Пьесы

Ложь

Действующие лица

Ивонна.

Люси.

Симона.

Жюльетта.

Жанна.

Жак.

Робер.

Пьер.

Венсан.

Ивонна. Я была готова провалиться сквозь землю.

Люси. Я тоже. Я не знала, куда деваться.

Симона. О! Мы чуть не умерли.

Жак. Я ушам своим не поверил. Стивер. Как в дурном сне. Назвать это имя… При Мадлен…

Робер. При Мадлен? Он заговорил о Стивере? Не может быть…

Симона. Как вы осмелились?

Люси. Что касается меня, то я не решалась взглянуть на нее.

Ивонна. На нее больно было смотреть. Она вся сжалась… стала просто серой…

Робер. Послушайте, мне кажется, она скрывает это, как нечто постыдное.

Жак. Я стараюсь избегать, пускай даже отдаленно… И принимаю все меры… А вы… Из какого теста вы сделаны? Откуда у вас берется смелость? Хоть убейте меня…

Пьер. Я не мог удержаться… Как хотите, но это уже слишком. В конце концов, всему есть предел… За кого она нас принимает? За кретинов? Если бы вы только слышали ее! (Он подражает женскому голосу.) «Вы видели новые тарифы? Пожалуй, скоро придется ходить пешком. В метро нельзя будет ездить… И вечно за все расплачиваются такие бедняги, как мы…» А они преспокойно выслушивали все это… Вы бы только посмотрели на них… Как они поддакивали… Вздыхали.

Ивонна. О! Вздыхали… Вы преувеличиваете…

Пьер. Нисколько. Вы готовы были пожалеть ее. Все молчали, никто и пикнуть не смел… Это было свыше моих сил, вот я и взорвался…

Люси. И правда. Слово вылетело, точно пушечное ядро: Стивер! Вы буквально выкрикнули это…

Пьер. Нет, не выкрикнул, мне кажется, я просвистел. Во мне все кипело. (Изображает самого себя.) «А я думал, вы внучка Стивера… единственная наследница… Злые языки утверждают… Ведь это он — тот самый знаменитый стальной король, я не ошибся?» И тогда — вы видели?

Симона. Нет, я не могла смотреть, это было слишком ужасно.

Жак. Не понимаю, по какому праву… В конце концов, это ее дело. Она ни от кого ничего не требует…

Робер. Еще бы. А мне она кажется забавной. Что поделаешь, таких, как она, много. Сколько людей стыдятся того, что у них есть деньги, — невероятно. Вы заметили? Теперь всем хотелось бы иметь отца-пролетария. Я считаю, это здоровая тенденция…

Симона. Да, жанр «пролетария» сейчас в большом почете… Особенно среди интеллигенции… Они даже перенимают кое-что у них… Например, манеру говорить… одежду…

Венсан. Они — возможно… В таких вещах… Вы правы… Но что касается Мадлен, тут дело совсем в другом, у нее это не мода… Скорее, предосторожность: она, мне кажется, скупа… Но, признаюсь, на сей раз она перестаралась, она и меня раздражает… Хотя это вовсе не значит, что надо, подобно Пьеру…

Ивонна. Ах, Пьер такой непримиримый, такой нетерпимый… Знаете, дорогой Пьер, кого вы мне напоминаете? Того самого героя, уж не помню из какого романа, о котором кто-то сказал: он никогда и никому не позволит солгать даже самую малость…

Люси. Это верно, Пьер, вы ужасны… Нельзя же ни с того ни с сего превращать себя в защитника попранных истин, непогрешимого судью… Уверяю вас, это вам не идет.

Пьер. Говорю же вам, это вылетело само собой… как будто кто-то подтолкнул меня… Ничего, ничего — и вдруг… колесо завертелось, костер запылал…

Жюльетта (с прямодушной важностью). Именно так прокладывает себе дорогу истина. Это следует сказать в оправдание Пьера: когда истина ищет выхода, рвется на волю…

Жанна. Да, да! Ее не удержишь… Она требует жизненного пространства, мы и понятия не имеем… Начинается своего рода экспансия…

Жак. Признаться, когда Мадлен затевает это, у меня тоже начинается зуд, и бывают моменты…

Жюльетта. Да, я считаю, что она ведет себя из ряда вон…

Симона. Так и есть, мне кажется, раньше она была скромнее и делала это мягче… А теперь эти бесконечные причитания…

Жанна. Должна сказать, что я бы на ее месте… Не знаю, но я бы ни за что не осмелилась… Я бы испугалась… Я никогда не могла, даже по пустякам… Прежде всего, мой отец с самого раннего детства… Что-что, а с этим у нас было строго… Да потом, мне бы и в голову не пришло…

Венсан. Однако такая кристальная честность… Должно быть, это утомительно…

Жанна. Нисколько, терпеть не могу лгать. Даже в мелочах я никогда бы не смогла…

Жак. Чему вы улыбаетесь, Пьер?

Пьер. Я улыбаюсь?

Жак. Да, и с таким видом… С вами никогда не знаешь… Вы вроде детектора лжи…

Пьер. Почему? Разве кто-нибудь солгал?

Жак. Нет. Но Жанна сказала, что она никогда не лжет… Так вот это ее «никогда»… Я подумал… ведь это такая редкость. Мне показалось, что у вас тут же… как бы это сказать… Словом, у меня сложилось впечатление, будто на вас опять нашло… И вы улыбнулись…

Робер. О, послушайте, хватит наконец. Похоже, это заразно, вот и вы начали…

Жюльетта. В нем тоже прорастает истина. Я же говорила вам: когда она ищет выхода…

Жанна. Очень любезно с вашей стороны…

Жак. Нет, Жанна, вас это нисколько не касается… Но мне показалось… Дело в том, что малейшее преувеличение…

Пьер. Нет, нет, не слушайте его, ничего подобного… С Мадлен дело другое, там речь идет не просто о преувеличении, а о вещах невероятных, о фактах… В каждом из нас есть нечто, и когда это нечто стараются подавить, оно сопротивляется… Ему надо прорваться… Это все равно что пытаться подавить… Ну, не знаю…

Люси. О! Послушайте, до чего мы дойдем, если каждый из нас по всякому поводу… Надо сделать усилие, превозмочь себя.

Симона. Это всего-навсего вопрос тренировки, самообладания.

Робер. Что касается меня, то должен вам признаться — и не ради похвальбы, нет, нет — эта истина может рваться на волю, сколько ей угодно… Я держу ее крепко, уверяю вас… В узде… Ничего не поделаешь, иначе не проживешь.

Симона. А знаете, это великолепно. Это признак настоящего здоровья. Я читала в одной книге по психиатрии, что тот, кто не умеет хранить тайну…

Ивонна. Вот именно. Лучше и не придумаешь. Это-то я и хотела спросить: что происходит с вашей истиной, Пьер, когда надо хранить какую-нибудь тайну? Рвется она на волю или нет?

Пьер. Конечно, рвется. И порой очень болезненно. Так и кажется, что вот-вот разразишься… Но бывают, само собой, случаи… приходится сопротивляться… данное слово… чувство приличия… Да что говорить, сами знаете…

Ивонна. А! Вот видите…

Пьер. Ну что я должен видеть? Что мне надо сдерживаться в отношении Мадлен? Из чувства приличия? Это уже слишком… Кому из нас, спрашивается, не хватает этого чувства приличия: ей или мне?

Жюльетта. А ведь верно, она издевается над нами.

Венсан. Пожалуй, что так… Когда она начинает хныкать по поводу своей нищеты… В один прекрасный день со мной случится то же, что с Пьером, я взорвусь…

Пьер. Вот видите. Он говорит вам то же, что и я. Нет ничего ужаснее, когда это начинает рваться на волю… Тут, кажется, можно убить и отца и мать…

Жанна. Но можно убить и себя. Такие случаи тоже бывали.

Пьер. Например, Сократ…

Жак. О! Прошу вас, не сравнивайте себя с Сократом.

Симона. Так, чего доброго, умрете не вы, а мы! Вы подвергаете нас самой настоящей пытке, и все ради того, чтобы восторжествовала ваша трехгрошовая истина.

Ивонна. К слову сказать, в данном случае речь идет о крупных грошах. И сколько бы ни издевались над тем, что дед Мадлен…

Люси. Да все этим грешат: одни больше, другие меньше. Мелкая ложь… Что поделаешь, люди испытывают необходимость привлечь к себе внимание… Каждый старается как может.

Ивонна. Что касается меня, то мне таких людей просто жаль.

Робер. А меня они забавляют. Признаюсь, мне они даже нравятся. Обожаю наблюдать за ними.

Жюльетта. Вам это нравится? Нравится, чтобы вам лгали? Тут есть что-то порочное…

Робер. Возможно… Но я уже говорил: что касается меня, то я эту истину держу в руках. В узде. Пусть себе рвется на волю сколько угодно, меня не проведешь. Впрочем, я не делаю никаких особых усилий. Вы же видели, когда Пьер взорвался, я, напротив, смотрел Мадлен прямо в лицо…

Венсан. О! Это отвратительно…

Жанна. Лицемер.

Робер. А вы что думали? Когда взрываешься, тут-то и попадаешься на удочку. Взять хотя бы Пьера. Все на него набросились: «Гадкий, противный. Зачем во всем видеть только плохое? Зачем быть таким жестоким?» Его считают чуть ли не убийцей. Не он, а другой, оказывается, невинно пострадал. И защищают не его, а другого. «Чувство приличия… Они имеют полное право… Пусть себе лгут…» Ну а я, я оставляю их в покое. Пускай делают что хотят. Мне это ничего не стоит. И уверяю вас, я нисколько не страдаю. Меня это ничуть не трогает. Еще чего.

Жюльетта. Но почему? Как вам это удается?

Робер. Не знаю… Это довольно трудно объяснить. Пожалуй, тут есть что-то инстинктивное… Поступаешь так или иначе без долгих размышлений…

Жюльетта (с жаром). Да, я понимаю, без размышлений… У некоторых это получается само собой. Есть совершенно особые люди, которые никогда не раздумывают ни секунды. Стоит им дать себе полную волю, как тут же, без всякого труда, они делают именно то, что нужно…

Жанна. Да, но нам, кому в этом отношении не повезло, нам, страдальцам, не могли бы вы все-таки показать…

Робер. Но как?

Жюльетта. Да, да, покажите нам. Я уверена, что и у нас это получится. Я уверена, что и сама смогла бы стать такой, как вы, и даже получать удовольствие… Надо только понять самую суть, я же чувствую.

Жак. Они правы. Продемонстрируйте нам свое умение.

Симона. Все дело тут, наверное, в тренировке.

Жюльетта. Это все равно как упражнения, развивающие гибкость… Мне кажется, я угадала: мы лишены гибкости.

Жанна. В общем, это своего рода гимнастика…

Робер. Да, пожалуй, в какой-то степени… Хотя, может быть, это больше напоминает бокс…

Жанна. Чего же мы ждем? Начинайте урок.

Робер. Извольте…

Ивонна. О! Как забавно. Похоже на психологическую драму…

Робер. Ну хорошо… Только кому-то надо пожертвовать собой… Нужен лжец.

Венсан. Я согласен.

Пьер. Вот и прекрасно. Мне кажется, вы как нельзя более подходите для этой роли.

Венсан. Поверьте, вы неостроумны.

Пьер. Нет, правда. Прошу прощения. Но только о какой роли идет речь? Я имею в виду, какого лжеца? Их столько, и таких разных…

Робер. О! Это не важно. Нашелся бы только завзятый лжец. Такой, с которым трудно бывает удержаться, кто выводит из себя и самых закаленных. Да вот, к примеру, Эдгар. Как только он заводит разговор о своих подвигах во время Сопротивления… Согласитесь, надо иметь немалую выдержку…

Жак. Очень хорошо, пусть будет Эдгар. Прекрасно. Когда он начинает, то даже я…

Робер. Итак, Эдгар. Играйте Эдгара. Начинаем. Приступайте. С видом скромным…

Жюльетта. И очень честным… Что касается меня, то при одной мысли об этом я делаюсь больна…

Симона. Вот именно… Эдгар великолепен. Начинайте.

Венсан. Ну что ж. (Откашливается.) Так вот. Подождите. Сейчас, сейчас. (Изменив голос.) «Знаете, храбрость — это не для меня. Я слышать об этом не могу».

Ивонна. Очень хорошо. Обычно он так и начинает.

Венсан. А все потому, что сам всего боюсь, в сущности, я порядочный трус.

Симона. В точности как он. Великолепно. Вы были бы прекрасным актером.

Венсан. Да, я всего боюсь… Нет, правда…

Робер. И что же… Все молчат? А мне кажется, что если бы все происходило на самом деле, то именно в этот момент обычно кто-то… например, вы, Люси…

Люси. Мне трудно себе представить. Это ведь не на самом деле.

Робер. А если бы это было на самом деле, моя дорогая, то вы непременно остановили бы его: «Вы — трус! Как, вы, Эдгар, и боитесь! В свое время вы доказали…» Ну или еще что-нибудь в таком же духе.

Пьер. И верно, Люси, вы же прекрасно знаете, что не смогли бы удержаться.

Люси. Увы, это сильнее меня… Вечно я лезу вперед, будто кто меня тянет…

Венсан. Бедняжка Люси… Такая послушная…

Пьер. Такая покорная…

Люси. Что ж, смейтесь надо мной, это легко… Но дело в том, что мне всех жалко. Вы, вы способны ничего не дать, когда человек — или даже не человек, а голодное животное — смотрит на вас, ждет… Тут нельзя не дать… Лучше самому терпеть лишения…

Ивонна. Да, я понимаю вас… Это правда, Эдгар внушает мне сострадание… На его месте мне было бы так страшно… Он, верно, просто дрожит от страха…

Венсан. Дрожит! Да знаете ли вы, что такие люди толстокожи. Они ни о чем не подозревают… Они убеждены, что вы им верите… А если и не убеждены, то все, что им требуется, — это чтобы вы делали вид, будто попались на удочку. Им этого вполне достаточно. Таким способом они подчиняют вас себе…

Пьер. А вы всегда готовы подчиниться… И не только Люси. Все вы настолько деликатны… Как только он начинает, глаза у вас делаются круглыми… вы изображаете удивление: «Эдгар, как вы можете так говорить…»

Жюльетта. Ну нет, только не я. Вначале я держусь, не поддаюсь, молчу…

Жак. А что это меняет, молчите вы или нет? Всем известно, молчание — знак согласия.

Жанна. О! Послушайте, мы совсем запутались… Я думала, Робер будет нас учить… Робер, милый, спасите нас, помогите нам выбраться…

Робер. Как же я могу это делать? Мне не дают говорить…

Жюльетта. Признаться, я уже ничего не понимаю, мне кажется, надо все начинать сначала…

Жанна. Она права, мы сбились… Ну что ж, Венсан, начинайте заново…

Венсан. Знаете, я всего боюсь… Вот почему, когда во время оккупации надо было…

Робер. Ну, Люси, на этот раз давайте…

Люси. А может быть, мне лучше попробовать промолчать…

Робер. Нет, лучше говорите, для демонстрации это будет удобнее… Вот увидите…

Люси. Вы, Эдгар, и боитесь!..

Робер. Так. Что вы чувствуете, когда говорите это? Или вернее: где вы находитесь?

Люси. Где я нахожусь?

Робер. Да, на каком расстоянии от Эдгара? В каком положении?

Люси. А! Понимаю… Подождите минутку… Надо подумать… Дело в том, что я не привыкла… Такие вещи… Я не знаю…

Робер. Сделайте над собой усилие. Разбейте действие на составные части. Что происходит, когда вы говорите это? Что вы делаете?

Люси. Мне кажется, я стараюсь приблизиться… Мне хочется подойти к нему вплотную… стать рядом… чтобы он не чувствовал, что я понимаю… Меня это пугает… сама не знаю почему.

Робер. Так вот, отойдите. Подальше. Как можно дальше. Главное — это расстояние. Рассматривайте его, как рассматривают муравья, муху. Или, если хотите, паука.

Люси. О! Нет, этого я не могу…

Робер. Если вы с самого начала не можете сделать даже такой малости, тогда…

Люси. Хорошо, я попробую. Итак, Венсан, начнем сначала.

Венсан. «Я всегда всего боялся. Еще в школе, когда я был мальчишкой…»

Люси. Вы, Эдгар, и боитесь…

Робер. Где вы были на этот раз?

Люси. Ничего не поделаешь, никак не получается. Я была совсем рядом, еще ближе, чем раньше. Я подошла вплотную, чтобы помочь ему заглушить… голос истины… Скрыть ее… начисто… Я так боялась, как бы он не подумал, что я все понимаю… Не могу этого вынести… Мне было бы стыдно.

Робер. Вот потому-то я и говорю вам: не принимайте в этом участия. Сохраняйте дистанцию. Следите за его движениями издалека… Словно поддразнивая веточкой насекомое и ожидая, что будет дальше. Позабавьтесь же немного. Давайте все вместе. Так вам будет легче, вы перестанете ощущать свое одиночество. Попробуйте. На расстоянии. Не наклоняйтесь к нему. Держитесь прямее. И поддразнивайте его длинным стебельком. Начали…

ХОР. Вы, Эдгар, и боитесь…

Робер. Ну вот. Вы ставите ему ловушку, подпускаете его… А теперь — кто кого. Ага, он попался. Разве не смешно?

Симона. Нисколько. Я так не могу. Это настолько цинично…

Жак. А я вот не стремлюсь быть таким, как Робер. Пожалуй, это еще труднее. Мне не хочется следовать его примеру.

Люси. О! У меня мурашки побежали по спине…

Жак. Знаете ли, я не энтомолог, а Эдгар не муравей.

Жюльетта. А как же истина? Вы забыли, она ведь ищет выхода… И самое неприятное… Если ее стараются задушить, то она словно разбухает, ей необходимо вырваться на волю… Я — как Пьер, мне так и хочется закричать: «Ах! Только не говорите нам о своих подвигах… Какой смысл… Все равно все знают…»

Робер. Нет, вы невыносимы. Тогда взрывайтесь, как Пьер. Или же страдайте…

Жанна. А все-таки странно, Робер, что вы не чувствуете подобных вещей. Вы не такой, как все, уверяю вас…

Жюльетта. Бывают люди… для которых истина — превыше всего… И они способны…

Жак. Да, такие люди бывают, это верно… Лишь бы восторжествовала истина… Я уже не говорю о героях или о святых. Случаются вещи совершено из ряда вон выходящие. Взять, к примеру, доносчиков. Во время оккупации я знаком был с одним булочником… Он делал это не из ненависти. И не по убеждению. Нет, просто ему не давала покоя истина. Он не мог этого выносить: фальшивые имена, поддельные документы… А главное, что все с этим соглашались, все действовали заодно. Ему всех надо было вывести на чистую воду… Я убежден, что точно так же он мог бы и спасать…

Венсан. Ну, тут вы преувеличиваете. Не станете же вы изображать святого из этого вашего стукача…

Жак. Но я вовсе не шучу.

Симона. А может, вы и правы. Я припоминаю, как во время войны… Речь идет о канадских парашютистах… Мой муж встретил их в лесу. Они убегали, а муж пытался их догнать, он протягивал к ним руки… В конце концов ему удалось привести их к нам в дом.

Пьер. Я что-то не понимаю, теперь вы взяли на себя роль…

Симона. Какую роль? Я ничего не играю. Все это было на самом деле. Мы жили тогда в департаменте Сен-э-Уаз…

Пьер. Во время оккупации вы жили в департаменте Сен-э-Уаз?

Робер. Так, детектор лжи заработал.

Люси. Замолчите, прошу вас. Дайте Симоне рассказать… Обожаю слушать, как она рассказывает…

Пьер. Дорогая Люси, вы просто неисправимы…

Ивонна. О! Замолчите же наконец. Это становится невыносимым. Вы никогда никому не верите.

Пьер. Ее не могло быть в департаменте Сен-э-Уаз по той простой причине, что всю войну она провела в Швейцарии… Она развлекается, ей хочется пошутить. Да она сама вам сейчас признается… Симона, скажите же им. Скажите, что вы играете.

Симона. Ничего я не играю, говорю вам: это правда.

Пьер. Но вы же сами мне рассказывали…

Симона. Я? Ничего такого я вам не рассказывала, вам приснилось… Вы, верно, путаете…

Пьер. Хорошо, хорошо, прекрасно. Ни слова больше, молчу…

Ивонна. Пожалуйста, помолчите. Вы несносны. Ну, рассказывайте, Симона…

Симона. Так вот, я говорила, что, увидев этих парашютистов, мой муж побежал к ним, а они — от него, они думали, что он хочет захватить их в плен, и напрасно он кричал, размахивал руками… Но в конце концов они поняли. Он привел их… Они были в таком состоянии…

Пьер (жалобно). О…

Жак. В чем дело?

Пьер. О, я больше не могу… Разве во время войны вы не были в Женеве?

Симона. По-вашему, я лгу?

Пьер. О нет! Нет, я этого не говорил. Но вы играете. Вы хотите сыграть с нами шутку.

Симона. Я же сказала вам, что нет… Вы мне ужасно надоели.

Ивонна. Оставьте ее наконец в покое.

Пьер. Нет, прошу вас, одну минутку… Симона, умоляю вас, выслушайте меня. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется… я помню, как вы говорили…

Симона. Как я говорила что?

Пьер. Вы говорили, что были в Женеве…

Симона. Но, дорогой мой, я ведь уже сказала, что вам это приснилось… Вы все путаете…

Пьер. Как вы можете? Вы прекрасно знаете…

Симона. Ничего я не знаю. За исключением того, что ваша дерзость…

Пьер (стонет). О… я больше не могу… Она довела меня до крайности… Симона, выслушайте меня спокойно, ведь все могло бы быть так просто…

Венсан. Остановите его, он совершенно невыносим.

Жак. И в самом деле. Успокойтесь. Чего вы хотите? Ясно ведь, что вы ничего не добьетесь. Так не лучше ли отступиться?

Пьер. Отступиться? От истины? Но я не могу. Это невозможно.

Жак. Очень даже возможно, стоит только постараться.

Симона. Ну вот, и вы тоже принялись оскорблять меня…

Жак. Да нет же, милая моя Симона, не сердитесь. Я вам верю. Но если он страдает… из-за пустяков… Надо помочь ему… Будьте снисходительны.

Симона. Что ж, от души надеюсь, что это пойдет ему на пользу.

Пьер. Не будьте такой жестокой, я очень хочу вам поверить… Я был бы счастлив…

Жак. Так поверьте же ей, черт возьми. И забудем об этом.

Пьер. Но как это сделать? Это где-то там, во мне…

Жак. Что такое? О чем вы говорите?

Пьер. О фактах. Об истине. Это где-то там.

Жак. Прежде всего, начните с того, что не называйте это истиной. Смените название. Это всего лишь название, произносишь его — вот оно и впечатляет. Цепляешься за него, словно от этого зависит сама жизнь… Чувствуешь себя обязанным… Надо изменить название… Зовите это ложью…

Пьер. Как будто это так просто…

Жак. Ах, дорогой мой, если вы не желаете ничем поступиться… Если для вас превыше всего ваше собственное мнение… Чем я могу помочь вам в таком случае…

Пьер. Нет, прошу вас, помогите…

Жак. Да я ведь уже говорил: отступитесь. Гораздо легче переделать себя, чем мир, в этом вся премудрость…

Пьер. Научите меня, я никак не могу этого постичь.

Робер. В чем дело? Это что, новая демонстрация?

Симона. Нет, нет, это жизнь. Я ничего не играю. Но бедняга Пьер вбил себе в голову, будто всю войну я провела в Женеве. Так вот, это-то обстоятельство и заставляет его страдать, причиняет ему боль. Требуется хирургическое вмешательство. Похоже, что операция проходит довольно болезненно…

Жак. Нет, вот увидите, все будет в порядке. Главное, расслабьтесь, Пьер… Вот так… не напрягайтесь… Прежде всего, вы действительно в этом уверены? Попытайтесь вспомнить. Она в самом деле это говорила?

Пьер. Да, говорила.

Жак. Подождите, я помогу вам. Посмотрите на нее, вглядитесь хорошенько. Разве она способна лгать? Ну вот и прекрасно! Продолжайте в том же духе и вы увидите, дело пойдет на лад. Посмотрите, какой у нее чистосердечный вид, загляните в ее прекрасные и такие правдивые глаза!

Жанна. Да, Симона, за один только вид вас живой возьмут в рай.

Люси. И то верно, неужели с таким видом можно лгать?

Пьер. Это ничего не значит… Мало ли что… Бывают такие случаи… Помню, один раз, в суде…

Жюльетта. О! Послушайте, это же смешно. Вы хотите сделать из нее преступницу?

Симона. Я чувствую себя польщенной.

Пьер. Нет, но… Я только хотел сказать…

Жак. Послушайте, не будем отвлекаться. Все мы честные люди.

Разные голоса. Ну разумеется.

— В том-то все и несчастье.

Жюльетта. Откровенно говоря, я тоже слышала, что Симона… Я была почти уверена… Хотя теперь начинаю сомневаться… все так неясно. И я уже не чувствую столь жестокой необходимости… меня не мучат противоречия…

Жак. А, вот видите, берите с нее пример.

Пьер. Да я только и мечтаю о том, чтобы поверить. Симона, если бы вы хоть немножко помогли мне… Вся эта история с парашютистами… Теперь я как будто припоминаю… вы ведь уже рассказывали об этом?.. Может быть, еще во время оккупации… Скажите же, Симона, скажите…

Симона. Ну, разумеется, нет, во время оккупации я не могла об этом рассказывать. Мы тогда скрывались.

Пьер. Да, да, конечно, в то время вы не могли об этом рассказывать. Но, может быть, после освобождения…

Симона. Да, потом я рассказывала. Например, в тот вечер у Дюкрё… Вы тоже там были…

Пьер. О, у Дюкрё… Но мне кажется, что именно в тот вечер вы мне сказали…

Голоса. Осторожно…

— Опять начинается…

Робер. Нет. Я там был. И она рассказывала об этом. Только об этом и ни о чем другом.

Пьер. О! Благодарю вас. Да, я вам верю. В памяти моей случаются иногда провалы, ведь столько всего произошло…

Жак. Вот видите. Именно так я и советовал бы вам вести себя, и говорю я это не из тщеславия… Такого результата можно добиться и в случаях гораздо более серьезных…

Робер. Каких же именно?

Жак. Да вот, к примеру, если вас обокрали. Исчезла какая-нибудь вещь. Хотя в таком случае сомневаться не приходится: ее больше нет, вещь исчезла, испарилась… Только что она была и… пфф… все…

Ивонна. О, тут уж начинаются настоящие страдания. Просто глазам своим не веришь.

Жанна (с жаром). Да, да, это вы очень точно подметили: глазам своим не веришь.

Жак. Вот именно. И не следует им верить.

Пьер. То есть как?

Жак. А так. Отвлечься от мира вещей. Сосредоточиться на мире людей: вот он, человек, которого вы подозреваете, вор… Понаблюдайте за ним: какой у него чистосердечный взгляд. Открытый. Добрый. Повторяйте про себя: «Не может быть…» Вот, вот, именно с таким ошеломленным видом… Обычно так поступают все люди, когда им говорят: «Это он. Вещь, которая была здесь, исчезла, и только он мог…» Они стараются забыть об этом факте и смотрят на человека: «Не может быть… вещь найдется…» Более того, мне доводилось видеть и такое: им начинает казаться, будто вещи этой и вовсе не существовало. Галлюцинация. Мираж. Какая вещь? Знать ничего не знаем. Обман зрения. Фантасмагория.

Ивонна. Да, я тоже так поступаю. Иначе… О, мне так страшно…

Жанна. Приоткрываются бездны души. Смертоносные пары поднимаются… душат нас…

Венсан. А бывает и такое… люди начинают умолять… «Вы взяли ее: сознайтесь. Мне наплевать на вещь, я дарю ее вам, но сознайтесь…»

Пьер. Сознайтесь, Симона, умоляю вас…

Симона. Что такое? А! На вас опять нашло? Вы снова за свое?

Пьер. Да, нашло. Это возникло само собой, вдруг… Сомнений быть не может, это очевидная истина. Ничего не поделаешь, у меня стоит это перед глазами, и все тут. «Эпервье», отель «Эпервье». В Женеве. Вы же сами мне сказали… Это непоправимо, этого нельзя зачеркнуть… Это начертано вот здесь. Скажите же…

Ивонна. Довольно, Пьер.

Жанна. Я бы на месте Симоны…

Венсан. Вы переходите всякие границы…

Пьер. Симона, вы смеетесь, глядя на них? Ведь правда? Они кажутся вам такими забавными… Согласитесь, они очень трогательны… и простодушны… а может быть, трусливы… Но я-то, я-то вижу вас насквозь. Ваш взгляд исподтишка…

Люси. Ай-ай…

Жюльетта. В чем дело? Что за крик?

Ивонна. Это Люси. Она слишком чувствительна, бедняжка… Как хотите, но я ее понимаю… Можно подумать, что мы в сумасшедшем доме… Сюда, сюда… Не бойтесь, дорогая, это пустяки, не слушайте… заткните уши…

Люси. О, остановите его, неужели он не может замолчать… Мы не в силах… Я не в силах этого вынести…

Жак. Да, Пьер, помолчите. Утихомирьтесь. Мы вам не верим. Это неправда.

Пьер. Нет, ничего не выйдет. Сколько бы вы ни старались, факт остается фактом, острие его вонзается все глубже, жжет… Симона, умоляю вас. Милая моя Симона, и в вас ведь тоже это сидит… Не отрицайте, я знаю, вы стараетесь подавить это… Но от этого никуда не денешься… Вы же прекрасно знаете: отель «Эпервье», на берегу озера… И все эти четыре года в Женеве. Ваши вечера у Рюффье… в их шале… Ваши прогулки в горы… Вам это тоже причиняет боль, дорогая… Очень трудно держать это в себе… а могло бы быть так просто… одно лишь слово.

Жюльетта. Я чувствую, как и во мне тоже… Только что это как-то притупилось, а теперь вот… помимо моей воли, снова начинается…

Жанна. Это истина… она ищет выхода, ее словно притягивает… Это неодолимо… Тут ничего не поделаешь. Симона, послушайте…

Симона. Нет. Вы лжете. Все, все, как один. Какой стыд!

Люси. О! Мне страшно.

Ивонна. Милая моя Люси, идите сюда, в сторонку, мы будем здесь вместе, только вы да я, давайте поговорим о чем-нибудь другом… Я как раз хотела вас спросить: как чувствует себя Клод?

Люси (слабым голосом). Хорошо, спасибо, очень хорошо…

Ивонна. Мне говорили, он перенес…

Люси. Да, да, только прошу вас, подите посмотрите и скажите мне… Что там происходит? Что с ней сделали?

Ивонна. С кем? С Симоной?

Люси. Да… Мне показалось, он говорил что-то о яде, о пузырьке, который открывают…

Ивонна. Он такой смешной. Сравнивает ее с отравительницами… которые накапают несколько капель и наблюдают.

Люси. Я больше не могу. Лучше уж пойти посмотреть…

Жанна. Симона, сдавайтесь.

Жюльетта. Скажите нам.

Венсан. Говорите же… Одно лишь слово…

Люси. Ну вот, началось как раз то, чего я опасалась… Это вожделение, алчность… Они вырвут у нее признание, затравят ее, вот они рыщут с железными прутьями на изготовку, а она прячется… затравленный зверек… Глядит на них испуганными глазами, бьется как в лихорадке… И я тоже как она…

Ивонна. Да вы бредите. Она смотрит на них ледяными глазами.

Робер. Мне кажется, это как раз то, что называется «испепелять взглядом». Она их испепеляет.

Жюльетта. Симона, не отпирайтесь… Скажите… Скажите нам… Теперь нам это необходимо…

Жанна. Это приобрело невероятную ценность… И только вы этим владеете… прячете, скрываете где-то в глубине себя… словно сокровище.

Симона. Что именно — отель «Эпервье»?

Жюльетта. Нет, не смейтесь над нами, это не смешно.

Пьер. Откройтесь нам. Дайте и нам проникнуть в тайну. Для нас это необходимо. Поделитесь. Как это было бы хорошо. Какое это было бы счастье… Умиротворение для всех.

Жанна. Никаких душераздирающих противоречий… и для вас тоже. Все успокоились бы. Все встало бы на свои места.

Жюльетта. Подождите. Сейчас. Она вот-вот уступит. Посмотрите, губы ее приоткрылись. Еще секунда, и слова…

Люси. Симона, умоляю вас, не поддавайтесь. Они хотят уничтожить вас, опустошить. Они вас схватят, обовьют вокруг шеи веревку, снимут с вас голову.

Пьер. Нет, Симона, это неправда… Мы такие же, как вы… все одинаковые… У нас нет ни малейшего желания унизить вас…

Жак. При одной мысли об этом становится не по себе… Как только что с Мадлен…

Пьер. Нет, поверьте нам, все будет честно и благородно. Только признайтесь, и все будет хорошо… Скажите же, скажите лишь: «Ну, разумеется, я была в Женеве. Я пошутила…»

Симона смеется.

Люси. О! Этот смех…

Симона (смеется). Ну хорошо, хорошо, конечно, я пошутила… Вот и все. Вы довольны?

Шум, счастливый смех, поцелуи.

Жюльетта. Симона, вы прелесть.

Венсан. Вы ангел.

Жанна. Симона, я обожаю вас.

Жак. Я ни минуты не сомневался, я это знал. Я заметил ваш хитрый взгляд…

Робер. Ах, ну и разыграли же вы нас, нечего сказать…

Жюльетта. Признаюсь, на какое-то мгновение мне стало страшно…

Жанна. Люси так побледнела…

Робер. Да, я видел… Ивонна поддерживала ее. Ну, Пьер, теперь вы успокоились. Наконец-то наступят мир и согласие.

Пьер. Да. (Неуверенно.) Да…

Робер. Что означает этот вид? Может быть, на вас опять находит?

Жак. На этот раз хватит, слышите?

Пьер. Да, да, конечно… Я тоже к этому стремлюсь… Только разве моя вина, если…

Венсан. Если что? Симона сказала, что пошутила. Большего нам и не требуется. Для вас этого недостаточно?

Пьер (подражая Симоне). «Ну хорошо, хорошо, конечно, я пошутила…»

Робер. Что вы хотите сказать?

Пьер (задумчиво). Я только повторяю то, что сказала Симона, с тем же самым смешком и тем же тоном… Я пытаюсь воспроизвести… те же движения… Она уходит все дальше… и дальше… еще дальше, чем прежде… Теперь-то уж никто до нее не доберется… И на прощанье, чтобы держать нас в повиновении, она бросила нам ради забавы, мол, нате, держите: я пошутила. Вот вам. Вы довольны? Ну как, Симона, рассмешили они вас, когда тут же набросились на добычу… А это кудахтанье… эти восторженные возгласы…

Жак. Пьер, перестаньте, слышите? Хватит уже.

Ивонна. Душ, смирительную рубашку…

Жанна. Какой стыд, я говорила это с самого начала.

Пьер. С самого начала? А вы разве не принимали в этом участия?.. Кто говорил о миазмах? О безднах души? Кстати, что за язык, какая напыщенность… А кто требовал психологической драмы? Я или вы?

Жанна. Это вы нас заставили. Безумие так заразительно…

Венсан. Нервы… Всеобщий зуд.

Пьер. А все эти громкие фразы об истине, которая рвется на волю? Как трогательно… Что ж, она таки рвется на волю, и я ничего не могу с этим поделать. Да и в вас тоже есть ее ростки. «Ну хорошо, хорошо, я пошутила…» Вы так же, как и я, заметили это… Впрочем, не заметить было трудно. Это резало слух.

Жак. Ничего подобного.

Робер. Да ему это нравится. Он только этим и живет.

Ивонна. Я не знаю ничего более пошлого, более отвратительного. Это так ужасно: во всем видеть зло.

Пьер. Я и подумать не мог… Это было так неожиданно, этот ход назад, и в самый последний момент… А смешок… словно жало… и вонзить его в меня… Браво, Симона, прекрасно, очень хорошо… Вы можете радоваться.

Симона. Да, я очень рада… И буду радоваться еще больше, когда вас упрячут в каталажку. Уверяю вас, ваше место именно там.

Пьер (с жаром). Вы думаете? В самом деле? В каталажку? Как хорошо вы это сказали. Убежденно. Прекрасно. Великолепно. И верно, до чего бы мы дошли, если бы заводились вот так по поводу каждого нюанса… едва уловимого нюанса… из-за какой-то там интонации… чуть-чуть насмешливой, а? Чуточку иронической. Вы ведь не станете отрицать, ведь все вы, все это заметили.

Жак. Конечно, заметили.

Пьер. Ага, вот видите! Да…

Жак. А как же иначе: ведь все мы попались на удочку.

Пьер. О! Благодарю вас.

Робер. Не за что. Если это поможет вам успокоиться, позвольте заметить, что любой другой на месте Симоны имел бы полное право посмеяться над нами: сколько переживаний, и из-за чего!

Пьер. Да. Симона, вы с этим согласны?

Симона. Еще бы. Но теперь довольно, это уже не смешно…

Ивонна. Да, хватит. Поговорим о чем-нибудь другом, Пьер, вы не против?

Пьер. Не против! Да я только об этом и мечтаю. Только вот… здесь как будто что-то есть… осталось… едва заметное… и чуть-чуть царапает… словно крошечная колючка от кактуса… или от крапивы… немножко жжет… «Ну хорошо, хорошо, конечно, я пошутила…» И этот смех… этот смешок… Ах, Симона, я схожу с ума, я просто схожу с ума. До чего же мне нравится ваш возмущенный взгляд, ваш разгневанный вид. Если бы вы только знали, Симона, как я их люблю, ваши гневные глаза. Ну посмотрите на меня. Еще.

Симона. Вам незачем умолять меня об этом. Я в самом деле возмущена. От всего сердца.

Пьер. Возмущена. От всего сердца. Да, да. Благодарю вас. Возмущена?.. Как вы это сказали… Точно так же, как тогда… когда я пытался заставить вас признаться… Как вы сердились: «Это отвратительно. Я не играю». Как замечательно вы это говорили. Точно так же, как сейчас.

Симона. Ну, друзья мои, на этот раз увольте, с меня хватит.

Ивонна. Мне тоже кажется, что шутка зашла слишком далеко. Мы были терпеливы. Очень терпеливы.

Пьер. Она отомстила за себя. И как отомстила. Я загнал ее в угол…

Робер. Прощайте, друзья. Всему есть предел.

Пьер. И тогда она подарила мне то, о чем я так ее молил… Но плод был с червоточиной…

Венсан. Робер, идемте, мне надо поговорить с вами.

Пьер. С маленькой колючкой… скрытой внутри. «Ну хорошо, хорошо… (Смеется.) Я пошутила».

Робер. На вашем месте, дорогая Симона, я был бы польщен: вот то, что называется свести человека с ума.

Симона. Я могла бы обойтись и без этого.

Пьер (неуверенно, со скрытым намеком в словах). Хорошо, конечно. «Я пошутила…» (Другим, теперь уже обычным, вполне откровенным тоном.) Хорошо, конечно. «Я пошутила». Нет. Как будто ничего, никакой насмешки.

Жюльетта. Никакой насмешки? Но это же великолепно. Вот видите, дела идут на лад! Пошли, мы вас проводим. Вам надо отдохнуть, мой друг, просто необходимо.

Пьер. Да. Хорошо, я так и сделаю… (Откровенным тоном.) «Ну хорошо, хорошо… конечно, я пошутила». (Тихонько смеется.) «Я пошутила…» (Лицемерным тоном.) «Ну хорошо, хорошо, конечно…»

Конец