Путь к Большой Земле

СТАРЕЦ САВИН ПОНОМАРЕВ

В ноябре 1766 года Петр Креницын сидел в избе Большерецкой канцелярии, напряженно слушая рассказ дряхлого и полуслепого казака Савина Пономарева. Ведь это он четыре года назад здесь же давал сведения для знаменитого «репорта» о плавании к Умнаку и Уналашке и тот же «пищик из казаков», Иван Рюмин, записывал рассказ Глотова и Пономарева.

Но тогда все было много толковее, теперь же старик Пономарев показался Креницыну и Левашеву «малоумным». Он, очевидно, боялся, что столичные офицеры обвинят его в нерадении при сборе ясака. Поэтому Пономарев заладил одно: умнакский ясачный сбор записан в книге. Большерецкой канцелярии. Печать и шнур на книге целы, в ней и надо справляться обо всем.

Ему растолковали, что дело совсем не в ясаке. Начался разговор о «Лесном острове»: сколько там живет народа и есть ли у него в обиходе палаши, зеркала и чернильницы; ходят ли тамошние мужики в портяных рубахах и как они между собою обращаются; почему Петр Шишкин показал на своей карте «Землю якуцкого дворянина»; когда, где и кем впервые обыскана эта Земля.

На все эти вопросы С. Т. Пономарев не ответил.

Оставили бы лучше его в покое! Никто не знает, как перед непогодой болит у него правое плечо, изувеченное когда-то каменной стрелой уналашкинского воина. И он безразлично отвечал, что по старости уже ничего содержать в памяти не может, не знает ни морского счисления, ни компаса мореплавания. Если бы его даже взяли и привезли к «означенным островам», он их все равно не смог бы теперь опознать.

Старик добавил, что Степан Глотов и Иван Соловей лучше его смогут все «всегда в тонкость доказать». Вот еще Петр Шишкин… Но ведь он убит на шестом от Уналашки острове!

Креницын был совсем сбит с толку, допросив и самого Ивана Рюмина, составлявшего когда-то «репорт» Глотова и его спутников.

Большерецкий «пищик» вдруг заявил, что ему никто никогда не говорил о дальних островах за Умнаком и Уналашкой, Унимаке, Алахшаке, Кадьяке, Шугачь Тане, Чихмиле-острове. Да, «репорт» записывал он при поручике Недозрелове и казаке Салманове, но ни о каких чернильницах и зеркалах он, Рюмин, не знает. Может быть, обо всем этом потом вписали в донесение Салманов и Недозрелое?

Так говорил морским офицерам «шельмованный казак» Иван Рюмин. Своими ответами он ошеломил Креницына и Левашева.

Креницын стал искать Степана Глотова и Ивана Соловьева. Они находились в то время в Нижне-Камчатске, куда был немедленно послан нарочный с «ордером» для привоза их в Болыперецк. А в Нижне-Камчатске еще не успели высохнуть чернила, которыми были написаны «репорты» Ивана Коровина и Ивана Соловьева, поданные ими Тимофею Шмалеву.

Что же было с кораблями Чичагова, Панова и Бабаева?

В 1766 году адмирал Гренландского моря возобновил попытку плавания на Северо-Запад. Бот «Лебедь», разрезая гладь Екатерининской гавани, поспешил с донесениями о выходе «Чичагова», «Панова» и «Бабаева» в «повеленный путь». Это было 19 мая.

Чичаговская флотилия, распустив паруса, шла к острову Кильдин.

После того как суда стали лавировать во льдах, опять раздались пушечные выстрелы и колокольный звон. Покружив в Гренландском море, Чичагов зашел в Колокольную гавань на Шпицбергене Там мореплаватели провели одиннадцать дней и лишь в начале июля вышли в путь. Но снова крепкие льды закрыли дорогу на Северо-запад. Корабли шли с обледеневшими мачтами и снастями.

Василий Чичагов достиг крайнего предела — 80°30' северной широты, побывал на подступах к Гренландии Но ему не суждено было увидеть в «ночезрительную трубу» скалы Умнака и крикнуть: «Остров Оннекотан!»

Корабли возвратились в Архангельск. Юпитер должен был вскоре уклониться за экватор. Благоприятное время было упущено.