Пуля для похитителя

Глава 12, в которой Пуля рассказывает окончание современной сказки «Гуси–лебеди», а похитители готовятся к завершающему этапу операции

Ближе к вечеру, громыхая посудой, стоящей на подносе, в подвал спустился Гора. Он принес нам с Павликом ужин, который состоял из салата из огурцов и помидоров, кабачков, фаршированных мясом, яблочного пирога и сливового компота.

— Вкусно! Неужели ты сам все это приготовил? — спросила я с удивлением.

— И мне очень нравится, — поддакнул Павлик.

— Тоже мне, большая хитрость: провернуть мясо через мясорубку и положить сахар в кипящую воду со сливами, — смущенно ответил Гора.

— Многие мужчины даже не предполагают, сколько минут нужно варить яйца, чтобы они получились всмятку, а ты приготовил фаршированные кабачки и яблочный пирог. Это настоящий подвиг.

— Да, уж скажешь тоже — подвиг, — совсем застеснялся великан.

— Да ты не смущайся, Гора! Ты готовишь не хуже нашего повара, который несколько лет учился во Франции, — подбодрил его Павлик.

Гора совсем сконфузился и от смущения, не зная, куда деть свои большие руки, стал теребить фартук, который на его мощной фигуре выглядел просто фиговым листочком, едва прикрывающим могучий живот.

— Пульхерия, а когда ты будешь рассказывать свою сказку? Мне бы так хотелось узнать, чем там закончилось дело, — поинтересовался здоровяк.

— О, Гранд–Каньон моего сердца, неужели тебе все еще нравится, когда тебе вешают лапшу на уши? — рассмеялась я.

— Это не лапша, — насупился Гора.

— Макароны — пища для тела, информационная лапша — пища для ума.

— Я не ем, что попало. Я — гурман. — Великан ударил себя в грудь огромным кулаком.

— Спасибо за комплимент, мой большой друг. Ты мне просто льстишь, — изобразила я смущение.

— Пульсяндра, Гора тебе не льстит. Мне тоже нравятся твои «Гуси–лебеди», — сказал Павлик и сыто погладил себя по животу. — Я наелся и с удовольствием послушал бы сейчас еще и сказку.

— Ну раз аудитория так настойчиво просит, у меня нет сил ей отказать. Только…

— Девочка повстречала говорящий ручей и отказалась есть его кисель, — прервал меня Павлик, предугадав мой вопрос и напоминая мне, на чем я остановилась.

Окончание современной сказки «Гуси–лебеди»

Собственно говоря, девочка уже не нуждалась в объяснениях ручья. Она видела, что над лесом, темневшим неподалеку, взлетела стая гусей–лебедей. Они полетели куда–то с очередным заданием от своей хозяйки.

Бесстрашная девочка направилась прямо в самую чащу. Вскоре перед ней открылась поляна, а на этой поляне стояла избушка, у которой вместо фундамента были огромные ноги, похожие на куриные. Девочка уже ничему не удивлялась: избушка на ногах — фигня по сравнению с говорящими предметами, у которых даже рта нет, чтобы говорить. Японская хлебопечка рядом с печью, которая сама печет, да еще при этом всех угощает пирогами, нахваливая во весь голос свою продукцию, — выглядит такой же морально устаревшей, как свечка рядом с лампочкой.

Только девочка собиралась постучать в дверь, как она сама распахнулась. На пороге стояла пожилая женщина, опирающаяся на клюку, в платочке на седых волосах и в теплой фуфайке. Лицо у нее было продолговатое, с большим крючковатым носом, глаза под седыми, кустистыми бровями сверкали хитро и зло. Возраста она была весьма преклонного, однако очки не носила, а лишь подслеповато щурилась. Старушка совсем одичала без человеческого общения, поэтому без всяких предисловий грубовато спросила:

— Косметику хочешь предложить или бытовую технику? Только учти, зря время потратишь: мне ни того ни другого не нужно, — приняла ее яга за коммивояжера.

— Я сетевым маркетингом не занимаюсь. Вы меня с кем–то перепутали, бабуся.

— Да кто вас разберет, современную молодежь, чем вы нынче занимаетесь! Ты случайно не социальный работник? А то мне мазь нужна с пчелиным ядом от радикулита. Как погоде испортиться, так спина меня об этом за три дня предупреждает, спасу нет. Я как барометр–анероид на погоду реагирую.

— Вы уж, скорее, барометр–гуманоид, бабушка. А гадюку к спине прикладывать не пробовали? — усмехаясь, спросила девочка. — Радикальное средство практически от всех болезней: уничтожает вместе с хозяином. Наповал.

— Шутница, значит. Это хорошо. Вместо телевизора у меня будешь. Мой недавно сломался, а починить у меня времени нет. Мне без телевизора скучно. Я к «Аншлагу» привыкла. Их ведущая — вылитая я в молодости.

— Я к вам не за этим пожаловала, — буркнула девочка и напрямик сказала: — Верни мне моего брата. Нехорошо детей воровать. Тебя поймают и в тюрьму посадят.

— Ты считаешь, что моя глушь намного лучше тюрьмы? — усмехнулась старушка.

— Зато там ты не сможешь телевизор смотреть и своими генетическими опытами заниматься.

— А про опыты ты откуда узнала?

— Не надо было гусей–лебедей делать говорящими.

— Так я одна здесь живу, мне даже поговорить не с кем. Вот я и научила их разговаривать. Видимо, зря… Да ты проходи, милочка. Путь ко мне был не близким, тебе отдохнуть надо с дороги. Проголодалась небось?

Хитрая старушка смекнула, что девочку отпускать ни за что нельзя, иначе она всем про нее разболтает. К тому же в качестве генетического материала девчонка тоже могла сгодиться.

— Говорят, ты детей ешь? — спросила ее храбрая девочка.

— Какие глупости ты говоришь! Я — вегетарианка. У меня полный двор птицы. Зачем мне человечина, если курятина вкуснее? Ты сама посуди! Неужели про меня люди такие гадкие сказки рассказывают? Это все от невежества и недостатка информированности. Пора свой пресс–центр заводить.

— А зачем тогда ты киднеппингом занимаешься, детей воруешь? — напрямик спросила ее девочка.

— Для работы. Я, девочка, ученая, провожу большую исследовательскую работу.

— Ты знаешь, что незаконно и негуманно для этих целей не только детей использовать, но и животных? Гринписа на тебя, бабуся, нет. Гитлеровцы в концлагерях этим занимались. Их весь мир за это осудил, — нахмурилась девочка.

— Ох, знаю, — вздохнула старушка. — А что мне прикажешь делать? Пока на мышах да крысах хорошего результата добьешься, вся жизнь пройдет. А я уже старенькая, мне недолго осталось.

— Это не аргумент, бабуся. Думаю, что тебе недолго осталось не поэтому. Я все про тебя людям расскажу, никакого пресс–центра не нужно, — выпалила простодушно девочка.

— Мы с тобой об этом после поговорим. Ты лучше в дом проходи.

Девочка вошла и видит, что ее братец на полу возле печки сидит, яблочками играет.

— Я тебе сейчас баньку истоплю, — сказала ей старушка добрым голосом. — Шла ты долго, устала, а баня — самое лучшее средство против усталости.

— Какой у вас беспорядок в доме, бабушка. Маленький ребенок в пыли на полу сидит, — сказала брезгливо девочка.

— Не нравится — подмети, — огрызнулась старушка. — Веник и совок возле двери стоят.

Когда баба–яга ушла баню топить, девочка стала у нее в избушке убираться. Смотрит, бежит мышка. У девочки еще кусок пирога оставался. Она его мышке бросила.

— Спасибо тебе, добрая девочка, — пропищала мышь.

— Кушай на здоровье, — сказала девочка.

Мышка решила ее за доброту отблагодарить:

— Ты старухе не верь, она тебя в бане вымоет, а потом для своих опытов использовать будет. Бери своего брата, и бегите отсюда скорее, а я вас прикрою.

Девочка долго раздумывать не стала, поблагодарила мышку, схватила мальчика и выскочила из избушки. Помчались они прочь что было сил.

А бабка тем временем, подходя к окошку, периодически спрашивала у девочки:

— Ты закончила подметать? А то вода уже почти нагрелась.

— Подожди, еще немного осталось, — отвечала за девочку мышка.

И так несколько раз. Когда баня основательно прогрелась, старуха за девочкой в избушку пришла, видит: ни девочки, ни брата ее нет. Поняла она, что провела ее девчонка. Сильно разозлилась яга. Позвала своих гусей–лебедей. Строго–настрого наказала им без девочки и ее брата домой не возвращаться, а не то она их говорящими яблоками нафарширует и в говорящей печке зажарит.

Бегут брат и сестра изо всех сил, через пни и коряги перепрыгивают, сквозь чащу продираются. Вот уже и лес кончается, поле показалось, а над лесом гуси–лебеди крыльями машут, по–своему лопочут, вот–вот настигнут.

Добежали дети до ручья.

— Спрячь нас, ручеек, — просит его девочка.

А глупый ручей ей отвечает:

— Поешь моего киселя, молоком закуси, тогда спрячу.

У детей от страха зуб на зуб не попадает, а он еще издевается над ними. «Пожуйте моего бережка», мазохист несчастный. Делать нечего. Пришлось киселем давиться. Зато спрятал их ручей от гусей–лебедей.

Пролетели гуси мимо. Девочка поблагодарила ручей и с братом дальше побежала. А гуси–лебеди местность по периметру облетают, сверху просматривают, детей разыскивают.

Бегут девочка с мальчиком, из сил выбиваются. Добежали они до яблони. В небе уже слышен гомон птичий, того и гляди, их настигнут. Просит девочка яблоню спрятать ее с братом от хищных птиц. А яблоня — такая же тупая, как ручей, говорит:

— Съешьте моего яблочка, тогда спрячу.

— Некогда нам тут яблоки есть, за нами птицы злые гонятся, к бабе–яге нас вернуть хотят.

А яблоня им все о своем, о девичьем талдычит: «Съешьте да съешьте…» Делать нечего, пришлось детям яблоки жевать. Зато укрыла их яблоня своими ветками, а гуси опять мимо пролетели.

Поблагодарила девочка яблоню и с братом дальше побежала. Совсем недолго им осталось: только поле одно большое пересечь, а там до их деревни совсем рукой подать. Но и гуси тоже не дремлют. Не хотят они к бабе–яге с пустыми крыльями возвращаться.

Хотела девочка с братом в стоге сена укрыться, да, как назло, нет ни одного поблизости. Увидела она печку, подбежала к ней, просит укрыть ее с братом от птиц старухиных. Печка хоть и говорящая, но мозги у нее куриные. Видать, ноги бабка к избушке приделала, а мозги печке достались. Требует она, чтобы дети непременно ее пирогами закусили. И настойчиво так свою продукцию предлагает, словно телереклама — жевательную резинку без сахара или чипсы с ароматами, идентичными натуральным.

Пришлось детям рискнуть и отведать пирожков. Лучше от поноса пострадать, чем в виде генетического материала в бабкиной лаборатории сгинуть. Спрятались они в печке, гуси–лебеди их не заметили. Долго еще в небе их гомон слышно, было. Только к бабе–яге без детей они возвращаться не стали. То ли в Новую Зеландию махнули, то ли в Европу, о чем мне неведомо.

Девочка с братом прибежали в деревню почти вовремя: их родители с ярмарки вернулись. Гостинцы им привезли: игрушки, сладости. Только хитрая девочка ничего родителям про свои приключения рассказывать не стала и брату не велела, но с той поры без присмотра его никогда не оставляла.

Я замолчала, переводя дух. Павлик и Гора тоже молчали, думая каждый о своем. Неожиданно мальчик спросил:

— А ты, Гора, на какую бабу–ягу работаешь?

Великан тяжело вздохнул, собрал на поднос посуду и пробурчал:

— Я сам не знаю на какую. Знаю только, что эту бабу–ягу Вато Надаровичем зовут. Не спрашивай меня, малыш, больше ни о чем. Я сам понимаю, что поступил плохо. Только я вам клянусь, — здоровяк ударил себя пудовым кулаком в грудь, — с вашей головы ни один волос не упадет, пусть даже я свою долю потеряю.

— Как ты интересно рассуждаешь, Казбек, — усмехнулась я, — ты от своей доли откажешься, но те, другие, на это ни за что не пойдут.

— Послушай, Гора, — заявил Павлик, — мне совсем не нравится твой приятель.

— Какой приятель? — Великан уже дошел с подносом до лестницы, но вдруг вернулся.

— Принц Лимон.

— А почему он тебе не нравится?

— Он злой. На меня смотрит со злостью, а Пульхерию все время норовит обидеть. Руки свои распускает.

Гора пожал плечами:

— У Лимона есть недостатки, малыш, я это знаю, хотя по–своему он парень неплохой. Только уж очень нервный, а такие неврастеники вечно попадают в истории.

— Тогда почему он все время на Пульхерию нападает?

Гора смущенно крякнул, искоса взглянув в мою сторону:

— А мне кажется, что он вовсе не хочет ее обидеть.

— Нет, ты не прав. Я уверен в том, что говорю.

— Павлик! — как можно строже сказала я. — Пожалуйста, прекрати разговоры об этом типе. Я его совершенно не боюсь и сумею сама постоять за себя.

Гора обрадовался моим словам и поспешил поскорее убраться из подвала.

Когда он подошел к лестнице, послышался голос Лимона:

— Гора, иди скорее сюда. У нас гость!

— Иду! — крикнул он напарнику и спросил у нас: — Вам на завтрак что приготовить?

— Я хочу омлет с ветчиной и попышнее! — заказал Павлик.

— А тебе, Пульхерия, чего бы хотелось?

— От омлета я тоже не откажусь.

— Вот и отлично! — Гора вздохнул с облегчением.

Тяжело ступая по ступенькам, он поднялся по лестнице и исчез за дверью, захлопнувшейся за его спиной.

— Как идут дела? — спросил Папа Карло. — Как чувствует себя мальчишка?

— Отлично, — ответил Гора. — Аппетит отменный. Лопает за четверых и вроде не скучает.

— А гувернантка?

— С ней тоже все в порядке.

— Это хорошо.

Папа Карло был одет в строгий элегантный костюм. Он любил хорошо одеваться, причем все свои костюмы заказывал у самых лучших портных в Париже.

Чуть старше пятидесяти, плотный, со слегка поредевшей шевелюрой, едва тронутой сединой, но с быстрыми и живыми глазами–буравчиками, пронизывающими собеседника насквозь, Папа Карло не был похож на преступника, он больше смахивал на преуспевающего бизнесмена.

— Гора только тем и занимается, что пичкает мальчишку мороженым и конфетами, — хмуро заявил Лимон. — Он возится с этим щенком, точно тот его сын.

— Ну и что? Тебе–то что за дело? — Гора пожал плечами. — Он очень славный, этот малыш. Я ведь не говорю, что ты с его гувернантки глаз не сводишь. Мальчик жалуется, что ты так и норовишь ее за разные места ущипнуть.

Папа Карло бросил на Лимона настороженный взгляд.

— Смотри у меня, Лимон, никаких историй с бабенкой, — сказал он сердито, — я тебя уже об этом предупреждал.

— Да слушай ты его больше, Папа Карло, он болтает черт знает что, — буркнул Лимон.

— Я же сам видел, как ты к ней пытался залезть под юбку! — возмутился великан. — Я после этого был вынужден отправить тебя наверх. Папа Карло, он явился к ним с бутылью сидра в руках, предлагал алкоголь ребенку и женщине, чуть не подрался с мальчиком. Я их еле разнял…

— Да я просто шутил, — стал оправдываться Лимон.

— Ну вот что, дружок, если не хочешь иметь неприятностей, то прекрати эти свои шуточки! Никаких вольностей ни с женщиной, ни с мальчиком! — жестко сказал Папа Карло. — Они неприкосновенны! Тебе это ясно?!

— Черт возьми! — взревел Лимон. — Они что, святые угодники?

— Можешь считать, что для тебя они — святые угодники! — отрезал Папа Карло. — Вато Надарович особо оговорил, чтобы мы с нашими гостями обращались очень вежливо. А кто такой Вато Надарович, вряд ли тебе надо объяснять. Если не хочешь остаться без своей доли, сынок, то веди себя примерно.

— Ладно, ладно… — проворчал Лимон. — Я все осознал, я же — не совсем тупой.

— Я тебя понимаю: гувернантка — баба гладкая, — продолжал наставлять Лимона Папа Карло. — Ее бока любого мужика соблазнить могут. Но ты помни старое правило: никогда не смешивай дело с женской задницей. Немало крепких ребят погорело на этом.

Лимон ничего не ответил.

Папа Карло, не торопясь, извлек из кармана золотой портсигар, а из него — тонкую темно–коричневую сигарету, прикурил от золотой зажигалки и пустил молча к потолку клуб дыма.

Пока Папа Карло курил, все молчали, ожидая, что он скажет. Наконец Папа Карло затушил сигарету и сказал:

— Так вот, ребятки, это случится завтра.

— Завтра? — вытаращил на него глаза Гора.

— Да, завтра, малыш… Завтра в наших руках будут очень большие деньги.

Глаза Лимона блеснули. Он заерзал на своем стуле и, не выдержав, спросил:

— Когда завтра–то?

— Всему свое время. Дело обстоит совсем не просто. Бабки уже приготовлены, но пока они не в наших руках, и взять их — наша задача. Мы должны действовать очень четко, если не хотим в последний момент оказаться на бобах — без денег, но за решеткой. А чтобы провалить все, нам достаточно в последнюю минуту совершить одну малюсенькую ошибку. Вы уж мне поверьте, так обычно и бывает: кто–то что–то забыл, кто–то что–то упустил, и дело провалено. Так–то, ребятишки…

Как и многие матерые уголовники, папа Карло любил поболтать о своих старых делах, о том, что ему довелось пережить. Об этом сейчас подумал и Лимон: не дай бог, этот старый павиан пуститься в воспоминания, до вечера будет их мучить рассказами о своем героическом прошлом! Однако его опасения оказались напрасными: у Папы Карло в данный момент было слишком много неотложных дел. Он не стал приводить примеры, выгодно подчеркивающие его достоинства и ничего не говорящие о его недостатках, а сразу же приступил к вопросу о выкупе.

— Папочка мальчишки приготовил бабки.

— Два миллиона евро? — У Лимона перехватило дыхание.

— Целый рюкзак розовых поросят, — ответил Папа Карло с торжеством. — Лежат, голубчики, нас дожидаются.

— Неужели?

— Точно.

Последовало молчание. Размеры названной суммы давили на психику двух мелких мошенников.

— Но эти деньги еще не в наших руках. Главное сейчас — взять их так, чтобы нас не выследили, — продолжал Папа Карло тоном учителя математики, знакомящего класс с условиями теоремы.

— И что мы должны для этого сделать? — спросил Лимон.

Папа Карло извлек из внутреннего кармана пиджака сложенную карту Москвы и Московской области и расстелил ее на столе. Он оперся о стол обеими руками и наклонился над картой в позе главнокомандующего, приступающего к анализу диспозиции.

— Вато Надарович предложил великолепный план. Сейчас я познакомлю вас с ним, а потом…

Он продолжал говорить, а его подельники внимали ему в глубоком молчании — такое молчание, вероятно, царило в палатке Наполеона, когда он демонстрировал перед маршалами и генералами свой военный гений, знакомя их с планами, ведущими к великим победам.