Путь на моря (из сборника "Ради жизни на земле")

1

Он среднего роста, подвижен. Никаких следов того, что на флотах иронически именуют «морской грудью» (на мостике не очень-то побегаешь). Загорелое лицо с коротким ежиком рано поседевших волос.

Впервые я встретился с адмиралом в море. Он был радушным хозяином, терпеливо выслушивал вопросы… А через час на борту произошло ЧП. И я увидел другого Варганова. Жесткого, сосредоточенного, не дающего расслабиться ни себе, ни другим… И главное, поглощенного происшествием, а не собственной судьбой. Тогда-то и всплыло в моей душе полузабытое звонкое слово: ф л о т о в о д е ц.

…В детстве ему не приходилось задумываться, кем он станет, когда вырастет. Да и многим мальчишкам с Корабельной стороны не приходил в голову этот вопрос. Море провожало их в школу, встречало у родного порога. А у Володи Варганова не только отец — дед плавал! Сохранилась фотография: бравый унтер-офицер в белоснежной форменке, с черными ухоженными усами. На ленточке бескозырки выведено: «Живъой». Алексей Васильевич служил шкипером на эсминце, потом перевелся на учебное судно «Кронштадт».

Был он человеком основательным, не пил и не курил, и хоть полгода пропадал в море — успел жениться и дом собственный поставить. В Севастополе, на Корабельной стороне.

Испокон веков селились на Корабельной матросы и унтер-офицеры Черноморского флота. Их даже в увольнение пускали только сюда, на зеленые улочки, прорезанные балками: Аполлоновой и Ушаковой. На Южную сторону увольнялись одни лишь офицеры.

«И-и-и — раз! И-и-и — раз!» — перекликались над бухтой луженые глотки старшин, крыльями взлетали над водой выскобленные стеклышком лопасти. Не плыли — летели на Южную сторону шлюпки. На кормовой банке, закованные в негнущиеся кители, восседали господа офицеры…

А матросская братия валом валила в Ушакову балку: покататься на карусели, поглазеть на актерок в театре, а там, глядишь, и стопку в трактире опрокинуть…

Жаркие романы завязывались под стрекот цикад, под гитарный перезвон…

И оседали бывшие фабричные в притихших домиках на Корабельной. Впрочем, безотцовщины здесь тоже хватало…

Дед погиб в 1919 году. Кружил над Черноморским флотом отчаянный вихрь гражданской войны, пустели дома на Михайловской улице. Ненадолго пережила черноусого шкипера его жена. И пошли бы дети по миру, если б не квартирантка, Лукерья Алексеевна Абазоли, тетя Луша. Была она морячкой, рано овдовела и всю нерастраченную сердечную теплоту отдала сиротам: Маше, Нонне и Сергею. Сережка вскоре запропал. Ушел под вечер из дома — и как в воду канул. В то смутное время и не такое бывало…

Тетя Луша, поплакав по непутевому мальцу, глаз с девчонок не спускала. Определила сначала в школу, потом на швейную фабрику. Чтобы на танцы или еще куда-нибудь — боже упаси! И не заметила, как повадился в дом к Маше широкоплечий морячина с командирскими нашивками на шинели. Политрук кадровой роты флотского экипажа Федор Алексеевич Варганов собственной персоной.

Надо сказать, что закружить голову девчонке Федя Варганов мог. Мало того что собой видный, так еще и знал многое. Работал по крестьянству и на заводе, срочную служил матросом на боевом корабле… А уж о политике говорить станет — только успевай слушать!

Мудрено ли, что девчонка, которая, кроме Корабельной стороны да Малахова кургана, ничего отродясь не видывала, влюбилась в речистого политрука? Сыграли свадьбу. Федор уехал в далекий Ленинград, и стала Маша женой курсанта училища имени Фрунзе. В прошлом то был Морской кадетский корпус, куда Федора Варганова с его матросской биографией и на порог бы не пустили… Несколько раз из училища приезжал Федор на побывку к молодой жене. В один из приездов горделиво выложил на стол новенький револьвер с никелированной пластинкой на рукоятке. Подарок от Оружейного завода за военно-шефскую работу…

В 1930 году Варганов с отличием окончил училище и получил право выбора флота. «Черноморский», — ответил он не задумываясь.

Назначение было завидное: командиром боевой части на подводную лодку.

Самозабвенно отдался молодой командир службе. Домой приходил за полночь, а утром, едва вынырнет солнышко из бухты, — снова спешил на лодку, на подъем флага.

Но, хоть и не слишком много времени проводил с семьей, запомнился сыну навсегда. Среди прочих деталей, связанных с отцом, почему-то сохранила детская память белый мяч. Тепло, солнечно, отец смеется и протягивает этот мяч ему, Володе…

В июне 1931 года подводная лодка АГ-16 была на всплытии протаранена миноносцем. Погиб весь экипаж. И легла плита на могилу на Братском кладбище — одна на всех…

Швее Маше Варгановой надо было начинать новую жизнь. С Федором ушел и достаток, на какое-то время поселившийся в белом домике на Михайловской…

Работала на фабрике дотемна, чтобы Володечке всего хватало: и одежды, и обувки… Так что каким было детство Варганова: солнечным, как тогда было принято говорить, или не очень, — ответить непросто…

Сам он никакой ущербности не примечал. Не до того было. У ребят с Корабельной дел невпроворот: сбегать на Минную, новый эсминец поглядеть, в Стрелецкой бухте появились мидии, а в Южной уже бычок на «самодур» ловится… Да и мама кличет: лозу подвязать…

Варганов не припомнит, чему он научился раньше: плавать или ходить. У моря до глубокой осени. А тут еще вышел на экраны «Александр Невский», и все ребята понаделали картонные мечи, латы. Теперь любимая игра — новгородцы и псы-рыцари. Жаркие бои вспыхивали возле каждого дома. А склад оружия во дворе у Володи. В бочке, которую вкопал в землю еще дед…

Чем отличался Володя от других мальчишек, так это, пожалуй, страстью к учению. И еще трудолюбием. Такое к нему, наверное, от матросов, от деда и отца перешло…

Придут ребята, а на дверях замок. Все ясно, услали куда-то Володьку. А он с книгой в садике притаится, терпеливо дождется, когда все уйдут, влезет через окно в дом — и опять за учебники…

Война нагрянула внезапно. Ночью дрогнули полы, зазвенели стекла. Володя оторвал голову от подушки. Прожекторные лучи, как шпаги, скрещивались за окнами, хрипло лаяли пушки… «Спи, сынок, спи, — наклонилась над ним мама. — Учения начались».

А в полдень из громкоговорителя донеслось страшное для взрослых и жутко-манящее для мальчишек слово: «Война!»

В полузаросшей терном и ежевикой Ушаковой балке ребята собрались на совет. Фашистов, ясное дело, разобьют быстро, надо успеть, пока не поздно, на фронт, но как?! Предложения выдвигались самые фантастические: проситься на корабли, идти в разведчики… Разошлись, так ничего и не решив.

А война вскоре подступила к городу. Осенью была оставлена Одесса, фашисты ворвались в Крым…

Тревожное слово «эвакуация» поползло по Севастополю. Мать приходила с фабрики, металась по родным, соседям. Один вопрос не давал покоя: что делать с Володькой?! Занятия в школах если и продолжались, то далеко от дома, в штольнях, город бомбили. Того и гляди, угодит мальчишка под шальной осколок… Родственник, имевший отношение к минно-торпедной службе, вызвался определить мальчика на флот. «Пойдешь в юнги?» — «Еще бы!» Володя с трудом удержался, чтобы не подпрыгнуть от радости. Да он только об этом и мечтал!

2

Вспоминает контр-адмирал в отставке Г. Н. Охрименко.

— В ту пору я был младшим флагманским минером Черноморского флота. Что делалось в городе — передать трудно. Уже не только из орудий — из минометов обстреливали…

Все надводные корабли были заняты обеспечением перевозок между Крымом и Кавказом, артиллерийской поддержкой частей, оборонявших Севастополь. Но кабинет торпедной стрельбы оставался, катерники и подводники в нем тренировались. А надо вам сказать, что не только на берегу — на боевых кораблях матросов не хватало. Все рвались на сухопутье.

Кабинет торпедной стрельбы — целое хозяйство, сами помните, наверное. Диорама, макеты кораблей-целей, мостик в натуральную величину и на нем дальномер, торпедный прицел, ночной визир. Ну, и так далее. И все это должно двигаться, освещаться, вращаться… А у меня на всю службу полтора человека! И тут приходит ко мне начальник кабинета: так, мол, и так, товарищ капитан-лейтенант, мальчишка в юнги просится. Поглядел, смышленый вроде мальчик. И не заискивает, не просит. Гордый.

Доложил начальнику штаба флота контр-адмиралу Елисееву, получил «добро». И не пожалел о своем решении. Как ни приду в кабинет, юнга что-то драит, прилаживает. И команды не поджидает, соображает сам, что к чему. А над минной стенкой, где кабинет располагался, уже снаряды рвались, и находиться там — все равно что на бочке с порохом сидеть. А юнга молодцом: побелеет, правда, малость — и опять за работу.

…В декабре 1941 года кабинет торпедной стрельбы был отправлен в Поти. Не знал Володя, что рядом, на транспорте, на который с воем пикировали «юнкерсы», шла его мама.

Уходила из Севастополя цветущей женщиной — приплыла в Поти инвалидом… Крепкий организм Маши Варгановой не вынес нервного напряжения. Сначала стали сдавать ноги, потом глаза…

А Володя продолжал служить. И учиться, В вечерней школе. Учиться ему присоветовал Охрименко. Капитан-лейтенант приходил в кабинет поздно, когда на рионских болотах уже начинали лягушки свой ночной концерт, тяжело опускался на складной стул-разножку.

— Чтобы стать настоящим моряком, юнга, надо учиться.

Пройдут десятки лет. Судьба сведет на Черноморском флоте двух адмиралов. Что-то покажется очень знакомым Охрименко в смуглолицем собеседнике, и он, еще не веря, что такое может быть, спросит:

— А вы не были когда-то юнгой, Владимир Федорович?..

3

В 1944 году в Баку открылось подготовительное училище ВМФ. Его выпускники распределялись по военно-морским училищам. Среди первых, кто подал заявление, был юнга Варганов. На его фланелевке сияла медаль «За оборону Севастополя», складки на брюках были такие, что хоть хлеб ими режь… В подготе (такое название сразу прилепилось к подготовительному) его прозвали Уставом. Впрочем, старшину роты Варганова любили. И не только командиры (это было бы неудивительно) — подчиненные тоже. Устав был дотошен, ничего не скажешь. Но зато справедлив. Очень.

Тут мне вот что подумалось. И на флоте, и в армии существует закон: жить и служить по уставу. Эти слова несчетное количество раз произносят с трибуны… Увы, жизнь — и военная в том числе — куда многообразней ситуаций, предусмотренных самой совершенной инструкцией… Но в уставе есть положения, которые действительны на все случаи жизни. Среди них: вежливость по отношению к подчиненным. Иногда мне вообще кажется, что воинский устав — единственный документ, регламентирующий взаимоотношения между людьми. Хамство в этом документе исключается. Грубость тоже. Вот почему начальники, строго руководствующиеся уставом, вовсе не кажутся мне сухарями…

Варганов начал «жить и служить по уставу», когда ему было пятнадцать лет.

Подгот Володя окончил с отличием. Забегая вперед, скажу, что точно так же, с отличием, Варганов окончил военно-морское училище, высшие офицерские классы, академию… Похоже, другой оценки, кроме «отлично», для него не существовало. Способности? Да, несомненно. И кроме того, желание выполнить любую работу как можно лучше. Это уже давало знать себя воспитание. И гены, наверное, тоже…

Кстати, где бы он ни учился, всюду был старшиной — роты, курса… Командиры сразу выделяли подтянутого крепыша с ясными, живыми глазами из разноликой толпы сверстников…

Он, как когда-то его отец, имел право выбора флота. И тоже выбрал Черноморский. Не только потому, что был убежден: Севастополь — лучший город на земле. В Севастополе жила мама, которой без него не обойтись. Все больше ломило ноги, отказывало зрение…

А дома на Корабельной больше не существовало. В январе 1942 года ухнула бомба прямо на крышу… Под обломками погибли тетя Нонна, мамина сестра, и ее сын — девятилетний Эдик… Маме дали комнату в двухэтажном, кое-как залатанном доме на улице Ленина. Во дворе соседи посадили акацию. Когда Варганов впервые приехал в отпуск, деревце было вровень с водопроводной колонкой. Теперь из-за его кроны крыши не видать…

Словом, лейтенанту Варганову предстояло ехать в Севастополь. Но в Москве что-то напутали, и, когда уже надо было выписывать проездные, оказалось: Варганов обязан прибыть… в Таллин. Что делать? Товарищи надоумили: иди к начальнику училища. Видавший виды адмирал с громкой на флоте фамилией внимательно выслушал, что-то записал:

— Это недоразумение. Поезжайте пока на Балтику. А я тем временем разберусь.

Балтика встретила пронизывающим до костей ветром, неуютом промокших каменных улочек… Да и сама служба казалась временной и потому не очень-то радовала. Но врожденное трудолюбие оказалось сильнее непогоды и скверного настроения. Прошло совсем немного времени, и командира боевой части три, иначе минера, с эсминца «Проворный» стали ставить в пример другим молодым офицерам. И матросам пришелся по душе командир, который все умел делать своими руками: и мину к постановке приготовить, и хитрый морской узел завязать…

Все больше и больше затягивало балтийским туманом белые колонны Графской пристани. Обещание адмирала? Да мало ли у него дел? Забыл, наверное…

И вдруг, когда Варганов уже и думать-то перестал о переводе, — приказ: откомандировать на Черноморский флот. Предметный урок преподал адмирал лейтенанту. Смысл урока был предельно краток: данное слово — свято.

Через несколько лет Варганов, только что назначенный помощником на эсминец, в отсутствии командира принял решение отойти от стенки на рейд. Командир был на берегу, шторм надвигался стремительно, и требовалось быстрее уходить под защиту мыса. Наверное, не все ладилось у помощника: и когда пробирались в толчее кораблей, и когда отдавали оба якоря.

Но едва ветер стих — командир, капитан 2 ранга Буссель, прибыл на корабль. Первое, что он сказал помощнику, было: «Молодец!» Так был преподан Варганову еще один урок: доверия.

Я просматриваю его послужной список. Он продвигался от должности к должности, нигде не перескакивая через ступеньки. Более того, даже не стремясь одним прыжком вскочить на командирский мостик. А ведь это заветная и — если угодно — вполне естественная цель каждого флотского офицера (за исключением инженеров-механиков. У них свой расклад).

Когда Варганов служил старпомом на «Бесследном», ему предложили принять командование соседним эсминцем. Он отказался. К величайшему удивлению кадровиков. Считал, что для пользы службы будет лучше, если когда-нибудь станет командиром корабля, изученного им от киля до клотика. Даже если придется год-другой обождать. Для пользы службы… С равным успехом можно было бы сказать — для пользы дела. Если вдуматься, военная служба, ее нравственные проблемы не слишком-то отличаются от проблем гражданских…

Он вообще умел отказываться. Тоже во имя дела, главного в жизни. Когда учился в академии, заинтересовался использованием корабельной артиллерии в современном бою. Дело происходило в шестидесятые годы, артиллерия считалась едва ли не вчерашним днем флота. Но он увлекся этой, казалось бы, бесперспективной работой. Приходил в библиотеку сразу же после лекций, уходил, когда она уже закрывалась… Его сообщение на кафедре заметили. Предложили остаться в адъюнктуре, защититься. Он отказался наотрез. Только на корабли. А ведь у него уже было двое детей и, по подсчетам жены, квартира, которую они снимали в Ленинграде, была двенадцатой…

С женою ему повезло. Я не случайно сказал «повезло». Найти верного спутника жизни морскому человеку непросто. Слишком редки стоянки в порту, слишком мало времени, чтобы вглядеться не только в лицо — в душу… К тому же сразу после заздравного «Горько!» начинается самое тяжелое испытание — разлука. Не на недели и даже не на месяцы…

Варганов впервые увидел будущую жену в доме матери, что уже само по себе значит многое. Лилина тетя и Мария Алексеевна были знакомы давно, еще с тех времен, когда мужья плавали на подводной лодке АГ-16. Лодка погибла, и общее горе сблизило женщин. Из далекой Вологды приехала черноглазая хохотунья-племянница погреться у Черного моря — а тут к Маше как раз сын приехал на побывку.

Познакомиться-то молодые люди познакомились, а вот объяснились только пять лет спустя. Жених уже третью звездочку на погоны приколол…

Не оттого ли так прочен их семейный корабль, что построен был не за один день?

В 1975 году отряд советских военных кораблей впервые отправился с визитом дружбы в Канаду. Через Тихий океан, в Ванкувер. Возглавил отряд контр-адмирал Варганов.

4

Вспоминает капитан 1 ранга П. Н. Абламонов.

— Варганов держал свой флаг на большом противолодочном корабле «Способный». Командир «Способного» капитан третьего ранга Деренков все время находился на мостике. А погода выдалась удачная, не океан — синее зеркало по курсу.

— Вот где благодать! Рыбалка здесь, наверное… — сказал Варганов, обращаясь к Деренкову. И тут же добавил: — Кстати, как вы планируете сегодня свой день?

На лице командира — недоумение: «Как будто флагман не видел, что я сутками не покидаю мостика!»

А Варганов тем временем продолжал:

— Полагаю, нет надобности находиться здесь. Пока хорошая погода, не теряйте времени: идите на боевые посты, в кубрики, работайте с людьми!

Другой раз на корабле шли покрасочные работы. Канадцы должны были увидеть советские корабли в самом лучшем виде. И вдруг офицеры заметили среди матросов адмирала в синей рабочей куртке. Варганов с кистью в руках показывал, как надо красить борт. Потом перешел на другую сторону и показал моряку, как довести краску до нужного колера…

Помню, кто-то из офицеров усомнился в целесообразности такой подмены. Ему возразили:

— Пример Варганова поучителен для любого из нас…

Для флагмана не существовало мелочей. Как-то в кают-компании он спросил, что за картины висят на переборке. Офицер не смог ответить. Тогда Варганов назвал автора, а замполиту поручил составить справку о художнике и вечером ознакомить с ней офицеров.

Канада была не за горами. Погода благоприятствовала переходу, а тут как раз суббота…

— Неплохо бы устроить банный день для личного состава, — предложил адмирал.

И приказал флагманскому механику доложить о запасах пресной воды. Флагмех начал с того, что попросил перенести банный день на другое время, когда корабль пополнит запасы воды.

Варганов посуровел:

— Я попросил доложить о запасе пресной воды, а не о целесообразности времени помывки. Найдите возможность экономить воду в другом месте. А на людях экономить нельзя…

5

В одном из фотоальбомов Владимира Федоровича я увидел фотографию, вырезанную из «Красной звезды». «Командир ракетного крейсера «Варяг» капитан 2 ранга Деренков», — прочитал я.

Как видно, уроки Варганова пошли впрок бывшему командиру «Способного»!

Первый послевоенный визит советских боевых кораблей в Северную Америку прошел успешно. Газеты отмечали не только дружелюбие русских, но и высокую культуру, отличное знание дела.

Прошло три года — и новый, куда более далекий поход. На этот раз Варганов повел отряд кораблей с Черного моря на Дальний Восток. Через три океана, в обход Африки.

Со времен печально известного похода эскадры вице-адмирала Рожественского в 1905 году не ходила столь внушительная группа наших кораблей в этих водах.

Впереди грузно подминал под себя океанские валы тяжелый авианесущий крейсер «Минск», за ним шли, отваливая шипящие зеленые пласты, большие противолодочные корабли. Замыкал колонну танкер «Бутома».

6

Вспоминает вице-адмирал В. Ф. Варганов.

— Мы вышли двадцать третьего февраля, а до своих берегов добрались только в августе. После похода мне дали на память корабельный флаг. Точнее, полфлага. Остальное ветром пообрывало… Конечно, были и стоянки: в Йемене, Анголе, Мозамбике, на островах.

В Анголе нас встречал президент Агостиньо Нето. Чудесный подарок он сделал отряду: слоновый бивень на подставке из черного дерева. И на бивне удивительная резьба: эпизоды из революционной истории Анголы.

Прошли через место, о котором каждый моряк мечтает, — точку пересечения нулевого меридиана с экватором. Ее называют Золотой. Я приказал каждому кораблю проходить отдельно, с пушечным выстрелом…

В Мапуту (столице Мозамбика) корабли настиг оркан — тропический циклон. Мы стояли на рейде, возле острова Иньяка. Около восемнадцати часов горизонт стал черным, словно сажа, засверкали молнии. Я приказал штурманам посмотреть в лоциях, что это такое, уточнить прогноз. Флагманский штурман докладывает: ожидается прохождение циклона с усилением ветра до двенадцати — пятнадцати метров в секунду. Ничего приятного, конечно, нет, но и аврал вроде играть рановато…

И тут сработала интуиция, опыт, называйте как угодно. Я вызвал флагмеха, приказал прекратить какие бы то ни было ремонтные работы, усилить вахту…

А в девятнадцать двадцать пять началось! Как будто молотом ударило по кораблю, задрожали переборки. И ведь это «Минск», громадина, его не каждый вал с места стронет!

Я выскочил на мостик. Видимости никакой, на индикаторах кругового обзора сплошные засветки… И ветер! В считанные минуты он достиг сорока метров. С верхней палубы не успели убрать стойки, на которых киноэкран крепится, стальные трубы, в руку толщиной. Так их под углом девяносто градусов согнуло!

Сыграли учебную тревогу, корабли начали экстренное приготовление к бою и походу… А через полчаса ветер стих, даже солнце проглянуло. Вот что это такое, оркан!

Донимала жара. На экваторе палуба нагревалась до семидесяти градусов. Но боевая подготовка шла как положено, самолеты взлетали. Мы даже в океане юбилей отметили: пятисотый вылет. Его произвел командир полка, а я распорядился соответствующую печать изготовить.

На острове Маврикий мы отдали якорь в Порт-Луи. На подходе, как положено, произвели салют наций, спустили парадный трап.

Красота там необыкновенная, пальмы прямо в небо упираются… Меня пригласил на обед премьер-министр республики. Я дал согласие и в последний момент узнал, что вместе со мной приглашен командующий седьмым американским флотом адмирал Фолли.

Фолли оказался человеком спортивного склада. Увлекался игрой в теннис, гольф. Пришлось ему сказать, что когда-то я имел первый разряд по водному поло.

Разговор зашел о делах текущих. «Мы — моряки и политикой не занимаемся», — сказал Фолли. Я ответил, что, напротив, занимаюсь политикой…

Прошло несколько дней, и я припомнил этот разговор.

Мы уже покинули Порт-Луи, когда в пределах визуальной видимости оказался американский ударный авианосец «Форестолл». От него оторвался вертолет и направился в сторону «Минска». Чтобы не допустить облет корабля, я приказал поднять в воздух наш вертолет. Его экипаж оказался на высоте… Маневрируя, летчики не дали возможности вертолету пролететь над палубой. Второй вертолет американцы не подняли. Мы тоже…

Владимир Федорович показал дневник, который он вел во время похода. В толстую тетрадь каллиграфическим почерком заносились все события повседневной жизни отряда. И тут же схемы, графики, расчеты. Выполненные разноцветной тушью, да так, что хоть бери — и на стенку вешай в качестве наглядного пособия…

Естественно, что меня заинтересовал тропический циклон. Увы, никаких картин разъяренной стихии я в дневнике не обнаружил.

История с циклоном уместилась на двух страницах. На первой — признаки циклона, на второй — необходимые действия.

Варганов не просто фиксировал события. Он извлекал уроки. Правда, возникал вопрос: когда он находил время для всего этого?

— Я спал четыре часа в сутки, — ответил Варганов.

В тот вечер я почти не видел хозяйку дома. Лилия Вячеславовна собиралась в гости. Крейсер, на котором служил их сын, командир зенитно-ракетной батареи капитан-лейтенант Андрей Варганов, приходил с моря.