Путь Волка

11

Ла-Грандж, Висконсин

Ла-Грандж — городок маленький и неприметный. Продуктовый да галантерейный магазины стоят на перекрестке старой федеральной трассы с местным шоссе. Нерегулярная торговля ведется с помощью небольших зеленых купонов, не имеющих ценности за границами Мадисонского Триумвирата. Напротив продуктового магазина — дом и мастерская кузнеца. Он и его жена никогда не унывают, поэтому крытый проход между их домом и гаражом является неким подобием местной пивной. Кто-то один из супругов, а то и оба всегда готовы пропустить чашку чая, кружечку пива или рюмку самодельного пойла покрепче.

Настоящий Ла-Грандж — это окружающие городок фермы, которые производят в основном кукурузу, бобы, сено и молочные продукты. Хутора разбросаны у подножия высоких западных плоскогорий. Продукцию увозят в Монро и в Чикаго на поезде, который ходит три раза в неделю.

Здесь выживают те фермы, которые приносят доход и чьи работники научились не привлекать к себе внимания. Днем по всем дорогам разъезжают патрули на машинах и верхом, высматривая незнакомые лица. Бродяги и прочие незарегистрированные элементы исчезают в особом доме в Монро, и редко кого из них удавалось увидеть еще раз. Ночью местные жители сидят по домам, на случай если по округе бродят Жнецы.

Фермеры живут, как стадо зебр, охраняемых львами. Есть здесь некая иллюзия безопасности, поэтому иногда проходят годы между исчезновением кого-то, кроме старых, больных или смутьянов, которых забирают Жнецы. Здешние дома довольно скромны, но есть мебель и даже какие-то украшения, те, что фермеры могут сделать сами или найти в брошенных, бесхозных постройках. Если выдается особенно урожайный год, удачливая семья может заработать бронь, защищающую на пару лет. Куриане оставляют людям только самое необходимое из еды, одежды и строительных материалов. Но род человеческий, будучи самим собой, приспосабливается практически к любым обстоятельствам, и люди выработали чувство расового братства, которое объединяет их перед лицом бедствий и опасностей.

Распродажи в сараях, вечеринки на чердаках, посиделки за шитьем или вязаньем и обмен одеждой заменяют здесь светское общение. И даже когда такие собрания проводятся в память тех, кого забрали куриане, у фермеров по крайней мере есть, с кем разделить свое горе и у кого найти поддержку.

Валентайн плохо помнил свои первые дни у Карлсонов. Состояние Гонсалеса ухудшилось: у него началась лихорадка. Валентайн был слишком занят, ухаживая за другом, поэтому ничего не замечал вокруг.

Три долгих, темных дня он сидел у постели Гонсалеса, понимая, что ничего не может сделать. Рана, казалось, заживала достаточно хорошо, хотя как раз перед тем, как начался жар, Гонсалес жаловался сначала, что не чувствует руку, а потом, что она зудит. Затем, на второй вечер после приезда, Гонсалес сказал, что у него кружится голова, а потом разбудил Валентайна стонами и метанием по постели.

Курта, мальчика из Белоя, отослали на запад, и в потайной комнате подвала Волки остались одни.

Миссис Карлсон винила себя в том, что плохо прочистила рану.

— Может быть, стоило сразу ампутировать, — говорила она с сожалением, — у него точно заражение крови. Ему нужны антибиотики. Но их просто не достать.

Валентайн ничего не мог сделать, кроме как вытирать губкой пот с тела друга и ждать. Ему казалось, что он сидит в темноте сотню лет, но, судя по щетине на щеках, — всего лишь несколько дней.

Затем, на третью ночь, Гонсалес погрузился в глубокий сон. Его пульс стал размеренным, а дыхание успокоилось. Сначала Валентайн испугался, что это сон смерти, но утром Волк проснулся и полностью пришел в себя, хотя был слаб, как младенец.

Валентайн позвал миссис Карлсон, которая с первого взгляда объявила, что пациент пошел на поправку, и поспешила наверх готовить овощной бульон.

Измотанный Валентайн рухнул на свою койку и заснул мертвым сном.

В тот вечер, когда в доме стихло и Гонсалес был вне опасности, Валентайн сидел в затемненной гостиной, разговаривая с Карлсонами.

— Мы обязаны вам жизнями, сэр. У меня нет других слов, — сказал он, сидя в уютном кресле на перьевых подушках.

— Лейтенант, — ответил мистер Карлсон, — мы рады помочь. Если когда-нибудь все и переменится, то лишь благодаря таким ребятам, как вы. Мы — кролики, живущие в норе под охраной лис, поэтому мы, конечно, поможем любому, у кого на поясе висит парочка лисьих хвостов.

— И все же вы рискуете, укрывая нас.

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, лейтенант. О том, как уменьшить риск.

— Зовите меня Дэвид, сэр.

— Хорошо, Дэвид. Тогда я Алан, ладно? Хочу сказать, что пока твой товарищ болен…

— Он выздоравливает.

— Рад. Но я говорил с женой. Она считает, ему нужно остаться по крайней мере еще на пару недель. С такой раной и после такой лихорадки может пройти месяц перед тем, как он сможет достаточно долго продержаться в седле. Да и лошадям вашим хорошо бы жирку нагулять.

Валентайн ахнул.

— Месяц? Мистер Карлсон, мы никак не можем…

— Дэвид, я тебя не очень хорошо знаю, но ты мне нравишься. Но вот только дай человеку хоть раз договорить до конца!

Валентайн услышал, как скрипнули пружины древнего дивана, когда мистер Карлсон подался вперед.

— То, что я предложу, может показаться рискованным, Дэвид, но, если это выгорит, ваше пребывание здесь будет намного безопаснее. Могу даже сделать вам бумаги, чтобы вы спокойно уехали отсюда.

Я тут намекнул брату жены, что у меня скоро будут гости, на этой неделе. Сказал ему про парня, которого встретил в летнем трудовом лагере, в О-Клэр. На летние работы приходится иногда всем ездить, дороги ремонтировать и все такое. Я там встретил парочку ребят с реки Меномини, а ты, кстати, и похож чем-то на них. Короче, я сказал Майку, что встретил трудолюбивого, хорошего молодого человека, который хотел бы переехать, жениться и получить надел. Я намекнул, что ты женишься на моей Молли, и сказал, что пригласил тебя с ней познакомиться. Ну конечно, парня я описал так, чтобы ты за него сошел.

Валентайн задумался.

— И вы считаете, что он сделает для нас какие-то бумаги? Что-то официальное? Нам будет гораздо проще выбраться отсюда, если у нас будут хоть какие-нибудь документы.

— Нигде, кроме самого Висконсина, они вам не помогут. Но может, до Иллинойса или Айовы доберетесь. Вам придется расстаться с оружием или хорошо его спрятать. Сможете двигаться по дорогам до подножия холмов. Если будут вопросы, скажете, что разведываете, где бы найти место с хорошей водой для фермы. А так, чтобы и земли было много, то это только у самых границ.

Да, я еще хочу ваших лошадей привести вниз из загона в холмах. Не нравится мне, что они там. Слишком велика опасность, что их украдут. Или нам крепко попадет за то, что прячем скот от Большого Босса.

— Если думаете, что это получится, я за, — решил Валентайн.

— Получится. Может, придет день, когда вы, Волки, вернетесь сюда и освободите нас. Или просто принесете нам ружья и пули. Мы найдем способ ими воспользоваться.

Через два дня Валентайн стоял перед домом майора Майка Фленагана, главного комиссара патруля города Монро Мадисонского Триумвирата. Валентайн был босиком и одет в мешковатый комбинезон с чужого плеча. Они с Карлсоном выехали из дома с рассветом и проехали двадцать три мили в коляске.

— Не знаю уж, как все остальное, но «главный» ему явно подходит, — сказал Карлсон, глядя на табличку над воротами, объясняющую всем невеждам, какая важная шишка здесь проживает. — Большая задница, короче.

Валентайну не пришлось притворяться, что дом майора произвел на него неизгладимое впечатление. Это было богатое сооружение. Наполовину — французская вилла, наполовину — ранчо скотопромышленника. Перед домом тянулся ухоженный газон от башенки на правом краю до широченного гаража на левом. Крытая шифером крыша и кирпичные стены прямо-таки излучали самодовольство.

Несколько похожих домов смотрели на город с севера, с места, которое явно когда-то предназначалось для жилой застройки. Однако теперь фундаменты заросли травой, напоминая кладбище нереализованных идей.

— Послушай, — сказал Карлсон, нажимая кнопку у двери. Валентайн услышал, как внутри зазвонили колокольчики и за ними немедленно последовал хриплый собачий хор.

Дверь открылась. За ней были две ощетинившиеся черно-коричневые собаки. Широкогрудые, зубастые, они пружинисто переступали на высоких лапах, готовые броситься на посетителей по первому сигналу.

Дверь распахнулась еще шире, и появился усатый человек в форме, отполированных до блеска сапогах и зеркальных солнечных очках. Он носил пистолет в кобуре, пристегнутой к ноге кожаным ремешком с бусинками, в ковбойском стиле. Валентайн удивился, зачем нужны солнечные очки внутри дома, так же как и пистолет.

— Привет, Вирджил, — сказал Карлсон, кивнув человеку, — я привел друга повидаться с майором.

Нечто среднее между улыбкой и ухмылкой мелькнуло в усах человека в форме.

— Думаю, для тебя он дома, Карлсон. Обычно он делами по субботам не занимается, ты же знаешь.

— Ну, мы, вообще-то, почти в гости. Просто хочу представить ему того, кто может однажды оказаться его племянником. Дэвид Сен-Кру, познакомься, это Вирджил Эймс.

Валентайн пожал руку Эймсу, не переставая кивать и улыбаться.

Эймс демонстративно хлопнул себя по бедру, на котором висла кобура.

— Шеф в кабинете.

— Я знаю дорогу. Пойдем, Дэвид. Вирджил, будь другом, напои лошадей, ладно?

Карлсон и Валентайн прошли через столовую и пересекли гостиную с высоким потолком, неслышно ступая по изящным восточным коврам. Валентайн мысленно перебирал в памяти детали истории, которую Карлсон рассказал своему родичу.

Майор сидел в кабинете, перенося записи с блокнотных листков в некий гроссбух. Его рабочий стол подошел бы промышленному магнату: резные деревянные львы поддерживали крышку и зловеще смотрели на посетителей. Собаки вошли вслед за гостями и улеглись возле стола.

Майк Фленаган был одет в черную форму, украшенную серебряными пуговицами и шнуром на эполетах. Он, очевидно, любил вещи в стиле «вестерн», вроде галстука-шнурка с зажимом из бирюзы и ковбойских сапог из змеиной кожи.

Майор поднял голову от своей работы, посмотрел на гостей, вытащил длинную сигару из серебряного ящичка и нажал блестящий металлический цилиндр, установленный на столе. Электрический шнур тянулся по столешнице к розетке в стене, которая также питала настольную лампу «под старину». Кустистые брови майора образовывали изогнутый «домик» над веснушчатыми скулами.

— День добрый, Алан. Выглядишь хорошо. Как Гвен?

Карлсон улыбнулся:

— Передает привет, в придачу к парочке пирогов с черникой. Они снаружи, в корзине.

— А-а-а, пироги Гвен… Как я по ним скучаю. Садись-садись, Алан, и твой дружок индеец тоже.

Электрический прикуриватель на столе выпрыгнул с громким щелчком. Фленаган прикурил сигару и выдохнул колечко дыма.

— Как дела в Монро, Майк?

Фленаган махнул рукой на аккуратную стопку бумаг на столе.

— Как обычно. Чикаго писает кипятком оттого, что Триумвират забирает слишком много продовольствия в этот новый форт в Блу-Маундсе. Я пытаюсь из всех выжать еще по чуть-чуть. Собираюсь затребовать больше мяса с ферм. Как думаешь, сможешь выделить еще пару голов до зимы, Алан?

— Кто-то из нас может, — заявил Карлсон, — кто-то нет.

— Посмотри на это с такой стороны: вас будут продолжать кормить зимой.

— Ну, это тебе решать, Майк. Но не знаю, как это примут. Люди уже ворчат.

— Кто? — спросил Фленаган, пронзая Карлсона взглядом.

— Ты же понимаешь, мне никто ничего не рассказывает, зная, что я с тобой общаюсь. Просто слухи, Майк. Но я приехал не из-за слухов. Хочу, чтобы ты познакомился с моим другом, Дэвидом Сен-Кру. Я говорил, что он приедет помочь мне с урожаем.

— Рад встрече, Дэвид, — сказал Фленаган, но радости на его бульдожьей физиономии видно не было. На самом деле он выглядел возмущенным. — Черт, Алан, сначала ты подбираешь этого черномазого малолетку, а теперь еще самого настоящего индейца?

— Он чертовски хороший работник, Майк. После того как я его кое-чему научу, он сможет сам завести ферму.

— Покажи-ка рабочую карточку, парень, — сказал Фленаган.

Валентайн на секунду растерялся, но только на секунду.

— Простите, майор Фленаган. Я ее продал прошлой зимой. Я голодал, сэр, знаете ли. Да и в ней все равно не мое настоящее имя было.

— Глупее не придумаешь, парень. Тебе повезло, что у Алана есть связи, — сказал майор, откладывая сигару. Он порылся в столе и вытащил простой бланк. — Заполни это за него, Алан. Просто укажи свой адрес. Я даю ему временную рабочую карточку, шесть месяцев. Если восстановит старый надел, выдам постоянную.

— Мне нужно две, Майк. Он привез друга. На севере полно ребят, которые ищут чего-то более стабильного.

— Не нажимай на меня, Алан. Господи, эти парни хуже мексиканцев: один здесь, так и второй тут как тут.

Карлсон наклонился вперед, разводя руками.

— Да с двумя помощниками этой осенью я смогу расчисть верхний луг! Я думал построить свинарник через дорогу и вырастить еще кабанчиков! Если уж мясо теперь так важно. Эти парни помогут мне, и к весне я буду готов начать.

— Ну ладно, Алан. Две рабочие карточки. У тебя будет тесновато.

— Это ненадолго. Спасибо тебе, Майк. Гвен и я, мы очень благодарны. И Молли, конечно. Приезжай, как сможешь.

— Да, — протянул Фленаган, — тебе повезло, Дэвид. Она настоящая красавица. Кое-кто из моих патрульных говорит, что она вроде немного недотрога. Ха-ха! Так что удачи тебе.

Майор вытащил печать, вписал дату окончания срока действия, подписал обе карточки и с громким стуком оттиснул печати.

— Вам повезло, что я беру печати с собой. Не доверяю своей секретарше, она, возможно, приторговывает документами. И мою подпись подделывает будь здоров.

— Я твой должник, Майкл, — сказал Карлсон, держа в руках карточки.

— Ты мой должник с тех пор, как я позволил тебе оставить этого мальца, как его, Фарт?

— Фрет.

— Да как угодно. Такая ферма, и одни бабы, мне тебя жаль. Я бы предложил тебе пообедать, но я слишком занят, чтобы готовить, а Эймс безнадежен. А девка моя сегодня у родителей.

— Спасибо в любом случае, Майк, но нам далеко домой ехать. Лошади устали, так что придется почти всю дорогу пешком шагать.

— Спасибо, майор Фленаган, — сказал Валентайн, протягивая руку. Фленаган ее проигнорировал.

— Благодари не меня, а вон его и его жену. Похоже, они мечтают о выводке полукровок в качестве внуков. Моя бы воля, отвел бы тебя в Большой Дом и оставил бы там ждать следующего голодного чернозубого, раз уж у тебя нет рабочей карточки и ты в землях Триумвирата.

У Карлсона как-то странно дернулся подбородок. Валентайн прошел мимо собак к двери, его благодетель за ним. Фленаган выбросил сигару и вернулся к бумагам, разложенным на столе.

Снаружи их ждали измучившиеся от жажды лошади. Эймс рылся в корзине для пикников.

— Вирджил, пожалуйста, занеси это в дом, ладно? Мы сами напоим лошадей. Пироги для Майка, а для тебя Гвен положила банку варенья. Она помнит, что ты сладкоежка.

На лице патрульного снова мелькнула ухмылка.

— Как мило с ее стороны. Ты знаешь, где поилка. Корзинку я верну.

Когда Алан и Валентайн подвели лошадей к поилке, Карлсон тихо сказал Валентайну:

— Ну, понял, что я имел в виду, говоря, какая он большая задница?

Валентайн поцокал языком:

— Кажется, он очень хочет стать задницей покрупнее, чтобы звездочек поместилось побольше.

Этим вечером, после долгой дороги домой, Карлсоны отмечали «законный» приезд гостей. Даже Бритлинги были приглашены, так что за обеденным столом было тесно. Поддерживая ни к чему не обязывающие беседы, Валентайн рассказывал о том, как жил в лесу в Пограничных Водах, чтобы внести побольше жизненных деталей в персонаж по имени Дэвид Сен-Кру.

Валентайн сидел за одним концом стола с миссис Карлсон, напротив Молли, радуясь тому, сколько места оставалось для его левого локтя. Фрет сидел справа от него, он поглощал еду с целеустремленностью подростка и на разговоры не отвлекался. Бритлинги расположились рядом с мистером Карлсоном на другом конце стола, вместе с младшей дочерью хозяев, Мэри. Гонсалес остался в постели в подполе, он был еще слишком слаб, чтобы выдержать столько общения. Миссис Карлсон объяснила гостям, что второй гость болен, так как упал с лошади по пути на юг.

За обедом Карлсон рассказывал про летний трудовой лагерь, вставляя выдуманные фрагменты про то, как он познакомился с «этим молодым Сен-Кру». Валентайн подыгрывал ему в меру своего воображения, но беспокоился о том, чтобы младшая девочка не сказала чего-нибудь об их настоящей истории. Но одиннадцатилетняя Мэри держала язык за зубами, единственное, что она вообще произнесла за обедом, было просьбой когда-нибудь прокатиться на Валентайновом Моргане.

— Конечно, когда конь отдохнет. В любое время, когда он мне не нужен. Я ведь буду разъезжать по округе, искать хорошую землю для фермы.

— Может быть, Молли подскажет, где искать, — предложил мистер Карлсон.

— Конечно, папа, — сказала девушка, не отрывая взгляда от тарелки, — раз уж ты столько всего сделал, чтобы найти мне мужа, это самое меньшее, что могу сделать я. Рада, что прислушался к моему мнению в этом вопросе. Скажи, пожалуйста, мне забеременеть сразу или после свадьбы?

— Молли, — одернула ее миссис Карлсон.

Бритлинги переглянулись. Валентайн подумал, что такие высказывания были в этой семье редки.

Молли встала и взяла свою тарелку.

— Я наелась. Можно выйти?

Она пошла на кухню, не дожидаясь ответа.

Валентайн подумал, что не знает, какая часть этого спектакля была правдой, а какая — лишь работой на публику.

Через два дня он и Молли Карлсон выехали из дома верхом. Прохладное утро уже дышало осенью. Упрямый Морган шагал рядом с полукровкой Молли. На девушке джинсы для верховой езды, подшитые кожей на внутренней поверхности бедер и заправленные в высокие резиновые сапоги, и красная фланелевая рубашка без рукавов.

— Это Люси, она отлично справляется с коровами, — сказала Молли, нежно поглаживая кобылу по шее, — они идут за ней куда угодно. Как будто она разговаривать с ними умеет.

— Я всегда думал, умеют ли животные разговаривать друг с другом, — сказал Валентайн.

— Я думаю, умеют. Ну, не совсем разговаривать.

Все проще, очень примитивно. Как если бы мы с тобой общались, только показывая на предметы пальцем. Мы бы вряд ли написали Декларацию Независимости, но могли бы найти еду и все такое. Предупредить друг друга о враге. Подожди, Люси надо пописать.

Молли привстала в стременах, когда струя мочи кобылы дугой пролилась в траву.

— Ты хорошо знаешь лошадей, — заметил Валентайн, — и штаны отличные. Часто ездишь верхом?

— Нет, слишком много работы на ферме. Вот сестра обожает лошадей. Но я сама сделала эти бриджи. Мне нравится работать с кожей. У меня были хорошие сапоги для верховой езды, но один козел из патруля их с меня снял. В этих резиновых ногам жарко, но возиться с коровами годится. Я сшила кожаный жилет для папы, а когда мама помогает рожающим коровам, то надевает большой кожаный передник моей работы.

Какое-то время они ехали бок о бок молча. Валентайн отчаянно пытался придумать тему для разговора, глядя, как Молли безмолвно покачивается в седле.

— Мне кажется, что тебе не нравится, что мы с другом живем у вас, — сказал он в конце концов, когда лошади замедлили бег, чтобы пробраться через лесок из дубов и сосен. Солнце согрело утро, но Валентайн покраснел отнюдь не только от жары.

— Ну, может быть, сначала. Все же не понимаю, что вы здесь делаете…

— Проезжали мимо, я только хотел выяснить, что там происходит, в Блу-Маундс, — объяснил Валентайн.

— Ты, наверное, не рассказал бы нам правду в любом случае. Я почти ничего не знаю о повстанцах, но понимаю, что вы будете все держать в секрете, чтобы они не смогли вытянуть этого из нас, на всякий случай. Или потому, что я девчонка?

— Не потому. У нас, среди Волков, много женщин. И я слышал, почти половина Котов — женщины.

— Мы здесь слышали о вас. Оборотни, всегда приходящие ночью, почти как Жнецы. Разве вы не убиваете людей в Канзасе и Оклахоме, чтобы Жнецам было нечем кормиться?

— Нет, — сказал несколько ошеломленный Валентайн, — ничего… ничего подобного, наоборот. Только этой весной моя бригада вывела около сотни людей из Потерянных Земель. Мы так называем места вроде этого.

— Потерянные Земли, — повторила она, подняв глаза к небу, — верю. Мы потеряны, это точно. Хотелось бы тебе прожить жизнь, зная, что в конце тебя съедят?

— Твой дядя, кажется, за вами присматривает, — сказал Валентайн, пытаясь ее утешить.

— Мой дядя… Надо тебе рассказать о нем. Нет, мой дядя ни черта не значит. Голодный вампир может легко всех нас сожрать, любой ночью, неважно, на каком хорошем счету мы были. Дядя Майк всю жизнь делает только то, чего хотят куриане, а у него до сих пор нет этого чертова медного кольца. Но даже если ты его получишь, любой курианин может его отобрать, если ты поведешь себя не так. А что касается моего мнения насчет всей этой истории с замужеством, так просто она заставляет меня думать о тех вещах, о которых я предпочитаю не задумываться. Давай поднимемся на этот холм. Оттуда хороший вид.

Ведя коней в поводу, они пересекли поле, на котором паслось стадо голштинских коров, и Молли помахала рукой мужчине и мальчику, занятым починкой забора.

— Это земля Вулричей. У бедной женщины, которая здесь живет, уже третий муж. Первых двух забрали. Одного, пока он утром доил коров, а второго просто увез патруль.

Молли и Валентайн въехали на вершину холма и спешились, отпустив подпруги вспотевших животных. Лошади опустили морды в высокую сухую траву.

Фермерские поля расстилались вокруг во всех направлениях, пересеченные пустынными дорогами.

В сотне ярдов впереди старое шоссе, бегущее вдоль холмов, превращалось в тропинку, едва видную сквозь заросли кустарников.

— Ты поэтому не хочешь замуж? — спросил Валентайн. — Боишься остаться вдовой?

— Боюсь? Я многого боюсь, но не конкретно этого. Если хочешь поговорить о том, что меня по-настоящему пугает… Но нет, вот ответ на твой вопрос. Я не хочу жить, как моя мать. Она родила двоих детей и заботится еще об одном, а для чего? Мы все кончим тем, что накормим собой одну из этих тварей. Я не хочу детей, не хочу мужчину. Это только увеличивает страх. Легко говорить о том, как жить, чтобы приспособиться к системе. Но попробуй уснуть в своей постели, когда каждый шелест и каждый скрип могут значить, что кто-то в сапогах и плаще с капюшоном входит в твой дом, чтобы воткнуть свое жало в твое сердце. Мне думается, что единственный способ победить этих вампиров — просто прекратить поставку пищи. Перестать притворяться, что это нормальная жизнь.

— Я понимаю.

— Моя бабушка с маминой стороны, бабушка Кэти Фленаган, работала учительницей в Мадисоне до всего этого. Когда мне было одиннадцать, у нас состоялся долгий разговор. Она была старой, и думаю, понимала, что ее время уходит. Когда старики начинают сдавать, появляется патруль. Иногда рассказывают сказки о доме престарелых. Она читала мне о древних временах, когда евреи были рабами римлян, и как они восстали и сражались с римлянами в крепости на вершине скалы. Римляне в конце концов построили дорогу или что-то такое, чтобы подобраться к осажденным, но оказалось, что все евреи покончили с собой, лишь бы больше не быть рабами. Бабушка говорила, что если все так сделают, то вампирам будет нечем питаться.

Валентайн кивнул.

— Я тоже слышал эту историю. Это место называлось Масада [1]. У Мертвого моря, кажется. Я всегда говорил отцу Максу, — он был моим учителем, — что я поступил бы иначе и прихватил с собой одного или двух римлян.

— Если бы это было просто сражением, разве об этом помнили бы? — спросила Молли.

— Хороший вопрос. Возможно, нет. Я думаю, Ганди — знаешь ведь, кто он, да? — он предположил, что иудеи должны были сделать нечто подобное, когда их стали истреблять нацисты. По мне, так это значит сделать за врага его работу. Может быть, некоторым из нас стоит продавать свои жизни чуть подороже.

— Тебе легко говорить. У тебя есть оружие и друзья, другие солдаты, на которых ты можешь положиться. А у нас только старые телефонные линии и набор условных фраз. «Джону очень нужно подстричься» значит «У нас тут семья, которая пытается перебраться на север». Все это не выручит нас, когда в дверь стучат вампиры.

Странно, как ее мысли похожи на мои. Я так же думал в ночь, когда попал сюда.

— Может быть, мы все и не можем покончить с собой, — продолжала она, — но ради Бога, давайте перестанем помогать им. Мы кормим патрули, работаем на железке, чиним дороги, а потом, когда мы становимся старыми и больными, они собирают нас как скот. Они прекрасно понимают, что такова человеческая природа — просить еще пятнадцать минут, когда вам говорят, что осталось жить час.

— Мужественные слова, — сказал Валентайн.

— Мужественные? — Она села на траву и стряхнула травинки с джинсов. — Я так боюсь по ночам, что с трудом могу дышать. Я боюсь спать. Этот сон…

— Ты видишь кошмары?

— Не кошмары. Всего один кошмар. Он один и тот же. Он повторяется. Подожди, я расскажу по порядку. Надо вернуться к бабушке Фленаган. Она рассказала мне о том, как Триумвират только организовывался в Мадисоне. Я думаю, это был две тысячи двадцать четвертый, середина лета. Там была группа людей, несколько Жнецов. Они назвали себя Комитетом Общественной безопасности. Около двух сотен людей работали на этот Комитет, они расписали все вплоть до того, где тебе спать.

Три вампира в Комитете были вроде глаз и ушей куриан, которые закрылись в здании правительства штата. Не знаю, что тебе известно о курианских лордах, но они точно любят жить в больших пустых зданиях, похожих на мавзолеи. Думаю, их немало в Вашингтоне. Но вернемся к истории, которую рассказала мне бабушка Кэти.

Там была женщина, Шейла или как-то так. Ее поймали с большим запасом оружия: у нее были винтовки, пистолеты, пули, оборудование, все что угодно, даже взрывчатка. Один из вампиров сказал, что люди, работающие в Комитете, должны наказать ее сами, а если не хотят, то погибнут, а на их место наберут новых.

И вот весь Комитет идет туда, где держат Шейлу. Люди разорвали ее на куски. Голыми руками. Они взяли эти куски и нанизали на палки, бабушка сказала, что эти палки были похожи на бильярдные кии или на школьные указки. На одну такую палку люди Комитета надели ее голову, на другую — сердце, печень, ее груди, даже ее, ну, понимаешь, те самые органы, затем они парадом пошли к баскетбольному корту в университете, где заседал Комитет, и показали вампирам, что они сделали с ней. Я думаю, многие из них были пьяны. Жнецы на все это посмотрели и велели им съесть эти куски, под угрозой казни. Бабушка сказала, они дрались из-за печени.

Она помолчала.

— Может быть, я была мала для этой истории. Той ночью мне приснился кошмар, и с тех пор снится довольно часто. Мне всегда снится, что я сделала что-то неправильное. Не то. И за мной идет толпа. Они везде, они хватают меня и начинают тянуть в разные стороны. Тогда я просыпаюсь в холодном поту. Мэри говорит, что я иногда кричу во сне: «Нет! Нет!». Она это называет «нет-нет-сон». Днем кажется, что это глупо, но если проснешься от этого в два часа ветреной ночью…

— У меня тоже есть сон. Кошмар, который возвращается, — начал Валентайн. — Я никому об этом не рассказывал, даже отцу Максу. Моих маму и папу, братишку и сестренку убили патрульные, когда я был еще ребенком. Я вхожу в дом, я помню, как все пахло помидорами из кухни, но это не во сне. И там моя мама лежит в гостиной, мертвая. Ее ноги… я думаю, они ее изнасиловали или по крайней мере начали.

Они застрелили отца, в голову. Но в моем сне они как будто еще живы и в моих силах спасти их, если только смогу вылечить раны от пуль. Я прижимаю руки к ранам, чтобы остановить текущую кровь, а мой братишка кричит и плачет. Но я не могу спасти их. Не могу… — сказал он, и его голос сорвался. Он поднял глаза к облакам, чтобы не потекли слезы.

Высокие, белые, перистые облака раскрасили голубое небо холодными белыми мазками.

— Я думаю, у всех есть свои кошмары, — сказала Молли.

— Ну, нам помогают в этом. Что случилось с твоей бабушкой?

Молли Карлсон смахнула слезы тыльной стороной ладони.

— А, она повредила спину и ее забрали. Думаю, она в конце концов досталась вампирам. Ее увез мой дядя Майк. Ее сын. Ее собственный чертов сын.

В следующую субботу Молли учила Валентайна управлять открытой четырехколесной повозкой. Было как-то странно ощущать толстые поводья в левой руке, а кнут в правой. Валентайн привык ездить верхом, управляя конем главным образом с помощью шенкелей. Управление упряжкой было совершенно другим искусством.

— У тебя хорошо получается, Дэвид, на самом деле хорошо, — сказала Молли, на этот раз с улыбкой. Они ехали далеко впереди семейной коляски, в которой сидели остальные Карлсоны и Бритлинги. — Конечно, обычно мы запрягаем в телегу пару, что гораздо труднее в управлении, но им нужны две лошади для большой коляски. И помни: если у тебя значительный груз, его нужно разместить равномерно и по возможности закрепить. Несбалансированный груз измучает лошадь больше, чем любая тяжесть.

Две семьи с фермы Карлсонов были на пути в Монро. Мистер Карлсон сказал, что в городе выступает с лекциями некий проповедник из Чикаго, рассказывает о Новой Универсальной Церкви. Организованная курианами, Новая Универсальная Церковь не требовала еженедельных собраний, но подвигала людей, живущих в курианской зоне, приходить на редкие собрания, чтобы послушать новости о новых законах и правилах.

Иногда то здесь то там происходило истинное «возрождение», и присутствие на таких сборищах было способом поставить еще одну галочку в послужном списке.

Облака сгустились и потемнели, угрожая пролиться дождем. Карлсон считал, что многие используют это как предлог не приходить, но этот вывод только настроил его на еще более решительный лад. То, что они появятся на собрании, несмотря на трудности, будет еще более заметно, особенно если учесть, как далеко им добираться до Монро и обратно.

«Если уж решили играть в их игры, давайте играть до конца», — сказал Карлсон, загружая брезент в запряженную двумя лошадьми повозку и напоминая всем взять шляпы и плащи от дождя.

Только Гонсалес — почти выздоровевший, но не настолько, чтобы выдержать такую поездку и погоду, — и Фрет остались дома. Подросток утверждал, что хочет присмотреть за хозяйством да и чувствует себя не в своей тарелке среди такого количества белых лиц.

Вот так и получилось, что Валентайн и Молли ехали в одной телеге, где лежали четыре корзины с обедом, ужином и подарками для брата миссис Карлсон, а остальные следовали сзади, в большей повозке. Морган рысил позади телеги, его взяли с собой как нечто вроде запасного колеса.

Во время обеда, в нескольких милях от Монро, на путешественников упали первые капли дождя. Когда они забрались обратно в телегу, Валентайн набросил накидку на себя и Молли, и они снова пустились в путь; крупные капли дождя стучали по пахучему, промасленному брезенту. Они приспособили кнут как опору для палатки и выглядывали из-под брезента, как из пещеры. Их лица были мокрыми от дождя.

Валентайн чувствовал тепло тела Молли с правой стороны. Левая ладонь девушки была в его правой руке и помогала ему придерживать брезентовую накидку. Густой, соблазнительный аромат женского тела наполнил его ноздри, а он даже не думал использовать свой волчий нюх. А еще она пахла чем-то цветочным, лавандой.

— Ты хорошо пахнешь сегодня, — сказал Валентайн и почувствовал, что краснеет. — Нет, не то чтобы ты обычно плохо пахла… я имею в виду цветы. Это что, туалетная вода?

— Нет, просто мыло. Миссис Партридж, жена кузнеца, она чудеса творит с мылом. Кладет туда травы, цветы, всякое разное. Я думаю, она это затеяла из самообороны: ее муж подбирает животных, которые умерли от болезни или еще от чего, и скармливает свиньям и курам. Собакам тоже. Я думаю, он так провонял, работая с падалью, что она придумала мыло с травами как последнее средство!

— Мне нравится. Надеюсь, я не слишком безнадежен. Это накидка попахивает.

— Нет. Для парня, который все время проводит в седле в холмах, ты очень чистый. Некоторые из местных могли бы у тебя поучиться.

Валентайн почувствовал укол в сердце, вспомнив почти идентичную шутку Гэбби.

— Многие из них прикинутся, что ливень — это предлог пропустить субботнюю баню, — продолжала Молли. Она повернула голову и прижалась лицом к его груди. — Ты пахнешь загаром и чем-то горьким, как седло лошади. Мне нравится.

Валентайн вдруг почувствовал себя неловко.

— А что такое мы будем там слушать?

— Папа говорит, что этот тип — проповедник из Иллинойса, он как-то связан с Церковью. Что-то вроде важной шишки. Это Церковь, которой управляют куриане. Она нужна, чтоб мы кого-то там почитали. Триумвират не запрещает старые Церкви, но всегда прислушивается к тому, что там говорят. Если священник держится радостей загробной жизни и любви Господней в трудные времена, это их устраивает.

Любой, кто обмолвится словом против Нового порядка, исчезает. Большинство понимает намек.

Нет, эта Новая Универсальная Церковь задумана, чтобы объяснить нам прелести курианского порядка. Они постоянно пытаются завербовать людей в патрули или на работы на железную дорогу, на фабрики и все такое. Самые хитрые пытаются убедить нас, что куриане пришли как ответ на проблемы человечества.

— Так значит, мы просто посидим, послушаем и поедем домой?

— Вроде того. Они попробуют вербовать людей прямо там, на месте. Вызовут их на сцену, и все им будут аплодировать. Ты только хлопай в ладоши, когда все хлопают, и не усни. Все будет хорошо. У меня есть чувство, что сегодняшней темой будет важность материнства. Здесь, в Висконсине, они хотят больше детей.

Палатка, которая оказалась местом назначения, была меньшей копией той, что Валентайн помнил из детства. Издалека сооружение походило на поднимающееся дрожжевое тесто, но когда они подошли ближе, то увидели, что строение было белым, как облако, и разукрашенным лишь на верхушках опорных стоек, которые выпирали из материала по обе стороны входной арки, висели флажки.

Лошади, повозки и разнообразнейшие средства передвижения, включая машины и грузовики, были припаркованы на ярмарочном поле. Большинство людей уже прятались в палатке от нескончаемого дождя.

Карлсоны подъехали ближе, все вылезли и распрягли лошадей. Привязанные к бесчисленным столбам в поле, лошади жевали зерно из мешков и переминались с ноги на ногу, несчастные от того, что их оставили снаружи в такую погоду. Карлсон кивнул патрульному, который присматривал за полем. На нем было пончо, прикрывающее не только его самого, но и коня.

— Майор Фленаган внутри. Он занял вам места, Карлсон, — выкрикнул патрульный.

— Спасибо, Льюс. У тебя-то будет шанс вылезти из этого дождя?

— Нет, у нас было уже собрание утром. Говорили о том, что долг — это не просто самое важное, а единственное, что у нас есть. Ваш родственник хорошую речь толкнул. Вы уж до него донесите, что я так сказал.

— Будь уверен. Если совсем невмоготу будет здесь, у нас там, в телеге, есть термос с чаем, может, он еще не остыл. Угощайся.

— Спасибо, Алан. Развлекайтесь.

Как и сказал патрульный, майор Фленаган занял им места в первом ряду. Там была большая сцена, выдающаяся в зал и сцена поменьше. Карлсоны, Валентайн и трое Бритлингов сидели в ряду складных стульев, выстроенных параллельно проходу. Несколько сотен стульев образовывали большую букву «П» вокруг полуострова сцены, а остальные зрители стояли.

Шуточный гипнотизер разогревал публику. Его шоу уже началось, когда Валентайн сел в конце ряда. Справа от него села Молли, затем ее сестра, затем мистер Карлсон.

Миссис Карлсон устроилась между мужем и братом, и они болтали, пока выступал гипнотизер. Он вытащил на сцену пару молодоженов, мужа загипнотизировали, а молодая жена заставляла его лаять по-собачьи, пищать, как цыпленок, и мычать по-коровьи. Публика встречала представление радостным смехом.

— Я видел этого типа в Рокфорде, — сказал майор своим гостям, — я рекомендовал его мадисонскому епископу, и он пригласил его сюда. Здорово, да?

В конце шоу голова и плечи мужа лежали на одном стуле, а ноги на другом, в четырех футах от первого. Гипнотизер заставил жену сесть прямо на мужнин живот, который не провис ни на дюйм.

— Удобно, да? — спросил гипнотизер.

— Очень, — сказала она, покраснев.

Публика восторженно закричала, и она заставила мужа размахивать руками, как птица крыльями. Он хлопал, и хлопал, и прыгал по сцене, а гипнотизер свел все это к последней шутке:

— Большинству женщин нужно лет десять, чтобы заставить мужа проделывать все это. Ну а вам, леди? Всего только две недели замужества!

Публика хохотала и аплодировала.

— Давайте еще раз поприветствуем Артура и Тэмми Сондерберг, они приехали из самого Эвенсвилля, леди и джентльмены!

После того как одурманенный мистер Сондерберг пришел в себя и жена рассказала ему о том, что происходило на сцене, гипнотизер очень комично изобразил то, что Артур проделывал, к вящему удовольствию публики, и отпустил их наконец на свои места.

Крупный мужчина в коричневом, простом до бесформенности костюме вышел на сцену. Он поаплодировал гипнотизеру, который удалился со сцены, беспрестанно кланяясь.

Валентайн с интересом рассматривал волосы человека, аккуратно уложенные так, чтобы напоминать львиную гриву.

— Спасибо, спасибо, мы все благодарим восхитительного доктора Тик-Така, — сказал он высоким, звучным голосом.

— Это епископ Новой Универсальной Церкви, Дэвид из Мадисона, — шепотом объяснил мистер Карлсон, наклонившись к Валентайну через своих двух дочерей.

Епископ выступил на подиум на малой сцене в конце прохода и взял в руки микрофон.

— Спасибо вам всем за то, что пришли в такой дождь, — сказал он, смотря на разносящие его голос динамики, установленные высоко на опорных стойках палатки.

— Сбор Урожая — это всегда важное, серьезное событие. У нас гораздо веселее в Зимний Пир или в Весенний Фестиваль, но я знаю, что всех заботит предстоящий труд. Ну что ж, сегодня у нас в гостях человек, знающий немало о тяжелой работе. Он приехал к нам из южных прерий. Пожалуйста, поприветствуйте старшего управляющего сельским хозяйством Джима «Мидаса» Туша. Из самого Блумингтона!

На сцене появился мужчина среднего возраста, со впалыми щеками, одетый в красный спортивный костюм. Редеющие волосы были аккуратно зачесаны назад и прилизаны маслянистой жидкостью, которая придавала им рыжеватый оттенок. Ноги обуты в белые брезентовые тенниски.

Он взял микрофон из рук епископа и помахал публике рукой. Человек выглядел не по возрасту энергичным.

— Вы все меня видите? — спросил он, сделав оборот на все 360 градусов. — Знаю, меня сложно не заметить в этом. Видите ли, у нас у всех свои цвета в Южном Иллинойсе. Красный для сельскохозяйственных работников, желтый для разнорабочих, голубой для администраторов и охраны и так далее. А в Чикаго можно носить все, что угодно. Я имею в виду вообще все, что взбредет в голову. Там все сойдет. Кто-нибудь бывал в Зоопарке? Тогда вы знаете, о чем я.

Пара выкриков раздалась из зала, в основном, как заметил Валентайн, от патрульных.

— Ой, — продолжил Туш, — я и забыл, что у нас здесь дети.

Валентайн вопросительно посмотрел на Молли.

Она пожала плечами. Молодой Волк вдруг заметил, как чудесно она выглядит, со светлыми зачесанными назад мокрыми волосами. Это подчеркивало черты ее лица и упругую, светящуюся кожу здоровой молодой женщины.

— Ну ничего. Я уверен, вы гадаете, что это за тип? Что он мне может показать, кроме того, во что одеваться? Ну, кто так думает? Ну-ка давайте увидим ваши руки!

Несколько рук поднялось.

— Я уверен, вы думаете: сколько он собирается говорить? Ну-ка покажите!

Довольно много рук поднялось на этот раз. Майор Фленаган с улыбкой тоже поднял руку, и Карлсоны последовали примеру.

— Ну, наконец-то честно. Ну ладно, раз уж вы были со мной честными, я тоже буду с вами откровенен. Я никто, и, чтобы доказать вам, насколько я никто, я расскажу вам о себе.

Я родился в жуткой дыре, в Иллинойсе. Ну, скорее, в южной жуткой дыре. Как раз свернуть с дороги у Поданка, и как раз рядом с Джерквотер. Маленький городок. Типичный, ничего никогда не происходит. Я вырос быстрым и крепким. Сейчас ни за что не скажешь, но у меня были довольно крепкие плечи. Так что я оказался в патрульных. А патрули в Южном Иллинойсе, это, скажу я вам, нечто.

У меня не было машины. У меня не было даже лошади. У меня был велосипед. У меня даже не было резиновых шин, я ездил на голых ободах. В основном я падал. Каждый день. Сейчас там немного получше, но тогда, в тридцатых, у нас не было никакого оборудования. Зимой я ходил по маршруту пешком. А еще нам тогда не платили, только паек давали, так что я даже подумать не мог о лошади.

Я провел десять долгих, никчемных лет, разъезжая на этом велосипеде. С фермы на ферму, проверяя, как идут дела. Я разносил почту. Я относил пироги и жаркое соседям. «Ну, раз уж ты туда идешь», — говорили они всегда, нагружая меня поручениями.

Мне было скучно, и тогда я стал читать. Мне было любопытно, как там жилось, в старом мире, в старые, добрые времена, как говорили люди. И здесь это тоже так называют, да?

Несколько утвердительных восклицаний утонули в тишине зала.

— Мне было одиноко в патруле, а когда тебе одиноко, нужны друзья. И когда я находил скрытый курятник, или хлев на чьей-нибудь ферме, и они говорили: будь другом, забудь, что ты видел, и мы дадим тебе пару яиц, когда зайдешь в следующий раз, а я так и делал. Ведь все хотят быть друзьями. На другой ферме у меня тоже был друг, а иногда и ветчина, еще на одной — жареные цыплята, вниз по дороге — бутылочка молока, мешок зерна. У меня были сотни друзей. И я очень неплохо питался. Я это хорошо организовал.

Человек в красном шагал взад и вперед, с микрофоном в одной руке, шнуром от него — в другой, его сжатый кулак был нацелен то на одну часть зала, то на другую.

— В конце концов, меня поймали. Как я уже говорил, я никто. И не особенно умен. Однажды мой лейтенант заметил, как я ехал по дороге и кусок ветчины болтался у меня на руле, а корзина с яйцами была привязана сзади. Думаю у меня еще была индюшачья нога в кобуре. Не помню точно.

Ну, ребята, думаю, что умер тысячу раз, пока лейтенант шел ко мне. Я сделал ошибку, попросил его быть другом, сказал, что отдам ему все, что собирал с ферм. Он на это не купился.

Итак, через шесть часов после того, как он меня увидел на дороге, я сидел на железнодорожном вокзале Блумингтона, ждал последней поездки в Чикаго. Меня отправляли в Петлю. Я был очень, очень одинок. Все мои друзья со всех этих ферм не пришли, чтобы спасти меня или разделить мою судьбу. Они вовсе не были моими друзьями.

Что ж, мне повезло, что меня поймали весной сорок шестого. Я уверен, вы помните, какая эпидемия гриппа тогда разразилась. Она унесла тысячи в Иллинойсе, и еще тысячи так ослабли, что подхватили пневмонию и все равно умерли. Так что в Иллинойсе была существенная нехватка рабочей силы. Меня отправили на работу — сгребать дерьмо. Я думаю, многие знают, что это такое. И это было все, что я делал каждый день. Я работал на скотном дворе Блумингтонской железной дороги, смотрел за свиньями и коровами, которых везли на живодерни в Чикаго. Конечно, я держался всего лишь на честном слове. В любой момент меня могли бросить в следующий поезд, и конец был бы Джиму Тушу.

В первый день работы я был счастлив, как пес, которого заперли на ночь в лавке мясника. На второй день я был счастлив, что работаю. На третий день я просто радовался тому, что у меня есть работа. На четвертый день я начал подумывать о том, как срезать углы. На пятый я подыскивал местечко, где бы покемарить, так, чтобы начальник меня не нашел.

Конечно, мой начальник заметил, что я отлыниваю. Он был старым, мудрым человеком. Его звали Верн Ландквист. Верн работал на железнодорожной станции в старые времена и по-прежнему там работает. Он мне не угрожал, нет. Он просто вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что, если я хочу остаться у него на хорошем счету, с завтрашнего дня мне стоит работать на пять процентов лучше.

И хотя он мне не угрожал, я испугался. Той ночью я не мог уснуть. Боялся, что приду на работу и ребята в голубой форме бросят меня в поезд на Чикаго. Я мог оказаться в Петле меньше, чем через двадцать четыре часа.

Человек на сцене стоял неподвижно, стирая со лба пот. Его взгляд прошел по семье Карлсонов, и он улыбнулся Валентайну, но именно в этот момент стал похож на змею.

— Эти двадцать четыре часа изменили мою жизнь. Всю эту ночь я думал о том, как улучшить мою работу на пять процентов. Как это сделать? Верн не просил меня работать семь дней в неделю, как большинство из вас делают на своих фермах.

На следующий день я выдал лишние пять процентов. Это было легко. Я просто делал чуть больше здесь и чуть больше там. Делал работу, которую мне не поручали, починил забор. Если старик Верн и заметил, он ничего не сказал. Я стал беспокоиться: что, если он не замечает лишние пять процентов?

Итак, на следующий день я сделал еще больше. Провел лишние пятнадцать минут, делая то, что не входило в мои обязанности. Вымыл окна, которые не мыли с тех пор, как президентом был Рональд Рейган. Я понял, что лишние пять процентов — это легко.

Это стало игрой. На следующий день я сделал еще пять процентов. Я расширял сферу своих интересов, если можно так выразиться. Маленькими, младенческими шажками я превращался в динамо-машину. Джим Туш, тот парень, что прислонял свой велосипед к дереву часа на два, чтобы позавтракать, Джим Туш, который всегда ехал домой быстрее, чем из дома на патрулирование. Теперь Джим Туш старался изо всех сил даже тогда, когда никто не смотрел.

Верн был мною очень доволен. Через месяц я был его ассистентом. Через год я был его начальником. Я всегда работал на пять процентов больше, чем все остальные. Я всегда делал больше, чем мой босс, и обычно года через два я был на его месте.

Я говорил те же слова своим подчиненным. Я просил лишние пять процентов. И всего-то. Всего пять процентов. Но, когда много людей это делают, ты можешь свернуть горы.

Я и не знал, но люди называли меня «Мидас» Туш. Все, к чему я прикасался, казалось, превращалось в золото. Я, парень, который в детстве не учил таблицу умножения, который не умел сидеть на велосипеде, прошел путь от уборщика дерьма до старшего управляющего по производству. Я отвечаю за фермы от Рокфорда до Маунт-Вернона, Иллинойс. Я отвечаю перед Одиннадцатью в Иллинойсе.

Вы думаете, у вас суровые квоты? Как их здесь называют — расчетами? Я видел числа. Одиннадцать в Иллинойсе значительно более требовательны, чем ваш Триумвират в Мадисоне. А в прошлом году мы превысили план по производству. Я знаю, что вы думаете: мы превысили квоту на пять процентов? Неверно: мы удвоили ее. Да, да, удвоили. Новая Универсальная Церковь раздает медные кольца моим лучшим людям, как конфеты. Видите мое? — спросил Туш, поднимая руку. Медно-золотое кольцо блестело на его толстом мизинце. Он провел рукой по маслянистым волосам, снял кольцо и бросил его в зал.

Женщина поймала его, вскрикнула и едва не потеряла сознание в объятиях мужа.

— О Боже, о Боже! — лепетала она, натягивая кольцо себе на большой палец. Зал ахнул.

— Ничего особенного нет в этом кольце. У меня осенью будет еще одно. Да и не то чтоб оно мне было нужно. Если вы позволите и послушаете меня, я расскажу вам секрет. Я уже один секрет вам рассказал, про пять процентов. Но я человек щедрый, я вам еще кое-что расскажу. Секрет в том, что медное кольцо вам ни к чему. В этом прелесть Нового Универсального Порядка, — сказал он, понизив голос.

Валентайн огляделся по сторонам, пытаясь стряхнуть с себя ощущение, что он почти так же загипнотизирован, как молодой мистер Сондерберг.

— Все, что нужно Порядку, — это производство. Эффективность. Добрая, хорошая работа. То, что делало эти места знаменитыми до того, как социологи и юристы захватили власть. Я вижу в зале тех, кто должен помнить старые времена. Как оно было, когда главными в стране были юристы? Работало все более эффективно или нет?

— Смеешься? Если уж юристы взялись за дело — пиши пропало! — выкрикнул какой-то старик.

Туш радостно закивал:

— При старом порядке далеко не пойдешь. Устроишься ли ты на правильную работу? Получишь ли правильный диплом? Живешь ли ты на правильной стороне дороги? Правильного ли ты цвета? Десять процентов людей владело девяноста процентами богатств. Кто-то считает, что это не так?

Никто так не считал.

— И не только общество было больным. Планета болела тоже. Загрязнения, токсичные отходы, ядерные испытания. Мы жили, как мухи в запечатанной банке с яблочным огрызком. Когда-нибудь проделывали этот маленький опыт? Положите парочку мух в банку с какой-нибудь едой, проковыряйте крошечные дырочки в крышке и смотрите, что будет дальше. Они будут есть и размножаться, есть и размножаться. И скоро у вас будет банка, полная дохлых мух.

Человечество устранило все формы естественного отбора. Слабые, тупые и беспомощные размножались с той же скоростью, что и успешные. Так не было задумано природой.

Теперь можно пить воду из любой реки, и вы, рыбаки, знаете, сколько рыбы в любом ручье. Воздух чист. Знаю, это прозвучит бредом. Но я один из тех людей, которые верят, что куриане — это посланники Божьи. Чаши весов снова пришли в равновесие. Мы стали лучше. Куриане избавили нас от слабейших. Они не играют в любимчиков, они не делают исключений. Они держат сильных и способных работать и забирают слабых.

Раздалось несколько на удивление мало возмущенных бормотаний.

— Я не прошу вас со мной соглашаться. Просто выслушайте меня, идите по домам и поразмыслите об этом. И сделайте еще кое-что. Подумайте о том, как вы можете улучшить свою работу на пять процентов. Я знаю, вы все хорошо работаете. Но я уверен, что каждый из вас может сделать то, что сделал я: придумать, как сделать на пять процентов больше. Вы будете лучшего мнения о себе, и у вас будет больше уверенности в завтрашнем дне. Как я, вы поймете, что у вас есть медное кольцо в кармане. А вам оно и не нужно, потому что вы делаете больше, чем вас просят. Кто из вас зарежет самую лучшую дойную корову на мясо? Никто, правда? Так же и куриане. Они здесь, они никуда не денутся, и нам нужно к этому приспособиться.

Лектор выдержал паузу.

— Вы слышали мою историю. Вы знаете, что я родился обычным и никогда не был ни особенно умным, ни особенно энергичным. Даже особенно красивым. Но у меня есть прекрасный дом — у меня есть фотографии, если кто-то из вас захочет посмотреть их после лекции, я покажу. У меня настоящая машина, на бензине, и небольшой домик на примете на юге, когда я выйду на пенсию. Так что я думаю, это медное кольцо чего-то да стоит. Наполеон говорил, что каждый рядовой его армии носит в своем рюкзаке маршальский жезл. Каждый из вас должен носить в кармане медное кольцо.

Кто-нибудь из вас работал по десять часов в день, сгребая дерьмо? Нет? Значит, у вас у всех есть фора передо мной. Вы уже на шаг впереди того, где был я, когда решил работать на пять процентов лучше. Шестнадцать вам или шестьдесят, вы можете сделать то, что сделал я. Дайте лишние пять, и это случится с вами.

Теперь, перед тем как я уеду в прерии, я должен провести обычную вербовку. Мы ищем молодых людей и женщин, от семнадцати до тридцати, которые хотели бы взять на себя часть ответственности за общественный порядок и безопасность. Я не буду говорить обычных вдохновенных речей или перечислять бонусы: вы все и так знаете, лучше меня. Я только гарантирую вам, что вас не посадят на велосипед без шин. И не забудьте, что, если поедете в тренировочный лагерь, но не пройдете учебу, вы все равно получите бронь на один год. Ну, кто первый поднимется на сцену и получит свою бронь? Ну, мамы, папы, дядюшки и тетушки, вот ваш шанс сказать детям, что пора подниматься сюда за бронью.

Валентайн слушал натянутые аплодисменты, когда несколько юношей поднялись-таки на сцену, затем тоже захлопал в ладоши. Казалось, что самое безопасное — это делать то же, что и все.

Сколько же людей в зале поверили этой истории? Сколько делали то, что и все?

Туш пожал руку епископу, который его представлял. Епископ похлопал его по спине и что-то прошептал на ухо. Туш вернул микрофон.

— Перед тем как вы покинете этот зал, у меня есть несколько объявлений. Триумвират изменил ваши квоты. Ваши местные комиссары обсудят их с вами индивидуально.

Зал не высказал возмущения вслух, но притих и застыл.

— Ну и хорошие новости, есть радостное объявление от Новой Универсальной Церкви и Мадисонского Триумвирата: каждая пара, которая произведет на свет десять и более детей, автоматически получает медное кольцо.

Валентайн и Молли Карлсон обменялись многозначительными взглядами. Девушка скривила губы.

— Новый Порядок осознает значение материнства и семейной жизни, — подхватил змееподобный маслянистый коммивояжер, — и хочет, чтобы северная часть штата снова была заселена. Все рожденные дети идут в счет. Семьи, в которых уже есть пять-шесть детей, — на хорошем пути к кольцу.

Раздалось еще немного аплодисментов, возможно от больших семей.

— И на самый конец. В последнее время у нас возникли некоторые проблемы с повстанцами и шпионами. Стандартное вознаграждение повышается от двухгодичной брони до десятилетней в обмен на информацию, которая поможет выявить любых нарушителей границ или бродяг, не имеющих документов. Спасибо за сотрудничество.

— Спасибо за сотрудничество, — прошептала Молли, — теперь идите домой и делайте детей. Бог знает, чем вы будете их кормить, они же поднимают расчеты.

— Прекрати, Молли, — вполголоса сказала миссис Карлсон.

Палатка быстро пустела. Оставалось только несколько людей, желающих задать вопрос лектору или епископу. Валентайн с Молли пошли к выходу, следом за родителями девушки. Он оглянулся на миг, чтобы посмотреть на сцену. Туш смотрел прямо на лейтенанта и говорил с епископом.

Волк почуял в этом взгляде беду. Он поспешно вышел из палатки, тщетно мучая себя вопросом, видел ли он когда-нибудь этого типа из Иллинойса.

Вернувшись в повозку и телегу, Карлсоны быстро съели походный ужин из корзинки. Фленаган присоединился к ним и с удовольствием налег на мясной пирог.

— Он кое-что опустил, Гвен, — сказал майор, не прожевав кусок, — в своей лекции о патрулях он распространялся о том, как выбрался из беды, когда его поймали на укрывательстве скота от комиссаров. Пока он сидел и ждал своей участи, ему предложили выдать всех поименно, кто спрятал хоть яйцо или кусок масла. Оказалось, у него очень хорошая память, — хохотнул Фленаган. — Это все часть его речи про долг, которую он читал этим утром. Да, и кольцо, которое он бросил в зал, — фальшивка, но не говорите никому, что я вам сказал. Пусть они верят. Вреда не принесет, пока они на хорошем счету.

— Долг, Майк? — сказала миссис Карлсон. — Думаю, ты мог бы рассказать мистеру «Мидасу» кое-что о долге. Как, например, ставить долг превыше семьи. Ты в этом мастер.

— Не начинай, Гвен. Это в прошлом. Я много сделал для вас с тех пор, много такого, за что могу угодить на следующий поезд в Чикаго. О, черт, опять дождь пошел, — проворчал майор, посмотрев на небо. — Ну пока, ребята. Ведите себя хорошо. Рад, что ты пришел на собрание, Сен-Кру. Может быть, ты умнее, чем кажешься.

На пути домой повозкой правила Молли. Валентайн не был уверен в своих силах на скользкой мокрой дороге, и они решили, что лучше, если вожжи будут в руках более опытного возницы. Валентайн и Молли снова сидели рядом под брезентом, но ему не удавалось вернуть то отчасти радостное, отчасти испуганное состояние, которое он испытывал на пути в церковь, когда они впервые сидели так близко друг от друга.

— Ты не поверил во всю эту фигню, ведь нет? — спросила Молли.

— Нет, но он умеет говорить. Он и меня ненадолго загипнотизировал.

— Да, он один из лучших, кого я слышала. Можно было этого ожидать, раз уж Триумвират решил повысить расчеты, — она помолчала. — Ты меня не слушаешь, ты где-то далеко.

— Мне не понравилось, как он на меня посмотрел. В конце, когда говорил с епископом. Как будто спрашивал его про меня. Странно, я ведь никогда его раньше не видел.

— Ну, как говорит дядя Майк, он на самом деле из Иллинойса. Ты там бывал?

— Я был там на пути сюда, но мы держались необитаемой части. Или почти необитаемой. Прости, если я кажусь озабоченным. Ты правильно угадала про рождаемость. Откуда ты знала?

Она улыбнулась.

— Если мне восемнадцать и я практически никогда не уезжала из дома дальше, чем на двадцать миль, ты думаешь, что я ничего не знаю? В Нью-Гларусе новая команда вампиров. Никто ничего не знает об их Хозяине, но понятно, что они останутся. Это значит больше голодных ртов. Кстати, а как часто им нужно питаться?

— Это один из тех вопросов, на которые мы так и не знаем ответа. По теориям группы ученых, которые изучают их в Арканзасе, все зависит от того, насколько активны их Хозяева. Мы думаем, что половину времени у куриан задействована только часть капюшонников. Это всего лишь догадка, но чем меньше Жнецов курианину нужно контролировать, тем лучше они с этим справляются. Иногда, когда он пытается управлять всеми тринадцатью разом, они просто превращаются в пожирающие машины и делают глупости, выходят на солнечный свет, например. Но курианин не может управлять слишком малым числом. Тогда он рискует. Если связь курианского Лорда с жизненной силой прервется, если, например, у него остался только один Жнец и его убивают, мы думаем, курианин тоже умирает.

Молли поудобнее устроила поводья в руке.

— Интересно. Странно — вот так запросто говорить о них с кем-то. У нас здесь разговоры о курианах тоже табу. Очень легко сказать что-то не то! Значит, Жнеца можно убить?

— Да, — сказал Валентайн, — но это, пожалуй, лучше записать в твой список вещей, которые «проще сказать, чем сделать», причем на самую первую строчку. Я видел, как шестеро опытных солдат палили в одного из винтовок с расстояния футов десять, а он всего лишь стал чуть медленнее двигаться. Конечно их неплохо защищают плащи. Но если он все же ранен, его можно обезглавить. Чаще всего мы удовлетворяемся тем, что взрываем их. А иногда изувечим так, что они не могут бегать быстро. Тогда догоняем и приканчиваем. И все же поймать его так, чтобы напасть командой, тоже непросто. Они в основном активны по ночам и видят лучше нас, и слышат, и так далее.

— Так как же вы это делаете?

— Долго рассказывать. И поверить сложно тоже, пока своими глазами не увидишь. Я говорил тебе, что есть люди, они как куриане, но на нашей стороне.

— Да, как их… Ткачи жизни.

— Отлично, ты помнишь. Так вот, давно, я думаю, мы им поклонялись и считали, что они боги. У них есть возможность пробуждать спящие в человеке силы. Около четырех тысяч лет назад они принимали форму тотемов, чтобы люди могли принять их. «Дух Волка в тебе».

— Они со всеми могут это сделать?

— Не знаю. Ткачи отбирают людей, насколько я понимаю. Для Свободной Территории Озарк они создают три категории воинов: каждая названа именем животного. Но все мы называемся Охотниками. И все мы носим ножи, чтобы при случае прикончить Жнеца. Мы, Волки, обычно используем короткий, с широким клинком. В лесу тоже полезный инструмент. Волки — это что-то вроде кавалерии. Мы передвигаемся быстро из одного места в другое, выслеживаем вражеские войска и устраиваем засады, ведем партизанскую войну. Волков много.

Коты — это шпионы, убийцы, они устраивают саботажи в тылу. Не знаю, как обучают Котов. Думаю, они просто очень опытные Волки, которым больше нравится работать в одиночку. Я знал только одного Кота. Они идут в курианскую зону и там играют со Жнецами в «кошки-мышки». Может быть, здесь поблизости и есть какой-нибудь Кот, только он вряд ли знает обо мне.

А еще есть Медведи. Это самые отвратительные сукины дети во всем Южном округе. Это я тебе точно говорю. Не знаю уж, что там Ткачи жизни с ними делают, чтобы они становились такими, но я слышал, что один Медведь может поймать трех Жнецов и убить их. Они — как живые танки. Мы, Волки, всегда подвинемся у стойки, когда они входят в бар.

Они слушали перестук копыт. К счастью, на дороге сохранился асфальт, только несколько участков было покрыто гравием. Морган наслаждался прогулкой, следуя за телегой. Молли замедлила ход, чтобы лошадь передохнула, а остальное семейство догнало их.

— Вы часто побеждаете? — спросила Молли. — Я имею в виду, ну, идете и бьете Жнецов?

— Иногда. Озарк все еще свободная территория, так ведь? Но это стоит людских жизней. Хороших жизней.

— Не думай об этом слишком много, — сказала Молли. — Когда ты об этом думаешь, ты выглядишь старым и усталым. Тебе сколько, двадцать?

— Мне кажется, что больше. Может быть, в этом виноваты мили пути.

Теперь пришла очередь Молли задуматься.

— Так значит, вы сражаетесь с ними, бьете их, — размышляла она вслух. — Нам всегда говорили, что вы просто прячетесь в горах. Голодаете зимой, все такое. Даже ложи, наши организации, которые помогают людям бежать из лап Триумвирата, и те не советуют людям идти туда.

— Это далеко, — согласился Валентайн, — далеко и опасно.

— Ты должен нам доверять, Дэвид. Если б я сдала тебя, то точно получила бы медное кольцо. Волк, офицер даже, — они будут в восторге. Дядя Майк обкакался бы, если б знал. Он тебе даже рабочую карточку выписал! — хихикнула она.

— Ну, сначала у меня и выбора-то не было, кроме как довериться вам. Мне казалось, что нас все равно поймают. Гонсалес просил бросить его, но я не мог этого сделать. Теперь рад, что рискнул.

Она склонила голову к его плечу и улыбнулась.

— Почему?

Валентайн покачал головой и отвел взгляд. Этой улыбке было невозможно противостоять.

— У женщин и у шестилеток никогда не кончаются вопросы.

— Только потому, что у мужчин никогда нет правильных ответов, — парировала она.

— Ну да, конечно! — рассмеялся Валентайн.

— Нет, серьезно, Дэвид, почему ты рад? Тебе нравится игра, в которую мы играем, будто ты ухаживаешь за мной?

Услышав, что она назвала это игрой, Валентайн почувствовал, как осколок стекла вошел в его сердце. Он постарался придать своему голосу веселость.

— Что правда, то правда. Мне нравится разговаривать с тобой, мне нравится твоя семья. Я очень давно не жил в настоящей семье.

— Мне тоже понравилось, Дэвид. Я ловлю себя на том, что не могу понять, играю я в игру или нет. Мне почти жаль, что всему придет конец. Не то чтобы я мечтала родить баскетбольную команду от тебя, чтобы получить медное кольцо, разумеется.

— Конечно, — согласился Валентайн.

«И мне жаль, что этому придет конец», — добавил он мысленно.

Вернувшись в дом Карлсонов этим вечером, Валентайн и Гонсалес советовались в подвале.

Валентайн рассказал товарищу о лекции в палатке и странном взгляде, которым его наградил напоследок лектор.

— Ну, не знаю, Вал. Еще одна причина сматываться отсюда как можно скорее. Но ты не думаешь, что будет слишком подозрительно, если мы возьмем и просто исчезнем?

— Нет, я уже обсуждал это с мистером Карлсоном. Он скажет, что у нас с Молли ничего не вышло, и мы уехали неизвестно куда, крупно поссорившись. Как твоя рука — ехать сможешь?

Гонсалес вытащил раненую руку из перевязи. Его пальцы были согнуты, а кожа выглядела сухой и нездоровой, как на руке дряхлого старика.

— Плохо, лейтенант. Я думаю, нерв погиб. Она иногда жжется или чешется. Но ехать смогу и с одной рукой.

— Но вот стрелять не сможешь. Похоже, тебе светит заслуженный отдых.

— А из пистолета?

— Это капитану Ле Авре решать. Кстати говоря, на меня давно никто не орал. Я, кажется, готов попасть домой и получить выволочку по полной программе. Да, а как прошел твой день на пару с Фретом?

— Он крутой парень. Мог бы стать Волком.

Валентайн заинтересовался. Он не помнил, когда это Гонсалес называл кого-нибудь «крутым».

— Ты о чем?

— Мы тут разговорились, пока вас не было. Я рассказал ему о себе, а он мне про Чикаго. Когда Фрет был маленьким, он попал с отцом и матерью в самую худшую часть города. В центре города, в изгибе реки, есть место, называется Петля. Там с севера и с запада река, а с востока — озеро. В отмелях живут лягушастые гроги. В озере, понимаешь? А на юге — стена, сделана из старого туннеля метро.

Как говорит Фрет, поезда все еще привозят людей туда, но обратно никто не может выйти. Здания слишком высокие, это как будто на дне каньона. Света нет. Люди там едят крыс, птиц, мусор, который скидывают в реку. Он говорит, что и друг друга едят.

— Ты уверен, что он это не придумал? — спросил Валентайн.

— Если придумывает, у него чертовски хорошо получается, — согласился Гонсалес. — Единственные, кто беспрепятственно входит и выходит оттуда, — это Жнецы. Все мосты опущены, они двигаются под городом по туннелю. Эта территория — Петля — для чикагских Жнецов земля счастливой охоты. Они просто оставляют тела крысам или тем водным грогам.

Малыш так и выбрался оттуда. Через туннели. Ты можешь в это поверить, он полз в кромешной тьме через туннель, по которому ходят Жнецы? Я бы не смог, нет, ни за что.

Валентайн содрогнулся, представив себе картину: туннель, где ни зги не видно, и вампиры, которые могут появиться с обеих сторон. Конечно, вполне возможно, что отчаянная храбрость мальчишки объяснялась тем, что он не понимал, насколько легко могли вычислить его Жнецы.

Снаружи в их убежище ворвался звук мотора. Усиленный слух Валентайна уловил, что машина замедляет ход и останавливается.

— Эй, сэр… — сказал испуганно Гонсалес.

— Ш-ш, я тоже слышал.

Слух Валентайна определил, что у машины старый, поврежденный глушитель. Машина въехала во двор Карлсонов и остановилась. Сверху раздались приглушенные голоса.

Валентайн жестом показал на потайную комнату. Пока он нажимал на сучок и открывал дверь, Гонсалес следил за лестницей. Тайник без их кроватей, вынесенных в подвал, казался немного просторнее. Там все еще хранились их мешки и оружие.

Вентиляционная шахта позволяла ему слышать голоса в гостиной ясно и четко. Мистер и миссис Карлсон принимали майора Фленагана и его помощника Вирджила в главной комнате. Валентайн слышал даже, как поскрипывают старые стулья.

— Что же тебя к нам привело, майор? — спросил Карлсон.

— Неужели за второй порцией мясного пирога? — добавила миссис Карлсон. — У меня уже все ушло, а в такой дождь в ловушках нет ни одного кролика. Могу картошки пожарить, если хочешь.

— Это визит вежливости, Алан, — сказал майор. — Ну, наполовину. Я насчет сегодняшнего собрания в палатке.

— Мы что, пропустили выступление «на бис»? — спросила миссис Карлсон. — Он до того самоусовершенствовался, что у него выросли крылышки и он вылетел из палатки?

— Гвен, твоему чувству юмора пора закусить удила, — проворчал Фленаган, — но дело на самом деле в Джиме Туше. Он кое-кем очень заинтересовался в вашей семье. Хочет взять личное интервью, так сказать.

Валентайн протянул руку к винтовке. Она успокаивала.

— С кем это? Сен-Кру? Я еще не уверен, что он будет частью нашей семьи, Майк.

— Нет, Алан, — сказал Фленаган с сардоническим смешком, — это Молли. Он хочет твою дочь.

В комнате наверху повисла пауза. Спустя секунд десять голос мистера Карлсона эхом раздался на весь дом:

— Да иди к черту, Майк!

Валентайн одобрительно улыбнулся. Он еще никогда не слышал, чтобы мистер Карлсон произносил что-нибудь более непечатное, чем «блин». Но случай того стоил.

— Ты что же, собираешься… — начал было Вирджил.

— И ты туда же, Вирджил.

— Ну теперь держись!

Фленаган прервал своего помощника:

— Стоп, пока мы не устроили настоящую ссору, в который ты наверняка проиграешь, — и ты об этом знаешь — подумай об этом серьезно, Алан. Выслушай меня. Ты не только окажешь услугу мне, но и семье своей поможешь, очень поможешь. Они предлагают всей семье бронь на два года. На самом деле на пять лет. Мне сказали, что я могу поднять ставку до пяти лет, если ты упрешься. И не смотри на меня так, Вирджил, она моя племянница, и она получит от этой сделки все, что возможно.

Майор прокашлялся и продолжил:

— Алан, я буду с тобой откровенен. Следующие пять лет будут трудными. Ты знаешь, что в Гларусе новые Жнецы. Я уже получил приказ готовить списки тех, кто пройдет отбор, а кто нет. Твоя ферма сейчас на хорошем счету, но что, если выдастся плохой год? Что, если коровы заболеют? Ты будешь чертовски рад своей броне, если что-нибудь такое случится. А даже если ты не попадешь в список, возможно, вампир будет бродить рядом и окажется голодным как раз у твоего дома. Ты знаешь, что так бывает, не хуже меня. Списки ни хрена не значат, когда они бродят вокруг, а бронь — значит.

Майор помолчал немного, чтобы дать угрозам, высказанным и нет, проникнуть в сознание слушателя, а затем начал снова:

— Она же не навсегда уйдет. Я знаю от самого епископа. Туш читает лекции в Платвилле, Ричланд-Центре и Ридсборо, а затем возвращается через Мадисон. Три недели, не больше. Он сказал, ему нужна компания в поездке. А бронь начнется с той секунды, когда она появится в Церковном Центре Монро. Так что она будет в безопасности даже в Мадисоне. Ну что я могу сказать, Алан? Твоя дочка — настоящая милашка. Сладкая девочка. Конечно, он на нее глаз положил.

— Отличное время, — сказал Карлсон. — Интересно, как Сен-Кру воспримет ее исчезновение с этим старым козлом. Они же жениться собираются.

— А ты не думай о нем, о семье думай, Алан. Сен-Кру может и понять, в конце концов. Я поговорю с епископом. Раз уж Сен-Кру уже почти член семьи, может, мы и ему дадим броню. Может, даже при том условии, что он на ней женится. Это все решит. Если у него голова в порядке, он поймет, что пять лет — это как раз то, что нужно, чтобы обустроить ферму.

— С головой-то у него все в порядке, — беззвучно произнес Валентайн, — как раз чтобы вышвырнуть твою задницу вон из этого дома.

— Давай поговорим завтра с Молли, — сказала миссис Карлсон, очевидно обращаясь к мужу, — и, наверное, с Дэвидом тоже.

Валентайн насчитал двадцать ударов сердца.

— Хорошо, Гвен. Майк, прости, что вспылил. И ты, Вирджил. Меня просто выбило из колеи ваше… предложение. Когда ты отец, твоей девочке будет вечно шесть лет. Она уже взрослая женщина, я об этом иногда забываю. Но вот почему она? Там были девушки и покраше.

— Ну, значит не на вкус Туша. Вирджил, подожди снаружи. Алан, если ты не против, я бы перекинулся словечком с Гвен наедине.

— Ладно, майор. Мы подумаем. Приеду завтра. Доброй ночи.

— Спокойной ночи, Алан.

Валентайн слышал шаги: Вирджила проводили к двери, а затем мистер Карлсон удалился на кухню.

Валентайну показалось, что он говорил там с Фретом.

— Слушай, Гвен, — сказал майор Фленаган сестре так тихо, чтобы его голос не был слышен снаружи комнаты.

Только не для ушей Волка..

— Ты знаешь, что я не закон. Законно то, что называет законным Триумвират. Этот Туш — большая шишка в Иллинойсе, одна из самых больших в Чикаго. Новая Церковь хочет, чтобы у него все было, и я намерен ему обеспечить это. Выглядит так, словно у Алана есть право выбора, но на самом деле выбора нет. И у Молли выхода нет. Ты понимаешь?

— Вполне, — едва слышно сказала миссис Карлсон, но Валентайн расслышал в ее голосе гнев и подивился тому, слышал ли это ее брат.

— Он все равно своего добьется, так или иначе.

Я знаю, ты всегда могла повлиять на Алана. Так что подумай о выгоде. Ты тоже получишь бронь.

— А ты, Майк? Ты тоже ее получишь? — спросила она.

— Тебя не обманешь, да? Может быть. Это очень важно. Я думаю, куриане хотят, чтобы Туш перебрался сюда насовсем. Это значит, мы должны выманить его из Иллинойса-Одиннадцать. Они хотят, чтобы он управлял фермами в Висконсине, так, как он справился с ними в Иллинойсе.

— Майк, ты на стороне куриан?

— Всегда был. Я знаю, какая сторона куска хлеба намазана маслом. Всегда знал, что мне досталась мамина голова. А тебе, думаю, только папашино упрямство.

Миссис Карлсон вздохнула:

— Хорошо, Майк, ты прав. Я постараюсь что-нибудь сделать.

— Ну, не так уж трудно было.

— Труднее, чем ты когда-нибудь сможешь понять.

— Эй, ты выдохся, — сказал Фрет, окидывая взглядом гору оставшихся поленьев.

Валентайн колол дрова со своей обычной энергией.

Он стоял у одной из пристроек у амбарной стены и заполнял дровяной сарай топливом. Живя у Карлсонов, он каждый день понемногу колол дрова, чтобы поддерживать себя в форме.

Валентайн не пользовался топором. Он предпочитал пилу для распиливания бревен на поленья в два фута длиной, которые потом можно было расколоть клином.

Волк работал с аккуратностью робота. Он поднимал бревно, клал его на старый пень, который, несомненно, годами служил этой цели. Затем он брал клин в одну руку и двадцатифунтовый молот в другую, держа молот прямо за закругленную стальную головку. Под мощным ударом треугольный кусок металла с искрой входил в дерево. Валентайн отступал, перехватывал молот в руке, позволяя силе притяжения протянуть рукоять через его огрубевшие пальцы, а потом раскручивал его полукругом за спиной, поднимал вверх и снова изо всех сил опускал молот на клин. Затем молодой Волк складывал половинки и четвертинки полена в аккуратные, красивые ряды.

Сегодняшняя колка дров началась после равнодушного, без энтузиазма завтрака.

Все ели с озабоченным видом, отстраненно и порознь, так, будто взбесилась любимая всеми собака и все знали, что сегодня ее придется пристрелить. Молли выглядела потерянной, миссис Карлсон плотно сжала побелевшие губы, а под глазами мистера Карлсона легли темные тени. Фрет проглотил завтрак, как голодный волчонок, и выбежал во двор, к своей работе, забрав с собой собаку. Даже юная Мэри, кажется, почувствовала всеобщее напряжение. Девочка переводила взгляд с сестры на родителей и снова на сестру.

Валентайн решил, что Фрет принял самое лучшее решение, и, покончив с едой, вышел из дома. В последнее время он часто бывал в лесу и приволок оттуда несколько бревен, которые пошли бы на забор или на дрова.

Валентайн окунулся в работу, думая о том, из чего бы сделать седельную сумку для Моргана и пару лишних чепраков. Он мог приладить покрышку от козел.

И в старом сарае хранилось довольно много изношенной кожи и холста. Если Морган понесет корм для себя и лошади Гонсалеса и если сам Валентайн возьмет какой-то груз, они смогут добраться почти до самого Озарка, прежде чем иссякнет запас овса и кукурузы. Он планировал пересечь Миссисипи дальше на севере, быстро пройти через Айову и таким образом вернуться на Свободную Территорию где-то чуть к юго-западу от Сент-Луиса.

Но, несмотря на тяжелую работу и составление планов о том, как вытащить отсюда своего изувеченного Волка, постоянно возвращался к мыслям о Молли.

Замечание Фрета вывело его из задумчивости.

— Что ты сказал? — спросил Валентайн.

— Ты колол дрова почти каждый день с тех пор, как приехал. У нас хватит на две зимы. Они сгниют раньше, чем мы успеем их сжечь.

— Ну, может, твой отец что-то продаст.

Валентайн осознал, что его спина и руки болят. Он посмотрел на солнце, стоял теплый сентябрьский полдень. Ну что ж, хорошо. Ему все-таки удалось успокоиться.

— Эй, Дэвид, а чего это они на дом пялятся?

Валентайн положил топор, прислонив рукоять к пню.

Вот и конец спокойствию.

— Кто пялится на дом?

— Патруль. Там машина на дороге в Ла-Грандж.

Один парень внутри, значит, другой где-то в холмах с биноклем или подзорной трубой, — Фрет прикрыл глаза ладонью от солнца, посмотрел на холмы и пожал плечами.

— Откуда знаешь, что их двое?

— Они всегда парами дежурят. Дядя Майк говорил. Они еще меняют пары, чтобы не привыкали друг к другу. Думаю, чтобы не обманывали.

— Ты смышленый, Фрет.

— Да нет. Просто все одно и то же, каждый день, можно заметить схему. Как ты, ты когда о чем-то беспокоишься, колешь дрова.

— Я это делаю для тренировки.

Фрет покачал головой с торжествующей улыбкой на физиономии.

— Тебе очень нужно было тренироваться перед встречей с дядей Майком? И когда мама и папа говорили об увечье Гонзо, ты тоже много дров наколол. И перед тем как поехать верхом с Молли. И в тот же день, после возвращения. И когда лошадь вычистил, ты после ужина еще дрова колол.

Валентайн сел на пень и посмотрел на подростка.

— Вот черт! — все, что он смог сказать. Он снова поднял глаза на Фрета. — Ты в курсе о сделке с твоей сестрой?

— Да, мама и папа всю ночь не спали, говорили. Они говорили о том, что следовало бы собрать вещи и попросить тебя вывести нас из Висконсина. Мама сказала, что ничего не получится, потому что люди дяди Майка следят за нами. Получается, она была права. Они рано разбудили Молли и первым делом поговорили с ней об этом.

— Что-нибудь решили?

— Не знаю. Молли заплакала.

Валентайн сосредоточился на том, чтобы его лицо ничего не выражало.

— Фрет, сделай одолжение. У тебя здесь есть пара силков для кроликов?

— Ага, тут их норка на одном из пастбищ. И в холмах тоже есть кролики.

Валентайн бросил взгляд на холмы.

— Пойди и проверь свои силки. Посмотри заодно, где тот второй патрульный. Сможешь?

— Ну, ясное дело.

— Если увидишь его, то возвращайся и ищи меня в конюшне, если найдешь его. Но сначала зайди в дом на пару минут. Как будто ты там сидел, а родители послали за чем-то. Давай дуй.

Фрет помчался к дому.

Валентайн заставил себя отложить инструмент и неспешно побрел к конюшне. В обветшалом стойле без дверей стояли на привязи лошади. Крепкий запах лошадиного пота и навоза наполнял теплый воздух.

Пять лошадей. Три Карлсонов и пара их с Гонсалесом. Миссис Карлсон на одной, девочки на второй. Гонсалес и мистер Карлсон на третьей. Будут по очереди править. Он сам и Фрет могут идти пешком, мальчишка крепкий и выносливый. Это фермерские лошади. Они хороши для езды, но не для вьюков. Нельзя брать больше ста пятидесяти фунтов. Одеяла, палатки, веревка, инструменты. Подковы, потому что потеря подковы будет означать потерю лошади. Может быть, недельный запас еды для людей и лошадей. Успеем ли уйти за неделю? Господи, жизненная аура! Новые Жнецы в Гларусе, они, если подумать, пройдут тридцать миль до Ла-Грандж за одну ночь, бегом. Черт, нас выпьют досуха. А Гонсалес еще и стрелять не может.

— Привет, Дэвид, — сказал знакомый, но охрипший, наверное от слез, голос.

Молли.

— Фу, ты весь вспотел. Фрет сказал, ты колол дрова.

— А, да. Ну, я подумал, надо оставить твоему отцу хороший запас. А может, он сумеет их продать, восполнит запасы, которые мы съели. Не знаю, как отплатить ему за спасение наших жизней. Ты как?

Она провела рукой по непричесанным волосам, отводя выгоревшие на солнце светлые прядки с лица.

— Значит, ты знаешь?

Нет смысла лгать.

— Да, получилось так, что я слышал все, там вентиляция в подвале… Не мое дело, конечно, я знаю, Молли. Твой дядя все достаточно подробно описал.

Что сказали родители?

— Просили подумать и сказали, что поговорим попозже. Но я уже приняла решение.

— Надеюсь, не как в Масаде.

Тень прежней улыбки мелькнула на ее лице.

— Нет, — сказала она, глубоко вдохнув, продолжила:

— Я сделаю это, разумеется.

У нее получилось почти одним словом: «ясделаюэторазумеется». Как будто от скорости ее речи зависело то, как быстро все закончится.

Валентайн был практически уверен в том, что она примет именно такое решение. Какой у нее был выбор? Может быть, он мог что-то предложить?

— Сказала родителям?

— Нет еще… Я… хотела сказать сначала тебе. Я знаю, это как-то глупо. Ты же мне все-таки не муж, но…

— Молли, — прервал он ее, — я думал о том, чтобы вытащить твою семью отсюда. И не со вчерашнего дня.

Шанс очень маленький, да. Вот что нужно сделать…

— Дэвид, не надо, все хорошо.

— Нет, послушай, что я…

— Нет, я хочу, чтобы ты меня послушал. Твой шанс — это значит, что мы убежим, да?

— Не только мы, все. Твои родители, лошади, даже собака.

— Послушай, Дэвид. Ты сумасшедший. Никто из нас не сможет ехать верхом или идти дни и ночи напролет. И за нами следят. Если мой дядюшка позволяет нам заметить двух человек, значит, еще шестеро прячутся где-то поблизости. Он, без сомнения, договорился с Бритлингами, и если они заметят странное, то получат бронь на пять лет только за то, что вызовут патруль.

Они дают мне только иллюзию выбора. Мама так не сказала, но я думаю, что на одной стороне монеты — обещание брони, но на другой — материнский инстинкт. Если епископ говорит «гоп», мой дядюшка прыгает. Он не позволит никому, даже семье, встать у него на пути.

Валентайн хотел было что-то сказать, но девушка шагнула к нему и положила палец на его губы.

— Дэвид, мне нравится, что ты думал о том, как вытащить нас. До всей этой истории с Тушем это могло получиться, точно. Никто бы не ожидал, что мы вот так снимемся с места и исчезнем. Ты мог бы показать нам дорогу. Знаешь, здесь у нас нет больше карт. И на дорогах не стоят указатели. Я не нашла бы путь в Мадисон, даже если бы захотела, и никуда дальше, чем на двадцать миль от дома.

Она отняла руку от его губ и прижалась к нему всем телом. Валентайн тоже обнял ее, почему-то совсем этому не радуясь.

— Ты добрый и храбрый, — сказала она, — но давай смотреть в лицо фактам. Я не принцесса в высокой башне, и драконов слишком много. Этот Туш — большая шишка. Он в любом случае получит то, что хочет. Я увижу пару другую новых ферм и мелких городишек. Я побываю в Мадисоне. Может, ему просто нравится ходить с девушкой под руку, чтобы производить впечатление на людей, кто знает. Ну да, я пересплю с ним. Единственное, чего я не хочу, — ребенка. Мама сказала, что есть способ…

— Молли, не говори так. Я не хочу, чтобы ты это делала, — сказал Валентайн, его губы изогнулись в усмешке отвращения.

— Что, беременность? Ну, ты же мужчина. Тебе нечего об этом думать, только если захочешь. Мне кажется, ты не настолько молод, чтобы не знать таких вещей. Но нам, женщинам, нужно иметь в виду, что такое возможно.

— Да нет, я просто слышал о женщинах, которые умирали от этого.

Молли посмотрела вдоль прохода между стойлами и почесала Люси по носу. Валентайн смотрел на девушку, одетую в старые отцовские штаны, обрезанные у колена, ее грудь была четко очерчена под футболкой. Расстроенная, она выглядела младше своих восемнадцати лет и слишком молодой для того, чтобы хладнокровно обсуждать аборт.

— Ну, если повезет, у него еще и не получится, — сказала она, давая понять, что это конец дискуссии. Она прошла по ряду между стойлами. — Отлично, ясли пусты. Мэри любит только кататься, ну разве что вычистит лошадь, а всю грязную работу оставляет Фрету и мне. Бедняжки! Ну простите, мы не можем вывести вас на луг, пока не поставим забор! Эти две новые лошадки съели всю вашу травку на поле. Помоги мне, пожалуйста, Дэвид. Можешь взять те две кипы сена с чердака? Я пока дам им воды.

Валентайн дошел до амбара и залез на сеновал. Ему нравился сладкий аромат сена, скрывающий запах навоза. Несколько воробьев прыгали и играли в воздухе, а паутина блестела в лучах солнца серебряным отливом.

Он услышал, как скрипят перекладины лестницы. Молли появилась на сеновале. Она улыбалась, но эта улыбка показалась Валентайну наигранной. Девушка умылась у поилки, и возле ворота осталось мокрое пятно.

— Подумала, что надо тебе помочь с этим сеном. Они разваливаются, эти кипы. Иногда в руки не возьмешь. Но если стянуть сено туже, оно сгниет. Мы не можем нести такие потери.

Валентайн понюхал сено.

— Да, ты права. Я и не знал. Все сено, что я видел раньше, очень плотно увязывали. А я думал, почему так хорошо пахнет?

— Это клевер. Он на другой стороне дороги растет.

Вдруг она разрезала веревку и рассыпала сено на полу чердака.

— Очень смешно, — сказал Валентайн, — и как ты его теперь понесешь? Или хочешь пугало слепить?

— Конечно, Дэвид, — сказала она. Ее глаза странно блестели. — Можем одеть его в твою одежду. Почему бы тебе не раздеться и не отдать мне все.

— Чего? — спросил он.

Молли присела на колени в сено.

— Стесняешься? Ну ладно, я начну.

Быстрым, изящным движением она стянула футболку через голову, и ее упругие молодые груди подпрыгнули, когда она отклонилась назад. Валентайн стоял с открытым ртом, чувствуя, как напрягается его член. Соображать он был не в состоянии.

— Дэвид, мне сказать тебе прямым текстом? Давай займемся любовью. Я хочу, чтобы ты сделал это для меня.

— Молли… мы… мы даже не целовались ни разу, это как-то…

— Неожиданно? — завершила за него она. — Ну да, думаю, ты прав. На самом деле я всего пару раз в жизни целовалась. А один раз с патрульным, и я вовсе не хотела, чтобы он меня целовал. Но он это сделал и положил мне руку на грудь. Я закричала, оттолкнула его, и он убежал. Вот и весь мой сексуальный опыт. Дэвид, я девственница. Я буду с этим типом, и что меня беспокоит больше всего… ну, кроме того, что меня вообще к этому принуждают… меня больше всего беспокоит то, что это будет мой первый раз. Я не хотела бы помнить об этом до конца своих дней. Тебя я знаю, ты мне нравишься, и мне кажется, я тоже нравлюсь тебе. Ты хороший. Ты красивее многих и умнее. Ты офицер. И джентльмен, иначе ты был бы уже на мне.

— Я уже думал об этом, Молли.

— Только не спеши, хорошо, Дэвид? — сказала она, приподнимаясь на полу так, чтобы стянуть большие, не по размеру, штаны. Движением ноги она отбросила одежду в сторону.

Валентайн опустился на колени рядом с девушкой и поцеловал ее.

Он был тоже неопытен. В самую пору первых поцелуев и ласк он был слишком застенчив. Но Молли Карлсон, возможно, самая красивая девушка, какую он знал, была сейчас в его объятиях и хотела отдаться ему. На помощь пришли животные инстинкты. Его молодая, требовательная плоть была готова к тому, чего пока боялся разум. Валентайн почувствовал, как ее ищущая рука нащупала его твердый член. Молли взялась за пряжку его пояса. Он хотел снять рубашку, но губы Молли, мягкие, сдающиеся его ласкам, были так хороши, что он не мог оторваться. Девушка расстегнула ремень его штанов и дрожащими пальцами начала расстегивать ширинку, старые нитки не выдержали напора, и пуговицы разлетелись по полу. Ему удалось оторваться от ее губ, чтобы покрыть нежными поцелуями ее лицо и шею. Молли засмеялась и выгнулась, прижавшись грудью к его груди. Валентайн стянул рубашку через голову и сбросил штаны.

Девушка дотянулась до его губ и поцеловала так крепко, что он прочувствовал этот поцелуй до глубины души, потерял равновесие и упал на спину, увлекая за собой Молли. Медно-светлые волосы щекотали лицо и шею. Ладонь скользнула по его животу, нашла, сначала легонько погладила, а потом плотно сжала находку.

Дэвид провел рукой по ее спине, нежно сжал ее мягкие ягодицы. Она ответила на нежность, одной рукой играя с его черными волосами, а другой лаская внизу.

— Господи, Молли, как хорошо, — простонал молодой Волк охрипшим от возбуждения голосом. Он осторожно просунул ладонь между ее бедер, к нежной плоти. Их поцелуи превратились в быстрое стаккато, и он почувствовал, как девушка стала влажной.

— Дэвид, пожалуйста, медленно! Хорошо? — прошептала она ему в ухо.

Молли перевернулась на спину, и он последовал за ней, как в ритме вальса. Она смотрела на своего любимого снизу вверх, ее зрачки в сумраке были расширены. Внезапно он захотел, чтобы этот миг длился вечно.

Молли в его руках, терпкий запах женщины и клевера с намеком на сладкий аромат лаванды. Он прижался к ней, целуя медленно и нежно, в то время как она направляла его внутрь. И они стали одним существом. Валентайн взял ее несколькими медленными движениями, с каждым проникая чуть глубже. Гримаса боли промелькнула на ее красивом лице, но затем исчезла и, как отлив сменяется приливом, превратилась в румянец страсти. Руки девушки то царапали, то ласкали его спину, в то время как он входил в нее все глубже.

Любовники словно забыли обо всем на свете, пока он не кончил, выплеснув себя в нее. Спазм за спазмом сотрясал его тело, рот был открыт для крика, но производил только низкий стон.

Потом Молли лежала в его объятиях, они дремали почти весь день. Валентайн не понимал, то ли он безудержно счастлив, то ли безумно устал.

— Ты как? — спросил он ее.

— Отлично, — ответила Молли, растягивая слова.

Она потянулась и провела пальцем между бедер. Пальцы были в крови.

— Надо же. Я думала, после всей этой верховой езды ничего не останется…

Валентайн поцеловал ее руку, слизнув кровь. Девушку по имени Молли, которая вошла этим утром в сарай, подобное ужаснуло бы, но женщина, отдыхающая в объятиях любимого, нашла это трогательным.

— Ха, поверил. У меня месячные, — сказала она.

Он посмотрел на нее, приподняв бровь.

— Шутка, — сказала она, сморщив нос и закатив глаза.

— Ну, если с этой работой закончили, мне, пожалуй, пора заняться седельным мешком для коня, — сказал Валентайн.

Она сжала ладошки на его шее.

— Работа! Когда я сняла рубашку, ты чуть в обморок не грохнулся!

— Да уж, кровь от головы отлила, — согласился он.

— Я знаю куда. Я думаю, буду ходить на кривых ногах какое-то время…

Они поцеловались, смеясь.

— Ну теперь серьезно, Дэвид. На самом деле тебе это все тоже на пользу. Если вы с Гонзо соберетесь и уйдете сразу после меня, это будет выглядеть очень логично. Я думаю, все будут ожидать, что вы обиделись. Можете придерживаться истории о том, что ищете место для фермы на западе отсюда. Ваши рабочие карточки законны. Даже если они обратятся в Монро, ваша история вполне выдержит проверку.

Валентайн вздохнул и перевернулся на спину в сено. Он не хотел, чтобы этот полдень кончался.

— Когда ты едешь в Монро?

— Завтра днем. Туш уезжает в Ричланд послезавтра. Утром во вторник. Так дядя Майк сказал папе вчера по телефону. Неужели этот тип такая важная птица, что для него стоит похищать бывших девственниц?

Валентайн пожал плечами:

— Узнаешь. Но если он умудряется поднять производительность труда на фермах, я думаю, он довольно важен. Их армии тоже нужно есть. Кстати говоря, я вот думаю, нашел ли Фрет хоть одного кролика? Твоя мама готовит восхитительный мясной пирог. О Господи! Твои родители… трудно будет притворяться перед ними, что все нормально…

— И мне… Но с какой радости нам чувствовать себя виноватыми? Ты мой жених, забыл?

Он усмехнулся, уткнувшись в ее волосы подбородком. Его застенчивость растворилась, а может быть, была изгнана куда более древней магией.

— Молли Валентайн, — задумчиво произнесла она. — Фу!

— Эй! — возмутился он.

— Нет, мне Молли не нравится. Валентайн — отлично. Мелисса Валентайн? Так лучше. Меня никто никогда не называл Мелиссой. Молли. Так удобнее кричать.

— Надевай штаны, Мелисса. Иначе мы здесь ночевать останемся, — сказал он, смотря на садящееся солнце.

— Ну, не так уж и плохо. Я вот думаю, патрульный, который за нами следит, получил свою долю зрелища?

Ужин прошел напряженно, но Валентайн понял, что может говорить с ее родителями, не краснея. Они думали о другом. Все, на что Валентайн был способен, это смотреть на красные, припухшие губы Молли.

Как они могут этого не замечать?

От Гонсалеса, впрочем, ничего не ускользнуло. Когда они спустились в подвал, чтобы ложиться спать, он спросил:

— Эй, Вал, чем это ты сегодня занимался?

— Дрова колол.

Гонсалес фыркнул.

— Это точно, кое-куда ты свой колун вогнал, будь здоров.

Валентайн повернулся к нему:

— Это еще что значит?

— У тебя ширинка весь вечер была расстегнута, а спина выглядит так, словно по ней пара диких кошек раз пятнадцать прогулялась. Если только ты не валялся в колючей проволоке… Я бы сказал, что кто-то постанывал тебе на ушко.

— Давай-ка спать, шутник. Я делал кое-какую работу для семьи, вот и все. Молли нужно было одну вещь починить, и я помог ей.

Гонсалес покачал головой и отвернулся, осторожно укладывая свою больную руку.

— Ну да, вам, офицерам, всегда самая лучшая работа достается.

Валентайн проснулся посреди ночи и заметил на ступеньке лучик света. В тусклом свете, сочащемся из кухни, он увидел Молли, осторожно спускающуюся в подвал.

— Дэвид? — прошептала она.

— Я здесь, — едва слышно ответил Волк.

— Нет, здесь, — ответил Гонсалес.

— Заткнись, ты! — сказал Валентайн, бросая в своего разведчика подушкой.

— Я хотела поговорить с тобой, прости, Гонзо, — сказала она.

Гонсалес со стоном опустил ноги с кровати и натянул штаны здоровой рукой.

— Я как раз вспомнил, что давно не встречал рассвет. Не очень-то шумите, пока разговаривать будете.

— Спасибо, Виктор, — серьезно сказал Валентайн.

— Ты мне должен. Увидимся за завтраком.

Молли свернулась клубочком рядом с Валентайном. Он поцеловал ее, благодаря за сюрприз.

— Ты хотела поговорить? — спросил он.

— Хотела, — ответила она, — но уже не хочу. Давай спустимся в подвал. Там темно и можно немного пошуметь. Совсем чуть-чуть.

Валентайн открыл панель на стене, и они нырнули в глубокую темноту, держась за руки.

— Эй, у тебя новое мыло, — прошептал Валентайн, нюхая ее чистую кожу.

— Да, это…

— Розы, — сказал Валентайн, гладя ее волосы. — Здорово.

Молли захлопнула дверь, и они оказались в такой кромешной тьме, что могли полагаться лишь на ощущения да еще на аромат роз.

Они поцеловались, легли рядом и растаяли в темноте, находя все новые способы радовать и восхищать друг друга. И любить. Они прощались под бесконечно моросящим, грустным дождем. Майор Фленаган и его неусыпная тень ждали в патрульной машине, пока родственники, друзья и любовники обменивались прощальными объятиями. Валентайн, Молли и вся семья старательно изображали бодрость и оживление, но похоже было, скорее, на похороны, когда в полном здравии внезапно скончался старик на восьмом десятке.

«Не знаю уж, что это на него нашло, — говорит один родственник другому. — Да, я бы сам хотел так». — «Никакой боли, страданий, болезни. Повезло», — согласится другой, и они вдвоем будут разглядывать тонкую полоску солнечного неба в суровых облаках.

Тот же самый вымученный тон звучал в голосе мистера Карлсона, когда он прощался с дочерью. Молли надела свою самую старую одежду, ту, в которой чистила коровник, чистую, но тем не менее безнадежно испачканную.

«Хочет девушку с фермы, девушку с фермы и получит», — сказала она матери, отвергнув ее предложение надеть самое красивое платье, в голубую клетку, сшитое для сельских праздников, которое так шло к ее глазам. Мама думала, что это поднимет ей настроение.

— Нет, отдай его Мэри. На память обо мне, — сказала она, выходя из комнаты до того, как мама могла спросить, что дочь имела в виду.

— Осторожнее с этой рукой, Виктор, — сказала Молли, пожимая левую руку Волка. — Моя очередь побывать в большом городе, Фрет. К счастью, Мадисон — это еще не Чикаго, слава Богу. Мэри, лошади — это не только езда и удовольствие. Ты теперь отвечаешь за конюшни, пока меня нет, так что держи их в чистоте.

Ее слова к Валентайну, если оглянуться назад, тоже намекали на то, как ей плохо в этот серый дождливый день.

— Дэвид, ты уезжаешь завтра? С наступлением темноты?

— Я еще не закончил седельную сумку для коня, но к рассвету буду далеко.

Она улыбнулась Валентайну и отвела его в сторону, туда, где за домом можно было поцеловаться не на виду.

— Я буду думать о том, как ты сражаешься со Жнецами, Дэвид. Знаешь, теперь, когда я подумала об этом, мне кажется, что твое решение проблемы Масады, может быть, лучше. Забери побольше их с собой.

— Молли, не надо так мрачно. Через пару лет ты будешь над этим смеяться. А может, тебя вырвет от таких воспоминаний. Да он просто жалок, если задуматься. Под дулом пистолета посылает твоего дядюшку, который и без того лижет его задницу, привезти ему даму на свидание.

— Прямо так ему и скажу, — сказала Молли, улыбаясь.

— Возвращайся и продолжай работать на ферме. И если мой план не может сработать сейчас, это не значит, что он не сработает года через три. Однажды ночью команда Волков покажется у твоей двери. Мы уведем всю семью.

— Если папа пойдет. Он предан идее вытаскивать отсюда людей.

— Ну, я в очень большом долгу перед твоей семьей. Ты можешь на это рассчитывать. Я приду за тобой осенью, если смогу.

Она посмотрела в его глаза.

— Через три года у тебя будут другие заботы. Не обещай. Знаешь поговорку: «Никому не обещай свое завтра»? Это почти закон курианских земель.

— Тебе и семье пообещали пять лет.

— Посмотрим, Дэвид. Бронь может оказаться такой же фальшивкой, как кольцо, которое он бросил в зал. Просто уходи, хорошо? Но скажи мне одну вещь, Дэвид… я была твоей… первой женщиной?

Валентайн должен был сказать ей правду:

— Да. Надеюсь, тебе понравилось. Мне никогда не везло… с женщинами.

— Хорошо. Значит, ты запомнишь меня.

— Я запомню тебя как красавицу из Висконсина, которой так хорошо удавалось подчеркивать очевидное, — сказал он, чуть ущипнув ее за нос.

Они обнялись, поцеловались и провели ладонями друг друга по лицам, так, словно пытались запомнить любимые черты кончиками пальцев.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я приду за тобой. Я обещаю, Молли.

Он увидел боль и недоверие в ее глазах.

— Нет, даже не обещаю — клянусь.

В ее глазах осталась боль.

— Не надо, — сказала она, отводя взгляд, — многое может произойти за три года.

— А многое за три дня. Можно влюбиться, Мелисса.

— Дэвид, прекрати. Ты только делаешь все сложнее, больнее. Это конец. Я не хочу, чтобы ты говорил так, словно, все только начинается.

Он поцеловал ее, стараясь вырвать признание одним только прикосновением.

— Нет, — сказала она, опуская глаза, — я не могу.

Не сейчас, когда я должна… сделать такое.

Она повернулась и ушла.

За ужином этим вечером Валентайн и Гонсалес приняли решение уйти с первыми лучами солнца. Уход утром, после короткого прощания с Бритлингами будет выглядеть чуть менее подозрительно, чем исчезновение посреди ночи.

Поговорив напоследок с Карлсоном, Гонсалес и Валентайн лежали в комнате в подвале, их ружья и мешки были сложены в тайник. Остальные домашние давно разошлись, и они одни жгли сальную свечку глубоко за полночь. Гонсалес умело скрывал свое беспокойство насчет больной руки, но Валентайн знал, как он переживает из-за этого. В пути может оказаться чертовски тяжело. Гонсалес был не из тех людей, которые умеют решать несколько задач сразу. Он был идеальным разведчиком, для которого одной-единственной заботой, занимающей ум, было то, что ждет его за следующим поворотом дороги.

— Ты поедешь верхом, — сказал Валентайн, сунув карты обратно в тубус. — Хотелось бы, чтобы нам можно было остаться здесь подольше, но, может быть, пройдут месяцы, прежде чем твоя рука заживет совсем.

— Думаешь, станет лучше?

— Конечно, Гонзо. Нервные ткани просто очень медленно восстанавливаются.

Гонсалес пошевелил двумя больными пальцами.

— Вот уж не знаю. Думаю, так и останется.

— Ну, ты же можешь немного ею двигать. Я думаю, это хороший знак. На самом деле… Эй, это мотор!

Оба Волка напрягли звериный слух. Похоже было на двигатель грузовика. Возможно, кто-то из водителей тягачей проезжал мимо с очередным найденышем. Но машина остановилась на дороге, лениво выдыхая клубы дыма.

Валентайн и Гонсалес переглянулись. Не говоря больше ни слова, они встали и перебрались в потайную комнату. Они перенесли масляную свечу внутрь, закрыли за собой панель и взялись за ружья. Наверху раздался грохот, сотрясший весь дом. С другой стороны двери раздался шепот.

— Ребята, вы здесь? — прошептал Фрет.

Крики сверху, мужской голос, отдающий приказ обыскать дом.

— Да, — тихо ответил Валентайн.

— Двое в грузовике и еще двое в патрульной машине. Все вооружены и идут сюда. Мне пора, — сказал Фрет. Валентайн привязал ножны паранга к ноге и поднял винтовку.

— Эй, парень, — гаркнул незнакомый голос за дверью, — вылезай из кровати и иди сюда!

— Иду, иду, — ответил Фрет срывающимся голосом. — Не надо в меня обрезом тыкать, ладно?

Гонсалес задул сальную лампу на случай, если запах мог пройти сквозь стену.

Затем они услышали сердитый и испуганный голос мистера Карлсона, который спускался со второго этажа в гостиную.

— Какого рожна здесь происходит, Толанд?

— Приказ. Тебя хотят допросить.

— Приказ? Посмотрим, что майор Фленаган на это скажет!

— Это он отдал приказ, — ответил грубый голос. — Думаю, ваши денечки под его крылышком сочтены.

Твоя дочурка всадила нож для бифштекса в шею мистера Медное Кольцо…

— О Господи! — ахнула миссис Карлсон.

— Пару часов назад, — продолжил Толанд. — Твой брат в дерьме и знает об этом, и он также знает, что единственный путь из этой ловушки — арестовать вас всех.

— Я могу хотя бы своим работникам сказать присмотреть за фермой пока?

— Бритлингам? Их тоже надо арестовать. Здесь должны быть еще эти двое с севера, парни, которые вокруг твоей дочери вертелись. Их тоже надо привезти к майору.

— Они ушли после обеда, — встрял Фрет. — Дэвид просто кипятком писал из-за этой истории с Молли.

— А ну заткнись, черномазый! Если мне нужно будет твое мнение, я его из тебя вытрясу. Карлсон, это правда?

— Да, вы же обыскали дом, — сказал Карлсон, его голос все же немного дрожал.

— Куда они пошли? Во сколько?

— После обеда. Они даже есть с нами не стали. Я думаю, пошли на север, но точно не знаю. Мне было о чем подумать, кроме как смотреть за ними. Оставьте нас в покое и идите за ними, это, может, они ее на то и настроили.

Сверху донесся шум.

— Я достал для них кандалы, сержант. Сковать их вместе?

— Да, Пиллоу, дойди до машины и сообщи по рации, что мы взяли Карлсонов. Еще объяви в розыск двух верховых. У одного увечная рука. Вы двое займитесь наручниками.

Валентайн в темноте дотронулся до плеча Гонсалеса, и на ощупь они тронулись к двери. Прислушиваясь к звону цепей, Волки прошли через сумрачный подвал, держась у стены, чтобы не так скрипели половицы. Через кухню они пробрались босиком. Валентайн остановился на секунду прислушаться к звукам между кухней и гостиной, пытаясь оценить, где кто находится. Все, что доносилось из комнаты, — это плач Мэри Карлсон и звон цепей.

Жестом Дэвид отдал приказ Гонсалесу, чтобы тот подвинулся на улицу.

Одним прыжком Валентайн завернул за угол, вскинув ружье к плечу, полицай с оружием уже на прицеле.

— Никому не двигаться! — сказал он низким, хриплым голосом. — Ты, с обрезом, положи ружье на пол, вы, с цепями, на пол, лицом вниз!

Пока он говорил, Гонсалес открыл дверь и, держа винтовку под мышкой, исчез в темноте.

Патрульные, умеющие не больше, чем угрожать оружием мирному населению, проворно подчинились. Карлсоны, в пижамах, оттолкнули оружие от полицаев.

— Так, вы, с полосками, лицом вниз тоже! Отлично. Ноги в стороны, джентльмены. У меня в магазине восемь патронов, и тот, кто пошевелится, получит первый. Фрет, забери ружья, чтоб им чего в голову не пришло.

Мальчик послушно начал собирать обрезы и пистолеты.

— Это конец, Карлсон, — сказал сержант Толам, уткнувшись лицом в пол. — Если до того вас хотели просто допросить, то теперь вы мертвецы. День или два. Нелегкая это будет смерть, уж поверь мне…

Пистолет, которым ткнули в рот сержанта, прекратил его словесные излияния.

— Заткнись, сержант! Если я захочу от тебя что-то услышать, то выколочу это из тебя, — сказал Фрет, покрутив револьвером.

— Мистер и миссис Карлсон, наденьте на них кандалы и наручники, — сказал Валентайн.

Дверь открылась, и на кухню вошел четвертый патрульный, его руки были сложены за головой, а дуло винтовки Гонсалеса прижато к уху.

— Вот этот, Пиллоу, только что доложил по рации, что у нас все хорошо, — сказал Гонсалес. — Так и есть, сэр?

— Кажется, да. Где Бритлинги?

— До них еще не добрались, — сказал мистер Карлсон. — Наверное, спят.

— Миссис Карлсон, когда закончите здесь, не могли бы вы сходить к ним? — спросил Валентайн.

— Могу я сначала еще хоть что-нибудь на себя надеть?

— Конечно.

Патрульные были надежно скованы наручниками и кандалами.

«Они боятся», — подумал Валентайн, вглядываясь в пятна пота на их синей форме. Он также был почти уверен, что тот, кого звали Пиллоу, обмочился. Испуганных людей легко запутать.

— Ну и нагадил здесь этот сержант, — сказал Валентайн, подмигнув своему благодетелю. — Эй, сержант! Ты хоть понимаешь, во что вы вляпались?

— Ты труп, парень. Ты ходячий, говорящий труп. Еще пару часов…

— Не думаю, сержант. Взгляни-ка на это, — сказал он, сунув приклад своей винтовки под нос Толанда. — Ты только что вляпался в топ-секретную операцию под прикрытием отряда «Ломаный крест».

— Какой еще к черту ломаный крест?! Топ-секретное дерьмо! — выругался сержант.

— Да откуда тебе знать! Нам нужно было убрать Туша, но в Иллинойсе до него было не добраться, потому что он купил вокруг себя слишком много людей. Зачем я это тебе рассказываю? Он пытался вынюхать про операцию в Блу-Маундс.

— Дерьмо собачье! — ответил сержант. — Что бы он вынюхал, трахая девку Карлсонов или толкая свои речи.

— Сержант, ты можешь мне не верить. Но только вот тебе два факта. Первый — ты еще жив, а второй — все происходит слишком высоко от тебя. Что-то пошло не так с нашей операцией, а не то ты не получил бы идиотское распоряжение арестовать этих людей. Совет на будущее — ждать, пока тебе не подтвердят приказ из Мадисона. А ты сдуру побежал делать то, что сказал майор Фленаган. Гонсалес?

— Да, сэр! — откликнулся его разведчик.

— Мы переходим к плану «Красный Чарли».

— Э-э-э… да, сэр, слушаюсь, — сказал Гонсалес. Валентайн надеялся, что патрульные не примут его удивление за нерешительность.

— Пойдем выйдем наружу и обсудим это. Мистер Карлсон, Фрет, присмотрите за этими красавчиками.

В холодном ночном воздухе Валентайн потрепал Гонсалеса по спине:

— Отлично сработано с этим Пиллоу, Гонзо, ты не потерял боеспособности, даже с увечьем.

— Сэр, что дальше? Мы теперь уйдем?

Валентайн кивнул и пошел по дороге к машинам. Выпачканная в грязи патрульная машина и небольшой грузовичок стояли в темноте. Облака так и не разошлись.

— Гонзо, я доверяю тебе очень ответственное дело. Может, ты вообще забудешь, что у тебя рука болит. Я хочу, чтобы ты вывез Карлсонов и Бритлингов из Висконсина. В Озарк.

— Мы сделаем это.

— Не «мы», Гонзо. Это сделаешь ты. Я поеду за Молли.

Гонсалес вытаращил глаза.

— Друг мой, — сказал он наконец, — она, скорей всего, уже мертва.

— Если так, я составлю ей компанию. А еще дядюшку прихвачу.

— Ты хоть понимаешь, что важнее? Вытащить отсюда всех этих людей, рассказать нашим, что мы видели за этой оградой из черепов, или убить одного полицая? Не хочу напоминать тебе о долге…

— Да пошел он к черту, этот долг, — сказал Валентайн. За одни только эти слова его могли привлечь к полевому суду и расстрелять или просто повесить, как овцу. — Слишком много дорогих мне людей погибло. Но теперь… Только не эта девушка.

— Считай, я уже забыл о твоих словах. Но учти, сэр, тебе придется давать объяснения, когда вернешься… Что мне делать с этими гражданскими? А пленники? Мне и одному будет трудно добраться домой! А с ними?

— У меня есть план, — сказал Валентайн.

Через час все было готово. Патрульные в кандалах были спрятаны в сарае с сеном. Там был хороший замок, и это была самая прочная постройка на ферме. Грузовик с поднятым бортом и закрытой дверью ждал во дворе. Лошади были оседланы и привязаны к заднему бамперу. Внутри сидели Бритлинги и миссис Карлсон. Там же была и собака. Мистер Карлсон был за рулем, а Гонсалес рядом, с обрезом.

— Встречаемся к югу от моста Бентона, да, Фрет? — спросил Гонсалес, сворачивая карту Валентайна и возвращая ее в тубус. Фрет кивнул.

— Мистер Карлсон, если я не смогу найти вашу дочь, то я оставлю след из мертвых полицаев, — сказал Валентайн. — Они пойдут за мной на тот свет со всем, что у них есть. Вам, может, полегче будет в пути.

— Никто не просит тебя об этом, сынок, — сказал мистер Карлсон. — Молли, наверное, уже нет в живых. Может, она сама закололась тем же ножом.

Губы Карлсона дрогнули, когда он это сказал.

— Не думаю, что она так быстро сдалась. Я найду ее, Алан, если она жива, и вернусь вместе с ней. Или не вернусь совсем.

Валентайн повернулся к Гонсалесу и пожал его здоровую руку.

— Гонзо, я знаю, что ты сделаешь это, — сказал он вполголоса. — У тебя голова на плечах есть, и ты все умеешь. Только идите вперед. Лошадей съешьте, если понадобится. А когда доберешься, расскажи им все, что помнишь, даже если тебе это кажется неважным. Сюда нужно заслать пару Котов и выяснить, что же там происходит в Блу-Маундс. И еще одно. Отправь Фрета в Охотники или запиши в ученики. Когда-нибудь из него выйдет Волк лучше, чем ты или я. Помоги Карлсонам устроиться. У меня есть друзья в деревеньке Вининг.

Валентайн изо всех сил пытался понять, что еще могло бы увеличить шансы Гонсалеса. Был еще один приказ, который нужно было отдать, и еще одна случайность, которую нужно было предвидеть.

— Я это сделаю, все сделаю, сэр. Vaya con Dios, jefe, Иди с Богом, командир. И я буду молиться о тебе каждый день.

— Снова молишься, Гонсалес? Я думал, за это отвечает твоя мама.

— Она отвечает за мою душу. А я позабочусь о твоей.

— У тебя хватит забот на следующую пару недель, кроме моей души. Но все равно спасибо.

Карлсон завел грузовик, и Валентайн спрыгнул на землю. Гонсалес помахал ему рукой:

— Удачи, лейтенант.

— Привет Зулу!

Грузовик укатил на запад, в темноту. Оставалось еще несколько часов до рассвета.

— Ну что ж, Фрет. Жаль, что я не умею толком водить.

— Да нормально, лейтенант, — сказал Фрет, сдвигаясь на водительское место. — Я знаю дорогу, так что все равно.

— Зови меня Дэвид, приятель. Веди медленно и осторожно. Фары не включай.

— Знаю, знаю, ты уже говорил. Куда?

Валентайн проверил содержимое своего мешка, в котором лежали еще одни наручники и несколько пакетов из кухни Карлсонов.

— К твоему дядюшке. Расскажешь мне по дороге все, что о нем знаешь.

Фрет проехал двадцать миль чуть больше чем за час, пробираясь по колеям тракторов и тропинкам скота. Они приблизились к Монро. Дороги были пустынны, а ночь, казалось, ждала, когда поднимется занавес для последнего акта пьесы.

Радио иногда что-то бормотало, выдавая доклады патрульных, ищущих двух всадников. Валентайн мысленно готовил себя к трагическому финалу.

Фрет вел машину, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть дорогу. Валентайн зарядил двустволку, затем наполнил патронташ картечью. Второе ружье лежало на сиденье.

— Ну вот, мы в полях за домом. Он вон за теми деревьями, — сказал ему Фрет. — Мы останавливались здесь несколько раз, когда у него еще была жена.

— А с ней-то что приключилась? — спросил Валентайн.

— Не знаю, никто не знает. Однажды ее просто не стало, и мы все поняли, что лучше не спрашивать.

— Значит, не любит отвечать на вопросы, да?

Валентайн вышел из машины и взял с сиденья ружье, рассовывая патроны в карманы украденной формы.

— Попробую изменить это. Держи двустволку под рукой, Фрет. Не бойся стрелять и давай деру, если кто-то за тобой погонится. Держи ухо востро.

— Хорошо, сэр. Вы там тоже поосторожнее.

Валентайн тихо подошел к деревьям, прислушиваясь и принюхиваясь на случай, если спущены сторожевые собаки. Их запах, казалось, был везде. Может быть, они были у крыльца.

На доме были установлены мощные фонари, прямо под крышей. Они висели под таким углом, чтобы освещать лужайку перед домом белым светом. Их свет превращал окружающую местность в суровый черно-белый рельеф, ярко-белый там, где светили фонари, и глубокий черный — в тени. Валентайн тихонько присвистнул.

Один из огромных черных ротвейлеров появился из-за угла гаража. Валентайн достал пару кусков мяса из мешка, положил их на наконечник паранга и снова свистнул.

Пес зарычал и сделал несколько шагов вперед. Валентайн стоял неподвижно, предлагая мясо из-за кустов на краю леса.

— Хороший, хороший пес, — спокойным голосом говорил Валентайн. Пес потянул воздух носом и подошел ближе. Валентайн опустил клинок в траву, и пес начал есть. Фленаган, очевидно, использовал собак разве что для показухи. Настоящую сторожевую собаку натренировали бы никогда не брать еду ни от кого, кроме хозяина. Подружившись с собакой, Валентайн постоял еще немного, почесывая пса за ушами.

Несколько минут он смотрел на спящий дом, затем бегом пересек газон, направляясь к задней двери. Ротвейлер счастливо трусил рядом. Второй пес, спящий на коврике у двери, подпрыгнул при их появлении. При виде своего товарища он просто подошел поприветствовать ночного гостя. Валентайн достал еще мяса, дал собакам и начал ощупывать верхнюю часть подоконника слева от двери в поисках ключа. Фрет сказал, что его обычно прячут там. Он нашел ключ на маленьком гвоздике, вколоченном в стену на самом верху косяка.

Ключ подошел к замку на двери, но Валентайн смог приоткрыть ее только на дюйм или два. Тяжелая цепочка преграждала путь. Волк засунул руку в свой мешок и достал ржавый лом, предусмотрительно вытащенный из багажника патрульной машины, приложил его к цепи там, где она была закреплена на косяке, и дернул. Цепочка порвалась с длинным звуком: «тиннь».

Валентайн вошел в кухню. На столе был беспорядок, валялись бумаги и грязная посуда. Лампа над столом еще горела, освещая замусоренную прямоугольную поверхность желтым светом. Тяжелая электрическая пишущая машинка стояла около стула, а рядом с ней — остывшая чашка кофе, окруженная забором пустых пивных бутылок. Хриплый храп раздавался из гостиной.

Волк посмотрел на бумаги на столе. Очевидно, это был доклад патрульного, того, что стоял на страже у двери Туша в здании Новой Универсальной Церкви.

Один параграф привлек внимание Валентайна: «Я услышал, как закричал повар, который направлялся к мистеру Тушу с чашкой вечернего кофе. Я взял пистолет и вошел в комнату. Мистер Туш лицом вниз лежал на постели. Он был голый, в одних носках. Девушка пыталась открыть окно спальни, она не знала, что оно заколочено. Когда я вошел, она разбила стекло пепельницей, но мне удалось схватить ее.

После того как на нее надели наручники, я пощупал пульс мистера Туша. Он был мертв. В затылке торчал нож для разделки мяса. На спине у него было что-то вроде масла. А лежал он на полотенце. Медное кольцо мистера Туша было снято с пальца и надето на рукоять ножа. Девушка орала и ругалась на нас так, что я ее ударил. Мистер Туш ее не бил, синяк на лице поставил я».

Валентайн прошел к гостиной, заглянул внутрь. Вирджил Эймс лежал вытянувшись на кожаном диване, он наконец-то снял солнечные очки. Ремень кобуры был обмотан вокруг руки. От него несло перегаром. В соседней комнате Валентайн увидел майора. Майкл Фленаган спал на стуле с телефоном на коленях. Широко раздвинутые ноги лежали на столе.

Крадущийся Волк перекинул ружье в левую руку и взял паранг. «С этим псом не стоит дружить», — подумал он. Эймс на мгновение открыл глаза, когда клинок вонзался ему в горло. Валентайн вытер нож о дорогой кожаный диван и направился к кабинету.

Фленаган проснулся, когда голубая сталь ружейного дула уткнулась ему в лоб. Когда майор дернулся, окончательно поняв, что не спит, Валентайн изменил угол наклона дула, так, что теперь оно смотрело прямо между расставленных ног майора.

— Хотел меня видеть, майор? — спросил Волк.

— Какого…? Вирджил! — закричал Фленаган.

— Мертв, сэр, — ответил Валентайн, — поэтому говори, а не то присоединишься к нему через пару секунд. Говори, Молли Карлсон еще жива?

— Вирджил! — продолжал кричать майор.

Валентайн сунул дуло в вопящий рот майора.

— Криком делу не поможешь, а у меня от твоих воплей голова болит, так что заткнись. Иначе я вырежу тебе язык и заставлю отвечать в письменном виде.

— Да иди ты к черту, Сен-Кру! У нас не только твоя Молли, мы еще и всех Карлсонов повязали, в одиннадцать, сегодня вечером. Если уберешься отсюда и я тебя больше никогда не увижу, они, может быть, останутся живы.

Одним точным ударом дула Волк выбил Фленагану два передних зуба и рассадил губу. Руки майора взлетели к кровоточащему рту, и Валентайн ударил его в висок прикладом. Майор упал без сознания, а Валентайн занялся наручниками и веревкой.

Когда майор Фленаган пришел в себя, в доме было по-прежнему темно. Валентайн выплеснул ему в лицо холодный кофе. Полицай застонал, потом его вырвало. Он подергался, но понял, что крепко привязан к стулу.

Наручники держали его руки на подлокотниках офисного кресла, а длинная веревка прижимала грудь и плечи к спинке. Ноги майора были засунуты под стул и пристегнуты кандалами с короткой цепочкой к центральной стойке.

Никакого намека на утро не было видно в окнах кабинета. Валентайн стоял рядом с письменным столом как живая тень.

Послышался металлический звук — пинг, — и Валентайн взял в руки серебряный прикуриватель, помахивая горящим кончиком перед лицом майора. Его красный огонек мелькнул в сердитых свинячьих глазках полицая.

— Ну, дядя Майк, будешь говорить со мной или мне вот эту штучку применить?

— Говорить о чем?

— Где Молли.

— В здании Нового Порядка в Монро.

Валентайн схватил мизинец майора и прижал к нему зажигалку. Послышалось шипение, которое тут же перекрыл истошный крик. Валентайн отнял зажигалку и вставил ее обратно в гнездо на столе.

— Неверный ответ. Я читал кое-какие бумаги на кухне. Судя по твоему докладу, ты засунул ее в поезд, идущий в Чикаго.

Пинг!

— Почему Чикаго, майор?

— Мы позвонили в Иллинойс, как только узнали, что произошло. Так они нам сказали послать ее в Чикаго.

— Куда именно в Чикаго? — спросил Валентайн, доставая зажигалку.

— Да откуда мне знать? Они там, в Иллинойсе, не любят, когда задают вопросы. Так же как и наши куриане в Мадисоне, — сказал Фленаган, глядя, как зажигалка качается туда и обратно в темноте, — Нет! Господи, Сен-Кру, я не знаю!

Последние слова полицай почти провизжал, видя, как красный огонек приблизился к его левой руке.

Валентайн взял сначала его указательный палец и положил в прикуриватель. Вонь горелой плоти проникла в ноздри. Фленаган снова кричал, и Валентайн положил зажигалку в гнездо, чтобы та снова нагрелась.

— Как только ты скажешь мне, где она, я это прекращу. Или хочешь, чтобы я туда твой конец засунул?

Кончик указательного пальца Фленагана был почерневшим куском горелой плоти и волдырей. Даже ноготь обгорел.

Пинг!

— Я думаю, они отправят ее в Зоопарк, — пробормотал Фленаган, видя, что рука Валентайна потянулась в зажигалке. — Я был там, это в северной части города, рядом с озером. Много лодок на постоянном якоре.

— Почему туда? Я думал, они всех просто бросают в Петлю, когда хотят избавиться.

— Они знали Туша. Спросили меня, была ли она настоящей красоткой. Я рассказал им про нее. Если бы она не была моей племянницей, кто-нибудь из патрульных давно бы ее поимел. Сен-Кру, ты тут ничего не знаешь, я рисковал своей работой, да чего там, жизнью! Я хотел помочь моей сестре и ее семье. Молли никто не собирался обижать.

По лбу майора потекли струйки пота, скрываясь в кустистых бровях. Пот тек по его шее и щекам.

— Что такое этот Зоопарк?

— Это в Линкольн Парке. У меня в столе есть небольшая карта Чикаго, в нижнем ящике. Там даже телефонные номера такси есть. Зоопарк… это большой бордель, типа того. Там много баров, в игры играют. Там есть все что угодно, вроде старого Вегаса.

Валентайн вытащил зажигалку и оставил ее отдыхать в гнезде.

— Ну что ж, хватит, Фленаган. Мне нужно еще кое-что перед тем, как я уйду. Мне нужен ордер на командировку на имя некоего рядового Пиллоу, дающий ему недельный отпуск или как оно у вас называется, чтобы поехать в Чикаго. И немного денег на дорогу.

Массивные брови Фленагана поднялись от удивления.

— Бумаги из Мадисона там ничего не значат. Наши парни привозят вещи на продажу. Драгоценности, пиво, продукты, все что угодно. Но то, что ты задумал, — безумие. Я, так же как ее родители, хочу увидеть Молли живой, но этого не будет. Там сотни солдат из Иллинойса, Индианы, Мичигана. Я слышал, что офицеры аж из самой Айовы и Миннесоты приезжают, чтобы сходить в Зоопарк. Даже если ты ее найдешь, не сможешь оттуда вытащить. Черная Дыра — это только в одну сторону…

— Черная Дыра? — переспросил Валентайн.

— Ну не знаю точно, куда ее отправят. Но Черная Дыра — это вроде тюрьмы. Женщины там долго не выдерживают. С ними плохо… обращаются. Некоторым мужикам такое нравится. Никогда там сам не был, но слышал рассказы.

— Только скажи мне, где взять бумаги, чтобы заполнить.

Фленаган рассказал подробно, и вскоре у Валентайна был отпускной приказ. Майор поставил печать и подписал, Валентайн освободил для этого его раненую правую руку.

— Ну ты крут. Я и не знал.

Значит, он думает, что подлизываться — это путь к безопасности? Интересно. Удавалось ли ему избежать ловушек с курианами таким же образом?

Валентайн положил документы и сложенную карту в нагрудный карман рубашки. Затем подошел к столу. Ружье было прислонено к одной из ножек в форме львиных лап.

— Возьми мою машину. Она в гараже, а ключи у меня в кармане. Я скажу им, что ты пошел на север. Я подержу Карлсонов под замком несколько дней, затем отпущу. Мы поорем на них пару часов, но не волнуйся, у них все будет в порядке. Конечно, Молли уже не сможет вернуться сюда, но я уверен, ты увезешь ее куда-нибудь в безопасное место в лесах, если твой план сработает. Смотри в оба в Чикаго. Там может быть больше сотни Жнецов. Но если…

Майор внезапно замолк, увидев, что Валентайн подносит ружье к его виску.

— Нет! Сен-Кру! Будь справедлив! Я дал тебе все…

Валентайн наставил на майора винтовку и положил палец на курок.

— Ты как-то сказал, что с удовольствием сдал бы меня Жнецам за то, что у меня нет рабочей карточки. Ну, теперь моя воля, и я собираюсь последовать одному правилу, которое заведено у нас, Волков. Я называю его «особый приказ номер двенадцать, пункт двойные агенты». Любой офицер полицаев, поднимающий оружие на таких же людей, как и он, подлежит смертной казни через расстрел.

— Ты сказал, что не будешь меня убивать! — взвизгнул Фленаган, вскидывая руку открытой ладонью вперед.

— Я сказал, что боль прекратится, — поправил его Валентайн, нажимая на курок. Темная комната взорвалась шумом и бело-синим огнем, как от старинной фотовспышки. В последний момент Фленаган закрыл лицо рукой, но удар картечи прошел через его руку, голову и спинку кресла. Кость, мозг и кровь потекли по кирпичной стене за креслом.

Валентайн прошел через дом, наполняя наволочку от подушки всем, что ему приглянулось. Он взял солнечные очки Вирджила Эймса и его украшенную бисером кобуру, сигары и зажигалку Фленагана, портсигар из цельного серебра. Золотые украшения пропавшей миссис Фленаган. В баре стояли две бутылки виски. Они тоже попали в наволочку.

Затем Дэвид спустился в подвал и зажег электрический свет. В одном углу стоял бильярдный стол, а в другом была небольшая мастерская. Три винтовки висели на стене в специальной подставке, между двумя оленьими головами. Глаза Волка загорелись при виде «Ремингтона» модели 700. Он повесил винтовку себе на плечо, затем направился к мастерской, нашел там банку керосина, открыл ее и вылил содержимое на бильярдный стол, ковер и деревянные панели стен. Чиркнув спичкой, он бросил огонек в лужу на столе.

Пламя побежало по зеленому сукну.

Убедившись, что огонь хорошо занялся, Валентайн поднялся по ступенькам.

Фрет вывел машину из полей на тропинку, ведущую к дороге.

— Что теперь, лейтенант? — спросил он.

Странно, но он не расспрашивал Валентайна о том, что произошло в доме дяди.

— Где мне сесть на следующий поезд в Чикаго?

Мне станция не нужна, разумеется, я имею в виду, где бы мне на него запрыгнуть?

Фрет задумался.

— Ветка от Дубьюка идет прямо через Монро. Там поезд каждый день проходит. Привезет прямо в Чикаго, на мясоперерабатывающий завод. К вечеру будешь в центре города. Узнаешь. Это близко. Пойдешь через длинную полосу сгоревших домов — Жнецы выжгли огромный пояс вокруг всего города. Большой Пригородный Пожар. Это произошло еще до того, как я родился. Они что-то сделали с почвой, так что ничего там, кроме сорняков, теперь не растет. Несколько миль старых улиц и камней. Я-то был совсем маленький, когда это видел. Но ты никогда не найдешь Молли в Петле. Ты можешь день за днем искать. Как ты ее оттуда вытащишь?

— Они ее не в Петлю бросили. Она в месте, которое называется «Зоопарк».

Фрет хлопнул себя по лбу.

— Ну я дурак! Должен был догадаться! Девушку с такой фигурой они точно отправят туда. Моя мама говорила младшей сестре, когда ей не нравилось, как Фила одевается: «Ты что, хочешь попасть в Зоопарк»?

— Что еще ты можешь рассказать мне про Чикаго?

Фрет повернул на дорогу, ведущую на юг.

— Он большой, на самом деле большой. Но туда, куда ты направляешься, приходят люди отовсюду. На незнакомцев никто не обращает внимания. Если ты чего учинишь, шум какой, тебя схватят и бросят в Петлю.

У них там старые деньги, штатовские, но их надо зарегистрировать. На банкнотах, которые они регистрировали, стоят штампы, вроде тех, что на твоей рабочей карточке.

Я почти уверен, что кто-то из ваших людей находится там, но я не знаю, как ты их найдешь. Давай я спрячу этот твой большой кривой нож. Слишком многие из солдат наслышаны про такие.

Они добрались до поворота дороги. Фрет остановил патрульную машину на обочине.

— Фрет, ты мне очень помог. Ты знаешь, что теперь делать, да?

— Ехать быстро, со всеми фарами, так, словно я куда-то спешу, — наизусть зачитал Фрет, — поставить машину в лощине и идти по мосту пешком. Идти полями и не попадаться никому на глаза. Я думаю, справлюсь.

— Уверен, что да.

— А все, что надо делать тебе, это идти на юг.

Увидишь железную дорогу. Там, у реки, поворот, так что, я думаю, они притормаживают. Многие так ездят в Чикаго. Просто послушай моего совета и не делай шума, пока не будешь уверен, что сможешь спастись. Выбраться оттуда будет нелегко. Они проверяют поезда, уходящие из города, ищут беглецов.

Валентайн протянул ему руку, и Фрет пожал ее.

— Слушайся Гонзо на пути назад, парень. Ты многому сможешь у него научиться.

— Да, он классный. Он очень о тебе беспокоится, между прочим. А еще говорит, что Волки в бригаде Зулу называют тебя Призраком.

— Как?

— Призраком. Потому что ты ходишь так неслышно, как будто паришь над землей. И еще потому, что ты чувствуешь вампиров, когда они рядом. Он говорит, это как-то страшновато, но полезно.

— Призрак, значит. Ну, скажи Гонзо, чтобы держали винтовки вычищенными и смазанными, а то вернусь и буду им являться. Пока, Фрет.

— Пока, лейтенант Валентайн. Не бойся, я всех доставлю домой, пусть только мистер Гонсалес скажет, куда идти. Не ты один чуешь капюшонников.

Пока Валентайн ждал поезда, сидя под ивой в утреннем полумраке, он поел сухарей и сыра, которые взял из кухни Фленагана. Он уже пристроил импровизированный ремень к наволочке и порадовался тому, как сделан «Ремингтон». Пожалуй, он сможет дорого продать винтовку, так, чтобы сунуть взятку-другую. Дэвид изучил карту Чикаго, запомнив как можно больше названий улиц. Должно быть — большой город. Больше сотни Жнецов. Отличное место для визита. Но я не хочу там умирать.