ПВТ. Тамам Шуд (СИ)

Глава 21

Серебрянка никогда не умела говорить так, чтобы зацепить внимание зрителя. Башня выучила ее молчать и слушать-слушаться, но, оказывается, она вполне способна была к долгим монологам.

Теперь слушали ее. Корабеллы, дички Лута, низкорослые и недоверчивые, так не похожие на тренированных, высоких красавиц Башни. Мало сказать «слушали». В рот заглядывали.

А Серебрянке было что поведать.

Она говорила: как очнулась в лесу Сиаль, как угодила в ловушку, и как ее спас пастух. Мужчина? Мужчина, да. И как они путешествовали втроем: она, пастух и еще один мужчина. О его поприще Серебрянка стыдливо умолчала, прикрыв ширмой «он хорошо танцует». Девчонки внимали, раскрыв глаза и рты. Мужчины, повторяли и перешептывались. Какие они? Правда, что волосатые? На самом деле дурно пахнут? Верно ли, что жестоки без меры?

Серебрянка смеялась, изумленно качала головой. Они разные, отвечала просто. Совсем разные. И мои, мои мальчики — самые лучшие.

Ее появление, ее пестрые истории внесли хаос в размеренное существование корабелл. Что было раньше, подернулось дымкой. Корабеллы смутно желали нового. Желали ходить в Луте — и делить свое сердце с сердцем капитана.

С мужчиной.

Ах, думала Серебрянка, как просто все устроено. Каждая корабелла мечтает о своем капитане. Каждый капитан мечтает о своем Луте.

А о чем мечтает сам Лут, неведомо никому.

Талулла сперва вовсе не уделяла внимания россказням новенькой. Но потом, когда число слушательниц возросло, когда истории взбаламутили умы — тогда посчитала свое присутствие обязательным. Она старательно удерживала нелицеприятную маску, но Серебрянка чувствовала, что ее слова не оставляют старшую равнодушной.

А чуть позже Серебрянка начала не только рассказывать, но и показывать. Плоха, жалка корабелла, коли не может защитить свой экипаж и своего капитана! В Башне берейторы учили ее разным способам постоять за себя, в любой форме, голыми руками и оружной.

Кровь людей, воспринятая ей без просьбы, без желания, оказала свою силу: она чувствовала, что выросла, знала, что способна теперь на большее.

Девочки смотрели внимательно, запоминали. Претворяли слова в действие, и не без успеха. Серебрянка гордилась. Впервые ей довелось учить кого-то.

Но вместе с восторженным, горючим молодняком в прайде были и старые белые львицы. Отмеченные шрамами Лута, они скептически воспринимали увлечение молодых и саму Серебрянку.

Талулла сомневалась. А Серебрянка начинала злиться. Да, она была благодарна сестрам за спасение. Но как они могли так запросто отсиживаться в безопасности, в этой скорлупе, когда внешний мир был охвачен пламенем?

Лут менялся. И корабеллы чувствовали это, как рыбы чувствуют свойство воды. Чувствовали и делали вид, что ничего не происходит.

— Тебе должно остаться здесь, — втолковывала Талулла, — здесь покойно. Здесь ты можешь расти и учиться под нашим присмотром.

— Расти куда?! — строптиво всплескивала руками Серебрянка. — Учиться чему?!

Ибо, по правде сказать, она умела и знала куда больше этих свободолюбивых дикарок. Горько было признавать такое. Скажи ей, что жестокая дисциплина и мучительная повинность каждодневных уроков в короткий срок сделают ее сильнее большинства вольных корабелл, она лишь посмеялась бы.

Но так и было.

Никто из ее диких ровесниц, к примеру, не смог бы обернуться в транспортную форму на этой стадии развития.

А она смогла.

— Разве ты не хочешь быть свободной?

— Хочу. Но я хочу быть свободной со своими друзьями.

— Твои друзья — мы.

Серебрянка упрямо мотала головой.

— Вы мои соплеменники. Мои друзья, — она запнулась, — мои друзья далеко. И я должна их найти. А для этого мне придется покинуть вас.

— Я не могу отпустить тебя, — Талулла поджала губы, — Лут кипит. Куда ты пойдешь? Ты еще слишком слаба, ты потеряешься, тебя захватят охотники Башни или пираты Агона. Ты легкая добыча.

— Это не так, — отчеканила Серебрянка, задрала подбородок. — Я могу определиться с направлением. Я могу за себя постоять. Меня хорошо учили.

Талулла тяжко отмолчалась. Своей в доску Серебрянка не сделалась. Она пришла из другой стаи и она не хотела оставаться и становиться одной из них. Талулла чувствовала ее инакость и не могла представить, что с ней делать.

Корабеллы живут в Луте, думала Серебрянка с тоской. А не в пустой сфере, как в коробке. Не в чужом доме.

Здесь ей было душно, тесно, скучно, как дельфину в аквариуме.

— Ты могла бы пойти со мной, — сказала она старшей подруге.

Талулла уставилась в ответ. Сцепила пальцы.

— Это невозможно, — выговорила наконец.

— Но почему же?!

— Я не могу оставить прайд.

— Ты можешь повести его за собой. Вы не должны вечно сидеть здесь. Корабеллы листья Лута, в нем рождаются, в нем умирают.

Серебрянка закусила щеку изнутри. Страшна Башня, страшно в Луте, больно превращаться, но разве не это движение делает жизнь жизнью? О, хотела бы она испытать слияние сердец — то, о чем толковали объездчики Башни.

Талулла не успела ответить — молодая корабелла, антрацитовая Нши, влетела в комнату, как ошпаренная. С вытаращенными глазами, и рисунок на ее коже полыхал золотой нитью.

— Что стряслось? — Талулла стремительно поднялась ей навстречу.

— Там… Старшая, там… — Нши сглотнула и выдохнула. — У нас гости.

***

— Добрый вечер.

Слова прозвучали и упали камнем. Долгое эхо.

Серебрянка никогда не была в центральном зале. Оказывается, здесь был и такой. Изнанка пустого ореха в кремовом цвете, сиденья амфитеатром, слишком много места для всех них.

Слишком мало места для него одного.

Такой оглушающей тишины она тоже прежде не знала. Оглядывалась, но все корабеллы прайда смотрели, как завороженные, на гостя. Высокого. Мужчину. Первого.

О, подумала Серебрянка, и сердце тоскливо вздохнуло, отчего ты так похож на Лина?

Первый стоял в центре, на помосте, под перекрестным огнем взглядов и молчал. Куртка с треугольным запахом, высокий ворот, красные перчатки. Длинные пальцы играли каким-то тонким продолговатым предметом. Серебрянка присмотрелась и не сдержала тихого, болезненного стона — карандаш Лина она узнала бы из тысячи. Такими он рисовал ее в Башне, такие прихватил с собой в их путешествие. Должно быть, он хранил отметины — Лин в задумчивости прихватывал зубами свое орудие.

Она встретилась взглядом с Первым и поняла — знает. Все знает. Серебрянка вытянулась ему навстречу, будто схваченная за жабры. Крепче, до боли вцепилась пальцами в скамью.

Талулла выглядела не в пример тревожнее.

— Что нужно тебе, Оловянный? — спросила, не стараясь казаться дружелюбной.

— Одна из вас, девочки, — отозвался пришлец.

Голос его был глубок и бесцветен. У Серебрянки похолодела спина.

Талулла бешено выпрямилась.

— Дичь! — Крикнула, сверкнув зубами. — Ты не получишь ни одну из нас!

— К чему громкие слова. Она сама уйдет со мной. — Не меняя тона, сказал Первый. — Так ведь?

Теперь Серебрянка не сомневалась — он смотрит на нее и он говорит о ней. О, Лут, прошептала корабелла, будто в забытьи. О, Лут. Что ему известно?

Талулла резко обернулась, а Серебрянка поднялась. Ноги позорно подрагивали в коленках, но она пошла вперед, на магнит синих, сильных глаз.

Подруги хватали ее за руки. Она, не глядя, стряхнула их.

Оловянный оглядел ее с ног до головы.

— Маленькая, — сказал с непонятной интонацией.

Серебрянка лишь выше задрала голову.

— Сядь! — резко бросила Талулла, но Серебрянка смотрела на Первого, во все глаза.

Он верно истолковал ее интерес.

Поднял карандаш.

— Тебя волнует это, верно? Мы ищем одного и того же. И мы оба знаем, где можем его найти. Иди со мной. Поблагодари сестер за радушие. Встречаемся у моего геликтита.

Серебрянка громко сглотнула.

— Как я могу те… вам верить?

— Никак.

Он бросил ей карандаш и она его поймала. Задохнулась, узнавая. Мальчик Первых утопил ее в крови. Добрый мальчик, он вывел ее из Башни.

Серебрянка не верила Оловянному в красных перчатках.

Но она верила, что найдет Лина.

***

— Хорошо, что ты не такая громоздкая, как твои соплеменницы, — Первый указал на странного вида кресло.

Она почти легла в него, плотно прижалась спиной и затылком.

Геликтит висел с наружной стороны сферы, плотно сливаясь с его оболочкой цветом шкуры. Оловянный занял свое кресло, чуть подался вперед, раскрывая глаза шире — тонкие отростки геликтита коснулись его глаз, что-то надевая или сообщая.

Серебрянка невольно сморгнула.

Видимо, так геликтит передавал информацию своему пилоту, а тот посредством синнергизма мог наблюдать и контролировать движение геликтита.

— Я Серебрянка, — представилась корабелла.

Геликтит отцепился от сферы и ухнул вниз. Или взмыл вверх? Корабелла зажмурилась, стараясь привыкнуть к мысли, что теперь от нее ничего не зависит.

— Зови меня Мастером, — произнес Первый, когда Серебрянка уже не чаяла дождаться ответа. — Теперь молчи. Путь далекий, а ресурс геликтита не бесконечный. Я приложил слишком много усилий, чтобы сбрасывать тебя на полдороге как балласт.

Серебрянка прикусила язык.