"Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем"

Глава 4 Полет с крыши

Когда в коридоре собрались все, Кардан устроил перекличку, и выяснилось, что одного ребёнка не хватает.

— Дилана! — сказали остальные. — Она хотела добежать до края города и посмотреть, что дальше. Наверное, не услышала, как нас позвали.

— Я могу показать, куда она побежала! — выскочил вперёд мелкий пацанчик.

— Скажи словами, — ответил Кардан. — Нефиг тебе туда соваться, сам найду.

— Пошли вместе, — сказал я. — Быстрее будет.

— А меня проводите к мораториуму, — распорядился Теконис, — осмотрю его, пока вы не угробили локаль.

— Я отведу, — кивнула Аннушка. — Вы, ребята, не задерживайтесь, чёрт его знает, как дело обернётся.

Когда на заросшей взломавшими брусчатку кустами улице мы с Карданом повернули направо, к окраине, а Аннушка с Лейхом налево, к центру, Сашка побежала за мной.

Отбежав несколько кварталов, мы остановились, и Кардан заорал:

— Дилана! Бегом сюда, балда синеглазая! Давай-давай, резво!

Голос у него что надо, так что я даже пробовать не стал. Если его не услышит, то меня подавно.

— Давай подождём пару минут, может, вылезет, — предложил он. — Если в развалины залезла, хрен мы её найдём. Дочка твоя?

— Ага, — соврал я, приобняв Сашку.

— Красивая.

— Спасибо. А у тебя дети есть?

— Не, у нас в кланах детей редко заводят. Сам видел, какие они. Нормальные не родятся: либо помирают сразу, либо такие.

— И не знаете почему?

— Я не знаю, может, кто поумнее в курсе.

— Тогда почему ты нормальный? Ну, кроме железа.

— Кланы воруют детей в городе и выращивают как своих. Так что все взрослые клановые, на самом деле, бывшие городские. А те, кто у нас рождается, не доживают до семнадцати обычно. Дила-а-ана! Да иди ты уже сюда!

— То есть всем этим детишкам осталось жить два-четыре года? — дошло до меня. — И вы молчите?

— Ну, а чего орать-то? Так жизнь устроена. Рождённые в кланах долго не живут.

— Это у вас не живут, а в Мультиверсуме чего только нет. Вдруг да найдётся лекарство?

— Ну, я не знаю, — засомневался Кардан, — ты это лучше Костлявой скажи, она прем. Я чего? Я так, побегать-пострелять. Дила-а-ана! Да где тебя носит, бестолочь? Давай ещё пробежим пару кварталов, там покричим.

Пробежались, покричали. Потом ещё и ещё раз. Девчонка нашлась уже на самой окраине, где последние руины переходят в девственный лес.

— Дядькардан! — завопила она, опасно свесившись с ветхого балкона, — гля, чо! Тут прикольно!

— Бегом сюда, балда такая!

— Ну, дро…

— Бегом, мелочь!

— Ла-а-адно… — ответила недовольно девочка. — Сейчас.

Она исчезла с балкона, вскоре объявившись внизу. Продралась через кусты, вылезла к нам, безуспешно отряхивая грязнущую одежду и пытаясь выковырять древесный мусор из волос. Для клановой она, пожалуй, даже симпатичная. Белобрысая и шебутная.

— Тут книжки! — сказала она с укоризной. — Читать я не умею, но картинки здоровские.

Дилана достала из висящей на плече сумки нетолстый томик прекрасной сохранности.

— Можно? — я взял, раскрыл, убедился, что страницы и обложка из тонкого прочного пластика, а внутри написано странной вязью. Видел такие у Аннушки.

— Дай, — Сашка требовательно протянула руку.

Она редко что-то просит, так что я удивился, но книгу отдал.

— Мелефитский текст, — сообщила рободевочка, быстро пролистав, — очень интересный. Там много книг?

— Дофигища! Кстати, я Дилана, а ты?

— Я Александра, или Саша.

— Круто! Ты красивая! Давай дружить?

— Давай, — солидно согласилась Сашка. — Дети должны общаться со сверстниками.

— А ты что, читать умеешь?

— Умею.

— А меня научишь?

— Может быть, позже. Библиотека на втором этаже?

— Где книги? Да, тот балкон, а что…

Она, не дослушав, быстрым шагом пошла внутрь.

— Эй, ты куда? — спросил я. — Стой, не лезь наверх!

Не ответила. Пришлось идти за ней. Лестница на второй этаж, по которой лёгкий ребёнок отважно взбежал, под моей тяжестью захрустела так отчётливо, что пришлось искать обход. В итоге залез через балкон по дереву. Обнаружил Сашку. Она быстро пролистывает пластиковые страницы. Книги выдёргивает одну за другой с чудом уцелевшей полки, просматривает, кидает на пол.

— Подожди, пап, всего несколько штук осталось.

— А ты не очень послушная девочка, да?

— Прости. Это важно.

— Кому важно, Саш?

— Мне. Маме. Всем. Вот, уже всё, — он кинула на пол последнюю книжку. — Пойдём.

— Так, детишки, — командует Кардан, — давайте к выходу бегом.

— Я не могу бегом, я устала! — закапризничала Дилана. — И жрать хочу! И пить!

— В лагере пожрёшь. Иди сюда, на плечи посажу, так быстрее будет.

С худенькой девчонкой на плечах Кардан бежит ничуть не медленнее, чем без неё, мы с Сашкой за ними еле успеваем. Вот же чёрт железный!

Возле закрытой двери стоят Лейхерот и Аннушка. Профессор со своими очками совершенно непроницаем, но подружка моя явно растеряна.

— Какого чёрта она не открывается?

— Это же совершенно очевидно, — раздражённо отвечает Теконис. — Кросс-бифуркаторы есть частная разновидность кросс-локусов, предназначенная для работы с малыми дверями в помещениях. Отличаются тем, что требуют авторизации, в отличие от кросс-локусов, которые, будучи изначально грузовой сетью, общедоступны.

— И что это значит?

— Что они, так же, как и кросс-локусы, перестают работать в ситуации коллапса. Из этого правила есть исключения, например, кросс-бифуркаторы, установленные в ортогонали с большим лагом, остаются односторонне-проницаемыми, но здесь явно не тот случай.

— Коллапс? Тут начался коллапс?

— Вы меня плохо слушали? Разумеется! Вот и его фокус, кстати.

Кардан как раз ссадил с плеч Дилану.

— Ладно, — вздохнула Аннушка. — Иди сюда, ребёнок. Сейчас мы с тобой прогуляемся по Изнанке. На вид ты не тяжёлая, проблем быть не должно.

— Это не больно? — подозрительно спросила девочка.

— Нет, и даже ничуть не страшно. Ну, если не задерживаться. Дай руку. Вот так. Можешь зажмуриться… — Аннушка взяла Дилану за руку, напряглась, сделала шаг вперёд и остановилась.

— Не поняла, — сказала она растерянно, — тут нет Изнанки! Как это может быть? Я всегда выходила так из коллапсов! И входила в них!

— Не всегда, — покачал головой Теконис. — Буквально час назад вы рассказывали о том, что не могли попасть в некий коллапсирующий срез. Кажется, именно из него этот ребёнок?

— Вот же хрень! — сплюнула Аннушка. — И что теперь?

— Давно я не видел коллапс изнутри, — сказал профессор спокойно. — Думал, уже не увижу. Как интересно всё оборачивается.

— Век бы их не видеть! Тоже мне, зрелище!

— Не скажите. На уровне фрактальных линий это чрезвычайно любопытно, и, пожалуй, одно из красивейших из доступных мне зрелищ. Жаль, что вы не можете видеть их так, как я.

— Не жаль, — передёрнулась Аннушка. — Мне и так зашибись.

— Эй, дро, — подала голос Дилана, — а пожрать у вас ничего нет? Очень хочется!

Сашка сняла с плеч свой рюкзачок, расстегнула молнию и достала из него шоколадку.

— На!

— Это мне?

— Мы же подруги, забыла?

— Точно! Поделиться с тобой?

— Нет, я не голодная. Ешь.

— Спасибо, дро! — Дилана зашуршала фольгой, а потом захрустела плиткой. — Вкусно! Сладко!

Мы стоим и смотрим на то, как синеглазый фокус коллапса жадно лопает шоколад, пачкая руки и губы коричневым. Впрочем, физиономия у неё и так чумазая донельзя, терять нечего. Такое впечатление, что девочка засунула нос в каждую пыльную щель в этом городе.

Кажется, только один Кардан не понимает, как сильно мы встряли, и поглядывает на наши сложные лица с недоумением.

— Эй, дро, а что, дверь не открывается, что ли? — спросил он.

— Нет, — ответил ему я, остальные не снизошли.

— А почему?

— Конец света, или типа того.

— А. Круто. Это мы тут сдохнем все, что ли?

— Не исключено.

— Ну вот, блин, как не вовремя-то! — расстроился он. — Я, можно сказать, почти влюблён, и тут такое…

— В Криссу, что ли? — спросил я.

— В неё, ага. Офигенная девчонка, и железа моего не пугается. А что мелкая — так я её подниму, мне нетрудно. И что, никаких шансов?

— Не знаю, я в этих материях сам дуб-деревом. Вон, может, они придумают, — я кивнул на Текониса с Аннушкой, которые о чём-то тихо спорят в стороне.

За их спиной пустой проём окна, в котором на глазах темнеет небо.

— Дождь, что ли, собирается? — спросил Кардан.

— Надеюсь, что всего лишь дождь, — ответил я с сомнением, припомнив всё, что слышал о коллапсах.

— Нет, сука, это не выход! — переходит на повышенные тона Аннушка. — Нельзя их убивать, каждый корректор это знает! Только хуже будет!

— Хуже кому? — отвечает Лейхерот, в свою очередь повышая голос. — Если бы речь шла о полноценном срезе, то моментальная деградация сенсуса при гибели фокуса действительно привела бы его население к фатальной сенсус-депривации, но здесь локаль, в которой нет никого, кроме нас!

— Тогда он и завершиться не сможет!

— Именно, — кивает профессор. — Тут нет условий для созревания фокуса, нас слишком мало, чтобы он набрал критическую массу.

— Так, может, само рассосётся?

— Хотите попробовать?

— Я не хочу её убивать!

— Ну, давайте подождём, — спокойно пожимает плечами Теконис. — Мне тоже любопытно развитие коллапса в условиях сенсус-дефицита. Но я бы не рассчитывал на хороший исход. Моё предложение содержит минимальные риски.

— Кого тётка не хочет убивать? — спросила деловито Дилана.

— Тебя, — ответила ей Сашка.

— Это правильно, меня не надо. А тот, очкастый, значит, хочет?

— Да.

— Вот мудак! Я ему ничего не сделала, эй!

— Не волнуйся, я тебя в обиду не дам, — заверил ребёнка Кардан. — Клановые своих не сдают.

— Я знаю, Дядькардан, я не боюсь, ты сильный.

— Типичная «проблема вагонетки», — прокомментировала Сашка.

— Это ещё что? — спросил клановый.

— Мысленный эксперимент. Представьте себе вагонетку…

— Что это?

— Транспорт, едущий по рельсам.

— А, знаю, у нас в подземке такие ходили. И что?

— Она едет сама по себе, без управления и возможности остановить. Впереди развилка пути. На одной ветке террористы привязали к рельсам пять заложников…

— Вот гады! — возмутилась Дилана.

— … А на второй — одного. У вас, по условиям эксперимента, есть возможность направить вагонетку по первому пути, тогда погибнут пятеро. Или по второму — тогда погибнет один.

— А взорвать рельсы никак? — спросил Кардан.

— Нет, — ответила Сашка, — такие условия.

— Говённые условия, — ответил он. — Не дай Ушедшие такой выбор.

— Да что тут думать! — заявила Дилана. — Надо выбирать тот путь, где один!

— Такое решение принимает большинство людей. Однако представь, что этот один человек — ты, а эти пятеро — мы.

— Блин, я не хочу помирать!

— Меж тем, профессор предлагает именно такое решение, считая, что твоя смерть спасёт остальных, а если тебя оставить в живых, погибнут все. Это даже более наглядный случай, чем с вагонеткой, потому что спасти одного невозможно.

— Эй, а чо сразу я-то? Я ничего не делала! Я не виноватая в этих ваших штуках!

— Слушай, это правда так? — спросил у меня Кардан.

— Проф вроде разбирается, — пожал плечами я. — С синеглазками всегда куча проблем, мне ли не знать.

— Вот говно.

— И не говори.

За бывшим окном, которое теперь просто дыра в стене, стремительно темнеет, температура воздуха падает.

— Ты как себя чувствуешь? — интересуется Аннушка у Диланы.

— Писать хочу, — честно признается та. — А так ничо. А чо?

— Никаких странных ощущений?

— Ну… — задумалась девочка, — ухо чешется. Левое. А ещё холодно как-то чота.

— Понятно, — Аннушка отошла в задумчивости.

— Пописать-то можно?

— Конечно.

— Спасибо, дро! — девочка убежала в кустики.

— И как долго вы будете размышлять? — спросил Лейх. — Сейчас свет погаснет окончательно, воздух остынет, и мы замёрзнем в темноте.

— Так, учёная твоя морда, — сказал угрожающе Кардан, — даже не думай. Это ребёнок клана, я за него кому хошь глотку порву!

— Придётся подождать естественного конца. У девочки малая масса тела, минимальный жировой слой, лёгкая одежда. Она замёрзнет первой.

— Я буду её греть, — упрямо сказал клановый. — Я тёплый. И отдам свою куртку.

— Помучаемся чуть дольше, — пожал плечами Теконис. — Но конец неизбежен. Либо девочка, либо все. И девочка всё равно не выживет. Хорошего решения тут нет, но есть рациональное.

— К чёрту такую рациональность! — отрезал Кардан. — Руки прочь от ребёнка.

— Я тоже против, — сказала Аннушка. — Так нельзя.

Я молча кивнул, согласившись с ней. Я не сторонник идеи «выжить любой ценой». Иногда лучше сдохнуть.

Мы замолчали, прекратив зашедший в тупик разговор.

— Кстати, а где она? — спросила Аннушка. — Что-то долго писает. Эй, как там тебя, Дилана? С тобой всё в порядке?

Никто ей не ответил.

— Дилана! — заорал Кардан так, что у меня в ушах зазвенело. — Что за нафиг? Куда тебя понесло опять?

— Девочка решила проблему вагонетки, — прокомментировала спокойно Сашка.

— В жопу ваши вагонетки, — клановый выскочил на улицу. — Дила-а-ана! Кончай эту хрень! Иди сюда! Мы что-нибудь придумаем, клянусь!

Я побежал за ним, Сашка за мной, Аннушка с Теконисом двинулись следом.

— Дилана, блин, бестолочь, куда тебя унесло? — орёт Кардан.

— Я здесь, Дядькардан, — голос откуда-то сверху.

— Как ты туда залезла, дурная⁈

Девочка, ухитрилась вскарабкаться на крышу довольно высокого дома. Конструкция полуразрушена, держится каким-то чудом и не рушится под Диланой только потому, что вес у девочки цыплячий.

— Я так решила! — кричит она оттуда. — Нафиг всем-то дохнуть!

— Прекрати, дура! — кричит клановый, но поздно.

Детская фигурка срывается вниз и стремительно падает, мы бежим, ломясь через кусты, и уже понимая, что без толку.

На месте падения два тела. Худое, костлявое, маленькое Диланы и поплотнее и побольше — Сашкино.

— Не удержала, — сказала та, пытаясь встать. — Слишком большой импульс, не удалось погасить руками. Кажется, я повреждена.

— Ох, моя жопа, — застонала вторая девчонка, — я что, живая, блин?

— Да, — ответила ей Сашка. — Задней частью туловища ты ударилась о мои колени, когда я гасила твою скорость, приседая. Извини.

— Ты что, меня поймала?

— Мы подруги.

— И что теперь?

— Теперь мы пойдём уже отсюда, наконец, — сварливо сказал Теконис. — Локаль открылась.

Я заметил, что небо начало светлеть, и, вроде, даже как-то теплее стало.

— Саш, ты как?

— Тебе придётся меня нести. Папа.

Сашенция довольно увесистая, это вам не худая клановая, которую несёт Кардан, хотя та уверяет, что может идти сама.

— Пусть тебя лечила сначала глянет, — отвечает он. — Мало ли, чего тебе кажется, дурище прыгучей. Вдруг позвонок сместился или ещё какая фигня. Подружку, вон, чуть не насмерть пришибла, бестолочь!

— Прости, Сашка, я не думала, что так выйдет! — кричит Дилана.

— Ты вообще не думала! — ворчит Кардан.

— Это моё решение, — отвечает Александра Алиновна.

А я думаю, что Саша наша ведёт себя чем дальше, тем страннее, и что с этим делать, я понятия не имею. И Аннушка, судя по её мрачному лицу, тоже. Я слышу краем уха, как она спрашивает у Лейхерота:

— Почему коллапс прекратился?

— Вам виднее, — отвечает он.

— В смысле?

— Вам виднее, что за существо вы возите с собой, зачем-то выдавая за свою дочь.

— Как вы поняли?

— Я вижу плетение нитей фрактала, а не внешность, — напомнил он. — Это создаёт массу бытовых неудобств, зато открывает скрытые связи между вещами, людьми и явлениями.

— И что вы увидели в ней?

— Без комментариев. Пусть будет сюрприз. Считайте это моей мелкой местью за то, что из-за вашего упрямства мы все чуть не погибли сегодня.

Сашка парализована ниже пояса, но ничуть не унывает. Раскатывает в электрическом кресле на колёсиках, которое ей моментально сварганили клановые мастера, и снисходительно принимает всеобщее восхищение. То, что она поймала спрыгнувшую Дилану, вознесло их обеих на вершину социального признания среди сверстников и не только: по клановым понятиям обе девчонки поступили наилучшим образом, жертвуя собой за других. Логики в этом немного, но логика не всегда работает, если речь идёт о людях, поэтому Сашенция получила даже больше одобрения, чем Дилана. Во-первых, она не из клана, а значит, не была обязана, во-вторых, она, в отличие от клановой девчонки, поступила героически-бессмысленно, нерационально, её поступок должен был всех погубить, но спасло чудо. Клановые обожают вот такие порывы, когда «плевать на всё, сделаю, как сердце велит». Её почти приняли в клан, остановило только отсутствие Костлявой, без према такие вопросы не решаются.

Ситуация внезапно выявила очевидный, но до сих пор совершенно упускаемый нами факт: у нас вообще нет врача. Корректоры проходили краткий (и, кажется, предельно бестолковый) курс полевой медицины, я умею перевязывать раны и знаю, что для чего в военной аптечке, у клана есть самозваный «лечила», который не тянет и на сельского фельдшера, и на этом всё.

— Сашку мы по-любому к Алине везём, — выговариваю я Аннушке, — но вообще абсурд и безобразие. У нас куча гиперактивных и не сильно здоровых детишек, но ни единого медика. Сверзится завтра кто-нибудь их них не так радикально, как Дилана, сломает ногу. И что?

— Ты сказал «у нас», — ответила она задумчиво.

— Что?

— Ты сказал «у нас детишки». Не «у клана», не «у них», не просто «здесь».

— Не цепляйся к словам! Просто форма речи.

— Да-да, конечно, — покивала она. — Она самая. А насчёт врача… Я знаю только одного достаточно сумасшедшего педиатра. Надо будет поинтересоваться при случае, чем он занят.

Алина приняла у нас поломанную Сашку спокойно. Куда больше её заинтересовал электрический мозг, подобранный в локали со сломанным мораториумом.

— Спасибо, Сашенька, ты большая умница, — сказала она, забирая округлый девайс и целуя сидящую в кресле на колёсах девочку в макушку.

— Не за что, мама, — ответила та серьёзно. — Я так и подумала, что тебе пригодится.

Сцена поразила меня… Даже сложно сказать, чем. Какой-то неестественной естественностью, что ли. То ли мать целует дочь, то ли робот целует робота, то ли робот целует ребёнка… Трогательно и слегка безумно. Или не слегка. Аннушку Сашка тоже называет мамой, так что мам у неё две. Папа один, и это, типа, я. Но если мы с Аннушкой очевидно для прикрытия, то как она относится к Алине, мне не понять. И применимо ли тут вообще слово «относится»? Что представляет собой так называемое «сознание» у них обеих?

— Ничего серьёзного, — успокоила нас Алина. — Уже завтра будет исправна.

— Или здорова? — уточнил я.

— Думаю, в данном случае нет устоявшейся терминологии. Зависит от того, как вы воспринимаете Александру — как изделие или как существо.

— А что она на самом деле?

— Она личность. Как и я. Я понимаю ваши сомнения, люди склонны с подозрением относиться к тому, что выглядит как человек, но им не является. Поэтому мой вызывающе искусственный вид парадоксально более комфортен для людей, чем если бы я выглядела как вы.

— А ты можешь? — спросила Аннушка. — Взять такой же корпус, как у Сашки?

— Это не корпус, это тело. Оно не вполне анатомически соответствует вашим, и имеет биотехнологическое, а не чисто биологическое происхождение. Однако некоторые ваши знакомые из клана Костлявой имеют более высокий процент технологических дополнений, да и вы, Лёха, пользуетесь искусственной ногой. Это не делает вас механизмами.

— Ты не ответила, — настаивает Аннушка.

— Да, я подготовила тело. Но пока не приняла решения, буду ли я его использовать и в каком качестве. Как хостес Терминала и управляющая кибернетическими структурами среза, я в нём не нуждаюсь. Оно не такое удобное, требует органического питания, существенно менее прочное и вызовет много вопросов у клиентов. Кроме того, отделение в автономную систему значительно ограничит мои возможности по взаимодействию с мейнфреймом.

— А ты можешь наделать сколько угодно тел? — спросил я.

— Нет. Мои возможности ограничены готовым ассортиментом, который был обнаружен в лаборатории. Комплектов для создания тел на основе генетического материала человека там несколько, однако модулей мозга не оказалось совсем.

— Я думал, они делались как раз у вас!

— Нет, у нас большинство киберсистем были неавтономны, управляясь стационарными мейнфреймами. Я была одним из немногих исключений.

— А как же Сашка?

— Её модуль мы нашли готовым, вместе с механическим корпусом.

— Так вот зачем она привезла тебе тот, из локали! — догадался я.

— Возможно, мне удастся его использовать, — подтвердила Алина. — Эти модули чрезвычайно прочные и долговечные, есть шанс, что он сохранил функциональность.

— И кто будет тот счастливый кибер, которому достанется эта башка? — спросила Аннушка.

— Кто знает, — загадочно ответила Алина. — Вдруг мне однажды станет одиноко?