Путешествие к центру Европы

К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ РАЯ

Итак, я отпускник. Это значит, что вместе с другими курортниками я бегаю по билетно-кассовым залам, стучу в пуленепробиваемые окошки своим пока незагорелым кулаком и раздраженно требую плацкарту до рая.

Все хотят в рай. А рай — это Крым. Так сказал когда-то поэт, и администрация замечательного полуострова до сих пор не может расплатиться за эту поэтическую вольность. Поэтому, движимый состраданием к распорядителям крымских горных высей, я останавливаюсь у самых врат рая, в Правоалексеевке, и еду автобусом к северо-востоку. Двенадцать верст — и Девическ: ударение на букве «и», пляжи, «фрукта» и пристани, пахнущие пенькой, йодом, детьми капитана Гранта… В хорошую погоду виден остров Зверючий, а ночью островной маяк телеграфно переговаривается с континентом: «Точка — тире. Плывите сюда. Здесь необозримы пляжи, здесь гуляет ювелирно-хвостатый павлин и олени трутся боками о райскую яблоню, ибо сущий земной рай — здесь. Тире — точка…»

Я и рад бы в рай, да не очень пускают. Ибо, помимо перечисленных маяком прелестей, на Зверючьем также наличествует Хазаро-тьмутараканский заповедник.

— Ружье у вас есть? — спросили у меня местные люди. — Или собака?

— Что вы! — отвечал я. — Просто очень хочу поваляться на тамошних пляжах.

— Мир широк, — дипломатически сказали хозяева рая. — Кстати, ловушек или других орудий добычи зверей и птиц у вас с собой нет?

Я открыл чемодан и честно показал нехитрый отпускной инвентарь.

— Рай ведь не только там, — вздохнул райский распорядитель. — Поезжайте-ка на Пиратскую стрелку, а? Это почище, чем любой рай. А на Зверючий сам Киев нс пускает.

Я с трудом дозвонился до днепровских широт, и в телефонной трубке раздался гром: на проводе был сам Киев. Он спросил, не собираюсь ли я заняться на острове выпасом скота. Я кротко сказал, что не собираюсь. Киев замолчал, оставив вопрос открытым. После попытки договориться о поездке на остров с двумя министерствами и даже с одним товарищем по фамилии Хаки (возможно, я расслышал неточно) я пошел на пристань, связал вещи кульком и отправился на Зверючий вплавь.

— Алло! Сбор грибов, плодов и цветов вы не намерены там производить? — окликнул меня кто-то с берега. — Или фазанов?

— Нет! — ответил я и пустил пузыри.

Меня выловили и повезли на Пиратскую стрелку. И тут я понял, насколько правы были местные люди, утверждая, что мир широк…

Я живу в пансионатском домике, в двух шагах от моря. Единственный мой компаньон — местный сторож Иван Иванович, старый капитан, просоленный всеми океанскими широтами мира. Пока сезон не начался, Иван Иванович — первый министр, гофмаршал и верховный судья здешних мест. Ему не подчиняется только ветер.

— Вот если б он дул бы оттуда, — загадочно говорил морской волк, — тогда б было б дело.

Известно, какое дело: бычки, жирный «колкан» — камбала, судак. Спортивная охота разрешена круглый год по всему Приазовью. В семь утра капитан варит уху и демонстративно кашляет под моей террасой. Я понимаю, что мое штатское разгильдяйство возмутительно, встаю и кидаюсь прямо с постели в сонный прибой. Затем я сохну на песке, где лежит прибитая за ночь «комка», водоросли с ракушками. Грубое слово, но одно бывшее здесь недавно медицинское светило утвердило, что целебным качествам «комки» нет цены — в ней йод, железо, еще какие-то суперполезные элементы…

Следует день, вспоенный ромашками, полынью, дикими степными травами. Ласточки кричат обеспокоенно: скоро пансионат откроется, и сюда уже приехал его шеф-повар, Владимир Михайлович Нога. В жаркое время он ухитряется первоклассно кормить публику бифштексами и печеньем курабье. Сейчас он, словно архистратиг, осматривает свой арсенал: мортирные жерла чанов, аэродромы «жаровочных поверхностей» и холодный цех, откуда будет вестись пристрелочный огонь салатами.

— Жаль только, — мрачнеет шеф-повар, — что Ново-Хатское хозяйство опаздывает с пищепродуктами.

Да! Я обязан вместе с тсв. Ногой возвысить свой голос «за курен». Курортная общественность кушает их с особым энтузиазмом, а снедь нерегулярно подвозится из города по Бердышной дороге.

Впрочем, за такую магистраль даже тишайший царь Алексей Михайлович отрубил бы голову боярину, ведавшему тогдашним дорогохозяйством. Есть, правда, и «чугунка», но строптивые начальники из Приднепровской дороги ни в какую не хотят делать остановку у пансионатов. И отпускник вынужден тащиться с чемоданом до пансионата пешком. Сам товарищ Соболь, первый секретарь райкома, сражается, как леопард, за возможное улучшение, но одних местных сил не хватает…

Я иду по дороге мимо пансионатов, благо, налегке, и бриз овевает мое лицо. Люди добрые, как хорошо здесь и как могло бы быть лучше! Если бы центр уделял внимание, а заодно — деньги. И зачем бы тогда действительно в Крым, если для любителей экзотики и малолюдья здесь впрямь райское место. Истинно говорю вам. Тем более что все время муссируется кошмарный слух: врата крымского рая — Чонгарский мост — якобы перекрыты, и два милиционера — Петр и Павел, звеня ключами, сортируют отпускные души на праведников с путевками и грешников без таковых. От ворот поворот…

Так сюда, товарищ, к северо-востоку! В Девическ, на стрелку. Но где кемпинг? Где столовые, стадионы и танцплощадки? А ведь полезной площади тут семьдесят километров, но об этом знают только знакомые моих знакомых. Ибо нет даже в помине каких-либо проспектов, или путеводителей, или описания здешнего края… И разозленные автоваряги, нарочно окутав Петра и Павла ядовитыми выхлопными газами, разворачиваются и дуют в привычную Одессу. А там уже «пляжится» свой очередной миллион приезжих…

Вопросы теснят мне голову. Я иду в свой домик, а звездные мухи путаются в млечной паутине, и бежит к ним по облакам серебряный паук-луна. Я ложусь спать и уже сквозь неподъемный сон слышу чей-то истерический хохот. Это чайка-хохотунья, а вероятно, «дикарь», попавший сюда впервые и обезумевший от счастья. Всего ему доброго. Завтра мне в путь, на Грохочанск, по побережью, в которое бьет несправедливо обиженная азовская волна…

Поговорим серьезно. Неиспользуемая полоса азовских пляжей составляет около 400 километров, что дает всем нам гораздо больше, чем хваленый-перехваленый Крым. Здесь есть: изумительный песок; температура воды — двадцать четыре градуса; очевидно, лучший в мире микроклимат для болящих ангинами, катарами верхних дыхательных путей и прочая; богатейшая пищевкусовая база с виноградом и «курями». Здесь имеются даже свои Гурзуф и Старый Крым. Я не шучу — любой «дикарь», приехавший в эти места, сможет зимой, не краснея, рассказать, что он таки отдыхал в Ялте.

Здесь нет скорых поездов до Жданова, подходящего аэропорта для тяжелых воздушных машин, кемпингов и вообще билдингов.

Точнее, они есть, но пока только на макете, стоящем в кабинете одной из донецких организаций. Подобно клондайкским золотоискателям, расторопные донетчане «застолбили» себе участок западнее азовской Ялты и приступили к возведению мотелей, бассейнов и прочих скетинг-рингов. У неутомимых донецких строителей заметно чешутся руки.

— Ведь тут же золотое дно! — заявляют донетчане, кружа у макета и подправляя пальцами здание двадцатиэтажного небоскреба, — Здесь уже и так можно прекрасно отдыхать. Но где средства на развитие? Где авансы?..

Это наводит на размышления.

Донецк, Жданов, Запорожье ревностно берутся за освоение курортов. «Азовсталь» построила домики, шахтеры вышли в поход на Азов, профсоюзы тоже не лежат в тени. Но, ах, как грустно без ссуды! Совсем на мотив «Пойду в аптеку я, куплю яду, аптекарь яду не дает». То же самое со ссудой. Не дают банки денег, не оказывают кредит. А кому бы оказали? Солидной единой хозрасчетной организации.

Пусть не будет она обязательно комитетом. Пусть будет она простым акционерным обществом со смешанным капиталом и даже, черт возьми, с ограниченной ответственностью. Так сказать, «Лимитед». Не надо пугаться этих слов! Это все равно будет наш советский «лимитед». Пусть он ищет, строит, эксплуатирует объекты и распределяет дивиденды на вложенный капитал. Часть доходов — на погашение ссуд, часть — на амортизацию, часть — на расширение. Как видите, вполне по-социалистически. Потому что приедет в Гурзуф и Ялту не какой-нибудь чуждый нам мистер Твистер, а Иванов, Манасыпов. Гладкий и вполне свой человек по фамилии Хаки. Итого, капиталы, как основные, так и оборотные, будут вложены непосредственно в их здоровье, что принесет уже совсем неисчислимые прибыли…

Так и быть, сделаем уступку: организацию можно любовно назвать по-привычному, по-родному, что-нибудь вроде «Главособспецкурэкскапстройбытснаботдых». Неважно. Лишь бы побыстрей. Ибо уже катят по шоссе моторизованные дивизии отдыхающих, уже входят сурово в люки мирных бомбовозов авиадесантные курортные группы и, грозно гудя, идут великие эшелоны отпускников.

Армада прет в Крым. А ей бы к северо-востоку…