"Рот Фронт!" Тельман

Часть первая

...С самого утра в тот день в Берлине шел дождь со снегом, по мокрым коридорам улиц порывами несся пронизывающий северный ветер.

Фрау Марта Клучинская волновалась: третий час, а Эрнста нет. Обед на столе, сын Гюнтер уже несколько раз выбегал на улицу - встречать. А ведь их постоялец точен, и задержать его могут только чрезвычайные обстоятельства.

«Напрасно Ганс уехал на дачу, - думала фрау Марта. - Будь он дома, сходил бы на тайную квартиру, где собираются товарищи из подпольного комитета. Может быть, они что-то знают?»

Супруги Клучинские, Ганс и Марта, были членами Коммунистической партии Германии, на их даче в Ботове была оборудована подпольная типография.

«Конечно, - думала Марта, бесцельно переставляя тарелки на столе, - у Ганса срочная работа: печатает прокламации к выборам в рейхстаг. Но как он сейчас нужен здесь! Хотя бы посоветовал...»

В это время в передней условно пропел звонок: длинно, коротко, опять длинно.

«Наконец-то!» - Фрау Клучинская поспешила к двери.

- Добрый день, Марта! Простите за опоздание. - Эрнст Тельман был в кожаной куртке, в своей неизменной фуражке (потом ее назовут «тельмановкой»...), его крупная фигура заполнила маленькую прихожую. Как всегда, от Эрнста катилась волна энергии и силы. - А я не один! - Голубые глаза Тельмана светились лукавством.

За спиной Эрнста топтался худощавый молодой человек, чем-то явно встревоженный и, показалось фрау Клучинской, даже недовольный.

- Вот снял на углу своего охранника, - весело говорил Тельман. - Совсем замерз парень, на улице дикий холодина. Да ты не хмурься, Вернер! Поешь с нами, отогрейся, за час ничего не случится.

Скоро все сидели за обеденным столом: хозяйка дома Марта Клучинская, ее пятнадцатилетний сын Понтер, Эрнст Тельман и Вернер Хирш, нетерпеливо поглядывающий то на дверь, то на стенные часы, висевшие между окнами, за которыми сыпал дождь.

- Ваш рыбный суп, Марта, объедение, - сказал Тельман и повернулся к молодому человеку. - Ты со мной согласен, Вернер?

- Я пойду, пора, - откликнулся Вернер Хирш.

- Уже несу второе. - Фрау Клучинская заторопилась на кухню.

- Какие дела в школе? - спросил Тельман у Гюнтера.

Мальчик просиял, на щеках выступил румянец.

- Столько событий, дядя Эрнст! - затараторил он. - На уроки религии по-прежнему не хожу, единственный в классе! И еще новость: вчера была порядочная драка с ребятами из гитлерюгенда! Мы им дали!

- Я смотрю, и у тебя синяк под глазом, - рассмеялся Эрнст Тельман.

- Ерунда! Пройдет! - спешил все рассказать Понтер. - А книгу, что вы мне дали, я прочитал.

- Понравилась? - перебил Тельман.

- Ой, что и говорить! - Гюнтер буквально захлебывался словами. - Павел Корчагин - необыкновенный человек!

Появилась Марта с большой сковородкой.

- На второе - картофель, - сказала она. - Мясо опять подорожало.

- Жареный картофель - мое любимое блюдо, - заявил Эрнст. - И вообще, картошка - главная еда пролетариата. - Он помедлил. - На сегодяшний день. Ничего! Наступят лучшие времена.

- Когда? - вздохнула фрау Клучинская. Эрнст Тельман нахмурился. Потом ударил ладонью по столу.

- Наступят! Но за эти, наши, времена, предстоит побороться. -- Эрнст склонился над своей тарелкой, ел в молчании. Потом внимательно посмотрел на фрау Клучинскую. - А пока... Похоже, Марта, обедаю у вас предпоследний раз. Послезавтра меня уже не будет в Берлине.

- Вы уезжаете? - ахнул Гюнтер.

- Уезжаю, сынок.

- Куда? - Мальчик замер на своем стуле.

- А это, Гюнтер, военная тайна, - улыбнулся Эрнст Тельман.

В разговоре за столом наступила пауза.

- Еще будет молочный кисель, - сказала фрау Марта.

Часы между окнами показывали 15 часов 30 минут. В это время на улице резко затормозила машина, коротко прозвучали команды, загремели тяжелые шаги. Топот ног под дверью, пронзительный звонок.

- Открывайте немедленно! Полиция! - потребовал грубый, властный голос. - Сопротивление бессмысленно! Дом окружен!

Вернер Хирш вскочил, ринулся в переднюю, вынув из кармана пиджака револьвер.

Эрнст Тельман перехватил его, поймав за плечо.

- Дай сюда, малыш. - Он взял револьвер, оглянулся по сторонам и сунул оружие далеко под диван. - Откройте, Марта, - спокойно сказал Тельман.

В комнату ворвалось шестеро полицейских вахмистров с револьверами в руках.

- Всем оставаться на месте! - крикнул один из них. - Не двигаться!

Последним в комнату вошел молодой капитан, подтянутый, спокойный, обвел всех внимательным взглядом, остановив его на Тельмане.

- Господин Тельман, не так ли? Эрнст молчал.

- Ганс, - повернулся капитан к одному из вахмистров. - Согласно инструкции...

К Тельману подошел дюжий полицейский с лицом хладнокровного убийцы.

- Руки вперед!

На запястьях рук Эрнста Тельмана щелкнули наручники.

- Этого тоже, - кивнул капитан на Вернера Хирша. - Выводите!

В дверях он оглянулся на Марту, которая, бледная, окаменев, сидела на стуле.

- Фрау Клучинская, - сказал капитан, - вы находитесь под домашним арестом. Из квартиры не выходить. До особого распоряжения. - Он еле заметно усмехнулся. - Для сведения. Ваш муж Ганс Клучинский арестован на вашей так называемой даче... - Капитан помедлил, - которая давно превратилась в зловонный рассадник коммунистической пропаганды. - И он вышел из комнаты.

Двое вахмистров повели Тельмана, взяв его под руки.

На пороге Эрнст обернулся, прямо посмотрел на убитую горем женщину.

- Выше голову, Марта! Последнее слово скажем мы!

...В закрытой машине Эрнста Тельмана доставили в 121-й полицейский участок Берлина. Здесь его втолкнули в пустую комнату с зарешеченным окном, и в ней он оставался не более пятнадцати минут.

Щелкнул замок, открылась дверь.

- Выходи, красная собака!

Теперь его везли в открытом грузовике, в окружении десятка молчаливых полицейских. Наручники сняли. Эрнст Тельман поймал несколько любопытных, и, показалось ему, невраждебных взглядов.

«Куда меня везут? - Через головы и спины полицейских Тельман пытался разглядеть улицы. И постепенно понял: - Едем в направлении Александерплаца».

Да, его привезли в президиум берлинской полиции, резиденция которого находилась на Александерплац, под усиленным конвоем провели в просторный кабинет.

За огромным письменным столом сидел пожилой полицейский полковник с серым, уставшим лицом и набрякшими веками («От бессонницы? - подумал Тельман. - От ночных допросов?»). У окна за маленьким столиком пристроилась стенографистка, белокурая, крупная, исполненная чувства ответственности; она старалась сохранить бесстрастность на холеном лице, но это ей плохо удавалось.

- Садитесь, - сказал полковник.

Эрнст Тельман опустился на удобный стул с мягким сиденьем.

Последовали вопросы: имя? фамилия? год рождения? специальность? принадлежность к партии?

- Свой арест считаю незаконным. На любые вопросы до встречи с адвокатом отвечать не буду. Прошу предоставить мне бумагу, ручку, чернила.

- Для чего? - спросил полковник, не поднимая головы.

- Я напишу ходатайство имперскому обер-прокурору.

- С какой целью?

- Я потребую немедленно назначить ускоренное следствие по моему делу, потому что, повторяю, арест считаю ошибкой, никакой наказуемой законом вины за мной нет.

- Так уж и нет? - Хозяин кабинета поднял голову, и Эрнст Тельман встретился с его взглядом. У полковника были свинцовые, тяжелые глаза, абсолютно неподвижные. - Бумагу и пишущие принадлежности вы получите. - Полковник нажал кнопку на боковой панели стола. Вошли два полицейских. - В камеру.

Уже в дверях Эрнст услышал ровный, без всякого выражения голос:

- Ничто вас не спасет, господин Тельман.

...Камера была узкой, душной, с высоким потолком, под которым примостилось крохотное оконце в частой решетке. Кровать, выдвижной из стены столик, табурет.

Ему действительно принесли два листа бумаги, чернильницу, ручку. Ходатайство имперскому обер-прокурору было написано и передано молчаливому стражнику.

В этот первый день у двери его камеры несколько раз прозвучали шаги кованых сапог, останавливалось два или три человека (Эрнст Тельман физически ощущал их близкое присутствие), поднималась задвижка на круглом глазке. Его рассматривали...

- Слушай, Тельман! - Голоса были явно пьяные. - За сколько ты продался Москве? Знай, ты, сволочь, когда мы вытащим тебя отсюда, пробьет твой последний час!

А потом потянулись однообразные дни - один, второй, третий. Его не выводили на прогулки, не вызывали на допросы...

Аресту Тельмана 3 марта 1933 года предшествовали следующие события.