Пятый Аспект.

Глава 20. Пустота.

— Пусть скала вырастет над водой, — сказал Ноздорму.

С тихим шорохом бронзовых крыльев дракон взмыл над головой Тариона, и парень остался один на круглой, похожей на пенек, верхушке горы, сточенной и отполированной непрекращающимися ветрами. Узкие, как пальцы, скалы, прозванные Тысячью Иглами, протыкали небеса. После Катаклизма горная местность, находившиеся ниже уровня моря, была затоплена хлынувшим из залива Танариса океаном по самые макушки древних гор. Теперь ничто не напоминало о койотах и горных львах, о племени кентавров, живших неподалеку. Лучшего места для обучения неопытного Аспекта в Азероте было не найти.

Ноздорму покачал головой, когда Тарион, как волшебник-неумеха, замахал руками, обращаясь к каменной гряде. По началу все Аспекты считали, что их способности должны быть эффектными. Малигос любил появляться, окруженный, будто фейерверками, разрядами арканы. Изера, пока не погрузилась в Изумрудный сон, ступала по земле и за ней стелились гибкие изумрудные лианы. Нелтарион нырял в земную твердь подобно воде, податливая стихия во всем слушалась своего Аспекта-Хранителя. И только потом они осознали, насколько важно то, что они способны приказывать одной лишь силой мысли, оставаясь при этом недвижимыми.

Грохот и крик прервали воспоминания бронзового дракона. Тарион стоял на прежнем месте, но затопленная безмятежная равнина мало походила на саму себя — волны одна выше другой бились о подножие скал, словно намереваясь наброситься на перепуганную жертву. Тарион был мокрым с головы до пят — одна из волн, подкралась сзади, и обрушилась на него.

— Я сказал — скала! — крикнул Ноздорму. — Скала должна вырасти над водой, а не наоборот!

Рассерженный Тарион убрал с глаз прилипшие локоны и снова проделал руками понятные одному ему движения. У Ноздорму создалось впечатление, что именно эти движения и разозлили волны. На мгновение вся водная масса будто отпрянула, а затем с угрожающим гулом ринулась прямо на Тариона. И не с одной, а с каждой из четырех сторон света на растерянного мальчика неслись цунами.

Сделав в небе круг, Ноздорому подхватил его в самый последний момент, когда волны сошлись друг с другом, как гигантские ладони. Хлопок усилился эхом, и разошелся оглушающим взрывом по измученным Тысяче Иглам. Тарион обхватил руками и ногами бронзовую шею. Он так и не смог унять водную стихию, и это происходило не впервой.

По злой иронии, как и в детстве, когда одним взмахом маленького крыла черный дракончик крушил вековые статуи, так и теперь, повзрослев, единственное на что он был способен — это разрушать. Огромные глыбы трескались под пристальным взглядом Тариона, но воздвигнуть крепкую, непроходимую скалу, взрастить ее из-под земли было ему не по силам.

Однажды Ноздорму предложил Тариону обратиться непосредственно к воде, но и это кончилось печально — прямо под его ногами разверзлась почва и потоки лавы едва не поглотили парня. Огонь вспыхивал под ногами Тариона даже в Нордсколе среди глубоких сугробов. Подтаявший снег не впитывался в промерзшую почву, наоборот, до тех пор, пока ручьи не затапливали всю окраину, вода не прекращала бить из подземных источников.

С подчиненными лорда Аль-Акира у Тариона тоже отношения не сложились. Ноздорму приходилось постоянно следить за черным драконом, который то и дело попадал в воздушные ямы или в возникавшие из ниоткуда смерчи. Один раз резкая смена ветра чуть не привела к серьезным травмам. Стремительный вихрь швырнул Тариона, словно перышко, в сторону отвесных скал, и только Ноздорму, выдохнувший спасительное синее пламя, уберег его черные крылья в целостности и сохранности.

Стихии не давали Тариону сосредоточиться на общении с одной только Землей. Они вмешивались, отвечали, играли, мстили. Обращаясь к Земле, Тариону огрызалась вода. Когда он управлял лавой из жерла вулкана, ветра в мгновение ока превращали огненные потоки в застывшие каменные слезы.

— Ты что, шаман? — ворчал Ноздорму в перерывах между пожарами, потопами и смерчами. — Обращайся к своей стихии, иначе я отведу тебя к Траллу.

— Кто такой Тралл? — спрашивал Тарион.

— Бывший Вождь Орды.

— Это тот, с кем дружила моя мама?

— Да, он самый. Принимайся за дело.

И в довершение всех неприятностей Тарион по-прежнему мог перемещаться сквозь Время. Хорошо хоть только на незначительные сроки и только в прошлое, хотя сам и не осознавал этого. Закрытое от него еще в детстве будущее и теперь было для него недоступным. Ноздорму по-прежнему не находил ни малейших объяснений тому, каким образом мальчик смог заполучить эту способность.

Неудачи Тариона приносили Ноздорму небывалое разочарование. Мальчику предстояло исполнить предначертанное, но, Саргерас его прокляни, он все еще не был готов к этому. Пусти по его следу хоть весь Пылающий Легион, он не мог учиться быстрее. Ноздорму силился понять, было ли ошибкой принятое им решение ускорить взросление Тариона, но Время не приходило на помощь своему Аспекту и отказывалось давать интересующие его ответы.

С каждым днем становилось все опаснее находиться в Азероте. После первого же землетрясения они покинули Драконий Чертог, но уже через несколько дней им пришлось переправиться из Нордскола в Калимдор. Ноздорму был благодарен чуткому Тариону, который не задавал вопросов о том, почему они не пользуются перемещениями во Времени. Сам он вряд ли смог бы дать ему внятный ответ.

Тарион, появившийся из ниоткуда и внезапно выросший, своим присутствием в Азероте изводил Разрушителя Миров, как никто другой. Если раньше Темный Совет допускал, что Слеза могла быть простой выдумкой одного из Оракулов, то теперь, видя, какой ненавистью пылали глаза Лидера черных драконов, в существовании того, кто способен помешать им, не приходилось сомневаться.

Смертокрыл чувствовал Тариона. Чувствовал еще тогда, когда он только зародился в чреве матери, чувствовал, когда тот младенцем впервые вступил на земли Азерота. Но теперь, когда тот смел обращаться к его стихии — его Земле! — он был вне себя от ярости. Когда казалось, что все позади, отстроенный Азерот сотрясли новые землетрясения. Сметалось с лица земли все, что попадало в тень драконьих крыльев.

Советники Сумеречного Молота все еще стремились приблизить церемонию Аспекта Магии. Они не могли прибегнуть к самому простому и самому частому в использовании способу — лишить Калесгоса жизни, чтобы остановить поиски девятого Старейшины Азурегоса. Теперь на кону стояло слишком многое. Сам того не зная, Калесгос, бродивший по измененному гоблинами ландшафту Азшары, находился на краю жизни и смерти. Живому проникнуть в мир духов, оказалось, не так-то просто. К чести Калесгоса он испробовал многие, даже сомнительные способы, предложенные ему находчивыми гоблинами, но пока не добился существенных результатов. Главным, что останавливало его и к чему гоблины пока не могли найти решения, было — как после завершившихся успехом поисков Азурегоса вернуться к жизни целым и невредимым, чтобы Калесгос мог сообщить об этом Королеве. Калесгос не соглашался на спиритические шансы, тролльскую практику магии Вуду и «всего одну спору чумы Плети, воскресившей стольких замечательных Отрекшихся!». Лазурный дракон желал вернуться к жизни именно таким же, каким и был до этого, и это значительно замедляло поиски Азурегоса, церемонию Аригоса и все планы Культа вместе взятые. А Тариону дарило столь необходимое время.

Ноздорму рассказывал Тариону о Сумеречном Культе и о Грим-Батоле, о судьбах Аспектов и Титанов, о правителях Азерота. Мальчик внимательно слушал. Пустыня Танариса обступала их холодной темнотой, заставлявшей жаться поближе к огню.

— Вы уже рассказали мне о чем угодно, — задумчиво отозвался Тарион. — Кроме одного. Каждый живущий в этом мире ненавидит моего отца за то, что он сотворил с Азеротом. Но я все равно должен спасти его. Почему?

Но Ноздорму будто не слышал его. Он впервые заметил штаны Тариона, прожженные в некоторых местах после столкновения с огнем, изорванную ветрами рубаху. Чумазый от копоти, с высушенной ветрами взлохмаченной шевелюрой и все же будущий Аспект-Хранитель.

— Кажется, я говорил, что это твоя единственная одежда? — спросил Ноздорму. — Тебе стоило быть аккуратней.

— Это не ответ, — помрачнел Тарион.

Мальчик молчал некоторое время, но бронзовый дракон видел, что мысли все равно не давали ему покоя. Рунические татуировки на правом предплечье шевельнулись, сильнее обвивая его руку. Аспект Времени колебался. Он гнал от себя видения, что тысячелетия прождали в его сознании, чтобы случайно не показать их мальчику. Они вызвали бы еще больше вопросов, а он не готов был отвечать на них. По крайней мере, не ему и не здесь. Ноздорму прождал тысячелетия не ради этой беседы, ради другой, которая наступит позже. И все же он был обязан помочь этому мальчику, развеять его сомнения.

Ноздорму сказал:

— Моими стараниями Аспектов осталось всего двое. Малигос убит, Изера заперта в Изумрудном Сне, а Нелтарион служит Древним.

— Вашими стараниями? — переспросил Тарион.

— Века назад я считал, что Время бесконечно, — продолжил Ноздорму. — От одного взмаха моих крыльев в младенчестве умирали те, кто мог прожить до самой старости и, наоборот, свое спасение находили безнадежно больные. Я считал, что это позволено мне, иначе для чего Титаны нарекли меня Хранителем Времени? Но оказалось, что Время имеет свои границы. В схватке Титанов с Древними Богами, последние, хоть и заточены в Оковах и темницах, имеют неоспоримое преимущество — они часть Азерота. А Титаны — нет. Они оставили нас слишком рано, не объяснив, как усмирять их. Возможно, Титаны предвидели гибель этого мира и уже тогда знали, что сражаться за этот мир бесполезно.

— Я не понимаю, — выдохнул Тарион. — Ведь этот мир еще не погиб. Война с Древними не проиграна. Хотя бы двух Древних Богов Азероту удалось повергнуть.

— Они всего лишь ослаблены. И к тому же не так опасны, как третий. Н-Зот.

— Но почему вы сражаетесь с Древними в одиночку?

— Жизнь смертных коротка, а смерть — непонятна их разуму. Они встают под начало Древних и Сумеречного Молота, потому что надеются получить ответы, понять таинство смерти, которую Культ преподносит, как высшее благо. А в ней нет никакой тайны, нет героизма. Я видел гибель целого мира. И в тот момент, когда даже самые ярые проповедники Культа встречались лицом к лицу со смертью, я видел разочарование и страх на их лицах. Они понимали, к чему подвели этот мир. Но было поздно.

Руны на обнаженном плече Аспекта двигались, переплетаясь черными хвостами, изменяя свое местоположение. Ноздорму коснулся запрещенного. И те видения, что Аспект Времени так тщательно скрывал от Тариона, все же вырвались на свободу. И он не в силах был остановить их.

Пламя прожгло пески Танариса, будто бумажные декорации. Тарион вскочил на ноги, не понимая, почему не заметил этого раньше. Полыхало небо. Пепельными лохмотьями свисали тлеющие облака. Взрывались искрами звезды.

Ноздорму рядом не оказалось. Тарион решил, что бронзовый дракон прибег к лучшему способу объяснений — видениям.

Черные щупальца вырастали из-под объятой пламенем земли. Песок вставал дыбом, вызволяя новые. Предсмертный крик разрезал воздух, как острый кинжал.

Огромный черный дракон сражался в небе с гигантской тварью, выраставшей из под земли. Сотни круглых глаз бешено вращались в своей орбите, десяток разинутых пастей сверкали рядами тонких, как иглы, клыков. Зеленая слизь текла из открытых ртов, прожигая землю и черную плоть, когда дракону не удавалось увернуться. Щупальца, как раздувшиеся змеи, обхватывали горло дракона, цеплялись за крылья. Он рвал их когтями и зубами, сжигал в пламени. Земля крошилась, и целые пласты ее взлетали в воздух, ударяясь о крепкое, покрытое присосками и щупальцами тело.

Тарион побежал. На ходу его руки превратились в крылья, и он оттолкнулся от пылающей земли. Но сколько он не пытался, он не мог приблизиться к сражению. И он видел его безутешный исход.

Дрожь потрясла измученную пожарами и изрытую щупальцами землю. Черный дракон рухнул, пронзенный насквозь острой конечностью, покрытой каменными наростами. Непобежденное существо росло из-под земли, еще и еще. Один Древний, окруженный снегами, рос из-за темных гор. Другого окружали белые знойные пески, и они сыпались водопадами из его раскрывшихся глаз и ртов. Третий — низвергнувший черного дракона, — казался частью огромной скалы. Он рушил ее вековые склоны, когда оттуда вырывались тентакли.

Тарион бил крыльями изо всех сил. Весь Азерот вокруг него сжался, позволяя видеть всех чудовищ разом, хотя они и находились в разных концах света.

«…тарион».

Звучание этого голоса заглушило хаос этого мира. Сначала ему показалось, что это был голос Ноздорму. Но это…

«…ТАРИОН!».

Его сердце пропустило несколько ударов. Если вначале это походило на шепот, то теперь окрепший голос воззвал к нему и он не принадлежал Аспекту Времени. Чужой, безликий голос звучал в его голове и подчинял себе его волю, его разум. Воронка бешено крутилась под его крыльями.

В поглотившей мир тишине отчетливо прогремело в третий раз:

«НЕЛТАРИОН!».

Подхваченного потоками воздуха Тариона несло к смертоносной воронке посреди океана. Голос примял его под себя, он чувствовал, что кричит вся планета — каждый камешек, каждая сумевшая выжить под пламенем травинка. Волны бились и шептали это имя, в дрожи земли угадывался перестук этих букв.

Из самого центра водоворота поднялось тонкое, гибкое щупальце. Распрямилось, став острым как штык. Тарион бил крыльями, стараясь увернуться, но камнем падал на острие, увенчанное шипом-наконечником.

Щупальце мягко пронзило его тело. Коснулось сердца. На мгновение он не ощутил даже боли. Дракон все еще двигал черными крыльями.

…«Теперь ты слышишь меня».

Шипение проникло в его сознание. Заново запустило его пронзенное сердце. Подчинило себе его ритм. Тарион закричал и от собственного же крика пришел в себя. На месте костра тлели угли. Оглушала тишина спящей пустыни.

Сидевший напротив Ноздорму исчез.

Шаги Ноздорму гулко отражались в сводчатых коридорах горной крепости Грим-Батол. Эхо опережало его. Ноздорму словил себя на мысли, что вглядывается в лица культистов Сумеречного Молота, что встречаются ему на пути. Он по привычке искал Тариона рядом. Вспоминал, как впервые встретил его в крепости Культа. Он успел привязаться к черному дракону. Но теперь мальчишка предоставлен сам себе. Он должен вернуться в прошлое, чтобы та встреча в Грим-Батоле произошла. Ноздорму оставил Тариона, но так и не смог отказаться от возможности следить за ним.

Время для Ноздорму было на исходе. Бронзовый дракон не соврал Алекстразе, сказав, что не видит дальнейшего. В том будущем, что каждое мгновение все сильнее покрывала пепельная сажа, существовали тени всех тех, кого знал Ноздорму, но самой главной среди них не было — его самого. И поэтому он спешил, как мог. История не должна повторяться.

Пустота наступала, отбирая многообразие Времени слой за слоем. Прошлое исчезало в кромке тумана, а будущее темнело, будто сгоревший остов огромного деревянного корабля. С каждым днем Аспект Времени терял Нити управления Временем. Как изворотливые рыбешки, янтарные Нити Времени бились в его ослабевших руках, вырываясь на волю. Его пальцы каменели, теряя присущую им чувствительность. Бронзовые глаза застилали призрачные образы, в которых Ноздорму, сколько ни силился, не мог различить надвигающихся событий.

Ноздорму боролся. Но Жар Времени, теперь едва теплившийся, катился по его венам смертельно опасным тромбом, и каждое проникновение во Время грозило для Ноздорму стать последним. Золотистые Нити ускользали из его рук, но Ноздорму прилагал все усилия, чтобы последняя Нить все еще связывала его с черным драконом. Он видел, как Тарион слонялся без дела над Великим морем. Волны тянули вспененные гребни к его крыльям. Он нырял, разбивая телом стену выросшего цунами, погружался в воду и взлетал вверх. Повторял то, что его отец когда-то творил с землей — летел сквозь горы, сквозь земляные пласты, сквозь лаву разбуженных вулканов. Но Тариону земля по-прежнему не была подвластна в той же мере, поэтому он выбрал стихию воды.

Ноздорму настиг Багрового зала. Вскоре появился и Первый Сумеречный Советник. Он несколько смешался, заметив Оракула. Советник занял свое место.

Вневременный вновь обратился к Тариону. Он не замечал Советника и тех тяжелых шагов, сотрясавших не только деревянный настил пола, но эхом отдающих в самую глубину каменных недр горной цепи Грим-Батол. Вся Земля прогибалась, покрываясь дрожью, от тяжелого шага своего Защитника.

История не должна повторяться, твердил себе Ноздорму. Он оставался на месте. Он ждал.

Аспект Земли появился в Багровом Зале. Впервые с тех пор, когда черный дракон, не желавший принимать сторону Древних, в своем видении расправился с надоедливыми Советниками. Первый Советник вжался в резную спинку своего кресла.

Раздался скрежет зубов. Казалось, весь Багровый зал давно горит невидимым пламенем, настолько жарким в одно мгновение стал воздух. Магическая маска и кусок фиолетовой ткани не могли скрыть Ноздорму от собрата-Аспекта.

Смертокрыл не отрывал от него взгляда.

Ноздорму коснулся Нитей Времени, чтобы увидеть Тариона. В последний раз. Он увидел, как пять черных точек появились на горизонте. Тарион вовремя заметил их. Два черных дракона, стремительно рассекая воздух, летели ему наперерез. Еще трое, изрыгая пламя, летели с противоположной стороны. Сомнений не оставалось. Увлеченный собственными мыслями, беспечный Тарион слишком долго пробыл на одном месте, позволив преследователям настигнуть его.

Покрытые острыми наконечниками из оскверненного железа рога пятого черного дракона по косой прошлись по крылу Тариона. Тарион пошел на риск и призвал на помощь стихии, моля про себя, ведь они могли обернуть свои силы против него самого. Но выросшее цунами поглотило первого дракона и затушило пламя прямо в его глотке. Морской ветер, как прачка, швырял второго дракона то в воду, то в небо. Но острые когти третьего черного дракона полоснули Тариона вдоль спины. Пятый держался в стороне, готовый напасть.

Два черных дракона, вцепившись друг в друга, кружили в небе. Разорванные перепонки крыльев трепал ветер. Пятый дракон решил, что время пришло. Выставив вперед железные рога, он летел, как таран, целясь прямо в сердце Тариона...

— Ноздорму, — проговорил Разрушитель Миров.

Даже его пропитанный ненавистью голос нес смерть. Никогда звучание собственного имени не причиняло Аспекту Времени столько страданий.

Должно быть, челюсть Первого Советника под волшебной маской отвисла до самого пола. В глубине души он все еще надеялся, что они с Четвертым ошиблись. Но они оказались правы.

Смертокрыл стоял рядом с Ноздорму. Пожалуй, это было впервые, когда Ноздорму увидел его так близко. Проклятие Древних изменило его человеческий облик — исполосованная шрамами кожа не успевала заживать, обнажая кипевшую в жилах лаву. Тонкая человеческая кожа рвалась, не способная сдержать подобного натиска.

В его глазах не было белков — зияющая темнота зрачков целиком поглотила их. Настоящее пламя горело в их глубине, то вспыхивая, то разгораясь, искры переливались, будто светящаяся радужка.

Выкованные из черного адамантита доспехи впивались в его тело, рвали кожу и сухожилия, а кровавая лава сплавляла воедино плоть и оскверненный металл.

Нелтарион отказался от борьбы, он смирился со своей участью.

Опять.

Ноздорму медленно снял бесполезную волшебную маску.

… «Нелтарион», — промолвил он.

Аспект Земли отпрянул. Голос Ноздорму раздался в его сознании, куда не было доступа никому, кроме Древних Богов. Сейчас, спустя столько много лет, спустя смерти и предательства, связь, соединяющая Аспектов, не погасла, не утихла, не прервалась. Они до сих пор могли общаться. Он до сих пор оставался одним из них.

Разрушитель стиснул кулаки, увенчанные кастетами с острыми шипами. Стиснул настолько крепко, что несколько капель пылающего огня просочились сквозь его сжатые пальцы и растеклись на каменных плитах. Его раны никогда не заживали, Древние не щадили его плоть.

…«Ты нужен им, пока Оковы целы, — сказал Ноздорму. — Для них ты всего лишь марионетка».

Для Смертокрыла приближался час расплаты Древним за дарованную мощь. Только ему по силам разомкнуть Оковы Тверди и если бы не Аспект Магии дело было давным-давно бы сделано. Зияющую черноту в глазах полностью поглотило бушующее пламя. Казалось, сейчас огонь вырвется наружу, перекинется на того, с кого Разрушитель не сводит глаз.

… «Ты обещал мне спасение, — прохрипел чужой голос. — Спустя тысячелетия».

Ноздорму отпрянул от этого голоса, так же как и Смертокрыл. Каждая мысль, словно горящая печать, врезалась в его сознание, оставляя неизгладимые следы.

Первый Советник в ужасе наблюдал за этим молчаливым, неслышным общением. Спешил посланник, перепрыгивая через многочисленные ступени лестниц горной крепости, плутал в темных поворотах и коридорах. Еще несколько мгновений и он достигнет Багрового Зала.

… «Оно все еще впереди, — не произнося ни слова, ответил Ноздорму. — Твое спасение — это смерть…»

Звериное рычание вырвалось из груди Смертокрыла, на которой пылали раскаленные до бела пластины адамантита.

Скорые шаги спешили к Разрушителю Миров. Ноздорму хотел услышать, как они прозвучат, полные раболепного страха — «Мы не смогли удержать его. Он оказался сильнее». Ведь Тарион должен быть сильнее. Ноздорму верил в этом.

Но это прозвучало совсем иначе. Посланник влетел в Багровый Зал, с треском распахнув двери. Это вывело Первого Советника из оцепенения. Посланник быстро прошептал ему донесение.

Смертокрыл, наконец, отвел горящий взор от Аспекта Времени.

Первый Советник согнулся пополам и прошептал, поверженный его пристальным взглядом:

— Церемония началась.

Ноздорму будто лишился опоры. Тариона не обязательно было устранять. Достаточно было ускорить церемонию Аспекта Магии, что Культ и сделал, нарушив все запреты, разрушив Драконий союз, переступив через запреты Королевы Алекстразы. Тарион перестанет внушать культистам ужас. Он не успеет стать Пятым Аспектом.

Из последних сил, преодолевая бесцветную Пустоту, владевшую его сознанием, Ноздорму воззвал к Тариону. Ответа не было. Аспект Времени тянулся к едва заметным поблескивающим Нитям Времени, ускользавшим из его рук. Жар Времени напоминал тепло горящей свечи. Ноздорму знал, что это стоило слишком многих усилий, но он рискнул.

И он увидел, что Великое море потемнело из-за пролитой драконьей крови. Три черных тела качались на волнах. Других не было. А в затянутом тучами небе сиял затягивающийся с каждым мгновением голубой портал. Вот та единственная способность Тариона, отличавшая его от других драконов его стаи. Перемещения во Времени. Ради собственного спасения Тарион устремился в прошлое, в котором и встретит Ноздорму в Грим-Батоле. Нить Времени погасла. Он никогда более не увидит его.

Посланник тем временем продолжал:

— Мы выслали драконов по его следу, но Слеза…

— Исчезла, — закончил за него Смертокрыл ровным голосом.

Каждое мгновение он ощущал его, он горел, как вогнанный в сердце кинжал, он не давал покоя. Сейчас Смертокрыл, возможно, даже раньше Ноздорму, ощутил, что Тарион исчез из этого мира.

— Вон, — коротко велел он.

Первый Советник только и ждал этого приказа. Путаясь в полах сумеречного плаща, он вылетел из Багрового зала.

— Мой потомок. К тому же смертный. И это твоя надежда?

Огонь в глазах уступил место чернеющей пустоте, будто Древние вырезали его глаза. Возможно, поэтому Тарион родился с голубыми глазами матери, подумал слабеющий Ноздорму.

— Да, — только и ответил Аспект Времени.

— Дар Титанов не сравнится с силой Древних Богов.

— Ему не нужна эта сила.

— Он слышит голоса, Ноздорму, — угроза цвела в его грубом голосе. — Они уже коснулись его разума. После того, как Оковы падут, он обречен.

— Если Оковы падут, обречен весь мир.

… Огонь завладел даже небесами. Пылающие дожди проливали реки лавы на дрожащую землю. Древние силы царствовали в мире хаоса, повсюду простирая свои черные склизкие щупальца… Ноздорму вложил в эту картину все оставшиеся у него силы. Но видение не произвело на Лидера черных драконов должного впечатления.

— Это мир Древних, Ноздорму, — ответил Смертокрыл. — И его час настал.

Это прозвучало будто команда.

Лишенная всяких цветов пустота хлынула в сознание Аспекта Времени. Сияющим белым потоком она пронеслась там, где многослойными пластами когда-то существовало Время. Это последние видение стоило Ноздорму слишком многого.

Время мстило своему Хранителю за чересчур вольное обращение. Слой за слоем накладывались друг на друга изменения, спровоцированные бронзовым драконом, который одним взмахом крыльев менял летосчисление. Безликие тени тех, в чью судьбу вмешивался Ноздорму, никуда не исчезли. С каждым веком их становилось все больше, они следовали за ним по пятам, обступали его. Именно они были той Пустотой, что поджимала под себя Время, отнимая его у Хранителя. Их тени были ничем, поскольку некоторые из них никогда не существовали, а другие умирали слишком рано. Но это ничто, достигнув своего предела, теперь стремилось захватить все остальное. Пустота стремилась стать самим Временем, занять его место.

Тени прошлого обступили его. Ноздорму протягивал руку, словно стараясь нащупать еще одну, ту самую последнюю Нить, что выведет его из этой Пустоты. Но горевшие янтарем Нити Времени растворялись под его пальцами, исчезали, покрываясь туманом.

Даже Смертокрыл отступил на шаг назад, не совсем понимая, с чем или кем борется Ноздорму.

Слои Времени растворялись один за другим, лопались, как хрустальные сосуды. Драконы Бесконечности оказывались в ловушке, в исчезающих потоках, из которых не было выхода. Время сжималось, растворялось, вырывалось из цепких рук своего Аспекта-Хранителя.

Серебристая дымка заволокла бронзовые глаза Ноздорму. Татуировки, обвивающие его руку, вспыхнули. Одна за другой, с шипением, они исчезали с кожи бронзового дракона, оставляя рубцы кровоточащих шрамов. Словно невидимая сила вырывала эти черные витые линии с его предплечья, с его груди. Кровь залила правую половину тела Ноздорму.

Словно прощаясь, Время послало ему последнее видение. Прошлое и будущее смешались воедино.

…По обугленной пустой земле Азерота босыми ногами шел Ноздорму, единственный выживший в этом мире. Изуродованное в схватке с Древними тело черного дракона возвышалось перед ним, но он никак не мог достичь его. Когда пал последний Защитник, у Азерота не осталось шансов. В мире хаоса могли существовать только Древние Боги…

Позвоночник, тот стержень, на котором держалось его тело, вдруг расплавился. Ноздорму рухнул на каменные плиты. Фиолетовый плащ Культа впитал темно-бордовую кровь, прилипнув к ранам.

… «Ноздорму?» — спросил Смертокрыл.

Ответа не было.