Тишина сопровождала ее неотступно. После шума и гама трапезной она казалась оглушающей. Малейший шорох отдавался громким эхом. Коридоры дворца были пусты: все собрались на ужин и последующий за ним бал. Лишь стражники неизменно стояли на своих местах и несли караул. По случаю приезда нежданных гостей они были облачены в полный доспех и казались застывшими металлическими фигурами. Если бы эльфийка не слышала их дыхания из-за забрал и не замечала взглядов в прорезях шлемов, то решила бы, что так оно и есть. По дороге в большой тронный зал ей никто не встретился.
Бесшумно распахнулись створки, и комната встретила ее прежним одиночеством. Зал был пуст, еще более пуст, чем дворцовые коридоры. Призрачный свет луны, проникая сквозь витражные цветные стекла, делил пространство разноцветными сумрачными колоннами на неровные части. Девушка шла в тени, стараясь не попадать в колонны света и не тревожить покой уснувшей комнаты. Зал спит давно. И пусть здесь устраивают иногда приемы, ходят люди, разговаривают, ведут свои дела — зал спит. Он ждет тех, кто правил в нем. А все остальное — просто сны зала. И Эйриэн ждет тех, кто правил в нем.
Она присела на краешек ступени, ведущей к подножию тронов, закрыла глаза, обхватила руками колени. Когда-то она сидела между этими престолами на маленьком стуле, обитом красным бархатом, и училась у королей, которые были величайшими правителями своей эпохи. Она смотрела во все глаза, ловила каждое слово, запоминала каждое деяние, чтобы потом, когда сама станет править, ни в чем не уступать им, ничем не подвести их, не запятнать славную память рода. А потом королей не стало в этом зале, и Эйриэн забыла о своих желаниях. Закинув обе ноги на спинку трона и свесив голову с сиденья, она распевала во все горло о том, как весело проводила время веселая Молли с кузнецом в кузне, с мельником на мельнице и с пастухом в стогу. И при этом еще бренчала на совсем расстроенной лютне. Советники морщились, прерывали заседание, когда становилось совсем невмоготу, но терпели присутствие коронованной особы. Позже, когда к Эйриэн пришло осознание своей ответственности, под заседания королевского совета отвели малый зал, а большой тронный стали использовать лишь для пышных приемов посольств.
Юная эльфийка приходила сюда каждый раз перед принятием сложных решений. Николо и Ивэн помогали ей советами в правлении, Милена принимала гостей, но никто из них не мог править страной за нее, и никто не мог снять с нее ответственность за последствие каждого подписанного королевского указа.
Даже в дни распевания песенок Серого квартала на советах она понимала всю тяжесть бремени власти, которая возлагалась на ее плечи, и оставляла за собой право не подписывать ту или иную бумагу. Она успевала сквозь собственные вопли внимательно прислушиваться ко всему, что обсуждалось, и вникать в тонкости составляемых законов и указов. Понимала все, что происходит, но из чувства подросткового злорадства никогда не помогала.
В этом большом пустом зале, погруженная в бесконечные воспоминания, она пыталась убежать от одиночества, которое неизменно преследует всех, кто наделен властью. Тем более такой властью, как правление Эсилией. Ей хотелось вернуться в те дни, когда она могла со стороны наблюдать за принятием важных решений, будучи ребенком, и родители всегда были рядом.
Она никому никогда не признавалась в этой своей слабости, даже себе. Просто приходила сюда, усаживалась осторожно на нижнюю ступеньку возле тронов и погружалась в яркие детские воспоминания, как сейчас.
Бой, отведенный ею Ивэну, подходил к концу. Она почувствовала это, поднялась, вздохнула и, так же осторожно, как вошла, покинула это безлюдное убежище памяти.
В залах было по-прежнему пусто. Это очень рассердило ее величество. Особенно потому, что Келла, своего пажа, который должен был неотступно следовать за ней весь день, она не видела со вчерашнего вечера. Девушка дотронулась до кольца с аметистом и мысленно позвала нерадивого слугу:
«Келл, — прозвучал в голове мальчика разъяренный голос, — где ты шляешься? Быстро к малому тронному залу! Сейчас же!»
Этот перстень был еще одним изобретением Антуана. Зная о беспечном нраве королевского пажа, ученик мага сделал Эйриэн подарок — два кольца. Одно, поскромнее, надевалось на палец слуги, другое, побогаче, — на палец хозяйки. Стоило эльфийке про себя позвать Келла и прикоснуться к кольцу, где бы ни находился мальчишка, он тотчас же слышал ее зов. Под страхом смертной казни, а точнее, потери места ему приказано было никогда не расставаться с этим сомнительным украшением.
Королева совсем не удивилась, когда, подойдя к назначенному месту, увидела там провинившегося пажа, который, покорно опустив голову, ожидал ее. Он прекрасно знал, что эльфы, не достигшие совершеннолетия, как, впрочем, и другие расы весны, в моменты сильных душевных потрясений, а особенно гнева, плохо контролируют свои магические способности и могут непроизвольно ударить любым из знакомых им заклинаний. А в арсенале эльфов очень много неприятных заклинаний, особенно таких, которые запросто способны раздробить кости рук и ног. Собственные руки и ноги Келла были ему очень дороги, поэтому он старался не доводить свою хозяйку до состояния крайнего бешенства.
— Сейчас же принеси ритуальный кубок с вином. И поторопись, — Эйриэн не стала выпытывать у мальчишки, где он был, она и без того это знала. Там же, где и все, — на приеме в честь посольства.
Малый тронный зал отличался от большого не только размерами. Новая королева сделала здесь все наперекор старому порядку. Потолки были выбелены, в маленькие окна вставлены кристально прозрачные стекла, полы из белого мрамора начищены до зеркального блеска. И посреди всей этой белизны в центре дальней стены безо всякого помоста стояло кресло из красной бронзы с жестким сиденьем и спинкой. Ножки кресла, перевитые, словно корни дерева, «врастали» в пол. А высокая спинка устремлялась вверх длинными языками пламени. Свет, падающий из окон, отражался таким хитроумным образом, что в ясные солнечные дни казалось, что Эйриэн восседает на пылающем троне. Вдоль стен стоял ряд стульев ровно по количеству членов королевского совета. Стулья с высокими спинкам были вырезаны из молочно-белой кости и обиты белым бархатом.
Королева решительно прошлась по залу и заняла место, которое по праву ей принадлежало. Она поплотнее запахнула плащ, чтобы из-под него не выглядывало скромное платье прислуги, и постаралась придать себе как можно более величественный вид. Келл примчался уже через несколько стрелок, держа в руках кубок, наполненный вином, послушно занял свое место слева от трона и отчаянно кивнул ее величеству. Она странно на него покосилась. Он еще раз кивнул, указывая подбородком куда-то в район королевской головы. Эльфийка не выдержала и дотронулась до волос. Но ее рука наткнулась не на волосы, а на кухонный чепчик, который она так и не сняла. В коридоре послышались шаги. Они явно приближались к малому тронному залу. Девушка в панике огляделась вокруг, пытаясь сообразить, куда бы спрятать столь компрометирующий ее предмет. Ну не на пол же, в самом деле, бросать? И тут ее взгляд наткнулся на широкие модные рукава пажа, в глубоких прорезях которого уже было ткани десятка на два чепчиков и еще один будет совсем не заметен.
— Не двигайся, — шепнула она и аккуратно запихнула головной убор между бархатными полосами рукава.
Шаги были уже совсем близко. Эйриэн лишь успела выпрямиться в кресле и положить руки на подлокотники. При этом плащ широко распахнулся, открыв темно-синее платье служанки. Но этого никто не заметил. Вид у нее был столь величественный, что не имело большого значения, что на ней надето.
Сначала вошел Ивэн и церемонно, соответственно этикету, поклонился. Вслед за ним вошел мужчина, человек. При взгляде на него возникало ощущение, что смотришь либо на пустое место, либо куда-то мимо: лицо без возраста, серая, ничем не примечательная внешность. Его одежда полностью гармонировала со всем обликом. Серые суконные брюки, камзол из тонкой кожи того же цвета, сапоги, на голове шапочка, скрывающая цвет волос. Черный. Королева помнила это, так же как и то, что под перчаткой на правой руке у него не хватало одной фаланги указательного пальца. Двадцать лет назад ее заменил золотой протез. Позже, по собственному желанию, мужчина сменил его на серебряный. Девушка хорошо помнила и его имя — Мишель Валлон. Без каких-либо отличительных добавлений, указывающих на принадлежность к роду или семейное положение. У таких профессионалов, как он, не могло быть отличительных черт, а он был настоящим профессионалом своего дела. И когда-то и сейчас. Один из трех на ее недолгом веку.
Мишель поклонился не менее церемонно и изящно, чем его начальник, и взглянул на эльфийку своими ясными серебряными глазами.
Королева чуть наклонила голову в ответ на приветствие.
Келл подошел и протянул кубок, Мишель подал Эйриэн тонкий серебряный стилет. Прежде чем начать обряд, девушка обратилась к Ивэну:
— Он уже принадлежит кому-то?
— Нет.
Ее величеству удалось сдержать удивление и ничем не выказать его. Обычно все шептуны приносили клятву крови тайному советнику.
Эльфийка приняла кинжал из рук мужчины, простерла ладонь над кубком, поднесенным пажом, и широко резанула. Сжав руку в кулак, она начала произносить формулу отречения раньше, чем первые капли упали в вино.
— Моя кровь принадлежит мне, твоя кровь принадлежит тебе, моя жизнь — это моя жизнь, твоя жизнь — это твоя жизнь. У нас разные судьбы и разные пути. Я отрекаюсь от тебя. Я даю тебе лишь знания.
Звонкий голос разносился по огромному помещению, словно набат колокола, отражался от стен и звенел, усиленный эхом.
Красная кровь лилась в красное вино. Эйриэн сконцентрировала всю магию, вкладывая в падающие капли знание орочьего языка, приобретенное ею за последние дни. Она готова была поклясться, что видит, как в них искорками переливаются выученные слова.
Когда кровь перестала течь, королева вернула Мишелю стилет и сама поднесла ему кубок. Мужчина хладнокровно положил оружие за пояс и принял сосуд. Приподнял по-шутовски, взглянул поверх него на ее величество и выпил, не отрывая губ. Пару ударов сердца он стоял прямо и смотрел перед собой. Потом его зрачки резко расширились, и он рухнул как подкошенный, схватившись руками за голову. Кубок, выпавший из ослабевших рук, покатился, дребезжа по полу. Келл поднял его.
Эльфийка невозмутимо смотрела, как человек корчится на полу у ее ног. Он метался из стороны в сторону, крутился волчком на одном месте, скрипел зубами, но не издал ни звука. Так продолжалось несколько стрелок. Потом он затих. Королева внимательно посмотрела на него, чтобы оценить, не требуется ли немедленная помощь, и, удовлетворенная увиденным, вернулась на трон.
Ивэн подошел к своему подопечному и помог подняться. Мишель, пошатываясь, встал. Советник хотел поддержать его, но тот жестом отказался от помощи. Его зрачки вернулись в прежнее состояние, лишь пот, обильно выступивший на лбу, и легкая слабость в ногах напоминали о пережитом испытании.
— Как вы себя чувствуете? — спросила девушка на орочьем языке.
— Спасибо, сейчас лучше, чем несколько мгновений назад, — медленно ответил мужчина на том же самом языке и улыбнулся, поняв, что он произнес.
— Я благодарю вас за службу, маэстро, — тепло сказала Эйриэн и поклонилась чуть ниже, чем это было положено по этикету.
— Для меня великая честь служить такому владыке, как ваше величество. — Мишель склонился в глубоком поклоне, ободренный тем, что королева не только узнала его, но еще и помнит, кто он такой.
— Спасибо, Мишель, — похвала начальника была более скупой, чем королевская, — ты можешь идти.
— Келл, помоги господину Валлону.
Шептун еще раз поклонился и, опершись на руку пажа, вышел. На этот раз от помощи он не отказался.
— Магия крови? — поразился Ивэн, когда за ними закрылась дверь. — Я думал, что ты выберешь более гуманный способ. Неужто маги не придумали ничего нового?
— Этот — самый простой и действенный. Другим требуется больше времени, чтобы начать действовать, и они не дают таких хороших результатов. А его головная боль — это всего лишь моя головная боль, сконцентрированная за то время, что ушло у меня на обучение. Без неприятных последствий нигде не обходится. К сожалению.
— Нужно было обратиться к Мишелю сразу же.
— Интересно, каким образом ты собирался это сделать? — ядовито поинтересовалась Эйриэн, почувствовав в этой фразе упрек в свою сторону. — Я буквально перед началом приема успела заучить последнее слово. Если бы мы сразу же провели обряд, то… Ты сам видел — он на ногах не способен держаться. Проку от этого было бы мало. А как насчет других вариантов? У нас же есть специалисты-языковеды.
— Да, два наиболее известных специалиста в этой области. Один полгода назад отправился в Пошегрет инкогнито — применять и совершенствовать полученные знания на месте, так сказать, в естественной среде, другой проживает на севере Эсилии в горной деревне. Очень замкнутый человек, полиглот. Главное его достояние — большой ум, который он, к сожалению, не может применить в нужном направлении. Очень вредный и неприветливый, живет особняком. Дома его не оказалось, а с соседями, в силу своего характера, он не общается. Сказали, ушел куда-то в горы, больше никто ничего добавить не смог. Он очень часто уходит, живет один в пещерах. Мой отряд обыскал близлежащие территории, но вернулся ни с чем.
— Понятно, а как же другие? Неужели никто больше не интересуется изучением орочьего?
— Ну дело в том, что знатоков орочьего всеобщего еще можно отыскать, но пошегретский диалект отличается от него, как эсилийский от паомирского. К тому же большой популярностью этот язык все же не пользуется. А я не хотел брать абы кого, мне нужен специалист.
— Что ж, теперь он у тебя есть, — усмехнулась королева.
— Спасибо, дочка, если бы не ты, мы не были бы подготовлены к тому, что нас ожидает.
«А может, оно и к лучшему было бы, — подумала про себя Эйриэн. — Прожить еще хотя бы один день беспечно, не мучаясь сомнениями, подозрениями и страхами. Не волнуясь о завтрашнем дне. Просто жить».
— Эйриэн, дочка, сейчас уже поздно, ты устала, иди спать. Все, что могли, мы уже сделали. Моя позиция, возможно, напомнит тебе позицию Николо, но скажу лишь одно: все, что нам осталось, — это ждать. И ждать совсем недолго. До полудня. Лучше будет, если ты хорошенько выспишься.
— Да, Ивэн, ты прав. Я пойду. — Девушка с трудом подавила в себе желание подбежать к своему приемному отцу, кинуться ему на плечо и зареветь во весь голос, как она это делала в детстве, когда случалось что-то страшное. Особенно в первое время после того, как родители покинули ее.
Сейчас она королева. И она обязана быть сильной, если не ради себя, то ради тех, за кого несет ответственность: за свой народ и за Эсилию.
Эльфийка пошла, гордо вскинув голову, оглянувшись лишь на пороге на свой собственный трон. Как же порой на нем неуютно и неудобно сидеть — как на горящем пне.
За дверью ее понуро дожидался Келл. Она отдала ему распоряжения по поводу того, какое платье подготовить служанкам к завтрашнему утру, к какому бою ее разбудить, и отпустила на сегодня. Мальчишка сразу же повеселел и отправился обратно на праздник.
Бал был в самом разгаре, но ранние пташки и пожилые этэны уже покидали празднество. При встрече с ее величеством они почтительно кланялись и провожали девушку глазами. Никто не задался вопросом, почему королева не присутствует на приеме в честь посольства. Каждому было очевидно, что она решает важные государственные проблемы, в то время как ее преемница развлекает гостей. И мало кто догадывался, что проблемы эти как раз с гостями и связаны.
Когда Эйриэн проходила мимо оружейного зала, какая-то неведомая сила заставила ее остановиться. Повинуясь внезапному порыву, она подошла к дверям и замерла, схватившись за ручки дверей, дрожа всем телом. Кто-то или что-то настойчиво звало ее войти, и она приняла приглашение, распахнув створки. Яркий, как тысячи свечей, лунный свет озарял оружейный зал. Девушка внимательным взглядом окинула комнату — никого. Никто не таился в углах, никто не прятался в густых чернильных тенях, но она чувствовала чье-то постороннее присутствие. Оно исходило прямо из центра комнаты, где на новенькой подставке покоился главный виновник всех последних событий — меч древних орочьих мастеров. Эльфийка осторожно, словно боясь, что он сам по себе сейчас взмоет вверх и отрубит ей голову, приблизилась.
Королева увидела это легендарное оружие впервые — ведь во время церемонии приветствия его унесли раньше, чем она выбралась из-за трона, — но узнала сразу же. Да, теперь она поняла, что он действительно мог быть только символом войны. Причем жестокой и беспощадной. Лишь сумасшедший мог расстаться с ним без надежды его вернуть. И за мечом придут, обязательно придут, проливая реки крови, идя по трупам защитников, убивая детей, матерей и стариков. Потому что другой цены у этого меча нет и быть не может.
Бесценный клинок вызывал в ней одновременно чувство отвращения и восхищения, казалось, что он сам просится в руки. И она не сдержалась, взяла его. Ножны из черного серебра послушно легли в ладони. С этим капризным и непостоянным металлом редко кто работал, даже у гномов не хватало терпения, чтобы ковать его. Они предпочитали черное золото, а для дешевых изделий — черную сталь или бронзу. Лишь эльфы изредка использовали черное серебро для изготовления обрядового оружия. Но такое произведение искусства Эйриэн видела впервые. Ножны, покрытые мелкими чешуйками, незаметно перетекали в рукоять в форме змеиной головы. На месте глаз сверкали дымчатые алмазы, оба — с вкраплениями в виде тонкой черной вертикальной полосы. При малейшем движении чешуйки поблескивали и складывались в замысловатые узоры — отблески черного пламени, звериные оскаленные морды, травы, колышущиеся под дуновением ветра, и так до бесконечности. И вместе с тем это был единый предмет — металл слегка холодил пальцы, будто тело змеи. Казалось, миг — и ножны оживут и скользнут вниз, переливаясь в лунном свете черной блестящей чешуей.
Эльфийка вытащила лезвие. На темном клинке засияли белые руны. От них веяло древней магией. Девушка не знала, что это за язык, но по написанию он более всего походил на недавно выученный ею орочий.
«Древний орочий», — услужливо подсказал тихий шепот.
Эйриэн, вздрогнув, оглянулась. Меч с оглушающим звоном упал на пол. Ножны отлетели в сторону. Она по-прежнему находилась в полном одиночестве.
«Наверное, показалось, — попыталась королева успокоить саму себя. — Так и собственной тени начнешь бояться».
Ее величество нагнулась и подняла клинок. Рукоять привычно легла в ладонь, как будто эльфийка никогда не выпускала ее из рук. Не справившись с искушением, Эйриэн сделала пробный взмах. Раздался мелодичный звук, будто кто-то тронул струну лютни, пред глазами мелькнуло чье-то лицо. Девушка сделала ложный выпад. Меч зазвенел другим аккордом. Лицо отчетливо всплыло перед ее глазам. То был орк. Чем-то он напомнил королеве Дэрка Таупара — то же благородное лицо, такая же смуглая кожа, темные волосы, умные глаза. Только на вид он был старше, годы оставили на лице отпечаток мудрости и шрамы на память, да в волосах пролегли две белые ровные прядки. Орк ковал меч: через равные промежутки времени поднимался и опускался молот, горели угли в печи, шипела вода, когда в нее опускался раскаленный металл. Мужчина ковал клинок с вниманием и любовью, чтобы тот служил ему и его потомкам верой и правдой. А меч, понимая это, отвечал взаимностью, он боготворил своего создателя — из-под молотка раздавалась спокойная прекрасная мелодия.
Эйриэн легко скользила по полу в танце с мечом в руках, и тихая мелодия разливалась вокруг нее, заполняя зал. Больше всего она напоминала безмятежные мирные песни, которые поют за прядением или вышиванием матери и жены.
Седой орк передал клинок своему сыну — молодому отважному юноше, и меч возрадовался новому хозяину. Они стали неразлучны, вместе летели на горячем вороном коне в битвы, вместе воевали с врагами, защищали родину, дом, семью: отца, мать, братьев и трех красавиц-сестер. Убивать меч не любил. Ему больше нравилась пляска клинков, когда металл сталкивался с металлом — он пел еще звонче, яростнее и прекраснее.
Мелодия вокруг девушки стала звучать боевым маршем, а танец напоминал утреннюю разминку перед тренировкой, только движения оставались по-девичьи плавными.
Меч показал ей славные битвы, где рождались новые герои и закалялись старые, где победа зависела от мастерства и быстроты. Он и его хозяин вместе росли в этих битвах, вместе взрослели, вместе получили боевое имя, одно на двоих: Черный Змей. Но однажды…
…Бой давно закончился, уставшие бойцы занимались обычными лагерными делами: готовили в котелках незамысловатую походную пищу, распевали песни, бренча на лютнях, негромко разговаривали друг с другом, натачивали оружие.
Враги пришли незаметно, не протрубив атаку, не дав спящим проснуться, а раздетым — одеться. Они пришли огнем. Но не простым — то был огонь, рожденный от тварей, что живут за гранью мира, и вызванный в Иэф шаманами. Он съедал все, к чему прикасался, — влажную траву, холодный металл, живую плоть. А из пламени шли они — недруги с мордами троллей и гоблинов. Прирученный зверь не трогал хозяев. Ночь наполнилась предсмертными проклятиями, воем раненых и сгорающих заживо. Даже песня Черного Змея звучала недолго. Его хозяин защищался отчаянно и виртуозно, вокруг него выросла гора трупов. Меч помогал, насколько это было в его силах, и даже больше. Никто никогда больше не фехтовал с такой скоростью, как молодой орк в ту кровавую ночь. Но враги взяли не мастерством, а числом. Они окружили последнего из выживших и навалились скопом. Клинок плакал от горя, когда убивали его побратима.
Недруги забрали Черного Змея себе. Еще бы, никто бы не бросил столь бесценный трофей на поле боя. После они двинулись в глубь страны, неся с собой войну, смерть и боль, убивая детей и стариков, вспарывая животы беременным, расчленяя на куски тех, кто пытался сопротивляться. Змей не хотел убивать, но остановить удар было не в его силах.
Так клинок, выкованный для защиты, был обращен против своего же народа. Но и этого проклятым троллям было мало. Они заставили меч выть от отчаяния, направив его против тех, кто был ему особенно дорог. По прихоти судьбы именно Черным Змеем была загублена вся семья его хозяина: мать, три красавицы-сестры и его собственный создатель. Тот, кто из куска серебра с помощью огня, магии и любви вдохнул жизнь в бездушный металл. Враг держал меч в своих грязных лапах и рубил им беспощадно, жестоко, безжалостно. А меч завывал душераздирающим воплем, убивая тех, кого любил.
Горестный плач раздавался вокруг Эйриэн, заставляя ее безостановочно кружиться бездумным волчком на одном месте с вытянутым клинком в руках.
Черный Змей сменил много владельцев, но ни у кого не задерживался надолго. По несчастливой случайности его новые обладатели лишались частей тела: то палец кто-нибудь нечаянно отрубит, затачивая меч, то ножны неожиданно соскользнут в самый неподходящий момент и оголенный клинок отрежет пол ноги, то во время тренировки хозяин проведет удар ниже, чем положено, и отрежет сам себе пол стопы. Меч мстил, как умел, подбирая самые благоприятные моменты для свершения правосудия. Но это продолжалось лишь до тех пор, пока однажды он не попал в руки к Юргантту Пятому, королю Пошегрета, прадедушке Юргантта Шестого. Монарх оказался на редкость умен. Приобретя столь редкую вещицу за баснословную сумму и будучи наслышанным о ее репутации, он просто повесил Змея на стену и хвастался им издалека, никогда не подходя близко. За время своего бездействия меч понял, насколько сильно он ненавидит своих врагов. Жажда мести стала навязчивой идеей. Не в силах расправиться с врагами, Черный Змей изо дня в день представлял, как он поступит с ними, если они встретятся ему на пути.
Перед взором Эйриэн мелькали отрубленные части тела, распоротые животы, головы, отсеченные от тел, раскроенные черепа. Меч рубил своих воображаемых врагов направо и налево, настигая каждого. А потом продолжал рубить их уже мертвых. В лицо эльфийке летели густые капли крови. То, что когда-то было живым, превратилось в одно сплошное красное месиво. Девушка хотела закрыть глаза, чтобы не видеть этих ужасных картин, но не смогла сомкнуть широко разведенные веки. Она хотела закричать, чтобы все остановилось, но не смогла открыть крепко сжатые зубы. Она хотела выпустить меч из рук, но не смогла пошевелить пальцами, сведенными судорогой. В пустом зале, наполненном не мелодией, не плачем, а беспорядочной какофонией, похожей на рычание обезумевшего зверя, Эйриэн поднимала и опускала меч, рубя невидимых врагов Черного Змея. По ее щекам катились крупные слезы, руки устали. Но она была не в силах остановиться. В какой-то момент королева почувствовала, что контакт с мечом ослабел, и, разжав ладони, она со вскриком уронила клинок на пол.
В зал тут же заглянул охранник, дежуривший возле дверей. Эльфийка сделала вид, что дует на пальцы, как если бы она просто укололась или слегка порезалась об острую кромку. Но стражнику беглого осмотра явно было мало. Он подошел к мечу, взял его в руки, отчего ее величество непроизвольно вздрогнула. Воин внимательно обозрел комнату, не пропустив ни одного темного угла, и присмотрелся к клинку. Он видел больше, чем обычный человек. Охрана была усилена: на шею каждого военного повесили амулет, позволяющий видеть скрытое с помощью магии. Не заметив ничего, что могло бы внушить ему опасение за жизнь или здоровье королевы, стражник положил меч на подставку и вернулся на свое законное место. Эйриэн коротко кивнула ему, покидая зал.
Ее бил мелкий озноб, пока она шла до своей комнаты, а по спине тек липкий неприятный холодный пот. Радовало лишь одно: то, что она не входит в круг врагов безумного, воинственно настроенного меча. Такие ужасы, которые он ей показал, она не видела никогда в жизни, даже в походах с Ивэном.
Королева пришла в себя, только оказавшись в собственных покоях. Здесь все казалось таким привычным и мирным, даже стены защищали, словно надежный прочный щит. Окно было распахнуто настежь, из сада доносился аромат цветов, ветер легонько качал пламя свечей, заставляя тени плясать по стенам и потолку. Занавески балдахина были опущены. Это значило, что служанки заботливо приготовили кровать ко сну ее величества. Девушка облегченно вздохнула.
Скинув одежду, она прошла в туалетную комнату и встала под душ. Теплые струи воды мягко ударили по коже, принося с собой ощущение чистоты и свежести. Эйриэн, закрыв глаза, неподвижно стояла под водой до тех пор, пока не согрелась и ее не перестало трясти, затем она взяла мочалку и намылила ее душистым мылом.
Водопровод был одним из новшеств, которые привезли с собой первые эльфийские короли из Гаэрлена. Если на окраинах страны и в глухих деревнях он считался чудом вроде появления единорогов, то в крупных городах водопровод уже давно стал привычным элементом быта. Хотя, если подумать, тогда многие страны западных земель можно было отнести к захолустным деревням. Там до сих пор мылись в деревянных бочках.
Сквозь непрерывный шепот воды эльфийка услышала, как в ее комнату зашли служанки, открыли шкаф, взяли оттуда платье, которое она приказала приготовить к завтрашнему утру. Они еще немного походили по комнате, скорее всего, задувая лишние свечи и расставляя принесенную еду с подноса. Это точно Мария вспомнила, что ее королева так и не успела поужинать. Надо же, во время очередного путешествия Эйриэн уже отвыкла от того, что кто-то о ней заботится.
Девушка закончила мыться сразу после того, как служанки ушли, вытерлась теплым пушистым полотенцем и вернулась обратно в комнату. Обнаженную кожу приятно холодил легкий ветерок из окошка. Эйриэн надела чистое нижнее белье. На столе, действительно, стоял легкий ужин: салат из овощей, чай с травами и пара поджаренных кусочков хлеба с сыром. Эйриэн не преминула воспользоваться заботой своей поварихи и с удовольствием подзакусила перед сном. Когда с едой было покончено, девушка забралась под мягкое, благоухающее духами одеяло, закрыла глаза и попыталась уснуть. Попытка оказалась неудачной. Она ворочалась с боку на бок, а в голову постоянно лезли мысли и воспоминания прошедшего дня. А еще, видимо, не закончилось действие живительного отвара. Помучившись с половину боя, эльфийка принялась размышлять, куда бы ей отправиться, чтобы отвлечься от неприятных мыслей.
Милена еще на балу. Как прилежная хозяйка, она останется там, пока не уйдет последний гость, а это произойдет только под утро. Николо, возможно, и смог бы ее успокоить, но именно рядом с ним она осознавала всю ответственность своего положения. Можно пойти в мастерскую к Лукеену, но в этот раз он точно отправит ее спать. И будет прав. Еще Антуан, как всегда, ждет ее у фонтана в розовом саду, смотрит на струи воды и пытается в падении капель разгадать все тайны вселенной.
Все это хорошо, но не то, что нужно сейчас. Эйриэн хотелось лишь одного: найти такое место, где она не чувствовала бы себя королевой, не чувствовала того непомерного груза ответственности, который на ней лежит. Ей нужно было общество, где к ней относились бы как к равной. И такое место в Анории у нее было.
Эльфийка решительно откинула одеяло, спрыгнула с кровати и подошла к бельевому шкафу. Оттуда она достала красную бархатную тунику с пышными рукавами, которую сразу же натянула через голову прямо на нижнюю рубашку, короткий бордовый плащ и широкий берет под цвет туники. На ноги она обула туфли на тонкой подошве из мягкой светло-коричневой кожи, их единственным украшением служила широкая серебряная пряжка. Королева придирчиво осмотрела себя в зеркале и, довольная результатом, завершила наряд, дополнив его всего одной деталью — коротким мечом, который повесила на широкий пояс, застегнув его под туникой.
Ее величество подошла к окну, встала на подоконник и шагнула вниз.
Она мягко, как кошка, приземлилась на четыре точки опоры, выпрямилась и осмотрелась с помощью ночного зрения. Невдалеке маячили люди — первый пост охраны. Она аккуратно обошла их стороной и двинулась дальше. В парке, в отличие от дворца, сегодня было оживленно. Охрана стояла через каждые пять шагов и была так же, как и в замке, экипирована магическими амулетами. Поэтому Эйриэн передвигалась медленно, соблюдая предельную осторожность.
Она уже пересекла парк и почти подошла к ограде, когда почувствовала, что что-то живое и большое в количестве нескольких штук приближается к ней с разных сторон. Из темноты, постепенно приобретая четкие очертания, выбежали с тихим рычанием собаки — огромные злобные твари, размером доходящие девушке почти до плеча. Их выращивали специально для охраны где-то далеко на севере. Зубы такой зверушки запросто прокусывали железный доспех, и никакая магия не могла спасти от их мощных челюстей, потому что они сами были ее порождениями. Им не нужны были талисманы, чтобы обнаружить неприятеля, носы тварей чуяли не только запахи, но и недобрые намерения и волшебство во всех его проявлениях. А на определенные заклятия они были натасканы особо: любого, кто осмеливался ими воспользоваться, они рвали на клочки. Неэстетично, пожалуй, зато эффективно.
Ивэн сам лично ездил за ними на край света. Собаки признавали его, как вожака. Его и еще нескольких людей. И эти несколько человек были носителями огромного магического потенциала. К Лукеену огромные псы подбегали, радостно повизгивая, Антуана приветствовали веселым лаем, а вот к Николо подползали на пузе, словно нашкодившие кутята и переворачивались на спину, подставляя незащищенные животы, когда он подходил к ним поближе. Такое поведение злобных тварей перед главным советником всегда приводило королеву в недоумение. Еще больше она не понимала их лютую ненависть к Милене. Собаки свирепели в считаные мгновения, стоило им только почувствовать запах принцессы, сдержать их удавалось лишь с помощью поводков и шипастых ошейников-удавок. Впрочем, чувства были взаимны, сама Милена их тоже не жаловала.
Увидев псов, Эйриэн застыла. Животные взяли ее в кольцо, тяжелые лапы бесшумно ступали по земле, с челюстей капала слюна, длинные висячие уши приподнялись, жесткая шерсть на загривке вздыбилась. По мере приближения рычание тварей переросло в визг. Они подбежали к эльфийке, обнюхали ее, лизнули руки, парочка псов попыталась подпрыгнуть и лизнуть королеву в лицо. Эйриэн увернулась, свистнула особым образом, как научил ее Ивэн, и приказала псам сторожить дальше. Те еще немного покрутились возле девушки и, виляя хвостами, вновь скрылись в ночи.
Королева облегченно вздохнула и стерла несуществующий пот со лба. Все-таки мало ли что может взбрести этим зверушкам в голову — потом своей недосчитаешься.
Оставшуюся часть пути Эйриэн преодолела без особых приключений. Собак она миновала, а обмануть амулеты стражей ей помогло выпитое накануне зелье Лукеена. Достигнув ограды, девушка подскочила, ухватилась рукой за верх и в один прыжок перемахнула на другую сторону. Очутившись на улице, за пределами дворца, ее величество оглянулась и, заметив городскую стражу, поспешила перейти на другую сторону дороги.
Город жил своей мирной жизнью и не догадывался о нависшей над ним угрозе. Обилие фонарей в центральной городской части создавало иллюзию затянувшегося дня, и люди вокруг спешили с пользой для себя прожить это время. Мимо проходили парочки влюбленных, играли под окнами скрипачи и даже небольшие оркестры, пели трубадуры, лоточники продолжали продавать товары, правда, несколько сменив ассортимент по сравнению с дневным. Особой популярностью пользовались цветочницы. Ароматы благоухали со всех сторон: розы, лилии, гортензии, фиалки — всего не перечесть. Подвыпившие лепреконы в обнимку друг с другом нетвердой пошатывающейся походкой направлялись куда-то по своим делам. Гномы пыхтели трубками, распивая добрый эль на верандах дорогих таверн. На королеву никто не обращал внимания. И она была безмерно этому счастлива.