Пьесы

День, здравствуй! — Здравствуй, золото мое!

Сними покров, открой мою святыню.

Душа вселенной и моя! Земля

Не радуется так восходу солнца

Из-за рогов небесного Барана,[7]

Как я, узрев твой блеск, затмивший солнце,

Тот блеск, который средь других сокровищ

Сверкает как огонь в ночи иль день,

Что вырвался из хаоса внезапно,

Рассеяв тьму. О порожденье солнца,

Ты ярче, чем оно! Дай приложиться

К тебе, ко всем следам твоим священным,

Сокрытым здесь в стенах благословенных.

Твоим чудесным именем недаром

Прозвали самый лучший век поэты:

Всего прекрасней ты, сильнее дружбы,

Сыновней и родительской любви

И всяческих других земных иллюзий.

Да обладай твоей красой Венера,

Служили б ей сто тысяч купидонов —

Так сила власти велика твоя.

О золото, святыня, бог немой,

Ты языки развязываешь людям;

Хоть ничего само ты не творишь,

Творить ты что угодно заставляешь.

Не жалко душу за тебя отдать:

Ведь даже ад пылающий — с тобою

Отрадней рая. Добродетель, честь

И слава — все в тебе. Твой обладатель

Становится отважным, мудрым, честным.

И кем захочет, мой синьор. Богатство

Полезнее для счастия, чем мудрость.

Ты, Моска, прав. Однако больше тешит

Меня искусство хитрое наживы,

Чем радость обладанья; необычный

Избрал я путь — без риска, без торговли;

Не раню землю плугом, не кормлю

Скота для бойни, не развел заводов,

Где с камнем и зерном дробят людей,

Не выдуваю тонкого стекла,

Не шлю судов по грозным волнам моря.

Я денег в банках не держу и в рост

Их не даю.

Нет, вы не пожирали

Беспечных мотов. А другой проглотит

Наследника не хуже, чем голландец

Глотает масло, не схватив поноса;

Отцов семейства, из постели вырвав,

Не гнали в нежные объятья тюрем,

Где суждено им гнить до самой смерти.

Нет, кротость ваша это отвергает,

Не терпите, чтоб слезы вдов иль сирот

Кропили пол, а жалобные стоны,

Под потолком звеня, взывали к мести.

Ты, Моска, прав, я не терплю.

Вдобавок,

Вы не похожи на того, кто, стоя

С цепом в руках пред ворохом пшеницы,

Дрожит, голодный, взять зерно жалеет

И будет мальву грызть или полынь.

Не схожи вы с купцом, набившим погреб

Мальвазией и лучшей романеей

(Когда он сам лишь мутный уксус хлещет);

Не спите на соломенной подстилке,

Роскошную постель оставив моли.

Богатством наслаждаетесь своим!

И уделить частицу вам не жаль

Хоть карлику, иль евнуху, иль мне,

Или шуту, или другим домашним

Из тех, кого содержите!

На, Моска!

Возьми из рук моих. Ты прав. Тебя

Нахлебником из зависти прозвали.

Пошли сюда мне евнуха, шута

И карлика, пусть развлекут меня.

Что ж больше делать остается мне,

Как не ласкать свой ум и жить привольно,

Всей радостью богатства наслаждаясь?

Нет у меня жены, детей, родни,

Наследником же будет тот, кого

Назначу сам. За это мне почет,

И в дом ко мне стремятся каждодневно

Клиенты разных возрастов и наций, —

Несут подарки, золото и камни

В надежде, что вот-вот умру и все

Им с многократной прибылью вернется.[8]

А те, кто пожадней, стремятся мной

Всецело завладеть и, как в любви,

Соперничают в щедрости друг с другом,

А я слежу, надеждами играю

И радуюсь, чеканя их в монеты;

Сношу их нежность и беру, беру,

Беру еще, из рук не выпуская;

Протягиваю вишню к их губам,

Но только рот откроют — вмиг отдерну.

Ну, как?

Актерам новым уступите место! Вам лицезреть

Придется не трагедию и не ученую комедь,

А потому покорно просим не счесть игру плохой,

Если, повествуя, стиха нарушим строй.

Знаете ли вы, что живет в нем,

даю вам слово,

Душа Пифагора, этого шарлатана площадного.

Она обитала в Аполлоне сначала,

Но потом от него к Эфалиту удрала,

Долго затем Меркурию служила,

Получив там дар знать все, что было;

Оттуда улетела, совершив переселенье

К златокудрому Эфорбу, что убит без сожаленья

Был в битве под Троей рогоносцем из Спарты;

От него — к Гермотиму, по свидетельству хартии

Дальше — в Пирра Делосского вселилась,

С ним ходить на рыбную ловлю научилась;

Затем в греческого мудреца влетела,

А из Пифагора перешла в красивое тело

Распутной Аспазии; а после душа обитала

В другой еще шлюхе, что мыслителем стала.

Киник Кратес вам подтвердит, что сказано тут.

С той поры ею владели король, нищий, рыцарь и шут,

А сверх того бык, барсук, осел и козел,

Даже петух сапожника однажды ее обрел.

Но пришел я не спорить, не искать отговорки

Ни для двух или трех, ни для клятвы четверкой.

Ни для его треугольника, ни для златого бедра,

Ни для науки его о смене начал. И пора

Вам спросить: куда же было последнее скитанье,

И какое в наши дни получила она преобразованье?

Как шут преображенный в новой личине,

Объявляю все старые учения ересью отныне.

А запретною едою соблазниться ты не смел?

Стал монахом-картезианцем и тотчас же рыбу съел.

А молчания обет ты на что променял?

Некий шумный адвокат у меня его отнял.

Вот славно! А когда адвокату жить надоело,

Скажи, ради Пифагора, в какое проник ты тело?

Я стал глупым мулом.

Значит, вместе с другими мулами

Получил право питаться бобами?

Да.

И в кого ж ты из мула перешел?

В зверя странного; одни зовут его — осел,

А другие — чувствительный, добрый, премудрый брат.

Из тех самых, что и мясо и друг друга поглотят,

В клевете утопят ближних, ложью ханжеской зальют

И рождественский при этом пудинг праздничный жуют.

Ради бога, откажись от поганой этой нации;

Сделай милость, расскажи о последней трансмиграции.

Скакнул туда, где ныне я есть.

Соблазнительный вид!

Ты прекрасней шута — ты гермафродит!

Но, добрая душа, после этаких скитаний

В каком остаться б ты хотела состоянии?

В том, в каком я сейчас, — пребывать бы неизменно.

Предаваться утехам двух полов попеременно?

Ну, это устарело и слишком избито!

Я теперь шут — вот где радость сокрыта.

Один только шут судьбою благословен.

До этого натерпелся я бед от всяких перемен!

Ты прав — так изрек бы сам дух Пифагора,

Это мудрое мненье прославится скоро.

Приятель евнух, соберем все наше мастерство,

Себя прославим и свое искусство — шутовство!

Что ж, очень, очень славно! Моска, ты

Придумал это?

Если угодил вам,

Иначе — нет.

Да, угодил, мой милый.

Ну, значит, да.

Роду славному шутов

Мир завидовать готов.

Шут, не ведая забот,

Всех к веселию зовет.

Речь его остра как нож,

Он любимец дам, вельмож;

Хоть деньгами не богат,

Но язык с дубинкой — клад.

Даже вид шута смешон;

Смело правду режет он;

Весел пир с таким шутом,

Гость он главный за столом;

Стул, и место, и почет —

Если шут смешить начнет.

Потому — кто не дурак,

Хочет стать шутом всяк, всяк!

Кто это? — Прочь!

Эй, Моска, посмотри,

Шут, выйди!

Это адвокат Вольторе,

По стуку узнаю.

Скорей халат,

Колпак! Скажи — постель перестилают;

Пусть ждет и развлекает сам себя

Там, в галерее.

Вот мои клиенты

Визиты начали! Стервятник, коршун,

С вороной ворон — стая хищных птиц

Слетается в надежде труп увидеть.

Но нет, я жив еще!

Ну, что принес он?

Роскошный кубок.

И большой?

Огромный;

Старинный, толстый, вырезаны там

И герб и ваше имя.

Так. А нет ли

На нем изображения лисы,

Смеющейся над каркнувшей вороной?

Что, Моска?

Браво!

Дай сюда мой мех.

Чему смеешься ты?

Я не могу

От смеха удержаться, представляя,

Как он мечтает там на галерее,

Что этим даром, может быть, последним,

Поймал он вас; скончайся вы сегодня,

Кем завтра станет он с наследством вашим;

Как щедро будет награжден за риск;

Как будет почитаем, возвеличен,

Когда в мехах поедет среди стаи

Шутов и прихлебателей, а мулу

Ученому, как сам он, путь расчистят!

Как прослывет великим адвокатом...

И это все считает он возможным!

Да, славно быть ученым.

Нет, богатым, —

И все приложится. Одень в порфиру

Осла, спрячь два честолюбивых уха —

И чтим осел, как кафедральный доктор.

Колпак скорее, Моска! Ну, впусти.

Постойте, где глазная мазь?

Ах, верно!

Живей, живей, я жажду в руки взять

Подарок новый.

Видеть вас надеюсь

Владельцем тысячи других.

Спасибо.

Когда же превращусь я в пыль и прах,

А вслед за мною сотни мне подобных...

Нет, это слишком...

Вы еще живите,

Чтоб этих гарпий надувать!

Ты друг мне!

Так. Дай подушку. Пусть теперь войдет.

Ну, кашель мой притворный и чахотка,

Катары, паралич, апоплексия,

Все вместе — мне на помощь! В этой позе

Обманываю я надежды многих

Три года. Он идет. Я слышу...

Кха!

Ох!..

Все по-прежнему. Из всех других

Вам одному свою любовь он дарит,

А вы мудры, ее оберегая

Приходом ранним, знаками вниманья,

Почтением к нему... И знаю я,

За это вам воздается! — Господин мой!

Синьор Вольторе здесь.

Не слышу... Что?

Синьор Вольторе вас зашел проведать,

Он тут с утра.

Спасибо.

Он принес

Старинный кубок, купленный случайно

На площади Сан-Марко. Вам его

Он хочет подарить.

Скажи, я рад,

Проси бывать.

Так.

Что он говорит?

Благодарит. Бывать почаще просит.

Ох, Моска...

Мой патрон!

Поближе... Где он?

Пожать хотел бы руку.

Кубок здесь.

Здоровье ваше как?

Благодарю,

Где кубок? Плохо вижу.

Мне так грустно

Вас видеть слабым.

Не слабей тебя.

Вы слишком щедры.

О, я так желал бы

Здоровье подарить вам с этим кубком.

Вы дарите, что можете. Спасибо.

Ваш знак любви не будет безответным.

Прошу бывать почаще.

Непременно.

Не отдаляйтесь.

Вам понятно это?

Послушайте... Я вас в виду имею...

Ах, мой синьор, какая вам удача!

Не протянуть мне долго...

Вы — наследник.

Ужели я?

Конец мне, кха-кха-кха!..

В свой порт я отплываю, кха-кха-кха!..

И рад, что скоро гавань обрету.

Но, Моска...

Годы побеждают...

Слушай,

Действительно ли я наследник?

Вы ли!

О милости одной вас умоляю —

Считать меня в числе людей вам близких.

О мой синьор, на вас одна надежда,

Я пропаду, коль новое светило

Меня не пожелает озарить.

И озарит и обогреет, Моска.

Я человек, который оказал

Вам не последние услуги. Вот

Ключи от сундуков и от шкатулок;

Веду я опись всех сокровищ ваших,

Посуды, денег. Ваш я эконом.

Все — вам.

А я один наследник, Моска?

Без дележа. Закреплено сегодня;

Воск теплый, на пергаменте чернила

Не высохли еще.

Я счастлив, счастлив!

Чему ж обязан я?

Своим заслугам.

Других причин не знаю.

Это скромность

Твоя не знает. Мы ее оценим.

Он расположен к вам уже давно

И повторял, что восхищен людьми

Профессии, какую вы избрали:

Так высоко он ценит в них способность

Высказывать в одно и то же время

О каждом деле два различных мненья,

Отстаивая их до хрипоты;

Им так легко что хочешь повернуть,

Перевернуть, и спутать, и распутать,

Подать двусмысленный совет, а плату

И с правых и с виновных взять. Он знает,

Что скромники такие преуспеют,

И будет он благословен за выбор

Наследника с душою терпеливой,

Серьезного, с замысловатой речью,

Громкоголосого, язык чей, впрочем,

И шевелится и молчит за плату;

Чуть кинул он словцо — давай цехин!

Кто там? Стучат. Вас не должны б тут видеть!

Прикиньтесь, будто вы зашли случайно,

А я уж оправданье подыщу.

Когда ж в достатке будете купаться.

В меду по плечи, так что подбородок

Надменно вверх полезет от избытка,

Припомните мои услуги. Я ведь

Клиентом вашим был не худшим.

Моска!..

Когда угодно будет заглянуть

Вам в опись или в завещанье, — тотчас

Я принесу. Теперь же уходите,

Да с видом деловым!

Мой чудный Моска,

Приди — тебя я расцелую.

Тише!

Пришел сюда Корбаччо.

Кубок спрячь.

Стервятник улетел, явился ворон.

К молчанию и сну скорей вернитесь. —

Стой там и размножайся. — Вот явился —

Недужный, дохлый, хуже, чем хозяин

Прикинуться бы мог, а ведь мечтает,

Что тот скорей умрет.

Синьор Корбаччо,

Мы рады вам.

Ну что, как твой хозяин?

Все так же, еле-еле...

Встал с постели?

Нет, еле жив.

Прекрасно. Где же он?

В своей кровати, только что уснул.

А ночью спал?

Совсем не спал сегодня,

Как и вчера. Лишь дремлет.

Хорошо

Позвать бы докторов. А я принес

Снотворное от моего врача.

И слышать не захочет!

Что? Я сам

Следил, пока его приготовляли.

Уверен, что подействует прекрасно;

Ручаюсь жизнью, усыпит больного.

Навеки усыпит, как только примешь.

Не верит он в лекарства.

Что такое?

Не верит он в лекарства и твердит,

Что врач страшней болезни, — от него

Спасенья будто нет. Он заявлял

Торжественно не раз, что уж врачу

Наследства не отдаст.

Мне не отдаст?

Что не отдаст врачу.

Да что ты, что ты?

Я не о том.

И даже за визиты

Он им не платит: лекаря, мол, рады

Содрать с больного шкуру перед тем,

Как умертвить его.

Я понял, понял.

Для опытов, мол, уморить готовы.

А суд за то не только не карает,

Но награждает, — вот он и не хочет

Нанять свою же смерть.

Да, это правда:

На тот свет лекарь может ведь спровадить

Не хуже, чем судья.

И даже лучше!

Тот убивает именем закона,

А лекарь — он прикончит и судью.

Кого угодно! А скажи, удар

Хватил его порядком?

Прежестоко:

Утратил речь он, видеть перестал;

Лицо длиннее, чем обычно...

Как?

Сильнее необычно?

Нет же, сударь!

Длиннее!

Хорошо.

А рот разинут.

Опухли веки.

Тоже хорошо.

Все члены охватил смертельный холод,

А тело стало серым, как свинец.

Вот хорошо!

Пульс вялый.

Славный признак.

Из мозга же...

Я понял. Хорошо.

...Струится пот холодный. Слизь течет

Из выпяченных глаз его наружу.

Ого! Я, значит, здоровей, чем он. —

А было нынче головокруженье?

О, если б только это! Он сейчас

Лежит без чувств и перестал хрипеть;

Дыхание почти неуловимо.

Я рад. Переживу его, конечно;

Помолодел сейчас я лет на двадцать.

Шел к вам я...

Подписал он завещанье?

Что мне оставил?

Нет...

Как, ничего?

Еще нет завещанья.

Ох-хо-хо!

Зачем же был здесь адвокат Вольторе?

Почуял падаль, лишь о завещанье

Прослышал он. Ему и невдомек,

Что я обделал дельце в вашу пользу...

У них был разговор? Я так и думал!

Зашел к нему и кубок в дар принес он.

Наследства ждет?

Не знаю.

Это так,

Я знаю!

По себе, наверно.

Что ж,

Его опережу я. Глянь-ка, Моска, —

Мешок моих новехоньких цехинов

Уж, верно, кубок перевесит.

Как же!

Вот верное, священное лекарство;

Получше, чем любое из снотворных!

Хоть пить нельзя, но можно осязать.

Мы будем в кубке подавать ему.

Да, дай, дай, дай!

Чудесный эликсир,

Он исцелит его!

Да, дай, дай, дай!

А надо ль вам...

Что?

...Исцелять его?

О нет, нет, нет, не надо.

Это средство

Произведет неслыханный эффект.

Да, правда. Воздержись. Снимаю ставку:

Давай обратно.

Ни за что, простите!

Зачем же портить дело? Я совет

Дам вам такой, что все себе вернете.

Как?

Все, по праву, — так, что не оспорят

И части. Здесь соперника вам нет.

Так суждено.

Но как же, милый Моска?

Послушайте. Ему чуть полегчает...

Я слушаю тебя...

Едва хозяин

В себя придет, его уговорю я

Составить завещанье в вашу пользу

И покажу...

Прекрасно!

Будет лучше,

Когда вы станете моим советам

Во всем послушно следовать.

Охотно.

Советую домой вам поспешить,

Составить завещанье и назначить

Единственным наследником Вольпоне.

Лишить наследства сына моего?

Хозяин тем сильнее будет тронут.

Сильнее будет тронут он?

Да-да.

Потом ко мне пришлите завещанье.

Когда же я начну перечислять

Все ваши посещения, молитвы,

Подарки частые и этот дар,

И завещанье, наконец, в котором,

Наперекор природному влеченью

К честнейшему, достойнейшему сыну,

Вы отдались порыву дружбы, сделав

Хозяина наследником единым, —

Не будет он бесчувственным, конечно,

И вас из благодарности объявит...

Своим наследником?

Да.

Этот план

Я сам придумал раньше.

Верю вам.

Не веришь?

Что вы!

Это мой проект!

Когда ж он вас...

Наследником объявит?

Ведь вы его переживете...

Да.

При вашей бодрости...

Конечно.

Сударь...

Предвидел я и это. — Посмотрите,

Ведь он мои высказывает мысли!

И вы не только сами разживетесь...

Но передам и сыну.

Верно, сударь.

И все придумал я!

Но знает небо,

Каких мне стоило трудов, усилий

(Я даже поседел!), чтоб все наладить...

Я понимаю, милый...

Ведь для вас

Я так стараюсь...

Действуй, действуй, действуй.

А я сейчас...

Обманут будешь, ворон.

Ты честный малый.

Вот уж врешь!

И, право...

Твой ум — такой же слабый, как и слух.

Я буду для тебя отцом, мой милый.

Чтоб легче было дядю обобрать...

Верну себе я молодость, увидишь!

Ах, старый ты осел!

Что говоришь ты?

Советовал бы вам поторопиться.

Да, да, сейчас иду.

Я, право, лопну!

Едва не треснули бока...

Сдержите

Припадок смеха. Видите, надежда —

Приманка, что любой крючок прикроет.

Ты так хитро придумал! Так подстроил!

Не выдержу, подлец! Дай расцелую!

Таким тебя еще я не видал.

Я делал так, как вы меня учили,

И мудрым вашим следовал советам;

Сначала я умасливал глупцов,

А после — выпроваживал.

Ты прав;

Сама себя наказывает скупость.

При нашей помощи? не так ли, сударь?

Как много опасений и недугов.

Забот и страхов осаждают старость!

Мы часто слышим — призывают смерть

Те, у кого слабеют руки, ноги,

Тупеют чувства, гаснут слух и зренье,

Мертвеет все, и даже сами зубы —

Орудия еды — им изменяют.

И все-таки они хотят пожить...

Как странно! Вот старик ушел отсюда,

Он жизнь продлить любой ценой хотел бы;

Забыв свой паралич, свою подагру,

Он хвалится, что сбросил двадцать лет,

И льстит своим годам, поверив в это;

Мечтает молодость себе вернуть

Посредством волшебства, как в старину

Пытался сделать это царь Эсон.[10]

Однако он при этом забывает,

Что обмануть судьбу куда труднее,

Чем самого себя.

Кто там стучится?

Скорей в постель! Я голос узнаю:

Купец Корвино, щеголь наш.

Вольпоне.

Я умер.

Еще разок глаза подмажу.

Кто там?

Синьор Корвино? как вы кстати! О,

Вы рады будете узнать, что он...

Ну как? Что с ним?

Настал желанный час.

Не умер же?

Нет, но почти скончался;

Не узнает.

Что ж делать мне?

О чем вы?

Принес ему я жемчуг.

А быть может,

Сознанья хватит, чтоб узнать вас, сударь?

Он все еще зовет вас. На устах

Лишь ваше имя. Жемчуг — без изъяна?

Венеция подобным не владела.

Синьор Корвино!

Чу!

Синьор Корвино!

Зовет. Ему отдайте. — Здесь он, сударь.

Принес жемчужину.

Ну как здоровье? —

Скажи ему — две дюжины карат.

Он не поймет; ведь слух его покинул.

Одна отрада — видеть вас.

Скажи —

Есть и брильянт.

Вы лучше покажите,

Вложите в руку, — он тогда поймет.

Он осязанье сохранил еще,

Видали, как схватил?

Увы, бедняга!

Какой плачевный вид!

Ну, полно, сударь:

Слеза наследника подобна смеху

Под маской.

Как, ужели я наследник?

Не оглашать я клялся завещанье,

Пока он жив. Но тут пришел Корбаччо,

Потом Вольторе и еще другие...

Их было множество — не перечесть!

Все, как один, наследства домогались,

Но я воспользовался тем, что звал он

Ежеминутно вас: «Синьор Корвино!»,

Схватил перо, чернила и бумагу,

Спросил: «Наследник кто?» — «Корвино». — «Кто

Душеприказчик ваш?» — «Корвино». Тут он

Замолк совсем, кивая головой

От слабости. Я счел кивки согласьем

И всех других ни с чем домой отправил;

Им только и осталось что ругаться.

О Моска дорогой!

Он нас не видит?

Не лучше, чем слепой арфист. В лицо

Не узнает ни друга, ни слугу,

Хотя бы тот кормил его, поил;

И тех, кому дал жизнь иль воспитал,

Не помнит он.

Так у него есть дети?

Ублюдков с дюжину; их в пьяном виде

С цыганками бродячими прижил он,

С жидовками да нищенками, сударь.

А вы не знали разве? Ведь известно,

Что карлик, шут и евнух — все его.

Он истинный отец всех домочадцев,

Кроме меня; однакож ничего

Им не оставил.

Так... Он нас не слышит?

Да что вы! Вот сейчас вы убедитесь!

Тебе бы сифилис еще подбавить,

Чтоб унесло тебя ко всем чертям!

Распутством заслужил ты, чтобы он

Сгноил тебя насквозь, с чумой в придачу. —

Поближе станьте. — Пусть бы уж закрылись

Навек твои глаза с их мерзким гноем,

Похожие на двух осклизлых жаб!

А кожа на щеках твоих обвислых —

Не кожа, шкура... — Помогайте, сударь! —

Совсем как кухонное полотенце,

Что стало жесткой тряпкой на морозе.

Иль прокопченная насквозь стена,

Рябая от дождя.

Отлично! Дальше!

Попробуйте погромче; кулеврину

Под ухом разрядите — не услышит.

Твой нос течет, что водосточный желоб.

А рот?

Похож на выгребную яму!

Заткните.

Не могу.

Позвольте мне!

Я мог бы, право, задушить его

Подушкою не хуже, чем сиделка.

Как хочешь; только я уйду.

Ступайте.

Покуда здесь вы, теплится в нем жизнь.

Не применяй насилья!

Почему же?

К лицу ли вам такая щепетильность?

Ну, сам решай.

Отлично! Уходите.

Я жемчуг не возьму, чтоб не тревожить

Больного.

Уж оставьте и брильянт.

Что вас смущает? Разве все не ваше?

Не здесь ли я, ваш преданный слуга,

Обязанный вам жизнью?

Милый Моска!

Ты мой помощник, друг и компаньон,

Партнер, который все со мной разделит.

Кроме...

Чего?

Супруги вашей, сударь.

Ушел. Иного средства я не видел

Его прогнать.

Мой несравненный Моска!

Себя ты превзошел сегодня.

Кто там?

Довольно беспокойства! Приготовь

Пир, танцы, музыку, все развлеченья,

И в наслаждениях своих султан

Не будет сладострастнее Вольпоне.

Цехины, жемчуг, кубок и брильянт...

Да, утренняя хороша добыча!

Пожалуй, лучше так, чем грабить церкви

И ежедневно разорять людей.

Кто там?

Слуга прелестной леди Вуд-Би;

Английский рыцарь, сэр Политик Вуд-Би —

Ее достойнейший супруг. (Я точно

Воспроизвел их имена и званья.)

Так вот, прекраснейшая эта леди

Узнать прислала, как вы почивали

И можно ль навестить вас?

Не теперь,

Часа бы через три...

Так и ответил.

Когда упьюсь весельем и вином,

Тогда... тогда... Ей-богу, удивляюсь

Отваге безрассудной англичан —

Рискуют жен навстречу приключеньям

Пускать одних повсюду.

Этот рыцарь

«Политиком» зовется не напрасно.

Он знает странности своей супруги,

Но знает также, что ее наружность

К любовным играм не располагает.

Вот будь у ней лицо жены Корвино...

Неужто хороша?

О, просто чудо!

Италии блестящая звезда,

Красавица, созревшая для жатвы,

Белей, чем лебедь, с головы до пят,

Белее снега, лилий, серебра,

Для поцелуев дивный ротик создан,

А тело зажигает кровь желаньем,

Подобно золоту, она сверкает,

Желанна и прекрасна, как оно.

А почему ее не знал я раньше?

Я сам вчера лишь рассмотрел ее.

Как мне ее увидеть?

Невозможно!

Муж так ее усердно охраняет,

Как вы храните золото свое.

Не выпускает из дому, на воздух.

Лишь иногда к окну она присядет

Чуть подышать. А взгляд ее так сладок,

Как вишни первые, но и его

Не меньше берегут.

Я должен, Моска,

Ее увидеть непременно.

Сударь,

Их дом шпионами битком набит,

И каждый из домашних друг за другом

Следит. И каждого обязан каждый

Обыскивать при выходе и входе.

Пойду через окошко полюбуюсь.

Переоденьтесь только!

Да, ты прав,

Я должен верным быть себе и здесь.

Подумаем, как это сделать, Моска!

Для мудреца отчизна — целый мир.

Ни Франции, Италии, ни всей

Европе не дано связать меня,

Когда судьба влечет меня все дальше.

Однако, сэр, не жгучее желанье

Увидеть свет иль вере изменить,

Не недовольство той страной, где вырос,

Где лучшие мои созрели планы,

Мой вызвали отъезд. И уж, конечно,

Не вздорное старинное желанье

Познать иные нравы и умы,

Которое Улисса увлекало!

Нет, лишь жены характер эксцентричный

В Венецию привел нас. Ей хотелось

Понаблюдать обычаи, язык

И прочее. Вы в путь пустились, сэр,

Надеюсь, с разрешением?

Конечно.

Тем безопасней разговор. Давно ль

Из Англии вы?

Семь недель.

Ах, только?

Посла уже успели навестить?

Нет, сэр.

Что нового в родных краях?

Я странную вчера услышал новость

От спутников посла и не дождусь

Услышать подтверждение.

В чем дело?

На королевском корабле, представьте,

Гнездо свил ворон, сэр!

Меня дурачит

Земляк иль сам обманут... Ваше имя?

Зовусь Политик Вуд-Би.

О, понятно!

Вы рыцарь?

Бедный рыцарь.

И жена

Приехала в Венецию учиться

У куртизанок модам и манерам?

Сама достойнейшая леди Вуд-Би?

Да, сэр. Паук и пчелка зачастую

Сосут один цветок.

Милейший сэр,

Прошу простить; о вас я слышал много.

Про ворона все — правда.

Достоверно?

А в Тауэре вдруг львица окотилась.

Вторично?

Да, вторично.

Боже мой!

Что за предвестья! В Бервике пожары!

Комета новая! Все это странно,[11]

Полно значенья. Метеор видали?

Да, сэр.

Ужасно! А скажите, вправду

Три черепахи вылезли на мост,

Как утверждают?

Шесть. И с ними — щука.

Я изумлен.

Не изумляйтесь, сэр.

Поведаю еще о большем чуде.

Что это предвещает?

В тот же день, —

Я точно помню, — как покинул Лондон,

В реке под Вулвичем был найден кит,

Который там засел, — кто может знать,

На сколько месяцев, — чтоб истребить

Наш флот.

Возможно ли? Кита, поверьте,

Испанцы иль эрцгерцог подослали:

Кит Спинолы,[12] могу поклясться честью!

Пора бы им уняться! Сэр, скажите,

Что нового еще?

Шут Стоун скончался,

И кабаки нуждаются в шуте.

Стоун умер?

Мертв. Не думали, надеюсь,

Что он бессмертен?

Если б этот рыцарь

Известность получил — какой находкой

Он стал бы для английской сцены! Право,

Изобрази такого — скажут, фальшь

Иль злобный вымысел.

Скончался Стоун?

Мертв. Боже мой! Как это вас волнует!

Он вам родня?

Насколько знаю, нет.

Ведь этот парень был шутом ничтожным.

Но он вам, кажется, знаком?

Знаком.

Я знал его как ум весьма опасный,

Острее не найти во всей стране!

Возможно ли?

Он не дремал при жизни:

Еженедельно получал известья

Из Нидерландов (я наверно знаю!)

Для всех концов земли в кочнах капусты

И вести эти тотчас рассылал

Послам в лимонах, апельсинах, дынях,

И яблоках, и прочих фруктах. Даже

В скорлупках устриц или же моллюсков.

Я поражен.

Могу поклясться, сэр!

Я видел, как ему в одной харчевне

В кусочке мяса порученье отдал

Купцом переодетый иностранец,

И, раньше чем убрали со стола,

Ответ был послан в зубочистке.

Странно!

Но как же?

Просто. Был нарезан ростбиф

Кусочками определенной формы,

И этим передан был шифр.

Я слышал.

Он не умел читать.

Такие слухи

Пускали те, кто нанимал его;

Но он умел читать, знал языки,

И преотлично.

Сэр, еще слыхал я —

Шпионами служили павианы;

Живет их племя где-то близ Китая.

Да-да, то мамелюки; не без них

Французы против нас интриговали.

Да очень уж они на женщин падки —

Ну вот и проболтались. Но недавно

От одного из шайки их я слышал,

Что вновь они вернулись и готовы

За прежнее приняться, если только

В них надобность появится.

Вот ловко!

Как видно, он изрядный хвастунишка.

Известно все на свете вам.

Не все,

Но многое. Я склонен наблюдать,

Хоть в стороне живу и от меня

Далек стремительный поток событий,

Но я слежу за ним и отмечаю

Все важные дела и перемены —

Так, для себя; я знаю государств

Приливы и отливы.

Сэр, поверьте,

Фортуне я обязан, и немало,

За то, что довелось мне встретить вас,

Чей разум вместе с добротою вашей

Поможет мне во многом и наставит

В манерах, повеленье: плохи, грубы

Они сейчас.

Как! Вы пустились в путь,

Не зная правил путешествий?

Знал я

Простейшие, которые преподал

По книжке мне учителишка жалкий.

Какой ужасный вред нам причиняет,

Что мы детей достойнейших семейств

Каким-то поручаем пустозвонам!

Вы кажетесь мне юношей способным,

И хоть не в этом суть моих занятий,

Но так уж мне назначено судьбой,

Что всякий раз, когда мне приходилось

Давать советы высшего порядка

Таким же отпрыскам родов знатнейших,

Они на пользу шли.

Кто эти люди?

Здесь, под окном. Вот-вот, под этим самым.

Рабочие подмостки строят. Разве

Об итальянских шарлатанах вам

Не говорил наставник?

Как же.

Вы их

Увидите.

Обманщики они,

Живут продажей мазей и пилюль.

И это все, что вам он рассказал?

Как будто.

Сожалею. Он невежда.

Нет просвещеннее людей в Европе!

Великие ученые, врачи,

Политики большие, фавориты

И тайные советники князей.

Красноречивей нет людей на свете.

А я слыхал — нахальнейшие плуты

С большим запасом выдумок, уверток,

Достойные доверия не больше,

Чем всякие поганые их зелья,

Которые с ужаснейшей божбой

Они вам превозносят до небес,

Чтоб, запросив сперва за них три фунта,

Их после уступить за два гроша.

Молчанье, сэр, ответ на клевету.

Сейчас вы, впрочем, сами убедитесь. —

Друзья мои, кто будет выступать?

Скотто ди Мантуа.

Он сам? Тогда

Появится, я твердо обещаю,

Совсем не тот, кого вам расписали.

Я поражен, что ставит он подмостки

Здесь в закоулке. Выступать привык он

На самом видном месте. — Вот он сам!

Лезь, дзанни, лезь!

Влезай, влезай, влезай!

Смотрите, как бегут за ним! Он может

Собрать свободно десять тысяч крон

И положить их в банк.

Вы поглядите,

С какою важностью он выступает!

Осанка, жесты — хоть куда.

Вы правы.

Ну, что я говорил вам!

Тише, тише!

Как гордо держится! Презренья сколько!

Прекрасно! Где вы лучше речь слыхали?

Я говорил вам, чем он кончит!

Правда.

Вот чем он кончил.

Разве плох конец?

Про сухость он забыл.

Прошу вниманья.

Как вам он показался?

Очень странным.

Каков язык!

Подобный я встречал лишь

В алхимии да в Броутоновых книгах.[13]

Кабы Гален знал с Гиппократом,[14]

Строча трактатец за трактатом,

Секрет наш, то они бы, верно

(И в этом их вина безмерна),

Бумаги тьму не извели,

Свечей бы столько не сожгли;

Корней индийских мир не знал бы,

Табак, шафран не прославлял бы,

Никто бы не ценил пилюль,

Что изобрел Раймондо Люлль;[15]

Гонсварт[16] не стал бы знаменит

И был бы Парацель[17] забыт.

И все же восемь лир — цена большая.

Вот цель его, я уверяю, сэр.

Что до цены...

А вот добавка к цели.

Каких чудовищных стараний стоит

Заполучить монетки три-четыре!

Три пенса! Вот чем кончится все это!

Кто жаждет долголетья — внемлите, буду петь я.

Скорее, не боясь, — купите нашу мазь!

Хотите сберечь красу, юный лик?

Крепкие зубы? Сильный язык?

Нежный вкус? Тонкий слух?

Острый глаз? Верный нюх?

Легкость ног? Влажность рук?[18]

Скажу яснее всем вокруг:

Хочешь путь закрыть недугу,

Лаской ублажить подругу,

Злых болезней не страшась?

Вот на каждый случай мазь!

Что, сэр, героем этим стать хотите?

Смотрите, вас окно предупредило!

Сто дьяволов! Позор! Слезай оттуда!

Не допущу, чтоб ты срамил мой дом!

Ты спустишься, синьор Фламиньо? Слезешь?

Жена моя вам Франческина, что ли?

Нет окон, кроме моего, на Пьяцце,

Чтоб набивать карманы? Вон, к чертям!

Перекрестят меня еще до утра,

Звать будут Панталоне Бизоньозо[19]

Все в городе.

Что это значит, сэр?

Политикой запахло тут. Пойду я.

Не против вас ли умысел?

Не знаю.

Но буду осторожен.

Так-то лучше.

Уж двадцать дней мои бумаги, письма

Здесь перехватывают.

В самом деле?

Поберегитесь.

Да!

Сей рыцарь бравый

До вечера послужит мне забавой.

Ах, ранен я!

Где рана?

Не на теле.

Пинки — ничто, готов сносить их вечно.

Но злой Амур, стрельнув из глаз ее,

Проникнул в существо мое, как пламя,

И мечется теперь, пылая жаром,

Властолюбивому огню подобно

В печи закрытой. Вся борьба — внутри.

Без помощи твоей не жить мне, Моска!

Сгорает печень. И, не будь надежды

На свежий ветерок ее дыханья,

Я стал бы грудой пепла.

Ах, синьор,

Вам лучше б не видать ее!

Нет, лучше

Ты мне бы не рассказывал о ней!

Да, оплошал я; по моей вине

Несчастны вы. Но совесть мне велит

Не менее, чем долг, отдав все силы,

От мук избавить вас; и я избавлю.

Ждать, дорогой?

Синьор наидражайший,

Прошу вас не отчаиваться так,

Все сделаю, что в силах человека.

Глас ангела-хранителя я слышу.

Вот ключ. Возьми все золото и камни,

Меня продай, распорядись как хочешь

Но увенчай мои желанья, Моска.

Терпение!

Терплю!

Не сомневайтесь —

С успехом возвращусь!

Ну, если так,

О маскараде этом не жалею.

Зачем жалеть, коль вы рога супругу

Наставите?

Ты прав. К тому же я

В наследники себе его не прочил.

А цвет усов и бороды меня

Не выдаст?

О, нисколько.

Это ловко!

Желал бы я хотя б наполовину

Свои дела устраивать так ловко.

Но все-таки с иным концом.

Они

Не усомнились, что я Скотто?

Право,

Сам Скотто не сумел бы различить.

Но должен я идти. Мое уменье,

Надеюсь, встретит ваше одобренье.

Так с площадным шутом меня позорить —

Кривлякой, зубодером, шарлатаном!

В окне, и на виду у всех! Пока он

Ужимками, своим фиглярством пошлым,

Хвалою снадобьям пленял ваш слух,

Толпа распутных, мерзких стариков

Глазела как сатиры; вы ж любезно

Им улыбались, сея благосклонность,

Чтоб распаленных зрителей увлечь.

Твой шут их чаровал? К нему тянулись?

Тебя пленил кольцом он медным, что ли?

Грошовой безделушкой с жабьим камнем?[20]

Расшитой курткой? Колпаком дурацким

Из марли с гроба? Иль пером обвисшим?

Иль бородой торчком? Пускай придет он,

Придет сюда — истерике твоей

Помочь втираньем. Или погоди!

Влезть на помост желаешь? Хочешь влезть?

Ну что ж, влезай, ты в самом деле можешь, —

Чтобы зевакам ноги показать!

Возьмите лиру, леди Суета,[21]

И шарлатану бойко помогайте!..

Но знай одно: коль стану рогоносцем,

Приданое твое себе оставлю.

Голландец я, запомни это, шлюха;

А если бы я итальянцем был,

Ты раньше бы от жизни отреклась,

Чем вздумала отважиться на это;

Дрожала бы от мысли, представляя,

Что матери твоей, отца и брата,

И всей родни кровавое убийство

Моим бы оказалось правосудьем!

Супруг мой!

Можешь ли ты ждать другого,

Чем то, что в бешенстве моем безмерном,

Уколотый бесчестием своим,

В тебя всажу я шпагу столько раз,

Сколько в тебя метнули алчных взглядов?

Ах, успокойтесь! Не могла я думать.

Что появлением в окне сегодня

Я вас расстрою больше, чем всегда.

Вы разве не пытались сговориться

С мерзавцем этим на глазах толпы?

Актерским жестом бросили платок,

Который он, поймав, поцеловал

И, несомненно, мог вернуть с запиской,

Назначив место встречи! Ваша мать,

Сестра иль тетка помогли б свиданью.

Но, милый, как возможно это сделать?

Где я еще бываю, кроме церкви,

К тому же редко?..

Еще реже будешь.

Покажутся свободой все запреты

В сравненье с тем, что предстоит. Запомни:

Загорожу, во-первых, окна-сводни

Забором; дальше, в двух саженях, мелом

Провесть черту велю, и если ты

Переступить ее посмеешь сдуру,

То ты претерпишь ад и ужас худший,

Чем тот, что терпит глупый заклинатель,

Покинув круг, для дьявола запретный.

Замок отныне на тебя повешу.

И помещу тебя я на задворках.

Там будешь ты гулять, и есть, и спать.

Все — на задворках: там — твои забавы.

Я должен так ломать твою природу

Затем, что слишком ты доступна стала!

Вдыхать не хочешь тонкими ноздрями

Душистый воздух комнат, — нюхай вонь

Смердящей потной черни...

Там стучат!

Прочь! Не входи сюда под страхом смерти!

В окно не смей смотреть, а если взглянешь...

Нет, погоди! Пусть пропадать мне, шлюха,

Но я тебя разрежу на куски,

Собственноручно вскрою, а затем

Публично лекцию прочту над трупом.

Прочь!

Кто это?

Синьор, пришел к вам Моска.

Впусти.

Вольпоне умер! Утешенье

Судьба мне шлет в моей беде.

А, Моска!

Я новость угадал?

Боюсь, что нет.

Не умер он?

Скорей наоборот.

Как! Выздоровел?

Именно.

Я проклят,

Я заколдован! Всюду неудачи!

Да что же помогло ему?

Мазь Скотто.

Вольторе и Корбаччо принесли

Ему ее, когда я отлучался.

Ах, черт! Проклятый шарлатан! Закон —

Вот что мешает мне убить мерзавца!

Мазь эта исцелить не может. Разве

Не жулик он, таскавшийся со скрипкой

И девкой-акробаткой по тавернам,

Что, фокусы окончив, был доволен

Опивками вина в стакане грязном?

Не может быть! Ведь знаю я состав:

Овечья желчь, собачий костный мозг,

Сухие черви, тертые клещи,

Каплуний жир, разбавленный плевком, —

Известно мне все это.

Уж не знаю,

Но только в нос ему впустили малость,

Потом немножко в уши и втираньем

Совсем вернули к жизни.

Черт возьми!

Затем, чтоб показать свое участье,

Радея будто о его здоровье,

Консилиум созвали из врачей

За плату непомерную. И тут

Один припарки предложил из перца,

Другой — мартышку ободрать хотел

И приложить к груди, а третий — пса.

За мазь топленую из рысьей шкуры

Стоял четвертый. Наконец решили,

Что лучше средства нет для излеченья,

Как подыскать ему немедля девку

Здоровую, в соку, чтоб с ним легла.

И это поручение, к несчастью,

Я против воли послан выполнять!

Хотел я вас предупредить сначала:

Ведь это дело может вас коснуться,

Чьи интересы я блюду всегда.

Вы знаете, синьор, как вам я предан!

А если не исполню — донесут

Хозяину, что Моска нерадив;

Лишусь его доверья, и тогда

Надежды ваши, риск — пойдет все прахом!

Предупреждаю вас! К тому ж, синьор,

Всяк услужить ему желает первым.

Молю скорее что-нибудь придумать,

Опередить их.

Лопнули надежды!

Злосчастный рок! Всего верней позвать

Простую куртизанку.

Я так думал,

Но все они ловки, хитры, искусны,

А старики податливы и мягки, —

Ручаться не могу, что куртизанка

Нас не оставит в дураках.

Да, верно.

Нет-нет, здесь нужен кто-нибудь скромнее,

Неискушенная простушка, вам

Послушная; нет ли такой в родне?

Подумайте, подумайте скорее,

Там врач один навязывает дочку...

Как?

Доктор Лупо дочку предлагает.

Дочь?

Да, и девственницу. Что ж, увы!

Врач тело старца знает досконально;

Лишь лихорадкой может он пылать;

И никакие заклинанья в мире

Уж молодость ему не возвратят.

Навек уснули в нем желанья эти.

И кто ж, синьор, узнает? Я да вы...

Ох, дай передохнуть!

Любой, конечно,

Лишь выпади ему такое счастье...

Все это вздор! Так почему же я

Свой нрав и чувства не могу сдержать,

Как этот олух врач? А что до чести,

Какая разница — жена иль дочь?

Клюет.

Она исполнит — решено!

Уж если врач, не связанный ничем —

Лишь гонораром жалким, — дать готов

Родную дочь, что должен делать я,

Увязнув по уши? Его обставлю!

Проклятый скаред!

Моска, я решился.

На что, синьор?

Особой этой будет

Моя жена.

Поверьте, мой синьор,

Когда б я только смел подать совет,

Так это самое вам предложил бы.

Теперь за глотку вы схватили их.

Считайте, что вы всем уж завладели!

При первом же припадке с ним покончим:

Подушку выдернуть — и он задохся!

Давно б я это сделал, но мешала

Мне ваша щепетильность.

Черт дери!

От честности глупею. Поспешим!

Боюсь, чтоб нас они не обогнали.

Вернись домой, скажи, с каким я рвеньем

Готов ему служить. И поклянись —

Ведь это правда, — сам я предложил,

По доброй воле, чуть услышал.

Верьте,

Поступок этот так его обяжет,

Что всех других немедля он прогонит,

Оставив только вас. Но ждите здесь,

Пока за вами не пришлю. Есть план,

Полезный вам. До времени молчу.

Так не забудь прислать.

Не опасайтесь.

Жена! Где Челия?

Ты все ревешь?

Ну, вытри слезы. Я ведь не всерьез...

Бранился, чтобы испытать тебя.

Ну, убедись сама, припомни ссоры

Ничтожный повод. Не ревнив я.

Нет.

И никогда не ревновал. Ведь это

И глупо, да и пользы не приносит.

Как будто если женщина захочет,

Не сможет обмануть всех стражей в мире

И золотом не соблазнит шпиона!

Тшш... Я в тебе уверен. Вот увидишь —

На деле докажу свое доверье.

Ну, поцелуй меня. Иди, готовься;

Все украшенья лучшие, уборы —

Все на себя надень. Принарядись!

На пир торжественный приглашены мы

К Вольпоне старому. Там будет видно,

Как я далек от ревности обидной!

Боюсь влюбиться в самого себя,

В свои великолепные успехи,

Похожие на почки в цвете. Кровь

Вдруг заиграла; сам не знаю как,

Шальным стал от удачи. Мог бы вылезть

Из собственной я кожи, как змея, —

Так гибок стал. О, приживалы — это

Свалившаяся с неба драгоценность,

Не то что дурни, олухи земные.

Жаль, не считают это ремесло

Наукой, и притом первейшей. Все,

Кто каплю мозга в голове имеют,

На этом свете — только приживалы,

Одни крупнее, а другие мельче.

Но все ж не тех имею я в виду,

Кто овладел пустым искусством светским

Кормиться у чужих: живя без крова,

Семьи, забот, они слагают враки,

Чтоб распотешить слух своих кормильцев,

Иль, чтоб их небо ублажить и чрево,

На кухню тащат дедовский рецепт

Каких-то соусов; не тех собачек,

Которые, хвостом виляя, ластясь,

Стараются ухмылкой и поклоном,

Поддакнув лорду, сдув с него пылинку,

Добыть кусочек пожирней. Мне мил

Лишь тот блестящий плут, кто может разом

Взлететь и опуститься, как стрела;

Прорезать воздух с быстротой кометы;

Взметнуться ласточкой; быть здесь и там,

Вдали и близко — все одновременно;

К любым событьям нрав свой приспособить

И маску изменить быстрей, чем мысль!

С таким искусством человек родится,

Не учится ему, а применяет

Как чудный дар, самой природой данный, —

Вот это настоящий приживал.

А прочие годятся им лишь в слуги.

Бонарио! Сын старого Корбаччо!

Как раз его искал я. — Мой синьор,

Рад видеть вас!

А я тебя — нисколько.

Но почему?

Ступай своей дорогой.

Противно мне беседу заводить

С таким, как ты.

Любезнейший синьор,

Не презирайте бедность!

Нет, клянусь!

Но подлость буду презирать твою!

Как — подлость?

Да. Твое безделье — разве

Не доказательство? А лесть твоя?

Ты только ею кормишься.

О боже!

Обычны слишком эти обвиненья

И липнут к добродетели легко,

Когда она бедна. Синьор, поверьте,

Пристрастны вы ко мне. Хоть приговор

Вам верным кажется, вы не должны

Судить так строго, не узнав меня.

Свидетель Марк святой, жестоки вы!

Он плачет? Что же, это добрый признак.

Теперь я каюсь в резкости своей.

Да, крайностью жестокою гоним,

Я вынужден свой горький хлеб вкушать,

Чрезмерно раболепствуя; и правда,

Что должен я свои лохмотья прясть

Из собственной почтительности, так как

В богатстве не рожден. Но если я

Хотя бы раз бесчестно поступил:

Разбил семью, или друзей поссорил,

Иль подавал предательский совет;

Нашептывал неправду, обольщал,

Платил бы за доверье вероломством,

Невинность развращал иль был доволен

Своею праздностью и не желал бы

Идти любым суровейшим путем,

Который уваженье мог вернуть мне, —

Пусть я погибну здесь без милосердья!

Страсть разыграть такую невозможно!

Я виноват, что так в тебе ошибся.

Прости меня — и расскажи, в чем дело.

Все дело в вас. Хоть, может, поначалу

Покажется, что я неблагодарен

И наношу хозяину обиду,

Но из любви моей к одной лишь правде

И ненависти к лжи — открыться должен;

Отец ваш в эту самую минуту

Лишает вас наследства.

Как!

Поверьте:

Как пащенка, из дома выгоняет.

Хоть дело не касается меня,

Но, так как я всегда любовь питал

К добру, к высоким качествам души, —

Которых, слышал я, у вас так много, —

Решил из одного лишь уваженья,

Без задней мысли правду вам сказать.

Убила эта выдумка доверье

К тебе. Нет, быть не может! Не могу

Себе представить, чтобы мой отец

Таким бесчеловечным оказался!

Уверенность такая подобает

Сыновнему почтенью и возникла

Из вашей же невинной простоты.

Тем злее и страшней обида ваша.

Скажу вам больше: совершится все

Сейчас или уже свершилось. Если

Со мной пойти угодно, приведу вас

Туда, где не ручаюсь, что увидим,

Но где вы сможете услышать все:

Объявят вас ублюдком подзаборным,

Земли отребьем...

Не могу понять!

Не докажу — так обнажите шпагу

И вашу месть в мое лицо впишите,

Назвав мерзавцем. Зло готовят вам!

За вас страдаю, сударь, сердце кровью

Облилось.

За тобой иду. Веди!

Как долго Моски нет!

Игру начните,

Чтоб скоротать томительное время.

Карлик, шут, евнух, мы встретились кстати,

Чтоб решить — кто из нас, троих собратьев,

Известных как утеха богатого вельможи,

Первым в угождении назваться может.

Притязаю на это.

То же делает шут.

Полно шутки шутить. Пусть вас в школу пошлют!

Первый-карлик: хоть мал, да умен на диво!

А все, что маленькое, — то красиво;

Иначе, увидев такую коротышку,

Не говорили бы: «Милая маленькая мартышка!»

А почему «мартышка», если не за подражанье

В смешном виде наших владык деяньям?

К тому ж, ловкому телу моему не нужна

И половина ваших яств, одежды и вина!

Допустим, лицо шута — повод для смеха,

Но по части ума — здесь у него прореха.

Хоть лицо его и кормит, но на что это похоже,

Если тело существует как придаток к мерзкой роже?|

Кто там? В постель! — Прочь!

Посмотри-ка, Нано!?

Подай колпак! Иди узнай!

Амур,

Пошли мне Моску моего с успехом!

Прекрасная мадам.

Ужели Вуд-Би?

Она.

Вот мука! Ну, тащи ее.

Уж коль войдет, надолго здесь застрянет.

Скорей!

Спровадить бы ее! Боюсь

Другой беды — что отвращенье к этой

Влеченье к той навеки уничтожит.

Ах, если бы она уже прощалась!

Как страшно то, что вынести придется!

Благодарю. Прошу оповестить

Патрона, что я здесь. — Как эта лента

Закрыла шею! — Я вас потревожу;

Хотела бы просить сюда прислать

Сейчас мою служанку. — Как сегодня

Я хорошо одета! — Это что?

Пустяк!

Сюда, бездельница, смотрите;

Что вы наделали?

Горячка в уши

Мои проникла. О, каким бы чудом

Ее убрать отсюда?

Подойдите!

Где этот локон? Почему он выше

Всех остальных? Глаза вы не протерли?

Иль вкривь они посажены у вас?

Подруга ваша где? Позвать!

Сан-Марко,

Спаси! Сейчас побьет своих служанок

За то, что красный нос у ней.

Проверьте

Прическу. Все на месте или нет?

Первая служанка

Один лишь волосок отстал, ей-богу!

Отстал, ей-богу? Ну, а где же были

Глаза у вас? Вы что, подслеповаты?

А вы? Приблизьтесь обе и исправьте!

Я вижу, что нисколько вам не стыдно.

А как уж я втолковывала вам!

Читала правила, обоснованья,

Изяществу и тонкости учила

И, одеваясь, на совет звала.

Дороже тряпки ей, чем честь и совесть.

Внушала вам, каким большим приданым

Познанья эти смогут оказаться,

Чтоб знатными обзавестись мужьями

По возвращенье. Вам же — хоть бы что!

К тому ж, вы знаете, как в этом строги

Все итальянцы, — обо мне что скажут?

«Одеться не умеет англичанка!»

Стране моей какое обвиненье!

Ну, убирайтесь, ожидайте рядом! —

Румяна слишком ярки... Не беда... —

Любезный сэр, вы их не развлечете?

Шторм приближается!

Ну как, мой Вольпи?

От шума пробудился я. Мне снилось,

Что злая фурия ворвалась в дом

И страшной бурей своего дыханья

Снесла всю крышу.

Вот и мне, поверьте,

Страшнейший снился сон. Сейчас припомню!

О, как не повезло! Я дал ей повод

Терзать меня. Теперь не остановишь...

Казалось — золотая середина,

Нежна, изящна...

Из любви ко мне,

Довольно! Выступает пот, чуть слышу

Про сон. Взгляните, я уже дрожу.

Увы, бедняжка! Сердце! Помогли бы

Жемчужинки на яблочном отваре,

Настойка золота, коралл, цитрон,

Мироболан, эликампана корень...

Беда! Сверчка схватил за лапку я!

...Шелк жженный и янтарь. Мускат у вас

Найдем?

Хотите выпить и уйти?

О нет, не бойтесь! Сможем ли достать

Английского шафрана хоть полдрахмы?

Гвоздик шестнадцать, мускусу и мяты,

Травы воловьей, ячменя?..

Пошла!

Притворно я болел, — теперь и вправду!

...И приложить под красною фланелью.[22]

Опять поток словесный! Сущий ливень!

Припарку сделать, сэр?

О нет, нет, нет!

Мне лучше, больше нет нужды в рецептах.

Я раньше изучала медицину,

Теперь же музыка милей мне. Утром

Часок, другой рисую. Буду дамой,

Познавшей все науки и искусства.

Смогу писать стихи, и рисовать,

И выступать на диспутах ученых.

Но музыка — основа, по Платону,

И так же мыслит мудрый Пифагор.

Поистине восторг, когда созвучны

Лицо, наряд и речь, — и в самом деле,

Что лучше пол украсит наш?

Поэт,

Платона современник мудрый, учит,

Что украшает женщину молчанье.

Какой поэт? Петрарка, Тассо, Данте?

Гварини, Ариосто, Аретин?

Чико де Адрия? Я всех прочла.

Что ни скажу, все на мою погибель!

Мне кажется, два-три из них со мной.

Скорее солнце, море остановишь,

Чем речь ее. Нет избавленья мне!

Вот «Пастор Фидо»...

Сохраню молчанье!

Спасенье только в этом.

Англичане —

Писатели, что знали итальянский,

У этого поэта воровали,

Пожалуй, столько же, как у Монтеня.

Слог современный, легкий у него,

Пригодный нам, ласкает слух придворных.

В Петрарке страсть кипит, но в дни сонетов

Он тоже много пользы приносил.

А Данте труден и не всем понятен.

Зато как остроумен Аретин!

Хоть пишет он и не совсем пристойно...

Но вы не слушаете!

Ум в смятенье.

Ну что же, в этих случаях призвать

Полезно философию.

О горе!

Когда мы чувствуем — бунтуют страсти,

Унять их должен разум и отвлечь,

Дав место настроениям другим,

Не столь опасным. Вот и в государствах —

Ничто не губит так, как размышленья:

Они туманят разум, если есть

Упор и средоточие в одном

Единственном объекте. Единенье

Предметов внешних с умственною частью

Дает отбросы, и они способны

Закупорить все органы у нас

И, наконец, как указал Платон,

Убить познанье.

Дух долготерпенья,

На помощь!

Право, я должна почаще

Лечить и навещать вас. Смех и страсть

Верну вам.

Ангелы мои, спасите!

Один был только человек на свете,

К кому симпатию питала я;

Лежал, бывало, он по три часа,

Внимая мне. Порой так увлекался,

Что отвечал мне невпопад — как вы,

А вы — как он. Я буду говорить

Лишь для того, чтоб вы заснули, сэр. —

Любили мы друг друга, были вместе

Лет шесть.

Ой-ой-ой-ой-ой-ой-ой-ой!

Ровесники мы были, воспитанье...

Фортуна, силы неба, выручайте!

Храни вас бог!

Любезный сэр!

О Моска!

Спаситель, выручай!

Что с вами?

О!

Освободи скорей от этой муки —

Мадам с неумолкаемою речью!

Колокола во времена чумы

Так не звонили, отдыха не зная!

Что — петушиный бой! Весь дом наполнен,

Как баня паром, голосом густым.

Тут не услышишь адвоката, даже

Другую женщину, — такой град слов

Посыпался. Гони ее отсюда.

Что принесла она вам?

Безразлично!

Любой ценой куплю ее уход,

Любой утратой...

Леди...

Я дарю вам

Своей работы шапочку.

Прелестно!

Забыл сказать вам: рыцаря я видел,

А где — вы и представить не смогли бы!

Но где же?

Если только поспешите,

Пожалуй, вы догоните его.

Он по воде плывет сейчас в гондоле

С одной из знаменитых куртизанок.

Ужели?

Догоняйте — убедитесь!

Подарок передам я.

Знал, что клюнет!

Ведь те, кто сами удержу не знают,

Ревнивей всех.

Сердечное спасибо

За быструю смекалку и спасенье!

А как мои надежды?

Сэр, постойте...

Опять! Боюсь припадка.

А куда

Они поплыли вместе?

На Риальто.

Прошу, ссудите карлика.

Возьмите.

Надежды ваши, как цветы, прекрасны

И обещают плод. Но подождите,

Пока созреет он. Нет, не вставайте:

Сейчас придет Корбаччо с завещаньем;

Уйдет — скажу вам больше.

Кровь моя

И дух во мне вскипели. Я воскрес!

И, как неистовый игрок в примеро,[23]

Решивший твердо ставки не сбавлять,

Я тут засел и выжидаю схватки.

Здесь притаясь,

услышите. Прошу

Иметь терпенье.

Ваш отец стучится,

Я вынужден покинуть вас.

Ступай.

Поверить не могу, что это правда.

О, горе мне!

Зачем сюда явились?

Ведь мы же сговорились, что пришлю

За вами я.

Боялся, ты забудешь

И кто-нибудь нас вдруг опередит.

Кто так еще гонялся за рогами?

Придворный так не рвется к должностям.

Ну, что ж теперь мне делать?

Оставайтесь.

Сейчас вернусь я.

Челия, ты где?

Зачем привел тебя сюда, ты знаешь?

Не очень. Вы не досказали.

Слушай,

Сейчас я доскажу.

Отец ваш, сударь, присылал сказать,

Что он задержится на полчаса.

А потому немного погуляйте

На галерее, в том ее конце.

Вы там найдете несколько книжонок —

Вам время скоротать они помогут.

Я постараюсь, чтоб вам не мешали.

Там подожду.

Не верю я ему.

Он далеко, услышать не сумеет,

Отца же мне удастся задержать.

Нет, отступления быть теперь не может.

Решайся — так приказываю я.

Так быть должно. Не говорил я раньше,

Чтоб фокусов, кривляний избежать

Твоих дурацких.

Я вас умоляю,

Не подвергайте странным испытаньям.

Коль усомнились в верности моей,

Заприте в темноте меня навеки,

И пусть отныне буду жить я там,

Где страх велит ваш, если нет доверья.

Нет, не имел я умысла такого.

Что думал, то сказал. Не помешался

Я на рогах. Понятно? Будь послушной

Женой.

О небо!

Как я приказал —

Так делай.

Это западня?

Сказал я

Тебе врачей решенье и насколько

Оно меня касается; ты знаешь

Мои дела и средства. Это путь

К спасенью моему. И если ты

Моя жена — уважь мои дела.

Превыше чести?

Честь? Пфф... Это воздух!

Ее в природе нет. Одно названье,

Глупцам на страх. Прикосновеньем разве

Мы портим золото, иль взглядом — платье?

Вот так и здесь. Старик больной и дряхлый,

Без сил, без чувств; он принимает пищу

Из рук чужих; разинуть рта не может,

Пока на челюсть не нажмут. Звук, тень!

Чем он тебя обидит?

Что за бес

В него вселился!

Сплетен ты не бойся,

Не будет их! Как будто я пойду

И разглашу на площади Сан-Марко!

Кому известно станет? Лишь ему,

Безгласному, да Моске, чей язык

Уж мною куплен, и тебе, конечно

(Захочешь, так болтай), — ну, кто еще

Узнает?

Ангелы и бог — ничто?

Глаза закроют? Не поймут?

Ну!

Будьте

По-прежнему ревнивым! Умоляю,

Подумайте о том лишь, как сурово

Наказан небом будет всякий грех.

Будь грех тут, я бы к этому, поверь мне,

Не принуждал тебя. Вот если б отдал

Французам молодым, тосканцам страстным,

Начитанным в твореньях Аретина,

Прошедшим в лабиринте наслаждений

Все закоулки, знатокам разврата,

А сам на них глядел бы с одобреньем, —

То был бы грех; а здесь, наоборот, —

Благое дело, милосердье к старцу

И честное устройство дел моих.

О небо! Как терпеть ты это можешь!

Ты честь моя и гордость, милый Моска,

Восторг мой, счастье, радость. Приведи их.

Прошу вас подойти.

Иди, не то...

Не вздумай бунтовать! Иначе...

Сударь,

Пришел проведать вас синьор Корвино.

О!

Зная, что консилиум был созван,

Согласен предложить для излеченья,

Вернее, подложить...

Спасибо, Моска.

Без просьб, по доброй воле...

Хорошо.

...Как истинный и пылкий знак любви к вам,

Свою супругу, красота которой

Известна всей Венеции...

Резонно!

...Чтоб вас утешила и исцелила.

Пришел конец мне! Передай Корвино,

Что очень я благодарю его

За помощь и отзывчивость. Однако

Труд бесполезный спорить с небесами,

Огнем жечь камень... кха-кха-кха-кха-кха...

Иль оживлять листок увядший. Все же

Ценю услугу. Можешь рассказать,

Что для него я сделал. Но, увы,

Я безнадежен: пусть он за меня —

Помолится и вспомнит добрым словом,

Богатство получив.

Синьор, слыхали?

Скорей с женой к нему!

Клянусь душою!

Ты упираешься? Изволь идти!

Ведь это вздор... ты видишь... Берегись,

Приду я в ярость! Говорят, иди!

Убейте лучше! Отравлюсь сейчас же,

Горящий уголь съем...[24]

Чтоб ты пропала!

За волосы стащу тебя домой;

На улицах оставлю шлюхой; рот

По уши раздеру! Распотрошу

Твой нос, как рыбу! Не гневи, ступай!

Ну, подчиняйся! — Черт! — Куплю раба,

Убью и с ним тебя свяжу живую.

В окне вас вывешу и обвиню

В грехе, который буквами большими

На теле вытравлю я царской водкой

Иль кислотою на груди строптивой.

Клянусь моею возмущенной кровью!

Как пожелаете. Я — жертва ваша.

Не будь упрямой. Я не заслужил.

Подумай — просит кто. Ну, умоляю!

Получишь драгоценности, наряды,

Все, что захочешь. Поцелуй его!

Дотронься лишь ради меня и дела

Разочек. Нет? Ну, я тебе припомню!

Меня позоришь? Хочешь разорить?

Советую, синьора...

Нет, нет, нет!

Нашла же время! Показать решила

Характер свой! Тьфу, пропасть! Это подло,

Ужасно подло! Ты...

Синьор, постойте...

Ты саранча, клянусь я, саранча!

Ты шлюха, крокодил с запасом слез!

Ждешь случая пролить их!

Нет, простите,

Она подумает...

Когда б могла

Ценою жизни...

Черт! Скажи хоть слово,

Чтоб поддержать меня, — и то бы дело!

Но нагло так готовить мне погибель!

Теперь она судьбой владеет вашей.

Мешает скромность ей. Я удалюсь.

Без вас она покладистее будет,

Я знаю, за нее готов ручаться!

Жена при муже что посмеет? Право,

Оставим здесь ее!

Душа моя!

Ты в силах все исправить. Я молчу.

Не сделаешь — погибнешь! Оставайся.

Мой бог! Святые ангелы! Куда

Девался стыд людской, что так легко

Отбрасывают честь свою и вашу,

А то, что было прежде смыслом жизни,

Оценивают ниже дел пустейших

И скромность изгоняют ради денег!

Да, подлецы, подобные Корвино,

Не испытавшие любви блаженства!

Поверь мне, кто тебя продать способен

В надежде на барыш, — и то неверный, —

Тот за наличные готов продать

В раю удел свой, был бы покупатель.

Смутилась ты, увидев, что воскрес я?

Славь лучше чудо красоты своей,

Свое могущество! Не только ныне

Я воскрешен твоею красотой.

Сегодня утром, изменив обличье,

Я приходил под маской шарлатана

Тебя в окошке увидать. Готов я

В преображениях своих поспорить

С самим Протеем иль рекой рогатой,

Чтоб удостоиться твоей любви!

Приди!

Синьор.

О, не беги меня!

Пусть ложное воображенье, будто

Я болен, умираю, не заставит

Тебя решить, что это так и есть.

Ты убедишься — я теперь так свеж,

Так полон жизни, радостен и пылок,

Как был во время представленья сцены

Из той комедии, что мы давали

На празднествах в честь Валуа.[25] Тогда

Играл я Антиноя[26] и привлек

Вниманье дам, следивших восхищенно

За грациозным жестом, нотой, па.

Челия, со мной лови

Наслаждедия любви.

Время мчится быстротечно,

Разлучит и нас, конечно,

Ты даров его не трать,

Солнце, сев, взойдет опять,

Но коль свет любви уйдет, —

В душу вечный мрак сойдет.

Отчего ж ты медлишь так?

Слух, молва — какой пустяк!

Неужель с тобой вдвоем

Мы глаза не отведем

Соглядатаям тупым?

Неужель не усыпим

Мужа бдительность с тобой

Хитрой, ловкою игрой?

Плод любви украсть не грех,

Быть же пойманным при всех,

Уличенным, словно вор, —

Вот воистину позор!

Пускай ослепну я иль гром ударит

В лицо!

Зачем ты, Челия, грустишь?

Ты вместо мужа низкого нашла

Достойного любовника. Владей

Им радостно и тайно. Посмотри,

Ты здесь — царица! И не в ожиданьях,

Которыми кормлю других, а словно

Законная владычица на троне!

Вот нить жемчужин. Каждая ценней,

Чем та, что выпита была с вином

Египетскою славною царицей.[27]

На, раствори и пей! Смотри, карбункул —

Он мог бы ослепить святого Марка.

Брильянт — им купишь Лоллию Паулину,[28]

Лучом звезды представшую в алмазах,

Награбленных в провинциях. Бери,

Носи, теряй! Вот серьги — возместят

Потерю; всю Венецию окупят.

Вот гемма — хоть цена ей состоянье,

Ее нам хватит на один обед.

Головки ара, соловья язык,

Мозги павлинов будут нам едою;

Добудем феникса, — хоть, говорят,

Перевелся, — он станет нашим блюдом!

Синьор, все это соблазняет тех,

Кто жаждет наслаждений; для меня

Невинность — наслажденье и богатство,

И, потеряв ее, утрачу все!

Купить меня нельзя приманкой грубой.

Коль есть в вас совесть...

Есть она у нищих!

Но, если ты умна, послушай, Челия:

Купаться будешь в соке из цветов,

Благоуханиях фиалок, роз,

В дыхании пантеры,[29] молоке

Единорога, смешанных с вином

Чудесным критским. Наш напиток будет

Из золота и амбры приготовлен.

Пока не закружится потолок,

Мы будем пить. Тогда запляшет карлик,

Потешит шут кривляньем, евнух — песней,

А мы с тобой Овидия сыграем:

Юпитером я буду, ты — Европой;[30]

Потом я — Марсом, ты же — Эрициной;[31]

Так пробежим с тобою мы по кругу

И превзойдем все мифы о богах.

Потом в обличье наших дней предстанешь —

Наряженной француженкой веселой,

Испанскою красавицей, тосканкой,

Или женой персидского царя,

Султана одалиской, иль, для смены,

Искуснейшею куртизанкой нашей,

Холодной русской, пылкой негритянкой.

В таких же масках встречу я тебя.

В уста из уст проникнут наши души,

Утехи вновь и вновь приумножая.

Любопытным не узнать,

Сколько нам их испытать.

Знай завистники число —

Всех в могилу б унесло!

О, если можно вас заставить слушать...

Глаза раскрыть... И сердце ваше тронуть...

И сохрани вы душу человека.

Святое что-то... веру в рай небесный...

То сжальтесь, отпустите. Если ж нет, —

Из милости убейте. Вам известно,

Что предана, обманута я тем,

Чей стыд хотела бы забыть навеки.

Но если не хотите пощадить,

То лучше утолите гнев, чем похоть

(Мужчине это больше подобает),

И покарайте тяжкий грех природы,

Что ложно красотой моей зовете.

Лицо мне жгучей кислотой облейте

За то, что взбунтовало вашу кровь!

Проказой заразите эти руки, —

Пусть в кровь проникнет до мозга костей!

Обезобразьте, но не троньте честь!

Готова на колени встать, молиться

За вас, класть тысячи земных поклонов

И добродетель вашу прославлять

Везде...

Ты думаешь, во мне нет страсти?

Замерз, бессилен — так ты полагаешь?

Или, как Нестор, грыжей я страдаю?

Я лишь позорю нацию мою,

С удобным случаем играя столько!

Нет, взять тебя, а рассуждать уж после!

Отдайся иль заставлю...

Боже!

Тщетно!

Насильник, прочь! Развратная свинья!

Свободу ей, иль ты умрешь, обманщик!

И хоть претит мне наказанье вырвать

Из рук суда, хотелось бы мне очень

Тебя казнить пред этим алтарем,

Пред этим хламом — идолом твоим!

Уйдем скорей, синьора. Вот уж мерзкий

Вертеп! Не бойтесь. К вашим я услугам.

А он наказан будет по заслугам.

Обрушься, крыша, погреби в обломках!

В могилу превратись, мой кров! О! О!

Я обличен, погублен, уничтожен

И обречен на стыд и нищету.

Куда деваться мне, людей позору?

Где жалкий лоб разбить?

Сюда, сюда!

Ты ранен?

Лучше б он своею шпагой

Из милосердия рассек меня,

Чем оставлять в живых, чтобы я видел,

Как мой хозяин... Все надежды, планы —

Все рухнуло из-за моей ошибки.

Кляни свою судьбу!

И глупость тоже.

Ты погубил меня.

Да и себя.

Кто б мог подумать, что он все услышит?

Что делать нам?

Не знаю. Если сердце

Способно искупить вину, я вырву

Его. Вы можете меня повесить

Иль горло перерезать, коль угодно, —

И мы, синьор, как римляне умрем,

Хоть жили мы как греки!

Тише! Кто там?

Наверно, пристава пришли сюда

Забрать нас. Чувствую, уже клеймо

Горит на лбу моем... И даже уши

Щемит...

В постель, синьор, скорей! Всегда

На этом месте вам везло.

Виновный

Ждет вечно кары.

Вот синьор Корбаччо.

Ну, Моска, что теперь?

Погибли, сударь!

Ваш сын, каким-то образом узнавший

О ваших замыслах насчет Вольпоне,

Которому наследство завещали, —

Сюда ворвался с обнаженной шпагой,

Искал вас, звал бесчеловечным, подлым,

Клялся убить!

Меня?

Да, и Вольпоне.

За это надо впрямь лишить наследства!

Вот завещанье.

Славно.

Все по форме.

Ты для меня старайся!

Жизнью, сударь,

Не дорожу так. Я всецело ваш.

Как он? Протянет долго?

Опасаюсь,

Май проживет.

Помрет?

Нет, май протянет.

Нельзя ль подлить ему?..

Нет-нет, оставим...

Я не прошу...

А, вот он где, мошенник!

Вольторе здесь! Он слышал.

Приживал!

Кто здесь? — Явились кстати вы.

Едва ли!

Мне кажется, твои раскрыл я плутни...

Его всецело ты? И мой, не так ли?

Кто? Я, синьор?

Ты самый. Что за фокус

Тут с завещаньем?

В вашу пользу.

Хватит.

Обманом не возьмешь. Я раскушу!

Вы не слыхали?..

Слышал, что Корбаччо

Все отказал хозяину.

Конечно.

Я хитростью склонил его на это,

Внушив надежду...

...что хозяин тем же

Ему отплатит? Так ты обещал.

Синьор, я действовал для вашей пользы!

И, более того, раскрыл все сыну,

Привел и спрятал здесь его, чтоб мог

Он слышать, как отец закончит дело.

Затеял я все это, полагая,

Что бессердечие отца такое

И отреченье полное от сына

(К чему я подстрекал) взбесит его

И приведет к насилью над отцом,

В которое сумеет суд вмешаться, —

А вы бы получили два наследства!

Порукой пусть мне будут честь и совесть,

Что выкопать стремился вам богатство

Из этих старых, сгнивших двух гробов...

Прости меня!

...достойное заслуг

И вашего терпенья. Но не вышло!

Как? Почему?

Пропали! Помогайте!

Пока мы ждали ворона, пришла

Жена Корвино, посланная мужем.

С подарками?

Нет-нет, синьор, с визитом!

(Потом все объясню.) Прождавши долго,

Юнец терпенье потерял, ворвался,

Хватил меня мечом и тотчас даму

Увел с собой, сначала приказав

Ей клясться и божиться на суде

(В противном случае убить грозился),

Что ею овладел хозяин силой.

Похоже — сами видите. Он с этим

Понесся обвинить отца, ославить

Вольпоне, вас сгубить!

Где муж ее?

Пошли за ним сейчас же.

Побегу!

И в Скрутинео[32] приведи.

Иду!

Мы дело прекратим.

Вы благородны.

Увы, все затевалось вам на пользу,

И был достаточно обдуман план,

Но вмиг фортуна опрокинуть может

Проекты сотни мудрецов, синьор!

Что там?

Угодно вам пройти со мною?

Вставайте же! Молитесь за успех!

Иду. Стать набожным в беде — не грех!

Я говорил вам, сэр, здесь заговор.

Что значит — наблюдать! Вы у меня

Просили наставлений. Назову я

(Раз уж в Венеции мы повстречались)

Особенности, свойственные только

Сему меридиану. Знать их нужно

Неопытному страннику. Итак,

Начнемте с вашей речи и одежды:

Они не те, что надо.

Я бы мог

Получше предъявить.

Прошу прощенья:

Сказал о том, что вижу.

Продолжайте.

Остротам вашим я мешать не буду.

Во-первых, вид вам следует иметь

Серьезный, важный, замкнутый. Секрета

Не разглашать ни под каким условьем,

Даже отцу. Рассказывайте басни,

Но осторожно. Строго выбирайте

И собеседника, и обстановку,

И темы разговора. Берегитесь

Правдивым быть с другими.

Неужели?

Я разумею тех из незнакомцев,

С кем больше всех беседуете вы,

А прочих я б держал на расстоянье —

Так будет безопаснее для вас,

Иначе надувать вас будут вечно.

Затем — религия; совет даю:

Не будьте другом никакой одной,

Но их разнообразьем восхищайтесь.

Для вас всего важнее — так скажите —

Страны законы, с вас и их довольно;

Макиавелли и мосье Боден[33]

Считали так же. Надо вам учиться

Держать в руках серебряную вилку,[34]

Справляться со стаканом (это важно

Для итальянцев); знать часы, когда

Есть нужно дыни и когда — инжир.

И тут политика?

И в этом тоже.

Венецианец, видя человека

Неопытного даже в мелочах,

Его тотчас поймает и обжулит.

Я здесь живу четырнадцатый месяц,

Но с первой же недели пребыванья

Меня венецианцем все сочли, —

Так быстро формы жизни я усвоил.

Одни лишь формы, больше ничего.

Прочел я Контарини,[35] нанял дом,

Евреям поручил его обставить.

Ах, если б мог я встретить человека,

Который мне бы по душе пришелся,

Вполне достойный моего доверья...

Так что ж?

Озолотил бы я его,

Богатство дал ему. И думать даже

Ему бы не пришлось — я все бы сделал!

Но как же?

С помощью моих проектов,

Которых разглашать нельзя.

Готов я

Побиться с кем угодно об заклад —

Сейчас расскажет все.

Один из них —

Не жаль, пускай узнают — обеспечит

Венецию сельдями на три года

По сходным ценам, через Роттердам,

Где я имею связи. Вот письмо

Насчет сельдей от одного голландца;

Он подписать не смог, но есть печать.

Свечной торговец?

Нет, торговец сыром.

Есть и другие, с кем я нахожусь

По данному вопросу в переписке,

И это я осуществлю легко.

Вот как я рассчитал: поднимет шлюп

Трех человек на борт, вдобавок юнгу,

И сделает мне по три рейса в год;

Уж первый рейс окупит все расходы,

А два других мне прибыль принесут.

Но это — пустяки. Вот если б главный

Мой приняли проект!

Так есть еще?

Стыдился б я вдыхать чудесный воздух

Такой страны — без тысячи проектов.

Не скрою, сэр, куда б я ни приехал,

Везде люблю прикинуть. И, по правде,

В часы досуга много размышляю

О неких улучшениях Венеции,

Мной названных «Мои предупрежденья»;

Я их хочу, на пенсию надеясь,

Внести в сенат, в Собранье Сорока,

Потом и Десяти.[36] Через...

Кого?

Хоть занимает скромную он должность,

Но скажет — так послушают его;

Коммандадор он.

Что? Простой квартальный?

Таким достаточно вложить в уста —

Как и иным другим, повыше рангом, —

Что нужно говорить. Позвольте, я

Найду сейчас мои записки...

Сэр...

Но поклянитесь вашей родословной

Не похищать...

О да!

Не разглашать

Подробностей... Бумаги не при мне...

Но вспомнить вы могли бы, сэр!

Во-первых,

Кремень с огнивом. Следует вам знать,

Что в городе нет дома без огнива.

Но, сэр, огниво скрыть совсем не трудно;

Представьте, вы иль я, мы государству

Желаем зла; в карман огниво сунув,

Пройти не можем разве в Арсенал

И выйти, так что знать никто не будет?

Да, кроме вас.

Вот то-то. Потому

Предупрежу сенат, чтобы никто,

Кроме известных патриотов здешних,

Что преданы своей стране, не смел бы

Держать в домах огнива; но и эти

Пусть регистрируют. Размер же делать

Побольше — чтоб в карман не влезло.

Славно!

Мой план второй: узнать, определить

И сразу выяснить — какой корабль,

Из Сирии прибывший только что

Иль из опасных местностей Леванта,

Чумою заражен, а ведь сейчас

Стоит корабль дней сорок-пятьдесят

На карантине возле лазарета.

Мы сильно сократим купцов убытки,

Сомненья разрешив за час.

Неужто?

Иль пусть мой труд погибнет!

Что за важность!

Поймите, сэр, что лук нам обойдется

Всего лишь в тридцать ливров...

Ровно в фунт!

Помимо водяных колес — о них,

Поверьте, сэр, я сам уж позабочусь.

Во-первых, проведу корабль меж двух

Кирпичных стен — их выстроит казна:

Я на одной холстину растяну,

На ней рассыплю половинки лука;

В другой пробью бойницы и просуну

Сквозь них кузнечные мехи; мехи же

В движение водою приведу, —

Из ста других — легчайший это способ.

Ведь луку свойственно, как вам известно,

Вбирать инфекцию; когда ж мехи

Погонят воздух на него, лук тотчас

Изменит цвет свой, если есть зараза,

А нет — останется таким, как прежде.

Все сразу станет ясно.

Ваша правда.

Жаль, нет с собой заметок.

Жаль и мне.

Но справились без них.

Будь я изменник

Иль захоти им стать, я показал бы,

Как мог бы я Венецию продать

Турецкому султану, несмотря

На их галеры...

Что вы говорите!..

При мне их нет.

Я этого боялся;

Да вот они.

Нет, это мой дневник,

В который заношу событья дня.

Взглянуть позвольте, сэр. Что в нем?

«Notandum:[37]

Ремень от шпор прогрызла крыса. Все же

Надел другой и вышел я. Но прежде

Через порог забросил три боба,

Купил две зубочистки и одну

Сломал немедленно при разговоре

С купцом голландским о raggion del stato.[38]

Затем я мочениго[39] уплатил

За штопку шелковых чулок. Дорогой

Приторговал сардинки, а затем

На площади Сан-Марко помочился».

Вот запись дипломата!

Не оставлю

Без записи ни одного поступка.

Как это мудро!

Почитайте дальше.

Где рыцарь мой сбежавший? В дом забрался?

Надолго, значит.

Он со мной играет!

Постойте. Цвет лица жара мне портит,

А этого любовь его не стоит,

(Не помешать ему, накрыть хочу.)

Румяна сходят.

Первая служанка

Там хозяин.

Где?

Вторая служанка

С мужчиной молодым.

Она и есть —

В мужском костюме! Рыцаря толкните;

Я репутацию его щажу,

Хоть он того не заслужил.

Жена!

Где, сэр?

Конечно! Я вас познакомлю.

Не будь она моей женою, право,

По модности, красе и поведенью

Сравнить бы мог ее...

Вы не ревнивы,

Решаясь так хвалить ее...

Речами...

Супруга, вас достойная!

Мадам...

Вот джентльмен, прошу быть благосклонной;

Похож на юношу, но...

Не таков.

Едва успел себя он показать...

Хотите вы сказать — сегодня?

Как?

Ну, как же, — в этом платье! Уловили?

Вам, мистер Вуд-Би, это не к лицу;

Я думала, что слава родословной

Дороже вам; что не решитесь, сэр,

Так замарать ужасно честь свою —

При вашей гордости и вашем ранге!

Но, вижу, рыцари не держат клятв,

Что женщинам дают, вернее, женам.

Клянусь вам шпорой, рыцарства эмблемой...

Однако он возвышенно клянется!..

Не постигаю...

Ну, конечно, сэр,

И здесь политика.

Два слова к вам.

Противно мне публично препираться

С любою дамой. Выказать себя

Неистовой (как при дворе сказали б) —

Для дамы походило бы на грубость,

Которой избегаю я. Чего бы

Ни получила я от Вуд-Би, все же,

Чтобы одна прекраснейшая дама

Вредила так настойчиво другой,

Которую не знает даже, — это,

По скромному сужденью моему,

Является для женщин солецизмом[40]

И нетерпимо.

Что такое?

Леди,

Поближе к цели.

Так и поступлю,

К тому меня толкает ваша наглость

И смех сирены вашей сухопутной —

Гермафродита, Спора...[41]

Непонятен

Мне этот вихрь намеков, слов, имен!

Достойный это джентльмен, поверьте,

Земляк наш...

Из породы куртизанок?

О мистер Вуд-Би, я за вас краснею,

Мне стыдно, что у вас ума хватило

Стать покровителем, святым Георгом

Дрянной распутнице, подлейшей шкуры,

Бесовки в облике мужском!..

Ну, если

Вы из таких, — тогда скажу «прощай»

Я вашим прелестям. Они опасны.

Всегда вам удается увильнуть!

Но маскированную шлюху вашу,

От яростных преследований судей

Сбежавшую сюда, где им вольготно,[42]

Я проучу кнутом...

Вот славно, право!

И часто так на вас находит? Это

Относится к трудам ученым вашим?

Мадам...

Пошли вы к...

Слышите вы, леди?

Коль ваш супруг хотел мне вас подсунуть

Иль в гости звать меня велел, могли

Все проще сделать.

Этим не спасетесь

Из западни моей.

А я попался?

Супруг ваш говорил, что вы прекрасны, —

И правда, только носик ваш похож

На яблочко румяное иль вишню.

Терпенья никакого тут не хватит!

Что здесь произошло?

Если сенат

Не защитит мои права, скажу я,

Что нет аристократии на свете.

Чем вы обижены?

Да как же! Шлюху

Ту, о которой вы сказали мне,

Сейчас поймала здесь переодетой.

Кого? Что вы сказать хотите, леди?

Та тварь уже предстала пред сенатом, —

Вы можете ее увидеть.

Где?

Я вас сведу. А молодой синьор

Сегодня прибыл, сам в порту я видел.

Возможно ли? Как заблудились мысли!

Сэр, я, краснея, признаюсь в ошибке.

Прошу прошенья!

Снова перемена!

Надеюсь, ваша доброта забудет

О женской вспышке. Если остаетесь

В Венеции, бывайте у меня.

Идете вы?

Прошу вас, заходите.

Чем чаще будем видеться, тем легче

Поверю, что забыли все.

Вот диво!

Политик Вуд-Би? Нет, Политик-сводня!

Представить так меня своей жене!

Ну что же, раз вы злоупотребили

Моей неопытностью, поглядим,

Как вам поможет собственный ваш опыт.

Итак, теперь ход дела вам известен.

От вас нужна лишь твердость показаний

Для полного успеха.

Между нами

Вранье распределил он точно? Каждый

Припев свой помнит?

Да.

Не отступайте.

А знает правду адвокат?

О сударь,

Да что вы! Сказку выдумал ему,

Спасая ваше имя. Будьте смелы.

Боюсь, не стал бы чрез свою защиту

Он тоже сонаследником.

Скорей уж

Совисельником он может оказаться.

К чертям! Используем его язык

Трескучий вместе с карканьем того

Глухого ворона.

И что с ним будет?

Когда закончим?

Да.

Ну... продадим,

Как мумию! И так он высох весь.

Вам не смешно смотреть, как этот буйвол

Лоб выставил?

Когда б все удалось,

Я посмеялся бы.

Лишь вы, синьор,

Всю жатву соберете, эти ж люди

Не знают, для кого хлопочут.

Тише.

Вы их съедите!

Дудки!

Мой синьор!

Язык ваш, видно, вдохновил Меркурий

Иль Геркулес французский,[43] сделав речь

Победною, как палица его,

Чтоб бурей наших сокрушить врагов

И, уж конечно, ваших.

Вот идут.

Синьор, есть у меня еще свидетель,

Могу представить.

Кто он?

То она!

Подобных дел сенат еще не слушал.

Когда доложим, изумятся все.

Считалась эта дама безупречной

Везде.

Таким и юношу считали.

Тем бессердечней кажется отец.

А муж — тем более.

Не знаю, как

Назвать его поступок, — столь он гнусен!

Но сам обманщик превосходит все

Примеры.

Даже в будущих веках!

Мне слышать о развратнике таком

Не приходилось.

Вызванные здесь?

Лишь нет Вольпоне, старого вельможи.

А почему?

Почтенные отцы,

Вот адвокат его. Он сам так слаб,

Так болен...

Кто вы?

Приживал его,

Лакей и сводник. — Умоляю суд

Послать за ним, чтоб мог ваш строгий взор

Свидетелем его обманов стать.

Клянусь я честью, верой в вашу совесть,

Он воздуха переносить не может.

Пусть явится.

Посмотрим.

Приведите.

Мы повинуемся отцам почтенным.

Но вид его скорей способен тронуть,

Чем возмутить. Угодно ли суду

Меня от имени его прослушать?

Я знаю — вы свободны от пристрастья,

И правды требую; ведь нет причин

Бояться правды нам.

Что ж, говорите.

Так знайте же, почтенные отцы,

Что оскорбить я должен ваши уши

Неслыханным чудовищным примером

Наглейшего бесстыдства и обмана,

Которыми когда-нибудь позорил

Венецию порок. Вот эта шлюха,

Которая поддельными слезами

Вам тщится помешать с нее сорвать

Личину добродетели притворной,

Давно в связи греховной состоит

Вот с этим молодым прелюбодеем

И с ним была на месте преступленья

Застигнута, как ловко ни таилась.

Вот это — муж покладистый ее.

Он их простил, несчастный, и сегодня

Попал за эту доброту слепую

Под суд, хоть он — невиннейший меж всеми,

Кто из-за кротости своей страдал.

Они ж великодушного супруга

Лишь новым срамом отблагодарили

И, так как только ненависть одну

У них в душе, признательности чуждой,

Способно вызывать благодеянье,

Само воспоминанье о последнем

Задумали стереть. Отцы, смотрите,

Как беспримерна злоба этих тварей,

Которые в грехе уличены!

Чье сердце в дрожь не бросит их поступок?

Но разве он единственный? Чем дальше,

Тем больше. Вот старик, отец юнца.

Узнав об этом злодеянье сына

И множестве других, какими тот

Отцовский слух уничижал вседневно,

И более всего убитый мыслью,

Что уберечь не смог родное чадо,

В ком стал порок бездонным, словно море,

Решил он, наконец, его лишить

Наследства.

Очень странный поворот!

Сын слыл всегда и доблестным и честным.

Тем и опасен нрав его злодейский,

Что маской добродетели прикрыт.

Как я уже сказал, его родитель

Решенье принял твердое, но кем-то

Был выдан сыну. Тот отмстить задумал

И мщение назначил на сегодня.

Отцеубийца — не могу иначе

Я выродка назвать! — договорился

С любовницей, что та придет к Вольпоне,

Которого — об этом знать должны вы —

Наследником своим старик наметил,

И что он сам туда же прокрадется

В надежде там родителя найти.

Зачем же он искал его, синьоры?

Затем, что вероломно и бесчестно

Отца — притом такого! — он замыслил —

Мне страшно даже вымолвить! — убить.

По счастью, не явился тот. Но сын

Не отказался от преступных планов

И снова стал бесчинствам предаваться.

(Кто начал злом, тот продолжает злом!)

Отцы, о ужас! Этот святотатец

Вытаскивает старца из постели,

Где тот уже в течение трех лет

Лежал без сил, болезнями разбитый,

И обнаженного швыряет на пол;

Его слуге лицо пронзает шпагой

И вместе со своею потаскухой,

Орудьем подлых дел его, которой

Того и нужно только, — попрошу

Я вас, отцы, вниманья удостоить

Мой подтвержденный предыдущим вывод —

Решает разом и с отцом покончить,

И опорочить сделанный им выбор

Наследника, и обелить себя,

Переложив бесчестье на супруга,

Чье снисхожденье жизнь им сберегло.

Чем это вы докажете?

Отцы,

Смиренно умоляю вас не верить

Его продажной речи.

Помолчите.

Душа его — в деньгах!

О!

Этот хищник

Творца продаст, лишь заплати побольше.

Вы забываетесь!

Нет-нет, отцы,

Пусть говорит. Возможно ли представить,

Что обвинителя тот пощадит,

Кто не щадил отца?

Где подтвержденье?

Хотела бы забыть, что человек я!

Синьор Корбаччо!

Кто это?

Отец.

Принес присягу?

Да.

Что нужно делать?

Дать показанья.

Говорить с мерзавцем?

Пусть раньше рот заткнут мне кляпом; сердце

Не признает его. Он мне не сын!

Что за причина?

Сущий изверг он

И мною порожденным быть не мог.

Вас подучили?

Я тебя и слушать

Не стану! Волк, отцеубийца, тигр!

Молчи, змееныш!

Сяду я, синьор,

Пусть лучше я безвинно пострадаю.

Чем против кровного отца пойду!

Синьор Корвино!

Странно!

Кто такой?

Муж.

Присягал?

Да.

Что же, говорите.

Вот эта женщина, поверьте, шлюха,

А похотью подобна куропатке.

Могу сказать...

Довольно!

...Ржет кобылой.

Щадите честь суда.

Я пощажу

И скромность слуха вашего, отцы,

Но все ж скажу: глаза мои видали,

Как липла к кедру этому она,

К прекрасному любовнику, а здесь

Через рога прочесть по буквам можно

Конец рассказа.

Превосходно, сударь!

Ведь в этом нет позора?

Никакого.

Сказал бы, что она прямой дорогой

Стремится в пекло, если бы не то,

Что женщина распутная — сама

Есть целый ад. Пусть в этом разберется

Католик сведущий.

Рехнулся с горя.

Пусть он уйдет.

Что с женщиной?

Вот ловко!

Как разыграла!

Помогите ей.

На воздух!

Что вы скажете?

Пусть рана

Ответит вам моя, коль разрешите,

Ее нанес он, за отцом гоняясь,

В то время как подученной красотке

Сигнал был подан закричать: «Насилье!»

Интрига низкая! Отцы.

Молчите,

Вас выслушали — выслушаем их.

Я сомневаюсь — нет ли здесь обмана.

И дамы поведение...

Отцы!

Тварь эта беспримерного распутства,

Столь явного...

...в неистовстве своем

Неукротимом...

Пусть ее притворство

Не сможет вашу мудрость обмануть.

Сегодня только соблазнить успела

Приехавшего рыцаря своим

Распутным взором, грешным поцелуем.

Вот человек, что видел их в гондоле.

И дама здесь сама, что их видала,

По улицам она гналась за ними,

Спасая честь супруга своего.

Введите даму.

Пусть войдет.

Все это

Достойно изумленья.

Поражен я.

Решительней, мадам.

Она и есть!

Хамелеон срамной! Теперь из глаз

Гиеной слезы льешь.[44] И смеешь ты

Глядеть мне в оскорбленное лицо? —

Простите, кажется, грешу, забывшись,

Против достоинства суда...

Нисколько.

Была несдержанною...

Нет, мадам!

Свидетельства сильны.

Я оскорблять

Не стала бы, светлейшие синьоры,

Ваш слух, себя марая и свой пол...

Мы верим.

Можете вполне поверить...

Мадам, мы верим.

Верьте; воспитанье

Мое не грубо...

Знаем.

Чтоб охаять

Нарочно...

О!

...собрание такое!

Нет!

Верим мы.

Да, можете поверить...

Всех одолеет!..

А какой свидетель

Поддержит ваши показанья?

Совесть.

И небо, что невинных не покинет.

Не доводы все это.

Да, в суде,

Где лишь толпа решает все и крики.

Но это дерзости!

Сюда, сюда!

Вот веский довод; он их убедит

И онеметь заставит злой язык.

Смотрите, строгие отцы, — насильник,

Любитель жен чужих и лжец великий,

Безмерный сластолюбец! Вам не ясно,

Что это тело к похоти стремится,

Глаза наложниц ищут? Эти руки

Грудь женскую ласкать не годны разве?

Иль, может, он притворщик?

Да, притворщик!

Пытать его угодно?

Нет, проверить.

Возьмите кол, каленое железо,

На дыбу вздерните. Слыхал, что пытка

Подагру исцеляет. Что ж, пытайте,

Болезням в помощь, будьте так любезны.

Скажу перед почтенными отцами,

Останется ему еще болезней

Не меньше, чем любовников у ней

И девок у него. Суд беспристрастный!

Когда таким порочнейшим поступкам

Мы будем потакать, то скоро каждый

Не будет знать, как оберечь ему

Свободу, честь и жизнь, коли найдутся

Клеветники. И кто из вас, скажите,

Пребудет в безопасности, отцы?

Спросить позвольте, разве их наветы

Хоть как-нибудь на истину похожи?

И разве самый притупленный нюх

Здесь не учует низкой клеветы?

Прошу вниманья к доброму вельможе,

Чья жизнь в опасности от их интриги.

А что до тех, то я закончу так:

Порочные людишки, страсть питая

К дурным делам, плодят их в изобилье;

Чем злее грех, тем тверже их рука!

Под стражу их и содержать отдельно.

Жаль, что чудовища такие живы.

Вельможу отнесите осторожней.

Доверясь им, больному повредили.

Какие изверги!

Меня трясет.

Еще с пеленок позабыли стыд.

Республике вы очень услужили,

Раскрыв их.

Засветло еще объявим,

Какую кару суд на них наложит.

Благодарим, отцы!

Ну как?

Чудесно!

Я золотом бы ваш язык оправил,

Наследником Венеции назначил!

Скорей бы мир оставил без людей,

Чем вас без средств. Обязаны они

На площади вам статую воздвигнуть! —

Синьор Корвино, вам пройтись бы надо

И показать, что победили.

Да.

Гораздо лучше самому сознаться,

Что ты рогат, чем ждать, пока докажут

Другие.

Как же, я об этом думал;

Теперь всем ясно, что она виновна.

Иначе были бы виновны вы.

Да. Страшен только адвокат.

Поверьте,

Освободить вас от него сумею,

Тебе я верю.

Я весь ваш.

Эй, Моска!

Теперь, синьор, за дело!

Чем задело?

За ваше дело!

За мое?

За ваше.

Тогда старайся.

Вы уж положитесь!

Все мне отправь!

Сейчас же.

И смотри

Все уложи — посуду, деньги, камни,

Подушки, шторы...

И от штор колечки.

Лишь деньги адвокату удержу.

Сам заплачу сейчас; ты слишком щедр.

Его я нанял...

Хватит двух цехинов.

Шесть.

Слишком много.

Долго говорил он,

Примите во вниманье.

Ладно, три.

Отдам ему.

Отдай, а вот тебе!

Гнилые мощи! Чем он так ужасно

Природу в юности обидеть мог,

Что заслужил такую старость!

Вот!

Вы видите, как я для вас тружусь.

Спокойны будьте.

Славно! Я теперь

Оставлю вас.

Все вам, и черт в придачу,

Мой адвокат! — Мадам, я провожу вас.

Нет, я пойду к Вольпоне.

Не ходите.

Сейчас я объясню. Хочу заставить

Его я переделать завещанье;

И за усердье ваше на суде

С четвертого вас передвинуть места,

Где были вы, на первое. Но, если

Туда пойдете, — «выпросила», скажут,

Поэтому...

Меня вы убедили.

Я снова здесь! Опасность миновала.

Своим притворством был доволен я

До самого последнего мгновенья.

Здесь, дома, все сходило хорошо,

На людях же — остерегусь, пожалуй!

Как судорогой ногу мне свело,

Так и почувствовал, что за грехи,

Пожалуй, стукнет паралич. Нет, нет,

Гнать эти мысли прочь! Такие страхи

Меня и впрямь к болезни приведут,

Поддайся только. Но предупрежу их:

Бокал веселого вина прогонит

Уныние из сердца!

Гм-гм-гм!

Почти прошло; за мной победа будет.

Теперь мошенническую затею

Придумать бы, искусную на редкость,

Такую, чтобы всласть похохотать, —

И был бы я совсем здоров!

Так-так.

Жар этот — жизнь; он в кровь проник. — Эй, Моска!

Ну как, синьор? День снова ясным стал?

Здоровы? Выпутались из ошибок

И видите перед собой дорогу?

Опять — за прежнее?

Мой чудный Моска!

Умненько мы их провели.

И ловко!

В невзгоде ум становится острей.

Безмерно глупо было бы доверить

Трусливому уму большое дело.

А суд вас, видно, не увлек?

О, больше,

Чем если бы ту женщину я взял.

Да обладание всем женским полом

С подобным наслажденьем не сравнится.

Вот это речь! Теперь пора уняться

И отдохнуть: ведь это наш шедевр,

И нам его не превзойти.

Да, верно.

Ты выиграл, мой дивный Моска...

Правда!

Суд обмануть...

И отвести грозу,

Ее обрушив на невинных...

Да,

Создать гармонию из этой фальши...

Я поражен, как ты сумел устроить,

Что эти все, друг друга ненавидя,

Меня или тебя не раскусили,

Не усомнились.

Нет, они не видят;

Их ослепляет слишком яркий свет;

Так одержим своей надеждой каждый,

Что все противоречащее ей —

Хотя бы это было несомненно

И очевидно — будет отвергать...

Как искушенье дьявола...

Вы правы.

Пусть о торговле говорят купцы,

А об угодьях выгодных — вельможи,

Но, если плодороднее найдете

В Италии почву, чем клиенты наши,

Скажите — вру я. Адвокат каков?

«Отцы! О вы, почтенные отцы!..»,

«С соизволения отцов достойных...»,

«Где ж облик правды?», «Если их деяньям

Мы будем потакать, отцы...». — Едва я

Не рассмеялся.

Все ж вас пот прошиб.

Вспотел немного...

Ну, синьор, признайтесь,

Перепугались?

Говоря по правде,

Смутился я, но все ж не растерялся,

Не изменил себе.

Охотно верю.

Теперь, на сердце руку положив,

Сказать я вот что должен: адвокат ваш

Так много потрудился, что достоин,

По скромному сужденью моему,

Вам не в обиду, быть великолепно...

Обжуленным!

Так я и сам решил,

Услышав его речи окончанье.

О! А начало! Если б вы слыхали,

Как тезисы он набросал сперва,

А после стал их развивать усердно,

Прибегнув к риторическим фигурам!

Из кожи лез, потел — и все из чистой

Любви к вам, не ища награды...

Верно.

Я должное воздать ему бессилен

Пока; но, к просьбе снизойдя твоей,

Начну немедленно их мучить всех —

Тотчас же.

Славно!..

Евнуха сюда

И карлика зови.

Кастроне, Нано.

Здесь!

Будет фарс.

Как вам угодно.

Живо

Вдвоем на улицу и разглашайте,

Что умер я, — настойчиво, с печалью.

Вы слышите? Скажите, что от горя,

От клеветы.

Что вы хотите?

О!

Немедленно слетятся коршун, ворон

С вороною сюда, на эти вести —

Клевать добычу; прибежит волчица, —

Все жадные и полные надежд...

Которые из пасти тут же вырвем!

Вот именно! Хочу, чтоб ты оделся

И притворился, будто ты — наследник.

Предъявишь завещанье: в той шкатулке

Достань один из бланков, я тотчас же

Впишу тебя.

Вот будет диво!

Да!

Едва раскроют пасть — глядь, их надули...

Ага!

А ты держи себя наглее!

Оденься поживей.

А если вдруг

Про тело спросят?

Скажешь, что прогнило.

Скажу — протухло и пришлось немедля

В гроб водворить и вытащить отсюда.

Что хочешь говори. Вот завещанье.

Возьми колпак, перо, чернила, опись,

Бумаги разложи: сиди, как будто

Ты список составляешь, я ж устроюсь

На стуле за портьерой; буду слушать,

Украдкой выгляну и посмотрю,

Как сразу кровь у них от щек отхлынет.

О, смехом я на славу угощусь!

Ваш адвокат от злости онемеет.

Мы выдернем ораторское жало.

А скрюченный вельможа наш свернется,

Как вошь свиная от прикосновенья.

Ну, а Корвино?

Этот побежит

С веревкой и кинжалом завтра утром

По улицам; совсем сойдет с ума!

И леди тоже, что явилась в суд

За вас свидетельствовать ложно...

Да,

И целовала там меня, хоть было

Лицо покрыто мазями...

И потом.

Что ж, золото — известное лекарство;

Любой развеет неприятный запах;

Оно урода превратит в красавца,

Как сказочный кушак. И сам Юпитер

Укрытья лучшего не мог придумать,

Чтобы дозор Акрисия пройти.[45]

Оно — краса, веселье, юность мира!

Мадам в меня влюбилась.

Кто? Миледи?

Она ревнует вас.

Да что ты?

Чу!..

Уже пришли.

Взгляни-ка.

Это Коршун.

Пронюхал раньше всех.

Займу свой пост,

Ты свой займи.

Устроился.

Ну, Моска,

Сыграй плута, помучь их похитрее.

Как, Моска мой?

«Ковров турецких девять...»

Ты опись составляешь? Хорошо.

«...Два покрывала...»

Где же завещанье?

Дай почитать пока...

Поставьте здесь

И уходите.

Вот мешать явился!

«...Парчовых два еще...»

Свершилось, Моска?

«...И восемь бархатных...»

Ценю усердье.

Ты что, не слышишь?

Час настал, а, Моска?

Слетелись!

Что здесь нужно адвокату,

Да и Корбаччо?

Что им надо?

Моска!

Нить спрядена?[46]

«...Семь сундуков белья...»

И леди тоже!

Моска, завещанье

Дай, показать им, чтоб отсюда выгнать.

«...Шесть — полотна, четыре — шелка». — Вот.

Это оно?

«Перин, подушек...»

Чудно!

Так продолжай. Теперь заволновались.

Не вспомнят обо мне. Смотри, смотри,

Как быстрый взор обшаривает запись,

Выискивая имя в завещанье —

Кому назначено...

«...И занавесок...»

Пусть вешаются на подвязках, Моска!

Надежды при последнем издыханье

У них...

Наследник — Моска!

Что такое?

Нем адвокат. Смотрите на купца:

Узнав, что в шторме корабли погибли,

Ослаб. Миледи дурно. Старым бельмам

Никак не рассмотреть беды.

Они

В отчаянье; наследник — я.

Но, Моска...

«Два шкафа...»

Это что, всерьез?

«...Один

Эбеновый...»

Со мною шутишь ты?

«...Другой же перламутровый...» Я занят.

Ей-богу, вот богатство привалило!

«Солонка из агата!..» Не мечтал я.

Вы слышите?

«Ларец с духами...» Тише,

Мешаете мне. «...Из оникса...»

Как!

День, два спустя смогу поговорить

Со всеми...

Вот итог моих надежд!

Ответьте мне любезнее!

Мадам,

Отвечу, черт возьми; прошу любезно

Мой дом оставить. Нет, не подымайте

Вы бури взглядами. Прошу припомнить,

Что ваша светлость предлагали мне,

Наследства добиваясь! Так идите

И думайте об этом. Вы сказали,

Что дамы познатнее вас живут

На содержании, — а чем вы хуже?

Довольно! Возвратитесь же домой

И обращайтесь хорошо с супругом

Из спасенья, как бы я ему

Не загадал каких-нибудь загадок.

Идите, леди, пребывайте в грусти.

Вот ловкий, бес!

Одно словечко, Моска...

Как! Вы еще отсюда не убрались!

Вы первый всем должны подать пример

И удалиться. Что вам обещали?

Зачем вы здесь? Я знаю — вы осел.

И были бы отличным рогоносцем,

Не помешай судьба. Вы им и стали

Во мненье всех, в надежде на барыш.

Был жемчуг вашим? Верно! И брильянт?

Не спорю, благодарен! Есть еще?

Возможно. Что ж, пусть добрые дела

Дурные скроют. Вас я не предам.

Хоть титул получили необычный,

Но вам он соответствует; ступайте

И в грусти пребывайте иль рехнитесь.

О Моска, как ему пристала подлость!

Он для меня их обманул, конечно.

Все — Моске!

Разглядел в четыре глаза!

Надут, обманут хамом, приживалом!

Обжулил, гад!

Ну да, заткните глотку,

Не то я выбью ваш последний зуб!

Не вы ли, грязный, алчный негодяй

На трех ногах, в надежде на добычу,

Во все совали здесь три года кряду

Свой подлый нос, меня же подбивали

Хозяину отраву дать, синьор?

Не вы ли разве на суде сегодня

Наследства сына своего лишили

И лжесвидетельствовали? Ступай,

Иди домой, сдыхай, смерди, и, если

Хоть слово каркнешь, мигом все открою;

Прочь, слуг зови!

Иди-иди, воняй!

Чудесный плут!

Теперь, мой верный Моска,

Твою я вижу честность...

Вот как?

Стойкость...

«Стол из порфира...» Вы мне надоели!

Брось, все они ушли...

А вы-то кто?

Кто посылал за вами? О, простите,

Синьор почтенный! Огорчен, клянусь,

Что мой успех наносит пораженье

Трудам достойным (признаю я!) вашим.

Ведь это все свалилось на меня,

И я почти готов был отказаться,

Но воля умерших — для нас закон!

Я счастлив, что не нужно вам богатство;

Ведь есть у вас талант, образованье,

Которые в нужде вас не оставят,

Пока на свете существуют люди

И злоба, порождающая тяжбы.

За половину ваших дарований

Я отдал бы все это состоянье!

Будь тяжбы у меня (чего, надеюсь,

Не будет, — так все ясно и бесспорно),

Тогда б я к помощи шумливой вашей

Прибегнул — за хороший гонорар.

Пока же у законника такого,

Как вы, найдется совести настолько,

Чтоб на мое не посягнуть добро.

Любезнейший, спасибо вам за кубок, —

Он мне в хозяйстве может пригодиться!

Но что-то очень вы побагровели.

Домой идите и поставьте клизму.

Пусть ест салат! — Мой остроумный грешник,

Дай обниму! О, если бы я мог

Тебя в Венеру превратить!.. Послушай,

Надень сейчас же мой наряд вельможи,

Пройдись по улицам и покажись,

Помучь еще. Дразнить их мы должны

Не хуже, чем морочили. Кто праздник

Такой упустит?

Их не упустить бы!

Воскресну — и наладится все вновь.

Придумать бы, как мне переодеться,

Чтоб их встречать и задавать вопросы, —

Вот мучил бы на каждом перекрестке!

Могу устроить.

Можешь?

Я знаком

С одним из приставов, на вас похожим,

В лоск напою его, стяну одежду

И вам ее отдам, чтоб вы надели.

Вот выдумка отличная, вполне

Достойная твоей смекалки! О,

Я в них вопьюсь любой болезни хуже.

Вас будут клясть...

Пока не лопнут все.

Проклятья эти впрок идут лисе.

Я переряжен хорошо?

Ручаюсь.

Мне только хочется его пугнуть.

Вот было б славно увезти его.

В Занте или Алеппо?

Да, чтоб после

Он в «Книгу путешествий» поместил

Тьму всяких небылиц под видом правды. —

Так вот, синьоры, обождав минутку,

Когда мы будем с ним в разгаре спора,

Войдете вы.

Доверьтесь нам вполне.

Красотка, здравствуйте! Хозяин дома?

Синьор, не знаю.

Вы ему скажите,

Что хочет с ним поговорить купец

О важном деле.

Посмотрю.

Прошу вас.

Я вижу, здесь все женская прислуга.

Он говорит, что поглощен всецело

Важнейшими делами государства,

И просит вас зайти в другое время.

Сейчас — не может.

Доложите снова:

Коль поглощен делами он всецело,

То и мои окажутся под стать;

Принес я вести.

Что опять затеял?

Какое государственное дело?

В Венеции болонские колбасы

Готовить хочет он?

Синьор, он понял,

Что не политик вы, по слову «вести».

Придется обождать...

Прошу, скажите,

Что я в официальных документах

Не так, как он, начитан, слог мой прост...

Но вот он соизволил сам...

Я должен

Просить прощенья. Нынче приключился

Спор неприятный у меня с женой,

И я свою набрасывал защиту —

Ей в сатисфакцию, когда пришли вы.

Боюсь, принес я худшую беду:

Тот джентльмен, с кем встретились в порту вы,

Приехавший сегодня...

...оказался

Переодетой шлюхой...

Нет, шпионом

Подосланным. Он доложил сенату,

Что вы ему в своем сознались плане

Продать Венецию туркам.

Я пропал!

Поэтому сейчас подписан ордер

На ваш арест и обыск кабинета,

Бумаг...

Увы, но у меня их нет —

Одни лишь выписки из пьес.

Тем лучше.

И очерки. Что делать?

Спрячьтесь быстро

Вы в ящик из-под сахару большой,

А может быть, в корзинке уместитесь,

Я увезу вас.

Я тогда болтал

Лишь так, для разговора.

Тсс, они!

Увы, пришла беда!

Так что ж нам делать?

Не спрячетесь ли в бочку для изюма?

Вас пытке предадут. Поторопитесь!

Есть механизм один...

Политик Вуд-Би!

Где он?

...Заранее придуман мною.

В чем состоит он?

Не снесу я пытки!..

Мной панцирь черепахи припасен

Для случая такого. Помогите:

Здесь место есть, куда просунуть ноги.

Прикройте-ка меня.

Под этой крышкой,

В перчатках черных, будто черепаха,

Я пролежу, пока все не уйдут.

И это есть ваш хитрый механизм?

Сам изобрел. Служанкам прикажите

Бумаги сжечь.

Где он?

Должны найти.

И мы найдем!

Где кабинет?

А вы

Кто, мой синьор?

Купец. Пришел взглянуть

На эту черепаху.

Как?

Вот дьявол!

Зверь это?

Рыба.

Вылезай отсюда.

Вы можете топтать его и бить;

Он выдержит и воз.

На шее?

Да.

Взберемся.

Ходит он?

Умеет ползать.

Пускай ползет.

Нет, так его убьете.

Черт, пусть ползет — иль выпущу кишки!

Ну-ну, ползи!

Ползите же.

Вперед!

Еще!

Ползите же.

Посмотрим лапы.

Гляди, подвязки!

И перчатки!

Это

И есть страшилище?

Мы с вами квиты.

Теперь уже меня не проведете.

Скорблю о гибели записок ваших.

Вот редкая потеха для Флит-стрита![47]

Иль Терма.[48]

Иль для ярмарки в Смитфилде.[49]

Вид у него сейчас весьма унылый.

Прощай, Политик-черепаха!

Где

Моя супруга? Ей уже известно,

Что было здесь?

Не знаю.

Так узнайте.

Теперь я стану притчей во языцех,

Газет добычей, баснею матросов

И, что всего ужасней, кабаков.

Домой миледи возвратилась грустной

И говорит, что поскорее хочет

Отплыть, чтоб воздухом морским лечиться.

И я хочу бежать от этих мест!

Рад уползти хоть с домом на спине;

В политике укроюсь, как в броне.

Похож я на него?

Совсем как он,

Не различить!

Прекрасно.

Ну, а я?

Клянусь, ни дать ни взять вельможа. Жалко,

Ты не рожден им.

Мне бы удержать

Приобретенный сан — и то отлично.

Пойду узнаю, что в суде.

Мой Лис

Ушел из норки; прежде чем вернется,

Помаяться его заставлю я,

Коль в соглашенье не войдет со мной. —

Кастроне, Нано, Андрогино!

Здесь мы!

На улицу идите; развлекитесь.

Так. У меня ключи, я всем владею!

Раз он решил до срока умереть,

Похороню иль наживусь на нем.

Наследник я, и так держаться буду,

Пока он не поделится со мной.

И если оберу его до нитки,

Никто не назовет того грехом.

Пускай заплатит за свои забавы.

Так попадается лиса в капкан.

Суд, говорят, собрался.

Нужно твердо

Отстаивать вранье, чтоб честь спасти.

Я и не врал; мой сын меня убил бы.

Да, правда, позабыл.

Но я-то врал.

Как с вашим завещаньем?

Я его

Потребую обратно: тот ведь умер.

Синьор Корвино! — Мой синьор Корбаччо!

Хочу поздравить с радостью великой,

Вам выпавшей.

С какой?

Нежданно счастье

На вас свалилось...

Где?

На диво всем,

От старого Вольпоне.

Прочь, мошенник!

От денег голову терять не надо.

Вон!

Почему?

Смеешься надо мной?

Смеетесь вы, синьор, над целым светом.

Не обменялись разве завещаньем

С покойником Вольпоне вы?

Прочь, хам!

Ошибся я? Так, значит, вы наследник,

Синьор Корвино? Приняли как должно,

От счастья не свихнулись. Вот похвально!

Совсем на вас богатство не влияет,

А многие раздулись бы, как солод

В сыром тепле. Он все оставил вам?

Уйди, прохвост!

Жена у вас, ей-богу,

По-женски действует. Да вам-то что?

И нужды нет! Достаточно богаты,

Чтоб все снести, — конечно, если вы

Не делитесь с Корбаччо.

Прочь, подлец!

Признаться не хотите? Это мудро!

Так поступают игроки; и кто же

Не скроет выигрыш?

Идет мой коршун.

Вынюхивает, клюв задравши кверху.

Обобран приживалом! Был холуй

На побегушках, кланялся за крохи.

Ну, хорошо же!

Суд ждет вашу милость.

Удаче вашей милости я рад,

Она ученейшим рукам досталась,

Что знают толк в игре...

Что вы хотите?

Хотел я вашу милость попросить

Мне сдать в аренду зданьице одно:

Оно стоит за вашими домами

В Пескарии. Во времена Вольпоне,

Предшественника вашего, там был,

Задолго до того как заболел он,

Прекраснейший публичный дом, не хуже

Других в Венеции, любимый всеми;

Но обветшал теперь; дом и хозяин

Истлели вместе.

Хватит болтовни!

Пусть ваша милость только обещает

Мне первому отдать его в аренду,

Для вас ведь это пустяки; доход

Ничтожный от него; я ж буду счастлив,

И ваша милость знает...

Что я знаю?

Свое богатство, бог его умножь!

Скотина! Над бедой моей смеешься!

Ну, дай вам бог; пускай еще привалит! —

Пойду-ка прежних встречу на углу.

Надел вельможи платье! Наглый хам!

Глазами бы убил его, как пулей!

Ужели правда все о приживале?

Опять нас мучить! Дьявол!

Мой синьор,

Я, право, огорчен, что с бородою.

Такою длинною вы так попались!

Прическу приживала я всегда

Терпеть не мог; по носу было видно,

Что это плут. Но взгляд его сулил

Беду иным вельможам.

Хам!

Я думал,

Что преуспевшему в делах купцу —

Вам, птице стреляной, видавшей виды,

Чье имя может символом служить, —

Про свой позор не стоило бы каркать

И упускать свой сыр, чтобы лиса

Над вашей глупостью могла смеяться.

Ты думаешь, мерзавец, что твой чин

И красный шлык, что бляхами двумя[50]

Словно пришит к твоей башке дурацкой,

Позволили тебе дерзить? Пойди,

Пойди сюда — ты будешь бит. Приблизься...

Не к спеху. Ваша храбрость мне известна

С тех пор, как объявили вы публично

О положении семейном вашем.

Я покажу тебе!

В другое время.

Сейчас!

Бог с вами. Человек разумный

Не станет с шалым рогоносцем спорить.

Опять вернулся?

Моска, выручай!

Дыханьем воздух отравил.

Уйдем.

Ну, василиск, на коршуна бросайся!

Тебе, мясная муха, нынче лето;

Но будет и зима!

Мой адвокат,

Шуметь и угрожать мне — неуместно.

То «солецизм» — как леди бы сказала.

Колпак напяльте, чтобы мозг не лопнул.

Ну, погоди же!

Вздуть позвольте хама

И грязью закидать его роскошный

Костюм.

Должно быть, он сообщник Моски,

Его шпион.

В суде вас ожидают.

Синьор, ей-богу, я взбешен; осел,

Юстиниана даже не читавший,[51]

Вдруг адвоката оседлал! Ужели

На ухищренья этого отродья

Управы не нашлось? Вы пошутили,

Наверно: так он поступить не мог,

Все это хитрость для отвода глаз,

Наследник — вы!

Что за мерзавец странный!

Подумайте, во все сует свой нос.

Ты надоел мне, черт!

Я твердо знаю:

Не может быть, синьор, чтоб вас надули,

Где мы найдем такого хитреца?

Так мудры вы, так зорки! Подобает

Уму с богатством об руку идти.

Все собрались?

Нет только адвоката.

А вот и он.

Объявим приговор.

Отцы мои, пусть милосердье ваше

Над правосудьем встанет, чтоб простить!

Рехнулся я...

Что он замыслил?

О!

К кому же мне сначала обратиться?

К вам ли, отцы мои, иль к тем невинным...

Он выдает себя?

Которых я

Обидел, побуждаемый корыстью...

Сошел с ума!

Что с ним?

Он одержимый!

...За что, под гнетом совести, простерся

У оскорбленных ног с повинной.

Судьи

Встаньте!

О небо, справедливо ты!

Я пойман

В свою же западню...

Держитесь твердо.

Спасет вас наглость.

Говорите.

Тихо!

Не страсть, достопочтенные отцы,

А только совесть, совесть мне внушила

Раскрыть всю правду. Этот приживал,

Холуй — он был орудием всего.

Где негодяй? Привесть.

Иду.

Отцы,

Рехнулся он, и в этом сам признался,

Надеясь стать наследником Вольпоне

Покойного...

Как?

Что? Вольпоне умер?

Недавно.

Вот возмездье!

Погодите,

Он, значит, не обманщик?

О нет, нет.

Обманщик — приживал.

Он говорит

Из чистой зависти: слуга взял то,

На что он зарился. Отцы, поверьте,

Я не оправдываю приживала;

Возможно, он кой в чем и виноват...

Да, пред моей и вашею надеждой.

Но помолчу. — Пусть будет вам угодно

Прочесть вот эти записи, сличив их;

Они вам правду чистую расскажут.

В него вселился бес!

В вас он сидит.

Нехорошо, что пристава послали

За ним, раз он наследник.

Вы о ком?

О том, кто приживалом был.

Да, верно.

Теперь он человек богатый, с весом.

Идите вы, узнайте его имя,

Скажите: суд пожаловать просил

Лишь для того, чтоб разъяснить сомненья

Кое-какие.

Вот уж лабиринт!

Стоите вы на прежнем?

Состоянье,

Жизнь, честь...

У вас есть честь?

...тому порукой.

А вы что скажете?

Что адвокат —

Обманщик вероломный.

Ближе к делу.

Таков же приживал.

Неразбериха.

Прошу, отцы, вы только прочитайте.

Не верьте ничему — писал нечистый.

Отцы, он бесноватый, не иначе.

Петлю себе я свил и добровольно

На шею сам себе надел со смехом!

Совсем недавно от беды я спасся,

Очистился, и вот — опять! Как видно,

Затею эту дьявол мне внушил,

А Моска поддержал! Теперь он должен

Помочь, не то мы кровью изойдем.

Откуда вы, бездельники? Ходили

За пряниками? Иль топить котят?

Нас Моска из дому услал, синьор мой;

Все запер и унес ключи.

Да-да.

Унес ключи? Час от часу не легче!

Вот привели к чему мои затеи!

В беду попал, стремясь повеселиться.

Как это глупо, что своей удачей

Разумно не воспользовался я,

А захотел забав еще острее! —

Должны вы отыскать его!

Быть может,

Того и в мыслях нету у него,

Чего я так боюсь.

Ему скажите,

Чтоб тотчас же явился он в сенат.

И я туда же; если мне удастся,

Взвинчу надеждой новой адвоката.

Дразня его, я сам себя губил.

Никак не согласуешь! Здесь он пишет.

Что этот юноша был оклеветан,

А женщину привел насильно муж

И там покинул.

Совершенно верно.

Услышаны молитвы!

Но считает

Насилие со стороны Вольпоне

Немыслимым из-за его бессилья.

Он одержим, отцы, я повторяю,

Он одержим; и, если существуют

На свете наважденье, одержимость, —

Он им подвержен!

Вот вернулся пристав.

Сейчас, отцы, прибудет приживал.

Найди ему, наглец, другое имя.

Не встретился ему нотарий?

Нет.

Он сможет разъяснить...

Пока — туманно.

Прошу отцов...

Синьор мой, приживал

Велел сказать вам, что хозяин жив

И что наследник — только вы один.

Все было шуткой.

Как?

Для испытанья,

Верны ли вы, насколько огорчитесь...

Так жив он?

Так, как я.

О, горе мне!

Погорячился!

Можно все исправить.

Они сказали — одержимый вы, —

Валитесь на пол, будто бесноватый,

Я помогу.

Спаси его господь! —

Старайтесь не дышать и напрягитесь

Всем телом. — Ах, синьоры, поглядите:

Булавки согнутые изрыгает![52]

Глаза остекленели, как у зайца,

Подвешенного в лавке мясника!

Скривился рот! Вы видите, синьоры?

Теперь в желудке у него...

Нечистый!

Теперь он в горле...

Да, я вижу ясно.

Он лезет, лезет! Вылез! Вон летит!

Как жаба с крыльями нетопыря!

Видали вы?

Мне кажется, я видел.

Понятно все.

Смотрите, он очнулся.

Где я?

Крепитесь, худшее прошло;

Бес вылетел из вас.

Вот странный случай!

Невероятный!

Если одержим он,

Слова его значенья не имеют.

Таким припадкам он давно подвержен.

Бумагу дайте.

Вам знакомо это?

Не узнавайте, сударь, отрекитесь.

Да, вижу хорошо: рука моя,

Но содержанье — ложь.

Здесь заговор!

Вот путаница!

Значит, невиновен

Тот, кто здесь назван приживалом?

Нет;

Не больше, чем патрон его Вольпоне.

Вольпоне умер!

Нет, отцы мои,

Он жив.

Как!

Жив!

Еще туманней стало!

Он умер, вы сказали...

Нет!

Сказали!

Я слышал так.

Вот сам синьор! Дорогу!

Стул!

Недурен! И, коль Вольпоне умер,

Вот дочери моей жених!

Дорогу!

Чуть не погиб я, Моска. Адвокат

Все выболтал, но я исправил дело.

Теперь лишь от тебя успех зависит.

Скажи им, что я жив, — одно лишь слово.

Чего пристал? — Почтенные отцы,

Поверьте, я сюда пришел бы раньше,

Когда б не хлопоты о погребенье

Добрейшего хозяина...

О, Моска!

...Которого похороню как должно.

Ограбив заодно.

Все непонятней,

Запутанней!

Все началось сначала!

Чем не жених? Уж я пристрою дочку.

Мне половину?..

Раньше в петлю!

Знаю.

У вас здорова глотка; не орите.

У адвоката спросим. Вы сказали,

Что жив Вольпоне?

Так и есть, он жив,

Так мне сказал синьор.

Дам половину.

Кто этот пьяница? Кому известен?

Впервые вижу!

Не могу теперь

Так дешево с вас взять.

Нет?

Что сказали?

Мне пристав что-то говорил.

Отцы!

Что жив он, поручусь моею жизнью.

Мне эта тварь

сказала.

Я родился

Под злой звездой.

Почтенные отцы!

Раз можно допустить такую дерзость, —

Я умолкаю: не за тем, надеюсь,

За мной послали.

Вывести его.

Моска!

Стегать плетьми!

Предать задумал?

Надуть?

Чтоб научился обращенью

С такой персоной важной.

Увести!

Благодарю, отцы.

Стой, стой! Быть битым?

Все потерять?

Да если я сознаюсь,

Не будет хуже.

Сударь, вы женаты?

Сейчас и породнятся! Я решился.

Себя покажет Лис!

Хозяин!

Нет,

Погибну не один. Твой брак расстрою;

Не разжиреешь на моем добре,

Не заведешь семейства!

Как, синьор!

Вольпоне я, а это мой слуга.

Тот

свой слуга; тот

алчности паяц;

Тот

рогоносец, плут, дурак, бездельник!

И, раз надеяться осталось только

На осужденье, — унывать не будем!

Я кончил.

Если вам, отцы, угодно...

Молчать!

Развязан узел будто чудом.

Ничто не может быть ясней...

Невинность

Тех двух доказана.

Освободить их!

Не терпит долго преступлений небо.

Ну, если таковы пути к богатству, —

Пусть буду беден.

Не доход — мученье!

Богатствами владеют эти люди

Так, как больной владеет лихорадкой,

Которая, верней, владеет им.

Разденьте приживала.

О отцы!

Что можете просить у правосудья,

Скажите.

Просим милости!

Пощады!

Вы оскорбляете свою невинность,

Прося в суде пощады для виновных. —

Встать! Первым — приживал. Вы, очевидно,

Вершитель главный, если не зачинщик,

Всех этих низких плутней; и теперь

Вы суд своим бесстыдством оскорбили

И сан венецианского вельможи,

Как человек без племени и роду.

За это приговор наш — бить кнутом

И на галеры отослать бессрочно.

Спасибо за него!

Будь проклят, хищник.

Эй, стража, взять его!

А ты, Вольпоне,

Вельможа по рожденью и по сану,

Подобной каре подлежать не можешь,

Поэтому наш приговор таков:

Имущество твое, конфисковав,

Отдать больнице для неизлечимых;

А так как нажито оно притворным

Параличом, подагрой и катаром, —

В тюрьму тебя отправим, чтобы там

Ты в кандалах сидел, пока и вправду

Не скрючишься. — Эй вы, убрать его!

Вот это значит — затравить лису!

А ты, Вольторе, чтобы смыть позор,

Который ты нанес достойным людям

Твоей профессии, — отныне изгнан

Из их среды и города Венеции. —

Корбаччо. — Подвести его поближе,

Чтоб он расслышал! Мы решали сыну

Отдать все состоянье, а тебя

Отправить в монастырь святого духа,

Где, если ты не знал, как надо жить,

Научат умереть.

А? Что сказал он?

Узнаете потом.

Тебя ж, Корвино,

От дома твоего прокатят в лодке

Вкруг города через Большой канал

Под шапкою с ослиными ушами

Вместо рогов; и с надписью нагрудной

К позорному столбу ты встанешь.

Да,

Чтоб выбили глаза мне тухлой рыбой,

Гнилыми грушами, яйцом вонючим...

Что ж, это хорошо! Я буду рад

Не видеть свой позор.

Во искупленье

Зла, причиненного твоей жене,

Ее к отцу отправь с тройным приданым.

Наш приговор...

Почтенные отцы...

...Не подлежит отмене. Вы теперь,

Когда свершился грех и ждет вас кара,

Раскаиваться стали. — Увести их!

Пусть все, кто видит, как порок наказан,

Подумают! Пасется зло, как скот,

А разжиреет — на убой пойдет.

Приправа к зрелищу — рукоплесканья.

Хоть и понес Вольпоне наказанье,

Но он надеется, что среди вас

Нет потерпевших от его проказ.

А если есть, судите — он в тревоге...

Нет — хлопайте смеясь, не будьте строги!