"Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем"

Глава 12 Принцип веретена

— Док, а Док… Вопрос можно? — вкрадчиво проговорила Аннушка.

— Чего тебе? — недоверчиво ответил тот.

— Ты как насчёт выездной практики?

— Хочешь втравить меня в какой-то блудняк? — прямо спросил он.

Мы на берегу моря, солнце почти село, темнеет, с воды потянуло холодом. Девочка закончила набросок и ушла, сказав, что остальное дорисует позже, оригинал больше не нужен. Подошла Анахита, спросила, не принести ли нам горячего чая.

— Нет, мы сейчас пойдём в дом, — отказался медик. — Там и попьём.

Женщина кивнула и ушла.

— Женился на ней, в конце концов? — спросила Аннушка, понизив голос.

— Она хорошая мать и отличная хозяйка. Прекрасно готовит. Не делит детей на своих и приёмных. А ещё брак решил кучу административных вопросов, без него мне было бы чертовски сложно оформить детей, устроить их в школу и так далее.

— На чувства, значит, забил?

— У меня дважды в жизни была большая любовь. Боюсь, я израсходовал все отведённые мне природой чувства. Анахита — хорошая женщина, у детей должна быть мать, и закроем на этом тему. Пойдёмте в дом, ночи уже холодные, скоро осень. Посидим, поболтаем, попьём чайку, а алкоголя мне на сегодня хватит.

В гостиной удобные кресла, горит камин, уютно. Мы выпили ещё по стаканчику виски и перешли на чай.

— Здесь можно говорить свободно, — заверил нас Док. — Димка гарантирует, что прослушки в доме нет. Я ему доверяю, он разбирается. Что тебе надо от меня, Аннушка?

— Чисто по специальности. Дети. Целый выводок. Мелкие, десять-шестнадцать. Не сильно здоровые, даже мне видно. Все как будто пожёванные кем-то. Так вышло, что врача у нас нет, а ты как раз педиатр.

— Так привези их сюда. Слон, конечно, зараза та ещё, но на его деньги тут оборудован неплохой медкабинет. Есть даже альтерионский сканер и кое-что из их фармы. Осмотрю, дам рекомендации, если кого-то надо госпитализировать — пристрою в городскую детскую. Я теперь завотделением, уважаемый член общества, лечу детишек, городские власти меня ценят и на отсутствие документов посмотрят сквозь пальцы.

— Нельзя их сюда, — вздохнула Аннушка. — Они синеглазки. Ваш срез от них порвёт в клочья. Тут и мне-то задерживаться не стоит.

— Куча синеглазых детей с выраженными признаками пренатальных дефектов развития?

— Каких-каких дефектов?

— Несимметричные лица, сколиоз, искривление костей, неправильный прикус, дерматиты, расстройства аутического спектра…

— Да, я же говорю, как будто кто-то их жевал и выплюнул.

— Скажи, а некая Костлявая в этой истории никак не фигурирует?

— Ты её знаешь? Серьёзно? Ну, охренеть! Вот, солдат, я же говорила!

— Что именно ты говорила? — уточнил я.

— Что в Мультиверсуме нет случайных совпадений! Не зря мелефиты в своих книжках пишут про «вплетённых акторов Фрактала»! Если кто в историю встрял, то она его просто так не отпустит! Док, да ты просто обязан нам помочь! Мироздание требует!

— Перетопчется, — покачал головой врач. — Я уже отдал ему больше, чем мог. Почти всё. У меня остались только дети. Мои дети. Моя семья. Им я должен всё, Мирозданию — ни хрена. Тебе тем более. Оставьте меня все в покое, наконец.

— Блин, Док, я же не прошу тебя во что-то влезать!

— Да, Слон тоже всегда так начинает, — грустно рассмеялся он. — И кончается это неизменно плохо. Он до сих пор не прекращает меня обрабатывать, надеясь, что я вернусь в команду, но с меня хватит. Более чем хватит. Я старый. Я устал. Дайте мне вырастить детей и спокойно сдохнуть.

— Слушай, ну мы же просто смотаемся туда-сюда! Пару дней займёт! Отвезу туда и обратно, даже заплачу за консультацию!

— Действительно, — скептически усмехнулся Док, — смотаться на пару дней туда, где вы прячете пару десятков детей, которых чуть-чуть не доели Ушедшие. Чьего сенсуса им не хватило, чтобы вернуться. Обычная командировка, да. Что тут может пойти не так? Даже представить себе не могу…

— Оставь его, — сказал я Аннушке. — Я такое не раз видел. Человек слишком много пережил, слишком многих потерял. Перегорел. Бывает. Имеет право, в конце концов.

— Вот именно, — кивнул мне врач. — Имею.

— А ты всерьёз, ну, про Ушедших? — спросила Аннушка.

— Так мне объяснили там, откуда эти дети.

— Чёрт, ты там был? В том сраном срезе, откуда Костлявая?

— Да, и мы даже с тобой там встречались. Мельком.

— Стоп, я привозила туда Калеба, он искал дочь. Та послала рыжего мудака, сказала, что у неё теперь другой папа, и уехала со Слоном. Умненькая девочка была уже тогда. Но тебя я там не видела.

— Забей, — отмахнулся Док, — я тогда иначе выглядел. А что касается Ушедших… Как я понял, этими детьми должны были их накормить. Праздничный обед вернувшимся. Или они были наживкой, на которую Ушедшие должны были клюнуть, чтобы их вытащили на поверхность. Или ритуальной жертвой во славу их. Я слышал разные версии от местных и приглашённых экспертов, но все они сходились в том, что Ушедшие вот-вот вернутся. Причём именно туда, чем-то это место им близко. Детишек удалось вытащить, спасибо Костлявой и её клану, но ты сама прекрасно понимаешь, что на этом ничего не закончилось. Если Мироздание, как ты говоришь, не любит отпускать на свободу своих акторов, то снова свести меня с этими детишками — худшая из возможных идей. Может быть, именно такого триггера не хватает, чтобы всё понеслось в жопу, пылая и хохоча. Так что извини, но я пас. В Мультиверсуме есть и другие педиатры.

— Ладно, как скажешь, — вздохнула Аннушка. — Спасибо, что помог с Дашей.

— Это мой врачебный долг. Но ты мне вот что скажи, вы хорошо знаете эту девушку?

— Э… — озадачилась Аннушка. — Пожалуй, что нет. Несколько дней как познакомились.

— И всё равно притащили ко мне?

— Эй, она помирала, а до тебя было ближе, чем до Альтериона, да и не факт, что её бы там приняли. У меня не так много знакомых медиков, я ж не болею. А в чём вопрос?

— Она вся в шрамах. Спина, ягодицы, ноги. Очень старые, старые, новые, почти зажившие и совсем свежие. Живого места нет. А ещё ей сделали обрезание.

— Чего сделали? — удивился я. — Это же у евреев и для мужиков, разве нет?

— Да, интимный гигиенический пережиток быта южных кочевых народов, — кивнул Док, — но есть и женский вариант. Я воздержусь от медицинских подробностей, с вашего позволения.

— Но нафига?

— Вкратце, чтобы женщина не получала удовольствия от процесса. Забеременеть и родить это не мешает. Практиковалось в некоторых диких патриархальных культах, может, практикуется и сейчас, не знаю. Но у девушки не кустарная процедура, а хирургическая операция. Варварская по сути, но технически безупречная. Не знаю, кто это сделал, но он определённо не желал ей счастья в личной жизни. Сказать, что Нагма была шокирована, увидев такое, — это ничего не сказать. Её до сих пор трясёт.

— Вот сука! — сказала с чувством Аннушка.

— То есть ты знаешь, кто это сделал? — уточнил Док.

— Да. Её мать.

— Которая воткнула ей в спину нож для льда?

— Она самая.

— Надо полагать, с психикой при такой наследственности тоже не всё хорошо?

— Не то слово.

— Тогда ты понимаешь, почему меня интересует вопрос, не притащатся ли за ней неприятности.

— Могут, — признала Аннушка. — Но, скорее всего, сильно не сразу. Время оклематься будет. Девушка самоходная и гиперактивная, так что, думаю, как только будет в состоянии, уберётся отсюда. Ты же не выкинешь её за дверь?

— Пока она моя пациентка, нет. Но я не психиатр.

— Она более-менее вменяема. В целом. Чаще всего. Почти всегда.

— Звучит чертовски успокаивающе.

— Ну, извини, так вышло. Буду должна. Слушай, у меня есть ещё вопрос.

— Задавай, — кивнул Док, подбрасывая в камин полено.

— На том заседании Ареопага, где твоя дочь смешала с говном своего биологического папашу, Калеба… Не, я не в претензии, — отмахнулась она, — там как раз однородная масса и вышла. Я про другое. Вы туда прибыли с Лейхеротом и Мелехримом Теконисами, тесной такой компашкой. Не будь обстановка такой нервной, я бы удивилась: они же друг друга на дух не переносят! Не скажешь, как так вышло?

— Прости, мне было не до них, — пожал плечами врач, — думал только о дочери. Но мне показалось, что при несомненных идеологических разногласиях на практическом уровне они вполне между собой контачат. Не удивился бы, узнав, что у них есть общий бизнес.

— А как тебя вообще угораздило связаться с этой парочкой?

— Я работал на Лейхерота. Точнее, на него работал, да и сейчас работает, Слон, а я просто входил в команду.

— Так вот кто его «постоянный наниматель»! — всплеснула руками Аннушка. — Ничего себе, как всё закручивается! И как тебе Лейх?

— Он протащил меня через ад, чтобы получить красивый шарик.

— Это какая-то метафора?

— Это буквальное изложение событий. Им нужен был сенсус определённой структуры, меня использовали для его генерации. Видимо, иначе нужного накала событий не выходило. До недавнего времени я считал произошедшее чередой несчастных случайностей, но Слон как-то услышал лишнее и поделился. Всё было идеально срежиссировано, от первой и до последней смерти всех, кто был мне дорог. Если бы я знал это тогда, то убил бы всю их компанию.

— А теперь, значит, остыл?

— Они не думали, что я вспомню. Кроме того, Лейхерот потом спас мою дочь, наврав на Ареопаге. Сказал, что она больше не дисруптор, и ему поверили.

— Так она, выходит, не пережгла потенциал об Калеба? Всё интереснее и интереснее…

— Его нельзя «пережечь», это её суть. Но с тех пор до нас никому нет дела, и за это я Лейха… нет, не простил. Такое не прощается. Но я не буду искать его, чтобы убить. Что прошло, то прошло, я уже не граф Морикарский, и в итоге у меня на одну дочь больше.

— Вот тут не поняла…

— Неважно. Та линия стёрта, её не было, остался только слоистый шарик. Я его даже держал в руках, очень красиво. Кровь, слёзы, огонь, горе, счастье, боль, любовь, ярость, смерть, смерть, смерть, ничто. Заглядение… Думаю, они неплохо на нём заработали. На мой скромный процент мы почти достроили новый дом. А почему ты спросила про Лейхерота?

— Мы с ним сейчас решаем кое-какие задачи. Пытаюсь понять, не получу ли нож в спину, как Даша.

— Вряд ли в спину, — пожал плечами Док. — В спину бьют те, кому в лицо неловко. Ему неловко не бывает, у него всегда есть цель, которая оправдает любые средства.

— Жаль, что ты не с нами.

— Это не моя история, а твоя. Моя закончилась, в твоей мне делать нечего.

— Может, ты и прав, — упрямо ответила Аннушка. — Но у вас в срезе есть поговорка, одна моя подруга её очень любила. «Желающего идти судьба ведёт, не желающего — тащит».

Даша пришла в себя утром. Сначала очень напряглась, что лежит в незнакомом месте, но наше появление успокоило её раньше, чем она попыталась удрать.

— Мамка явилась живёхонька, — сообщила она нам. — Но злая как весь трындец, с одним глазом и почти без сил. Я не могла не рискнуть. В процессе разнесли её домашнюю тюрьму, так что, может быть, кто-то ещё сбежал, всё польза.

— У неё есть личная тюрьма? — спросила Аннушка. — А кто там сидел?

— В смысле, кроме меня, когда я «плохо себя веду»? Без понятия. Она со мной не делилась секретами. Это такое место, откуда не свалить даже через Изнанку, только через дверь. На стене пластинка, к ней надо руку прикладывать, но только мамкину, ничья другая не катит. В обычной-то тюрячке меня хрен запрёшь. В общем, мамку я в конце концов ушатала, подтащила за руку, открыла дверь, и тут-то она меня в спину… Жива, значит, оказалась. Если потом всё-таки сдохла, то я этого уже не видела, не до того стало. Спасибо, что не бросили, я так себе спутница, знаю.

— На здоровье, — фыркнула Аннушка. — Выздоравливай быстрее матери, иначе она доберётся до тебя первой.

— Долго мне тут валяться?

— Будь ты обычной девушкой, сказал бы «пару месяцев», — ответил ей Док. — Но, подозреваю, регенерация у тебя хорошая.

— Ну, так-то да, — подтвердила Даша. — Обычно заживает моментально. Но есть одна проблемка…

— Что ещё?

— У меня нет сенсуса.

— В смысле? — удивился врач.

— Погоди, — отмахнулась от него Аннушка, — тебе что, нужна доза?

— Ну, да, я сожгла в себе всё, что было, чтобы завалить мамку, но, блин, даже этого не хватило.

— И как скоро тебя начёт ломать?

— Да уже. Несколько дней продержусь, но таращить будет так, что всем станет некогда.

— Она ещё и наркоманка? — ухватил суть Док. — Очаровательно. О таком лечащего врача принято предупреждать.

— Сенсус-зависимая, — пояснила Аннушка. — Конечное звено той цепочки, которая начинается с Лейхерота Текониса. Хотя он, наверное, не на розничный рынок работает, у него товар эксклюзивный… Всё равно стоит спросить, как раз собиралась встретиться. Продержись пока так, ладно? При первой возможности раздобуду.

— Вариантов у меня не дофига, — вздохнула Даша. — До Мафсалы мне сейчас не добраться, да и заплатить ему нечем, а в кредит эта падла не даст. Тот ещё адочек будет в эти дни, но ничего, я привычная. А вот остальных лучше бы от меня убрать…

— Не стоит оставлять тебя без присмотра пока, — покачал головой Док.

— Я посижу с ней, пап, — неожиданно предложила Нагма.

— Уверена, колбаса?

— Агась. Эй, меня Нагма зовут, привет.

— Я Даша. А чего тебе надо-то, мелкая?

— Хочу тебя нарисовать, можно?

— Э… блин… не знаю, что и сказать. Неожиданный поворот, меня никто никогда не рисовал. Не голой, надеюсь? Я хреново выгляжу голой.

— Нет. Просто портрет. Лицо интересное.

— Ну… как бы с меня не убудет же, да?

— Нет, — рассмеялась белокурая девчонка, — наоборот.

— Один дисруптор рисует другого, — задумчиво прокомментировала ситуацию Аннушка, когда мы поднялись из оборудованного в подвале медцентра и вышли на улицу. — Теперь я видела всё. Одно дело меня нарисовать, но Даша… Тебе не кажется, Док, что это как урановыми кирпичами друг об дружку стучать?

— Я доверяю Нагме, — ответил медик. — У неё чутьё на правильные вещи. И если она захотела, то так тому и быть. «Аллах смотрит моими глазами», и кто мы такие, чтобы с ним спорить? Не бойся, она и не такие штуки проделывала.

— Я помню. Потому и боюсь. Но вам с дочкой, наверное, виднее, а нам пора. Только моих синих глаз тут не хватало, ваш срез и так бесперечь таращит.

Мы распрощались, получили от Анахиты пакет домашней еды в дорогу и отбыли. Сашка, воспользовавшись тем, что заднее сиденье снова безраздельно принадлежит ей, завалилась там с книжкой, а я спросил у Аннушки:

— Почему дети твоего приятеля Калеба растут у этого лепилы? Почему он связан с Лейхеротом? Как вышло, что он знаком с Костлявой? Почему тот, кого мы нанимали охранять Терминал, оказался его бывшим командиром? Разве бывают такие совпадения? Я что-то уже совсем ничего не понимаю.

— Это называется «принцип веретена», пап, — ответила мне внезапно Сашка. — В мелефитских книжках об этом написано.

— Мелефиты пряли шерсть? — удивился я.

— Нет, вроде бы.

— Тогда откуда у них веретёна?

— Это… как бы тебе объяснить… мелефитские книги так многомерны, что отчасти читают читателя. Каждый прочитает книгу по-своему. Там нет веретена в прямом смысле слова, мелефитские книги вообще нельзя перевести, даже приблизительно, только понять, пропустив сквозь себя. Это «принцип веретена», потому что ты знаешь, что такое веретено.

— А ты?

— Я тоже, но это не обязательно.

— И что там на самом деле вместо «веретена»?

— Нет, пап, ты не понял. Это вообще совсем не так устроено. Мелефитские книги — это фрактал из текста. Все книги вместе — один фрактал, но, как и положено фракталам, любая книга, являясь частью фрактала, одновременно содержит его в себе весь.

— Э… Как что-то может содержать в себе то, частью чего является? Это словно я сидел бы у себя в кармане!

— Да, пап, почти так! — рассмеялась Сашка. — Ну вот, представь, вот мы едем по дороге этого среза…

«Чёрт» как раз летит по пыльному шоссе между холмов. Вечереет, в свете фар мелькают столбы.

— Тут есть Луна, видишь?

— Вижу.

— А днём Солнце. Сейчас стемнеет, и будут звёзды, — то есть целая Вселенная, которая как бы бесконечная, да?

— В школе говорили что-то в этом духе, — подтвердил я.

— Потом мы выскочим на Дорогу, снова выйдем на зигзаг и окажемся в другом срезе, верно?

— Надеюсь, что так.

— И там тоже будет Луна, Солнце, звёзды — бесконечная Вселенная! Все они бесконечны, но как-то помещаются в одном Мультиверсуме.

— Никогда не понимал, как это работает, — признался я.

— Это фрактал, пап. Каждый мельчайший его кусочек содержит его в себе целиком. И каждый из них поэтому бесконечен. И мы живём во фрактале, но при этом же его и создаём, тем фактом, что живём в нём… Прости, знаю, что звучит странно, но дело в языке. На мелефитском это абсолютно непротиворечивое, простое и очевидное утверждение.

— Ладно, — сдался я, — ничего не понял, но пусть так. Так что там с веретеном, которое не веретено?

— Смотри, бывает так, что человек, что-то делая, зацепляет какую-то важную нить Мироздания. И, вращаясь, как веретено, — мы все как бы такие вращающиеся веретёнца, прядущие нити Фрактала, — наматывает её на себя. Она тянет за собой другие нити, и вот уже человек вместо одной тоненькой нитки своей жизни, незаметно вплетающейся в общее полотно, начинает собирать за собой жгут из уплотняющихся событий. Чем больше он их тянет, тем больше их становится, и вот они захлёстываются с нитями других веретён, которые начинают притягиваться друг к другу, и получается…

— Прядильный станок, — перебил я. — Понятное дело. Дальше луддиты, затем профсоюзы, потом промышленная революция и капитализм. То есть этот вот Док, у которого мы были, он такое типа суперверетено, которое много на себя намотало?

— Типа того, — подтвердила Сашка. — И мама тоже. А Лейхерот уже просто мегаверетёнище! Вот их нити и перехлёстываются всё время, сводя их вместе.

— И чем всё кончается? — заинтересовался я.

— Не знаю, пап, — вздохнула Сашка. — Я слишком мало пока прочитала.

— Но разве одна книга не содержит в себе весь фрактал?

— Да, но у меня не хватает опыта, чтобы его разглядеть… Мне нужны ещё книги!

Аннушкин дом на берегу сурового моря всё так же прекрасен. Будь у меня бесконечная жизнь и бездонный кошелёк, построил бы себе такой же, но этот всё равно лучше, в нём есть Аннушка. В прошлый раз мы здесь были не так давно, но кажется, что вечность назад. Есть возможность сравнить, и сейчас всё намного лучше, потому что мы вместе, и появилась робкая надежда на то, что это надолго. В тот раз я был случайным попутчиком, наши пути могли разойтись в любой момент. Теперь мы почти семейная пара с почти нашим почти ребёнком. Многовато «почти»? Да. Но надо же с чего-то начинать? Может быть, однажды все «почти» в этой фразе исчезнут, мы станем настоящей нормальной семьёй с настоящим собственным ребёнком. Хотя, что значит «настоящим собственным»? Вон, у Дока есть приёмные, и его это вроде не парит вообще. Причём, наша Сашка на их фоне даже не самый сложный случай.

— Слушай, — спросил я, — а у того медика, ну, Дока, у него вообще свои дети есть? Или все левые?

— Без понятия, извини. Мы не друзья с ним, просто жизнь свела пару раз. Старшая дочь и младший сын — дети Калеба и Анахиты. Чёрненькая Катя — не знаю, первый раз увидела, но, судя по возрасту, он её либо где-то прятал лет пять, либо тоже чужая. Наверное старший, Дмитрий, его. Он от первого брака. А что?

— Да ничего, просто интересно стало. А младший Калебовский — тоже дисруптор?

— Не знаю. У мелких не поймёшь. Может проявиться, а может нет. Иногда дети — просто дети. Ты к чему эту тему поднял? — она проследила мой взгляд до Сашки, заворожённо перебирающей книги в библиотеке, и добавила: — Так, уйми свой родительский инстинкт. Это робот. Ну, или полуробот. Или вообще хрен пойми кто. У неё уже есть одна мама.

— Две.

— Полторы максимум. Я просто присматриваю за ребёнком.

— Мама! Мама! Тут такие книги! Такие! Я отсюда никуда не уйду!

— Разве что до утра, — ответила Аннушка. — Сегодня, так и быть, переночуем здесь, читай сколько успеешь, я соскучилась по своей ванне.

— Я тоже соскучился по твоей ванне! — заверил я.

— Идите, занимайтесь своими глупостями, — отмахнулась от нас девочка. — А я буду читать всю ночь! Что может быть лучше?

— Не слушай её,— сказал я Аннушке, выводя её из библиотеки за локоть, — литературой жизнь не исчерпывается.

— Точно, — согласилась она, — есть ещё секс и виски.

Им-то мы и посвятили свой вечер.