"Сибирский вояж" (версия 3.0)

Пролог.

От автора (отредактированная последняя версия романа - версия 3.0) Другие версии устарели!

Пролог

Солнце, почему-то, именно сегодня, упорно не хотело уходить с небосклона. Легкий ветерок неслышно колыхал верхушки сосен. Костёр, нашедший себе убежище на небольшой полянке у самой опушки леса, уже почти догорел. Одетый в потёртый серый пиджак и мешковатые чёрные шерстяные шаровары, человек с небольшими усами и неопрятно подстриженной бородкой, сидел на траве, опираясь спиной на ствол поваленного дерева. Отвернув голову в сторону реки, он неотрывно смотрел на раскинувшуюся внизу водную гладь.

За последние полчаса, он практически не менял положение тела. Лишь иногда шевелил связанными за спиной руками, машинально разминая кисти. Худое, обезображенное оспой лицо, застыло, словно восковая маска, забыв о том, что на свете есть такое понятие, как человеческие эмоции. Лишь насупленный взгляд и нервно подёргивающиеся веки, говорили о том, какое сильное нервное напряжение испытывает этот мужчина, на самом деле.

Его взяли утром, на рассвете. Когда, он ничего не подозревая, пришёл на своё любимое место для рыбалки. Они навалились одновременно с двух сторон, выбили землю из под ног и, связав руки, накинули на голову пыльный мешок. Связанного, понесли его вниз, словно куль с мукой, закинув в причаленную у берега лодку.

Потом, через несколько часов пути, привезли в данное место, и сейчас его мозг яростно гадал: кто и зачем устроил это непонятное похищение? Охранка? Это не её методы. Личная месть? Но, кому он так насолил? Начавшаяся жажда, не давала нормально думать. Мысли путались и носились по кругу. Попросить воды не давала, природная, полученная от предков, осетинская гордость.

Я смотрел на этого человека, и не мог не восхищаться его выдержкой и самообладанием. Нет, сейчас он не был похож на того себя в будущем, икону с трубкой в зубах, на которую буквально молились миллионы граждан Советской России. Большой грех на себя взяли. Ибо сказано: «Не сотвори себе кумира».

До деревеньки Курейка, что расположилась в самом забытым богом углу Туруханского края, пришлось добираться больше месяца. Мой подельник Николаев, откликающийся, также на блатную кличку Валет, с двумя своими напарниками, из бывших сидельцев, после предварительной разведки, решили в деревне не показываться. Всего восемь домов, да несколько десятков жителей – сведут на нет, все усилия остаться незамеченными. Поэтому, жертву повязали за околицей без свидетелей. Воспользовавшись её привычкой ходить к утренней зорьке, с удочкой на рыбалку.

Осунувшийся, с впалыми щеками, в потрёпанной одежде – сейчас, он выглядел совсем не грозно. Но, и жертвой, смирившейся со своей участью, его также нельзя было назвать. Что ж, так даже лучше. Видит бог, я не хочу унижений для этого человека. Смерти да, ибо в гордыне своей, не вижу здесь другого выхода. Слишком опасен этот прирождённый лидер, для будущего моей страны, слишком многие судьбы поломал он, следуя своей маниакальной идеи, дорваться до верховной абсолютной власти. Сказано так же: «Не судите и….». Но, это мой грех, пусть будет на моей совести.

Помедлив ещё минуту, я выхватил револьвер и дважды выстрелил в заросшее густыми чёрными волосами, лицо сидящего человека.

Посмотрев, как скатываются вниз по щеке покойного, чёрные капельки крови, коротко сказал, подошедшему сзади Валету:

- Похороните его на берегу, повыше от реки. И, крестик поставьте, обязательно.

- Покойся, с миром, Иосиф Виссарионович.

- А, что на крестике написать?

- Напишите просто: Иосиф Джугашвили (1879-1914).

***************

Пробуждение было внезапным, как удар грома. Чертыхнувшись, я рукавом рубахи, попытался протереть заспанные глаза.

Вот, ведь! Один и тот же сон, который раз уже снится. Может это мне будущее так приоткрылось? Ну, нах, поёжился я, жесть, какая.

- А, ты разве не этого хотел? – шепнуло подсознание.

- Этого, не этого…Тут, разобраться надо. А, не так вот, просто – пуля в лоб.

- Ну, так сказано: «Нет человека, нет проблемы…».

- Э… Это, не тем сказано, и не там… Ладно, будет день – будет пища, – буркнул я, переворачиваясь на другой бок.

Луна, заглянув в крошечное оконце общей камеры Томского тюремного замка, на секунду осветила нары, на которых праведным и неправедным сном спали, разномастно одетые, заросшие бородами и давно небритой щетиной, измученные люди.

В Российской империи шло лето 1908 года.