Пьесы

ПЬЕСА В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

NOT SO BAD AS WE SEEM; or; MANY SIDES TO A CHARACTER.

Перевод H. МИНЦ и Ф. МИРКАМАЛОВОЙ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Герцог Мидлсекски и Лорд Лофтус — пэры, приверженцы сына Якова II, называемого Первым Претендентом.

Лорд Уилмот — молодой человек, законодатель моды, сын лорда

Лофтуса.

Мистер Шедоули Софтхед — молодой джентльмен из Сити, друг и тень лорда Уилмота.

Хардман — преуспевающий член парламента, приверженец сэра Роберта Уолпола.

Сэр Джиофри Торнсайд — джентльмен хорошей фамилии и обладатель значительного состояния.

Мистер Гудинаф Изи — человек, высокоуважаемый в деловых кругах, друг сэра Джиофри.

Полковник Флинт — бретер.

Мистер Джекобс Тонсон — книготорговец.

Смарт — камердинер лорда Уилмота.

Ходж — слуга сэра Джиофри Торнсайд.

Пэдди О’Суливан — хозяин квартиры мистера Фоллена.

Мистер Дэвид Фоллен — памфлетист и литератор, проживающий на Грэб-стрит.

Люси — дочь сэра Джиофри Торнсайд.

Барбара — дочь мистера Изи.

Дама из Мертвого переулка (леди Торнсайд).

Посетители кафе, официанты, газетчики, караульные и другие.

Время действия — годы царствования короля Георга I. Место действия — Лондон.

Предполагается, что действие протекает с 12 часов одного дня до вечера следующего дня.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Апартаменты лорда Уилмота в Сент-Джеймс.

Смарт (вводя Даму, лицо которой скрыто под вуалью). Милорд еще одевается. Вы правы, мадам, действительно уже поздно. Но ему удается выспаться не чаще раза в неделю…зато когда уж он спит, то спит лучше любого человека во всех трех королевствах Великобритании, и я очень этим горжусь!

Дама. Я много слышала о странностях лорда Уилмота, так же как о его благородстве и щедрости.

Смарт. Да, мадам, его никто не любит именно за то, что он плохо о себе говорит и делает добро другим.

Входит Уилмот.

Уилмот. "Любовники, не знающие сна, просыпаются в полдень". Сегодня кто-нибудь дерется на дуэли, Смарт? О, здесь нечто более опасное — женщина. (Смарту.) Скройся! (Подавая Даме стул.) Мадам, имею ли я честь знать вас? Не приподнимете ли вы свое забрало?

Дама приподнимает вуаль.

Какая изящная и, несомненно, очень опасная женщина. Но позвольте вас сразу предупредить: мое сердце, увы, уже занято…

Дама. Я так и предполагала. Из окна своего дома я видела вас в саду Джиофри Торнсайд с его очаровательной дочерью. Мне кажется, она способна покорить сердце даже самого ветреного молодого человека.

Уилмот. Дорогая миледи, вы знаете сэра Джиофри?! Замолвите за меня словечко перед ним, и я буду предан вам всю жизнь.

Дама. Разве в этом есть необходимость?! Молодому человеку такого прекрасного происхождения и с таким положением…

Уилмот. Сэр Джиофри очень не расположен ко мне. Он говорит, что питает отвращение к молодым людям моего типа. По его намекам я догадываюсь, что один из подобных мне изящных джентльменов когда-то нанес ему смертельную обиду. Но вы взволнованы?! Дорогая миледи, кто же вас, собственно, интересует — сэр Джиофри или я?

Дама. Об этом вы узнаете позднее. Скажите, Люси Торнсайд когда-нибудь рассказывала вам о своей матери?

Уилмот. Со слезами на глазах она говорила, что не знала своей матери. Мне кажется, ее мать умерла, когда Люси была ребенком.

Дама. Когда вы увидитесь с Люси, скажите ей, что встретили подругу ее матери, которая может сообщить ей нечто такое, что осчастливит и ее самое и ее отца.

Уилмот. Я сегодня же выполню вашу просьбу и…

Софтхед (за сценой). Не стоит докладывать обо мне, Смарт.

Дама (поднимаясь). Я не хочу, чтобы меня видели здесь. Я пойду. Зайдите ко мне сегодня в девять часов вечера. Вот мой адрес.

В то время как Уилмот провожает Даму, заслоняя ее собою, входит Софтхед и ошеломленно смотрит им вслед.

Уилмот (Даме). Не бойтесь его — это самое безобидное существо на свете. Хочет прослыть шалопаем, а сам теряет разум от страха при виде юбки. (Громко, провожая ее.) Разрешите сопровождать вас, ваше сиятельство!

Софтхед. Подумайте, "ваше сиятельство"! Счастливая собака! Какой негодяй…

Уилмот (возвращаясь и читая адрес на визитной карточке). Какая таинственная посетительница — герб "Корона и крепость", и живет в Мертвом переулке, нечего сказать — кладбищенская резиденция… А, Софтхед! Мой Иилад! Моя вторая половина! Animoe[20].

Софтхед. Враг![21]

Уилмот. Dimidium тесе![22]

Софтхед. Dimi! Ручаюсь, что это самая модная клятва! (Дурачась и хлопнув по плечу Уилмота.) Моя половина, как поживаете? Кто эта дама? Да еще со спущенной вуалью. О Фред, Фред, вы просто чудовище!

Уилмот. Ужасное чудовище! Этой даме необходимо скрываться — она отравила трех мужей…

Софтхед. Dimidium meoe!

Уилмот. Невинное ухаживание уже не привлекает меня.

Софтхед. И меня. (В сторону.) И никогда не привлекало!

Уилмот. Нас, прожигателей жизни, может взволновать только какая-нибудь из ряда вон выходящая жестокость, за которую грозит эшафот.

Софтхед. Он совершенный демон! Увы, я никогда не сравняюсь с ним.

Входит Смарт.

Смарт. Мистер Хардман, милорд.

Уилмот. Тс-с не надо шокировать мистера Хардмана, он весьма дружелюбный и любезный человек. И притом умница, когда-нибудь он станет министром, не нам чета.

Входит Хардман.

Хардман. Как дела, дорогой милорд?

Уилмот. Превосходно, а у вас? Впрочем, вам, как и всем людям, живущим для других, должно быть, приходится нелегко. Позвольте представить вам моего друга, мистера Шедоули Софтхеда.

Хардман. Сын известного фабриканта, который пользуется большим уважением в гильдии? Я слышал о вас от мистера Изи и от других, хотя и не имел чести встречаться с вами раньше, мистер Софтхед.

Софтхед. Софтхед. Моя бабушка, урожденная Шедоули, происходила из благородной семьи, близкой ко двору. Она вышла замуж за одного из Софтхедов…

Уилмот. Род, весьма почитаемый в Сити.

Хардман. У вас новая картина, милорд? Я не считаю себя знатоком, но, мне кажется, это произведение высокого искусства.

Уилмот. У меня страсть к живописи. Я продал конюшню, чтобы купить эту картину (в сторону) и чтобы доставить удовольствие своему бедному отцу. Это Мурильо.

Хардман. Мурильо! Вы знаете, у Уолпола тоже слабость к картинам. Он в отчаянии, что не может найти Мурильо, чтобы повесить в своей галерее. Если когда-нибудь вы захотите подкупить премьер-министра, вам достаточно сказать: "У меня есть Мурильо!"

Уилмот. Что ж, если вместо картин он повесит людей, которых подкупил, можете сказать ему, что я отдам ему этого Мурильо даром.

Хардман. Подкупил!.. Право, милорд, все это только сплетни. Позвольте уверить ваше сиятельство, что сэр Роберт…

Уилмот. "Ваше сиятельство"! Как невыносимы эти титулы среди друзей! Хотя, если сам герцог Мидлсекский, которого обычно величают "Гордым герцогом", сказал своей герцогине, когда она однажды поцелуем умалила его достоинство: "Мадам, моя первая жена была из рода Перси, но даже она никогда не позволяла себе такой смелости…".

Хардман. Ха-ха. Ну, если бы "Гордый герцог"…

Уилмот. Соизволил прийти сюда, мы бы фамильярно сказали: "Как поживаете, дорогой Мидлсекс!"

Софтхед. Так и сказали бы, Фред, Мидлсекс! Хотели бы вы познакомиться с каким-нибудь герцогом, мистер Хардман?

Хардман. Я знаю одного или двух, состоящих в оппозиции. И для меня это более чем достаточно.

Софтхед. Более чем достаточно?! А для меня было бы мало одного герцога!

Хардман. Поживете, будете думать иначе.

Входит Смарт.

Смарт. Его светлость, герцог Мидлсекскии.

Входит герцог.

Герцог. Мой дорогой Уилмот, ваш покорнейший слуга!

Уилмот (в сторону). Ну, теперь смелее! Как поживаете, дорогой Мидлсекс?

Герцог. "Как поживаете"?! "Мидлсекс"?! Боже небесный, какая фамильярность, до чего же еще может дойти нынешний век?!

Хардман (Софтхеду). Может быть, это и модно, однако я не советую вам следовать этой моде.

Софтхед. Но если Фред…

Хардман. О, конечно, Фред великолепный образец для подражания…

Софтхед. И, однако, испытываешь невольное благоговение, когда видишь настоящего герцога?!

Хардман. В конце концов он такой же смертный, как и мы с вами.

Софтхед. Вы и в самом деле так думаете?! Честное слово?

Хардман. Сэр, честное слово, я убежден, что он такой же смертный!

Герцог (приподнимаясь со своего стула и с царственным снисхождением оглядываясь по сторонам). Это, по-видимому, друзья вашего сиятельства? Добрый день, джентльмены!

Софтхед. Вам также добрый день, милорд, гм… я хочу сказать, дорогой дружище! Как поживаете, Мидлсекс?

Герцог. "Мидл… секс"… "дружище"… "дорогой"… Уж не сон ли это?!

Уилмот (Софтхеду). Немедленно извинитесь перед герцогом. (Хардману.) Уведите его скорее в другую комнату. (Герцогу.) Позвольте объяснить вашей светлости.

Софтхед (Хардману). Но что я должен ему сказать?

Хардман. Что-нибудь очень вежливое, даже подобострастное.

Софтхед. Я… Я… мой герцог, я умоляю вашу светлость о прощении, я…

Герцог. Маленький человек, прощение вам даровано, потому что само ваше существование ставится под сомнение. Поскольку оно нуждается в моем признании, считайте себя отныне несуществующим, уничтоженным!

Софтхед. Покорнейше благодарю, ваша светлость. Однако — "уничтоженным", что это значит?..

Хардман. Это особый оборот герцогской речи для тех, кому он дарует прощение.

Софтхед хочет подойти к герцогу.

(Останавливая его.) Как? Разве вам недостаточно было общества герцога?

Софтхед. Нет, недостаточно. Теперь мы помирились. Я никогда долго не питаю злобы. А мне хотелось бы больше знать о нем, ведь не каждый же день встречаешься с герцогом. Раз он назвал меня "маленьким человеком" — значит, это настоящий герцог! Да еще какой изысканный!

Хардман (уводя его). Смотрите, он станет преследовать вас! Нет, нет, пойдемте в другую комнату.

Уходят через боковую дверь. Софтхед очень неохотно покидает герцога.

Герцог. В дерзости этого маленького человека есть что-то зловещее, какое-то отклонение от природы. Но сейчас мы с вами одни, два джентльмена. Отец ваш — мой друг, и его сын должен обладать смелостью и благородством.

Уилмот. Клянусь, я был смел, когда дал слово, что назову вашу светлость "Мидлсексом", и был благороден, когда сдержал свое слово. Таким образом, я доказал, что храбрости и благородства у меня хватит на любое дело.

Герцог (доброжелательно). Вы сумасбродны, легкомысленны и безрассудны. Увы, даже высокое звание не освобождает его обладателя от ошибок. Как странно! (С негодованием во взгляде.) Мой покойный брат…

Уилмот. Ваш брат, лорд Генри де Моубрей? Дорогой герцог, умоляю, простите меня, но я надеюсь, что Тон-сон, книгопродавец, солгал мне, когда в кофейне Вилля он говорил, будто ваш брат оставил после себя какую-то исповедь или мемуары; судя по их содержанию, они могут принадлежать лишь человеку с характером циничным, успех которого в шумном свете был столь… ужасным?.. (В сторону.) Этот Моубрей — законченный соблазнитель и безжалостный головорез.

Герцог. А, значит, эти мемуары в самом деле существуют?! М’ой брат все-таки выполнил свою грязную угрозу? И теперь я, глава Моубреев, буду осмеян и опозорен. Силы небесные, неужели на земле не осталось ничего святого?! Не могли бы вы узнать, в чьих руках находятся эти скандальные мемуары?

Уилмот. Попытаюсь это сделать. Я знаю, лорд Генри был зол на вас за то, что вы из-за его проделок отреклись от родства с ним. Я помню, рассказывали, будто из пустого хвастовства он подрался в кофейне с каким-то беднягой, по имени Морлэнд — чьим-то мужем… О, не будем говорить об этом… Во всяком случае, необходимо достать эти мемуары. Это долг джентльмена!

Герцог (беря его руку). Вы достойный сын своего отца. И бесспорно заслуживаете того доверия, которое я решил вам оказать. Слушайте! Его величество король Яков, обманутый ложными обещаниями во время восстания Пятнадцатого года, отказался снова рисковать своими королевскими правами, пока он не будет уверен, что достаточное количество влиятельных лиц поддержат его. Без этого он не хочет рисковать жизнью людей и всем тем, что имеется в его распоряжении. Я, так же как и многие другие небезызвестные вам лица, готов присоединиться к клятве, которой с таким благоразумием требует наш король. Ваша помощь, милорд, была бы особенно ценной, так как вы кумир молодежи. Правда, возникли некоторые сомнения в вашей лояльности, но я пришел, чтобы рассеять их… Для этого достаточно одного вашего слова. Если мы преуспеем, вы будете участвовать в восстановлении на престоле сына Стюарта. Если мы потерпим поражение, вы пойдете на эшафот, но рядом с Джоном, герцогом Мидлсекским. Вы колеблетесь, или ваше молчание следует принять за согласие?

Уилмот. Мой дорогой герцог, прошу простить меня, но я вынужден, с помощью шутки, отказаться от обсуждения столь рокового вопроса. У меня так много дел сейчас, что для того только, чтобы помнить о них всех, мне надо иметь голову на плечах — поэтому мне никак нельзя ее потерять. Примите мои покорнейшие извинения.

Герцог. Примите также и мои — за то, что я ошибся в сыне лорда Лофтуса. (Идет к боковой двери.)

Уилмот. Снова лорд Лофтус!.. Подождите, ваша светлость, вы упомянули о лицах, небезызвестных мне. Умоляю вас объясниться.

Герцог. Милорд, достаточно того, что я доверил вам свою собственную жизнь, вы хотите, чтобы я каким-нибудь словом скомпрометировал другого?! Позвольте напомнить вашей светлости, что я Джон, герцог Мидлсекский! (Уходит.)

Уилмот. Неужели мой отец замешан в каком-нибудь якобитском заговоре? Как мне это узнать?

Входят Хардман и Софтхед.

А! Хардман! Хардман! Вот человек, который может все разузнать! Послушайте, Софтхед, продолжайте "уничтожаться" еще несколько минут. Эти книги помогут вам прекратить физическое и духовное существование. Мистер Локк в трактате о разуме объяснит вам, что у вас нет прирожденных идей. А эссе епископа Беркли докажет, что в вашем существе нет ни одного материального атома.

Софтхед. Но…

Уилмот. Никаких "но". Это модные книги.

Софтхед. О! Если так, тогда другое дело… (Садится в дальний конец комнаты. Начинает энергично читать поочередно то Беркли, то Локка, но затем, убедившись, что они выше его понимания, впадает сначала в отчаяние, а затем в дремоту.)

Уилмот (Хардману). Дорогой Хардман, вы единственный из моих друзей, кого мой отец удостаивает признать, несмотря на то, что у вас иные политические взгляды. Хорошо известно, что в его роду все убежденные роялисты, приверженцы Стюартов…

Хардман (в сторону). А! Теперь я догадываюсь, зачем приходил сюда якобит-герцог. Придется повидать Дэвида Фоллена. Он всецело поддерживает Стюартов. Ну, а…

Уилмот. А якобиты смелы и многочисленны. Короче говоря, я хотел бы убедиться, что мой отец смотрит на вещи глазами нашего более мудрого поколения.

Хардман. Почему бы вам не спросить об этом его самого?

Уилмот. Увы! Я у него в немилости. Он мне не позволяет близко подходить к его дому. Видите ли, он хочет, чтобы я женился.

Хардман. Ваш отец просил меня передать, что он предоставляет вам самому выбрать невесту. И при этих условиях женитьба кажется вам ужасной жертвой?

Уилмот. Жертвой! Самому выбрать невесту? Мой дорогой отец! (Дергает шнурок звонка.) Смарт!

Входит Смарт.

Прикажи подать карету.

Хардман. Такая поспешность! Уж не влюблены ли вы?

Уилмот. При вашем честолюбии разве можно что-нибудь понять в любви?! И однако вы, старый ветреник, можете быть опасным соперником…

Xардман. Да… но всегда можно угадать соперника и в любви и в честолюбивых помыслах. Надо только быть наблюдательным, уметь выследить противника и вовремя его уничтожить.

Уилмот. Уничтожить! Безжалостный истребитель! Не хотел бы я быть вашим соперником. Умоляю, держитесь лучше честолюбия.

Хардман (в сторону). Но честолюбие-то и заставляет меня сделаться соперником в любви. Эта очаровательная Люси Торнсайд так же богата, как и красива! Горе тому, кто станет моим соперником. Сегодня же отправлюсь туда.

Уилмот. Значит, вы увидитесь с моим отцом и все у него узнаете?

Хардман. Непременно.

Уилмот. Вы мой лучший друг. Если я сумею когда-нибудь вам услужить в ответ на вашу любезность…

Хардман. Ну, служа своим друзьям, я служу себе самому. (Уходит.)

Уилмот (после минутного раздумья). Теперь к Люси! Да! Софтхед!

Софтхед (просыпаясь). Ага!

Уилмот (в сторону). Надо сбить с толку этого мни-тельного сэра Джиофри, отца Люси. Что если неистово и безрассудно за девушкой станет ухаживать Софтхед…

Софтхед (зевая). Я готов весь мир отдать за то, чтобы сейчас же забраться в постель.

Уилмот. У меня есть план… Сложнейшая интрига… все полно жизни и огня… Почему вы так дрожите?..

Софтхед. От волнения. Продолжайте!

Уилмот. Есть такой ворчливый, подозрительный сэр Джиофри Торнсайд, отец красавицы дочки, к которой он совершенно не привязан — он только стережет ее.

Софтхед. Я его знаю!

Уилмот. Вы? Каким образом?

Софтхед. Да как же. Мистер Гудинаф Изи его самый близкий друг.

Уилмот. Люси познакомила меня с Барбарой Изи. Хорошенькая девушка!

Софтхед. Не ухаживаете ли вы за нею?

Уилмот. Сейчас нет, а вы?

Софтхед. Как же, ведь мой отец хочет, чтобы я женился на ней!

Уилмот. И что же, вы отказались?

Софтхед. Нет, не отказался.

Уилмот. Значит, она имела дерзость отказать вам?

Софтхед. Нет, это ее отец отказал. В свое время он хотел, чтобы мы поженились, но с тех пор как я стал модником и учинил сенсацию в Сент-Джеймсе, он сказал, что не позволит, чтобы такой человек ухаживал за его дочерью. О, он очень старомоден, этот мистер Изи. Он, правда, добродушный и сердечный, но очень уж ограниченный, трезвый и даже туповатый. Поистине старомодный! Да что говорить, он вырос в Сити! Так что, понимаете, я не очень-то могу у них бывать. Но иногда я вижу Барбару у сэра Джиофри.

Уилмот. Отлично! Послушайте, я склонен включить Люси Торнсайд в список моих побед. Но ее отец дурно воспитан и уже дал мне понять, что ненавидит лорда…

Софтхед. Ненавидит лорда?! Неужели существуют такие люди?!

Уилмот. И презирает модников…

Софтхед. Я знал, что он чудак, но это уже совершенное безумие.

Уилмот. Коротко говоря, если мне не удастся убедить его, что в его доме меня интересует вовсе не его дочь, он очень скоро захлопнет свои двери перед самым моим носом. Слушайте, что мы должны сделать. Вы будете ухаживать за Люси, но, смотрите, по-настоящему, плутишка.

Софтхед. Но ведь сэр Джиофри знает, что я влюблен в другую?!

Уилмот. Это ничего не значит: отец той вам отказал… вы перенесли любовь на другую. Вполне понятно ваше негодование; да и, кроме того, следует взять в расчет человеческое непостоянство… А я, чтобы услужить вам, буду так же пылко ухаживать за Барбарой Изи!

Софтхед. Постойте, постойте, я не вижу в этом никакой необходимости.

Уилмот. Нет ничего яснее: мы таким образом обманем двух соглядатаев, сможем обмениваться дамами и объединим усилия, чтобы затем…

Входит Смарт.

Смарт. Ваш экипаж подан, милорд.

Уилмот. Пойдемте… Фу, нет, вы совсем не умеете обращаться с тростью. Наш великий модный поэт мистер Поп дал нам очаровательное наставление в этом искусстве.

Янтарной табакеркою по праву он гордится

И тростью, что в руках его порхает точно птица.

Не трость ведет вас, а вы ведете трость.

Вот так, надо идти, добродушно покачиваясь, держа руку на бедре, легко и непринужденно, с нахальной грациозностью джентльмена и сердцем чудовища. Aliens! Vive la Joie! [23]

Софтхед. Vive la jaw [24]. Я чувствую себя так, будто меня собираются повесить. Allons! Vive la jaw!

Уходят.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Библиотека в доме сэра Джиофри Торнсайд. В глубине большое окно, доходящее почти до самого пола. Сбоку дверь в смежную комнату. Обстановка в голландском стиле, распространенном во времена Вильгельма Третьего, поэтому по отношению ко времени действия она кажется старомодной. Богатая и тяжелая мебель, дубовые, частично позолоченные панели, стулья с высокими спинками и т. д.

Входят сэр Джиофри и Ходж.

Сэр Джиофри. Я тебе говорю, прошлой ночью выла собака, и это очень подозрительно.

Ходж. Вы беспокоитесь, мой дорогой хозяин, не удалось ли лондонским ворам разнюхать, что неделю назад вашей чести принесли арендную плату? Тогда, может, мне лучше лечь спать здесь, в библиотеке?..

Сэр Джиофри (в сторону). Откуда он знает, что я храню свои деньги здесь?..

Ходж. У меня есть старый мушкетон. Клянусь вам, он кусается лучше любой собаки.

Сэр Джиофри (в сторону). Я начинаю подозревать его. Подумать только — десять лет я согревал на своей груди гадюку… Сейчас он хочет улечься здесь, в библиотеке, с заряженным мушкетоном, чтобы убить меня, если я приду и выслежу его. У него лицо убийцы. Ах, как я был слеп до сих пор!.. Ходж, ты очень добр, очень. Подойди поближе. (В сторону.) У него походка преступника!.. Но я не держу здесь свои деньги: все уже положено в банк.

Ходж. Может, мне запереть столовое серебро? Или, может, вы и его пошлете в банк?

Сэр Джиофри (в сторону). Удивительно! Уж нет ли у него в банке сообщника! Очень похоже на то!.. Нет, я не стану отсылать серебро в банк. Я… подумаю. Ты еще не выследил того негодяя, который вот уже четыре дня подряд бросает цветы в окно моей библиотеки! Тебе не удалось узнать, кто это следит за твоим хозяином, когда он гуляет в саду, из окна вон того безобразного старого дома в Мертвом переулке?

Ходж. Из дома с гербом "Корона и крепость"? Может, там в самом деле кто и поселился. Да только неделю назад дом пустовал.

Сэр Джиофри (в сторону). Как он уклоняется от ответа — точно подсудимый в уголовном суде. Ну, иди покорми дворовую собаку — она-то ведь честная!

Ходж. Хорошо, ваша честь. (Уходит.)

Сэр Джиофри. Какой же я несчастный человек. Никогда и никому не делал зла, наоборот, кому только я не делал добро?! А между тем, когда я еще лежал в колыбели, люди уже злоумышляли против меня. Какой жестокий мир! Никак не могу понять, что хорошего нашли в нем другие планеты? Зачем они вот уже шесть тысяч лет притягивают его к себе и заставляют вращаться?! Разве только они и сами не лучше!.. Не стоит удивляться. Эта новая теория тяготения, по-моему, весьма подозрительна. Она говорит не в пользу планет, а ведь их целая куча…

В окно влетает букет цветов.

Небо, защити меня! Ещё один! Это уже пятый букет, которым в меня бросают через окно. Что это значит? Весьма тревожный знак. (Осторожно ворошит, цветы своей шпагой.)

Голос Изи (за сценой). Барбара, пойди и найди мисс Люси.

Входит мистер Гудинаф Изи.

Изи. Здравствуйте, мой сердечный друг.

Сэр Джиофри. Действительно сердечный…

Изи. Что случилось? Почему это вы ворошите цветы, змея, что ли, в них сидит?

Сэр Джиофри. Подозреваю нечто худшее. Гудинаф Изи, надеюсь, я могу вам довериться…

Изи. Вы однажды доверились мне, одолжив пять тысяч фунтов.

Сэр Джиофри. Да что вы говорите, а я забыл об этом. Вы же мне их вернули?

Изи. Конечно, но эти деньги спасли мой кредит и положили начало моему благосостоянию. Вы оказали мне неоценимую услугу.

Сэр Джиофри. О, не говорите так, ведь добро и коварство идут рядом. Эту истину я рано познал. Сколько добра я сделал своему молочному брату, а он объединился с моим кузеном, настроил против меня моего отца и перехватил мое наследство!

Изи. Вы облагодетельствовали сына своего бездельника-брата, а он…

Сэр Джиофри. Он ничего не знает об этом. Да, кроме того, моя… мать этой девочки…

Изи. О да, это было такое несчастье… Человеку подозрительному это действительно могло испортить всю жизнь. Когда-то она очень любила вас, дружище. Будь она жива и сумей она в конце концов доказать, что ни в чем перед вами не виновата…

Сэр Джиофри. Не виновата?! Сэр?!

Изи. Ну, ну! Мы с вами условились никогда не говорить об этом. А что же букет?

Сэр Джиофри. Да, да, букет! Черт возьми! Мне кажется, кто-то покушается на мою жизнь. Прошлой ночью выла собака; когда я гуляю по саду, из окна дома в Мертвом переулке кто-то наблюдает за мною, не знаю кто! Нечего сказать, приятное соседство — улица с таким мрачным названием! Но что хуже всего, последние пять дней в меня ежедневно бросали оттуда, тайно и анонимно, тем, что вы называете букетом цветов.

Изи. Ха-ха! Вот счастливец! Вы выглядите еще совсем неплохо. Уверен, что эти цветы от женщины…

Сэр Джиофри. От женщины? Это подтверждает мои самые худшие опасения. В маленьком городке Плацентии за один только год было около семисот случаев медленного отравления. И во всем замешаны женщины. Цветы были одним из средств, которыми они пользова-лись для отравления, их пропитывали ядовитыми веществами. Эти цветы отравлены, я уверен. Как это ужасно!

Изи. Но кому может прийти в голову отравить вас, Джиофри?

Сэр Джиофри. Не знаю. Ну, а зачем в Плацентии отравили в один год семьсот человек — этого я тоже не знаю! Ходж! Ходж!

Входит Ходж.

Убери эти цветы и спрячь их вместе с остальными в погребе, где хранится уголь. Я подвергну их тщательному химическому анализу.

Ходж уходит.

Да не нюхай их и, главное, не давай их нюхать дворовой собаке.

Изи. Ха-ха!

Сэр Джиофри (в сторону). А это животное еще смеется: сочувствия к людям у него не больше, чем у камня. Гудинаф Изи, вы счастливый человек.

Изи. Счастливый? Да, вы правы, я был бы счастливым, даже если бы сидел только на воде и на хлебе.

Сэр Джиофри. И получили бы удовольствие, поджаривая хлеб на огне большого пожара, а воду набирали бы кувшином при наводнении. Оставим это, у меня большая забота. Вы ее поймете, ведь у вас тоже есть дочь, которую надо уберечь от зла. Некий человек, по имени Уилмот и величаемый "милордом", много раз приходил сюда. Он считает, будто спас мою… гм… Люси… от разбойников, когда она однажды возвращалась от вас домой. Мне кажется, что этот человек собирается ухаживать за ней.

Изи. Ей-богу, из всех тех подозрений, о которых вы здесь говорили, это единственное, пожалуй, похожее на правду. Я слышал кое-что о лорде Уилмоте. Софтхед утверждает, что он во всем этому лорду подражает. Софтхед — сын торговца! — слоняется по кофейням Уайта и Билля и обедает в обществе остряков и джентльменов! Проводит время с лордами! Подражает моде! Нет, я могу уважать человека, когда он совершает ошибки, но когда он кривляется, словно обезьяна, — это не по мне.

Сэр Джиофри. О! Вы так злы на Софтхеда, уж не завидуете ли вы ему? Человек и обезьяна — что за сравнение, в самом деле? Как может обезьяна раздражать человека? Ведь если к хвосту обезьяны привязать орденскую ленту, то она может привести в бешенство не человека, а лишь другую обезьяну, у которой этой ленты нет…

Изи (сердито). Я презираю ваши инсинуации! Не хотите ли вы сказать, что это я — обезьяна? Не буду хвалить себя, но, во всяком случае, я человек степенный, всеми уважаемый, трезвый…

Сэр Джиофри. Ого, трезвый! Я думаю, вы опьянели бы не хуже любого лорда, особенно если бы лорд угостил вас бутылочкой…

Изи. Но, но, но… Осторожней, не то вы окончательно разозлите меня.

Сэр Джиофри. Ну, не будем, прошу прощения, но мне показалось, что у вас есть какое-то необъяснимое почтение к титулу лорда.

Изи. Сэр, я уважаю Британскую конституцию и палату лордов как один из элементов этой конституции. Что же касается титула лорда, как такового, то я рассматриваю его как пустяковую приставку к имени! Она не может иметь никакого значения для независимого и разумного британца. Этим я как раз и отличаюсь от Софтхеда. Но если вы не хотите в зятья настоящего светского джентльмена, может быть, у вас есть виды на его копию?! Я убежден, что вы благоволите к Софтхеду.

Сэр Джиофри. Нет, у меня иные намерения.

Изи. Вот как? Какие же именно? Может быть, это ваш любимец, молодой Хардман? Кстати, я давно не встречал его здесь.

Входят Люси и Барбара.

Люси. Дорогой отец, простите, если мой приход обеспокоил вас, но я так хотела вас видеть…

Сэр Джиофри. Что случилось?

Люси. Ах, отец, разве это удивительно, что ваше дитя…

Сэр Джиофри (прерывая ее). Что случилось?

Люси. Ходж сказал мне, что прошлой ночью вы были встревожены воем собаки. Но было полнолуние, и собака выла на луну.

Сэр Джиофри (в сторону). Откуда она знает, что было полнолуние? Значит, она смотрела в окно…

Входит Ходж и объявляет о приходе лорда Уилмота и мистера Шедоули Софтхеда.

Уилмот! Мои подозрения подтверждаются: она действительно смотрела в окно. А все этот Шекспир со своей подстрекательской ерундой о Ромео и Джульетте.

Входят Уилмот и Софтхед.

Уилмот. Ваш покорный слуга, леди; ваш покорный слуга, сэр Джиофри. Я не мог отказать мистеру Софтхеду в его просьбе справиться о вашем здоровье.

Сэр Джиофри. Благодарю вас, ваша светлость. Но когда мое здоровье таково, что о нем следует справляться, я посылаю за врачом.

Уилмот. Неужели вы способны на такой более чем неосторожный, опасный шаг?!

Сэр Джиофри. Как? Как?!

Уилмот. Посылать за врачом, который заинтересован как раз в том, чтобы вы болели, разве это благоразумно?!

Сэр Джиофри (в сторону). А ведь это очень верно. Никогда не думал, что он рассудителен.

Сэр Джиофри и Изи удаляются в глубину сцены.

Уилмот. Вероятно, нет необходимости справляться о вашем здоровье, леди? Вечно юная Геба разделила между вами цвет своей юности. Мисс Барбара, прошу удостоить меня чести, которую королева оказывает даже самым скромным джентльменам. (Целует руку Барбары, уводит ее в сторону, как будто разговаривая с нею.)

Софтхед. Ах, мисс Люси, удостойте меня чести, которую… (В сторону.) Но она не держит своей руки так же, как Барбара.

Изи. Браво! Браво! Господин Софтхед, encore![25]

Софтхед. Браво! Encore! Я не понимаю вас, мистер Изи.

Изи. А ваши поклоны — они просто великолепны! Видно, что вы не забыли старого танцмейстера из Кривого переулка.

Софтхед (в сторону). Я человек постоянный, но я покажу этому увальню, что кроме его дочери в Лондоне существуют и другие люди. Dimidum meoe, как вы прекрасны, мистрис Люси! (Отходит с ней в сторону.)

Сэр Джиофри. Этот щеголь лорд куда внимательнее к Барбаре, чем раньше был к Люси.

Изи. Гм, гм, вы так думаете?

Сэр Джиофри. Я подозреваю, что он прослышал о вашем богатстве.

Подходят Уилмот и Барбара.

Барбара. Папа, лорд Уилмот умоляет, чтобы я его представила тебе.

Изи и Уилмот обмениваются поклонами. Уилмот предлагает Изи табакерку, тот сначала отказывается, потом принимает и громко чихает: он не привык нюхать табак.

Сэр Джиофри. Хе-хе, все совершенно ясно! Он титулованный охотник за богатством. По уши в долгу. (Уводит Уилмота в сторону.) Не правда ли, мисс Барбара хорошенькая девушка, а?!

Уилмот. Хорошенькая — это не то слово. Скажите лучше — красавица!

Сэр Джиофри. Хе-хе, ее отец даст за нею пятьдесят тысяч фунтов приданого.

Уилмот. Я просто благоговею перед британским купцом, который может дать за своей дочерью пятьдесят тысяч фунтов приданого! Какая у нее прелестная улыбка! (Беря под руку сэра Джиофри.) Сэр Джиофри, видите ли, я очень робкий… очень стеснительный человек, а мистер Изи следит за каждым словом, которое я говорю его дочери: мне так неловко! Не могли ли бы вы увести его из комнаты?

Сэр Джиофри. Нечего сказать, необыкновенно робкий человек! Просите выставить моего старого друга, чтобы вы могли ухаживать за его дочерью! (Отходит от него.)

Уилмот (Изи). Пожалуйста, мистер Изи! Мой двойник, вон там, мистер Софтхед, он такой стеснительный, такой робкий человек, а этот подозрительный сэр Джиофри следит за каждым словом, которое он говорит мистрис Люси, — это так неловко! Пожалуйста, уведите вашего друга из комнаты!

Изи. Ха-ха! Непременно, милорд. (В сторону.) Я понимаю, ему хочется остаться наедине с моей Барбарой. Что скажут на Ломбардной улице, когда она станет миледи? Я не удивлюсь, если они выдвинут мою кандидатуру в парламент. (Джиофри.) Пойдемте в соседнюю комнату, поделитесь со мной планами по поводу Люси.

Сэр Джиофри. Великолепно! По-видимому, вы хотите поощрить этого избалованного сатрапа! (В сторону.) Как ему нравится лорд и как лорду нравятся пятьдесят тысяч фунтов! Хе-хе.

Сэр Джиофри и Изи уходят.

Уилмот (подбегая к Люси и отталкивая Софтхеда). Возвращайтесь к своей подлинной привязанности. Объявляется перемирие и обмен пленницами. (Уводит Люси в сторону, она мрачна и сопротивляется.)

Барбара. Итак, мистер Софтхед, вы больше не будете разговаривать со мной? Светские джентльмены слишком скупы на слова, чтобы тратить их на старых друзей?

Софтхед. Гм!

Барбара. Вы уже успели позабыть и зимние вечера, которые обычно проводили у нашего камина? И ветки рождественской омелы, и игры в жмурки, и крепкий чай, который я вам готовила, когда у вас бывала мигрень? И то, что я не позволяла вам есть за ужином бенбери-кекс, так как знала, что после него вам становится плохо? По-моему, вы так почерствели, что можете есть бенбери-кекс хоть каждый вечер! И, уверяю вас, мне это теперь совершенно безразлично!

Софтхед. Как трогательны эти воспоминания о временах нашей юности! Ради удовлетворения своего тщеславия и ради славы человек жертвует часто даже большим счастьем… Барбара!

Барбара. Шедоули!

Софтхед. Какого бы высокого положения ни достиг человек в жизни и в какое чудовище его ни превратила бы мода…

Барбара. Чудовище?

Софтхед. Да, мы с Фредом оба чудовища! И все же, все же… все же… ей-богу, я люблю вас всем сердцем. В этом вся правда.

Подходят Уилмот и Люси.

Люси. Подруга моей исчезнувшей мамы… О! Дорогой лорд Уилмот, обязательно повидайте ее еще раз, расспросите, что она знает. Иногда мне так хочется говорить о маме, но отец избегает даже упоминать ее имя. Должно быть, он сильно ее любил!

Уилмот. Какая неподдельная искренность! В вас я нашел то, что искал всю жизнь: сочетание женственности и детской непосредственности. (Пытается взять Люси за руку.)

Люси мягким движением высвобождает её.

Если полное отречение от легкомыслия и всех безрассудств молодости, если самая прочная верность вам, несмотря на все случайности жизни, все опасности, все искушения…

Голос Хардмана за сценой.

Барбара. Тсс! Кто-то идет.

Уилмот. Переменить партнеров! Переменить руки! Мой ангел Барбара!

Входит Хардман.

Хардман. Лорд Уилмот? Здесь!

Уилмот (Барбаре). Как! И он знает сэра Джиофри?

Барбара. О да! Сэр Джиофри считает, что никто не может сравняться с Хардманом.

Уилмот. Вас хорошо здесь встречают, дорогой Хардман. По-видимому, вы здесь совершенно свой человек?

Xардман. Да, а вы?

Уилмот. Наше знакомство еще только началось. Сэр Джиофри — забавный человек, а я получаю удовольствие от общения со странными характерами. Кроме того, здесь есть и другие прелести. (Возвращается к Барбаре.)

Хардман (в сторону). Неужели это мой соперник! Хм, я слыхал от Дэвида Фоллена, что отец Уилмота на грани государственной измены! Этот секрет даст мне возможность держать в руках Уилмота. (Присоединяется к Люси.)

Уилмот (Барбаре). Так вот, я предлагаю вам договор. Вы поддержите мою выдумку?

Барбара. Конечно. А вы вылечите Софтхеда от пристрастия к моде и вернете его… в Сити.

Уилмот. Нет ничего легче, ибо в Сити живете вы и дарите это чудовище своим вниманием.

Барбара. Мы выросли вместе. У него такое нежное здоровье, я хотела бы заботиться о нем… Но боюсь, что уже слишком поздно: папа никогда не простит ему всех этих глупостей.

Уилмот. Но, по-моему, ваш папа очень добродушный человек. Вероятно, у него есть и другие стороны характера?

Барбара. О да! Папа очень независимый человек! И он презирает людей, которые не довольствуются своим положением в обществе и выставляют себя на посмешище, только бы подражать кому-нибудь.

Уилмот. Не беспокойтесь: как-нибудь я приглашу его пообедать, и за веселым стаканчиком он откроет мне сердце.

Барбара. Стаканчик вина? О, вы не знаете папу — это самый трезвый человек на свете. Если есть что-нибудь, от чего он свирепеет, так это — стаканчик вина…

Уилмот. Вот как! Неужели он никогда не бывает хоть немного… навеселе?

Барбара. Навеселе? И не рассчитывайте на это! Кроме того, он так трепещет перед сэром Джиофри, который задразнит его до смерти, если только узнает, что папа непоследователен в том… что касается…

Уилмот. В том, что может заставить его… быть навеселе. (В сторону.) Этих намеков мне достаточно. Eй-богу, вот если бы я смог хоть разок подпоить его. Попытаюсь… До свидания, милая Барбара, положитесь на усердие вашего верного союзника. Пожалуйста, скажите мистеру Изи, пусть заглянет в кофейню Билля, Я буду поджидать его там часа через два. Он повстречается там со многими друзьями из Сити, со всеми остряками и денди. Allons! Vive la joie! [26] Софтхед, нас ждет веселый вечерок!

Софтхед. Ах, то были приятные вечера, когда мы укладывались спать в половине одиннадцатого… Фью!

В то время как Хардман целует руку Люси, Уилмот весело целует руку Барбаре. Хардман наблюдает за Уилмотом с некоторой подозрительностью. Уилмот отвечает легкомысленным и беспечным взглядом. Люси и Барбара все понимают.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Кофейня Билля. Она расположена в глубине сцены. Различные группы посетителей кофейни. Некоторые сидят за столиками, отгороженными барьером, образующим как бы отдельные ложи, другие стоят у стойки. За одним из таких столиков сбоку сидит и что-то пишет Дэвид Фолле н.

Входит Изи и идет в глубину сцены, по дороге перебрасываясь фразами со знакомыми.

Изи. Здравствуйте… Вы не видали лорда Уилмота? Добрый день… Да, я редко здесь бываю, но сегодня я обещал моему близкому другу… лорду Уилмоту встретиться… Ваш покорный слуга, сэр! Ищу моего друга Уилмота. Он не пришел еще? Ха! Очаровательный молодой человек, этот Уилмот: законодатель моды, необыкновенно великодушный, но благоразумный. Я коротко с ним знаком.

Входит газетчик.

Газетчик. Последние новости! Чрезвычайные новости! Подозрения на якобитский заговор! Опасения министров! Увеличивается численность армии! Чрезвычайные новости!

Завсегдатаи кофейни окружают газетчика, берут газеты, образуют новые группы.

Входит Хардман.

Хардман. Я отослал письмо сэру Роберту Уолполу. Эта должность — он не может не дать ее мне: ведь это первая любезность, о которой я прошу его. Надежда улыбается мне; я в Ладу со всеми людьми. Теперь примемся за спасение отца Уилмота. (Подходит к столику Дэвида Фоллена, за которым тот пишет, и наклоняется, как будто застегивая пряжку. Фоллену.) Тсс, что бы вы ни узнали, запомните, никому ни слова, кроме меня. (Проходит в глубину сцены, его шумно приветствуют завсегдатаи кофейни.)

Входит лорд Лофтус.

Лофтус. Официант, я займу вот эту ложу. Дайте мне газету. Итак, "Слухи о якобитском заговоре"…

Входит герцог Мидлсекский.

Герцог. Дорогой милорд! Я пришел сюда по вашей просьбе. Но место, избранное вами для свидания, — не кажется ли оно вам странным?

Лофтус. Садитесь, прошу вас. Уверяю вас, что для нашей цели нет места более подходящего. Во-первых, здесь всегда так людно, что наше появление ни у кого не вызовет подозрений. Мы пришли в кофейню, где собираются люди разных партий и разного положения, чтобы, как и все, услышать новости. Во-вторых, мы едва ли сумели бы повидать нашего посредника где-нибудь в другом месте. Он памфлетист, тори. Во времена Вильгельма и Марии сидел из-за нас в тюрьме. Если нас с вами, всем известных тори, увидят здесь с ним, подумают, что мы обсуждаем какие-нибудь материалы для памфлета. Можно позвать нашего посредника?

Герцог. Конечно. Он рискует из-за нас своей жизнью, и его следует высоко наградить. Пусть сядет здесь с нами.

Лорд Лофтус подзывает Дэвида Фоллена, тот берет свой памфлет и подходит к ним.

Я уже где-то видел этого худощавого человека. Садитесь, сэр. Благородная опасность делает равными всех людей.

Фоллен. Нет, милорд. Я вас не знаю. Я имею дело с лордом. (В сторону.) Я никогда не сидел в его передней.

Герцог. Силы небесные! Это пугало отклоняет знакомство со мной! Каково! (Ошеломлен и удивлен.)

Лофтус. Имейте в виду, герцог, Мы говорим на условном жаргоне: посланец обозначается словом "памфлет". (Громко, Фоллену.) Итак, мистер Фоллен, когда же будет готов памфлет?

Фоллен (громко). Завтра, милорд, ровно в час.

Герцог (все еще сбитый с толку). Я не понимаю…

Лофтус. Ш-ш-ш! Поймите, Уолпол смеется над памфлетами, но посланцев он вешает. (Громко.) Завтра, а не сегодня! Ну что ж, будет больше времени для…

Фоллен. Для подписчиков. Благодарю вас, милорд. (Шепотом.) Где же посланец встретится с вами?

Лофтус. Позади нового дома герцога. Там тихо и безлюдно…

Фоллен (шепотом). У старой мельницы возле Темзы? Я знаю эту мельницу. Посланец будет там. Пароль "Марстон Мур". Никаких переговоров не должно быть. Но кто принесет пакет? Ведь это первый опасный шаг!

Герцог (вдруг подымаясь, с достоинством). Значит, сэр, этот опасный шаг должен сделать я, по праву происхождения.

Фоллен (громко). Я приму к сведению все предложения вашей милости: они великолепны и несомненно встревожат это подлое правительство. Премного благодарен, ваше сиятельство. (Возвращается к своему столу и начинает снова писать.)

В кофейне группы оживленно шепчутся. Джекобс Тонсон выходит вперед.

Изи. Этот Дэвид Фоллен — ядовитый писака! Я готов поклясться, что его новый клеветнический памфлет будет таким же злым, как и предыдущий.

Тонсон. Памфлет — горький, как желчь, сэр, горжусь, что могу это вам сказать. Ваш слуга, Джекобс Тонсон, книгопродавец, к вашим услугам. За этот памфлет я внес один фунт аванса.

Герцог. Я увижусь с вами завтра в парке точно в четверть второго. Теперь мы можем уйти. Силы небесные, он сошел с ума: собирается выйти раньше меня!

Лофтус (отступая от двери). Я последую за вами, герцог.

Герцог. Дорогой друг, если вы настаиваете на этом…

Уходят раскланиваясь.

Хардман. Позвольте предложить вам стакан вина, мистер Фоллен. (В сторону.) Ну?..

Официант ставит на его стол вино и т. д. Фоллен, продолжая писать, подвигает к нему бумагу.

(Читает.) "Завтра в час… у старой мельницы… около Темзы… Марстон Мур…". Герцог собственной персоной… Так! Мы должны спасти этих людей… Я зайду за вами утром, и мы сговоримся, как это сделать.

Фоллен. Да, спасем, не допустим уничтожения этих энтузиастов. Пусть меня называют наймитом, я готов примириться с этим, — но не палачом!

Хардман. Вы служите одновременно и вигам и якобитам. Вы равнодушны и к тем и к другим?

Фоллен. Ах, вы, иронизирующий политик! Ни тем, ни другим не было до меня никакого дела! Я вступил в жизнь, посвятив душу и сердце трону Стюартов и славе Литературы. Я смотрел на то и другое глазами поэта. Отец не оставил мне никакого наследства, кроме учености и лояльности. Карл Второй хвалил мои стихи, а я голодал. Яков Второй восхвалял мою прозу, а я продолжал голодать. Наконец, царствование короля Вильгельма— я провел его в тюрьме!

Хардман. Зато правительство Анны было благосклонно к писателям?

Фоллен. Да, и назначило бы мне пенсию, если бы я оклеветал прошлое и писал оды королеве, которая лишила трона собственного отца… Тогда я еще не освободился от иллюзий, я отказался. Это было много лет назад. И хоть я голодал, зато у меня была слава. Сейчас у меня появились враги пострашнее — мои товарищи по перу. Что такое слава, как не мода? Но достаточно остроты низкопробного писаки с Грэб-стрит или стихотворной цитаты из молодого Попа, и десяток заурядных тружеников, подобных мне, лишится последнего утешения. Время и голод укрощают все. Сам я, пожалуй, продолжал бы голодать, но у меня шестеро детей — и они должны жить!

Хардман (в сторону). Этот человек талантлив. Он мог бы стать украшением своей эпохи. (Фоллену.) Вы меня поставили в тупик. Но сэр Роберт Уолпол?

Фоллен. Сэр Роберт презирает литературу — и я отрекся от нее. Зато пишу клеветнические памфлеты. Он оплачивает услуги такого рода; ну что ж — я служу ему. Оставьте меня, идите!

Хардман (подымаясь). Он не так плох, как кажется, — вот еще одна сторона характера.

Входит официант с письмом для Хардмана.

(В сторону.) От Уолпола! Ну, наконец! Здесь моя судьба, моя любовь, мое состояние!

Изи (заглядывая через плечо Хардмана). Он получил письмо от премьер-министра с отметкой "лично" и "секретно". (С большим волнением.) В самом деле, он настоящая умница.

Посетители кофейни проявляют полную готовность согласиться и живейшее восхищение.

Хардман (выходя на авансцену и читая письмо). "Мой дорогой Хардман. Чрезвычайно сожалею: должность, о которой идет речь, весьма необходима, чтобы успокоить некоторых дворян, которые могут быть очень опасны [27]. В другой раз вам больше повезет. Вполне сознаю ценность вашей службы. Роберт Уолпол". Отказал! Ну пусть пеняет на себя! Я… Я… Увы! Он необходим моей стране, и я бессилен против него. (Садится.)

Входят Уилмот и Софтхед.

Уилмот. Официант! Отдельный кабинет — стол накрыть на шесть персон, через час обед[28]! Да, официант, передайте мистеру Тонсону, чтобы он пока не уходил. Сегодня, Софтхед, мы устроим оргию, достойную дней короля Карла Второго. Позвольте, Софтхед, представить вас нашим веселым собутыльникам. Вот мой друг, лорд Стронгбоу, самый большой любитель выпить во всей Англии; сэр Джон Бруин, лучший боксер Англии, победил Фигга, он скандалист, но человек приятный; полковник Флинт, самый светский джентльмен Англии, один из лучших фехтовальщиков. Он кроток, как ягненок, но не выносит возражений. Неумолим в вопросах чести. Что же касается шестого… А, мистер Изи! Я его позвал ради вас. Изи, вашу руку! Так приятно, что вы пришли. Пообедайте с нами — для вас я отказался от пяти приглашений. Пожалуйста, sans cérémonie[29].

Изи. Ну что вы, право, милорд, я человек простой, никогда не пью, мне здесь не место…

Уилмот. Если это все, что вас беспокоит, то вам нечего бояться. Побудьте с нами, и мы сделаем из вас совсем другого человека, Изи!

Изи. Какая пленительная фамильярность! Ну что же, я не могу сопротивляться вашей светлости. (Важной поступью идет в глубину сцены, разговаривая со своими знакомыми.) Да, мой друг Уилмот, лорд Уилмот, просит меня пообедать с ним. Приятный человек, мой друг Уилмот. Сегодня мы обедаем вместе.

Софтхед отходит в глубину сцены с другими приглашенными, пытаясь при этом ускользнуть от сэра Джона Бруина — боксера. Полковник Флинт, фехтовальщик с покровительственным видом присоединяется к Изи.

Уилмот (в сторону). Теперь пора услужить дорогому герцогу. (Тонсону.) Вы еще не завладели мемуарами покойного представителя высшего света?

Тонсон. Нет еще, милорд. Я пытался, но это нелегко. (Вытирает лоб.) К счастью, человек, который ими владеет, очень беден! Это один из моих авторов.

Уилмот (в стерону). Его глаз направлен вон на того человека, похожего на призрак. (Тонсону.) Вот тот, вероятно, и есть один из ваших авторов, мистер Тонсон? Он выглядит таким тощим?

Тонсон. Гм, это он и есть! В свое время он Наделал много шуму, этот Дэвид Фоллен.

Уилмот. Дэвид Фоллен! Его книги заставили меня полюбить чтение, когда я был еще школьником. Благодаря ему чтение стало для меня удовольствием, а не скучным уроком. О, как многим я ему обязан! (Низко кланяется мистеру Фоллену.)

Тонсон. Милорд так низко кланяется?! О, если ваша милость знает мистера Фоллена, скажите ему, чтобы он не упорствовал. За мемуары я заплатил бы ему огромные деньги! Честное слово, я дал бы ему двести гиней! (Шепотом.) Скандальная история, милорд, — книгу расхватают. Послушайте, мистер Хардман, я видел, вы разговаривали с беднягой Дэвидом. Не могли ли бы вы помочь мне в одном деле? (Шепотом.) Личные мемуары лорда Генри де Моубрей! Они в руках Фоллена, но он отказывается их продать. Любовные похождения — лакомый кусочек для публики. Я сам только заглянул в них. А какая там исповедь о красавице леди Морленд!..

Хардман. К черту леди Морленд!

Тонсон. В мемуарах он разоблачает собственного брата. Там якобитские секреты семьи! Вы представляете, какой это козырь для вигов?!

Хардман. К черту вигов! Какое мне до них дело?

Уилмот. Я позабочусь об этом, Тонсон. Дайте мне только адрес мистера Фоллена.

Тонсон. Но будьте осмотрительны, милорд: если негодяй Керлл пронюхает про это дело, он перебежит мне дорогу, злодей!

Уилмот (в сторону). Керлл? Я так ловко имитировал Керлла, что даже сам Поп был обманут и, задыхаясь от гнева, выгнал меня из комнаты. О, в таком случае они у меня в руках! Мистер Керлл утром навестит Фоллена и перебьет мемуары у Тонсона. (Тонсону.) Благодарю вас, сэр. (Берет адрес.) Вы не в духе, Хардман? Разрешаете какие-нибудь проблемы политической этики? Вы отворачиваетесь, не хотите поделиться со мной своими неприятностями. Ведь только сегодня утром я просил вас о любезности. Это дает мне право на ваше доверие; любезность теряет ценность, когда исходит не от друга!

Хардман. Вы очаровали, вы покорили меня, я по-нял теперь, как необходимо человеку сочувствие другого. Вашу руку, Уилмот! Это тайна: я тоже осмелился полюбить. Она богаче меня, может быть, и более высокого происхождения. Но свободное государство может возвысить тех, кто ему служит, до уровня дворян. Такого рода должность вакантна в казначействе. Я честно служил министру, так говорят люди. Поэтому без стыда я попросил у него этот дар: он мне законно причитался. Но Уолпол отдает эту должность не в качестве награды за усердие, а как взятку тем, в ком он сомневается. Вот, посмотрите. (Даёт письмо.) "Необходимо успокоить некоторых дворян". Ох, и трутни любят мед!

Уилмот (читая и возвращая письмо). Если бы вы получили эту должность, вам удалось бы завоевать любимую?

Хардман. По меньшей мере это придало бы мне смелости просить ее руки. Ну, да ладно, это мне урок. Но у вас-то другое дело, благородный Уилмот, вы богаты и знатны, неужели и вы боитесь получить отказ от той, которую любите?!

Уилмот. Представьте, то, что вы считаете моими достоинствами, отец той, которая мне нравится, считает недостатками.

Хардман. Вы ошибаетесь: я знаю этого человека гораздо лучше, чем вы. Поверьте, уже теперь он смотрит на вас так любовно, будто на корону, которая должна украсить экипаж миледи, его дочери.

Уилмот. Смотрит на меня? Где он?

Хардман. Да вот там, ха! Разве это не мистер Изи, чью дочь…

Уилмот. Мистер Изи?! И вы поверили нашему розыгрышу! Так слушайте же — секрет за секрет: ту, которую я люблю, зовут Люси Торнсайд!

Хардман. Вы… вы ошеломили меня!

Уилмот. Как деспотична любовь: даже думать не позволяет нам ни о чем, что находится за пределами ее власти! При входе мне сказали, что мой отец был здесь. Вы его видели?

Хардман. Да.

Уилмот. И разговаривали с ним?

Хардман. Нет, я сделал больше — я принял меры предосторожности. Сейчас я должен вас оставить, завтра днем вы будете знать все. (В сторону.) Жизнь вашего отца вот в этих руках — плата за его выкуп то, что я пожелаю спросить. Вот счастье! Я снова обрел себя! Каким надо было быть дураком, чтобы подумать, что мужчина может быть мне другом. Какое счастье! Я рожден для раздоров и борьбы, только в борьбе с врагами изощряется моя изобретательность! Теперь я знаю соперника, которого должен одолеть, а это уже половина победы. (Фоллену.) Не забудьте прислать посланца в час, больше ничего не предпринимайте до встречи со мной. (Уилмоту.) Еще раз жму вашу руку. Сегодня я ваш посол. (В сторону.) А завтра — ваш хозяин. (Собирает бумаги и уходит.) Уилмот. Вот самый верный друг из всех, живших со времен Дамона и Финтия. Я буду зверем, если не отплачу ему услугой за услугу. Потерять любимую женщину из-за какой-то жалкой должности. Боже мой! Нужно что-нибудь придумать! Вот они, разные стороны человеческого характера… Мне кажется, есть более верный путь, чем у Хардмана. Ха-ха, это превосходно! Мой Мурильо! Я не продамся, но премьер-министра подкуплю! Друзья, прошу меня простить, у меня срочное дело! Я вернусь к обеду. Кабинет приготовлен. Официант, проводите джентльменов. У Хардмана будет и должность и жена! А я подкуплю архивзяточника! Человек, мою карету! Ха-ха, подкуплю премьер-министра! Никогда еще не было такого ловкача, как я, когда дело шло о преступлении и дерзости. (Уходит.)

Полковник Флинт. Вашу руку, мистер Софтхед. Софтхед. И Фред оставил меня в лапах этого тигра!

Уходят.

Библиотека в доме сэра Джиофри. Входит сэр Джиофри.

Сэр Джиофри. Меня выслеживают! Меня преследуют! Я выхожу на прогулку, ничего не подозревая, а вслед за мной кто-то крадется, бесшумно, как кошка. Я оборачиваюсь — ни души… Иду дальше — тип, топ — опять бесшумный кошачий шаг. Снова оборачиваюсь, и вдруг! Темная фигура, как призрак, вся закутанная и в маске, на мгновение показывается и тут же исчезает. Уф! Против меня что-то замышляют. У меня нет больше сил бороться. (Опускается в кресло.)

Входит Люси.

Кто там?

Люси. Ваше дитя, мой дорогой отец.

Сэр Джиофри. Дитя! Что тебе надо?

Люси. Ах, отец! Поговорите со мной ласково, мне так необходима сейчас ваша сердечность.

Сэр Джиофри. Сердечность?.. Я подозреваю, что от меня хотят чего-то добиться! Как она плачет! Что тебя беспокоит, моя бедняжка?

Люси. Вы так добры, что я осмеливаюсь рассказать вам. Я сидела одна и думала: отец постоянно мне не доверяет… не доверяет всем…

Сэр Джиофри. Ну и что же?

Люси. Однако по натуре — он великодушен. Так не могло быть всегда. Возможно, когда-то его обманула та, которую он любил. Но его Люси никогда его не обманет… Я поднялась и прислушалась к вашим шагам. Я услыхала их… и вот я здесь… здесь, на вашей груди, отец мой!

Сэр Джиофри. Никогда не обманешь меня… это хорошо… хорошо… Ну продолжай, моя милая, продолжай. (В сторону.) Если бы в конце концов она была действительно моей дочерью!

Люси. Есть один человек, он недавно приходил сюда, кажется, он вызвал ваше неудовольствие; этот человек хотел, чтобы вы поверили, будто он приходит сюда не из-за меня, а из-за моей подруги. На самом деле это не так, отец; он приходит только из-за меня. Так пусть он больше не является сюда, пусть я больше никогда не увижу его, так как… так… как… я чувствую — его присутствие может сделать меня такой счастливой… а это огорчит вас, о мой отец!

В окне появляется фигура в маске, она наблюдает за происходящим.

Сэр Джиофри (в сторону). Должно быть, она действительно мое дитя! Благослови ее бог! (Люси.) Я никогда не буду больше сомневаться в тебе. Я откушу себе язык, если он скажет какое-нибудь грубое слово. Я вовсе нс так плох, как это может показаться. Огорчит ли это меня?.. Да, это разобьет мне сердце. Ты не знаешь этих легкомысленных придворных… а я их знаю! Ну… ну… ну… не плачь… чем мне утешить ее?

Люси. Сказать?.. Разрешите мне поговорить с вами о моей матери?

Сэр Джиофри (отпрянув). Ах!

Люси. Не утешит ли вас, если вы узнаете, что ее подруга была в Лондоне и…

Сэр Джиофри (поднимается, он весь преобразился). Я запрещаю тебе говорить о твоей матери… она обесчестила меня…

Маска (взволнованным голосом). Это ложь! (Исчезает.)

Сэр Джиофри (вздрагивает). Это ты сказала "ложь"?

Люси (рыдая). Нет… Нет… это сказало мое сердце!

Сэр Джиофри. Странно. Может быть, все это мне представилось?

Люси. Ах, отец, отец! Как жаль мне будет вас, если вы убедитесь, что ваши подозрения ошибочны. И снова я говорю… потому что чувствую… чувствую сердцем женщины… что мать ребенка, который так любит и чтит вас, ни в чем не виновна.

Голос Хардмана (за сценой). Сэр Джиофри дома?

Люси вскакивает и уходит. Сумерки. Во время предшествовавшего диалога на сцене постепенно стемнело. Входит Хардман.

Хардман. Сэр Джиофри! Вы были обмануты… Лорд Уилмот и не помышляет о дочери мистера Изи.

Сэр Джиофри. Я знаю… Люси рассказала мне все и умоляла меня запретить ему появляться здесь снова.

Хардман (радостно). Она умоляла вас об этом?! Значит она не любит этого лорда Уилмота? Но все же будьте с ним начеку. Вы помните искусство обмана — письма, посредничество, шпионаж!

Сэр Джиофри. "Искусство обмана!" "Шпионаж!" А что если Изи был все-таки прав?! Если цветы, брошенные в окно, слежка из дома в переулке и замаскированная фигура, следовавшая за мной, — если все это говорит о злоумышлении против одной Люси…

Хардман. Цветы, брошенные в окно? За вами следили? Замаскированная фигура следовала за вами? Еще один вопрос: и все это с тех пор, как лорд Уилмот познакомился с Люси?

Сэр Джиофри. Да, да, разумеется. Каким же я был слепцом!

В окне снова появляется фигура в маске.

Хардман. Вот! Посмотрите гуда! Позвольте мне выяснить эту тайну.

Фигура в маске исчезает.

Если за ней скрывается интрига лорда Уилмота против чести вашей дочери, не ваша шпага потребуется, чтобы защитить ее. (Прыгает в окно.)

Сэр Джиофри. Что он хочет этим сказать? Потребуется не моя шпага? Надеюсь, что он имеет в виду не свою собственную? Если он так думает, я от него отрекусь. Я сам не трус и не позволю другим рисковать жизнью из-за своих ссор. Я служил волонтером в армии Мальборо при Бленгейме. И шел в наступление, не взирая на пушки! Каковы бы ни были мои заблуждения, никто не назовет меня трусом. (Вздрагивает.) Господи помилуй! Что это? Мне что-то послышалось… Я весь дрожу! И сам дьявол не был бы смелым, если бы его окружали отравители… преследовали призраки, и их безобразные черные лица заглядывали бы в окно!.. Ходж! Иди сюда, закрой ставни на засов, запри дверь, спусти дворовую собаку. Ходж, Ходж! Куда девался этот негодяй?! (Уходит.)

Улица в перспективе, к ней примыкает другая — Мертвый переулок. На углу большой старомодный мрачный дом с дверью, выходящей на сцену. Над дверью в стену вделан герб "Короны и крепости". Появляется женщина в маске… останавливается, оглядывается, и скрывается за дверью. Темно… Свет потушен.

Входит Хардман.

Хардман. Ого! Она входит в этот дом. Я набрел на след! Найти только какой-нибудь предлог, чтобы зай-ти сюда завтра, и я быстро распугаю этот клубок. (Уходит.)

Изи (поет за сценой).

Входит Изи вместе с лордом Уилмотом и Софтхедом. Его одежда в беспорядке, во рту трубка, он пьян, шумен, весел, говорлив и лирически настроен. Софтхед — тоже пьяный, но жалкий, полный раскаяния, плаксивый. Уилмот трезв, но притворяется пьяным.

Изи (поет).

Уилмот. Ха-ха! Я похож на Бахуса, между Силеном и его… ослом!

Изи. Уилмот, вы веселый, добрый малый, и я отдам вам свою Барбару.

Софтхед (рыдая). Увы, увы! Я обманут в самых нежных своих чувствах.

Уилмот. Мой дорогой мистер Изи, ведь я говорил вам, что уже обручен.

Изи. Уже обручен! Это дьявольски некрасиво! Но я гляжу на вас сейчас, и вы кажетесь мне двойным: а если вы двойной, значит вы не один. Верно! Но тогда почему же один из вас не может жениться на моей Барбаре?! Ах да, тогда это было бы двоеженством? Но мне все равно, вы добрый малый!

Уилмот. Ничуть! Вы ошибаетесь, мистер Изи. Но если вы действительно хотите иметь своим зятем доброго малого, то… вот он!

Софтхед (снова принимается рыдать). Увы! Увы! Увы!

Изи. К черту лорда! Что такое лорд? Я сам почтенный и независимый британец… Софтхед, дайте нам вашу руку: вы добрый малый, и Барбара будет принадлежать именно вам!

Софтхед. Увы! Я не добрый малый, я грешное, злое, несчастное чудовище! Увы! Увы!

Изи. Что это значит "чудовище"? Мне нравится чудовище! Моя дочь не будет просить дворянской милости. Вы славный, хороший малый, а ваш отец — член городской управы. На выборах он получил очень много голосов. Я стою за Сити, а Барбара непременно будет принадлежать вам.

Софтхед. Я не стою ее, мистер Изи, я не стою этого ангела! Я не славный и не хороший. Лорды и франты развратили меня. Увы, меня нужно повесить.

Караульный (за сценой). Половина девятого!

Уилмот. Идемте, джентльмены, иначе нас застанет стража!

Изи (поет).

Входит караульный.

Караульный. Половина девятого! Проходите, проходите!

Изи. Порядок, порядок! Мистер Шут, джентльмены! Вот он неизвестный, нарушающий гармонию вечера. Я сейчас разделаюсь с ним. (Выхватывает трещотку у караульного.) Ну, держитесь, господин Половина девятого собственной персоной! Пойте, сэр, я мигом сшибу вас с ног!

Караульный. Помогите, помогите! Стража, стража!

Крики за сценой: "Стража!"

Софтхед. Послушайте! Блюстители порядка! Моя злосчастная карьера приходит к концу.

Изи (сел верхом на шею караульного, убежден, что остальная часть караульного — это стол). Мистер Шут и джентльмены! Предлагаю тост… Однако, что случилось со столом? Он ходит ходуном… Стол пьян! Прикажите принести стул… да, вы стол, вы!.. (Наносит караульному удар трещоткой.) Наполните свои стаканы… Небывалый тост. За процветание лондонского Сити… девятью девять раз… гип… гип… ура! (Машет трещоткой над головой, она производит страшный шум. С удивлением.) Послушайте, почему молоток председателя пьян, как стол!

Входит стража с палками, гремя трещотками.

Уилмот (увлекает Софтхеда в угол сцены). Придержите язык… Здесь они нас не увидят!

Караульный (освобождаясь). Убийство… убийство… Вот этот человек!.. Это самый отъявленный злодей.

Изи расстроен тем, что караульному удалось освободиться. После неудачных попыток увести Изи, ночные стражи взваливают его себе на плечи.

Изи. Я избран в члены городского совета! Граждане и избиратели, выражаю вам сердечную благодарность за выдвижение меня на пост члена столичного муниципалитета. Эй, вы там, осторожнее!.. Это самый торжественный день в моей жизни… В том и состоит величие Британской конституции, что такой простой и трезвый человек, как я, может возвыситься до почестей, воздаваемых высокопоставленным лицам! Да здравствует Британская конституция! Гип… гип… ура!

Размахивающего трещоткой Изи уносят. Софтхед продолжает плакать в невыразимом горе.

Уилмот (выступая вперед). Ха-ха-ха! Прирожденный британец возведен в члены городского совета! Человек строгих правил по части "веселого стаканчика" выбрал себе зятя спьяна. Ей-богу, он повторит свой выбор, когда протрезвится. Поднимайтесь, как вы себя чувствуете?

Софтхед. Чувствуете? Да я погиб!

Уилмот. Клянусь, я никогда не встречал более мрачного человека! Мы, по-видимому, находимся рядом с домом сэра Джиофри! Надо же было случиться, чтоб я привел их именно сюда, в Мертвый переулок, по пути к моему мрачному свиданию! Что за наказание, где оно может быть — это место свидания? Не здесь ли? Похоже на то! Как же мне теперь избавиться от Софтхеда?.. Ха-ха! Придумал! Софтхед, проснитесь! Наступила ночь… время, когда чудовища нападают на свои жертвы. Попробую приподнять вуаль над тайнами Лондона. Вот этот дом в Мертвом переулке.

Софтхед. Мертвый переулок! У меня проступил холодный пот!

Уилмот. В этом доме… под старинным гербом "Короны и крепости" творятся такие ужасы, что волосы становятся дыбом! Приключение опасное, но необычайно захватывающее. В это обиталище, в котором женщины гибнут, едва только осмеливаются в него войти, а мужчинам, когда они пытаются из него выйти, уготован страшный конец — в это обиталище мы вступим и будем созерцать, подобно Макбету, "деяния, не имеющие названия".

Из дверей дома в Мертвом переулке выходит фигура в маске и подходит к Уилмоту, который все еще держит Софтхеда.

Софтхед. Э, нет, нет, нет! Я не согласен созерцать деяния, не имеющие названия. Я не вступлю в обиталище мертвых! (Заметив фигуру в маске.) Смотрите! Правда, темная вуаль! Тайны Лондона! Прочь, ужасное видение! (Вырывается из рук Уилмота, который отпускает его, увидев фигуру в маске.) Нет, нет! Я пойду домой к своей маме. (Уходит.)

Маска манит Уилмота, он направляется к ней, и оба скрываются в доме.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Библиотека в доме сэра Джиофри. Хардман и сэр Джиофри.

Сэр Джиофри. Да! Я заметил, что вы неравнодушны к Люси. Но, прежде чем обнадежить или разочаровать вас, я бы хотел побольше узнать о вас… о вашем происхождении, состоянии, жизни в прошлом. Конечно, вы сын джентльмена? (В сторону.) Теперь все зависит от того, будет ли он лгать или говорить правду — я либо разоблачу его как лжеца, либо в качестве награды отдам ему Люси… Он смотрит в сторону. Он будет лгать!

Хардман. Сэр, хотя я рискую своими надеждами, я буду говорить горькую правду. "Сын джентльмена"! Вероятно, нет. Мое детство протекало в доме фермера. Дети, с которыми я играл, говорили, что я сирота. Потом, не знаю как, я оказался в страшном, грубом мире, который называют школой. "Вы талантливы, — сказал мне учитель, — но ленивы, а права быть беспечным у вас нет, вы должны сами пробивать себе дорогу в жизни; вас определили сюда из милости".

Сэр Джиофри. Из милости! Ну, старый дурень ошибался!

Хардман. Я перестал бездельничать… Сделался первым в школе. Затем решил больше не быть учеником из милости. В шестнадцать лет я сбежал и сделал своим девизом слова учителя — "Вы должны пробить себе дорогу в жизни". А надежда и гордость нашептывали: "Ты пробьешь ее!"

Сэр Джиофри. Бедняга! Ну и что же потом?

Хардман. Восемь лет скитаний, приключений, трудностей и испытаний. Мне часто не усватало хлеба… но мужество никогда не оставляло меня… К концу этих лет я возвысился… до чего же? До должности клерка в адвокатской конторе в Норфольке.

Сэр Джиофри (в сторону). Мой собственный адвокат, там я впервые напал на его след.

Хардман. В городе разгорались политические страсти. Политическая деятельность стала привлекать и меня. Я стал выступать в ораторском клубе. Тщеславие толкало меня вверх… и оно вылилось в решение сделаться писателем. С десятью фунтами в кармане и с произведением на тему "О положении нации" я поехал в Лондон. Моя книга хорошо раскупалась. Издатель заплатил мне четыреста фунтов. "Громадное состояние", — сказал он мне, — можно заработать на акциях компании Южного моря. Рискните своими сотнями… я пришлю вам маклера".

Сэр Джиофри. Хе-хе! Надеюсь, этот маклер был из умных?

Хардман. Безусловно: через две недели он сказал мне: "Ваши сотни превратились в тысячи. За эти деньги я могу приобрести для вас ежегодную земельную ренту, вполне достаточную для того, чтобы вы могли сделаться кандидатом в члены парламента". Эта мысль зажгла меня. Я купил ренту. Теперь вы осведомлены о моем состоянии и о том, как я приобрел его.

Сэр Джиофри (в сторону). Хе-хе! Надо рассказать об этом Изи: какое он получит удовольствие!

Хардман. Спустя некоторое время в политической кофейне какой-то человек отозвал Меня в сторону. "Сэр, — сказал он, — вы мистер Хардман, который написал известную книгу "Положение нации". Не согласитесь ли вы вступить в парламент? Нам нужен человек, подобный вам, в качестве кандидата от нашего округа. Мы освободим нас от избирательных издержек: ни одного шиллинга на взятки".

Сэр Джиофри. Хе-хе! Чудесно! Ни одного шиллинга на взятки.

Хардман. Человек этот сдержал слово, и я сделался членом парламента — без друзей и без опыта. Я выступал — надо мной смеялись. Выступал снова — и меня стали слушать. Часто терпел поражение. И наконец одержал победу. Вчера, заканчивая этот рассказ, я должен был бы сказать, опустив глаза: "Можете ли вы отдать свое дитя человеку, чье происхождение более чем сомнительно, а состояние столь незначительно?" Домогаясь руки вашей наследницы, я написал сэру Роберту, прося его о только что освободившейся должности. Ее занимал человек, получивший повышение, — он был возведен в звание пэра. Сэр Роберт отказал.

Сэр Джиофри. Так и следовало ожидать. (В сторону.) Не слишком ли он опрометчивый и самонадеянный человек.

Хардман. Однако сегодня этот отказ взяли обратно, и теперь должность моя!

Сэр Джиофри (с удивлением, в сторону). Ха! Я. во всяком случае, ничего не сделал для этого!

Хардман. Сейчас я стал одним из тех… конечно, не самых высокопоставленных… но все же одним из Членов правительства, через которых ее величество Англия осуществляет свои законы. Поэтому я говорю вам откровенно, как сказал бы первому пэру королевства… Я не обладаю обширными владениями и не имею старинной родословной. Но один, без друзей, вопреки судьбе, я пробил себе дорогу. Разве это не стоит вашей родословной? Моя страна доверила своему новому слуге управление. Если же она чтит его — он равен всем.

Сэр Джиофри. Смелый малый, вашу руку. Получите согласие Люси, и я дам вам свое. Не благодарите меня! Но послушайте: я рассказал вам свою мрачную историю… эти цветы не от Уилмота. Я еще раз исследовал их… Букеты составлены так же, как были составлены те, которые я имел глупость посылать своей будущей жене в дни, когда еще за ней ухаживал, жене, которая впоследствии мне изменила…

Хардман. Почему вы так уверены в ее измене? Ведь нет никаких доказательств, кроме хвастовства какого-то распутника…

Сэр Джиофри. Который был моим близким другом многие годы… так что… О пытка! Меня преследуют сомнения, является ли моя наследница моей дочерью. И это-му злодею, как признался один из моих слуг, моя жена тайно послала письмо в тот самый день, когда в кофейне я вырвал из его уст слова насмешки и хвастовства. О, он всегда был остряком и насмешником… возможно, эти цветы от него с целью оскорбить меня. Он разыскал человека, которого раньше обесчестил, даже несмотря на то, что тот переменил имя.

Хардман. Вы переменили имя в связи с получением наследства. Вы не назвали мне имени, которое носили раньше.

Сэр Джиофри. Морланд.

Хардман. Морланд… а соблазнителя?

Сэр Джиофри. Лорд Генри де Моубрей…

Хардман. Безнравственный брат герцога Мидлсекского! Он умер несколько месяцев тому назад.

Сэр Джиофри (опускаясь в кресло). Тоже умер! Умерли оба!

Хардман (в сторону). Тонсон упоминал о мемуарах лорда Генри… Его признание о невиновности леди Морленд находится в руках Фоллена… Я сейчас же пойду к Фоллену. (Громко.) Вы подали мне новую мысль. Я разузнаю все… Когда я могу снова увидеть вас?

Сэр Джиофри. Я иду к Изи… Я пробуду у него все утро. Но не забудьте Люси… мы должны спасти ее от Уилмота.

Хардман. Не бойтесь больше Уилмота… Сегодня же он откажется от своего сватовства. (Уходит.)

Сэр Джиофри. Ну, ну… Ходж!

Входит Ходж.

Ходж, возьми свою шляпу и дубинку… проводи меня в Сити. (В сторону.) Она будет счастлива с Хардманом. Ах! Если бы только она оказалась моей дочерью!

Сэр Джиофри и Ходж уходят.

Мансарда Дэвида Фоллена. Сцена напоминает картину Хогарта "Поэт в нужде".

Фоллен (открывая окно). Утренний воздух так свеж! Как приятен хоть минутный отдых от тяжкого труда. Еще одна строка моего завещания родине! Ах! Это описание, даже незаконченное, оно так хорошо, так хорошо!

Входит Пэдди.

Пэдди. Простите, сэр, долг молочнице!

Фоллен. Постой… постой…

Молочнице? Ей обязательно надо заплатить, иначе дети… Я… я… (Ощупывает карманы, затем осматривает стол.) Вон на кровати еще одно одеяло: заложите его.

Пэдди. Что вы?! Разве можно быть таким неблагодарным к своему старому другу, одеялу?! Тут вот мистер Тонсон, великий книготорговец, однажды сказал мне так: "Пэдди, я дам тебе двести золотых гиней за бумаги, которые лежат у мистера Фоллена в столе".

Фоллен. Идите, идите!

Раздается стук.

Пэдди. Ах ты, господи! Кто ж это в такую рань колотит в дверь! (Уходит.)

Фоллен. О эти проклятые мемуары! Мои собственные труды еле спасают меня от голода, а гнусные каракули этого распутника сделали бы меня богачом. Небо, поддержи меня! Меня подвергают искушению!

Входят Пэдди и Уилмот, переодетый Эдмундом Керллем.

Пэдди. Осторожнее, сэр, пригните голову, сэр! Это не кредитор, сэр. Это мистер Керлл, говорит, что пришел перебить рукопись у мистера Тонсона, сэр.

Фоллен. Идите сейчас же. Заложите одеяло. Я хочу быть уверенным, что мои дети сыты.

Пэдди уходит.

Что вам угодно, сэр?

Уилмот (вынимая носовой платок и всхлипывая). Мой дорогой мистер Фоллен, не сочтите за обиду… я так сочувствую страданиям гения. Хоть я и книготорговец, но у меня есть сердце… Я пришел купить…

Фоллен. Правда? Эту поэму? Она почти закончена… двенадцать книг… труд двадцати лет… двадцать четыре тысячи строк! И за них дают — десять фунтов, мистер Керлл, десять фунтов?!

Уилмот. Цена "Потерянного рая"… В наше время за стихи так не платят, мой дорогой мистер Фоллен!.. Что не остро и не пикантно — у нас не ходкий товар. Хм! Я слыхал, у вас есть очень интересная рукопись — мемуары, исповедь одного аристократа, который недавно скончался. Нет, нет, мистер Фоллен! Не отказывайтесь. Я не какая-нибудь жалкая тварь, вроде Тонсона: даю триста гиней за мемуары лорда Генри де Моубрей.

Фоллен. Триста гиней за такую макулатуру! И меньше десяти гиней за поэму! А дети… Ну хорошо. (Вынимает папку с мемуарами, великолепно переплетенную и украшенную по бокам щитами с гербом Моубреев.) Ах!.. но честь женщины… тайна семьи…

Уилмот (хватая папку, которую Фоллен все еще не отдает). Мой дорогой, дорогой Фоллен, ничто лучше не продается… Но как, каким образом вы заполучили это сокровище, мой бесценный друг?

Фоллен. Как? Лорд Генри сам дал мне их на смертном одре.

Уилмот. Но, милый мистер Фоллен, с какой иной целью он мог дать вам их, как не для опубликования? Без сомнения, чтобы обессмертить дам, которые его любили.

Фоллен. Нет, сэр. Конечно, он был низким человеком и немало подлости заключено в его мемуарах. Но перед смертью в его намерениях не было гадкого, хотя первоначальный замысел, вероятно, и был таким. Леди, которую он однажды оклеветал… была единственной женщиной, которую он любил… В мемуарах содержится его исповедь: она могла бы обелить имя, которое он сам когда-то опозорил. В последние дни своей жизни, в припадке внезапного раскаяния, он завещал мне отыскать эту леди и вручить в ее полное распоряжение его рукопись. Он надеялся, что это поможет ей восстановить свое доброе имя.

Уилмот. Но как могли вы разыскать эту леди, мой благожелательный, дорогой друг?

Фоллен. Мне не удалось этого сделать. Предцола-галось, что она находится за границей вместе с отцом… он якобитский изгнанник. Я же в то время был якобитским агентом и поэтому мог скорее любого другого напасть на ее след.

Уилмот. И что же?

Фоллен. Я только узнал, что она умерла где-то во Франции.

Уилмот. Значит, теперь вы можете доставить удовольствие нашей просвещенной публике и вместе с тем соблюсти свои интересы. Все это ясно, как день, мой великодушный друг! Триста гиней! Они у меня здесь, в кошельке!

Фоллен. Уходите прочь! Я не продам ничьей тайны на потеху публике.

Уилмот (в сторону). Благородный малый! (Фоллену.) Спокойно, спокойно, мой добрый, но слишком горячий друг! Откровенно говоря, я пришел сюда не из-за себя. Подумайте, дорогой сэр, кому же должен быть вручен этот документ после смерти леди, если вы не хотите отдать его добродетельной и взыскательной публике? Конечно, не иначе, как ближайшему родственнику лорда Генри. А лорд Мидлсекс как раз и поручил мне договориться об этом с вами. Назовите свои условия.

Фоллен. Ха-ха! Так вот наконец ваш гордый герцог пресмыкается передо мной? Сэр, много лет тому назад, когда доброе слово его светлости, кивок его головы или прикосновение руки могло обратить в льстецов моих врагов, я был так жалок, что называл его своим покровителем. Я посвятил ему стихи, принес их ему домой и ждал в передней среди швейцаров и лакеев… а он, величаво проходя к своей карете, сказал мне на ходу, протягивая Мйлостыню, как нищему: "О, вы поэт? Возьмите это. Вы такой худой — Добавил он, — останьтесь и пообедайте с моими людьми". С людьми, то есть с его слугами!

Уилмот. Успокойтесь, мой добрый мистер Фоллен: его светлость со всеми нами обращается подобным же образом.

Фоллен. Идите и расскажите ему о содержании этих мемуаров! Они превратят гордого герцога в посмешище всего города… над ним станут глумиться лакеи, некогда потешавшиеся над моими лохмотьями, мемуары разобла-чат его слабости, ошибки, наконец, его тайны. Скажите ему это и еще скажите, что бедность моя не станет орудием мести его брата; моя гордость не позволит мне взять у него деньги. Разве я неправ, сэр? Отвечайте, но не как искуситель бедняку. Если есть в вас хоть искра мужества, отвечайте, как человек человеку.

Уилмот (принимая свой собственный вид). Я отвечаю вам, сэр, как человек человеку, как джентльмен джентльмену. Я Фредерик лорд Уилмот. Простите этот обман. Герцог — друг моего отца. Я здесь для того, чтобы добыть то, что совершенно очевидно принадлежит ему одному. Мистер Фоллен, ваши произведения впервые подняли меня над миром прозаических чувств и научили верить в благородство, какое, я надеюсь, вам присуще. Дайте мне эти записки, и я отнесу их герцогу… без всякой оплаты, сэр, — такие вещи не имеют цены… И позвольте мне унести отсюда зримый образ нищеты, а в душе своей сохранить воспоминания о прекрасном человеке, с неподкупной честью, который сумел унизить своей щедростью именитого герцога, некогда оскорбившего его милостыней.

Фоллен. Возьмите ее… возьмите… (Отдает папку.) Я спасен от искушения. Благослови вас бог, молодой человек!

Уилмот. Теперь я дважды ваш должник: в ваших книгах я нашел богатство мысли, в вас самих героический пример. Примите от меня ничтожную часть моего долга. Я буду выплачивать вам ежегодно сумму, равную той, от которой вы отказались, как от взятки мистера Тонсона.

Фоллен. Милорд… милорд… (Заливается слезами.) Уилмот. О, поверьте мне, наступит день, когда люди почувствуют, что тем, которые облагораживают жизнь, мы обязаны отвечать не благотворительностью, а данью! Значение писателя подымется вместе с цивилизацией, которую он вызвал к жизни, и обратит свои требования к широким кругам людей свободных, к той Королеве, которую мог бы воспеть даже Мильтон, а Хемпден мог бы умереть за нее.

Фоллен. О мечта моей юности! Сердце мое разрывается на части!

Входит Хардман.

Хардман. Что это? Фоллен рыдает! И разве после этого Эдмунд Керлл не негодяй?

Уилмот (сразу меняя свой тон в обращении к Фол-лену на высокомерный). Не хочу и слушать о поэме, мистер Фоллен, не говорите мне ничего об этом. A-а, мистер Хардман! (Пряча папку.) Ваш покорный слуга! Сэр, сэр… если вы захотите опубликовать что-либо остроумное или пикантное… например подробности закулисной игры членов кабинета… или любовные похождения сэра Уолпола… я возьму это с таким же удовольствием, как любой другой издатель — остроумное и пикантное…

Хардман. Хотите подкупить меня, наглый мошенник.

Уилмот. О мой добрый мистер Хардман, я подкупил даже самого премьера — ха-ха! Ваш слуга, сэр, ваш слуга. (Уходит.)

Хардман. Отвратительный бездельник! Мой дорогой мистер Фоллен, у вас есть рукопись мемуаров лорда Генри де Моубрей. Я представляю себе их большую ценность. Назовите вашу цену, я бы хотел познакомиться с ними.

Фоллен. У меня их уже нет, они в руках его брата, герцога Мидлсекского.

Хардман. Герцога? Это для меня как удар грома! Сэр, ведь вы читали эти мемуары… скажите, упоминается ли в них некая леди Морланд?

Фоллен. Да. В них заключено признание о том, что лорд Генри оклеветал ее, чтобы поддержать свою репутацию соблазнителя. Эта часть мемуаров была написана на смертном одре.

Хардман. Значит, его хвастовство…

Фоллен.…Было вызвано ее письмом, отклонявшим его домогательства.

Хардман. Вот будет радость для сэра Джиофри! А это письмо?..

Фоллен. Оно в мемуарах. Это один из документов, из которых они состоят.

Хардман. Эти документы сейчас в руках герцога?

Фоллен. Да. Так как леди Моубрей умерла…

Хардман. Вы уверены в том, что она умерла?

Фоллен. Я знаю об этом по слухам.

Хардман. Слухи часто бывают ложными. (В сторону.) Кто же еще эта маска, если не леди Морланд? Сейчас же отправлюсь в ее дом и выясню все. Но свидание с герцогом! Об этом нельзя забывать. Мой соперник должен быть устранен прежде, чем он успеет завоевать Люси. Стоит ли считаться с герцогом, если я получу послание. Итак, мистер Фоллен, что касается мемуаров, то тут сказать больше нечего. Ваш посланный встретит его светлость, как мы договорились. Я буду совсем рядом, — и заметьте! — ваш посланный должен передать депешу, предназначенную для Претендента, мне. (Уходит.)

Входит Пэдди.

Пэдди. Сэр, я заплатил молочнице…

Фоллен (прерывая его). Я буду богат… очень богат! Теперь моя очередь. Вы делили со мной свои скудные средства, я разделю с вами мое богатство.

Аллея в парке в Сент-Джеймс. Входит Софтхед. Он в глубоком раздумье, руки скрещены на груди. Ищет правильное решение.

Софтхед. В дни моей юности, когда мистер Лилло читал мне свою волнующую трагедию о Джордже Барнвелле [30], я не предвидел, что шаг за шагом приближаюсь к пропасти, свершая поступки, которым нет названия. Мертвый переулок!.. Мрачный призрак в черном!.. Такое предостережение должно заставить насторожиться даже самую закоснелую совесть!

Входит Изи, недавно выпущенный из караульного помещения; неряшливо одетый, притихший и удрученный.

Изи. Ни одного экипажа на стоянке! Хорош я буду, если меня кто-нибудь увидит! Такому трезвому, всеми уважаемому человеку проснуться в караульне, где меня держали до полудня среди верой И карманников, да ещё быть оштрафованным на пять шиллингов за пьянство и буйное поведение. И все потому, что я пообедал с лордом, который даже и не помышлял сделать мою Барбару миледи! Черт бы его побрал! (Увидев Софтхеда.) Софтхед! Как бы мне скрыться от него!

Софтхед (заметив Изи). Изи! Какое падение! Притворюсь, что я ничего не помню. Отец Барбары не должен чувствовать себя униженным в глазах такого негодника, как я! Как поживаете, мистер Изи! Сегодня вы вышли рано.

Изи (в сторону). Он сам был так пьян, что ничего не помнит. (Софтхеду.) Да, головная боль. За обедом вы были так милы. Мне захотелось подышать свежим воздухом.

Софтхед. Вы что-то неважно выглядите, мистер Изи!

Изи. Конечно. Деловой человек не может позволить себе валяться в постели… так я подумал — прежде чем поехать домой в Сити, загляну-ка я… ха-ха, вы такой опытный пьяница… наверное, станете смеяться, если я скажу вам, что собираюсь заглянуть к аптекарю!

Софтхед. Я сам только что от него, мистер Изи!

(Показывая склянку.)

Изи (смотря на склянку мрачно, с отвращением). Последний раз принимал лекарства еще мальчишкой! Оно выглядит противно!

Софтхед. А вкус еще того хуже! И это называется удовольствием! Ах, мистер Изи! Не поддавайтесь очарованию Фреда. Вы не представляете себе, чем это может кончиться!

Изи. Я-то представляю! (В сторону.) Это кончается караульной. (Софтхеду.) Мне больно думать, что станет с вами, если каждый вечер вы будете проводить с лордом, который…

Софтхед. Тише! Заговорили о черте и… смотрите! Он идет по аллее.

Изи. Это он? Тогда я ухожу. Я вижу экипаж. Экипаж, экипаж, остановись!.. Экипаж, экипаж… (Уходит.)

Входят Уилмот и герцог.

Герцог (глядя на папку). Какой позор! Этот низкий человек оболгал бедную женщину, мужа которой он ранил; К мемуарам приложено ее собственноручное письмо. Ха!.. Что это? Ругает меня. Боже милостивый, так выпачкать в грязи мое имя, и кто же — представитель моего рода. Милорд, как мне благодарить вас?

Уилмот. Благодарить надо не меня, а поэта, которого ваша светлость не допускала дальше прихожей.

Герцог. Не говорите так… Я буду просить у него прощения! До свидания. Я должен пойти домой и запереть этот скандальный документ. Когда у меня будет досуг, я прочту его и затем уничтожу, чтобы он никогда больше не появился на свет! И тогда ни одного пятна не останется на моей репутации. Ничего не опасаясь, я смогу рисковать жизнью за дело моего короля. (Уходит.)

Уилмот (напевая).

После того как вчера вечером я побывал в Мертвом переулке и у меня появилась надежда осчастливить Люси, я не чувствую под собой ног от счастья. Ах, Софтхед! Что с вами, почему это вы такой вялый и безжизненный, как будто вы только и способны… удить рыбу!

Софтхед. Я задумался о…

Уилмот. Задумался! У вас и в самом деле такой усталый вид! Наверное, это потребовало больших усилий!

Софтхед. Ах, Фред, Фред, не будьте так бесчувственны! Какую жестокость вы проявили вчера вечером!

Уилмот. Вчера вечером? О, в Мертвом переулке, действительно чудовищную. А сегодня утром еще одну! Никогда еще я не совершал столько жестокостей, сколько за эти последние сутки. Но все это ничто в сравнении с тем, что я сделал вчера, перед обедом. Представьте, я подкупил премьер-министра.

Софтхед. О боже!

Уилмот. Ха-ха! Попал в его самое уязвимое место. Я должен рассказать, вам об этом. От Билля я поехал домой, положил своего Мурильо в экипаж и — к сэру Роберту. Меня ввели в его кабинет… — А, милорд Уилмот, — сказал он, и его глаза с веселым блеском начали, как обычно, перебегать с предмета на предмет, — ваше посещение для меня большая честь, чем могу быть вам полезен?.. — Сэр Роберт, — говорю я, — мы, светские люди, быстро приступаем к существу дела; каждая вещь имеет свою цену — таков наш принцип. — Не совсем так, — говорит сэр Роберт, — но допустим, что это так. — Глаза его опять забегали, как бы говоря: с этим жуликом у меня состоится неплохая сделка!.. — Итак, сэр Роберт, — произношу я с поклоном, — я пришел подкупить премьер-министра… — Подкупить меня, — закричал он и стал так смеяться, что я испугался, как бы он не задохнулся. — Боюсь, моя цена будет очень высока. — Тогда я иду к двери и приказываю своим лакеям внести Мурильо. — Пожалуйста, взгляните на это… подпись неплоха! — Сэр Роберт подбегает к картине, глаза его горят, грудь вздымается. — Да это же Мурильо, — кричит он, — назовите вашу цену?.. — Я уже назвал ее. — Тогда он посмотрел на меня так, а я, в свою очередь, посмотрел на него эдак!., выставил лакеев, принес перо, чернила и бумагу. — Цена — место в казначействе, которое вакантно, — и Мурильо ваш… — Вы хотите занять это место? Я очарован… — закричал сэр Роберт. — Нет, не я, а ваш друг: вакансия ему необходима… — О, это меняет дело. У меня так много друзей, которые добиваются того же. — Но Мурильо подлинный, можете ли вы то же сказать о друзьях? — Сэр Роберт рассмеялся. — Я не могу противостоять одновременно вам и Мурильо! Получайте назначение. Но так как ваша светлость купила меня, я должен в свою очередь купить вашу светлость. — Долг платежом красен. — Тогда я принял самый независимый вид. — Сэр Роберт, — сказал я, — вы давно купили меня! Вы дали нам мир тогда, когда мы боялись гражданской войны, и власть короля, ограниченную конституцией, взамен деспотизма. Если же всего этого недостаточно, чтобы купить голос англичанина, то, поверьте мне, сэр Роберт, он не стоит того, чтобы его покупали… — Тут он сердечно протянул мне руку, а я сердечно пожал ее. Он получил Мурильо, Хардман — должность. И вот перед вами единственный человек во всей Англии, который может похвастать тем, что подкупил самого премьер-минист-ра! Вы можете считать, что я зачерствел, но, клянусь честью, я ничуть не раскаиваюсь!

Софтхед. Хардман! Вы получили должность для ХарДмана?

Уилмот. Я не говорил, что для Хардмана…

Софтхед. Вы сказали, что для Хардмана. Но так как это секрет, который в случае огласки может доставить вам неприятность, я сохраню его в тайне… Однако Dimidum meoe, разве это не чудовищно?

Уилмот. Это в самом деле кажется предательством добрых старых нравов. Но если честь есть даже у воров, она есть и у чудовищ. А Хардман находится в таком же затруднительном положении, как и мы сами: он влюблен. Эта должность поможет ему добиться руки его дамы. Имейте в виду… Он не должен знать, что я вмешался в его дела. К черту. Никто этого не любит. Значит, ни слова…

Софтхед. Ни слова. Мой дорогой Фред, я очень рад, что вы не так плохи, как кажетесь. А я уже было собрался покинуть вас, но у меня не хватило решимости. Я буду подле вас всю свою жизнь!

Уилмот (в сторону). Вот как! Ничего из этого не выйдет. Бедный малый! Мне жаль терять его, но я дал слово Барбаре, и все это для его же пользы. (Вслух.) Всю жизнь? Увы! Это напомнило мне об одном вашем небольшом деле. Вы знаете, что Я должен быть вашим секундантом?

Софтхед. Секундантом! Дело!..

Уилмот. С тем свирепым полковником Флинтом. Ведь я говорил вам, не нужно с ним связываться. Но вы были чертовски задорно настроены… Неужели вы не помните?

Софтхед. Совершенно не помню… А из-за чего все произошло?

Уилмот. Дайте вспомнить… О, Флинт сказал что-то обидное о мисс Барбаре.

Софтхед. Разве? Какой негодяй!

Уилмот. Тогда… тогда… вы вызвали его на дуэль! Но если вы уполномочите меня взять вызов обратно и извиниться…

Софтхед. Никоим образом! Оскорбительно отозваться о Барбаре! Dimidum meœ! Я бы дрался с ним даже в том случае, если бы он был первым дуэлянтом Англии.

Уилмот. Так оно и есть.

Софтхед. Мне все равно; даже мертвый… я к его услугам…

Уилмот (в сторону). Черт возьми, что касается этой черты характера, то он так же смел, как я сам. Надо найти другую причину. (Софтхеду.) Нет, Софтхед, настоящей причиной вашей ссоры было совсем не это… я сказал так, просто чтобы встряхнуть вас, вы казались мне слишком подавленным. Просто он пошутил, посмеялся над вами, а вы приняли шутку всерьез.

Софтхед. Ссора, действительно, возникла только из-за меня?

Уилмот. Да, причина пустяковая, а Флинт так хорошо фехтует!

Софтхед. Дорогой Фред, я готов просить извинения. Я ненавижу эти абсурдные, противные истому христианину дуэли.

Уилмот. Предоставьте все мне. Забудьте об этом. Я все улажу. Только, видите ли, Софтхед, в нашем кругу существуют жесткие правила. Если вы извинитесь перед таким храбрецом, как Флинт, вернее, если вы не будете весело и восторженно драться с ним, даже уверенный в том, что будете наверняка убиты, боюсь, что вам придется отказаться от мысли вести светский образ жизни.

Софтхед. Dimidum meœ, но ведь несветская жизнь все же лучше, чем никакая Жизнь!

Уилмот. Против этого трудно что-нибудь возразить. Вас должна утешить мысль, что мистер Изи совсем не признает светской жизни. Поэтому если вы от нее откажетесь, то сумеете вновь завоевать его расположение.

Софтхед. Я как раз размышлял об этом, когда вы пришли сюда. Размышлял… (Нерешительно.) Но покинуть вас…

Уилмот. Не сейчас еще! Но отступить вам надо с блеском. Разделите со мной последнее, грандиозное, отчаянное, смелое, венчающее все приключение…

Софтхед. Вероятно, опять что-нибудь связанное с Мертвым переулком? В таком случае благодарю вас,

Фред. Долгое время я преданно следовал за вами во всем (с чувством), но теперь, милорд, ваш покорный слуга. (В сторону.) Барбара утешит меня. Возможно, она у сэра Джиофри. (Уходит.)

Уилмот. Ну что ж! Любовь его вознаградит, а лондонское Сити за то, что я помог вернуть в его лоно блудного сына, подарит мне свободу в золотом ларце. Мертвый переулок… это было настоящее приключение… Мать Люси жива… она умоляет меня помочь ей хотя бы взглянуть на дочь… Поверит ли мне Люси? Поверит ли…

Входит Смарт.

А… Смарт? Так как же вам удалось сбить с толку сэра Джиофри?

Смарт. Его не было дома.

Уилмот. А мое письмо вы передали молодой леди?

Смарт. Да, милорд! Оно так взволновало ее… что… вот она сама идет. (Уходит.)

Входит Люси.

Люси. О! Милорд! Неужели это правда? Может ли это быть? Мама жива! Вас не удивляет, что я забыла все приличия?.. Что я здесь… лишь с одной мольбой: ведите меня к ней! Она говорит, что была оклеветана, она благословляет меня… говорит, что мое сердце защищало ее… но… но… это не ловушка?.. Вы не обманываете меня?

Уилмот. Обманывать вас?! О Люси… в отцовском доме у меня есть сестра.

Люси. Простите… ведите меня… скорее, скорее… о мама, мама!

Люси и Уилмот уходят.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Старая мельница около Темзы. Входит Хардман.

Хардман. Послание Претенденту. (Открывая письмо.) А, Уилмот в моей власти. На этом закончится его соперничество со мной. Жизнь герцога обменять на мемуары? Нет, в недостатке храбрости его никогда нельзя было упрекнуть. Но как же этот самый высокомерный из людей уступит такие мемуары. Если даже допустить, что его брат солгал? Все же в ее истории есть что-то такое, что может тронуть его. С тех пор как я увидел ее, я поверил, что она невиновна. Идет герцог. Теперь все будет зависеть от моего умения затронуть лучшую сторону его характера.

Входит герцог Мидлсекский.

Герцог. А лорда Лофтуса еще нет! Странно!

Хардман. Милорд герцог… простите за это вмешательство…

Герцог. Этого человека я встретил у лорда Уилмота? Сэр, ваш слуга. Я тороплюсь.

Хардман. Тем не менее я осмелюсь задержать вашу светлость, так как дело идет о вопросах чести!

Герцог. Чести! О, это прежде всего! Тогда располагайте моим временем, как своим, сэр.

Хардман. Ваша светлость, вы — глава рода, чья слава составляет часть славы нашей страны. Вот почему я говорю с вами так смело. Возможно, что несправедливый поступок, совершенный одним из членов вашей семьи…

Герцог. Как, сэр?!

Хардман. Я убежден, что если это на самом деле так, то ваша светлость открыто и прямо исправит его, если это будет в вашей власти. И вы сделаете это с тем же достоинством, с каким приняли вместе с горностаевой мантией и короной пэра обязательства чести…

Герцог. Вы хорошо говорите, сэр. (В сторону.) Совсем как настоящий джентльмен!

Хардман. У вашей светлости был брат, лорд Генри де Моубрей.

Герцог. Сэр, изложите существо дела!

Хардман. Хорошо, милорд. Много лет назад между лордом Генри и сэром Джиофри Морланд состоялась дуэль — ваша светлость знает ее причины.

Герцог. Гм!.. Да… Леди… которая… которая…

Хардман.…Была изгнана из дома мужа и отлучена от колыбели ребенка из-за подозрений, основанных, милорд, на… ваша светлость не будет удивляться тому, что этот муж поверил словам самого Моубрея.

Герцог (в сторону). Злодей! (Хардману.) Но что же стало с мужем? О нем ничего больше не было известно с тех пор. Он…

Хардман. Бежал за границу от злых языков и от бесчестья. Он не возвращался на родину, пока ему не удалось переменить свое имя, которое Моубрей обесчестил. Несчастный человек! Он все еще жив.

Герцог. А леди… леди…

Хардман. Она еще до дуэли возвратилась в дом своего отца, которого обстоятельства вынудили в тот же день покинуть страну, так как его жизнь была в опасности.

Герцог. Почему?

Хардман. Он был верен Стюартам, и… был обнаружен заговор.

Герцог. Смелый, благородный джентльмен! Продолжайте, сэр.

Хардман. Дочь пошла в изгнание вместе с отцом… так как ее семейные узы были разорваны. Она разделила с отцом все — его дом и его надежды… Их земли были конфискованы. Дочь, несмотря на свое высокое происхождение, работала, чтобы добыть хлеб своему отцу. Представьте себя, милорд, на месте этого отца — человека, преданного королю, и без единого пенни; благородного — и объявленного вне закона; зависящего от труда своей дочери; а имя этой дочери обесчещено…

Герцог. Словом?..

Хардман. Словом человека, который подавал пример всему рыцарству Англии.

Герцог (в сторону). О небо! Неужели и моя слава может обратиться в позор?! (Хардману.) Но говорили, что леди умерла?

Хардман. Когда ее отец скончался, она сама или кто-то другой с ее ведома распространил этот слух. Она решила умереть для света, ушла в монастырь и была готова стать монахиней, как вдруг узнала, что ее разыскивают в Париже. Это был человек, утверждавший, что лорд Генри до Моубрей оставил после себя мемуары…

Герцог. Ах!

Хардман.…которые ее оправдывали. Она узнала также, где найти своего мужа… и решила приехать сюда… Шесть дней назад она появилась здесь… Никаких других доказательств ее невиновности, кроме тех, о которых я взываю к вашей светлости, не существует.

Герцог. О гордость, помоги мне. (Высокомерно.) Сэр, вы взываете ко мне — а по какой причине?

Хардман. Против леди свидетельствует то, что она отправила лорду Генри письмо, а также его собственное бахвальство. Она утверждает, что это письмо восстановило бы ее невиновность. Она уверена, что ваш брат на смертном одре отрекся от своих слов, а мемуары, которые он оставил, подтвердят лживость его хвастовства.

Герцог. Утверждает, уверена… продолжайте… продолжайте…

Хардман. Я кончил, милорд. Я знаю, что и письмо и мемуары существуют, что они в ваших руках. Если ее утверждения лживы, если мемуары не подтвердят ее неви-новности… тогда Достаточно одного слова… нет, только намека главы рода, так широко известного своим благородством… Тогда я уйду и прокляну ее. Но если её рассказ правдив, — это последняя возможность для жены и матери быть возвращенной к мужу, которого она любит и прощает, и к дочери, которая стала взрослой, так и не узнав материнских забот. А как она благословляла меня, когда я обещал ей свою помощь; если то письмо и те мемуары докажут, что хвастовство было…

Герцог. Ложью, сэр, ложью, и ложью грязной… самым худшим преступлением труса… ложью на честное имя женщины! Сэр, может быть, эта горячность, с которой я клеймлю собственного брата, непристойна! Но если мы, пэры Англии, представители ее аристократии, можем спокойно, с холодным сердцем слушать и размышлять о подлых делах, кем бы они ни совершались, тогда уничтожьте все наши титулы В чем же было бы тогда преимущество герцогского титула?

Хардман (в сторону). Вот это самая яркая черта его характера!

Герцог. Сэр, вы правы. Мемуары, о которых вы говорите, в моих руках; к ним приложено письмо самой леди Морланд. Многое в этих мемуарах относится лично ко мне; они уязвляют мою гордость настолько, что еще десять минут тому назад я думал, что скорее лишусь своего герцогского сана, чем соглашусь раскрыть их содержание, способное вызвать жалость или насмешку какого-нибудь незнакомца. Но теперь я не думаю больше о себе. Ведь женщина взывает к моей чести, к чести мужчины, в надежде, что я помогу ей восстановить ее доброе имя. Скажите, сэр, что я должен сделать?

Хардман. Ни одного листа из мемуаров, сверх тех, которые оправдывают леди Морланд, не нужно. Пусть мемуары остаются в ваших руках. Соблаговолите только принести их немедленно ко мне домой: могу ли я надеяться, что лорд Лофтус будет сопровождать вас… есть еще одно неотложное дело, по которому я хотел бы поговорить с вами обоими.

Герцог. Ваш адрес, сэр. Я вернусь домой только за документами и немедленно буду у вас. Можете не торопиться, я вас подожду. Позвольте пожать вашу руку, сэр. Вы знаете, как тронуть сердце джентльмена. (Уходит.)

Хардман (в сторону). Однако как мало мы знаем о людях, пока их сердца не загорятся страстью! Этот дворянин так ясно показал мне, что такое честь! Однако я должен подумать… сделать выбор! Я чувствую, что в моей жизни наступила критическая минута.

Входит Софтхед.

Софтхед. Что я видел!.. Куда же после этого идти?! С кем посоветоваться? О мистер Хардман! Вы друг лорда Уилмота, сэра Джиофри, Люси?

Хардман. Говорите… скорее… в чем дело.

Софтхед. По пути к сэру Джиофри я проходил мимо дома самого подлого назначения. Я не смею даже передать вам, как сам Уилмот описал его. (Серьезно.) О сэр, вы знаете Уилмота! Вы знаете его отношение к женитьбе. И вот, я видел, как в этот позорный дом входили Уилмот и Люси Торнсайд!.. В Мертвом переулке!

Хардман (в сторону). Мертвый переулок? Уилмот бросает Люси в объятия ее матери. Он предупреждает мой собственный план, пожинает плоды моих трудов. Выходит, что я трудился для него. Нет, каково, клянусь небесами!

Софтхед. Я побежал к сэру Джиофри… его не было дома…

Хардман (что-то написал в своем блокноте, затем вырвал листок). Отнесите это к судье Кайт, здесь совсем близко: он пришлет двух полицейских к дому в Мертвом переулке. Пусть они встанут у дверей и ждут моих инструкций. Их нужно прислать немедленно, чтобы они прибыли туда вместе со мной. Затем поспешите к мистеру Изи: сэр Джиофри у него. Собщите ему свои новости, но осторожно, а затем приведите его к этому дому. Остальное предоставьте мне. Теперь идите, скорее.

Софтхед. Я знаю, он убьет меня! Но я прав. А когда я прав… Dimidum meoe! (Уходит.)

Хардман. Ну! Война объявлена! Выбор сделан! Я полностью вооружен и буду драться до победы. (Ухддит.)

Комната в доме с гербом "Корона и крепость" в Мертвом переулке. Очень старомодная и мрачная. На стенах полинявшие гобелены. Высокий камин с глубоким очагом. Мебель грубая и простая. Но комната не кажется безвкусной. Скорее просто заброшенной, как в домах, за которыми со времен Елизаветы никто не следил и в которых мало жили. В глубине, в том месте, где приподнят гобелен, видна дверь, ведущая во внутренние апартаменты. Люси и ее мать. Здесь же Уилмот.

Леди Торнсайд. Ты веришь мне, дорогое дитя? Это такое счастье. Ах, если бы твой жестокий отец…

Люси. О… он тоже поверит.

Леди Торнсайд. Нет. я не решусь встретиться с ним, пока у меня не будет доказательства, что он несправедливо обидел меня.

Уилмот. О, если бы только я знал раньше, отчего вы так интересовались этими мемуарами! Как взять их обратно у герцога?!

Люси. Вы их возьмете… вы должны… дорогой… дорогой лорд Уилмот… вы вернули меня моей матери, теперь верните мою мать в ее дом.

Уилиот. Ах!.. а эта рука… отвергли бы вы ее тогда?

Люси. Отвергнуть руку того, кто соединил моих родителей? Никогда.

Леди Торнсайд. Я слышу голоса… шаги!

Уилмот. Если это сэр Джиофри, сгоряча он может… удалитесь… скорее… скорее…

Леди Торнсайд и Люси уходят. Входит Хардман.

Хардман. Вы один! А где же Люси, милорд?

Уилмот. В другой комнате с…

Хардман. Ее матерью?

Уилмот. Как, вы знаете?

Хардман. Я знаю, что мы с вами соперники, я пришел разрешить наш спор. Вы любите Люси Торнсайд?

Уилмот. Я уже говорил вам об этом!

Хардман. Вы сказали это, милорд, своему сопернику. Вы улыбаетесь: конечно, вы богаты, высокого происхождения, умны, хорошо воспитаны. У меня ничего этого нет, да я и не нуждаюсь в этом. И тем не менее я предупреждаю вас… прежде чем стрелка часов на этом цифер блате покажет ближайший час, ваша любовь окажется безнадежной, а ваше ухаживание будет отвергнуто.

Уилмот. Этот человек сошел с ума! Сэр, до тех пор пока вы не пожелаете доказать, что моя жизнь зависит от вашей шпаги, я не сумею понять, почему моя любовь должна зависеть от ваших часов?

Хардман. Я требую, лорд Уилмот, чтобы вы отказались от своего легкомысленного тона: я требую этого во имя жизни, которую вы цените больше, чем свою собственную, во имя жизни, которая сейчас в моих руках. Вы просили меня поговорить с вашим отцом. Я этого не сделал, так как обнаружил…

Уилмот. Обнаружили! Остановитесь, сэр! Это слово, по-видимому, намекает на преступление…

Хардман. Да, и преступление большое. История называет его фанатизмом. Закон квалифицирует как государственную измену.

Уилмот. Что я слышу? О небо!.. Мой отец! Сэр, но ваше слово еще не есть доказательство?

Хардман. А это! (Достает послание к Претенденту.) Это государственный заговор, его участники замыслили поднять оружие против законного короля, который здесь именуется узурпатором. Это государственная измена — они готовы встретить Претендента, называемого ими Яковом Третьим, со знаменами и фанфарами. Таково содержание документа, который я держу в руке… а вот подпись вашего отца.

Уилмот (в сторону). Мы оба вооружены и совсем одни. (Запирает наружную дверь, около которой он стоит.)

Хардман (в сторону). Так, я догадываюсь о его намерении. (Открывает окно и выглядывает.) Хорошо, полицейские уже здесь.

Уилмот. Я не знаю, что закон называет государственной изменой, но что честные люди называют изменой — это я знаю. Предатель тот, кто использовал доверие сына, злоумышляя против жизни его отца! Вы не уйдете отсюда живым, пока не отречетесь от документов, которые либо выкрали, либо сфабриковали. (Хватает его.)

Хардман. Полицейские находятся внизу. Если вы не отпустите меня, тот, которого вы хотите спасти, будет отдан в их руки!

Уилмот (отпрянув). О, как я одурачен! Одурачен! Как поступить! Что делать? О мой отец! Твой сын навел сыщика на твой след! Сэр, вы говорите, что вы мой соперник. Я догадываюсь о ваших условиях!

Хардман. Я не ставлю вам никаких условий. В этом нет никакой необходимости. Разве у вас есть выбор? Я лучше думаю о вас. Мы оба любим одну и ту же женщину. Я люблю ее год, вы — всего неделю. Ее отцу вы не нравитесь, а мне он уже дал согласие. Один из нас должен уступить, так почему же это должен сделать я? Хоть я и простой сын народа, но почему я должен быть лишен счастья? Неужели только потому, что вы, человек благородного происхождения, стоите у меня на пути! Чем я обязан вашему сословию и лично вам?

Уилмот. Мне, сэр! Даже если бы вы были мне хоть чем-нибудь обязаны, сейчас я не унизился бы до напоминания об этом.

Хардман. Я никому не обязан ни малейшим одолжением — в этом предмет моей гордости. И все же слушайте: я составил план, как спасти вашего отца. Я не хочу губить его. Разве вам хотелось бы, чтобы этот документ попал в руки шпиона? Если же я отдам его вам… то этим спасу ваше имя от бесчестия, ваше состояние от конфискации, а голову вашего отца от топора палача… Так зачем же мне ставить вам какие-то условия? Неужели после всего этого вы могли бы сказать: "Благодарю вас, сэр. Взамен я сделаю все возможное, чтобы лишить вас женщины, которую вы любите и с которой я знаком всего неделю". Могли бы вы, сын пэра и джентльмена, ответить так?.. Я кое-что смыслю в этих знатных людях Англии, поэтому не могу этого предположить; даже мастеровой, шагающий по этим улицам от ткацкого станка до своей лачуги, и тот, услышав такой ответ, крикнул бы: "Позор!"

Уилмот. Я не могу ни спорить, ни соперничать с человеком, в чьей власти находится жизнь моего отца, сэр, жизнь, которую он хочет предложить в качестве сделки или в качестве милости. В любом случае с этой минуты соперничество между нами невозможно. Можете не тревожиться! Дайте мне бумагу… Я ухожу.

Хардман (в сторону). Его мужество трогает меня! (Уилмоту.) Нет, позвольте мне самому передать документ вашему отцу. Я хочу сказать ему несколько слов, которые в будущем спасут от опасности и его и других, замешанных в этом деле.

Уилмот. Боюсь, что и здесь у меня нет выбора. Я должен, насколько могу, верить вашему благородству! Но будьте осторожны, если…

Хардман. Не угрожайте. Значит, вы сомневаетесь в моей порядочности.

Уилмот (со сдержанной страстностью). Откровенно говоря — да! Мы с вами люди разные. Я чувствовал бы себя обесчещенным, если бы наши роли переменились… Представьте себе, если, пользуясь таким доверием, каким пользовались вы у меня… я бы скрывал соперничество… тайно строил планы… выжидал время… чтобы заставить человека принять условия, будто бы выгодные для него?.. Нет, сэр, нет: такая тактика может быть проявлением своеобразного таланта, но не благородства.

Хардман (в сторону). Как жалит! Этот высокомерный дурак не видит, что я уже наполовину смягчился. А теперь я снова чувствую, что это враг! Как же опять побольше уязвить его? Я сделаю его свидетелем моего триумфа. (Уилмоту.) Постойте, милорд. (Пишет у стола.) Вы сомневаетесь, что я передам документ вашему отцу? Приведите его сюда сейчас же! Он у меня дома, вместе с герцогом Мидлсекским. Попросите их обоих прийти сюда: передайте вот эту записку герцогу. (С улыбкой.) Вы сделаете это, милорд.

Уилмот. Да, конечно, а когда мой отец будет вне опасности, я постараюсь думать, что был несправедлив к вам. (В сторону.) И ни одного слова на прощание… этому… этому… Ужасно! Мужество мне изменяет. Показать ему такое душевное волнение… нет, нет! А если я не смогу сохранить благородную жизнь моего отца, то кто же это сделает за меня!.. Я иду, сэр… Исполните договор. Я заплатил за него настоящую цену. (Уходит.)

Хардман. Он любит ее больше, чем я предполагал. Но она? Любит ли она его? (Идет к двери.) Мисс Люси! (Пропускает Люси вперед.)

Люси. Лорд Уилмот ушел!

Хардман. О, не говорите, о нем. Раньше он надеялся преодолеть неприязнь вашего отца к его ухаживанию, но теперь он должен навсегда отказаться от этой надежды.

Люси отворачивается и тихо плачет.

Поговорим лучше о ваших родителях… о вашей матери…

Люси. О да… моя дорогая мама… я уже так люблю ее…

Хардман. Вы узнали ее историю! Хотите, чтобы ее имя вновь стало незапятнанным и она вернулась в дом вашего отца.

Люси. Говорите! Говорите! Неужели это возможно?

Хардман. Если ради этого вам придется пойти на некоторые жертвы?

Люси. Я не пожалею самой жизни ради такого святого дела!

Хардман. Слушайте и решайте. Я прошу вашей руки, и ваш отец желает того же…

Люси. Нет… нет!..

Хардман. Неужели жертва так трудна? Послушайте, что вы получаете взамен. Сейчас вы обнимали свою мать тайком. Я сделаю ее гордостью вашего дома. Вы тосковали по отцовской любви — я разрушу стену между вами и его сердцем и разгоню тучи, омрачавшие его жизнь!

Люси. Вы сделаете это… вы сделаете! Дай вам бог счастья!

Хардман. Счастье может мне дать ваша рука!

Люси. А… сердце… сердцу ведь не прикажешь?

Хардман. Оно согласится позднее. Я молю вас испытать. Я надеюсь завоевать это сердце, а не разбить его! Ваш отец должен прийти сюда, я жду его с минуты на минуту. Он придет полный подозрительности, полагая, — простите это мерзкое слово, — что вас заманил сюда Уилмот. Как ему объяснить? Говорить с ним о своей матери вы не можете, пока я не докажу ее невиновность. Если же они встретятся до этого, то они могут обменяться друг с другом такими словами, после которых совместная жизнь может оказаться слишком горестной для ее женской гордости. Дайте мне возможность немедленно разрушить его подозрения, отбросить опасения и отложить на время всякие объяснения. Позвольте мне говорить… позвольте мне действовать так, будто мы уже обручены с вами… Однако… внизу голоса… идет ваш отец!.. У меня нет более времени умолять вас… Простите, если все это покажется грубым, невеликодушным…

Сэр Джиофри (за сценой). Уйдите с дороги! Отпустите мою шпагу!

Люси. О, спасите маму!.. Не пускайте его к ней!

Хардман. Согласитесь на испытание, обещайте мне свою руку сейчас… вы мне откажете в будущем, если захотите. Во имя вашей матери… ради примирения ваших родителей! Да или нет?! Вы обещаете?

Люси. Можете ли вы сомневаться в ответе дочери?! Я обещаю…

Входят сэр Джиофри, он вырывается из рук Изи, который хочет его удержать; Софтхед и Барбара.

Сэр Джиофри. Где он? Где этот злодей? Дайте мне добраться до него! Что, что? Он ушел? (Падая на грудь Хардмана.) О Хардман! Вы пришли, вы пришли! Я еще не смею взглянуть на нее. Она спасена?

Хардман. Ваша дочь невинна как в мыслях, так и в поступках — я говорю вам это на основании того права, которое получил от нее. Вы разрешили мне просить ее руки, и она дала мне свое согласие.

Сэр Джиофри. О мое дитя! Мое дитя! Я никогда еще не называл тебя так. Но сейчас я знаю, что ты мое дитя. В этом убеждают меня и мои страдания и моя радость. Кто бы мог заставить меня так рыдать, как не мое дитя?

Изи. Но что же произошло, мистер Хардман? Вы все знаете! Этот глупец Софтхед со своими небылицами до смерти напугал нас!

Софтхед. Вот и вся благодарность, которую я получил! Что же произошло, мистер Хардман?

Сэр Джиофри. Разве это не ясно? Он пришел сюда, ой ее спас! Моя дочь ответила благодарностью. Подойдите, Хардман, ближе, ближе. Простите меня за то, что детство ваше было таким одиноким и вам казалось, что у вас нет друзей. Ваш отец заставил меня Дать обещание, что вы никогда Не узнаете тех соблазнов, которые, как он думал, развратили его самого. Он взял обещание, что вы не узнаете о моем покровительстве вам, чтобы вас не раздражали, как он говорил, мои подозрения… Вы не должны были чувствовать иго зависимости, должны были считать, что сами пробили себе дорогу в жизни. И вы сделали это. О, значит, не напрасно я простил вашего отца. Не напрасно исполнил его печальное завещание — оно вызвало последнюю улыбку на устах умирающего. Не напрасно оказал вам денежную помощь. Вы спасли ее, я это знаю, чувствую: вы спасли от позора мое дитя.

Люси. Замолчите, сэр, замолчите! (Кидается в объятия Барбары.)

Хардман. Мой отец! Денежная помощь! Вы улыбаетесь, мистер Изи? Что он хочет этим сказать? Никто никогда не оказывал мне денежной помощи!

Изи. Ха-ха-ха! Простите меня, но когда я слышу все это из уст такого умного человека, как вы, — ха-ха! — это похоже на хорошую шутку. Как будто кто-нибудь в этом мире ездит в карете, если другой не запряг для него лошадей! Кто же дал вам образование, сделав вас тем, чем вы стали? Кто тайком заплатил издателю Тонсону за выпуск в свет работы, обратившей на вас внимание? Кто подослал к вам маклера с россказнями о компании Южного моря? Из чьего кошелька были уплачены деньги за землю, приносящую вам ежегодную ренту? Кто просил Флинта, члена городского муниципалитета, предложить вам место в парламенте? Кто оплатил все предвыборные расходы? Кто, как не мой вспыльчивый, страдающий подозрительностью, но добросердечный друг? Вы — сын его молочного брата, человека, который причинил ему много огорчений и неприятностей!

Софтхед. И это тот самый джентльмен, который знает всех и вся? А своего собственного отца он и не знал? Как же ловко вы его провели! Ха-ха!

Изи. Ха-ха-ха!

Хардман. А я-то считал, что стою в стороне от людей, ни в ком из них не нуждаюсь, не прибегаю к их помощи, подчиняю их себе, влияю на их характеры. А люди, которым мой отец причинил зло, шли впереди меня и молча дарили меня своими благодеяниями, прокладывали мне тропу через горы, которую, как мне казалось, я прорубал своей рукой!

Сэр Джиофри. Тсс! Я только подготовил вам Почву, пока вы не набрались сил, чтобы подняться самому. Не я выдвинул вас на пост, о котором вы говорите с такой мужественной гордостью! Не я помог вам получить эту новую должность, так возвысившую вас.

Софтхед. Нет! За это вам надо благодарить Фреда. Это он подкупил премьер-министра его любимым Мурильо. Он сказал, что вам нужен этот пост, чтобы завоевать сердце леди, которую вы любите. Dimidum meoe, думаю, что вам следовало бы сказать ему, кто была эта леди?!

Хардман. Как? Уилмот?! Только этого Мне недоставало!

Изи. Это вздор, мистер Софтхед! Сэр Джиофри никогда не дал бы согласия на брак его дочери с лордом. И он совершенно прав! Мистер Хардман человек практичный, благоразумный. Что же касается его отца, который пользовался дурной репутацией, о нем не следует вспоминать. Единственное, чего вы добиваетесь, Джиофри, — это чтобы Люси была счастлива.

Джиофри. Да, и это теперь зависит от него.

Хардман. Я принимаю это обязательство. Но сначала я должен обеспечить ваше благополучие, о мой благодетель! Дом, в котором вы боялись встретить позор, на самом деле обитель печали и добродетели. Это жилище женщины не запятнанной, но оклеветанной, женщины, которая, все еще любя вас, следовала за вами по пятам, следила за вами день и ночь, из тех вон окон посылала вам цветы, символ невинности и молодости. Да, это все очень романтично, и на такую романтику способна только женщина с чистым сердцем. Лорд Уилмот невиновен! Это он привел ваше дитя в объятия ее матери!

Сэр Джиофри. Заставьте замолчать этого человека! Заставьте его замолчать! Это ловушка! Я беру назад свое слово! Я не отдам ему Люси! Это ее дом? Я дышу одним воздухом с этой женщиной, столь любимой и столь вероломной!

Люси. Сжалься над моей матерью! Нет, нет! Будь к ней справедлив! Сжалься ради себя и ради меня!

Сэр Джиофри. Замолчи, или ты мне не дочь, я отрекусь от тебя. Этот человек говорит…

Входят Уилмот, герцог и лорд Лофтус.

Хардман. Я говорю и докажу это… (Герцогу.) Мемуары… (Взглянув на них.) Вот письмо, которое ваша жена послала лорду Генри и о котором рассказал вам ваш лакей. Прочтите его и посудите сами, мог ли такой человек, как он, оставить неотомщенным то презрение, которое в нем выражено? А какую форму мести мог он избрать? Конечно, только одну — бахвальство!

Сэр Джиофри (читая). Дата того дня, когда он распространил свою клевету! Какие смелые слова! Какое гордое сердце! И все же я подозреваю… подозреваю!

Хардман. Но ведь это — исповедь лорда Генри, она написана на смертном одре.

Лорд Лофтус. Это его почерк, я удостоверяю это.

Герцог. И я тоже, я, Джон, герцог Мидлсекский.

Сэр Джиофри (который в это время читает исповедь). Небо, прости меня! Может ли она меня простить? Цветы, тень… Как я был слеп! Где она? Где она? Вы говорили, она здесь.

В дверях появляется леди Элеонора Торнсайд.

Элеонора! Элеонора! Дай мне обнять тебя… прижать тебя к моему сердцу… О моя жена! Прости! Прости!

Леди Торнсайд. Я все простила, когда снова обняла наше дитя.

Хардман (Лофтусу и герцогу). Милорды, уничтожьте это послание! Когда вы подписывали его, вы, несомненно, были уверены, что принц, которому вы готовы были служить, — протестант! Теперь вы свободны от обещания. Принц отбыл в Рим, он отрекся от нашей веры. Я приведу вам убедительные доказательства.

Герцог и Софтхед избегают глядеть друг на друга.

Изи (Уилмоту). Очень рад, что вы совсем не так плохи, как казались. И теперь, когда Люси обручена с мистером Хардманом…

Уилмот. Уже обручена! (В сторону.) Так! Он позвал меня сюда, чтобы оскорбить своим триумфом! Ну что ж!

Хардман. Люси, ваши родители теперь соединены, свое обещание я выполнил; теперь позвольте мне… (Берет ее руку.) Сэр Джиофри! Сын того, кто причинил вам так много обид и чьи обиды вы простили, напоминает вам сейчас, что вы доверили ему сделать счастливой вашу дочь! Посмотрите на человека, которого она выбрала, и пусть он — с его видимыми ошибками и скрытыми добродетелями — исцелит вас от чувства недоверия. Она любит и любима! Итак, я снимаю с себя обязательство, но гарантирую счастье! (Кладет ее руку в руку Уилмота.)

Сэр Джиофри. Как?

Леди Торнсайд. Это правда. Разве ее смущение не выдает тайны ее сердца?

Уилмот. Как я могу принять счастье такой ценою?

Хардман. Молчите, в третий раз сегодня у вас нет выбора. Вы ведь не можете притвориться, что ради меня готовы пожертвовать сердцем, которое целиком принадлежит вам. Берите то, что по праву ваше, милорд, не то я расскажу всему свету, как вы подкупили премьер-министра.

Софтхед (отведя в сторону Изи). Право, мистер Изи, я изменюсь. Я раскаиваюсь. Мистер Хардман обручился с политикой, позвольте же мне обручиться с торговлей. В конце концов я не такое уж чудовище.

Изи. Не хочу и слышать об этом. Вы и жениться-то хотите только из подражания милорду.

Барбара. Дорогой лорд Уилмот, замолвите, пожалуйста, за нас словечко.

Изи. Нет, сэр, нет! Лорд вскружил всем голову!

Уилмот. Это не первый человек, подвергшийся такой участи… с помощью герцога Бургундского… не так ли, мистер Изи? Я обращусь за помощью к сэру Джиофри.

Изи. Нет… нет… Милорд, попридержите язык.

Уилмот. Вы настаивали на том, чтобы выдать дочь за мистера Софтхеда, вы навязывали ее ему.

Изи. Я? Этого не может быть!

Уилмот. Вчера вечером, когда вы были избраны членом городского совета Лондона… Я все разъясню сэру Джиофри…

Изи. К чертям, молчите, молчите! Барбара, ты любишь этого молодого негодяя?

Барбара. Дорогой папа, у него такое слабое здоровье! Я бы хотела заботиться о нем.

Изи. Ну, и ладно: можете заботиться друг о друге. Ха-ха! Все идет к лучшему.

Герцог выступает вперед и надевает очки; испытующе и с любопытством оглядывает Софтхеда, убеждается в том, что он имеет человеческий вид, и предлагает ему руку, которую Софтхед с опаской, но принимает, подбодренный Барбарой.

Много скучной дряни, называемой философией, написано о жизни. Но великое дело уметь принимать ее хладнокровно и относиться с добродушной иронической терпимостью…

Уилмот. К силе примера, мистер Изи!..

Изи. Ха-ха-ха!

Уилмот. И к тем, кто следует моде и совершает чудовищные преступления, подобно мне и этому ужасному Софтхеду.

Сэр Джиофри. Ха-ха!

Хардман. Мой дорогой Уилмот! Вот они, разные стороны человеческого характера.

Уилмот. А чтоб им было пусто! Но, если разобраться, выходит, что и мы не так плохи, как кажемся.

Софтхед. Да, Фред, не так уж плохи!

Уилмот. Если взять нас такими, какие мы есть!

ДЭВИД ФОЛЛЕН УМЕР, ИЛИ КЛЮЧ К ПЬЕСЕ, НАПИСАННЫЙ В ФОРМЕ ЭПИЛОГА И ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ИСПОЛНЕНИЯ ПОДЛИННЫМИ АКТЕРАМИ-ЛЮБИТЕЛЯМИ

Сцена в доме Уилмота: Уилмот, сэр Джиофри, Софтхед, Изи и Хардман сидят за столом. Вино, фрукты и пр.

Уилмот.

Вино передайте. Есть новости?

Изи.

Да.

Курс акций растет.

Сэр Джиофри.

Будет дождь.

Изи.

Не беда.

Я сено убрал.

Хардман.

Умер Дэвид.

Все. Кто?

Фоллен?!

Уилмот.

Бедняга!

Сэр Джиофри.

Я с ним не знаком.

Софтхед.

Он был болен.

Хардман.

Сэр Джиофри убил его рентой.

Уилмот.

Скажите?!

Хардман.

Все — нервы.

Нахлынуло столько событий.

Разлуке конец. Он был гений…

Изи.

Поверьте,

Что можно признаться теперь,

после смерти —

подобных ему вы найдете едва ли —

с талантом таким…

Уилмот.

Чтобы так голодали.

Хардман.

Страна его чтит.

Софтхед (удивлен).

Он был тощ.

Хардман.

Его кости…

Софтхед.

Их горстка осталась.

Хардман.

На славном погосте

в аббатстве лежат.

Софтхед (смотит изумленно).

Благодарность! О небо!

Не лучше ли было послать ему хлеба.

Изи.

Несете вы бог знает что…

Пауза. Очевидно, что реплика Изи не помогла.

Уилмот.

Спорим зря мы.—

Сразил его Поп

Хардман.

острием эпиграммы.

Уилмот.

А кто сочинил эпитафию?

Хардман

Поп.

Уилмот.

О, будь я поэт —

я бы мертвым на гроб

писал эпиграммы и наоборот —

слагал эпитафии тем, кто живет.

Вот если бы Поп наш, забыв про богатство,

судил бы иначе…

Софтхед.

То Дэвид в аббатство

отправился б толще.

Изи.

Бездельник он тоже.

Уилмот.

На месте его...

Изи (в ужасе).

Упаси меня боже!

Хардман.

В Роду Литераторов пусть он для нас

последний…

Сэр Джиофри.

Богатый бы род не угас.

Хардман.

Сам автор я.

Знаю — безжалостен суд.

Работай! Но где же награда за труд?

Писателям тоже построить не грех…

Изи.

Свою богадельню?

Хардман.

Нет, собственный цех.

Для юности крепость в сраженьи за славу,

для старости дом, чтобы жить в нем по праву,

для Рыцаря Знаний надежный оплот…

Уилмот.

Пусть маленький колледж,

но только не тот,

в котором лишь

Власти наводят порядки.

Изи.

Студент и учитель зависят от взятки.

Хардман.

Над всем Покровитель.

Он скуп и сердит…

Уилмот.

Сын гордого Знания в дверь постучит,

не станет он хныкать: "Я беден, мой брат",

а скажет достойно: "Я знаньем богат".

Хардман.

Все правда.

Ведь те, кто при жизни — рабы,

в могилах, подчас, властелины судьбы.

Изи.

Но их же порода во всем виновата:

живые — они ненавидят собрата.

Уилмот.

Повсюду от Темзы до дальней границы

сословная гордость доныне хранится:

солдат помогает солдату в беде,

юристу— юрист.

Но никто и нигде

не видел еще у писателей братства.

Дерутся, как кошки.

Софтхед.

Чтоб в стенах аббатства

их кости белели.

Хардман.

Все верно точь-в-точь.

Уилмот.

Ужели ничем невозможно помочь?

Хардман.

В характере их много темных сторон.

Ну что б им не драться, как стае ворон?

отдельные спицы непрочны и слабы,

а вместе сложить —

и повозка была бы.

Софтхед.

Стать Рыцарем Знаний согласен и я,

когда б вы свой колледж построить, друзья,

в том Мертвом, глухом переулке смогли…

Сэр Джиофри.

Увы, не валяются деньги в пыли.

Где взять их?

Изи.

Я жертвую фунт.

Хардман.

И прекрасно.

Писатели мы, и должно быть нам ясно,

что действовать, как подобает мужчинам,

нам следует вместе — усильем единым;

что помнить о вьюгах

должны мы и летом…

Изи.

Не делать долгов.

Сэр Джиофри.

Кто одолжит поэтам?

Хардман.

Наш план.

Изи.

Все он знает.

Уилмот.

Скажите на милость!

Есть план у меня.

Колесо закрутилось!

Достанем мы пьесу.

Хардман.

Писатели в ней

Уилмот.

Сыграют все роли.

Оба.

За дело скорей!

Сэр Джиофри.

Так, так... хорошо…

Только где она — пьеса?

Дарить ее — автору нет интереса.

Среди сочинителей щедрого нет…

Изи.

Ах, где он, наш Фоллен!

Все.

Великий поэт!

Хардман.

В веках будет жить его слава, сверкая.

Софтхед (нетерпеливо).

Он умер.

Все (печально).

Он умер.

Изи.

Потеря какая.

О, если назад возвратился бы он…

Уилмот.

Не думаю, сэр. —

Дэвид слишком умен.

(Отводит Хардмана в сторону.)

Есть автор.

Хардман (с сомнением).

Но Дэвид был ярче.

Все.

Так что же?

Он умер…

Хардман.

Живой может выручить тоже.

Изи.

Живой — это плохо.

Софтхед.

Живой не по мне.

Уилмот.

Поверьте, — он может быть мертвым вполне.

Софтхед.

Живой и напишет?

Хардман.

Всего лишь услуга.

Пускай вы умней, но имеет досуга

он больше…

И дружит он с музой.

Сэр Джиофри.

Однако недурно устроился он.

Ах, собака!

Уилмот.

Воззвать к его свойствам прекрасным

пора нам.

Хардман.

Он — подлинный автор,

он горд своим кланом.

Уилмот.

Начнем.

Сэр Джиофри.

В книгах ум он найдет.

Хардман.

В этой драме

Кто будет играть?

Уилмот.

Все актеры — мы сами.

Все удивлены. Оцепенение. Начинают говорить с жаром.

Сэр Джиофри.

О нет!

Софтхед.

Боже!

Изи.

Волю нельзя давать нервам.

Уилмот.

Сэр Джиофри, держитесь!

Попались вы первым.

Ваш ум омрачен. Вижу черную тень я —

Сыграйте себя, Палладии Подозренья.

Сыграйте!

Пусть зрителям станут видны —

вы сам, ваш характер с дурной стороны.

Хардман.

А вы?

Уилмот.

Я сыграю.

За вами все дело.

Хардман (смотрит на часы).

Я занят.

Уилмот.

Коль в пьесе есть заговор, смело

считайте, что Хардман замешан и тут,

Ну, Софтхед?

Софтхед.

Я занят.

Родители ждут.

Уилмот.

Чудовища нашей породы повсюду

в беде помогают друг другу.

Сэр Джиофри.

Не буду

я спорить, но кажется мне, что

сыграете вы.

Софтхед.

Я сыграю, конечно.

Одно утешенье осталось — опять

смогу в этой роли тому подражать.

Хардман.

Кто неподражаем.

Уилмот.

Уверен заране —

успех обеспечен, ведь мы англичане.

Сэр Джиофри.

Что с Изи? Мне снится? Он трезв или пьян?

Изи (поднимаясь).

Я выпью за то,

ЧТОБЫ СБЫЛСЯ НАШ ПЛАН![31]

Занавес

Дарнлей

(НЕОКОНЧЕННАЯ ПЬЕСА В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ)

DARNLAY

Перевод В. ЛИВШИЦ И Л. РЕЙНГАРДТ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дарнлей.

Парсонс — его служащий.

Мейнуэринг — его друг.

Лорд Фицхоллоу — его тесть.

Сэр Френсис Марсден и Селфби Фиш — его знакомые.

Слуга.

Леди Джулиет Дарнлей.

Фэнни Дарнлей.

Мисс Плесид.

Дама из виллы Сент Джонс Вуд.

Служанка.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната сэра Френсиса Марсдена.

На стенах рисунки с изображением лошадей, фотографии танцовщиц В глубине комнаты по стенам развешаны турецкие трубки, оружие; на одном из столов разбросаны конфетные обертки, коробки из-под перчаток. Туалетный стол. Общий вид комнаты говорит о том, что здесь живет молодой человек, холостой, богатый и не отстающий от моды.

Марсден (сидит в кресле и читает газеты). "Французский любительский спектакль в доме герцогини Дешмор. В роли маршала Ришелье блестящий сэр Френсис Марсден". (Весьма признателен за похвалу.) "Непринужденно и весело он исполняет свою роль, чувствуя себя на сцене, как дома". Как дома? Что за невежество! Будто "веселиться" и "чувствовать себя, как дома" это не два исключающих друг друга понятия. (Зевает.) В нашем мире даже наслаждаться и то стоит труда. А это что такое? "Прекрасная леди Джулиет Дарнлей…" — длинный абзац, посвященный ее достоинствам и бриллиантам. Да, она очень привлекательна, весь Лондон будет завидовать моей победе. (Опять зевает.) Человек постоянно должен быть влюблен — это единственное спасение от скуки.

Входит Селфби Фиш.

Мое почтение! Как видите, я собираю новости целого дня, чтобы вернуть их людям в светской беседе одного лишь вечера.

Фиш. Новости? А меня они не интересуют. Что мне новости? Мы узнаем новости о других, а до других мне нет никакого дела.

Марсден (читает). Какой страшный пожар разразился вчера в Сент-Джайлсе!

Фиш. Да? У меня нет никакой недвижимости в этих местах.

Марсден. В Луи Филиппа опять стреляли. Что станет с Францией, если она потеряет этого мудрого короля?

Фиш. Не все ли равно? У меня нет ничего во французских банках.

Марсден. Боже мой! А это что такое? Ваш друг бедняга Дик Сквендер размозжил себе голову вчера вечером без четверти шесть.

Фиш. Вот как? Слава богу, я ничего не одалживал Сквендеру, кроме зонтика. Нужно срочно послать за ним.

Марсден. Вы непревзойденный философ. Ничто не может тронуть вас — ни пожар в населенном месте, ни покушение на короля, ни опасность гибели целого государства, ни даже самоубийство друга!

Фиш. Здесь нет ничего удивительного. Человеку следует благодарить судьбу, когда несчастья других не касаются его самого. (Протягивает Марсдену табакерку.) Я сам придумал эту смесь. Она так и называется — смесь Селфби Фиша.

Марсден. Нет, дружище, ненавижу я эти слабые наркотики, вроде нюхательного табака или сигар, они только слегка возбуждают. Мне нужно нечто посильней, такое, чтобы всколыхнуло сердце и взволновало кровь. То ли дело сражение, политика, карты, вино или, наконец, любовь!

Фиш. Оставьте, пожалуйста, Марсден!

Марсден. Ха-ха-ха! Ну вот, даже вы не можете слышать равнодушно слово "любовь". Готов поклясться, что вы без ума от прекрасной Амелии Плесид. Просто голову потеряли!

Фиш. Выражайтесь точнее, "без ума" — это слишком сильно сказано, а "потерял голову" — совсем ни на что не похоже. Дядюшка Амелии Плесид был близким другом моего отца. Он оставил ей тридцать тысяч фунтов, из которых она наследует только половину в том случае, если отказывается выйти за меня замуж, и получает все, если я сам отказываюсь составить ее счастье, дав ей имя миссис Фиш. Но я не камень. И я женюсь на ней. Правда, требования мои велики. Моя жена должна быть покорна и хорошо воспитана. Мисс Плесид, кажется, очень сдержанна и неразговорчива. Я уже предвижу спокойное супружеское счастье в Фиш-Холле, когда вернусь туда со своей молчаливой подругой жизни. (Задумчиво.) Она так тиха, что, может быть, и дети ее не будут шуметь!

Марсден. Ну если так — желаю вам тихого счастья с вашей Амелией. Пожелайте и мне любовных восторгов с моей Джулиет.

Фиш. Ваша Джулиет уже замужем, и за эти восторги вам придется дорого заплатить, когда дело дойдет до бракоразводного процесса.

Марсден. Ах! Я готов отдать все мое состояние за одну ее улыбку!

Фиш (в сторону). Значит, улыбка обойдется недорого, ведь он давно промотал все, что у него было. (Громко.) Между прочим, хоть это и не мое дело, ваши попытки разрушить счастье порядочного человека, который дает в своем доме отличные обеды, кажутся мне довольно безнравственными.

Марсден. Счастье? Ну, нет, хоть я и повеса, но я не так уж испорчен, как вы думаете. Брак моей двоюродной сестры Джулиет Дарнлей несчастлив.

Фиш. Почему же? Ее муж довольно благороден для своей роли купца, вернее, биржевого спекулянта, ведь он скорее спекулянт, чем купец.

Марсден. Отец Дарнлея был министром, и он провел свою юность при дворе. Когда он подрос, отец нашел ему синекуру, но один из родственников матери предложил ему участие в доходном деле. Он выбрал последнее и провел свои молодые годы за конторкой. В возрасте тридцати трех лет Дарнлей познакомился с моей двоюродной сестрой Джулиет. Тогда ей было только семнадцать, влюбился в нее, и его предложение было принято. Два-три года они жили, смею сказать, так, как все женатые люди. Но год назад этот Дарнлей, которому почему-то удивительно везет на бирже, несколькими удачными операциями удвоил свое и без того значительное состояние и стал одним из богатейших людей в Европе. С тех пор он с головой ушел в свои спекуляции, а Джулиет окунулась в светскую жизнь. Они почти не видят друг друга, и вот Джулиет живет без наставника, а Дарнлей — без спутницы жизни.

Фиш. Очевидно, Дарнлей и в самом деле очень занят своими делами, если он не замечает ваших далеко не родственных ухаживаний за Джулиет. Неужели он ничего не подозревает?

Марсден. Вы же знаете его исключительную невозмутимость и великосветские манеры. Энтузиаст в делах, он стоик в жизни. Если Дарнлей даже и подозревает что-нибудь, это выражается лишь в преувеличенной вежливости, которая весьма похожа на презрение. (Смотрит на часы.) Однако я понятия не имел, что уже так поздно. Пора к леди Джулиет, могу подвезти вас в моем кебе.

Фиш. Нет, в кебе легко разбиться. У меня своя вполне безопасная, правда, довольно тесная карета.

Марсден. Тогда, может быть, вы прихватите меня?

Фиш. Нет, в карете Селфби Фиша только одно место. Она не рассчитана на незваных пассажиров. (Открывает окно и высовывает руку.) Кажется, будет дождь, а я оставил свою карету за углом. Прежде чем размозжить себе голову, этот проклятый малый должен был вернуть мне зонтик.

Марсден. Англия жаждет дождя — урожаи гибнут.

Фиш. Вполне вероятно, но я не выращиваю овес и ячмень на полях моей новой шляпы. (Уходит.)

Марсден. Ха-ха-ха! Иди же своей дорогой, ты, воплощение жалкого эгоизма девятнадцатого века. Если молния поразит твою молодую жену в медовый месяц, ты, подобно майору Лангбау, позвонишь, чтобы принесли чистый бокал и вынесли миссис Фиш! (Звонит.)

Входит слуга.

Джон, кеб готов?

Джон. Да, сэр.

Марсден (одеваясь). Пальто. Нет, в самом деле, я просто боготворю Джулиет. Одеколон. Никого не любил так, как ее. Кроме, может быть, Джейн и Кейт… и Кэролин, ну и, конечно, бедняжки Сьюзен. (Изменившимся голосом.) Бедняжка Сьюзен, если бы она не покинула меня, я, может быть, был бы другим человеком. Сколько нелепых безумств я совершил, чтобы заглушить муки совести. Но она покинула меня, и я снова свободен. Черт бы побрал эти сумерки, как они действуют на нервы. Джон, я хочу принять несколько капель опия. (Пьет.) Ну вот, я опять стал убежденным эпикурейцем. Прошлое не воротишь, а будущее не в нашей власти. Если хочешь наслаждаться жизнью, лови каждый миг радости.

Джон. Счет от мистера Пландера, сэр, от мистера Рекета и от Сквеба — торговца лошадьми.

Марсден. "Вот вестники, что не дают забыть нам о существовании нашем". Джон, всем один ответ — когда благородный человек не может заплатить свои долги, его честь страдает. Пощади же мои чувства и сожги счета. (Уходит, напевая.)

Библиотека в доме Дарнлея. Дарнлей и Парсонс.

Дарнлей. Дерзкая спекуляция, говорите вы, сэр? Компания по устройству газового освещения в городах Германии! Скупайте все акции, непременно все. Как магнит притягивает иголку, так цивилизация притягивает капитал. В наше время участие в человеческом прогрессе — самое надежное предприятие. Скупайте все акции.

Парсонс. Хорошо, сэр, как вам угодно. Но что делать с этими испанскими процентными бумагами. Они катастрофически падают. Лучше продать их.

Дарнлей. Продать? Ну, нет. Я вложу еще десять тысяч, но изменю положение на рынке. Ха-ха! Славная вещь капитал! Я, простои английский купец, могу влиять на судьбы Испании!

Парсонс. Но, сэр…

Дарнлей. Да, повторяю, я предвижу день, когда эти бумаги поднимутся в цене на десять пунктов. Вот (протягивает ему бумагу), поступайте так, как здесь написано.

Парсонс уходит. Входит Мейнуэринг.

Мейнуэринг. Все хлопочете о деньгах, всегда о деньгах?

Дарнлей. Кто же позаботится об этом мире, если не тот, кто делает деньги? Подаянием можно накормить одного человека, капиталом — миллион. Он достигает высот гения, он та почва, на которой расцветают искусства, он превращает пустыню в цветущий сад, и глухую деревню в цивилизованный город. Без конкуренции не может быть совершенства, но без капитала не может быть конкуренции. Без энергии нет добродетели, но где же взять энергию, если нет золота? Человек, делающий деньги, величайший носитель мировой цивилизации!

Мейнуэринг. Гм! Вам повезло, у вас и жена под стать вам. Она очень энергична, когда дело касается светских приемов.

Дарнлей. Вы всегда насмехаетесь над моей бедной Джулиет. И вам не стыдно?

Мейнуэринг. Не стыдно ли вам, Гарри Дарнлей? Ваша сумасбродная жена…

Дарнлей. Осторожнее, Мейнуэринг!

Мейнуэринг. Осторожнее? Черт возьми, сэр, не говорите со мной таким тоном. Это невеликодушно. Разве я не обязан вам всем и разве это не дает мне права говорить вам все, что я думаю? Я помню, годы прошли с тех пор, когда я, рожденный в благородной семье, в роскоши, из-за расточительности моего отца остался без гроша, в полном отчаянии. Тогда я струсил и готов был лишить себя жизни, очевидно, я так бы и поступил, если бы не маленькая сестра, которая нуждалась в моей поддержке. Я помню, кто узнал в опустившемся бедняке своего старого школьного товарища. Я помню, кто пришел в мою жалкую лачугу. Этот человек не был тогда еще богат, но он дал кров моей сестре, а мне надежду на будущее. Я помню этого человека. Это были вы, Гарри Дарнлей, вы! Обвиняйте себя самого, если я кажусь вам надоедливым, неприятным, но честным другом, и, черт возьми, сэр, меня не интересует, нравится вам это или нет. Если я могу избавить вас от огорчений, я буду это делать!

Дарнлей. Дорогой Мейнуэринг!

Мейнуэринг. Не нужно называть меня дорогим. Я не желаю, чтобы мне льстили и этим лишали права упрекать. Вы устроили мне назначение за границей. Я тоже стал деловым человеком. Я видел, как выросла и возмужала моя сестра — прекрасная, невинная девушка, радость всей моей жизни! Неожиданно дела заставили меня вернуться в Англию, я получил наследство от родственника, чье имя я ношу. Меня не было дома всего три месяца. Я возвращаюсь — и что же? Сестра покинула мой дом, бежала с каким-то негодяем, не оставив мне ни строчки! Тогда-то я и постиг бессилие денег, денег, которые вы так превозносите! Дарнлей, Дарнлей, уверяю вас, деньги могут цивилизовать нацию, но они не могут сохранить святость семейного очага!

Дарнлей. Успокойтесь. Ваша сестра еще вернется.

Мейнуэринг. Вернется? Мне легче похоронить ее, чем взглянуть ей в глаза. К счастью, по условиям завещания, я переменил имя, которое она носила и опорочила. Только вам одному рассказал я о ее позоре, и вы ответили: "Живите у меня, пусть мой дом заменит вам тот, который вы потеряли". И вот я здесь, но где же этот дом, Дарнлей? У человека нет дома, если его жена забыла свой семейный очаг.

Дарнлей. Ах, если бы вы видели первые счастливые годы после нашей женитьбы!

Мейнуэринг. Они могут вернуться, если вы не будете забывать о правах мужа. Прислушайтесь к моим предостережениям. Вы потворствуете жене, как я некогда потворствовал сестре. В награду за это она покинула и опозорила меня. Все женщины одинаковы. Хотите жить спокойно — будьте непреклонны!

Дарнлей. Что вам нужно от меня? Ведь сам я поощрял ее в том, за что я должен, по-вашему, ее упрекать. В блеске моего растущего богатства я видел только сверкающую улыбку Джулиет. Я слишком занят своими делами и слишком прост в своих привычках, чтобы наслаждаться тем, что дают мне мои миллионы. Но я наслаждаюсь, когда вижу, что они доставляют удовольствие Джулиет. Она — олицетворение моего богатства. Его блеск отражается в тех наслаждениях, которые дает ей мое золото. Вспомните, я гораздо старше ее. Неужели я должен требовать, чтобы она забыла о своей молодости только потому, что развлечения юности уже наскучили мне?

Мейнуэринг. Одним из таких развлечений вы, очевидно, считаете красивого бездельника, ее двоюродного братца?

Дарнлей. Замолчите! (Сдерживая себя.) Нет, дружище, наслаждайтесь своей хандрой, а мне нечего бояться.

Мейнуэринг. Человека, который полагается на верность женщины, есть основания бояться.

Дарнлей. Стоит только мужу показать, что он боится, и он навсегда лишится своего достоинства и доверия своей жены. Его счастье — в ее любви, а честь — в ее добродетели. Я не разрушу первого своей поспешностью, а второго — своим недоверием. У Джулиет могут быть недостатки, но у нее широкая натура. Только мягкостью и доверием можно спасти ее от возможной ошибки. (Садится.) Довольно. Что это такое? План Элгров Лодж, виллы Генри Дарнлея, эсквайра, в стиле Альгамбры.

Мейнуэринг. О да. Это последнее проявление широкой натуры леди Джулиет. Никогда не видел женщины, которая обращалась бы более широко и свободно с деньгами своего мужа.

Открывается дверь. Входят леди Джулиет, Фиш, мисс Плесид (она вяжет кружево) и сэр Френсис Марсден.

Леди Джулиет. О да, я непременно должна показать вам проект нашей новой виллы. Тысяча извинений, дорогой Генри, за такое неожиданное вторжение. Смотрите, сэр Френсис, это, правда, очаровательно?

Марсден. Превосходно! Совсем в духе Альгамбры. Очень эффектный стиль, это вызывает массу ассоциаций. Я всегда очень интересовался книгами по мавританскому искусству.

Дарнлей. Неужели? Я думал, что вас больше интересуют расчетные книги ростовщиков.

Марсден (в сторону). Черт бы побрал этого наглеца!

Леди Джулиет. Вам должна понравиться общая мысль. Работы начнутся на следующей неделе. Вы не представляете себе, как мне не терпится!

Дарнлей. Однако потребуется немало времени, чтобы перевезти Альгамбру из Гренады в Лондон. Я должен поразмыслить.

Леди Джулиет. Поразмыслить? Ненавижу размышления. Вы ведь знаете, через месяц все это может мне уже надоесть.

Мейнуэринг. Это верно. Сегодня нам хочется перенести Альгамбру на берег Темзы, а завтра поставить какую-нибудь пагоду на колокольню святого Павла!

Леди Джулиет. Ха-ха-ха! Может быть и так. Однако почему бы нам всем не поехать сегодня в Элгров, чтобы поглядеть, насколько сама местность подходит к мавританскому стилю?

Дарнлей. Сегодня? Но сегодня я так занят.

Марсден. Фиш, вот блестящая возможность для вас поухаживать за мисс Плесид. Уговорите леди Джулиет поехать. Великолепная вилла!

Фиш. Ненавижу эти виллы. Там слишком много насекомых и сквозняков.

Мисс Плесид. Мистер Мейнуэринг, поедемте с нами. Раз мистер Фиш не едет, вы должны быть моим кавалером.

Фиш. Она хочет меня задеть, бедняжка! Я думаю, мне следует поехать. (Мейну Эрингу.) Всегда с вязаньем в руках — безропотное создание! В конце концов мы можем закрыть все окна и отдохнуть, как только приедем туда.

Леди Джулиет (обращаясь ко всем, после разговора с Дарнлеем). Итак, решено. До свидания, Генри. Мистер Фиш, пожалуйста, возьмите эскизы. И вот этот альбом… Альгамбра в рисунках Робертса! Я вернусь рано.

Дарнлей. Рано? Очень рад!

Леди Джулиет. Ну, конечно, вечером я в опере. Мистер Мейнуэринг, не находите ли вы, что эта шляпка от Хербольта мне очень к лицу?

Мейнуэринг. Нисколько не нахожу.

Леди Джулиет. Меня восхищает ваша откровенность, но у вас нет вкуса. Мистер Фиш, вы понесете мой зонтик.

Мисс Плесид. И мой.

Леди Джулиет. Где же бедный Шок? Если я не возьму его с собой, он умрет от горя.

Марсден. Сбегайте за Шоком, Фиш, он сидит в своей корзинке.

Фиш. Сбегайте сами. Шок кусается. Мисс Плесид, вашу руку, моя к вашим услугам.

Мисс Плесид. Вы не едете с нами, мистер Мейнуэринг?

Мейнуэринг. Нет.

Мисс Плесид. Жаль. Мистер Фиш, я буду вязать всю дорогу.

Фиш. Очаровательное занятие, и оно совершается так бесшумно!

Марсден. До свидания, Дарнлей. Мы будем скучать без вас.

Дарнлей. Одна мысль, что сэр Френсис будет скучать без нас, может возместить нам даже его отсутствие.

Мейнуэринг. Ха-ха-ха!

Марсден (смущен, предлагает руку леди Джулиет). Пойдемте, леди Джулиет… allons [33].

Дарнлей (окликая его). Вы забываете — эта рука предназначена Шоку. Вы должны сходить за ним. Будьте осторожны. Он сердитый, но обращайтесь с ним как следует, и он будет вести себя смирно, как все щенки его породы.

Марсден (в ярости). Сэр, я… (В сторону.) Черт побери, хозяин кусается больнее собаки. (Уходит.)

Дарнлей. Прощайте, леди Джулиет! Бедняга Марсден! Какая у него добрая душа.

Леди Джулиет, Фиш и мисс Плесид уходят.

Мейнуэринг и Дарнлей.

Дарнлей. Сердце замирает в груди. Да, я боюсь этого человека.

Мейнуэринг. Вы тюфяк, а не муж!

Дарнлей. Мне так хочется вернуть ее.

Мейнуэринг. Зачем же? Кузен отличный кавалер!

Дарнлей. Нет, она не поедет.

Мейнуэринг. Ха-ха!

Дарнлей. Она не должна ехать. (Идет к дверям.)

Входит леди Джулиет.

Леди Джулиет. Я чувствую угрызения совести, дорогой Генри. Может быть, вы хотите, чтобы я осталась?

Мейнуэринг. Конечно, хочет.

Дарнлей. Нет, дорогая Джулиет. Я вовсе не такой эгоист. Но мне кажется… (В сторону.) Молчи, ревнивое сердце!

Джулиет. Вам кажется?..

Дарнлей. Может быть, вы возьмете с собой еще кого-нибудь из наших знакомых, какую-нибудь даму?..

Леди Джулиет. Действительно. Я приглашу старую леди Бэблтон.

Дарнлей (в сторону). Молодая жена нуждается в более надежной компаньонке. (Громко.) Почему бы вам не взять с собой дочь?

Леди Джулиет. Прекрасная мысль, я возьму с собой нашу дорогую Фэнни. Это великолепно. Фэнни немного заменит мне вас.

Дарнлей. Гора с плеч, она не боится глаз своего ребенка.

Леди Джулиет. Вы все еще мрачны?

Дарнлей. Нет, я счастлив, когда счастливы вы. Поезжайте, моя Джулиет, и пусть вам будет весело. Вы веселы потому, что молоды и невинны. (Открывает ей дверь.)

Мейнуэринг. Как! Все-таки едете?

Леди Джулиет. С вашего благословения. Ха-ха-ха! Посмотрите, каким несчастным он выглядит! Бедный старый холостяк! Что он смыслит в супружеской жизни. Бедняга Мейнуэринг!

Дарнлей. Ха-ха-ха! Бедняга Мейнуэринг. (Целует ей руку.)

Деди Джулиет уходит.

Мейнуэринг. Ну что с вами поделаешь после этого!

Дарнлей. Не сердитесь. Бы должны согласиться, что у нее прекрасный характер.

Мейнуэринг. Очаровательный! Чисто женское средство. Три драхмы железного упрямства на одну унцию трогательных слов — вот вам и смесь от подозрительности мужа!

Дарнлей. Упрямство? Она никогда мне не противоречит!

Мейнуэринг. И каждый раз поступает по-своему.

Дарнлей. В любом случае готова мне уступить.

Мейнуэринг. Но всегда настоит на своем!

Дарнлей. Гм!

Мейнуэринг. Гм!

Дарнлей. Эта Альгамбра будет стоить тысячи! Ничего, меньше времени буду проводить в праздности. Пойдемте со мной в Сити. Я хочу с вами посоветоваться. Речь идет о грандиозной спекуляции! Если мне повезет, я заработаю полмиллиона.

Мейнуэринг. Это не прибавит вам счастья.

Дарнлей. Это верно. Сами деньги — ничто, но азарт игры! Счастливый человек мирно наслаждается своим счастьем, а для того, кто испытал разочарование — успокоение в действии. Занятый осуществлением своих планов, человек способен забыть, ради чего он трудится. Только за своим рабочим столом я чувствую себя счастливым.

Входит слуга.

Слуга. Сэр, какая-то дама ждет вас в библиотеке.

Дарнлей. Кто она?

Слуга. Дама, сэр. Она не назвала своего имени.

Дарнлей. М-да… Но я занят.

Слуга. У нее, кажется, несчастье, сэр. (В сторону.) Я уверен, что это его тронет.

Дарилей. Несчастье? В таком случае я не заставлю ее ждать. Видите, пока есть несчастья на земле, тот, кто делает деньги, становится подобным божеству. (Уходит.)

Мейнуэринг. Какая-нибудь бедная старуха. (Вытаскивает кошелек.)

Слуга. Нет, сэр. она молода и очень привлекательна.

Мейнуэринг (прячет кошелек обратно в карман).

Я приберегу свою скромную лепту для старой и безобразной.

Слуга уходит.

Если бы Дарнлей легко поддавался соблазну, эта нищая могла бы воспользоваться минутой. Зловещее стечение обстоятельств для бедняги мужа — пока его жена кокетничает с другим, молодая девушка является просить о помощи. О женщины, женщины, сколько мук вы приносите! Взять хотя бы эту скверную Амелию — приглашает меня ехать на виллу, чтобы я мог полюбоваться, как она флиртует с Фишем. И все ради его денег! Поистине, для женщины главное получше устроиться в жизни, и ради этого она выйдет замуж даже за жалкого пескаря и станет жить с ним в болоте.

Входит Дарнлей.

Дарнлей. Дорогой Мейнуэринг… друг мой… (В сторону.) Как бы мне выпроводить его из дома? Ага! Не завезете ли вы эти бумаги Парсонсу, моему клерку? Мы встретимся с вами через час, у меня в конторе, только отправляйтесь поскорей.

Мейнуэринг. А что, собственно, случилось? Несчастье этой молодой дамы кажется слишком тронуло вас.

Дарнлей. Это действительно так… то есть, но идите же, умоляю вас. Парсонс должен получить эти бумаги прежде, чем закроется биржа.

Мейнуэринг. Но…

Дарнлей (выталкивая его). Вот ваша шляпа, ваша трость. Возьмите кеб, иначе вы опоздаете.

Мейнуэринг. О женщины, женщины! Старик или молодой, ветреный или постоянный — вам все равно.

Дарнлей. Вы уморите меня! Мой характер…

Мейнуэринг. Характер? Господи боже мой, у них не больше уважения к характеру мужчины, чем у волка к характеру овцы. Ну иду, иду. Будьте осторожны. Только не давайте ей плакать. Держите ваш характер, как зонтик над головой. Правда, если женщина начнет плакать, этот зонтик окажется плохой защитой. (Уходит.)

Дарнлей. Слава богу, ушел! (Звонит.)

Входит слуга.

Никого не принимать — пошлите за коляской.

Слуга уходит.

Где мне ее поселить? Где найти такой дом, куда я могу прийти, оставаясь неизвестным? Как она молода, как прекрасна! Никогда в жизни я не был так тронут и потрясен. (Уходит.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Гостиная в доме Дарнлея.

Входит слуга, за ним Марсден и Фиш.

Фиш. Я хочу видеть мисс Плесид.

Слуга. Слушаюсь, сэр. (Уходит.)

Марсден. Как? Уж не собираетесь ли вы сделать ей предложение?

Фиш. Не совсем так. Прежде чем допустить кого-нибудь в свою жизнь и в свою карету, о многом нужно подумать. Девушка безусловно тиха и молчалива. Но есть ли у нее другие достоинства, необходимые для жены, — вот в чем вопрос! Хотел бы я знать, например, избавит ли она меня от всех забот, властолюбива она или нет, не забывает ли она о вкусах мужа, заказывая обед, и, упаси бог, не кладет ли к себе в тарелку лучший кусок цыпленка?

Марсден. Вы как жених очень оригинальны в своих поисках совершенства! Я думаю, мисс Плесид вполне подходящая вам пара. Просто шедевр в белом муслиновом платье!

Фиш. Да, но мне так удобно быть холостяком, и если этот шедевр стоит меньше тридцати тысяч фунтов, я не повешу его в моей гостиной. (Оглядывается, в сторону.) Этот человек может мне помешать. (Громко.) Надеюсь, вы уйдете, когда появится мисс Плесид?

Марсден. Конечно. Леди Джулиет примет меня в своем будуаре.

Фиш. После поездки на виллу вы, кажется, нашли дорогу к сердцу ее милости.

Марсден. Я еще не тронул ее сердца, но дорога к нему для меня открыта. Мне кажется, оно ко мне благосклонно. Однако признаться ли? Совесть постоянно сдерживает мои надежды. Дорого бы я дал. чтобы обнаружить какой-нибудь нравственный промах Дарнлея. Мне необходимо оправдать чем-нибудь мои собственные попытки разрушить привязанность Джулиет к мужу.

Фиш (в сторону). Интересно, что бы он мог дать за это? Что с него можно взять? Гм-гм. Нравственный промах… гм-гм…

Марсден. Но это невозможно.

Фиш. Невозможно? Вот как? Гм-гм…

Марсден. Вы что-нибудь знаете?

Фиш. Я? В мои правила не входит что-нибудь знать. Я ничего не приобрету от того, что буду совать нос в чужие дела.

Марсден. У этого субъекта многозначительный вид. Он что-то пронюхал, но чужой секрет даром не отдаст. Вы делаете вид, будто знаете что-то, мистер Фиш. Ставлю моего гнедого рысака, того самого, что я отказался продать вам на прошлой неделе, против вашего старого зонтика, который вы не забыли взять у душеприказчиков бедняги Сквендера, — вы не сможете сказать ни одного дурного слова о репутации Дарнлея.

Фиш. Так вы ставите своего гнедого рысака? Идет.

Марсден. Идет.

Фиш. А ваш рысак не спотыкается?

Марсден. Нет.

Фиш. Зато Дарнлей, кажется, споткнулся. У меня есть вилла в Сент Джонс Вуд — наследство тетки. Я поручил своему агенту сдать ее. И он сдал ее… женщине… молодой, необыкновенно привлекательной. Между прочим, не могли бы вы прибавить еще уздечку и седло?

Марсден. Да, да, ради бога, продолжайте.

Фиш. Дарнлей платит за виллу, он оплачивает счета, содержит экипаж этой дамы и посещает ее почти каждый день.

Марсден. Вот так лицемер! А вы уверены в том, что говорите?

Фиш. Уверен ли я? Разве я не рискую своим зонтиком? Вот адрес. Я видел девушку собственными глазами, когда заезжал туда, чтобы забрать кое-что из своих вещей. Дарнлей не знает, что я владелец… Он имеет дело с агентом. Только не ссылайтесь на меня.

Марсден. Мои последние сомнения исчезли!

Входит слуга.

Слуга. Ее милость примет вас, сэр Френсис.

Марсден. Иду, иду. Ага, попался святой грешник!

Фиш. А это безопасно?

Марсден. Безопасно?

Фиш. Я имею в виду рысака.

Марсден. Да, вполне, а если он когда-нибудь начнет горячиться, вы сможете подарить его будущей миссис Фиш. (Уходит.)

Входит мисс. Плесид. Она вяжет кружево.

Фиш. Избави боже, чтоб будущая миссис Фиш предавалась такому неистовому занятию, как верховая езда! А, мисс Плесид, вы вечно трудитесь. Как это приятно, должно быть. Это лучше, чем шить — не так шумно.

Мисс Плесид. Вы не любите шума?

Фиш. Нет, совсем не люблю. Мне это неприятно. А вам?

Мисс Плесид кивает в знак согласия.

Мужчина прежде всего должен заботиться о своем здоровье. Шум разрушает нервную систему и расстраивает пищеварение.

Мисс Плесид кивает.

Какое молчаливое создание, эта женщина! Она родилась, чтобы стать миссис Фиш. Вы знаете о последнем желании моего старого друга, вашего покойного дядюшки, моя дорогая леди?

Мисс Плесид. Да… он хотел, чтобы я вышла за вас замуж. Только я не пойму, зачем.

Фиш. Ах, как мила ее простота. Ваш дядя заботился о вашем счастье, выбирая вам в мужья человека богатого и нравственного. Я никогда не играю в карты. Это дорого стоит. Никогда не пью — это губит здоровье; не занимаюсь флиртом — слишком беспокойно. Короче говоря, я могу сказать без всякого тщеславия: у меня нет никаких пороков — они плохо отзываются на тех, кто им предается. Вот почему ваш дядя выбрал меня.

Мисс Плесид. Но дядя говорил, что вы очень благоразумны, а я, как вам известно, слишком проста и потому не всегда бываю благоразумной.

Фиш. Это и хорошо. Те, кого называют совершенными женщинами, всегда слишком суетливы и поэтому не в своем уме.

Мисс Плесид. Но, мистер Фиш, говорят, что муж и жена должны любить друг друга. Боюсь, что я не люблю вас.

Фиш. Любить? Человеческая натура не создана для таких сильных чувств. Любовь — это враг спокойствия и возбудитель желудочных заболеваний!

Мисс Плесид. Какая жалость! Вряд ли я смогу выйти за вас замуж. Нет, не смогу. А что касается потери пятнадцати тысяч фунтов в случае моего отказа, мне кажется, вы достаточно великодушны, чтобы отказаться от них.

Фиш. Вы справедливо оценили мой характер. Но я выполняю свой долг, как бы неприятен он ни был, к тому же в денежных делах у добросовестного человека есть обязанности перед самим собой.

Мисс Плесид (в сторону). Отвратительный человек! (Громко.) Неужели эти условия так точно оговорены в завещании?

Фиш. Несомненно. Привезти вам копию?

Мисс Плесид. Да… завтра к двенадцати часам. Нельзя же в самом деле потерять столько денег!

Фиш. Весьма благоразумное замечание. Ах, мисс Амелия, поверьте, мы будем бесконечно счастливы. Фиш-Холл — тихое местечко, дичи сколько угодно, птица на вкус превосходная. Между прочим, какую часть цыпленка вы предпочитаете?

Мисс Плесид. Мне все равно!

Фиш. Слава богу. Лучший кусочек в безопасности. Прелестное создание, настоящее сокровище! (Страстно.) О моя Амелия, моя Амелия!

Мисс Плесид. Вы пугаете меня! Ступайте, жду вас завтра к двенадцати.

Фиш. Я принесу копию завещания. (Восхищенно.) Как безмятежно она вяжет свое кружево. Ее ничто не волнует. Она создана для меня, не женщина — автомат. Она может спокойно прожить и без мужа. Мне удивительно везет. Прощайте же, моя Амелия. (Уходит.)

Мисс Плесид. Чудовище. Я готова была надавать ему пощечин. Говорят, он очень умен. Мне хотелось вызвать у него отвращение, разыграв из себя дурочку! О женская ловкость, помоги мне придумать что-нибудь. Он ненавидит беспокойных людей. Ах, если бы мне удалось сохранить часть состояния, которую я могу потерять, чтобы все, все мое богатство досталось милому упрямцу Мейнуэрингу, если, конечно, этот милый упрямец снизойдет до меня!

Входит Мейнуэринг.

Мейнуэринг. Я бы хотел быть книгой, стулом, столом, каминными щипцами, ковриком или, наконец, философом, — одним словом, чем-нибудь неодушевленным.

Мисс Плесид. Вы всегда чем-то возмущены! Почему бы вам не вязать кружева! Идите сюда — я научу вас.

Мейнуэринг. Как вы разговариваете со старшими, дитя мое?

Мисс Плесид. Как вы разговариваете с дамами, друг мой? Садитесь. Наматывайте нитку на эту катушку.

Мейнуэринг. Ну вот еще!

Мисс Плесид. Что вы сказали, злой человек? И это в ту минуту, когда я решилась просить вашего совета? Я так несчастна!

Мейнуэринг. Несчастны? Вы? Но почему же?

Мисс Плесид. Садитесь.

Мейнуэринг (садится). Хорошо, но почему же вы несчастны?

Мисс Плесид. Наматывайте осторожно.

Мейнуэринг (начинает быстро наматывать нитку; очень смущен). Да, да, я наматываю, но почему же вы несчастны?

Мисс Плесид (в сторону, она явно тронута). Дорогой Мейнуэринг! (Громко.) Вы знаете, я потеряю половину моего состояния, если откажусь выйти замуж за мистера Фиша.

Мейнуэринг. Да? А вы разве собираетесь отказать ему? Все что угодно, лишь бы не потерять деньги!

Мисс Плесид. Совершенно верно.

Мейнуэринг. Совершенно верно? Да вы меркантильная особа!

Мисс Плесид. Но что мне делать, если я не люблю его.

Мейнуэринг. Тем лучше. Что такое любовь? Это лишь право одного человека мучить другого.

Мисс Плесид. Я думаю, вы не ошиблись, и если вы советуете мне выйти замуж, я так и сделаю, ведь я так верю вашим советам — ваше одобрение… (Протягивает ему руку.)

Мейнуэринг. Не дотрагивайтесь до меня!

Мисс Плесид (в сторону). Он любит меня! (Громко.) Да, но если мистер Фиш сам отвергнет мою руку, как только что это сделали вы, я сохраню все свое состояние.

Мейнуэринг. Об этом следует подумать!

Мисс Плесид. Теряя половину своего состояния, женщина наполовину теряет свою привлекательность. Кто женится на бедной девушке, вроде меня, если у нее не будет денег?

Мейнуэринг. Я знаю одного глупца, который охотно сделает это не ради ваших денег, впрочем… нет, вы слишком красивы для него.

Мисс Плесид. Как? Неужели он женится на мне, если я потеряю…

Мейнуэринг. Если вы потеряете решительно все. Осмелюсь доложить, он непременно женится, но это лишний раз докажет, что он глупец.

Мисс Плесид. Расскажите мне что-нибудь о нем. Он не ворчлив? Добр, хорош собой?

Мейнуэринг. Нет, он сварливый, вспыльчивый, раздражительный человек, к тому же еще и урод. Готово! Вот ваша катушка!

Мисс Плесид. Я знаю только одно. Я не выйду замуж ни за мистера Фиша, ни за кого-нибудь другого, пока не увижу, что мистер Дарнлей и леди Джулиет обрели то счастье, которого они достойны.

Мейнуэринг. Ах, это напомнило мне… несчастный Дарнлей, бедный друг!

Мисс Плесид. Что случилось?

Мейнуэринг. Как, разве вы ничего не знаете? Эта последняя, самая грандиозная операция Дарнлея провалилась. Его кредит поколеблен. Кредиторы начали предъявлять счета. И среди них самые настойчивые те, у которых счета его жены!

Мисс Плесид. Возможно ли? Богатый мистер Дарнлей! Миллионер!

Мейнуэринг. Человек никогда не остановится на одном миллионе, если он может заработать два! Но что его винить? Счастье детей и жены могут заполнить жизнь человека, а золото — никогда. А если Дарнлей искал успокоения от горя и разочарования в биржевых спекуляциях и обанкротился — пусть его прекрасная жена винит себя и пусть она провалится ко всем чертям!

Мисс Плесид. Молчите!

Дарнлей (за дверью). Очень хорошо. Пусть подождет в моем кабинете. Я заплачу ему.

Входит Дарнлей, за ним слуга.

Слуга. Пожалуйста, сэр, мадам Кремузен была очень настойчива. Она дважды звонила сегодня утром.

Дарнлей. Мадам Кремузен? Кто она такая?

Слуга. Портниха ее милости.

Дарнлей. Ах да. Пусть пришлет свои счета ко мне в контору завтра утром. Амелия, а где леди Джулиет?

Мисс Плесид. Она у себя в будуаре.

Дарнлей. Одна?

Мисс Плесид. У нее Фэнни.

Дарнлей. Еще кто-нибудь?

Мисс Плесид. Я… я не знаю…

Дарнлей. Она смущена! О мука, и она подозревает. (Спокойно.) Где же кузен… мой друг мистер Марсден?..

Мейнуэринг. Он, конечно, у нее.

Дарнлей (после паузы). Но вы говорите, ребенок с ней.

Мисс Плесид. Да, и сэр Френсис зашел только для того, чтобы занести Фэнни какую-то занимательную книжку по истории Англии. (Мейнуэрингу.) Ах вы, интриган! Дайте мне мою катушку. Вы вносите беспорядок во все, за что бы ни взялись. Вы умеете плести если не кружева, то сети! (Уходит.)

Мейнуэринг. Она меня околдовала. Как я хотел бы быть веселым, красивым и богатым. Нет, нет, лучше быть кочергой, каминным ковриком или философом. Какая я скотина, однако, думаю о себе, а Дарнлей так. грустен. (Подходит к Дарнлею, кладет ему руку на плечо. С чувством.) Друг мой!

Дарнлей. Те векселя Марсдена, которые вы недавно купили по моей просьбе… платеж истекает на этой неделе?

Мейнуэринг. Да, черт бы побрал этого расточительного негодяя. Векселей на десять тысяч фунтов. Вы дали за них две тысячи — самая неудачная сделка, которую вам приходилось когда-либо заключать.

Дарнлей. Прошло время, когда знание было силой. Сила в деньгах, и у меня они будут!

Мейнуэринг (уловил последние слова). Сила в деньгах? Нет, Дарнлей, деньги не сохранят любви вашей жены, а моей сестре не вернут добродетели.

Дарнлей. Да… ваша сестра! Ах, Мейнуэринг! Не будьте так жестокосердны. Если бы оказалось, что ваша сестра не так уж виновата, если бы…

Мейнуэринг. Молчите!

Дарнлей. Неужели страдание не искупает вины? Неужели покорностью и терпением нельзя склонить вас к прощению?

Мейнуэринг (гневно). Да, если она откроет имя соблазнителя. И если его кровь смоет позор с моего имени. Только при этих условиях!

Дарнлей (в сторону). Придется ждать более удобной минуты.

Мейнуэринг. Давайте поговорим о чем-нибудь другом — о политике, о погоде, о делах. Что у вас нового?

Дарнлей. Опять неудачи. Через несколько дней моей фирме предстоят тяжкие испытания. Но волны разобьются о нашу скалу.

Мейнуэринг. Безрассудства леди Джулиет могут поколебать и скалу Гибралтара.

Дарнлей. Когда пройдет буря, я сумею поставить им преграду.

Мейнуэринг. Не нужно откладывать. Настало время открыть ей глаза на то, к чему приводит расточительность.

Дарнлей. Но я люблю ее. Мне нравится смотреть, как она сорит деньгами. Богатство для меня было бы обузой, но благодаря его чудесному свойству я могу окружить ее королевской роскошью. И теперь, даже теперь, я, которого считают дельцом, спекулянтом, — я боюсь не бедности, не она тревожит и пугает меня. Потерянное состояние можно возвратить. Но если потерян дом, честь, счастье — тут уж не утешит никакая философия, не поможет никакая энергия. Вы правы, Мейнуэринг. Сила не в деньгах!

Мейнуэринг. Простите за то, что я причинил вам боль. Но теперь, когда вы наконец очнулись от этого кажущегося равнодушия, все опять будет хорошо. Вспомните о правах мужа. Скажите леди Джулиет, что она ведет себя легкомысленно, и вышвырните из вашего дома этого беспутного Лотарио.

Дарнлей. Чтобы она стала жалеть его? Неужели человек, который поклялся боготворить и лелеять это молодое существо, из-за одного лишь подозрения, страха превратится в жалкого ревнивца и этим опозорит ту, которая пришла в его дом без единого пятна на совести? Свет никогда не оправдает женщину, которую запятнал подозрением собственный муж. И неужели я подам повод этому человеку распускать слухи о том, как он заставил гордого Дарнлея дрожать за свою честь. Ведь если он увидит, что я препятствую его преступным намерениям, его тщеславие восторжествует. Чего я этим добьюсь? Если она равнодушна к нему, моя поспешность только оскорбит ее, и он в ее глазах станет лучше, чем есть на самом деле. Но если она любит его… если… о боже! ее добродетель… Нет-нет, не за нее я трепещу. Но ее сердце! Вот чего я боюсь! (Молчит, очень расстроен.) Как я начал, так и буду продолжать. Я не стану бороться со своим врагом его оружием. Если будет нужно, я сокрушу его презрением и уничтожу при помощи моего золота. А у Джулиет, чьей любовью я дорожу, как скупец своим богатством, пусть не будет другого ангела-хранителя, кроме ее чистоты и доверия ее мужа.

Входит Фэнни.

Фэнни. Папа, папочка!

Дарнлей. Моя маленькая красавица!

Фэнни. Мама только что узнала, что вы дома! Идите к ней!

Дарнлей. Она звала меня?

Фэнни. Конечно. Пойдемте, я расскажу вам, как хорошо я отгадала загадку, которую мне загадал сэр Френсис.

Дарнлей (отстраняет ее от себя). А… сэр Френсис. Ты любишь его?

Фэнни. Нет, не люблю.

Дарнлей (улыбаясь). Почему, Фэнни?

Фэнни. Он плохой, он говорит неправду.

Дарнлей. Да?

Фэнни. Да, маме он говорит, что так меня любит (передразнивая его), "милочка Фэнни", а мистеру Фишу говорил, что я ужасно беспокойный ребенок и всегда ему мешаю. Не то, что добрый Мейнуэринг, хоть он и ворчун! Мейнуэринг меня никогда не обманывает. Где моя кукла, сэр?

Мейнуэринг. Дорогое дитя мое. Она ждет вас, и такая красавица! Пойдемте скорее в детскую.

Дарнлей. Сейчас я увижу ее с Марсденом, смелее!

Уходят.

Будуар леди Джулиет.

Леди Джулиет и Френсис Марсден сидят.

Марсден. Нет, я не могу с вами согласиться, моя дорогая кузина. Я не верю, что люди с разными характерами могут быть счастливы. Что мрачный и угрюмый характер может ужиться с веселым, а педантичный разум — с причудливой фантазией.

Леди Джулиет. Видели вы когда-нибудь деда, играющего со своим внуком? Какой контраст — старик, для которого мир точно старое поношенное платье, и ребенок, превращающий в игрушку даже седые кудри своего деда! И, однако, морщины старика разглаживаются, когда он слышит веселый смех внука, а ребенок бросает игру со своими сверстниками и с удовольствием взбирается на колени деда. Не думаете ли вы, что свет оживляет тень, а тень дает отдохновенье свету?

Марсден. Дед и внук? Наивный пример. Я говорю о людях, которые связаны более тесным союзом. Любовники или… супруги.

Леди Джулиет. Ну хотя бы супруги. Возьмите для примера меня и Генри. Я так легкомысленна, он так благоразумен. Я подчиняюсь каждому своему порыву, он всегда спокоен и сдержан. Будь он похож на меня, боюсь, я презирала бы его. А будь я похожа на него, ему, быть может, было бы меньше хлопот со мной, но он и любил бы меня меньше!

Марсден. Ах, моя дорогая кузина, вы коснулись предмета, который я не рискну обсуждать. И все же не станете же вы отрицать того очарования, которое, к сожалению, незнакомо вам? Оно создается полной гармонией душ, когда сердца бьются в унисон, а мысли и чувства, как эхо, повторяют друг друга: если вы печальны — небо заволакивается тучами и для того, кто вас любит, если вам весело — он радуется вместе с вами.

Леди Джулиет (слегка растрогана). Ах, это все поэзия. В жизни все не так.

Марсден. Нет, это жизнь, настоящая жизнь — если только мы умеем воспользоваться ее благами.

Входит Дарнлей.

Если на нашем пути встречается тот, кто близок нам по духу, а это бывает раз в жизни, мы должны освободить себя от власти бездушных условностей света, если во всем мы видим лишь воплощение дорогого нам, бесконечно близкого и бесконечно желанного образа… Черт! Здесь муж!

Дарнлей. Продолжайте, прошу вас! Прелестно — "близкий по духу", "холодные условности", "бесконечно желанный образ" — просто сцена из "Страданий молодого Вертера" [34], не так ли?

Марсден. Я… Я говорил… то есть я высказал леди Джулиет, в виде предположения, конечно, что… короче говоря, философское понятие… вы понимаете…

Дарнлей. Прекрасно понимаю. Философское понятие родства душ…

Марсден. Вот именно — это очень приятная вещь.

Дарнлей. Заключение оказалось менее блестящим, чем вступительная часть, не правда ли, Джулиет? Бедняга Марсден! Как говорят в палате общин, тон речи не соответствует ее содержанию.

Марсден (в сторону). Какой позор!

Леди Джулиет. Ваша ирония смутила кузена. Мы болтали о пустяках и не могли согласиться друг с другом. С чего это началось? А… мы говорили о мистере Фише и Амелии. Дорогой Генри, вы, конечно, никогда не согласитесь на такое самопожертвование со стороны Амелии?

Дарнлей. Амелия уже совершеннолетняя и может решать сама за себя. А у мистера Фиша есть хорошая рекомендация, он друг сэра Френсиса Марсдена.

Леди Джулиет. Друг? Ему ровно ни до кого нет дела.

Дарнлей. У него вид человека чрезвычайно умного.

Леди Джулиет. Потому что он никогда не пренебрегает собственной выгодой.

Дарнлей. Он щепетилен, добродетелен и экономен.

Леди Джулиет. Просто он слишком жаден, чтобы тратить деньги, и слишком холоден, чтобы иметь какие-нибудь чувства.

Дарнлей. Вы очень проницательны. Все это верно. Есть люди слишком эгоистичные, они не позволят себе ошибаться, есть и такие, чей эгоизм менее смешон, но более достоин презрения. Как по-вашему, сэр Френсис?

Марсден. Я не изучал этих разновидностей.

Леди Джулиет. Может быть, вы расскажете нам о них?

Дарнлей, С удовольствием, о каждой разновидности в отдельности. Представьте себе человека, который никогда ие лишает себя удовольствий, для которого не существует понятий долга. Он откровенен, но бесчестен в своей откровенности, он щедр, но его щедрость лишена благородства. Он, как червь, который не вдыхает аромата розы, а делает ее своей добычей. Счастье его состоит в том, чтобы потакать своим порокам, а свои таланты он превращает в орудия предательства. Он равнодушен к страданиям, которые он причиняет другим, лишь бы потешить свое тщеславие, он может разрушить счастье целой жизни ради удовольствия одной минуты. И, несмотря на то, что свет может считать такого человека участливым и щедрым, несмотря на то, что поверхностным людям он может казаться человеком слишком широким и сумасбродным, чтобы заботиться о своих интересах, такой человек — самый отвратительный эгоист, эгоист до мозга костей. Для него не существует ни Привязанности, ни милосердия, ни любви, ничего того, чем дышит мир, его бог — это он сам! Разве я неправ, сэр Френсис?

Леди Джулиет. Замолчите, циник! Таких чудовищ нет на свете.

Дарнлей. Простите меня, я знаю такого человека. Однажды у меня был друг, сэр Френсис, он женился на девушке, которая была моложе его, и не раскаивался в этом. Жена была единственным счастьем его жизни, жизни вполне безупречной. Жена хранила в чистоте его незапятнанное имя, но у нее был двоюродный брат, красивый, блестящий молодой человек. Он пожимал руку мужа, ел за его столом, считался другом дома и, прикрываясь родственными отношениями, предательски домогался своих низких целей. Вот видите, такие чудовища бывают на свете. Сэр Френсис, вы узнаете его по этому описанию?

Леди Джулиет. Что это значит?

Дарнлей. Я называю такого человека эгоистом. Если бы он любил эту женщину, он уважал бы ее честь и счастье. Но в ее падении он ищет лишь удовлетворения своему тщеславию. Однажды мой друг вошел в комнату, где его жена сидела со своим двоюродным братом. Они были одни. Случайно он подслушал пышную сентенцию, в которую этот эгоист вложил изрядную долю своего коварного яда…

Леди Джулиет. Генри! Генри!

Марсден (гневно). Не бойтесь, сударыня. Этот эгоист, может быть, сумеет ответить на клевету, разоблачить лицемера и отплатить за оскорбление. Итак, сэр, что же сделал ваш друг?

Дарнлей. Мой друг, сэр, посмеялся над замешательством, которое он внес. Но потом, подумав, что пришел наконец час открыть глаза невинности на происки виновного, он рассказал случай подобный тому, который рассказал только что я. Так непобедима была его вера в ее чистоту и любовь, что он знал — раз предательство разоблачено, преступник навсегда будет обезоружен. Окончив свой рассказ, он гордо поклонился тому, кто был ему не страшен, и доверчиво улыбнулся той, которая не внушала ему сомнений, взял шляпу и оставил их. (Уходит.)

Леди Джулиет падает в кресло и закрывает лицо руками.

Марсден (в сторону). Как? Оскорбив врага, он покидает поле боя? Лицемер и к тому же глупец. (Громко) Леди Джулиет, простите меня, если словом или действием я виноват в подозрении, которое так несправедливо и оскорбительно для вас.

Леди Джулиет. Подозрение? Для меня?

Марсден. Обвинять меня — значит подозревать вас.

Леди Джулиет. Неужели мое беспечное легкомыслие так ранило это великодушное сердце?

Марсден. Великодушное? Вот уж поистине великодушное равнодушие!

Леди Джулиет. Равнодушие?

Марсден. Как легко мужу великодушно прощать жену, когда его собственные чувства принадлежат другой.

Леди Джулиет. Это клевета!

Марсден. Простите, я, кажется, сказал слишком много. Однако жаль… Есть нечто большее, чем негодование… Но нет! Молчу, пока кто-нибудь другой не скажет вам правды. Ах, Джулиет, думайте что угодно о тех, кто обвиняет, и о тех, кто воздерживается от всяких обвинений. Прощайте.

Леди Джулиет. Да, уходите! Я никогда не знала вашего истинного лица. Стыдитесь, вы стараетесь внушить мне подозрение, которое…

Марсден. Остановитесь! Для вашего же блага.

Леди Джулиет. Говорите! Жизнь Дарнлея только лишний раз изобличит вас!

Марсден. Боже!

Леди Джулиет. А… вы колеблетесь. Значит, все это ложь.

Марсден. Бог свидетель, что я не произнес ни одного слова, в которое бы не верил. Я не первый день живу и знаю — нравственность того, кто так упорно старается казаться святым, весьма сомнительна. Искренний человек может ошибиться, но лицемер может только грешить. Если какой-нибудь молодой и жизнерадостный человек снимает дом на окраине города и поселяет туда даму, если он содержит этот дом, оплачивает расходы и ежедневно посещает его, это, по мнению света, вполне простительная любовная интрига. Но если это делает праведник, который поучает других и приводит свою жизнь, как вы изволили сказать, в пример, будем надеяться, что он делает это только из благотворительности.

Леди Джулиет. И вы осмеливаетесь обвинять мистера Дарнлея в…

Марсден. Только в том, о чем я сказал, не больше. Вы вырвали у меня эту тайну.

Леди Джулиет. Дайте мне доказательства!

Марсден. Я не имею права. Но вот адрес, который поможет вынести справедливый приговор эгоисту или изобличить притворщика. (Уходит.)

Леди Джулиет (после паузы). Где я? Одна? Одна! О боже! Только сейчас я поняла, как я его любила[35].

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Комната на вилле Сент Джонс Вуд.

Дама. Как медленно тянутся часы. Настоящее так горестно, а будущее? Найду ли я утраченное счастье? (Замечает на столе гитару.) Эти струны хранят воспоминания прошлого. Прошлое! Я помню время, когда весь мир, казалось, был напоен музыкой, а его шепот я слышала даже в тихом дуновении ветерка. (Ударяет по струнам.) Мое единственное утешение. Когда я вновь повторяю слова песни, которую он так любил, мне кажется, что голос мой издалека касается его слуха. (Поет.)

Входит служанка.

Служанка. Вот книги и письмо от мистера Дарнлея. (Уходит.)

Дама (разочарованно). Так он не придет сегодня! (Читает письмо.) "Я чрезвычайно сожалею, но весьма спешное дело лишает меня возможности навестить вас в ближайшие дни. Постарайтесь обрести спокойствие и надежду на лучшее будущее. Будьте уверены, что, как только дела позволят мне, я приложу все старания к тому, чтобы вернуть вам счастье и заставить вас забыть о причиненном вам горе". Великодушный Дарнлей! В вас одном моя единственная надежда! Книги — они потеряли для меня всякое очарование! Каждая страница пробуждает во мне печальные мысли.

Стук в дверь.

Кто-то пришел ко мне? Но это невозможно! Кому удалось обнаружить…

Входит леди Джулиет, лицо ее закрыто вуалью.

Леди Джулиет (в сторону). Так молода! И кажется совсем невинной. (Громко.) Сударыня, простите меня за вторжение.

Дама. Я думаю, здесь какая-то ошибка.

Леди Джулиет. Надеюсь, что это так. (В сторону.) Что мне ей сказать? Я пришла сюда потому, что не могла побороть себя, и теперь более смущена, чем она. (Громко.) Сударыня, один из моих друзей… не могу продолжать!

Дама. Ее голос дрожит. Слезы. О каком еще несчастье пришла она поведать мне?

Леди Джулиет. Прочь малодушие! Сударыня, вы знакомы с мистером Дарнлеем?

Дама (вздрагивает). С мистером Дарнлеем? Вы пугаете меня. Что случилось с мистером Дарнлеем? Говорите же.

Леди Джулиет (насмешливо). Успокойтесь. Он чувствует себя прекрасно.

Дама. Странно! Этот тон, эти взгляды, этот расстроенный вид… Кого я имею честь видеть?

Леди Джулиет. Вы видите женщину, которая забылась, придя сюда, женщину, которая знает тайну вашего позора.

Дама. О пощадите, пощадите!

Леди Джулиет. Бедное дитя! Все еще не примирилась с бесчестьем.

Дама. Если вы знаете мой позор, вы должны знать, как я была обманута, как меня предали. Нет. Я не хочу обвинять его. Все это я заслужила. Имею ли я право искать сочувствия? Ведь я сама обманула доверие другого, может быть, брат уже проклял меня. И душа моя запятнана его кровью? Сударыня, я не знаю, кто вы и что привело вас сюда, но я обращаюсь к вам как женщина к женщине и заклинаю вас помнить, что эта тайна принадлежит не одной мне. Если мой брат узнает о той обиде, которую мне нанесли, если он узнает имя обманщика, он будет мстить до тех пор, пока не погибнет сам или не погубит того, кто еще слишком дорог мне.

Леди Джулиет. Погубит? О, не беспокойтесь. Ваша тайна — моя тайна. Обещаю вам, ни один упрек не коснется ушей того, кто оскорбил меня, так же как и вас.

Дама. Оскорбил вас? Так вы его знаете? Вы…

Леди Джулиет (гордо). Довольно, сударыня. Мои обиды не похожи на ваши, у меня нет угрызений совести.

Дама (закрывает лицо руками). Ах!

Леди Джулиет (ходит взад и вперед по комнате). Нет, я не стану выставлять напоказ свое несчастье. Я не выставлю на позор отца моего ребенка! А его жизнь? Заставить его рисковать жизнью только потому, что он смотрел на женщину, как на забаву. А… она закрыла лицо, так вот кто похитил у меня его сердце! Какая мука! (Подходит к столу и видит письмо.) Его почерк! (Читает.) "Будьте уверены, что, как только дела позволят мне, я приложу все старания, чтобы вернуть вам счастье и заставить забыть причиненное вам горе". Женщина, ты лишила меня всего на свете. У грешницы всегда есть утешитель, у покинутой нет никого!

Дама. Кто вы? Чем я оскорбила вас? Чем могла вызвать упреки незнакомой мне женщины?

Леди Джулиет. Чем? Так знайте же, что я… Но нет! Нс унижу своего имени, не назову его в этих стенах!

Дама. Скажите же! Скажите! Я больше страдала, чем заставляла страдать других! Не уходите так. Освободите меня от тяжести ваших упреков. Не отворачивайтесь от меня с таким презрением.

Леди Джулиет. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть вашего лица, чтобы больше не оскорблять падшую, чтобы той, которая отняла у меня все, оставить мое сострадание и мое прощение? (Уходит.)

Дама. Прощение? Ах, все ясно! Мой позор ослепил меня! Это еще одна жертва, которую он, может быть, тоже называл своей женой. Остановитесь! Остановитесь! (Идет к двери.)

Дверь открывается, входит служанка.

Служанка. Что случилось, сударыня? Эта странная леди…

Дама. Пустите меня! Я должна остановить ее…

Служанка. Но она ушла, сударыня! Вы нездоровы, вам дурно!

Дама. Дайте мне руку. Джейн, вы помните меня со времен моего счастливого детства.

Служанка. Я качала вас в колыбели.

Дама. И видели меня на руках матери.

Служанка. Сокровище мое, да…

Дама. Сейчас у меня нет матери — и я совсем беззащитна. Ну ничего, невинность спит не так крепко в своей колыбели, как печаль в могиле.

Уходят.

Библиотека в доме Дарнлея.

Входит Мейнуэринг, он обмахивается шляпой.

Мейнуэринг. Ну и дела. Кредиторы просто проходу не дают. Я тайно передал все мои сбережения старшему клерку Дарнлея. Если Дарнлей разорен, я тоже разорен. Но теперь я спокоен. Так и следовало поступить! Я обязан ему всем — всем, что я сэкономил и отложил для сестры, которая, надеюсь, не умирает с голоду. Если бы она и в самом деле голодала, я бы и тогда не дал ей ни гроша, не подал бы ей даже милостыни. (Молчит, потом садится.) Бедняжка! Я бы дал отрубить свою правую руку, лишь бы снова услышать, как дом наполняется ее веселым пением. Она никогда не пела, если знала, что провинилась. Черт бы побрал эти изящные кресла! В этом доме даже посидеть удобно нельзя! А эта мерзкая леди Джулиет, как всегда, где-то пропадает, пока муж борется с отчаянием и разорением. (Вынимает портсигар и зажигает сигару.) Да… Между прочим, этот запах наверняка шокировал бы ее милость. Она с наслаждением вдыхает фимиам лести своего любовника и падает в обморок от запаха сигары.

Входит мисс Плесид, она разговаривает со слугой.

Мисс Плесид. Если придет мистер Фиш, проводите его сюда. Не докладывайте, скажите только, что я жду его в библиотеке. Ага! Сейчас посмотрим, смогу ли я напугать его до того, что он сам откажется от нашего союза и оставит деньги за мной. У меня ничего не вышло, когда я пыталась разыграть из себя дурочку, попробуем достигнуть цели, представ перед ним мегерой. Здесь кто-то курит! Ах, это вы, дорогой мистер Мейнуэринг.

Мейнуэринг. Прошу прощения. Дарнлей разрешает курить в библиотеке. Для мужчины выкурить хорошую сигару все равно, что для женщины всласть поплакать.

Мисс Плесид. Безусловно. Я ничего не имею против. Мне это даже нравится. (В сторону.) Он, кажется, удивлен. Проделаю-ка я с Мейнуэрингом то, что собираюсь проделать с Фишем. (Громко.) Да будет вам известно, что, когда я жила со своим бедным дядюшкой в Лестершире, я имела обыкновение курить сигару, когда выезжала верхом на охоту.

Мейнуэринг. Верхом на охоту?

Мисс Плесид. Ну да! Неужели вы никогда не слышали о моих успехах в Мелтоне, никогда не слышали о моем торжестве в Ленгли Брум?

Мейнуэринг. Мой бедный молодой Друг, разрешите пощупать ваш пульс.

Мисс Плесид. Он всегда бьется немного учащенно. когда я вспоминаю о Ленгли Брум.

Стук в дверь.

(В сторону.) Это он. Начнем же. (Громко.) Что это был за день. (Напевает.)

Мне пришлось скакать верхом пятнадцать миль. Дядюшка страдал подагрой, поэтому мы наняли фаэтон, запряженный четверкой, и погнали лошадей. В Кратч Холлоу я села на коня. Зрители сгорали от нетерпения. Вот здесь герцог — стоит с нахмуренными бровями: гончие еще не чуют добычи. Там, где вы стоите, — граф Скемпер.

Входит Фиш.

А вон там красавчик Том. (Показывает на Фиша, делая вид, что не замечает его.) Вдруг слышим — гав, гав, гав — гончие почуяли добычу. Лошади захрапели. Новички явно нервничают. И вот выбегает лисица — здесь, у самого камина. Ой, ла-ла, гей, гей! Ату ее! Ату! Перескакиваем через каменную ограду, по холмам, прямо в лес. Красавчик Том впереди всех, и вдруг он резко останавливается перед забором и бух со всего размаху в канаву. "Лежи спокойно, если тебе дорога жизнь!" — кричу я и перескакиваю через него на моей гнедой Бесс, оставляя позади забор, канаву, Тома! Лисица поворачивает к мельнице, собаки в другую сторону — все замерли. "Ушла! — кричит герцог, — вон она крадется с другой стороны ручья! Лови ее, лови!" Скачу прямо в ручей — бултых! Брызги во все стороны. Благополучно добираюсь до берега, перевожу дыхание, вода стекает с меня ручьями, лошадь дрожит. Несусь дальше! Моя лошадь и лошадь графа Скемпер идут ноздря в ноздрю. Ату ее, ату! Суета, суматоха! Наконец-то лисица ранена!

"Отважная девчонка!" — кричит герцог. Ну и день! Разрешите прикурить сигару. (Зажигает сигару и опускается на диван, на котором в безмолвном оиспенении сидит Фиш.)

Фиш. Да это же сумасшедший дом! Может быть, ее искусал противный щенок леди Джулиет?

Мисс Плесид. Ах! Мистер Фиш, как я испугалась.

Фиш. Я тоже. (Мейну эрингу.) Что все это значит?

Мейнуэринг. Откуда я знаю? Что я, семейный оракул, что ли?

Мисс Плесид. Ах, мистер Фиш, надеюсь, я не совсем погибла в ваших глазах.

Мейнуэринг. Вот как? Она не хочет погибнуть в его глазах? Эй, сэр. Женитесь на ней, она вам покажет, где раки зимуют. Вы родились, чтобы жить под башмаком. (Уходит.)

Фиш. Действительно, мисс Плесид, я никогда не ожидал, что ваши наклонности так противоестественны.

Мисс Плесид. Итак, я считаю, что бесполезно дальше продолжать этот обман. Видите ли, мой опекун так часто делал мне выговоры за мой слишком необузданный характер, он так часто мне повторял: "мистер Фиш очень вежлив и благоразумен, ему нравится, когда молодые девушки ведут себя благопристойно", что… ха-ха-ха! Мне удалось поймать вас на удочку.

Фиш. Поймать меня на удочку?

Мисс Плесид. Не сердитесь же, по-моему, в вас больше юмора, чем кажется с первого взгляда. Клянусь, в вас есть немного темперамента. Но от этого вы нравитесь мне не меньше. И так как скоро мы станем мозолить друг другу глаза, посмотрим, кто кого перетянет.

Фиш. Мозолить глаза? Кто кого перетянет?

Мисс Плесид. Между прочим, что за прелесть оседлать вдвоем велосипед и гнать вовсю. А вы умеете нажимать?

Фиш. Господи благослови! Да она выражается, как извозчик.

Мисс Плесид. А! Вы принесли завещание. (Выхватывает у него бумагу.) Понимаю. Вот это условие. Совершенно верно. Я теряю половину, если отказываю вам. Когда же свадьба? На следующей неделе? Чем скорее, тем лучше. Хочу наконец стать самостоятельной и поступать, как мне заблагорассудится.

Фиш. Но, мисс Плесид, разрешите заметить вам, что охота, верховая езда и сигары (о сторону) — она, наверное, и пьет тоже (громко) — качества, которые едва ли совместимы с хозяйкой моего изящного уединенного поместья.

Мисс Плесид. Осмелюсь вам заметить, что вы будете еще больше удивлены, когда мы поженимся.

Фиш (в сторону). Я безумно волнуюсь. Может быть, она все-таки сама откажет мне. Мне кажется, сударыня, авторитет мужа…

Мисс Плесид. Это то, что я никогда не буду признавать.

Фиш (в сторону). Вот гадюка! Взгляну на завещание. Три процента годовых! С такой женой я погиб! Но тридцать тысяч фунтов. Если я женюсь, она доведет меня до самоубийства. Но тридцать тысяч фунтов! Если бы хоть сумма немного меньше… Мисс Плесид, прошу вас назначить день.

Мисс Плесид (в сторону). Все погибло! Бедный Мейнуэринг! Потерять половину состояния, которое я могла бы принести ему. (Громко.) Нет, мистер Фиш, боюсь, что я должна буду пожертвовать…

Фиш. Продолжайте, прошу вас. (В сторону.) Сейчас она откажет мне. И это обойдется ей в пятнадцать тысяч фунтов. Пятнадцать тысяч фунтов и никакой жены! Продолжайте же, моя дорогая Амелия.

Входит леди Джулиет, она очень взволнована.

Леди Джулиет (падает на грудь Амелии). О друг мой! Я… я… (Рыдает.)

Мисс Плесид. Боже! Что случилось? Успокойтесь! Сэр, леди Джулиет нездорова. Желаю вам всего хорошего.

Фиш. Да, она выглядит совсем больной. Но вы сказали…

Леди Джулиет подходит к столу и пишет.

Мисс Плесид (зовет слугу). Карету мистера Фиша. Сэр, если вы сию же минуту не уйдете, я…

Фиш. Вы…

Мисс Плесид. Приму ваше предложение.

Фиш. Мисс Амелия, ваш покорный слуга. (Уходит.)

Леди Джулиет запечатывает письмо и звонит. Входит слуга.

Леди Джулиет. Мистер Дарнлей не возвращался?

Слуга. Нет, ваша милость. Он все еще в Сити, и…

Леди Джулиет. Отдайте ему это письмо, когда он придет. Нет, пошлите его сейчас же. Немедленно!

Слуга. Да, ваша милость, я сам отнесу его.

Леди Джулиет. Хорошо.

Слуга уходит.

Мисс Плесид. Вы пугаете меня. Что это за письмо? Что вы там написали?

Леди Джулиет. Что я написала? Я написала ему о своем решении расстаться с ним немедленно и навсегда. (Выходит в раздвижную дверь.)

Мисс Плесид. Расстаться? Не ослышалась ли я? Господи, неужели эта замечательная женщина действительно раба своих страстей. Но нет! Эти рыдания. Я должна пойти и…

Слуга докладывает о Марсдене, который появляется в дверях.

Марсден. Простите, мисс Плесид. Где леди Джулиет? Я должен видеть ее. Я… вот ее голос. (Идет к двери.)

Мисс Плесид (останавливая его). Нет, нет! Сейчас вы не можете видеть леди Джулиет.

Марсден. Но почему?

Мисс Плесид. Чьи-то низкие происки сильно расстроили ее. Она очень несчастна. И в такую минуту…

Марсден. В такую минуту друг имеет право утешить. (Кланяется и уходит.)

Мисс Плесид. Утешить? Для него утешить — значит погубить. Я не оставлю ее в таком состоянии наедино с этим человеком, который ведет какую-то коварную игру. Горе женщины может утешить только женщина. (Уходит вслед за Марсденом.)[37]

Контора Дарнлея.

Входит Дарнлей, за ним Парсонс.

Дарнлей. Итак, нажим кредиторов усиливается?

Парсонс. Сэр, паника растет с каждой минутой. Огромная сумма, которую мы имели в понедельник, почти иссякла.

Дарнлей (показывает на свои часы). Мои часы правильны?

Парсонс. Да, сэр, правильны.

Дарнлей. Тогда все в порядке. Меньше чем через час деловой день окончится.

Входит Мейнуэринг.

А завтра я получу деньги из Гамбурга.

Парсонс. А послезавтра…

Дарнлей. А послезавтра акции, на которых мы прогорели сегодня, поднимутся в цене настолько, что мы сможем замостить золотом Ломбард-стрит. А еще через день, если ветер не переменится, "Удалец" будет в устье Темзы. Потом прибудут мои агенты из Роттердама и Франкфурта, и еще через день толпа на фондовой бирже узнает, что фирма Дарнлея окончательно оправилась и что она предоставила одному из европейских монархов самый грандиозный заем из всех когда-либо предоставленных государству простым купцом. Ступайте. Мы спасены.

Парсонс уходит.

Мейнуэринг. А если все эти надежды не оправдаются? Если гамбургские суммы задержатся? Если акции будут по-прежнему падать, вместо того чтобы подниматься, если…

Дарнлей. Законы жизни принимают в расчет все эти "если". Пока вы говорили, я думал о том, на что еще я могу рассчитывать. Так вот! Я могу еще продать принадлежащие мне акции Австралийского банка, а на следующей неделе поступят переводы из Гвианы и Барбадоса. (Роется в своих бумагах.)

Мейнуэринг. Ваше хладнокровие бросает меня в жар. Эти громадные операции рассеяли по свету все ваши богатства, и если подкрепление, которого вы ждете и которое зависит от тысячи неожиданностей, вдруг не придет, вы погибли.

Дарнлей. Погиб? Человек никогда не погибнет, если его разум тверд, а имя его не запятнано. Подобно пауку, который вновь и вновь плетет свою паутину, отважный человек создает новое богатство взамен утраченного.

Мейнуэринг. Стоик! Будьте же человечны.

Дарнлей. Я человечен и именно в том, в чем человечество всегда проявляет свою слабость, — в любви. Если я спокоен, когда кругом бушует буря, это только потому, что я вижу, как над моим домом всходит солнце. Вчера я нашел в себе силы предупредить Джулиет, да еще в присутствии Марсдена. Я следил за ее лицом — на щеках ее горел румянец невинности. Теперь опасность, угрожавшая моему дому, устранена, и муки ревности уже не терзают сердце. Я сохранил самое дорогое для меня сокровище, все остальное потеряло для меня прежнюю цену. Стоик, говорите вы? Теперь мне угрожает только потеря состояния, поэтому я стоик.

Входит слуга.

Слуга (подавая ему письмо). От ее милости, сэр.

Дарнлей. От Джулиет? Дела задержали меня слишком поздно вчера вечером, и я не видел ее с той минуты, когда она осталась наедине с человеком, который мне не страшен. Она, вероятно, обеспокоена моим отсутствием или состоянием моих дел. Подождите за дверью.

Слуга выходит.

Дарнлей (читает). "Сэр"! Сэр? "Я всегда знала, что наши привычки и вкусы совершенно несходны. Оскорбление, которое вы нанесли мне вчера своим подозрением, как бы хорошо оно ни было замаскировано, бросило на меня тень…". Тень? На нее? "…вынудило меня принять решение…". Не могу больше читать. Уж не схожу ли я с ума? Я не спал несколько ночей, зрение изменяет мне. Человек сказал, что письмо от леди Джулиет Дарнлей?

Мейнуэринг. От леди Джулиет. Да.

Дарнлей. Что же дальше? "…Решение, которое…" — здесь так душно, тяжело дышать.

Мейнуэринг открывает окно.

Спасибо. Теперь легче. "…Просить вашего согласия на немедленный развод. Подробности предоставляю решать вам и моему отцу". Это не ее почерк. Ха-ха! Это подделка! Посмотрите, смотрите.

Мейнуэринг (читает). О Дарнлей, будьте же и теперь стоиком.

Дарнлей. Говорю вам, это подделка. Три месяца тому назад какой-то несчастный безумец подделал мою подпись за жалкую подачку. Я не преследовал его. Но какое наказание придумать для того, кто так лжет, лжет, говорю я вам! Подделать руку той, которая… Подделка! Гнусная подделка!

Мейнуэринг. Нет, это не подделка. Очевидно, это какое-то недоразумение. Кто-нибудь довел ее до этого… Ясно! (Звонит.)

Входит слуга.

Её милость выходила сегодня утром из дома?

Слуга. Да, сэр.

Мейнуэринг. Куда?

Слуга. Не знаю, сэр.

Мейнуэ ринг. Кто с ней был, когда вы в последний раз видели ее?

Слуга. Когда я уходил, зашел сэр Френсис Марсден. Будет какой-нибудь ответ, сэр?

Дарнлей (спокойно). Скажите, что дела задержат меня и я буду дома только завтра днем. Тогда я передам леди Джулиет ответ.

Слуга уходит.

Марсден. Марсден с ней! Немедленный развод. Это… это…

Входит Парсонс.

Парсонс. Сэр, неприятные известия. Мейер и Вандервельт из Гамбурга, на которых вы рассчитывали, обанкротились.

Дарнлей. Обанкротились? Не важно. Это не страшит меня.

Парсонс (в сторону). Вот это человек! Его ничто не может сломить. (Уходит.)

Мейнуэринг. Ради вашего ребенка мужайтесь, сэр! Вырвите эту женщину из сердца.

Дарнлей. Да, да. Я не настолько низок, чтобы оплакивать распутницу.

Мейнуэринг. Те векселя Марсдена, которые я скупил по вашей просьбе, может быть, их продать? За них кое-что дадут. Сейчас у вас каждая копейка должна быть на счету.

Дарнлей. Продать? Ни за какие миллионы. Я раздавлю его моим золотом, моей державой и скипетром, пока еще я крепко держу их в руках. Итак! Мейер и Вандервельт не поддержали меня. На какую сумму я надеялся? Дайте-ка мне ту расчетную книгу. Понимаю. Как я был богат, пока она любила меня! Так вы говорите, завтра нужно оплатить срочные счета? Дайте мне список. Ну, это еще не страшно. Нужно еще достать денег для виллы в Элгров. Помните эти старые ивы, что растут на берегу реки, — это было любимое место наших прогулок, когда мы отдыхали там в первые счастливые годы супружества. Тогда она любила меня, а ведь я не был так богат, как сейчас. Какие глупые мысли лезут в голову, и в такую минуту. Просто глупые.

Мейнуэринг. Мужайтесь. Вот когда вы бросили вызов судьбе.

Дарнлей. И более того… (Звонит.)

Входит Парсонс.

Дарнлей. Пошлите посыльного в Дом Мистера Симондса, биржевого маклера, но так, чтобы никто не знал.

Парсонс. Хорошо, сэр. Прошу прощения, вот чек на три тысячи фунтов, подписанный леди Джулиет, на имя мистера Фринджа за работы по отделке виллы в Элгров. По-моему, его оплату можно отложить. Это не ваша подпись. Мы не можем выделить сейчас такой суммы.

Дарнлей (берет чек). Ее почерк. (Сравнивает его с письмом.) Смотрите, Мейнуэринг, смотрите, буквы совсем другие.

Мейнуэринг. Ради бога!

Дарнлей. Нет-нет-нет! Это не подделка. Вы знаете, леди Джулиет получила от меня разрешение подписывать счета. Оплатите его.

Парсонс. Но, сэр…

Дарнлей. Ступайте.

Парсонс уходит.

Вы видите, я ни в чем ей не отказывал.

Мейнуэринг. Послушайте, Дарнлей. Сегодня вы в долгу перед вашими клиентами, перед своей честью, своим ребенком, перед торговлей вашей страны. Думайте только об этом. Изгнать свою неверную жену из дома, которому она принесла лишь разорение и позор, вы можете в любую минуту. Просмотрите эти счета. Подготовьтесь к завтрашнему дню. Если вы потеряете самообладание, вы банкрот, а ваша дочь нищая.

Дарнлей (пишет). Вы совершенно правы, но вам не придется краснеть за вашего друга. У меня впереди целый вечер. За это время я подсчитаю, что у меня еще осталось. (Звонит.)

Входит Парсонс.

Пошлите это письмо в контору к мистеру Ришмор, Парсонс, а это — к сэру Джону Гоулду. Пусть посыльный ждет ответа. Принесите железную шкатулку с делом Элгров.

Парсонс уходит.

Дарнлей. Вон тот документ…

Мейнуэринг подает ему документ.

Эти счета довольно запутаны. Вы видите, у меня совсем ясная голова. Я могу решить алгебраическую задачу в уме. Итак! Завтра я буду готов бороться до конца. На следующей неделе богатство волной хлынет ко мне обратно. На следующей неделе… а дом… Джулиет… ее улыбка… ее голос! Боже! Мое сердце разрывается от горя!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гостиная в доме Дарнлея.

Леди Джулиет. Я не снизойду до того, чтобы объяснять ему причины моего решения. Мне не пристал жалкий вид ревнивой и покинутой жены. Расстанусь с ним, не-унизив себя упреками. Мое достоинство, моя невинность и то оскорбление, которое он мне нанес, укрепят мое мужество. Его шаги! Буду же стойкой!

Входит Дарнлей.

Дарнлей. Она не в силах скрыть своего волнения. Может быть, еще не все кончено. Джулиет!

Леди Джулиет. Мистер Дарнлей!

Дарнлей. Мистер Дарнлей? Неужели это конец? Леди Джулиет Дарнлей, это "ваше письмо?

Леди Джулиет. Конечно.

Дарнлей. И вы настаиваете на своем решении? Неужели вы покинете меня?

Леди Джулиет. Называйте это, как хотите. Мне нужно получить ваше согласие на развод.

Дарнлей. Сударыня, вы его получили.

Леди Джулиет. Как спокойно он согласился! Я рада, что мои доводы убедили вас.

Дарнлей. Доводы? Я не вижу их в этом письме. Очевидно, эти доводы там, где я уже не имею права их искать, в вашем сердце, которое забыло свои клятвы. "Несходство взглядов" — вы не говорили этого, когда… Впрочем, это не имеет значения. "Оскорбительное подозрение", в то время как другой, может быть… но не будем говорить об этом. Я не ищу объяснений, я буду безропотно страдать, принимая это как наказание за мою слепую веру и снисходительность.

Леди Джулиет (насмешливо). Пусть сознание ваших собственных пороков поможет вам примириться с моими. Снисходительность! Ха-ха-ха!

Дарнлей. Господи, этот легкомысленный тон! И все же это не заставит меня забыться — молчаливое негодование и гордость, вот что осталось мне. Снисходительность? Не хотите ли вы сказать, что я неправ? В вас, такой прекрасной и благородной, я мечтал найти друга, жену, товарища, женщину, которая хранила бы семейную честь. Не станете же вы отрицать, что я ошибся. Но разве я роптал, видя, что вы счастливы! И даже когда после целого дня забот и тревог я возвращался к своему одинокому домашнему очагу, усталый и опустошенный, я утешал себя мыслью, что мои "привычки и вкусы", совершенно несхожие с вашими, не омрачают вашей беспечной молодости. Вы блистали повсюду, восхищая всех. Я радовался вашей радости, ваша молодость делала и меня молодым.

Леди Джулиет. Дарнлей! Генри! (В сторону.) Скажу ему все.

Дарнлей. О, как нужно знать сердце той, от которой зависит счастье человека. Страдание и горе ждут его, если у его жены нет интереса к заботам мужа, если она не утешает его в горькую минуту, если ее желания далеки от всего, во что она может вдохнуть жизнь, что она может осветить как бы лучами солнца! Среди простых людей многие от безрадостного существования предаются порокам! Многие из них осуждены и гниют в ссылке или в тюремных камерах, а они ведь могли бы избежать падения. Женщине, которую само небо предназначило им в ангела-хранителя, так легко создать из своего дома рай и этим предостеречь их на пути в ад. Но для жены бедняка священные семейные узы не игрушка, она не презирает их, как это часто делают женщины вашего круга. Для нее не унизительно быть матерью и женой. Посмотрите вокруг себя, на беспечный мир, в котором вы живете, и если вы увидите неверного мужа, который прожигает свою жизнь, теряет состояние и честь, предаваясь порокам, — ищите причину в холодном взгляде и пустом сердце его светской жены.

Леди Джулиет (в сторону). Он ищет себе оправданий! (Громко.) Но если муж переносит свои нежные привязанности на другую женщину, неужели и тогда нужно винить только его жену?

Дарнлей. По крайней мере она должна делить с ним позор.

Леди Джулиет. Довольно, мистер Дарнлей. Скоро вы освободитесь от той, которую судите так строго, от той… той… (Рыдает.)

Дарнлей. Ее сердце смягчилось — она плачет! Джулиет, дорогая, возьмите же назад свои роковые слова!

Леди Джулиет. Назад? Никогда! Это была лишь минутная слабость, но она прошла. (Звонит.) Пошлите за моим отцом и попросите его прийти немедленно. Теперь, сэр, мы оба будем счастливы.

Дарнлей. Счастливы! Желаю вам найти это счастье, но не в пирах и наслаждениях, не в роскошных экипажах, не в мишурной красоте и уж, конечно, не в лживой лести, слетающей с уст развратника. Найдите это счастье в добром имени, в спокойной совести, в молитвах, во всем, что не приведет вас к раскаянию. Остерегайтесь, Джулиет, остерегайтесь, пока еще не поздно! Вы покидаете меня, но моя дочь останется со мной. И если когда-нибудь ваше сердце дрогнет от желания увидеть вашего ребенка — загляните в ее чистые глаза, прислушайтесь к ее невинному сердцу, — и, может быть, чувство матери спасет в вас жену! (Уходит.)

Леди Джулиет. Остерегаться! Спасет меня! Низкий притворщик! Он знает, что изменил мне, и притворяется, будто подозревает меня. Господи, пощади! Я так одинока, так несчастна!

Входит Марсден, отстраняя слугу, который собирается доложить о нем.

Марсден. Наконец-то я вижу вас, и одну. Из-за подруги, которая не отходила от вас вчера, я не имел возможности сказать вам, как искренне я разделяю ваши невзгоды, как глубоко чувствую нанесенную вам обиду. Кузина, дорогая кузина. (Пытается взять ее за руку.)

Леди Джулиет. Оставьте меня! Уйдите.

Марсден. Оставить вас? Нет. Теперь я воспользуюсь преимуществом, которым Дарнлей пренебрег, — в радости и в горе быть вечно рядом с вами.

Леди Джулиет. Вечно! Разве мужчина знает, что такое "вечно"?.. Предана, покинута, лишена даже права упрекать. Почему женщина бессильна отомстить за себя?

Марсден. Бессильна?. Нет! Полюбите другого, и это будет страшным мщением. Вы должны наконец узнать, что я живу только для вас. Как искренне, как терпеливо, как безнадежно я тосковал по любви, которой пренебрег этот неблагодарный,

В то время как он становится на колени, а Джулиет рыдает, не обращая на него внимания, Дарнлей с Фэнни на руках открывает дверь — делает шаг вперед, потом отступает и уходит.

Леди Джулиет. Встаньте, встаньте! Это жестоко, оскорбительно…

Марсден. Нет, смотрите на мою любовь хотя бы как на мщенье. Выслушайте меня…

Леди Джулиет. Молчите! Кружится голова. Я не понимаю, что говорю, думаю, чувствую. Что это — стыд или сознание вины?

Входит Мейнуэринг.

(Бросается к нему.) Садитесь, здесь, здесь. Садитесь же! Останьтесь! Слава богу, появился кто-то, кто может встать между "преступлением и безумием.

Марсден (в сторону). Мейнуэринг! Провались он. И это, когда я уже близок к цели.

Мейнуэринг (пристально смотрит на них). Благодарю. Я очень рад посидеть здесь, готов просидеть здесь целый год.

Марсден. Но, мистер Мейнуэринг, я взываю к вашей деликатности. Мне нужно сказать моей родственнице, леди Джулиет, нечто очень важное. Оставьте нас всего на несколько минут, умоляю вас.

Мейнуэринг. Леди Джулиет, желаете вы, чтобы я вышел и оставил вас с сэром Френсисом Марсденом?

Леди Джулиет. Нет-нет, останьтесь.

Мейнуэринг. Тогда, с вашего разрешения, сэр, я буду читать газету. Гм! Что вы думаете о событиях в Китае?

Марсден. Сэр, эти шутки…

Мейнуэринг. Шутки? Нет, тут не до шуток. Сэр Генри Поттингер, кажется, стал разговаривать серьезно.

Марсден (леди Джулиет). Умоляю вас, пожертвуйте мне одну минуту. Не могу ли я поговорить с вами в другом месте?

Мейнуэринг. Если я вам мешаю здесь, вы можете пройти в соседнюю комнату — там мистер Дарнлей. Ну-ка, сэр Френсис, скажите-ка, на какой широте находится остров Гонконг?

Марсден. Черт! До каких пор я буду терпеть эти насмешки! (Шепотом.) Джулиет, помните, когда мы увидимся с вами снова, вы должны дать мне ответ.

Леди Джулиет остается безучастной, её взгляд устремлен в пространство.

Мейнуэринг (смотрит на них, потом снова принимается за газету). Боже мой! Дело о разводе. Помоги господи покинутым детям беспутной жены!

Леди Джулиет (вздрагивает). Что такое?

Марсден (сквозь зубы). Будь он проклят. (Уходит.)

Мейнуэринг. Поистине этот ежедневный оракул, как голос нашей совести. (Роняет газету и берет леди Джулиет за руку.) Ваша рука холодна. Пусть остается она холодной для пожатий всех мужчин, только не для вашего благородного мужа. Очнитесь, Джулиет Дарнлей. Зачем вы здесь? С этим сладкоречивым плутом, когда ваше место рядом с Дарнлеем в этот час краха и отчаяния. Знаете ли вы, что он почти разорен?

Леди Джулиет. Разорен?

Мейнуэринг. Разорен, и вы этому причиной. Если бы вы ограничили свои расходы тем, что Дарнлей имел, ему не нужно было бы строить безумные планы, играть на бирже. Он шел на любой риск, лишь бы не отказывать вам ни в чем. И вот наступил крах — его кредит пошатнулся, и та роскошь, которая окружает вас, лишь усиливает страхи кредиторов. И в такую минуту вы покидаете его! Когда он больше всего нуждается в поддержке и участии, вы покидаете его и слушаете признания в любви другого мужчины…

Леди Джулиет. Замолчите, сэр, как вы смеете! Нет, нет, ваша горячность не оскорбляет меня. Я понятия не имела, господи, прости меня за это. Я понятия не имела о том, что Генри попал в такую беду. Я думала и продолжаю думать, что он оскорбил меня, глубоко оскорбил. Но теперь не все ли мне равно? Я хотела уйти от него навсегда, но сейчас я не покину своего мужа, нет, не покину его в нужде и горе, пока он сам не выгонит меня из дома.

Мейнуэринг. Он выгонит вас? Он так вас любит…

Леди Джулиет. Любит? Не будем говорить о его любви. Расскажите лучше о его делах.

Мейнуэринг. Помощь, на которую он сегодня рассчитывал, не пришла, а кредиторы продолжают нажим. Если нам удастся продержаться до конца дня, мы спасены. Завтра деньги польются рекой. Но сегодняшний день еще не кончен, только энергия Дарнлея могла бы отвратить опасность, но он убит горем, которому вы причиной. Впервые в жизни он склоняет голову перед бурей, опускает руки перед грядущей судьбой. Зато я не теряю времени. Вот когда проверяются друзья. Чаще всего — это лишь стадо чудовищ, вроде мамонтов, которые не выдерживают потопа. Случись такое месяц назад, четверть миллиона понадобилось бы, чтобы спасти грандиозное дело Дарнлея, сегодня для этого нужны только десять, нет, двадцать тысяч фунтов.

Леди Джулиет. Как? Вы серьезно это говорите? Двадцать тысяч…

Мейнуэринг. Да, или десять.

Леди Джулиет. Какое счастье! Какое счастье! Подождите меня здесь одну минуту. Подождите… (Уходит.)

Мейнуэринг. Честное слово, чем больше я смотрю, тем больше я убеждаюсь, что женщина подобна ртути. Она то здесь, то там, то она появляется, то исчезает, то ее теряешь, то находишь, она застывает на месте при нормальной температуре и падает при температуре ниже нуля. Если ее заключить в сосуд и повесить в гостиной, она могла бы служить неплохим барометром. Ведь женщина падает духом, когда тучи на небе, и поднимает голову с первым лучом солнца.

Снова входит леди Джулиет.

Леди Джулиет. Вот, мистер Мейнуэринг. Это бриллианты моей матери. Я могу ими распоряжаться, как хочу, в них состояло все мое приданое. А эти вот бриллианты — свадебный подарок Генри. Счастливые дни! Вот еще… и еще, берите их все! За них можно выручить больше, чем вам нужно. Торопитесь, скорее, скорее! Только с одним условием — обещайте — ни слова Генри. Поклянитесь честью.

Мейнуэринг. Да, но почему?

Леди Джулиет. Почему? Вы знаете, как он горд. При наших теперешних отношениях он откажется от них. К тому же он может подумать, будто я хочу купить его любовь.

Мейнуэринг. При настоящем положении вещей вы, может быть, правы. Я не настолько щепетилен, чтобы отказаться от вашей помощи. Этим еще можно спасти его.

Леди Джулиет. Спасти? Так бегите же…

Мейнуэринг. А вы уверены, что не пожалеете. Драгоценности, которые принадлежали вашим предкам… их не заменишь деньгами.

Леди Джулиет. Деньгами нет! Если бы вместо них вы вернули мне любовь моего мужа. (Уходит.)

Мейнуэринг. Если бы Дарнлей разорялся каждый день, они были бы очень счастливой парой. Боюсь, я начинаю сам влюбляться в неё. Ах, пропади она пропадом! (Уходит.)

Библиотека.

Дарнлей и Фэнни. Дарнлей сидит, закрыв глаза руками. Фэнни старается расшевелить его.

Фэнни. Папа, ну поговори же со мной!

Дарнлей. Дитя мое, дитя мое!

Фэнни. Не говори "дитя мое". Когда няня сердится, она всегда зовет меня "дитя мое". Зови меня Фэнни, твоей Фэнни. Тебе грустно. Подожди, я позову маму.

Дарнлей (вздрагивает и отстраняет от себя ребенка). Как я был счастлив, когда эти губки впервые научились произносить слово "мама". (Молчит, потом обнимает дочь.) Ты любишь меня? Любишь? Скажи, что ты любишь меня.

Фэнни. Фэнни любит своего папу всем сердцем.

Входит слуга, докладывает о лорде Фитцхоллоу.

Лорд Фитцхоллоу. Дорогой Дарнлей, вы страшно напугали меня. Джулиет посылает за мной, я прихожу — она у себя и в таком состоянии, что не может принять даже отца. Вы чем-то обеспокоены. Неужели эти ужасающие слухи верны?

Дарнлей. Мне нужно о многом с вами поговорить. (Спускает с колен ребенка, который уходит в другую часть комнаты и начинает строить домик из игральных карт.)

Лорд Фитцхоллоу. Слушаю вас.

Дарнлей. Почему именно меня избрали вы мужем для вашей дочери?

Лорд Фитцхоллоу. Почему? Дорогой Дарнлей, что за странный вопрос? Вы благородного происхождения, хотя и купец, богаты, преуспеваете. У вас безукоризненная репутация, к тому же вы разделяете мои политические убеждения. Я знал, что подобный союз сделает мне честь.

Дарнлей. Но подумали ли вы о том, смогу ли я составить счастье вашей дочери как муж?

Фитцхоллоу. Почему бы и нет? Ваш дом великолепно выглядит. У нее лучшая ложа в опере. В обществе она самая модная дама. Леди Джулиет Дарнлей может позавидовать любая знатная леди в Лондоне.

Дарнлей. Значит, думая о счастье своей дочери, вы прежде всего рассчитывали на мое богатство?

Лорд Фитцхоллоу. Дорогой Дарнлей, мы не в Аркадии, и, конечно, человек моего имени и Положения не дал бы согласия на брак Джулиет с лицом, которое не может обеспечить дочери лорда Фитцхоллоу соответствующего положения в обществе.

Дарнлей. Понял. Я разорен. Вместе с деньгами я потерял власть даровать счастье другим. Возьмите назад вашу дочь.

Лорд Фитцхоллоу. Сэр!

Дарнлей. По дарственной записи она получит прочный ежегодный доход. Что бы ни случилось со мной, эта сумма ей обеспечена. Когда я женился, она была бедна. Я возвращаю ее вам богатой. Вы согласны?

Лорд Фитцхоллоу. Мистер Дарнлей, ваш тон слишком резок. Но если вы так опасаетесь за состояние ваших дел, мне было бы неприятно думать, что честь моей дочери, так же как и моя честь, могут пострадать, если имя ее будет замешано в ваших злополучных делах. Короче говоря, до тех пор, пока ваши дела не поправятся, самым правильным для вас было бы разъехаться, если, конечно, удастся убедить в этом Джулиет.

Дарнлей. Это ее собственное желание.

Лорд Фитцхоллоу. Неужели? Поистине в ней очень сильно развито сознание общественного положения.

Дарнлей. Завтра, если вы окажете мне честь своим присутствием, мой адвокат подготовит дело о разводе.

Лорд Фитцхоллоу. Неприятная история, но, чтобы избежать пересудов, нам нужно представить дело в лучшем свете. Надеюсь, у вас нет претензий к Джулиет?

Дарнлей. Ни одной! Она, как никто, отвечает требованиям моды.

Лорд Фитцхоллоу. Гм! Что за сарказм! Вы, конечно, поручаете дочь ее заботам?

Дарнлей. Нет. Час назад я готов был решиться на эту страшную жертву. Но я изменил свое решение. Довольно и одной жертвы.

Лорд Фитцхоллоу. Но…

Дарнлей. Я непреклонен.

Лорд Фитцхоллоу. Не мне, конечно, диктовать вам условия. Закон на вашей стороне. Но мой дом и опыт леди Фитцхоллоу могут оказать огромное влияние на будущую жизнь нашей внучки. Наше влияние поможет ей вступить в общество и рассчитывать на хорошую партию.

Дарнлей. Какое воспитание дали вы своим дочерям?

Лорд Фитцхоллоу. Самос лучшее. Бохса преподавал им лютню, а Гертц — фортепьяно. Мои дочери говорят на семи языках, и все без исключения считают их высокообразованными.

Дарнлей. Да. И вот эта мишура может, по-вашему, укрепить в человеке чувство долга в минуты жизненных испытаний? Она способна только извратить характер, который мог бы составить счастье домашнего очага, она может только ослабить те духовные качества, которые позволяют человеку стать выше светской пустоты. О да, ваши дочери учились всему, что могло развить их тщеславие и опустошить их сердца, всему, что отвратило их от святых устоев тихого семейного счастья, что заставило их страстно желать успеха и стремиться к волнениям, которые только оскверняют сердце и опустошают душу!

Лорд Фитцхоллоу. Взгляды на воспитание могут быть разные. И все же я утешаюсь тем, что, по общему мнению, воспитание моих дочерей делает мне честь.

Дарнлей. "Делает мне честь"! Этим эгоизмом заражен весь мир, отравлены источники самых святых чувств. Сначала мы даем детям такое воспитание, которое тешит наше собственное тщеславие, потом выдаем их замуж так, чтобы удовлетворить нашу спесь. Мы смотрим на их судьбу, как ростовщик на свое богатство, которое должно принести ему доход.

Лорд Фитцхоллоу (в сторону). Я и раньше замечал, что, когда человек разорен, он забывает о хороших манерах. (Громко.) Извините меня, мистер Дарнлей, если я не отвечаю на ваши нравоучения. Нет ничего хуже взаимных упреков, по-моему, это просто mauvais ton [39]. Вы говорите, завтра в два часа? Au plaisir [40]. Между прочим, для оформления дела понадобится еще один свидетель. Кого бы вы предложили? Нужно найти спокойного, добродетельного, разумного и достойного человека — не слишком любопытного по части чужих дел.

Дарнлей. Почему бы не пригласить мистера Фиша? Он откровенно выставляет напоказ то, что все вы тщательно скрываете.

Лорд Фитцхоллоу. Что вы хотите сказать?

Дарнлей. Он спокоен, добродетелен, разумен, вполне достойный человек, не слишком любопытный по части чужих дел.

Лорд Фитцхоллоу. Мистер Фиш? Ничего не слышал о нем дурного. Пусть будет мистер Фиш. (Уходит.)

Фэнни. Папа, пойди посмотри, какой чудесный домик я построила. (Хлопает в ладоши.) Ах, он сломался!

Дарнлей. Не огорчайся. Дом твоего отца так же неустойчив, как и твой.

Входит Мейнуэринг.

Мейнуэринг. Вашу руку, Дарнлей! Ура! Своевременная помощь позволила нам расплатиться с последним предъявленным нам требованием. Паника утихает. Акции компании по устройству газового освещения повышаются в цене, вы весьма разумно предполагали, что именно они покроют все потери. Почему вы молчите? Я говорю вам — вы спасены.

Дарнлей (помогая ребёнку строить карточный домик). Слишком поздно. Вот видишь, дочурка, мы не можем построить заново наш дом.

Мейнуэринг (шепчет ему). Джулиет берет свое решение назад, она раскаивается, она любит вас.

Дарнлей. Замолчите. (Открывает дверь и уносит ребенка в другую комнату.) Поиграй там, Фэнни! (Возвращается.) Не произносите имени матери в присутствии этого невинного ребенка.

Мейнуэринг. Что с вами? У леди Джулиет есть недостатки, заблуждения, но не забывайте о ее молодости, ее воспитании, о влиянии этого проклятого великосветского общества. Она будет просить, чтобы вы простили ее.

Дарнлей. Бог да простит ее. Но есть оскорбления, которые человек простить не может.

Мейнуэринг. Дарнлей, я никогда не защищал вашу жену. Но теперь я прошу за нее. Она любит вас. Будьте снисходительны. Этот Марсден…

Дарнлей (гневно). Я видел его у ее ног. видел собственными глазами и все же сдержал себя… (После паузы.) Да, всего лишь несколько минут тому назад. Мое сердце смягчилось, я сказал самому себе — мои слова не тронули ее, пусть же ее ангел-хранитель скажет ей уста ми ребенка. Я пришел к ней с дочерью, чтобы опа могла обнять ее, я хотел сказать: "Смотри, безрассудная, вот твой ангел, пусть же он спасет тебя из пропасти". Я вошел и увидел любовника у ее ног. Возмущение охватило меня, я готов был подчиниться естественному инстинкту мужчины — мстить, но мой взгляд упал на дочь, и мать исчезла из моего сердца. Ребенок, один ребенок остался мне, подумал я. Неужели я должен был поступить так, чтобы свет когда-нибудь мог шепнуть моей дочери: "Твоя мать нарушила супружескую верность, а руки твоего отца запятнаны кровью". У меня потемнело в глазах, я потерял способность соображать, но маленькие розовые пальчики оторвали руки от моего лица, и я увидел перед собой невинную улыбку, ничего не подозревающий взгляд. Вот когда я возблагодарил небо, что я сдержал себя!

Мейнуэринг. Дарнлей, успокойтесь! То, что вы видели, не доказательство вины. Нет, скорее я могу доказать вам, что в эту минуту сердце вашей жены с вами, она…

Дарнлей. Довольно. Доверия больше не существует — всякие извинения излишни. Супружеская вера слишком серьезная вещь, чтобы можно было вертеть ею то так, то эдак — куда подует ветер.

Входит Джулиет и робко останавливается у двери.

Леди Джулиет. Генри! Он не слышит меня. Голос мне не повинуется.

Мейнуэринг. Послушайте меня, одно только слово…

Дарнлей. Ни одного! Я устал от этой женщины! Я утешаю себя мыслью, что моря и горы скоро разделят нас навсегда. Пусть она сама встретится лицом к лицу с невзгодами этого шумного мира, если ей так этого хочется. Я же бегу искать убежище от человеческой подлости в единственном сердце, которое я могу лелеять. (Идет в комнату, где оставил Фэнни.)

Леди Джулиет. Что я слышу? Генри! Пощади, пощади!

Мейнуэринг. Посмотрите же на нее…

Дарнлей оборачивается и бросает взгляд на леди Джулиет, которая заламывает руки.

И пусть ваше сердце смягчится.

Дарнлей поворачивается и уходит.

Леди Джулиет. Устал от этой женщины? Единственное сердце, которое он может лелеять! Скажите ему, я подчиняюсь, скажите ему, я согласна уйти, скажите… О, потерян, потерян для меня навсегда! (Падает на руки Мейнуэрингу, который поддерживает ее.)[41].

ПРИМЕЧАНИЯ К "ДАРНЛЕЮ"

Текст четырех действий пьесы печатается в настоящем издании по второму и последнему варианту черновика, обнаруженного в рукописях моего отца. Оба варианта очень схожи. В обоих те же имена и действующие лица, за исключением Фиша, персонажа, который в первом варианте иногда действует под именем Ленгвида. В процессе создания первого черновика автор, очевидно, еще не знал, на каком из этих имен он остановит свой выбор. Среди бумаг моего отца мне не удалось обнаружить никаких следов пятого действия, за исключением нескольких отрывков сцен, которые, очевидно, были написаны для этого действия, а также некоторых указаний, которые можно найти в публикуемом ниже кратком конспекте всей пьесы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена I. Та же ситуация, иная характеристика Марсдена.

Сцена II. Мейнуэринг и Дарнлей.

Сцена III. Леди Джулиет и сэр Френсис. Сентиментальная.

Сцена IV. Мейнуэринг и Дарнлей. Помогает Дарнлею в осуществлении его планов.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Леди Джулиет и Марсден. Сентиментальная сцена, опасная ситуация. Входит Дарнлей. Напряженное положение. Входит Мейнуэринг. Возбуждает ее ревность. Она уходит. Дарнлей возвращается. У него Ленгвид, который купил у Марсдена виллу и сдал ее Дарнлею. В заключение комическая сцена между Мейнуэрингом и мисс Плесид.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена I. Мисс Плесид и Ленгвид. Мисс Плесид просит его отказаться от брака с нею. Ленгвид не соглашается.

Сцена II. Леди Джулиет и мисс Плесид. Ревность леди Джулиет. Пишет своему мужу, что она решила с ним расстаться.

Сцена III. Дарнлей. Хладнокровие, потом отчаяние.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Ленгвид и мисс Плесид. Он узнает, что её состояние потеряно. Выясняется, что это не так. Ситуация меняется.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Марсден и Ленгвид. Радость первого при известии о разводе. Приглашен в свидетели при оформлении развода. Комната в доме Дарнлея. Дарнлей и Марсден. Последняя сцена — разоблачение и примирение.

Бросается в глаза, что второй черновик, по которому опубликована пьеса в этом издании, отличается в некоторых основных деталях от упомянутого выше конспекта, например, в отношении последовательности и аранжировки событий. Черновик, так же как и конспект, постоянно указывает на желание автора глубже разработать схему фабулы и особенно тех ситуаций, "которые помогают понять и раскрыть характер Марсдена. Из всех персонажей публикуемого здесь варианта эта фигура наиболее искусственна и наименее понятна. Однако в драматическом отношении Марсден принадлежит к наиболее важным фигурам пьесы, так как развитие сюжета непосредственно связано с его поступками. Для общего хода пьесы чрезвычайно важно, чтобы действия этого персонажа были обоснованы развитием драматического сюжета. И мне представляется, что это обоснование (которое господину Коглану кажется лишенным внутренней необходимости и даже невозможным) определено автором пьесы уже в первоначальном наброске характера Марсдена. Ни законы драмы, ни законы морали не требуют, чтобы Марсден был подлецом. Его характер должен быть таким, чтобы мы видели: это человек без принципов, но у него есть сердце. С момента его появления на сцене зрителю должно быть ясно, что он ведет легкомысленную жизнь повесы только потому, что хочет отвлечься от тягостных воспоминаний. "Бедняжка Сьюзен, — говорит он, — если бы она не покинула меня, я, может быть, стал бы другим человеком". И он добавляет: "Но она покинула меня, и я снова свободен". А потом, проклиная сумерки и слабые нервы, он просит подать ему опий. Он эгоистичен, но отнюдь не в духе Фиша, не из принципа, а по легкомыслию. Однако это легкомыслие — следствие глубокой жизненной неудачи, которая лишила его какой бы то ни было серьезной цели или серьезного отношения к жизни.

В его ухаживаниях за леди Джулиет нет ничего опасного. Та развязка пьесы, которую мыслил себе автор, невозможна, если Марсден действительно был влюблен. Едва ли автор хотел заставить зрителя думать, что Марсден любит леди Джулиет, ибо в таком случае искусственность его сентенций и его языка вообще в тех сценах, где он признается ей в любви, явились бы крупным недостатком пьесы. Художественная правда пьесы в целом могла бы серьезно пострадать при любой попытке сделать Марсдена более естественным в этих сценах. Автор намеренно старался показать, что Марсден не влюблен в леди Джулиет. Поэтому в сценах, где он старается увлечь ее, Марсден действует, по замыслу автора, скорее как актер, чем как влюбленный. Делая поправки в характере этого персонаЖа, автор, несомненно, слегка подчеркнул бы положительные его стороны и смягчил бы его отталкивающие черты. Разумеется, автор не имел намерения раскрыть характер Марсдена с самого начала, и драматические пружины этого характера оставались бы загадочными вплоть до пятого действия.

Попытаюсь объяснить характер Марсдена, как я его понимаю, а также изложить мои предположения о развязке пьесы, поскольку эта развязка так или иначе связана с этим персонажем.

Вероятно, Марсден был молодым человеком с привычкой к роскоши, с очень небольшими средствами, но большими ожиданиями; его будущее зависело от завещания какого-нибудь родственника (отца или дяди), которого глубоко оскорбил бы мезальянс или просто опрометчивая женитьба Марсдена. Живя за границей, он познакомился с сестрой Мейнуэринга — Сьюзен. Она моложе его, из бедной, но благородной семьи; у нее нет средств, она целиком зависит от своего брата, который старается составить себе положение. В то время он еще не называл себя Мейнуэрингом. Неожиданно брат был вызван в Англию в связи с болезнью родственника, чье имя и состояние перешли к нему по наследству. Девушка, у которой нет ни отца, ни матери, остается одна. Возможно, что молодые люди познакомились после того, как Марсден совершил какой-то благородный поступок по отношению к ней или выручил ее из какого-нибудь затруднения. Поводом к близкому знакомству должно было послужить что-то в этом роде. С одной стороны, чувство сострадания, согретое красотой девушки, с другой — благодарность и преклонение перед воображаемым блеском иного, идеализированного мира, недоступного ей, все это способствовало возникновению страсти. Это чувство невинно и чисто с обеих сторон. Марсден не стремится соблазнить и покинуть Сьюзен, но он боится, что его союз с ней, как только он станет достоянием гласности, окажется роковым для его будущего. Поэтому Марсден убеждает ее согласиться на тайный брак, и для того чтобы гарантировать тайну, вступает в этот брак под чужим именем. Как бы то ни было, у Марсдена были веские и разумные основания верить, что обстоятельства, заставившие его скрывать брак с Сьюзен, изменятся в недалеком будущем, и он сумеет устранить тайну, которая возникла не потому, что намерения его были легкомысленны; таким образом, он надеялся, что законные права его ребенка будут обеспечены.

Именно эти обстоятельства заставляют Марсдена неожиданно уехать в Англию. В его отсутствие случай открывает Сьюзен совершенный им обман, и она делает самые неблагоприятные выводы, так как ей неизвестны истинные причины этого обмана. Воспитанная в духе благоговения перед гордым, непреклонно честным братом, охваченная ужасом и униженная сделанным открытием, она бежит из дома своего предполагаемого соблазнителя.

Отсюда ее первое желание — скрыться от всех, кто знал ее прежде. В это время Марсден, готовый, наконец, открыто объявить о своем браке, возвращается из Англии. Жизнь кажется ему цепью добродетельных радостей и благородных обязанностей. Он горд тем, что может разделить свое богатство, положение и, может быть, дальнейшее возвышение в обществе с Сьюзен; его чувство к ней полно романтики первой юношеской любви, в нем есть и смутный порыв честолюбия молодости и надежды на чистое семейное счастье. Но дом его опустел. Жена, которую он с таким волнением желал увидеть, оставила ему лишь письмо, полное упреков. Он искал ее, но его поиски оказались безрезультатными. В каком положении он очутился? Как стал он относиться к окружающему миру? Это был человек в расцвете лет и здоровья, с неутоленной страстью и чувством, но уже с разбитой надеждой и горестными воспоминаниями. Женат — и все же без жены, бездетен, лишен семьи. Одинок и все же несвободен. Он связан узами, которые порваны, но не стремится заменить их новыми, ибо новые узы не могут иметь законной силы. Он в разладе с самим собой и с окружающим его миром; он не может найти успокоения от тайного горя, связанного с прошлым, а потому и в настоящем ему нет покоя; не видит он его и в будущем. Явная искусственность этого характера проистекает из нереальности его положения. Это положение создается ложными внешними отношениями, которых oн не в силах избежать. Его характер, вернее, то, что кажется его характером, точно железная маска, навязанная ему обстоятельствами. Матери и отцы семейств, считая его человеком независимым, видят в Марсдене вполне подходящую партию для своих взрослых дочерей. Однако он вынужден ограничивать свои отношения с женщинами, останавливая свой выбор только на замужних. Человек с пылким темпераментом, страстно ищущий сильных впечатлений и активной деятельности, он стоит на пороге жизни, которая уже лишена для него какой-либо серьезной цели, или в лучшем случае его единственное стремление — в вихре наслаждений забыть прошлое. Таким людям жизнь предоставляет на выбор только два способа жить и чувствовать: погрязнуть в наслаждениях или с головой окунуться в политику. В первом случае человек добивается власти над женщинами, во втором — над мужчинами. Но карьера политического деятеля только тешит честолюбие и возбуждает жажду деятельности, а большинство мужчин нечестолюбивы и пассивны. Уже в начале жизненного пути Марсден обладает состоянием, которое дает ему возможность удовлетворять свои капризы и освобождает его от труда и забот о хлебе насущном. Без жены, без детей, без надежды на то, что они когда-нибудь будут, у Марсдена нет охоты трудиться ради славы. Понятие славы, так же как и понятие труда на пользу общества, неведомо ему. Любовь — вот что ему доступно, и невозможность любить вносит в его жизнь пустоту, которую он стремится заполнить легкими отношениями с женщинами — подделкой настоящего чувства. Его сердце ищет деятельности, рассудок предпочитает праздность. Эти поиски сердечных волнений и делают его волокитой. А то, что он сам презирает эти волнения, ибо они не в силах заполнить его жизнь, делает Марсдена бессердечным. Это и есть ключ к его характеру и поведению. Страстное и благородное объяснение, которое он сам мог бы дать этим фактам в заключительном действии, обращаясь к женщине, которую он никогда не переставал любить и не хотел обидеть, безусловно явилось бы сильной и впечатляющей сценой пьесы.

Но благодаря драматическому кальвинизму безжалостного господина Коглана в пятом действии выясняется, что Марсден самым низким образом соблазнил Сьюзен Мейнуэринг. Обвиненный в присутствии леди Джулиет не только в том, что юн якобы соблазнил и обманул Сьюзен, но и в том, что он оставил ее умирать с голоду, а может быть, и того хуже, Марсден небрежно признает, что все эти обвинения справедливы. Уходя со сцены в последний раз, он бросает нелепую реплику о том, что мужчина не может выдержать, когда его бранят сразу две женщины. Что может быть бессмысленнее? Более того, несмотря на признание Сьюзен, что она "покинутая женщина" в полном смысле этого слова, ее брат, Мейнуэринг, исполняет просьбу мисс Плесид "пойти и заключить сестру в объятья", хотя это противоречит его характеру и поведению на протяжении всех четырех действий пьесы.

В одной из самых остроумных сцен Конгрива сэр Гарри Уайлдер кладет несколько гиней на камин в доме молодой дамы, которую он принял за женщину легкого поведения. При этом она с удивлением восклицает: "Как, сэр Гарри, и это вы называете умом и хорошими манерами?" Уайлдер отвечает: "Клянусь честью, дорогая, это весь ум и манеры, которые сегодня имеются при мне". Я убежден, что варварская развязка пьесы, предложенная господином Когланом, не есть лучший образец его драматического ума и манер. Очевидно, когда он писал окончание пьесы, имевшихся при нем ума и манер оказалось явно недостаточно, ибо все это свидетельствует о полном непонимании положений пьесы и характеров ее героев.

В четырех действиях, которые предшествуют этим примечаниям, вы, может быть, не найдете никаких намеков на иное окончание пьесы, отличное от окончания, написанного господином Когланом. Решающие указания автора на действительную развязку пьесы можно обнаружить лишь в черновиках его, которые мы приведем здесь. Так, в одном из отрывков рукописи моего отца, очевидно, в одном из отвергнутых им вариантов первого действия, Мейнуэринг говорит о своей сестре: "Я любил ее, как отец любит своего первенца. Помню, она заболела. Я бросаю все свои дела, порываю взятые на себя обязательства, связанные с выгодными денежными делами, и везу ее за границу. Неожиданно меня вызывают домой. Оставляю ее в Туре всего на несколько недель. И она исчезает. Бежит с каким-то негодяем! Пропала, и с тех пор ни слова! И хорошо делает, что не дает о себе знать". В том же черновике первого акта Марсден, как бы отгоняя воспоминания о Сьюзен, восклицает: "Что такое жизнь? Безвозвратные потери в прошлом, скука в будущем. Так лови мгновенье, пока оно не улетело, и наслаждайся им, если можешь!" На желание автора придать серьезный характер отношениям Марсдена и Сьюзен указывают некоторые нюансы, скрытые в первоначальной рукописи сцены на вилле, которой открывается третье действие. Господин Коглан совсем выпустил это место из сценического варианта пьесы. И не без оснований. Прежде чем сыграть, ее нужно было бы основательно переработать. А эта задача едва ли по силам писателю, который незнаком с замыслом автора. Есть указания на то, что даже сам автор считал переработку этой сцены задачей весьма тонкой и откладывал се на будущее, не исключена возможность, что он собирался завершить эту сцену после окончательной обработки пятого действия. Маловероятно, почти неправдоподобно, чтобы в жизни сцена между леди Джулиет и ее предполагаемой соперницей оставила в силе недоразумение, возникшее между ними. Между тем в пьесе оно еще больше обостряется. И если бы эта сцена была поставлена в том виде, как она публикуется здесь, я думаю, зритель почувствовал бы этот недостаток, что могло погубить всю пьесу и свести на нет ее значение в целом. Зрительный зал едва ли примирился бы с продолжением линии недоразумений между леди Джулиет и Дарнлеем после сцены прерванного свидания жены с предполагаемой любовницей мужа в том виде, как эта сцена выступает в недоработанном варианте автора. И действительно, здесь больше поправок, зачеркнутых и подчеркнутых мест, чем в любой другой части рукописи. Это дает основание думать, что автор не был удовлетворен данным вариантом. Все места этой сцены, вычеркнутые рукой автора, не вошли в текст нашего издания. Но в одном из зачеркнутых мест дама из виллы восклицает: "Если вы знаете мою тайну, вы, наверное, знаете, как я была обманута, как поверила клятвам, красноречивым, но неискренним; вы должны знать, что я совершила грех, не ведая о том, положившись на человека с фальшивым именем. Вы должны знать, как я была вовлечена в союз, который только по видимости казался добропорядочным и честным, как я верила в то, что я жена, пока случайно не открыла, что я падшая". И когда леди Джулиет отвечает (имея в виду Дарнлея), что, каков бы он ни был, он не способен присвоить себе чужое имя, подобно какому-нибудь негодяю, и заключить фальшивый брак, дама из виллы отвечает: "Я не хочу обвинять его. Господи, какое право я имею упрекать обманщика, когда я сама обманула доверие человека, чья привязанность была более прочной, чем эта? Я, ослепленная страстью, навеки разбила нежнейшее и благороднейшее из сердец! Если бы брат мой знал об этом, моя душа была бы проклята и, может быть, запятнана его кровью!"

Отсюда ясно, что Сьюзен Мейнуэринг решилась на тайный брак, но отнюдь не на фальшивый союз. Ясно, что она ушла из дома брата не для того, чтобы стать любовницей Марсдена, что она в действительности не была его любовницей и что оскорбление, нанесенное ею Мейнуэрингу, заключалось в ее неожиданном побеге и в том, что она скрыла от него брак, который, как она думала, был честным и благородным. Ясно и то, что Марсден не соблазнял Сьюзен Мейнуэринг, что он никогда не желал и не пытался ее соблазнить. Его обман заключался в том, что он женился на ней под фальшивым именем, но он твердо и неуклонно верил, что этот брак настоящий, и хотел "уладить дело", как только обстоятельства, связанные с получением наследства, позволят ему это. Марсден не положительный персонаж, он не герой. Это человек, лишенный принципов, опрометчивый, самонадеянный, отчасти эгоистичный и морально распущенный, но он не злодей и совсем не подлец. В другом вычеркнутом отрывке дама из виллы говорит своей служанке, что Дарнлей советует ей чаще посещать парк и другие места общественных увеселений, чтобы иметь возможность узнать предполагаемого обманщика в толпе других людей. И так как известно, что Дарнлей оплачивает ее экипаж и виллу, открытые выезды подтвердили бы мнение Фиша и прочих лиц, что она любовница Дарнлея в самом обычном смысле слова. Очевидно, Дарнлей не осведомлен о подробностях ее отношений с Марсденом и предполагает самое худшее. В другой части первоначального варианта сцены, тоже вычеркнутой автором, происходит следующее: немедленно после того, как леди Джулиет уезжает, торопливо входит служанка и умоляет даму из виллы последовать за ней в другую комнату, чтобы посмотреть в окно на господина, который разговаривает на улице с только что ушедшей дамой. "Что это значит?" — восклицает дама из виллы, и сцена заканчивается так:

Служанка. Мне кажется, это был господин Суинфорд, я уверена, что видела его верхом у кареты дамы, которая только что вышла от вас.

Дама. Суинфорд? О боже! Один лишь взгляд, один-единственный взгляд, и потом… (Уходит вслед за служанкой.)

Из этого отрывка ясно, что под именем Суинфорда Марсден и женился на Сьюзен. Я не утверждаю, что, заканчивая пьесу или готовя ее к постановке, мой отец разработал бы развязку в этом духе. Я не знаю, каким образом Сьюзен Мейнуэринг открыла, что она жена человека с фальшивым именем, если она не имела понятия о том, что его зовут Марсден. Многие другие детали композиции и фабулы навсегда останутся загадкой. Волшебная палочка Просперо погребена глубоко, а вместе с ней и секрет его искусства. Но, для того чтобы в пьесе было оправдано прощение брата, а положение Сьюзен вызывало симпатию публики, важно, чтобы сестра Мейнуэринга не покинула его дома с намерением стать любовницей Марсдена. А для ее полного примирения с Марсденом необходимо, чтобы брак, не вызывавший у него сомнений, когда она дала свое согласие, оказался безусловно честным. Драматическую значимость этого положения для характера Мейнуэринга подтверждает следующий отрывок из сцены пятого действия, найденный в бумагах автора.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Библиотека в доме Дарнлея. Дарнлей и Мейнуэринг сидят.

Дарнлей. Повторяю, Мейнуэринг, я не был сегодня в конторе. Что бы ни случилось, меня это больше не тревожит. Отныне — богатство или бедность — не все ли равно. Довольно об этом и довольно обо мне. Но, прежде чем уехать из Англии, я хочу уладить одно дело, все еще волнующее меня. Теперь я должен на время забыть о своих горестях и перейти к вашим. Что если у меня есть известия о вашей сестре?

Мейнуэринг (сначала взволнованно). Моей сестре? Она в безопасности? Здорова? (Изменившимся голосом.) Имеет ли она право все еще называть меня братом?

Дарнлей. Неужели это право может быть у нее отнято? Друг мой, послушайтесь своего доброго сердца.

Мейнуэринг. Только одно слово, Дарнлей, она вышла замуж? Только одно слово, она… не могу говорить… осталась она честной?

Дарнлей. Вспомните о ее молодости, невинности, красоте. Что если ее обманули, предали. Заманили в ловушку, ее добродетель…

Мейнуэринг. Молчите! Довольно! Я проклинаю ее. Пусть пожинает плоды своего позора!

Дарнлей. Но…

Мейнуэринг. Я не хочу слышать о ней! Не хочу!

Дарнлей. Как же быть? Когда я покину берега этой страны, пусть ваша сестра… Кто защитит ее, если… Ах, Мейнуэринг, пойдите к ней, выслушайте ее, пусть она расскажет вам все сама.

Мейнуэринг. Я не увижусь с ней, я не собираюсь попирать свою…

На этом сцена обрывается.

А теперь о развязке всей пьесы. В ней переплетены две линии — сентиментальная и комическая. Мне кажется, что логика драматического построения подсказывает, во-первых, что действие легкого плана должно непосредственно помогать развитию и развязке действия серьезного плана; во-вторых, что фирма Дарнлея оправилась от разорения не в результате усилий воспитанницы Дарнлея, мисс Плесид (как у господина Коглана), так как этот персонаж не связан непосредственно с причиной разорения, а благодаря усилиям жены Дарнлея, леди Джулиет, ведь именно из-за любви к ней и разорился Дарнлей, и ее роль в развитии пьесы — одна из важнейших. Эта линия связывает дела фирмы с событиями в его доме, именно она. и есть моральное содержание пьесы. То, что автор имел в виду именно такое решение, не только доказывается ходом четырех действий пьесы, но видно также из двух отрывков сцен, написанных им для пятого действия, которые мы включили в эти примечания.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА ПЯТАЯ

Мисс Плесид и Фиш.

Фиш. Что я вижу! Вы обманываете меня!

Мисс Плесид. Клянусь честью, это так! Но с пятнадцатью тысячами фунтов и вашим родовым имением мы все-таки можем ездить вдвоем на велосипеде и охотиться дважды в неделю.

Фиш. Проклятье! Все кончено. Расстроены все мои расчеты. С одной стороны — охота, велосипедные гонки, курение сигар, с другой — тридцать тысяч фунтов. Стороны почти уравновешивались. Теперь вычитаем пятнадцать тысяч фунтов с одной стороны и добавляем поцелуи Дика Мейнуэринга к другой… Черт! Дело выглядит довольно скверно! Кажется, придется увильнуть.

Мисс Плесид. Почему вы молчите? Терпеть не могу молчаливых людей. Болтайте, смейтесь, трещите! Плюньте на деньги — игра закончилась вничью! (Поет.)

Фиш (в сторону). Это чудовище действует мне на нервы, она поглощает здесь весь кислород, я чувствую себя, как мышь, попавшая в насос!

Входит слуга.

Слуга. Леди Джулиет желает вас видеть, сударыня.

Мисс Плесид. Извините меня, мистер Фиш. Если вы ждете лорда Фитцхоллоу, пройдите в гостиную, рядом с библиотекой — там в портфеле вы найдете мои последние карикатуры.

Фиш. Она еще и карикатуры рисует!

Мисс Плесид. Некоторые из них имеют сходство с вами. Это развлечет вас. Вы не представляете себе, как они позабавили ваших друзей. О, вы еще не знаете и половины моих способностей.

Фиш. Благодарение богу, нет! (В сторону.) Я вижу, что способности возрастают в обратной пропорции к деньгам. Только тридцать тысяч фунтов — ни копейки меньше — могут компенсировать жизнь с этой особой, даже если бы у нее была только половина ее способностей. Стрельба, охота, гонки, сигары, поцелуи, карикатуры… Это уже слишком! Для qui pro quo этого недостаточно. (Громко.) Мисс Плесид, я освобождаю вас. Я уверен, что мы не можем быть счастливы. Я напишу…

Мисс Плесид. Освобождаете меня! Как, вы не женитесь на мне?

Фиш. Я скорее женюсь на шимпанзе. Что ж, надо поглядеть карикатуры на мою особу и кстати написать, что освобождаю вас от условий завещания. (В сторону.) Гора с плеч, какие надоедливые, буйные дети пошли бы от нее! (Уходит.)

Мисс Плесид. Ха-ха-ха! Наша взяла! А теперь сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь друзьям.

Возможно, что половина состояния мисс Плесид должна была погибнуть при банкротстве, если бы не продажа бриллиантов леди Джулиет. Накануне отъезда Дарнлея из Англии Мейнуэринг, который не знал о проделках мисс Плесид, думая, что ее состояние потеряно, предлагает ей переехать к нему, так как Дарнлей уже не может предоставить ей крова. Между ними происходит сцена, которая заканчивается объятиями как раз в тот момент, когда входит Фиш. В рукописи "Дарнлея" имеется еще один вариант этой сцены, который тоже зачеркнут автором. Но зачеркнутая сцена дает представление о том, как должна была завершиться эта линия. Вот этот отрывок.

Входит слуга, за ним дама в вуали.

Слуга. Какая-то дама хочет видеть вас, сударыня.

Мисс Плесид. Меня? Присаживайтесь, сударыня. Мистер Фиш, прошу прощения.

Фиш. Боже мой! Что я вижу! Любовница Дарнлея приходит в дом, как друг мисс Плесид! В дом, где она живет! Господи помилуй! Да они же одного поля ягоды!

Как я вовремя увильнул! Как раз вовремя! Какие буйные, надоедливые дети пошли бы от нее! (Уходит.)

Этот последний отрывок исчерпывает все указания, какие можно было найти в рукописях моего отца, относящиеся к пятому действию, так и оставшемуся недописанным. Я считал целесообразным включить их в это издание "Дарнлея", сопроводив одновременно их некоторыми объяснениями. Хотя их мало и это всего лишь черновые наброски, они, мне кажется, помогут читателю пьесы понять, какова должна быть ее развязка по мысли автора.

16 мая 1882 г.