Пьесы [сборник]

Она там!

Первый мужчина. Мне кажется, в последнее время нарастает волна… Все более и более ощутим упадок…

Второй мужчина. Да… да…

Первый. Я на днях читал… Он думает как и я… Это процесс необратимый…

Второй. Да… так и есть.

Первый. Что ж делать? Остается только терпеть. Никто, кстати… вы не находите?

Второй. Да, да, конечно… Я тоже считаю… Простите, одну секундочку… Позвольте, я… Извините… я должен… Сейчас вернусь. (Выходит, возвращается.) Опоздал, ее уже нет.

Первый. Кого?

Второй. Не важно, пустяки… просто я хотел… Но она уже ушла… Да-да, эта женщина, которая…

Первый. Вы хотели ей что-то сказать?

Второй. Вот именно.

Первый. А нельзя оставить записку? Позвонить домой?

Второй. Нет, понимаете… Так… это будет сложно… Ну, ничего… Забудем… Так вы говорили?..

Первый. Я просто отметил, что в нынешней обстановке… при том обороте, какой принимают… Да вы как будто сам не свой… не в своей тарелке… Я вас отвлекаю…

Второй. Нет-нет, наоборот…

Первый. Скажите откровенно, я прекрасно пойму…

Второй. Да нет, что вы… Нет, просто я хотел…

Пауза.

Смешно… Послушайте…

Первый. Да?

Второй. Мы сейчас с вами спорили… Вернее, нет, это нельзя назвать спором, поскольку мы сходились во мнениях… В общем, мы с вами… А она… она была здесь, когда мы говорили, и слушала…

Первый. Кто? А, эта женщина? Она у вас служит?

Второй. Да… в общем… мы вместе работаем… Не имеет значения, кто она… Вы заметили, какое у нее было выражение лица?

Первый. Нет, честно говоря, я…

Второй. Не заметили? Ничего не почувствовали? А она была не согласна с нами. Резко не согласна.

Первый. Признаться, не обратил внимания. Но сильно на то похоже.

Второй. А, сильно похоже! Сильно. Сильно. Очень сильно. А я ничего не сделал. Пустил на самотек… Почему я ее не спросил? Я должен был…

Первый. Зачем? Не понимаю… Для вас настолько важно, что она думает?

Второй. Нет… Да… В общем…

Первый. Вот как… Любопытно. Наверняка это порядочная женщина… Но, по правде сказать, она не производит впечатления…

Второй. Да, я знаю… Звезд с неба не хватает… Но то, о чем мы говорили, право же, доступно… не надо быть семи пядей во лбу… Она вполне способна судить, как любой человек… И знать, что там у нее… как бы вам объяснить… Это сидит там… Вот тут… (Прикладывает два пальца ко лбу.) У нее там своя идейка… И почему, кстати, «идейка»? Не надо себя успокаивать… В ней сидит идея. Она там. Притаилась. И наша, наша с вами идея только что… была схвачена на лету… Ее заперли там, совершенно беззащитную, отдали на расправу… тайно задушили, в застенке… Снаружи никто ничего не заметил… Я должен был вмешаться… заставить ее вытащить свою идею на свет… показать… чтобы все увидели ее распрекрасную идею, которая посмела напасть… чтобы мы разделались с ней…

Первый. Бедный мой друг, если вы станете заниматься… у вас работы будет край непочатый. Я отлично вижу, что бродит у нее в голове… и не только у нее, кстати… Идея-то расхожая…

Второй. Расхожая? Да, расхожая… расхожая… вот именно… Она ходит… расходится… распространяется… это везде… у них у всех…

Первый. И знаете, сколько бы вы ни бились, вам их не переубедить…

Второй. Разумеется. Я о том и говорю… В этих идеях есть какая-то непобедимая сила. Они такие. Людям, в которых они укоренились, они придают невероятную уверенность… убежденность… которая меня бесит… Вы не заметили? У нее промелькнула такая улыбочка… В ее глазах мы достойны жалости… Я должен был сразу вызвать ее на разговор, вынудить… а я не среагировал… И вот теперь это там… она там, в ней… зловредная зверюга… живет и здравствует… Ее оттуда не вытравишь, не…

Первый. И часто с вами такое? Похоже, вам приходится нелегко.

Второй. Нет… Обычно я, слава богу, ничего такого не вижу. Просто сегодня так вышло, что мы в ее присутствии затронули… и в ней сразу… шевельнулось это… а я смолчал по малодушию, по бесхарактерности…

Первый. И хорошо. Представьте себе нас в роли проповедников…

Второй. Да, я знаю… Но…

Входит Женщина.

А, вот и вы, я думал, вы уже ушли… Сам не знаю почему, ведь еще не так поздно… Ладно, главное, что вы здесь.

Задержитесь еще ненадолго. Я должен…

Первый. А мне, наоборот, пора… Я уже и так…

Второй. Да, понимаю… Да-да, до скорого, пока… Созвонимся…

Первый мужчина уходит.

Знаете, я должен вам кое-что сказать… Мне нужно с вами поговорить…

Женщина. Да? О чем?

Второй. Глупо, конечно… Это очень непросто… Не знаю, как… с чего начать…

Женщина. Давайте, давайте. Что я опять не так сделала?

Второй. О, ничего. Ничего. Именно что вы ничего не сделали. Ничего не сказали. Вы промолчали…

Женщина. А я должна была говорить?

Второй. Да, так было бы лучше…

Женщина. Говорить когда? Говорить что? Ничего не понимаю.

Второй. Нет… Сейчас вы все поймете… Только что, когда он был здесь, этот мой приятель… когда мы с ним при вас беседовали, помните, вы как раз вошли…

Женщина. Нельзя было?

Второй. Да можно, можно, что вы… Никаких секретов… Просто мне показалось… Вы ведь были с нами не согласны, так?

Женщина. Возможно… Ну и что?

Второй. А то, что вы не правы.

Женщина. Вот как? Вы полагаете?

Второй. Полагаю? Я совершенно уверен. В корне не правы. Мы говорили очевидные вещи, очевидные до смешного…

Женщина. Не нахожу.

Второй. Не находите? Не видите, что это бросается в глаза? А все возражения, которые выдвигаются против, — бессвязный лепет, чепуха на постном масле.

Женщина. Да не волнуйтесь вы так… Чего ради? Оставим это…

Второй. Нет, не оставим… ни в коем случае… Нельзя… Извините, что я так раздражаюсь… Вы увидите… я буду говорить спокойно… вы увидите, от ваших представлений камня на камне не останется… не может остаться. Это заблуждение… глубочайшее заблуждение… Я знаю, откуда это у вас… Вам вбили в голову… Вы заглотали… Но если вы хоть на минуту задумаетесь… рассмотрите это…

Женщина. А по-вашему, я сама не думаю?.. Вообще никогда? Я все заглатываю, как гусыня. Есть только вы… Вот вы «задумываетесь»… Вы «знаете»… Ваши «истины» не заглатываются, они «предстают со всей очевидностью», они вам «достаются»… Вот мне как раз и досталось… И я проглотила не поперхнувшись. Мало этого… Да куда я вообще попала?

Второй. Действительно, куда? Я с ума сошел… Вот что значит… говорить на равных… вступать в дискуссию… Нет-нет, не уходите… Я виноват. К чему эти нападки? Речь ведь не о нас… не о вас…

Женщина. Не обо мне? Надо же… Вы так добры… «Если вы хоть на минуту задумаетесь», «вам вбили в голову»… Я кретинка, умственно отсталая, которой вы оказываете честь… И я должна это терпеть… Да за кого вы меня принимаете?

Второй. О… за очень достойного человека, поверьте… И доказательство тому — мои старания вас убедить. Вы же видите, ваше мнение для меня…

Женщина. Ну да, вижу… Интересно только почему. Какая вам разница, что я думаю? У вас своя идея. У меня своя. Или я не имею права?

Второй. Нет, нет. Имеете. Имеете полное право. Вы вправе иметь идею. Держать ее при себе. Распространять… (помолчав) среди таких, как вы.

Женщина. Таких, как я? Что вы хотите сказать? (Поворачивается к залу.) Нет, вы только послушайте! «Среди таких, как вы»… Значит, я такая не одна?.. И что же в нас особенного?..

Второй. Да ничего. Прошу вас, оставьте это… Мы отклоняемся, уходим в сторону… Послушайте, мой дорогой друг… Нет, это не просто слова, вы действительно друг, настоящий. Так скажите же мне, ответьте прямо… То, что мы сейчас в вашем присутствии говорили, шло вразрез с какими-то вашими убеждениями, и я хочу понять… Это вызывало у вас протест… Но ведь это азбучные истины.

Женщина. А я считаю, что это полная чушь.

Второй. Чушь? То, что мы говорили? Как же вы не видите: мы попросту ломились в открытую дверь!

Женщина. Не вижу. У меня не хватает широты взгляда.

Второй. Нет, нет, хватает. Почему вы всякий раз обязательно… иначе вы просто не можете… всякий раз обязательно принимаете все на свой счет? Как будто дело только в вас.

Женщина. Ох, слушайте, хватит. Так, значит, завтра? Как договорились, в десять?

Второй. Да, конечно… Еще секунду… Подождите…

Женщина. Чего ждать? Да что вы от меня хотите, в конце концов? К чему все это? Вы меня не переубедите.

Второй. Видите, вы просто не хотите…

Женщина. Не хочу. Это бессмысленно. Я заранее знаю, что вы скажете, меня все это раздражает.

Второй. Ах, раздражает, да? Что ж, буду вас раздражать. Придется вам меня выслушать. Я внедрю это в вас, хотите вы того или нет. (Что-то неразборчиво кричит. Она затыкает уши. Он отводит ей руки от ушей.) Это проникнет… Даже сюда, в эту… в эту… (Стучит ей по лбу.) Не верю, чтобы это не могло туда пробиться, смести то, что там есть, весь этот бред собачий.

Женщина. Да что ж такое!.. Что с вами? Опомнитесь! Вы теряете голову. (Уходит.)

Второй. Курица надутая. Самоуверенная дура. Что у меня за страсть связываться с… опускаться до… Ее идея… скажите, пожалуйста!.. Ну и пусть сидит со своей идеей. Мир не перевернется. Мир не… (Обращаясь к залу.) А, как вы полагаете? Неужели? Вы полагаете, что мир может перевернуться из-за… из-за одной какой-то жалкой идейки… свернувшейся в ней… притаившейся… О, если б вы согласились выйти сюда, ко мне… сказать мне… объяснить, как… почему… Я не понимаю… Я только чувствую, что это совершенно необходимо искоренить, что надо непременно извлечь и раздавить то, что там, в ней… Нет? Вы так не считаете? Значит, я ошибся. Вы не считаете, что из-за этого может перевернуться мир… что это ставит под угрозу… Что я выдумал?.. Какой абсурд…

Пауза.

(Обращается к залу.) Знаю, что бы вы мне сказали, если б захотели, знаю, что вертится у вас на языке… То, что все мы говорим себе в подобных случаях… когда на нас такое накатывает и не отпускает… какая-нибудь такая неотвязная мысль… Есть единственный способ от нее избавиться — подумать о чем-то другом. Клин клином вышибают, да? А клиньев у нас предостаточно. Только выбирай, хорошие такие, толстые клинья.

Пауза.

(Весело.) Ага! Я тоже нашел. Отличный клин. (Сосредоточивается.) Вот. Я его всаживаю… Вот. Ну, кажется, есть… (Молчит, потом начинает корчиться, стонет.) Нет, бесполезно… Это никуда не делось, она прочно засела во мне, ее идея… не пускает, давит… больно. Но неужели тут нет никого… никого, кто бы согласился… О!..

Появляется Третий, загримированный под узколобого буржуа.

О, вы!.. Вы пришли мне на помощь? Надо же… От одного вашего вида мне сразу полегчало… Но, может, я рано обрадовался… Извините, позвольте вас спросить: Вы случайно не служитель порядка? Нет? Не из полиции? Не врач «скорой помощи»? Нет? Вы просто пришли сюда повеселиться, развлечься, «хорошо провести вечер». Да, простите… действительно, насчет веселья тут не очень… Так что вам угодно?.. Может, вы все-таки по профессии доктор… может, даже психиатр… Потому что, знаете, я хоть и мучаюсь, но ни за что на свете не хотел бы, чтобы меня взялись «лечить». Нет уж, спасибо, только не это, только не ваше исцеление, благодарю покорно. Потому что при такого рода… проявлениях… они сразу бросаются наводить порядок. И какой порядок! Нет, лучше уж… Но вы ведь не психиатр, правда? Хорошо, вы меня успокоили. (Молча его разглядывает.) Но… еще только один вопрос. Видите, я осторожничаю. Обжегшись на молоке, да? Просто вы выглядите таким… таким правильным… уравновешенным, что, глядя на вас, можно подумать… То есть, невозможно подумать… что вы… тоже… из таких… как я… Но я ерунду говорю… Будь вы таким, каким кажетесь на первый взгляд, вы бы наверняка сидели себе тихо-спокойно, там, в темноте… Не больной же, во всяком случае, не настолько, чтобы вылезать сюда, на всеобщее обозрение… Вы были бы со всеми… с теми, кто не желает, кто устраняется… даже, возможно, среди тех, кто уходит, кто действительно уже сыт по горло. Но у вас хватило мужества… Вы… Нет, нельзя судить по наружности. Не всяк монах, на ком клобук. Как это верно… Ну, подойдите же ко мне, поближе… Скажите… Необязательно громко, если это вас смущает… Нет, тихонечко, сюда, мне на ушко… этого совершенно достаточно.

Третий что-то шепчет ему на ухо.

Значит, вы меня понимаете… Для вас тоже идея, угнездившаяся в ком-то, не важно в ком… Ах да? Даже в ребенке?.. Правда? И вы порой места себе не находите… А мне это не снится?.. Ведь такого не бывает. Такого не могло быть со мной… потому что, знаете, никто никогда… И вдруг вы! О, вы как я. Точь-в-точь. И абсолютно же нормальный человек, да? Очень приличный. В вас нет ничего от чудака. Безукоризненно одеты. Сама благопристойность… И вот… (Молчит.) Да (обращаясь к залу), видите, чудеса иногда случаются. Когда меньше всего ожидаешь. Так можно и поверить… Ну… со мной уж ничего не поделаешь, я неверующий…

Пауза.

Итак, нас теперь двое. Двое — это сила. Двое. Еще один такой же, как я. Это меняет все. Как сказал кто-то, не помню, в какой пьесе… клоун, кажется: «Это же все меняет. Это меняет абсолютно все». Я больше не одинок. Как хорошо! Теперь можно рассмотреть ситуацию спокойно, трезво. Эта курица надутая… Нет, так нельзя, получается нечестно… Эта «женщина». Этот «человек»… Смешно звучит, но так надо. Надо именно так и говорить: человек, не имеет значения, кто именно, носит в себе идею, которая подрывает… да, самим своим существованием… А? Вы согласны?.. Слава богу, какая удача… Его идея самим своим существованием угрожает… да, не побоимся сказать: угрожает истине… И это недопустимо, такую идею нужно исторгнуть, искоренить, уничтожить… Ее нельзя там оставлять… это опасная бацилла… Необходимо оздоровить… очистить…

Третий кивает, потом вдруг бросается в сторону, смотрит вверх и делает движение рукой, как будто ловит муху. Это оказывается бумажный шарик.

Второй. Что это? Покажите. Что они нам швырнули?

Третий разворачивает бумажку, смотрит и протягивает Второму.

Второй (читает, озадаченно чешет голову). Не-тер-пи-мость. Нетерпимость. Круто они завернули. Одно-единственное слово, брошенное вот так… может и подкосить. Оказывается, то, что мы с вами говорим и делаем, называется попросту «нетерпимость». И это категорически запрещено нашими законами. Смотрите, смотрите… Там прямо настоящий парад у них в голове, за неподвижными глазами… Видите… Слова идут, как субтитры в кино… Можете прочесть? «Свобода мысли», «Уважение к чужому мнению», «Мы живем в демократической стране». Что ж нам теперь делать, а? Ведь мы сами демократы демократовичи. Стоит кому-то покуситься на наши свободы, как мы с вами сразу становимся красными… (Смеется.) Видите, куда такие штампы могут завести… туда, где мы и не думали очутиться… Нет, скажем лучше: мы взрываемся. Не-тер-пи-мость. Да, ничего не поделаешь, придется отступиться. (Подавленно опускает голову.)

Третий (наклоняясь ко Второму). Да, неприятно… Похоже, нас прижали. Мы не имеем права тронуть эту отраву…

Второй. Должны смотреть, как она действует, и не вмешиваться. Терпимость. Мы ею повязаны… по рукам и ногам… Ну и словцо, да? Чем не смирительная рубашка… (Удрученно молчит.) Нет, послушайте… что ж это мы? Мы просто голову потеряли. Я не позволю вот так себя связать. Терпимость? Но я уже говорил: терпимее нас никого нет на свете. Свобода мысли? Прекрасно. Уважение к другим? Очень хорошо. (К залу.) А как насчет свободы дискуссий? Вы ее не допускаете? То-то, конечно, они допускают. Но тогда в чем дело? Нам же только она и нужна — свобода дискуссий. Свобода, Равенство, Братство. По-братски, при полном равенстве, не обращая внимания ни на какие различия, самым свободным на свете образом мы хотим начать дискуссию, борьбу идей… и вполне готовы допустить… да?..

Третий. О, я б сказал даже, что счастлив был бы оказаться не прав, если меня убедят.

Второй. Как ни странно, мне тоже стало бы только легче. Потому что, повторяю, нет людей менее склонных к сектантству, к фанатизму, чем мы с вами… Вы же видели? Это она отказалась вести дискуссию. Я попробовал… а она меня отбрила, и вы видели как?

Третий. По правде говоря, вы обошлись с ней резковато. Мне кажется, надо было действовать мягче.

Второй. Да-да, мягче. Именно. Очень-очень мягко. Главное, не настраивать ее сразу против себя. Не возбуждать подозрений.

Третий. Попросите ее зайти. Вы же можете.

Второй. Нет ничего проще. Только нужно придумать предлог.

Идет к двери, открывает ее, просовывает голову.

Входит Женщина, подходит ближе.

Второй. Позвольте вам представить… Это мой друг.

Женщина. Я вам нужна?

Второй. Да. Да… Я как раз говорил моему другу, что совершенно не в состоянии без вас обойтись. Когда вас нет рядом, я как без рук…

Женщина. Правда?

Третий. Чистая правда. Он мне объяснял, как для него важно… ваше мнение.

Женщина (настороженно). Мое мнение?

Второй и Третий Нет-нет, мы имели в виду не совсем то…(вместе).

Второй (решительно). Нет, в общем-то то. Факт есть факт: трудно поверить, до какой степени все, что вы думаете…

Третий. О да, если б вы знали, насколько… Он придает этому такое значение…

Женщина. Интересно. А я-то думала…

Второй И Третий (с жадностью). Да-да? Вы думали?..

Женщина. Я думала, он просто не переносит, чтобы кто бы то ни было, пусть даже я, позволил себе…

Второй. Как вы глубоко ошибаетесь! Наоборот, я только того и хочу, чтобы вы позволили себе…

Женщина. Вы уверены? Вы сможете перенести, чтобы кто-то жил своим умишком?

Второй. «Своим умишком»… как мило. «Своим умишком»… какая скромность… Так вот, этим своим умишком… если б вы захотели…

Третий. Нет, я против такого выражения.

Второй. Правильно. Почему «умишко»? Почему не ум?

Женщина. Ладно, ладно. Хорошо. Но, надеюсь, вы не собираетесь начинать все снова-здорово? Только не сейчас. У меня масса работы… Надо кое-что срочно доделать…

Второй И Третий (встают и преграждают ей путь; очень сладко, почти слащаво). Нет-нет, сейчас. Мы не в силах больше ждать. Не бойтесь. Мы же не хотим вам ничего плохого. Наоборот. Идите сюда. Вы нам так симпатичны. Идите к нам. Сюда, сюда… Вот сюда… (Второй усаживает ее между ними.)

Третий. Не хотите сидеть между нами? Вам не нравится? Ну, садитесь здесь, рядом со мной. (Женщина смотрит на Третьего.) Только не говорите, будто боитесь меня.

Женщина. Боюсь? Нет. Вовсе нет… Просто…

Второй. Просто что? Если дело в работе, то работа подождет… Это я вам говорю…

Третий. Ну-ну, я уверен, вы не откажетесь потратить на нас немного времени… Вот увидите, вы войдете во вкус. Нам еще придется вас останавливать, напоминать, что есть срочные дела…

Второй (широко улыбаясь). Да-да.

Третий. Сделайте это ради него. Он ведь так дорожит вами, знаете… причем давно… Он к вам очень привязан…

Второй. Так оно и есть. Сколько лет мы уже работаем вместе?

Женщина (кокетливо). О, лучше не считать. Нас это не молодит…

Второй. Итак, для начала вы покаетесь. Признаете свою вину.

Женщина. Еще чего… Интересно, за что?

Второй. За то, что вы сейчас сказали: что я не позволял вам иметь собственное мнение…

Женщина. Но так и было.

Второй И Третий. Когда же? Нет, вы скажите: когда?

Женщина молчит.

Второй И Третий. Ну, сделайте над собой усилие… Что-то недавно произошло, так?

Женщина. Нет-нет, пожалуйста…

Второй. Вот уж поистине история с бревном и соломинкой. Это же вы, вы не желаете свободно, спокойно… Вы сами отказываетесь…

Женщина. О нет… Или я ухожу…

Второй. Ну и ну, поразительно… Когда я вспоминаю наши споры…

Женщина. Какие споры?

Второй. Ну, хотя бы… о воспитании. Помните?

Женщина (доверчиво). Да.

Второй. Я был за строгий подход. (Обращается к Третьему.) И знаете, она в конце концов меня переубедила. С фактами в руках. (Женщине.) Видите, в тот раз я был…

Женщина. Были что?

Третий. Осторожно! (Женщине.) Неужто он и в самом деле сдался? Вы молодец. Потому что, по правде говоря, второго такого упрямца еще поискать… Если у него в голове какая-то идея…

Женщина. Что да, то да… Ладно, надо и в самом деле…

Второй. Нет, не надо ничего… Надо только мне ответить. Только сказать мне почему… Почему такая предвзятость? Такое нежелание пойти навстречу?

Женщина. Не понимаю…

Второй. Да понимаете, прекрасно понимаете, хитрюга вы этакая… Наш разговор о воспитании, когда я признал вашу правоту, был по меньшей мере так же важен…

Женщина. Так же важен, как что?

Второй. Так же важен, как сейчас, когда вы меня оттолкнули… когда я умолял вас…

Женщина. А, опять вы за свое. Я должна была догадаться. Быть начеку. Вечно он так начинает… очень издалека, очень мягко, чтобы добиться своего… Водит за нос…

Второй. За какой нос? Кого я вожу? О чем вы? Я хочу только диалога на основе взаимности. И полного равенства. Единственное, о чем я прошу, — это ответить мне…

Третий (очень сладко). Да… ответьте ему…

Второй (мягко). Скажите, почему вы со мной не согласны… хотя это очевидно, как дважды два. Что у вас в голове?

Третий. Имейте же смелость постоять за свои убеждения.

Женщина. Смелость? Никакая смелость тут не нужна. Я не одна. Есть люди весьма компетентные. Авторитетные, известные. Их бы очень насмешил этот спор…

Второй. Насмешил! Их бы этот спор насмешил. Ну что ж, насмешите и меня, буду рад. Посмеемся вместе…

Женщина. Вы хоть слышите, каким тоном говорите? От одного этого… брр…

Второй. Да, брр, брр, брр… Больше вам и сказать нечего… Вы не решаетесь развернуть передо мной всю эту цепь нелепостей, подтасовок. А я еще просил выложить их мне… Надо быть и правда небрезгливым. Иметь крепкое нутро.

Женщина. Наконец-то… Теперь все ясно… Полагаю, на сей раз вы позволите…

Женщина выходит.

Пауза.

Второй. Ну вот. Теперь мне придется жить бок о бок с этим… скрытым, затаившимся… Знать, что это там, всегда где-то там, в уголке… как мысль о смерти, стоящая за спиной неотступно, что бы вы ни делали…

Третий. Да… И, поверьте, вам еще повезло. А будь она вашей женой… Вот уж пытка так пытка…

Второй. Ну, не знаю… Будь она моей женой, возможно, в этом плане… В браке, знаете ли, идеи — это как общий дом: жены, как правило, их разделяют, пока, во всяком случае.

Третий. Пожалуй… И когда разделяют, то зачастую отстаивают так непримиримо, с такой страстью… вкладывают всю душу…

Второй. Вообще, знаете, существуют, кажется, страны… вот, кстати, американцы… У них такое поведение может стать поводом для развода. Ну да, за моральную жестокость. Это прописано в законе.

Третий. Откровенно говоря… Не знаю… Мне кажется, по части жестокости… тут уж, скорее, вы… Она, бедняжка, только уклонялась, ей хотелось одного — промолчать…

Второй. Верно.

Третий. А потом, вы же знаете, даже если вы с ней расстанетесь, это может действовать и на расстоянии.

Второй. Да, правда же? На расстоянии… Достаточно знать, что это там, что это постоянно там, в ней, притаилось у нее в голове… И как только у нас с вами родится красивая маленькая идеечка, свежая, здоровая, начнет формироваться, резвиться… мы сразу же почувствуем, как оттуда…

Третий. Да, даже совсем издалека… как оттуда что-то тянется… Вы это хотите сказать?

Второй. Нашу идею схватят, утащат, упрячут туда, затопят липкой слюной, выпотрошат, раздавят… Как будто там огромный удав…

Третий. А мне это видится скорее как некая машина, механическая дробилка, которая автоматически…

Второй. Вот-вот, автоматически. Слепая сила. И нетрудно предвидеть, предсказать…

Третий. Там действует особый механизм, в этих мозгах… и он ав-то-ма-ти-чес-ки сгребет, перемелет, сотрет в порошок, разнесет в пух и прах…

Второй. То, что дышит… хочет жить… А мы ничего не сможем поделать.

Третий. Даже не пикнем.

Второй. Между тем это очевидный случай неоказания помощи мысли, терпящей бедствие… разве нет? И это серьезное преступление.

Третий. Очень серьезное. Непростительное. Недопустимое.

Второй. Как ни печально, чтобы оказать помощь нашей мысли, терпящей бедствие, я не вижу иного пути, кроме…

Третий. Знаю. Я о том же подумал. Это единственный способ раз и навсегда покончить с сонным удавом, который сидит у нее в голове… или, если угодно, с этим механизмом…

Второй. Именно. Конец коварным броскам удава.

Третий. Конец автоматическим дробилкам.

Второй И ТРЕТИЙ. Все замрет. Будет разбито. Уничтожено навсегда.

Второй. Да, но как? Разбито — каким образом? Уничтожено навсегда — как?

Третий. Конечно, если бы у нас была… ну, вы знаете… пресловутая кнопочка, чтобы убить мандарина в Китае[1]…

Второй (раздраженно). Разумеется. Только у нас ее нет.

Третий. Значит, надо решиться… Что ж вы хотите, без труда не вынешь и рыбку из пруда…

Второй. И на сей раз мы будем совершенно одни. Совсем одни, по-настоящему, только вы и я. Никто даже не бросит нам записочку, как только что… Они слишком далеки от нас… Невероятно далеки…

Третий (обращаясь к залу). Правда? Так уж далеки? Дистанция огромного размера? В самом деле? Но как же так? После всего, что было? После всего, что совершали люди, от которых никто не ожидал… такие же точно, как мы с вами… и так много людей… и в таких грандиозных масштабах… Все эти религиозные войны, инквизиция, костры, виселицы, гарроты, расстрельные команды, бойни, концлагеря. В самом деле? Совсем-совсем не понимаете?

Пауза.

Второй. Нет, глухо. Они не из таких. Они особенные, видите ли. Кристально чистые. Никто из них никогда… даже в кошмарном сне… Никто, так ведь? Ну вот. Значит, мы в одиночестве. Я же говорил, что ваше появление сродни чуду… Только мы вдвоем, вы и я… Надо с этим смириться.

Третий. Ну и… Что бы вы предложили? Какой способ?

Второй. О, ничего оригинального, как вы понимаете…

Третий. И все-таки что?

Второй. Ну, открыть газ в плитке, которая стоит у нее в кабинете… Или устроить пожар… Симулировать ограбление… Подкрасться к ней сзади с веревкой или платком… Или с кинжалом, с топором… Не знаю.

Третий. Да уж, по части воображения…

Второй. Что ж вы хотите, чем богаты…

Третий. Ладно, это детали. Главное — оценить…

Второй. Да, результат. Важен только он. У меня при одной лишь мысли об этом начинается нервный смех. Представляете? Прелестная маленькая идея, только-только зародившаяся в вас, едва расцветшая… вся лучащаяся истиной, прелестная стрекоза, необычайной красоты бабочка… могла бы совершенно безбоязненно, даже в присутствии этой женщины, выпорхнуть на волю, летать, сесть, куда захочет… В том числе и ей на голову…

Третий. Мертвую.

Второй. Порхать перед ее глазами…

Третий. Да, угасшими… навсегда.

Второй. Влететь в ее глухие уши. Пощекотать безжизненные куриные мозги…

Третий. И никакой реакции. Никогда.

Второй. А потом полное исчезновение. Как не бывало. Только смутное воспоминание.

Пауза.

К сожалению, в нашем случае… с нашими жалкими средствами… кустарными, ремесленными…

Третий. Ремесленными… это бы еще ничего… Я как раз думал: что за ужасная любительщина…

Второй. Вот-вот… Никакой поддержки… Никакой помощи со стороны государства. А ведь в мире столько стран, где государство берет такие вещи на себя. И как успешно справляется… А тут… Что ж, каждый за себя. На свой страх и риск.

Третий. А риск немалый!

Второй. Я так и вижу, как мы… пытаемся объяснить следователю…

Третий. Оправдываемся в суде присяжных… Ссылаемся на статью об «оказании помощи мысли, терпящей бедствие»…

Второй. Которой нет в Уголовном кодексе…

Пауза.

А, все это только мечты… Немножко повитали в облаках…

Пауза.

Третий. Но что меня утешает… ведь, в конце концов, весь этот нелегкий труд… весь этот колоссальный риск…

Второй. Знаю, почти ничего нам не даст, разве что временное облегчение. Эта гадина… эта гнусная тварь… этот удав… Рано или поздно мы обнаружим его свернувшимся где-то еще… в другой голове… Чего-чего, а голов хватает…

Третий. Точно. Вместо одной вырастает десять.

Пауза.

Второй. Не голову надо уничтожать, а идею… Не носителя… а идею, которую он несет… только идею. Выжечь каленым железом… раздавить…

Третий. Да, и провести дезинфекцию. Хорошенько промыть… Вытравить дочиста…

Второй. И тогда на это место, в те же самые мозги, можно внедрить… чтобы она изливалась оттуда… лучилась…

Третий. Озаряя все вокруг…

Второй и Третий (вместе, на одном дыхании). Истину…

Пауза.

Третий. Знаете, как у них там это называется… У них же для всего есть специальные слова… Они могли бы, если б снова вздумали нас осадить… расставить все по местам и нам указать наше место… в общем, они могли бы сказать, что то, чего мы добиваемся, называется «отречение» с последующим «обращением». Не мы первые…

Второй. Да уж, достаточно вспомнить… Но меня это не остановит… Я не гонюсь за новизной… Меня, скорее, смущает тот факт, что мы ведь уже пытались…

Третий. Мы просто сплоховали. Вы погорячились. Постарайтесь на этот раз держать себя в руках, помните: никакой агрессии против носителя… в данном случае, носительницы… никаких действий против ее личности. Нужно сокрушить идею. Сокрушить до основания… При помощи другой идеи… нашей, которая поборет ту…

Второй. Борьба идей… И наша… исключительно силой истины… должна…

Третий. Да, восторжествовать… везде. Даже там. Верните ее.

Второй. Кого?

Третий. Носительницу, кого же еще. Идеи, знаете ли, нуждаются в носителях, чтобы иметь хождение.

Второй. Разумеется. Извините, сам не понимаю, что у меня в голове… Но носительница… Боюсь, теперь… Как только она поймет, что это не работа… в общем, не то, что принято называть работой… Пойдемте лучше к ней, войдем как ни в чем не бывало…

Третий. Да, с невинным видом… и будь что будет…

Выходят, потом возвращаются.

Ну, вы довольны? Нам все-таки удалось…

Второй. Да…

Третий. У вас разочарованный вид… Хотя поработали мы неплохо. Я главным образом… Потому что вы… Поначалу мне казалось, что вы уже готовы дать задний ход…

Второй. Что вы хотите… стоило мне на нее посмотреть… У нее бывает иногда такой взгляд, улыбка, которые меня совершенно обезоруживают… Там и доброта, и…

Третий. Да, мы оба знаем, что она славная женщина… Но мы ведь решили, что она ни при чем. Дело в идее…

Второй. Что ж, можем порадоваться, она от нее отреклась, от своей идеи, выбросила ее из головы… а взамен приняла…

Третий. Да, бесспорную истину. Непреложную. Она ее признала… И не как-то там скрепя сердце…

Второй. Нет… не скрепя сердце… А…

Третий. А скрепя что?

Второй. Ну, в общем… Когда мы вошли… Вы видели?

Третий. Я видел ее затылок и шею, освещенные лампой… Это напомнило мне о наших планах…

Второй. А мне нет, меня это тронуло. В них была какая-то невинность… беззащитность…

Третий. Вы положили руку ей на плечо, ласково… нежно…

Второй. И тут… Вы заметили?

Третий. Я заметил, что она вздрогнула — от неожиданности, ничего удивительного, — потом оглянулась, прижала руку к сердцу и сказала: «Как вы меня напугали…»

Второй. И все? Больше вы ничего не заметили?

Третий. Ничего.

Второй. Ну а я-то ее хорошо знаю. Она вдруг все поняла. Да, да, у нее молнией пронеслось в голове, что мы собирались… что ее ожидало… И тогда…

Третий. Что тогда?

Второй. Легко догадаться: она мгновенно, в ту же секунду, приняла решение. Решение сдаться.

Третий. Вы думаете?

Второй. Уверен.

Третий. Это как-то неубедительно. Будь оно так, она бы уступила гораздо быстрее.

Второй. По-вашему, она долго не уступала? Но ведь надо было потянуть немножко, как же иначе? Это элементарно… Изобразить, что она против воли, сраженная силой наших неопровержимых доводов, оказалась вынуждена… Это был единственный способ помешать нам снова перейти в наступление…

Третий. Нет, постойте… Давайте разберемся… Когда вы начали подбираться… издалека, исподволь… признаюсь, я даже восхитился… Она подпустила вас…

Второй. Да, а потом, когда я двинулся напрямик… Вы еще говорите, что это главным образом вы… Ладно, не важно… В общем, когда я пошел в атаку, она…

Третий. Она вроде бы не отступала.

Второй. Ну да. Я ж сказал, она не хотела сдаваться сразу. Заранее подготовилась… Схватила свою идею, заслонила, быстренько затолкала подальше… в подвал… в подполье… и наглухо закрыла там свое ненаглядное дитя, чтобы мы не добрались до нее… И только потом подпустила нас, делая вид, будто защищается…

Третий. Один раз тем не менее она встала… Я собрался было преградить ей путь…

Второй. Это не понадобилось. Она тут же села опять.

Третий. Да, верно.

Второй. Минутный порыв.

Третий. Да, что-то вроде вспышки негодования… Она, видимо, сочла, что мы слишком далеко зашли. Не обижайтесь, но это случилось а тот миг, когда могло показаться… в общем, ей могло показаться, что, если она не уступит… Ведь все-таки она отчасти зависит от вас…

Второй. Вы с ума сошли, ей бы и в голову такое не пришло… Чтоб я воспользовался подобными методами… Она так давно меня знает…

Третий. Понимаю, я только сказал, что, возможно, она вообразила…

Второй. Ничего подобного. У нее был момент — что вы хотите, это в природе человека, — когда ей захотелось сбежать, прихватив свою драгоценную идею. Малышка, вероятно, вела себя беспокойно, стучала, чтоб ее выпустили… Но она ее утихомирила и послушно села, готовясь выдержать все до конца. Пока ее идея в надежном месте и ничто ей не угрожает…

Третий. Похоже, вы правы. Она как будто усмехалась, глядя на вас, когда вы обрушили на нее шквал аргументов… Самое смешное было, когда вы запросили у меня факты… срочно…

Второй. И какие факты, а? Тяжелая артиллерия.

Третий. Я смотрел, как вы их выдвигаете. Наносите удар за ударом… И, кстати, именно тогда мне и показалось, что она дрогнула, прекратила сопротивление. Сняла заслоны… и впустила истину, чтобы она проникла повсюду…

Второй. Повсюду? Но только не в глухое подполье, куда забилась ее идейка. Мы, можно сказать, били из пушки по воробьям. Да не было даже и воробьев. Мы изо всех сил лупили в пустоту. Ее-то идея все это время была там, целая и невредимая. Готов поспорить, она уже выбралась из укрытия… и разделывается с большими красивыми истинами, которые мы стянули туда и там оставили… Она оплевывает их ядовитой слюной, обвивается вокруг них, душит… (Стонет.) О, смотрите, вот и она.

Третий. Кто?

Второй. Да носительница…

Женщина входит, что-то делает у стола, складывает бумаги.

(Шепотом.) Вы знаете, а она ведь по-прежнему в ней сидит.

Третий (шепотом). Так и есть, она там, в ней… ее идея… ничего ей не сделалось… какая была, такая и осталась… Сразу понятно… по одному ее виду…

Второй. Да, упрямому, неприступному, недалекому, самоуверенному, о-о… (Стонет.)

Третий. И замкнутому. Именно это, пожалуй, и называется «себе на уме».

Второй (встает со стоном). Ох, только удержите меня от…

Третий. Ну-ну, крепитесь, спокойно…

Второй мужчина снова садится. Женщина выходит.

Пауза.

Второй. Сам не знаю, что со мной… Странно… (Удивленно.) Я смирился. Да. (С яростью.) Я смирился. (Подавленно.) Я смирился. (Твердо, решительно.) Я смирился. Пусть она таскает в себе свою идею. Пусть нянчится с ней. Пусть холит, лелеет. Откармливает… Мне безразлично…

Третий. Быть такого не может… Только не говорите, что стали таким же равнодушным… пассивным, как эти, для кого идеи…

Второй. Что вы! Как вы могли подумать… Конечно нет.

Третий. Может, измучились и хотите выбить клин клином? Подобрали хороший большой клин?

Второй. Нет. Куда уж там! Такое никаким клином не выбьешь… Моя идея тут, на месте, она, как говорится, живет во мне… И тем не менее я согласен, чтобы другая идея — ее идея, там, в ней, — тоже жила…

Третий. Плетью обуха не перешибешь, так?

Второй. Не в этом дело.

Третий. Склоняете голову перед судьбой?

Второй. Опять же нет.

Третий. Решили мужественно нести свой крест?

Второй. Нет, не угадали. Сдаетесь?

Третий. Сдаюсь.

Второй. Так вот знайте, я доволен. Меня все устраивает. Ее идея у нее, моя — у меня, вот и все, что мне нужно. Каждый за себя, Господь за всех. Не желаю больше ни в ком ничего не искоренять. Хватит атак и набегов.

Третий. Но, скажите на милость, это же и есть то, что называется терпимостью? О, я знаю таких (указывает на зал), которые порадуются. Незачем больше бросать нам записки, чтобы вернуть нас на путь истинный. Теперь вы сами подаете пример…

Второй. Что? Опять «терпимость»? Вечно эти слова, которыми нас опутывают, которые все искажают… Оттого что я сказал: пусть ее идея живет, жиреет, — сразу пожалуйста: люди уже считают, что все в порядке: это терпимость… Так вот нет, терпимость тут ни при чем. Я думаю о своей идее, и только о ней… Не хочу ее опошлять… Все, никаких больше стычек, отвратительных рукопашных… Оставьте нас в покое, меня и ее. Наедине.

Пауза.

Извините, я не хочу вас обидеть, мне неловко это говорить… Вы были столь добры, терпеливы… Я так злоупотребил… Но сейчас, понимаете, мне больше не нужна помощь… Не нужна ничья поддержка. Нам нужно только одно, мне и моей идее: остаться в одиночестве, в полном одиночестве. И нам даже забавно… Видите, как люди меняются… Нам даже помогло бы, если бы вы оказались против нас… Да-да. Пусть все будут против нас. Вы, друг, который еще недавно был рядом… Впрочем, как знать, когда он соглашался со мной… не из вежливости ли он это делал… или от лени… Да и вы сами, быть может… просто по доброте душевной… разве узнаешь… Но этому конец. Довольно испытывать сердца и утробы.[2]

Да, пусть все будут против. И они там тоже… Стоит только вообразить это, странно, мне сразу становится лучше… Но мне и воображать не надо: я чувствую, что они вняли моей просьбе… Неудивительно. Такие желания обычно исполняются легче всего. Посмотрите на них на всех. Посмотрите, где они, как далеко, на каком держатся расстоянии… такой дистанции не преодолеть ни сочувствию, ни пониманию. И эти взгляды, пристальные, враждебные…

Пауза.

Смешно, кажется, я только теперь начинаю понимать… Такая малость, совсем неприметная, пустячная, может порой привести вас туда, куда вы и не предполагали… в самую глубь одиночества… в подземелья, казематы, застенки, пыточные камеры, когда вскинуты ружья, когда к виску прижат револьвер, когда наброшена петля, готов обрушиться топор… В этот час, который именуют последним… как мощно она поднимается… вырывается из своей лопнувшей оболочки, вырастает… Она, сама истина… истина… Она одна… Самим фактом своего существования она повелевает… и все вокруг покоряется… ничто не в силах ей противостоять… все выстраивается… она озаряет… (Свет тускнеет.) Какое сияние… какой порядок… Ах, вот он… этот последний час… конец… Но конец лишь для меня, а я ничто, я не существую… А она, с какой силой… освободившись от лопнувшей оболочки, распрямляется, поднимается, вырастает… освещает… (Свет тускнеет.) Никто не может… это так… Против нее бессильны все, и все это знают… (Свет тускнеет.) Не зря же говорят: «Истина всегда торжествует»… За нее нечего опасаться… О, она за себя постоит… (Свет гаснет.) Самим своим существованием… тем, что она просто есть… только она… она одна… совсем одна… единственная…