Пять баксов для доктора Брауна. Книга 2

Глава тридцать первая Карьера двух жуликов

Ну, красавец, – от хождений М.Р. туда и сюда некрашеные доски меблированной комнаты на Девисадеро страдальчески скрипели. – А теперь договаривай. Все рассказывай!

Он остановился перед компаньоном. На кровать был как попало брошен пакет с пирожными. М.Р. точно знал, что там сырное печенье, кокосовые пирамидки и мармеладные конвертики – но был неумолим.

– Давай-давай, – потребовал он. – Выкладывай, прощелыга.

– Почему сразу прощелыга?

М.Р. остановился.

– Сначала ты соврал мне про покер – это во-первых, – проговорил он. – Потом ни одного слова мне не сказал: мол, жаль двадцати баксов – это во-вторых. Значит, деньги еще есть. При том, что живешь ты в комнате на двоих – один, за шесть баксов с морды в неделю – это в-третьих. Сам отчего-то носишь школьные тряпки и никаких брюк, которые ты вроде бы так и не успел отдать в чистку, нигде нет – это в-четвертых, и наконец, потому, что ни цента тебе не заплатила твоя мадам – это в-пятых!

Дюк произнес все это на одном дыхании, но компаньон, вместо того, чтобы оправдываться, смотрел на него счастливый, как год назад в игрушечной лавке.

– Как про мадам догадался?

М.Р. остановился.

– Если бы она тебе заплатила, – сказал он, держа руки в карманах, – ты бы сказал так: «...получил столько-то и столько-то». Ты всегда так делаешь. А ты сказал: «получил то, что причиталось». Взбучку ты получил, а не жалованье! Что ржешь?

– Ладно, – компаньон с трудом взял себя в руки и перестал смеяться, но когда уже совсем было собрался продолжить свой рассказ, захохотал опять.

М.Р. вздохнул так, как, должно быть, вздыхали инквизиторы при столкновении с уж очень упрямой жертвой.

– Или ты сейчас расскажешь все, как было, – сообщил он, – или...

Конец фразы он проглотил.

– Так я и знал! – Дюк забегал по комнате, воздевая руки. – Ну, ведь кража, скажи? Кража ведь? Да хватит тебе ржать! Что натворил-то?

– Ну... – опять заладил компаньон.

Героическим усилием воли М.Р. подавил желание возопить ненормальным голосом и присел рядом.

– Ну...

Тут Д.Э. все-таки получил по носу и дело пошло веселее.

– Вы должны немедленно покинуть это место, – сказала мадам Гландау очень громко и очень внятно. – Немедленно. Вам принесут ваши вещи.

Д.Э. быстро спрыгнул с дерева и спрятал сигарету…

– А гонорар, мадам?

Лицо мадам изобразило любезную улыбку.

– «За достойное его вознаграждение». Вы не забыли?

Немедленно покинуть пансион не получилось. Комиссия Попечительского совета отбыла тотчас, не оставшись посмотреть ни кабинет машинерии, ни новейшие измерительные инструменты, ни кабинет естественной истории, ни даже музыкальную комнату, не говоря о комнате для оптических экспериментов. Начался крик, скандал, пришлось, как есть, в форменном белом костюме чесать на конюшню, запрягать Злыдня.

Ушастый Кокс грустно поправил очки.

– Этот был лучший, – сказал он.

Джейк чуть с ума не сошел, разыскивая саквояж, пока не вспомнил, что оставил его у компаньона в больнице. Мадам влетела на конюшню и забегала вокруг. Чем больше она кричала, тем больше выходила из себя, и чем больше выходила из себя, тем больше кричала, выкладывая весь запас слов, за которые собственноручно лупила учеников тем самым деревянным предметом, что висел на стене в кабинете. Обещала написать в Женевскую гимнасию гуманитарных наук, мистеру Браге и миссис Вандермюллер, пожаловаться в городское правление, написать в газету, и вообще клялась, что ни одно заведение больше не подпустит этого мерзавца, этого распущенного паяца на пушечный выстрел. Супруг ее бегал следом.

– Господи ты, Боже мой, – возмущался господин Гландау, – он даже запрягать толком не умеет! Вам тут не кабак, молодой человек! Воспитание детей – дело серьезное! И шутки здесь неуместны!

– Таких, как вы, – мадам яростно сдула с покрасневшего лица несколько выпавших из прически прядей, – нужно лечить медикаментами! Понимаете? Медикаментами!

Господин Гландау сгреб Джейка за шиворот, затолкал на козлы катафалка и издевательски прибавил:

– Счастливого пути!

Только в этот момент искатель приключений понял , что всетаки забыл собственный костюм в комнате.

– А потом? – спросил Дюк.

– Потом...

– Заклад, выкуп, продажа?

– Я хотел бы заложить часы. Вот эти.

– Это хорошие золотые часы. Я могу дать вам десять долларов. Пять процентов в месяц, за два месяца вперед, получите девять пятьдесят.

– Вы или ничего не понимаете в часах или пытаетесь меня обмануть. Это часы швейцарского мастера Николе, розового золота, из партии, которая была выпущена четыре года назад. Стоят они долларов восемьдесят. Это часы моего брата.

– Обратитесь к часовщику в таком случае. Возможно, вам дадут больше. Для нас это только золотые часы, и они идут.

– Так я и сделаю. Всего хорошего.

– И что? – спросил М.Р.

– Ну что, – сказал Джейк, – пошел в другой ломбард. Потом еще в один. Потом...

– Слушайте, но девять пятьдесят – это невозможно мало!

– О да, вы правы. Насколько я понимаю, эти часы дороги вам?

– Я их выкуплю.

– Ну вот видите, молодой человек, именно об этом я и говорю. Десять долларов, да лежать они у нас будут года два – за тридцать вы наверняка сможете их выкупить. Если я дам вам сто, вы не увидите их больше никогда, поверьте мне.

– Но почему?

– У вас никогда не будет таких денег.

– Девять пятьдесят... Ну, а потом? – спросил Дюк.

Д.Э. опять замялся.

– Ты понимаешь... – начал он.

– Я понимаю, – сказал компаньон. – Ты опять собрался чегонибудь мне наплести.

– Нет, – Джейк зажег сигаретку и нервно затянулся. – Просто по существу... ах, да что там. Просто: это кража.

– Приключения, говорит, приключения... – М.Р. тоскливо смотрел в окно. – Да твои приключения в кутузке кончатся, приключенец недоделанный!

– Да я не собирался!

– Все не собирались!

– Да я не думал...

– Все не думали! – кипятился М.Р. – И очень зря! Думать потому что надо!

– Ну, вот тогда и придумай, как быстро написать брошюру «Как выйти замуж»!

Дюк сел.

– Чего? – спросил он, не очень веря собственным ушам.

– Того самого.

– Почему, – М.Р. начал сначала улыбаться, потом хихикать и, наконец, загоготал в полный голос, – почему замуж-то?

Д.Э. Саммерс сунул за пояс брюк полотенце, которое торчало теперь наподобие фартука, и шипел газовой горелкой: жарил сосиски.

– Быстро, дешево и наверняка, – отозвался он и неожиданно умолк.

– Ну? – опять потребовал Дюк.

– Да так, – Д.Э. задумчиво пошевелил вилкой сосиски на сковороде. – Думаю.

– Будет дело, – сказал опытный М.Р. – Когда ты думаешь с таким лицом, ничего другого и быть не может.

– Да, – рассеянно сказал Джейк. – Да. Газета на окне, верхняя. Страница двенадцатая, верхняя полоса, посередине. Ты узнаешь.

М.Р. схватил «Ивнинг Стар».

В самом низу, мелким шрифтом, стояло: Новое сочинение миссис Дж. Д. поможет вам получить предложение руки и сердца в рекордный срок!

Дюк попробовал подсчитать, сколько же несуществующих брошюр «на прекрасной бумаге» продал таким образом компаньон.

– Монстр, – сказал он, подражая сопливому голосу русской графини Оленин д’Алхейм. – Бурбон. Чудовище!

– Ой, да ладно! Какое я чудовище, я репортер и добрая советчица, Джулия Дей!

– Так я и поверил, что ты вернешь им деньги!

– Конечно, не верну. Что же я, дура, что ли. Это я для солидности написала.

– Это же обман! Драма!

– При общем капитале в девять баксов, из которых шесть за комнату? – компаньон невозмутимо пожал плечами. – Что мне оставалось-то? Драма была бы, если бы нам нечем было платить за больницу. Вот это, я понимаю, драма. А так – небольшое недоразумение на почте. Мало ли, сколько может идти бандероль.

– «Дж. Д.»! – закричал Дюк. – Какого дьявола!

Д.Э. Саммерс продолжал хозяйничать.

– Что значит, какого? – возмутился он. – Кто угодно не может продавать свои сочинения. Нужно имя.

– Так и написал бы хоть ту же графиню, раз у тебя фантазии не хватило! Кто, интересно мне, разберет эту твою «миссис Дж.Д.»?

– Кто надо, – Джейк был невозмутим, – тот и разберет. У нас осталось полно поклонников, которые понятия не имеют ни о каком ясновидении. Они поймут. Скандал, конечно, вышел большой, аж сам председатель городского совета обиделся. Но ты подумай: станет председатель городского совета читать такие объявления, и уж тем более, в них разбираться?

М.Р. подумал.

– Ладно, – сказал он. – Но а как же быть с миссис Менцель и миссис Макферсон?

– Вот именно, – Д.Э. улыбнулся, как ангел, – «миссис». Понимаешь?

– Так у них обеих незамужние дочери! – поперхнулся М.Р. – Об этом ты не подумал?

– У дочери председателя городского совета, – ответствовал Д.Э. Саммерс, – никаких проблем с замужеством быть не может. Про дочь казначея и разговора нет.

– Так, – М.Р. лихорадочно соображал, – так. Ага. Но, ты знаешь, что, мне кажется, что брошюру с таким названием легко продать и без всякого имени. Купят, хотя бы посплетничать.

– За доллар «просто посплетничать» – это не каждой средства позволят, – возразил компаньон. – Собственно, потому и «Дж. Д.». Кто надо, поймут и так. Кто не надо – вряд ли полезут проверять, мало ли всяких миссис с такими инициалами. А остальные – вот это, что ты сказал. Купят потому, что неважно, кто написал, вдруг да найдется что-нибудь стоящее. У меня все взвешено, сэр.

– Ты же адрес дал! Все люди как люди, «до востребования» пишут, а ты вон что!

– Ты на остальные объявления посмотри! Везде точный адрес, да еще указано: «на углу с банком», «напротив дома такого-то». Вдруг это жулики прикрывают свои грязные делишки честным именем Джулии Дей? И потом, именно точный адрес должен отвести всякие подозрения от нашей лавочки. Это на случай, если кто-нибудь ненужный все-таки сунет свой нос, куда не надо. Все посчитано, сэр.

– Где у тебя карандаш? – Дюк отодвинул стул у поцарапанного письменного стола. – А, вижу. Сейчас мы это «недоразумение на почте» исправим.

– Может, обойдутся? – поинтересовался Д.Э.

– Не обойдутся, – Дюк открыл попавшийся под руку блокнот, купленный, очевидно, именно для брошюры, пролистал десятка два голых женщин, изображенных так, как если бы Тулуз-Лотрек страдал плохим зрением и пляской св. Витта, и нашел, наконец, чистый лист. – Не обойдутся. Сан-Хосе город, конечно, большой, но нас могут настигнуть поклонники, а Джулия как раз сегодня раскрыла свое инкогнито не кому-нибудь, а шефу детективной службы.

– Придется ей...

М.Р. уже что-то писал.

– ...придется ей стать честной женщиной, – решительно сказал он.

Глава тридцать вторая Чтобы мужчина не скучал

– Компаньон! – окликнул Дюк. – Что должна сделать барышня, чтобы ты на ней женился?

Д.Э. уронил вилку с сосиской. Сосиска запрыгала по полу и ускакала под стол.

– Выбросить из головы эти глупости, – ответил Джейк из-под стола.

– А если теоретически?

Д.Э. поднял сосиску, потом, чертыхаясь и ойкая, половил ее, как клоун-жонглер, пытаясь удержать, зашвырнул, наконец, на сковороду и стал дуть на руку.

– Так не бывает, – он облизал пальцы, чудом не попав вилкой в глаз. – Даже теоретически.

– Ну, а все-таки? – настаивал М.Р.

Д.Э. вонзил вилку в другую сосиску и протянул компаньону.

– Сделать так, чтобы мне не было скучно.

« ...Тетушка, – вывел погрызенный карандаш, – еще до моего замужества советовала: дорогая, мужчина ни одной минуты не должен ощущать скуку. В одной из своих статей я уже рассматривала нелепость излияний своих чувств в сентиментальных романсах и стихах, однако, простое и веселое упражнение в стихосложении доставит вам обоим много приятных минут. К примеру, возьмите строчку известного стихотворения или поэмы и допишите сообразно своей фантазии. Примеры подобных стихотворений вы найдете ниже.

Земную жизнь пройдя до половины...»

– Компаньон! – закричал М.Р. Маллоу. – Земную жизнь пройдя до половины!

– Купил четыре булки и сардины, – отозвался Д.Э. Саммерс.

– Земную жизнь пройдя до половины?

– Я разрываюсь на две половины.

– Прелестно. Земную жизнь пройдя до половины?

Джейк задумался.

– Э-э... Иду я дальше и свищу невинно.

– Хам ты.

– ...Я умер, как герой, на именинах.

– Земную жизнь пройдя до половины... ?

– Я полюбил варенье из малины.

– Ты же дама!

Д.Э. спохватился и поправился:

– Влюбилась я в варенье из малины.

– Вот это интригует! – обрадовался М.Р. – Это удобно. Это, можно сказать, намек.

После этого он долго молчал: писал. Он работал, как проклятый: шесть недель в больнице превратили его в перпетуум-мобиле. Он истерзал вопросами компаньона, который всю первую половину дня сидел со свежей порцией советов у художника (того самого, «Портрет первой жены»), а всю вторую тоже писал, и сам валился без сил без четверти четыре утра.

«...подойдет игра в «верю-не верю», – читал Д.Э., покончив, наконец, со списком нежелательных пустых разговоров, которые обыкновенно предписывают приличия. – Вы рассказываете друг другу пять фактов из своей жизни. Ваш собеседник должен угадать, какие из них – правда. Факты могут быть как невероятными, так и самыми обычными. Очень желательно то и другое произносить одинаковым, спокойным тоном, ничем не выдавая своих чувств…»

Компаньон спал, как убитый. Джейк схватил перо и быстро дописал:

«...Например, моя тетушка однажды сказала дядюшке, тогда еще своему поклоннику: “Я летала на воздушном шаре”. На что дядюшка ответил: “Ах! Верю!” и немедленно сделал ей предложение…»

После этого, совершенно успокоенный, он лег спать.

Мистер и миссис Маллоу узнали все. И про бордель, и про предсказания, и про остальное тоже. Особенно их расстроила история с мисс Буддл.

– Мармадьюк! – сурово говорила миссис Маллоу. – Ты обязан жениться на этой девушке!

– Мама, мамочка, нет! – умолял несчастный М.Р. – Честное слово, больше не буду!

Ничего не помогало. Недрогнувшей рукою мачеха повязывала ему атласный свадебный галстук. Как Дюк ни просил, ни уговаривал, ни обещал к Рождеству знать географию как свои пять, и чуть не греческий вдобавок – не помогало.

Тогда, обернувшись и увидев, как сурово кивает отец, Мармадьюк Маллоу жалобно закричал:

– Джейк! На помощь! Сделай хоть что-нибудь!

– Легко, – отозвался компаньон.

И чувствительно потряс его за плечо.

– Вставайте, сэр. Все это только сон. Вам просто приснился... ну, что там у тебя?

М.Р. сел в кровати. От августовской ночной духоты физия у него опухла, глаза превратились в щелочки, на щеке виднелся след от подушки.

– Женить хотели.

Он провел рукой по шее, посмотрел на руку: никакого галстука не было. Была рыжая лохматая гусеница. Гусеница нахально шевелила пучками волос.

Но заснуть в эту ночь не удалось. То ли виновата была духота – жара грозила кончиться нешуточной грозой, то ли, в самом деле, нервы, а только стоило бедному М.Р. закрыть глаза, как он снова видел мачеху и снова должен был жениться на мисс Буддл.

– Ну не хочу же я! – чуть не плача, отбивался М.Р. Маллоу.

– Надо – значит надо! – отвечал отец. – Я всегда тебе это говорил.

– Нельзя быть таким легкомысленным! – вторила мачеха.

– Ты же понимаешь, что это во сне? – сказал Джейк, утомившись будить компаньона. – Ну и скажи им: «да»! Да, мол, с удовольствием, давайте вашу лахудру сюда.

Но у М.Р. случилась нервная почва. Он боялся спать. Тем более, что две его новые знакомые тоже не вызвали бы одобрения родителей: с одной он прогуливался в парке Сент-Джеймс около полудня, пока в универсальном магазине не кончался обеденный перерыв, со второй – или обнимался на заднем ряду кинематографа вечером, или слушал пластинки в ее комнатке на Семнадцатой улице. Кроме того, была еще одна барышня, которую М.Р. Маллоу повел прогуляться по бульвару нечаянно, и которой у него не хватило духу сказать чтонибудь вроде: «К сожалению, завтра я очень занят. И послезавтра тоже. Боюсь также, что и в воскресенье у меня дела. Очень много дел».

«...особа, уделяющая излишнее внимание своему туалету, – писал Дюк вечером, – производит удручающее впечатление. Не смотрите поминутно в каждую витрину, проверяя, в порядке ли прическа и хорошо ли приколоты цветы на шляпке: одежда создана для вашего удобства, а никак не наоборот. Не рассказывайте поклоннику о косметических средствах, которые вы используете: не все вещи следует знать мужчине, даже, если он располагает к откровенности. Однажды я получила отчаянное письмо. “Я имею очень большой успех у джентльменов, – сообщала одна молодая дама, L., – но ни один из них до сих пор не сделал мне предложения. Они исчезают, не проходит и трех недель...»

Д.Э., ухитрившийся почти правдоподобно соврать про двадцать лет и ляпнуть правду о состоятельных родителях (умолчав, впрочем, о роде занятий отца) подруге той самой особы, от которой не посчастливилось спастись компаньону, пропускал встречу за встречей, громоздил оправдание на оправдание, и так беспощадно фальшивил, что в конце-концов обрел свободу.

– Обозвали хамом! – радостно сообщил он компаньону, и, пока тот со скорбной миной застегивал воротничок, собираясь на свою каторгу, быстренько написал:

«...не спрашивайте, не надо ли вам похудеть, или, наоборот, набрать вес. Не справляйтесь больше одного раза, нравится ли поклоннику ваше платье или безделушка. Если бы его интересовали платья, он проводил бы время с журналом мод. Однажды я долгое время состояла в переписке с молодой особой по имени N., обладавшей весьма достойными формами, но...»

М.Р. пришел ближе к ночи, несчастный, измученный, и начал следующую главу:

«...Не старайтесь намеками узнать о его прошлых романах. Намеки очень легко понять, а интерес к вам ослабнет. Одна моя приятельница, О., призналась, что ее помолвка расстроилась после того, как она устроила безобразную сцену, допытываясь о его отношениях с некой особой…»

Наконец, наступил день, когда Джейк сказал:

– Старая сплетница.

И поставил последнюю точку.

– Надо же, как можно не любить женщин, – Дюк рассматривал рисунки, как раз сегодня полученные от художника.

Рисунки весьма наглядно демонстрировали перечисленные в брошюре недостатки и промахи.

– Как бы нас барышни не побили за такие художества.

– Мы не виноваты, – сказал Джейк. – Это все он. И вообще, сэр, вы зря боитесь: ни одна дамочка, глядя на такую карикатуру, не подумает на себя.

Глава тридцать третья Что бы сказала миссис Маллоу

П рошел месяц. Двадцать седьмого сентября компаньоны привезли в экипаже два картонных ящика, оставив в типографии следующую рукопись.

С улицы пахло мокрыми после дождя пальмами и лошадиным навозом. Звенел вдалеке трамвай. В комнате компаньонов хлюпала кофейная машина Нейпера.

Скучающий Д.Э. лежал на диване.

– Ну и что? – говорил он, разглядывая потолок. – Все равно нечестно. Где же ваша совесть? А, сэр?

– А это вы на меня дурно влияете, – отозвался Дюк. – Что бы сказала миссис Маллоу, интересно.

На этих словах компаньон слегка переменился в лице.

– Ну давай так, – сказал Дюк и почесал нос, – я ей что-нибудь совру, такое, приличное, а мы потом постараемся сделать так, чтобы это стало правдой.

– Правдой? – компаньон приподнялся. – У тебя есть идея?

– Ну, тогда просто что-нибудь совру.

– Нет, – не очень решительно ответил Джейк. – Не могу. Не надо.

– Вот тебе раз! – удивился М.Р. – Такая бесстыжая рожа – и... ?

– Это я бесстыжая рожа? – ахнул Д.Э. – Да вы на себя посмотрите, сэр!

– А что я? Что сразу я?

– А вот барышни ваши!

Про барышень честный М.Р. парадоксальным образом не испытывал никаких угрызений совести. Он так верил в то, что говорил каждый раз, так собирался сделать именно то, что обещал, что искренне удивлялся, когда обнаруживалось, что не далее, как вчера обещал то же самое совсем другой девушке. Более того, он честно выполнял обещанное – до тех пор, пока не сталкивался с неразрешимыми противоречиями. М.Р. Маллоу делал все, что мог.

Что же касается вранья, то миссис Маллоу всегда говорила: «прощен тот, кто исправляется». Удобно, утешительно и, наконец, в самом деле, когда-нибудь станет правдой. У Д.Э. же существовал (и, кажется, по сей день никуда не делся) личный кодекс честности: врать можно кому угодно, только не себе. Себе – только чистую правду: жулик – значит, жулик.

– Ладно, – сказал Джейк, помолчав. – Как ты считаешь, что расстроит ее меньше: то, что ты – прохвост или то, что ты, возможно, умер?

– Мы, – ответил на это Дюк. – Мы оба прохвосты. Или мы оба, возможно, покойники. А всего вернее, что мы оба – где-нибудь у берегов Новой Зеландии. Или Таити. Долго идет письмо.

С этими победными словами Дюк лег спать. Но уснуть не удалось. Он думал, думал, вздыхал, вертелся в кровати с боку на бок, и решил будить компаньона. Джейк просыпаться не хотел, бубнил и отбрыкивался, и Дюк засел читать газетные объявления: вслух, с зажатым носом.

Получилось из этого вот что:

– Это даже и не обман почти, – опять заявил М.Р. – Гимнастика укрепляете здоровье? Укрепляет. Ну, значит, и жизненную силу она тоже укрепляет. Мы с вами, сэр, можно сказать, полезное дело делаем. Ну, передрали мы «Преподавание гимнастики». Но ведь своими словами! А про бег в той твоей книге вообще ни слова не было!

Д.Э. охотно согласился: не напоминать же чувствительному компаньону насчет «совершенно бесплатно» и «только почтовые расходы». Тем более, что сам он собирался в типографию – заказывать еще партию брошюр, спешил, волновался и вообще, был слегка не в себе. Была среда, девять часов утра. Это была уже вторая среда, когда Д.Э. торопился именно в это время. Он набросил пиджак, надел шляпу, открыл дверь и попятился.

На пороге стояла особа неопределенной внешности, неопределенного возраста, завернутая до подбородка в нечто шуршащее, фиолетовое и в вуали до самых плеч.

– Мне нужна миссис Джулия Дей, – сказала особа. – Я хочу получить назад свои деньги.

И она швырнула в него брошюрой. Д.Э. Саммерс брошюру поймал.

– Простите? – поднял бровь он.

– Кто-кто вам нужен? – переспросил М.Р. Маллоу.

– Джулия Дей, – раздельно повторила визитерша. – Мне нужна Джулия Дей.

Двое джентльменов недоуменное переглянулись.

– Сожалею, мэм, – сказал Джейк.

– Мисс, – отрезала особа в вуали.

– Сожалею, мисс, но здесь нет никакой... э-э-э... как вы сказали? Вы, наверное, ошиблись.

– Я никогда не ошибаюсь. Мне нужна Джулия Дей.

– Но ее здесь нет, – опять сказал Джейк.

– Но она мне нужна!

– Э-э, – встрял Дюк. – Ты иди, иди, а то опоздаешь. Так вот, мадемуазель. Может быть, я могу пригласить вас на чашку кофе? Чтобы, так сказать, компенсировать ваше огорчение.

Д.Э. как ветром сдуло. Он выбежал на улицу, остановил экипаж и умчался. Когда он вернулся – около шести часов вечера, на двери висела записка:

«Джулия Дей съехала»

Лицо компаньона было серым, глаза запали и вокруг них образовались круги.

– Четырнадцать, – сказал он коротко.

Д.Э., по виду которого можно было предположить, что он парит примерно в футе высоты над ковриком с узорами из роз, опустился на стул.

– И со всеми, – поинтересовался он, – ты пил кофе?

– Нет, – пояснил Дюк. – Кофе я пил только с Эйлин. Мы пошли к Бруно. Потом вернулись. Она с полчаса, как ушла.

– Какая отзывчивая Эйлин! – порадовался Джейк.

– Да, – сказал Дюк, который сегодня был лаконичен, как никогда, – только пока мы тут отбивались от поклонниц и объясняли, что мисс Эйлин Пикок с Тридцать Седьмой улицы, двести шестнадцать, совсем не Джулия Дей, и никогда ею не станет, заходила Милли.

– Милли? – Джейк наморщил лоб.

– В том-то и дело, что Милли! – Дюк закрыл лицо руками и застонал. – Если бы это была мисс Поуп, я бы только рад был! Все пропало, все! Это была единственная любовь моей жизни!

– А как же, ты говорил, та тоненькая мисс, как там ее...

Джейк пощелкал пальцами.

– Маделин, – подсказал компаньон. – Это было заблуждение. И вообще, она меня бросила. Но самое ужасное, что теперь их не то три, не то четыре!

– Не то три, не то четыре? – поразился Джейк. – Ты еще и не знаешь?

– Нет, – сказал Дюк и убрал с лица руки. – Понятия не имею. Потому что Эйлин завтра уезжает с семьей в Бостон и вернется только через неделю.

– Господи Боже. Сколько ей лет?

– Двадцать!

– Ты с ума сошел. Уехала – и уехала. На что тебе этот богомол?

– Эйлин не богомол!

– Ну хорошо, не богомол. Кузнечик.

Дюк швырнул в компаньона книгой и сел.

– У нее тонкие черты, – сказал он. – Как на полотнах голландских живописцев.

Д.Э. выразил лицом..

– Она нежная! – пояснил Дюк.

– Что-то миссис Маллоу, – Джейк намазывал на хлеб масло, – по-моему, перестаралась с твоим образованием. Она же совсем бесцветная. Прозрачная почти. Просто какая-то молодая креветка!

Д.Э. успел вовремя укрыться за спинкой стула, туфель компаньона просвистел над его головой и ударился о дверь. Дверь начала открываться.

– Джулии Дей здесь нет! – хором закричали двое джентльменов.

Глава тридцать четвертая Профессиональный подход

Д .Э. был рожден гением. Безумие с провалом Джулии Дей продолжалось еще ровно двое суток: столько времени понадобилось, чтобы изготовить латунную табличку: «Д.Э. Самммерс, М.Р. Маллоу, похоронные агенты» и прибить ее к двери. Между тем, письма от барышень, мечтающих обрести семейное счастье продолжали приходить. Желающих восстановить утраченный любовный пыл тоже было достаточно. Компаньоны сшили по костюму у приличного портного, Дюк стал бриться в парикмахерской и душиться одеколоном «Итальянская фиалка», двадцать пять центов унция. Некоторый конфуз, правда, случился со скорбящими родственниками одного усопшего, появившимися на пороге, но сын похоронного церемониймейстера, невзирая на не совсем подходящий к случаю вид обоих агентов, не уронил лица: он подробнейшим образом расспросил, как и что, рекомендовал не экономить на святом и заказывать дуб или ясень, обсуждал обстановку для семейного фото пост-мортем, лично съездил измерить покойного, взял адрес, и затем отнес заказ в ближайшую похоронную контору, где получил небольшую сумму от хозяина и отпечаток грязной подошвы сзади своего серого пиджака от тамошнего агента.

Как-то после завтрака М.Р. Маллоу долго молчал, глядя в газету, которую держал в руках.

– Тьфу, – сказал он. – Свято место пусто не бывает. Вот слушай:

– И пошлый же у вас псевдоним, сэр, – отозвался Д.Э., стоя у зеркала с гребнем в руках.

В этом положении он провел утро до завтрака, после него и, кажется, намеревался провести так весь день.

– Это не я! – вскричал М.Р., впиваясь зверским взглядом в спину рослого компаньона. – Ну и что, что во мне столько же! Дело не в этом!

Он зажал нос и прочел противным тонким голосом:

М.Р. Маллоу был вне себя.

– Ш-шарлатанка! – шипел он, как гневная сковорода. – Слушай дальше.

– Вот интересно, – сказал задумчиво Д.Э., оставляя на минутку свое занятие, – что бы мы посоветовали на ее месте?

– Прикрыть.

– Ни за что.

– А что же?

– Какое-нибудь... – Д.Э. повертел пальцами. – Ну, такое, по сходной цене. Китовый жир, розовая водичка, тигровый корень...

– Какой-какой корень? – спросил М.Р.

– Тигровый, – компаньон посмотрел ему в глаза. – Большая редкость, между прочим.

– Растет, конечно, в Китае?

– Лучше в Японии. Или в Индии. Самая расходная часть – аптечные пузырьки. Надо будет заказать дюжин шесть – для начала. Ну-ну, а как же выкрутилась миссис Адамс?

– Чистая работа, – на мрачной роже Д.Э. впервые за сегодняшний день появилась слабая улыбка. – И всех-то дел – правдоподобная вторая часть.

– Ты-то откуда знаешь, что она правдоподобная?

– Оттуда, что мои замечательные сестры, Дороти и София, избавлялись вот так от веснушек.

– Ого, – хмыкнул компаньон. – И твой папенька что, позволял, что ли?

– Папенька пилил их ржавой пилой. Маменька вступалась: девчонок же замуж выдавать.

Джейк посмотрел в зеркало так, как будто готов был туда плюнуть.

– Номер два! – М.Р. вытер слезы восторга. – Какая жалость, сэр! Мы упустили Встревоженную Энни Номер Один! Вот интересно, на что она жалуется?

Отражение Джейка подняло бровь, показывая, чтобы компаньон читал дальше.

– Хотите, сэр, еще один совет?

– Не хочу.

Дюк прокашлялся и с достоинством прочел:

Маленькие глаза

– Оу! – обрадовался Джейк, забыв о своих горестях. – Ну-ка, ну-ка, что там наша конкурентка?

Дюк хрюкнул и продолжил читать:

– А третье? – спохватился Джейк. – Или нету?

– Есть, – сказал Дюк. – Неинтересное. А подпись, подпись, знаешь, какая?

Он сделал эффектную паузу, опустил ресницы и, притворяясь застенчивой барышней, произнес:

– «Бедные глазки».

Д.Э. плакал от радости.

– Не мучайте меня, сэр, читайте дальше! Я должен знать все!

– Вот ведь черт, – в голосе мистера Саммерса опять послыша лась горькая тоска, – и рост в порядке, и веснушек – ни одной, и глаза нормального размера – и хоть бы чуть-чуть я был от этого счастливее.

– Что тебя так расстраивает-то? – удивился М.Р. – Ямочек не хватает?

– Да не надо мне ямочек! – обозлился Д.Э. – Меня вполне устроят два глаза и нос, я не в претензии. Посмотри там, у этой миссис Адамс, дальше. Вдруг повезет и кто-нибудь спрашивает: посоветуйте, мол, сердечно, что делать, чтобы волосы не падали все время вам на нос.

– Сэр, какая трагедия! – М.Р. ехидно шевельнул бровями.

– А вот походи, когда один глаз все время закрыт! – оскорбился Д.Э. – Шляпу снять невозможно! Тебе хорошо умничать, ехидна кудрявая. А мне что делать?

Он взлохматил шевелюру.

– Ну, посмотри: прямые, как палки! Все люди как люди, причесались и пошли, один я, как конь, головой мотаю.

– Пфе, – опять не оценил масштаба трагедии М.Р. – Это я тебе и без миссис Адамс скажу: купи бутылку бриолина и не плачь.

– Пфе, – скривился мистер Саммерс, – вот еще.

– Тогда фиксатуар.

– Обойдусь.

– Тогда мучайся, – сказал жестокий компаньон и потряс газетой. – Если бы у меня была хоть какая-нибудь возможность вырасти! Что-нибудь съесть, выпить или намазать! Да я бы и думать не стал!

Он тоже скис.

– Интересно мне, отчего это все уже придумали, а такой необходимой штуки до сих пор нет?

– Пилюли для роста? – рассмеялся Джейк. – Где-то я уже про такое читал. Помнится, у той маленькой леди была масса проблем. Не иначе, как нарвалась на изделия наших с вами коллег.

Он намочил волосы еще раз, зализал их назад, смирился с тем, что течет за шиворот.

– Сэр, вы бредите. Будьте довольны тем, что имеете.

– Сами будьте довольны, – огрызнулся Дюк. – Вон, микстура для увеличения бюста давно уже есть!

Джейк аж подавился от восторга.

– Чего есть?

М.Р. закончил читать.

– Ну, сэр, – Д.Э. развел руками, – прямо не знаю, что вам сказать. Только что был в порядке – и вдруг здрасьте. Ты же сам говорил: шарлатанка.

– Нигде не сказано, – Дюк раздул ноздри, – что средство не действует! Если все пользуются!

– Ну да, и рецепт, конечно, ужасная тайна.

На это Дюк прокашлялся.

– Средство доктора Вокара, – сказал он так, как если бы объявлял «следующим номером нашей программы...» Средство д-ра Вокара

Тут М.Р. запнулся. Молчал он долго, по-прежнему не отрываясь от газеты.

– Что там опять? – поинтересовался Д.Э., и сунул голову опять под кран. – Объявилась Встревоженная Энни №3 и жалуется на свой большой нос? Кого-то убили? Опять конец света из-за пятен на солнце?

Компаньон сомнамбулическим жестом отдал ему газету.

Джейк сел на стул и долго смотрел в окно. Потом полез в карман и вытащил деньги: один доллар, пятнадцать центов. Арсенал охотницы на мужа от миссис Адамс включал, помимо многочисленных косметических рецептов разной степени правдоподобности, сдержанные, но эффектные позы, выразительные (в пределах приличий) взгляды с подробными указаниями, тряпки, шляпки и перчатки, цвет, покрой и материал которых, безусловно, имеет в делах сердечных решающее значение, и выкройки которых составляли значительную часть обещанных иллюстраций. Затем приводилось девять способов вести короткую приятную беседу. В самом конце неутомимая миссис Адамс приводила переписку с читательницами, рекомендуя им прислушиваться к мнению старших и не желать сверх того, что отпущено природой. Это был конец Джулии Дей.

Глава тридцать пятая, в которой жители Сан-Хосе чувствуют себя снова молодыми

Через неделю оба джентльмена, сидели за столом тет-атет: они только что закончили разливать по флаконам «Укрепляющее средство д-ра Лароз для придания шее и бюсту идеальной формы», «Тонизирующий бальзам “Друг мужчин”«, «Увеличитель роста “Гулливер”« и «Микстура д-ра Лароз для увеличения глаз по древнему индийскому рецепту». Кувшин, из которого разливали упомянутые косметические препараты, следовало еще привести в порядок и вернуть на умывальник.

Универсальное средство от всего и для всего по рецепту

Д.Э. Саммерса и М.Р. Маллоу:

- простой сироп – 10 центов флакон (хотели эвкалиптовый

– для экзотики, но спохватились, что вкус сиропа от простуды

хорошо знаком не только им);

- сироп Пэриша или «химическая пища» – фосфат железа, лайм,

поташ и сода, отлично ароматизированный – 25 центов флакон

- капли Морса из индийского корня – 17 центов пузырек

- индийская сагва – 75 центов банка

- жидкая магнезия Льиюса – 12 центов бутылочка

- «Корпула Лоринга» для увеличения веса – 1 доллар бутылочка

- пепсин – 25 центов пузырек

Компоненты придирчиво выбрали сначала по торговому каталогу «Итон и Ко.», оставшемуся от прежних жильцов, потом М.Р. пошел в аптеку, спросил что-нибудь для выздоравливающего от пневмонии, и долго придирался: следовало сообразоваться не только с необычным вкусом, тонизирующими свойствами, но и с ценой. Двое джентльменов попробовали то, что получилось и могли теперь с уверенностью сказать, что средство не только обладает укрепляющим действием, но и, действительно, очень хорошо увеличивает глаза.

Письма на имя Дж. Д. все еще продолжали поступать. Содержалось в них только одно: требование вернуть деньги.

На столе стоял бумажный мешок с вишнями. К нему не спеша продвигалась жирная черная муха. Время от времени она останавливалась и потирала лапки. Дюк потянулся к мешку и промазал в муху вишневой косточкой.

– Доходы упали в три раза, – проговорил он. – Самое время хоронить несравненную миссис Дей. Со всеми почестями.

– Нет, подожди, – сказал вдруг Джейк.

Со вчерашнего вечера он был хмур, все молчал и вяло отбрехивался на шутки компаньона.

Д.Э. Саммерс встал. Некоторое время он нависал, опершись о стол, над пачкой «Верните деньги!», потом сказал:

– У меня идея.

Джейк схватил перо, выдернул из пачки почтовой бумаги листок, оглядел заставленный флаконами стол и лег на пол, положив перед собой каталог.

– Дай чернильницу.

«Дорогая мисс Т., – писал Д.Э. – Учитывая тот факт, что вскорости перед вашим именем будет стоять “миссис”, мне хотелось бы посвятить Вас в обстоятельства, связанные с той стороной замужества, о которой не принято говорить вслух. Мужчины бывают очень невоздержанны в плотских наслаждениях, а это не только утомительно, но и приводит к слишком частым родам, истощающим наше здоровье. Мне хотелось бы поэтому, чтобы, принимая предложение замужества, Вы были бы во всеоружии.

Безвредный, приятный на вкус сироп, который легко выдать за микстуру от кашля или за тонизирующее средство, сделает бремя супружества легче. Вы можете заказать его у меня, в зависимости от величины флакона, всего за 25, или 55 центов или 1 доллар. Полная конфиденциальность. Сердечно Ваша, Джулия Дей»

– И вот этим, – сказал Д.Э. Саммерс, – мы будем не только отвечать на требование вернуть деньги, но и прикладывать к каждой брошюре. Укрепим свои позиции, сэр.

– Ну, – осторожно согласился М.Р., – а из чего же будет это, которое ты им посылать собрался? Это ведь тебе не бальзамчик для шеи, который неизвестно, когда подействует.

Д.Э. сделал энергичный жест.

– Проще простого. Обычный вишневый сироп, к которому примешан обычный бром. Можно еще какой-нибудь мятной эссенции для вкуса.

Образец письма сушился на подоконнике. Джейк сел на стул, откинулся на спинку и забросил ногу за ногу.

– Чистый продукт, никакого мошенничества.

Дюк съел еще несколько вишен. Сложил косточки в линию.

– А расскажите-ка мне, сэр, – сказал он, – как это вам пришла в голову такая идея?

– А вам-то что? – покраснел компаньон.

– А интересно.

– Да ничего интересного.

– Ах, перестаньте, – прищурился Дюк. – Все свои. Ну?

– Ну что «ну»? – Джейк почесал нос. – Ну, отшила. Я к ней, а она... сказала, что я... что она... что мне нужно... ну, в общем, про бром пошутила.

Д.Э. вздохнул.

– Мне потому и пришло в голову, – произнес он, не глядя на компаньона. – Нет, она, конечно, наговорила много хорошего...

– Да понял я, понял! – засмеялся Дюк. – Ладно, не переживай. Бывает.

-Да я и не очень переживаю, – буркнул компаньон. – Жить легче стало.

Он схватил пиджак и двое джентльменов отправились в аптеку – покупать необходимые ингредиенты.

Был конец октября. Ровно через пять дней Д.Э. Саммерсу исполнялось семнадцать лет. Джейк повертелся перед зеркалом, повязывая галстук. Он пребывал в отличном настроении.

– Дураков надо учить, – изрек он, продолжая начатый спор. – Тебя в детстве учили конфеты у чужих не брать? Вот и меня учили. Пусть учатся, что даром только по шее дают.

Дюк, валявший на кровати с торговым справочником, который читал, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, поднял было взгляд, и снова углубился в чтение.

– О, черт, – сказал вдруг Джейк. – Надо будет телеграфом. Компаньон, ты там адрес доктора Брауна не помнишь, случайно?

– Ну, Вашингтон-стрит.

– Или не Вашингтон-стрит?

– Ну, может, и не Вашингтон, – покладисто согласился Дюк.

– Если я спутаю номер дома, – рассуждал Джейк, – еще ничего. Передадут. А вот если улицу – пиши пропало. Ладно, при случае сам завезу. Авось не попадусь нашим бывшим клиентам.

– Чего завезу-то?

– Пять баксов. Доктор – хороший человек. Свиньей буду, если не отдам.

Дюк засмеялся и отложил справочник.

– А ведь это, сэр, пример бескорыстия. Кто только что говорил, что даром только по шее?

– Исключения подтверждают правила, – не растерялся Джейк. – Поэтому их нужно беречь. Замри!

Он подождал, пока М.Р. обратится в изваяние, взял утюг, приложил к нему тряпочную подушечку с бриллиантином, сильно нажимая и почти не дыша, провел ею от лба к затылку, и, оставшись довольным собой, подхватил со спинки стула пиджак.

– Отомри, – велел он компаньону. – Я скоро.

– А ты куда это расфуфырился? – прищурился Дюк. – Свидание, что ли?

– Оно самое.

– О! Хороша фея?

– Еще как. С тебя ростом, пузо, как у председателя городского совета, бакенбарды как у хозяина мясной лавки, вот такие усы и в галстуке булавка баксов с зеленым камнем..

– Милая барышня, – признал Дюк. – У вас серьезно?

– Очень. Берет всю партию оптом, со скидкой. Спекулянт несчастный.

Компаньон подхватил со стола приготовленный картонный ящик. В ящике были брошюры с советами от мужской слабости. И исчез, оставив за собой сильный запах одеколона «Дженуин».

М.Р. Маллоу отложил справочник и взялся за книгу. Потом книга кончилась. Дюк закрыл книгу, порассматривал еще немного обложку. На обложке знаменитый сыщик Ник Картер стоял со скрещенными на груди руками. Лицо его было бесстрастно. На стуле перед ним, связанный, сидел доктор Кварц – отъявленный негодяй, соединявший в себе любезность аристократа с жестокостью тигра. Лицо его искажала ужасная, насмешливая и презрительная улыбка. Дюк снисходительно улыбнулся и принялся думать. Он никогда не был силен в арифметике, но задачку следовало решить безотлагательно. Задачка была со многими неизвестными. Если точнее, решение следовало составить таким образом, чтобы все неизвестные продолжали оставаться неизвестными. Друг для друга. Ну разве он виноват, что одна барышня ждет его у фонтана в Сент-Джеймс парке, а двум другим с разницей в полчаса захотелось пойти на один и тот же сеанс в один и тот же кинематограф? Следовало проявить известную ловкость.

Дюк подумал так и этак.

– Ой, – сказал он, – я так не могу. Это пытка какая-то!

Он помолчал и продолжил беседу сам с собой:

– Если совсем честно, я бы, наверное, никуда не пошел. Или нет, я лучше поехал бы к Эйлин. А что же делать с двумя другими? Не прийти никак невозможно, в этот раз могут и не простить. Передать записку, что я заболел? Так ведь навестить притащатся. И, кстати, если я не приду, тоже.

Он закрыл лицо книгой.

– Если бы только нашлось какое-нибудь средство! Милли, дорогая, честное слово, стечение обстоятельств! Только послушайте, что тут творилось...

Дюк задумался.

– Так, отлично. Что же творилось? Например, если...

Снизу послышался шум, как если бы на улице начался небольшой шторм. Шум приближался, как если бы по ступенькам в одно и то же время поднималось очень много людей и как если бы эти люди были основательно чем-нибудь недовольны. «Забастовка какая-нибудь? – подумал Дюк и подскочил: – У нас в доме?»

Он запер дверь и метнулся к окну.

Дверь за его спиной сотрясалась от ударов.

Ветер играл галстуком, колени слегка дрожали. Публика, оказывается, проникла в дом не вся: внизу творилось настоящее столпотворение. Гуще всего толпа была у фонаря. На фонаре сидел человек и привязывал к рожкам веревки. Веревок было две. Сзади толпы появлялась и исчезала голова в клетчатой кепке: это подпрыгивал прибывший репортер. М.Р. Маллоу втянул живот, растопырил пошире руки и прижался спиной к стене. В таком положении он мог по достоинству оценить прелесть местной архитектуры: дома в Даунтауне, невысокие, деревянные, стояли вплотную друг к другу, выдаваясь эркерами над первым этажом и образуя, таким образом, углы и впадины, в которых так хорошо укрыться от посторонних глаз. Сверху и снизу эркеры украшал тройной слой карнизов, пилястры, изысканная резьба которых была особенно хороша на ощупь.

Единственным недостатком с точки зрения М.Р. Маллоу были высокие узкие окна. Нет, что узкие – хорошо, держаться сподручней, а вот на крышу бы... Дюк задрал голову. Башенки, островерхие черепичные крыши, мансарды... Жестяные шестиугольные скаты венчали галерейки, окруженные витой чугунной оградой. На некоторых торчали флагштоки. Красивые галерейки служили целям чисто практическим: чтобы жители могли без помех любоваться событиями, буде такие произойдут на улице.

«Моя дочь! – шумела толпа. – Наши сестры и дочери! Миссис Морган все рассказала миссис Лик! А той – миссис Менцель! Наши сестры и дочери! А миссис Менцель рассказала все мистеру Робинсону, – он держит аптеку на Бентон-стрит – а его кузина – мне! Я нашел это у своей жены! Мы не позволим! Моя Мэри! Моя Энни! Наша Рашель!»

Чья-то рука, без стыда, совести и оглядки на табличку «Д.Э. Саммерс, М.Р. Маллоу, похоронные агенты», дверь жалобно охнула, издала треск и открылась На пороге стояла хозяйка пансиона «Чертополох».

Она обернулась к собравшимся за ее спиной дамам и джентльменам, но дамы и джентльмены были взволнованы, миссис Гейзер никто не слушал, и она была отодвинута властной рукой председателя городского совета Макферсона: Макферсон и без подсказки увидел и склянки, и кувшин, который так и не успели помыть. Потом обнаружили коробку с пустыми аптечными флаконами, и прочие улики. Голос председателя сильно напоминал штормовые раскаты в небе. Рука председателя тряслась от ярости, и залезть в карман сюртука у него получилось не сразу. Но когда это ему, наконец, удалось, все увидели аптечный флакон с коричневой жидкостью. Точно такой, каких оставалось еще штук пятьдесят в нижнем ящике шкафа, пока их не извлекли наружу. Надпись на этикетке была не видна, но, вероятнее всего, препарат не был ни тонизирующим средством для придания шее идеальной формы, ни бальзамом для увеличения глаз по старинному индийскому рецепту. Оставалось одно из двух.

Макферсон потряс флаконом перед лицом Менцеля. Менцель вытер щеку: очевидно, ему в лицо попали брызги председателевой слюны. Потом получилась свалка: от того, что еще то ли трое, то ли четверо вынули из карманов такие же флаконы и стали сравнивать их с тем, первым, а всем остальным хотелось посмотреть. Потом вперед прорвалась миссис Гейзер. Миссис Гейзер торопливо стала загибать пальцы, перечисляя, по-видимому, своих многочисленных знакомых. Ее оборвали и попробовали затолкать обратно в тыл. Ничего не получилось. Миссис Гейзер показала пальцем на шкаф, потом под одну кровать, потом под другую. Под кроватью Д.Э. обнаружился ящик с брошюрами. В квартире двоих джентльменов начался разгром. Блокноты, тетради и разрозненные листки, исписанные вдоль и поперек, оказались в руках врагов. В качестве десерта миссис Гейзер удалось докричаться до публики и наружу выплыло и ясновидение, и история с мисс Буддл, и даже накладной бюст (покупку которого миссис Гейзер, впрочем, решительно оправдывала жалостью к двум голодным оборванцам).

Ничего не подозревающий Д.Э. Саммерс возвращался домой. Пиджак его был небрежно распахнут, одна рука в кармане брюк, вторая – в воздухе, отбивала ритм, судя по всему – рэгтайма, походка – легкомысленна. Искатель приключений мечтательно щурился.

М.Р. Маллоу всегда возмущался, почему это на дороге до сих пор не ввели хоть какие-нибудь правила: экипажи, автомобили, велосипеды, фургоны и телеги как хотят, так и едут, только успевай уворачиваться. И без ног остаться можно, и еще тебя же и обругают. Но сегодня именно такой порядок вещей был как нельзя более кстати. Сначала за экипаж, потом, пригнувшись, мимо авто, в котором, подпрыгивая на сиденьях, ехали двое очень серьезных господ, потом мимо зеленного фургона, потом М.Р. некоторое время быстрым шагом шел рядом с городским экипажем. Он почти бежал, положив руку на пыльный кожаный верх, но при этом старался не спешить, выйти из укрытия, когда придет время.

– Я вот тебе сейчас прицеплюсь! – раздалось из экипажа. – Брысь!

Жахнул кнут – М.Р. подпрыгнул и шарахнулся в сторону. Он зашипел от боли, сунул в рот ужаленную руку, и уже почти перебежал дорогу – подхватить компаньона, который как раз остановился, попятился и начал оглядываться по сторонам, как крикнули:

– Вон он! Держи его!

У фонаря сразу несколько человек показывали на М.Р. пальцами.

Дюк заметался, петляя, как заяц, припустил по дороге. Толпа ринулась за ним. Она растеклась по всей улице. Из дома двоих джентльменов выскочили председатель городского совета Макферсон и казначей. Они бежали сзади и кричали: «Стой! Стой! Держи! Лови!» И тут на Девисадеро раздался свист. Не такой, конечно, какой издал когда-то ловкий мошенник Фокс, но тоже очень нахальный: Д.Э. Саммерс старался.

– Мистер Макферсон! – он помахал председателю рукой. – Давно не виделись!

– Ловите второго, Менцель! – успел крикнуть Макферсон и, придерживая шляпу, побежал в противоположном направлении. В толпе начался разброд: одни хотели продолжать преследовать М.Р. Маллоу, но не хотели при этом попасть под колеса, вторые тянулись за председателем, третьи сомневались. Образовалась давка. Исполнительный Менцель с толку не сбился: он трусил вперед, за М.Р. Полы его пиджака развевались.

Тем временем Д.Э. Саммерс ловко воспользовался проезжавшей мимо пустой телегой, которую волокла флегматичная лошадь, а на козлах не менее флегматично восседала пара деревенского вида: обширная тетка и ее щуплый усатый супруг. Тетка возмущенно обернулась, собираясь наброситься на нахала, но Джейк сделал ей самые умоляющие глаза, на какие только был способен. Тетка расправила свои лиловые юбки и неторопливо, как пушка, вернулась в прежнее положение. Телега продолжала ехать с прежней скоростью: не слишком быстро, не слишком медленно. Хозяин не обернулся. Хозяйка окинула председателя городской управы высокомерным взглядом и продолжала разглядывать встречные витрины. Председатель, несмотря на преклонные годы и обременительный живот, на хорошей скорости бежал следом, то и дело порываясь вскочить на телегу. Толпа, придерживая юбки, шляпы, взмахивая тростями и зонтиками, бежала следом. Из криков можно было заключить, что ловят, по меньшей мере, убийцу детей.

– Что я такого сделал! – возмутился Д.Э.

Ему на двадцать голосов перечислили, что именно. Тогда тетка на козлах все так же медленно развернулась к своему супругу. Некоторое время усатый, не спеша, правил. Затем натянул вожжи. Телега встала. Искатель приключений приземлился на мостовую. Толпа рванулась к нему.

– Я тебе покажу, как издеваться! – кричал Макферсон.

Теперь председателя городского совета отделял от жертвы паровой каток, за которым, яростно сигналя, плелся автомобиль, а сама жертва вынужденно задержалась, потому что рельсам ехал трамвай.

– В микстурах нет ни одного вредного компонента! – Д.Э. Саммерс старался перекричать грохот и дребезжание. – Только полезные!

Трамвай проехал. Образовалась некоторая заминка: водители требовали, чтобы граждане дали проехать. Граждане желали, чтобы им дали пройти. Ни одна сторона уступать не хотела. Макферсон, однако, успел проскочить и теперь пытался в одиночку окружить афишную тумбу.

– Ты мне и за брошюру ответишь!

– За какую? – поинтересовался Джейк из-за тумбы. – За ту, что заказали вы или за ту, что я отправил мисс Макферсон? Я не ошибаюсь, именно мисс? Не могла же ваша жена...

Продолжить про жену не получилось, потому что граждане освободили дорогу и теперь неслись по тротуару, приближаясь стремительно и неумолимо.

На самом углу остановился влекомый лошадьми омнибус. Не успел Д.Э. вскочить внутрь, как раздалось: «Бери билет!», Макферсон хрипло заорал: «Держи его!» и пришлось спешно ретироваться через окно. Омнибус дернулся, Джейк соскользнул на крышу почтового фургона. Крыша почтового фургона всем устраивала Д.Э., он готов был довольствоваться ею в качестве транспортного средства, но Макферсон опять заорал: «Держи его!», показывая пальцем, и искатель приключений в отчаянном прыжке, чудом не сорвавшись, успел только вцепиться в узорный верх решетки общественной уборной. Это был большой, красивый уринал, формой напоминающий киоск или афишную тумбу, с решетчатым подступом к величественному ажурному куполу со шпилем. Уринал благоухал на солнце. Из-под рук сыпалась, прилипая к ладоням, содранная зеленая краска.

Почтовый фургон уехал. Искатель приключений остался торчать на куполе уринала, держась за завитушки и глядя вниз. Внизу бесновались преследователи и толклись любопытные.

В эту минуту по спине его струями тек пот, сердце колотилось в бешеном темпе, в ушах бился рэгтайм.

– Спокойно, – невозмутимо сказал голос Фокса, – спокойнее, юноша. Безвыходных положений на свете очень мало.

Джейк почувствовал, что пьянеет. Почти такое же состояние он испытал в прошлом году, в Кейптауне, когда началась драка.

– Да, – милостиво согласился голос Фокса, – это именно оно. То, что называется courage. Постарайтесь его не растерять. Ну же?

Д.Э. Саммерс дополз до вершины и ухватился за шпиль.

– Что плохого я написал? – поинтересовался он у своих преследователей. – Правду, только правду и ничего, кроме правды! Джентльмены, неужели вы станете опровергать мои слова?

– Брошюра аморальна!

– Вы грязный тип!

– Мы не позволим развращать наших дочерей порнографией!

– Моя Мэри!

– Наша Энни!

– Наша Рашель!

– Позвольте, – поразился Д.Э. Саммерс, – где же вы там нашли порнографию? На какой странице? Хотя бы в какой главе?

Ему погрозило штук пятнадцать тростей.

– Думаешь, кто-то станет марать о твою писанину руки?

– Еще не хватало эту гадость читать!

– Повесить его!

– Линчевать!

– Вздернуть!

– Подождите, вы хотите сказать, что не читали? – искатель приключений выпрямился. – Так, стоп, понял. Дамы! Я обращаюсь к вам! Вы-то не могли не читать?

– Ваша брошюра просто-напросто оскорбительна! – прорвался звонкий девичий голос.

– Негодяй! – миссис Макферсон трясла зонтиком. – Ты подсовывал нам свое зелье! Через свои брошюры!

– Да вы бы сказали мужу правду, так и зелья бы не понадобилось! – отбивался Джейк. – Макферсон! Ваша жена предпочитает поить вас неизвестно, чем, вместо того, чтобы исполнять супружеские обязанности!

– Я этого не делала! – сейчас же закричала миссис Макферсон. – Клеветник!

– Почему же вы тогда так возмущаетесь? – искатель приключений ехидно прищурился.

– Я забрала флакон у дочери! – прическа председательши яростно подпрыгнула. – По твоей милости моя Энни узнала про мерзость!

– Она и так бы про нее узнала, – Д.Э. Саммерс пожал плечами. – Но вообразите душевное состояние невинной девушки: ночь после венчания. Не думала! Не подозревала! И вдруг такое! Да кому я говорю, вы же сами все прекрасно знаете. Конечно, тут станешь врать и покупать, что ни попадя, только бы отвязались!

В толпе образовался беспорядок: какой-то девице, очевидно, той самой, звонкой, зажимали уши две дамы. Джентльмены толклись вокруг миссис Макферсон: они хотели знать, о чем речь.

– Отравитель! – истерически кричала незамужняя свояченица миссис Морган, председательницы Дамского Клуба. – Ты воспользовался доверием свои жертв!

– Кто же их заставлял верить неизвестно кому?

– Ты прикрывал свои злодейства честным именем врача!

– Господи! – ужаснулся Джейк. – Кто же это вам сказал, что оно честное? Какой-то прохиндей, у которого перед именем стоит «доктор» – и все? Мэм, нельзя быть такой легковерной!

Но его не слушали.

– Он вынудил! – целый веер зонтов и пальцев, обтянутых перчатками всех цветов и размеров указывал на искателя приключений. – Вынудил невинных женщин поить своих мужей неизвестно чем!

– Очень даже известно! – отбивался Д.Э. Саммерс. – Бром и вишневый сироп! Только одно хорошее!

Пока дамы галдели, объясняясь с супругами и кивая друг на друга, Д.Э. стоял на вершине уринала, держась за шпиль и вглядываясь вдаль. В глаза било солнце и пришлось приложить к ним ладонь козырьком. Силуэт искателя приключений обрисовывался на фоне ясного неба Сан-Хосе наподобие архитектурного украшения.

– Ржавый якорь мне в зад! – сказал он нервно, глядя, как граждане штурмуют уринал.

Кто-то предлагал вызвать полицию. Кто-то – пожарную команду. Несколько человек убежали звать паркового сторожа, чтобы принес лестницу. Миссис Морган удалось зацепиться зонтом за ажурную решетку и теперь она пыталась то ли вызволить зонт, то ли вскарабкаться наверх.

– Ай да леди и джентльмены! – пробормотал Д.Э. Саммерс.

Он набрал воздуха и закричал:

– Господа! Посмотрите на себя! Вы же полны сил! Вы гоняете меня по всему городу уже два часа, совсем замучили, а сами бодры, как белки в парке! У барышень цвет лица прямо на рекламу! Дамы цветут, как лучшие гардении! Председателю городского совета около шестидесяти, а он бегает, как спортсмен! Обратите внимание на мистера Менцеля – когда увидите его снова. В его возрасте да при таком росте весить меньше ста пятидесяти фунтов просто смешно и абсолютно несолидно – я говорю это как преподаватель гимнастики по шведской системе миссис Чивер-Бертон! Ведь это же смотреть было не на что!

Макферсона уже почти подняли на достаточную высоту – председатель дрыгал в воздухе ногой. Толстые пальцы зацепились за край крыши.

– Боже, – Д.Э. повернулся, увидел, что окружен со всех сторон и от страха чуть не свалился. – Боже, ты видишь это? Да найдется ли здесь хоть один человек, которому не стало лучше от того, что я сделал!

Произошла заминка.

– Все равно повесить! – воспряли джентльмены.

– Подождите! – звонко крикнула барышня. – Он говорит правду! Я прибавила в весе!

На нее немедленно напали с руганью. «Кто пустил сюда молодую девицу?»

«Миссис Макферсон, уведите ее!» «Я говорю правду!» – раздавалось из толпы.

– Спасибо, мисс!

С этими словами искатель приключений набрал полную грудь воздуха, скомандовал себе: «кураж!» и сиганул с крыши уринала на крышу только что тронувшегося омнибуса. Омнибус вздрогнул от грохота. Оставалось надеяться, что в запасе есть хотя бы остановка. Толпа в аффектации выясняла истинное положение дел. Не сдался один председатель Макферсон, продолжавший бежать за омнибусом.

Лицо его, которое и без того было красным, сделалось совсем уже опасного цвета.

– Стойте! Остановитесь, черт бы вас побрал! – заорал председатель, поперхнулся, схватился за грудь, но погони не оставил.

– Я вам удивляюсь, Макферсон, – заявил Д.Э. свысока, – мы своим клиентам всякую гадость не подсовываем. Разве вы не чувствуете себя снова молодым?

– Сейчас, – пообещал преследователь, делая удивительные для своих лет прыжки, – сейчас ты у меня почувствуешь!

И заорал изо всей силы:

– Скажите водителю, чтобы остановился! Именем закона!

Публика на задней площадке веселилась и отпускала в адрес бегущего шутки: никто и предположить не мог, что этот красный, взмокший человек без шляпы и с растрепанными седыми волосами – председатель городской управы. Из-под козырька крыши высовывались любознательные лица.

– Мне кажется, – продолжал искатель приключений тоном невинного дитяти, каким обычно разговаривал ушастый Кокс в пансионе мадам Гландау, – мне кажется, что вы в отличной форме! Ну, признайте: я прав. Разве нет, мистер Макферсон?

– Я тебя своими руками вздерну! – алчно пообещал председатель городской управы. – Остановитесь!

Показался следующий перекресток: Двадцать четвертая и вокзал Сан-Хосе. Водитель омнибуса придержал лошадей.

– И это мне вместо «спасибо»! – обиженно воскликнул искатель приключений, спрыгнул с омнибуса на ближайший фонарный столб, со столба – на галерею и стал карабкаться на крышу.

Была, конечно, мысль вскочить в экипаж и крикнуть: «Гони!», но проклятое: «Именем закона!» спутало карты. Полагаться можно было только на себя.

Глава тридцать шестая, в которой поэта терзают соображения практические, а коммерсанта - философские

На Сан-Хосе спускались сумерки. М.Р. Маллоу, щурясь, наблюдал, как компаньон спускается по черепичному скату, затем поднимается по маленькой лестнице и затем перемахивает через чугунную ограду.

– Я так и знал, что ты догадаешься, – усмехнулся Дюк.

Он сидел на галерейке, которой оканчивалась шестая, считая от угла, крыша. Другими словами, М.Р. Маллоу находился прямо над бывшей квартирой двоих джентльменов. Он опирался спиной о флагшток, и грыз зубочистку.

Компаньон поддернул брюки, сел рядом, придвинул к себе саквояж и бережно стер с него пыль.

– Да что тут догадываться, – лениво (устал, набегавшись), – сказал он. – Ты был дома, к нам гости, внизу осада – не с ним же тебе бегать. А тут такое удобство.

– У некоторых из нас, – Дюк тоже потер саквояж, – хватило бы ума за ним вернуться. Ну, я и решил забрать его сразу. Надежное место – у всех на виду.

– Я бы тоже спрятал сюда, – согласился Джейк.

– Макферсон засел в нашей квартире. Обещал достать нас изпод земли.

– Я его слышал. Долго тебя гоняли?

Дюк отмахнулся с видом почти легкомысленным.

– Миссис Менцель так старалась со здравыми советами мужу, что у казначея не оставалось шансов. Перегрызлись где-то на перекрестке с Двадцатой. Жалкое зрелище, сэр.

– Нервный слишком наш казначей, – согласился компаньон. – И мучается, и мучается, для всех хочет быть хорошим – и для жены, и для начальства. Вот тебе и ответ, почему одному – второй срок председательствовать, а второму – семейный скандал.

– Как ты под колеса не попал только, – проворчал Дюк. – Ездят, кто во что горазд. Ночевать здесь будем? Я уже чердак присмотрел.

– Злыдня, – Джейк наморщил лоб, – Злыдня надо бы пристроить. Не бросать же на произвол судьбы.

Он вытянул ноги и положил одну на другую.

– Уехать на нем нельзя. И вообще давно пора ликвидировать – мы им все равно не пользуемся. А на другое транспортное средство у нас с вами, сэр, не хватает капитала.

– И к тому же, нас наверняка объявили в розыск, – добавил Дюк. – Придется менять имена. У меня уже даже идея есть.

– Какая?

М.Р. Маллоу выдержал эффектную паузу.

– Ланс Э. Лауд и Р.Т. Козебродски. Красиво?

– Про Лауда я понял, – проговорил Джейк. – Р.Т., конечно, Реджинальд Томас?

Дюк грустно кивнул.

– Отца только наоборот зовут: Томас Реджинальд. Так мы с тобой им и не написали...

– Напишем, – утешил компаньон и достал сигареты. – Придет время – напишем.

Злыдня двое джентльменов свели из конюшни перед рассветом – пока никто не проснулся. Джейк волновался, что «пристроить» мизантропа в подковах не удастся, но ошибся.

– За мешок моркови! – стонал Д.Э. Саммерс, который, в отличие от Злыдня, обернулся вслед бывшему товарищу, которого уводил владелец зеленного фургона, целых четыре раза. – Подлое, продажное рыло!

– Он, может быть, об этой моркови всю жизнь мечтал, – возразил ему М.Р. Маллоу. – И хоть бы кого это интересовало!

Но Д.Э. был безутешен.

М.Р. Маллоу подумал, и купил ему пакет леденцов. Чтобы уравнять пропорцию.

Был полдень. Шумел пальмами Сан-Диего. Д.Э. смотрел в окно, качался на стуле и барабанил по столу в глубоких раздумьях. Добарабанился до того, что волосы надо лбом от постоянной теребежки встали дыбом, как у Марка Твена на газетных карикатурах. Потом крутил наподобие волчка серебряную колбу от кофейной машины. Потом сложил ноги на стол и стал смотреть в мультископ. Потом залез в блокнот М.Р., где тот писал в свободное от идей компаньона время, и испортил там два десятка страниц голыми женщинами.

– За что! – возмущался он, потирая ушибленный блокнотом лоб. – Предупреждать надо! Секретно – так и скажи.

Но М.Р. сжег блокнот в камине, улегся на кровать и закрыл лицо газетой. С компаньоном он не разговаривал до самого вечера.

– Потому что все равно бессмысленно! – открыл он, наконец, рот, когда Д.Э. Саммерс окончательно приобрел унылый вид, как ни насвистывал себе под нос.

– Что это бессмысленно?

– Я даже согласен считать твою живопись иллюстрациями, – обрадовал Дюк и приподнялся на локте. – Но кому все это нужно? Ты понимаешь, что это не сюжет, а ерунда, дребедень, овечьи какашки?

– Не знаю, – честно признался Д.Э.

Он пролистал все написанное в блокноте, не глядя, и теперь боялся в этом признаться.

Дюк вскочил, забегал взад-вперед, а потом ушел покупать ужин и сказал, что ему нужно прогуляться одному. С лестницы еще было слышно, как он жалуется и ругается сам с собой.

– Не сюжет! – продолжал он, вернувшись, швырнул пакет на стол, плюхнулся в кресло и стал вертеть в пальцах вере-вочку.

– Понял, понял, не сюжет, – Д.Э. вытащил веревочку у компаньона из пальцев и дал взамен сандвич с курицей. – С чего ты решил-то?

– Вот! – закричал Дюк и швырнул сандвич на кучу газет. – Вот же я об этом и говорю! Понимаешь?

– Нет, – помотал головой Д.Э. – Объясняй.

М.Р. отобрал у него бутылку с молоком.

– Пропало, – сказал он, поморщившись.

– Да что ты заладил: «пропало, пропало»! – возмутился Д.Э. Саммерс. – Может, еще ничего не пропало. Сейчас поймем, почему тебе так кажется, и станем думать!

– Забирать вовремя надо потому что, – М.Р. все-таки бутылку не отдал, – а не дрыхнуть весь день потому, что до утра по бильярдным болтались. – Теперь опять вместо сна заседание клозетпарламента будет.

Тут до Джейка все-таки дошло, он забрал молоко, понюхал.

– Да ничего не пропало! Коровами пахнет, вот и все.

М.Р. на всякий случай тоже понюхал.

– Ну, может, и навозом, может, ты и прав, – согласился он. – Хотя если честно, вот так, положа руку на сердце – дерьмо дерьмом.

– Я, между прочим, ем, – сообщил Джейк.

Но компаньон продолжал прохаживаться по комнате. Взадвперед. Взад-вперед.

– Просто, понимаешь, какая штука, – говорил он. – У всего на свете должен быть смысл. Цель. Вот ты, например, искал-искал, думал. Куда бы так приложиться, чтобы и приключения, и шило это, которое тебе посидеть спокойно не дает...

– Да ты бы насмотрелся с мое покойников! – обиделся Д.Э. – Небось тоже время ценил на вес золота.

– Чего? – М.Р. сдвинул черные брови.

– Того самого.

Д.Э. вытащил сигареты.

– Мрут, как мухи, – объяснил он, прикуривая. – Кто в двадцать лет, кто в тридцать. Кто от печени, кто от простуды, кто от делать нечего. А вдруг я завтра умру?

– Ты что, рехнулся, что ли? – икнул М.Р. и вцепился зубами в сандвич. – О чем это я? А, шило. Ну да, шило. Тебе-то хорошо: авантюры. А мне?

– А что тебе?

– А мне ведь нужно писать ради чего-то! Что-то сказать. О чемто спросить. Ну, или там найти что-нибудь этакое, важное, о чем никто раньше не думал! Чтобы от моей писанины польза была!

– Ты понимаешь, какая вещь, – задумчиво сказал Джейк. – Мне вот тоже маловато. Жмет, как тесный пиджак под мышками. Хочется чего-то...

– Вот! – Дюк обрадовался горькой радостью самоубийцы, которому по-дружески предложили револьвер калибром побольше. – Наконец-то ты понял. Допустим, наши с тобой похождения. Сами по себе они – штука смешная. Ну и что?

– Что «ну и что»? – удивился компаньон. – Смешная. Отлично.

– Да никому это не интересно! – опять обозлился М.Р. – Ну, напишу я рассказ-другой про двух балбесов – и что?

– Не знаю, что. Может, напечатают.

– Не напечатают, – тон М.Р. сделался зловещим. – Поверьте мне, сэр, на слово: это не напечатают!

– Ну и зануда вы, сэр! Ты же даже не пробовал! Вполне себе поворот, между прочим. Был журналистом, станешь писателем!

Тут помрачнел Д.Э.

– Да кому мы нужны? – отмахнулся Дюк. – Всякого чтива сейчас столько, что прочитать – жизни не хватит. Но даже, если бы ты был прав, опять: ну и что? Я же сто раз тебе говорил: чтобы написать что-то стоящее, нужно, чтобы было, о чем писать. Чтобы происходило стоящее! Настоящее дело!

Джейк закусил губу и ничего не ответил.

– Джулия, – продолжал страдать компаньон, – даже лучше, чем любая выдумка была, понимаешь? Мы же ее не только ради денег придумали, мы пытались...

Оба джентльмена посмотрели друг на друга и решили не уточнять ту глупость, сделать которую они пытались.

– При этом, – сказал Джейк, – мы любили деньги и мы любили дело, которое нам их приносило. В равной, я бы сказал пропорции.

Фокс, слушавший разговор, незримо стоя за спиной Д.Э., весело смеялся.

– Я же все сделал, как вы сказали! – покраснел искатель приключений, осознав, что скопировал не только слова, но даже тон и интонации. – Все в точности!

Авантюрист вытер проступившие слезы.

– Да, – очень серьезно сказал он, – не могу отрицать: ваше занятие не назвать иначе, как искусством.

– Но? – Джейк почувствовал, что у него замерло сердце.

– Но? – ехидно переспросил Фокс. – Отчего вы решили, что я имею в виду некое «но»?

И прежде, чем искатель приключений успел обидеться, исчез.

Дюк пододвинул ногами стул и сложил на него ноги, скрестив лодыжки в красных носках.

– В пропорции-то в равной, – хмыкнул он. – Это ты что хочешь сказать, что был по-настоящему счастлив?

Джейк молчал.

– И что, ты всем доволен? – с гаденькой улыбкой поинтересовался Дюк. – Готовы продолжать, сэр? Это же совсем просто: взял другое имя – и впаривай публике дальше всякие смешные штуки. А?

– Нет, – ответил компаньон. – Нет. Должно, наверное, но нет. Я доволен... почти, но что-то меня не устраивает.

– Так что же, что?!

Джейк взгромоздил ноги на стол и уставился в потолок.

– Скажи я это кому-нибудь другому, – произнес он медленно и задумчиво, – меня, наверное, засунули бы в сумасшедший дом. Но ты понимаешь...

Д.Э. помедлил.

– Ну? – поторопил Дюк.

– Ну, как будто бы после того, как мы вернулись с китобоя... или нет, не так: после землетрясения.... тоже наверное, не то. После того, как мы провернули это дело с борделем... ? Одним словом, после того, как жил трудно, жить легко – скучно. Как будто...

– Как будто китобой, какими бы паршивыми моряками мы с тобою ни были, – голос М.Р. прерывался, – это было настоящее дело. Противное, но настоящее. А все вот эти вот штучки – они хороши один раз. Ну, два. Но это игрушки. Баловство.

Он отпихнул ногами стул. Стул отлетел и упал, задравши ножки.

– Оно приносит деньги, на которые можно жить, но оно все равно – игрушки, понимаешь?

– Я понимаю одно, – сказал Джейк, – что вы, сэр, повесили нос. Человек с повешенным носом счастливым быть не может. Ну, упокоились Джулия и доктор Лароз. Ну, и мир их праху. Деньги у нас есть, придумаем еще. Настоящее дело.

Он потянулся за сигаретами. Дюк пожал плечами. Физиономия его была скорбной.

– Что, что придумать-то?

Компаньон молчал.

– Знаешь, чем все кончится? – противным голосом спросил М.Р. – Мы же ничего с тобой не умеем толком: книжек, вон, кучу прочитали, а пользы от этого – только дураков морочить и трястись, что поймают. И, значит, рано или поздно кураж пропадет, станет нам тошно, наймемся мы с вами, сэр, на консервную фабрику, да там и сгнием. Можно еще наняться золотарями – ради острых ощущений, и полоскать мозги встречным прохожим своими унылыми рассуждениями. Самое место для балбесов, уставших валять дурака.

Компаньон молчал.

– И буду я, как Лысый, – Дюк придержал подрагивающее запястье, чтобы прикурить. – Я – песчинка, ты – песчинка, что бы ты ни сделал, ничего не имеет смысла.

Он сделал книксен.

Джейк выкинул окурок в окно.

– Беда с этой богемой, – сказал он, захватывая со спинки кресла пиджак. – Жизнь и так пролетает – ахнуть времени нет, а у вас то кризис, то вдохновение пропало, то муза на свидание не пришла. Пойдемте, сэр. У меня есть идея.

Глава тридцать седьмая Ж.П.

Пятнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года в холле меблированных комнат по Парк-бульвар, девять, Сан-Диего, раздался телефонный звонок. М.Р. Маллоу, то есть, конечно, Р.Т. Козебродски, как раз пристегивал запонки, стоя перед зеркалом небольшого трюмо в четвертом номере: две кровати, трюмо, стол, два кресла и камин.

– Мистер Козебродски! – закричала снизу хозяйка. – Это вас!

Пришлось нестись по лестнице стремительными прыжками с хлопающей расстегнутой манжетой.

Дюк схватил трубку.

– Да... да... Да! Мисс Райкрофт, ну конечно, какие могут быть вопросы! Приходите прямо сейчас... нет, лучше, все-таки, через час, я покажу вам упоительные гравюры! Да, в половине третьего будет как раз! Великолепно! Жду!

Но не успел он положить трубку, опять раздался звонок.

– Да! Для вас – никогда! Ну, Эйлин, дорогая, как я могу сказать вам «нет»! В пять часов в «Старом квакере»? Э... Чем мне искупить свою вину, если я все-таки немножко опоздаю и буду к шести?

Но это был невезучий манжет.

– ...и что вы ему сказали? – хохотал М.Р., прислонившись спиной к стене, вытянув ноги и сложив их одна на другую.. – Толстый навозный жук, пусть вообще скажет спасибо, что вы пускаете его в гримерную. И что? И что? Что-что? Китти, вы сорванец. Конечно, я буду, какие могут быть вопросы, это же ваш спектакль! Что? Мистер Саммерс где-то бегает, не знаю, где именно. Нет, не передам ни за что! Потому что вы меня специально дразните. И не оправдывайтесь! Ну хорошо, только ради вас!

Хлопнула дверь, вошел Ланс Э. Лауд и с видом глубокой усталости помахал бумажным пакетом.

– Опять? – спросил компаньон. – Фи и ветер далеких странствий?

Оба поднялись в комнату. Компаньон молча скинул пиджак. Снял рубашку, повесил на спинку стула.

Спустил с плеч подтяжки, со всем старанием заправил за пояс брюк полотенце.

Реноме последнего дела, которым они занимались вот уже почти три года, обязывало к тряпкам дорогим, а второй костюм двое джентльменов позволить себе не могли.

Джейк зажег горелку, достал сковороду, шмякнул на нее колбасу из пакета. Колбаса шипела и плевалась. Д.Э. переворачивал ее вилкой, отклячив зад и отскакивая, чтобы спастись.

На стене уравновешенно тикали часы. М.Р. покосился на них – без пятнадцати два. Компаньоны приступили к обеду.

– Ну, – поинтересовался М.Р. Маллоу, – что опять-то?

Д.Э. Саммерс мрачно жевал.

– Рассказывала, как прекрасно училась в пансионе.

– Что, все два часа?

– Да.

– А ты?

– Попробовал рассказать, как вместо школы ходил в Публичную библиотеку. Барышня страшно обрадовалась. Что, говорит, Мопассана читали? Нет, говорю, Майн Рида и Фенимора Купера.

– А ты что, Мопассана не читал? – поинтересовался М.Р.

Д.Э. по физиономии компаньона понял, что Мопассана не читал зря.

– А она что? – продолжал Дюк.

Компаньон воткнул в колбасу вилку. Колбаса обиделась и плюнула. Ее обозвали непечатным словом.

– Сговор какой-то, – Д.Э. дул на обожженную руку. – Женской масонской ложи. Вздохнула, глазами сделала. Приходите, говорит, завтра, я познакомлю вас со своей маменькой. Зуб даю: уже прикидывает, как будет меня перевоспитывать, и как благодарен я ей за это буду!

– Сэр, ну вы, как маленький, – Дюк поправил полотенце за воротником. – Я же сто раз тебе говорил: женщины и правда – две вещи несовместные!

Д.Э. отозвался: «Да и черт с ней!»

– С чем? – тоже с полным ртом спросил М.Р. – С правдой? Или с этой твоей феей?

– С обеими.

М.Р. прожевал колбасу и опять покосился на часы: два ровно.

– Э-э-э... – протянул он. – Слушай, у меня свидание. Ты, надеюсь, никого не ждешь?

– Не-а, – помотал головой Джейк. – Верен своей даме.

Он встал из-за стола, оделся и взял шляпу.

– Если понадоблюсь, буду на бильярде. Или «Клондайк» на Двадцать восьмой, или на Оливвуд-Терас.

Д.Э. подумал.

– Или в борде... – начал он. – Хм, нет, туда мне финансы не позволят. Значит, либо «Клондайк» либо Оливвудд-Терас.

М.Р. Маллоу сидел в кафе «Старый квакер» на Хайленд-авеню, недалеко от того места, где находилась открытая три года назад фабрика фильмов «Лауд и Козебродски», о которой барышням знать было не положено. (Для барышень и М.Р., и Д.Э. были торговыми агентами: скучная работа, о которой почти никогда не расспрашивают.) Напротив хихикала Эйлин Купер и ее подруга с зеленой лентой в волосах.

– Та же, что была во вторник? – мучительно соображал М.Р. про эту последнюю, – или это лента? Ведь как просто в заблуждение ввестись-то, а. Они, чертовки, что-то зеленое полюбили прямо все, а не могу же я признаться, что имя забыл. В третий раз – как хотите, слишком!

М. Р. улыбнулся этой, с лентой, и с большим интересом спросил:

– И что же вы ответили Эй... то есть, мисс Купер?

– Я говорю, – живо откликнулась девица, – все эти кружева и рюши – прошлый век! А Эйлин...

Дюк смотрел в серьезные карие глаза и думал: Не крокодил. Совсем даже нет. Щиколотки тонкие, их еще и видно, когда по улице несется – темперамент, между прочим. Определенно недурна. Вам бы, мисс, не кружева и рюши, а выражение лица приобрести, вот это я понимаю, это была бы покуп...

– А я говорю, попробовать совсем не вредно! – перебила мисс Купер как раз тогда, когда несчастный М.Р. уже изготовился с честью выйти из неловкого положения.

– М-да, правда, – промямлил Дюк, но тут, к счастью, подъехал экипаж, и из него выскочил Д.Э. Саммерс.

– О, вот и он! – Дюк вскочил, чтобы пожать компаньону руку. – Рад вас познакомить с моим другом Лансом Лаудом, мисс...

Он улыбнулся изо всех сил.

– Зои Грейвс, – представилась незнакомка с зеленой лентой. – Но мне нравится, когда меня называют Натали.

Девушки посмотрели друг на друга. «Этот, про которого ты говорила?» – «Этот самый!»

– Очень приятно, мисс Грейвс, – пробормотал Д.Э. и упал на стул.

Под ладонью М.Р. лежала газета. Джейк успел увидеть фамилию «Эдисон», разобрать «кинематограф», «союз патентодержателей» и «монополиза...»[10]Дюк поспешно скрутил газету трубкой и убрал во внутренний карман пиджака. Джейк изо всех сил сигналил компаньону взглядом, но тот упорно делал вид, что слепой, глухой и вообще идиот от рождения.

Подошел официант.

– Вот оно, опять, – подумал Джейк, барабаня пальцами по столу.

Он поймал единственный, но очень выразительный взгляд из-под черных бровей компаньона и барабанить перестал.

– Опять этот союз патентодержателей! Всю музыку нам испортили! Ладно, газетчики еще бегают, а лишние десять центов нам все равно не помогут – мистер Эдисон постарался. Но какой вы, однако, гад, сэр!

Д.Э. посмотрел на компаньона. Чертовски кстати посмотрел, потому что то, что осталось в кармане М.Р., было достойно жалости.

– Мятный ликер, – улыбнулась Эйлин.

Ее подруга выражала лицом муки.

– Воспитания строгого, – отметил про себя Д.Э. Саммерс.

– Ну-ну, продолжайте, – ответил иронически Фокс.

– От мужчин только цветы и конфеты. И ни того, ни другого, что ты будешь делать! Думала, что неприступность сделает из нее королеву, испортила характер, теперь потихоньку изучает брошюру миссис Адамс с подружкой. Ну, что тут скажешь. Перед нами картинка номер, по-моему, шесть, страница двенадцать: «взгляд мечтательный и задумчивый». Так, вогнала в краску. Допялился. Теперь уже самому придется стать задумчивым и мечтательным, пока уши станут приличного цвета.

Д.Э.улыбнулся себе под нос – как бы рассеянно, и потер подбородок. Мисс Грейвс заулыбалась тоже – стеснительно. Дюк проследил направление взгляда компаньона: в доме, выходящем окнами на Хайленд-авеню, мыла окно, стоя на подоконнике и подоткнув платье выше колен, чья-то горничная. Дюк поспешно сделал Д.Э. бровями и вперил взор в облака. Джейк моргнул и последовал его примеру.

– В кафе вас, мисс Грейвс, вас приглашают редко, – продолжал размышлять он. – По пальцам пересчитать можно, сколько раз это было. А мучаетесь вы потому, что вам, во-первых, хочется чего-нибудь этакого, взрослого и порочного. Вроде абсента. Но притом и публичной девкой нужно не показаться – крепкие напитки пьют только шлюхи, и на вкус дрянь, правда? А гоголь-моголь – только маленькие девочки на Рождество. Ну, и в-третьих, как бы так не ввести возможного ухажера, то есть, меня, в конфузный, не способствующий приглашениям на свидания, расход. Вам наверняка больше всего подойдет лимонад, тут вы были бы и спокойны, и довольны. Но тогда я буду выглядеть жлобом. Нет уж, девушки, разбирайтесь сами.

– Кофейный ликер, – подсказала мисс Купер.

– Мятный, кофейный и виски «Рики» два раза.

Джейк повернулся к компаньону.

– Что интересного пишут газеты?

– Газеты? Интересного? – комически испугался Дюк, сверля компаньона твердым, зрачки в зрачки, взглядом. – Что там интересного-то? Праздник дыни или благотворительный обед, который дала на прошлой неделе миссис Старая Клешня, председательница Общества Скрипучих Корсетов?

– Ну, зачем же, – компаньон светски улыбнулся. – Вот, например....

Но его перебила мисс Грейвс.

– Мистер Лауд, вы, наверное, любите стихи? – спросила она. – У вас такой взгляд...

– Какой? – Джейк схватился за свой стакан.

– Задумчивый? – предположила Эйлин.

– Вдохновенный, – ответила подруга.

– Часа два по Сити-парку. Нет, час. Два мне не выдержать. Потом какая-нибудь скамеечка в тихом месте, под кустами, с которых за шиворот сыплются лепестки и голова болит от запаха. И тут уж до темноты. Фонари, вздохи и китайская пытка «придумай, что сказать».

– Нет, – коротко ответил Д.Э. Саммерс. – Простите, барышни, мне пора.

– Как пора? – чуть не заплакала мисс Грейвс. – Вы же только что пришли!

– И до свадьбы ни-ни. Так, что у нас есть? Сорок центов. Хватит, если игра будет короткой. А если повезет встретить Макса, так он и вовсе должен мне партию!

И бессердечный тип встал, с трудом скрывая облегчение.

– Дела, увы, дела! Страшно много дел. Не огорчайтесь, мисс, вас ждет Париж и модные салоны.

Он склонил голову в прощальном поклоне.

– Удачно провести вечер!

Р.Т. Козебродски тоже поднялся и джентльмены отошли на минутку, Ланс Э. Лауд передал компаньону газету, потом что-то, что тот небрежно сунул в карман брюк, и так, с руками в карманах, слушал. Потом кивнул, хлопнул мистера Лауда по плечу, кивая на столик, и тот удра... ушел.

– Эти поэтичные натуры такие застенчивые! – со всем возможным пафосом произнесла Эйлин. – Такие скрытные! Не переживай, Зои, он еще может вернуться. Он так иногда делает. Прибежит, посидит с четверть часа – и убежит. Потом снова. И опять. Вечно где-то носится.

– Да, – с озабоченным лицом, – подтвердил Реджинальд Козебродски. – Надеюсь, у него это пройдет. Когда-нибудь.

– Ничего не понимаю, – пробормотала мисс Грейвс. – Как-то это все странно.

– Конечно, странно! – согласился Р.Т. Козебродски. – Клянетесь хранить в секрете то, что сейчас услышите?

– Еще бы!

– Конечно, клянемся.

– Ну, только точно, никому не говорите!

Р.Т. понизил голос до таинственного шепота. Все трое сдвинулись за столиком.

– Так вот, – сострадательным тоном, вполголоса сказал Р.Т. Козебродски, – Ланс влюблен.

– Как? – испугались барышни.

– Да. Уже не первый год. У него уж если чувства, так насмерть.

– А кто... она? – Эйлин прищурилась на подругу.

– Она... – вздохнул Реджинальд.. – Ну, она... Замужем она.

Девушки отпрянули.

– Ужасно! – сказала мисс Купер.

– Он... страдает? – спросила мисс Грейвс.

– Он? – Реджинальд Козебродски задумался. – Ужасно страдает.

И горько прибавил:

– Он надеется.

– Неизвестно, на что! – тон мисс Грейвс был категорическим.

– Да, именно, – прибавила Эйлин. – Ему же не на что!

– Она его старше, да? – продолжала допытываться мисс Грейвс.

– Ну, какая разница! – возмутился Р.Т. Козебродски. – Когда речь идет о любви, Натали, разве такая чепуха имеет значение?

– Значит, старше, – сделала вывод мисс Грейвс. – Старше, замужем и играет его чувствами.

– Да нет же! – обиделся за компаньона М.Р. – Она действительно его старше, ей лет, наверное, двадцать пять, но она... ну, просто не каждый раз может прийти на свидание. Сами понимаете, муж.

– Состоятельный, конечно? – усмехнулась мисс Грейвс, обрушивая ложечкой верхушку пирожного.

– Конечно, – подтвердил Р.Т. – В общем, дохлый номер.

Он откинулся на спинку стула.

– И как она... из себя? – поинтересовалась Эйлин.

– Вся из себя! – немедленно откликнулся ее ухажер. – Цаца – подойти страшно. Только Д... Ланс и решился.

Девушки обменялись понимающими взглядами.

– Тряпки, – сказала одна.

– И деньги, – согласилась другая.

– А имя у нее, – но это тоже секрет! – Реджинальд сделал страшные глаза, – неприличное!

– Да вы что! – хором вскричали девушки. – Какое? Мы никому не скажем!

– Такое неприличное, – продолжал молодой человек, – что она называет только свои инициалы: Ж.П.

Ж.П. двое джентльменов рисовали на пару. Волосы – белокурые, пышные и вьются,– без всяких споров взяли от Китти. Глаза – от актрисы из фильма «Леди или тигр?» Нос и скулы позаимствовали у греческой девчонки из прачечной. Рот и подбородок стали причиной довольно продолжительной дискуссии, но в итоге сошлись на мисс Ренни – кассирше в собственной, как компаньоны называли свою фабрику фильмов, богадельне. Ножки дамы сердца Д.Э. Саммерса получились чумазыми: кое-как приделали, перепробовав десяток лучших, от девчонок «Зигфильд Фоллис» с афиши, никак не могли остановиться. Талию Д.Э. изобразил сам – прикинув такую, чтобы можно было обхватить ладонями. Плечи пририсовал М.Р. – подразумевалось, что они нежные, как персик. На стратегическом месте ниже плеч в конце концов протерли дыру, и Дюк сказал, что так даже лучше: некоторая недосказанность, воля воображению и прочее. Руки... без рук решили обойтись.

Портрет загадочной дамы, весь исчерканный дебетно-кредитными вычислениями, покрытый круглыми следами от кофейных чашек и жирными – от колбасы, М.Р. долго прятал в стопку журналов, вытаскивая его из мусорного ведра или камина каждый раз, когда компаньон пытался от него избавиться. В отместку у мадам Ж.П. выросли усы, борода, клыки, две бородавки на носу, трубка, пластырь и бутылка рома в единственной, нарисованной на манер метлы, руке.

Глава тридцать восьмая «Ланс Э. Лауд и Р.Т. Козебродски представляют...»

На следующее утро Д.Э. Саммерс спрыгнул с подножки экипажа у трехэтажного дома на Хайленд-авеню, задержался на секунду у афишной тумбы, с таким видом, как будто прощался с возлюбленной, сказавшей: «не сегодня!», и толкнул двойную дверь трехэтажного каменного дома, рядом с которой скромно висела афиша:

– Доброе утро, мистер Саммерс! – окликнула его девушка из окошечка кассы.

Она высунулась почти по пояс с риском застрять. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза, рот вишней и такое выражение лица – ни дать, ни взять: маленькая девочка. Большая маленькая девочка.

Д.Э. отпустил дверь.

– Доброе, мисс Ренни. Как у нас дела?

– Дела прекрасно! – кассирша заулыбалась. – Только покупают не очень много.

Несколько мгновений Д.Э. смотрел на эту... мисс, потом кивнул и решительным шагом вошел в здание. Прошел мимо каморки под лестницей и открыл дверь с цифрой «четыре».

Он оказался в довольно большой комнате c cомнительным ковром на полу. Правый угол до самого потолка загораживал холст с нарисованным мостом через ручей в живописных зарослях деревьев.

«Вы можете подумать, что это Венский лес, леди и джентльмены, – гласили титры в «Утре парижанки», – но вы ошибаетесь. Перед вами Булонский лес – место, где прогуливаются парижане из общества».

«Нью-Йоркские тайны»:

«Нет, это не Булонский лес, как может показаться с первого взгляда. Это Централ Парк!»

Точно таким же манером пейзаж обращался в лондонский Риджент-парк, а чем он был на самом деле, не знал никто, даже продавший его фотограф из ателье на углу Девятой и Шестнадцатой, который и сам перекупил его где-то за бесценок.

Холст загораживала стремянка, доходившая до самого потолка. В левом углу торчал ресторанный столик, заставленный всякой дребеденью, часть которой помещалась еще на грубом табурете, задвинутым под стол, и прикрывалась длинной скатертью. Потом была кровать, стул и – почти главное действующее лицо – шкаф! Это был заслуженный шкаф, купленный в лавке старьевщика. Никанор И. Свистунофф, любезно предоставивший под фабрику фильмов собственные средства, каморку под лестницей, две комнаты и кровать, долго упрямился, но его уговорили, сославшись на то, что это такой же «поздний “людовик”«, как и кровать, составит отличный гарнитур, и, главное, стоит сущую ерунду, второго случая уже не представится.

Потом была китайская складная ширма в цветах, рыцарские доспехи, портновский манекен и скелет. Скелет звался Бобби. Перед самым распахнутым окном, среди наставленных ящиков со всяким полезным барахлом, стояла колонна, – настоящий гипс! – со всякими наядами, дриадами и прочими голыми дамами, и танцующей балериной наверху.

Каждый предмет украшала желтая бумажка. Бумажки еще на той неделе налепил несимпатичный человек с козлиным лицом и рыжей козлиной бородкой.

На подоконнике сидела одетая барышня и качала ногой. На барышне, к счастью, желтой бумажки не было. Может, кстати, потому, что она нанялась на «Фабрику фильмов» всего три дня назад. Рядом на стуле сидел М.Р. Маллоу и тоже качал ногой.

– К четырем, – обрадовал Д.Э. Саммерс, и отдал шляпу Бобби, – приедут за ширмой. Сегодня звонили.

– А завтра за доспехами приедут, – сказал М.Р. – Вроде бы. Что у тебя с наличными? У меня три.

– У меня четыре тридцать.

Джейк сел на подвернувшийся табурет.

– Заплатим за квартиру половину и неделю протянем. Какнибудь.

– Половину нельзя, – нахмурился компаньон. – Опять скажут, что это плата за одного, а второго выкинут на улицу.

– Ну, влезу ночью в окно, – отмахнулся Джейк. – Переживем.

– День переживем, два переживем, – проговорил Дюк, – а потом будет, как в прошлый раз?

– А что было в прошлый раз? – с интересом спросила барышня.

– Да если бы только в прошлый! – меланхолически отозвался Дюк. – Так уже раз десять было. Начнется ипохондрия, неврастения и прочая мерихлюндия. От того, что каждую минуту другого жильца впустить могут!

– Не начнется, – попробовал отбиться Джейк. – Ладно, начнется. Но ненадолго.

– Конечно, ненадолго! – Дюк встал с подоконника и встал перед компаньоном, сложив руки на груди. – Потому что потом неделя кончится и выкинут уже обоих!

– У меня два бакса есть, – сказала барышня и перестала качать ногой.

– Спасибо, Джорджи, спасибо, друг, – сказал М.Р. и грустно улыбнулся. – Купи себе обед. Два бакса не спасут нашу богадельню.

В этот момент открылась дверь и вошел плотный мужчина в длинной рубахе навыпуск, картузе и с бородой, расчесанной на две стороны. Он тяжело дышал и свистел мясистым носом. Обвел комнату взглядом. Взгляд остановился на бутылке красного и двух бокалах под столиком у окна и сделался ужасен.

– Это же декорации! – возмутился Дюк.

Мужчина стал поворачиваться в его сторону, но на полпути обнаружил Д.Э. и задвигал подбородком.

– Мистер Свистунофф! – Джейк молитвенно сложил руки. – Честное слово, завтра!

– В грех, в грех меня вогнали! – простонал мистер Свистунофф с адским акцентом. – Теперь в гроб хотите вогнать! Деньга из казны общинной! На прибыль, старый дурак, надеялся! Думал, возьму тысчонки три на доброе дело, Господь не осудит, да и верну потом с процентами!

– Никанор Ивановитч! – старательно выговорил Д.Э. – Афиши же!

– A, izydi, paskudnik! – выругался тот, грозя толстым, как сарделька, пальцем. – Сказал – никаких!

– Ну, Никанор Инаво... тьфу ты!... мистер Свистунофф! Ну мы же заработать не можем, если о нас не знает никто!

– Чтобы о нечистых делишках да промеж собой не прознали? – возопил человек с трудным именем и затряс бородой. – Не верю!

После этого он прибавил какое-то длинное, не особенно мелодичное и крайне сложное для повторения выражение, в котором встречалось «matj». Несколько раз он замахивался на Ланса Э. Лауда, отчего тот подавался назад и делал шаг в сторону, прикидывая про себя, что где-то тут должен стоять табурет, о который нежелательно спотыкаться, но зато крайне удобно подставить под ноги кому-нибудь еще. Рука мистера Свистунофф и нога Д.Э. Саммерса были примерно одной толщины.

Барышня на подоконнике осторожно отодвинулась таким образом, чтобы оказаться за спиной М.Р. Маллоу.

– Нет, нет, – успокоительным тоном сказал тот, адресуясь к Свистунофф. – Никто не собирается вас обманывать. Дайте нам времени до завтра, мы вернем половину.

Свистунофф опять высказался патетически.

– Вторую – через месяц! – пообещал Джейк. – Вы поймите, это большая сумма, мы не можем достать сразу все, как бы ни хотели! Две части, мистер Свистунофф! Две? Да?

– Половина, – добавил Дюк, – и вторая половина! Да?

Никанор Ивановитч ругался долго, воздевая руки потолку, утыкая их в мощные бока, тряся бородой и спрашивая что-то на своем непонятном языке. Однако, в ответе, судя по всему, не нуждался. Потом опять обозрел обстановку, нагнулся, кряхтя и держась за спину, под стол с барах... с декорациями, вытащил оттуда расписную супницу и с ней ушел.

– Завтра! – грозно сказал он, уже почти закрыв за собой дверь, и убедительно погрозил горшком. – Да не половину, а все!

Дверь за ним захлопнулась с громким стуком. Д.Э. нашел табурет и брякнулся на него. М.Р. продолжил качать ногой.

Случилось все так:

Никанор Ивановитч Свистунофф (познакомились с которым благодаря одной забавной случайности) был, кажется, русский, но сам себя называл молоканином. Д.Э., как услышал про молокан, аж закашлялся. Потом уже, когда дело было в шляпе, и компаньоны вышли из дома Свистунофф на улицу, Дюк спросил:

– А что?

Джейк, которого, едва хлопнула за спиной дверь, скрючило пополам, только рукой махал.

– Ничего! – стонал он и опять начинал хохотать. – Ничего!

– Хорошенькое «ничего»! – обиделся М.Р. – Рассказывай быстро, я тоже посмеяться хочу!

– А то, – выговорил Д.Э., икая, хлюпая и вытирая выступившие слезы, – молокане! Это почти как мой папенька, только другое немного! А-ай! О-ой! Мамочка!

С ним еще долго такое продолжалось, но М.Р. узнал: молокане – это вроде баптистов, и вроде бы из них много народу как раз в баптисты, когда они из России по разным странам подались, и перешло, и как будто молоканами называются от того, что в пост moloko пьют, а молоко, говорят, духовное, им Господь питаться завещал, икон не признают, человека образом Божьим считают – в общем, повезло, аж сил нет.

– Ты хоть понимаешь, что мы сделали? – плакал от такого веселья Джейк. – Мы уговорили святошу дать нам денег на фабрику неприличных фильмов!

Р.Т. Козебродски очень хотел разных фильмов, но отчего-то неприличные сценарии получались у него лучше всего. Потом он увлекся и о философских размышлениях забыл. Дело, которым занимались двое джентльменов, было законным, было интересным и при этом отнимало много сил.

– Постой, – сказал Дк. – А как ты ему объяснил-то?

Джейк остановился.

– Ну, – сказал он, – я ему, что такое кинематограф объяснил, потом сказал, что наша картина сатирическая, пороки бичует, в частности, сладострастие. Потом уже про то, что нас надули с помещением – взяли деньги за аренду, дали расписку и адрес. И что адрес оказался его. И что этот, как его, которого мы с тобой с карниза снимали, от горя с ума сошел, и от этого голый за окно полез: с жизнью счеты сводить. Потому, что съемки были его единственной надеждой заработать на кусок хлеба жене и детям.

– Везучий попался, – хмыкнул М.Р. – Нас встретил. Вот я бы на его месте, наверное, сто лет за окном, в чем мама родила, торчал. Пока бы ты не додумался, что меня что-то нету. Ну, или уж фараон увидел бы.

– Ерунда! – отмахнулся Джейк. – Если бы ты так застрял, то проторчал бы ровно столько, сколько нужно, чтобы муж в уборную пошел.

– А потом через всю квартиру на цыпочках? С риском нарваться?

М.Р. был настроен практически.

– Да черт с ним! – отмахнулся Джейк.

Он поправил шляпу и продолжал:

– Ну и вот, пока ты с этим любовником несчастным возился... кстати, где он?

– В кабаке, естественно, – Дюк махнул рукой. – Сейчас уже должен быть пьян, как сапожник.

– Пригодиться может? – деловито поинтересовался компаньон.

– Неа, не может. Дурак, трус и жаловался всю дорогу. Тоже еще дон Жуан выискался.

– Жаль, – вздохнул Джейк. – Ну ладно, обойдемся. Так вот, я этому Свистунофф изложил про доброе дело – это у них штука такая, добрые дела делать, повздыхал, да и спросил, где можно помещение снять. Подешевле, потому что денег нам пообещали...

Он сделал отчаянное лицо.

– ... не дали, и вообще обманули. Куда катится мир!

Таков был Д.Э. Саммерс со своей идеей головоломки: все необходимое всегда у вас под рукой, надо только его увидеть. И воспользоваться. Даже, если кажется необычно. Особенно, если кажется необычно и даже странно, вроде, например, голого человека на карнизе третьего этажа.

Когда на следующий день Никанор Ивановитч Свистунофф явился в арендованную на его кровные комнату, полюбоваться на свое доброе дело, то увидел такое, что только охнул да за сердце схватился. Момент был пиковый: Китти, с которой компаньоны (в смысле, М.Р.) срочно познакомились прошлой ночью, в театре «Фараон» – она там в одном маленьком шоу выступала – очень старалась. Картина называлась «Неудачный день для свидания» и довольно близко повторяла обстоятельства, при которых мистер Свистунофф вошел в собственную супружескую спальню вчера. Кое-какие обстоятельства (к примеру, количество одежды на героине), были, все же, другими. И заканчивалось по-другому: окном, захлопнутым перед любовником безжалостной рукой мистера Свистунофф в роли мужа. Дюк, впрочем, не расстроился, что остался в неглиже развлекать прохожих – слишком смеялся. Дальше, уже, когда киноаппарат перестал трещать, Джейк, то есть, конечно антрепренер, милосердно открыл дверь, любовник торопливо вбежал в комнату и начал облачаться в костюм, «жена» смеялась звонким смехом, и все трое были довольны.

Дело оставалось за Свистунофф. Который должен был либо выгнать всю компанию взашей, либо... Он выбрал «либо». Под ужасным секретом. Джейк еще утешил: про добрые дела слишком звонить, мол, сами знаете, не положено. Никанор Ивановитч знал. Он молчал. Чтобы не узнали братья по вере. Компаньоны молчали тоже. Чтобы не узнали братья по вере мистера Свистунофф, полиция и еще одна барышня, довольно строгих правил, которая жила за водонапорной башней, и которую М.Р. посещал по средам и пятницам.

– Так, завтра, – сказал Джейк и прошелся по комнате туда-сюда. – К этому «завтра», господа, нам придется делать ноги. – Вот только куда? Куда глаза глядят?

– Нормально, – отозвался М.Р. – Сделаем.

Но Д.Э. никак не мог смириться с проигрышем.

– Какого дьявола! – возмущался он. – Мы бы никогда не разорились, если бы этот трусливый боров разрешил расклеить афиши поблизости!

– Не знаю, – пробурчал компаньон. – Ты же их все равно втихаря расклеил по остальному городу.

– Так в этом-то и свинство! – взвился Джейк.

Это было его самое больное место.

– Какой же идиот поедет через полгорода, когда кинематографы на каждом углу?

Он потряс для убедительности руками.

– Рядышком бы. Тумба здесь, две рядом с Централ Паркавеню, а еще лучше, все четыре, чтобы со всех сторон. И где экипажи стоят. А еще около «Квакера». И рядом с «Фараоном». «Фараону» мы, конечно, не конкурент. Он нам – да, а мы ему – нет. Но – а вдруг?

– Все бы еще ничего, кабы этот бочонок с фикусом не был такой прижимистый, – в который раз пожаловался Дюк. – А так – второй год работаем с хламом из чулана мистера Свистунофф, который трясется, что кто-нибудь опознает его воскресный сюртук! Я титры устал придумывать! Господи, Боже ты мой, в каком ничтожестве приходится работать!

Джейк позвенел мелочью в кармане.

– Дело ясное, – сказал он. – Последний сеанс – и завтра нас здесь уже не будет.

Он смотрел в окно, что-то там хмурился и вид имел мрачный.

– Сколько, говоришь, у нас наличного капитала?

«Утро парижанки» прошло на ура. Даже лучше, чем «Грабитель в гареме» (из которого, кстати, так убедительно еле унес ноги Д.Э. Саммерс в главной роли). И, пожалуй, лучше, чем «Любовник моей бабушки», в котором блистал Бобби. М.Р. Маллоу, он же Р.Т. Козебродски смотрел и вздыхал. На экране он сам, в роли все того же любовника, стремительно покидал дом дамы своего сердца: вылез из шкафа, в панике стукнулся головой о верхнюю полку, на которой обнаружился коллега, прополз под кроватью, под которую залез один, а к дверям бросились уже двое, спрятался от мужа, который завтракал, ни о чем не подозревая, за спинкой его же собственного кресла – увидел торчащие из-под занавески мужские полуботинки, кинулся в прихожую, где немедленно замер, неестественно согнувшись, рыцарь в средневековых доспехах. Наконец, дверь, счастливое избавление. Вслед приподнял, дружелюбно улыбаясь, подозрительную чужую шляпу Бобби.

Ничтожество. Сплошное ничтожество. Сколько Джейка ни переодевай, как ни надвигай на лицо шляпу и спиной не поворачивай, все равно заметно. Особенно с тех пор, как дела пошли так себе и Свистунофф отказался от ролей. Его душили страсти: с одной стороны, хотелось славы, с другой – эта же душа трепетала, как студень, от страха, что узнают братья по вере. Китти, конечно, помогает время от времени по доброте душевной, так у нее то времени нет, то настроения. Бесплатная помощь – она и есть бесплатная. Джорджи – отличная девчонка, настоящий друг, работает за обед и не портит людям нервы, только актриса из нее, как из ночного горшка яхта. Да и Бобби уже примелькался. И вообще...

– Ничтожество. Сплошное ничтожество! – шептал М.Р. себе под нос, терзая зубами поля шляпы. – Завтра же утром нас здесь не будет!

– Не завтра, – тихо сказал Д.Э. Саммерс, нагнувшись к его уху. – Сегодня. Пока наш трепетный делатель добрых дел не прибежал.

Дюк повернулся к нему.

– Афиша? – сиротским голосом спросил он. – Афиша, да? Я на тумбу сегодня, кажется, внимания не обратил.

– Должны же мы заплатить нашей дуре на кассе, Джорджи что-нибудь, и вон, механику, – Д.Э. кивнул на длинного, почти как он сам, худого парня с большим носом, большими ногами и руками, как грабли.

Тот крутил ручку проектора. На лице его была отрешенность.

– Мелочь, – продолжал Джейк, – но хотя бы поделимся. Парень два года на нас горбатится, хоть бы слово сказал. Вот где христианская добродетель: великомученик, слов нет.

Джейк помолчал и добавил:

– Зато у него дело по душе.

Дюк долго, сочувственно смотрел на механика. Потом спросил:

– А тапер?

Шустрый чернокожий лихо отбивал матчиш по расстроенным клавишам рояля, поворачиваясь иногда, чтобы стрельнуть в публику улыбкой. Зубы у него были белые, как клавиши инструмента, лоснящая коричневая рожа – счастливая, глаза – блестящие, – в общем, заведение не могло желать лучшего. Рояль, «Cтейнвей миниатюр», купили почти новый, семьсот долларов. М.Р. сам выбирал.

– Этот пострадает меньше всех, – ответил Джейк, напряженно о чем-то размышляя. – Он днем и после нас в ресторанах играет, а утром, кажется, еще и уроки дает.

Но все-таки повернулся к компаньону. М.Р. грыз ногти.

– Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? – шепотом закричал Джейк. – Всем по пять центов раздал? Ты бы лучше подумал, куда мы сами денемся!

– Ерунда, в соседний город – и хватит. Ты бы лучше подумал, чем заниматься будем!

– Чем заниматься, я пока не знаю, – медленно проговорил Д.Э, – но только сматываться нужно чем дальше, тем лучше.

М.Р. выкатил глаза, почти заткнув за пояс тапера.

– Почему? – почти просвистел он.

– Потому.

Д.Э. потер веко – у него дергался глаз.

– Потому, сэр, что община, – шепот его сделался зверским. – Этих молокан кучка здесь, кучка во Фриско, кучка где-то еще. Передадут наше описание – и привет. Свистунофф не зря дергается: мало, что сам засветился, там же три тысячи семьсот баксов общинных денег потрачено! Наш с ним договор теперь черта с два скроешь: это его единственная возможность хоть как-то оправдаться. Обманули, подставили, не ведал, во что втянули, не знал, хотел, как лучше – понимаешь?

М.Р. почувствовал, как холодеют ноги.

– Но подожди! – бормотал он. – Мы же по закону банкроты! Со всеми бумагами! Имущество описано!

Р.Т. Козебродски хотелось все же подвергнуться законным, а не каким-нибудь иным процедурам.

– Вот это ты им и объясни, – сказал Д.Э. Саммерс – Сможешь?

Глава тридцать девятая и последняя Object d’art

Этого могло не быть. Если бы только двое джентльменов не воспользовались приглашением Джорджи пожить немного в доме ее бабушки. Дюк еще, когда бумажку с адресом «Сан-Хосе, …» увидел, не хотел.

– Надо совсем с ума сойти, чтобы туда возвращаться! – возмущался он.

– А жить где? – мрачно спросил Джейк. – На улице? Две таких ночи – и мы с вами бродяги. Нет, я вас понимаю, сэр: тюремная камера – какое-никакое жилье, да и от кредиторов прятаться удобно...

Он как-то даже умолк.

– ... но согласиться не могу!

Дюк попробовал возразить, что зачем же ночевать в одном и том же месте, можно в разных. Джейк ответил, что «бродяга» будет написано большими буквами на спине костюмов на третьи сутки. И кстати прибавил, что настоящим бродягам, особенно беглым из тюрем, и вообще всякому сброду, очень понравятся двое чистеньких типов. Ну и что, что имущества – старый саквояж с парой полезных безделушек. Им-то ведь не сообщили о банкротстве «Лауд и Козебродски»!

Дюк вздохнул. Переупрямить Д.Э. можно, конечно, если постараться, но...

– Это гибель, – обреченно сказал он. – Все. Нам конец. Не понимаю, кстати, почему вас так смущают два месяца за бродяжничество? Это лучше, чем петля. Так что хоть две ночи на свежем воздухе – напоследок. А если еще повезет, да нас не сцапают...

– ...то вы со своим воспалением легких как раз годитесь для ночевок под открытым небом, сэр.

– Ну, ничего себе! – обиделся Дюк. – Это когда было?

– Подите, пожалуйста, в зад, – вежливо ответил компаньон.

Свистнул поезд, сообщая, что те, кто думает слишком долго, могут на него и не успеть.

– Я знаю, почему тебе туда хочется, – сказал Дюк, когда двое джентльменов, упали на сиденья и отдышались.

– Потому что у нас нет другого выхода! – немедленно ответил Джейк.

– Ничего подобного. Ну, ты и дальше будешь серьезную рожу, или уже признаешься?

Д.Э. так изумленно прижал ладони к груди, а потом выставил их вперед, как бы говоря, что решительно не понимает, в чем ему признаваться, что не грех было и поверить.

– В том, что тебе до смерти хочется вернуться на то же самое место, и отыграться! – обвинил М.Р. – Тем более, такой случай!

– Ну, юноша! – приопустил веки Д.Э. Саммерс. – Вы же сами видите: обстоятельства складываются именно так. Случайно, если только мне не изменяет память, не бывает вообще ничего. Отсюда вывод: и это тоже не случайно! А там, кстати, живет не только пара сотен наших бывших клиентов, но и доктор Браун! Которому я должен вернуть пять баксов!

Если бы Д.Э. на этом месте прекратил умничать, и не начал разглагольствовать о долге, который платежом красен, может быть, и обошлось.

Двадцать второго августа из магазина председателя городской управы Макферсона слышался нарастающий гам: председатель толькочто обнаружил, что явился за призом в собственный магазин, пятеро горожан громко требовали свой выигрыш, а остальные полсотни просто пришли посмотреть. Большая часть в магазин не влезла, и волновалась, пытаясь не высмотреть, так выспросить, что же происходит, снаружи. – Вот эти, кстати, могли бы не возмущаться, – сказал Д.Э. Саммерс. – Они свое зрелище получат. Ну, где же оbject d’art? – Погоди ты, – у М.Р. тихонько раздувались ноздри. – Ты же знаешь: никто здесь никуда не спешит. – Ну! – выдохнул Джейк. Из-за угла повернул почтовый фургон, из которого выпрыгнули двое: почтальон и молоденький парнишка, кряхтя, вдвоем, вытащили из фургона здоровый запечатанный ящик, весь уделанный надписью: «Осторожно! Хрупкий предмет!», ужаснулись, что перепутали «Верх» и «Низ», и затем бережно внесли в магазин.

Сначала было очень тихо. Почтовый фургон уехал. Потом компаньонам послышался гул, как будто аплодисменты в театре. Гул нарастал – похоже, аншлаг. Захохотал мальчишка и тут же умолк.

Двое джентльменов спрятались.

С бычьим ревом, расталкивая толпу, из магазина выскочил Макферсон. За ним продиралсясмотритель училищ и казначей Менцель. Менцель, хоть сложения был хрупкого, подскочил к Макферсону, схватил его за ворот и стал кричать:

– Я вам так этого не спущу! Вы думаете, что раз вы второй раз председатель городской управы, то вы можете себе позволить издеваться?

– Что? – хрипел Макферсон, освобождаясь с помятым воротником и скособоченным галстуком. – Что вы несете! Кто-то пустил слух, что лотерею устроил я! Я думал, это ваших рук дело!

– Эти руки! – всхлипнул Менцель. – Двадцать лет на благо города! И что я получаю взамен! Крашеную свинью! Такое оскорбление...

Тут он очнулся.

– Что? Моих рук?

– Объявление! – орал председатель городской управы. – В газете указан адрес моего магазина!

– Издевательство! – поддержал Менцель. – Это диверсия! Злоумышленники!

Компаньоны выглянули из-за угла и тут же отступили назад.

– Какая же это диверсия! – тихонько засмеялся М.Р. Маллоу. – Это искусство! Сэр, какой ужас: ему не нравится оbject d’art!

Свинью расписывали цветочками, взъерошенными котами с тыльной их части, шестиногими таксами, ночными горшками и прочими финтифлюшками почти всю ночь, в четыре руки, и не сказать, чтобы свинья очень расстроилась. Извели банку чернил, два фунта моркови, коробку слоеных пирожных, которую честно поделили на троих – и, между прочим, ни кондитер, ни зеленщик компаньонов не узнали. Ни тогда, когда двое джентльменов заходили в лавки, ни тогда, когда впаривали по четыре билета каждому.

-Как-то даже обидно, – сказал Д.Э. Саммерс в задумчивости.

Их не узнавал никто. Двое джентльменов отправились на почту и купили открытку. С одной стороны открытки был паровоз, парадоксальным образом построенный из васильков, с другой – стихотворение:

– Кому, зачем?! – надрывался Менцель. – Двадцать лет на благо города! И что я имею? Свинью с бантом! Макферсон! Вы ничего не понимаете? Я ничего не понимаю!

– Какая у него тонкая душевная организация! – порадовался Джейк. – Как подушки о беззащитного человека оббивать, так запросто! Недрогнувшей рукой!

Но председатель городской управы вдруг сам сгреб смотрителя училищ за ворот.

– Стойте, Менцель, – хрипло сказал он. – Я знаю, куда нужно идти! Типография! На билетах адрес типографии!

Д.Э., высунувшийся было посмотреть, отпрянул. Он вдруг очень некстати вспомнил, что опять забыл отдать пять баксов доктору Брауну.

– Сэр, – Дюк спокойно отряхивал рукав, – я так думаю, что нам пора. Еще на поезд, не дай Бог, опоздаем.

Да все сошло бы и так, если бы только двое джентльменов не обнаружили, что пятичасовой поезд, на который заранее купили билеты, опаздывает. Граждане Сан-Хосе, издавая рокот страшнее землетрясения, ворвались на вокзал.

Впереди всех размахивал ружьем длиннозубый мясник, который три года назад так любезно оказал помощь в поимке двоих джентльменов. С его двора которого вчера вечером свели свинью. За мясником, сохраняя на бегу солидность, следовал Макферсон. За Макферсоном трусил Менцель. Из середины подскакивал курносый, лупоглазый, со скошенным подбородком мистер Лик, торговец фортепиано: он купил десять билетов. Обе половины Дамского Клуба во главе с миссис Морган создавали такой шум, что едва не заглушали голос миссис Гейзер. Аптекарь Робинсон с женой, свояченицей, племянником и тещей. Мисс Буддл – то есть, теперь уже миссис Орас, с супругом-бакалейщиком. Еще мужчины и женщины – по всей вероятности, клиенты доброй советчицы Джулии Дей и д-ра Лароз, не поддавались исчислению, тем более, что и времени на подобные глупости у двоих джентльменов не было.

Щелкнул ружейный затвор.

– Ни с места! – рявкнул Макферсон.

Пути к выходу были отрезаны. Двое джентльменов попятились и бросились через рельсы.

– Никаких «линчевать»! – Макферсон обернулся к беснующейся толпе. – Нет. Дадим делу законный ход.

Тюрьма оказалась умилительно маленькой, низенькой, белевшей на солнышке не очень-то давно и оштукатуренными стенами. Неподалеку располагался сказочной красоты особняк. Особняк окружали пальмы. Макферсон выскочил из фургона, крикнул у ворот: «Аламида!», ему там пообещали, что мистер Аламида сейчас придет, он как раз обедает. Двое джентльменов сидели на полу фургона, спиной друг к другу. Руки их были связаны. В саквояже лежали оба револьвера, но какой теперь с них толк?

Ворота, между тем, не открывались. Голос Макферсона с чувством высказался про мексиканских бездельников, которых вечно не дождешься. Его окликнули, что-то негромко сказали, и настала тишина. В воздухе ощутимо тянуло запахом готовящейся еды. У Менцеля застенчиво проурчало в животе. Тяжело стукнула железяка: конвоир двоих джентльменов положил свой «смит-и-вессон» на пол, размять затекшие руки.

– Ну, и долго мы будем здесь торчать? – поинтересовался Д.Э.

– Наверняка, – отозвался Дюк. – По-моему, этот Аламида его на обед пригласил.

– Свинья этот Макферсон.

– Ладно-ладно, – утихомирил компаньона М.Р. – Ты бы лучше не выступал. Хуже сделаешь.

– Я-то не буду, – пообещал Джейк. – Но все равно – свинья свиньей. Вот я бы, например, его проучил.

– Ты его уже проучил, идиот, – сказал Дюк и зевнул: душно, устал и нервы. – Свинью не тому подсунул.

– Ну... – Д.Э. горько вздохнул.

– Ой, только молчи.

– Да молчу я, молчу.

– Ну, вот и молчи, – посоветовал Дюк.

– Ну, вот я и молчу, – пробурчал Джейк.

Но через минуту сказал:

– Не видать Макферсону должности, если окажется, что он спокойно себе обедал, когда у него из-под караула сбежали двое лопухов.

– Сэр!

– Особенно, если будет, кому поведать общественности. В красках. В газете.

Повисло молчание.

– Мистер Менцель, – голос Д.Э. звучал вкрадчиво. – Ну что вы, право! Ну, не будем лицемерами, мистер Менцель! Только справедливо, если вы займете давно заслуженное место. Ведь правда, заслуженное?

– Компаньон! – одернул М.Р. – Не приставай к человеку!

– Почему «не приставай»? Я сказал неправду?

Дюк попробовал почесать лоб о плечо: стекающая капля пота щекотала невыносимо.

– Потому что – а как?

Д.Э. поерзал, устраиваясь поудобнее.

– Не знаю, – честно ответил он. – Но можно же выбрать момент! Разве мистер Менцель будет виноват в том, что мы смылись из-под носа у Макферсона?

Менцель ничего не ответил.

– И ведь не в первый раз, наверное, эта бычья морда ставит вас в унизительное положение, – не успокаивался Д.Э. – Я бы черта с два такое стерпел.

– У тебя вообще терпения никакого, – поддел М.Р. – Шило в заднице. Муравьи в штанах. Удержаться не мог, чтобы не напакостить, аж руки тряслись. Странно, что ты вообще хоть что-то сделал по плану. Чтобы выбрать правильный момент – терпение нужно. Уж кому, как не мистеру Менцелю это знать.

Казначей не ответил ничего.

– Подлиза, – сказал Джейк компаньону.

– Подлизонство и правда – разные вещи, сэр. Я неправ? Ну скажи, неправ?

Джейк подумал.

– Ну, ты-то прав, – признал он. – Подходящий момент – вот он. Но ведь им еще и воспользоваться нужно. А я не могу придумать, как.

– И я не могу, – грустно сказал Дюк. – Думайте, сэр. Ты же не собираешься все свалить на мистера Менцеля?

Прошло много времени. Было душно. Менцель достал платок и вытер лысину. Двое джентльменов освежили взмокшие лбы о колено.

– Действительно, свинья, – сказал уже Дюк. – Я, допустим, понимаю: ну, пригласили на обед, ну неудобно было отказаться, ну надо же кому-то нас караулить. Но ведь ты хотя бы за столом два часа не торчи!

Менцелевские коричневые туфли прошли по дощатому полу фургона. Послышался скрип, потом мягкий шлепок о землю и голос казначея:

– Макферсон! Макферсон! Вы меня слышите, Макферсон?

– Мистер Макферсон, ау! – рассмеялся отдышавшийся Д.Э.

Вечер был тих. Перед искателями приключений умиротворяюще журчал ручей, разбиваясь брызгами о камни.

– Ты там не очень-то, – предупредил М.Р., потирая запястье, на котором еще остались следы от веревок. Облава начнется быстрее, чем мы сможем уйти достаточно далеко.

– Сейчас, – Д.Э. швырнул саквояж на мокрые камешки, присел, поплескал себе в лицо, напился. – Все, готов. Уносим ноги, сэр!

Нарочно ли, нет ли вышел Менцель, но только Д.Э. хватило времени забраться связанными руками компаньону в карман, вытащить оттуда нож, который открыли общими усилиями, после чего перерезать веревки было уже делом, трудным лишь постольку, поскольку уединение могло кончиться в любой момент.

– Стой!

Дюк дернул компаньона за рукав и оба шмыгнули за куст.

– Мне кажется, или... ?

Джейк прислушался.

– Не кажется тебе ничего.

– Черт!

– Тихо!

Они посидели немного: как будто плеск, смех и крики. Конское ржание, хруст и скрежет береговых камешков под копытами. Компаньоны осторожно подобрались поближе. Теперь шум ручья и смех людей сделался совершенно отчетливым.

– Ковбои, – резюмировал Дюк. – Ишь, лагерь разложили. Нам в другую сторону.

Уже прилично поднявшись на один из песчаных склонов – высокая рыжая трава давала надежду остаться незамеченными – решились обернуться.

– Хм-м, – сказал Дюк. – По-моему, сэр, мы погорячились. Давай-ка назад.

Джейк – что значит, гений! – не спросил, зачем, мол, да почему, да что такое, да не рехнулись ли вы, случайно, мистер Маллоу – ничего.

Спустя меньше, чем четверть часа тем же самым маршрутом пробирались не двое джентльменов, а двое ковбоев: стетсоны, синие рабочие штаны с заклепками, пропотевшие рубахи, шейные платки заодно закрывали пол-лица. За сапоги – крепкие, остроносые, с удобными, как раз к случаю, каблуками – бывшим владельцам была передана сердечная мысленная благодарность.

Что же касается кражи – пару костюмов, купленных в свое время за шестнадцать баксов каждый, можно было неплохо продать. Шелковые галстуки золотистой расцветки, в леопардовых штучках и туфли – тем более. Любой старьевщик с руками оторвет.

– А лошадь? – пыхтел Дюк, цепляясь за ветки встречных кустов. – Ковбои без лошадей?

– Сам лошадь! – отозвался Джейк, вытирая разгоряченное лицо. – Ты что, своей особой светить собрался?

– Нет, ну все равно странно получается!

– Нормально получается. Не тряситесь, сэр, уйдем.

– Мне кажется, сэр, – М.Р. не мог успокоиться, – стоило спереть лошадей.

– Ты их видел? – поинтересовался Джейк. – Это тебе не Макферсон с его пузом, и не Менцель чахоточный! В два счета бы догнали и пиши пропало!

– Ладно, пеших хуже видно, – подумав, решил компаньон. – Только вот скорость, черт бы...

– Уйдем, – отозвался Джейк. – Тихо, стой!

Тишину приближавшихся сумерек нарушил конский топот, голоса, – причем Макферсона было слышно просто отлично, – облава началась.

– Вы бы, господин председатель городской управы, еще «Тело Джорджа Брауна» спели, чтоб вас слышнее было! – издевнулся Д.Э. – Ну, и что, и это вы вдвадцатером все горы прочесать собрались? Мило, мило.

Макферсон – это было хорошо видно с вершины – взмахнул рукой в одну сторону, в другую, распорядился резким голосом – и цепочки всадников рассыпались по склонам двумя аккуратными треугольниками.

– Сдай назад! – сказал Дюк.

Джентльмены вернулись в ту сторону, откуда только что приползли, но и там оказалась такая же история.

– Этот сукин сын, – выговорил Джейк, – в Гражданскую войну капитаном был. Чуть-чуть моложе, чем мы, возрастом. Говорил, в шестнадцать мобилизовался.

– Ну и Менцель что-то такое, – Дюк вытер платком потную физиономию. – Оба же воевали.

Удобная штука эти ковбойские тряпки. Вонючая, но удобная.

– Пересидим, – говорил Джейк, пробираясь в кустах, откуда сразу же вспорхнула стайка мелких птиц, – и тогда уже дернем. Надо только место, место найти безопасное!

– Есть! – раздалось издалека и сразу же раздался выстрел. – Вон они!

То ли повинен был саквояж, расставаться с которым наотрез отказался Д.Э. Саммерс, то ли сами двое джентльменов представляли слишком заметную пару, а только ковбойская экипировка положения не спасла.

Ни один из искателей приключений не помнил, сколько прошло времени, но уже сделалось совершенно темно. Сил у двоих джентльменов не осталось, а преследователей прибавилось, кажется, втрое. На каждой вершине виднелись силуэты всадников. Там и сям по горам слышались выстрелы, куда ни ткнись – рискуешь попасть в появившееся, как убийца из мрака, пятно фонаря. Их ловили со свистом, гиканьем и охотничьими воплями – как дичь.

– Все, – Дюк загребал ногами песок, – я больше не могу.

Он бежал медленнее, медленнее, как будто не очень-то и хотелось, и вдруг остановился, держась за бок, согнулся.

Джейк чиркнул сапогами по песку и бросился назад.

– Я тебе сейчас дам: «не могу!», – задыхаясь, выговорил он. – Дуй, быстро!

Компаньон только мотал головой. Стащил шляпу, вытер ею лицо, грудь, и брякнулся задом на землю.

– Беги, – с трудом выговорил он. – Как-нибудь меня вытащишь. Если возьмут обоих, надежды уже не будет.

Джейк, как раз пытавшийся набрать воздуха, закашлялся.

– Идиот на мою голову! – выругался он, схватил компаньона за шиворот и потащил волоком в гору. – Я тебе что, Гудини какой-нибудь – из камеры вытаскивать? Быстро поднимай задницу и погнали! Нашелся, тоже мне, немощный!

– Пусти, – у Дюка не было сил даже вырываться. – Пусти, говорю. Да, если хочешь знать, немощный. Ты вообще-то обращал когда-нибудь внимание, что я...

Он запнулся, подыскивая слово, но компаньон его перебил.

– Ты величайший атлет современности! – он продолжал тащить, а вот голос как-то, что ли, звякнул.

У М.Р. тоскливо дернулось в груди.

– У тебя гири под столом, – отдуваясь, продолжал Д.Э. – Я видел.

– Одна. Одна гиря.

– Если ты сейчас не перестанешь болтаться, как мешок с дерьмом, я надаю тебе по морде!

Они подобрались к самой вершине горы. Джейк выдохнул, вытер лоб, нос, изо всей силы пихнул компаньона в спину и побежал следом – под гору было легче. По дороге споткнулся и тоже покатился кубарем. Он понимал, что бежать уже не сможет ни при каких обстоятельствах, но впереди была дорога, а по ту сторону – мексиканская граница.

– Вижу! – крикнули сверху. – Сюда, Макфсерсон! Берем их!

Пулей сбило шляпу с Д.Э. Следующий выстрел швырнул песком под ногами у Дюка.

Положение было отчаянным.

И в эту минуту в темноте затарахтело, мелькнуло светом. Свет приближался – желтый, тусклый, и на дорогу выехал автомобиль. Думать было некогда. Компаньоны кое-как поднялись, и из последних сил, спотыкаясь, рванулись вперед.

Автомобиль остановился, задняя дверца распахнулась. Мотор продолжал работать. Когда захлопнули дверь, шофер, не оборачиваясь, дернул рычаг и авто помчался в ночь.

Нагнавшие было всадники сперва приотстали, затем становились все дальше, дальше и, наконец, окончательно остались позади.

Обессиленные компаньоны молчали. Они рухнули на кожаные сиденья, задыхаясь, и теперь не были в силах вымолвить ни слова. Никто, правда, никаких слов и не требовал. Шофер невозмутимо вел машину. Компаньонам был виден только высоко поднятый воротник тужурки, шоферское кепи и туго стянутый ремешок защитных очков. Парень даже не обернулся. Посреди шума, который производил двигатель, это было все равно бесполезно: пришлось бы кричать.

Автомобиль все ехал и ехал. Искателей приключений качало то вправо, то влево, и, наконец, стало клонить в сон. Неожиданно они почувствовали резкий толчок, тряхнуло и машина встала.

Шофер поправил консервы, выругался, кажется, и вышел. Встрепенувшиеся компаньоны последовали за ним. Сложением парень подкачал – ростом повыше Дюка, а худой, как столовый нож в бриджах. Но он все равно выглядел чертовски эффектно в своей кожаной тужурке с высоким воротником, кепи и крагах. Кто

угодно будет выглядеть чертовски эффектно рядом с собственным авто. Компаньоны завистливо вздохнули. Шофер достал изпод сиденья ящик с инструментами, оттуда – заводную ручку, и начал ее крутить. Видно было, что дело это дается ему тяжело.

Повисло молчание.

– Отличная машина, – сказал Джейк.

Шофер кивнул небрежно, снял одну крагу, полез за пазуху.

Джейк перевернул страницу газеты:

Газету немедленно забрал М.Р. Д.Э. провел рукой по полированному борту. На руке осталась пыль, на автомобиле – след от пальцев. Автовладелец поморщился. Д.Э. неохотно убрал руку, посмотрел на М.Р., и оба повернулись к шоферу.

– А... – начал Джейк.

Он хотел спросить, куда направляется владелец автомобиля, но его перебил Дюк.

– Брат! – с чувством сказал он. – Откуда ты взялся, брат? Как тебя зовут?

Шофер прокашлялся.

– Видимо, – обе перчатки брякнулись на сиденье, – нам все же стоит представиться.

В пятне света от фар он поднял «консервы» на козырек. Снял кепи. Тонкая рука провела по бледной скуле. Волосы – тяжелые, неопределенно-светлые, были уложены аккуратным узлом. Несколько тонких прядей трепало ночным ветром. Ей это не нравилось. Ей вообще ничего не нравилось.

– Меня зовут Ирен Адлер.

Первым пришел в себя Д.Э.

– Очень приятно, мисс, – нахально сказал он, – Позвольте представиться: Шерлок Холмс.

– А меня, – обрел дар речи М.Р. Маллоу, – зовут Тонга.

Девица швырнула очки и кепи на сиденье, и снова принялась крутить заводную ручку. Четыре цилиндра.

– Э... – джентльмены потоптались рядом. – Вам помочь, мисс?

Она выпрямилась.

– Но тяжело же! – все-таки выговорил Д.Э.

– Дайте, лучше я! – храбро выступил М.Р.

Лицо автовладелицы было ледяным.

– Отойдите.

И она продолжила свое занятие.

– Мисс, мы не хотели вас обидеть, – попробовал оправдаться Джейк.

– Просто, как бы сказать... – подхватил Дюк.

– Вы меня очень обяжете, если ничего не будете говорить, – голосом королевы, которой оттоптал подол свинопас, произнесла «Ирен Адлер».

– Бросьте, мисс, – не отступил Д.Э., сбрасывая с плеча руку компаньона. – Мы же не виноваты, что оказались не такими идиотами, как вам по...

Компаньон наступил ему на ногу. Делатель приключений умолк и сделал М.Р. возмущенные глаза. Автомобиль затрясся и зафыркал. Водительница надела кепи, очки и забралась на свое место. Хлопнула дверца, машина конвульсивно задергалась и рванула вперед, оставив двоих джентльменов стоять на дороге.

– Ну, вот зачем ты... – начал было Дюк.

Поклонница Конан Дойла дала задний ход, выразительно повернулась, и они поторопились оказаться на заднем сиденьи.

Местность была неровной. Перед первым же пригорком авто встал. Водительница дернула рычаг и стала ожесточенно крутить руль. Автомобиль развернулся и задом пошел в гору. Оказавшись наверху, водительница вновь повторила маневр. Авто вернулся в прежнее положение. Сказать что-либо по этому поводу двое джентльменов не рискнули.

На рассвете, двадцать второго сентября, автомобиль подъехал к станции. Вдалеке слышался свисток и нарастающий шум подходящего поезда. Двое джентльменов не трогались с места, наблюдая за шофершей.

Которая меж тем подняла кожаное сиденье и...

Больше они не увидели ничего, потому что паровоз выпустил густую струю черного дыма, застлавшего все на свете. А когда дым рассеялся, в окошке проносились только скалистые горы да рельсы железной дороги, которой, казалось, не будет конца.