ПУТЬ НА МОРЯ

Был типично ленинградский, пасмурный осенний день 1983 года. Когда я постучался к начальнику политотдела, Краснознаменного Учебного отряда подводного плавания имени С. М. Кирова (КУОПП), у него уже сидело двое посетителей: седой человек с несколькими рядами орденских планок на пиджаке (судя по всему, бывший моряк) и черноволосый крепыш с густыми, как бы прочерченными углем бровями.

Как оказалось, второй посетитель был тоже из флотских, и пришли они сюда по одному и тому же делу: на острове Декабристов сооружался памятник на братской могиле экипажа подводной лодки Щ-323, и надо было помочь с установкой гранитных плит.

Капитан 1 ранга вникал во все детали предстоящей работы, что-то советовал, и становилось ясно, что ветераны в этом кабинете не первый раз и отношения с его хозяином у них самые дружеские.

Капитана 1 ранга я узнал сразу, хотя мы и не виделись добрых два десятка лет. Когда-то энергичный, стройный комсомолец Боря Калинкин раздался в плечах, огрузнел, но серые глаза, полные неподдельного интереса ко всякому новому делу, остались прежними. Как и манера говорить: неторопливая, даже как бы раздумчивая.

Зашла речь о комиссаре «щуки». Калинкин полез в шкаф, извлек одну за другой шестнадцать папок.

— Что это? — спросил я.

— Комиссары… — ответил Калинкин.

Я раскрыл одну папку. Архивные справки, газетные вырезки, пожелтевшие от времени листовки военных лет, фотографии, письма…

Все, что имело хоть какое-то касательство к жизни и подвигам комиссаров гвардейских и краснознаменных лодок Балтики, хранилось в папках Калинкина! Полтора десятка лет, в какие бы гарнизоны ни забрасывала флотская служба, собирал Борис Иванович эти документы. Это было вовсе не «хобби», как сейчас принято говорить. В январе 1975 года в газете «Советская Якутия» появился очерк Калинкина «Военком Василий Гусев», а через несколько месяцев на Балтику пришло письмо. Местный Совет далекого таежного поселка Пеледуй сообщал, что одну из улиц решено назвать именем Гусева. Военком знаменитой С-7 (ею командовал Герой Советского Союза Лисин) до войны работал в Пеледуе на судоверфи.

Стоило ли после этого удивляться, с каким вниманием отнесся Борис Иванович ко всем хлопотам ветеранов!

И Михаил Иванович Даневич (тот, что выглядел постарше), и Рубченко Иван Маркович уходили из кабинета довольные: завтра в их распоряжение выделят взвод курсантов. А я подумал, какой значимой окажется эта работа для будущих подводников. Ведь они собственными руками будут строить памятник людям, о подвигах которых им рассказывали или будут рассказывать в Учебном отряде. И если из уважения к прошлому возникает желание перенять его обычаи, то я воочию увидел, что такое уважение в отряде воспитывается. И воспитывается — мне пришлось в этом вскоре убедиться — увлеченно, с огоньком!

О музее отряда я уже был наслышан. В длинном красно-кирпичном здании дореволюционного флотского экипажа были комнаты, увидеть которые мечтал каждый подводник. Ибо в них сосредоточена не только история КУОПП, но и всего подводного флота.

Модели подводных лодок — от самой первой, построенной в 1866 году на Балтийском заводе, до современного атомохода, уникальные по своей интересности документы… Чего стоила, например, фотография подводной лодки «Тюлень»! Или портрет ее командира капитана 2 ранга М. А. Китыцына. Этим снимкам было около семидесяти лет. «Тюлень» в 1916 году потопил на Черном море четыре неприятельских судна и еще два взял в плен! Или грамота под стеклом, из которой явствовало, что военмор подводной лодки «Волк» Яков Петрович Тимофеев за «энергичную и добросовестную работу на пользу Красного подводного плавания» удостоен звания Героя Труда отдельного дивизиона подводных лодок. И дата: 22 ноября 1922 года. Тут же фотография героя, сидящего в кресле с гнутыми ножками, в бескозырке, лихо сдвинутой набекрень…

Хранится в музее свидетельство, полученное в 1935 году Иваном Александровичем Колышкиным. О присвоении квалификации специалиста-подводника. Во время войны контр-адмирал Колышкин командовал бригадой лодок, стал одним из первых на Севере Героев Советского Союза.

А на другом стенде — фотография трех молодых моряков, вступивших в поединок со смертью и одолевших ее, иначе не скажешь. 20 августа 1941 года подводная лодка С-11 была торпедирована и затонула на двадцатидвухметровой глубине. В кромешной мгле, в полузатопленном отсеке, трое оставшихся в живых — комендор В. Зиновьев, торпедист Н. Никишин и электрик А. Мазнин — сумели через трубу торпедного аппарата выйти на поверхность…

Все они: и эти трое, и капитан 2 ранга Китыцын, и Герой Труда красный моряк Тимофеев — воспитанники КУОППа. И хотя музея нет ни в одном штатном расписании, а есть кабинет истории подводного флота, но, по существу, это одно и то же.

Создан музей великим тщанием командиров и политработников отряда, золотыми руками его инструкторов-мичманов. Но повторяю: о музее я уже был наслышан и краткий путеводитель (есть и такой!) прочел еще до того, как поздней осенью побывал в самом конце Большого проспекта Васильевского острова. В отряде.

Но вот кабинет гидроакустических тренажеров, где имитируется центральный пост современной подводной лодки и где будущие акустики учатся распознавать цели в черных глубинах океана. Распознавать не только слухом, как это было когда-то, но и зрением: на мерцающих экранах…

И среди этой ультрасовременной техники, где, казалось бы, эмоциям нет места, висит на стене плакат, а на нем — портрет старшины 1-й статьи Шумихина и рассказ об этом геройском парне, акустике Краснознаменной М-172. В годы войны Анатолий Шумихин участвовал во всех походах «малютки», был награжден двумя орденами Красного Знамени…

Гордостью учебной базы отряда является башня. Официально она называется Учебно-тренировочная станция, УТС, но еще и в мою здесь бытность иначе как башней ее никто не называл.

В 1932 году установили в бывшей церкви Флотского экипажа трубу высотой двадцать шесть метров. Трудно сосчитать, сколько моряков прошли в ней водолазную подготовку! И не только рядовых и старшин. Одно время башня была единственной в Ленинграде, и курсанты военно-морских училищ со всех концов города ехали на Васильевский — сдавать зачеты по легководолазному делу…

Признаться, с душевным волнением открыл я массивную дубовую дверь и вошел под гулкие беленые своды УТС. Вот в этом бассейне я пытался отдать под водой гайку, а она, как назло, не поддавалась… А вот в этом железном кубе поднырнул под резиновый тубус и впервые в жизни начал бесконечный подъем вверх, по буйрепу, стараясь не пропустить ни одного мусинга — узла на мокром пеньковом туловище каната… Много воды утекло с тех пор, и многое изменилось в башне: и оборудование, и снаряжение. И все же мне бросилось в глаза другое — если угодно, ретроспектива. Только в данном случае это оказался не плакат, а гигантский стенд, на котором были представлены образцы водолазного снаряжения начиная с первых, довоенных. Чтобы курсант оглянулся и подумал: «А, вот как оно было…»

Так боевое прошлое флота входит в душу и сознание молодого человека, еще вчера и не помышлявшего, быть может, о флотской службе.

И все же любой экспонат, даже самый впечатляющий, тускнеет перед человеческим общением. Он не заменит беседы, после которой еще долго не спится в кирпичном кубрике, на шаткой, «двухэтажной» койке…

КУОППу или его питомцам — сразу и не скажешь, кому в первую очередь, — повезло. Так сложилось, что костяк его преподавателей и инструкторов составляют люди, имеющие богатый опыт подводного плавания, знающие и могущие о многом рассказать молодым. Но короткий рассказ о носителях флотских традиций я хочу начать с человека, который прямого отношения к подводному флоту не имеет: на лодках не служил он. Зато непосредственно причастен к другому, быть может, самому волнующему для юноши — к Великой Отечественной войне.

Впрочем, если бы я заранее не знал, что Виталий Георгиевич Григорьев участник войны, то вряд ли поверил бы этому, глядя на подтянутого, даже несколько щеголеватого мичмана, с тщательно расчесанными на пробор волосами.

Встречаются иногда на флоте люди вот такого, что ли, крепкого засола. Недаром солона морская водичка! А хлебнуть ее Григорьеву пришлось вдоволь: на Тихом океане, на Балтике, на Баренцевом море… Год рождения 1927-й. Тому, кто знаком с историей флота, эта дата говорит о многом. Григорьев и его сверстники начали службу на кораблях в 1944 году, а закончили в 1951-м! Семь лет, год в год.

Мне выпала честь в свое время командовать этими моряками. Они не жаловались, не ныли, хотя дома, в разоренных войною селах, так не хватало рабочих рук! Но заменить их было некому — и они служили. Наглядный пример для иного, не в меру избалованного паренька, которому три года на корабле кажутся вечностью…

Так случилось, что для Григорьева флотская служба растянулась не на годы — на десятилетия. В КУОППе под его началом находился кабинет ремонтно-монтажной подготовки, в котором занимаются все без исключения курсанты: торпедисты, акустики, мотористы… И так же внимательно, вне зависимости от специальности, слушали курсанты мичмана, когда он рассказывал о занесенном снегом острове Русском, где довелось ему подстерегать японских лазутчиков, о десантах в порту Сейсин, в Гензане…

А вот мичман в отставке Арсен Иванович Гербенский — тот истинный подводник. За его плечами четыре боевых похода на Щ-312, служба на плавбазе лодок… Он тоже частый гость в курсантских кубриках. Кировцы чтут Гербе некого не только за боевое прошлое. У этого скупого на слова человека с глубокими морщинами на загорелом лице ни много ни мало — триста рационализаторских предложений! Гербенский — заслуженный рационализатор РСФСР, его тренажеры и стенды — тема для отдельного разговора, но об одном его изобретении рассказать стоит.

…После торпедной атаки, чтобы уйти от преследования, лодка ложилась на грунт. Прекращалось движение, останавливались механизмы, даже тиканье часов казалось грохотом… А вот гирокомпас продолжал работать. Чтобы остановить вращающийся с бешеной скоростью полуторапудовый ротор, требовалось сорок пять минут! И каждую минуту из этих сорока пяти гул «волчка» мог выдать лодку… Гербенский предложил останавливать ротор с помощью тока, подаваемого в обмотку в противофазе с током разгона. Нехитрое приспособление — и гирокомпас стал останавливаться за пять минут!

Три четверти века существует Учебный отряд подводного плавания. Громкой славой овеяны имена его питомцев. Стоит ступить на разлинованный двор — и глазам открывается памятник: четырехгранная колонна на белом пьедестале, где у основания профиль подводной лодки. Памятник павшим в боях…

Отряд воспитал тридцать семь Героев Советского Союза, капитан 2 ранга Виктрр Николаевич Леонов удостоен этого звания дважды. Шестеро из тридцати семи получили Золотые Звезды уже в наши дни — факт беспримерный! Портреты героев смотрят на курсантов со стен длинных, продутых балтийским ветром коридоров, со страниц книг в отрядной библиотеке. Ежегодно, в День Советской Армии и Военно-Морского Флота, в гости к кировцам приходят ветераны — моряки с легендарной подводной лодки «Лембит». О подвигах подводников в годы войны рассказывают десятки публикаций в многотиражке отряда «Боевой курс». Все это так. Но что там ни говори, а уже столько весен прошумело на планете с той, незабываемой, победной Весны…

За эти годы был создан и вышел в океанское плавание качественно новый подводный флот — атомный. Есть ли у него свои, специфические традиции и как они прививаются курсантам КУОППа? Ведь многим из них предстоит сделать свои первые шаги по палубе атомохода…

Промозглым днем, когда набухшие дождем облака плыли едва ли не вровень с окнами, я разговаривал с моложавым, русоволосым капитаном 1 ранга Олегом Петровичем Кондрашовым. На тужурке у него была бело-красная планка: орден Красного Знамени Кондрашов получил на Севере, на большой атомной лодке. В отряде Олег Петрович служил недавно и был, если можно так выразиться, всеми своими сокровенными мыслями еще там, в стальных, слегка пахнущих подогретой смазкой отсеках.

— Есть ли свои традиции у подводников-атомников? Конечно же есть! И, мне думается, первейшая — чувство гордости за то, что ты служишь на совершенном, даже фантастическом корабле, что тебе доверили такое грозное оружие. И еще чувство локтя. Говорят, что экипаж — одна семья. Это прежде всего к нам относится…

О любви к подводному дому рассказывал мне и замполит Объединенной школы капитан 2 ранга Ткаченко. Был он на редкость подвижен, громогласен, с широкого лица не сходила улыбка. («Наверное, таким и должен быть замполит на атомной лодке», — подумалось мне.)

— Вы знаете, незадолго до выхода лодки в «автономку» отправили в госпиталь электрика. Дело житейское: аппендицит. Едва ему операцию сделали, как он начал атаковать врачей: «Отпустите, и все тут. Хочу в море!» И добился своего, выписали. Только вот беда: прибежал он с вещами на пирс, а мы уже швартовы отдали. Так, поверите, парень заплакал, видя, что без него лодка уходит.

Чувство гордости… Это не только слова, за ними и дела стоят. На нашей лодке еженедельно объявлялся лучший по чистоте отсек. Коки пекли торт с соответствующей надписью, и мы его в океане торжественно вручали. Вы бы видели, как проверяли эту самую чистоту! В белых перчатках! Помню, в одном отсеке ухитрились обнаружить пыль. И где? За плафоном, на дросселе, с ноготь величиной…

Рассказ Ткаченко продолжил его начальник, опытнейший подводник Геннадий Владимирович Гвадзабия:

— Подводники, сами знаете, плавают подолгу, не один месяц. И вот, когда я еще лодкой командовал, получаю в плаванье радиограмму. Предлагают остаться в океане сверх положенного срока, просят согласие экипажа. Объявил я по трансляции радиограмму личному составу, жду… И сразу откликнулся старшина первой статьи трюмный Александр Танаев: «Остаемся, товарищ командир!» Что сейчас делает Танаев, не знаю, много лет прошло, но в одном уверен: он настоящий человек!

Я знал, что Гвадзабия часто выступает перед курсантами. Было нетрудно представить, какое впечатление на них производят его рассказы…

Но с курсантами беседуют не только командиры и преподаватели. Двери отряда гостеприимно открыты для недавних выпускников, они приезжают в Ленинград в краткосрочный отпуск, в командировку.

Получил десять суток по поощрению радиометрист Виктор Тишков, и хоть каждый час отпуска дорог безмерно, а заглянул все-таки в родную смену, где до сих пор служит срочную дружок — старшина 1-й статьи Виктор Кулешов. И пошли бесконечные разговоры: и как в подводники принимали («Пришлось-таки хлебнуть соленой воды на глубине!»), и как помогли товарищи выдержать первый шторм, и на что надо обращать главное внимание, пока ты еще в «учебке»…

А летом выступал в отряде капитан 1 ранга В. С. Лушин, незадолго до того получивший звание Героя Советского Союза. Его пригласил однокашник — Игорь Михайлович Ткаченко.

И Ткаченко, и Гвадзабия если не ветераны, то уж во всяком случае много послужившие и много поплававшие на своем веку офицеры. Есть в отряде и молодая поросль подводников. Со свойственным молодости энтузиазмом передают они курсантам свою любовь к самой важной, по их мнению, профессии на земле — подводной. Старший лейтенант-инженер Александр Саженкж — из их числа. Его списали с лодки по состоянию здоровья, он надеялся со временем опять плавать, а пока увлеченно, как сам говорил, «сколачивал коллектив».

— Нужно, чтобы молодые уже сейчас чувствовали себя экипажем. Ведь на лодке чувство, что ты не один, что рядом товарищи, — самое главное!

И опять я услышал ставшее уже крылатым выражение: «Экипаж — одна семья!»

В любой работе, в том числе и в пропаганде флотских традиций, важен результат. Мне довелось слышать, как курсант Семенов пришел к начальнику школы с просьбой: не оставлять в отряде, а отправить на Север, на лодку — и обязательно атомную…

На каменном трапе я остановился покурить — и разговорился с высоким, чернобровым Геннадием Красноштаном и коренастым, белоголовым Юрием Шведченко. Хлопцы вместе учились на Полтавщине в техникуме и оба попали в КУОПП. В первое же увольнение они пошли в Центральный военно-морской музей. А теперь их заботила не встреча со штормовым океаном, а опасение, что не придется плавать на одной лодке. Геннадий готовился стать дизелистом, Юрий — гидроакустиком…

Есть ли у отряда трудности? Разумеется, есть, как у всякого развивающегося, живущего полнокровной жизнью коллектива.

К сожалению, у некоторых кадровиков до сих пор бытует мнение, что для офицера служба в Учебном отряде как бы служба второго сорта… С одной стороны, их можно понять: какой настоящий флотский офицер не рвется служить на боевых кораблях, не мечтает о своей «кругосветке»? Но есть и другая сторона у этой бесспорной истины: только лучшим офицерам может быть доверено воспитание и обучение не десятков — сотен будущих корабельных специалистов. Противоречие, которое не всегда разрешается лучшим образом…

Или вот еще. В 1906 году, когда в Либаве создавался Учебный отряд подводного плавания, к нему были приписаны шесть подводных лодок. У нынешнего КУОППа нет ни одной…

Но не эти и иные трудности определяют сегодняшний день Учебного отряда.

Хорошие знания и прекрасная строевая выправка курсантов, желание плавать под бело-голубым флагом Военно-Морского Флота — вот главная оценка работы КУОППа.

В последний день недели, проведенной мною в отряде, я поехал на остров Декабристов. У обелиска, над братской могилой моряков Краснознаменной Щ-323, работали курсанты.

Золотые и багряные листья слетали на гранит.

«Пусть камень поведает

Грозные были,

Друзья принесут благодарность

В награду

Подводникам, что Ленинград защитили,

Их лодкам, что первыми рвали блокаду»,

читал я чеканные строки.

Дул резкий ветер. Рябила вода в канале, и белые гребешки пены уносило туда, где распростерся под осенним небом белесый залив. Там начинался путь, который еще предстояло пройти молодым крепкотелым парням во флотских тельняшках. Путь на моря.

Загрузка...