: врач набрав в шприц лекарство, попытался сделать укол в ладонь, но иголка согнулась, не проткнув кожу, вторая вообще сломалась.

- Ты чего делаешь, коновал? - Коля тряс рукой и матерился на врача, - больно ведь.

Я молча наблюдал за разворачивающими действиями и улыбался про себя: по идеи Коля от ранения и от боли должен протрезветь, но всё было наоборот – Николай стал ещё пьянее, чем у меня в будке и не замечал того, что видел я – врач был тоже здорово навеселе.

Медик на несколько секунд задумался, а потом бесшабашно махнул рукой: - Товарищ майор, колоть больше не будем: вы всё равно пьяны и обезболивающие на вас не подействует. Я вам лучше налью сто пятьдесят грамм спирта и будем зашивать.

Коля тоже с весёлой бесшабашностью пьяного русского человека матернулся и с готовностью протянул руку за мензуркой, в которой плескалось далеко не сто пятьдесят грамм. Через пять минут неспешного разговора с врачом, за спиной Бородули неслышно появились два здоровых прапорщика, которые по сигналу медика неожиданно навалились на ничего не ожидающего начальника связи и процедура зашивания, под жалобные вопли Коли началась. Я быстренько ретировался и теперь прохаживался в расположении батареи, ожидая товарища и не убирая водку с закуской. Ожидание не затянулось: из темноты вынырнул Бородуля с перевязанной рукой и чуть постанывающий.

- Коля, ну что? – Попытался я задать вопрос, но Коля нетерпеливо перебил меня.

- Боря, водки – больше мне ничего сейчас не надо.

Выпив залпом стакан и удостоверившись, что водки ещё достаточно, Николай уже спокойно и с присущим ему юмором, размахивая незажженной сигаретой, стал рассказывать о медицинской процедуре.

Глава третья. Отпуск.

Мерно и ровно гудели двигатели самолёта ИЛ-76. За время полёта я уже наверно сотый раз обводил взглядом внутренности фюзеляжа, под завязку забитые разным воинским людом. Здесь были офицеры, прапорщики, солдаты. Отдельной кучкой держались менты, возвращающиеся домой. Рядом со мной расположились спецназовцы и мой взгляд частенько останавливался на красивой девушке, одетой в камуфляжную форму, которая находилась в их группе. Была она того типа молодых женщин, которые сразу же притягивали взгляд мужчин, но только не похотью, а той чистой, естественной красотой, которая дана природой. Она знала о своей красоте, знала что сотни изголодавшихся мужских глаз жадно рассматривали её, раздевали взглядом, хотели её, но чувствовала она себя в этой обстановке спокойно: зная, что её никто не обидит или оскорбит. Что каждый из этих мужчин, если понадобиться защитит её, от любых посягательств потому что она была членом нашего армейского коллектива.

Вдоль бортов, справа и слева от меня сидели мои товарищи, которые вместе со мной летели домой в отпуск. Я ещё раз вскинул руку и поглядел на часы: до посадки в Москве оставалось около получаса. Счастливо и блаженно вздохнул, в который раз удивившись про себя, как стремительно-переменчива бывает судьба военного. Ещё сутки назад, даже и подумать не мог, что уже сегодня буду в отпуске и приземляться в Москве.

Вчера, уже в конце вечернего совещания подполковник Колесов встал и сказал: - Да, чуть не забыл. Командование группировки разрешила отправить ещё одну группу офицеров в отпуск до первого мая. Вы там у себя прикиньте, кто поедет с подразделений и сразу же подайте списки, чтобы оформить отпускные билеты. Выезд завтра утром.

В голове у меня мелькнула шалая мысль: - А почему бы и мне не съездить домой?

В батарее вызвал к себе командиров взводов, техника и старшину: - Появилась возможность съездить в отпуск. Я решил следующим образом. Вы все холостяки и ехать вам в принципе не к кому. А мне есть куда ехать – к семье. Тем более что не знаю, как для меня окончится уголовное дело с танками. Стоит какая-то странная и непонятная тишина. И когда меня отсюда отпустят, я тоже не знаю. Поэтому буду проситься в отпуск. Как, Коровин, справишься с батареей? – Неожиданно и в лоб спросил командира взвода, - сразу же хочу сказать: если меня не отпустят

в отпуск, поедет кто-то из вас – командиров взводов.

Коровин задумался, помялся, но потом как-то с неохотой произнёс: - Езжайте, товарищ майор, справимся.

Через пять минут я стоял перед Колесовым и приводил доводы один за другим, пытаясь сломать неуверенность начальника штаба.

- Копытов, чего-то не совсем нормально получается. У тебя ещё твой заместитель из отпуска не вернулся, а ты бросаешь батарею на командира взвода, тем более он у тебя двухгодичник. Справится ли он с батареей?

- Товарищ подполковник, по настоящему батареей сейчас должен рулить старший прапорщик Карпук, который имеет непререкаемый авторитет у личного состава. Но он старший прапорщик, нельзя его оставлять за себя. Но Карпук сказал, езжайте Борис Геннадьевич, всё будет нормально. Да и Кирьянов вот-вот подъедет: может быть уже завтра или послезавтра и возьмёт бразды правления на себя.

- Ладно, убедил. Иди, оформляй отпускной. – И всё закрутилось. Форма чистая у меня была, оставалось только подшить её и оборудовать знаками различий. Гораздо труднее было достать хоть какое-то количество денег. С трудом, но я решил и эту задачу, правда понимая, что денег до дому всё равно не хватит и придётся рассчитывать на армейскую смекалку и удачу.

Компания отпускников собралась разношёрстная: помимо меня, в отпуск поехал Николай Бородуля, Олег Касаткин, прапорщик Масленников, которого я пленил на станции Примыкание, один малознакомый офицер со штаба полка и ещё несколько младших офицеров с батальонов и подразделений. Старшим команды назначили начальника артиллерии подполковника Богатова. До Ханкалы нас добросили на машине, ну а дальше мы были предоставлены сами себе. Богатов быстро сориентировался, вывел нас на вертолётную площадку, где нам показали группу из трёх вертолётов: - Вон, тот крайний вертолёт вас и доставит в Моздок.

Экипаж, когда мы подошли, был в сборе и готовился завтракать. Командир вертолёта выглянул из машины: - Ребята, всё нормально, я знаю про вас. Сейчас мы позавтракаем и минут через двадцать летим. Кто старший у вас? Вы, товарищ подполковник? Тогда, сколько вас человек? А, двенадцать…. Ну, тогда всё нормально. Извините, но мы покушаем. – Пилот скрылся в глубине вертолёта, оставив нас в лёгком удивлении.

Судя по разговору, помятому виду и спотыкающейся речи, пилот был явно навеселе. Частенько приходилось слышать рассказы очевидцев о том, как по чёрному квасят вертолётчики, но ведь летают и пока не слышно было, чтобы разбивались по такому делу.

Через несколько минут мы с Богатовым заглянули внутрь вертолёта и увидели картину, которая посеяла в наши души пока ещё только лёгкую тревогу. В салоне был расставлен раздвижной столик, на котором разложена закуска, а над всем этим возвышалась литровая бутылка водки «Распутин». Все трое членов экипажа, периодически прикладываясь к кружкам, бурно обсуждали произошедшую накануне вечеринку. Начальник артиллерии в расстроенных чувствах почесал затылок: - Бутылка на троих вроде бы ничего…, но вот на старые дрожжи…. Как ты на это смотришь, Боря?

Мы махнули на всё рукой и стали терпеливо ждать окончания завтрака. За это время к нам присоединились ещё несколько полковников ВВ. Вскоре из чрева вертолёта выглянул командир экипажа, оглядел нас. Взгляд его был расплывчатый и никак не мог сосредоточиться.

- Товарищ подполковник, пересчитайте ещё раз количество пассажиров. – Богатов посчитал и доложил, что нас уже шестнадцать. Хотя мы прекрасно знали, что вертолёт этот по норме подымал только двенадцать человек. Лётчик кивнул головой и стал что-то шептать нашему старшему на ухо, отчего у начальника артиллерии вытянулось лицо. Тот в свою очередь подозвал меня к себе.

- Боря, ты взял водку, как я тебе говорил? – Вчера вечером Богатов вызвал меня к себе и приказал взять с собой водку, так как вертолётчики в качестве пропуска на вертолёт иной раз просят спиртное. Я передал две бутылки водки, а те в свою очередь мигом исчезли внутри вертолёта.

Когда командир экипажа в очередной раз показался в дверях, нас у вертолёта было уже двадцать четыре человека. Лётчик, крепко ухватившись руками за края дверей, молча выслушал доклад о количестве пассажиров, обвёл мутным, ничего не выражающим взглядом обращённые к нему с надеждой лица, оторвал руку от края дверей, отчего он чуть не вывалился на улицу и бесшабашно заявил: - А, ерунда, взлетим, - и снова еле удержался на пороге.

Вертолёт долго и нудно раскручивал винты, пробуя их на различных режимах, потом громко взревел и несколько раз попытался оторваться от лётного поля, но ничего не получилось. Я думал, что вертолётчики начнут часть пассажиров высаживать, чтобы взлететь, но вертолёт двинулся с места и мы покатили куда-то в сторону, пока не выкатились на бетонную полосу. Здесь машина быстро поехала по полосе, набирая скорость и в конце-концов тяжело оторвалась от земли и стала медленно набирать высоту. Дверца кабины открылась и оттуда вылез пилот, подошёл ко мне и спьяну попутав, стал докладывать: - Товарищ подполковник, мы сейчас прилетим на другой конец города, в аэропорт Северный. Там мы будем всего пять минут и потом сразу же летим в Моздок.

Я махнул рукой, мол – валяй и прильнул к иллюминатору, осматривая панораму разрушенного Грозного с птичьего полёта.

Через семь минут мы приземлились в аэропорту Северный и подрулили к полуразбитому зданию аэровокзала. Долго лётчик пытался открыть дверь, а когда она распахнулась, то в вертолёт ворвался авиационный генерал и стал распекать своего подчинённого за опоздание, но тут он обнаружил что тот ещё и сильно пьяный, и не только он, но и весь экипаж.

Генерал бесновался, обещая всех выгнать и уволить, но ругался недолго, и скорее всего для порядка. Безнадёжно махнув рукой, приказал очистить от пассажиров салон и грузить в вертолёт носилки с раненными, для доставки их в Моздок.

Машину быстро загрузили ранеными, туда же обратно влезли полковники ВВ и вертолёт улетел, оставив нас у здания аэровокзала. Я особо не волновался, возложив свои надежды на изворотливость своего начальника: он подполковник - пусть и крутится, а я всего командир батареи. Вместе с Олегом Касаткиным мы осмотрели разбитое здание аэропорта, потом покушали в офицерской столовой, расположенной здесь же, а через пятнадцать минут, через огромную толпу перед большим вертолётом МИ-26, пробились на посадку. Уже у дверей вертолёта задёрганные таможенники завернули обратно начальника артиллерии, обнаружив у него бинокль и пропустив в вертолёт нас. Посадка заканчивалась, когда появился уже порядочно взмыленный Богатов, который со злостью сунул таможеннику бумажку с подписью и печатью коменданта аэропорта, разрешающую вывоз бинокля.

Моздок встретил нас мелким, нудным дождём, который поливал несколько самолётов, готовящихся к отправке в центральные области России, а также холодным и пронизывающим ветром. Техника посадки на самолёты в Моздоке была одна: офицеры и прапорщики ходили от самолёта к самолёту, выясняя куда он летит, а потом просились у экипажа на борт попутного самолёта. Конечно, много было злоупотреблений со стороны лётчиков, но с этим приходилось мириться, так как хотелось быстрее покинуть эту мало гостеприимную землю.

Выяснив, что только один ТУ-134 летит в нашу сторону, мы пристроились в конец длинной очереди. Но, не доходя до нас несколько человек, лётчики прекратили посадку: мотивируя тем, что уже нет мест. Мы окружили командира экипажа и стали его горячо уговаривать. После некоторого колебания, он запустил ещё несколько человек и на бетоне осталась только наша группа.

- Всё, ребята, даже не уговаривайте. На борту и так 113 человек. Больше никого не возьмём. – Категорично заявил командир.

Я выдвинулся вперёд и сделал последнюю попытку уговорить лётчиков: - Товарищ командир, мы вон на вертолёте МИ-26 сейчас прилетели, так там сто пятьдесят шесть человек летело. Неужели вы не можете к себе ещё 12 человек взять?

Лётчики весело рассмеялись: - Товарищ майор, вот этот сарай, или как вы его армейцы называете «Корова», имеет право подняться в воздух, если у него на борту минимум семь тонн. Вот и посчитайте, сколько человек там в момент только взлёта должно быть.

С грустью мы проводили взглядом улетевший самолёт и почти уже смирились с ночёвкой в не отапливаемой и сырой палатке пересыльного лагеря на аэродроме. Но в этот момент приземлился ИЛ-76, который выгрузил груз и отряд ментов.

- Да, ребята, через полчаса вылетаем обратно в Москву. Садитесь, какие проблемы.

Через полчаса самолёт был забит под завязку военнослужащими и взял курс на Москву.

Уши сильно заложило, сигнализируя, что самолёт начал снижение, а через тридцать минут мы уже катили по рулёжным дорожкам аэродрома к освещенным ярким огнями зданиям. Задняя аппарель открылась и толпа ринулась на выход. Так как мы сидели почти у кабины пилотов, то

нам пришлось немного подождать, пережидая неизбежную толкучку при высадке. Случайно разговорившись с лётчиком, с удивлением узнал, что это не конечный пункт прибытия, а высадив людей, они продолжат свой полёт в Нижний Новгород и они не против, если мы с ними долетим до конца. Я схватил за руку подполковника Богатова, который подхватив свои вещи, направился на выход: - Товарищ подполковник, полетели дальше.

Но Богатов и малознакомый офицер штаба упёрлись и решили ехать из Москвы поездом. Оставив меня старшим группы, офицеры вышли из самолёта и направились к зданиям. А мы через час были в Нижнем Новгороде, тем самым сэкономив массу времени. Мы уже в Нижнем, а Богатов ещё, наверно, и до вокзала не добрался. Лётчики подвезли нас до здания аэропорта и тепло распрощались. Было уже около двенадцати часов ночи, а судя по расписанию поездов, у которого мы столпились, наш поезд отойдёт от вокзала через три часа – то есть успеваем переехать на вокзал. Посовещавшись, мы приняли решение звонить в комендатуру, чтобы те прислали за нами дежурную машину.

По телефону связался с дежурным помощником коменданта города, представился и объяснил ситуацию: группа офицеров едет на несколько дней из Чечни в отпуск, среди нас есть легкораненые, что было недалеко от истины. (Вокруг меня слонялся Коля Бородуля и нянчил перевязанную руку. Наркоз отошёл и рука сильно болела, также он нуждался и в смене повязки) Попросил прислать за нами дежурную машину для переезда на железнодорожный вокзал.

Возникла небольшая пауза, в течении которой дежурный помощник обдумывал ответ: - Товарищ майор, выслать машину за вами не могу, на сутки работы дежурной машины выдано только 34 литра бензина. Добирайтесь своим ходом.

- Товарищ капитан, нам 34 литра бензина хватит, чтобы перебраться на железнодорожный вокзал, - я добавил командирские нотки в голос, - так что давайте, без лишних споров высылайте на аэропорт машину.

- Товарищ майор, - послышался в телефонной трубке голос дежурного, в который он также добавил металла, - Вы, наверно, не поняли, что 34 литра бензина мне дали на сутки. Я подчёркиваю – на сутки, для того чтобы дежурная машина могла выехать для обеспечения служебной деятельности комендатуры и дежурных смен, несущих комендантскую службу.

- Послушай, капитан, - я уже не скрывал своего раздражения, - меня не интересует где ты потом возьмёшь бензин. Если ты хочешь, я могу тебя научить, как добыть в городе бензин…. Ах, тебя учить не надо. Хорошо. Так выполняй свои служебные обязанности, в которые входят приём и отправка команд. А я старший команды военнослужащих, и не простых, а людей которые знают что такое смерть. – Дежурный помощник попробовал мне опять возразить, но я уже повысил голос и к металлу добавилась уже и злость, - Ты, тыловая крыса, сидишь в тепле: наверно, рядом лампа с абажурчиком, чтобы глаза не слепило и чайком балуешься. А у меня по ночам глаза на лоб вылезают, когда я пялюсь каждую ночь на передке в темноту. Значит так, если ты в течении часа не пришлёшь за нами машину, и мы опоздаем на поезд, жди нас в гости рано утром. Мы твою комендатуру по кирпичикам раскатаем. Что самое интересное - ничего нам за это не будет. Понял? Мы ждём машину.

Я с треском опустил телефонную трубку на аппарат и огляделся. Вокруг меня стояли мои товарищи и с удивлением смотрели на меня.

- Боря, а с кем ты так разговаривал?

- А.., с дежурным помощником военного коменданта. Блин, не сдержался: теперь он хрен машину пришлёт.

Бородуля убаюкивая раненую руку, засмеялся: - Ну ты, Боря, и орал. Тут чёрные недалеко крутились, так они сразу же слиняли, да и остальной народ разбежался.

Действительно, зал и так был полупустой, но теперь только на противоположной стороне виднелся дежурный милиционер, который помахивал резиновой дубинкой и изо всех сил делал вид, что он в зале один и он нас не видит. Я ещё раз посмотрел на мента и принял новое решение.

- Будем выбираться отсюда самостоятельно, пошли к ментам.

В обшарпанном и вонючем помещении милицейской дежурки находились два милиционера, которые плотоядно хихикали и суетились вокруг девушек явно лёгкого поведения, ведя извечную игру между женщиной и мужчиной. Дёвчонки были хорошо поддатые, со смаком смолили сигареты и с удовольствием принимали знаки плотского внимания. Дальше всё бы развивалось по избитому сюжету и утром менты с удовольствием смаковали разные подробности маленького, но весёлого приключения перед новой сменой. Наше появление слегка нарушили ход событий и милиционеры, возмущённые бесцеремонным вторжением на их территорию, попытались выдворить нас из помещения, но получили жёсткий отпор, после чего мы попросили отвезти нас на вокзал. Блюстители порядка быстро оправились от замешательства.

- Товарищи военные, нет бензина. Выдают на дежурство по чуть-чуть, а так бы помогли. – Усмехаясь, заверил нас старший.

Его усмешка заставила меня в очередной раз вспыхнуть: - Ты чего, сержант, усмехаешься? Я ещё и часа не нахожусь в России, а мне тут пытаются впарить, что я не в самой богатой нефтью стране нахожусь. Иди и показывай мне датчик бензина. Если соврал – пожалеешь.

При других обстоятельствах, мне бы менты не простили того тона, с которым я с ними общался, но здесь было явное численное преимущество на нашей стороне, и вид наш говорил – лучше не связываться. Поэтому сержант послушно побежал из помещения к машине, где включил зажигание и показал действительное отсутствие бензина в баке.

- Вот, товарищ майор, нам говорят, что всё горючее уходит к вам – в Чечню.

Мы вывалили обратно на улицу и решили скинуться деньгами и вообще разобраться – что мы имеем. Оказалось, что имеем очень мало. К нам, было подкатили местные и предложили перекинуть на вокзал за двести рублей с человека. Но мы их вынуждены были отфутболить: даже если бы и по сто рублей – мы всё-таки не тянули. А ведь надо ещё билеты покупать на что-то.

Через несколько минут к нам подскочил и лихо затормозил невзрачный «Москвич-412», из него вылез такой же невидный мужичок и парнишка лет пятнадцати.

- Ребята, вы что с Чечни?

- Да, а что такое?

- Да я в Афгане воевал, знаю что это такое за война, поэтому и вас уважаю. Давайте я вас в два рейса перекину на вокзал.

- Спасибо, мужик, но мы не тянем по деньгам.

- Да дайте мне до конца рассказать. Я по ночам здесь с сыном «бомблю», цены эти жлобские знаю. Я вас так перекину, а чтобы у меня хоть какая-то выгода была, возьму с вас по 25 рублей с человека. Как предложение?

Да, это было уже нормальное деловое предложение. Первой партией мы отправили Николая Бородулю, чтобы он на вокзале до нашего приезда перевязал в медпункте руку и сделал обезболивающий укол, а я с оставшимися остался ждать второго рейса. Но в одиночестве мы были немного. К нам подошёл молодой человек и спросил - с какого мы полка.

- С 324 го. А что? – Настороженно ответили мы.

- Да ваш товарищ, с перевязанной рукой, приезжал к нам в полк, а я старший лейтенант Часов с 511 полка – ваш сосед слева. Я месяц назад был ранен и только позавчера приехал из госпиталя, сейчас здесь встречаю брата, должен прилететь. Пойдёмте в бар посидим, я угощаю.

В баре старший лейтенант заказал пару бутылок коньяка, лёгкой закуски. И час до возвращения «Москвича», прошёл в оживлённой беседе. Мы тепло распрощались с офицером, за полчаса промчались по тёмным улицам Нижнего Новгорода и у багажного отделения воссоединились с первой группой, щедро рассчитались с водителем и ещё дали ему новенький камуфлированный костюм, чему он был особо рад.

Когда «Москвич» уехал, я оглядел своих товарищей. Первая группа тоже зря время не теряла,

ожидая нас. Все были датые и оживлённые, за исключением начальника связи: тот хмуро продолжал укачивать руку и временами морщился от боли.

- Коля, тебе пить со всеми не стоило бы. Ты же знаешь, что обезболивающие на пьяного не действует.

Бородуля ещё раз сморщился от боли: - Боря, да никто мне и не делал укол. В медпункте молодое хамло сказало: - Где вас ранили – там и перевязывайтесь.

В мед. пункте, куда мы ворвались возмущённые и озлобленные, находился молодой врач и симпатичная, молоденькая медсестра. Врач, было дёрнулся и закричал: - Почему толпой? – Но тут же получил по лицу два хлёстких удара ладонью, правда не сильных. Один из офицеров сгрёб его за халат на груди и сильно встряхнул: - Ты, что это, сучонок? Офицер ранен, защищая тебя, твою медсестру, Россию, а ты его выгнал. – Врача ещё раз сильно встряхнули, - если духи придут сюда, то они задницу тебе прикажут лизать, а потом делать туда уколы, а в это время остальные медсестрой будут баловаться. Быстро, перевязывай рану и делай обезболивание майору.

Побледневший эскулап, дрожащими руками начал отламывать ампулы и набирать в шприц обезболивающее. Мы же расселись на стулья и стали успокаивать напуганную медсестру, которая довольно быстро пришла в себя и стала даже наезжать на нас.

- Я, конечно, не одобряю поступка врача: я ему потом сказала об этом, когда он выгнал майора. Надо было оказать помощь. Но и вы ведёте себя неправильно: избили врача, ведёте себя как хулиганы, а вы же офицеры. Про вас так красиво Газманов поёт….

- Знаешь, дорогая, - Олег Касаткин пододвинулся к ней вместе со стулом, - стране и вам всем по большому счёту наплевать на нас военных: как мы там воюем в Чечне, за что погибаем, за чьи интересы и ошибки. Вот ты красавица вспомни: что ты делала 15 марта?

- А мне и вспоминать не надо: день рожденье у подруги было, - у девушки даже улыбка появилась на лице: наверно, веселое день рожденье было.

Олег внимательно посмотрел на медсестру и со вздохом пододвинул к себе сумку: - Ты даже оживилась, вспомнив день рожденье. Весёлое было – да? А теперь посмотри, что я в сумке везу. И ты доктор тоже смотри. – Касаткин расстегнул сумку, стал доставать из неё и раскладывать на медицинской кушетке вещи и различные предметы. Мы знали, что эти вещи Олег везёт в музей боевой славы дивизии, но с интересом наблюдали за реакцией побледневшей медсестры и врача, который так и застыл с бинтом в руке. Когда вещи были разложены, Олег начал тихим голосом рассказывать: - Вот это бронежилет, вернее остатки бронежилета капитана Нестеренко. Он погиб в атаке, в 10 часов дня 15 марта, когда ты, солнышко, нетерпеливо ждала прихода вечера и чистила пёрышки, чтобы повеселиться. Только Юрка, уже смертельно раненый, тяжело умирал. А это его автомат. Автоматом эту железку уже не назовёшь, но вот что остаётся от оружия, когда рядом происходит взрыв. А это шлем старшего лейтенанта Сороговец: он погиб часом раньше, после того как разведчики в рукопашной схватке очистили окопы от боевиков, ему пуля снайпера попала прямо в глаз. Вот эти тёмные пятна на шлеме – засохшая кровь Сороговца. А это не отправленные домой письма сержанта Молдаванова. Правда, он погиб 13 марта, когда прикрывал вынос раненого из боя. Доктор, - Олег повернулся к врачу, - машина сержанта горела, а он вёл огонь из горевшей машины, так и сгорел, но не дал боевикам приблизиться к раненым. Тут у меня кинжал лежит, но это трофей. Видишь, какой он красивый и большой. Я его помыл после того, как он ко мне попал, а так он был в каких-то бурых пятнах: может кому-нибудь из наших пленных башку отрезали. Вот так. Были люди, смеялись, жили, детей растили, а теперь от них только вещи остались, которые будут лежать в пыльных витринах музея.

И Россия нас встречает, как мачеха, как преступников или наёмников. Вот вам и пример, - Олег махнул рукой в сторону врача, - А Газманову низкий поклон от нас, хоть кто-то хорошее про нас говорит и поёт. А врач твой, ещё мало получил. Но ладно, мы его трогать больше не будем, но я думаю, что это ему послужит хорошим уроком, хотя любви к военным не прибавит. Но это уже его проблемы.

Когда были закончены все медицинские процедуры, мы вышли из медпункта и направились в здание вокзала. Около главного входа, вертя головой во все стороны и переминаясь с ноги на ногу, стоял водитель «Москвича» с сумкой в руке, а около него стояли два патрульных мента, и проверяли его документы.

- Ребята, - радостно закричал он, чуть ли не всю привокзальную площадь и дёрнулся к нам, но милиционеры крепко схватили его за руки, - я уж думал вы уехали.

- Что за проблемы, мужики?

- Проверяем документы у подозрительного лица.

- Да я этих офицеров-чеченцев с аэропорта привёз. Ребята, я деньги с вас всё-таки взять не могу. Вот купил вам водки и закуски, - водитель поднял тяжёлую сумку и со стеклянным звоном встряхнул её.

- Ребята, мы с Чечни, в отпуск домой на несколько дней едем. На аэропорту с нас по двести рублей с человека содрать хотели, а он нас, получается теперь, бесплатно перевёз. Отпустите его. – Менты, особо не споря, но для приличия всё-таки сделав мужику замечание, отпустили его и величественно удалились.

Было уже два часа ночи и в кассовом зале, куда мы зашли почти не было людей. Лишь около одной из касс виднелась небольшая очередь, во главе которой находились два пьяных в дымину, здоровенных солдата в парадной форме. Судя по размалёванным чемоданам и расшитую разными прибамбасами форму это были дембеля. Один из них, засунув по плечи голову в кассу, любезничал с кассиршей, представляясь самому себе сногсшибательным Казановой. Второй стоял рядом и пыжился от сознания того, что они два перца «гарцуют» тут. Очередь терпеливо стояла и молчала, боясь сделать замечание бойцам и получить в ответ увесистую оплеуху. Коля Бородуля, шедший впереди нас, увидев эту минорную картину, молча, как разъярённый бык ринулся к солдатам и, далеко отводя раненую руку, приготовился ударить бойца с боку. В долю секунду ярко представив, как от сильного удара, отрезанная стеклянным краем голова солдата упадёт кассирше на стол я неистово заорал: - Бородуля, Стой!

Но было поздно: солдат только высунул на крик голову и тут же получил сильный удар в челюсть. Пролетев метра три по воздуху, нелепо размахивая руками, он шмякнулся на гладкий мраморный пол и уехал в угол. Второй, получив мощный пинок под задницу и подхватив чемоданы, ринулся мимо нас на выход, где споткнулся о первого солдата, который уже на четвереньках выбежал из угла и вставал на ноги. Побарахтавшись на полу несколько мгновений, оба подхватив чемоданы, вскочили и молча исчезли из кассового зала.

Была ясно, что после такого демарша с нашей стороны – билетов мы не получим. Очередь заволновалась и с возмущением обрушилась на нас. Было тут много до боли знакомых выражений и оборотов, появившиеся в годы «демократических преобразований»: - «откормленные молодчики» и «бедные солдатики, которые в армии как в тюрьме», «лучше вы бы боролись с дедовщиной, а не распускали руки», «обуза на шее государства и надо всех офицеров поставить к станку, или выгнать на колхозные поля с лопатой», но появились и новые, в свете событий в Чечне – «убийцы, наёмники, насильники и мародёры».

Обвинений и оскорблений было так много, что Бородуля перестал трясти рукой и застыл, открыв рот в удивлении. Но назревающий скандал прекратила старушка, которая решительно встала на нашу защиту.

- Чего разгалделись? Ишь… Когда пьяные солдаты двадцать минут не давали никому билеты купить, так вы все молчали, языки проглотили. Чего вы, мужчина, молчали, когда они тут слюни пьяные пускали, увидев девушку, а сейчас громче баб кричите. Сами в очках, наверно, в армии не служили? Правильно «офицера» сделали, навели порядок. Берите сынки билеты, не стесняйтесь.- Очередь как по мановению палочки заткнулась и теперь я сунулся к кассирше в окошко.

Но не успел ничего спросить, как она отрезала: - Для вас, билетов никуда нет.

- Девушка, давайте не будем ссориться: мне надо восемь билетов до Свердловска, а вы даже не поглядели….

- Билетов нет, мне и смотреть не надо.

Я долгим взглядом посмотрел на кассиршу и понял, что разговаривать с ней бесполезно. Мы отошли от кассы, а кассирша стала бойко продавать билеты и вполне возможно на наш поезд. Я ещё раз окинул взглядом пустой кассовый зал и в углу заметил неприметную дверь с надписью «Дежурный по вокзалу», около которой стояла женщина в железнодорожной форме и с красной повязкой на руке.

- Товарищ дежурный, - обратился я к ней, - ваш сотрудник отказалась обслуживать нас. Я попрошу вмешаться и сделать ей замечание.

Женщина сурово сдвинула тонкие брови: - Кассир сделала правильно, что не стала обслуживать хулиганов в форме. Я всё видела и полностью поддерживаю её действия.

- Уважаемая, увидев что два пьяных солдата, мешают продаже билетов и отвлекают вашего сотрудника от служебных обязанностей, вы должны были вызвать патруль, или милицию, чтобы те привели этих дембелей в порядок. Давайте так, не будем раздувать скандала, идёмте к кассе. Вы продаёте нам билеты, и мы уже через пятнадцать минут уезжаем отсюда на поезде.

Теперь к сурово сдвинутым бровям, прибавились сурово сжатые тонкие и бесцветные губы: - Билеты вам проданы не будут, пока вы не извинитесь перед солдатами.

- Ну, вы мать, и даёте, - поняв, что билеты нам здесь вообще не продадут, я изменил тон, - а теперь послушай меня. Мы сейчас расположимся вон там – под вашим красивым, электронным табло. Достанем водку, закуску и устроим такой бедлам, что вы сами принесёте нам билеты. Это я вам обещаю. – Я повернулся к товарищам, - ребята, приземляйтесь вон там. Доставай водку и закуску.

Дежурная возмущённо зафыркала: - Только попробуйте водку распивать здесь, я сразу же вызову милицию.

- Давай вызывай, только милиция связываться с нами не будет. Они просто не имеют право задерживать нас – офицеров, а вызовут сюда комендатуру. Которая приедет и заставит вас продать билеты, да ещё где-нибудь запись сделают об вашем отношений к выполнению своих служебных обязанностей. А полезут менты к нам, мы тут такую драку устроим, что половину зала разнесём и вы изначально будете виноваты: так как вы спровоцируете своим действиями беспорядки. – Я приложил руку к головному убору, - Честь имею, сударыня.

Дежурная задохнувшись от возмущения, резко развернулась и скрылась за дверью, предварительно громко хлопнув ей. Очереди перед кассой уже не было, кассирша вытянув шею, с опаской поглядывала в нашу сторону через стекло, а ребята, расположившись под табло, демонстративно раскладывали на скамейке водку, кружки и закуску, поджидая меня.

Хлопнули по первой, потом по второй: постепенно оживились и стали забывать, где мы и для чего здесь находимся. Прапорщик Масленников «поплыл» первый и попытался запеть, но Коля Бородуля быстро его заткнул. Шуму большого мы не производили и когда в зал сунулась милиция – человек пять, то ничего предосудительного не обнаружила. На то, что мы в общественном месте распивали спиртные напитки, они просто закрыли глаза: посмотрели на нас издалека и ушли. Дежурная, которая вышла из помещения, поглядеть как менты нам будут крутить руки, разочаровано громко хлопнула дверью и тоже скрылась. Выпивка быстро закончилась, сказалась и усталость: мои товарищи стали постепенно засыпать, облокотившись на вещмешки и откинувшись на спинку скамейки. Вскоре я остался бодрствующим один. Посидел немного, думая над тем, как нам выбираться с Нижнего Новгорода. Потом встал и попробовал договориться с кассиршей, но та не шла на контакт ни в какую. Побродив по залу, я опять подошёл к расписанию движения поездов и ещё раз стал прикидывать возможности отъезда, которые были совсем не радостные - первый поезд был только через пять часов. Мой взгляд в очередной раз скользнул по расписанию и остановился на малоприметной строчке в самом низу расписания: - Почтовый поезд «Москва – Пермь» отправляется с Нижнего Новгорода в 3 часа 45 минут, ежедневно. Я бросил машинально взгляд на часы – 3 часа 30 минут. Так что, он должен сейчас отправляться и мы ничего про него не знали.

У первого перрона, куда я выскочил, в серой предрассветной мгле, стоял почтовый поезд из десяти вагонов. Быстро пробежал вдоль состава, но двери везде были закрыты, и лишь когда бежал обратно, двери одного из вагонов открылись и на перрон вышли две симпатичные девушки в железнодорожной форме.

- Девчонки, вы с этого поезда?

- Да, - девушки заинтересованно оглядели меня, что сразу же отметил, как положительный фактор, - А что?

- Девушки, милые, нас с Чечни в отпуск, пока в боях передышка, отпустили на неделю, а мы тут застряли. Не подхватите нас до Перми?

Проводницы быстро переглянулись, но и так было понятно, что они согласны: - Ну, если развлекать будете – то тогда возьмём.

- Девчонки, вы не разочаруетесь, что нас взяли. Мы сейчас мигом, - я рванул как на стометровке. За семь минут, что осталось до отправления поезда, нужно было разбудить ребят, объяснить ситуацию и всех посадить – что было достаточно проблематично.

Бурей ворвался в зал и стал будить, тормошить и подымать сослуживцев. Но те непонимающими со сна и недавней выпивки глазами, смотрели с удивлением на меня и едва шевелились, не понимая, куда надо идти и зачем.

- Ребята, чёрт побери, выпили же немного, чего же вы такие пьяные? Давай быстрей хватайте вещи, поезд отходит – я билеты купил.

Слова «билеты» и «поезд» возымели магическое действие, офицеры встряхнулись и уже гораздо быстрее и чётче собрали вещи и ринулись на перрон. Я шёл последним и направлял группу, подталкивая в спину отстающих. Шуму было поднято достаточно и в зал из своего помещения выглянула дежурная по вокзалу, провожая нас недоумевающим взглядом. Времени было уже в обрез, да я и побаивался, что девушки увидев такую большую группу военных, да ещё не совсем трезвых - откажутся от нас, но дёвчонки криками стали подбадривать, чтобы мы ускорили посадку и я заскакивал практически уже на ходу.

Отдышавшись и перезнакомившись, я поинтересовался не влетит ли девчонкам за то, что они нас пустили в вагон и смогут ли они нас довезти до Перми?

Оказывается, проверок они не боялись, а так как их поезд в Пермь прибывал лишь к обеду следующего дня, то они предложили нам другой вариант: проехать с ними до ближайшей станции, от которой ходили электрички до Кирова и на них добраться до города. А оттуда на ближайшем поезде до Екатеринбурга. Так мы и сделали: и в два часа дня были уже в Кирове. В кассе нам сказали подойти через полтора часа, когда будет известно наличие свободных мест на проходящий поезд «Москва – Хабаровск». Ещё раз определились с деньгами – и с горечью убедились, что денег было мало, и вряд ли их хватит доехать всем даже до Перми. Военный, железнодорожный комендант, к которому обратился за помощью, разъяснив ситуацию, лишь покачал головой и написал записку в кассу – «Данному офицеру оказать максимальное внимание и помощь в приобретении билетов».

- Прости, майор, но больше я сделать ничего не могу. Извини.

Погуляв немного, я подошёл к кассе, подал записку коменданта и попросил восемь билетов на все деньги, вывалив мятые купюры и мелочь на тарелочку. Тщательно пересчитав, она сказала: - Товарищ офицер, только до Верещагино.

- Давайте до Верещагино, - про себя решил: главное сесть в поезд, а там или договоримся с бригадиром поезда, или же пусть попробуют нас высадить. Получив билеты, я довольный вернулся на перрон, где оставил своих товарищей. Несмотря на отсутствие денег, Бородуля откуда-то притащил несколько бутылок портвейна «Кавказ», чем очень гордился и совал мне бутылки под нос. Узнав, что мы из Чечни, подошли ещё пару прилично одетых мужчин и стали угощать водкой. Короче, картина, которая мне открылась, не внушала оптимизма: Бородуля был пьяный, из сумки Касаткина вызывающе торчал ствол автомата Нестеренко, и по его виду нельзя было сказать, что это остатки автомата. Сам Касаткин, взяв огромный кинжал в рот, непонятно только как он его не разрезал до сих пор до ушей, и встав на цыпочки, нелепо размахивая руками, пытался танцевать стремительный кавказский танец. Масленников был в том состоянии, когда он закрыв глаза мог затянуть на весь вокзал неприличную песню. Танкист, тыча пальцем в нос, пытался рассказать такому же пьяному гражданскому, как его ранили в нос. Остальные были не лучше. Вокруг нас полукругом толпился народ, а в сорока метрах от этого бардака, кучковался с десяток милиционеров, причём, с каждой минутой их число только увеличивалось. Отодвинув в сторону, протянутую мне руку с водкой, я подошёл к формируемой цепи ментов, остановился в пяти шагах и обратился к единственному среди них офицеру: - Капитан, послушай меня. Я старший этой команды и как видишь трезвый. У меня билеты на Хабаровский поезд, он через пять минут подходит. Я сейчас своих людей собираю и иду на посадку, и мы уезжаем. Только прошу вас, не трогайте нас: мы с Чечни в отпуск всего на несколько дней едем, нам тоже не нужны неприятности. Не надо ничего делать. Хорошо?

Капитан, многозначительно поигрывая резиновой палкой, посмотрел на своих подчинённых и кивнул – Хорошо.

Я метнулся обратно к своим друзьям: - Так, всё - собираемся. Если мы не хотим сидеть в ментовке, давай быстро собираемся и на третью платформу. Олег, Коля вперёд: вагон номер девять – занимайте места. Масленников давай шевелись.

Так, поторапливая людей, стал выпихивать их на третью платформу, постоянно оглядываясь на милиционеров, которые развернувшись в цепь, шли сзади нас. К моей радости объявили о прибытие нашего поезда, а через пару минут зелёные вагоны потянулись мимо пассажиров спешащих к своим вагонам. Увидев поезд, подтянулись и мои сослуживцы. Я уже начал успокаиваться, как ко мне подскочил Бородуля и чуть не плача заявил: - Боря, а нас не пускают в вагон.

- Почему?

Николай виновато отвёл глаза в сторону и опустил голову: - Боря, я проводниц послал на три буквы.

Я только и повёл в возмущении головой из стороны в сторону: - Знаешь, Коля, пошёл ты сам на эти три буквы.

Разъярённый на начальника связи, я ринулся к вагону исправлять положение: так как понимал, если мы сейчас не сядем в поезд, то мы окажемся в комендатуре. Бородуля, как побитая собачонка, послушно бежал следом за мной. Около дверей девятого вагона стояли две молоденькие, светленькие проводницы и в душе немного отлегло, с ними есть шанс договориться. Гораздо хуже если бы были проводницы в возрасте – те бы сейчас открыли пасть.

- Девушки, солнышки, - с ходу запел я, - да простите вы этого майора. Мы все едем с войны и, конечно, нервы не в порядке. Тем более что майор ранен в бою несколько дней тому назад, и рана у него сейчас очень болит. Простите, красавицы, - я приобнял девушек за плечи.

Проводницы с удивлением посмотрели на меня, а потом на Бородулю.

- А за что его прощать? – Почти одновременно с удивлением воскликнули блондиночки.

- Как за что? – Теперь удивился я, - он ведь вас нецензурно обругал.

- Нет, мы его в первый раз видим.

- Коля, иди сюда, - устало подозвал к себе майора, - ты кого послал на три буквы?

Офицер подошёл, затуманенным взглядом посмотрел на вагон справа, потом слева и обрадовано кивнул головой на соседний вагон: - Вон тех, я послал.

Я радостно засмеялся и от всей души поцеловал проводниц, которые шутливо, со смехом, отбивались от меня: - Загружайся ребята, занимай места. Девчонки, едем…..

Сам я сел почти перед самым отправлением поезда, чтобы не выпустить своих офицеров из вагона на перрон. Махнул на прощание рукой ментам и скрылся в вагоне. Ребята уже успокоились, даже как будто протрезвели: вели себя смирно и скромно. У проводников узнал, что Верещагино будет через несколько часов и решил сразу идти к бригадиру поезда договориться насчёт проезда до Екатеринбурга. Со мной напросился идти и Бородуля. Чувствуя свою вину, Коля старался во всём мне помочь. В плацкартном вагоне, который мы проходили, в одном из купе сгрудились возбуждённые пассажиры: при нашем приближении они замолчали и как-то странно на нас поглядели. Молча посторонились, пропуская и пока мы не скрылись, чувствовали на своих спинах враждебные взгляды. Нашли бригадира и объяснили ему ситуацию. Мужик попался нормальный: - Ребята, езжайте хоть до Хабаровска. Насчёт ревизоров не беспокойтесь. Но если придут пассажиры на эти места придётся им уступить, а там что-нибудь придумаем.

Радостные оттого, что решили проблему с проездом, мы опять вошли в тот вагон и нас сразу же остановила женщина: - Товарищи офицеры, тут ваши солдаты едут: посмотрите их.

Под перекрёстными и недружелюбными взглядами всего вагона, мы подошли к купе, несколько человек расступились, пропуская нас. На нижней полке сидели два бледных, болезненного вида солдата. Одеты были они хоть и в чистое камуфлированное обмундирование, но старое и застиранное. В довершение всего оно было на пару размеров больше, что превращало и так щуплых и худых солдат в детей, по ошибке одетых в военную форму. Тут же рядом стояли огромные, растоптанные сапожище, которые тоже повидали на своём веку немало. У одного из солдат штанина завёрнута выше колена и вся нога была залита кровью. Кровь уже остановили: кто-то из пассажиров наложил выше колена жгут.

- Что тут произошло? – Обратился я к пассажирам.

Сидевший напротив мужчина, он и наложил жгут, повернулся к нам: - Солдаты были ранены в Чечне, в госпитале не долечили и выпнули их оттуда домой в отпуск. Перед Кировом рана открылась – бинтов запасных у солдат нет. Хотели их здесь снять с поезда и отправить в местный госпиталь, но они упёрлись. Как мы потом до Хабаровска будем добираться? Ни билетов, ни денег. Что ж вы, товарищи офицеры, делаете? Что ж вы творите?

Меня аж в жар бросило о того, с какой тоской произнёс это гражданский, скрипнул зубами: - Не по адресу, дорогой товарищ, обращаешься: мы обычные армейские рабочие лошадки, которые вместе с такими же солдатами и тянут трудный армейский воз. Мы тоже с Чечни едем на несколько дней домой в отпуск – денег хватило на билет только до Верещагино, а ехать в Екатеринбург. Товарищ мой, - я кивнул на Колю, - тоже ранен несколько дней назад, так сегодня ночью пришлось врачу на вокзале морду набить, чтобы он его перевязал.

Я присел перед солдатами: - С какого полка, ребята?

- С 511-го, товарищ майор, - второй попытался встать, но я его посадил на место.

- С 511-го, а старшего лейтенанта Часова знаете? – С удивлением спросил я.

Солдаты оживились: - Да, это наш командир роты. Он за два дня до нас ранен был и его увезли в госпиталь. А вы откуда его знаете?

- Да сегодня ночью его встретили в аэропорту Нижнего Новгорода, позавчера его тоже выписали из госпиталя. У него всё нормально. А мы сами с 324 полка, правее Шали стоим – соседи ваши. Как же вас, не долечив, выписали?

Второй солдат был побойчей, он и рассказал, что мест в госпитале не хватало и всех кого более-менее подлечили или залечили, выписали по домам в отпуска. Им на дорогу дали только проездные и тридцать рублей на пропитание до Хабаровска. А ведь от Хабаровска им ехать ещё достаточно далеко в глубину края: - А, прорвёмся товарищ майор.

Пока он всё это рассказывал, Бородуля достал запасной бинт и перевязал ногу солдату.

- Ладно, ребята, оставайтесь. Мы с офицерами что-нибудь придумаем, чтобы вы нормально доехали до Хабаровска. – Мы поднялись и я пригласил в тамбур для разговора несколько пассажиров, которые суетились вокруг солдат наиболее активно.

- У меня такая просьба к вам, - когда мы собрались в тамбуре, - где-то до Перми, подкормите солдат. У нас сейчас у самих ничего нет: ни денег, ни продуктов, но мы что-нибудь придумаем. Я пока не знаю – что, но что-нибудь обязательно сделаем, чтобы солдаты достойно доехали до дома.

В свой вагон мы пришли в гнетущем состоянии, собрали ребят и рассказали о солдатах. Ещё раз вывернули свои вещи, но кроме двух банок тушёнки ничего не обнаружили. В отвратительном настроении лёг спать, считая по пословице, что «утро вечера мудренее».

В Верещагино остановка была пять минут и в наш вагон никто не сел, но проводницы предупредили, что в Перми, скорее всего, пассажиры появятся и придётся уступать места. До Перми я заснуть уже не мог: мысли, как помочь солдатам, неотступно преследовали меня. Незаметно подъехали к городу и я стал будить своих товарищей. Только поезд остановился, как в вагоне появились настоящие хозяева наших мест. Вместе с ними пришёл и бригадир поезда.

- Товарищ майор, я совсем забыл. У меня же в конце состава прицеплены ещё два вагона с вашими солдатами. Едут где-то 160 человек до Новосибирска. Так что, идите туда и с ним спокойно доедете до Екатеринбурга.

Переходную дверь между вагонами нам открыл солдат и представился дневальным по вагону, тут же появился дежурный по вагону, который и привёл к старшему команды. Подполковник выслушал меня и мою просьбу.

- Товарищ майор, никаких проблем. Сейчас вам освободят два купе и располагайтесь, а потом я вас и других старших офицеров приглашаю к себе на завтрак.

Через двадцать минут мы уже разложили вещи по своим местам и я, Бородуля, Олег Касаткин были в купе подполковника, где уже собрались два старших лейтенанта, капитан и пожилой прапорщик – старшина команды, который и накрыл стол. Напротив меня сидел подполковник – старший команды, которая перевозила сто шестьдесят сержантов, закончивших учебные подразделения в Сибирский военный округ. Быстро перезнакомились, старшина по команде подполковника достал водку и мы совсем оживились, а ещё через несколько минут они с жадностью слушали наши рассказы о войне. Весело рассказывая о боевом эпизоде своей батареи, я вдруг замолк, неожиданно вспомнив про солдат.

- Михаил Семёнович, - обратился я к подполковнику и рассказал про раненых солдат, - ваши солдаты наверняка не весь сухой паёк съели. Пусть старшина соберёт, сколько сможет консервов и хлеба, может денег соберёт и всё это отнесёт с майором Бородуля к ним. А вы потом их пригласите к себе и пусть они расскажут вашим сержантам про войну.

Старшина, мужчина в возрасте, с энтузиазмом взялся за это дело и уже через пятнадцать минут два солдата стояли перед нашим купе, держа в руках плащ-накидку, набитую консервами и хлебом.

- Я ещё и денег собрал, - прапорщик быстро посчитал деньги и мы остались довольны суммой, которой было достаточно, чтобы достойно доехать до дома.

Вернулись они быстро: у Николая поблёскивали, подёрнутые влагой, глаза, а старшина был

тихий и мрачный.

- Ну, что там, как солдаты наши?

Бородуля махнул рукой, а подполковник быстро разлил водку по кружкам: когда в молчании выпили и закусили, Коля стал рассказывать: - Мы когда туда зашли, пол-вагона у купе собралось. Они считали, что мы пообещали, а сами давно смылись с поезда и наплевать нам на солдат. А когда мы положили на полку сухпай и деньги – там пол-вагона ревело. Я сам еле сдержался.

Старшина молча налил себе ещё водки и выпил: - Скоты, какие скоты….

Про кого он говорил, никто не переспрашивал, а молча поддержали его: и так было ясно, что это относилось не только к руководству госпиталя, но и к министерству обороны, да и к руководству страны. Посидев с нами немного, старшина ушёл, а через полчаса появился снова в купе и положил на полку два комплекта нового обмундирования и обуви.

- Вы, товарищи офицеры, за солдат не беспокойтесь. Пока мы едем до Новосибирска, они будут под моей личной опёкой. В обиду их не дадим. А пока я им тут подобрал форму, а то едут в чёрт знает в чём, - голос у старшины странным образом сел и стал хриплым. Он махнул рукой, сгрёб форму и быстро ушёл.

Некоторое время мы сидели задумчивые, вспоминая своих солдат, потом встряхнулись: для этих солдат было сделано всё, что мы могли, теперь многое будет зависеть от них самих.

Время шло и мы становились к дому всё ближе и ближе. Водка у подполковника не заканчивалась, и в купе постепенно перекочевали остальные офицеры и прапорщики. Все были хорошо навеселе, когда поезд остановился на какой-то станции, как раз напротив вокзала.

Получилось так, что в окно полезло одновременно несколько человек, чтобы прочитать название остановки и также одновременно из нашей груди вырвался изумлённый крик – Шали!

- Как Шали? Почему Шали? Мы оттуда едем уже сутки, и каким образом попали обратно в Шали? – Остальные, услышав наш удивлённый возглас, полезли тоже смотреть станцию и тоже в изумлении прошептали, - Шали, чёрт побери….

Мы щурили пьяные глаза и раз за разом пробегали название станции, пока не сосредоточились и не прочитали правильно – ШАЛЯ. Это была станция ШАЛЯ и до Екатеринбурга оставалась три часа ходу. Громогласный хохот потряс вагон, а когда переставали смеяться, кто-нибудь произносил слово «ШАЛЯ» и мы опять закатывались в хохоте.

- Всё, ребята, хорош. Пить больше нельзя. Домой нужно являться трезвыми, - Михаил Семёнович, попробовал продолжить сабантуй, но мы все наотрез отказались и теперь усиленно пили крепкий чай, выгоняя с потом остатки алкоголя.

На перроне Екатеринбурга мы сердечно распрощались с администрацией команды, подошли к нам и солдаты 511-го полка, уже переодетые в новую форму, с ними были и несколько пассажиров из вагона. Было сказано много хороших слов в наш адрес, после чего мы расстались. А через час были в городке. Бородуле нужно было идти в противоположную сторону городка и к дому я уже шёл один. Многие из женщин, узнав меня, обращались с вопросами о своих мужьях, но так как они служили в основном в 276 полку, то ничего, кроме общих слов, сказать не мог. Вот и мой подъезд. Дома меня ждали.

…..Несколько дней отпуска прошли как в тумане: я ещё не отошёл от войны, да и как отходить, когда через несколько дней нужно будет обратно возвращаться. Постоянные мысли о батарее – как они там? Приехал ли вовремя Кирьянов? – Не давали покоя. Не давало покоя и уголовное дело: могло случиться так, что этот отпуск будет у меня последним перед тюрьмой. Но самое неприятное было в том, что страна, население не знала правды о Чеченской войне: когда я вечером включил телевизор то на меня обрушился вал вранья, искажённых фактов и словоблудия. Журналисты соревновались друг с другом, чтобы найти, придумать или просто состряпать сенсацию и другие «жареные факты», обличающие армию и искажающие истинное положение дел. Телеэкраны были заполнены мерзкими рожами «правозащитников», «друзей и подруг Дудаева» вещающих о «мерзостях» и преступлениях армии в Чечне. Из их рассказов и свидетельств получалось, что мы боремся с маленьким, гордым и независимым народом, который хочет мирно трудиться на своей земле в мире и в сотрудничестве с другими народами. Получалось, что армия выступала в роли душителя свободолюбивых и гордых людей. И ни капли правды: руководство страны хранило угрюмое молчание, вольно и невольно, давая свободу действия всем, кто хотел оболгать и опозорить солдат, офицеров, которые ценой своей жизни исправляли ошибки руководства и уничтожали бандитский режим. Дома жена тоже не хотела слышать моих рассказов, считая что если она не слышит, то и ничего не происходит. Не придало мне оптимизма и встреча с командованием дивизии, когда я пошёл разбираться насчёт моей очереди на получении квартиры. Когда уезжал в Чечню, был первым в очереди на новую квартиру, в марте Валя мне сообщила по телефону, что мы уже четвёртые в очереди, а когда я пришёл разбираться, то в очереди уже оказался седьмым. Причём, впереди меня стояло половина тех, кто просто отказался ехать в Чечню выполнять свой воинский долг и были за это уволены из армии. Заместитель командира дивизии по тылу, который был председателем жилищной комиссии, крутился как «жаренный карась» на сковородке, приводя всё новые и новые доводы для оправдания данного списка. Я же сидел и молча смотрел на полковника: спорить, приводить свои доводы было бесполезно и бессмысленно. Правильно говорил Суворов – через полгода пребывания тыловика на должности, их можно спокойно расстреливать.

Я тяжело поднялся со стула: - Товарищ полковник, когда вернусь окончательно с войны, вы уж к этому времени, наверно, разберётесь со списком и я в нём займу положенное мне место. – Полковник с облегчением начал сыпать словами, обещая всё сделать. А я же уходил с тяжёлым сердцем: если раньше считал, что меня обманывало высшее руководство страны, то сейчас этот обман приблизился почти вплотную. Честно говоря, и надежды не было на то, что полковник выполнит свои обещания.

Скромно и тихо отметили в семейном кругу моё сорокалетие. Не прибавили радости и встречи с однополчанами, вернувшимися из Чечни с 276 полком. Вроде бы времени после их возвращения прошло уже достаточно, но чувствовалось в них, несмотря на внешнюю весёлость, спокойствие - напряжённость и зажатость. Как-то вечером у ларьков встретил Игоря Карталова, в 276 полку он был командиром танковой роты: выглядел он усталым и имел не совсем здоровый вид. Обнялись, взяли пиво, рыбы и сели недалеко от КПП городка. В течении первых двадцати минут бурно, перебивая друг друга, обменялись рассказами и впечатлениями о боевых действиях, потом успокоились и уже неторопливо стали рассказывать каждый о своём.

- Боря, посмотри, - Игорь тронул меня за руку, - Унженин идёт.

Я обернулся, по крутым ступенькам КПП осторожно спускался командир миномётной батареи капитан Унженин. Даже на таком расстоянии было видно, как у него тряслась голова, а когда он подошёл к нам, стали заметны и другие последствия контузии. Обнялись, офицер стал говорить, но речь его была невнятной, нечёткой: Унженин огорчённо махнул рукой и ушёл.

- Сейчас он ещё ничего, а когда мы приехали он и ходил плохо, и почти не говорил – так капитально его накрыло. Выкарабкается, - Игорь задумчиво пожевал рёбрышко воблы, потом продолжил, - у меня тоже сейчас «крыша едет». Не контужен, не ранен, а крыша едет. Лучше бы наверно ранило, тогда было бы понятно, отчего она едет. А тут не понятно.

Я удивлённо поднял глаза на друга: - А у тебя она отчего «едет»?

Карталов болезненно поморщился: - Сниться мне, Боря, каждую ночь один и тот же сон. Иссушил он меня: как засыпаю так одно и тоже – словно видеоплёнку прокручивают в моей голове. Иногда по несколько раз за ночь. Каждую ночь засыпаю и как молитву произношу – Подбейте, хоть сегодня ночью. Хочу, чтобы мне приснилось другое, а сниться одно и тоже.

Игорь разлил пиво по стаканам и залпом выпил свой, я молчал, не настаивая о продолжении рассказа, если он не хочет рассказывать, но Игорь неожиданно спросил: - Ты на центральном бульваре в Грозном и у дворца Дудаева был?

Я молча кивнул головой.

- Ну, тогда проще будет рассказывать. Только начинаю засыпать, как вижу себя в своём танке, причём осторожно еду по бульвару вниз к дворцу Дудаева. Почему-то один еду: и боевиков не видно. Здания кругом разбиты, развалины дымятся, деревья бульвара посечены пулями и осколками. Тут и здесь видны разбитые и сожжённые автомобили. Миновали последний квартал и неожиданно выезжаю на площадь перед дворцом Дудаева. Останавливаюсь и вижу, что вся площадь заполнена вооружёнными боевиками. Самое интересное – они меня не видят. Суетятся, строят баррикады, обустраивают огневые позиции, пулемётные точки.

Подаю команду экипажу – Осколочно-фугасным. Огонь!

А мне в ответ доклад – Снарядов нет.

Тогда я следующую команду – Из пулемёта, Огонь!

Доклад – Патронов тоже нет.

Командую механику-водителю – Разворачиваемся и ходу отсюда.

Танк тихонько разворачивается и только мы начинаем втягиваться в левую проезжую часть

бульвара, как боевики замечают нас. Срывается УАЗик с гранатомётчиками и за нами, но мы уже дали ходу и летим по бульвару вверх. УАЗик через какое-то время догоняет нас и идёт параллельно по правой проезжей части и как только появляется перекрёсток или другое чистое пространство, так сразу же стреляет по танку из гранатомётов. И мимо – каждый раз мимо. Когда мы выскочили на площадь «трёх Дураков», там они от нас и отвязались. И так каждую ночь. Главное, Боря, знаю – если меня подобьют, то этот сон больше сниться не будет.

…Подошло время возвращаться в полк, родные и близкие попрощались с нами на КПП дивизии, а дальше мы поехали одни. Ехали той же компанией, только старшим уже был подполковник Богатов. Билеты взяли на поезд «Абакан – Москва» в последний плацкартный вагон состава. Достался нам полностью один отсек около туалета, остальные были раскиданы по всему вагону. Выпили, причём, довольно крепко и легли спать. Поезд шёл очень медленно, так как был пассажирским и останавливался на каждой станции, поэтому с утра мы ещё выпили, причём, опять очень крепко. Товарищи разбрелись спать, а я решил выйти на несколько минут на перрон очередной станции, подышать свежим воздухом и тоже прилечь. На улице было тепло и солнечно, ошалело чирикали воробьи, не поделившие корку хлеба, то тут, то там доносились гудки локомотивов и лязганье сцепки вагонов. На перроне кроме наших двух проводников мужчин, меня и хорошо поддавшего Бородули, никого не было. Коля стоял в сторонке, отвернувшись в сторону, и как-то странно согнувшись.

- Коля, ты чего там стоишь? Иди сюда. – Николай подошёл ко мне, покачиваясь из стороны в сторону, лицо его было отрешённым и обиженным.

- Боря, я сделал проводникам замечание за то, что в вагоне бардак и до сих пор чаю не дают пассажирам, а они меня послали «по дальше», - начальник связи, обличающее, ткнул пальцем в сторону насторожившихся проводников.

Я тяжёлым и пьяным взглядом посмотрел на мордатых, наглых мужиков: - Коля, ты держи их здесь, чтобы не убежали, а я пойду в вагон, возьму свой «Вальтер» и расстреляем их у вагона.

Отпихнув проводников от тамбура, и бурча под нос о «тыловых крысах», которых мы сейчас поставим на место, я тяжело полез в вагон. Добрался до своей полки, упал на неё и провалился в тяжёлый сон.

…Проснулся оттого, что кто-то больно и сильно бил меня по ногам. Ничего не понимая, с трудом разлепил глаза и увидел, что всё пространство купе и проход был забит ОМОНовцами, экипированными по-боевому. В ногах стоял здоровенный майор и больно стукал меня резиновой палкой по ногам, пытаясь разбудить, а рядом с ним стоял проводник. Увидев, что я открыл глаза, он радостно завопил: - Это он! Это он у них самый главный и у него пистолет, из которого он хотел нас расстрелять.

Я резко сел на полке, огляделся и выглянул в проход вагона, который был также забит ОМОНавцами. Товарищи мои спали глубоким и пьяным сном, а за окнами была такая же глубокая, чёрная ночь. Но пассажиры в большинстве своём не спали, с тревогой выглядывая в проход и шушукаясь между собой. Главное, что мои товарищи спали. И слава богу, что спали: если они сейчас проснутся – ну и свалка же здесь будет. Это же понимал и милицейский офицер.

- Товарищ майор, - обратился он ко мне, - давайте выйдем в тамбур.

- Бог с ним, если в тамбуре бить начнут – то хоть мои не увидят, - я послушно встал и вышел в тамбур, сразу же прислонившись спиной к дверям, чтобы было неудобно бить резиновой палкой по почкам: за мной туда же зашли ещё несколько ОМОНовцев и проводник, который злорадно расписывал как мы употребляли спиртные напитки в ходе движения. Старший ментов поморщился и с раздражением выгнал проводника из тамбура, потом послал одного из своих расспросить пассажиров, как мы себя вели.

- Товарищ майор, кто вы такие? И давайте сюда ваши документы.

После того как мент выслушал мой рассказ и проверил документы, спросил: - Ствол есть?

Я мотнул головой

- Где он?

- В купе, под подушкой.

- Тащи его сюда, - я с удивлением посмотрел на офицера: думал, что он пошлёт за пистолетом своего подчинённого, а он меня посылает. Ну, хорошо. В купе, когда я сунулся к подушке, меня остановил окрик милиционера: - Вы, куда?

- Да твой старший, сказал чтобы я принёс пистолет: он у меня под подушкой лежит.

А, ну тогда берите. – Я всё с возрастающим изумлением оглядел ОМОНовцев: то ли они очень уверены в себе, то ли неопытные и ни разу не обжигались. Сунул руку под подушку и нащупал рукоятку револьвера: - Вот сейчас вытащу руку и семью выстрелами положу их всех тут. Пока неразбериха, хватаю автомат и все тут трупы.

Усмехнувшись своим мыслям, вытащил руку из-под подушки, крепко сжимающую рукоятку револьвера и повернулся к ОМОНовцам – ноль внимания. В тамбуре отдал газовый револьвер старшему и опять прислонился спиной к дверям тамбура. Мент высыпал патроны на ладонь: убедившись что они газовые, а в стволе стоит рассекатель и документы на «газовик» в порядке, всё вернул мне.

- Что ж ты, майор, пальцы тут веером распускаешь и пугаешь проводников расстрелом?

Поняв, что бить не будут, я возмутился: - А ты, майор, погляди на эти наглые рожи: они с самого Абакана не то что влажную уборку не делали, а даже не подметали в вагоне ни разу. Пассажиров ни разу не поили горячим чаем, а в туалет посмотри – там скоро сталагмиты и сталактиты вырастут, я уже не говорю про остальное.

Майор кивнул одному из милиционеров: тот выскочил и через минуту вернулся: - Да, такого туалета я давно не видел.

Зашёл ОМОНовец, который проводил опрос пассажиров, доложил, что мы вели себя нормально, но много жалоб на проводников и бардак в вагоне.

- Хорошо, давайте вернёмся в купе и проверим ваши вещи, - в купе мои товарищи уже проснулись и недовольно ворчали – назревал конфликт, который был предотвращён моим появлением.

- Ребята, всё нормально. Сейчас вещи у нас проверят и мы едем дальше. Что показывать?

Майор задумчиво посмотрел на полки и ткнул резиновой палкой в большую и объёмистую сумку, в которой вёз своим офицерам домашние передачки Бородуля. Мы когда садились на поезд, еле её закинули на верхнюю полку, до чего она была тяжёлой.

Коля молча поднялся и потянул за ручки сумки и крикнул стоящим в проходе ОМОНавцам: – Держите...

Два милиционера подхватили падающую сумку, но не ожидая такой тяжести, потеряли равновесие и с грохотом завалились в проходе. Старший ОМОНовец заскрипел от досады зубами, а Николай злорадно рассмеялся. Не найдя ничего в сумке недозволенного и ещё раз предупредив нас не своевольничать, милиционеры покинули вагон и поезд тронулся. Не ожидавшие такой развязки, проводники испуганно топтались около своего купе: они то рассчитывали, что нас снимут с поезда.

Встал в середине прохода и стволом револьвера я поманил к себе железнодорожников, потом засунул его за портупею. Долгим, многозначительным взглядом оглядел с головы до ног проводников и, ощущая на себе взгляды пассажиров, веско произнёс: - Что, думали что нас снимут с поезда – стукачи? Да, ни фига подобного. А теперь слушай приказ: прямо сейчас делаете капитальную влажную приборку в вагоне, наводите порядок в туалетах и через два часа весь вагон пьёт горячий чай. Задача ясна? Ну, тогда выполняйте. Не уложитесь в два часа – я тогда всё-таки вас расстреляю.

Не сомневаясь, что они будут выполнять мой приказ, опять завалился спать. Вскинувшись через некоторое время, я увидел, как проводники усердно моют пол в вагоне, и опять провалился в сонное забытье. Проснулся оттого, что ощутил рядом с собой чьё-то присутствие; чуть приоткрыв глаза, увидел милиционера, который оглядывал нас. Убедившись, что мы крепко спим, удовлетворённо произнёс в радиостанцию: - Спят, рейнджеры…

Ещё через час разбудили не только меня, но и моих друзей: на столике стояли стаканы наполненные свежезаваренным чаем, рядом на отдельной тарелочке лежал нарезанный лимон, что было очень своевременно. А вскоре рассвело и мы въехали в Москву. В аэропорту «Чкаловский» мы оказались в десять часов. И сразу же были огорошены тем, что надо было заранее, за несколько дней, подать свои фамилии в список пассажиров, вылетающих в Чечню. И этот список утверждает сам начальник генерального штаба. Дебилизм да и только. Что, у начальнику генерального штаба других, более важных дел нет, только что списки утверждать. Богатов и Бородуля решили пойти к командиру авиационной дивизии, который мог, по словам лётчиков, разрешить своей властью посадку в самолёт. Но и здесь пришлось понервничать: в авиационной дивизии сегодня ночью повесился солдат, понаехало начальство и теперь шли активные разборки. Наверно, не улетим сегодня: командиру дивизии просто не до списков. Но к нашему удивлению он спокойно подписал нам разрешение на посадку и через час мы на ТУ-154 летели в Моздок, который встретил нас практически летней жарой. Мы сунулись к вертолёту, в который ВВэшники активно и дружно загружали боеприпасы: они сначала летели в Аргун, а оттуда на Ханкалу. Сопровождающие боеприпасы посмеялись над нами: - Ребята, да вы что? Зачем вам так рисковать, летите лучше на другом вертолёте. – Через несколько дней, я случайно узнал, что вертолёт при подлёте к городу Аргун был жестоко обстрелян боевиками и совершил аварийную посадку, в ходе которой пострадали и ВВэшники. Да, бог нас берёг.

Подождали с полчаса и на попутном вертолёте спокойно перебрались в Ханкалу, а вечером прибыли в полк. В батарее всё было нормально. Алексей Иванович приехал через пару дней, как я уехал и сейчас с радостью передал мне батарею. На ночном дежурстве я ходил с автоматом по расположению и удивлялся - а был ли отпуск?

Глава четвёртая. Снова Новые Атаги.

…. Дни шли и исподволь полк начал готовиться к продвижению вперёд, в Аргунское ущелье. Пришло ещё пополнение и мне оттуда достались пятеро контрактников 25 – 35 лет: в основном это были водители противотанковых установок. Провёл с ними занятия по той же схеме, что и с первым пополнением, провёл все инструктажи и сказал, что в батарее я не буду делать различий между срочниками и контрактниками: для меня все одинаковы. Особо предупредил насчёт употребления спиртных напитков, но в целом они мне не понравились.

Батарея каждый день стала выделять для сопровождения колонн командирские БРДМы, и чтобы бойцы не брали водки, и были под контролем: старшими я всегда посылал замполита или техника, которые могли жёстко спросить с солдат в случаи каких-либо нарушений. Как-то раз Алексей Иванович рассказал, что в моё отсутствие приходил знакомый ему контрактник с

первого батальона и попросил его привезти десять бутылок водки.

- Контрактник то нормальный мужик?

- Да, нормальный так то.

- Ну, тогда вези, только за это пару бутылок мы заберём себе.

Вечером решили немного посидеть своим коллективом, выпили одну бутылку, потом вторую, а когда не хватило, достали ещё две бутылки водки, но уже контрактника, решив что потом рассчитаемся. Только через двое суток ко мне в салон заглянул незнакомый боец, лет двадцати семи и вежливо спросил: - Товарищ майор, я тут вашему замполиту заказывал водки. Я могу её забрать?

- Да, можешь забрать, но тут такое дело: нам не хватило и мы помимо двух бутылок выпили ещё две твоих, но я тебе эту водку верну, чтоб было без обид.

- Нет, товарищ майор, всё нормально, всё без обид: ничего возвращать не надо, а если хотите ещё выпить, то давайте выпьем. – Контрактник выжидающе посмотрел на меня. Я со своей стороны тоже оценивающе оглядел его: парень вроде бы ничего, сразу видно что он не из работяг или неудачников по жизни, как мои контрактники, да и располагал он как-то сразу к себе.

- Ну, что ж давай, наливай: посмотрим, что ты за птица, - я достал из сейфа закуску, подошёл Алексей Иванович и вопросительно посмотрел на меня, типа - С водкой разрулили? Я кивнул головой и пригласил его присоединиться, так как чувствовал себя не совсем удобно, выпивая с контрактником. Выпили, познакомились – его звали Витька Перец. Немного поговорили, а увидев гитару Карпука Виктор предложил: - Товарищ майор, хотите я вам свою песню спою?

Я всегда достаточно скептически относился к доморощенным бардам и исполнителям, но так как сейчас пил его водку, то согласился послушать. Перец взял в руки гитару, послушал, наклонив голову, как звучит и подтянул пару струн. Ещё раз тронул их пальцами и удовлетворённо кивнул головой, а уже по первым аккордам стало понятно, что передо мной опытный гитарист. Но когда он запел, то чуть не упал с постели, до того был сильный и богатый голос. А слова песни были продолжением моих мыслей.

О скольких сыновей, великая Россия,

Ты отдала за то, чтоб Великой быть.

Безусых, молодых, весёлых и красивых,

а ведь они могли б ещё 100 лет прожить.

А где-то высоко в кремлёвских кабинетах

французским коньяком размешивали кровь

российский президент с чеченским моджахедом,

навеселившись, власть и выпивают за любовь.

Я воин, не поэт: не рассказать словами,

как раненый в бою товарищ умирал

и пусть мой автомат ответит трассерами

за смерть моих друзей, которых я терял...

Потом Виктор спел ещё несколько песен и расстались мы с ним очень тепло. После обеда в полку произошёл смешной случай. Я сидел в салоне и спокойно пил чай, когда на переднем крае вспыхнула сильнейшая стрельба, причём било несколько сотен автоматов. За стенками салона послышался шум, беготня и возбуждённые крики. Выскочив на улицу, предполагая, что боевики предприняли мощную атаку на батальоны, но все смотрели вверх и тыкали пальцами в небо, что-то показывая там другим.

- Боря, ты чего не стреляешь? – Ко мне подскочил возбуждённый Бородуля. – Бей, это духи что-то запустили.

Действительно, по небу, на большой высоте, со стороны цементного завода медленно летел

странный летательный аппарат, не похожий ни на что, что мне приходилось видеть.

- Боря, ну чего стоишь? Разворачивай противотанковую установку и сбивай. Пехота ведь не собьёт. – Летательный аппарат пролетел уже достаточно вдоль нашего переднего края, и стрельба с первого батальона уже переместилась в третий, но без ущерба для объекта.

Я ещё раз бросил оценивающий взгляд в небо и разочаровал товарища: - Нет, Коля, не буду стрелять. Во-первых: угол возвышения очень большой – установка не подымет пакет на такой угол, а во-вторых – высоко, не достану. – Коля огорчённо вздохнул и мы с сожалением проводили взглядами летательный аппарат, который скрылся в стороне Грозного. Через десять минут нас срочно в штабе собрал командир полка и возбуждённо отругал за то, что не смогли сбить самолёт духов.

- Весь полк стрелял и сбить не смогли, - бушевал командир полка, - Микитенко. Ну, а ты то ПВОшник, тебе сам бог велел сбить. Почему твои не стреляли?

Володя спокойно поднялся и улыбнулся: - Товарищ полковник, это был наш разведывательный, беспилотный аппарат, который возвращался из тыла боевиков. Кстати, для информации, это единственный аппарат на все Вооружённые силы.

Мы, в безмерном удивлении, уставились на начальника противовоздушной обороны. Не меньше нас был удивлён и командир полка: - А почему, если ты это знал, никого не предупредил?

- Да меня самого предупредили, за полчаса до пролёта, только своих и успел предупредить.

Но всё равно судьба этого самолёта была печальной, во второй полёт его сбили боевики и он упал на территорию контролируемую боевиками.

По приказу группировки, наш дивизион перекинули восточнее Старых Атагов, чтобы они с того направления поддерживали действия другого полка, в то же время работали и в интересах нашего полка. Если раньше дивизион и лагерь ВВ, как бы своими позициями прикрывали тылы полка, со стороны птицефабрики, то теперь образовалась брешь, в которую боевики могли спокойно проникнуть и пройти до РМО и ремонтной роты. Это и предопределило перемещение противотанковой батареи на новые позиции. Взвода были растянуты через поле и развёрнуты фронтом в сторону цементного завода. На левом фланге, в ста метрах от зелёнки, встал первый взвод, а третий взвод я поставил у дороги, почти впритык к тылам РМО. Второй взвод естественно посередине, и свой салон поставил между первым и вторым взводами, так чтобы во время ночных дежурств мои офицеры и солдаты тоже перекрывали часть пространства. Таким образом, батарея была растянута на фронте в восемьсот метров и контролировала поле впереди нас и сзади. Правда, поля с осени были засеяны и озимые поднялись до колен, что снижало эффективность наблюдения в ночное время, но погода стояла отличная, ночи были ясные, звёздные и луна светила как хороший фонарь. В небе постоянно висели осветительные снаряды, мины или ракеты, а дежурный самолёт, пролетая над нашим полком, высоко в небе выбрасывал до десятка осветительных бомб, которые очень медленно спускались к земле и освещали местность в течении нескольких минут. Как только они гасли, самолёт возвращался и выбрасывал очередную порцию бомб. Всё это создавало благоприятные условия для ночных дежурств. Так получилось, что в первом взводе оказалось три контрактника, а в третьем два. Как специалисты, как водители они были неплохие, но как бойцы к ним был ряд вопросов. Люди в возрасте, многие имели семьи и они не горели желанием идти в бой - боялись за свои жизни. Солдаты срочники, в отличие от них, более философски смотрели на эти вещи: прикажут – пойдём в бой, не прикажут – всё равно пойдём, не воюем – значит можно расслабиться. Поэтому ночью, сколько я ни бился, солдаты-срочники спали на постах, а контрактники наоборот - стояли насмерть.

К ним ночью лучше не ходить – застрелят от страха. И я не ходил ночью с проверкой в первый взвод, зная что там всё в порядке, но зато регулярно проверял второй и третий взвода.

На второй день, как только мы расположились на новом месте, после обеда в зелёнке на старом месте арт. дивизиона внезапно вспыхнула стрельба, которая продолжалась в течение

несколько минут. Мгновенно развернули в ту сторону первый и второй взвод. Быстро вооружившись пулемётом, вместе с Кирьяновым двинулись на разведку в сторону зелёнки, взвода оставили на местах с целью, если подвергнемся нападению, прикрыть нас. Настороженно приблизились на сто метров к зелёнке, остановились: ничего не выдавало присутствия среди деревьев людей.

- Алексей Иванович, ну-ка с подствольника прощупай кустарник, - Кирьянов вскинул автомат и выстрелил из подствольного гранатомёта: граната, прочертив геометрически правильную дугу, упала в центр кустарника и взорвалась.

- Молодец, Алексей Иванович, чётко гранату положил, - я повернулся к замполиту и в этот момент увидел, как пуля тонко чиркнула кожу на левом виске Кирьянова, образовав достаточно длинную и глубокую царапину, из которой обильно потекла кровь.

Не раздумывая, мы присели в озимых и открыли огонь по зелёнки, дав пару очередей, переместились на новую позицию и продолжили огонь. Я махнул рукой и пустил ракету, указывая, куда надо было открывать огонь взводам и буквально, через несколько секунд, сзади заработали пулемёты БРДМов и на опушке зелёнки заплясали внушительные фонтанчики от разрывных пуль крупнокалиберных пулемётов. В течение нескольких секунд, пока работали КПВТ, кустарник огнём был выкошен вчистую. Гораздо дольше работали пулемёты ПКТ, но от него эффекта было меньше, зато ливнем пуль был пронизан буквально каждый кубический дециметр воздушного пространства зелёнки.

Стрельба через несколько минут стихла, кровь из раны на виске продолжала сочиться, но Алексей Иванович не обращал на неё внимание: - Да, ладно, Борис Геннадьевич, потом с раной разберёмся.

Мы, пригнувшись и готовые немедленно открыть огонь, вошли в зелёнку: прочесали её, но никого не нашли. Только в нескольких местах, на краю кустарника, куда мы и стреляли, лежали кучки ещё тёплых стрелянных гильз калибра 7.62, что говорило о недавнем пребывании здесь боевиков. Вполне вероятно, что своим огнём, может быть вверх, они хотели выманить на себя русских и из зелёнки расстрелять их на голом поле, но дружный огонь из КПВТ и ПКТ спутал все планы и им пришлось отступить обратно на птицефабрику.

Мы с замполитом переглянулись, понимая какой опасности только что избежали. Уже в салоне остригли волосы на виске и осмотрели рану: на сантиметр правее и перевязывать Кирьянова не надо было бы.

Ночью боевики снова попытались обстрелять позиции батареи, но мы опять двумя взводами дружно обстреляли зелёнку и отбили охоту у духов испытывать нашу бдительность.

….Я возвращался с роты материального обеспечения после сытного обеда. Было очень жарко и я впервые не взял с собой автомат. Сонно брёл вдоль воздушного арыка и мечтал, как после сытного обеда завалюсь поспать. Свернул вправо, к расположению третьего взвода и когда до него оставалось пройти семьдесят метров, первая пуля подняла пыльный фонтанчик у моих ног. Я сразу же отскочил на несколько метров и присел. В этот раз пуля свистнула над головой и, судя по звуку, пуля была калибра 7.62, и выпущена, скорее всего, из снайперской винтовки. Опять шустро скаканул на несколько метров в сторону, не давая прицелиться более точнее снайперу, и вовремя: пуля вздыбила пыль в том месте, где я только что был. Отметил про себя, что стреляли со стороны Новых Атагов.

- Ну, сволочи, только дайте мне добраться до противотанковых установок, я вам дам ответ, - но надежды добраться до третьего взвода было мало: ещё одна пуля так близко пролетела у головы, что даже почувствовал движение воздуха за ней. Резво прилёг на землю и посмотрел на своих солдат, застывших у палатки и с изумлением наблюдавших за моими непонятными скачками и перемещениями.

- Ложись! Ложись! Снайпер по мне бьёт, ло…, - закончить не успел, так как следующая пуля ударила около головы и кусочки земли больно стеганули меня по лицу, заставив перекатиться по пыли на другое место. – Ложись!

Но солдаты не думали прятаться, они вдруг засуетились, заскочили на командирский БРДМ и помчались ко мне, но за это время ещё три пули впились в землю вокруг меня, не давая времени для размышления. Я уже беспорядочно перекатывался с места на место, не позволяя снайперу взять верный прицел. А БРДМ резко завернул, чуть не наехав на меня, и закрыл своим корпусом от огня. Я резким рывком заскочил на броню и присел на левом борту рядом с солдатами, прикрывшись башней. Пули ещё два раза щёлкнули по противоположному боку и с противным визгом ушли в сторону.

Заглянув к водителю через люк, скомандовал: - Гони к командному пункту.

У салона уже суетились Кирьянов и Карпук, почувствовав что-то неладное: - Алексей Иванович, подымай со второго взвода пару установок и гони их к третьему взводу. Меня обстрелял из деревни снайпер и мы сейчас им покажем, как нарушать соглашения. Только без моей команды не стрелять.

Из салона быстро связался со второй ротой: - Серёга, Серёга, это я, Борис. Слушай, меня только что с окраины деревни обстрелял снайпер. Чёрт побери, меня так плотно ещё никто не обрабатывал. Сергей, ты уточни у своих бойцов его позицию, а я туда сейчас ракетами долбану.

- Боря, да ты чего? На моём участке тишина, никто не стреляет.

- Сергей, да ты из меня дурака не строй. Я тебе, что, новичок? Стрельба велась с твоего района, иди и разбирайся.

Телефонист на коммутаторе переключил меня на командира полка: - Товарищ полковник, только что был обстрелян снайпером со стороны Новых Атагов. Произвёл по мне десять выстрелов: не убил только потому, что я крутился в пыли как карась на сковородке. Принял решение выгнать две противотанковые установки и врезать по позиции снайпера в деревне. – На линии что-то щёлкнуло и связь прервалась. Я хватанул автомат и выскочил на улицу: к этому времени две противотанковые установки подъехали к моему салону и на них уже забирались с автоматами в руках Кирьянов и Карпук. Только подскочил к машинам, как из салона выскочил Алушаев и закричал мне: - Товарищ майор, вас командир полка на связь вызывает….

Я снова вернулся в салон и приложил телефонную трубку к уху: - Да, товарищ полковник.

- Копытов, Стой! Стой! По деревне не стрелять, установки на место. Это приказ.

- Товарищ полковник, так снайпер сейчас по третьему взводу долбить будет...

- Копытов, Стой! Я же говорю, стой, - уже более спокойным голосом произнёс командир полка, - сейчас туда поедут люди и разберутся.

В лёгком недоумении положил трубку и дал команду – Отбой. Потом всё-таки вместе с замполитом и техником прошёл в третий взвод: там всё было в порядке: никто по ним не стрелял. Но все подтвердили, что огонь вёлся из района, который контролировала вторая рота.

Вернувшись к себе, я вновь связался с Поздеевым и уточнил: разобрался ли он со стрельбой?

- Боря, да никто не стрелял. Я тут опросил всех своих солдат: никто ничего не видел и не слышал.

- Сергей, я не пьяный и не перегрелся на солнце. Только что ещё раз разобрался со всеми, кто видел работу снайпера: все показывают на расположение твоей роты. Причём, работал снайпер классно. – Пообщавшись ещё немного, я задумчиво положил трубку на аппарат.

Всё выяснилось после вечернего совещания. Ко мне подошёл Володя Микитенко и, интригующе усмехаясь, начал расспрашивать о моих ощущениях во время обстрела. Потом наклонился ко мне: - Боря, меня просили тебе не говорить, но я тебе всё таки расскажу. Сегодня во второй роте была грандиозная пьянка у контрактников и один из них захотел пострелять по ополченцам в деревне. Но спьяну попутал направление и открыл огонь сначала по тебе. А когда ты из под обстрела выскочил, перенёс огонь на мой дивизион. Я быстро разобрался, откуда идёт огонь, примчался туда и начистил рожу контрактникам: несколько человек арестовали и посадили в зиндан, на несколько дней. А тебе, конечно, с твоего места, казалось, что огонь ведётся из деревни.

Я со злобой выматерился: из-за пьяных «контрабасов» мог сгоряча наделать кучу трупов из мирного населения, да ещё неизвестно какие последствия были бы для полка.

Как из рога изобилия на полк посыпались ЧП одно за другим. Утром стало известно, что Кирилов у кого-то напился и, возвращаясь к себе, открыл огонь по своему салону, в котором в это время находились прапорщик – техник батареи и офицер. Прапорщику пуля попала в глаз, но он остался живой, а офицер был ранен в голову. Как Игорь потом рассказывал, что заметил подбиравшихся к салону чеченцев, потому и открыл огонь. Но на самом деле, скорее всего, у него была белая горячка, раз ему стали казаться кругом боевики. Кирилова теперь отправляют обратно в Чебаркуль. Опять же, в дивизионе во время ведения огня, без всяких причин внезапно взорвалась на огневой позиции самоходка: весь экипаж погиб. В третьем батальоне трое солдат самовольно поехали за горячей водой в Гикаловский, где-то раздобыли водку и перепились. Попадали, где пили, спать, а когда проснулись, то обнаружили, что один из них мёртвый. В него был выпущен весь магазин, а рядом лежал автомат из которого и был застрелен собутыльник. Командир полка тогда построил всех командиров подразделений, принесли труп убитого на носилках и поставили рядом двоих алкашей. Стоят эти чмошные солдаты и таращат на труп глазами, и ничего не могут объяснить или сказать.

В первом батальоне, но уже в другой роте, контрактник решил покончить с собой: ну отойди в сторону и застрелись. Нет, прямо в палатке, достал гранату и когда все спали взорвал себя. Конечно, здорово досталось всем, кто там находился. Начались выпивки и у меня в батарее. Солдаты ездили на сопровождение колонн. Продавали в Грозном бензин, а на него брали водку. Правда, пили аккуратно, не как под Чечен-Аулом, но всё равно было обидно. Впрочем, пьянки прекратил быстро. В одну из поездок Кирьянов продал бензин, а на вырученные деньги купил фотоаппарат «Полароид» и несколько пачек кассет для него. Построил бойцов: - Товарищи солдаты, вам всем скоро идти на дембель, а фоток нормальных у вас нет. Вот вы, если бензин продаёте, то лучше деньги тратьте не на водку, а на кассеты. Хоть память останется о войне, - и отдал им «Полароид» и кассеты. Всё, как рукой сняло пьянку. Теперь солдаты, если появились деньги, тратятся только на кассеты и щёлкаются целыми днями.

Вчера наш артиллерийский дивизион открыл огонь по цементному заводу и первыми же снарядами поджёг большую лужу с мазутом, который вытек из прогнивших цистерн. Огромный столб чёрного дыма круглые сутки стоит над заводом, а ночью багровые сполохи пламени красиво подсвечивали чёрный дым снизу. Вообще по поводу начала обстрела цементного завода артиллерией ходят различные слухи и трудно отделить правду от вымысла.

Разглядывая в бинокль цементный завод, его мощные и высокие трубы воочию можно было представить его производственные мощности. Резван Чичигов с Новых Атагов, был начальником отдела сбыта завода и рассказывал, что в благополучные советские времена этот завод заваливал цементом весь Северо-Кавказский регион. Вот и три дня тому назад в полк приехали три гражданских лица: командиру представились посланцами одного крупнейшего политического деятеля и поставили условие Петрову – Взять цементный завод без артиллерийской подготовки.

Командир возмутился: - Да, я весь там полк положу. От переднего края до цементного завода два километра чистого поля, а по разведывательным данным обороняют завод до ста пятидесяти боевиков. Так что штурм их позиций без артиллерийской подготовки, будет чреват большими потерями.

- Полковник, если тебе жмут погоны на плечах и хочешь с позором вылететь из армии – то ты можешь открыть огонь по заводу. Даём тебе три дня на размышление: думай, анализируй, ты

на то и командир полка, а через три дня приедем за твоим решением. – Ещё раз пригрозив именем всемогущего деятеля, убыли в группировку. После недолгого раздумья командир полка вызвал на переговоры Резвана: - Резван, что хочешь делай, но боевиков из завода убирай. Тебе два дня на это.

Через два дня на очередной встрече Резван рассказал, что надавив на боевиков, которые занимают оборону на заводе, надавив своими связями на их родственников, он сумел убрать с завода шестьдесят боевиков, остальные девяносто отказались уходить и решили драться на тех позициях с русскими до конца.

К вечеру появились представители политика: - Ну что командир, надумал?

Полковник Петров отдал несколько коротких распоряжений начальнику артиллерии полка и вывел гражданских на крыльцо. Через несколько минут вдалеке послышался глухой залп и клубы чёрного дыма и пыли, поднявшиеся над заводом возвестили о начале обстрела.

Командир повернулся к представителям: - Это и есть мой ответ. Пусть меня снимают с должности, выгоняют из армии, но людей на поле я ложить не собираюсь.

- Жаль. Это, конечно, твоё решение, но ты, полковник, совершаешь большую ошибку, - после чего они сели в машину и уехали в штаб группировки. В штабе группировки они тоже, наверно, не нашли поддержки, так как к артиллерии на следующий день присоединилась и авиация.

Утром ко мне пришёл Алексей Пальцев и попросил БРДМ, чтобы проехать до госпиталя и сделать рентгеновский снимок больной руки. Две недели назад, по приказу начальника артиллерии полка, капитан Пальцев на одном из моих БРДМов выехал в штаб группировки в Ханкалу и на обратном пути: то ли водитель не справился с управлением, то ли он зазевался, но на достаточно большой скорости машина врезалась в бетонные блоки одного из блок-постов. Капитана от удара кинуло вперёд и он сильно ударился рукой об открытый люк. Рука опухла, потом опухоль спала, но продолжала сильно болеть. Она выполняла все функции, но сильная боль не проходила и очень беспокоила офицера. Поэтому наши врачи предложили съездить в госпиталь и сделать рентгеновский снимок.

После обеда звук подлетевшего к моему салону БРДМа и радостные клики Пальцева, возвестили об его возвращении: - Боря, Боря! Я приехал к тебе в гости. Принимай.

Озадаченно выглянул из салона: на броне восседал поддатый Алексей и, наклонившись в люк, доставал из машины одну сетку за другой с продуктами и водкой. Больная рука была в гипсе, а на шее болталась вязочка для поддержки загипсованной руки. Солдаты помогли ему слезть с БРДМа и донести сетки до салона.

- Алексей, так чего у тебя с рукой? – Озабоченно спросил я.

- Боря, - радостно завопил Пальцев, - в руке оказалась капитальная трещина и мне наложили гипс.

Воспринимая всё всерьёз, я огорчился за товарища: - Ни фига себе…, так давай сейчас вызову сюда водителя, и ты ему набьёшь рожу за то, что он причинил тебе увечье. Вот гады…, сколько раз говорил не лихачить…. Ну, ничего, сейчас всех водителей соберу и ещё проведу разбор данного случая, – повернулся к Торбану, чтобы отдать распоряжение на сбор водителей.

- Боря, Боря, - Пальцев схватил меня за рукав, - не надо собирать водителей. Вызови только того. Ты знаешь, мне из-за этой повреждённой руки дали такую справку 100*, что я завтра или послезавтра поеду домой из этого ада. Я хочу наоборот его отблагодарить, что хоть таким образом отсюда уеду.

Я с сожалением посмотрел на начальника разведки артиллерии. Конечно, до меня и раньше доходили слухи и разговоры о том, что Алексей «побаивается», что использует любую возможность, чтобы остаться на дежурстве в штабе, но только не выезжать на передок. Тем более, что его сослуживцы Чуватин и Седых наоборот не любили сидеть в штабе и использовали любую возможность, чтобы уехать на передний край и пострелять по боевикам. Но у каждого свои слабости и я не хотел осуждать его за это: у каждого есть свой край, предел и, видать, он у Пальцева наступил. Его уже можно было уважать за то, что он приехал сюда и выжил. А разбор этого случая с водителями всё равно проведу. Но потом.

Быстро накрыли стол, куда Алексей выложил много вкуснятины и первую зелень с рынка. Подошли Кирьянов и Карпук, а ещё через несколько минут появился и запыхавшийся водитель БРДМа.

- Товарищ солдат, - сурово и, не удержавшись, с иронией произнёс я, - с вами хочет пообщаться товарищ капитан, которому вы своей ездой сломали руку. – И кивнул головой офицеру, разрешая пообщаться с солдатом.

Пальцев махнул здоровой рукой: - Солдат, отойди в сторонку, - повернулся ко мне и замялся, не зная как начать разговор со мной.

- Боря, тут такое дело, - офицер замолчал, с трудом подбирая слова, потом решился и быстро произнёс, - Боря, я этому бойцу хочу дать две бутылки водки и закуски. Как ты на это смотришь?

Мы все растерялись от этого предложения, а я даже рассмеялся: - Алексей, не понял? Объясни и поподробнее.

- Боря, ну чего тут скрывать: я уже не могу здесь находиться. Просто не хочу. И если бы не этот солдат то не знаю, когда и при каких обстоятельствах я бы отсюда убыл. Ребята, поймите меня, я исчерпал свой ресурс и чисто психологически устал. У вас ресурс этот, чувствую, гораздо больший чем у меня, по моему вы даже особо и переживаете что здесь находитесь. Мне как сказали в госпитале, что хоть завтра могу ехать домой, я чуть с ума от радости не сошёл.

Я молчал, молчали и мои товарищи, потом поманил в салон водителя: - Солдат тебе повезло. Морду бить за сломанную руку тебе не будут, а даже водки дадут и закуски. Алексей давай сюда.

Пальцев быстро подал мне отдельно стоявшую сетку, где были две бутылки водки и много хорошей закуски: – Э, что-то много для одного. Так, Петров, зови сюда ещё двух своих друзей. Сразу же берите спальники. Сядете у моего салона в кустах и там выпьете: и там же ляжете спать, чтобы были у меня всегда перед глазами. – Водитель радостно кивнул головой и убежал за товарищами. К этому времени замполит разлил водку и, протянув кружку Пальцеву, укоризненно сказал: - Ресурс, Лёха, может быть у нас и побольше, чем у тебя, но домой хочется не меньше чем тебе. Но хочется приехать домой нормально, не оставляя никаких «хвостов» сзади.

Выпив немного с нами, Пальцев уехал в штаб, чтобы уже сегодня сделать отвальную для штабных офицеров и постараться завтра убыть домой. А через полчаса к нам в гости завалился Олег Касаткин: тоже с водкой и выпивкой. А в самый разгар веселье подъехали подполковник Чуватин и майор Седых: обрадовавшись, усадили и их за стол, но через десять минут Игорь Чуватин объяснил причину приезда.

- Боря, ты видишь отсюда, что на самой высокой трубе цементного завода развевается духовский флаг?

- Да, я ещё вчера его заметил.

- Так вот помощь, твоя нужна. Мы уже целые сутки пытаемся его огнём артиллерии сбить, не получается – слишком маленькая цель. Попытались из расположения первого батальона ПТУРом достать, но там таких ассов как у тебя нет. Давай сейчас возьмём противотанковую установку, проедем в первый батальон и ракетой сшибём его. Очень он уж вызывающе развевается.

- Я не против. Немного посидите тут, а я пойду распоряжусь и через десять минут поедем. - В палатке второго взвода нашёл сержанта Ермакова. Он сидел в кругу друзей и собирал вещи в вещмешок: завтра он демобилизовался: - Фёдор, хочешь на прощание стрельнуть и заработать медаль?

- Товарищ майор, конечно хочу. Точку ведь надо бы хорошую поставить.

- Ну, тогда выгоняй свою противотанковую установку, сейчас поедем к цементному заводу и сшибём с трубы флаг, а то пехота и артиллеристы ничего сделать не могут.

Наша маленькая колонна из трёх машин миновала командный пункт полка, через бетонный мост, где меня обстреляли боевики, когда я шарахался здесь с секретчиком, переехали за арык и через пару километров оказались в расположении командного пункта первого батальона. В салоне командира батальона были офицерские посиделки и нас встретили радостными криками, сразу же стали усаживать за стол. Но мы отказались – сначала дело, а потом потеха.

Цементный завод с переднего края батальона смотрелся внушительно: здоровенные промышленные корпуса, склады и высоченные трубы. Судя по карте, одна была высотой 50 метров, а вторая, на которой развевался флаг 120 метров. Даже с расстояния в два километра прекрасно видно огромное зелёное полотнище флага размером не менее три метра на два. Оно величаво колыхалось на вершине трубы и как бы символизировало стойкость защитников завода.

- Боря, сбей. Ты ведь как человек, придерживающийся коммунистической идеологии, понимаешь значение этого флага для боевиков и то что мы, русские, уже сутки не можем его

сбить... – Будулаев ещё что-то говорил, но я его уже не слушал. Вместе с Ермаковым мы начали искать удобную позицию для пуска ракеты. Рядом с салоном командира батальона такой позиции не было, но через несколько минут в трёхстах метрах в расположении миномётной батареи мы обнаружили идеальное место, откуда можно было вести огонь не только по трубе. Как на ладони был виден весь завод, Чири-Юрт и остальная местность. Из всех щелей повылазила пехота, миномётчики прекратили играть в волейбол: всем захотелось в очередной раз посмотреть на спектакль, который покажут противотанкисты.

Когда установку поставили на позицию, я залез на броню: - Фёдор, опозориться нельзя, только первой ракетой.

- Товарищ майор, что я не понимаю, что ли? – С лёгким упрёком ответил Ермаков и скрылся внутри машины, я же отошёл в сторону и стал наблюдать.

Люки водителя и оператора захлопнулись, завизжали электромоторы, выталкивая направляющие с пятью ракетами. Гулко хлопнула крышка боевого отделения, ещё раз на высокой ноте взвизгнули моторы и направляющая нацелилась на цель. Щелчки крышек контейнера, рёв стартового двигателя и ракета сразу же, не виляя из стороны в сторону, по восходящей траектории, ровно пошла к вершине трубы, на которой гордо реял зелёный стяг ислама.

Со стороны салона командира батальона и позиций пехоты послышались презрительный свист и улюлюканье. Так как они наблюдали полёт ракеты под большим углом, то им с их места

казалось, что ракета уходит далеко вправо от трубы и мимо. Я же стоял почти рядом с установкой и чётко видел, как ракета шла прямо на флаг, но у меня тревожно ёкнуло сердце, когда в какой-то миг показалась, что она всё-таки пройдёт мимо. Но нет, ракета попала точно в верхний край трубы, взрывом перебив древко флага. Зелёное полотнище дрогнуло, сначала медленно стало клониться в сторону, а потом резко рухнуло и полетело вниз, цепляясь материей за трубу, металлические ступени, и на землю оно упало изодранное в клочья. Крик радостного «Ура» далеко огласил окрестности и может даже долетел до цементного завода.

Ко мне с водкой и бутербродами подбежал Будулаев и налил в две кружки: - Это тебе и твоему оператору.

Я счастливо засмеялся: - Спасибо, я выпью, а Ермакову нельзя. Он свою медаль уже заработал.

Когда первые восторги утихли, командир батальона показал мне будку, обшитую шифером, на территории завода.

- Боря, там постоянно наблюдатель у них сидит. Ночью в ночник смотрит, а днём нет-нет да и мелькнёт там.

Вторая ракета прошила хрупкие шиферные стенки и взорвалась внутри будки. Был ли там в это время наблюдатель неизвестно, но теперь от будки остался лишь металлический остов и вся площадка вокруг была засыпана обломками шифера. Потом мы стрельнули по будке подъёмного крана, после взрыва будка полуоторвалась от стрелы и наклонилась под опасным углом. Четвёртую загнали через окно в цех и оттуда повалили клубы пыли и дыма. На направляющей осталась одна ракета. Ермаков высунулся из люка: - Товарищ майор, я понимаю, что ракета очень дорогая, но мне жутко хочется стрельнуть в кучу цемента и посмотреть какой получится разрыв. Можно?

- Фёдор, давай. Сегодня ты можешь всё.

Пятая ракета взорвалась в куче цемента, но результаты разочаровали оператора: - Ну, я думал пылищи будет, а тут один пшик.

Доброжелательно похлопал Ермакова по плечу: - Цемент то старый, слежавшийся вот и не получилось красивого взрыва. Но ничего, зато ты точку поставил ну очень красивую. Молодец. Медаль за мной.

У пехоты посидел совсем немного, зная что меня ждут мои товарищи. Договорившись о том, чтобы командир не узнал о сегодняшнем выезде, я уехал в батарею, а Чуватин и Седых остались у Будулаева. Встретили нас на батарее восторженно. Олег Касаткин всё смеялся: - Выхожу с кружкой из салона – флаг на трубе, пока пил водку из кружки, смотрю, а флага уже нет.

Утром провожали Фёдора на дембель. Всех увольняемых собрали перед штабом полка. В течение часа их проверяли, выдавали документы. А потом началась посадка на машины и прощание. Уже отправляли третью партию увольняемых и каждый раз у всех: и кто уезжал, и кто оставался - было тяжело на душе. Хоть и засчитывали нам в срок службы день за три, но в человеческих отношениях на войне и день за десять было мало засчитывать. Здесь люди срастались душами и воспоминание о друзьях, командирах, о совместно прожитых днях войны проносятся через всю жизнь.

Ребята уехали, а мы остались и для нас опять потекла размеренная жизнь. Вечером меня неожиданно вызвал командир полка: - Копытов, тебя на завтра вызывают в прокуратуру. Поедешь на БРДМе политработников. Удачи тебе.

Утром, с тяжёлым настроением, я выехал в аэропорт Северный, где размещалась прокуратура. Вадим Сидоренко был старшим машины и всю дорогу пытался меня подбодрить, но это у него плохо получалось. В «Северном» мы заехали на стоянку для машин и, не слезая с БРДМа, я оглядел двухэтажное, приземистое здание прокуратуры из красного кирпича, в котором должна решиться моя судьба. Больше всего моё внимание привлекали зарешёченные

окна подвалов, где располагались камеры арестованных. Вадим налил в кружки по сто пятьдесят грамм, выпили за удачу, закусили. Товуарищ хотел пошутить, но получилось неудачно: - Иди, Боря – быстрее зайдёшь, раньше выйдешь…, - и осёкся, поняв двусмысленность шутки.

Миновав на входе часового, я вошёл в здание и нашёл кабинет своего следователя, задержался на секунду перед дверью, а потом решительно толкнул дверь и зашёл в помещение. Из-за стола поднялся знакомый мне капитан, правда, он уже был майором и прошёл мне навстречу, пожал руку и усадил за стол.

Пошутил насчёт немецкой каски и, видя моё хмурое выражение лица, сам принял официальный вид.

- Вызвал я вас, Борис Геннадьевич, для того чтобы ещё раз пройтись по некоторым эпизодам и окончательно принять решение по вам. – Такое начало не предвещало ничего хорошего и я не ошибся. Майор открыл моё дело и в течение полутора часов терзал меня вопросами, сравнивая мои ответы с предыдущими: мне приходилось напрягать свои мозги, чтобы вспомнить некоторые обстоятельства тех событий. Несколько успокаивало то, что он не вёл бланка допроса, а всё это проходило в рамках беседы. Закончив с вопросами, майор достал из стола отпечатанный листок, пробежался по нему глазами и, перевернув напечатанным вниз, положил его на стол.

- Ну что, гражданин Копытов, - слово «гражданин» неприятно резануло слух и сердце дало болезненный сбой. Я внутренне напрягся, но на моём лице не дрогнул ни один мускул. Хоть такую развязку в мыслях и гнал от себя, но внутренне был готов. Следователь постучал пальцем по бумажке, - сейчас мы подпишем вот эту бумагу и для вас закончится этот неприятный период жизни: начнётся новый, можно сказать с чистого листа.

Майор замолчал, пристально глядя на меня, потом позвонил по телефону и попросил кого-то зайти. В кабинет зашёл ещё один офицер, в котором узнал ещё одного прокурорского, приезжавшего к нам в тот раз с расследованием.

- Миша, майор Копытов чего-то не рад, на стол ничего не накрывает, - как бы удивлённо воскликнул следователь и сокрушённо развёл руками.

- Было бы за что, так за этим дело не постоит, - голос мой прозвучал хрипло и показался чужим.

Оба следователя засмеялись: - Ладно, Борис Геннадьевич, если что привёз, тащи сюда. Хорошее есть для тебя известие.

Я вышел на улицу и забрал с БРДМа пакет с водкой и закуску, которые прихватил на всякий случай. В кабинете всё это вывалил на стол. Второй следователь начал открывать водку и раскладывать закуску на столе, а мой встал из-за стола и торжественно прочитал указ президента России об амнистировании меня в честь 50-летия Победы.

- Всё, распишись о том, что согласен с амнистией, - палец прокурорского показал мне место, где нужно было поставить подпись и число ознакомления.

Я тупо посмотрел на текст указа, потом на улыбающиеся лица следователей и почувствовал, как во мне подымается волна возмущения, тяжело поднялся и потянулся через стол к прокурорскому: - И ты мне, майор, тут два часа парил мозги, вгоняя то в пот, то в холод, зная об амнистии. Ты что, сволочь, издевался надо мной?

- Ну.., ну…, ну…, Боря, чего ты так кипятишься, ну пошутил…, Такая у нас манера: показали тебе дно, куда ты мог упасть, а потом вытащили. Так сказать, наглядный урок - профилактикой называется. Но если ты с амнистией не согласен, то имеешь право отказаться от неё и доказывать свою невиновность самостоятельно. Хочу только немного добавить о результате расследования в соседнем полку: никто танкистов в Гикаловский не посылал, убыли они туда самостоятельно. А для чего – неизвестно. Ну что, подписываться под амнистией будешь?

- Нет уж, я вам не маршал Варенников, (маршал Советского Союза, за участие в ГКЧП привлечён к уголовной ответственности, от амнистии отказался и доказывал свою невиновность самостоятельно) отказываться не буду. Мне и так отрицательных впечатлений на всю жизнь хватит, - решительно пододвинул к себе указ и подписался под ним, потом подписал ещё пару бумаг для соблюдения формальностей, выпил со следователями и уехал из прокуратуры. По пути мы с Вадимом заехали на рынок, где подкупили водки и на северном перекрёстке у Чечен-Аула, где всё это и произошло хорошо посидели. В полк я приехал уже успокоенный.

…Приближался праздник – День Победы и существовала вероятность, что боевики постараются испортить нам в этот день настроение. Но всё прошло нормально. Утром 9 мая я построил батарею и поздравил всех с днём Победы, а после этого всех, кого мог повёл на концерт, организованный силами полковой самодеятельности. Всем концертом заправлял Витька Перец. После концерта установили телевизор с большим экраном и показали фильм о нашем полку и 276-м, снятый Свердловскими тележурналистами, приезжавшие к нам в феврале. Были там кадры и о противотанковой батареи, показали меня в немецкой каске, что вызвало громкий смех. Смеялись ещё и над комментарием тележурналиста, где он говорит на полном серьёзе, что боевики в ходе пребывания на племстанции съели стадо коров в двести голов. Все засмеялись, когда вспомнили, как полк ел в течение месяца говядину.

После обеда офицеры выехали на берег Аргуна, где поставили памятник ребятам, погибшим 15 марта. У въезда на мост, на обрыве, установили металлическую пирамиду со звездой и на постаменте башню от БМП, в котором сгорел старший сержант Молдаванов.

А в десять часов вечера, несмотря на запреты командира полка, был дан салют из всех видов вооружения в честь дня Победы. Артиллеристы, пехота, танкисты: все кто мог запустили пули, снаряды, мины и ракеты в звёздное небо. Артиллеристы залп за залпом выкладывали ровные ряды осветительных снарядов, «брызги шампанского» и «ядрёные взрывы». Миномётчики просто вешали осветительные мины и всё небо в разных направлениях прочерчивались трассерами от автоматов и пулемётов. Многие старались начертать в чистом небе трассерами цифру девять. В третьем батальоне уже знакомый пулемётчик очередями наяривал несколько мелодий, а зенитчики из ЗСУ запускали 23мм снаряды, которые красиво разрывались высоко в небе. Салютовали не только мы, там где стояли другие наши части в тёмном небе вспыхивали такие же фейерверки. Со своих позиций салютовали и боевики….

11 мая приехала снова делегация из Бурятии во главе с отцом Кушмелёва, который привёз с собой телевидение. Мы встретились как старые друзья, обнялись. Командир полка пригласил жить Павла Павловича к себе, но Кушмелёв отказался: - Товарищ полковник, у меня своя батарея есть, сейчас Борис Геннадьевич мне мой пулемёт даст и будет полный комплект.

Три дня гостевания делегации пролетело очень быстро. Особенно мы сдружились с тележурналистом бурятского телевидения Сергеем, который очень много снимал у нас в батареи и обещал прислать все черновые плёнки и документальный фильм, после того как он его смонтирует, снял с себя серебряный крестик и подарил его мне. Я им выделил БРДМ Большакова, старшим туда поставил Алексей Ивановича и все эти дни они ездили по полку и снимали телевизионный фильм. Вместе с делегацией уезжала и очередная партия увольняемых, в том числе и сын Павла Павловича. Проводили их, да и в это же время проводили Рената Халимова, который лишнюю, ненужную технику полка железнодорожным транспортом сопровождал в Екатеринбург.

Перемирие заканчивалось, скоро пойдём вперёд. На днях через расположение соседнего полка и нашего дивизиона выскочили на правый берег Аргуна немного южнее Чири-Юрта на рекогносцировку. Справа от нас, в двух километрах, располагались боевики в населённом пункте Лаха-Варанды, напротив него через реку Дуба-Юрт, тоже занятый боевиками, а за двумя этими деревнями располагался узкий вход, метров в четыреста, в Аргунское ущелье, куда вели две асфальтовые дороги по обе стороны реки. Особо сильные позиции боевиков были на правом берегу, сразу же за деревней Лаха-Варанды на склоне возвышенности: там было самое узкое место. Сверху над асфальтовой дорогой нависала каменная стена, где были позиции чеченцев, а

за дорогой в пяти метрах был отвесный обрыв Аргуна с пятиэтажный дом. Взять или проскочить через это место было очень трудно. С нашего места хорошо просматривался Чири-Юрт и толпившиеся на его окраине местные жители и беженцы. Стратегически важный мост, через реку Аргун, со шлюзами несколько дней тому назад был внезапно захвачен десантниками и сейчас их позиции располагались у моста.

- Боря, видишь две подбитые машины стоят, - Чуватин показал мне в бинокль на том берегу полусгоревший УАЗик и белую «шестёрку», она съехала в кювет, дверцы были распахнуты и простреляны все стёкла. – Вчера утром, сначала на «шестёрке», хотели к боевикам проехать иностранные тележурналисты для снятия сюжета. Вывесили флаг ОБСЕ, думали что этого достаточно, чтобы их пропустили через мост, но десантники обстреляли машину и задержали журналистов. Проверили документы и, убедившись, что они те за кого себя выдают, отпустили обратно. Перепуганные иностранцы возвращаются в Чири-Юрт и им советуют обратиться за помощью к Резвану, который в это время находился здесь же. Резван, напыщенный и гордый, дал им интервью, упрекнул за то, что они сразу не обратились к нему, а поехали самостоятельно. Начал хвастать, что он у русских имеет авторитет и будет достаточно его присутствия, чтобы десантники пропустили их в расположение боевиков. Сели на его новенький УАЗик, который он получил накануне от новой чеченской администрации в Грозном и выехали к мосту для переговоров о пропуске тележурналистов. Финал был тот же: десантники разговаривать с ними не захотели и вновь обстреляли машину. Резван с журналистами еле убежал обратно в деревню, а десантура с гранатомёта сожгла УАЗик. Журналисты так были напуганы, что плюнули на всё и уехали сразу же за пределы Чечни, а Резван вечером приходил на переговоры и плакался Петрову за уничтоженную машину.

Слева за дорогой, которая выходила с моста на возвышенности находились дома с обширными садами и полуразрушенный ресторан. Само здание ресторана, выстроенное в стиле кавказцев, не сочеталось с его названием – «Голубая устрица», но это дело вкуса хозяина ресторана. Всё это тоже контролировали десантники, здесь же у них располагался штаб и тыловые подразделения.

Вечером, когда мы вернулись обратно в полк, командир полка поставил боевую задачу подразделениям. И в этот раз мой батарее досталась второстепенная задача. Опять выдвинуться, сопровождать и получить задачу уже на том берегу Аргуна, когда я пересеку мост. Но опять нужно было для охраны РМО и ремонтной роты оставлять один взвод, что меня здорово возмутило: получается, что девять человек будет охранять около двухсот. Пришлось оставлять третий взвод

Глава пятая. Перемещения.

Утром, без особого сопротивления, десантниками был взят цементный завод. Поговаривали, что у них было только трое раненых. А другие рассказывали, что боя то за завод и не было: при прочёсывании на территории было обнаружено трое легко раненых боевиков, которые не успели смотаться. Ну, да бог с ними: главное завод взят и без потерь. В десять часов двинулась и моя батарея, которая входила в состав общей колонны, где был штаб, сапёры, взвод химической защиты и другие. Проехали оставленные позиции первого батальона, который ушёл вперёд, втянулись по грунтовой дороге в зелёнку и через километр выехали к цементному заводу, где уже располагались десантники. Над зданием заводоуправления, мимо которого мы проезжали, гордо реял российский флаг. Проехали от завода по асфальтной дороге метров пятьсот вперёд и свернули вправо. В тридцати метрах от поворота дороги, от разрыва снаряда,

повредило газовую трубу высокого давления и сейчас газ с оглушительным рёвом выходил из рваного отверстия. Пламя, бледное в солнечном свете, выкидывало на пятнадцать метров в сторону от дороги, где мы проезжали, но всё равно приходилось заслоняться руками от жара, который доносился от места разрыва трубы. Справа потянулись дома окраины Чири-Юрта, потом въехали на перекрёсток дороги, связывающий этот населённый пункт и Дуба-Юрт. У заборов и домов стояли кучки жителей, беженцев и угрюмо провожали нас взглядами. В ста метрах от дороги, со стороны Дуба-Юрта в кювете, накренившись, виднелась дымящиеся грузовая машина с открытыми дверцами, набитая домашними вещами. От прямого попадания снаряда в кузов машины часть вещей равномерно раскидало по окрестностям, но тел погибших не было видно. Наверно, их утащили местные жители в деревню, сразу же после попадания снаряда: по мусульманским законам умерших надо похоронить в этот же день, ещё до захода солнца.

Переехав мост, колонна встала и меня вызвали к командиру полка.

- Копытов, вот там ресторан полуразбитый стоит, видел? – Я мотнул головой.

- Давай, занимай и располагайся. Скорее всего ты там будешь стоять трое суток.

Колонна батареи продвинулась вперёд и остановилась у железной ограды ресторана. Я, Кирьянов и Карпук спрыгнули с БРДМа и не спеша пошли осматривать здание, подсобные постройки и помещения, чтобы определиться, как и где лучше всего расположить взвода. Обширный двор ресторана был выложен каменными плитами и затенялся высокими, раскидистыми деревьями. Невысокие, но широкие каменные ступени вели на площадку, где располагалось само двухэтажное большое здание, по бокам которого возвышались трёхэтажные башни в кавказском стиле. Если в самом здании на обоих этажах располагались большие залы, то в башнях на всех трёх этажах располагались небольшие, уединённые кабинеты, но всё это было в запущенном состоянии и разграблено. В бассейне сауны, который мы обнаружили в подвале, виднелись кучи грязи и мусора.

Свой салон расположили во дворе, в тени деревьев, а взвода расставил так, чтобы они прикрывали расположение батареи и штаб полка, который расположился на обрыве берега Аргуна. Сразу же за рекой раскинулся Чири-Юрт и, судя по карте, населения в нём было около восьми тысяч человек, но с учётом беженцев, вполне возможно число жителей подошло и к пятнадцати тысячам.

Пока мы располагались, Карпук завалил где-то телёнка и мы готовились часа через два поесть мясного супчика, а вечером и шашлыки. Но нашим планам не суждено было сбыться.

Уже в сумерках, когда мы собрались у небольшого костра перед салоном, мимо нас проскочил БТР Петрова, откуда он махнул мне рукой, приказывая явиться к нему. В штабе командир полка объяснил обстановку и приказал батарее выдвинуться в район огневых позиций артиллерийского дивизиона Князева, для его прикрытия. Как ни хотелось уезжать от ресторана, да тем более в ночь, но приказ нужно было выполнять и в одиннадцать часов вечера батарея подъехала к району расположения дивизиона. В дверях салона командира дивизиона я столкнулся с Андреем Князевым, который вышел на улицу, чтобы узнать кто прибыл.

- Боря, ну теперь я спокоен, - обрадовался Андрей, когда узнал о цели моего прибытия, - если ПТБ пришло охранять, значит спать можно спокойно.

Вместе с Князевым определили место разворачивания батареи, а потом он пригласил меня к себе в салон, где уже сидели его замы и вертолётчики. Оказывается, к нашему дивизиону уже как неделя прикомандирован вертолёт, с которого артиллерийские корректировщики накрывают цели глубоко в тылу боевиков. Посидев немного с друзьями, я ушёл в батарею. Ночь прошла спокойно, а утром мы с офицерами сходили к окопу взорвавшейся самоходки, где стоял огромный деревянный крест, и помянули погибших артиллеристов. Позавтракав, я напросился с начальником штаба дивизиона Иваном Тумелевичем слетать на вертолёте на корректировку. В течение двадцати минут кругами поднялись на высоту в три километра, откуда открылся прекрасный вид на землю. Если раньше я видел только горы, которые ограничивали пространство, то теперь мог наблюдать деревни, леса, дороги и всё ущелье вплоть до Шатоя. Особенно пристально вглядывался в местность за входом в Аргунское ущелье, но видел только деревни и дороги. Тумелевич, который уже в течение недели летал на корректировку, прекрасно ориентировался и обнаруживал цель за целью, и тут же её накрывал огнём дивизиона. Так продолжалось около часа, а когда мы приземлились, то оказалось что пришёл приказ переместиться на новую огневую позицию, недалеко от ресторана «Голубая устрица». В течение пару часов дивизион грузился, а ещё через час мы были на новых огневых позициях. Дивизион разместился на поле, а батарею я развернул по узкой зелёнке, в сторону населённого пункта Алхазурово, которое находилось за садами в трёх километрах от нас и контролировалось боевиками. К вечеру обустроились, а вместе с ужином старшина неожиданно привёз из штаба и двух новых командиров противотанковых взводов. Как не хотелось мне расставаться с Коровиным и Жидилёвым, но приходилось. Новые офицеры вроде бы ничего, тоже двухгодичники, но честно говоря что-то они мне не глянулись. Были они чересчур тихими и скромными. Во время совместного ужина они немного рассказали о себе и сообщили главную новость: в последних числах мая из Екатеринбурга вылетает самолёт и везёт в полк около ста пятидесяти офицеров и прапорщиков – заменщиков на полк.

- Борис Геннадьевич, так мы тогда и дёргаться не будем, – Коровин и Жидилёв коротко посовещались, обратились ко мне, - спокойно сдадим должности и с полком, улетим в Екатеринбург. Может быть, все вместе и улетим. – Я был только рад такому решению командиров взводов.

Расположились мы на новом месте основательно, но на утреннем совещании командир полка поставил мне опять новую задачу - развернуть противотанковые взвода на берегу реки Аргун: основное направление стрельбы на Дуба-Юрт и в сторону населённого пункта Лаха-Варанды. Что и было сделано через час. Ещё через два часа правее нас встал на огневую позицию взвод самоходок, чтобы полупрямой наводкой поддерживать действия мотострелковых подразделений. Понимая, что опять начинаются активные боевые действия, я в офицерской столовой штаба полка за обедом, пристал к командиру полка с просьбой использовать батарею, более активно. Петров переглянулся с начальником штаба полка и оба рассмеялись.

- Хорошо, Боря, но только противотанковые установки использовать не будем. Придётся применять переносные установки. – Колесов и Петров противно захихикали, увидев удовлетворение на моём лице, а у меня закралось подозрение, что они издеваются надо мной, - пойдёшь по нашей команде в составе первого батальона, но на себе потащите всё: достаточный запас ракет, боеприпасы, продовольствие и воду. Действовать будете в горах. Ну, как, Копытов, перспектива? – Они опять ехидно засмеялись.

- Товарищ полковник, подкалываете меня, а я ведь искренне прошусь, - мне было обидно.

Колесов ухмыльнулся, а Петров примиряюще пояснил: - Боря, на фиг тебе это нужно, да и честно говоря, там куда пойдёт пехота и применять ракеты негде. Я тебе обещаю, как только надобность в твоей помощи возникнет, я сразу же использую твоих противотанкистов на полную катушку. А пока выполняй ту задачу, какую тебе поставили. Да, после обеда выдели в распоряжение авианаводчика БРДМ.

На позиции батареи я пошёл вместе с авианаводчиком и напросился с ним, чтобы посмотреть, как он наводит вертолёты на цели. Взяли мой БРДМ, пару человек для охраны спустились по дороге к мосту и переехали через него. На перекрёстке дорог свернули к Дуба-Юрту и через километр свернули к кустарникам, где окапывалось подразделение десантников. Объяснив десантуре, кто мы такие и зачем сюда приехали, авианаводчик приступил к работе. Я же во все глаза наблюдал за его действиями. Сначала он определился по сторонам света, развернул плотный лист бумаги, с заранее начертанным циферблатом, и двенадцать часов направил на север.

- Всё, Боря, теперь можно работать. Ты увидел, что я сделал и думаю, что дальше тебе объяснять не надо, - я кивнул головой: ребёнку теперь понятно, что при более точном наведении

он будет называть числа циферблата для показа направления атаки вертолёта. Оставшиеся десять минут до появления вертолётов мы оба в бинокли рассматривали Дуба-Юрт, пытаясь рассмотреть позиции боевиков. Мне даже в голову не приходило, что ровно через пять лет, точно на этом же месте, будет располагаться мой КНП, и я так же буду пристально рассматривать в бинокль Дуба-Юрт, но только должность уже будет – начальник артиллерии мотострелкового полка.

За нашими спинами где-то далеко зародился звук, который быстро приближался, увеличивался и разрастался, заполняя собой всё пространство между Чири-Юртом, Дуба-Юртом и горами. Он уже грохотал, когда две пары вертолётов выскочили из-за высоких кустов, сзади нас и промчались низко над позициями десантников, пригибая мощными потоками воздуха кустарник к земле.

Авианаводчик что-то лихорадочно говорил в микрофон радиостанции и вертолёты, сделав по очереди горку, ушли вправо на повторный круг. А мне вдруг вспомнилось, как этот офицер представлялся на совещании, когда приехал в полк, сменив старого авианаводчика. Майор, с лётными эмблемами, встал со своего места, представился, назвав своё воинское звание, должность фамилию, но когда он назвал своё имя, офицеры дружно рассмеялись. Все авианаводчики носили одно и тоже имя – Сергей, и этот офицер не оказался исключением.

Вертолёты развернулись над Аргуном и пошли уже в атаку. Сделав над нами горку и как бы замедлив ход, ведущий вертолёт дал первый залп ракетами. Около десяти НУРСов устремились к юго-восточной окраине Дуба-Юрта, туда же устремились и остальные неуправляемые ракеты следующих трёх вертолётов. Огненные вспышки разрывов заплясали среди построек на окраине деревни и опушке леса.

Следующим объектом атаки стала грунтовая дорога уходящая из деревни в горы: она была накрыта на протяжении триста метров, причём, не только она, но и кустарник вдоль дороги. Раз за разом вертолёты заходили на боевой курс и накрывали всё новые и новые площади зелёнки, кустарника, леса, где могли скрываться боевики или их позиции. Израсходовав ракеты, вертолёты в последний раз прочесали окраины и опушку леса из бортового оружия и ушли на базу.

Сергей неторопливо сложил лист бумаги с начертанным на нём циферблатом и буднично проговорил: - Ну что, Боря, поехали обратно.

Недалеко от расположения моей батареи, на асфальтной дороге выстроилась колонна БМД, в которой насчитал тринадцать машин с десантом на броне. Неторопливо слез с БРДМа и пошёл к головной машине, которая оказалась машиной командира роты, чтобы выяснить чего они здесь стоят. Может быть, придётся устанавливать с ними взаимодействие. Ротного не было, старший лейтенант метался вдоль колонны, отдавая последние приказания, после чего вернулся к своей машине, где я разговаривал с его чумазым механиком-водителем. Выслушав меня и одновременно выпив пол фляжки воды, командир роты шумно выдохнул, переведя дыхание.

- Да вы, товарищ майор, не обращайте на нас внимание. Мы тут ещё часа два постоим и вперёд пойдём: попытаемся прорваться в Аргунское ущелье и захватить Чишки.

Я удивлённо посмотрел на здоровенных десантников, которые своими телами буквально скрывали под собой небольшие боевые машины десанта: - Как вы будете прорываться туда, если Лаха-Варанды под боевиками и в самом узком месте сильные позиции, да и в Чишках батальон «Борз» стоял, значит и сейчас там не хилые позиции…? – Я мог и дальше по рассуждать, но старший лейтенант беспечно махнул рукой.

- А, товарищ майор, да мы ломанёмся на машинах колонной. А колонна, если вы вдумчиво изучали военную историю в училище, имеет хорошую пробивную силу. Вот мы, как кулаком и пробьём коридор в ущелье.

Я в сомнении покачал головой, в чём-то соглашаясь, а в чём-то нет с десантником. Хотя, может быть, таким наглым образом и получиться что-нибудь у них?

Только вернулся на позицию батареи, как боевые машины десантников разом взревели, окутавшись сизым дымом, и на большой скорости понеслись в сторону Аргунского ущелья – Удачи вам, ребята!

Прислушиваясь к удаляющему гулу колонны, я рассказал своим офицерам о задаче поставленной десантникам. Кирьянов и Карпук осуждающе покачали головами и выразили сомнение в благополучном исходе, а молодые офицеры молчали, прислушиваясь к нашему обмену мнениями. По времени десантники уже должны были подходить к Лаха-Варанды. Ещё пару минут и вдалеке послышалась сильная перестрелка, несколько раз донеслись глухие выстрелы гранатомётов и так же внезапно стрельба стихла. Мы вскинули бинокли и напряжённо вглядывались в скалу, которая нависала в самом узком месте над дорогой. Несмотря на то, что

до скалы пять километров, в бинокль хорошо были видны несколько вспышек от выстрелов гранатомётов со стороны боевиков, а ещё через несколько секунд донеслись звуки боя. Бой длился минут двадцать, после чего всё стихло. Гадая, прорвались наши в ущелье или нет, все разошлись по своим местам. Ещё через полчаса, в сторону ущелья ушли три самоходные артиллерийские установки десантников и несколько БМД с десантом на борту. А ещё через полчаса, гулкие выстрелы артиллеристов, донесшие из Лаха-Варанды и вспышки разрывов снарядов на скале, подтвердили худшие опасения – десантники не прорвались. Артиллерию десантников поддержал огнём наш дивизион и большие, багрово-красные разрывы накрыли позиции боевиков.

Через три дня мы узнали подробности попытки прорыва десантников. Колонна на большой скорости ворвалась в деревню Лаха-Варанды и благополучно выскочила на противоположную окраину, к которой вплотную примыкал посёлок Пионерский, здесь и столкнулись с первыми боевиками. Чеченцы, человек пятнадцать, не ожидавшие такого количества русских, да ещё и десантников, дали несколько очередей из автоматов и, неудачно выстрелив из гранатомётов, разбежались в разные стороны. Десантники огнём из автоматов и пулемётов, не замедляя хода, с брони накрыли примыкающие к дороге кустарники, опушку леса, брошенные позиции и продолжили стремительное движение к ущелью. Не встречая огневого противодействия, десантники посчитали, что это и был заслон перед ущельем, но ошиблись. БМД командира роты, шла первой и первой подскочила по дороге к скале - боевики молчали. Ещё пару десятков метров и десантники были готовы радостно заорать от того, что они сумели прорваться в Аргунское ущелье, как их встретил, практически в упор, выстрел из гранатомёта. Граната впилась в БМД и взорвалась, взрывом сметая и калеча десантников с брони. Механик-водитель был сразу же тяжело ранен, потерял контроль над подбитой машиной и она слетела с дороги, ударившись о толстое дерево на обочине и срезало его. От сильного удара, сумевшие после разрыва гранаты удержаться на броне десантники, были сброшены с машины, а безжизненное тело механика-водителя вылетело из люка и повисло на толстых ветвях другого, рядом стоявшего, дерева. Боевая машина десантников проехала ещё несколько метров и провалилась в узкую расщелину слева от дороги, пролетела пять метров вниз и намертво заклинилась между каменными стенами на высоте четырёхэтажного дома.

Почти одновременно с выстрелом по первой машине, со скалы по остальным машинам заработали несколько гранатомётчиков и остальные боевики, с тщательно замаскированных позиций накрыли десантников из автоматов и пулемётов. Огонь вёлся с предельно близкого расстояния: сразу же появились убитые и раненые, а неудача с машиной командира роты предопределило и исход самой атаки. Десантники вынуждены были спешиться с машин и ввязаться в бой, на невыгодных для себя условиях и отойти к Пионерскому, а после этого под прикрытием огня, к ним сумели отойти командир роты с ранеными и уцелевшими с первой машины. Не сумели лишь унести тело механика-водителя, которое висело на дереве на противоположной стороне расщелины. Подошедшие в помощь артиллерийские установки, развернулись прямо на улице Лаха-Варанды и начали методически обрабатывать позиции боевиков, а ночью десантники предприняли попытку вынести тело товарища, и почти подобрались к дереву, где висел механик, но снять его не смогли, так как к этому месту внезапно подошла большая группа боевиков – пришлось отойти.

Утром командир роты вызвал на переговоры боевиков и попросил забрать тело десантника.

- Пусть висит, в назидание вам. Аллах всё видит, Аллах вас всех накажет. – Такой был ответ бородатых чеченцев.

В следующую ночь десантники опять подобрались к расщелине и уже сумели снять тело механика и каково же было их удивление, когда они обнаружили, что десантник живой и находится в бессознательном состоянии. Двое суток он провисел на дереве и ни одна пуля или осколок не задели его, да и духи не удосужились его обыскать, иначе бы обнаружили, что он живой.

В ту же ночь, когда десантники так неудачно попытались прорваться в ущелье, подразделения первого батальона в пешем порядке, взвалив на плечи боеприпасы, воду и продовольствие ушли в обход Дуба-Юрта в горы и вышли на дорогу, которая проходила уже сзади Дуба-Юрта, на склоне гор. Теперь полк мог контролировать следующее селение Дачу-Борзой, далее Улус-Керт и, наблюдая за большей частью ущелья, наносить огневое поражение артиллерией в глубине обороны противника. Теперь оборона позиций на скале на правом берегу Аргуна была бессмысленна и боевики через три дня отошли: частью в сторону Шатоя, а другая часть по хребту в сторону Алхазурова. Но это будет только через три дня.

А пока я слонялся по своей позиции, переживая за десантников. Как-то сразу навалилась усталость и вялость, что заметил Алексей Иванович и предложил мне поменяться на ночь дежурствами: он заступал вместо меня, а я его менял утром. Поэтому, плотно поужинав, смело завалился спать. Но разбудили меня не утром, а в два часа ночи: прибежал посыльный от командира дивизиона: - Товарищ майор, вас просит подойти к себе подполковник Князев. Я вас провожу.

Солдат мне уже мне сказал, что командир дивизиона находится на позициях прямой наводки, поэтому как был в шортах, сделанных из афганки так и помчался туда за солдатом, прихватив с собой только автомат. Глаза ещё полностью не привыкли к темноте, поэтому бежал, ориентируясь только на топот солдатских сапог, зная что поле ровное и без ям. Но, срезая расстояние, мы несколько отклонились от привычного маршрута и я с ходу, следом за солдатом, влетел в заросли молодой, высокой и злой крапивы. Миллионы жгучих уколов, словно кипятком, ожгло всё тело и заставило меня непроизвольно вскрикнуть. Как ошпаренный я выскочил из зарослей и заплясал на месте, пытаясь одновременно почесаться во всех местах. Тело стало горячим и меня бросило в пот, отчего мигом упал на прохладную траву и начал кататься по ней, что принесло лишь временное облегчение. Вскочив с земли, снова помчался за солдатом и набрал такую скорость, что встречный прохладный ветерок на какое-то время даже утихомирил жжение. Через заднюю дверь КШМки забрался во внутрь машины и пролез к месту командира дивизиона. Андрей наблюдал в ночной прибор и одновременно переговаривался с самоходками. Я тронул его за руку: - Андрей, чего вызывал?

- Боря, здорово, - Князев оторвался от ночника, удивлённо оглядел меня, - ты чего такой красный, заболел что ли?

- Если бы заболел. В крапиву упал, вот всё и чешется. Так ты чего звал меня?

- Боря, у тебя ночью стреляют установки?

- Стреляют, но только с подсветкой. Ночных прицелов у меня нет. А чего?

- Да по Дуба-Юрту шастают несколько духовских машин, я дивизионом никак накрыть не могу. Глянь сам, может ты чего сделаешь, а я посвечу осветительными.

Андрей посторонился, а я прильнул к ночному прибору, где в призрачном зелёном сиянии увидел ночной Дуба-Юрт. Приглядевшись внимательно, разглядел ГАЗ-66, две «Нивы» и санитарку – УАЗ 469, которые стояли на одной из улиц: людей, правда, не было видно.

- Не, Андрей, даже с подсветкой не возьму их, все опытные операторы дембельнулись. Если бы днём, то мы бы поразили цели, а сейчас только ракеты жечь. Накрой ты огневым налётом, да снарядов побольше и всех делов.

- Тоже не получается, снарядов не так много. Ладно…, повезло духам, - Андрей опять прильнул к ночнику, а я ушёл к себе. Чувствовал я от такого обширного ожога крапивой себя неважно. На несколько минут принесла облегчение холодная вода, которой облился, но потом всё повторилось заново. Спать уже не хотел, поэтому Кирьянова отправил в салон, а сам дежурил до утра. К завтраку боль от ожога несколько утихла и уже не отвлекала от текущих дел, а временами вообще забывал о ней. В двенадцать часов дня пошёл в штаб, чтобы решить ряд вопросов и разговорился с Андрюхой Ворониным, который рассказал о том, что на дороге, которую заняла ночью пехота, бьёт родник и можно туда после обеда съездить за водой. Я

обрадовался, потому что в батареи с водой была уже напряжёнка и если воды сейчас не набрать, то завтра её не будет вообще. Договорились, что я в три часа дня подъезжаю на БРДМе и мы на нескольких машинах выдвигаемся к роднику. Но когда в три часа, собрав все ёмкости в батарее, подъехал к штабу, Воронина уже не было: он уехал вместе с начальником штаба полка в первый батальон. Но особо переживал, так как тут же набрал воду у десантников. Зато вечером, когда пришёл на ужин, я наехал на Андрея с претензиями.

- Боря, да не мог я тебя подождать. Колесов говорит – поехали, да поехали…. Я сказал ему про тебя, но тот говорит – потом сам наберёт. Пришлось ехать. – Андрей шустро работал ложкой и как-то странно хихикал, постоянно опуская руку под стол. Но я всё ещё по инерции выговаривал свою обиду, ни слова не говоря, про то, что водой уже затарился. Неловко повернувшись, уронил кружку под стол и полез за ней, а поднимая её с земли увидел на ноге Воронина окровавленный бинт.

Вылез из-под стола и сразу спросил: - Где это ты поранился, Андрюха?

Андрей опять глупо захихикал: - Это мы за водичкой съездили… В засаду мы попали, Боря. Меня в ногу ранило, правда, легко, и Колесо вон в палатке валяется, тоже раненый в ногу, но рана посерьёзней.

- Да ну, Андрюха, не звизди…

Андрей опять засмеялся: - Да, да, Боря, влетели. С пулемётов духи так врезали, что Колесов с брони сразу же и слетел. Мы все по пригибались и не заметили, как начальника штаба потеряли. Дали газу и выскочили из-под огня, а тут и разглядели, что я ранен и Колесова нет. Определили, откуда стреляют, а стреляли с того берега реки, и в обход вернулись обратно, чуть позднее огородами выполз к нам и начальник штаба. Вот так мы за водичкой съездили. Так что особо не расстраивайся, всё равно бы воды не привезли.

Я только рот в изумлении открыл, слушая рассказ Воронина, а из палатки, опираясь на палку, к столу вышел Колесов. Всё равно обидно, опять все приключения прошли мимо меня.

Следующий день для батареи прошёл спокойно, полк же закрепившись за Дуба-Юртом, начал подтягивать к пехоте технику и тыловые подразделения первого батальона, третий батальон прошёл Дуба-Юрт и тоже закрепился за селением. Мне рассказали один из эпизодов занятия Дуба-Юрта.

Два БТРа третьего батальона осторожно пробираясь по улицам, вышли на окраину селения, где у крайних домов стояла автобусная остановка, а рядом с ней кирпичная будка. Внутри неё затаился чеченский пулемётчик, наблюдая за приближающимися БТРами через щели лёгкой, пресс-картонной двери. План у боевика был простенький: подпустить бронированные машины на расстояние 50-80 метров, ударом ноги распахнуть дверь и открыть в упор уничтожающий огонь по десанту на броне. Так он и поступил, но не рассчитал одного, что дверь была очень лёгкой и от мощного удара ноги боевика, стремительно распахнувшись, ударилась о стенку будки и также стремительно захлопнулась. Чеченский пулемётчик успел сделать за это время лишь одну короткую очередь, как перед его носом опять красовалась закрытая дверь. Ничего не соображая, пулемётчик, вместо того чтобы просто выскочить или распахнуть дверь, вновь сильно ударил дверь ногой и опять успел сделать лишь одну неприцельную очередь, как дверь захлопнулась обратно. Третий раз открыть дверь ему уже не дали. Гранатомётчик прямо с брони запустил гранату в будку, которая пронзила лёгкую обшивку двери и взорвалась внутри помещения. Дверь от взрыва распахнулась в третий раз, в течение секунды продемонстрировав, что осталось от боевика и закрылась, а прямо в центре двери красовалось круглое отверстие от гранаты с четырьмя лучами от стабилизатора.

Глава шестая. Комендант.

- Копытов, встанете первым блок-постом вот здесь, - карандаш командира поставил точку на карте, потом рука немного сдвинулась и поставила вторую точку, - а вторым здесь - в лесу.

Я наклонился над столом и старательно перенёс обе отметки на свою карту, продолжая слушать постановку задачи: - Двумя блок-постами зажмёшь Лаха-Варанды и будешь прикрывать дорогу от хребта до вот этого поворота на населённый пункт Алхазурово. Там стоит отряд брата Шамиля Басаева – Ширвани. У него человек двести в отряде. Дорогу от Алхазурово должен прикрывать блок-пост 166 бригады, но какие они вояки, мы прекрасно знаем. Самое хреновое то, что от Алхазурова до твоей деревни сплошная зелёнка и сил у нас нет чтобы взять её под контроль: так что ты останешься один на один со всеми бандюгами, которые полезут к дороге. Так что крепись Боря. Кстати, сколько у тебя человек в батарее?

Я сложил аккуратно карту и сунул её в полевую сумку: - Здесь у меня 27 человек и девять с третьим взводом на старом месте: охраняют РМО.

Петров опёрся обеими руками на стол, задумчиво разглядывая карту, потом выпрямился: - Хорошо, сегодня твой третий взвод ещё охраняет РМО, а завтра забирай его к себе. Сейчас быстро собираешься и выдвигаешься на северную окраину деревни – там тебя уже ждут десантники. Да, смотри, будь внимательным, - командир снова наклонился к столу и ткнул карандашом в чёрные прямоугольники на карте, обозначающих группу зданий, - рядом со вторым блок-постом пионерский лагерь. Там боевики активности не проявляют, но напакостить возможности не упускают. Туда поставь усиленный блок-пост. Понятно?

Я кивнул головой и вышел из штаба довольный поставленной задачей. Мне уже надоело бесполезно торчать на берегу Аргуна: первый батальон практически стоял в ущелье, слева от Дуба-Юрта. Десантники ещё вчера сумели прорваться по дороге мимо скалы к туберкулёзному диспансеру и вышли на окраину Чишков. Завтра туда уходит штаб полка и все тыловые подразделения, которые расположатся в диспансере. Седьмая рота оседлала вершину горы и отогнала боевиков в глубь зелёнки по хребту, но сбить их с позиций до конца не смогла. Теперь там, на вершине, постоянно шла перестрелка с чеченцами. Сам командир роты со взводом расположился недалеко от пионерского лагеря в посёлке с названием Пионерское. Так что получив самостоятельную задачу, я обрадовался. Обрадовалась и батарея, быстро собрались и выехали к деревне. Там нас, действительно, ждали. Одно БМД загружённое имуществом под завязку, стояло недалеко от окраины, а рядом второе БМД – командира роты, вокруг которого стояли десантники и курили.

- Мы уж заждались, товарищ майор…, - ворчливо начал было ротный, но я его прервал.

- Да ладно тебе…, мы приехали, и ты теперь можешь спокойно ехать.

Первый взвод под руководством Кирьянова стал разворачивать блок-пост, а я со вторым взводом помчался за БМД десантников. Деревня, которую мы должны были зажать в тиски оказалась целенькой, но абсолютно безлюдной. Жители её покинули в полном составе, когда война подошла вплотную к входу ущелья, а боевики заняли свои позиции южнее деревни,

поэтому она и не пострадала. Сразу же бросилось в глаза, что все дома, постройки и мечеть в деревне новые, а в посёлке Пионерский наоборот много старых домов, хотя местами, особенно на окраине виднелось несколько новых домов. Перед отворотом дороги от главной, в сторону пионерского лагеря, машина командира роты приняла вправо на обочину дороги и остановилась, а по его знаку мы тоже встали сзади неё.

- Товарищ майор, пойдёмте покажу, где вы должны встать. – Следом за ним я, Коровин и его заменщик вошли под кроны величественных грабов и буков, прошли метров сто и остановились перед густыми и высокими зарослями лопухов, крапивы и других колючих кустов, откуда на тихий свист ротного вынырнул сержант и ещё один солдат.

- Товарищ майор, вот здесь располагайте свой второй блок-пост. – Мельком взглянул на карту и определил, что мы сейчас находимся на той точке, что я наколол на карте как место второго блок-поста. - За кустами начинается огород, а за ним территория пионерского лагеря и позиции боевиков. Активности особой они не проявляют, но следят за нами. Чуть что - стреляют, но стреляют из мелкашки - исподтишка: выстрела не слышно, только щелчок пули о ветки и листья. Так что пусть особо твои не высовываются…, – Ротный внезапно замолк, увидев как сержант резко, предостерегающе приподнял руку. Наступила тишина, нарушаемая пением птиц и шорохом листвы.

- Товарищ майор, - шепнул командир десантников, - слушайте – духи разговаривают.

Я прислушался, действительно, издалека невнятно доносились гортанные голоса: они то затихали, то доносились до нас отчётливо. Коровин слушал внимательно, но спокойно, а его заменщик с любопытством и с заметным беспокойством, но видя, что мы спокойно слушаем голоса противника, тоже не дёргался.

- Они там, за огородами в пионерском лагере. Сил у нас не хватает, чтобы отогнать дальше в лес и уничтожить, у них тоже сил не хватает, чтобы нам наносить серьёзные удары. Вот и находимся мы все в подвешенном состоянии. Ну ладно, майор, удачи тебе, - командир роты выпрямился, попрощался со мной и с моими офицерами, после чего удалился, сопровождаемый десантниками. Туда же ушёл и заменщик Коровина, чтобы привести машины к месту будущего блок-поста. Раздвигая осторожно кустарник и пригнувшись, я и командир взвода пробрались к изгороди огорода.

Огород, как огород: ограда из длинных жердей тянулась вправо и влево от нас на сотню метров. Справа, полускрытые деревьями, виднелись жилые дома Лаха-Варанды. Шириной огород был где-то сорок – пятьдесят метров; всё пространство буйно зеленело и радовало глаза. Богатый урожай должны собрать хозяева, если вернутся сюда обратно. Голоса боевиков с нашего места стали слышны более отчётливо и ближе. Коровин неосторожно приподнялся над кустарником и стал пристально вглядываться в ту сторону, и чуть не поплатился за это своей

головой. Резкий щелчок и шелест пули в листве чуть выше над головой практически слились друг с другом, заставив Коровина резко присесть. Следующая пуля прошелестела немного ниже и ушла в лес, уронив на голову взводного несколько мелких веточек. Быстро, стараясь не потревожить ветки кустарника, мы сместились влево на пару метров и третья пуля прошла ещё ниже, но опять мимо.

Откуда стрелял дух ни я, ни Коровин не заметили, потому не стали стрелять и выдавать свою новую позицию. Понаблюдав за противоположной стороной огорода несколько минут и услышав шум приближающихся БРДМов, мы тихонько отошли обратно.

БРДМы подъехали, остановились около нас, солдаты соскочили с машин и по команде командира взвода выстроились в шеренгу. В течение нескольких минут я объяснил задачу батареи и конкретно их взвода. Обратил внимание на особенности несения службы в непосредственной близости от противника и пообещал завтра на усиление прислать третий взвод.

- Коровин, - после постановки задачи и инструктажа я направился к дороге, где стоял мой

«бардак», а командир взвода и его заменщик пошли меня провожать, - для усиления, на ночь, пришлю тебе Кирьянова и Карпука с пулемётом, но и сам сейчас ещё раз проинструктируй бойцов, чтобы никто из них сдуру не подставил голову под пулю. Связь по радиостанции: хотя, конечно, если у вас тут что-то завяжется, я и так услышу. Ладно, идите обустраивайтесь на месте.

Взводники исчезли в лесу, а я дал Степанову команду – Вперёд. Медленно проехали вдоль вымерших домов посёлка Пионерский и выехали к отвороту дороги на пионерский лагерь, за которым справа от дороги расстилалась большая поляна с группой складских зданий на краю.

Оттуда одна за другой выходили боевые машины десантников, доверху нагруженные палатками, матрасами, печками, трубами к ним и другим скарбом необходимым для организации лагеря на другом месте. Чуть проехав за колонной десантников, свернул влево на окраину посёлка, где виднелся лагерь седьмой роты. Командира роты не было, он был на вершине горы с остальными двумя взводами. А здесь находился лишь один взвод с командиром. Предупредив пехотного офицера о том, что мы развернулись в лесу и попросил его организовать взаимодействие с моими, пообещав, что сейчас же пришлю к нему своего командира взвода. Обстановка здесь была спокойная: два поста, усиленные пулемётами, расположились в направлении пионерского лагеря и теперь даже если духи внезапно атакуют, то им сначала придётся преодолеть двести метров ровной поляны под огнём пулемётов. А тыл расположения седьмой роты надёжно прикрывал отвесный обрыв высотой с пятиэтажный дом. С вершине хребта изредка доносились автоматные и пулемётные очереди, которыми обменивались противоборствующие стороны и шальные пули иной раз с громким жужжанием залетали даже сюда. Но в целом здесь был курорт.

Я вернулся обратно к месту захода техники второго взвода в лес и остановил БРДМ. Из домов, которые находились на противоположной стороне дороги вышли Большаков и Кабаков, которые обшаривали брошенные дома в поисках необходимых в хозяйстве вещей и осматривали местность.

- Товарищ майор, нас командир взвода послал найти воду и проверить дома, нет ли чего. Колодец мы нашли, и достаточно большой, так что и вам можно здесь заправляться водой, на огородах полно зелёного лука и другой зелени.

Пока Кабаков бегал за Коровиным, я с пулемётчиком прошёл к колодцу, где впервые за несколько дней, не жалея воды, хорошо помылись. Поставив взводному задачу по установлению взаимодействия с пехотой, я поехал в сторону своего блок-поста. Ехал медленно, внимательно осматривая селение с левой стороны от дороги и зелёнку и огороды справа, за которыми тянулся на протяжении нескольких километров такой же отвесный и высокий обрыв, как и в 7ой мотострелковой роте. Опасности это пространство не представляло: обрыв на всём протяжении был высотой с пятиэтажный дом и забраться на него с берега было практически невозможно. А вот со стороны деревни можно было ожидать чего угодно, поэтому и внимательно присматривался к ней. Лесок, в котором расположился второй взвод закончился и из-за деревьев показалась новенькая мечеть с небольшим кладбищем напротив. Так, пять свежих могил есть, но без пик обозначающих, что здесь лежат воины. В тридцати метрах от дороги тянулся ряд безлюдных домов. Кое-где были выбиты окна и двери, но в целом всё выглядело приличным. Проезжая мимо домов и на ходу заглядывая в распахнутые ворота, можно было наблюдать следы поспешных сборов перед бегством из селения: везде были разброшены домашние вещи, остатки мебели, посуды и другое имущество. Естественно, к этому бардаку приложили свою руку и артиллеристы десантников, позиции которых были прямо на улице Лаха-Варанды, здесь же валялись груды колец, применяемых при стрельбе из артиллерийских установок «Нона». И тут же единственное живое существо - пегая, вымазанная в саже кошка, которая понуро сидела у калитки, ожидая возвращения своих пропавших хозяев.

За время моего отсутствия Кирьянов развернул блок-пост - первый взвод расставил палатку, а наш салон загнали в кусты в пятнадцати метрах от дороги так, что он всегда был в тени и прикрыт от огня боевиков насыпью, где проходила дорога. Мне осталось только вместе с офицерами определить наиболее опасные направления, откуда могли атаковать нас боевики, и определиться со схемой огня. Напротив моего салона, на противоположной стороне дороги была небольшая возвышенность с одиноким деревом, но с которой хорошо просматривалось поле вперёд и вправо, зелёнка которая тянулась от деревни вдоль дороги на километр и в глубину до самого Алхазурова и окраина нашей деревни. На бугре решили оборудовать постоянный наблюдательный пост, где будет находиться БРДМ командира первого взвода,

чтобы в случаи нападения он огнём своих пулемётов простреливал всю открытую местность и окраину деревни, которая проходила всего в ста пятидесяти метрах от нашего блок-поста. Там же на НП сосредоточил и необходимый запас боеприпасов. Поставив задачу на дальнейшее совершенствование позиций, я послал Карпука и Кирьянова с прикрытием в деревню, чтобы они её прочесали и попытались кого-нибудь там найти, для получения дополнительной информации, а сам сел за составление схемы непосредственного охранения и самообороны батареи. Самое интересное, что деревня не была нанесена на карте, но в горах была небольшая деревня с таким же названием – Лаха-Варанды. Решив отложить все вопросы до появления жителей, я включился в работу по оборудованию блок-поста. Старых, обстрелянных солдат осталось мало, в основном теперь в батарее была молодёжь, но бестолковая и ленивая. Приходилось их постоянно гонять, чтобы они что-то делали. Через два часа мне доложили, что наблюдательный пункт на бугре оборудован и готов. Действительно, ящиками было выложено укрепление, которое по грудь скрывало наблюдателей и закрывало БРДМ. Сами ящики были прикрыты в целях маскировки свежесрубленными ветками, но от жары они тут же стали вянуть. Смотрелось всё это красиво, но когда я сунулся открывать ящики, которыми были выложены стены укрепления, то они оказались пустыми. Кипя от злости, собрал у наблюдательного поста остальных солдат и дал очередь из своего автомата по этому хлипкому сооружению. Пули свободно прошили деревянные стенки и, выдрав большие щепки из ящиков, ушли в зелёнку.

- Балбесы, вы чем думаете: башкой или задницей? На хрен такое укрепление нужно? Для меня вы что ли строите? Это я сейчас стрелял с АКСУ, да калибр у меня гораздо меньше, а придут с Алхазурово боевики, у них ведь автоматы посерьёзней и калибр 7.62. Пуля не только прошьёт эти деревяшки, но и у вас все кишки через спину унесёт. Ну, посмотрите: вот пуля вошла – видите какое маленькое входное отверстие. А теперь посмотрите, как она вышла и какие щепки вырвала. А пуля 7.62 полспины вынесет вместе с позвоночником. Немедленно, сейчас же все ящики наполнить камнем или землёй. Вам понятно? – Для убедительности я легонько стукнул каждого, кто строил наблюдательный пост кулаком в лоб. Работа закипела, но всё равно приходилось постоянно вмешиваться, показывая, что землю не только надо в ящики насыпать, но и утрамбовывать её там плотнее.

Пока мы занимались оборудованием блок-поста, мимо нас в сторону Чишков прошла разведрота, штаб полка, комендантская рота и другие подразделения обеспечения. Минут через сорок из-за поворота вынырнул мой БРДМ, на котором на разведку уходили наши в деревню, за ним на прицепе тянулся грузовой ГАЗ-53, из кабины которого, весело улыбаясь, выглядывал Карпук. Я знаком показал свернуть им в кусты, чтобы автомобиль не был виден с дороги. С БРДМа соскочил Кирьянов, а из кабины вылез довольный техник: - Борис Геннадьевич, в деревне никого нет. Пошарились по домам: всё ценное имущество жители снесли в три дома на дальней окраине деревни. Но мы оттуда ничего брать не стали и бойцам ничего не сказали, чтобы не лазили туда. А на соседней улице вот этот трофей прихватили.

Я молча обошёл, сопровождаемый товарищами, машину попинал колёса, ухватился за борт и заглянул в кузов, который был полностью забит домашними вещами.

- Ну, я понимаю, приволокли машину, но на фига вы это взяли? – Недовольно кивнул на имущество.

- Борис Геннадьевич, - начал рассказывать Карпук, - она уже с вещами стояла и разгружать её не стали. В неё бензин осталось залить и аккумулятор поставить и будет у нас своя хозяйственная машина. Будем ездить за водой на ней и за ещё чем-нибудь.

Я недовольно поморщился – не люблю такие трофеи, но настроение портить ребятам не стал: - Ладно, занимайся машиной. Что можно использовать в хозяйстве пусть взвода разберут, а всё остальное сложить в кусты и чем-нибудь закрыть. – Я ушёл, чтобы не наблюдать, как солдаты с удовольствием шуруют в вещах, а через полчаса сначала послышались гулкие хлопки двигателя «газончика», ещё через минуту он ровно и радостно загудел. Довольный Карпук вместе с Кирьяновым затащили в кузов ёмкости под воду и уехали к колодцу, а через сорок минут вернулись и торжественно стали щедро раздавать воду. Я уже смирился с новой забавой техника и с удовольствием помылся нагретой водой. Теперь можно воду было не экономить, поэтому на завтра назначил банный и постирочный день. Вечером, тщательно проинструктировав замполита и Игоря, отправил их во второй взвод, а сам приготовился к первой ночи на новом месте. Но ночь прошла без происшествий. Утром приехал Алексей Иванович и Игорь, доложили что ночью они сумели засечь несколько позиций боевиков, но трогать их не стали, правильно считая, что сил пока маловато. Поставили задачу на день проследить, будут ли боевики и днём на этих позициях.

Вместе позавтракали и разъехались: я поехал в штаб полка на совещание, а замполит с техником уехали за третьим взводом. Быстро промчался по улице вдоль деревни, ещё раз отметив безлюдность улиц, проскочил блок-пост второго взвода, через триста метров остановился на окраине посёлка Пионерский. Вчера, когда выставлял взвод на позицию и организовывал взаимодействие с пехотой, времени разглядывать местность и бывшие позиции боевиков не было. А сейчас, сидя на машине, внимательно осмотрел скалу, на которой располагались чеченцы и три дня не давали десантникам пройти по дороге в ущелье. Практически все деревья на скале были искорёжены, разбиты огнём артиллерии и обожжённая листва приобрела бурый цвет. Такие же бурые пятна, наблюдались практически во многих местах леса, покрывающего хребет от подножья до вершины, где и сейчас не прекращалась вялая перестрелка между седьмой ротой и боевиками.

Проехав ещё двести метров, остановился в самом узком месте, где дорога делала поворот за скалу: от скалы до обрыва реки было метров двадцать-тридцать. И ещё более узким это место делала расщелина шириной метров семь, которая шла от обрыва и метров пять не дотягивала до асфальта. Мы слезли с БРДМа и заглянули в расщелину, которая отвесными краями уходила до уровня реки. В пяти метрах от поверхности, заклинившись между каменными стенами висела подбитая боевая машина десантников, а на краю расщелины стояло дерево, с ветвей которого и сняли раненого механика-водителя.

За скалой нас встретило сильное зловоние от нескольких трупов коров, который раздувшись лежали на обочине дороги. Зловоние до того было сильным и «липким», что даже проехав этот участок, ещё некоторое время ощущали трупный запах идущий уже от нашей одежды. Но вот дорога влилась в небольшое поселение: справа потянулась невысокая каменная стена, за которой располагались одноэтажные здания типичной больничной архитектуры. Причём, так годов тридцатых. Среди них живописно располагались машины и радийки роты связи. Несколько салонов, где жили командир, начальник штаба и остальные замы были обнесены маскировочными сетями и вход к ним охранял боец с разведроты. Рядом со штабом, в здании на высоком фундаменте уже разместился полковой медицинский пункт. Всё это располагалось под большими и высокими деревьями, что придавало колоритный вид командному пункту. Слева от дороги располагались двухэтажные здания старой постройки, где разместились зенитчики и разведчики, прикрывая штаб с этой стороны. На одном из зданий виднелась старая и побитая вывеска – «почтовое отделение связи». Так как мы остановились около этой почты, то когда слез с БРДМа, чисто машинально зашёл в разбитое почтовое отделение. Здесь уже похозяйничали, и я лишь с любопытством заглянул в раскуроченный сейф, откуда вытащил целые листы марок абонентской платы за радио. Сердце старого филателиста дрогнуло и, отобрав пару целых листов, бережно положил их в полевую сумку.

В штабе доложил командиру полка о положении дел и не получив никаких дополнительных указаний, решил пройтись по командному пункту, чтобы ознакомиться с его расположением. За медицинским пунктом располагалась сапёрная рота, бойцы которой заканчивали расставлять баню, но у палатки командира роты уже был развёрнут большой резиновый резервуар на пять кубов, наполненный чистой водой.

- Купанёмся? - Из палатки вышел в трусах Сергей Малышев, командир сапёрной роты, и сделал приглашающий жест. Уговаривать меня не нужно было, я быстро скинул пропотевшее и пыльное обмундирование, и вперёд Сергея запрыгнул в прохладную воду, где на дне лежало с десяток зелёных бутылок с пивом. Малышев приподнял мою форму, - Боря, я сейчас кину в стиральную машинку стирать свою форму, давай и твою туда же. Пока пивком балуемся и охлаждаемся – она просохнет.

Чокнувшись бутылками и отхлебнув прохладного пива, я почувствовал себя почти на вершине блаженства. Но на вершине оказался, когда через час одел просохшее, чистое обмундирование: - Сергей, как только окончательно обоснуюсь у себя на блок-посту, ты будешь первым моим гостем, - пообещал офицеру.

После сапёров зашёл к ремонтникам и в РМО, которые прикрывали собой командный пункт с южной стороны. Здесь каменная стена плавно поворачивала и вдоль дороги уходила в лес, а дорога внизу делала крутой поворот градусов на 150 и по ущелью круто уходила вниз. На противоположном краю ущелья, в двухстах метрах от РМО, виднелась окраина Чишков. Нами они заняты не были, и там вполне возможно могли быть боевики. Правда, пока они себя ничем не проявляли, как и местные жители.

Вернувшись к БРДМу, поехал обратно на свой блок-пост и, ещё не доезжая до него, увидел в трёх километрах дальше, в районе моста через Аргун, подымающийся в чистое небо чёрный столб дыма. Вяло поразмышляв, что кому-то «повезло» нарваться на мину, я через пять минут подъехал к своему расположению, где увидел машины третьего взвода, за исключением одной противотанковой установки и бледных, суетящихся Кирьянова и Карпук, которые ринулись ко мне с докладом.

Теперь я понял - опять «не повезло» Мишкину.

- Что, это Мишкин горит? Голову даю на отсечение, что это несчастная машина Снытко. – Автоматом ткнул в сторону дыма, жирным пятном, расползающегося в голубом небе. Алексей Иванович и Игорь обречённо кивнули головами.

- Потери есть, кроме машины? – Получив отрицательный ответ, выслушал торопливый и сбивчивый рассказ подчинённых.

- Приехали на старое место, быстро собрались. Машину Снытко зацепили за УРАЛ, так как она как обычно сломана и поехали. Старшим туда посадили командира взвода. До моста доехали нормально, а когда отъехали от него метров на двести она внезапно загорелась и так быстро её охватило пламя, что экипаж и Мишкин еле успели выскочить из машины и отцепить её от УРАЛа. А через две минуты внутри начали рваться ракеты. Ну, вот и всё. Мы Мишкина и экипаж там пока оставили на охране догорающей техники. С десантниками договорились, если мы задержимся, то их покормят. – Замполит и техник виновато опустили головы. Немного, лишь для виду, упрекнув техника и Кирьянова за произошедшее, я их обнял за плечи: - Да ладно вам переживать, люди целы и слава богу. А машину спишут. Ерунда всё это. Ты, Алексей Иванович, веди третий взвод к Коровину, возвращайся и после обеда поедем к Мишкину разбираться.

….Мы слезли с БРДМа, остановившись в пятидесяти метрах от чадящего на обочине дороги корпуса противотанковой установки, и направились к командиру взвода и экипажу, которые

поднялись с земли, увидев нас. Мишкин и его солдаты стояли передо мной, как военнопленные: без ремней, головных уборов и без оружия. Решив ещё раньше про себя, что не буду ругать командира взвода за происшедшее, хотя это была его прямая вина – бесконтрольность, я всё-таки начал «закипать».

- Мишкин, что вы такие расхлюстанные перед командиром батареи стоите? Где ваше оружие?

- В машине…. Выхватить не успели, - еле слышно прошептал офицер и стал смотреть в сторону.

Все мои благие намерения сдержаться мигом улетучились. Никогда не лежало у меня сердце к командиру третьего взвода. Как бестолковый и безалаберный был – таким он и остался, хотя и провоевал, можно сказать, четыре месяца.

- Это что ж, товарищ старший лейтенант, получается? Вы с командиром машины, побросав оружие, амуницию внутри, ехали на броне, как курорте. Забыв, что кругом противник, что он может выстрелить из-за любого куста. Это вы должны пинать бойцов, чтобы они были всегда начеку, а вы первый и нарушаете, тем самым, подавая пример для своих подчинённых.

Я еле остановился, замолчал, а то если буду продолжать его ругать в этом духе и дальше, то ведь могу не сдержаться и в рожу заехать, так он меня со своим взводом достал.

- Ладно, ругать больше вас не буду – просто бесполезно. Мишкин, сколько ракет взорвалось внутри? – Командир взвода задумался, но потом нерешительно пожал плечами.

- Не знаю, товарищ майор.

Я тяжело вздохнул, подавляя нарастающий гнев: - Как ты был, товарищ старший лейтенант, «пиджаком» так им и остался. Ничему тебя не научили эти четыре месяца войны. Как с тобой разговаривать, просто не знаю?

- Товарищ майор, ну чего вы опять на меня наезжаете? Ну, не считал я, сколько взорвалось ракет, и что из этого?

С досадой махнув рукой, повернулся к командиру машины: - Сколько взорвалось?

Сержант исподлобья взглянул на командира взвода, потом потупил взгляд: - Тринадцать.

- А теперь, Мишкин, послушай, для чего твой сержант, в отличие от тебя считал разрывы ракет. Докладывайте, товарищ сержант.

Командир машины чувствовал себя неуютно, считая что своими разъяснениями ставит в неловкое положение командира взвода и поэтому мялся, но потом пересилил себя и начал рассказывать: - В машине находилось пятнадцать ракет, взорвалось тринадцать. Две ракеты, которые не взорвались, подверглись воздействию высоких температур и, скорее всего, находятся во взведённом состоянии. Значит: транспортировать противотанковую установку нельзя, нельзя и туда лезть. Можно, конечно, кинуть туда гранату, чтобы они сдетонировали, но неизвестно – взорвутся обе или только одна…. – Сержант замолчал и выжидающе поглядел на меня, как бы спрашивая, всё ли сказал или что-то упустил.

Я удовлетворённо мотнул головой и молча показал рукой на сержанта: мол, учись Мишкин, потом отослал солдат подальше, чтобы они не слышали, что буду говорить их командиру.

- Мишкин, ты хоть разговаривай с подчинёнными, общайся больше и чаще с ними и они тебя многому научат. Видишь, как сержант чётко и грамотно всё разложил - учись. Ладно, ругать больше не буду, но я тебя всё равно накажу. Может быть, неправильно поступаю, но я тебя здесь оставляю, вместе с солдатами для охраны противотанковой установки, чтобы никто не полез туда из любопытства и не подорвался. Можно, конечно, было оставить одних солдат для охраны, но останешься и ты. Раз думать не хочешь, значит будем заставлять. Кушать и спальные мешки старшина вам привезёт. А я сейчас поеду к сапёрам и договорюсь, чтобы завтра они разминировали ракеты и мы утащим машину в ремонтную роту для её списания. Сходишь к десантникам и договоришься о взаимодействии.

Приехав в штаб, я доложил командиру полка о происшествии, но командир воспринял моё сообщение спокойно и буднично.

- Копытов, только с сапёрами вы там будьте поосторожнее. Лучше всего взорвать бы её.

Ту же мысль высказал и командир сапёров: - Боря, давай её завтра взорвём к чёрту. Как разминировать твои ракеты после пожара – неизвестно? Завтра возьмёшь Андрюху Южмина, тротила побольше и все проблемы: автоматы перед этим достанем. – На этом и порешили.

В двенадцать часов на следующий день мы были у противотанковой установки. Мишкин с солдатами всю ночь провели у костра и сейчас с красными, но радостными глазами встретили нас. Автоматы они достали ещё вчера: согнули проволоку крючком, осторожно залезли на броню и достали все три автомата, вернее их остатки.

Южмин выгрузил из машины двадцати пяти килограммовый ящик тротила и в сомнении зачесал в затылке: - Чёрт, не знаю, сколько надо для того чтобы её взорвать. Боря, тебе как надо её взорвать?

- Надёжно, Андрей. Надёжно….

Офицер бесшабашно махнул рукой и два солдата сапёрной роты осторожно опустили деревянный ящик во внутрь машины. Я остановил сапёра, который уже собирался поджечь бикфордов шнур: - Андрей, подожди. Ведь сейчас так рванёт, что и десантников может зацепить. Пойдём к ним и скажем, чтобы они попрятались.

Около моста был развёрнут пункт водозабора и его охраняло несколько солдат. Чистая вода плескалась в нескольких больших резервуарах и от них отъехала полностью залитая водовозка. Десантники встретили нас подколками и шуточками: - Ну что, пехота, ковыряетесь там? Кинули бы две туда гранаты и всех делов.

- Да нет, тут надо надёжнее машину «убить». Ты бы, прапорщик, зубы поменьше скалил, а лучше спрятались бы на время взрыва и убрали свои резервуары, а то мы сейчас дырок в них наделаем и резины не хватит, чтобы заклеить. – Но прапорщик, старший водозабора, с презрением отнёсся к нашим предупреждением: типа, нашли чем десантника пугать. Мы пожали плечами и вернулись к останкам противотанковой установки. Развернули машины и отправили их вместе с солдатами метров за триста. Андрей Южмин поджёг бикфордов шнур и мы, обливаясь потом, тяжело побежали вверх по дороге. Длина огнепроводного шнура была рассчитана на то, чтобы мы спокойно добежали до укрытия.

В брошенном окопе, куда ввалились, нас ждали подчинённые Южмина. Отдышавшись, направили бинокли на установку, сиротливо стоящую на обочине дороги. На водозаборном пункте, голые по пояс стояли десантники и, куря сигареты, тоже ожидали зрелища.

- Эх, Андрюха, накроет их, - с досадой произнёс я, а сапёры с тревогой поглядели на десантников.

- Да ну их к чёрту, Борис Геннадьевич, вечно выпендриваются, как будто они только здесь и воюют. Не накроет их, - сапёр хотел сказать это убедительно, но вышло у него всё это неуверенно и напряжение только усилилось. Взрыв грянул, как всегда неожиданно: на месте противотанковой установки внезапно вспух красно-багровый шар, в который мгновенно засосало всю пыль с обочины. Куски металла, большие и маленькие, понеслись в разные

стороны, щедро посыпая землю осколками. Мы мгновенно повернули бинокли в сторону водозаборного пункта и с ужасом увидели, как куски металла дождём падают на ёмкости с водой и насосы, легко пробивая шланги и вспарывая резервуары, которые выпустив воздух резко накренялись на повреждённую сторону и выливали очищенную воду на землю. Десантники, закрыв головы руками, метались в поисках укрытий, падали на землю и неподвижно лежали, пережидая смертоносный дождь. Секунд десять длился этот железный ливень, пока не прекратился. Десантники стали неуверенно подыматься с земли, опасливо косясь в небо, но поняв что всё уже закончилось, начали сначала осматривать друг друга, а потом уже испорченное имущество. Увидев во что превратился водозаборный пункт, из груди десантуры исторгся дикий и возмущённый крик и они дружно, даже забыв оружие, ломанулись в нашу сторону. Зачем они побежали к нам, гадать не приходилось. Мы с Андреем перевели бинокли снова на место взрыва и, убедившись, что от БРДМ остался только днище, а остальное равномерно разлетелось по окрестностям, дали команду заводить машины и грузиться. Сапёры рванули в машину, как будто выполняли норматив, но мы, понимая что десантники здесь будут лишь минуты через две, спокойно подошли к своим машинам и, когда бойцы в тельниках уже были в ста метрах, предвкушая как они расправятся с нами, тронулись с места всё более и более набирая скорость. Вторично возмущённый вопль десантников, который потонул в пыли, мы уже не слышали. Я был спокоен, так как номеров на наших машинах давно не было и найти, если Мишкин не проболтался, будет достаточно сложно.

Командир полка, выслушав мой подробный доклад, жизнерадостно рассмеялся: - Боря, оказывается, чтобы списать противотанковую установку, её не взрывать надо было, а тащить на пункт сбора подбитой техники на станции Червлённая.

- Товарищ полковник, что тащить? Ведь там осталось только днище.

Петров опять рассмеялся и похлопал меня по плечу: - Боря, это твоя проблема – ты её и решай.

Думать и переживать особо не стал: вместе с Женей Ончуковым мы составили акт списания, который спокойно подписал особист. Ночью Мишкин из-под носа десантников сумел украсть днище и вместе с этим актом отвёз его в Червлённую, там тоже никаких проблем со сдачей остатков машины не было и через два дня, я и думать забыл об этой машины.

Пока занимался противотанковой установкой замполит с Карпуком обшарили деревню и в одном из подвалов нашли большое количество картонных упаковок с фисташками, которые он на трёх машинах вывез к нам на блок-пост. Совещались мы недолго и нам не было стыдно за принятое решение: все фисташки отвезти на рынок и сдать торгашам, чтобы более-менее нормально доехать до дома, а ни как нищие ехать.

- Борис Геннадьевич, когда мы загружали машины фисташками, в деревню зашла колонна машин под охраной десантников и прямиком направились к тем трём домам, где были складированы богатые вещи. Мы тихонько подобрались поближе и, не высовываясь по наблюдали: часть десантников заняла оборону, а другие начали быстро грузить вещи на грузовики. Всем распоряжался офицер, звания мы не разглядели, но кажется майор, и с машин все номера были сняты. Вылазить и спрашивать, кто они такие мы не стали - Ну их на хрен. Но операция по изъятию ценностей была проведена на высшем уровне.

Я возмущённо чертыхнулся: - Правильно сделали, что не вылезли из укрытия, а то бы ещё расстреляли, чтобы свидетелей не осталось.

Половину машины с фисташками мы разгрузили у себя: часть отдали солдатам, часть забрали себе, немного раздали друзьям и десять картонных упаковок оставили в НЗ. На следующий день замполит и техник укатили в Грозный на рынок для поиска покупателя на фисташки, а я взял несколько солдат и решил проехаться по дальним улицам деревни, которые вплотную примыкают к зелёнке. В нескольких местах мы останавливались и осматривали дома вызывающие подозрения. Но всё было в порядке: везде видны были следы спешных сборов, в помещениях валялись разбросанные домашние вещи, много мебели и других бытовых приборов вытащено во двор и там брошено – наверно не вместилось в кузове автомобиля беженцев. Прочесав окраинную улицу и не обнаружив следов пребывания боевиков, мы сосредоточились во дворе крайнего дома. Было жарко и очень хотелось пить. Присев в тени на бревно, я послал двоих солдат в дом, чтобы они посмотрели нет ли там чего попить, а сам остался с ещё одним на прикрытии. Боец из новеньких, посидев немного со мной в тени, стал бесцельно бродить по двору, разглядывая разбросанные домашние вещи, а когда он сунулся к холодильнику, брошенному в углу двора я его строгим голосом остановил: - Рыжов, Стой! Чего ты туда лезешь? А вдруг там мина или граната на растяжке?

Разморённый от жары солдат, лениво поглядел на меня и в его взгляде прочитал едва прикрытую усмешку, что меня здорово обозлило.

- Боец, ты тут всего две недели, а строишь из себя бывалого фронтовика. Я себе этого не позволяю, и тебе не позволю. И если ещё раз увижу усмешку в твоих глазах на мои слова или приказы – морду начищу в два счёта. – Я замолчал, было так жарко, что даже ругаться не хотелось. Хотя надо было встать и дать хорошего пендаля под жопу бойцу. Но я лишь продолжал лениво наблюдать за солдатом. Тот немного ещё покрутился около холодильника, не решаясь открыть дверцу на глазах комбата, пошёл вдоль забора к дивану, который стоял в тени дерева. Расстегнув ширинку, с удовольствием помочился на ствол, отошёл от дерева и стал садиться на диван.

- Рыжов, Стой…! Замри! – Я чуть не сорвал голос в крике, заметив что сиденье дивана чуть приподнято над самим основанием. Солдат нелепо замер в раскоряку над диваном, испуганно глядя, как я в несколько прыжков подскочил к нему.

- Ну-ка отойди, - солдат не распрямляясь, сделал несколько неуклюжих шагов вперёд и остановился. Из дома выскочили встревоженные моим воплем солдаты и рассыпались в разные стороны, заняв сразу же оборону: это были мои солдаты – из старых. Махнул им рукой, мол, всё в порядке, встал на колени и попробовал заглянуть в щель между сиденьем дивана и основанием, но там было темно и ничего не было видно.

- Рыжов, притащи какой-нибудь осколок стекла или зеркала.

А через минуту, когда послал солнечный зайчик в темноту, удовлетворённо хмыкнул и дал открытой ладонью сильного леща в лоб Рыжову: - Солдат, с тебя выпивка и закуска. Усмехаешься над комбатом, а комбат тебе жизнь спас. Гляди, - я с силой нагнул голову солдата и посветил вовнутрь дивана. Рыжов посмотрел и ничего непонимающими глазами взглянул на меня.

- Ну, ты и балбес, Рыжов. Сиденье дивана не закрывается, потому что упирается в расчёску. Видал? – Солдат мотнул головой, а я продолжил, - ты садишься на диван, расчёска ломается и крышка с силой опускается на взрыватель мины и твои яйца, весело звеня друг об друга, опережая тебя, летят в небо, ну а ты за ними. Что, не веришь? Смотри.

Ещё раз посветил вовнутрь, а потом осторожно приподнял сиденье – на дне дивана лежала противопехотная мина во взведённом состоянии. Надёжно зафиксировав сиденье, я торжествующе показал на мину, а потом подозвал остальных солдат.

- Что, Рыжов, так кто прав? Убить тебя мина, конечно, не убила бы, но жопу разворотила основательно. Об яйцах уже рассказал. Задницу бы тебе в госпитале склеили, с яйцами посложнее. Ходил бы ты в раскоряку и на тебя показывали пальцем, как на урода и смеялись. Правда, живой, но на хрен кому нужна была такая твоя жизнь. Твои родители и родственники кляли и обвиняли бы министерство обороны в твоём уродстве, меня - твоего командира, а ведь виноват во всём этом ты был бы сам. Вот теперь-то я голову могу дать на отсечение, что и в холодильнике тоже мина или граната - РГДэшка.

Солдат стоял, хлопая глазами: мину он видел и слышал, что я ему говорил, но пока он не воспринимал всё это относительно к себе. Минашкин нашёл в доме длинную бельевую верёвку и осторожно привязал её к ручке холодильника, мы отошли за угол и сильно дёрнули: послышался приглушенный щелчок, а затем сильный взрыв. Открывшиеся нам картина, была вполне обычной для военного времени: полуоторванная дверца держалась на одной петле, упёршись другим концом в землю. Сам холодильник сильно изуродованный взрывом, потерял свою первоначальную форму и пучился рваными краями металлической обшивки.

- Рыжов, извини, но я ошибся: не РГДэшка там была, а Ф-1. – Я шутливо развёл руками, но тут же ожесточился, - безмозглая скотина, ты понимаешь, что я тебе спас жизнь сейчас два раза. До тебя хоть сейчас дошло, что ты на войне, а не в казарме?

Что либо говорить или спрашивать Рыжова, дальше было бесполезно: солдат, тупо уставившись в развороченное нутро холодильника, усиленно потел, потом бледнел, а после этого его опять бросало в жар и краску. Наверняка, перед его внутренним взором проскакивали мгновенные картины одна страшнее другой и он со стороны видел свой изуродованный труп рядом с холодильником с оторванными руками и разорванным животом, или рядом с диваном с развороченной задницей и захлёбывающим криком от боли.

- Большаков, Минашкин, ведите его к машине, а я с диваном разберусь. – Дождавшись, когда солдаты залезут на БРДМ, я огляделся, вытащил гранату и, выдернув кольцо, бросил во внутрь дивана, а сам резво метнулся за угол дома. Прогремел взрыв, отбарабанили по земле остатки дивана и снова установилась тишина. Залез на машину и устало скомандовал водителю – Вперёд! Но как только мы заехали за угол, показная усталость мигом слетела, я остановил БРДМ.

- Степанов, Рыжов, отъезжаете на пару кварталов и замрите. Минашкин, Большаков за мной

– сейчас посмотрим, кто прибежит на взрывы. Степанов, если в течении тридцати минут стрельбы не будет, возвращайся сюда, за нами.

Мы спрыгнули с машины и она, взревев мотором, укатила в глубину деревни, а я с солдатами, пригнувшись, дворами вернулся к злополучному дому и выбрал удачную позицию, с которой хорошо проглядывался двор дома и подходы к нему. Но пролежали в засаде мы безрезультатно: видать, мины были поставлены давно и на взрыв никто не явился.

Через тридцать минут приехал за нами БРДМ и мы поехали через центр деревни на свой блок-пост и тут налетели на нескольких чеченцев, которые суетились вокруг синего фургона во дворе одного из домов. Увидев нас, они застыли на месте, испуганно наблюдая за нашими действиями.

Большаков, Минашкин и я мгновенно перебрались на противоположную сторону машины и залегли там, направив автоматы на чеченцев. Большаков развернулся и стал наблюдать за противоположной стороной улицы, готовый немедленно открыть огонь и прикрыть с тыла. Рыжов в это время в растерянности метался по верху машины, а Степанов, который по моему приказу внезапно остановил машину, теперь задрав голову из люка орал мне: - Товарищ майор, а мне что делать? А мне…?

- Рыжов, сюда – сука, не мельтеши, - солдат, услышав голос командира, сразу же с ориентировался и скатился к нам, - Степанов, не дёргайся, если стрельба начнётся – врубаешь скорость и мы уходим.

Увидев наши приготовления к бою, чеченцы дружно вздёрнули руки вверх и закричали что они мирные. Да и мы сами уже разглядели, что они выгружали из фургона домашние вещи и носили их в дом. Мы опять расселись поудобнее на броне и я взмахом руки подозвал к себе одного из них, но автоматы всё равно держали наготове.

- Кто такие? Откуда и как сюда попали? – Я спрыгнул на землю и стал разглядывать стоящего передо мной чеченца. Лет ему было сорок восемь – пятьдесят, невысокого роста, хорошо одетый, держался с достоинством - судя по всему, был старшим. И не ошибся.

- Глава администрации селения Лаха-Варанды, - представился он и назвал себя – Рамзан, - фамилию не расслышал. С ним его односельчане, которые приехали на машине из одноимённого населённого пункта в горах, где находятся остальные жители деревни. Приехали,

чтобы посмотреть, что стало с деревней и подготовить дома к приёму остальных жителей, которые прибудут через несколько дней.

- Как сюда попали? – Это меня сейчас более всего интересовало. Неужели, они проехали через мой блок-пост и их пропустили без моего разрешения? Но всё оказалось проще: они проехали через Чишки и их пропустили там.

Тут меня чёрт дёрнул за язык и я в свою очередь представился комендантом деревни.

- Так, Рамзан, через два часа у меня на блок-посту и там порешаем остальные вопросы, - я забрался на машину и не заезжая к себе, помчался в штаб полка.

- Товарищ полковник, - обратился к командиру, только что вылезшему из резинового

резервуара, где он спасался от жары, - жители деревни начинают возвращаться домой, так я что думаю: с вашего согласия назначу себя комендантом деревни. С главой администрации уже познакомился и приказал ему с докладом явиться ко мне на блок-пост. Мне ведь всё равно придётся контактировать с ними, так лучше, если буду диктовать свои условия с позиции силы и власти. Как вы на это смотрите?

Петров весело рассмеялся: - Боря, ну тебе и неймётся всё время. Вечно что-нибудь придумаешь. Вот на хрена тебе это надо? Но, впрочем, ладно, валяй, но будь осторожен – не дай себя обмануть.

Моё сообщение о назначении меня комендантом Лаха-Варанды не встретило энтузиазма у моих подчинённых: - На фига это нам надо, товарищ майор? Мы сами по себе живём, и они пусть живут сами по себе.

Но я уже загорелся этой идеей и всё больше и больше находил доводов в пользу моего решения: - Ребята, нам всё равно придётся с ними решать разные вопросы, так лучше решать с позиции силы с нашей стороны, а также будем навязывать им свою волю. Пусть этот Рамзан приходит каждое утро и докладывает обо всём, что у него произойдёт в деревне, пусть он сам наводит там порядок от моего имени и чтоб он знал, что будет нести ответственность передо мной за всё, что там произойдёт. Ведь наверняка будут сношения боевиков и жителей деревни: ту ведь сторону, где зелёнка вплотную подходит к деревне мы всё равно не контролируем, вот пусть он вместе с жителями и дёргаются: не допускают туда боевиков, или по крайней мере сводят контакты с ними к минимуму. Короче, ребята, мыслей у меня по этому поводу дополна и думаю, что я правильное решение принял. И ещё вот что, кормить нас стали хреновато: так, я деревню данью обложу – пусть они нас кормят.

Мои офицеры только головами закрутили: - Потравят они нас, товарищ майор. – Но я уже не обращал внимания на их сомнения.

В семнадцать часов на окраине деревни замаячил Рамзан, я уже предупредил всех солдат, чтобы они не дай бог не открыли стрельбу по нему и взмахом руки подозвал его к посту. Провёл к своему салону, где уже были собраны почти все солдаты: - Представляю вам старейшину деревни Лаха-Варанды. Он имеет право один пройти ко мне для доклада в любое время дня, больше никто. – После этого сообщения распустил солдат и посадил главу администрации напротив себя.

- Рассказывай, Рамзан, про деревню, про себя и про то, как ты видишь наше с тобой сотрудничество.

Я внимательно, не перебивая, в течение получаса слушал чеченца, и не пожалел.

Вот что он рассказал вкратце. До конца восьмидесятых годов все жители деревни проживали в населённом пункте Лаха-Варанды далеко в горах. Но случилось сильное землетрясение, которое разрушило деревню и правительство Советского Союза выделило деньги для строительства нового населённого пункта на равнине. Все желающие воспользовались случаем и в течение трёх лет был отстроено новое поселение (Теперь понятно, почему селения нет на карте). Когда Дудаев пришёл к власти, то деньги, которые выделялись для строительства оставшихся домов, были спокойно положены дудаевцами к себе в карман, из-за чего население Лаха-Варанды не поддержали новые власти и всегда были в оппозиции к режиму. Сам Рамзан

пользовался большим уважением среди односельчан за деловую хватку, за ум и справедливость. Совершил два раза хадж в Мекку и имел очень влиятельных родственников в Иордании, приближённых к королевскому дому. Поэтому жители предложили Рамзану стать главой администрации, справедливо считая, что боевики вынуждены будут по этим причинам закрывать глаза на независимую позицию деревни. Так оно и произошло. При приближении боевых действий к деревне жители решили переждать опасное время в горах, а когда узнали, что федеральные войска миновали Варанды, то послали нескольких мужчин для разведки.

- Так что, товарищ майор, вкратце такова история, но я хочу рассказать и неприятные для вас вещи. Деревня полностью ограблена, - я переглянулся с офицерами, которые сидели вокруг и тоже слушали рассказ. Рамзан внимательно посмотрел на нас и продолжил, - когда мы в спешке покидали деревню, то самые дорогие вещи снесли в три дома, которые расположены на дальней окраине деревни, считая, что туда мародёры просто не доберутся. Но когда мы сегодня зашли в эти дома, то они оказались практически пустыми.

- Товарищ майор, хочу вам открыть ещё один небольшой секрет. Перед уходом в горы мы в мечеть на самый верх принесли воды, продуктов и оставили там четырнадцатилетнего пацана с биноклем, для наблюдения за деревней…., - Рамзан замолчал и со значением посмотрел на нас. Чтобы как то скрыть краску смущения, мне пришлось повернуться к бачку с водой и сделать вид, что я пью воду, потом повернулся к нему и в упор спросил его.

- Рамзан, что ты этим хочешь сказать? – Старейшина думал, что мы заюлим от его полупрямых намёков и начнём оправдываться, но не увидев того чего ждал, сам заюлил, боясь прямым заявлением обвинить и обидеть меня.

- Да нет, я ничего такого не хочу сказать, тем более обвинить вас, товарищ майор, но всё-таки факт пропажи вещей имеет место и это сделали военнослужащие федеральных сил. И вы, как комендант, несёте определённую долю ответственности за это, тем более, что у моего парня записаны все номера машин.

- Рамзан, у нас с тобой впереди ещё много дней, когда придётся решать много хитрых, возможно неприятных вопросов и общих проблем. А мне совсем не нравиться, что наше сотрудничество начинается с «непоняток». Я не собираюсь от тебя скрывать, да ещё и оправдываться перед тобой в том, что мои подчинённые тоже ездили в деревню и тоже забирали оттуда продукты, посуду и постельное бельё. Это во-первых.

Во-вторых: я сейчас поеду и арестую твоего, как ты говоришь, пацана. Арестую его на том основании, что он вёл разведку за нашими подразделениями и передам его в особый отдел – пусть они с ним там плотненько пообщаются. Думаю, что это будет и для тебя не совсем приятное воспоминание от общения с карательными органами.

Ну а в-третьих: не тебе, мой дорогой, определять степень моей ответственности.

- Товарищ майор, товарищ майор…, - Рамзан протестующе замахал руками, - ваших машин в том списке нет, а если вы, то есть ваши солдаты взяли посуду, постельное бельё и продукты из домов, то мы не в обиде. Мы понимаем, что солдатам это необходимо в быту каждый день. Так что пользуйтесь всем этим на здоровье и не обижайтесь если я что-то не так сказал.

Я сделал задумчивое лицо: - Ну, если наших машин нет, то тогда сами решайте, что делать с остальными номерами. Хочу даже больше сказать: мы знали про эти три дома, но никому об этом не говорили, чтобы не возникало никаких соблазнов. И ещё: за кустами стоит грузовая машина ГАЗ-53. Мои офицеры её отремонтировали, домашние вещи, которые были в кузове, аккуратно выгрузили, а машину несколько раз использовали для подвоза воды.

Рамзан на минуту задумался: - Хм…, у нас в деревне ни у кого не было ГАЗ-53, может, пойдёмте посмотрим.

Чеченец несколько раз обошёл вокруг машины, заглянул в кузов и разворошил домашние вещи, потом уверенно заявил: - Нет, это не наша машина.

- Ну, вот видишь, Рамзан, вполне возможно к грабежу приложили руку и твои земляки с других деревень, но ты с ними разбирайся сам. Машину я тебе отдаю, вместе с аккумулятором и заправленную бензином, так сказать - жест доброй воли. А завтра в восемь часов утра, приведёшь всех остальных к блок-посту, я хочу тоже с ними познакомиться.

Вечером Рамзан пришёл с водителем голубого фургона и они, загрузив домашние вещи, уехали в деревню.

В восемь часов утра семь чеченцев стояли в пятидесяти метрах от блок-поста, а сзади них виднелся голубой фургон.

- Рамзан, я ведь приказал построить только людей, машину я уже видел, - пошутил я, но увидев мрачное лицо старейшины спросил, - Что случилось?

- Борис Геннадьевич, из Алхазурово лесом пришёл знакомый и сообщил моему односельчанину, что вчера от бомбы полностью погибла его семья. Как раз водителя фургона. У меня к вам просьба - договоритесь с начальником блок-поста у Алхазурово, чтобы его с машиной пропустили туда.

- Почему именно с машиной?

- По нашим законам надо хоронить до захода солнца. Если ехать, через Старые Атаги, потом по трассе Грозный – Баку и в горы то получается крюк в сто пятьдесят километров, да ещё проверки на блок-постах сколько времени отнимут – не успеет. А через Алхазурово он через час будет на месте.

Я задумался: связываться с этим делом мне очень не хотелось, не хотелось ехать на блок-пост 166 бригады и договариваться о пропуске машины. Не исключал и того, что чеченцы, вполне

возможно, использовали меня втёмную в своей игре и мне это тоже очень не нравилось.

Подумав немного в таком духе, подошёл к водителю, который вчера угонял машину от нас и Рамзан представил его: имя не запомнил, только фамилию – Музаев. Водитель был внешне спокоен, но вчера когда я его видел и сегодня, это были два разных человека. Его лицо и так худое, за ночь осунулось ещё больше, красные глаза лихорадочно блестели, а руки жили отдельной своей беспокойной жизнью: то и дело застёгивали и расстёгивали пуговицы на рубашке, непрерывно поправляли брючной ремень или вздымались к голове и теребили волосы. По моей команде он открыл фургон и я, убедившись, что там ничего нет, тщательно осмотрел в угрюмом молчании и всю машину. Ничего не обнаружив, повернулся к Музаеву.

- Как это произошло?

Чеченец поднял руку к горлу и силой помял его, как будто хотел размять и прочистить, несколько раз хрипло кашлянул и отвернул лицо в сторону, но я успел увидеть скатившиеся слёзы из глаз. Я не торопил, а справившись с собой, он хриплым голосом рассказал.

- Вчера днём, над деревней пролетел один единственный ваш самолёт и скинул всего одну только бомбу, которая попала в дом моего брата. Там жила и моя семья, которую я завтра хотел перевезти сюда. Полностью погибла семья брата, брат, моя жена и пятеро моих детей. Пришёл из Алхазурово знакомый, рассказал, что никто не может собраться с духом, чтобы собрать всё что осталось от моих. Просят, чтобы я сам пришёл и соскрёб их со стен. – Музаев стиснул зубы и со свистом втянул в себя воздух. – Помогите, товарищ майор, я сейчас бы собрал останки, к вечеру вернулся обратно и похоронил их на кладбище.

Я тяжело вздохнул. Придётся помочь: - Ладно, поехали. Только сразу же хочу предупредить: попробую договориться, но если начальник поста упрётся, то давить на него не стану. Всё-таки он офицер другой части.

Мой БРДМ, сзади голубой фургон через полчаса подъехали к блок-посту 166 бригады, который расположился в пятистах метрах от окраины Алхазурово и перекрывал дорогу. Представившись старшему лейтенанту комендантом соседней деревни, в нескольких словах объяснил ситуацию и попросил пропустить машину через его пост. Начальник поста внимательно посмотрел на меня, потом на стоявших в отдалении Рамзана и Музаева.

- Нет, пропускать никого не буду.

Сделал ещё одну попытку нажать на старлея, и добился лишь частичного решения вопроса: он согласен пропустить чеченца одного, но без машины. На большее он не шёл. Пожав плечами, я отошёл к чеченцам.

- Начальник поста согласен пропустить, но без машины, - Музаев сверкнул глазами, а Рамзан возмущённо всплеснул руками.

- Борис Геннадьевич, я пойду поговорю с ним тоже, - Рамзан решительно направился к старшему поста и, возбуждённо размахивая руками, начал его уговаривать. Некоторое время я наблюдал за ними, потом повернулся к Музаеву.

- Когда похоронишь, наверно, в лес уйдёшь – мстить?

Чеченец тяжело вздохнул и с тоской произнёс: - А что мне остаётся делать?

Через пять минут вернулся Рамзан и сокрушённо развёл руками: - Только пешком, машину не пропускает.

- Ладно, - Музаев принял решение, - я пойду так. В деревне возьму машину и к вечеру вернусь обратно. Ты, Рамзан, машину отгони и могилы подготовь. Спасибо командир, что не отказался мне помочь, - Музаев повернулся и подошёл к старшему лейтенанту. Я знаком остановил Рамзана, а сам поспешно подошёл к офицеру и чеченцу, чтобы если у Музаева сейчас сдадут нервы не допустить конфликта.

- Сынок, - чеченец вперил взгляд в офицера, - многое хочется тебе сказать, но ты не поймёшь сейчас…. Может быть, поймёшь, когда будешь постарше. Скажу только одно – не дай бог тебе такого горя, как у меня. – Музаев махнул рукой и повернулся ко мне.

- Спасибо, товарищ майор, вас и ваших я не трону, - он развернулся и понуро побрёл в сторону деревни. Дождавшись, когда он скроется среди домов, мы развернули машины и поехали в сторону Лаха-Варанды.

В штабе, куда я приехал после того, как расстался с Рамзаном, царило оживление: из Екатеринбурга позвонили и сказали, что через два дня вылетает борт с заменой для офицеров и прапорщиков полка – всего около ста восьмидесяти человек. Все бегали и суетились, подписывали акты списания и другие необходимые документы для передачи подразделений. На всё это я смотрел спокойно и слегка свысока, так как уже знал что заменщика мне не нашли и когда найдут тоже неизвестно. Прокрутившись целый день в штабе и в подразделениях обеспечения, я совершенно забыл про Музаева и вспомнил только когда возвращался к себе после совещания, увидев на кладбище напротив мечети, толпу чеченцев человек в сорок, которые опускали в могилу останки семьи Музаева, сам он стоял среди громко причитающих женщин и, комкая в руках фуражку, смотрел на то, что осталось от близких. Услышав звук двигателя, все обернулись и стали недобрыми глазами смотреть на меня, сидящего на броне БРДМа. Женщины прекратили причитать и тоже уставились на меня мокрыми и дикими глазами. Если бы взгляды могли убивать или зажигать, то я бы не проехал живым и десяти метров, а так словно плыл по воздуху, не чувствуя под собой машину, под этими ненавидящими взглядами, которые буквально пронзали меня и только скрывшись за деревьями смог перевести дыхание.

Только успел задремать, как меня разбудили. Перед кунгом стояли неразлучные особисты Саня и Костя, а на дороге виднелось БМП, на котором они приехали.

- Здорово…

- Здорово… Блин, не могли что ли попозже приехать. А то опять до ночи хрен заснёшь. У меня уже хронический недосып, - недовольно пробурчал я, вяло здороваясь с неожиданными гостями - Чего приехали?

- Боря, на пенсии отоспишься…., - весело и в лад заржали особисты.

- Ага, до пенсии дожить ещё надо. Ладно, пенсия неизбежна, как крах империализма. Пошли, налью, наверно за этим ко мне заехали?

Особисты довольно заулыбались и с готовностью присели за стол, а когда выпили и слегка закусили, Саня ткнул пальцем в стоявшее наверху дороги БМП: - И выпить заехали и дело сделать надо. Видишь, душара связанный на БМП?

К БМП я не приглядывался и только сейчас обратил внимание на действительно связанного человека на боевой машине пехоты, да ещё с грязным мешком на голове.

- Взяли душару… И он среди боевиков имеет некий вес и авторитет. Но его отряд находится в натянутых отношениях с другим, соседним отрядом и мы хотим спровоцировать между ними разборки. Если повезёт, то пусть и постреляют друг в друга. И нам нужна твоя помощь, – Саня замолчал и многозначительно посмотрел на кружку.

- Чем смогу – тем помогу. А что надо? – Плеснул понемножку водки по кружкам. Выпили и особисты вывалили на меня свой план.

- Грохнуть надо духа. Тело потом подкинем на территорию того отряда и пусть они думают на своих недругов и разбираются между собой…. Вот такой план.

- Ну, так грохните…. Какие проблемы? – Я неожиданно для себя вскипел и в сильном раздражении заявил, - а если вы хотите, чтобы это я сделал – то пошли вы на х….. Я вам что – палач? Каратель? Я нормальный офицер. В бою кого угодно завалю и спать спокойно буду… Но пленного… Извините…, Не по адресу…. Выпили… и выметайтесь….

- Боря…, Боря…, ты чего раздухарился? – Вразнобой начали успокаивать меня особисты, - да мы сами его грохнем. Нам другое от тебя нужно…

- Чего надо? – Всё ещё агрессивно вызверился на Саню с Костей. А те уже сами разливали водку по кружкам.

Выпили, немного успокоился и примиряющее буркнул: - Ну…?

- Нужен твой трофейный автомат, - проговорил Саня и оба особиста выжидающе уставились на меня.

- Не понял…, - теперь я требовательно смотрел на них.

- Ну, чего тут непонятно? У нас автоматы 5.45 калибра, а у боевиков 7.62. Вот и нужен твой трофейный автомат для достоверности. Грохнем его из 7.62 и будет понятно, что грохнули его не федералы, а кто то из своих. Вот пусть и разбираются….

- Это понятно. Непонятно другое – А чего вы ко мне приехали? У меня ведь в батарее автомата 7.62 нет.

- Да ладно тебе….. Знаем, заныкал ты автоматик. Давай его сюда, стрельнем духа и отдадим обратно. Свои люди, так что не ссы… всё будет путём.

- Ага, пацана нашли. Свои люди. Это вы здесь, за столом – Свои…, - я сильно застучал указательным пальцем по столу, - А в отчётик занесёте, что командир противотанковой батареи, майор Копытов, поимел после Чечни левый ствол. И номерочек туда припишете. Знаю я вас. Нету у меня автомата.

- Боря, Боря, ну чего ты в бутылку лезешь? Ну, есть у тебя автомат. Ну, есть…. Не мог ты не заныкать себе….

- Да…, - с апломбом заявил сидевшим напротив меня сослуживцам, - пистолет бы не пропустил и постарался увезти в Екатеринбург. А вот автомат… Возни…, только с ним и риска много при вывозе будет.

- А автомат немецкий…? МП-40…, который «шмайсером» в народе называется? – Хитро прищурился на меня Саня.

- А что автомат? Тут всё законно и с разрешения командира полка. Тем более, что этим делом ваш предшественник занимался.

Та ещё история была в апреле, когда стояли под Новыми Атагами. Совершенно случайно я узнал, что в одном из отрядов боевиков, воюющем против нашего полка, есть немецкий автомат, да и с кучей патронов. И душара, такой же повёрнутый как и я, чуть ли не в немецкой форме ходит. Узнав это, сразу же нашёл полкового особиста и уточнил – Может ли он, на следующей своей встрече с хитрыми человечками с той стороны, прозондировать почву о покупке или обмене на что-либо автомата с патронами?

Через три дня особист проинформировал: - Есть, согласны, но всё это стоит «столько то» денег. И что ты с ним тут будешь делать?

- Постреляю, повыделываюсь, пофоткаюсь… Потом видно будет. Может, рассверлю ствол, чтоб претензий ко мне не было и увезу в Екатеринбург…

Сумма денежных знаков впрочем хоть и приличная, но крутануться можно было, хотя особист сразу предупредил – Только через командира полка.

Командир не заморачивался, дипломатично не задал вопрос – Откуда я достану такую сумму денег? И дал «Добро», но с условием, что автомат я потом сдам на трофейный склад в РАВ и дам ему пострелять.

Деньги не проблема. Технику батареи поставил задачу и он через два дня, при сопровождении колонны в Грозный слил с пары БРДМов бензин, продал и привёз деньги, которые я передал особисту. А тут отпуск домой, а когда вернулся в полк, то сразу ринулся с особисту.

- Купил…, купил… Иди на склад РАВ. Туда его сдал.

На складе, среди зелёных ящиков торчал прапорщик Шарков: - Знаю… знаю… Предупредили про тебя. Получай, только он что-то на «шмайсер» плохо похож, - он захлопал крышками ящиков и из одного достал автомат, который оказался вполне приличной самоделкой чеченского автомата «Борз».

- Не…, забирай Толик. Мне он не нужен, мне немецкий нужен, - я разочаровано отдал обратно оружие. Так и не получилось тогда. (уже после Чечни, месяца через два по телевидению показывали сюжет разгрома как раз того отряда и на переднем плане трофеев красовался «мой автомат»)

….Саня с Костей требовательно продолжали смотреть на меня, а я их продолжал разочаровывать и убеждал, что автомата у меня нет.

- Боря, ну есть у тебя автомат. У него ещё по прикладу идёт такая характерная и длинная царапина, - Костя изобразил на прикладе своего автомата мифическую царапину, а я весело рассмеялся.

- Вот кто вам про эту царапину рассказал – у него и ищите.

Особисты уехали ни с чем, а я задумался над тем – Кто на меня такой поклёп сделал? К вечеру вычислил «стукача» и довольно жёстко поговорил с ним, а тот долго и нудно просил прощение, пытаясь оправдаться тем, что особисты его плотно взяли за жопу и пришлось выдать такую фантазийную информацию….

Вечером с докладом пришёл Рамзан: - Борис Геннадьевич, в деревню вместе с Музаевым приехало около ста человек, а основная масса жителей прибывает завтра к обеду. Это те, кто могут самостоятельно прибыть. Кто победнее, тех будем за счёт деревни перевозить и здесь нужна ваша помощь. Машины у нас есть, но вот с бензином проблемы. Нельзя ли через вас как-нибудь решить этот вопрос.

- Я завтра попытаюсь порешать этот вопрос, но мне интересно знать каким маршрутом прибудут жители и сколько их прибудет. Да, и сколько нужно бензина, чтобы перевезти остальных людей?

- Нам на первый день нужно литров сто двадцать, а потом каждый день на нужды деревни по сорок литров. А приезжать люди будут со стороны Чишков. Есть договорённость о пропуске завтра до полутора тысяч человек. Да, кстати, хозяина машины, которую вы передали нам, мы вычислили. Музаев, когда сегодня был в Алхазурово, уже задал ему неприятные вопросы, почему его машина оказалась в нашей деревне, нагруженной чужими вещами.

- Слушай, Рамзан, раз о Музаеве разговор зашёл, он свою месть на моих ребят не перенесёт? В лес ведь он однозначно уйдёт.

Рамзан пододвинулся ко мне: - Борис Геннадьевич, с Музаевым я разговаривал и не только я. Он сказал, что вреда своим уходом для деревни не принесёт. И уйдёт в отряд, который действует в другом районе. В принципе, наверно, для вас не секрет что боевики вычисляют всеми способами фамилии и адреса лётчиков. Платят любые деньги за любую информацию про них и больше всех их ненавидят.

Мы помолчали, а потом я спросил: - Ну, а к нам как вы относитесь? Тоже, наверно, ненавидите?

Рамзан помолчал, посмотрел на меня и на весело суетящихся в отдалении замполита и техника. Они полчаса тому назад приехали из Грозного и привезли солидную сумму денег за сданные фисташки, а тут узнали, что послезавтра им приходит замена.

- Борис Геннадьевич, ведь эти летуны летят на очень большой высоте и кидают оттуда бомбы, ничем не рискуя, их ведь невозможно достать. Вот и с семьёй Музаева: если бы самолёт прилетел и отбомбился по деревне, даже если бы много было жертв среди селян, совершенно по-другому мирные жители всё это бы восприняли. А так пролетел мимо и бросил одну бомбу: так походя... У нас это ни у кого в голове не укладывается. Никто не может понять, зачем было на мирную деревню одну бомбу кидать? Ну а вы то что вы? Вы также как и боевики рискуете, можно сказать, воюете по-честному: или они вас, или вы их. Поэтому к вам и нормальное отношение.

- Вот заодно, хочу вас спросить, Борис Геннадьевич: вон те три солдата они срочники или контрактники, очень уж они старые? – Рамзан кивнул головой на контрактников первого и третьего взводов, которые о чём-то толковали с Карпуком.

Я весело рассмеялся: - Да ты что, Рамзан – это ведь срочники. Я контрактников сам не люблю, а эти с сельской местности: кто шесть классов, кто семь классов школы закончил и работать пошли. Согласно закона таких в армию берут, когда они вечернюю школу закончат или когда им стукнет двадцать семь лет. Вот они у меня и из этих – двоечников. А что, какие-то проблемы? - Опять рассмеялся, надеясь на то, что сумел убедительно соврать.

- Да теперь проблемы нет, раз это не контрактники. Вот их то ненавидят даже больше, чем лётчиков. Вы кадровые по приказу сюда приехали воевать, а они за это деньги получают, то есть приехали наживаться на чужом горе. – Рамзан в возмущении даже плюнул на землю, потом спокойнее продолжил, - это хорошо, что не контрактники, а то ведь их бы постарались убить.

- Ладно, Рамзан, давай по делу поговорим. Раз у тебя основная часть жителей прибывает, то давай завтра же, в шестнадцать часов проведём митинг у школы, где ты меня представишь и я доведу свои требования, чтобы потом у нас не было друг к другу претензий. – Порешав ещё несколько насущных вопросов, мы разошлись.

Кирьянов и Карпук на вырученные деньги купили немного выпивки, достаточное количество колбасы, сыра, кофе и других продуктов. Степанов сгонял на второй блок-пост, привёз командиров второго и третьего взводов. Через полчаса мы старым составом сели за стол, новеньких приглашать не стали и пусть не обижаются: это был наш коллектив, который сложился за эти пять месяцев, а их коллектив пусть складывает новый комбат.

К обеду следующего дня в деревне закипела жизнь. А проехавшись на БРДМе по улицам Лаха-Варанды, я увидел десятки грузовых и легковых машин, множество тележек, в которые были запряжены даже коровы, откуда выгружались домашние вещи и утварь. Всё это активно заносилось в дома и складировалось во дворах. Всюду, где бы не проезжал, видел обращённые на меня любопытные взгляды, как будто я был представителем совершенно другой цивилизации, а не их соотечественник. Хотя было и достаточно много весьма недружелюбных, злобных взглядов, которыми провожали проезжающую машину. Когда вернулся на блок-пост, то из-за заборов окраинных огородов стали частенько доноситься крики «Аллах Акбар», что здорово нервировало моих солдат, особенно старослужащих: так как мы знали - что обычно после этого выкрика следовал выстрел. Но останавливало солдат от ответных действий то, что голоса были детские.

В течение часа я продумывал своё поведение на митинге и свои требования, прекрасно понимая, что только жёсткими требованиями на этом этапе смогу держать обстановку под своим контролем. Теперь то я начинал понимать немецкого обер-лейтенанта, который с десятью солдатами стоял гарнизоном в русской деревне: угрозами и страхом немедленного возмездия, только так можно управлять в военное время людьми.

Перед выездом на митинг опять собрал всех офицеров: - Так ребята, сейчас мы проводим очень важное мероприятие. Батарее боевая готовность «Полная» - все на позициях пока не вернусь с митинга. Обстановка в деревне неясная, многие взбудоражены гибелью семьи своего односельчанина. Все кто оставлял вещи, подсчитывают убытки от мародёрства. Вполне возможно, боевики из Алхазурово тоже знают о митинге и постараются настроить жителей против нас, чтобы организовать как минимум провокацию, а может быть они в этот момент постараются ударить по обоим блок-постам, поэтому всем «ушки на макушке». От того сумеем ли мы навязать свою волю деревне или нет, будет зависеть дальнейшая жизнь батареи на этих позициях. Если не сумеем, то в батарее будут раненые и что самое худшее убитые.

- Алексей Иванович, Игорь едете со мной. БРДМ поставите на улице, я уже место присмотрел, оттуда хорошо простреливается вся площадь перед школой, где будет митинг. Я с себя сниму всё оружия, оставлю только «свою» гранату и ракетницу. Если со мной что случиться – бейте всех подряд и уходите. Всё ребята, через пять минут я выезжаю, остальные по местам.

Я вызвал к себе экипаж противотанковой установки, которая смотрела своими ракетами на деревню.

- Вам особая роль отводится, особенно тебе товарищ сержант, - обратился к командиру машины, - сейчас занимаете места в машине и ждётё красную ракету.

Достал из-за голенища сапога ракетницу и показал подчинённым: - Как только увидите ракету в воздухе, ты сержант делаешь пуск вон по тому сараю на возвышенности. – Я показал в бинокль сарай на склоне горы, - я тебе не приказываю, а прошу – смотри, не проворонь ракету и попади в сарай. От этого будет многое зависеть.

- Товарищ майор, не беспокойтесь – всё будет нормально.

Перед школой, куда мы приехали, бурлила огромная толпа: - Борис Геннадьевич, какие полторы тысячи? Да здесь три тысячи человек. – Ужаснулся Кирьянов, когда мы приехала и я показал место, куда он должен был поставить машину.

- Ну что ж, вечно мне достаётся самое трудное, - я поглядел действительно на очень большую толпу людей в ста метрах от нас.

- Алексей Иванович, я пошёл, - под взглядами умолкнувшей и глядевшей на нас толпы демонстративно снял с себя автомат, подсумки с гранатами и патронами. Одну гранату сунул в карман, спрыгнул с машины и решительным шагом направился к собравшимся. При моём подходе толпа слегка раздалась и оттуда выскочил взмокший и разгорячённый Рамзан. Он что-то повелительно крикнул, толпа раздалась ещё больше в стороны, освобождая проход к высокому крыльцу школы, где в креслах невозмутимо сидели, покойно положив руки на посохи, пять благообразных и представительных стариков в высоких каракулевых папахах.

- Борис Геннадьевич, это наши самые уважаемые люди деревни и я сейчас вас представлю им. – Рамзан начал, говоря по чеченски, представлять меня старикам, которые с достоинством протягивали и пожимали руку, внимательно оглядывая меня. Закончив процедуру представления, Рамзан указал мне на свободное кресло и предложил сесть рядом со стариками.

- Рамзан, садиться не буду: не тот возраст, чтобы сидеть рядом с уважаемыми людьми. Если все собрались, то давай начнём.

Глава администрации готовно кивнул головой: - Борис Геннадьевич, вы только не обращайте внимания на то, что я сейчас буду говорить с жителями на чеченском языке: я им объясню о целях и задачах федеральных войск, представлю вас и в нескольких словах расскажу о ваших требованиях, которые мы обсуждали с вами, а потом предоставлю слово вам.

Я кивнул головой, соглашаясь с этим сценарием, и Рамзан начал говорить. Неясный гул, который шёл от толпы во время знакомства со старейшинами, сразу же смолк и толпа, придвинувшись ближе к крыльцу, стала внимательно слушать своего представителя. По мере того, как Рамзан говорил, в гуще людей сначала возник шёпот, шелест голосов, который всё более и более стал возрастать, превратившись в грозный гул, и Рамзану пришлось напрячь свой голос, чтобы перекричать возникшее возмущение. Если присутствующие мужчины лишь сдержано обменивались впечатлениями и подчёркнуто держали нейтралитет, то женщины что-то визгливо кричали по чеченски и решительно проталкивались вперёд, вскоре заполонив всё пространство перед крыльцом, оттеснив в сторону мужчин. Теперь между мной и разъярёнными женщинами стоял только Рамзан, красный от гнева он продолжал кричать, пытаясь усмирить этих фурий, но постепенно под натиском женщин он отступал вверх ко мне.

Со стороны, может быть, я казался внешне спокойным, внимательно поглядывающим на происходящее, но внутри меня шла лихорадочная работа мысли в поисках выхода из создавшегося положения. Не было сомнения, что данную ситуацию спровоцировали подговоренные, может быть подкупленные боевиками жители деревни, негативно настроенные к русским. И если сейчас решительно не прекратить истерию среди женщин, то мне живым не выбраться с митинга. Острой жалостью промелькнула мысль о сданном в марте на склад пистолете: сейчас его можно было бы выхватить из кобуры и разрядить обойму в воздух, тем самым охладить пыл этих дьяволиц. Можно конечно запустить вверх красную ракету, но я её хотел использовать для других целей. Ещё раз оглядел колыхающее море голов, кинул взгляд на свой БРДМ, где суетился Карпук, а Кирьянов нагнулся в люк и что-то туда кричал. Потом он с Карпуком мигом перебрались за башню, которая быстро крутанулась в сторону толпы, пулемёты немного приподнялись вверх и воздух расколола оглушающая очередь из КПВТ. Толпа как бы присела в испуге и смолкла, над площадью повисла тяжёлая тишина, а женщины сразу же отхлынули от крыльца. Головы всех, как по команде повернулись в сторону БРДМа. Кирьянов и Карпук поднялись из-за башни и, демонстративно поправляя автоматы, снова уселись перед башней, как бы говоря, что стрельбы больше не будет.

Незаметно переведя дух, я повернулся к Рамзану, который уже стоял за спинами стариков, спокойно наблюдавших за происходящим.

- Рамзан, из-за чего такой шум?

Глава администрации, успокаивающе махнул мне рукой и в течение двадцати секунд быстро переговорил со стариками, потом подошёл ко мне.

- Люди возмущены тем, что они ограблены. У многих дома вычищены подчистую и им даже не на чем приготовить пищу. Возмущены, что к этому во многом причастны федеральные войска. Ну, а вы представитель этих федеральных сил, вот они и высказывали своё возмущение в ваш адрес.

- Ничего себе, высказали возмущение: ещё немного и нас с тобой бы растерзали. Давай объявляй, что слово предоставляется коменданту.

Рамзан вышел вперёд и по чеченски хрипло прокричал несколько слов, одно из которых было «комендант».

Сделав пару шагов вперёд, встал на край крыльца и обвёл сотни и сотни обращённых ко мне лиц. Толпа была спокойна, как будто и не было моря страстей пару минут назад. Женщины прятали свои лица и глаза под платками, опасливо косясь и оборачиваясь в сторону БРДМа, а мужчины смотрели прямо на меня, не скрывая, в основном, своих недружелюбных взглядов. Правильно говорят – «Чеченцы понимают только сильного» - вот с позиции сильного и буду с ними разговаривать.

- Я назначен к вам комендантом, но это не значит, что я теперь буду решать ваши проблемы: искать пропавших коров, разбираться с водой, доставкой продуктов, заниматься больными, мирить поссорившихся. Для этого у вас есть глава администрации и уважаемые жители деревни,

- плавным движением показал рукой на Рамзана и стариков, - У меня и у моего подразделения, которое находится у входа в деревню и вон там в лесу, другая задача. Я отвечаю за безопасность передвижения подразделений федеральных сил в районе: от перекрёстка дорог Старые Атаги – Алхазурово и до туберкулёзного диспансера. В этот район входит и Лаха-Варанды.

- Я знаю, что в трёх километрах отсюда в Алхазурово стоит отряд боевиков в двести человек, вон там на горе, - показал рукой на вершину горы, - позиции боевиков, которые наши подразделения пока не могут взять, но всё равно возьмут. Добьём артиллерией и возьмём. Пионерский лагерь, рядом с деревней тоже контролируется боевиками: у меня просто сейчас нет сил его зачистить. Но я чётко вижу, что по моим солдатам стреляют именно из пионерского лагеря, а не из деревни. В противном случаи, тогда бы я с вами разговаривал совершенно по другому. Я знаю, что сегодня ночью из Алхазурово в деревню приходили боевики и склоняли вас на провокацию во время проведения митинга, даже знаю к кому приходили, - последние слова кинул в толпу наобум, лишь только предполагая, замолчал и повернулся к Рамзану. Но тот только развёл руками: типа, а что я могу с этим поделать.

- Ладно, на первый раз прощаю это, но предупреждаю, если контакты будут продолжаться – эти люди будут арестованы и переданы в особые отделы, а там разговор короткий. Я не собираюсь патрулировать окраинные улицы около леса или устраивать там засады. Если вы хотите жить в мире со мной, то сами договаривайтесь с боевиками, чтобы они не совали свой нос на мою территорию. У вас в деревне достаточно мужчин, чтобы они там стояли и не пускали их деревню. Но сразу хочу сказать и жестоко предупредить: если в моём районе будет даже небольшое нападение на моих солдат, на проходящие машины, не дай бог, кто-то будет ранен или ещё хуже убит, то деревня будет наказана. У меня в подразделении сто тридцать пять ракет и после каждого нападения я буду расстреливать ваши дома. У нас в библии тоже написано – «Око за око. Зуб за зуб». Так что не обессудьте. А теперь посмотрите, видите тот сарай на горке, - я достал из-за голенища сапога ракетницу и решительным жестом ткнул ею на присмотренный мною заранее сарай, - вот посмотрите, что с ним сейчас произойдёт.

Поднял вверх ракетницу и запустил в чистое и жаркое небо красную ракету, моля бога, чтобы экипаж противотанковой установки не спал. Но нет, прошло пятнадцать томительных секунд, со стороны блок-поста послышался звук выстрела, а ещё через пару секунд ракета появилась над деревней и стремительной тенью пронеслась несколько в стороне от толпы. Многие её увидели и закричали, тыча пальцами в небо и провожая её взглядами. На какое-то мгновение я пожалел, что сейчас нет свидетелей этого выстрела с полка, которые бы сотворили ещё одну легенду о противотанковой батарее. Ракета пронеслась над деревней и воткнулась в гнилые и дряхлые стены сарая, легко проломила их и ярко-красной вспышкой взорвалась внутри. От взрыва стены и крыша одновременно полетели в разные стороны, уже в полёте разламываясь на более мелкие куски и отдельные доски, поражая и ломая молодые деревца, росшие вокруг сарая. Через несколько секунд, когда рассеялся дым, взглядам толпы предстали жалкие остатки былого сооружения. Это был красивый и впечатляющий взрыв. Ошеломлённые результатами взрыва, люди повернули ко мне лица и глазах их я увидел растерянность.

- Это произойдёт с любым вашим домом, после каждого нападения боевиков в моём районе. Я думаю, хорошо и наглядно вам продемонстрировал, что будет. Следующее: в деревне вводим комендантский час – после двадцати часов вечера и до восьми часов утра из деревни никто не имеет право выходить. Это распространяется и на улицу, по которой проходит дорога. Внутри деревни перемещения не запрещаю. Если кто-то этот приказ нарушит и будет задержан вне деревни, с тем я поступлю по законам военного времени – расстрел на месте, как пособника боевиков. – При последних моих словах в толпе опять возник неясный гул и движение, вперёд выскочила растрёпанная в гневе женщина и визгливо, на хорошем русском языке закричала.

- Какой комендантский час? Какие двадцать часов? Да вы нас ограбили, во всей деревне вряд ли найдёте хотя одни часы. Вы мародёры и Аллах вас всех накажет…, - она что-то ещё кричала, пытаясь возбудить толпу, но по знаку Рамзана из толпы выскочил её муж и ещё несколько женщин, которые быстро утащили истеричку обратно в гущу людей. Дождавшись, когда восстановиться порядок, я продолжил: - Насчёт мародёрства и воровства, это не ко мне. Мы с вашим главой администрации этот вопрос обсуждали и он прекрасно знает, кто на самом деле воровал. А комендантский час будет: нравиться кому это или нет, но раз у вас часов нет, то в двадцать часов вечера дежурный солдат будет из пулемёта давать очередь из трассирующих пуль над деревней. Поверьте, вы её все услышите и увидите, в восемь часов утра то же самое – конец комендантского часа.

- Борис Геннадьевич, - зашептал мне в затылок Рамзан, - народ спрашивает, скот ведь надо в шесть часов выгонять на пастбище.

- Хорошо, конец комендантского часа в шесть часов утра, но каждый раз пастух прогоняет стадо по пустырю мимо блок-поста. В дальнейшем я сам буду указывать каждый раз, где ему стадо прогонять, - на лице у Рамзана появилось лёгкое удивление, но он промолчал.

- Насчёт мародёрства, здесь я постараюсь вас защитить. Но для этого вы должны все выезды из деревни, кроме одного – у мечети, закрыть баррикадами, лучше всего, конечно, бетонными блоками. У оставшегося свободного выхода установить постоянное дежурство пять – десять мужчин. На ночь этот выход закрывать баррикадой. Если появились мародёры, немедленно гонца ко мне, а я с ними сам разберусь. Ещё один момент, кормить нас стали хуже, поэтому деревня должна ежедневно выделять определённое количество продуктов на моё подразделение: это в основном зелень, мясо, молоко и другое. С Рамзаном я это ещё обсужу более подробно. Не бойтесь, мы вас не объедим. И последнее. Я понимаю что жизнь – есть жизнь: каждый день она преподносит сюрпризы и проблемы, и если они у кого-то внезапно возникнут, то не надо сразу же бросаться ко мне: все решения вопросов через главу администрации, а он мне доложит. В свою очередь хочу заверить, что если у меня будет возможность решить ваши проблемы – я их решу. Если вопросов больше нет – митинг закончен.

Толпа возбуждённо загудела, обмениваясь впечатлениями, и стала расползаться в стороны и исчезать в глубине улиц. Я повернулся к стариками и стал с ними прощаться.

- Борис Геннадьевич, старики говорят, что ты им понравился. У тебя честное, открытое лицо и хорошо держался. – Я молча усмехнулся, приложил руку к головному убору и направился к БРДМу.

- Ну, ты комбат и взвалил на свою шею ярмо, на хрен тебе это нужно? – Встретили меня неодобрительно товарищи.

- Алексей Иванович, Игорь это нужно. Кормить стали хреново, причём как-то резко сразу стало плохо с кормёжкой. А так хоть с питанием батареи налажу дела. И всё-таки думаю, что налаживая контакты с деревней, навязывая свою волю, я поступаю правильно. Хоть какую-то информацию с деревни буду иметь. Другое дело, если бы мы просто встали и зажал блок-постами деревню: информации из деревни никакой и что они там делают и думают - неизвестно. Ладно, разберёмся.

Вечером, в 20 часов я вышел на дорогу и дал длинную очередь из пулемёта трассирующими пулями над деревней – начало комендантского часа. Вернулся обратно к салону, а через полчаса до нас донеслись звуки боя со стороны блок-поста на окраине Алхазурово. С наблюдательного пункта в бинокль попытался что-нибудь разглядеть, но мешала зелёнка. Понаблюдав минут десять, приказал усилить наблюдение и спустился обратно к салону. Минут через десять от наблюдательного пункта прибежал солдат: - Товарищ майор, на опушке зелёнки замечен неизвестный, скрытно пробирается в сторону Лаха-Варанды.

Через тридцать секунд я уже рассматривал в бинокль неизвестного, который действительно крался среди кустарника в сторону деревни, но оружия при нём рассмотреть из-за большого расстояния не смог. Постепенно звуки боя стихли. Лишь изредка доносились одиночные выстрелы.

- Берём, Алексей Иванович, - убрав бинокль от глаз, принял я решение, - Пойдёшь…?

Организовав группу прикрытия, я, Кирьянов, Карпук и ещё один солдат, скрытно пробрались на опушку зелёнки и, рассредоточившись, залегли на пути движения неизвестного.

Три минуты ожидания, зашелестели кусты и прямо на меня выскочил пацан. Лет четырнадцати.

- Стой! Руки вверх! – Неизвестный мгновенно метнулся в сторону и наткнулся на Карпука, который сильным пинком послал его ко мне. От мощного удара пацан упал на колени передо мной, потом быстро вскочил, но увидев вокруг себя русских, замер, держа руки над головой, в левой руке у него была пластмассовая бутылка наполненная прозрачной жидкостью.

- Кто такой и откуда идёшь?

Пацан, дрожа телом, испуганными глазами смотрел на меня и молчал, видимо не понимая, о чём его спрашивают. Я повторил вопрос, но уже в угрожающей форме.

Судорожно сглотнув, он хрипло ответил: - Из Алхазурово.

- Что там за стрельба и какое отношение ты к ней имеешь?

- Я уже шёл сюда, когда там началась стрельба и я ничего не знаю.

Хотя какие могут быть у подростка документы, но на всякий случай спросил: - Документы есть?

Пацан кивнул головой и глазами показал на карман рубашки. Я достал оттуда паспорт и прочитал имя - Юсуп, но ещё больше удивился, прочитав, что ему двадцать один год. Я внимательно посмотрел на фотографию и сверил с лицом стоявшего: сомнений нет – одно и тоже лицо.

- На те, посмотрите и удивитесь. – Сунул паспорт замполиту и технику. Услышав их удивлённые возгласы, я забрал обратно паспорт и задал ещё несколько вопросов, на которые он не смог ответить.

- Хорошо. - Хотя ничего хорошего или проясняющего услышал не смог. – Куда идёшь?

- В деревню. Я тут проживаю…..

- Слушай, Юсуп, я сейчас открою паспорт на той странице, где прописка и если ты прописан в другом населённом пункте, просто расстреляю тебя на месте. – Я звонко щёлкнул паспортом по ладони, - так что, колись сразу, пока не поздно.

У Юсупа дрогнуло лицо и из руки на землю выпала бутылка, а я медленно открыл паспорт и на странице прописки прочитал – Лаха–Варанды.

- Ну, что ж, тут ты не соврал, но тебе всё равно не повезло. Ты являешься нарушителем комендантского часа и я должен тебя расстрелять. Что ты на это скажешь?

Лицо парня покрыла испарина и он побледнел. Что-то хотел сказать, но кроме хриплого писка изо рта ничего не вылетело.

- Ну, что ж ты так: неприлично ведь так пугаться – тебе же 21 год. А вот ответь на контрольный вопрос – кто в деревне глава администрации?

Юсуп судорожно сглотнул и тихим голосом произнёс: - Мой дядя.

- Как твой дядя? – Удивился я. – А как его зовут?

- Рамзан.

Переглянувшись с товарищами, мгновенно озвучил другое решение: - Ну, тогда тебе повезло. Рамзана я уважаю и расстреливать тебе не буду – а отпущу. Но в следующий раз не попадайся – расстреляем.

Дождавшись, когда Юсуп скрылся за домами деревни, мы направились к себе.

- Борис Геннадьевич, что, действительно, расстреляли если бы он не оказался родственником Рамзана? – Задумчиво спросил Карпук.

- Да нет, Игорь, что я похож на карателя? Задержал бы его, а завтра отдал его особистам – пусть бы покрутили его.

...Утром в шесть утра прогремела очередь – конец комендантского часа, а в восемь у блок-поста стоял с докладом Рамзан.

- Борис Геннадьевич, у нас в деревне всё нормально, но я сразу же хочу извиниться за моего племянника за то, что он отказался подчиниться и сбежал от вас.

- Рамзан, не понял?

Чеченец, услышав в моём голосе удивление, смешанное с негодованием, смутился: - Ну, вчера вечером он ко мне пришёл и расхвастался, что попал к вам в засаду, ловко вырвался, послал на три буквы и сбежал.

Я расхохотался: - Рамзан, да он чуть не обделался от испуга. До того испугался, что слово произнести не мог. Да, если бы он вовремя не сказал, что ты его дядя, так бы и валялся сейчас с прострелянной башкой в кустах. Пригонишь его сегодня ко мне, я с ним воспитательную работу проведу.

Теперь давай обсудим, сколько деревня и каких продуктов будет мне выделять. Я тут прикинул на бумажке, что мне в сутки на батарею нужно: два ведра молока, помидор – 30 килограмм, зелёного лука – 5 кг, редиски, чеснока, лука репчатого – 5 кг. Мяса килограмм десять. Так как я известный человек и хлебосольный хозяин, то мне нужно в день 4 бутылки водки. Пока, в принципе, всё, но список ещё не окончательный, - увидев кислое лицо главы администрации, я рассмеялся. – Что-то тебе, Рамзан, мой список не нравится.

- Борис Геннадьевич, мы и так пострадавшие, а вы нас таким оброком обложили, - попытался выкрутится Рамзан, - а водка, я ведь дважды хадж совершал и мне грешно с ней связываться.

- Рамзан, я бы на твоём месте не упирался, тебе ведь ещё не раз придётся ко мне обратиться. Тогда тоже могу уйти в сторону и ты останешься со своими проблемами один на один, а ведь я мог и большие требования выставить.

Рамзан помялся, сделал попытку поспорить, но всё-таки согласился и понуро ушёл в деревню, а через десять минут прибежал обратно и возбуждённый стал тянуть меня за руку: - Борис Геннадьевич, дети играли и нашли заминированное место. Борис Геннадьевич, помогите – разминируйте, иначе кто-нибудь подорвётся.

Я озадаченно почесал затылок: - Рамзан, я как сглазил: только тебя укорил и ты через десять минут прибежал за помощью. Что за мина и где?

- Около мечети дети играли и нашли в водостоке под дорогой мину. Я заглянул туда, а там что-то длинное и круглое лежит – явно ваша, выставил охрану и никого не подпускаем.

- А с чего ты взял, что это мина, может быть, кусок трубы валяется?

- Нет, это точно мина.

Я опять почесал затылок: - Да я, Рамзан, вообще-то не сапёр. Даже не знаю…, ну ладно, поехали посмотрим всё таки.

Мы заскочили на БРДМ и помчались к мечети, где уже собирался народ. Слезли с машины и Рамзан издалека показал рукой на водосток под дорогой, который был единственным не забаррикадированным выходом из деревни. Осторожно подошёл, нагнулся и заглянул в тёмное, пахнувшего сыростью, отверстие водостока. Приглядевшись к полумраку, я увидел лежащий длинный предмет, но разглядеть толком его не смог, чуть отодвинувшись в сторону, чтобы больше света упало вовнутрь, ещё раз заглянул и уже сумел разглядеть контейнер от противотанковой ракеты, но целый он или использованный разглядеть всё равно не мог, но по крайней мере крышка контейнера с этой стороны была закрыта. Я поднялся из канавы и перешёл на другую сторону дороги и снова поглядел в бетонный водосток. Теперь ясно разглядел контейнер: и с этой стороны крышка контейнера была тоже закрыта. Он лежал, наверно, уже несколько дней, так как был слегка покрыт пылью. Никаких проводов идущих к контейнеру ни с этой стороны, ни с той не заметил.

Я выпрямился и подозвал рукой к себе замполита с техником, которые тоже приехали со мной. Сделал озабоченное лицо и стал деланно размахивать руками, как будто что-то бурно обсуждал со своими подчинёнными, а сам их инструктировал.

- Алексей Иванович, Игорь, там контейнер с противотанковой ракетой лежит, вроде целый и ничего к ней не подсоединено, но вы сейчас перед чеченцами разыгрываете «драму», что якобы там стоит очень сложный и мощный фугас и Борис Геннадьевич очень сейчас рискует, самостоятельно разминируя фугас.

Кирьянов и Карпук, зная что за нами наблюдают, чуть заметно ухмыльнулись: - Борис Геннадьевич, мы сейчас такую комедию сыграем, что они вас до вашей замены одними деликатесами кормить будут.

- Смотрите, только не переиграйте.

Я на виду жителей деревни с озабоченным видом, сделал несколько кругов вокруг водостока, приседая и заглядывая в зияющую темноту, сокрушённо покачивая головой и почёсывая затылок. Затем поднял взгляд к небу, картинно перекрестился и лёг у края водостока, запустив руку в темноту. Ощупал руками контейнер и убедился, что с этой стороны никаких проводков нет, не было их и с той стороны. Осталось самое опасное: затаив дыхание, напрягся и с усилием потянул контейнер на себя. Протащив его сантиметров тридцать по трубе к себе, я окончательно убедился, что контейнер с противотанковой ракетой внутри никакой опасности не представляет. Медленно поднялся с земли и вытер пот со лба, а услышав обрывок объяснения замполита, ухмыльнулся.

- ….тот кто ставил мину не рассчитал, что когда она рванёт, то не только военные пострадают, но от взрыва наполовину разрушит мечеть с одной стороны, а с другой вон тот дом,

поэтому оттуда надо эвакуировать жителей.

Уже спокойно лёг на землю и запустил руку к контейнеру, отщёлкнул предохранительную крышку для соединения контейнера с противотанковой установки и замер, изображая вид, что провожу разминирование фугаса. Через пятнадцать минут решительно поднялся, отряхнул форму от пыли и подошёл к Рамзану, а из-за заборов в это время, на приличном расстоянии, выглядывало как минимум голов двести.

- Рамзан, ну вам и повезло. Я еле сумел отсоединить радиовзрыватель от мины. Не знаю, на кого они ставили фугас, но войска-то по этому мостику, ведь, не ездят. Ну, взорвали бы боевики, когда русские проезжали бы мимо, ну скинуло бы кого-нибудь с брони, поломали бы солдаты рёбра, ноги, но не убило бы. Зато взрывная волна пошла бы по бетонному водостоку в обе стороны. С той стороны мечеть к чёрту бы полетела, а с той вон тому дому и тому амбец пришёл бы…, – я поворачивался и показывал руками: то на мечеть, то на дома и «вешал лапшу» главе администрации, а тот послушно поворачивался за моей рукой и потемневшими глазами смотрел то на мечеть, то на дома и всё больше мрачнел.

- Вот к чему может привести бестолковое и безмозглое сотрудничество с боевиками, - подвёл я итог моей «беседы», но это уже адресовал и подошедшему хозяину дома, который якобы должен был пострадать от взрыва. Тот тоже помрачнел и что-то быстро и решительно проговорил Рамзану: как я понял, с кем-то он хотел разобраться. Пока я разговаривал, Игорь вытащил контейнер, загрузил его на БРДМ и мы укатили в штаб полка, где передали особистам ракету. А в это время подошла колонна с заменщиками и в штабе начался бедлам: сначала все здоровались, обнимались, когда встречались со знакомыми, потом всю эту толпу построили и начали разбираться - кто взамен кого приехал.

Знакомых офицеров и прапорщиков было не так уж много: вместо Будулаева командиром первого батальона приехал майор Тищенко. Несмотря на то, что, несколько лет тому назад оба мы бегали капитанами и поддерживали дружеские отношения, поздоровался он со мной холодно и как-то свысока. Славка Упоров приехал командиром ремонтной роты, но он остался принимать роту в старом лагере, подполковник Андреев заменял командира третьего батальона. Но пообщаться с ним толком не пришлось, его сразу же утащили к командиру полка, было ещё несколько знакомых офицеров, но основная масса прибывших офицеров была с Еланского и Чебаркульского гарнизонов.

Кирьянов и Карпук вскоре привели ко мне своих заменщиков, а также замену для старшины. Мне они сразу не понравились. Я до того привык к своим подчинённым, к Мишкину и Пономарёву, что если бы мне пришли даже отличные офицеры – то и они мне, наверняка бы, не понравились.

Новый замполит – лейтенант двухгодичник, «живого» солдата, наверно, никогда не видел, а тут полуобстрелянные бойцы, которые уже считают себя бывалыми фронтовиками. Техник – прапорщик, зовут Анатолий, в глазах неуверенность и тоска. Старшина мужчина в возрасте, но какой-то мягковатый с виду и больно уж домашнего вида. Но подчинённых, как и начальников не выбирают. Вздохнув, махнул рукой на БРДМ и, разместившись на броне, двинулись к себе. Мы отъехали от поворота дороги, скрывшего штаб, метров на триста как нас обстрелял пулемётчик боевиков, который расположился, по всей видимости, ниже позиций седьмой роты и теперь мог обстреливать этот участок дороги. Длинная очередь сильно стеганула обочину дороги, подняв приличные облачка пыли, а ещё несколько пуль ударило в корму БРДМ, обиженно взвизгнув. Все пригнулись, а Степанов по моей команде выжал из двигателя максимум и через несколько секунд нас скрыл от пулемётчика край скалы. Поглядывая назад, я увидел, что этот небольшой боевой эпизод, оказал сильное впечатление на прибывших. В расположении блок-поста меня уже ожидали Рамзан и его племянник, который держал в руках большой казан, а в ногах у них стояло несколько картонных ящиков.

После того, как представил прибывших замполита и прапорщиков личному составу своего блок-поста, я подозвал Рамзана и Юсупа к своему салону. Обрадовавшись, что наконец-то и до них дошла очередь, Рамзан начал выкладывать на стол из картонных ящиков водку, зелень, овощи, сушёное, копчёное мясо и другие продукты.

- Борис Геннадьевич, это вам от деревни за то, что вы, рискуя жизнью, разминировали мину, - он отодвинул продукты немного в сторону и поставил на стол казан, - а это вам от моего племянника. Вы как-то рассказывали, что вам нравиться наше чеченское блюдо – мясная шурпа. Так это приготовил племянник, в знак извинения перед вами. – Юсуп с готовностью заулыбался и как китайский болванчик закивал головой.

Я засмеялся и, как бы призывая в свидетели собравшихся вокруг нас офицеров, прапорщиков, обвёл руками стол: - Рамзан, и ты так дёшево ценишь мою жизнь? У меня ведь шансы были – 50 на 50. Взорвусь или не взорвусь, а деревня мне прислала четыре бутылки водки и несколько килограмм мяса. Ведь, немецкий комендант не пошёл бы разминировать фугас, а русский офицер перекрестился и полез рисковать своей жизнью ради мечети и двух домов. Рамзан, я разочарован. Мне вот не нужно от вас за это ни денег, ни золота: мне нужно только чтобы вы правильно оценили этот мой поступок и соответственно относились к моему подразделению, помогали мне в поддержании порядка в моём районе. Вот это-то ясно?

Я молчал, выдерживая паузу и глядя на смутившегося чеченца, который наверняка ожидал от меня слова благодарности за принесённую водку и продукты. Помолчав немного, сменил тон: - Ну, ладно, Рамзан, что ты голову опустил? Это я так сказал тебе, к слову: особо не бери в голову, но слова мои передай односельчанам, а вот твой племянник так просто не отделается. У меня сегодня хорошее настроение, поэтому сделаю вид, что не обиделся, но ты Юсуп, две недели будешь готовить шурпу и каждое утро, в восемь часов, будешь мне её приносить. Понял? Хотя, надо бы тебя отдать в особый отдел, но ладно. Живи.

С Рамзаном обсудили ещё пару вопросов, а Алексей Иванович с Игорем в это время принесёнными продуктами накрыли стол, выставили солдатские кружки и пригласили меня и главу администрации садиться. Как всегда Рамзан отказался, ссылаясь что он правоверный мусульманин и совершил два раза хадж. Окинув критическим взглядом заставленный закусками стол, он удалился с племянником в деревню. А я пригласил вновь прибывших за стол, чтобы их накормить с дороги и поближе познакомиться.

После того как немного выпили и, выслушав каждого – кто он, с какой должности, где служил, я в свою очередь довёл сложившуюся обстановку вокруг полка и батареи, задачи подразделений, рассказал немного о личном составе. Что они из себя представляют, проанализировал ошибки, которые совершили уже новые командиры взводов, естественно, более подробно рассказал об их обязанностях и моих требованиях к ним. Через полчаса такого общения перед блок-постом опять замаячил Рамзан, вместе с ним к столу подошёл четырнадцатилетний мальчишка, который нёс объёмную картонную коробку.

- Что случилось, Рамзан? Мы вроде бы с тобой обсудили все вопросы?

- Борис Геннадьевич, я частенько наблюдаю, как у вас проходит застолье и как вы угощаете гостей из побитых и помятых кружек. Поэтому примите от деревни подарок. По знаку главы администрации мальчишка поставил коробку на скамейку и стал её распаковывать. Он доставал из ящика завёрнутые в бумагу предметы, разворачивал и ставил перед нами на стол хрустальную посуду, причём, это был набор на десять человек. Тонкостенные, высокие бокалы, рюмки, хрустальные фужеры, салатницы, стаканы и всё это красивым узором богато облито толстым слоем позолоты и теперь вся эта красота стояла на столе, стреляя в разные стороны острыми, тонкими, разноцветными лучиками. Я брал каждый предмет набора и с восхищением разглядывал каждую деталь, то отдаляя от себя, то приближая к себе любуясь игрой разноцветных искорок на хрустальных гранях. Закончив рассматривать, завернул рюмку в бумагу и отдал её старейшине.

- Рамзан, спасибо, но этот подарок принять не могу.

У главы администрации полезли брови вверх от удивления: - Почему, Борис Геннадьевич?

- Это очень богатый подарок, тем более, что мы его быстро разгрохаем. Не могу, Рамзан, пойми меня правильно.

- Борис Геннадьевич, разобьёте – ещё один принесём, но мне тоже неудобно, когда я вижу как вы, наш комендант, своих гостей угощаете из ржавых солдатских кружек. Жители деревни от чистого сердца вам дарят, а вы отказываетесь, - чеченец замолчал и остановил мальчишку, который уже стал заворачивать в бумагу посуду.

- Лукавишь, Рамзан, наверняка сервиз этот из твоего дома, а не подарок деревни. А мне, честно говорю, жалко этот хрусталь – ведь разобьём. Лучше ты его забери обратно.

Рамзан обиделся: - Борис Геннадьевич, назад его не понесу: не берёте – значит, я его сейчас тут же сам и разобью, но не понесу. – Он схватил небольшую салатницу и запустил её на дорогу. Красиво сверкая в лучах солнца, она пролетела по воздуху и разбилась об асфальт, раскинув в стороны фейерверк играющих, разноцветных брызг. Рамзан схватил следующий предмет, но я его cпешно остановил: - Всё, всё хорош…. Раз такое дело пошло, чёрт с ним, с сервизом – оставляй.

Конечно, первый же бокал мы разбили сразу же, как ушёл глава администрации. Разбил его новый старшина: - Всё старшина, теперь будешь пить только из кружки.

Мы выпили ещё немного и я отправил всех передавать должности заменщикам. Игорь взял свою тетрадь, где у него было записано всё, что касалось техники и вооружения, акты передачи и начал лазить с новым техником по машинам, проверяя наличие имущества. Пономарёв минут десять показывал акты списания батарейного имущества, а когда новый старшина с изумлением констатировал, что документально в батареи имущества нет, а Пономарёв подвёл его к двум УРАЛам и, театрально откинув полога брезентов, изумил его ещё больше - кузова под завязку были набиты имуществом, которое прапорщик скрупулёзно подбирал и собирал на старых позициях брошенное пехотой. Вообще, справедливости ради нужно отметить, что Пономарёв здорово вырос в своей должности и последние два месяца у меня практически не было к нему каких-либо серьёзных замечаний.

Новый старшина в растерянности подошёл ко мне и начал что-то мямлить, но я его прервал: - Иван Фёдорович, акты списания имущества есть? Есть. Всё что списано в наличии? В наличии. Солдаты спят в палатках, голые не ходят, маскировочные сети, которые тоже списаны, стоят и лежат на своих местах, цистерны под воду на месте. Да ещё имущества в кузовах машин на пару батарей, так что смело подписывай акты приёма должности.

Новый старшина всё равно нерешительно мялся и не решался поставить свою подпись на актах, но услышав последний мой аргумент, что я, командир батареи, не уезжаю завтра, а остаюсь с ним служить дальше – решился подписать передаточные документы.

Через десять минут я уехал с Карпуком и новым техником во второй и третий взвода, для проверки техники. Пока техники лазили по машинам, я с Коровиным через кусты выбрались на замаскированную позицию наблюдателей. Видать, мы всё-таки выдали чем-то своё прибытие,

только присели к солдатам, как по кустам веером прошли пули, резкими щелчками о ветки наполнив пространство вокруг нас. Стреляли с нескольких малокалиберных винтовок и засечь позиции стрелков было невозможно. Пригнувшись ещё ниже, мы затаились на несколько минут и переждали ещё один шквал пуль, но уже в нескольких метрах справа.

- Вот так собаки и стреляют временами, а откуда стреляют засечь не можем, - шёпотом доложили наблюдатели, - мы уже верёвки протянули и время от времени шевелим кусты в стороне, провоцируем на стрельбу – всё равно засечь не можем, слишком тихий выстрел. Но их разговоры слышим постоянно, жалко по чеченски разговаривают – ничего не понять.

Остаток дня и вечера я, Алексей Иванович и Игорь просидели за столом – мы прощались. Водку даже и не трогали, полтора часа пили чай, а потом перешли в специально оборудованное нами место: типа курилки, но там мы сидели только тогда, когда ели реквизированные фисташки. Из трёх машин, которые мы вывезли, себе оставили половину машины и теперь все, как только выпадала свободная минута ели фисташки. Такая прилипчивая зараза, что остановиться было трудно: мы их назвали – чеченские семечки. Причём, офицеры и прапорщики ели только в одном месте: мы проводили эксперимент – какой слой шелухи получиться когда мы съедим все фисташки. Вот тут мы и сидели, щёлкая фисташки, разговаривали, старательно избегая темы завтрашнего отъезда.

Ночь прошла спокойно: Игорь и Алексей Иванович отнесли своё последнее дежурство со своими заменщиками, всю ночь вдалбливая им, как надо себя поставить в коллективе батареи. Утром, когда мы привели себя в порядок и со второго блок-поста приехали Коровин и Мишкин, я усадил всех за стол и завтрак прошёл, несмотря на предстоящую разлуку, весело и непринуждённо. Я тоже смеялся, подымал тосты, желал им хорошего возвращения домой и маялся, не подавая виду. Смотрел на своих товарищей, смотрел на их заменщиков и понимал, что я не смогу сидеть вот так за столом с новыми моими подчиненными - не смогу: они были для меня чужими. Ни что не связывало меня с ними – ни общая радость, ни общие беды и неудачи, через которые нам пришлось пройти в эти месяцы.

В штабе, куда мы приехали, всё кипело. Сюда собрались все кто мог покинуть позиции и сейчас толпа офицеров и прапорщиков колыхалась на пятачке перед зданием. Строевая часть вынесла столы на улицу и заканчивала выдавать документы отъезжающим. Командир полка стоял у столов в окружении замов – старых и новых, отдавая последние распоряжения. Самое интересное, что вчера заменщики приехали в полк без нового командира полка. Полковник Матвеев по неизвестной причине остался в Моздоке и Петров принял решение оставить полк на нового зама по боевой подготовке подполковника Есаулова, а сам со всеми ехать в Моздок, выловить там полковника Матвеева и подписать акт передачи полка.

Когда я заходил через ворота, навстречу мне попался прапорщик Линник, который бежал к стоящему недалеко КАМАЗу.

- Сергей ты куда? Я ведь попрощаться с тобой хочу.

Линник приостановился и торопливо кивнул на штаб: - Боря, проходи туда, а через сорок минут я вернусь. Только вот хлеб в третий батальон в последний раз отвезу, - Сергей махнул рукой и пошёл к машине. Замполит, техник, командиры взводов и старшина пошли к столам строевиков получать проездные документы, а я стал прощаться с уезжающими товарищами. Все были весёлые, возбуждённые, переступившими грань, за которой война для них закончилась, а мы оставались. Я прощался с ними и завидовал, мне тоже хотелось ехать с ними и через сутки оказаться дома, но я оставался и самое хреновое, что даже и предположить не мог, когда уеду отсюда. В округе не могли найти мне заменщика – именно противотанкиста. Он мог прийти и завтра, а мог прийти и через месяц или через полгода. Я пробился к командиру и попрощался с ним: - Копытов, держись тут. Как только приеду в Екатеринбург так сразу же начну теребить командование, чтобы тебя и остальных заменить. Так что не переживай, ты не один в таком положении. Бородуле и Князеву тоже замена не пришла.

Колесов стоя рядом, облокотившись на костыль, засмеялся: - Боря, смотри: вон старлей с первого батальона хмурый стоит. Ему вчера заменщик пришёл, а ночью новенького тяжело ранили и замена накрылась.

Я отошёл от командира и стал ходить от одной группы отъезжающих к другой, прощаясь с товарищами. Попытался проститься с зампотехом первого батальона, но Владимир Иванович уже ни на что не реагировал, до того он был пьян. Громко окликнул его, но майор лишь вскинул голову, пытаясь через пелену алкогольного опьянения разглядеть, кто с ним разговаривает и тут же бессильно уронил её на грудь.

Прощание затягивалось, все уже давно позакидывали свои вещи в машины, но командир не давал команды на посадку, так как ждали прапорщика Линник. Водитель КАМАЗа, молодой солдат, не знал дороги в третий батальон и Линника послали отвезти хлеб. Но вот за каменным забором наконец то послышался рёв двигателя автомобиля, который быстро приближался к воротам. Это был КАМАЗ с хлебом для третьего батальона. Лобовые стёкла отсутствовали, а кабина со стороны старшего машины была в сплошных пробоинах, самого прапорщика видно не было. Автомобиль остановился и двигатель тут же заглох, а водитель, судорожно сжимая баранку руля, расширенными от пережитого ужаса глазами шарился по обращённым к нему лицам и молчал. Первым среагировал новый начальник медицинской службы полка майор Волощук, он подскочил к двери машины открыл её и резко отодвинулся в сторону, от хлынувшей из кабины крови, так её много было.

Иван Волощук начал вытаскивать тело Линника, которое лежало на полу кабины и одновременно нащупывать пульс: - Живой, носилки давайте сюда.

К машине подскочило ещё несколько человек, помогли осторожно вытащить прапорщика и положить его на носилки. Хоть он и был весь в крови, но когда его проносили мимо меня, то были заметны раны в нескольких местах: в основном живот, правый бок и спина. Санитары занесли раненого в здание полкового мед. пункта и врачи склонились на Сергеем, оказывая ему первую медицинскую помощь.

- Бородуля, срочно вызывай вертолёт и водителя КАМАЗа сюда быстро.

Водителю уже дали глотнуть водки и он несколько пришёл в себя. Более-менее связно начал рассказывать, что произошло. На перекрёстке, где расходилось несколько дорог, Линник, наверно, ошибся и они поехали по дороге, считая что едут в третий батальон, а на самом деле прямиком помчались в населённый пункт Ярышмарды, занятые боевиками. Узкая дорога всё время шла вдоль реки Аргун и развернуться было негде, лишь перед самой деревней небольшой пятачок земли, где было достаточно места для манёвра, что и спасло их от неминуемое смерти. Здесь уже сидели в засаде несколько боевиков, которые и ударили с автоматов, когда КАМАЗ выехал на площадку. Линника срезало практически с первой очереди, а так как стреляли со стороны старшего машины, то все пули ему и достались, невольно прикрыв своим телом водителя.

Солдат не растерялся и сразу же стал разворачиваться, что удалось с первого раза, боевики перенесли огонь на него, но попасть уже не сумели. Прибавив скорости, автомобиль выскочил

из под обстрела, а Линник сполз на пол кабины. Им повезло, что пули боевиков не попали в двигатель и у них был шанс уйти.

Через несколько минут пришёл майор Волощук и доложил командиру, что состояние Линника критическое, и его может спасти только срочная эвакуация: он уже распорядился и раненого сейчас вывозят на вертолётную площадку. Подошедший начальник связи в свою очередь доложил, что вертолёт будет через пятнадцать минут, и только дождавшись, когда улетел вертолёт, полковник Петров дал команду на отправление, но прошло ещё десять минут, в течение которых все рассаживались по машинам, а потом колонна тронулась в сторону Грозного.

Я ещё послонялся по командному пункту, тут же у штаба выпили за здоровье Линника,

вместе с нами выпил и заменщик Сергея: был он очень расстроен и подавлен, как будто чувствовал, что сам погибнет через две недели.

Я вернулся на свой блок-пост и как неприкаянный начал слоняться в тоске по расположению, батарея как будто опустела. Попытался завязать беседу с замполитом, но она быстро угасла. Мне просто не о чем было разговаривать с ним. Парню двадцать два года: ни жизненного опыта, ни военного, ни внешности – худенький, скромный. Разве он может мне заменить Алексей Ивановича. Понаблюдав за техником, вспомнил слова Игоря, который предостерёг меня насчёт нового техника.

- Борис Геннадьевич, боится он, поглядывайте за ним. Вечером, когда мы с ним дежурили, он всё ходил рядом со мной, а потом взял лопату и пошёл копать окоп в зелёнку. Чёрт с ним, пусть бы копал окоп, но он его выкопал бестолково: в середине зелёнки и из него ничего не видно. Честно говоря, и командиры взводов не блистали. Я опять с тоской вспомнил своих уехавших товарищей и совсем впал в тоску. Поэтому остановившуюся колонну БТРов на блок-посту, воспринял как божий дар. Шустро поднялся на дорогу, где стояли пять БТРов с ВВэшниками на броне. Около головной машины стоял здоровенный капитан и ставил задачу своему водителю: - Даю тебе полчаса времени, чтобы ты сменил колесо.

Я подошёл к нему, поздоровался и мы разговорились.

Командир роты, Игорь, совершают марш в Дачу-Борзой. Это населённый пункт рядом с нами, для его зачистки, а потом он становиться там гарнизоном. На БТРе спустило колесо и он решил остановиться на моём блок-посту, чтобы его поменять. Пока мы стояли и разговаривали из деревни показался светло-серый УАЗик, который стремительно мчался к моему блок-посту. Два солдата, стоявшие в голове колонны, вскинули автоматы и стали целиться в приближающийся автомобиль, но я заорал им.

- Бойцы, Стой! Не стреляйте, это ко мне глава администрации едет. – Солдаты обернулись на своего ротного, тот кивнул головой и они опустили оружие. УАЗик был новенький и ещё без номеров, а когда он приблизился, за лобовым стеклом мелькнуло испуганное лицо Рамзана. Он давно хвастал тем, что у него хорошие подвязки в новом правительстве Чечни, в котором ему пообещали выделить легковой автомобиль и даже пистолет, для самообороны. Вот он и ехал ко мне, чтобы похвастать машиной, но увидев ВВэшников, испугался и пролетел мимо не останавливаясь и умчался в сторону Старых Атагов.

- Ты, что с ним контакты поддерживаешь? – С неодобрением в голосе спросил Игорь.

- Игорь, я ведь ещё и комендант деревни: кстати, сам себя назначил. Лучше с ними поддерживать контакты, иметь информацию изнутри и влиять на ситуацию, чем их не иметь.

Я пригласил Игоря, пока меняют колесо посидеть со мной и перекусить, на что он охотно согласился. Но когда он увидел богатую закуску и хрустальные рюмки, облитые позолотой, он одобрительно воскликнул: - Неплохо живёшь, Боря.

Тут я и поделился с ним своим пока ещё небольшим опытом комендантства в деревне и посоветовал ему после зачистки, также назначить себя комендантом Дачу-Борзой.

- Слушай, а ведь это дельная мысль, - задумчиво протянул капитан, а через пять минут доложили о замене колеса и мы тепло распрощавшись, расстались. Ещё через пять минут появился Рамзан, который прятался недалеко и как только ВВэшники уехали приехал ко мне.

- Борис Геннадьевич, это Внутренние войска?

- Да, а что?

- Боюсь я их, да не только я. Они сначала стреляют, а потом думают. А чего они приехали сюда? Зачистку что ли делать будут?

- Вот чего они здесь делать будут, я тебе не скажу. Одно могу сказать: пока я у вас комендант и мы будем понимать друг друга – зачисток у вас не будет, так что успокойся. Ты лучше подарком похвастайся.

Рамзан немного успокоился и теперь уже с гордостью стал показывать машину, показал и

документ от правительства на эту машину. Мы посидели немного у меня, попили чаю и чеченец укатил домой.

…Чего я опасался, так это и случилось: в полку начался разброд и шатание. Такая стремительная замена, какая произошла у нас, не могла не сказаться негативно. Около ста восьмидесяти боевых, опытных офицеров и прапорщиков, которые знали личный состав, могли держать их в кулаке, и что самое главное имели заслуженный авторитет у этого личного состава – уехали. Передав подразделения в течение суток людям, которые не знали ни личный состав, ни обстановки и не имели боевого опыта, что не прибавляло им авторитета. Не хотелось с предубеждением говорить о вновь прибывших, но всё-таки хотелось бы констатировать: что в первую смену в наших полках поехали лучшие офицеры и прапорщики. Конечно, во второй смене было много отличных и хороших офицеров, которые с честью и достоинством прошли

все испытания, но было много и таких, которые если бы им предложили ехать ещё в первой смене – отказались бы наотрез и благополучно уволились, а так они за полгода разглядели: что на войне оказывается не так уж часто убивают, и далеко не всех. Да дают ещё должности, ордена-медали и квартиры. Можно также и неплохо «подзаработать», втихушку продав чего-нибудь из военного имущества чеченцам. И в гарнизонах, как это не парадоксально, появились очереди на командировку в Чечню.

Через день, как уехал полк, появился новый командир полка – полковник Матвеев. Он был из нашего гарнизона, я его немного знал и уважения у меня не вызывал. А первые же совещания расставили все точки над «i» и среди замов командира полка. Там нормальные были только двое, которые и пользовались заслуженным авторитетом: заместитель командира полка по боевой подготовке подполковник Есаулов и начальник штаба полка подполковник Мельников. А остальные были просто «ни о чём», лишь пытались изобразить из себя значительных командиров и начальников. Особенно этим блистали зам. по тылу и замполит полка. Замполит он и есть замполит, со всеми присущими этому племени воспитательными и другими заморочками. А этот, вдобавок ко всему, попав на войну решил доказать всем, что он разбирается в военной обстановке больше, чем многие другие и активно лез в командирские дела. Искренне верил в полезность своих действий, которые на самом деле были обыкновенными, дебильными придирками тупого замполита, не пользовавшегося никаким авторитетом даже у самого последнего прапорщика полка.

Но его переплюнул зампотыл. Наглое, самовлюблённое хамло с высоким самомнением, которое вдруг почувствовало себя чуть ли не вторым человеком в полку. Также активно, как и замполит, лез в сферы деятельности полка, которые его практически не касались. Тупые и противоречивые, распоряжения и приказы, как из Рога изобилия сыпались на офицеров и прапорщиков полка, прибывших вместе с ним. К нам, «старичкам», он не лез, понимая, что его мигом поставят на место и далеко не в тактичной форме и совсем не уважая его должность и воинское звание подполковник. Из-за этого он нас тихо ненавидел, но старался не контактировать с нами. На совещании он громогласно требовал и громил всех подряд под поощрительные улыбки командира полка.

Правда, через несколько дней он немного поутих, столкнувшись с реалиями военного времени. В этот раз он с разрешения командира полка не присутствовал на совещании, а независимо продефилировал на виду у офицеров, сидящих на совещании, с самодовльным видом в баню, держа подмышкой полотенце и чистое бельё. Решив срезать и так недалёкий путь, свернул за угол здания, где у нас находился пост с часовым, охраняющим небольшой склад с каким-то имуществом – то ли РАВ, то ли ещё чего. И как только он скрылся за углом, послышался громкий крик часового: - Стой! Назад!

А в ответ мат, смысл которого переводился довольно просто: - Ты что, сучара? Не видишь КТО идёт????

- Стой, стрелять буду…., - а в ответ ещё более изощрённый мат, к которому уже всё полковое совещания во главе с командиром полка с интересом прислушалось.

Хорошая очередь и тишина, сразу породившая множественную надежду, что «Справедливость» наконец-то восторжествовала. Зампотылу воздадут какие положено воинские почести, посмертно наградят орденом и напишут, что пал в бою при восстановлении Конституционного порядка. Для подслащения пилюли родным, припишут – что при этом уничтожил огромное количество боевиков…. А в полку воздух без него станет чище и свежее.

Но бог, наверно в этот момент спал и из-за угла в совершеннейшей прострации вывернул живой и целёхонький подполковник. Правда, без умывальных принадлежностей и чистого белья, которые от страха он там уронил. Беззвучно разевая рот, он как Зомби подошёл к столу командира и попытался что нибудь сказать, но у него ничего не получилось – он был напуган до смерти. Как потом оказалось, часовой очередь чуть ли не в лицо ему выстрелил, а пока «убитого» происшедшим заботливо подхватил замполит и повёл того в недалёкое жилище зампотыла.

Сместились и акценты среди подразделений. Если раньше самая крутая в полку была разведрота, то после мартовских боёв, когда она понесла большие потери, она попритихла. И до прибытия замены подразделения шли ровно и никто особо не отличался или вырывался вперёд. А по прибытии новых офицеров неожиданно для всех самым боевым подразделением в полку заделалась комендантская рота. И тут в какой то степени важную роль сыграло само расположение штаба полка.

Туберкулёзный диспансер, на территории которого расположился штаб, двумя сторонами вплотную примыкал к густой зелёнке, тянувшейся на протяжении полутора километров до хребта нависавшего одним краем над «Волчьими воротами» в Аргунское ущелье, а другим краем, заросшим густым лесом тянулся аж до Бамута. И тут - зелёнку и лес, контролировали боевики. Седьмая рота лишь двумя взводами оседлала только малую часть хребта над «Волчьими воротами» и беспрерывно билась с боевиками, не давая им сбить их с вершины. И получалось, что часть этого края зелёнки, штаб полка прикрывала комендантская рота. Со стороны Чишков оборону держали рота материального обеспечения с рем ротой, следующая часть зелёнки, ближе к штабу, сапёрная рота. Со стороны дороги прикрывал зенитный дивизион.

Я был свидетелем лишь одного «боя», который вела РМО и РемРота. Что уж они там такого увидели в Чишках, я не знаю. Но огненный шквал свинца обоих рот обрушился на ближайшую и пустую окраину селения и бестолково мочило там ВСЁ в течении сорока минут. Я как раз со своей стороны заезжал в расположение штаба и с удивлением наблюдал, как к этой стрельбе присоединился расчёт 82мм миномёта десантников, стоявших недалеко. Они беглым огнём кидали мины в Чишки. Но это был лишь единственный случай. Не слышал, чтобы и сапёрная рота с кем-то билась в зелёнке. А вот комендантская рота «дралась» постоянно. С участка обороны комендантской роты постоянно, днём и ночью, доносились автоматные и пулемётные очереди. В кого они там стреляли и с кем постоянно бились, когда в густом лесу видимость была максимум 10-15 метров. Но когда мы приходили на совещание, то узнавали – За сутки, прошедшие после прошлого совещания, комендачи уничтожили очередных 7-8 боевиков, не потеряв ни одного своего.

В один из вечеров сидели мы на совещании и слушали очередную хрень, которую нёс замполит. Зевали, скучали, с нетерпением ожидая конца совещания, а замполит «разливался соловьём»…. и никак не мог закруглиться. И вот на самом интересном месте, как считал замполит полка, его прервала сильнейшая стрельба, вспыхнувшая у комендачей в лесу, буквально в ста метрах от места совещания. Командир комендантской роты, капитан, подхватил автомат и хорошей рысью умчался выяснять ситуацию. Больше никто не пошевелился и не встревожился, хотя азмполит и прекратил свой доклад. Все прислушивались к звукам боя, готовясь если что, вступить в него. Стрельба через пять минут пошла на убыль, а ещё через пять минут на совещании появился капитан и, стирая «ратный пот с чела» удовлетворённо провозгласил: - Ещё пятерых завалили….

Начальник штаба полка подполковник Мельников, перелистал свой блокнот, сделал пометочку в нём и ехидно доложил собравшимся: - Вот как, товарищи офицеры, нужно воевать. Берите пример. За пять дней боёв комендантская рота уничтожила 37 боевиков, при этом, не потеряв ни одного своего подчинённого, даже раненым. – Мельников сделал паузу и зло продолжил, - товарищ капитан, если ты надеешься таким образом получить орден – то хрен его получишь, пока не представишь хоть одного убитого боевика из этих тридцати семи….

Труп боевика рота представила, причём он выглядел очень старым трупом, с оторванной ногой и так, как будто пролежал в воде дней десять. Капитану был НЕ ЗАЧЁТ. А через несколько дней по секрету мне рассказали, что комендачи притащили убитого духа, с какой-то виллы в горах и достали его с бассейна, где он благополучно и проплавал недели две.

Много негативного было и среди командиров среднего и низшего звена. Отрицательную роль сыграло и то, что в данный момент было затишье в боевых действиях и многие вновь прибывшие офицеры, прапорщики, считавшие, что они сразу попадут в боевые условия, оказались сбиты с толку, попав практически в мирные условия. Да и для того, чтобы новым командирам подразделений взять ситуацию внутри своих коллективов под свой контроль и узнать ближе подчинённых, тоже нужно было время. Личный состав, а это в основном полуобстрелянные контрактники, которые тут же вообразили себя Рэмбами, сразу же воспользовались этой вынужденной паузой. В полку началось пьянство, мародёрство: личный состав группами бросал позиции и уже днём, ничего не боясь и не стесняясь, выезжал в деревни и мародёрничал, грабил, требовал наркотики, издевался над мирными жителями, пьянствовал.

…Я собирался ехать в полк, чтобы договориться о получении новых аккумуляторов на БРДМ, поэтому к тому времени, когда увидел БМП, забитое полностью контрактниками, остановившиеся на окраине моей деревни, я был вооружён. Контрактники встали во весь рост на броне и стали бурно обсуждать, с какой стороны лучше заехать в деревню, что мне дало время привести блок-пост в боевую готовность и отдать необходимые распоряжения. У пехоты обсуждение тактики мародёрства закончилось и они стали раздеваться до нижнего белья, решив заехать в деревню с моей стороны, через зелёнку, что было изначально невозможно, так как там проходила глубокая канава и им придётся возвращаться на дорогу обратно, где я их и встречу.

На наблюдательном пункте в это время дежурили трое толковых бойцов с первого взвода, в

том числе и пулемётчик с БРДМа. Объяснив им в нескольких словах, когда и как они открывают огонь, я решительно направился в сторону мародёров. Те же не замечая меня, разделись и теперь щеголяя грязными солдатскими трусами, а кое-кто и не первой свежести кальсонами, поднялись во весь рост на броне и машина тихонько тронулась вдоль заборов. Контрактники, потрясая оружием, свистели, улюлюкали, изображая на броне танец индейцев, вышедших на тропу войны. Из общения с Рамзаном, я уже знал, что согласно обычаям и традициям чеченцев,

мужчина не имел право раздеваться на виду у всех или быть раздетым: это считалось оскорблением присутствующих. А тут полтора десятка поддатых «контрабасов», пользуясь беззащитностью жителей, сознательно оскорбляли всю деревню. Чувство сильного и ощущение безнаказанности могли этих ублюдков в российской форме толкнуть на любое гнусное действие по отношению к деревенским, порождая в ответ ненависть и глухую неприязнь к любому русскому. Я решительно шёл вслед за БМП, шёл даже понимая, что могу нарваться на пулю от этих сволочей, но шёл и ощущал на себе взгляды жителей, считавших меня единственной защитой. Шёл и сам кипел от ненависти к этим подонкам.

Как и ожидал, БМП остановилось перед непреодолимой канавой и «контрабасы» загалдели в разнобой, решая как им быть, всё ещё не замечая меня. Остановившись в пяти метрах от боевой машины пехоты и оглядевшись, я с удовлетворением убедился, что меня и БМП отлично видно с моего НП. Скинув автомат с плеча, веером дал длинную очередь над головами контрактников, которые от неожиданности присели и замерли, а потом медленно повернулись ко мне.

- Ну, вот что, уроды третьего батальона, - я уже успел разглядеть бортовой номер и медленно подошёл к корме машины, - сейчас медленно разворачиваетесь и мотаете отсюда и передадите другим, чтобы сюда свой поганый нос никто не совал. Это моя деревня. Вам всё ясно?

Контрактники, разглядев, что я один, быстро пришли в себя. Один из них, судя по повадкам – главарь, вразвалочку прошёл на корму и присел на корточки, возвышаясь надо мной. Гадливо ухмыляясь он вызывающе плюнул мне под ноги.

- Ты, майор, ошибся - тут мы хозяева, а не ты, так что катись отсюда сам, пока мы тебя не завалили. И совет тебе – забудь, что мы с третьего батальона, – Контрактники дружно заржали, а главарь повернулся назад и подмигнул своим товарищам – во…, как я его срезал.

Я же спокойно наблюдал за этими веселящимися скотами, чувствующими своё численное превосходство. Реальную опасность представляли только двое: главарь и ещё один, с которым он обменивался взглядами, что-то между собой замышляя насчёт меня. Пора было их пугануть.

- Слушай ты, Рэмбо сраный, если я хотел бы вас завалить, я бы завалил вас давно, а не базарил с вами. Вы у меня давно на мушке. – Поднял камуфлированную кепку над головой и резко махнул ей. Сначала ударила длинная очередь с ПК: ровная строчка пуль стремительно прошла по земле слева от БМП, красиво вздымая фонтанчики и ударила по забору, дробя доски и вырывая большие щепки из штакета. Следом солидно заработал КПВТ и его разрывные пули вздыбили уже не фонтанчики, а начали рвать землю у носа бронированной машины и разнесли вдребезги часть забора. Контрактники, как стадо испуганных ослов метнулись от носа машины на корму и столпились там. Как бы ставя точку, грянул выстрел из гранатомёта и от взрыва гранаты не стало целого пролёта забора в тридцати метрах от нас. Контрабасы опять испуганно шарахнулись на корме и столкнули своего главаря практически ко мне под ноги. Наступила тишина и теперь я присел на корточки перед главарём.

- Ну, теперь тебе ясно, кто тут хозяин - Чмо? Или ты ещё дёргаться будешь? – Судя по злобе, которая колыхнулась в его глазах, сдаваться он не собирался, но его товарищи уже сдались.

- Всё.., всё…, товарищ майор, мы уже уезжаем...

Я выпрямился и, ещё не ощущая, что до конца переломил ситуацию в свою пользу, ещё раз махнул кепкой. Струя пуль из пулемёта Калашникова ударила в нос БМП и, вырвав правую фару из своего гнезда, ушла в сторону. Рокотнул КПВТ и опять наступила тишина.

- Вроде бы сказали, товарищ майор, что уходим, - буркнул старший мародёрной команды, подымаясь с земли уже совершенно другим тоном.

- Нет, погоди. Не спешите. Сейчас, скоты, оденетесь на виду у всей деревни, а когда уедешь отсюда то передай остальным, чтобы в эту деревню не совались - это моя деревня. И без глупостей: я тебе настоятельно советую – не старайся мне отомстить.

Поспешно одевшись, контрактники расселись на броне и укатили в сторону своего расположения. Когда БМП скрылось за поворотом и осела пыль, я почувствовал какого напряжения мне стоило это противостояние. Понял и чем для меня могло закончиться эта стычка, если бы не подстраховался. В штаб полка уже не поехал, а прилёг отдохнуть. Немного подремав, я всё-таки проехал на командный пункт и, решив ряд вопросов, сразу же поехал обратно. Миновав мечеть, обратил внимание на военный ГАЗ-66, который одиноко и сиротливо стоял у одного из домов. Недалеко кучковались чеченцы, нерешительно поглядывая на автомобиль и не решаясь подойти к машине. Оставив БРДМ на дороге, тихо подошёл к автомобилю, оглядев пустой кузов, прошёлся вдоль машины, приоткрыл дверь и вытащил из замка зажигания ключи. Впереди кабины у забора стоял солдат, приподнявшись на цыпочках, он глядел в огород и, увлечённо тыча пальцем, кому-то командовал: - Да ты, с той грядки рви. Чего ты упёрся только в эту? А ты Петька иди к командиру взвода помоги барана скрутить, а то этот бестолковый лейтенант не справиться один….

Я слегка дёрнул солдата за автомат, а когда он повернул своё удивлённое лицо, сильно ударил его в челюсть. Боец, взмахнув руками, безмолвно рухнул на землю, оставив в моих руках оружие. Добавив ему ещё один удар, но уже ногой, я заставил лежать солдата на земле, а сам бросил взгляд за забор. Открывшиеся картина, заставила меня побагроветь от гнева. Безусый лейтенант неуклюже бегал по огороду за бараном, пытаясь его словить, но каждый раз его попытки заканчивались неудачей. На одной из грядок стоял солдат, наверно Петька, и заливался от смеха, наблюдая бесплодные потуги командира взвода. Третий солдат шёл по грядкам как комбайн и рвал всё подряд, запихивая добычу в узел, но больше топтал и ломал зелень, чем срывал.

- Товарищ лейтенант, - позвал я, сдерживая гнев в голосе, командира взвода, - тут вашему водителю плохо стало. Подойдите сюда.

Лейтенант, увидев постороннего офицера, испуганно заюлил глазами и нерешительно направился к забору, а солдаты повернулись в мою сторону и настороженно наблюдали за происходящим. Офицер, тяжело навалившись на забор, перебрался на мою сторону и остановился, растерянно поглядывая то на водителя, которого я прижал ногой к земле, то на меня. Судя по всему, это был обыкновенный двухгодичник – «пиджак», который несколько дней тому назад приехал по замене.

- Лейтенант, ёб….., - начал было я спокойно, но тут же сорвался на мат, - ….вот это чмо ты оставил на охране? Ты, «чудо в перьях», знаешь что было бы если б я сейчас не подъехал? Видишь тех чеченцев?

Командир взвода затравленно мотнул головой, а я погнал дальше гнать «страшилку»: - Вот сейчас бы они, а не я, обезоружили твоего бестолкового солдата, который ещё тобой командует через забор. Связали бы, переломали ноги - руки и всех четверых грохнули бы за этого барана и лук. Ты что творишь? Ты, «пиджак», позоришь меня - кадрового офицера, меня – коменданта этой деревни. Ты, с какого батальона – чучело?

Лейтенант судорожно сглотнул и проблеял: - С третьего.

- Забирай своих солдат и уё…., чтобы я тебе здесь больше не видел. А это чмо - накажи, накажи непременно, - я швырнул ключи от машины на землю, а лейтенант заметался между машиной и забором, потом невнятно подал команду, солдаты ринулись к забору, но тут я их остановил, - оставить всё что набрали, скоты.

Пока солдаты садились в кузов, лейтенант горячо благодарил меня, только мне уже было не понятно за что: то ли за то, что я его отпустил, то ли за то что «спас» его и солдат от смерти, от рук местных жителей.

Вечером ко мне пришёл Рамзан, который от имени жителей передал большую благодарность за защиту деревни. Я лишь долгим взглядом посмотрел на главу администрации и промолчал: говорить, оправдываться за этих дебилов или что-то объяснять не было желания и только с горечью махнул рукой, отсылая его обратно в деревню.

Начались и у меня проблемы: солдаты стали потихоньку пить, причём, боялись они только

меня. Все вновь прибывшие офицеры и прапорщики абсолютно не пользовались авторитетом у солдат, и мне постоянно приходилось выдергивать их к себе, пытаясь настроить на большую требовательность к подчинённым, но это не давало должного эффекта. Строил солдат, пытался убеждать, требовал прекратить выпивку, бил тут же рожи если находил в строю пьяных. И что самое поразительное – они за это не обижались на меня, воспринимая как должное. Единственно чего смог добиться: контрактники стали выпить отдельно от срочников.

А среди срочников наглостью и нахальством выделялся водитель моего БРДМа рядовой Степанов. Пока в батарее были старослужащие солдаты, которые прибыли со мной в Чечню, он ничем не выделялся среди остальных солдат. Но сейчас он настолько освоился, что стал потихоньку устанавливать свои порядки в батареи и даже попытался подмять под себя оставшихся последних старослужащих солдат – Большакова, Минашкина, Субанова и Кабакова, но к чести последних, они дали отпор. Пока он в пьянке замечен не был, так как в любое время я

мог куда-нибудь выехать. Но частенько был бит мною за попытки установить в батареи законы дедовщины.

У пятерых моих «контрабасов» лидером был водитель восьмой противотанковой установки Синьков. Как только они приехали, я сразу же сказал: - Ребята меня не интересует, что вы, как контрактники, имеете право в какое-то своё личное время и я подчёркиваю – в мирное время - употреблять спиртные напитки. Вы водители и в любое время, мы можем вступить в бой. Поэтому, своим приказом для вас ввожу «сухой закон». Кто его нарушит, тот сразу же уедет домой.

До последнего времени они держались, но поняв что в батарее осталось мало солдат, и комбат просто не пойдёт на отправку их из Чечни, так как тогда некому будет водить машины - они стали выпивать, правда, пока аккуратно – не напиваясь. Но всё равно меня это не устраивало: бить им морды, как простым солдатам, было неудобно – всё-таки им было от двадцати семи до тридцати пяти лет, как Синькову.

…Высокий и худой Синьков, стоял передо мной, шатался из стороны в сторону и «качал», как он думал, мне права. Почти не слушая, что он там мне бухтел, я сидел на лавке и мучительно соображал, как мне прекратить пьянку в батарее. Из-за кустов, машин, с наблюдательного пункта на дороге выглядывали солдаты и полупьяные контрактники, ожидая, что предпримет комбат. Замполит сидел в тенёчке и также с интересом ждал моего решения. Тут же сидели и командир взвода со старшиной. Я поёрзал на скамейке, устраиваясь поудобнее и прислушался что же там буровит водила.

- ….. Вы, товарищ майор, сравняли нас с простыми солдатами, с этими сопляками. Вы с ними сами разбирайтесь. А нас не трогайте. – Контрактник попытался назидательно поводить перед моим лицом пальчиком, но его так повело в сторону, что он поспешно ухватился за ствол дерева. Оправившись, он продолжил «бухтенье», - я вот в любое время сяду за руль и всё будет «чики-чики». А придёт время, я и любому духу надеру задницу…

- Синьков, да заткнись ты, а то сейчас сам тебе задницу надеру, - контрактник благоразумно заткнулся и сейчас стоял напротив меня набычившись, но молча.

Я наконец то принял решение и поднялся со скамьи: - Степанов, заводи бардак, а ты Синьков залезай на броню.

- Чё, товарищ майор, на губу повезёте? – Синьков попытался презрительно плюнуть, но это у него не получилось и обильная слюна упала ему на грудь. Размазав слюну по груди и подбородку, контрактник опять замотал пальцем перед собой, - ошибаешься, командир, я туда не поеду.

Коротко размахнувшись, тыльной стороной кулака ударил его в лоб. Хотя удар был и не сильный, Синьков потерял равновесие, попятился на несколько шагов назад и упал на спину, высоко и нелепо задрав ноги. Я наклонился над ним: - Чучело, не «ошибаешься», а «ошибаетесь», товарищ майор – ударение правильно надо ставить. Я же с тобой на брудершафт не пил, чтобы ты ко мне на «Ты» обращался.

Я выпрямился: - Вставай, я тебе другое придумал…

Командир седьмой роты капитан Чикин был на месте и долго его уговаривать не пришлось.

- Лёха, спасибо. Ты меня выручил: заколебал этот детский сад. Он у меня хоть и в возрасте, но ссыкло страшное. Ты его там в самое опасное место сунь, пусть обосрётся от страха. Синьков, иди сюда. – Контрактник уже почти «ручной», с готовностью подскочил ко мне, ожидая очередной пакости от командира.

- Солдат, через час пойдёшь с командиром роты вон туда на вершину, там и покажешь какой ты крутой боец. Через трое суток я тебя оттуда заберу – это и есть моё наказание. Тебе задача ясна? – Я показал рукой на вершину горы, где пощёлкивали выстрелы.

Контрактник, ожидая тяжкого наказания, облегчённо вздохнул и презрительно сморщился: - И это вы, товарищ майор, называете наказанием?

- Ты солдат сначала сходи, покажи себя там, а потом пальцы веером расставляй. – Я вспыхнул и у меня появилось желание хорошо заехать тому в челюсть, но меня успокоил Чикин, положив руку на плечо.

- Боря, спокойно. Он через час сначала сдохнет, когда потащит в гору воду, продовольствие и патроны. Хмель-то быстро вылетит. Высота вроде бы шестьсот метров, а подыматься надо три часа, так что мало ему не покажется.

Я отдал Синькову автомат и вернулся на блок-пост, где застал полковых особистов – Костю и Саню.

- Боря, «бардак» хороший нужен для одного дела, часика на два. Дашь?

- Какие проблемы, вот мой и забирайте, - особисты были вооружены капитально, видно что собрались на серьёзное дело. Костя даже бронежилет одел.

Отправив Степанова с особистами, я прошёлся по блок-посту и остался недовольным тем бардаком, который творился в расположении первого взвода. Собрал в кучу командира взвода, замполита, старшину и всех троих отругал, особенно досталось командиру взвода и старшине за отсутствие порядка. Замполиту тоже сделал внушение, за отсутствие инициативы и, поставив ему задачу обшарить все кусты и обнаружить, где находится у солдат брага, которую они периодически хлещут. Дождавшись доклада о наведении порядка, я построил солдат в полной экипировке перед своим салоном, проверил состояние оружия, боеприпасов и в очередной раз провёл «воспитательную» беседу, но остался недоволен её результатом. Бойцы уже протрезвели и, стоя под солнцем, мучились от похмелья: были хмурые и мои слова отскакивали от них, как от стенки. Контрактникам пригрозил, что их в качестве наказания буду посылать в седьмую роту на вершину горы, а срочников пообещал отправлять в пехоту на перевоспитание. Я бы, наверно, ещё долго разглагольствовал на тему вреда пьянства, но на дороге остановился БТР, с которого слез командир полка полковник Матвеев и замполит полка подполковник Сорокин. Развернув строй, доложил командиру о состоянии дел в батареи, после чего Матвеев с замполитом с удовлетворением осмотрели моих подчинённых, которые увидев начальство подтянулись и в полной экипировке выглядели вполне воинственно.

Отпустив солдат, командир сел в тень деревьев за стол.

- Давай, Копытов, свою рабочую карту, документы и рассказывай, как ты рулишь деревней и какая обстановка в округе.

Разложил карту, схемы и в течение десяти минут докладывал полковнику Матвееву об обстановке в своём районе. Командир полка внимательно выслушал и удовлетворённо отодвинулся от карты.

- Я доволен, товарищ майор, положением дел в вашем подразделении. И о тебе лично мне дали положительную характеристику. Так что и действуй так и дальше.

Зашелестели кусты и из них вылез замполит, который пока я докладывал обстановку смотрел, как живёт личный состав. Услышав последние слова Матвеева, решил показать, что он в полку тоже не последний начальник.

Сдвинув бесцветные, жидкие брови к потной переносице, и напустив на худое лицо значимость, стал меня отчитывать.

- Товарищ майор, если у ваших солдат в палатке и кругом неё порядок, то у вас бардак. Вы, хотя бы ради зарядки убирали пустые бутылки из кустов и мусор. А здесь, что за срачь? – Замполит ткнул рукой в место, где мы лущили и ели фисташки. Глупую мою инициативу про слой шелухи, неожиданно поддержали и солдаты. Даже в пьяном состоянии они ползли сюда и лущили здесь фисташки. Теперь толстый слой шелухи неряшливым пятном серел недалеко от салона. Я поглядел на шелуху, а потом с презрением посмотрел на заместителя командира, который даже в жару был в бронежилете. Я многозначительно молчал, не считая нужным что-либо объяснять. И моё молчаливое презрение взбесило подполковника, побагровев от злости, он начал орать.

- Товарищ майор, вы что себе позволяете? Что это такое? Почему ваши солдаты в бронежилете, а вы без него? Видите, я тоже в бронежилете, - он немного сбавил тон, считая моё молчание покорностью, и был очень поражён тем, что ему ответили.

- Ты, кто такой? Ты, кто такой, чтобы меня укорять за отсутствие бронежилета? Да, пошёл ты

на …, - дальше я произнёс слово из трёх букв, от которого замполит онемел и только беззвучно шевелил губами, да возмущённо показывал рукой на меня.

Матвеев сильно хлопнул ладонью по столу и резко встал: - Прекратить. А вы, товарищ майор, в семнадцать часов ко мне на беседу. Понятно?

Проводив ненавидящим взглядом этого прощелыгу, который пробыл в полку три дня и ещё пытается мне качать права. Ты сначала покажи, какой ты в боевой обстановке, а потом уж перья распускай или наезжай на тех, кто с тобой приехал. В такой манере я бубнил сидя за столом, но уже через пять минут забыл о происшедшем. Я тискал в своих объятиях Славку Упорова, который остановил колонну ремонтной роты на дороге.

- Боря, - радостно орал мне в ухо однополчанин, - теперь мы часто будем встречаться. Я со своей ротой переезжаю к вам. Давай выпьем за встречу.

Славка дёрнулся к своей машине, но я его схватил за руку и потащил к столу. Мигом достал бутылку и несколько кусков копчёного мяса.

- Боря, погоди. Со мной же Гоблин, сейчас я его позову, - Упоров ринулся на дорогу, где нерешительно стоял зам. по вооружению полка подполковник Арсентьев и смотрел в нашу сторону. Славка его позвал, но Арсентьев отрицательно покачал головой и отдал команду на начало движения. Колонна ушла, а Славка спустился ко мне.

- А, Гоблин, чего-то отказался. Я ему говорю: пойдёмте на пять минут, с однополчанином выпьем, но он не захотел, а мне разрешил попозже подъехать.

Упоров посидел у меня минут двадцать и уехал размещать роту, а через двадцать минут на блок-пост заехал мой БРДМ и остановился. Саня и Костя молча сидели на броне и отрешённо смотрели на меня. Степанов вылез из люка, сел рядом с ними и дрожащими руками закурил сигарету. Были они, несмотря на загар, бледными и потрясёнными.

- Ребята, что то случилось? – Обеспокоено спросил я, подойдя к машине.

Костя медленно слез с машины и пальцем показал на водителя: - Боря, вот этого солдата к медали «За отвагу» представь, что хочешь делай, но представь. Он нас тридцать минут тому назад из такого говна вывез, что мне до сих пор не понятно – как он это сделал.

- Ну-ка, ребята, давайте слезайте. Пошли к столу. Степанов, давай за стол тоже.

Только выпив залпом по сто пятьдесят грамм, они смогли членораздельно рассказать, что произошло.

- Боря, вышли на нас чеченцы с одного горного селения и попросили встречи, для того чтобы решить вопрос об обмене пяти пленных солдат, на пленных боевиков. Как бы такие вопросы и раньше решали, поэтому мы поехали на встречу без всякой опаски. Приехали на горную дорогу в то место, какое нам указали. Узкая дорога: слева почти отвесная каменная стена, справа пропасть. Главное, развернуться негде. Смотрим, два духа стоят, видно что без оружия. Костя остался на броне, а я пошёл разговаривать с ними. Самое интересное, что о возможности засады даже не подумали. Только обратил внимание, что они ведут себя нервно. А когда осталось до них метров двадцать, они упали за камни и оттуда по нам открыли шквальный огонь. Это была сплошная стена металла, - у Сани даже глаза сделались большими, когда он дошёл до этого места в своём рассказе, - как меня не смело с дороги, не понимаю до сих пор, и как в меня с двадцати метров не попали, тоже не понимаю. Практически одним движением я перекинул автомат из-за спины вперёд и длинными очередями стал полосовать по засаде. Слышу сзади Костин автомат заговорил и я начал отходить к БРДМу, чтобы хотя бы броней прикрыться. Тогда был шанс дождаться подмоги, но когда обернулся к машине, то оказалось, что твой Степанов каким-то образом сумел развернуться и мне оставалось только запрыгнуть на броню, пока Костя огнём прикрывал меня. Я запрыгнул на верх и прикладом стукнул по броне, давая понять, что можно трогаться, а Степанов так рванул с места, что я слетел с брони и, зацепившись за поручень, повис над пропастью. Так и провисел, пока БРДМ не вынес нас из-под огня. Потом уж забрался на машину и мы спокойно двинулись в полк. Я Степанова и Костю всю дорогу расспрашивал, как они сумели развернуть бардак на дороге? Но оба ничего не помнят. Вот такие дела.

Я только руками развёл и налил ещё водки Степанову: - Ну, молодец, Степанов, не опозорил батарею. Но если бы особисты не просили, хрен бы ты медаль у меня получил: очень уж ты говнистый.

Время подошло к семнадцати часам, когда я начал собираться к командиру полка «на ковёр», особисты поехали со мной и всю дорогу инструктировали меня, как вести себя: - Боря, ты самое главное молчи, не вякай. Стисни зубы и стой молча, иначе они тебя сожрут.

Ровно в семнадцать часов я пересёк, завешенный масксетью вход на территорию командирского салона, где в пятикубовом резиновом резервуаре плескался командир полка с замполитом.

Остановился перед резервуаром и, не глядя на начальство, прокричал: - Товарищ полковник, майор Копытов по вашему приказанию прибыл. – И замер, застыв в строевой стойке.

Первым вылез подполковник Сорокин, он взял полотенце и медленно обошёл вокруг меня, потом встал напротив и стал со значительным видом вытираться, как бы показывая – я сейчас вытрусь и тебе такой разнос устрою… Я же еле сдерживался, чтобы не сорваться и не нагрубить этому дебилу. Но насладиться своей властью, замполиту не дал Матвеев: он тоже вылез из воды, вытираясь полотенцем, спокойным голосом стал рассказывать, что со мной можно сделать, причём в пять минут.

- Копытов, я ещё когда в Екатеринбурге был и знал, что ты нормальный и порядочный офицер, и что здесь воевал грамотно. У тебя, у единственного в полку, за полгода нет убитых в батарее. Это ведь не только удача, но и определённый организаторский, командирский талант. Здесь тебя тоже все хвалят, и сегодня ты мне грамотно всё доложил и растолковал по своему району. Порядок нормальный у тебя в подразделении, не то что у многих. Да, в какой-то степени и я, и подполковник Сорокин признаём, что сейчас ты имеешь боевого опыта больше всех в полку. Но это не даёт тебе право по хамски разговаривать с заместителем командира полка. С офицером, который тебя старше по воинскому званию, должности и ещё является для тебя начальником.

А теперь давай эту ситуацию рассмотрим с другой стороны. Я ведь могу поступить и по другому: вот ты сейчас к командиру полка приехал в нетрезвом состоянии, так я сейчас могу пойти и отдать приказ - откомандировать тебя в пункт постоянной дислокации с формулировкой: «За систематическое употребление спиртных напитков в боевой обстановке и не тактичное поведение по отношению к заместителю командира полка». Вот так: и твой авторитет, и заработанное уважение не помогут тебе отмыться. Будешь потом рассказывать, что командир полка плохой, принял решение сгоряча не разобравшись, но поверят то мне, а не тебе. Но я так поступать не буду и дам тебе возможность спокойно замениться. Ты понял меня?

- Так точно, товарищ полковник, - хрипло произнёс я, понимая правоту командира. Он мог так сделать, и никто бы его не осудил. Но с другой стороны он не сделал этого, потому что меня некем было заменить. Это я тоже прекрасно понимал. А внутри меня всё клокотало, видя, как злорадно ухмыляется Сорокин, но приходилось молчать и мириться с этим положением.

На вечернем совещании командир полка поставил мне задачу: укомплектовать две противотанковые установки и передать их на три дня в первый батальон. Поэтому с утра и до одиннадцати часов следующего дня я занимался этим вопросом, а потом поехал в батальон передавать экипажи. Оставив машины среди яблонь в саду, где располагался штаб батальона, сразу же направился к кунгу командира батальона, где и нашёл Тищенко в тиши и спокойствии, читающего книгу.

- Здорово Игорь, - я по-свойски зашёл в салон и протянул руку товарищу. Тищенко медленно поднял голову и несколько секунд разглядывал меня, но увидев протянутую руку, нехотя поздоровался со мной. – Игорь, я там пригнал две противотанковые установки, полностью укомплектованные. Кому передавать?

Тищенко некоторое время смотрел на меня непроницаемым взглядом, а потом суровым голосом большого начальника спросил: - Товарищ майор, а почему вы как положено не докладываете? Ведь вы разговариваете с командиром батальона, - последние слова Тищенко произнёс с ударением.

Его ледяной тон и слова поразили меня и я на несколько секунд потерял даже дар речи. С тех пор как Тищенко приехал, он всё время пытался подчеркнуть дистанцию между нами: я командир батальона, а ты командир батареи вот и знай своё место. То, что было раньше – забудь. Каждый раз, когда в его поступках и словах проскакивала эта позиция, я не особо придавал этому значение, считая, что у него плохое настроение или же он не особо настроен к общению.

- Я… ? Подожди, это ты мне предлагаешь стать по стойке «Смирно», приложить лапу к голове и с почтением доложить тебе? И вот это ты мне предлагаешь? – Командир батальона сидел на стуле и невозмутимо смотрел на меня. Я же грохнул автомат на стол, перед бывшим, теперь уже понятно было, что бывшим товарищем и решительно уселся напротив Игоря. - Тищенко, ты чего о себе возомнил? Ты хочешь тут мне рассказать, что твой батальон, под твоим личным руководством взял рейхстаг, или как минимум дворец Дудаева? Это таким, как ты - рассказывай. Да ты ещё живого духа, даже в бинокль не видел, а уже начинаешь передо мной, офицером первой смены, пальцы гнуть в обратную сторону. Ты не перед тем гнёшь.

Ткнул не глядя пальцем назад, на висящее на стене большое зеркало: - Иди, посмотри на себя в зеркало…. У тебя же на лбу написано, что ты батальоном командуешь только пять дней. У тебя завтра батальон в бой идёт, а ты сидишь тут книжку читаешь. Будулаев сейчас бы свой батальон к бою готовил, и я его тут хрен бы застал.

Я встал из-за стола, с удовлетворением заметив, что сумел пробить броню невозмутимости и Тищенко побагровел, но молчал. Уже в дверях остановился и повернулся к командиру батальона: - Если бы этого доклада от меня потребовал Будулаев Виталий Васильевич, мне было бы неприятно, но я бы доложил, как положено, потому что он настоящий командир батальона, и за которым батальон пойдёт куда угодно. Понятно? Вообще-то тебя следовало бы послать подальше, но ты этого не поймёшь. Противотанковые установки стоят около ПХД. Забирай…

С удовольствием и удовлетворением от своей тирады, сильно хлопнув дверью, отошёл к своим подчинённым, которые разговаривали с солдатами первого батальона. Проинструктировав солдат, я хотел сразу же уехать к себе, но подумав с минуту решительным шагом направился обратно к командиру батальона. Ожидал увидеть нервно бегающего по помещению офицера: ведь по сути дела я выразил сомнение по поводу его способности командовать батальоном, даже может и оскорбил его, но открыв дверь, застал Тищенко, продолжавшего спокойно читать потрёпанную книжонку. Я дождался, когда он подымет голову и заговорил: - Значит так, товарищ майор, я всё-таки «Тебе» доложу, но вытягиваться, щёлкать каблуками и прикладывать руку к головному убору перед тобой не буду. Две противотанковые установки: экипажи личным составом укомплектованы на 100%, горюче-смазочными материалами на 100%, ракетами и боеприпасами на 100%, продовольствием на трое суток. А теперь, пошёл ты на х….

Дверь опять сильно хлопнула, закрыв от меня изумлённого Тищенко, а я опять проинструктировал солдат, в том плане чтобы они своим поведением не давали повода командованию батальона в негативной форме докладывать о батарее командиру полка.

Подъезжая к своему блок-посту, ещё издалека увидел стоящую ПРП начальника артиллерии полка майора Чайкина, который заменил подполковника Богатова. Мой начальник сидел на скамейке и с большим удовольствием поглощал из рядом стоящего ящика фисташки. Я слез с БРДМа и доложил о состоянии дел в подразделении. Майор благодушно выслушал и хлопнул ладонью по скамейке рядом с собой: - Садись, Борис Геннадьевич, пообщаемся.

Но общаться он не спешил, а продолжал молча лущить фисташки и оглядывать окрестности. Я тоже залез в коробку и молча присоединился к Чайкину. Съев свою пачку, начальник артиллерии отряхнул с брюк мусор: - Ну что, Копытов, рассказывай. Говорят, ты вчера замполита полка послал подальше? Да, и с другими начальниками скандалишь. Что за проблемы?

- Товарищ майор, вот есть командир полка, полковник Матвеев – я его не уважаю, но он командир полка и я вынужден выполнять его приказы, и хотя бы, как минимум, уважать его за должность. Есть замы командира. Из них достойны уважения лишь двое: Есаулов и начальник штаба полка подполковник Мельников. Это достойные офицеры, нормальные мужики и как профессионалы находятся на своих местах. А вот замполит и зампотылу, оба – говно. И вы это тоже прекрасно знаете. Зама по вооружению я ещё с мирной жизни не уважаю. И это чучело, ещё мне пытается права качать.

Я ещё вам больше скажу, только то и сейчас в первом батальоне с командиром батальона поругался. Наверно, командиру полетит докладывать. Завтра батальон идёт в бой: а я знаю как старый командир батальона готовился к бою, и мне есть с чем сравнивать. Так командир батальона сидит и книжку читает, и его больше волнует, как бы старого сослуживца подмять под себя и показать что он командир батальона, а не командир роты. Поверьте мне, я то наверно не увижу, но вы через месяц увидите, ну максимум два… товарищ Тищенко под любым предлогом смотается отсюда. Вы останетесь, а он смотается. Да ну всё это на фиг.., - я замолчал. Хотелось многое рассказать, но я его ещё мало знал и не мог просчитать его реакцию на мои откровения.

- Копытов, имея такие убеждения, ты и меня пошлёшь скоро подальше. Я ведь тоже всего пять дней, как командую артиллерией полка.

- Ну, товарищ майор, тут вам бояться меня нечего.

- Почему? – Искренне удивился Чайкин.

- Во-первых: товарищ майор, - я загнул палец, - вы мой прямой и непосредственный начальник: вы имеете право ругать меня, делать мне замечание, принимать решения по мне, моей батарее. Во-вторых: когда вы приехали в полк, конечно, я порасспрашивал людей, которые вас знают и вам дали нормальную характеристику. И в-третьих: вот даже сейчас, вы не стали сразу мне замечания делать, а предложили – Давай, мол, Копытов, рассказывай. То есть, вы способны выслушать подчинённого и принять справедливое решение. Да и приехали вы сейчас, наверно, не для того чтобы нотации мне читать.

Чайкин усмехнулся: - Правильно, не для этого. Я вот за эти несколько дней, в принципе, изучил местность в ущелье. А вот что у тебя здесь происходит? Не знаю. Может быть, тебе здесь помощь нужна или ещё что-то? Может быть, тебе здесь развернуть наблюдательный пункт, чтобы ты отсюда в случаи чего огнём артиллерии рулил?

Мы поднялись от моего салона на наблюдательный пункт батареи, где с биноклем дежурили два наблюдателя. Я ещё раз оглядел деревню и расстилающийся вокруг неё лес, который ровным, зелёным ковром спускался с вершины горы и тянулся до Алхазурова. Во многих местах этого ковра виднелись бурые проплёшины засохших и повреждённых деревьев, появившиеся в результате ведения огня артиллерии. Дивизион Князева ежедневно, через неравные промежутки

времени проводил огневое прочёсывание леса, на возможных путях движения боевиков. И все мы с удовольствием часто наблюдали огневой «гребешок» шириной триста – четыреста метров, который чесал лес от вершины до равнины и обратно. О чём я и рассказал начальнику артиллерии.

- Да, товарищ майор. Ещё такую штуку делают боевики и надо бы их отучить от этого. На вершине горы, на той части сидят два взвода седьмой роты, а на другой половине вершины боевики. Постоянно друг с другом перестреливаются. И духи придумали такой манёвр. – Я показал Чайкину, где сидит седьмая рота, а где сидят боевики, - они вечером спускаются ниже вершины метров на двести и из того, вон места, начинают одиночными трассерами из снайперской винтовки стрелять по взводу, который расположен внизу, в посёлке Пионерский. Те внизу «заводятся», и начинают садить из автоматов и пулемётов вверх и так как боевики находятся в створе со взводами на верху, то половина пуль достаётся им. Те в свою очередь бьют вниз и также, больше половины огня уходит по взводу седьмой роты в посёлке. И так всю ночь, взвода воюют друг с другом. А боевики потихоньку уходят оттуда. Место, откуда всё время бьют боевики я заметил, заметил и их вторую позицию, куда они отходят. Так давайте, мы сейчас пристреляем эти точки, а сегодня ночью я накрою их огнём дивизиона.

- Что ж мысль здравая, давай попробуем. Только я сам пристреляю эти цели.

Первый снаряд лёг выше, но второй и третий, легли туда куда надо. Довернули двести метров вправо и первым же снарядом попали в место второй позиции боевиков. – Начальник артиллерии удовлетворенно хмыкнул, - так, первая цель № 410, а вторая № 411. Я Князева предупрежу, чтобы по первой же твоей команде открыли огонь.

Мы спустились на дорогу и когда майор Чайкин собирался залезать на ПРП, я его остановил: - Товарищ майор, вот теперь хочу сказать и четвёртую причину, по которой я вас на три буквы не пошлю.

- Ну-ка, ну-ка, Копытов, доложи – распотешь мою душу. – Чайкин заинтересованно смотрел на меня.

- Вы, товарищ майор, приехали сюда и с этой стороны посмотрели обстановку. Четырьмя снарядами пристреляли две цели и мы сегодня теперь духам сюрприз подготовили. А ведь могли книжку читать, как Тищенко. – Начальник засмеялся.

- Ну, тебя к чёрту, Копытов. Оставайся, но не зли начальство. – С этим пожеланием он и уехал.

С подъехавшей через некоторое время машины соскочил знакомый офицер: - Боря, с тебя бутылка. Как слабо - за хорошую новость?

- Ну, если хорошая. Только, честно говоря, я и представить себе её не могу.

- Боря, наливай….

Я достал водку, товарищу налил грамм сто, а себе только плеснул: - Ну, давай. Удивляй.

Товарищ выпил водку, не торопясь закусил и увидев, что я сгораю от любопытства, махнул рукой: - Ладно, не буду тебя томить. Езжай в штаб, там тебе заменщик приехал. Тоже майор, здоровенный…, - он что-то ещё говорил, но я его не слышал. Новость не то что удивила, оглушила меня. Я уже настроился тут загорать, как минимум месяц, а приезжает человек и так просто говорит, что ты завтра уже можешь ехать домой. Я даже сел в растерянности.

- Слушай, Сергей, если ты пошутил, то эта жестокая шутка, - надеясь на то, что он всё-таки не пошутил. А товарищ, довольный произведённым впечатлением, уже сам разливал дальше водку и успокаивал меня.

- Боря, успокойся. Я уже с ним переговорил, немного рассказал о тебе и батареи. Он сам с Еланской учебки. Да чего ты сидишь? Езжай, меня Сергей Тимошенко, строевик попросил по дороге к тебе заехать.

Как в тумане, но очень быстро собрался и помчался в штаб. Сергей не соврал, у штаба в курилке томился в одиночестве здоровый, незнакомый майор с большой, чёрной сумкой у ноги. Когда проходил мимо него, то во все глаза рассматривал его. Он тоже пристально посмотрел на меня и мне не понравились его глаза: слишком много было в них тоски и неуверенности.

- Сергей, это мой заменщик там сидит? - Спросил начальника строевой части майора Тимошенко.

- Боря, забирай его быстрее отсюда, а то на миномётку поставят в первый батальон. В приказ я его уже вбил. Тебе замена нужней, чем кому-то.

Мы вышли из штаба и Тимошенко уже официальным тоном представил вновь прибывшего – майора Николая Севрюгина. Сказал несколько ободряющих слов офицеру и мы пошли к БРДМу. Я начал расспрашивать Севрюгина, но тот больше молчал, хмуро поглядывая по сторонам, и он всё больше мне не нравился. Но когда приехали на блок-пост, он оживился и уже повеселевший сидел за столом, куда я выставил все свои деликатесы. Задав несколько наводящих вопросов и немного его послушав, стало понятно: что Николай, честно говоря, слабый артиллерист, много лет прослужил в учебке и готовил сержантов на миномёты. Долгие годы дело имел с курсантами и побаивался солдат с линейных подразделений. Но я его, как мог успокаивал и он внимательно слушал мои наставления.

- Коля, тебе повезло что поставили на противотанковую батарею. Я с Кубы приехал, то всё в дивизион рвался, но когда послужил командиром противотанковой батареи, понял, что был дураком. Ты отдельное подразделение, сам себе хозяин. Из-за того, что многие начальники и командиры противотанковую батарею не знают, они к тебе и не лезут. Главное, чтобы ты сам и твои солдаты не приносили ЧП, тогда о тебе и вспоминают очень редко. Вот и сейчас: я стою отдельно, у меня своя задача, я комендант деревни и от этого положения вижу только одно хорошее. Сейчас стали гораздо хуже в полку кормить, а у меня на столе видишь какие деликатесы? Какие хочешь, и утром старейшина, приходя на доклад, ещё водку приносит. Солдаты тоже питаются хорошо. Живи, балдей и посмеивайся над другими. Старослужащих солдат, которые могли бы тебя послать подальше из-за того, что они тут пять месяцев провоевали – нет, все уволились. Остальной личный состав – одна молодёжь, в боевой обстановке я их уже немного поднатаскал, так что тебе обучать в принципе не надо, только следить за ними. Офицеры вообще молодые и тебе остаётся только лепить из батарейки всё, что ты захочешь.

Не стал ему говорить о тех трудностях, с которыми ему придётся столкнуться: сам потом всё узнает. А пока пусть без страха и сомнения принимает батарею, поэтому продолжал петь оптимистические песни дальше.

- Я тут ещё недельку побуду и помогу тебе войти в курс дела по всем направлениям. Вот ты хотел на миномётную батарею, так хочу тебе рассказать, чем бы ты сейчас там занимался.

Завтра первый и третий батальоны идут в наступление: и сейчас бы ты метался по расположению батареи, не зная за что хвататься. Метался бы, судорожно вникая в вопросы обеспечения боеприпасами, ГСМ, подготовки техники и вооружения, а ведь ещё надо изучить и спланировать огни, цели, которых как минимум пятьдесят, да надо ещё изучить местность по которой будет проходить наступление. Вечером на совещании командир батальона задаст кучу глупых и ненужных вопросов и ещё отдерёт тебя, и нарежет новые задачи. И ты, не зная подразделения, людей, завтра поведёшь их в бой, за который и ты несёшь ответственность, а так мы сидим за столом – пьём спокойно водку, потому что у нас совершенно другая задача и самое главное – ты спокойно примешь батарею. Сейчас мы ещё немного посидим и отдохнём пару часиков, а в 23 часа заступим вместе на дежурство до утра, по ходу дела я тебе доведу и остальные нюансы.

- На какое дежурство? – Удивился заменщик, размякший от того, что не ему завтра идти в бой.

- Таков установленный мною порядок: комбат несёт службу всю ночь, чтобы если случиться нападение, со свежей головой, а не сонный, не владеющий обстановкой, командовать обороной расположения.

- Но я ведь командир батареи, пусть взводные несут дежурство.

- Коля, пока я здесь, давай не будем ничего ломать: уеду – заводи свои порядки, перекраивай, как хочешь. Но такой порядок, в военное время, в таких специфических условиях, когда духи могут напасть в любое время и с любого направления – необходим.

Севрюгин недоверчиво посмотрел на меня, но спорить и возражать не стал. Пока его знакомил с батареей и расположением, показывал технику, потом вручил его автомат и экипировку, подошло время немного вздремнуть перед заступлением на дежурство. Убедившись, что техник со своими дежурными приступили к наблюдению, я разделся до плавок и лёг на постель в салоне. Мой заменщик в это время готовил экипировку и оружие: я же всё это время, сделав вид, что сплю, наблюдал сквозь ресницы за офицером. Подготовившись, он одел каску, бронежилет и вышел на улицу. О чём-то долго шептался с техником, а потом с оружием в руках уселся в кресле у салона. Незаметно для себя я провалился в сон и проснулся от того, что меня тормошил Севрюгин: - Боря…, Боря…., проснись: нас обстреливают снайпера.

Я мгновенно вскинулся и сел на постели, заменщик с встревоженным видом стоял передо мной, а в дверь заглядывал техник.

- Толя, что случилось? – Отодвинув майора в сторону, спросил у техника, чутко прислушиваясь к тишине за стенами салона.

- Товарищ майор, озверели духи и что-то рановато сегодня, - я машинально бросил взгляд на часы: двадцать два тридцать. А Анатолий продолжил, - человек пять лупят с горы трассерами по седьмой роте внизу, да и по нам. Вроде бы далеко, но пули на излёте долетают.

Как бы в подтверждении послышался резкий щелчок попадания пули в ствол дерева около салона, а ещё через несколько секунд и звон разбитой бутылки на столе.

- Ну, это борзота, - возмущённый наглым поведением боевиков, которые сегодня действовали явно по другому сценарию, я надел на голову свою каску, схватил в охапку радиостанцию с автоматом, и как был в плавках, выскочил на улицу и огляделся. Бойцы сидели на своих позициях и наблюдали, каждый в своём секторе, поглядывая в нашу сторону. Толя с Севрюгином резко присели, услышав как пуля прошелестев высоко в листве, улетела в глубину зелёнки. На наблюдательном пункте помимо дежурной смены находился командир первого взвода. Он мне и показал на гору, откуда срывались трассера в седьмую роту и к нам.

- Хорошо, иди к себе во взвод и если что, будешь своё направление прикрывать. А я тут сейчас порядок наведу.

Поставил радиостанцию на верх ящиков и стал настраивать частоту дивизиона и по ходу объяснять новому командиру батареи и технику, что сейчас сделаю.

- Стреляют они со старого места, наверно, там прогалина, откуда хорошо видно расположение седьмой роты. – Я прекратил возиться с радиостанцией и стал наблюдать за стрельбой духов. Через две минуты наблюдения подвёл итог, - так, бьют со снайперских винтовок, но не пять как ты говоришь, а десять человек. Они расположились достаточно кучно, чтобы их накрыть одним огневым налётом.

Я нацепил на голову наушники и вызвал дивизион, который тут же мне ответил.

- «Полтава, Я Лесник-53. Цель 410, основным, десять снарядов беглый Огонь!» - Радиотелефонист артиллеристов подтвердил приём и продублировал мою команду.

- Ну что ж, нам теперь только осталось посмотреть, как сработают артиллеристы. – Долго ждать не пришлось, через две минуты до нас донесся звук первого выстрела и тут же прошелестел высоко в небе снаряд, который багрово рванул там, где и планировалось. Ещё девять снарядов прошелестело над нами и легли на позициях боевиков, причём наводчик не восстанавливал наводку после каждого выстрела и все разрывы равномерно и удачно накрыли весь район расположения чеченских снайперов. Стрельба с их стороны мгновенно прекратилась и над окрестностями повисла тишина.

- «Полтава, Я Лесник-53, Цель 411, десять снарядов беглым, Зарядить!» - Я ждал и не ошибся, духи отступили и теперь открыли огонь со второй позиции. Но трассеров стало гораздо

меньше.

- Ну что, Толя, сколько теперь боевиков стреляет, - торжествующе спросил я техника, а тот озадаченно заскрёб в затылке.

- Да, вот сейчас по моему человек пять, остальных наверно накрыли.

- «Полтава. Цель 411. Веер сосредоточенный Подручной, десять снарядов беглый, Огонь!»

Боевики, наверно, и не успели понять и удивиться, как их опять засекли. Залп лёг кучно, а

потом снаряды в течение полутора минут рвали лес на второй позиции боевиков.

- Ну, вот и всё, сегодня седьмая рота будет нести службу спокойно, - я повернул голову к Севрюгину и посмотрел на изумлённого офицера.

- Боря, как это ты: без пристрелки, без координат уничтожил боевиков? – Майор ещё раз посмотрел на гору, - Боря, как?

Когда поворачивался к нему, то хотел рассказать, как днём приезжал начальник артиллерии и мы пристреляли эти цели, но услышав его удивлённые вопросы и его неподдельное изумление, мне расхотелось ему что-либо говорить. Он был не только слабым артиллеристом, но ещё к сожалению и тупым. Я с состраданием посмотрел на него и лишь сказал: - Ничего, Коля, с моё повоюешь и также стрелять будешь.

Мы облокотились на ящики и молча стали наблюдать за местом, откуда можно было ожидать появление трассеров, но лес хранил угрюмое и обнадёживающее молчание. Я с удовлетворением оттолкнулся от стенки наблюдательного пункта, собираясь спуститься к салону, чтобы одеться, как над нами засвистели пули и из зелёнки напротив раздалась автоматная очередь. Все резко присели и вторая очередь уже попала в стенку из ящиков, защёлкав по камням внутри, а между мной и техником появилась приличная дырка. Большая щепка, пролетев по воздуху, чиркнула по щеке одного из солдат, оставив на лице длинную и глубокую царапину, засочившуюся кровью. Сверху на меня свалилась радиостанция, больно ударила по коленке и хлестнула антенной солдата уже по другой щеке, оставив на ней багровый рубец. Увидев в боку радиостанции два пулевых отверстия, я вскочил на ноги и кинулся к пулемёту. Сняв с предохранителя ПК, дал длинную очередь, потом ещё и ещё по краю зелёнки, откуда по моему мнению вёлся огонь. Светлячки трассеров хлестали кусты, заросли в двухстах метрах от нас, а рядом со мной заговорили автоматы моих подчинённых. Грохнул выстрел с гранатомёта и граната рванула внутри зелёнки. Стрельба смолка также внезапно, как и началась: из зелёнки больше по нам не стреляли. Выждав ещё минут десять, я с заменщиком спустился к салону. Хотя сгустились сумерки, но бледность лица Севрюгина выдавала его испуг. Делая вид, что не замечаю его суетливых движений и его страха, я быстро оделся и мы вышли на дорогу. Заменщик семенил рядом со мной и норовил двигаться так, чтобы я всё время был между ним и зелёнкой. Я же, разгадав его нехитрые манёвры, тоже поворачивался так, чтобы Севрюгину приходилось всё время крутиться вокруг меня, но вскоре мне надоело его мучить и отправил к салону, где он мигом заснул сидя в кресле, крепко прижимая к себе автомат. Я думал, что он будет спать тревожно, постоянно вскидываясь, но мне пришлось его ещё и будить утром, когда уже побрился и привёл себя в порядок.

- Николай, вставай – пора кофе пить, - на печке стоял чайник с закипающей водой, а на столе тарелка с бутербродами. Севрюгин встал с кресла, с трудом распрямляя затёкшую поясницу и заилевшими глазами хмуро посмотрел на меня, понимая что я смеюсь над ним. А смеяться было над чем: круглое лицо лоснилось от пота, припухшие глаза и распухшая, от укуса комара губа, ещё больше перекосило лицо. Осторожно пощупав пальцами губу, майор уныло побрёл к умывальнику. Также уныло, как мышь в газете, копошился он и в салоне, а я сидел за столом и еле сдерживался, чтобы прямо не сказать этому офицеру: - Послушай, дорогой, я уже здесь пять месяцев: прими батарею, дай мне уехать и делай потом что хочешь, но только отпусти меня.

Я решил отложить этот трудный разговор на после завтрака, но пока мы пили кофе, он повеселел и уже даже с юмором воспринимал наше вечернее приключение. Сегодня утром, в связи с наступлением, совещание было назначено на шесть утра, поэтому мы позавтракали и не спеша собрались ехать в штаб. Я задержался, отдавая последние распоряжения замполиту и старшине, а Севрюгин в каске и в бронежилете суетился на броне БРДМа. Он то садился в сиденье командира машины и закрывал люк, то его открывал и вылазил на броню: садился гоголём у башни и оглядывал местность. Понаблюдав за его манёврами, я забрался на броню и уселся над водителем, спустив ноги в люк. Заменщик осмотрел меня с головы до ног.

- Боря, а почему ты без бронежилета ездишь? – Я беспечно махнул рукой и дал сигнал на начало движения. Севрюгин сел на сиденье во внутрь машины, но посмотрев на меня, неохотно вылез на броню.

- Боря, а почему ты ездишь сверху? На броне, а не внутри? Ведь так быстрее убьют. – Снова задал мне вопрос Николай.

Я облокотился поудобнее на ствол КПВТ и стал объяснять прописные истины: - Конечно, броня спасёт от пуль, если ты находишься внутри. Но внутри ты оказываешься в какой-то степени и в ловушке: во время попадания гранаты у тебя меньше шансов уцелеть и выбраться на улицу. Если машина перевернётся, внутри ты получаешь большее количество травм, когда будешь биться обо все выступы, кувыркаясь вместе с машиной.

- А теперь смотри: обстрел справа, - я ловко подпрыгнул и выбросил ноги на левую половину брони и присел, прикрываясь башней, а потом быстро перескочил на правую сторону машины и, опять прикрываясь башней БРДМ, повёл стволом автомата по придорожным кустам. Всё это я проделал на полном ходу машины и под изумлённым взглядом Севрюгина. Я опять уселся на своё место и стал объяснять дальше: - Когда я еду на верху машины, то при попадании гранаты, меня максимум скинет с брони на дорогу или обочину. Ну побьюсь, ну сломаю руку или ногу, пару рёбер, но остаться живым будет гораздо больше шансов. Сейчас будет место на дороге, которое периодически обстреливают боевики из пулемёта, и я тебе покажу, как просто укрыться внутри машины от огня, в случаи обстрела.

Мы миновали самое узкое место и теперь ехали по дороге, участок которой простреливался с позиций боевиков и Степанов прибавил скорость. Как по заказу с горы ударила очередь и пули защёлкали по броне сзади нас. Севрюгин загнано глянул на меня, а я, изогнувшись на краю люка, закинул ноги за спину водителя и мгновенно скользнул вниз, только чуть задев водителя. Майор, уяснив мой манёвр, повторил его, но зацепившись бронежилетом за выступ сильно ударился лицом о крышку люка и с криком боли провалился во внутрь машины. Прежде чем мы выскочили из зоны поражения, ещё одна очередь прогрохотала по броне. Я опять вылез наверх БРДМа, туда же вылез и бледный Севрюгин.

- Ничего. Николай, умение приходит с тренировкой, - попытался успокоить заменщика, но он уже паниковал и не пытался скрыть этого. Как только мы остановились у ворот штаба, Севрюгин соскочил с БРДМа и стремительно побежал к салону командира полка. Я же чертыхнулся и, уже не спеша, направился тоже к командиру полка, который вышел из-за масксети.

- Товарищ полковник, я не хочу быть командиром противотанковой батареи, - донёсся до меня дрожащий голос офицера, - меня там убьют.

Матвеев заулыбался: - Да вы что, товарищ майор? Вон, Копытов, какую ряху наел. Вся деревня кормит и лелеет его, мы здесь так не питаемся, как он. Да, кстати, товарищ майор, чего это вы всю ночь на связь не выходили? – Последние слова командир уже адресовал мне.

- Вчера вечером группу снайперов накрыл артиллерией, вот духи мне и отомстили. Обстреляли с зелёнки и сразу же попали в радиостанцию…, - продолжить я не успел, так как к командиру подошёл начальник штаба полка подполковник Мельников и хмуро глянув на меня, стал докладывать.

- Товарищ полковник, начальник строевой части майор Тимошенко и майор Копытов, поступили возмутительно. Майор Севрюгин, с самого начала был предназначен для замены командира первой миномётной батареи. А Тимошенко вчера самостоятельно принял решение и перенацелил его на противотанковую батарею, в качестве дружеской услуги, – подполковник Мельников повернулся к Севрюгину, - а вы, товарищ майор, езжайте прямо сейчас за своими вещами и сюда.

В течение последующих нескольких минут в мой адрес было высказано немало крепких слов и выводов. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но подошёл начальник артиллерии и, воспользовавшись паузой, обратился к командиру с просьбой представить меня к правительственной награде за уничтоженных снайперов. Наступило неловкое молчание, в течение которого командир полка и начальник штаба озадаченно хмыкали и поглядывали то на меня, то на начальника артиллерии. А Чайкин глядел невинным взглядом на полковых начальников.

- Ладно, идите товарищ Копытов, - наконец-то вяло махнул рукой мне Матвеев и они с начальником штаба ушли в сторону роты связи, оставив меня с Чайкиным.

- Копытов, - начальник артиллерии сбросил с лица невинное выражение, - чего тебе спокойно не сидится? Вчера Тищенко приезжал к командиру жаловаться на тебя. Хорошо я случайно оказался рядом и смог за своего подчинённого вступиться. После этого Матвеев ответил Тищенко в таком духе: – А чего ты хотел? Конечно, Копытов правильно взбеленился. Кто ты для него? Необстрелянный салага, на большее не тянешь. Вот ты отвоюешь свой первый бой нормально, тогда ты и сможешь его застроить, а так пока придётся молча проглотить обиду. Это мой тебе совет.

…Вернулся к себе очень расстроенным: несколько часов тому назад в мечтах был уже дома, а сейчас этот призрак бесследно растаял в воздухе и неизвестно, когда он опять реально встанет передо мной.

Тем временем бой за контроль над несколькими населёнными пунктами и за дорогу на Шатой развернулся и пошёл не по тому сценарию, как планировалось. Как мне потом стало известно, закончился он новой трагедией для 245 полка. Отряд обеспечения движения двигался по горной дороге в сторону населённого пункта Зоны. Впереди двигались в пешем порядке сапёры, за ними на технике разведывательная рота и другие подразделения. Солдаты и офицеры напряжённо вглядывались в зелёнку, которая справа вплотную подступала к дороге. Слева вдоль дороги шёл отвесный обрыв и с самого низа доносился неумолкаемый гул реки Аргун, которая стремительно мчалась между камней. Колонна медленно, шаг за шагом втягивалась в засаду боевиков, затаившихся в зелёнке и ожидающих только сигнала своего командира. Один из связистов, сидевших на броне поднял голову и его взгляд столкнулся с таким же взглядом боевика, но разглядывающим его с ненавистью. Связист вскинул автомат и успел дать короткую очередь и умер первым в колонне, так как его первый выстрел послужил сигналом для всех боевиков. Шквал огня обрушился на колонну, сразу же выведя из строя многих: кому повезло - погибли сразу. Кому повезло меньше - были ранены и теперь лежали в лужах крови на броне и земле, беспомощно взирая на эту бойню. В кого пули не попали - открыли огонь. Но он был крайне не эффективен, так как приходилось стрелять вверх, да и в первые несколько минут, уцелевшие не видели противника и били вслепую. В эти же первую минуты были подбиты несколько единиц техники, и они сейчас ярко горели на дороге, а уцелевшие солдаты пытались вытащить оставшихся внутри. Не подбитые машины беспомощно елозили по дороге, но выехать не могли из-за подбитой техники, перегородившей узкую дорогу. Число убитых и раненых росло с каждой минутой, боевики уже вели не шквальный огонь, а били сверху, не торопясь, выбирая цели. Полк помощи оказать не мог, слишком близко от колонны находились боевики, чтобы по ним можно было нанести огневое поражение артиллерией или авиацией, а мотострелки пробиться не могли, так духи наглухо перекрыли огнём узкую дорогу. На дороге огонь и сопротивление с каждой минутой ослабевало, офицеры были выбиты ещё в начале боя снайперами, добита была и остальная техника. Большинство раненых ещё в начале боя были уничтожены. Боеприпасы кончались, а боевики по мере ослабевания огня спустились практически к дороге.

Уцелевшие и легкораненые стали прыгать с отвесного обрыва в Аргун: немногие выживали в этом отчаянном прыжке. Тех кто разбился насмерть, и тех кто переломал ноги, руки, но остался жив выносило на небольшой остров посередине реки.

А боевики через несколько минут уже по хозяйски расхаживали среди трупов, собирали трофеи и добивали раненых. Всё это, я узнаю через несколько дней, а пока злой и взбудораженный сидел у себя на блок-посту и прислушивался к звукам боя. Ночь тоже прошла спокойно: боевики больше не пытались спровоцировать стрельбу между взводами седьмой роты, да и наверно боялись вновь попасть под артиллерийский огонь.

Рассказали мне и про казус, происшедший с полковыми разведчиками накануне наступления. Правда это или нет – судить не буду. Но рассказали другие, якобы бывшие свидетелями. Но даже если и сочинили – то получилась хорошая военная байка. Правда – «Дыма без огня не бывает».

Поставили задачу разведке проверить обходную дорогу в тылу боевиков. В каком она состоянии? Можно ли её использовать, чтобы прогнать там технику и ударить в тыл боевиков? До куда она тянется и другие сопутствующие военные вопросы?

Разведка ушла в ночь и во второй половине вышла на связь: - Вышли в район. Дорога есть. Двигаемся вдоль неё. Проверяем…

Через полчаса начальство запросила данные по дороге и разведчики ответили, удивив командование: - Технику прогнать можно, тут хорошая асфальтовая дорога…

- Какой асфальт? Там же лес и грунтовка…, по карте…

- Нет, асфальт и хороший на всём протяжении, что мы обследовали….

На командном пункте, на обрыве Аргуна, повисло удивлённое молчание, пока полковник Грошев, отвечавший за это наступление, не приказал: - Пусть дадут ракету, чтобы определить, где они бродят.

Разведчики пустили ракету, но никто не увидел её.

- Ещё раз, - потребовал Грошев и командир нерешительно пискнул, что разведчики могут демаскировать себя.

- Какая на хрен демаскировка? – В обычной своей манере рявкнул Грошев, - да они у вас бродят непонятно где.

Но и эту ракету никто не увидел, лишь через пару минут ночную тишину прорезал нерешительный голос солдата-связиста: - Так какие-то две ракеты взлетали вон там…, - и ткнул пальцем в тыл нашего полка.

Грошев весело присвистнул и приказал: - Пусть дадут две ракеты, - и через минуту, далеко сзади, в воздух взлетели две ракеты. Оказывается, перейдя оборону боевиков, разведчики заблудились. Сделали круг по лесу и, перевалив хребет «Волчьих ворот», ушли в тыл своих войск, где и нашли данную асфальтовую дорогу. Ругани и затаённого смеха в окопе командного пункта было дополна.

…Эти несколько дней я безвыездно просидел у себя в батарее, посвятив всё время наведению порядка в подразделении. Я всё-таки, после замены полка, подсознательно ждал себе замены каждый день и подзапустил воспитательную работу среди личного состава, считая что это должен делать новый командир. Но теперь круто взялся за подчинённых и учинил разборки, поняв что до отъезда отсюда далеко, а люди требуют постоянного внимания своего командира. Первым прокололся мой водитель. Степанов, увидев что комбат в печали и не собирается больше никуда ехать, сразу же напился со своим товарищем и попробовал учинить разборку с местными жителями, которые направлялись ко мне.

Услышав пьяные голоса, я в недоумении поднялся на дорогу и в ста метрах от блок-поста увидел своих пьяных солдат: Степанова и ещё одного. Голые по пояс, с автоматами в руках они, как им казалось, задержали двух рослых чеченцев, в которых я узнал жителей деревни. Солдаты матерились и трясли автоматами, пытаясь заставить чеченцев поднять руки вверх и стать на колени. А два здоровых мужика, способные в секунду обезоружить этих пьяных сосунков, с презрением смотрели на них и старались не делать резких движений, чтобы не спровоцировать солдат на стрельбу.

В несколько секунд добежал до солдат и, схватив левой рукой ствол автомата Степанова, правой в бешенстве заехал водителю в челюсть. Солдат кувыркнулся и улетел в кусты. А его товарищ, уронив автомат на асфальт, зайцем метнулся в сторону взвода.

- Мужики, извините за этих ублюдков, я с ними разберусь. У вас какие-то проблемы? – Я схватил за руку Степанова и рывком поставил его ноги.

Чеченцы попятились от меня: - Мы потом к вам придём. Потом, - развернулись и скорым шагом направились в сторону деревни, а я пинками погнал солдата на блок-пост. Собрав солдат по тревоге у салона и оставив с ними техника, я с замполитом и командиром взвода устроил капитальный шмон в расположении первого взвода и в близлежащих кустах мы нашли два ведра готовой браги. Зачерпнув кружкой белую, мучнистую жидкость и сделав несколько хороших глотков, замер, прислушиваясь к своим ощущениям. На удивление брага оказалась приятной на вкус и крепкой. Я присел у ведра и, уже спокойно выпив вторую кружку, предложил выпить по кружке офицерам. Немного успокоившись, приказал вёдра с брагой вынести к салону, а сам вышел туда минут через пять и сразу же выдернул из строя Степанова и его товарища. Ногой опрокинув вёдра, с удовольствием наблюдал за угрюмой реакцией своих подчинённых.

Я не стал читать долгих и нудных лекций о вреде употребления алкоголя, и о той опасной обстановке, в которой мы находились, а в жёсткой форме пригрозил, что больше я разбираться и «чикаться» с ними не буду, а сразу же буду отправлять на губу, как здесь любовно называют «зиндан». Контрактников буду гнать в три шеи, но наведу военный порядок. И вот эти дни, всё находилось у меня под жёстким контролем.

…От радиостанции поднялся дежурный радиотелефонист и подошёл ко мне: - Товарищ майор, передали что можно наши установки забрать из первого батальона.

Быстро собравшись, я через несколько минут мчался по дороге, с удовольствием ощущая напор встречного воздуха. Честно говоря, мне до чёртиков надоело сидеть на блок-посту, но эти дни не прошли зря: дисциплина в батареи заметно подтянулась, стало больше порядка, и в

действиях солдат появилось больше чёткости и организованности. БРДМ бодренько взобрался

по дороге в бывшее расположение первого батальона и остановился на огневой позиции миномётной батареи, где и нужно было забрать противотанковые установки. Поздоровавшись с солдатами и узнав, что с ними всё в порядке, подошёл к палатке командира батареи капитана Грегоркина, который ждал у входа, когда я переговорю с солдатами. Через проезжающих мой блок-пост, я уже кое-что знал про своего «сбежавшего» заменщика. Через два часа, как он приехал в батарею, началось продвижение мотострелковых батальонов вперёд и когда потребовался миномётный огонь майор Севрюгин ошибся, положив миномётный залп по цепи наступающих мотострелков. Чудо, что никого не убило. Нового комбата сразу же отстранили от ведения огня и Грегоркин вместо того, чтобы рассчитываться и ехать домой, продолжал командовать батареей и обучать Севрюгина. Получалось, что не только меня он подвёл, но и другого офицера. Поздоровались, обменялись новостями и командир батареи пригласил меня в гости. В палатке, несмотря на то, что были приподняты над землёй стены, было душновато, но мы всё равно расположились внутри.

Пока Грегоркин накрывал на стол, я огляделся внутри и с удивлением увидел среди спящих солдат, также мирно спящего Севрюгина. Спал он в каске и в бронежилете, крепко сжимая в руках оружие.

- Ну, как он тут? – Я кивнул на беззаботно спящего офицера.

Грегоркин с досадой махнул рукой и стал наливать в кружки вино: - Лучше не спрашивай. Если бы не его дебилизм и трусливость, я бы уже ехал домой на поезде и слушал, как стучат колёса, а теперь торчу здесь и должен ещё этого бестолкового майора обучать. Как только начинаются обстрелы, или только предпосылки к ним: всё, его нет – бросает батарею и убегает прятаться. Заколебал он меня. Вот, смотри, спит как сурок и до лампочки ему, что офицер из-за него здесь торчит.

Комбат первой миномётной, чокнулся со мной и махом вылил вино в рот, я отпил немного и поставил кружку на стол. А Грегоркин налил себе ещё вина в кружку, потом мотнул головой на

Севрюгина: - Ну, что пригласим его?

Я махнул рукой: типа, мне всё равно и Грегоркин сильно и бесцеремонно пнул ногой лежащего в бок. Николай Севрюгин резко вскинулся и теперь сидя на матрасе, красными от сна глазами, оглядел нас, стол и палатку. Командир батареи мотнул приглашающе головой к столу и Севрюгин, беззаботно зевнув во весь рот, снял каску с головы. Я с любопытством наблюдал за своим бывшим заменщиком и всё больше удивлялся. На улице была жара, волосы под каской были мокрыми и слипшимися от пота, а под бронежилетом был ещё свитер. Когда он стянул и его, то я даже рот разинул от удивления. На голой, потной груди, на толстой и железной цепочке висела огромная, латунная икона.

- Николай, это откуда у тебя? – Я в удивлении присел пред ним и стал рассматривать икону, явно старинной работы.

Севрюгин по детски застеснялся, но потом ответил: - Это мне жена своими руками повесила эту икону на вокзале от пули.

- На фига, ты тогда бронежилет таскаешь?

…Через час я уехал, довольный общением с товарищем. Остановился в посёлке Пионерский и у Лёхи Чикина расспросил о своём Синькове. Чикин тоже угостил меня вином и успокоил.

- Завтра я его буду спускать с вершины, хватит с него. Но страху он там натерпелся…, пить не будет, или по крайней мере будет от тебя прятаться. Пока мы подымались на верх, у него весь хмель вылетел, а не успели мы выйти на вершину, как нас плотно обстреляли духи. Показал я ему место для окопа: так он его выкопал - мгновенно. Самое интересное, бой идёт, а он выставит над головой и бруствером автомат и строчит в сторону боевиков, а то что очереди уходят вверх ему до лампочки – главное строчить. Так все эти дни и просидел в своём окопе, даже срал и ссал не выходя из окопа.

Под вечер я решил съездить с проверкой во второй и третий взвод. Обычно ездил днём, а тут решил уже практически в сумерки. Пообщавшись с командирами взводов и выпив с солдатами чаю, выбрался уже в темноте к забору на наблюдательный пункт взводов и затаился, наблюдая за противоположной стороной огорода, где были чеченцы. Они кстати и не скрывались особо: периодически до нас доносилась гортанная чеченская речь. Причём, находились они в метрах ста, не дальше. Я уже собрался отойти к палаткам взводов и уехать к себе, как из домов, черневших в темноте в двухстах метрах от нас на окраине деревни, сорвались светлячки трассирующих пуль и пронизали кустарник вокруг нас. Вторая очередь пронеслась над нами в сторону палаток. Определив место, откуда шли очереди, я не скрываясь ломанулся через кусты к взводам. У палаток стояла лёгкая суматоха, но все были целы. Не останавливаясь у них, выскочил на дорогу и, вскочив на подножку УРАЛа, резко скомандовал Субанову, который был за рулём: - Гони к деревне, духи обстреляли нас.

УРАЛ заревел и, набирая скорость, полетел к мечети, где был единственный свободный заезд в деревню. Второй солдат, сидевший в кабине, открыл на ходу дверцу и тоже перебрался на подножку, держа наготове оружие. У кладбища свернули влево, немного в горку и выскочили к хлипкой баррикаде, осветив её в упор фарами. В ярких потоках света за деревянной баррикадой заметалось до десятка деревенских мужиков вооружённые дубинами, назначенных на ночное дежурство у входа в деревню.

Я дал очередь из автомата в воздух и крикнул водителю: - Дави, Субанов, эту баррикаду. – И тут же заорал чеченцам.

- Где Рамзан? Рамзана ко мне.

Автомобиль врезался в препятствие, легко перескочил через остатки заграждения и повернул по моей команде влево, мимо школы. Впереди машины в свете фар, как зайцы, бежала толпа мужиков, а УРАЛ ревя двигателем, подпирал спины бегущих. Страх перед непонятными действиями коменданта, периодические очереди из автоматов над головами: всё это вносило страх и панику в ряды караульщиков и активно гнало их впереди меня.

Машина вместе с толпой деревенских выскочила на окраинную улицу и чеченцы свернули в сторону, а мы с солдатом соскочили с подножек, Субанов за нами и с ходу атаковали недостроенный дом, откуда по нам вёлся огонь. Водитель и солдат открыли огонь по окнам, прикрывая меня, а я подскочил к стене дома и, не останавливаясь, метнул вовнутрь две гранаты одну за другой. Третью, отскочив от стены, метнул в незакрытое отверстие чердака. Ворвавшись в дом, мы в быстром темпе прочесали все помещения, но следов стреляющего и гильз не обнаружили.

На улице, куда мы вышли, меня встретил испуганный Рамзан.

- Рамзан, - налетел я на главу администрации, - с этой улицы, и вот этого дома пять минут тому назад обстреляли мой блок-пост и меня. Ты что-то слышал или видел?

- Борис Геннадьевич, никто отсюда не стрелял, по крайней мере я ничего не слышал и не видел. А я вот здесь живу, - Рамзан показал на дом по соседству с тем, откуда вёлся огонь.

- Рамзан, ты что меня за дурака принимаешь? Я своими глазами видел, как отсюда вылетели две автоматные очереди. Так что ты мне не крути, а то тебя сейчас арестую за пособничество боевикам. – Я поглядел на толпившихся недалеко мужиков и заорал на них, - А ну, быстро прочесать улицу, Субанов, Козлов проконтролировать.

Солдаты дав по очереди в воздух, погнали вдоль улицы чеченцев, которые по мере продвижения исчезали во дворах. Я уже более спокойно стал разговаривать с Рамзаном, а тот продолжал доказывать, что никакой стрельбы с его улицы не было.

Через десять минут вернулись Субанов, Козлов и доложили, что ничего и никого не обнаружили. Чеченцы было столпились недалеко от нас, но я их прогнал караулить разбитую баррикаду.

- Ну, что Рамзан, остался единственный дом, который мы ещё не осмотрели – это твой. Пошли. – Оставив у машины Козлова, для охраны и прикрытия со стороны улицы, я и Субанов настороженно зашли во двор, а затем в течении десяти минут осмотрели дом и дворовые постройки. В доме, кроме жены Рамзана никого не было. Закончив осмотр мы остановились во

дворе, а Рамзан, облегчённо переведя дух, уже спокойно пригласил меня в дом, попить чаю, я

согласился, но предложил расположиться на веранде, откуда хорошо просматривался двор, все постройки и подходы, как к дому, так и ко двору. Субанова отослал к машине и шёпотом приказал ему бдительности не терять. Сам же сел на веранде так, что со спины подойти было невозможно, всё-таки у меня было подозрение, что стрелявший мог прятаться в доме у Рамзана. Я уже давно не верил чеченцам и мусульманам. Слишком часто они призывают в свидетели Аллаха, но как сведущие люди мне объяснили, что у правоверных, даже старики не считают

грехом обман неверного.

Жена чеченца быстро накрыла на стол: Рамзан часть закуски отослал с женой моим солдатам и мы начали пить чай. Я больше молчал, в основном говорил Рамзан: о своей жизни, о жизни деревни после того, как федералы разберутся с боевиками, и о многом другом.

Таким образом, я просидел у Рамзана до двенадцати часов ночи и, ничего не дождавшись, уехал к себе. На блок-посту царила суматоха, которая прервалась с моим появлением, вызвав общий вздох облегчения.

Больше всех обрадовался замполит: - Товарищ майор, мне передали со второго взвода, что вы помчались разбираться со стрельбой из деревни. Потом стрельба из автоматов, взрывы гранат и тишина, а вас всё нет. Что делать – не знаю? Главное понимаю, что если с вами что-то случилось, то ехать вас искать уже поздно. В полк докладывать, а что? Успокаивало в какой-то степени, что с деревни никто не прибежал. С плохой новостью. А ведь надо было что-то делать и я решил: если ещё в течение получаса не появиться комбат, тогда организую поиски.

Я молча похлопал замполита по плечу, а про себя подумал, что надо бы подзаняться лейтенантом, чтобы он хоть опыта какого-нибудь приобрёл, пока командую батареей, а то придёт какое-нибудь «чудо» вместо меня.

Через полчаса солдаты утихомирились: кому положено охранять, затаились на своих постах, а я стал прохаживался по дороге, чутко вслушиваясь в ночную тишину. В час ночи послышался быстро приближающийся гул МТЛБ, за двести метров до блок-поста в ночное небо взметнулась красная ракета, обозначающая что это свой. В принципе, этого можно было и не делать: на МТЛБ мог быть только майор Волощук, который ночами, если в этом была необходимость, доставлял тяжелораненых в госпиталь в Грозном. Вообще, Иван Волощук, несмотря на то, что совсем недавно прибыл в полк, уже завоевал крепкий авторитет в полку и как врач, и как человек. Он мог пойти в атаку, мог сползать и притащить раненного из-под огня: что, кстати, он и сделал двое суток назад, когда ночью, лично, под носом боевиков эвакуировал раненых и уцелевших солдат 245 полка с острова реки Аргун, куда их выбросило после того, как они спрыгнули с обрыва. Подружился и я с ним, часто он останавливался у меня на полчасика, когда возвращался с госпиталя, или же я приезжал к нему в гости.

Из-за домов, тёмной, низкой тенью выскочило МТЛБ и через полминуты остановилось около меня. С брони соскочил Иван.

- Боря, дай прикрышку до Грозного, раненого с пехоты везу. – Пока я распоряжался и БРДМ первого взвода выруливал на дорогу, мы обменялись новостями и Иван снова умчался в ночь. И хотя они почти сразу же скрылись в темноте, ещё в течение часа можно было проследить его маршрут. Вот в пяти километрах взлетела красная ракета: это Иван доехал до блок-поста десантников на мосту через Аргун. Через десять минут несколько дальше вторая ракета – это Волощук подал сигнал, что «Свой» блок-посту десантников у цементного завода. Третья ракета у Новых Атагов, а четвёртая на перекрёстке дорог. Я наблюдал за ракетами и не знал, что через неделю, между третьей и четвёртой ракетой я вместе с Иваном, также ночью, попадём в засаду и

уже пятая и другие ракеты будут меня сопровождать в госпиталь уже в качестве получившего сильнейшую контузию.

Утром, в пять часов, запылённые МТЛБ и БРДМ остановились на блок-посту, БРДМ первого взвода сразу же стал на своё место, а Иван спустился ко мне, где за столом я его напоил горячим

кофе и бутербродами. Иван был уставшим и вяло жевал мои мясные бутерброды, но выпив одну

порцию кофе, потом вторую ожил и повеселел. Садясь на машину, он пригласил меня вечером к себе в гости.

День прошёл как обычно, в неспешных делах. После обеда с попуткой приехал Синьков с седьмой роты и все ему обрадовались, а он тронутый встречей, кажется, даже прослезился. Чётко и бодро доложился о прибытии и я попросил тут же рассказать и поделиться боевым опытом, благо около салона собрались почти все, кто был на блок-посту. Синьков, начал красочно расписывать своё пребывание на переднем крае. И из его рассказа выходило, что если бы не он, то седьмую роту давно бы сбили с вершины или уничтожили. Что лично он уничтожил кучи боевиков, при этом расписывая всё, как один сплошной и весёлый подвиг. Косясь на меня и предполагая, что я мог знать какие-нибудь лишние и неприглядные подробности, он придерживал свою фантазию, а я молчал, лишь слегка улыбался, когда Синьков уж чересчур перегибал палку в своём рассказе.

Вечером приехал в гости к Ивану и, поздоровавшись с офицерами, собравшимися за столом ПХД полкового медицинского пункта, подошёл к четырём трупам, которые лежали в ряд в десяти метрах от ПХД, под стеной медицинского пункта. Никого из знакомых среди убитых не было. Я посидел на корточках несколько секунд, отдавая последнюю дань павшим и вернулся к столу.

Выпив первую рюмку водки и закусывая, обратил внимание на доносившиеся из окна медицинского пункта громкие стоны: они то возвышались почти до вопля, то опадали до жалостливого шёпота и почти не были слышны.

- Кто это так страдает? – Спросил Ивана.

- А ты что, ещё не знаешь? Славка Упоров с зам. по вооружению упали с обрыва на машине и разбились. Это стонет зам. по вооружению.

- А Славка? – В волнении воскликнул я.

- Да, у него всё нормально. Ехало их в кабине трое, упали с обрыва с пятиэтажный дом и все целы остались. Упоров и водитель побились, но ничего страшного у них нет. Так, сильные ушибы. А это зам. по вооружению стонет: хочет своими стонами показать, что ему очень плохо и его надо срочно эвакуировать в госпиталь, ну а потом со справкой «100» уехать домой на законных основаниях. Ну, пусть порет – хрен он в госпиталь уедет, а у Славки всё нормально. Но поведение такое, как будто крыша у него поехала. О…, смотри, - Иван толкнул меня локтём в бок и взглядом показал на крыльцо полкового медицинского пункта. Из дверей здания на крыльцо выскочил Славка Упоров, весь перемазанный зелёнкой: был он неестественно взбудораженный и нервный. Подскочил к солдату, курившему здесь же, выхватил у него сигарету и несколько раз глубоко затянулся. Потом затравленно оглянулся вокруг и громко произнёс неизвестно кому: - Да пошли, вы все на х…, - сорвался с места и убежал к себе в роту.

- Да, действительно крыша у Славки поехала. Иван, а чего вы с Арсентьевым делать будете?

- Да ничего, пусть постонет дня три, а потом его выпишем.

Через пару дней от Упорова узнал все подробности происшедшего.

- Боря, поехали мы с Гоблиным на УРАЛе на вершину горы, где несколько дней тому назад оставили тягач с солдатами для того, чтобы он затаскивал туда машины, которые не могли самостоятельно забраться на вершину. Ты, наверно, помнишь, тогда дождь прошёл и много луж было. Пока мы ехали то все тормозные колодки промочили, а начали подыматься вверх в гору, там на обрыве крутой поворот и его надо в два приёма преодолевать. Первый раз проезжаешь за него, пока радиуса поворота колёс хватает, а потом выворачиваешь руль в другую сторону и сдаёшь назад, вот мы начали сдавать, а когда задом подъехали к обрыву - водитель по тормозам, а тормозов-то нет. Арсентьев, как мы выехали на эту горную дорогу, всю дорогу боялся и держал дверь открытой, а как только почувствовал, что мы начали падать - выскочил из машины. Хорошо, что выскочил: мы когда начали падать, я еле успел сдёрнуть водителя на пол кабины и тут такой удар, что у меня всё глазах померкло. Наверно, сознание потерял. Открываю

глаза, смотрю, крыша практически до руля прогнулась. Водитель копошиться внизу кабины. И если бы Арсентьев не выскочил, нас бы там всех троих и расплющило. Ногами выбил заднее окно и как был в бронежилете, так и вылез через него, даже непонятно как это у меня получилось. Слышу сверху крики - подымаю голову, а там Арсентьев висит: зацепился за что-то. Следом выбрался водитель. Я в каком-то полутумане забрался на гору и пригнал тягач. Ну, а остальное ты знаешь.

Арсентьева я встретил через час, его выписали из мед. пункта и он, изображая разбитого напрочь человека, раненого перераненного, с помощью двух солдат, на которых он опирался со стонами и охами двигался в сторону своего салона. Увидев меня, он ещё больше заохал, а я расплылся в «деланной» улыбке и протянул руку подполковнику в приветствии, делая вид, что всерьёз воспринимаю его «боевые раны». Когда приезжал в отпуск в Екатеринбург, то в дивизии встретил Арсентьева. Он кинулся ко мне здороваться, но я холодно козырнул и спрятал руку за спиной: - Извините, товарищ подполковник, вот когда приедете в Чечню и там покажете себя – тогда и ручкаться будем…., - Арсентьева, когда он отказался ехать с нами в Чечню, в отличии от других, не уволили. Заступился старший брат-генерал и он тогда был записан на вторую смену.

- Теперь, после такого крещения, я могу пожать вашу мужественную руку, товарищ подполковник. – «Возвышенно» произнёс я, а Гоблин всё это принял за чистую монету.

Арсентьев в ответ жаром пожал мне руку и заохал с ещё большим пылом: - Ох и тяжело мне, Боря.

….Так уж получилось, но на следующий день у меня на блок-посту собрались чуть ли не все офицеры, оставшиеся от первой смены. Были здесь и со второй смены, которых это касалось и возмущала причина такого собрания. Конечно, не обошлось и без возлияния «огненной воды», но в этот раз всё было в разумных пределах и не мешало обсуждению.

В полку произошло ЧП и касалось это исключительно офицерского коллектива. Само Чрезвычайное Происшествие можно разбить на две части. Первая: офицер-мотострелок из первой смены, находясь на блок-посту, задержал легковую машину, которая направлялась в горный район, находившийся под контролем боевиков. В машине было пятеро мужчин разных возрастов, называвшиеся себя «мирными» чеченцами. И внешне, трое из них, гляделись сельчанами, по голову погрязших в своих деревенских проблемах, а двое были молодыми парнями, явно не тянувшие на звание «колхозника». В машине, при осмотре, ничего незаконного обнаружено не было, но вот двое молодых всё-таки насторожили офицера и он их решил попридержать и поподробнее разобраться с ними. Троих он отправил пешком, пообещав проверить оставшихся и отпустить их следом, если всё в порядке.

Что уж там произошло потом, есть несколько версий, но через некоторое время эти двое были убиты в перестрелке на блок-посту. Наши не пострадали и трупы оттащили в кусты и там их бросили.

Через двое суток, на блок-посту появился внушительный чеченец, который представился старейшиной того селения и отцом одного из убитых, который задал вполне законный вопрос – Где его сын и бывший с ним сосед?

Офицер не стал особо распространяться и сказал: - Проверил их и отпустил на машине домой. Где они и почему не доехали - он не знает.

Чеченец уехал, но через два дня снова появился на блок-посту, где тут же заявил офицеру: - Я знаю, что это ты их убил. Отдай тела. У меня в плену пять русских солдат. Отдашь тела – я отдам пленных…

На этом сговорились и отдали тела.

На этом первая часть закончилась и наступила вторая - дурно пахнувшая. Через два дня, офицера вызвал на переговоры односельчанин убитых, которого прислал старейшина. Тот передал следующее: – Солдаты отданы не будут и их судьбу будут решать позже. Про тебя, командир, кому положено знают ВСЁ. Фамилия, адрес семьи, сколько детей в семье и так далее и тебе, твоей семье объявляют Кровную месть.

Узнав об этом, мы начали «копать» - Кто сдал офицера? Разбирались недолго и всё сошлось на зампотыле. Как? За сколько? Эти подробности никого не интересовали. Такое гнильё нужно было вычищать. Вот его судьбу мы и решали на импровизированном офицерском собрании. Благо я был секретарём собрания. Высказались по этому поводу все и когда подошёл момент принятия решения…. У всех было одно – СМЕРТЬ! Но вот кто будет исполнителем – вот тут споткнулись. Главное - он должен знать перед смертью – ЗА ЧТО? С исполнителем и методом уничтожения предателя решили повременить, а анонимную записочку с решением офицерского собрания подкинуть, чтоб эта сука подрыгалась эти дни….

Записку подкинули, да и кто-то проболтался и уже на следующий день ко мне примчался замполит полка. Вместо того чтобы сесть и спокойно обсудить все обстоятельства неприятного происшествия, кидающего хорошее пятно на офицерский коллектив, он сразу стал орать, требовать, пугать военным трибуналом и в конце-концов был послан мною на фуй. Он умчался в штаб и довёл про моё хамское поведение до командира полка. Но командир в этом вопросе занял нейтральную позицию. То ли его самого зампотылу уже достал, то ли решил дистанцироваться от этого скользкого и дурно пахнувшего дела, но посоветовал действовать через особистов.

Они и приехали под вечер. Сели и под водочку спокойно обговорили это дело. И если бы замполит полка услышал это обсуждение, он пришёл бы в ещё больший ужас. Особисты были не против казни зампотылу и тоже были согласны с этим, даже предложили туда и замполита включить. Но лейтмотив беседы был в следующем: - Боря, только не ты приводи в исполнение. Тебе, что мало уголовного дела за подбитые танки? Ведь когда его грохнут, то прокуратура к тебе ведь прибежит…. Ты лучше спокойно езжай домой, а мы тут с ним сами разберёмся и когда всё это свершится, ты будешь дома и как бы ни причём. На этом и порешали.

А на следующий день, приехав в штаб, я случайно оказался в компании офицеров сапёрной роты и туда же припёрся прапорщик ГСМщик полка, со своей изрядной долей спирта. Был он уже изрядно «подшофе» и немного выпив с нами совсем «окосел». Хотел показать какую-то бумагу, но попутал карманы и вытащил оттуда толстенную пачку денег. Пьяно смутился и попытался их спрятать, но было поздно. Мы налетели на него, повалили и обыскали, но кроме этой пачки денег больше не было. А их было как раз, чтобы продать наливник с бензином. Цены то мы знали. Прапор был тут же жесточайше избит и выкинут из палатки, но перед этим, на его глазах деньги были сожжены.

Вот так. Эти суки приехали сюда наживаться, тогда когда в первую смену, ГСМщики полка прапорщик Володя Маматюк и Володя Базанков, зачастую, без прикрышки, ехали со своими наливниками, рисковали своими жизнями, но исправно возили горючку.

… Незаметно прошло, без каких-либо серьёзных происшествий, ещё несколько дней. Я сидел у себя за столом с офицером железнодорожных войск, который прибыл ко мне принять в батарее БРДМ-2 командира второго взвода, для установки его на бронепоезд, чтобы сопровождать эшелоны до Грозного и обратно. БРДМ он принял быстро и остался доволен его состоянием, комплектацией и мы это дело обмывали, с обоюдным удовольствием обмениваясь своими впечатлениями и наблюдениями о войне. Были мы уже изрядно «подшофе», когда на дороге остановилась колонна и из кабины головной машины выскочил новый начальник службы РАВ капитан Юрка Сирик, он сбежал к нам, к столу и по-хозяйски уселся за стол.

- Боря, наливай. Я тебе заменщика привёз.

Я скептически засмеялся: - Юра. У меня уже один был. Вези этого сначала в штаб.

- Боря, этот капитан конкретно тебя едет заменять, а не кого-то другого. Иди, принимай его.

Я недоверчиво посмотрел на капитана: - Юра, не шути так. Второго такого «облома» мне не надо.

- Да, Боря, тебе, тебе…. Я у него командировочное предписание смотрел. Иди, принимай.

Задумчиво разлил гостям водку, достал целую бутылку, взял из сейфа два последних золочённых стакана из подаренного сервиза и поднялся на дорогу. Посередине асфальта стоял среднего роста, худощавый капитан и у его ног лежала объёмистая сумка. Капитан был сильно пьян, штормило его из стороны в сторону здорово, но он ещё держался на ногах.

- Ты, что ли заменять меня приехал?

Капитан с усилием сфокусировал свой взгляд и тоже спросил: - Ты, командир противотанковой батареи? – Я мотнул головой. Тогда офицер приложил руку к головному убору и представился.

- Товарищ майор, капитан Волков прибыл на должность командира противотанковой батареи. – Он помолчал, потом протянул руку, - Юра.

Я пожал руку, медленно обошёл его кругом и опять остановился напротив его: - Ведь сбежишь, Юра.

- Нет, - насколько это было возможно в том состоянии, категорично произнёс капитан.

- Хорошо, сейчас проверим. – Я зубами оторвал алюминиевую пробку от горлышка и налил по 250 грамм водки в каждый бокал, один из них протянул Волкову, - Пей. Выпьешь – значит, не сбежишь.

Заменщик принял в руки золочёный стакан, опасно качнулся, но устоял. А потом мучительно долго цедил водку сквозь зубы. А когда последний глоток жидкости исчез в его глотке, Юра мутным взглядом поглядел на меня и хрястнул стакан об асфальт: - Я же сказал – не сбегу….

- Хм, - озадаченно хмыкнул я и залпом выпил своё содержимое и тоже хлопнул бокал об асфальт, - ну и хорошо, что не сбежишь.

В этот момент последние силы оставили Волкова и он отключился, рухнув мне на руки. Со всеми предосторожностями мы его отнесли в салон и уложили спать, туда же отнесли и вещи. Гости через полчаса разъехались, оставив меня в радостном возбуждении. Наконец-то мне приехал мой, именно мой заменщик. Хотя где-то в глубине души шевелился червячок сомнения, а вдруг опять ошибка и Волков спьяну что-то напутал. Не выдержав сомнений, я позвал замполита.

- Сергей, будешь свидетелем: я сейчас залезу к нему в карманы и найду командировочное предписание, чтобы точно знать ко мне он приехал или нет. А то до утра не выдержу этой пытки.

Лейтенант заулыбался, но помог мне и вскоре я держал в руках предписание, где чёрным по белому было написано – командиром противотанковой батареи в/ч 61931. Камень с души упал, и я теперь мог спокойно вздохнуть. К замене был готов, теперь только осталось дождаться, когда Волков проснётся, чтобы начать передавать подразделение.

Лишь только вечером новый командир батареи сумел выбраться из салона и сесть напротив меня. Ему было очень худо, мутным и тоскливым взглядом он осмотрел окрестности и снова воззрился на меня, мучительно вспоминая - Кто я такой и где он находиться? Но у него ничего не получилось. Пришлось ему помочь и лицо у офицера просветлело, узнав что он всё-таки в своей батарее. Но после того, как он попробовал вылечиться русским способом от похмелья, пришлось его обратно отвести в салон, где он опять бездыханным телом рухнул на постель.

На ночное дежурство заступил в радостном возбуждении: как-то сразу поняв и поверив, что Волков примет у меня батарею и я наконец-то уеду домой. Я бодро прохаживался по дороге, чутко вслушиваясь в ночную тишину, которая сегодня была особенной. Звёздное небо, воздух без ветерка и даже не было слышно ни единого выстрела. Глубокая тишина нависла над окрестностями, только лишь иногда перекидывались несколькими словами дозорные на наблюдательном посту. Вся эта атмосфера располагала к мыслям и мечтам, чем с удовольствием и занимался: в мыслях я уже ехал домой и встречался с родными. Но долго мне не пришлось витать в облаках: гул двигателя, красная ракета и на моём блок-посту остановилась санитарная МТЛБ, откуда на асфальт спрыгнул Иван Волощук и Сергей Тимошенко, который решил прокатиться в Грозный.

- Боря, мне сказали у тебя прикрышку взять, тяжелораненого везу в госпиталь.

- Блин, а у меня и нечего тебе давать. Мой «бардак» с ночёвкой в Ханкалу ушёл, один БРДМ сегодня на бронепоезд передал, остальные просто не доедут до Грозного.

- Чёрт, чего же делать? Раненого надо срочно в госпиталь доставить, - Иван затоптался на месте, прикидывая как быть, - Боря, может быть противотанковую установку дашь? Всё-таки броня.

- Иван, так от неё ведь в бою никакого толка.

Обсудив с товарищами ситуацию, я принял решение: - Ладно, Иван, сейчас выгоняем противотанковую установку и я лично тебя сопровожу туда и обратно. Заодно и развеюсь немного.

- Боря, может не надо ехать, пусть командир взвода сопровождает, - нерешительно предложил Волощук, - я ведь знаю, что тебе заменщик пришёл и по всем неписанным военным законам тебе нельзя ехать.

- А, Иван, ерунда все эти приметы, всё нормально будет, - я уже распоряжался и по моей команде разбуженный Синьков выгонял установку на асфальт. Отдав последние распоряжения замполиту, который оставался вместо меня старшим, наша маленькая колонна двинулась вперёд.

Я сидел на верху машины, опустив ноги в люк водителя и всё время видел маячившую впереди МТЛБ, и сидящих на броне товарищей и санитара. Первые пятьсот метров, пока поудобнее располагался на броне, совсем не обращал внимание на странные вихляния машины по дороге, но когда на повороте мы чуть не вылетели в поле наклонился в люк к водителю и меня обдало сильнейшим перегаром.

- Синьков, скотина, ты же пьяный. – С досады сильно пнул ногой его в спину, а солдат

поднял голову и быстро-быстро зачастил.

- Товарищ майор, товарищ майор, я чуть-чуть выпил. Только чуть-чуть, всё будет нормально. Я доеду…

Возвращаться было поздно, да и перед товарищами было неудобно. Я махнул рукой и с досадой ещё раз сильно пнул ногой в спину контрактника: - Ну, Синьков, вернёмся в батарею, я тебе, гад, устрою.., - плотоядно пообещал своему подчинённому.

Водитель сконцентрировал своё внимание на управлении и какое-то время вёл машину безукоризненно, но сильно отстал от МТЛБ, а когда я приказал прибавить скорость, машину опять начало опасно кидать по всей дороге. Я пинал водителя, ругался матом, но это мало помогало: или мы безумно виляли по полотну дороги, или же мы ехали нормально, но отставали от МТЛБ. А Иван нёсся по дороге, даже не подозревая, с какими проблемами я столкнулся. Таким образом мы проскочили через мост, правда раза два чуть не улетев в реку, миновали Чири-Юрт и цементный завод, проехали опасную зелёнку и выскочили на поля перед Новыми Атагами. Здесь я боялся только бетонного моста, на который сложно было заезжать даже днём, а тут пьяный водитель и ночь. Свои опасения проорал Синькову на ухо, перекрикивая гул двигателя, и водитель сосредоточившись, почти безукоризненно выполнил сложный манёвр. Я облегчённо перевёл дух, считая дальнейшее лёгкой прогулкой. Мы огибали село по широкой дуге, пыля по полям, когда справа из зелёнки мелькнула багровое пламя выстрела из гранатомёта. Даже не видя полёта гранаты, я понял что это «моя» граната. Сжался в комок и сильно пнул ногой в спину Синькова, заорав в люк: - Туши фары.

Но водитель с испугу сделал всё наоборот - врубил дальний свет и в довершении ко всему включил ещё и фароискатель, который он смастерил самостоятельно пару недель тому назад. И теперь моя машина мчалась по полю как рождественская ёлка, сияя всеми огнями. До того как граната долетела до меня, я успел дать пару коротких очередей из автомата в сторону засады. Грохнул взрыв: чуть сзади и сбоку, не долетев до машины считанные метры.

- Ого, если там такой опытный гранатомётчик, то следующая граната точно - «моя».

Я опять пнул водителя в спину и уже спокойнее прокричал: - Туши гад свет, смотри МТЛБэшка уже потушила, - Но Синьков непонимающими глазами быстро глянул вверх на меня и продолжал рулить по полю. Санитарная машина потушила огни сразу же после разрыва гранаты, и теперь прибавила скорость, выходя из зоны поражения. Мой же водитель, потеряв ориентир - габариты впереди идущей машины, впал в панику и стал лихорадочно крутить рулевым колесом, чтобы высветить потерянную машину хотя бы фарами и теперь мы выписывали по полю немыслимые зигзаги. На месте засады замигали вспышки выстрелов и несколько трасс очередей протянулись в мою сторону. Я продолжал пинать водителя, но тот окончательно потерял голову. Я уже расстрелял по боевикам второй магазин и присоединял третий, считая что мы уже, в принципе, прорвались сквозь засаду: ну ещё метров двести и боевики нас не достанут, когда в зелёнке вновь сверкнула вспышка выстрела гранатомёта.

- Всё…, не успели…, - обречённая мысль сверкнула в башке, я ещё успел бросить взгляд вперёд, заметив большой бугор, внезапно появившийся в свете фар. Граната ударила в самый край кормы машины, чиркнула её рикошетом и взорвалась с оглушительным грохотом, словно кувалдой ударив меня по голове. А БРДМ, наехав правой стороной на бугор, стал стремительно переворачиваться, а я по инерции, как ракета вылетев из люка, полетел вперёд, неожиданно оказавшись в воздухе в трёх метрах впереди машины. Уже гаснувшее сознание от контузии успело дать телу команду – упадёшь на землю – катись, чтобы тебе не раздавил «бардак»….

Ещё успел вытянуть руки вперёд, чтобы смягчить падение, как сильнейший удар головой об землю отправил меня в небытие.

….Боря, Боря, - слова и звуки, внезапно хлынувшие в мой мозг, почти затопили меня и как молотом били по голове, пытаясь вновь меня отправить туда, откуда только что вынырнул.

- Чёрт…, он живой, но без сознания. Ложите его на носилки и в машину, - это уже был знакомый голос. Меня бесцеремонно подхватили за одежду и положили на носилки. Я ожидал,

что сейчас взорвусь от боли, но к удивлению тело ответило лишь тупой, ноющей тяжестью во всём организме. Лишь в шее и в голове плеснула яркая вспышка боли. Я открыл глаза и одним взглядом охватил всё, что происходило вокруг меня: сначала звёздное небо, потом Ивана Волощука рядом с носилками, лежащий на боку БРДМ. Он продолжал светить всеми фарами, освещая всё вокруг и приближающийся проём санитарного МТЛБ. Сергея Тимошенко, он бил ногами Синькова, а тот валялся в пыли и, слабо защищаясь, только кричал: - Товарищ майор, товарищ майор, я думал, что он мёртвый, поэтому и убежал...

Но Сергей вошёл в раж и, пиная его, сам орал: - Да ты, сволочь, и автомат свой бросил. Ты хотя бы мёртвого комбата из-под фар в темноту утащил…. Ты бы хотя бы проверил, есть у него пульс или нету... Ты, сука, просто струсил и сбежал, забыв даже своё оружие.

Я зашарил у себя на груди руками: - Иван, где мой автомат и что с духами?

- Боря, ты пришёл в себя, - обрадовался Волощук и положил тут же автомат ко мне на грудь, - вот он, вот, а духов мы отогнали. Не стреляют больше.

Я рывком вскинулся и сел на носилках: боль плеснулась только в мозгу и голова тут же завалилась, как будто там не было позвоночника, влево на бок. Левой рукой поставил голову прямо, но когда отпустил руку, голова опять упала влево. Повторил действие: что интересно голова падала только влево, вправо она держалась.

- Боря, ты как? – Встревожено захлопотал вокруг меня Волощук.

- Нормально, я сейчас, - осторожно слез с носилок, ноги достаточно уверенно держали меня и всё тело подчинялось моим командам, только чувствовалась сильная слабость и как чугун гудела голова.

Увидев, что я слез с носилок, Тимошенко прекратил пинать водителя, а тот обрадовано поднялся из пыли и запел сладким голосом: - Товарищ майор, а вы живы оказывается….

Я молча подошёл к Синькову и сильно ударил его автоматом в лицо. Это я так хотел сильно ударить его, но удар получился слабым и прикладом автомата лишь рассёк ему кожу на лбу.

- Скотина, тебе что седьмой роты мало показалось? Если бы ты не был пьян, мы бы уже к мосту подъезжали через Аргун. – Синьков стоял молча, лишь вытирал кровь со лба.

Медленно повернулся к Волощуку: - Иван поехали, раненого ведь в госпиталь надо, а этот пусть остаётся здесь и обороняет от духов машину. На обратном пути заберём, если живым останется: поставим машину на колёса и утянем к себе.

- Боря, это неправильное решение, так делать нельзя, - Тимошенко и Волощук подошли ко мне и попытались изменить моё решение. Но я упёрся.

- Я знаю, что это неправильное решение, но за всё в жизни надо платить. И пусть платит: за эти пьянки в подразделении, за то что бросил и чуть не убил комбата. Это моё решение – решение командира противотанковой батареи. У него в машине цинк патронов и штук пять гранат, вот пусть и обороняет свою машину. Поехали, а то у меня сейчас силы кончатся. – Эти пару минут и спор с товарищами совсем обессилили меня. Появились позывы к рвоте и сильно закружилась голова, так что был вынужден прислониться к перевёрнутому БРДМ. Хотел сказать товарищам и то, что неизвестно в каком состоянии машина, и что её, может быть, придётся тащить на буксире, что капитально снизит скорость передвижения, а для раненого каждая минута задержки таила опасность, но сил спорить и доказывать правильность своего жестокого решения уже не было. Хотя и сам понимал, что мой приказ балансировал на грани уголовки: я практически обрекал Синькова на смерть, если боевики сунутся к машине, когда мы уедем.

Отдав через силу последние указания Синькову, который даже обрадовался такому моему решению, я с помощью ребят забрался на броню и мы помчались в Грозный. Прохладный встречный воздух несколько привёл меня в себя. Усилием воли задавил в себе тошноту, и лишь непонятный гул в голове, какие-то отголоски голосов, тупая боль, которая иной раз вспыхивала острыми иголками в мозгу, сильно беспокоила меня. Голова упорно не хотела держаться на шее и её всё время приходилось держать левой рукой, чтобы она не падала в бок. Я немного потренировался с автоматом и теперь был уверен, что при повторной встрече с боевиками сумею вести огонь одной правой рукой, чуть зажав приклад подмышкой.

Оставшийся путь до окраин Грозного мы проделали достаточно быстро: Иван периодически запускал в небо красные ракеты, подъезжая к очередному блок-посту, пропускали нас тоже быстро – на всех блок-постах его хорошо знали. Но на последнем нас тормознули ВВэшники: Волощук что-то долго доказывал старшему блок-поста, но тот упёрся и не хотел пропускать нас в город.

Я вслед за Тимошенко слез с брони, подойдя к спорящим офицерам, поинтересовался причиной отказа.

- Вы что ли не видите? - ВВэшник показал рукой в сторону города и я только сейчас обратил внимание, что над ближайшей окраиной тёмное небо в разные стороны вспарывали трассера, висели, освещали и сгорали в ночном воздухе десятки осветительных и сигнальных ракет, - духи штурмуют Грозный. Тут начальство проскакивало: говорят, человек восемьсот участвуют и уже захватили площадь «Минутка». Так что я вас пропустить не могу….

Но Иван сумел уговорить старшего блок-поста и через десять минут, приготовив оружие, мы двинулись дальше. Въехав на улицы частного сектора, мы на тихом ходу двигались в сторону площади «Минутка», ожидая огонь, как со стороны духов, так и со стороны своих. Звуки стрельбы приближались и становились всё ожесточённее, но на удивление по нам ещё не стреляли, хотя на параллельных улицах, а иной раз в метрах ста от нас шла стрельба и были слышны крики: как на русском, так и на чеченском - в основном «Аллах Акбар». МТЛБ с потушенными огнями, на пониженной скорости, пощёлкивая гусеницами по асфальту, скользила по городу, который был освещён десятком ракет и осветительных снарядов, мин. Из переулка вынырнула группа солдат, скользнув по нам взглядом, они пересекли улицу и скрылись среди домов. Через минуту там вспыхнула ожесточённая стрельба и чуть дальше с той стороны показались трое боевиков, также скользнув по нам взглядом, они скрылись во дворе большого кирпичного здания. Всё произошло так быстро, что мы не успели открыть огонь, лишь, когда проезжали мимо дома, каждый из нас, в том числе и я, кинули за каменный забор по гранате. Четыре багровые вспышки на долю секунды осветили двор до мельчайшей детали. Мы успели отъехать от дома на пятьдесят метров, когда в спину ударило несколько очередей боевиков, заставив нас повалиться на броню. Отвечать мы не стали, так как на улицу вывалила группа солдат и с ходу атаковало дом, откуда вёлся огонь.

Мы продолжали своё движение среди пуль и выстрелов, постепенно приближаясь к «Минутке». Бой шёл уже вокруг нас: выбегали солдаты с криками куда-то стреляли, также исчезали, потом появлялись другие и тоже стреляли, но уже в другую сторону и что самое интересное - на нас никто не обращал внимание, до тех пор пока мы бесшабашно не выехали на саму «Минутку», где гремел ожесточённый бой. В ста метрах от нас горели две наших БМПэшки и от них, ведя огонь по девятиэтажке, отступали уцелевшие солдаты. С той стороны вывернул танк Т-62 и открыл по позициям боевиков огонь, прикрывая отходящих пехотинцев, но сразу же получил две гранаты в башню, которая была защищена обвёрнутой гусеницей, что и спасло экипаж от мгновенной гибели, третья ударила в корму, но вскользь и взорвалась над двигательным отсеком. Сразу же в районе кормы появилось пламя и танк, зарычав двигателем, отступил обратно. Теперь боевики сосредоточили часть огня на нашей машине. Судя по огню, они держали под своим контролем только одну девятиэтажку. Пули защёлкали по броне, высекая искры. Одна очередь прошлась по деревянному ящику, разбивая его в щепки. Мы опять повалились на броню и открыли лихорадочный огонь по вспышкам выстрелов, возникающих в проёмах окон. Грохнул выстрел из гранатомёта и граната, высоко пролетев над нами, разорвалась на противоположной стороне площади. Водитель прибавил скорость и МТЛБ, занося на асфальте, через минуту вынесло на проспект, ведущий к дворцу Дудаева, где огонь уже был гораздо тише и везде суетились наши солдаты.

Не останавливаясь, мы проскочили большую часть улицы, нырнули под мост, проскочили

реку Сунжа, и за развалинами гостиницы «Кавказ» свернули вправо. Ещё пятнадцать минут бешенной гонки по ночному городу, и нас остановили на блок-посту, перед аэропортом «Северный». Отсюда мы уже до госпиталя ехали спокойно и не спеша. Во дворе ленинградского МОСНа (медицинский отряд специального назначения) нас встретил дежурный врач с санитарами. Бойцы сразу же на носилках утащили раненого солдата, а я, поддерживая руками голову, сам зашёл к врачу, где меня уже ждал Иван Волощук.

- Майор, всё раздевайся. Для тебя война уже закончилась, - такое начало разговора дежурного врача мне совсем не понравилось.

- Как тебя зовут? – Обратился я к врачу.

- Михаил, а что?

- Миша, давай так: я не ложиться сюда приехал. Сейчас ты мне окажешь первую помощь, и я поеду со своим начмедом обратно в полк. Хорошо?

- Ну, ты меня удивляешь, майор, немногие отказываются от госпиталя, тем более после такой контузии как у тебя. Да Иван, ещё сказал, что ты уже отвоевал пять месяцев и заменщик тебе приехал, так что давай не будем испытывать судьбу. Сейчас ты отдаёшь своё оружие, экипировку, моешься: потом мы тебя осматриваем и ложим спать. Вот так всё и будет, - врач безапелляционно всё это высказал, не сомневаясь, что я сдамся. Но не на того он напал.

- Послушай, Миша, меня не на носилках сюда принесли, а своими ножками зашёл, - пальцами, на поверхности стола показал, как зашёл в госпиталь, вызвав смех врачей, но я продолжил на полном серьёзе, - поэтому я сам буду решать: ложиться мне или уезжать. Понятно? А сейчас давай какие-нибудь уколы, таблетки и мы поехали.

Врачи переглянулись, потом дежурный врач сделал последнюю попытку уговорить меня, приведя на его взгляд достаточно веский аргумент: - Да у тебя, через несколько часов мозги поплывут и ноги бросишь в одну секунду.

- Если они поплывут, то пусть они у меня поплывут на передке, а не здесь. А если надо, я сейчас напишу бумагу, чтобы снять с тебя ответственность.

Поняв, что уговаривать меня бесполезно, дежурный врач отдал необходимые распоряжения и вокруг меня захлопотали медсестры. В течение сорока минут со мной провели все медицинские процедуры: вкололи пять болезненных уколов, заставивших меня поморщиться, надавали кучу таблеток и отпустили с богом. То ли от того, что я находился в медицинском учреждении, то ли от уколов, но мне стало гораздо лучше: голова уже не так заваливалась, тошнота исчезла, лишь иногда накатываясь приступами, как и головокружение, но я их задавливал усилием воли. Правда, голова болела всё сильней и сильней, внутри черепной коробки стоял гул, невообразимый шум, свист как в радиоприёмнике. Но я об этом молчал, боясь, что меня могут силой оставить здесь: поэтому улыбался и всем врачам говорил, что с головой у меня всё в порядке. Дежурный врач, хмурясь, выписал справку «Форма 100», в которой было написано, что я категорически отказался от госпитализации, обозвал меня дураком и скрылся в госпитале, а мы поехали домой. Уже рассвело и в городе стояла тишина: непонятно, то ли духи захватили город, то ли их отбили. Доехав благополучно до центра, мы приготовили оружие и на небольшой скорости двинулись в сторону площади «Минутка», но уже на подходе к ней стало понятно, что духов отбили. Везде суетились солдаты, прочёсывающие многоэтажки, по обеим сторонам улицы и частный сектор. На самой площади к чадящим, подбитым двум БМП присоединились ещё две БМП. Подбиты они, наверно, были уже во время штурма девятиэтажки, занятой боевиками: так как ещё горели. Из дома выносили трупы духов и укладывали их в ряд на асфальт, тут же выкладывали и их оружие. Вокруг трупов суетились два фотокорреспондента, которые под разными ракурсами снимали тела боевиков и их оружие, то же самое снимали на видеокамеру два человека одетые в камуфляж. В ста метрах от площади внезапно вспыхнула перестрелка, но после выстрела огнемёта она быстро смолкла: видать, во время прочёсывания наши наткнулись на духов. Всё это мы разглядели, пока пересекали площадь.

В частном секторе нас обстреляли из автоматов, но связываться с неизвестными мы не стали: не сумев определить, откуда по нам вели огонь. Чем ближе мы подъезжали к Новым Атагам, тем

больше я беспокоился за судьбу Синькова и уже сожалел о том, что его там оставил. Надо было или зацепить машину за МТЛБ и дотянуть её до ближайшего блок-поста, или же в крайнем случаи бросить во внутрь машины две гранаты и пусть она горит к чёртовой матери.

Но всё обошлось: из-за перевёрнутого БРДМа выскочил обрадованный и перемазанный засохшей кровью Синьков, а когда я слез с брони, он чуть ни кинулся обнимать меня.

- Товарищ майор, всё нормально: как вы уехали, я тут в течение часа от духов отбивался, а как рассвело, они сами больше не лезли.

Пока Синьков хлопотал с водителем МТЛБ, снимая трос и цепляя его за противотанковую установку, я обошёл и осмотрел БРДМ: видимых повреждений нет, так что машина ещё может быть и на ходу. За перевёрнутой машиной лежал бушлат и вскрытый цинк патронов, в котором не хватало только двух пачек. Я скептически усмехнулся – «Целый час он обивался от духов». Ладно, не буду смеяться, пусть думает и рассказывает, что отбивался.

Я отошёл от БРДМа, Синьков убрал имущество и стал командовать механиком-водителем МТЛБ. Трос натянулся, противотанковая установка чуть протянулась по траве и, зацепившись колёсами за землю, с грохотом перевалилась и встала на четыре колеса. Пока механик отцеплял трос и закреплял его на машине, Синьков устроился внутри, повернул ключ зажигания и к великой радости всех противотанковая установка сразу же завелась и двигатель ровно запел свою песню. Дальше я поехал на санитарной МТЛБ, а Синьков ехал один.

На моём блок-посту мы остановились и я всех пригласил попить кофе и немного перекусить. У салона сидел угрюмый заменщик и курил.

- Юра, только не говори, что ты не хочешь быть командиром противотанковой батареи, - пошутил я и шутка удалась, все рассмеялись улыбнулся и Юра.

- Боря, я просто страдаю от похмелья, а в сумке лежит две бутылки водки. Дожидаюсь вот, когда ты приедешь. – Сообщение о водке мы встретили с воодушевлением. Быстро накрыли стол, растопили печурку, куда взгромоздили чайник с водой, но как только я вместе со всеми взялся за кружку, Иван Волощук остановил меня: - Боря, тебе нельзя. При контузии, тем более такой, как у тебя, употреблять спиртное категорически запрещено, иначе будут последствия.

- Иван, пока мы ехали к перевёрнутой машине, я ещё более-менее контролировал себя, но когда приехали и увидел, что всё нормально, видать расслабился и сейчас в башке у меня только похоронный марш не играет. Голова трещит и у меня такое впечатление, что если сейчас не выпью, то она у меня треснет.

- Боря, а что случилось? Жалко, что я с тобой не поехал, - Юра уже принял во внутрь водку и как-то сразу повеселел.

- Это хорошо, что с нами не поехал, - пока Волкову рассказывали о наших приключениях, я решительно выпил свою порцию и с удивлением почувствовал, что боль в голове в течение двадцати секунд уменьшилась и почти не ощущалась. Утих и шум внутри черепа, и если бы не саднящая боль в шейном отделе позвоночника, то можно было бы сказать, что ничего не было. Своими ощущениями поделился с удивлённым Иваном.

- Всё равно не злоупотребляй. Контузия это такая вещь, которая может проявиться и через несколько лет.

Ребята посидели ещё немного и уехали. Сергей Тимошенко забрал документы у Волкова и пообещал провести прибытие офицера вчерашним приказом, а я собрал батарею и, сидя на крыльце салона, провёл «в цветах и красках» воспитательную беседу, абсолютно не щадя самолюбие Синькова, который понурив голову стоял перед строем. Не щадил самолюбия и других контрабасов. Пока своего решения по водителю не принял, но обязательно приму: это я

тоже довёл до солдат. После того, как распустил строй Синьков подскочил ко мне и стал просить прощения, упирая на то, что всё закончилось благополучно: никто не погиб и машина

не разбита, но увидев моё почерневшее от гнева лицо быстро слинял в расположение взвода.

- Юра, ты давай со старшиной потихоньку принимай имущество батареи, с командиром взвода посмотри машины, а я лягу на пару часов посплю и потом всё решим.

Сон благотворно подействовал на меня, голова уже нормально держалась на шее, правда она снова сильно заболела и появился шум в мозгу, а в теле ощущалась сильная слабость. Я про экспериментировал: выпил сто грамм водки и с удивлением ещё раз ощутил, как боль и шум исчезли в секунды: как будто кто-то быстро повернул регулятор на минимум.

Но радовался недолго: подошли замполит с Юрой и сообщили, что все контрактники сильно пьяны и «горят желанием со мной разговаривать». Я с досадой замотал головой, не имея абсолютно никакого желания чинить разборки, тем более что в таком состоянии мог принять не совсем адекватное решение. Но размышлять долго мне не дали, так как трое контрактников уже стояли с автоматами в руках перед салоном, а из-за кустов за всем происходящим следили солдаты. Я с отвращением смотрел на их красные, лоснящиеся от жары и выпитого морды, в их бессмысленные глаза: пока шли ко мне они забыли о чём хотели разговаривать с командиром батареи, и сейчас стояли передо мной переминались, щурились на офицеров и пытались что-то толковать. Разговаривать, ругать и бить их в этом состоянии было совершенно бессмысленно.

Я показал пальцем на землю около себя и приказал: - Оружие, сюда.

Контрактники с вызовом побросали автоматы в пыль, которые замполит сразу же убрал ко мне в салон и теперь стояли передо мной набычившись, как будто собрались кинуться в драку. Ну, пусть кидаются: хоть я сейчас и ослабевший после ночных событий, но всем троим сумею накостылять, думаю что и офицеры помогут если что. А сейчас их отправлю спать, после чего вечером отвезу всех троих на гауптвахту: а потом, к чёртовой матери, пусть катятся домой.

Контрактник, водитель командира первого взвода, Курков начал требовать от меня отпуск домой: видите, долго нет от мамы писем и он очень беспокоится за неё.

Спорить мне в этой ситуации с ним не хотелось, поэтому безапелляционно заявил: - Курков, ты прослужил здесь всего только месяц, а требуешь какого-то отпуска. Ты хоть совесть поимей перед срочниками, которые здесь служат по пять месяцев и сопли насчёт мам не распускают. Сейчас идите спать, а вечером я вас троих посажу на гауптвахту. После чего отправлю вас всех только уже в бессрочный отпуск. Всех на хер выгоню.

Синьков и ещё один контрактник, который был с детдома начали хныкать и уговаривать меня отменить своё решение, так как они теперь будут лучшими солдатами, а Курков набычился и начал орать: – Пусть комбат меня попробует посадить на гауптвахту….

Не хотелось мне с ними связываться именно сейчас, но это был вызов и я должен был железной рукой навести порядок в батарее.

Курков ещё что-то там кричал, но моё внимание уже переключилось на остановившиеся на дороге БМП, на которой сидело человек пятнадцать офицеров и солдат, среди которых выделялась молоденькая связистка, два дня назад прибывшая в полк. Все они с любопытством смотрели на открывшуюся им картину, а с боевой машины пехоты соскочил Коля Бородуля и подбежал ко мне, отодвинув в сторону продолжавшего бубнить угрозы Куркова.

- Боря, мы с Ханкалы едем, там твой БРДМ вчера командующий группировки арестовал. Твой Степанов напился и давай на «бардаке» гонять по территории штаба группировки и чуть командующего не задавил. Вот такие дела. А у тебя чего тут происходит? – Бородуля с нездоровым интересом осмотрел пьяных контрактников, выглядывающих из-за кустов солдат: видно было, что он хорошо поддатый и в игривом настроении.

- Борюсь с пьянкой, Коля, но что то плохо получается.

До Бородули наконец-то дошло о чём бубнит Курков и он удивился: - Боря, и ты ещё это

слушаешь?

- Да нет, теперь слушать не хочу, сейчас его закинем на БМП и на гауптвахту, пусть там

проспится. – Я повернулся к остальным контрактникам, - а вам спать, потом с вами разбираться буду. Курков на БМП.

Контрактники и солдаты мигом исчезли в расположении взвода, а Курков попытался оспорить моё решение, но тут же получил хороший пинок под задницу от начальника связи полка. Солдат угрожающе повернулся к Бородуле, но теперь получил пинка от меня.

- Курков к БМП! – Проорал я, уже не на шутку разъярённый.

- Ты чего майор пинаешься, - контрактник с угрозой опять повернулся к Бородуле, - вот командир батареи имеет право пнуть меня под жопу. А ты чего пинаешься? – Как это всегда бывает у пьяных, Курков забыл, что он только что не хотел ехать на «губу», и теперь послушно затрусил вверх к БМП, откуда, веселясь, наблюдали за происходящим офицеры и солдаты. Бородуля от слов контрактника мгновенно «возбудился» и теперь шёл сзади, возмущаясь тем, как контрабас разговаривает с офицерами. Мы втроём подошли к боевой машине и, поставив ногу на каток, Курков хотел бодро и энергично заскочить на верх, но нога предательски сорвалась и он, сильно ударяясь лицом о броню, соскользнул на асфальт. Контрабас снова поставил ногу, но Коля, разъярённый секундной задержкой, снова пнул контрактника под задницу: - Да давай быстрее лезь на машину…

- Не бей меня, скотина, - взвизгнул возмущённо Курков и опять уцепился за выступы брони, чтобы лезть вверх.

- Ах…, так ты разговариваешь с майором…. Да я сейчас тебя на «боевые» спишу…. – Бородуля, не владея собой, скинул автомат с плеча, передёрнул затвор и вскинул к затылку контрактника оружие. Каким-то образом я успел извернуться и ударил под руку за доли секунды до того, как начальник связи нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел и пуля ушла в небо, никого не задев. Курков в испуге замер, а все кто сидел наверху, как по команде повернули головы в сторону зелёнки и стали старательно разглядывать её: никому не хотелось быть свидетелем происходящего.

- Ах, так, - Коля был в бешенстве от неудачной попытки, он стремительно развернул автомат и прикладом сильно ударил контрактника в затылок, отчего Курков, как подрубленный замертво рухнул на асфальт.

- Ты что, сволочь, делаешь, Коля? – Бородуля стоял, опустив автомат, и тупым взглядом растерянно смотрел на распростёртое тело у гусениц машины и не знал, что делать. А надо было действовать быстро, я подхватил Куркова за ноги и злобно крикнул Николаю, - Что стоишь? Давай хватай за плечи и закидываем на БМП.

Наверху тело у нас приняли, мы заскочили сами и БМП рванула с места, помчавшись на КП полка, а мы уцепились в тяжёлое тело контрактника, практически удерживая его на весу.

По всей вероятности Бородуля убил Куркова и сейчас надо было срочно что-то придумать на ходу, причём, ещё до приезда на командный пункт.

Сзади до меня дотронулись и я обернулся, увидев несчастного Николая, который немо показывал на безжизненное тело контрактника.

- Да, пошёл ты…, - я отвернулся и начал проигрывать один вариант за другим.

- Значит, так. Пьяный контрактник, садился на БМП, поскользнулся и упал на асфальт, ударившись затылком об камень на дороге. Сейчас мы приезжаем в штаб, я озвучиваю эту версию всем на БМП, хватаю любую машину и мчусь обратно на блок-пост, режу там барана и заливаю его кровью любой камень. Версия, конечно, шаткая и свидетелей дополна, но вся надежда на то, что мы сможем его провести как боевую потерю, что сейчас война и следствие будет не таким тщательным: никто не будет проводить экспертизу, чья кровь на камне – человеческая или животного….

Мои суматошные размышления опять прервал Бородуля, радостно показывая, что Курков очнулся и теперь очумело крутил башкой на пролетавший мимо нас пейзаж. От сердца отлегло и остаток пути я проехал уже спокойно.

У штаба все слезли и разбежались по своим подразделениям, а начальник связи по-братски

обняв контрактника за плечи, что-то ему ворковал и шёл с ним за мной в сторону гауптвахты, где они уселись на скамью и стали что-то мирно обсуждать, а я пошёл искать человека отвечающего за «губу». Что произошло за пять минут моего отсутствия - не знаю, но когда мы с начгубом появились, то несколько офицеров безуспешно пытались отцепить руки Бородули от шеи Куркова. Николай тряс моего водителя и в бешенстве несвязно орал: - Я тебе покажу…, я тебя грохну.., - а лицо Куркова уже приобрело синий оттенок и глаза почти вылезли из орбит. В этот момент мы всё-таки сумели оттащить майора на несколько шагов. Курков сделал судорожный вздох и закашлялся, но раз за разом, вдыхая со всхлипом воздух, он быстро пришёл в себя. Что произошло между ними ни контрактник, ни Бородуля объяснить не могли. В сердцах отматерив своего друга и прогнав его с моих глаз, мы через несколько минут повели очухавшегося водителя к бетонному погребу, где располагалась полковая гауптвахта. Опять появился начальник связи, он шёл сзади меня и инструктировал начгуба, чтобы тот устроил для Куркову «сладкую» жизнь. А мой контрактник шёл уже из последних сил, еле-еле передвигая ноги: от всех этих передряг он опьянел ещё больше и если мы его в течение пяти минут не устроим на губе, он ляжет на землю и тут же заснёт.

Начальник гауптвахты гостеприимно открыл дверцу погреба и оттуда сразу же высунулись на дневной свет несколько арестованных, в том числе и мой Субанов, которого два дня назад арестовал за пьянку. Погреб был бетонный и трёхэтажный, внизу было очень холодно, поэтому арестованные жили на верхнем этаже у дверей, где было теплее.

- Курков, вперёд, - я посторонился и контрактник, согнувшись, полез в дверцу, а Коля Бородуля до этого спокойно стоявший в нескольких шагах от нас, сделал несколько быстрых шагов и пнул ногой пьяного Куркова, который тут же исчез в полутьме подвала. С ужасом я увидел, как он мелькнул в зияющем отверстии в полу и с нехорошим шумом упал на самый бетонный низ погреба, пролетев по воздуху метра три.

Я повернулся к начальнику связи: - Коля, сволочь, что ты наделал? Ты же его всё-таки убил.

Николай и сам поняв, что перегнул палку, побледневший стоял у входа в погреб и пытался что-то сказать, но у него не получалось.

Я сунул голову в дверь погреба: - Субанов, слезь вниз и посмотри что там с Курковым, а то он уже второй раз «САМ» падает, - я сделал ударение на слово «сам», а Субанов мигом исчез внизу и через несколько секунд до меня донёсся глухой голос.

- Да, спит он, товарищ майор.

Погрозив Бородуле кулаком, я снова нагнулся в проём: - Субанов, положи под него какую-нибудь подстилку, а то ещё в холоде воспаление лёгких схватит.

Когда мы отошли от «губы» на большое расстояние, я высказал товарищу всё что думал о нём, о его пьянке и вообще о его поведении. Коля стоял смирно, не пытаясь оправдываться или пререкаться, лишь иной раз что-то мычал, но я его костерил, не останавливаясь.

На блок-пост вернулся часа через два и несмотря на головную боль и сильную усталость, сразу же собрал офицеров и прапорщиков батареи.

- Вот что, мои дорогие, хочу вам сказать. Я ещё здесь пробуду максимум неделю: то есть эту неделю я ещё буду командовать батареей. Конечно, и новый комбат тоже будет командовать. Но вот что мне с горечью приходиться констатировать: эти дни которые вы прослужили в батарее прошли для вас зря. Вы не приобрели среди личного состава хоть какого-нибудь авторитета. И когда я уеду отсюда, боюсь что наш любимый личный состав сядет вам на шею, потому что они перестанут чувствовать твёрдой руки, не кулака, а именно твёрдой руки, которая будет руководить жизнью подразделения. И капитан Волков останется один на один с солдатами.

Сейчас только я имею авторитет в батарее, только я могу навести порядок в батарее: но если они при мне, при моём авторитете, при том что они реально боятся меня – пьют, выпивают, правда прячутся. То что будет, когда я уеду отсюда? – Я повернулся к Волкову, - Юра, извини, но ты должен более активно, может быть, более жёстко входить в жизнь подразделения…

В таком духе провёл совещание ещё минут тридцать и лёг спать. Проснулся под вечер и почувствовал себя отдохнувшим: выпив водки и сняв головные боли, совсем пришёл в рабочее состояние. Волков, сидевший на крыльце салона и лущивший фисташки, доложил мне, что он сгонял во второй и третий взвода и, в принципе, технику и вооружение принял. С вещевым имуществом тоже всё понятно, осталось только провести сверку по службам, чем мы завтра и займёмся.

Пока мы так общались, на блок-пост заявился Рамзан, который не показывался уже дня два. Я представил своего заменщика, а потом Рамзан рассказал, что за эти дни произошло в деревне.

Выслушав главу администрации, попросил его достать блокнот и записывать, что сейчас продиктую.

- Рамзан, заменщик приехал и я уеду где-то через недельку. Остаётся последнее у нас с тобой мероприятие. Деревня должна мне накрыть стол, чтобы я в последний раз хорошо посидел со своими боевыми друзьями.

- Борис Геннадьевич, сколько будет человек? – Рамзан, деловито достал карандаш и блокнот.

- Пятнадцать, - глава администрации аккуратно записал число гостей, а дальше я стал диктовать, что деревня должна была приготовить. Когда дошёл до мясных блюд и сказал, что мяса с учётом шашлыков и других мясных блюд должно быть из расчёта один килограмм на человека, Рамзан «заскучав», закрыл блокнот и начал плакаться.

- Борис Геннадьевич, с мясом тяжело. Вы должны понимать, что всё-таки прошла война. Каждый понёс определённые потери. Борис Геннадьевич, мы всё сделаем, кроме мяса. Может быть, вы сами откуда-нибудь мяса привезёте? – С надеждой спросил чеченец.

- Рамзан, какие проблемы? Конечно, сам эту проблему решу: быстро и моментально. – Я повернулся к Волкову, который с интересом наблюдал за нами, - Юра, дай мне пожалуйста автомат.

- Борис Геннадьевич, - забеспокоился Рамзан, - а зачем вам автомат?

Мимо нашего блок-поста в это время возвращалось деревенское стадо на ночь в село. Картинно передёрнул затвор, показал автоматом на стадо и продолжил: - Конечно, Рамзан, я сам этот вопрос решу. Сейчас выйду за дорогу и дам очередь по стаду, во весь магазин, что убью то моё, - поднял вверх автомат и дал короткую очередь в небо. Рамзан вздрогнув, быстро открыл блокнот.

- Борис Геннадьевич, мясо мы тоже предоставим. – Записав всё остальное, мы договорились, что стол будет накрыт 20 июня в 17:00.

На следующий день мы провели сверку по службам и я начал подписывать обходной лист, но тут столкнулся с другой проблемой, командир полка сказал: – Копытов, пока в батарею не вернёшь свой БРДМ, отъезда не будет.

А через друзей узнал, что командующий отдал мой «бардак» в комендантскую роту штаба группировки, так что пришлось идти к Сане с Костей и просить их, чтобы они как особисты поехали и забрали мою машину, заодно их тоже пригласил на отвальную. Пригласил, конечно, и Бородулю.

Когда подписывал обходной у начальника продовольственной службы, произошёл смешной случай. Неделю тому назад у него погиб начальник продовольственного склада, погиб нелепо, глупо и сейчас лейтенанту приходилось работать и за начальника склада. Я подошёл с обходным в тот момент, когда он с солдатами переносил продукты в новый склад: в одно из помещений первого этажа заброшенного здания.

- Товарищ майор, минут десять-пятнадцать подождите, пока я тут разберусь, - попросил меня лейтенант, считая мешки с мукой, которые солдаты таскали с улицы в большую комнату. Я заглянул через дверь и увидел большое помещение, забитое ящиками, мешками и другим продовольственным имуществом и кивнул головой, соглашаясь подождать. Неспеша начал прохаживаться по длинному коридору первого этажа, заглядывая во все помещения и везде видел следы былого благополучия, когда туберкулёзный диспансер был процветающим учреждением. Сейчас все здания, в том числе и это, представляло собой убогое зрелище. Всё прогнило и стоять им оставалось лет пять, не больше.

Я уже дошёл до конца коридора и собирался разворачиваться, когда здание содрогнулось от непонятного толчка. Резко обернулся и увидел большое облако пыли и муки взметнувшееся в середине коридора: как раз там, где было помещение склада. Осторожно приблизившись к дверям помещения, откуда валили клубы пыли, я попытался что-нибудь там рассмотреть. Но всё было бесполезно, а оттуда не доносилось ни звука. Подождав пару минут, за которые пыль немного осела и что-то уже можно было разглядеть, сделал шаг через порог и в последний момент успел ухватиться за косяки дверей – пола впереди не было. Встав на колени, я начал напряжённо вглядываться в пыль и через некоторое время разглядел внизу на мешках с мукой сидящего начальника продовольственной службы, а рядом с ним остальных солдат. Оказывается, старые перекрытия не выдержали тяжести склада и они сломались: склад вместе с имуществом и людьми ушёл в подвал. Слава богу, никто не покалечился. Я помог выбраться лейтенанту и, хохоча во всё горло, заставил его расписаться в обходном листе.

Через два дня подписал обходной лист до конца и теперь ждал только решения вопроса с БРДМом: Костя и Саня пообещали его пригнать двадцатого числа, так что двадцать первого я мог ехать. Фактически, батарею передал, а Волков принял её, но я до сих пор продолжал командовать батареей. Юра просто присутствовал при этом, как будто он двадцать первого числа уезжал, а не я. Может, когда уеду, тогда он и развернётся в полную силу, но в этом я уже сомневался. В это время проходили известные события в Будёновске и боевики притихли. Что тоже подействовало расхолаживающее на нового командира батареи.

- Я думал, что здесь действительно война, а тут настоящий курорт, - и как бы я не старался доказать обратное, он только скептически улыбался. Здоровье моё тоже поправилось: шум в голове пропал, не болела и голова. Единственно, раз в пятнадцать минут, каждый раз в новом месте мозга, вдруг появлялась сначала точечная боль, как укол булавки, в течение пятнадцати секунд она разрасталась и происходила мгновенная вспышка боли. Потом всё нормально, а через пятнадцать минут всё по новой, но уже в другом месте. Да ещё болел шейный отдел позвоночника: пока ходишь и двигаешься, всё нормально. Только посидишь немного и появлялась тупая боль.

…. В половине двенадцатого дня на блок-посту появился взбудораженный техник, он с моего разрешения эту ночь дежурил во втором и третьем взводе.

- Товарищ майор, я в пионерском лагере с гранатомёта подбил машину…, ГАЗ-66. Может, организуем туда вылазку, заодно и запчастями разживёмся. – Техник с надеждой смотрел на меня, а мне вдруг захотелось в последний раз встряхнуться, да и доказать Волкову, что здесь не курорт.

- Как духи?

- Да, есть, но кажется немного, - уже неуверенно протянул техник, потом вскинулся, - если мы толпой пойдём туда, они не сунутся к нам.

- Ну, что Юра, пойдём? – Повернулся к новому комбату и тот с ленцой, как будто он каждый день решал такие вопросы произнёс.

- Давай сходим, а то я чего-то закис.

Со своего блок-поста мы почти никого не взяли. Приехав во второй и третий взвода, я начал разбираться с обстановкой и местом, где техник подбил машину. Оказывается, машина была, но мнения разделились: одни говорили, что это был ЗИЛ-131, а другие ЗИЛ-157 и только Толик утверждал, что это был ГАЗ-66. Потом большинство утверждало, что техник не попал в машину и она благополучно скрылась за бараками пионерского лагеря. Но были и другие, которые утверждали, что потом слышали тупой удар, как будто машина врезалась в препятствие.

Выслушав каждого, я принял решение: организую группу прикрытия из пяти человек на БРДМе командира первого взвода, там был хороший пулемётчик КПВТ, а сам с Волковым, выдвигаюсь по-тихому, на разведку в пионерский лагерь и ищем машину. В случаи столкновения с боевиками отходим, а нам на помощь выдвигается группа прикрытия. Мой план вызвал у присутствующих бурные возражения, многим хотелось войти в пионерский лагерь толпой и «надрать духам задницу», считая, что там их мало. Замполит тоже хотел войти в мою группу, но я решительно отмёл все протесты. Как бы мне не доказывали второй и третий взвод, что у боевиков там от силы пять-десять человек, я с этим не был согласен. По всем признакам их там было как минимум пятнадцать человек. Это только минимум. Прекратив все разговоры, объявив каждому его обязанности, мы выехали на БРДМе на асфальтовую дорогу и свернули на дорогу ведущую с посёлка Пионерский в пионерский лагерь, и на малой скорости углубились в лес. Остановились за поворотом, закрывающим центральный вход в лагерь, здесь мы с Волковым спрыгнули на асфальт и, чуть согнувшись, осторожно двинулись вперёд. У меня в руках был пулемёт с пристёгнутым магазином на сто патронов и через плечо, на ремне, висела ещё одна коробка с патронами. За спиной висел автомат, к которому были восемь рожков и на поясе два подсумка с гранатами, с уже разогнутыми усиками. Юра шёл налегке, чуть ли не посвистывая, у него был автомат и четыре магазина. Ещё в лагере он скептически выслушал мои указания, что пока я отстреливаюсь от духов с пулемёта, он не стреляет, или стреляет только если нам угрожает непосредственная угроза. Он начинает стрелять, когда я начну менять пустой магазин пулемёта на новый. Юра беспечно кивнул головой, и сейчас своим показным равнодушием раздражал меня. Мои глаза в доли секунды охватывали окружающую местность, а мозг напряжённо отсеивал всё что безопасно и всё что не угрожает непосредственно в этот момент. Как только миновали центральный вход и первые бараки, услышали гортанную, чеченскую речь, потянуло еле заметным дымком. Я стволом пулемёта показал направление, откуда неслась речь, а потом показал в сторону огородов, в ста пятидесяти метрах от нас, откуда могли выдвинуться двое боевиков, постоянно находившихся на позициях против блок-поста. Юра кивнул головой и снисходительно улыбнулся. Я прислушался к разговору и определил, что у костра разговаривало трое человек. Двинулись дальше. Теперь из другого места донесся смех и громкие голоса, но между дорогой и дорожкой, по которой мы шли, проходил густой кустарник из колючки, прикрывая нас от боевиков. Вдоль дороги ещё тянулись бараки, которые тоже скрывали нас. А до боевиков было метров пятьдесят-семьдесят. С другой стороны асфальтовой дорожки также тянулись густые заросли колючки и я не опасался, что из кустов кто-нибудь мог внезапно вылезти, да и наверно они были заминированы. Боевики могли появиться только спереди или сзади. Прошли ещё сто метров и уткнулись в срубленное дерево. Судя по засохшим листьям, срубили его дня два и срубили не так просто: оно практически перегораживало дорожку, оставляя проход только у кустов в пол метра заросший густой травой. Я присел и осмотрелся: вроде бы всё нормально и начал осторожно перелезать через дерево, а Волков решил его обойти.

- Юра, куда?

- Пройду здесь, - комбат показал автоматом на проход.

- Юра, лезь за мной через дерево. Там, наверняка, для таких как ты дураков растяжка стоит. – Слово «дурак» говорить мне не стоило, Волков может быть и послушался бы меня, но теперь обиженно стиснув губы, он решительно направился к проходу, а я только и успел сказать ему в спину.

- Юра, услышишь щелчок, падай на землю.

Буквально через секунду он и прозвучал: Волкова как подбросило воздух, он сделал огромный скачок вперёд и с такой силой упал на землю, что может быть даже и «углубился в неё на пол метра». Я же застрял в ветвях дерева, в трёх метрах от растяжки: судорожно дёрнувшись пару раз, и поняв, что нога застряла капитально, обречённо повалился на ветки. Они чуть прогнулись, принимая меня, и моё тело повисло в полуметре от земли, доступное всем осколкам. Сделав ещё одно последнее, судорожное движение к земле, обречённо сжался, поняв: – Это всё. Сейчас меня нашпигует осколками.

Оглушающе, по мозгам, ударил разрыв гранаты, я не услышал визга осколков, но потому как моё тело просело чуть ли не до земли, стало понятно, что осколки прошли мимо и срезали часть

веток подо мной. Я приподнялся, всё ещё не веря в удачу, выдернул ногу из ветвей и выскочил вперёд дерева. Волков, тоже невредимый, вскочил с земли и остолбенело замер, прислушиваясь к громким голосам чеченцев, потревоженных взрывом. С разных концов пионерского лагеря доносились крики, команды и переговоры боевиков, приближающихся к нам с трёх сторон. Волков сорвался с места и кинулся назад.

- Куда? – Мой окрик остановил офицера, - Вперёд, тут осталось немного до машины. Глянем.

Я побежал вперёд, даже не сомневаясь, что Волков бежит за мной. Через несколько секунд он поравнялся со мной, а ещё через сто метров мы внезапно выскочили к автомобилю. Он ещё дымился, уткнувшись бампером в стену барака, но кругом никого не было, лишь около кабины валялся порванный, весь в свежей крови, пиджак. Автомобиль был действительно ЗИЛ-157 и граната попала ему в кузов, почти впритык с кабиной. После взрыва машина проехала метров двести пятьдесят и остановилась, подоспевшие боевики потушили её и оказали помощь раненому водителю, но если судить по количеству крови, которая была повсюду в кабине, то раненых было двое. В течение двадцати-тридцати секунд мы осмотрели машину, но ничего интересного в кабине и кузове не нашли.

- Отходим, Юра прикрывай мне спину, - мы начали отходить, вертя головами почти на 360 градусов и прислушиваясь к возбуждённым крикам чеченцев, которыми был наполнен весь лес. Сразу же ошиблись и вместо дорожки, по которой пришли, мы выскочили на широкую дорогу вдоль бараков. Но это и спасло нас. Первых трёх боевиков мы увидели сразу же, они выскочили из-за барака и, зная где взорвалась растяжка, не глядя по сторонам, целеустремлённо ринулись к кустам, за которыми было срубленное дерево. На нас они даже не глянули, считая своими.

Этим преимуществом я и воспользовался, не останавливаясь, от пояса, резанул чеченцев очередью, но промахнулся: очередь ушла левее. Один из них, тоже не останавливаясь, чуть развернувшись ответил очередью, тоже промахнувшись, двое других просто прыгнули в кусты и, оставляя на колючках обрывки одежды, исчезли, там же исчез и третий дух, по которому я промахнулся и второй очередью. Непрерывно стреляя по кустам, не давая боевикам опомниться и открыть ответный огонь, выхватил левой рукой Ф-1, вырвал зубами чеку и, неловко размахнувшись, метнул в кусты гранату. Этого было достаточно, чтобы спокойно пробежать мимо опасного места. И тут духи полезли со всех сторон, как-то сразу и одновременно: они выскакивали из-за гнилых бараков, лезли из разбитых окон, из пустых проёмов дверей и было их очень много. Я еле успевал водить стволом пулемёта, одновременно пятясь назад: целиться времени не было и разрывными пулями и трассерами заставлял в свою очередь боевиков прятаться обратно или залегать. Главная задача была уже не убить кого-то, а не дать открыть огонь, а если открыли – не дать им вести прицельный огонь. Разрывные пули, попадая в препятствие или землю, громким щелчком разрывались, разбрасывая землю или щепки, когда пули попадали в гнилые стены бараков, оставляя после себя огромные дыры. Трассера, которые были через разрывную, молниями летали среди бараков и кустарников, рикошетом отскакивая от земли. Боевики шарахались от пулемётных очередей, залегали, прятались обратно за бараки и стреляли, стреляли тоже не целясь, лишь бы стрельнуть в нашу сторону. Один боевик вскочил на подоконник, вскинул автомат, но я уже перекинул ствол пулемёта в его сторону и дал длинную очередь. Рама прямо взорвалась от попадания разрывных пуль, засыпая щепками и второго духа, который снизу просовывал свой автомат. Первый боевик от неожиданности замахал автоматом, так и не выстрелив, потеряв равновесие, и рухнул на второго в глубине комнаты. Пулемёт щёлкнул и замолчал: кончилась лента в магазине. Во время ведения огня, я слышал, как Волков дал несколько очередей, и сейчас ожидал, что он огнём даст мне возможность перезарядить пулемёт. Но автомат его молчал. Я резко приподнял пулемёт повыше и через голову вывел ремень, не рассчитав, с громким стуком поставив пулемёт на асфальт, чуть не отломив у него сошки и начал возиться, перезаряжая пулемёт, а автомат Волкова молчал.

- Волков, огонь, сука. Огонь! – Молчание, а я не успевал. Краем глаза увидел движение,

бросил пулемёт и метнул гранату в двух духов, которые выскочили из-за угла барака. Увидев мой бросок, они сразу же испарились обратно за барак и граната разорвалась, не причинив им вреда, лишь секанув угол здания осколками. Но этих секунд хватило, чтобы закончить перезаряжать пулемёт и с диким, радостным рёвом я вскинул оружие и одновременно с Волковым открыл огонь, по боевикам, которые, воспользовавшись заминкой в нашей стрельбе, поднялись с земли и приготовились к последней части боя. Я щедро поливал кусты, бараки, окна, дверные проёмы и не жалел патронов, также грохотал и автомат заменщика, а мы оба слышали рёв подлетающего БРДМа с прикрытием. Через несколько секунд, над нашими головами загрохотали два пулемёта и несколько автоматов. Ураган пуль крошил стены бараков, косил кустарник, задавливая огонь боевиков. Устоять против него было невозможно. Особенно красиво вёл свою строчку КПВТ: его пули прошивали как бумагу стены, одновременно взрываясь маленькими, красными взрывчиками. Непонятно, как после этого бараки не рушились. Уже не торопясь, выхватил из подсумка одну за другой три гранаты и метнул их в окна ближнего здания, подняв там кучу пыли. Дело было сделано, можно было уходить. Быстро забрались на броню и БРДМ начал сдавать назад. КПВТ уже не стрелял, у него закончилась лента, а ПКТ вёл свою ровную строчку, бойцы били беспорядочно во все стороны, а боевики уже даже не стреляли в ответ. Подъехав к огородам, где ещё могла быть засада, мы забросали кустарник гранатами и всё прошили очередями, в ответ – молчок. Также задом вылетели к посёлку Пионерский и чуть не столкнулись с БМП седьмой роты, которая набитая пехотой мчалась нам на выручку. Остановились и разгорячённые, начали рассказывать пехоте о столкновении с боевиками.

Я хлопнул по плечу техника: - Толя - ГАЗ-66! ГАЗ-66! Какой на хер ГАЗ-66? Это ЗИЛ-157, старьё, но ты его подбил и двоих к Аллаху наверно отправил. А ты чего, Юра, не стрелял, когда я с пулемётом возился?

Юра, перевёл на меня лихорадочно блестевшие глаза и в нём как будто сломался стержень: он осел на броне и с шумом выдохнул воздух: - Ничего себе, курорт. Да мне показалось, что там со всей Чечни боевики сбежались, не хватало только Дудаева. Я как боевиков увидел, так и забыл, про то что ты мне говорил. Магазин у меня тогда тоже закончился и я никак не мог попасть магазином в приёмник, - Юрка счастливо засмеялся. – Но самое удивительное: море огня, а по-моему ни одного духа не убили.

- Ну, это тебе, Юра, не кино, где герой очередь дал и десять фашистов упало, - все дружно рассмеялись. Вернувшись на блок-пост, Волков целый день ходил взбудораженный, вникая во все вопросы, касаемые обороны блок-постов, но на следующий день он опять впал в меланхолию, предоставляя мне возможность и дальше командовать подразделением. В принципе, я не обижался: считая что в повседневной работе, время пройдёт быстрее, чем если бы просто валялся в салоне. Незаметно прошли и эти два дня, в течение которых Рамзан не являлся на доклад. И я уже начал ощущать лёгкое беспокойство по поводу моей отвальной. Накануне вечером подъехал к дежурившим у входа в деревню чеченцам и узнал, что Рамзан эти дни находится в Грозном, но завтра к обеду он должен быть дома.

Предупредил, как только он приедет – он должен немедленно явиться ко мне. Немного успокоенный, вернулся обратно к себе, но уже на следующий день, ближе к обеду, начал опять беспокоиться: Рамзана всё не было. Не проезжала и его машина в деревню. В пятнадцать часов приехал Магомед и привёз всё, что я заказывал на салаты и водку: - Борис Геннадьевич, Рамзан приказал мне доставить всю эту зелень и водку именно в этом количестве.

- Магомед, на хрен мне эти помидоры, огурцы и всё остальное, если я приказал ему привезти готовые салаты, - я психанул и отшвырнул зелень на другой конец стола. – Где Рамзан?

- Борис Геннадьевич, его в деревне нет.

- Ну, ладно, - с угрозой и значением протянул я, - если отвальная у меня сорвётся: деревня пожалеет об этом.

Чеченец забеспокоился и засуетился: - Может, нужна помощь? А то я сейчас женщин нагоню на блок-пост, они быстро приготовят салаты.

- Магомед, спасибо, ты лучше сгоняй в деревню и притащи стулья и столы, а остальное я сам организую, - чеченец сел на свою машину и улетел в деревню.

Я нервно заходил перед салоном, а потом остановился перед Волковым, который обтёр помидор и, жуя его, безразлично наблюдал за моими метаниями. Я остановился перед ним и с яростью в голосе сказал.

- Если они меня «кинут» с отвальной, я Юра завтра не уезжаю, а задержусь ещё на неделю. Они эту неделю запомнят на всю жизнь.

Волков проглотил помидор и прицелился к другому: - Боря, ну что ты им сделаешь? Да не хрена ты им не сделаешь - поезд уже ушёл.

Я выхватил из его руки помидор и положил на стол, в запальчивости выпалив.

- Юра, ты здесь всего несколько дней и, конечно, не знаешь, как можно мирным чеченцам насолить, а я тут воюю уже пять месяцев. Понимаешь - Воюююю и имею для этого определённый опыт и знание местных условий. В Дачу-Борзой стоит рота ВВ, командир роты мой знакомый и уже пару раз сидел за этим столом, потягивая водочку. Парень энергичный и решительный: просто стоять в Дачу-Борзой ему скучно. А я предложу ему провести зачистку Лаха-Варанды, чего до жути боятся жители и тем более Рамзан. Подкину ему определённую информацию и проведу – жёстко и бескомпромиссно…. Понял, как вопросы надо решать? Решительно и энергично, а то сидишь, товарищ капитан, ты тут у меня за спиной, а тебе батарею надо застраивать, гайки закручивать. Подминать её под себя. Не думай, что ты всё сделаешь за один день…. – Зря я это сказал комбату, но слова уже вырвались. Я замолчал, а Волков нахмурился и обиделся наверно. Да и я, излив злость, тоже немного успокоился

Минут пять мы провели в тягостном молчании, а потом Юра закурил сигарету, и щурясь от дыма, заговорил: - Как я буду командовать батареей, когда ты уедешь: это не твои проблемы. Не думай, что я завалю её. Мне, конечно, надо бы обидеться, но сделаю вид, что последних слов не слышал. Давай лучше будем решать, как быть с отвальной, люди ведь через час будут съезжаться.

Я посмотрел на часы, до семнадцати часов оставалось час пятнадцать.

- Ждём пятнадцать минут для контроля и начинаем шевелиться. Как-нибудь выкрутимся.

Через пятнадцать минут на дороге остановился ГАЗ-66 Магомеда и оттуда бойцы шустро выгрузили столы, стулья, а Магомед укатил в деревню узнавать насчёт другой закуски, пообещав что-нибудь придумать.

Расставив столы и стулья за кустами, я организовал офицеров и прапорщиков на мытьё овощей, зелени и через пять минут работа закипела, а когда появился первый гость, Николай Бородуля, половина салатов уже было сделана. Коля как всегда был сильно выпивши, сразу ухватился за ложку и начал наяривать салат прямо из тазика. Выпросил ещё сто грамм, а когда их выпил: то он был «готов». Старшина притащил из палатки первого взвода матрас и я, подхватив Бородулю подмышки, утащил его в кусты около столов. Постепенно начали съезжаться и другие гости, но на столе уже стояли несколько видов салатов, а когда я выставил туда бутылки с водкой и остальную посуду, то стол и смотрелся вроде бы ничего. Без пяти минут семнадцать на дороге остановился УАЗик, и оттуда выскочил встрёпанный Рамзан с кучей чеченок, которые потащили из машины на стол остальную закуску.

- Борис Геннадьевич, извини дорогой, но у меня неприятности, поэтому я задержался.

Я с удовлетворением наблюдал, как стол закрывался обильной закуской: - Да, Рамзан, ты еле уложился и деревне поэтому здорово повезло. Если бы я пролетел с отвальной: завтра бы твою деревню ВВэшники с Дачу-Борзоя зачищали и трясли, и я думаю, что они бы остались довольны результатами.

- Борис Геннадьевич, - горячо начал оправдываться Рамзан, - у меня неприятности, поэтому чуть не опоздал. Племянника у меня в Грозном арестовали ни за что, и посадили в фильтрационный лагерь. Я два дня бился, чтобы его выцапать оттуда. Еле получилось. Но у меня всё было на мази. Даже если бы не приехал, тебе бы всё равно привезли закуску.

- Рамзан, а знаешь как я перенервничал, ожидая эту закуску и какие кары придумывал, помимо зачистки, для деревни? А? Да ну, ладно – успел и хорошо.

Рамзан посадил женщин в машину и, пожелав приятного аппетита укатил, а я пригласил товарищей за стол. Только мы выпили первую рюмку за мой отъезд, как на блок-посту остановился мой БРДМ и с него слезли улыбающиеся Саня с Костей.

- Принимай, Боря, «бардак», еле выцапали.

Но я сначала поманил пальцем Степанова. Солдат опасливо приблизился ко мне и я, схватив его за шею, с силой нагнул, а потом резко толкнул. Отлетев на пару метров от меня он хлопнулся на задницу и захлопал глазами, удивляясь что я его не ударил, а только толкнул.

- Надо бы тебе рожу начистить, но ладно – живи. Пусть твою судьбу решает новый комбат. –

Я сел за стол рядом с Волковым и застолье покатилось. Попробовали достать из кустов Бородулю, но не получилось: Коля спал как ребёнок – крепко и без снов, только иногда подрыгивая ногами.

В общем, всё прошло хорошо и когда все разъехались, я поехал в штаб полка забрать документы на Большакова и Минашкина, которых решил увезти с собой. Хотел забрать и сержанта Кабакова, но мне сказали – «Боря, всё хорош, скажи спасибо, что тебе этих солдат отдаём». Про себя решил, что когда приедем в полк, в Екатеринбург: всё сделаю, несмотря на то, что им служить ещё больше полугода, но я их уволю на дембель. Степанов отвёз меня на командный пункт полка, где слез с машины и отправил его обратно, буркнув водителю: - Я на попутке доберусь.

В течение часа попрощавшись с однополчанами, забрав проездные документы и предписания на солдат, добавив ещё у Ивана в медпункте, я вышел на дорогу и стал ждать попутку, но прождав минут сорок решил напоследок пройтись до блок-поста пешком, не ожидая никаких непредвиденных ситуаций. Автомат на плече, на ремне подсумки с четырьмя магазинами и четырьмя гранатами: если что – отобьюсь.

Весело насвистывая, миновал крайний пост, провожаемый удивлёнными взглядами солдат, я завернул за поворот и остался один на дороге. Справа, внизу расстилалась красивая панорама долины реки Аргун и двух деревень Дачу-Борзой и дальше Улус-Керт. Слева, примыкая вплотную к дороге, тянулась зелёнка, а над всей местностью нависала гора высотой шестьсот метров, где занимали позиции седьмая рота и боевики. Пройдя по дороге почти километр, я уже мог различить на вершине горы суетившиеся фигурки нескольких солдат седьмой роты. Хотя было и достаточно далеко до них, но в их передвижениях ощущались беспокойство и тревожность, и смотрели они с горы в моём направлении, но несколько левее от дороги: на скалу в пятистах метрах от дороги.

- Чё они там суетятся и рассматривают? – Я остановился и с любопытством стал смотреть на то место зелёнки, где возвышалась скала.

Моё любопытство было щедро вознаграждено: первая пулемётная очередь хлестнула обочину дороги в двух метрах от меня, а вторая через пару секунд по тому месту, где я стоял, но за эти две секунды успел переместится и теперь сидел на корточках в кювете. Всё было ясно: если боевики раньше, чтобы обстреливать машины на дороге, лишь немного отходили в сторону от своих позиций на вершине, то теперь они почти на километр вылезли в зелёнку межу горой и штабом и с новой позиции не просто обстреливали, но могли контролировать часть дороги. Как раз, где я сидел. Теперь мне была понятно причина суеты солдат на вершине. Но это мало утешало: хотя пулемётчик и не видел меня, но знал, куда я спрятался и теперь очереди периодически хлестали вокруг меня, сшибая ветки, заставляя стремительно перемещаться по кювету, увёртываясь от пуль.

Попытался по кювету пробраться в сторону горы и выйти из-под обстрела, но через десять метров в зелёнке был провал и я сразу же попал под хорошую прицельную очередь. Часть пуль солидно прожужжали почти над головой и ушли в долину, а другая, ударив перед головой и обдав меня землёй, заставила юркнуть обратно под защиту деревьев. Дорога назад, к штабу, тоже не предполагала радужных перспектив отхода. Я судорожно перебирал варианты выхода из создавшегося положения: тем более что пулемётчик прекратил огонь. Через пять минут повторил свою попытку выбраться в сторону штаба, но очередная, солидная пулемётная очередь загнала меня опять под деревья. Это обстоятельство натолкнуло на мысль, что вполне возможно меня не выпускают, а в это время группа боевиков спускается вниз, чтобы взять меня в плен. Я затосковал: время было достаточно позднее и попутных машин не предвиделось. Стрельбу если в штабе и слышали, то воспринимали её за обычную и помощи отсюда ждать не приходилось. А видели ли меня с вершины горы бойцы седьмой роты – тоже вопрос. Так что приходилось надеяться только на свои силы и ждать темноты, тогда я уйду, если конечно доживу до темноты.

Через пятнадцать минут снова попытался осторожно выскользнуть из западни по кювету, но пулемётчик дал такую хорошую и точную очередь, что у меня пропало всякое желание испытывать судьбу. Посмотрел на дорогу и прикинул, а что если метнусь на противоположную сторону дороги и попытаюсь там уйти по склону, но отказался – слишком много открытого пространства. Оставалась ещё одна возможность: углубиться в зелёнку и по ней уйти в сторону горы, а там выйти на дорогу. Но опять, я не знал минную обстановку, и здесь резко возрастала возможность наткнуться на боевиков. А один есть один. Время шло, до темноты времени было ещё много и я всё больше склонялся к варианту с зелёнкой. Уже решив нырять в зелёнку, услышал, как со стороны штаба полка начал быстро приближаться гул двигателя БТРа. С надеждой уставился на ближайший поворот, и о радость, на дороге появился бронетранспортёр полностью забитый ВВэшниками, лежащими в непринуждённых позах на броне. Я выскочил из кювета и замахал руками, чтобы они подхватили меня не останавливаясь, и тут же заскакал по обочине, высоко подымая ноги и прыгая в разные стороны, как дикий козёл, уходя от пулемётных очередей. Пулемётчик теперь не щадил меня и бил длинными очередями, не давая возможности оставаться на месте. ВВэшники попались обстрелянные, открыли сразу же огонь, но били скорее в том направлении, откуда вёлся огонь, чем прицельно. БТР слегка замедлил около меня ход и две пары крепких рук, ухватив меня за одежду, затащили на верх машины и бросили на решётку двигательного отсека. Сверху на меня свалились два тяжеленных бойца, прижав моё лицо к решётке, и не давая возможности пошевелиться, а ВВэшники быстро обнаружили позицию пулемётчика и теперь надо мной стоял грохот от автоматов и возбуждённо-радостные крики.

- Вижу, вижу. Вон, вон он побежал…, получи гад, - следовала очередь потом ещё одна и опять крики, - ...есть, завалил одного.., упал. Вон ещё один.., бейте туда.., - и опять очереди.

Я ворочался под солдатами, но не мог их скинуть, в таком неудобном положении оказался. Пытался кричать, что там помимо боевиков в стороне и солдаты седьмой роты, но мои крики заглушал рёв мотора, шум, гам и стрельба автоматов. Впрочем, стрельба закончилась быстро: БТР подъехал к горе, и зелёнка скрыла его от боевиков, все начали рассаживаться поудобнее на броне, возбуждённо обмениваясь впечатлениями, я и наконец-то выбрался из-под солдат, вызвав приступ смеха, когда они увидели у меня на голове немецкую каску.

По словам Ввэшников, они сумели срезать двоих боевиков, которые упали со скалы. С какой скалы я благоразумно уточнять не стал, опасаясь услышать, что убитые упали со скалы в расположении седьмой роты. В свою очередь рассказал, как оказался один на дороге и они дружно осудили меня, а когда узнали что я завтра уезжаю домой: они покрутили пальцем у виска.

Ссадив меня на блок-посту и пожелав счастливого пути, ВВэшники укатили по своим делам, а я сел за стол с Волковым и уже в спокойной обстановке посидели до моего дежурства, потихоньку попивая водку и разговаривая. Юра, было, воспротивился насчёт моего дежурства, но я настоял: хотелось в последний раз ощутить себя на войне…