Пустая карта

Глава 5

После встречи с мамой ощущал внутри раздражение едкое и не стихающее. Все это оттого, что она назвала Оксану моей родной матерью, нет, родная мать никогда бы не оставила своего двухмесячного сына своей бездетной сестре и не свалила бы в поисках «женского счастья» с очередным *барем. Для меня родная мать – это Люба, которая вырастила, выкормила, сделала все, чтобы я вырос нормальным человеком, именно она дала мне старт в жизнь, она всегда была рядом, будь то ветрянка или разбитое в школе окно, всегда поддерживала и направляла. Только она. А этой вообще в моей жизни не было, я порой видел письма, которые она писала Любе, еще когда в школе учился, и в них не было ни строчки, ни вопроса обо мне, там было только одно: «дай денег», «пришли денег», «помоги деньгами». Я увидел ее впервые пять лет назад, она приехала к Любе и просила помочь, снова. Когда я вошёл в квартиру, она даже не поняла, кто перед ней. А я увидел в ней лишь потрепанную жизнью, торгашку с рынка с засаленными волосами, прокуренными зубами и опухшим после хорошей пьянки лицом. Нет, она мне никто, была никем и никем останется, что бы мама ни говорила. Вывернул руль, выезжая с парковки ресторана, вливаясь в поток машин. Надо сегодня срочно в зал, а лучше в спарринг с Волчарой или Стасом. Стиснул руль сильней, до белесых костяшек гася и, подавляя желание дать волю эмоциям, втопить педаль газа, вывернуть на встречку, поджимая и подрезая мешающие мне авто. Стянув с торпеды пачку сигарет, закурил, приоткрывая окно. Сбрасывая скорость. Намерено. Контроль. Иначе все пойдет по известному половому органу.

***

После участкового зашла к Валерке, он уже грузил колеса для моей машины в свою старенькую Тойотку. А через час моя четырка уже ползла на тросу к его гаражу.

– Ну, все, полдела сделано, – произнес Ефимов, отцепляя трос от машин, – я сегодня акум нормальный воткну в нее, попробую завести, а там посмотрю, что да как. Если заведется, то все патрубки, фильтра, жидкости поменяю, все проверю. Если нет, буду смотреть, что не так. Ну и колеса тебе сейчас на лето подберу. У меня там, на докатку есть комплект тринадцатых.

– Спасибо, Валер. Ты мне до того, как делать начнешь, сумму скажи, а то вдруг не потяну.

– Частями отдашь со временем, – и подкурив сигарету, – свои Оль, а своим помогать надо.

– Ну и как мне тебя благодарить, – усмехнулась по-доброму от того, как в груди сдавило сердце.

– «Долг платежом красен» – знаешь такую поговорку? Забыла уже, как моего Димку спасла.

После рождения у его сына обнаружили какие-то врожденные проблемы с сердцем операция, сделанная по ОМС, не дала необходимого результата, и они собирали деньги на повторную операцию только уже в Германии и последующую реабилитацию. Я тогда узнала об этом от мамы и не смогла остаться в стороне. Это было давно, года четыре назад.

– Это были просто деньги Валер, у меня была возможность помочь, я помогла. Как сын, кстати?

– Хорошо, как будто и не было тех страшных лет.

– Дай Бог, чтобы и дальше все было так же.

– Да, – он выбросил под ноги окурок и затушил его ботинком, – подходи завтра, все скажу по машине.

– Договорились, – пожав Валерке руку, пошла домой. Во дворе, подкурив сигарету, села на скамейку недалеко от подъезда. В Советское время на этом пятаке напротив дома был фонтан, сейчас эту чашу старого фонтана использовали, как клумбу, рядом поставили скамейки, а выросшие вокруг деревья создавали тень в солнечный день, местные пенсионеры любили тут проводить время. Я затянулась сигаретой, все еще блуждая в собственных мыслях по поводу Валеркиного сына, своей матери, участкового, и того ощущения, что за два года моего отсутствия, так много всего изменилось. Наверное, просто слишком много впечатлений за один день.

Я уже докуривала, когда у нашего подъезда притормозила машина. Явно не местная, ценовой разбег не тот, и номера «блатные», знакомые… Этот черный тонированный танк, будто неприятный вестник из прошлой жизни, порождал во мне тревогу. Взгляд намертво прилип к чужаку, словно эта тачка представляла угрозу одним своим существованием, напряжение возросло, и пальцы левой руки впились в край скамьи, и вдруг из машины выпорхнула моя сестра. Горячий пепел упал на пальцы, обжигая, и я, зашипев сквозь зубы, бросила истлевший до фильтра окурок в урну. В памяти выстрелом цифры, когда-то увиденные, отпечатанные в памяти, – это Сухановские номера, депутатские. Но за рулем не он, тому лет сорок пять уже, а это, скорее всего, отпрыск его, через лобовое особенно под таким углом обзора лицо сильно не рассмотреть, но то, что это был молодой парень было видно. Твою ж мать, Алин. Сестра обошла машину, встав со стороны водительской двери, поцеловала парня, через опущенное стекло и побежала к подъезду.

Сжала на секунду веки, до боли. Поднявшаяся волна злости, тревоги и страха сдавила горло, будто сжимая свои трупные пальцы вокруг моей шеи. Что же ты дура такая, Алин? Неужели моя история тебя ничему не научила? Домой я поднималась, стараясь унять тот ад, что творился внутри. Надо нормально с ней поговорить, спокойно. Для начала расспросить все, вдруг это только первые встречи и спрыгнуть с этого вагона еще можно без потерь. Но надежды на то и надежды, чтобы не оправдываться, мне ли об этом не знать…