Гермиона честно написала родителям о девочке, которой она очень нужна, и что поэтому не приедет на Рождественские каникулы, но вот ответ… Ответ мамы и папы вызвал истерику в гостиной, да такую, что испугались все и среагировал порт-ключ Луны. Обе девочки спали, напоенные зельями, а Ксено читал письмо, вызвавшее сердечный приступ мисс Грейнджер и, конечно же, Луны.
«…Если тебе кто-то важнее нас…», «…можешь вообще не возвращаться…», «…не нужна такая дочь…», «…летом сразу же отправлю к психиатру, путь посмотрит…» и еще много-много злых, болезненных слов было в этом письме. Вздохнув, Ксенофилиус кивнул Гиппократу, отправляясь к родителям мисс Грейнджер. Двое взрослых совсем не думали о своей дочери, как о человеке, она была для них… Вещью? Статусной игрушкой? Вложением в будущее? Мистер Лавгуд так и не разобрался. Борясь с собой, чтобы не наложить Обливиэйт, мужчина только тяжело вздохнул. В Министерстве Магии, напротив, довольно легко оформили опекунство, учитывая, кто рекомендовал. Теперь девочка, по крайней мере, не останется одна, если эти двое решатся пойти до конца.
Я проснулась и сразу же обняла мамочку. Она лежала и смотрела в потолок… При этом глаза ее были, как на той колдографии, поэтому я испугалась, что магглы убили ее, и завизжала на все отделение. А мамочка будто очнулась, сразу же обняв меня и принявшись успокаивать. Я дрожала так, что кровать ходуном ходила. Почему-то мне совсем не разговаривалось. Я могла только плакать, а говорить совсем нет. Мамочка испугалась за меня, тут и целитель прибежал.
— Что случилось? — спросил он мамочку.
— Не знаю, — ответила она. — Роза… Луна сильно завизжала, а теперь только плачет.
— Испугалась… Чего-то она сильно испугалась… — задумчиво произнес дядя Гиппократ и напоил меня зельем. — Чего ты испугалась, малышка?
— Мамочка… лежала так… как в тот день… — прошептала я, вцепившись в ее пижаму так, что, наверное, даже больно сделала.
— Мисс Лавгуд испугалась вашего выражения лица, — объяснил целитель Сметвик. — Она подумала, что вы умерли.
— Я никогда не умру, — пообещала мне взявшая себя в руки мамочка, тяжело вздохнув. — Но мне нужно будет поговорить с моими родителями.
— Ксено проводит под магглоотталкивающим, — предложил мамочке целитель. — А Лунушка пока поспит, хорошо?
— Папа защитит мамочку от страшных магглов? — тихо спросила я.
— Папа от всех защитит, — вздохнул папа Ксено, погладив меня, а потом он погладил мамочку, и я увидела, что ей это понравилось.
Решили, что мамочка отправится с папой завтра, а сегодня мы пойдем к нам домой, где у мамочки есть своя комната, но я так жалобно смотрела, что она разрешила… ну, чтобы мы были вместе. Я страшная эгоистка, наверное… А если я эгоистка, значит, плохая. А если плохая, то нужно, чтобы стала хорошей. Правильно? Когда мамочка села на диван, я сделала, как положено, и хотела уже улечься… ну… понятно как…
— Луна… Розочка, что ты делаешь? Остановись! — воскликнула мамочка, подскакивая с дивана и обнимая меня. — Не надо, пожалуйста, — попросила она меня.
— Я жуткая эгоистка, мамочка, — сказала я. — Значит, плохая, тогда нужно меня сделать хорошей, правильно?
— Неправильно! — ответила мне мамочка, опуская мою юбку. — Ты очень хорошая, просто самая лучшая!
— Но я же… Я же тебя вынуждаю… И еще… — мне всхлипнулось отчего-то, но мамочка меня гладила, рассказывая, что я умница и хорошая девочка, а папа Ксено просто смотрел и молча плакал.
— Я очень виноват перед Луной, — наконец произнес он. — Если бы я не погрузился в пучину своей боли, она бы всего этого и не увидела… Что же, теперь буду папой двум девочкам.
— Вы что-то знаете, — мама всегда была очень проницательной, вот и теперь выбила из папочки воспоминания об его разговоре со страшными магглами.
А потом мамочка долго плакала… Ну, хорошо, мы плакали вместе, потому что я плакса, а мамочка со мной просто за компанию. Ну, мама же! Папочка нас веселил весь вечер. Наутро мамочка отправлялась говорить со своими родителями, а я должна была спать, чтобы не плакала, потому что я плакса, особенно когда без мамочки. А вечером к нам пришли дядя Гарри и директор МакГонагалл. Он держал ее за руку! И улыбался, как только дядя Гарри умеет.
— Скажи, а почему ты начала успокаиваться, когда Гарри тебя обнял? — поинтересовалась директор МакГонагалл, кажется, у нас обеих сразу. Мамочка покраснела и что-то про тепло рассказала.
— Говорили, что мамочка и дядя Гарри были изначально связаны, — ответила я. — Ну еще он всегда был рядом, когда было плохо. Поэтому мне привычно, а мама, наверное, просто чувствует…
Я оставила мамочку и дядю наедине, а сама пошла разговаривать с папочкой. Мне было интересно, почему папа так легко принял то, что Гермиона — моя мама.
— Это видно, редисочка, — улыбнулся он мне. — Ты без нее и не живешь совсем. Хорошо, что ты не сошла с ума…
— Я почти… — призналась я ему, но папочка улыбался и говорил, что все будет хорошо. Я ему верила, потому что это же папочка.
***
— Как же это я сразу не проверил-то, — сокрушался Ксено, зафиксировав взрослых и утешая Гермиону, которую ударили по лицу вместо приветствия. — Сейчас все проверим, маленькая, сейчас…
— За что? Что я им сделала? — подняла заплаканные глаза девочка. На ее щеке медленно бледнел отпечаток, били сильно, Ксено только чуть-чуть не успел, но лечебные чары наложил.
— Сейчас все выясним, посиди немножко, успокойся, — прижав к себе плачущего ребенка, мужчина тщательно давил в себе бешенство.
— Розочка права… во всем права… — прошептала Гермиона, закрывая глаза.
— Откуда у вас Гермиона? — поинтересовался мистер Лавгуд, награждая мистера Грейнджера сильным жалящим.
— Эта… — мужчина кивнул на жену, грязно выругавшись. — Принесла откуда-то! Проклятое семя!
— Он не твой отец, — объяснил Ксено Гермионе. — А женщина — действительно родила тебя, вот только…
— Будь ты проклята, — выплюнула женщина, с ненавистью глядя на девочку. — Всю жизнь мне сгубила!
На этом разговор, в общем-то, можно было считать законченным. Ксено наградил обоих супругов семейными проклятьями от себя лично, взял на руки Гермиону, сообразившую, что родителей у нее нет, и аппарировал в парк. Если Луна увидит маму в таком состоянии, то еще неизвестно, что будет. Результатом долгого разговора были показанные документы об опеке и робкое «папа Ксено».
Я проснулась, почувствовав, что мамочка рядом со мной. Открыв глаза, я увидела, что она расстроена, отчего сразу испугалась. Когда мамочка расстроена, это ничем хорошим никогда не заканчивалось. Она обняла меня, погладив по голове, отчего я сразу же расслабилась.
— Мы теперь всегда будем вместе, — прошептала она мне и еще добавила так нежно-нежно: — Доченька…
— Мамочка… — прошептала я, обнимая ее. — Они тебя обидели, зато не убили… — поняла я.
— Папа Ксено не дал бы убить, — улыбнулась мама своей волшебной улыбкой.
— Папа волшебный, — кивнула я, закрывая глаза, а мамочка рассказывала мне, как она счастлива оттого, что я есть. А я у нее есть. И еще дядя Гарри будет, обязательно! Мамочка от этого покраснела.
Потом мы украшали елочку, потому что скоро Рождество. Рождество, которое мы проведем втроем, потому что мамочка теперь будет с нами жить, так папочка сказал, а он точно знает, как правильно. Только потом, когда мы выросли, я узнала подробности этого разговора, но папа все сделал правильно — незачем этим подлым магглам размножаться.
Папа позвал к нам в гости профессора… ой… директора МакГонагалл, сказав, что всем вместе праздновать веселее, а я знала, что это первое настоящее Рождество дяди Гарри. Я так и сказала тете Минерве, она сама сказала так ее называть, когда мы не в школе. В школе-то, конечно… Вот. А потом мамочка, папа и тетя Минерва смотрели, как дядя Гарри разворачивает свой первый в жизни настоящий подарок. У него были такие глаза… Просто невозможные, отчего его потом все обнимали, а мамочка даже поцеловала, вот!