Пустите детей

Алваро

Она чудесная, думает Алваро. Если Сфорца это нарочно, если это такой вот очередной выверт - посмотри, кого ты хотел огорчить, - то он просто невозможная свинья и манипулятор. И гений. Потому что Паула - чудесная и замечательная, и теперь при любом действии Алваро будет иметь ее в виду, иначе же просто невозможно...

Паула - замечательная, и Алваро за два дня раз десять обиделся на нее насмерть.

Флорентийка слегка путалась в местном диалекте, но, вопреки словам Сфорца, переводчик ей не был нужен. Гид - тоже. Достопримечательности Флориды Паулу не интересовали, точнее, ее не интересовали банальные сведения о том, что когда было построено, кто где выступал, и прочая лабуда, которую обожали туристы. Васкес, два года подрабатывавший по выходным гидом, мог ответить на любой стандартный вопрос и даже на большинство нестандартных. И площадь городского бассейна, и высоту единственного настоящего небоскреба он знал, и еще огромное число статистических сведений. Сестре Франческо все это было до балды.

Ей вообще нужен был не гид, а специально обученный хватанию безумных дамочек за уши, хвосты и подолы платьев человек.

Когда за три часа пешей прогулки - пробежки - глубоко беременная дама ухитрилась загонять и Алваро, и неразговорчивого спутника, то ли охранника, то ли, судя по длинным и мудреным репликам, которыми гости обменивались, коллегу, юноша изрядно удивился. Хмурый долговязый мужчина в льняной рубахе навыпуск тащился следом с чинным видом и стоическим терпением, но судя по перекошенному лицу к подобным прогулкам был непривычен, а в последний час небольшой кейс тащил так, словно тот был набит золотыми слитками.

Полчаса передышки - чашка кофе, стакан сока со льдом в маленьком кафе - и новый марафон. Алваро привел даму полюбоваться водопадом снизу, со смотровой площадки, а через десять минут ей надоело стоять среди туристов с камерами, она углядела узенькую тропку, которая вела на вершину, и с резвостью горной козы устремилась к ней. Васкес опешил, потом обогнал флорентийку и попытался объяснить, что оттуда здоровые мужики сваливаются и ломают ноги, если не шеи.

Паула фыркнула, смерила застывшего соляным столпом Алваро уничижительным взглядом, обошла как колонну и сделала первый шаг.

- Вы понимаете, что со мной сделает ваш брат, если вы сорветесь? - бросил вслед юноша.

- Он вам посочувствует, - обернулась через плечо ценная гостья. - Он-то меня знает...

Алваро плюнул и полез следом, решив, что если флорентийка все-таки свалится, то лучше все едино не возвращаться в корпорацию. Съедят, что бы там ни говорила Паула. Тоже мне, мать троих детей... почти четырех. Бедный ее муж; а может, и не бедный, а просто дурак - был бы умный, запер бы жену в какой-нибудь башне повыше, и охрану выставил бы. Взвод. И стены колючкой оплел... хотя эта и по колючке слезет.

Мужик с кейсом остался внизу, после чего Васкес решил, что это все-таки коллега, но оглянувшись метров через пять, обнаружил, что долговязый немедленно взялся за мобильник.

Впрочем, было не до него. Успеть за "горной козой" было сложно, а после того, как ему пару раз протянули руку на неудобных выступах, Алваро возжелал скинуть дорогую гостью в водопад - стыдно было до невозможности.

- Красота! - радостно потянулась Паула, свешиваясь вниз и глядя на бьющий из расселины белый пенящийся поток.

С предложениями не слишком высовываться и вообще держаться за хлипкий трос Алваро приставать не стал. Все равно ведь не послушает...

На Франческо женщина была совершенно непохожа. Другое лицо - округлое, загорелое, довольно простое, с курносым конопатым носом. Плотно сложенная. Очень короткая стрижка, словно у женщин, что служили в полиции Флориды, а волосы светлые и выгоревшие почти добела. В отличие от брата - создание вполне земное, крепко стоящее на сильных смуглых ногах с развитыми икрами. Явно любит ездить верхом.

- Вы отдохнули? - спросила она ровно в тот момент, когда Алваро отдышался. - Тогда расскажите мне про город. Только нормально, а не про километры и квадратные метры...

- Вон там, - показал на юг Алваро. - Видите, домики? Беленькие? Старье, правда? Знаете, почему этот район никогда не будут застраивать коттеджами?

Женщина прищурила серые в темную крапинку, похожие на гранит глаза, повертела головой... и безошибочно определила верную точку.

- Вот та высота? Оттуда как раз достают?

- Да, - юноша постарался придавить изумление. - Мы там жили до моих пяти лет. Потом пришел генерал Пелаэс... Нам повезло, дом сразу разнесли, а отец вел дела для одного из его людей, так что мы даже успели получить компенсацию. А потом его войска Совета выбивали... тоже не лучше. Кто-то попал по синагоге, а там человек сто было. Потом в Совете друг на друга валили - кто неверную наводку дал...

- Раненый город, - вздохнула Паула. Алваро поежился. Уж больно в точку - и не скажешь, что слишком громко звучит. Ляпни нечто подобное представители Фиц-Джеральд, юноша бы разозлился: хорошо им, чужакам, балаболить о чужом. А флорентийка словно не прилетела сегодня утром, а родилась здесь... бывает же такое.

- А это кого одолело стремление почтить Приапа? - женщина показала на бело-золотую высотку "Капиталя".

Васкес сначала озадачился, потом сообразил и хихикнул. Да уж, лучше не скажешь. Трехэтажный почти что куб, а из него в небо устремлен... вежливо говоря, символ плодородия, двадцать два этажа, белая блестящая облицовка. Во Флориде шутили, что банк "Капиталь" показал известно что и вкладчикам, и совести, и Господу - они ж выше и закона Божьего, не то что человеческого.

- Есть тут один, - хмыкнул юноша. - Сам метра полтора, а спеси - ну, это еще скромненько для него, тут просто высокие здания трудно строить... Его ваш брат прямо по первому каналу пообещал с этой башни уронить, если не начнет выплачивать по застрахованным вкладам.

- И начал? - усмехнулась Паула.

- Ага.

- Святая простота, - женщина покачала головой. Кому именно посвящалась реплика, Алваро уточнять не стал. - Весело вы тут живете... полезем вниз.

Потом гуляли едва ли не до полуночи. Обед в кафе, прогулка, ужин, "по чашечке кофе" - и опять пешком по городу. Уже ночью Пауле кто-то позвонил и, кажется, был крайне недоволен, но получил грозную отповедь. Вскоре приехала машина корпорации, все трое отправились в основной комплекс. Алваро едва не засыпал, и только остатки совести мешали опустить голову на грудь и задремать. Вдруг Пауле что-то понадобится? За ней же не уследи, она сама и пакеты с ерундой - мелочь к мелочи, а килограммов пять сувениров набралось, - потащит...

Смывая с себя пыль и пот, Васкес пытался ответить все на тот же вопрос, что и позавчера: кто я? Что я? Чего я хочу? Вместо ответов в голове была вата, плотная и колючая, и казалось, что он живет лишь на пятую часть, остальное же вымарано, заштриховано, словно отдельные фразы в книге, и читать такую книгу невозможно.

- Завтра я вас уже мучить не буду, - говорит Паула.

- А когда вы улетаете?

- В четверг вечером. Но два дня - на фабрики и Франческо. А даже жаль. Хотите, кстати, завтра со мной в Ломаду? Или вам нужно на занятия?

- Хочу, - радостно соглашается Алваро. В Ломаде корпорация отгрохала огромный производственный комплекс, а журналистам на него дали посмотреть только со стороны. Показали поселки для рабочих, инфраструктуру... а вот в цеха не пустили. И охраняемая зона начинается километров за пять, не подберешься. "Черные бригады" несколько раз пробовали туда влезть - на том и полегли все посланные отряды, и в объединенном руководстве плюнули.

Дело, впрочем, не в комплексе, а в Пауле, рядом с которой хорошо, свежо и легко. Невысокая женщина с необъятным животом стоит посреди площади, прикрывается от солнца ладонью, приставленной к бровям, с улыбкой смотрит на Алваро.

- Я только не уверен, что мне разрешат, - намекает юноша. - Это зависит от Рауля де Сандовала.

- Разберемся, - обещает флорентийка, обводит площадь алчным взглядом и устремляется к книжному развалу.

Где-то вокруг, в толпе, несомненно, есть охрана, наблюдатели. Долговязого субъекта Алваро уже привык считать предметом мебели - тот так и не представился, ни разу к Васкесу не обращался, да и с Паулой разговор первым не начинал. Просто таскался рядом молчаливым привидением, совершенно не мешая и не привлекая к себе внимания. Периодически отвечал на звонки, говорил пару-тройку слов, но этого языка юноша не знал, и даже не мог угадать по звучанию. Похоже на фризский, но тоже - не оно. Что-то с севера Европы.

Внимание Алваро чувствовал, хотя сколько ни оглядывался невзначай, не мог выделить сопровождающих. Высокий класс. Два года назад его учили обнаруживать слежку, но то ли объяснили плохо, то ли охраной сестры Франческо занимались настоящие профи. Скорее уж второе. Эулалио не учил ерунде.

Хорошо, если так. Может быть, самой женщине ничего и не грозит, но Алваро может притянуть к ней беду. Его уже наверняка заметили, а увидев в компании сестры господина Сфорца вынесли вердикт, теперь остается только ждать его исполнения. Интересно, чем думал Рауль?

Чем думал господин глава корпорации, лучше не спрашивать, он, кажется, вообще не думает, у него сплошные озарения... а попросту говоря, молоток в голове. И периодически в голову этот молоток стучит. Выстукивая разнообразные чрезвычайно глупые идеи. Вот, например, в пятницу стукнуло отправить выгуливать сестру именно Алваро. Попался бы кто-то из старших учеников, сия нелегкая участь выпала бы ему. Ладно, Сфорца не думает - но Рауль? Но та пожилая тетка, как ее там, Габриэла Росси... вот у них-то какой молоток, и где?

Настроение - хуже некуда, и не потому, что Паула послезавтра улетает.

Потому что над площадью - злое полуденное солнце, и старая мостовая напоминает обезображенное оспой лицо, здесь когда-то тоже воевали, падали снаряды, а потом ее починили, но старый камень чуть светлее, и следы ремонта все еще заметны. Потому что у девушек, щебечущих возле лотка с мороженым слишком яркие платья, слишком яркая помада, а у парня, что пытается привлечь их внимание - в руках радиола, и музыка орет на всю площадь, старая народная песня, было бы здорово, если бы не так громко. Долговязый молчаливый тип созерцает ближайшую урну так, словно кошелек в нее ненароком обронил - то ли лезть, то ли ну его, и выражение лица... уксус слаще.

Потому что в небе ни облачка, и ветра нет, ни малейшего ветерка, воздух плотен и густ, а вдалеке кто-то жарит на углях лепешки, и горький запах подгорелого теста расползается по всем уголкам, от него нет никакого спасения, а Паула копается в старых потрепанных книжках, многие - без обложек, подмокшие, обгорелые... подраненные книги, несчастные и беззащитные перед людьми. И слова, что в них сказаны, может быть, мудрые слова, важные - не защитят, не помешают уничтожить, сжечь, выстрелить... А взрывается - громко, с дымом и треском, - вовсе не урна: у детей поблизости - петарды, целый мешок петард.

Потому что где-то поблизости, на одной из крыш, засел снайпер, Алваро точно это знает, он есть, он уже выцелил мишень, и до выстрела остались доли секунды, а Паулу даже нельзя швырнуть на землю, чтобы сломать линию, проведенную между ней и дулом винтовки, и остается сделать шаг вперед, и развернуться спиной...

В позвоночник впивается жало громадного шершня, но нужно стоять, нужно вцепиться пальцами в лямки сарафана Паулы, и тянуть ее вниз, осторожно, не толкать, и не упасть самому, потому что объясняли же, что промазав, снайпер может выстрелить еще раз, и только потом начнет отходить, и пока не прозвучал второй выстрел, нужно - стоять... и радоваться, что женщина ему по плечо, что ее можно попросту закрыть собой.

И не давать развернуться.

Книготорговец орет, девчонки орут, и даже парень с радиолой орет, перекрывая веселую народную песню, гарью несет нестерпимо, долговязый распахивает кейс, сильное женское тело вырывается из рук, а в спине застряло острое жало, и только бы дождаться второго выстрела, а потом уже можно и падать...

Не больно даже, только горячо и почему-то зудит, может, и вправду оса укусила, развернуться бы, да посмотреть...

Второго выстрела все нет.

- Извините, - вежливо говорит Алваро. - В Ломаду я поехать не смогу...