Путь Волка

5

Дельта реки Язу, лето сорок первого года правления куриан

Полумесяцем вытянутая полоска суши между реками Миссисипи и Язу — одно из самых некомфортных для жизни мест на Земле. Это заросшее тростником болото, вернувшееся к своему первобытному состоянию, вырвалось когда-то из построенных людьми дамб. Воды Язу так медленно катятся через запруды, что и не поймешь, есть ли там хоть какое-то движение. Река так заросла водорослями, что кажется твердью, а земля под густыми сплетениями кипариса, ивы и черного дуба пропиталась влагой, как губка. Здесь, среди мхов и зарослей рогоза, все — от водяных жучков до пумы — ведут образ жизни амфибии. Название этого сырого, заброшенного места происходит от индейского слова «смерть».

Это необитаемое болото как нельзя лучше подходит для учебной базы молодых Волков Свободной Территории Озарк. Отсюда, из дельты Язу, с территории размером с футбольное поле, они могут наблюдать за движением на Миссисипи и делать короткие вылазки в обгоревшие руины Мемфиса на севере и Джексона на юге. Из всех пограничных земель Южного округа эта — самая недоступная и наименее охраняемая. Горстка Волков не сидит здесь подолгу. Зачастую на весь сезон они остаются без поставок пищи и без связи с Территорией Озарк.

Валентайн перебрался сюда вместе с другими новичками, чтобы учиться искусству Охотника под руководством двух не дающих спуску учителей: природы и старого Кота по имени Эвереди. У природы Валентайн научился добывать еду, воду, укрытие и огонь — все то, что можно было назвать четырьмя главными элементами человеческого выживания. От Эвереди, человека, который не принял никакого административного поста в Южном округе лишь потому, что это положило бы конец его личной войне с курианами, так же как его столь ревностно охраняемой независимости, Валентайн узнал, как объединить свои разум, чувства и навыки в единое оружие. Под руководством Эвереди молодые Волки практиковались в своем искусстве, используя в качестве мишени все — от крокодила в воде до забравшегося на дерево енота. Их добыча шла не только в пищу — кожа, кости и сухожилия пригождались для изготовления одежды или инструментов. Некоторые молодые Волки мастерили из своей добычи амулеты. Эвереди, владелец, пожалуй, самого длинного ожерелья из клыков Жнецов на всем Старом Юге, эту практику поощрял.

Один из самых ценных навыков, полученных от Эвереди, состоял в искусстве сокрытия жизненной энергии. Ученики больше времени уделяли тренировке умственной, чем физической, оттачивая навык самогипноза: только так они могли скрывать свою энергетическую ауру от нечеловеческих способностей Жнецов искать добычу. От этого навыка зависело все — будут ли они нападать, либо на них самих будут охотиться, как на ту дичь, что они приносили в лагерь.

Крышей лагерю служили два древних черных дуба.

Тот, у которого на высоте двенадцати футов была обрезана верхушка, имел диковинную форму: его шесть веток росли сначала вбок, а потом вверх, как воздетые руки со множеством растопыренных пальцев. Волки натянули на ветки различные тенты так, что земля под деревом всегда оставалась сухой, по крайней мере пока не было сильного ветра.

Ветер был бы благословением в душном и влажном воздухе болота, полном такого запаха смерти и разрушения, с которым не сравнилось бы и кладбище. Только самые ранние утренние часы приносили прохладу.

Валентайн изнемогал от духоты и жары в коконе противомоскитной сетки. Он плохо спал. Его обычно уютный спальный мешок под воздействием влаги и жары превратился в орудие пытки. Валентайн предпочитал спать не на земле, где любой ползучий гад, привлеченный теплой неподвижностью тела, мог напасть на него. Дэвид устраивал постель в гамаке, а одежду и прочие вещи хранил на ветках.

Этим летом в дельте он отдал бы все за то, чтобы выкупаться в чистом прохладном озере Миннесоты. И все же, даже если бы ему было комфортно физически, он все равно провел бы тяжелую ночь. Старый сон о родном доме снова преследовал его.

Валентайн проснулся до рассвета, услышав, как вернулся Эвереди. Кот ушел на восток, когда пару дней назад они разбивали лагерь. Учитель наказал им ждать и не стрелять на охоте. Эвереди отказался объяснить, было ли это связано с подстерегающей опасностью, или просто со скупостью, вызванной тем, что на складе с оружием он бывал не чаще двух раз в год.

— Подъем! — провозгласил Эвереди, входя в лагерь, согнувшись под тяжестью мешка на плече. Его древний карабин модели М-1 болтался за плечом, рукоять как обычно, с любовью отполированная маслом, блестела. Бертон, который дежурил в третью смену, начал наливать воду в кофейник.

— Брось-ка это пока, Берт, — сказал Кот, — вам завтракать не захочется, когда я покажу, что принес.

Дай-ка мне воды, сынок.

Валентайн протер глаза, пока Эвереди пил. Хотя чернокожий человек был Котом, одним из касты, члены которой работали в одиночку глубоко в тылу контролируемой курианами территории, в нем не было ничего кошачьего. Он был, скорее, похож на седого носорога: такой же упертый, крепкий телом и с такой же дубленой кожей. Эвереди ходил босиком, в изорванных черных штанах, достающих лишь до мощных икр. Верхняя часть его туловища была похожа на бочонок, к которому как будто потом, подумав, добавили руки. Но, несмотря на это, он ползал по деревьям, как обезьяна, плавал, как крокодил, прыгал, как олень, и все это так тихо, что не испугал бы и мыши. Мускулы на его груди рельефно выступали из-под драной майки, сшитой из тяжелой ткани, в которую одевались Жнецы, а на шее болталось ожерелье из клыков убитых им капюшонников. Его голова была лысой, как коленка, но он скрывал это под поношенной бейсболкой с эмблемой клуба «Сейнтс».

Волки никогда не видели, чтобы их наставник ел что-нибудь, кроме пересоленного рагу из дичи и яблок.

Валентайн был уверен, что Эвереди знает, где растет каждая яблоня в трехсотмильной излучине Язу.

Эта эксцентричная диета обеспечивала ветерану живость и сверкающие, белые зубы.

Валентайн потряс головой и сделал глоток из бутылки воды, которую брал с собой в постель, чтобы лишний раз не выбираться из гамака. Он заглянул внутрь мокасин и только после этого обулся. Способность живности дельты Язу залезать на ночлег туда, где их меньше всего ожидаешь, в начале лета уже стоила Валентайну пребольного укуса многоножки.

— Что ты принес нам, Санта? — спросил Алистер, один из Волков.

Волки собрались кружком в центре лагеря, и Эвереди положил на землю испачканный мешок. Сначала Валентайн решил, что ему просто показалось, но мешок действительно дергался.

— Валентайн, доставай нож, — скомандовал Эвереди, и Дэвид вытащил свой паранг — охотничий нож в четырнадцать дюймов шириной, утолщенный в центре, как «беременное» мачете. У него была тяжелая деревянная рукоять с острым выступом на конце, что совмещало остроту ножа с удобством топорика.

Эвереди воспользовался своим маленьким ножом для того, чтобы открыть мешок, который, как с холодным ужасом осознал Валентайн, подпрыгивал сам по себе в центре кружка из молодых Волков. Большой Кот вывернул содержимое мешка на землю.

— Мать вашу… — сказал Бертон, дернув себя за бороду, которую все лето отращивал.

В лучах рассвета на лужайке барахтался гуманоидный торс. На месте рук и ног остались только почерневшие обрубки. Второй мешок, завязанный веревкой вокруг шеи, скрывал голову существа. Бертон издал странный звук — то ли смех, то ли рыганье, — принюхавшись к сладковато-зловонному запаху, от которого Волки отступили на шаг. Шестнадцатилетний Эрнандес, самый младший из них, перекрестился.

— Видали когда-нибудь такое вблизи, а, парни? — спросил Эвереди. Четверо покачали головой, не совсем понимая, испытывают ли они любопытство, или, скорее, отвращение.

— Знаете, ребята, на другом конце света, в Индии, живут такие большие хищные кошки, тиграми зовутся. Большие, рыжие и полосатые. Вы бы и не подумали, что они могут к чему-то подобраться незаметно, если бы не видели по телевизору, как они перемещаются в высокой траве. А мама тигрица учит своего детеныша убивать, оглушая кого-нибудь до полусмерти, чтобы его добил маленький. Ну, это не совсем то, что я делаю с вами, мелюзга, но я хочу, чтобы вы все хорошенько посмотрели на капюшонника вот так, рядом, без одежды, и так, чтобы остаться в живых. Скажите спасибо старому Эвереди.

Тварь перекатилась на спину и что-то пробормотала.

— Э, говорить эта дрянь уже не может, — продолжал Эвереди, засовывая руку в мешок на плече, — я все вытащил.

Кот держал в вытянутой руке мягкий шестнадцатидюймовый язык Жнеца. Волки нерешительно осмотрели его. Валентайну он показался похожим на змею, у него были чешуя и похожий на клюв кончик.

— Вот такой язык он в вас и втыкает. Видите чешуйки? Они входят в человека как шипы, так что не вырваться. Когда эта «прелесть» всадит в вас свой язычок, шансов у вас нет.

— Как… как вы его поймали? — спросил Валентайн.

— Я разведывал один маленький городок у железной дороги на юго-востоке от руин. Холли-Спрингс называется. Из своих источников я узнал, что этот «товарищ» пробрался в город около полуночи, обычный контрольный рейд вместе с полицаями из Коринфа.

Каждый раз, как приходит Жнец, пара-тройка людей пытается очень быстро слинять из города, а эта тварь идет по следу. Как раз светало. Полицаи были слишком заняты в курятниках и хлевах, чтобы что-нибудь заметить. К тому же за голодным Жнецом трудновато угнаться, а может, они не хотели присутствовать на его обеде. Так что вот, эти беженцы направляются к лесу верхом, а желтый глаз прямо за ними. Одного капюшонник поймал как раз, когда взошло солнце, наелся, а тут и я подоспел. Как раз, когда он весь отупел от крови. Утро было довольно солнечное, на диво, так что он видел плоховато. Я выпустил в него всю обойму из моей старушки примерно с десяти футов, — сказал Эвереди, нежно поглаживая приклад карабина, — ногу почти отстрелил, там, где видно было под плащом, а остальное отрезал кавалерийской саблей еще до того, как он осознал, что я его покалечил. Потом подобрался к горлу и выдернул язык, засунул его в мешок, поймал лошадь мертвого бедолаги и рванул на запад.

Эвереди усмехнулся:

— Не хотел бы я оказаться на месте того командира полицаев в Холли-Спрингс. Большой Босс в Коринфе вышлет парочку капюшонников разобраться, в чем дело, со мной и с ними тоже.

— Ты столько миль проделал, — сказал Алистер, — а где же лошадь? Могли бы ее продать.

Эвереди покачал головой.

— Там, у ручья, стоит лагерь этих приграничных полудурков, пару миль на северо-восток отсюда. Я лошади показал, куда бежать, только седло и уздечку снял. Она тут же учуяла своих и ушла. Я седло немного еще протащил на себе, но уж больно тяжелый упырь был, а я не хотел задерживаться, дружки этого парня вот-вот могли нагрянуть.

— Плохо придется этим, у ручья, если Жнецы доберутся до лошади, — предположил Валентайн.

— Они тебе не товарищи, сынок. Я поэтому и предупреждал про этих приграничных. А для вас есть только один закон — закон Свободной Территории. Вы не поверите, какой уклад в курианских городах. У всех идентификационные карточки, разрешения и прочие бумаги, чтобы просто из дома выйти. Но жалеть их не надо: они ограбят тебя и оставят помирать быстрее, чем ты скажешь: «Доброе утро». Так, а теперь займемся делом. Дай-ка мне твой нож, Валентайн. Смотрите.

Эвереди говорил так, словно читал лекцию в классе с блестящими черными столами, а не на мшистой поляне непонятно где, в забытом Богом уголке. Он сделал вертикальный надрез вдоль живота твари.

— Видите, как выступает черное и густое вещество? У них в крови есть какая-то дрянь, которая немедленно залечивает раны. Если вам на руки попадет, немедленно стирайте и делайте, что хотите, но чтобы в рот не попало. Положите каплю на язык собаки и убьете человека, который держит поводок. Но все не так уж плохо: если вы рубите его на куски, эта дрянь повсюду не разлетается, слишком вязкая. Да, и выдергивайте клинок поскорее, на секунду внутри оставите — может приклеиться. Уж поверьте мне на слово, лучше, чтобы с вами такого не приключилось.

Жнец дрожал от боли, и Валентайн прижал его к земле ногой, наступив на грудную клетку. От запаха его чуть не стошнило. Хорошо, что он ничего не ел.

— Сукин сын слишком много дергается. Прикончим его, — решил Эвереди, — только в глазки ему посмотрим на секунду, — сказал он, перерезая веревки, стягивающие шею твари, острым кончиком паранга Валентайна.

Лицо Жнеца было месивом. Две выжженные пулями дырки в щеке и на лбу выделялись на фоне мертвенно-бледной кожи. Черные клыки скалились поверх изрезанной шеи. Его глаза были не розовыми, как можно было бы ожидать от настоящего альбиноса, а черными, со щелками зрачков и желтыми ободками, как у змеи.

Тварь со злостью зашипела на пятерых человек, собравшихся вокруг. Валентайн почувствовал движение под ногой, когда тварь, несмотря на свои раны, все-таки пыталась вырваться. Валентайн посмотрел в глаза капюшонника и почувствовал, что теряется в их черной глубине. Может ли быть что-то чернее, чем эта чернота?

Ему показалось, что он готов поднять ногу с груди твари.

— Эй, спокойно, Дэвид. Ты, кажется, собрался падать в обморок, — услышал он голос, далекий, как северная часть побережья Мексиканского залива.

Валентайн хотел оторвать взгляд от черных щелок-зрачков. Не получалось.

Не сдавайся тьме, — говорил голос внутри его сознания. — Это только черные глаза вороны, клюющей мозги твоего отца.

Он поднял взгляд к светлеющему небу и еще тверже надавил ногой на изуродованный торс.

— Так лучше, Дэвид, — сказал Эвереди, похлопав Валентайна по плечу, — надо следить за этими глазами. На миг ты выглядел как пташка, уставившаяся на змею. Ты видел не капюшонника. Ты смотрел в глаза курианину.

Эвереди наклонился над лицом твари, левой рукой вытаскивая из кармана маленький предмет цилиндрической формы. То была покрытая ржавчиной старая батарейка очень длительного срока действия, вроде тех, изобретенных в 2022 году. На ней все еще был виден рисунок — черный кот, прыгающий через электрическую дугу.

— Вот и снова я, стервец голодный, — с насмешкой произнес Эвереди над злобным лицом, — старому Эвереди надоело твое жужжанье, кровожадная дрянь. Знаю, ты любишь высасывать кровь. А как тебе понравится, если я сделаю вот так?

Он помахал старой батарейкой с рисунком над лицом твари, размахнулся и всадил изогнутый клинок в шею монстра.

Тело под пяткой Валентайна перестало дергаться.

Дэвид осторожно посмотрел вниз, боясь снова наткнуться на взгляд этих зловещих глаз, но ответом ему была новая волна запаха гнили.

Бертона вывернуло, Алистер стоял на коленях, сдерживаясь изо всех сил.

Эвереди воткнул паранг в землю и взял голову твари, осторожно, так, чтобы черный сироп вытек из шеи. Держа за редкие черные волосы, он поднял на вытянутой руке свой трофей, чтобы Волки могли получше его разглядеть.

— Видите, какие зубы черные? Мы эту дрянь «карбонитом» называем. Не то чтоб научный термин. Так. Из кино вроде бы. Прочнее стали. Хорошо пули останавливает. Я видел, как в одного вошла обойма прямо в морду, футов с двух. Тварь всего лишь ослепла, ну, может, еще нюх чуть потеряла, но продолжала на нас двигаться. Да, я про пальцы не сказал. У них такие ногти заостренные, черные, они могут через дверь сейфа пробраться, отдирая железо слой за слоем.

Кот засунул старую батарейку в рот Жнеца и пристроил голову в развилке ближайшего дерева. Глаза твари задергались в глазницах.

— Да дохлый он, пусть это вас не смущает. Просто нервные импульсы или вроде того.

Вернувшись к телу, Эвереди продолжил вскрытие.

Он начал отрывать верхние слои кожи при помощи паранга и разделочного ножа, втыкая маленькие веточки и палочки под кожу так, чтобы порезы не затягивались. Черная смола перестала сочиться после смерти существа, но из трупа вытекло довольно много маслянистой прозрачной жидкости. Алистер по-прежнему стоял на коленях, а Эрнандес вытирал рот тыльной стороной руки. Валентайн подозревал, что никто из них сегодня не будет есть.

— О’кей, слушайте. В человеческом организме есть целая куча всяких приспособлений для переваривания еды. Этим монстрам столько не нужно. Система пищеварения — проще не бывает. Но у них внутри есть большущий пузырь. Видите эту штуку — как медовые соты? — он приоткрыл похожий на губку орган, больший, чем бычья печень. — Эти мелкие мешочки заполняются кровью, как горб верблюда, и, проходя через вот эту штуку, попадают в кровеносную систему. Видите два толстых кабеля, которые спускаются с боков? Это нервные каналы. У него их несколько. У вас он идет по шее, сломать его — и конец. А этому — сломай шею, он только, может, прихрамывать начнет. Потому что у него другие нервные каналы в запасе. Вот откуда их жадные рефлексы и живость. А скелет их гораздо лучше гнется, чем ваш. Как у кошки. И колени у них такие, что могут назад выгибаться, да так, чтобы задействовать каждый мускул в теле для прыжка.

Все тяжелее, чем у нас. Кости, кожа, мускулы. Поэтому они паршивые пловцы. Они могут двигаться по воде, но им нужно активно бить конечностями, так что их издалека слышно, со всем этим плеском. Я этим клоунам на Свободной Территории давно говорю — делайте рвы вокруг всего, что строите, такой ширины, чтобы этим сволочам не перепрыгнуть было. А им лишний раз пошевелиться лень. Я вам говорю, если сотня куриан соберется, они пройдут через Южный округ, как пуля через бумажную мишень.

Валентайн поднял голову. Раз Эвереди высказывался так неожиданно для учителя, ему показалось самым подходящим спросить:

— Тогда почему они этого не делают?

— Не завоевывают нас, ты имеешь в виду? Это одна из загадок для всех. Мы знаем, что каждый курианский босс, принц или хозяин, как они там называются, вырастил себе по тринадцать Жнецов, чтобы кормили его и все такое. Я думаю, им больно, когда убивают их марионеток. Есть какая-то особая связь, позволяющая жизненной силе, которую поглощает Жнец, питать курианина. С годами рассказы о курианах стали запутанными, даже если предположить, что наши предки что-то знали наверняка. Мы соединили два существа — Жнеца и его хозяина — в одну легенду о вампире. Но это «ни о чем не говорит», как любил повторять мой старик. Одно понятно: хозяевам не нравится, когда все их Жнецы в одном месте. Куриане эгоисты. Они не хотят рисковать тем, что на их Жнецах может поживиться другой хозяин. Это заметно по тому, как по-разному организованы их города. Они, может быть, даже дерутся между собой, как мафиозные кланы, если вы слышали, что это такое. Мы можем только надеяться. Они не слишком изобретательны. Они ничего не придумывают. У Ткачей есть на это философский ответ. Они говорят, что куриане деградируют. Становятся как наркоманы, которые ни о чем не думают, кроме следующей дозы. Им ничего не важно, лишь бы энергия поступала. Даже когда они вторглись, у них хорошо пошло вначале. А потом все ухватили по куску земли и начали собирать урожай… с нас. Ну, это все для мыслителей, стратегов и лидеров. Вы, мальчики, — убийцы, и запомните одну вещь: единственное, что может вывести капюшонника из строя раз и навсегда, — это разрушение центральной нервной системы. А это значит, что надо башку снести или взорвать ко всем чертям. Но поскольку эти типы уклоняются быстрее, чем ты качнешься в сторону, не говоря уж о том, чтобы курок нажать, то это нелегко. Надо ловить Жнеца, когда он слегка опьяневший после кормежки или на ярком дневном свете. Если вытащить их на солнце без одежки, им будет так плохо, что можно на куски резать, как пирог. Иногда они впадают в транс, днем или ночью, и это тоже удобный случай, чтобы добраться до них. Моя теория такая: курианский лорд не может контролировать больше одного Жнеца одновременно. А остальные в это время либо на чистом инстинкте бродят, питаются, чем попало, пока не напьются, либо в трансе, пока курианин занимается другим его собратом.

— Сэр, — вмешался Эрнандес, — вы сказали, что другие придут по следу этого. Мы будем с ними драться?

Тень улыбки мелькнула на лице Эвереди.

— Сынок, у тебя яйца больше, чем мозги. Вы еще и не Волки-то по-настоящему. И в последний раз говорю: оставь свое «сэр» тем, кому надо это постоянно слышать, чтобы верить в себя. Я здесь для того, чтобы научить вас скрываться от Жнецов так, чтобы они вас не нашли. Драться со Жнецом — задачка для целой команды Волков. Да и то один к десяти. Я сам не кидаюсь на Жнеца, если этого можно избежать. Я собрал все эти зубы терпением, — сказал он, проводя пальцем по нитке отполированных клыков, висящей на его волосатой груди, — вы должны наносить удар врагу, когда он не ждет, а не когда он вас ищет. Драка — это работа Медведей, но и они погибают быстрее, чем Ткачи могут восстановить их ряды.

Веселенькое у нас получится лето. Но я хочу вернуть вас на тот берег Святого Франциска живыми и здоровыми. Надеюсь, еще чуть более умными. Обучение почти закончилось, мальчики.

Чтобы добраться до реки Святого Франциска, нужно было сначала пересечь Миссисипи. Отец рек, широкий и грязный, со множеством песчаных отмелей, был непростым препятствием. Торговцы, полицаи и речные патрули часто появлялись на воде в ветхих лодках и баржах, которые тянули дизельные буксиры.

В полдень после мрачной лекции над трупом Жнеца они выступили в путь на запад. Кот всячески поощрял их в том, чтобы сконцентрироваться на понижении уровня жизненной энергии. Однако сомнения Валентайна выпирали, как палки, из его с таким трудом выстроенной сублимации. Что, если у него не получится «держать баланс», как говорит Кот, и он привлечет Жнецов на головы своих товарищей, как акул на кровавый след? Остальные, казалось, были уверены в себе, говорили про то, как возьмут своего первого капюшонника, обсуждали засады, перекрестный огонь и тщательно спланированные ловушки, а Валентайн, едва выжив в столкновении c одним Жнецом, до сих пор слышал в голове жуткий крик спокойного, невозмутимого Дельвечио, когда капюшонник, как иглой, прокладывал своим языком путь к сердцу человека.

В изобилии растущий дикий рис и рыба кормили пятерых мужчин по пути к реке, на котором им приходилось пересекать мелкие заводи и болотца. Волки уже так натренировались находить дорогу в зарослях, что, не задумываясь, начинали переходить заводи вброд, по двое или трое. Одна группа всегда прикрывала другую. До большой реки они добрались туманным полднем через два дня.

Увидев величественное течение, Валентайн забыл обо всех сомнениях и страхах, терзавших его. А может, это просто воздух так подействовал, казавшийся свежим и чистым после зловония болот.

— Два пути на выбор, мальчики, — сказал Эвереди, стоя посреди сброшенных в кучу вещей. — Можем построить плот, а можем поискать лодку, которую мы затопили, когда перебрались на этот берег весной. Может, день или два пройдет, пока найдем это место, мы немного южнее пристали. Если строить, значит, надо рубить деревья, а это будет слышно на много миль вокруг. К тому же, если наткнемся на патруль, ничего не останется, кроме как уходить. Если найдем лодку и поднимем ее, будет на чем плыть. Но что-то у меня есть сомнения, что она по-прежнему там, после всех этих месяцев. Тут патрули все время берега прочесывают, и, может, кто-то уже наткнулся на нее, даже если она еще под водой.

Волки решили голосовать, а Эвереди мог принять чью-то сторону. Валентайн был единственным, кто высказался за строительство нового плота: бродить по берегу в поисках старой алюминиевой рыбацкой лодки казалось ему занятием неблагодарным и рискованным. Остальные слишком хорошо помнили лекцию о том, как не хватает запасов, в том числе и гвоздей. Говорилось в ней, в частности, и о том, что возвращаться домой нужно с оружием и амуницией, которая была выдана, под страхом провести весь следующий год в конюшнях или отвечая за содержание скота.

Поэтому они повернули на север.

Путешествие по берегам Миссисипи заставило думать, что хождение по болотам было милой прогулкой. Затопленные и никем не приводимые в порядок берега превратили великую реку в извивающуюся массу излучин и запруд с головастиками. Эвереди шел самыми короткими из известных ему путей и всегда держал ухо востро, посматривая на реку. И хотя они успевали заметить лодку заблаговременно, который раз приходилось прятаться и отсиживаться больше часа, пока патруль прочесывал реку. В первый день это произошло дважды.

Валентайн был какой-то взвинченный. Остальные списали это на то, что он огорчился, проиграв голосование.

— Да здесь нет ничего, за чем этим пугалам стоило бы присматривать, — сказал Эрнандес.

— Да брось ты, Вал, — добавил Алистер, — нас еще ни разу не заметили, не говоря уж о засаде.

Однажды Эвереди что-то заметил, и Волки послушно замерли в ожидании, а Кот пошел посмотреть поближе.

Солнце уже садилось за горизонт. Валентайн подумал о том, каким простым был мир, в котором родились Эвереди и его отец, мир, где закат означал только красивый конец еще одного дня, а не начало восьми часов скрытой угрозы.

Волчьим слухом он попытался прислушаться, пока Эвереди поднимался на гребень маленького холма. Голова Кота виднелась над склоном, там, где он заметил что-то подозрительное. Эвереди шагал уверенно, умудряясь не сломать ни единой ветки. Кот замер, выбрав наиболее выгодную позицию, и стоял минут пятнадцать, неподвижно уставившись на удлиняющиеся тени.

Бертон, успевший выработать умение засыпать при первой возможности, уже тихонько посапывал, к тому времени как вернулся Эвереди. Алистер пинком разбудил его.

— Это то самое место, где мы затопили лодку?

— Что лодка, то это точно, — сказал Эвереди, — но не наша. Большое деревянное каноэ, вытянуто на берег и перевернуто. На нем не видно ни листьев, ни веток, так что, я думаю, оно здесь не больше, чем день-два. И я готов биться об заклад, моя старушка Труди против ваших несчастных ружьишек, что весла лежат под ним.

Волки обменялись усмешками, но Валентайн смог выдавить только гримасу: хорошие лодки не лежат просто так, даже если это деревянное каноэ. Для патруля это непрактично, да и тяжело на веслах идти вверх по реке. Поэтому он знал, не понимая откуда, но знал, что его волнение проистекает из чего-то, связанного с этой лодкой, так же как черный флаг на зачумленном доме связан со смертью. Что-то холодное и страшное щекотало мозг.

— Так пойдем быстрее, пока хозяева не пришли, — сказал Алистер, потирая руки.

— Это риск, но я бы рискнул, чтобы быть на той стороне сегодня ночью, — согласился Бертон. Эрнандес просто кивнул, и все посмотрели на Валентайна.

Эвереди взглянул ему в глаза:

— Это шанс, Дэвид. Рискованно, но, я думаю, все будет о’кей. Ты как вообще? Выглядишь, как будто что-то не то съел.

Вполне в духе Кота, который живет ради и за счет своего желудка, списать тревогу Валентайна на несварение.

— Просто ощущение. Старый падре, тот, кто воспитал меня, назвал это vibe. Они бывают плохие и хорошие. Мне кажется, это плохое. Это плохое место.

Алистер издал непонятный звук.

Эвереди не обратил внимания.

— Сынок, когда у меня еще были волосы на голове, я отступал, если они вставали дыбом. Я вряд ли был бы жив, если бы не доверял той части меня, которая трясется, как желе. Кстати, когда мы все доберемся до Нью-Арканзас-Пост, я кое-что продам мясникам, а вам всем сделаю яблочное желе. Особый рецепт моей матушки, со сладким кремом сверху.

— Ловим тебя на слове, — сказал Валентайн, в его голосе прозвучала почти уверенность, — давайте посмотрим на эту нашу лодку.

С холмика Эвереди все казалось достаточно просто. Каноэ было вытянуто на берег, далеко от реки.

Длинная полоска земли тянулась на запад позади лодки, поднимаясь, а потом резко опускаясь вниз, как профиль сфинкса.

Валентайн, бросив беглый взгляд на перевернутую лодку, смотрел на полоску земли. Что-то волновало в ее зловещей форме. Но если Эвереди, ветеран с тридцатилетним стажем партизанской войны и сражений со Жнецами, считает, что это безопасно, почему он должен ставить под сомнение мудрость того, кто еще ни разу не подставил их под удар?

Позже он корил себя за то, что промолчал. Волки рассредоточились и приготовили оружие. Эвереди вынул карабин из футляра.

— Я пойду гляну поближе. Вы четверо расслабьтесь, но держите баланс, жизненную силу, пониже, дышите глубже. Нам повезло. Когда мы попытаемся переплыть, будет темно и луна еще долго не выйдет. Но я хочу убедиться, на всякий случай. Вдруг у Вала радар работает лучше, чем у меня.

Валентайн кивнул, выдавив из себя улыбку, и попытался применить на практике все то, чему учил Эвереди. Он представил себе, что его тело окружено светящейся, теплой, красной аурой. Он сосредоточился, аура поменяла цвет на голубой. Затем начал представлять себе голубой, буквально избавляясь от него с каждым выдохом. Голубой туман съежился до размера маленького шарика в центре тела. Мир вокруг, казалось, померк.

Эвереди приблизился к лодке двумя большими петлями, сначала к низкому краю полуострова в форме сфинкса, а затем, прежде чем осмотреть лодку поближе, обратно к основанию холма. Он даже засунул дуло винтовки под нее, и, когда последние лучи дневного света растворились в сумраке, жестом подозвал Волков.

Каноэ было шире, чем обычно, и хорошо, аккуратно сделано. Кто-то потратил довольно много времени и усилий на то, чтобы смастерить его. Дерево сияло полированным глянцем. Двое человек могли сидеть плечом к плечу на двух его сиденьях, а под банками еще оставалось место для багажа. Четыре весла из такого же дерева лежали под лодкой.

Решили, что четверо молодых Волков будут грести по двое с обеих сторон, а Эвереди сядет в центре с винтовкой наготове. Пока они осматривали свою находку, тьма сгущалась.

— Ну, давайте-ка в воду поживее, — скомандовал Эвереди. — Если кто начнет стрелять, то дерево достаточно крепкое, чтобы выдержать пулю. Если только не в упор. Тогда прячьтесь на дно, и пусть нас несет река. Я сам буду грести, если понадобится. Эта жилетка Жнеца уже однажды спасла меня от пули в спину. Южный округ по мудрости своей бережет это сокровище для Медведей, когда удается, конечно, заставить наших ребят сдать добычу. Многие старые Волки носят такие под своими кожаными рубашками, так, чтобы не видели офицеры. Хотя, молодые люди, я вам вовсе не советую нарушать правила.

Пока Эвереди стоял на страже, четверо Волков перевернули тяжелую лодку и понемногу, осторожно стащили ее по усыпанному гравием склону. Эрнандес оттолкнул в сторону кусок плавающего дерева, после чего, придерживая лодку за нос, они столкнули свою добычу в воды Миссисипи.

— Эй, вы это видели? — спросил Эрнандес.

Валентайн присмотрелся: было темно, но на деревянном борту каноэ был отчетливо виден высеченный, как шрам, знак, на нежной текстуре дерева — четыре черные изогнутые палки. Что-то в этом рисунке, похожем на паука, всколыхнуло хорошую память Валентайна.

— Это свастика. Только она повернута, — сказал Алистер шепотом.

— У немцев и японцев она была на самолетах во Вторую мировую, да? — неуверенно добавил Бертон.

Его образование, как и у его товарищей, было далеким от полного.

— Только у нацистов, — ответил Валентайн, — но Алистер прав, она повернута.

Эвереди спустился со своего поста:

— В лодку, мальчики. Старайтесь не очень плескать, когда будете грести. Мне не нравится, что мы так близко от берега.

— Эвереди, это что-нибудь значит? — спросил Валентайн, показывая на рисунок размером с ладонь на борту.

Эвереди сощурился, стареющими глазами рассматривая свастику. Он отлично видел вдали, но вблизи предметы уже расплывались. Впервые за все лето большой Кот выглядел испуганным.

— Это значит одно: беда. Давайте не терять времени. Не хотелось бы, чтобы хозяева нас нашли.

Он снял с предохранителя свое древнее ружье. Снова — впервые за лето, и это внушало еще большую тревогу.

Они расселись по местам и отчалили. Лодка, казалось, плыла по морю масла.

— Дышите и гребите, вдох — взмах, — речитативом выводил Эвереди, стоя на коленях в центре каноэ. Валентайн взглянул на него со своего места. Они с Бертоном как наиболее мускулистые из Волков взяли на себя самую тяжелую работу по гребле, а Алистер с Эрнандесом поддерживали их сзади. Эвереди с винтовкой у плеча всматривался в похожий на сфинкса полуостров справа.

Валентайн занятый греблей, немного расслабился. Подавление жизненной силы было чем-то вроде погружения в себя, концентрацией на единственной крошечной точке внутри, как свечка, горящая посреди огромного озера.

Пламя свечки дернулось.

Он почувствовал, как по спине бегут мурашки. Странное состояние. Как будто по нему прошел электрический разряд. Как будто смерть провела пальцем по его позвоночнику. Холодная, жесткая точка появилась в его сознании, ощущение шло от головы сфинкса. Не понимая, что это было, Валентайн почувствовал, что боится.

— Эвереди, — сказал он низким, не своим голосом, — самая верхушка холма. Может быть, у того поваленного ствола… Я думаю, там что-то есть.

Зоркий глаз Кота обыскал вершину холма, в то время как лодка мчалась прочь от берега. Валентайн всадил весло так глубоко, словно пытался выкопать яму в воде и спрятать лодку.

— Вал, я думаю, ты прав. Он там, но не двигается.

Жнец. Ну-ка, волчьи уши, мальчики. Этот звук вам стоит знать.

Ногтями по классной доске. Крик раненого ястреба.

Скрежет металла. Каждый запомнит по-своему этот вопль, громкий и ужасающий, но будет помнить до гробовой доски.

— Madre de Dios! — прошептал Эрнандес, пропустив взмах веслом. — Черт! — добавил он через секунду. — Я уронил весло!

— Греби прикладом! — рявкнул на него Валентайн.

Другие, более отдаленные крики раздались в ответ ужасному воплю.

— Пятеро, — сосчитал Эвереди, — по одному на каждого из нас. Надеюсь, это не план.

Тучи сгустились и опустились к земле, прижав книзу горизонт, так что Охотники видели не более нескольких футов перед собой. Охваченный ужасом Валентайн поднял ладонь к небу, он практически ничего не видел.

— Как… как они это делают? — спросил Бертон, тяжело дыша между взмахами весла.

— Мне бы больше хотелось знать, как они определяют, что мы именно здесь, — сказал Валентайн, продолжая грести.

Даже в данной опасной ситуации Эвереди продолжал читать лекцию:

— Они вмешиваются в ваше сознание. Может, курианин поблизости или командует со своего Места Силы. Я слышал, они могут заставить вас увидеть, как целый город взлетает на воздух в клубах дыма, а то и поджечь дом, просто захотев этого. Они как-то читают нас. Кто-то один из вас или даже больше мог выплеснуть жизненную силу. Если один из них был поблизости, они могли взять след и держаться в стороне, вычисляя, куда мы пойдем. Мы никогда не узнаем. Но хорошо одно — плавать они могут, но у них на это уйдет время. Мы можем успеть переправиться, разделиться и направиться в Нью-Арканзас-Пост, как будто за нами черти гонятся, да так оно и есть, — усмехнулся Кот. — Они погонятся за кем-то одним, и, если нам повезет, остальные смогут добраться до места.

— Господи, это жестоко! — выдохнул Бертон.

— Нормально. Что до меня, то даже правильно, — сказал Алистер.

Валентайн проглотил комок в горле:

— Мы не можем этого сделать, Эвереди. Мы — Волки…

— Я был Волком, сынок, когда тебя еще на свете не было, и…

— Значит, ты должен знать, — тут же перебил его Валентайн. — Мы вместе, двое нас или две сотни. Бросают только мертвых.

— Тот, кто выделяет жизненную силу, уже мертв, Вал, — продолжал спорить Эвереди, всматриваясь в завесу тьмы за бортом, — может быть, не сегодня, но когда-нибудь точно.

— Мы не знаем, как они нас вычислили. Может, и не по жизненной силе. Может, вполне традиционно. Я слышал, у них есть ищейки — гроги.

— Прости, сынок. У меня есть опыт, у тебя нет. Это жизненная сила.

Валентайн снова нарушил мрачную тишину:

— Так, давайте голосовать. Каждый пусть скажет за себя: да или нет. Если мы решим идти вместе, мы высадим тебя на западном берегу. Одного, как тебе хочется, — Валентайн боялся, что он слишком давит на старого Кота.

Может статься, что остальные снова проголосуют против него, но он должен был попытаться.

— Нет, нет, никакого голосования. Не тогда, когда у нас Жнецы на хвосте, — отрезал Эвереди.

— Речь уже не только о тебе, — сказал Бертон, — это нам решать.

— Валяйте. Идиоты. Знайте, если один Жнец вас догонит, только один, вы умрете за двадцать секунд.

По пять на каждого.

— О’кей, перекур, — скомандовал Валентайн, развернувшись на скамье в сторону своих товарищей, — по традиции. Сначала младшие. Эрнандес? Каждый говорит за себя. Да или нет.

Валентайн ожидал, что шестнадцатилетний мальчишка обернется и посмотрит на всех или хотя бы на Алистера в ожидании поддержки. Но он смотрел только в глаза Эвереди. Его героя, того, кого он упрямо называл «сэр», несмотря на все протесты.

— Нет.

Сердце Валентайна подпрыгнуло. Он готов был обнять тощего мальчишку.

— Алистер?

Смуглый юноша, который в течение всего лета считал себя лидером Волков, покачал головой, с полуухмылкой на губах.

— Да.

— Да иди ты к черту, Ал! — выплюнул Бертон. — Нет. И иди ты к черту снова, если первый раз не слышал.

— Нет, — добавил Валентайн, пытаясь подавить улыбку триумфа. — Алистер, можешь сойти с Эвереди, если хочешь.

— Да уж хочу, можешь не сомневаться.

— Мы можем продолжать путь, Валентайн? — спросил Эвереди.

Четверо взялись за весла с новыми силами. Валентайн, почувствовав прилив энергии оттого, что он победил, глубоко зарывал весло в воду. Бертон вымещал свою ярость с другой стороны, и каноэ быстро летело сквозь ночь.

Через пять минут западный берег прорезался из темноты. Алистер набросил на спину рюкзак, и Эвереди выпрыгнул наружу, чтобы придержать каноэ. Эрнандес начал надевать ремни рюкзака.

— Подожди, Эрнандес. Мы остаемся в лодке, — приказал Валентайн.

— Это еще что? — Эвереди не на шутку удивился.

Валентайн поднял весло, положил в лодку и потянулся.

— Бертон, давай поменяемся местами, чтобы у нас разные мышцы работали. Эвереди, ты говоришь, что Жнецы не очень быстро плавают? Мы пойдем вниз по реке, по течению. Мы услышим любую патрульную лодку. Будем грести всю ночь, если понадобится, а на рассвете высадимся на берег.

— Черт, парень, если у тебя созрел план, ты должен был сказать. Но вы к тому же рискуете тем, что у Жнецов может оказаться еще одна лодка.

— Ты сказал, их пять. В этой лодке как раз пять мест. Сможешь одного взять на себя?

Эвереди улыбнулся, его выбеленные яблоками зубы сверкнули в ночи, как маяк надежды.

— Если один все еще будет на моем хвосте к рассвету, до следующей ночи он не доживет.

— Алистер, последний шанс! — выкрикнул Валентайн удаляющейся фигуре.

— Из тебя высосут кровь еще до рассвета, Валентайн, — сказал Алистер. Он обернулся. — Эрнандес, у тебя тоже последний шанс.

Парнишка покачал головой:

— Прости, Ал. Стая останется вместе.

Алистер подтянул ремни рюкзака, умудрившись этим движением выразить презрение.

— Надеюсь, что у вас получится. Буду ждать в Нью-Арканзас-Пост.

Эвереди шагнул ближе к Валентайну.

— Дэвид, дай мне твое ружье.

Валентайн наклонился и поднял со дна лодки свою однозарядную винтовку.

— Зачем?

— Поменяемся. Не знаю уж, чего в тебе больше, мужества или мозгов, но старушка Труди может всадить пять пуль в Жнеца быстрее, чем ты сосчитаешь до пяти. Ты из нее неплохо стрелял этим летом. Она может пригодиться тебе сегодня.

— А ты не боишься, что больше никогда ее не увидишь?

— Только не дай какой-нибудь бабушке полицая снять ее с твоего трупа. Утопи в реке, когда патроны кончатся, понял?

Они обменялись ружьями и патронами.

— Я понял. Увидимся в аду, Кот.

— Буду ждать, Волк.

Эвереди пожал ему руку, а затем странно стиснул его пальцы.

— Дэвид, если доберешься, расскажи своему начальству о том, как ты учуял этого капюшонника. Это уникально. Они захотят узнать об этом побольше, да и ты сам.

— Я сначала доберусь. Держись!

Эвереди, все еще стоя в воде, оттолкнул каноэ и развернул его на юг.

— Беги, Алистер, каждый сам за себя, — сказал Эвереди. — Ты на север или на юг?

Валентайн прислушался волчьими ушами.

— Я думал, мы можем бежать вместе, — сказал озадаченный Алистер.

— Нет уж, ни за что. Мне нужно двигаться быстро и одному, если я хочу взять на себя одного из них. Беги, мальчик. Надеюсь, у тебя получится, но взять тебя с собой не могу.

Отплывая, Валентайн услышал вопли мощной глотки Кота, вполне громкие, чтобы их услышали на той стороне реки:

— Эге-гей, капюшонники, валите сюда! Эвереди в домике, хочет в салочки поиграть! Дуйте сюда! У меня сорок пять ваших зубов вокруг шеи, сукины дети, а я хочу, чтоб было ровно пятьдесят!

Каноэ скользило на юг, подталкиваемое течением и веслами. Валентайн чувствовал, как у него болят от усталости все мышцы, Волки весь день провели в пути и практически ничего не ели. Вода не являлась проблемой, в центре большой грязной реки она была чистой и свежей.

— Эрнандес, отдыхай. Просто расслабься на пару часиков на дне лодке. Берт, ты будешь следующим.

Давай пока на корму. Я в третью смену посплю.

Эрнандес почти упал в центр лодки и уснул через пару секунд, положив голову на свой мешок.

— Эх, даже одеяло не вытащил, — сказал Бертон, заняв место на корме.

— В любом случае мы выделяем меньше энергии во сне. На всякий случай. Вдруг все-таки это он.

— Я думал, это я, — сказал Бертон.

— Ну да, и я тоже, — признался Валентайн.

Оба усмехнулись. Каноэ летело на юг.

Всплеск… Разыгралось воображение?

— Слышал, Берт? — прошептал Валентайн.

— Что слышал?

— Волчьи уши. Слева. Разве Эвереди не говорил, что они очень шумно плавают?

Бертон поднял весло, и они оба прислушались.

Сквозь ветер и шум реки был слышен шумный плеск.

— Черт, Берт. Прости. Я, похоже, ошибся.

— Давай поднажмем, Вал. У нас еще есть шанс.

Сволочь еще далеко. Эрнандес, — сказал он, легонько ткнув спящего носком сапога, — твое время истекло, пора грести.

Эрнандес зевнул, потянулся, вытянув одну руку к небу, а второй протирая глаза.

— Эх, хорошо. Сколько часов я спал?

— Около двух минут. Давай сюда и греби, — приказал Валентайн.

— Что?

Бертон перебросил ему весло.

— За нами плывет Жнец. Только больше не роняй весел.

Подгоняемые ужасом, трое мужчин заставили себя делать взмах каждые две секунды. Валентайн прислушался волчьими ушами, чтобы определить, откуда доносится шум. Сначала он раздавался слева, а затем за кормой.

— Я думаю, мы уходим, — процедил Валентайн сквозь сжатые зубы.

Через пару минут стало ясно, что нет. Валентайн считал взмахи весел. Через двести четырнадцать он понял, что плеск приближается.

— Вот черт, капюшонник! — выругался Бертон, задыхаясь. — С какой скоростью он плывет?

— Быстрее, чем мы, — выдавил Эрнандес.

Валентайн не смог побороть желания бросить быстрый взгляд через левое плечо. Луна была в небе, но ее скрывали высокие тонкие облака. Их гребки стали замедляться. У них не было сил.

Валентайн увидел бледную фигуру, ее руки гребли, как колеса, поднимая тучи брызг.

— Вижу его, — сказал Бертон, смирившись.

Жуткая картина безжалостно пронеслась в мозгу Валентайна: Жнец проплывет под водой последние пару футов, всплывет и перевернет лодку, а затем разорвет их всех на части. Валентайн снова взглянул на уверенно приближающегося пловца, движущегося в воде со скоростью, которой не достигал ни один олимпийский рекордсмен. Его бледная спина виднелась в лунном свете.

Он снял плащ, чтобы двигаться быстрее.

— Отдохните, — сказал Валентайн, беря в руки Труди. В магазине было тридцать патронов. Другой магазин лежал в кожаном мешке сбоку.

— Ты о чем — отдохните? Будем стреляться? — спросил Эрнандес.

— Хочу пробить в нем дырку с помощью Труди, — объяснил Валентайн, — он разделся, чтобы плыть быстрее.

— Господи, помоги тебе попасть! — пробормотал Эрнандес.

Валентайн аккуратно устроился на корме. Он сел, оперся спиной на скамью Бертона. Дэвид поднял винтовку к щеке и установил прицел на сотню ярдов. Два Волка тяжело дышали, в то время как Валентайн пытался успокоить свое дыхание и заставить расслабиться дрожащие от напряжения мышцы.

Это усталость или все-таки страх?

На выдохе он выстрелил три раза, делая секундную паузу между выстрелами. У тридцатого калибра была сильная отдача, но, так как он сидел, прислонившись к скамье и уперев колено в борт лодки, откатом можно было пренебречь.

Жнец плыл вперед, как машина. На таком расстоянии Валентайн не мог рассмотреть через всплески, попал ли он хоть раз. Он подождал, пока дистанция сократится еще на двадцать ярдов, и выстрелил еще три раза.

Жнец нырнул.

Валентайн осмотрел поверхность воды. Сколько он продержится без воздуха?

Деревянный приклад у щеки вызвал чувство уверенности. Он чуть опустил ствол.

Тварь вынырнула из воды еще на двадцать ярдов ближе. Валентайн выстрелил пять раз, но в панике промахнулся. Жнец исчез под водой.

Спокойно, спокойно, — твердил разум его телу, но тело отказывалось повиноваться. Он дрожал, не в силах сдерживать эмоции.

Господи, он близко.

Злобное бледное лицо всплыло в двадцати ярдах от лодки, жадно хватая ртом воздух.

Валентайн выстрелил, пули с плеском ушли в воду в дюйме от головы. Одна оставила черную царапину на щеке. Голова исчезла.

— Теперь гребите, изо всех сил гребите! — закричал Валентайн. Он напрягся, ожидая, что лодка перевернется. Тварь пыталась догнать их под водой.

Каноэ набрало скорость. Едва ли на расстоянии вытянутой руки вынырнул Жнец, наполовину высунувшись из воды, как дельфин. Его рот был открыт.

Черные зубы блестели в адской ярости.

Труди выстрелила так быстро, как Валентайн смог нажать на курок. Черные дыры появились в груди капюшонника, а пустые гильзы рикошетом отскочили от деревянного борта каноэ и упали в воду. Тварь упала на спину, дергаясь уже более слабо. Она перевернулась и легла на воду, лицом вниз.

Валентайн с удивлением посмотрел на дымящийся ствол и беззвучно помолился о безопасности Эвереди. Труди спасла их жизни.

Валентайн направил каноэ к западному берегу с первыми лучами солнца. Днем их мог остановить речной патруль. Отсюда, чтобы добраться до Свободной Территории Озарк, нужно было прошагать пару дней на северо-запад.

Бертон обернулся на реку:

— Ты только глянь. Он еще плывет.

Жнец плыл и плыл, делая боковые гребки. Значит, пули были почти бесполезны. Валентайн подавил в себе желание прижать дуло к собственному подбородку и вышибить себе мозги.

— Давайте на берег, — обреченно сказал он.

Волки взяли по мешку в одну руку и по ружью в другую. Валентайн столкнул каноэ в воду и выбрался на землю. Бертон уже направился к поваленному дереву.

Волки присели за стволом, слишком усталые, чтобы бежать.

Два ружья, которые делают по одному выстрелу, и полный магазин в Труди. Плюс паранги. Хватит?

Жнец подгреб к берегу.

Туман рассеялся. Утро было ясным. Солнце, желтое и яркое, повисло над горизонтом.

Валентайн удивленно посмотрел на небо. Очень редко, разве что зимой, оно бывало таким безоблачным.

Жнец добрался до мелководья. Он тоже поднял голову к солнцу, но скорее от боли, а не от радости.

Черные волосы прилипли к плечам и груди. Дырки от пуль образовывали перевернутый вопросительный знак на его теле, а одна рука безвольно болталась.

Валентайн встал, невольно копируя браваду Эвереди. Жнец склонил голову и сожмурился, чтобы защитить глаза от солнца.

— Ну что, ты за нами? — выкрикнул Валентайн.

Жнец выпрямился. Его уши работали лучше, чем глаза. Он шатался под ударом прямых солнечных лучей.

— Кажется, не сегодня, но однажды ночью, в глухом уголке, тебя возьмут, — прошипел он.

— Но не ты, — сказал Валентайн, поднимая винтовку.

Тварь нырнула назад, исчезнув под водой.

В чем-то это даже лучше, чем если бы я убил его.

Он убежал. Он испугался.

Волчата добрались до Нью-Арканзас-Пост за четыре дня. Маленький деревянный форт на голом холме был построен как декорация к старому вестерну, вплоть до заостренных бревен, служащих крепостными стенами. Это было скорее хранилище запасов и привал, чем настоящий форт. Однако там все же была столовая.

Эвереди ждал их на крыльце, сидя в кресле-качалке, счастливо жуя яблоко. Два новых клыка свисало с его ожерелья. Он пожурил Валентайна за то, что тот не нашел времени хорошенько смазать Труди маслом, после того как ее нежное дерево соприкоснулось с водой.

Леванда Алистера через неделю объявили пропавшим. Его семья получила извещение следующей весной, когда в Айову пришли набирать рекрутов.