Рабы «Майкрософта»

Пятница Ранняя осень 1993

Сегодня утром, вскоре после одиннадцати, Майкл закрылся в своем офисе и больше из него не выходил.

Билл (Билл!) прислал Майклу по электронной почте совершенно чудовищное разгромное письмо из ада, в котором просто разнес написанный Майклом код. Майкл, вся дверь которого обклеена кадрами из комикса «Графство в цвету», определенно самый чувствительный кодировщик в Седьмом Здании и болезненно воспринимает критику. Почему Билл выбрал из всех людей именно Майкла и обрушился на него, непонятно.

Мы решили, что, наверное, это случайная выборка проверки на качество с целью поддержания порядка в рядах. Билл такой умный.

Билл мудрый.

Билл добрый.

Билл щедрый.

Билл, Будь Моим Другом… Пожалуйста!

Вообще-то Билл никогда лично не ругался ни на кого с нашего этажа. Поэтому нынешний случай был так роскошно приукрашен, что мы даже немного завидовали. Я пытался сказать об этом Майклу, но он был совершенно сломлен.

Незадолго до обеда Майкл стоял у дверей моего офиса, как чурбан. Его кожа побелела, словно поднимающееся тесто, со стрижки «топпи» капал пот, оставляя маленькие мокрые пятна на майкрософтовском ковровом покрытии серо-устричного цвета со сливовыми разводами. Он отдал мне распечатку письма Билла, а затем нырнул в свой кабинет, где с тех пор и скрывается, будто в норе.

Он не берет трубку телефона, не отвечает на электронные письма и не открывает дверь. На дверную ручку повесил табличку Не беспокоить», хозяйственно приватизированную в отеле «Бостон Рэдиссон» во время прошлогодней «МакУорлд Экспо».

Мы с Тоддом вышли на газон, чтобы заглянуть в окно, но жалюзи были закрыты, а садовник с опрыскивателем прогнал нас одной из обрезанных веточек.

Газон в «Майкрософте» подстригают каждые десять минут. Он похож на зеленые коврики «Лего».

Наконец примерно к 14.30 мы с Тоддом забеспокоились о том, что Майкл сидит там совершенно голодный, и поехали в круглосуточный магазин в Бельвью — надеялись купить там «плоские» продукты, которые можно было бы просунуть Майклу под дверь.

В магазине почти никого не было, за исключением нас и нескольких других подобных нам людей из «Майкрософта» — вспыльчивых выродков, ищущих подходящей жратвы. Из-за всех богатых зануд, живущих поблизости, Редмонд и Бельвью считаются очень «престижными» районами. Зануды получают то, что хотят, тогда, когда хотят, и жутко психуют, если это не подносят им на блюдечке моментально. Зануды слишком серьезны. Наверное, здесь вся проблема. Но именно узкая, ограниченность делает их такими успешными в написании кодов: они умеют сосредоточиваться на каждой строчке, одной из миллионов ей подобных.

Когда в 15.00 мы вернулись в Седьмое Здание, некоторые все еще вкалывали на своих рабочих местах. По расписанию наша группа должна сдать продукт (ЗВП: запуск в производство) уже через одиннадцать дней (совершенно секретно: мы ни за что не успеем!).

Свет в офисе Майкла горел, но, когда мы постучали, он все так же не открывал. Мы услышали щелканье клавиатуры и таким образом установили, что Майкл еще жив. В данной ситуации напрашивалась дискуссия на тему Обратной Логики: есть ли у нас основания полагать, что существо за дверью — действительно человек? Мы просунули ему пластинки сыра в индивидуальных упаковках, крекеры «Премиум Плюс», тосты с начинкой, изюм и замороженный сок.

Тодд спросил меня:

— А не нарушают ли такие продукты диетических законов выродков?

В этот момент в офисе напротив пронзительно закричала Карла и, выглядывая из-за двери, уставилась на нас. Глаза ее под очками были красными и воспаленными. Она сказала:

— Да вы только ему потворствуете.

Словно мы прикармливаем какого-то енота. По-моему, Карла никогда не спит.

Она резво заскочила в свой офис и хлопнула дверью. До чего же важны двери для зануд!

Так или иначе, к этому моменту мы с Тоддом уже очень устали. В надежде поскорее завалиться на кровать мы поехали домой, каждый в своей машине, по владениям Городка — на которых располагалось 22 здания, достойных восхищения избалованных зануд, огороженных стофутовой в высоту изгородью из кустарника — кузницы сокровенной мечты нашей культуры. На улицах было тихо, как на кладбище.

Над футбольными полями вдали от центральных зданий стелился туман. Я думал об электронном письме, о Билле, обо всем, что с этим связано, и меня посетило странное чувство: что присутствие Билла всегда парит над Городком, полувидимое, вроде как покойный дедушка в мультфильме «Семейный цирк»: Билл — это моральная сила, сила, которая создает, сила, которая творит. Сила в очках с толстыми-претолстыми линзами.

Меня зовут danielu@microsoft.com. Если бы я участвовал в телепрограмме под названием «Своя игра», то мечтал бы отвечать на вопросы по следующим темам:

• Товары компании «Тэнди».

• Подержанные телевизоры конца 70-х — начала 80-х.

• История «Эппл».

• Тревоги о карьере.

• Желтая пресса.

• Растительная жизнь Тихоокеанского Северо-Запада.

• Желатин быстрого приготовления.

Я работаю тестером, то есть контролером технических дефектов в Седьмом Здании. Я поднялся по служебной лестнице, начав со Службы производственного обеспечения (СПО), в которой провел шесть месяцев в телефонной дыре, помогая маленьким старушкам форматировать их рождественские рассылочные листы в «Майкрософт Уоркс».

Как и большинство работников компании «Майкрософт», я тоже считаю себя хорошо приспособленным к работе здесь; мне 26, и весь мой мир состоит из дома, «Майкрософта» и «Костко».

Родом я из Беллингема, что у самой границы, но теперь мои родители живут в Пало-Альто. А меня вместе с пятью другими работниками «Майкрософта» поселили в многоквартирном доме. Мои соседи — Тодд, Сьюзан, Баг Барбекю, Майкл и Эйб.

Мы называем себя «Новостная команда третьего канала».

Я холост. Отчасти, я думаю, из-за того, что «Майкрософт» не способствует развитию личных отношений. В прошлом, году на Всемирной конференции разработчиков «Эппл» в Сан-Хосе я встретил девушку, которая работает не очень далеко, в «Хьюлет-Паккард» на Интерстейт, 90, но это ни к чему не привело. Иногда у меня вроде как что-то завязывается, однако вскоре мою жизнь всецело поглощает работа, и на том все заканчивается.

Последнее время меня мучила бессонница. Именно поэтому я стал писать по ночам дневник, чтобы попытаться вывести закономерности своей жизни, Благодаря чему надеюсь установить, в чем моя проблема, а затем, хотелось бы верить, и разрешить её. Я пытаюсь чувствовать себя более приспособленным, чем я есть на самом деле; наверное, это присуще всем людям. День за днем я проживаю свою: жизнь, по одной строчке безошибочного кода.

Дом:

В детстве я любил строить многоэтажные дома из конструктора «Лего», похожие на фермы. Почти в таком доме я живу сейчас; но все, что его окружает, далеко от стерильно чистого «Лего». Он был построен около двадцати лет назад, когда компании «Майкрософт», наверное, не было даже в мечтах; эта часть Редмонда пронизана атмосферой затерянной альпийской хижины.

Вместо зеленых пластмассовых ковриков из маленьких пластиковых деталек наш дом стоит на густо поросшей площадке у парка, в тупике, у вершины крутого холма. Это всего в семи минутах езды от Городка. У подножия холма стоят еще два многоквартирных дома компании «Майкрософт», Карла, кстати, живет в доме №3 неподалеку от нас, на другой стороне улицы.

Люди съезжаются в эти дома, договариваясь либо по электронной почте, либо на словах. Жизнь в доме с множеством соседей можно сформулировать так: вы признаете, что вам крайне не хватает времени на личную жизнь, но ведь всю свою жизнь вы проводите на работе, корпя над кодами и проверяя их на ошибки, и что же вам еще остается делать? Работать, спать, работать, спать, работать, спать… Я знаю очень немногих работников «Майкрософта», которые пытаются прикидываться, что у них есть личная жизнь: например, хранят в гараже ни разу не использованные байдарки, собирающие пыль. Если спросить у этих людей, чем они занимаются в свободное время, они скажут: «О, байдарки. Да, да, в свободное время я хожу на байдарках». И сразу видно, что они гонят.

Я почти не занимаюсь больше спортом, и мои отношения с собственным телом стали совершенно непонятными. Раньше я три раза в неделю играл в футбол, а теперь чувствую себя обладателем неудачника: словно мое тело — железнодорожный вагон, в котором я вожу свой мозг, или провинциальная мамаша, которая водит детей на тренировки по футболу.

Наш дом покрыт темной кедровой обшивкой. Перед ним разбит крохотный газон с кругами миниатюрных желтых посевов; которыми мы обязаны диетическим пристрастиям Мишки — овчарки нашего соседа. На стене у двери прибиты воронки, ленты лакмусовой бумаги и т. п. — приспособления для метеорологических экспериментов Бага Барбекю. Клумба фиолетовых петуний, потерявшая вид от долгого забвения, но оставленная на тонкой полосе почвы между дорогой и Мишкиными овощными кругами — одна из попыток Сьюзан по декорированию жилища, — угнетает нас каждый раз, когда мы утром уходим на работу.

Эйб, мультимиллионер нашего дома, раньше покрывал окно своей спальни фольгой, чтобы отражать те немногие лучи солнца, которые проникают сквозь деревья; пока мы не задразнили его так, что он пошел и купил в «Пэй'н'Сэйв» пачку черной строительной бумаги и вместо фольги обклеил окно ею. И теперь оно стало похоже на окно жилища бродяги. Единственным вкладом Тодда во внешний вид нашего дома является коллекция игрушек для мойки машин, которую иногда можно увидеть у двери гаража. А свидетельство моего пребывания в доме лишь одно — спортивный хэчбэк «корнет АМС» 1977 года, Припаркованный во дворе, когда я дома. Он ярко-оранжевый, ржавый и, черт его побери, уродливый.

Суббота

Сегодня опять продолжилась предотчетная запарка. Вкалываем, вкалываем, вкалываем. Мы ни за что не успеем. Я уже это говорил? Почему мы всегда недооцениваем отчетные расписания? Я просто не понимаю. Приходим в 9.30, уходим в 23.30, по пицце «Домино» на обед. И три диетические колы.

Пapy раз за сегодняшний день все мне наскучило, и я решил проверить у себя на экране «ВинКвоут» — программу, выдающую непрерывные сводки цен «Майкрософт НАСДАК» (Автоматизированная Система Котировок Национальной Ассоциации Владельцев Ценных Бумаг). Так как на дворе суббота, то никаких перемен не было, но я все время об этом забывал. Привычка. А вдруг биржи Токио или Гонконга вызовут колебания?

Большинство наших работников заглядывают в «Вин-Квоут» по нескольку раз в день. Ведь если у вас 10 000 акций (а у огромного количества сотрудников их намного больше) и стоимость одной возрастает на доллар, то вы мгновенно зарабатываете десять тысяч баксов! Но если затем она упадет на два доллара, то вы тут же теряете двадцать тысяч баксов. Это настоящая психическая атака. В прошлом году на первое апреля кто-то колебал стоимость по пятьдесят долларов то вверх, то вниз, и у половины нашего штата случились сердечные приступы.

Благодаря тому, что я начал с самого основания пищевой цепи и самостоятельно поднялся вверх, мне не предлагали много акций, как предлагают их программистам и системным дизайнерам, когда они только начинают работать. Те акции, которыми я владею, не станут действительно моими в ближайшие два с половиной года (акции переходят в безраздельное владение только спустя четыре с половиной года).

Акции Сьюзан переходят к ней во владение в конце этой недели, в честь чего она устраивает вечеринку. А потом она собирается уволиться. В обществе действуют серьезные движущие силы, угрожая полным опустошением нашего совместного дома.

В пятницу стоимость акций остановилась на $1,75. У Билла 78000000 акций, это означает, что теперь он на 136,5 миллиона долларов богаче. У меня почти нет акций, а значит, я неудачник.

Последние новости: Майкл вышел из своего офиса. Как будто и не было этого дурацкого эпизода. Он проспал там весь день напролет (что не редко в «Майкрософте»), использовав свою надувную игрушку из «Парка Юрского периода» — тираннозавра Рекса — в качестве подушки. Проснувшись ранним вечером, он поблагодарил меня за то, что мы принесли ему покушать, и заявил, что впредь будет питаться исключительно двухмерными продуктами. «Ich bin ein Flatlander (Я — плоскогорец)», — радостно пропел он, внимательно просматривая распечатку проверенного на дефекты, кода, которой он с пыхтением отлаживал. Карла в своем офисе издавала языком отвратительные щелкающие звуки. Мне кажется, она влюблена в Майкла.

Новые подробности о нашем групповом доме — Нашем Доме Своенравной Мобильности.

Из-за того что дом почти совсем не получает солнца, мох и водоросли стремятся захватить как можно больше его поверхности. Вишню загубила плесень. Задняя веранда, построенная из необработанных досок 2 на 4 фута, тихонько сгнила; а раздвижная дверь в кухню закрыта подпоркой — хоккейной клюшкой, чтобы неосмотрительные случайно не забрели в наш провинциальный хаос.

На подъездной дорожке стоят шесть машин: вишневая «супра» Тодда (его жизнь, как бы мало ее ни было), мой тыквенный «хорнет» и четыре безличных серых майкрософт-мобиля: «лексус», «акура ладженд» и две «таури» (так зануды образуют форму множественного числа от «таурус»). Я уверен, что если, бы Билл ездил на работу на шринеровских малолитражках, все стали бы делать то же самое.

Внутри дома у каждого из нас есть своя личная спальня. Из-за макдоналдского бардака в нашем доме общие комнаты — гостиная, кухня, столовая и подвал — выглядят, мягко говоря, уныло. Общежитейская атмосфера исключает крупнобюджетные идеи по дизайну интерьера. В гостиной стоят два вельветовых дивана, которые оказались слишком большими и слишком уродливыми для кого-то из давно живших здесь постояльцев, чтобы забрать их с собой. По табачно-зеленому ковру Тики разбросаны:

• Две надувные пляжные подушки формы ПК «Майкрософт Уоркс».

• Один 27-дюймовый цветной телевизор «Мицубиси».

• Бутылки с разными витаминами.

• Несколько коробок с системами по наращиванию веса (мои).

• 86 экземпляров «МакУик», расположенных в хронологическом порядке Багом Барбекю, который приходит в неистовство, если только вы передвинете одну из них со своего места.

• Шесть мешочков для жонглирования «Майкрософт Проджект 2.0».

• Жевательные кости — игрушки для Мишкиных визитов.

• Два «ПауэрБука».

• Три кружки «Икеа», расписанные названием напитка-сенсации прошлого месяца.

• Две 12,5-фунтовые гантели (принадлежащие Сьюзан).

• Блок с дисками «Виндоуз Эн-Ти».

• Три бейсболки (две с надписью «Моряк» и одна — с инициалом «А»).

• Альбом для наклеек с кадрами из «Стар Трека» — естественность Эйба.

• Стопка книг Тодда о том, как сделать свою жизнь полной успехов и побед («Преодолевая посредственность», «7 привычек самых успешных людей»…).

Кухня завалена обветшалой бытовой техникой 1970-х годов цвета авокадо. Прямо слышно, как кричит призрак Эмили Хартли «Хай, Боб!» каждый раз, когда, вы открываете дверцу холодильника (обклеенного всевозможными магнитами и фотографиями четыре на шесть с прошлогодних домашних вечеринок).

У входной двери маленькими кучками лежит наша почта: счета, дурацкие рекламки «Стар Трека» и толстенные телефонные каталоги.

Мне кажется, что если бы мы могли, то все в своей жизни заказывали бы по номерам 1-800.

Из Пало-Альто позвонила мама. В это время года она часто звонит. Хочет поговорить о Джеде, но никто из нашей семьи не может этого делать. Мы как бы стерли его из памяти.

У меня был младший брат по имени Джед. Он утонул в результате несчастного случая на лодке в проливе Хуана де Фука, когда мне было 14, а ему — 12. Произошло это в День Труда.

До сих пор я содрогаюсь от всего, так или иначе связанного с Днем Труда: запаха жареного, лосося, спасательных жилетов, транспортных отчетов по местному радио, выходных в понедельник. Но вот в чем секрет: пароль моей электронной почты — «hellojed» (привет, Джед). Так что я думаю о нем каждый день. Он разбирался в компьютерах намного лучше, чем я. Он был зануднее меня.

Как оказалось, сегодня у мамы были хорошие новости. В понедельник в компании отца состоится большое собрание. Мама с папой считают, что его ждет повышение, так как папин отдел «Ай-Би-Эм» последнее время функционировал очень успешно (по стандартам «Ай-Би-Эм» «деньги не растранжирены»). Она сказала, что будет держать меня в курсе.

Сьюзан скотчем наклеила на двери спален каждого из нас распечатанные на лазерном принтере записки, напоминающие об акционерной вечеринке в нынешний четверг («АкцТус'93»), — тонкий намёк, имевший целью воздействовать на наше подсознание и побудить нас прибраться в доме. Большинство из нас работают в Седьмом Здании; суматоха перед сдачей отчетов Стала причиной жестокого сбоя в расписании уборок.

Сьюзан 26 лет, она работает в «Мак Эппликейшнз». Если бы Сьюзан была участником программы «Своя игра», список ее желанных тем был бы следующим:

• Язык «Ассемблер 680X0».

• Кошки.

• Группы со стрижками ранних 80-х.

• «Мой тайный роман с Робом из группы „Эксель“».

• Рекламные лозунги Америки.

• Сюжетные линии «Обезьян».

• Смерть «Ай-Би-Эм».

Сьюзан — отродье «Ай-Би-Эм» и отчаянно ненавидит эту компанию. Она инкриминирует ей свою загубленную молодость: начальство восемь раз переводило семью Сьюзан из одного города в другой еще до окончания ею школы; а кульминацией стало то, что в прошлом году во время волны реорганизации компания турнула ее отца. Так что, по её мнению, нет ничего слишком ужасного, что может произойти с компанией «Ай-Би-Эм». Один ее друг, графический дизайнер, сделал футболки с надписью: «"Ай-Би-Эм": слаба, как котенок, тупа, как набор молотков», Мы все их носим. Я подарил одну из них отцу на прошлое Рождество, но его реакция была невысокой по шкале «хихи-метра». (Сам я не являюсь выродком «Ай-Би-Эм»: отец преподавал в Университете Западного Вашингтона до тех пор, пока гудок промышленности не заманил его а Пало-Альто в 1985-м. Это было очень свойственно 80-м годам.)

Сьюзен — настоящая кодировочная машина. Но ее способности тратятся совершенно впустую — на переработку старого кода во что-то новое типа норвежской версии «Макинтош Уорд 5.8». Мораль работы Сьюзан как нельзя лучше суммирует мораль работы всех остальных сотрудников «Майкрософт», которых я встречал. Если вспомнить ее философию из разговора с младшей сестрой пару выходных назад, то она звучит приблизительно так:

— Никогда у нас в мыслях не было: «Мы делаем это на благо общества». Но мы всегда испытывали интеллектуальную гордость, выставляя новый продукт и зарабатывая на нем деньги. Если бы цель поставить компьютер на каждый рабочий стол и в каждый дом не приносила денег, мы бы к ней и не стремились.

Это резюмирует взгляды большинства работников «Майкрософта», которых я знаю.

«Майкрософт», как и любой другой офис, — полигон престижа. Вот беглый обзор:

• Прибыльные проекты несказанно выше, по шкале престижа, чем проекты неудачников (т. е. чуть менее выгодные).

• «Майкрософт эт Уорк» (Цифровой Офис) на сегодняшний день наикрутейший. Более 500 компаний пускают слюни, желая заполучить ЦО, потому что он даст им возможность сократить количество своих работников на миллионы. Дело в том, что ЦО позволяет вам управлять факсом, телефоном, копировальной, машиной — всем офисным оборудованием — со своего ПК.

• Дойные коровы типа «Уорд» выгодны, но не считаются передовыми.

• Работать в самом Городке более престижно, чем быть высланным в какую-нибудь заГородную Сибирь.

• Иметь в своем офисе управляемое «Пентиумом» аппаратное обеспечение (напичканное по самую рукоятку) престижнее, чем иметь жужжащие 486-е.

• Иметь технические познания очень престижно.

• Быть архитектором тоже очень престижно.

• Иметь околобилловые связи очень, очень стильно.

• Сдать свой продукт вовремя — это, наверное, самое крутое (вставьте здесь волну тревоги). Если ты отчитываешься в срок, то получаешь награду «Сдал!»: 12х15х1-дюймовую люцитовую плиту, но ты должен притвориться, что в этом нет ничего особенного. У Майкла есть награда «Сдал!», и мы неоднократно пытались уничтожить ее всяческими способами: при помощи паяльника, бросая ее с веранды, подвергая воздействию ацетона в надежде растворить… Ничего не сработало. Она настолько вечна, что даже страшно.

Зарисовки соседей по дому:

Во-первых, Эйб. Если бы Эйб был участником программы «Своя игра», семью темами его мечты были бы:

• Язык «Интел ассемблер».

• Оптовые закупки.

• C++.

• Интроверсия.

• «Я люблю свой аквариум»

• Как иметь миллионы долларов и не позволить этому никоим образом влиять на вашу жизнь.

• Грязное белье.

Эйб в нашем доме что-то вроде банкира из игры «Монополия». Он собирает наши ежемесячные чеки для домовладельца, по $235 с носа. У этого человека миллионы, а он снимает комнату! Он живет в этом совместном доме с 1984-го, когда его наняли прямиком из МТИ (Массачусетский Технологический институт). Остальные из нас пробыли здесь в среднем около восьми месяцев каждый. После десяти лет написания кодов Эйб до сих пор не выказывает никаких признаков наличия жизни. Кажется, он вполне доволен тем, что через четыре месяца ему исполняется 30, а за его именем не стоит ничего, кроме многообразия классной потребительской электроники и коробок продуктов «Костко», купленных в кутерьме распродаж «Костко» («Десять тысяч соломинок! Только подумайте, всего $10, и больше никогда не придется покупать соломинки!»). Эти продукты опоясывают стены его комнаты, создавая атмосферу бомбоубежища.

Дополнительная подробность: все мониторы Эйба заляпаны пятнами от чихания. Скорее всего он мог бы себе позволить купить 24 бутылки «Уиндекс».

Следующий — Тодд. Вот семь тем, которые выбрал бы Тодд в программе «Своя игра»:

• Твое тело — твой храм.

• Бейсболки.

• Блюда, приготовленные из разных сочетаний продуктов «Костко».

• Фанатично религиозные родители.

• Частый и бессмысленный секс.

• Пристрастие к играм «Сега Джинезш»

• «Супра»

Тодд работает тестером вместе со мной. Он очень молод — всего 22 года, — какими, впрочем, были когда-то и все работники «Майкрософта». Сферы его интересов ограничены девочками, проверкой кодов на дефекты, «суп-рой» и собственным телом, которое он фанатично совершенствует в качалке спортивного клуба и кормит кесадиллами с арахисовым маслом, бананами и протеиновыми напитками.

В историческом отношении Тодд стерилен. Он ничего не знает о прошлом, да и не хочет знать. Он читает журнал «Автомобиль и водитель» и вынужден сносить по три звонка от родителей в неделю, которые считают, что компьютеры — это «Исчадие Ада», и пытаются убедить его вернуться домой в Порт-Анджелес и договорить с молодежным пастором.

Тодд самый забавный из всех членов дома, потому что живет исключительно на порывах, при полном отсутствии размышлений. Кроме; того, он единственный соседушка, у которого постоянно есть чистое белье. В кризисной ситуации у Тодда всегда можно одолжить незапачканную рубашку.

Баг Барбекю: семью его вожделенными темами в «Своей игре» были бы:

• Ожесточение.

• Ностальгия по ксероксу «ПАРК».

• Продукция «Макинтош».

• Еще раз ожесточение.

• Друзья — психи и неудачники.

• Джаз.

• И снова ожесточение.

Баг Барбекю — Самый Ожесточенный Человек в Мире. Он (о чем говорит само его имя: «Bug» — дефект, недостаток; одержимость, мания) работает вместе со мной тестером в Седьмом Здании. Фактор наличия у него жизни очень близок к нулю. Его комната самая маленькая и самая темная в доме, там он хранит две свои маленькие святыни: первый компьютер «Синклер ZX-81» и супермодель Элли Макферсон. Господи, она сошла бы с ума, если бы увидела сотни маленьких фотографий, монеток, свечей и записочек.

Багу 31 год, и он всех об этом оповещает. Спросите его что-то вроде: «Эй, Баг, ты видел седьмой том моего „Внутри Мака“?» Он презрительно усмехнется и ответит: «Ты явно из того поколения, которому никогда не приходилось создавать свою собственную материнскую плату или изобретать свой собственный язык программирования».

Эй, Баг, мы тоже тебя любим.

Компания никогда не предлагает Багу акции. Когда наступает день выплаты по инвестициям и у каждого из нас в отделении для бумаг появляются маленькие белые акционерные, конвертики с красной надписью «Лично и конфиденциально», у Бага, увы, всегда пусто. Может быть, от него пытаются избавиться, но в «Майкрософте» практически невозможно кого-либо уволить. Для этого нужно совершенно разъярить начальство. Только в 1992 году они наняли 3100 человек, и, вы же понимаете, не все из них гении.

Странно, но Баг фанатично предан «Майкрософту». Создается впечатление, что чем больше они его игнорируют, тем яростнее он защищает их честь. И если вы дорожите своим личным временем, то не станете ввязываться с ним в дискуссию об известном судебном процессе, или об ФТК (Федеральной торговой комиссии), или о действиях Департамента юстиции:

— Меня воротит от этих сутяжнических приколов. Состязались бы они на базаре, где такое действительно уместно, а не выклянчивали, как слабаки, правительственной поддержки на свои тяжбы…

Я вас предупредил.

И, наконец, Майкл. Семь тем, которые выбрал бы Майкл в «Своей игре»:

• «ФОРТРАН».

• «Паскаль».

• «Ада» (защитный контрактный код).

• «Лисп».

• Нейл Парт (ударник в группе «Раш»).

• Лауреаты премий «Хьюго» и «Небыола».

• Сэр Ланселот.

Майкл, должно быть, единственный из всех живущих в мистическом состоянии, которого мне удалось узнать так близко. Он живет ради того, чтобы выстраивать элегантные цепочки кодовых инструкций. Он словно Моцарт, в то время как все остальные — Сальери. Он входит в офисы людей, где на чистых многоразовых платах записаны строчки кода, и спокойно оптимизирует его, разговаривая с разработчиками так, будто кто-то написал неправильное объяснение, как добраться до пляжа, а он просто вносит коррективы, чтобы люди не заблудились.

Майкл часто использует низкотехнологические решения для высокотехнологических проблем: палочки от леденцов, резинки, маленькие полоски бумаги, поддерживающие изогнутое сооружение, — все это помогает ему решить сложные матричные проблемы. Когда он перевозил свои канцелярские принадлежности в новый прозрачный офис (хорошему кодировщику — хороший офис), ему пришлось наклеить на вещи записки со словами «Не хлам», чтобы перевозчики не выкинули их в коробки из-под стеклянных дисплеев в центре атриума.

Воскресенье

Сегодня утром; перед тем как отправиться в офис, я прочитал в журнале «Пипл» глубокомысленную историю о разводе Берта и Лони. Таким образом были уничтожены 1 474 819 клеток мозга, которые могли быть использованы для поиска формулы мира во всем мире. Аналогична ли человеческая память компьютерной? Майкл, наверное, знает.

Позднее утро, я поехал на горном велосипеде к штабу «Нинтендо», что напротив «Майкрософта», на Интер-стейт, 520.

Честно говоря, я никогда не был на южноафриканском заводе, к примеру, «Сандос Фармасьютикалз», но готов поспорить, что он очень похож на штаб «Нинтендо»: сеть двухэтажных промышленных зданий, обшитых «звездой смерти» — черными окнами и пейзажными деревьями вокруг автостоянки, казалось, появились на этом месте по клику мышки. Он практически идентичен «Майкрософту», за исключением того, что «Майкрософт» использует для своих окон стекло цвета морской волны и окружен большими футбольными полями на случай возникновения потребности в расширении.

Я немного потрепался с моим знакомым Марти и несколькими его друзьями-тестерами во время их обеденного перерыва. Воскресенье — важный день для ребят, которые обслуживают там телефонные линии «Пи-Эс-Эс», так как вся молодая Америка не учится и активно использует их продукт. Контингент в «Нинтендо» очень молодой. Прямо как в 1311 году, когда все, кому за 35, либо уже мертвы, либо искалечены и пропали из виду и из памяти.

Мы пустились в пространные рассуждения о том, какое бы программное обеспечение разработали собаки, если бы могли. Марти предложил программы, разрабатывающие маршруты по территории с симуляторами мочеиспускания и лизательным интерфейсом. Антонелла выдвинула программу «Поиск кости». Харольд придумал конуру, снабженную САПД (системой автоматизированного проектирования и производства). Все очень картографично/высокосенсорно: куча визуальных эффектов.

Затем, конечно же, возник вопрос о кошачьем программном обеспечении. Антонелла предложила программу «Личный секретарь», которая оповещала бы мир: «Нет, я не хочу, чтобы меня гладили. О да, и держите все мои звонки». Моим предложением была программа, которая все время спит.

Короче, хорошо, что мы люди. Мы разрабатываем деловые электронные таблицы, графические программы и оборудование для форматирования текстов. Это говорит о том, на каком уровне мы, как биологический вид, находимся. Что есть поиск следующей непревзойденной программы, как не человеческое самоопределение?

Приятно было побывать в «Нинтендо», где все немного моложе и резвее, чем в «Майкрософте», и действительно играют определенные роли на сцене Сиэтла. Возраст всех работников «Майкрософта», по-моему, ровно 31,2 года, и это, честно говоря, заметно.

В Городке ощущается жуткая нехватка хоть кого-нибудь, кто не выглядит на 31,2. Очень угнетающе. Кажется, будто только на прошлой неделе весь Городок прошел период увлечения ти-шотками, а теперь все покупают одинаковые голубино-серые квартиры с тремя спальнями и двумя ванными в Киркланде.

Майкросервы — рабы «Майкрософта» — по природе зациклены на всем, что свойственно возрасту 31,2 года: первый дом, первый брак, кризис «куда я иду» и, конечно же, глобальное отрицание смерти. Несколько месяцев назад умер от рака вице-президент компании «Майкрософт», и у всех было такое чувство, что упоминать об этом запрещено. Точка. На работе непозволительно обсуждать три темы: смерть, зарплату и курс акций.

Мне 26, и я еще не готов стать 31,2-летним.

Вообще-то я последнее время достаточно много размышлял на эту тему — отрицание смерти. Сентябрь всегда навевает на меня воспоминания о Джеде. Словно существует виртуальный Джед — каким он мог бы быть сейчас. Иногда я вижу его, проезжая у воды; я смотрю, как он стоит на берегу в шуме волн, улыбается и машет мне рукой; мне кажется, словно это он плещется с дельфином в бассейне в центре города, пока я стою в пробке на виадуке Аляскан-Вэй. Или вижу, как он идет впереди меня, когда я прохожу мимо ресторана «Космическая игла», и такое ощущение, что за следующим поворотом мы встретимся.

Хотелось бы надеяться, что Джед счастлив в своей жизни после смерти, но так как я воспитан без всяких верований, то не имею никакого, представления о загробном мире. В прошлом я старался убедить себя, что после смерти нет жизни, но, как оказалось, не смог; так что, наверное, чисто интуитивно я чувствую — что-то там есть. Хотя даже не знаю, с чего начать постижение этих категорий.

За последние несколько недель я при случае спрашивал у разных людей, каковы их мысли о загробном мире. Но не могу же я просто подойти и прямо задать вопрос на эту тему, потому что, как я уже говорил, в «Майкрософте» смерть не обсуждают.

Результаты оказались достаточно мрачными. Десять опрошенных — и ни одного представления. Ни единого ангела, ни тебе яркого света и даже ни одного малюсенького уголька. Ноль.

Тодда больше волновало, кто явится на его похороны.

Баг Барбекю выдал мне весь свой депрессивный загруз о том, что до его рождения составляющих элементов его личности вообще не существовало, так зачем ему беспокоиться о том, что произойдет с ними после? Сьюзан сразу же перевела тему. Слушайте, Луис Джестнер совершенно неисправим!

Иногда, когда я бываю на кухне служащих и окружен там пакетами предоставленных Биллом бесплатных молочных напитков, мне кажется, что всеобщий майкрософтовский пыл по переработке алюминия, пластмассы и бумаги, возможно, является сублимацией скрытого желания сотрудников обрести бессмертие. Наверное, весь этот культ Билла — на самом деле подсознательная потребность в Боге.

После «Нинтендо» я прокатился на торном велосипеде вокруг Городка, оттягивая неизбежное возвращение в предотчетный ад. На западной площадке у заботливо высаженного леса я увидел кучку болванов, рыскающих в поисках волшебных грибов. Осень уже не за горами.

Деревья вокруг Городка роняют листья. В этом году весной и летом была странная погода. В газетах говорят, что деревья растерялись, сбились с ритма И поэтому рано начали сбрасывать листья.

Тодд был на улице — тренировался на главной площадке с городской майкрософтовской командой по «фрисби». Я поздоровался. Все выглядели такими молодыми и здоровыми. Я понял, что Тодд и его двадцатилетние когорты — это первое поколение «Майкрософта», первая группа людей, никогда не знавших мира без среды «МС ДОС». Время бежит.

Они еще и первое поколение работников «Майкрософта», столкнувшихся со сниженным курсом акций и потому отслеживающих их стоимость. Наверное, это делает их обыкновенными наемными работниками, как в любой другой кампании. Мы с Багом Барбекю размышляли на прошлой неделе, что произойдет, когда эта новая поросль достигнет неизбежного момента Увольнения Программиста на Седьмой Год. К его концу у них не будет двух миллионов долларов на то, чтобы переехать в Хило и открыть придорожный магазин, как делали это майкрософтовцы в былые времена. И далеко не каждому удастся продвинуться в начальство.

Увольнение…

Признайте: вы всегда находитесь в одном лишь шаге от работы в телемаркетинге. У всех, кого я знаю в компании, есть свое подсчитанное время ухода, и у каждого оно лежит в пределах ближайших пяти лет. Наверное, глупо жить, как мой отец, думая, что твоя компания будет заботиться о тебе вечно.

Несколько минут спустя я столкнулся с Карлой, которая шла по западному газону. Она — маленькая, как ребенок — ходит очень быстро.

Для нас обоих было так странно увидеть друг друга вне геркулесовых стен и устричного ковра офиса. Мы остановились, присели на газон и немного поболтали. Оба испытывали чувство некоей конспиративности из-за того, что не были там, внутри, и не помогали в отчетной запарке.

Я спросил, искала ли она грибы; она ответила, что совсем одурела в своем офисе и ей просто необходимо было хоть несколько минут побыть на свежем воздухе, в лесу около Городка. Я подумал, что это такой неожиданный аспект ее личности, ну, потому что с виду Карла кажется тихой затворницей. Приятно было встретиться с ней и впервые в жизни не получить окрика: «Да не мешайся ты!» Мы полгода проработали примерно в десяти кабинетах друг от друга, но ни разу по-человечески и не разговаривали.

Я показал Карле кусочки березовой коры, которые содрал с дерева около Девятого Здания, а она достала несколько алых листьев сумаха, которые нашла в лесу. Я рассказал ей о беседе, которую мы вели с Марта, Антонеллой и Харольдом за обеденными столиками сотрудников «Нинтендо» о кошках и собаках. Она легла на землю и стала размышлять об этом. Я тоже прилег. Солнце светило жарко и приятно. Я мог видеть только небо и слышать слова Карлы. Она меня удивила.

Она сказала, что мы как люди несем бремя ответственности всех животных мира, вместе взятых.

Она заявила, что у нас вообще-то и нет собственной личности.

Она воскликнула:

— Что есть человеческое поведение, как не попытка доказать, что мы не животные?

Она предположила:

— По-моему, мы так далеко ушли от наших животных корней, что устремились к созданию новой сверхживотной личности.

Она подытожила:

— Что есть компьютеры, как не Машины для Каждого Животного?

Я не мог поверить, что все это говорит Карла. Она была как воплощение эпизода из «Стар Трека». Я словно падал в глубокую-глубокую яму, слушая ее голос, обращенный ко мне. Но затем над нами пронесся шмель и отвлек наше внимание, как умеют делать эти летающие бестии.

Карла сказала:

— Представь, каково это — быть пчелой и жить в большом улье. Ты не имел бы даже понятия, будет ли завтрашний день отличаться от сегодняшнего, Если бы ты вернулся в тот же самый улей через тысячу лет, то восприятие завтрашнего дня ничуть не изменилось бы. Люди же совершенно другие. Мы полагаем, что завтрашний день — это иной мир.

Я спросил, что она имеет, в виду, и Карла ответила:

— Я имею в виду, что животные существуют в другом ощущении времени. У них никогда не может быть осознания истории, потому что им недоступно видеть разницу между сегодняшним и завтрашним днем.

Я пожонглировал несколькими камешками, которые нашел неподалеку. Карла сказала:

— Не знала, что ты умеешь жонглировать.

А я ответил ей, что нахватался этого в своей бывшей производственной группе.

Мы встали и вместе зашагали к Седьмому Зданию. Шли по извивающимся цементным дорожкам, запятнанным вороньим дерьмом, мимо гор и сквозь посадки елок и тсуги.

Теперь между нами что-то изменилось, словно мы о чем-то договорились. О Боже, какая же она худая! Завтра принесу ей на работу чего-нибудь поесть.

Надеюсь, это не то же самое, что прикармливать енота.

Проработал почти до полуночи и вернулся домой. Принял душ. Три тарелки кукурузных хлопьев и спортивный канал. Мои выходные ничем не отличаются от будней. Однажды я исчезну отсюда на целых два дня в какое-нибудь красивое место типа острова Видби и хорошенько оттянусь.

Тодд на этой неделе занимался уплотнением кода и побочно изобрел то, что он сам называет «Принц-эмулятор» — программа, которая преобразует все, что вы пишете, в название песни миннесотского фанк-лидера Принца. Я опробовал ее, использовав часть сегодняшнего дневника.

Я перечитал версию Принца и понял, что после определенного момента нормальный язык разлагается в загадочный код японский.

Понедельник

Отца уволили! Мы давно предвидели такой поворот. А все эта реструктуризация.

Мама позвонила около 11 утра и всего за десять минут изложила мне новость. Ей нужно было возвращаться к отцу, который, находясь во внутреннем дворике, глядел на Силиконовую долину и пребывал в состоянии шока. Она сказала,, что завтра поговорим подольше. Когда я положил трубку, голова у меня гудела.

Пришли результаты вчерашнего проверочного теста на обнаружение дефектов в коде — в нем оказалось пять ошибок. Пять! Так что работой на сегодня я обеспечен. Девять дней до сдачи. Да уж…

Я позвонил Сьюзан в «Мак Эппликейшнз». Новость об отце была слишком важной для электронной почты, так что мы пообедали вместе в большой столовой Шестнадцатого Здания, которое похоже на дегустационное кафе в любом более или менее приличном супермаркете. Сегодня был день монгольского вязкого риса.

Сьюзан едва ли удивилась, что «Ай-Би-Эм» турнул папу. Она сказала мне, что когда недолгое время работала в команде «ОС/2, версия 1.0»; ее посылали в Бока-ратоновский филиал «Ай-Би-Эм» на две недели. Оказывается, «Ай-Би-Эм» спрашивает людей из отдела кадров, не хотят ли они выучиться на программистов.

— Если бы они не занимались подобным тупым дерьмом, у твоего отца по-прежнему была бы работа.

Я все думал: мне приходит слишком много электронных сообщений, около 60 в день. Это типичное количество в «Майкрософте». Электронная почта — как шоссе: если оно есть, то движение неизбежно прилагается. Я e-mailоголик. Как, впрочем, и все в «Майкрософте». Будущее использования электронной почты разрабатывается именно здесь. Самое классное в электронной почте то, что когда ты ее посылаешь, нет никакой вероятности соединения с человеком на другом конце. Она лучше телефонных автоответчиков, потому что в случае с ними ваш адресат на другом конце провода может вce-таки поднять трубку и тогда вам придется разговаривать. Обычно у всех около 40% сообщений отбраковываются сразу же — это те письма, которые, можно удалять, не раздумывая, взглянув лишь на их дурацкие названия. Что вы прочитаете из оставшихся 60%, зависит от того, сколько у вас жизни. Чем меньше, жизни, тем больше корреспонденции читают.

Эйб разработал «основанную на привычках» компьютерную программу, которая предугадывает его предпочтение в электронной почте и в соответствии с ними просеивает сообщения и ненужные отбраковывает. По-моему, это что-то вроде программы «Личный секретарь» для кошек, предложенной Антонеллой.

После обеда я съездил на 156-ю улицу в японский супермаркет «Увайима-Йа» и купил Карле булочек с ламинарией и огурцом. Кроме того, там продают поштучно бумагу для оригами, так что я прихватил в нагрузку еще несколько листочков классных оттенков.

Вернувшись в офис, я постучал в дверь Карлы, отдал ей булочки и бумагу. Мне показалось, что она рада увидеть меня (не хмурилась) и искренне удивлена тем, что я принес ей перекусить.

Она предложила посидеть у нее в офисе. На стене висел большой плакат с рекламой чипсов «МИПС», а еще в крошечной вазе стояло несколько сиреневых и розовых цветков, прямо как у Мэри Тейлор Мур. Карла сказала, что было очень любезно с моей стороны принести ей японские булочки с ламинарией и все остальное, но в данный момент она опустошала пачку «Скиттлз».

— А ты хочешь?

Вот так мы сидели и ели «Скиттлз». Я рассказал ей об отце, а она просто слушала. А потом рассказала мне, что ее отец держит небольшой завод по консервации фруктов в Орегоне. Она сказала, что научилась кодированию по рядам консервных банок на конвейере, или, точнее, прониклась восхищением к линейным логическим процессам — и оказывается, образование у нее по производственному процессу, а не по компьютерному программированию. И она сложила для меня одну из птиц оригами. «Ай-кью» у нее, наверное, около 800.

«Ай-кью» — еще одна странность в «Майкрософте»: в Городке вы найдете только правую ветвь параболы. Нет никого с двузначной величиной. Еще одна причина считать это место работы таким научно-фантастическим.

Короче, мы заговорили о том, что всех пятидесятилетних выкидывают из экономики под предлогом сокращения. Никто не знает, что делать с ними, и это так печально, ведь быть пятидесятилетним сегодня — не то же самое, что век назад, когда вы уже были бы, наверное, мертвы.

Я рассказал Карле о философии Бага Барбекю: если не можешь сделать себя стоящим для общества, то это проблема твоя, а не общества. Баг говорит, что люди лично ответственны за поддержание собственной востребованности. Мне почему-то это не кажется правильным.

Карла метко выражается. Она сказала, что, наверное, нецелесообразно всем заботиться о тратящих свою жизнь впустую пожилых гражданах. Просто это характерная особенность нашего времени — все большее облегчение пользования компьютерами, а пятидесятилетние немного медлительны в освоении новых технологий.

— У нашего поколения есть все черты, необходимые для раннего освоения — во время обучения в школе, и скучное переучивание не потребуется. Однако пользовательские барьеры для пятидесятилетних должны исчезнуть в достаточно близком для них будущем.

Это немного успокоило меня насчет отца.

Тут зашел Майкл, чтобы спросить о подпрограмме, и я понял, что мне пора уходить. Карла еще раз поблагодарила меня за еду, и я был рад, что сделал это.

Каролин из офисов «Уорда» прислала электронное письмо насчет слова «зануда». Оно вошло в моду только в конце 70-х, когда по телевизору с огромной популярностью шли «Счастливые дни», по совладению в то же самое время, когда популяризировали ПК. Она сказала, что до той поры слово это не было общеупотребительным, «а теперь зануды правят миром!».

Эйб рассказал нечто интересное. Он утверждает, что из-за сегодняшней всеобщей бедности 90-е станут десятилетием, лишенным архитектурного наследия или стиля — все слишком нищи, чтобы возводить новые здания. Он заявил:

— Коды — вот архитектура 90-х!

На закате, перед тем как съездить домой, принять душ, перекусить и вернуться обратно отлавливать вшей, я проходил мимо офиса Майкла. Бросив взгляд на его монитор, я заметил, что он играет в игру, которой раньше я не видел.

Я поинтересовался, и он рассказал, что это его собственная разработка: игра о прекрасном царстве на краю земли, в котором наступил конец света.

Однако царство нашло способ обхитрить Бога: они преобразовали свой мир в код — в биты света и тока, которые будут поспевать за временем, от них убегающим. И таким образом царство будет жить вечно, даже после того, как время закончится.

Майкл сказал, что жителям царства было дозволено это потому, что они дожили до конца истории, ни разу не пролив ни капли крови на свою землю. Он сказал, что просто оскорблением было бы для всех добрых душ, которые трудились ради лучшего мира в течение тысячелетий, не разработать систему сохранения возвышенных помыслов после того, как наступит Тысячелетнее Царство, все идеологии умрут, а люди снова станут животными.

— Да, — вздохнул я, когда он закончил, — ох уж эти «Морячки»!

О, Эйб купил батут. Он сходил в «Костко», чтобы запастись «Джифом», а в итоге купил батут — 14x14 футов, 196 квадратных футов прыгательного аэробического веселья. С каких это пор в продуктовых магазинах продают батуты? Какое чокнутое десятилетие. Вот что значит быть миллионером.

Ребята по доставке завезли нам его, и около полуночи мы установили это сооружение в переднем дворе, над овощными посевами, прицепив одну из ножек к передней изгороди. Баг Барбекю уже печатает выпуск: он устроит так, что все соседские дети будут записываться в очередь к Эйбу, полностью освобождая его от ответственности за возможные несчастные случаи.

Вторник

Сегодня проснулся супер рано, проспав всего четыре часа; за окном занимался бледный свет, плыли высокие хмурые облака. В окне я увидел, как над домом пролетает самолет, направляющийся в «СиТэк», и вспомнил, как вышел первый 747-й. На рекламе «Боинга» был изображен ребенок, строящий карточный дом в салоне внутри пузыря. Боже, как я хотел быть этим ребенком!… Потом я задумался: «Зачем вставать? Что это за такая жизненно важная идея, которая вынимает меня из постели и ведет целый день? Что вообще заставляет людей подниматься с постели?» Я понял, что все еще хочу быть тем ребенком, строящим карточный дом в 747-м.

Я расцарапал небо тремя тарелками хрустящих хлопьев — и весь остаток дня во рту с неба на язык свисали сырые кусочки кожи. Больно было ужасно, и до самого вечера я картавил, как маленький.

Два часа утром провел, заловленный в комнате безумными пол-потами из Отдела маркетинга. Господи, у них рот никогда не закрывается, наверное, они думают, что нам нечем больше заняться за восемь дней до отчета. Даже кодовым тестерам. Как будто мы должны, только завидев коробку бесплатных сникерсов, сразу же воскликнуть: «О, ну тогда конечно, пожалуйста, тратьте мое время, на здоровье».

По-моему, все ненавидят и боятся маркетинговых собраний из-за того, как они изменяют личность. На этих собраниях вам нужно отчитываться о том, чего вы достигли, поэтому вы, естественно, немного раздуваете свою работу — словно взбиваете подушки на диване. И в итоге получается такой бойкий, разухабистый рассказ о самом себе, что, знаете ли, смотреть противно. Похоже, все в «Майкрософте» свысока смотрят на фанатичных людей, а себя таковым никто не считает. Посмотрели бы на себя, таких надменных и бодрых во время этих собраний. К счастью, энтузиазм проявляется исключительно на маркетинговых отчетах. В остальное время, по-моему, Городок чрезвычайно беспечен.

О, иногда бывают разгромные собрания. Они тоже очень прикольные — это когда все друг друга разносят.

Сегодняшнее собрание было посвящено мелким незначительным деталям отчета и было до отупения скучным. А потом, ближе к концу, на столе разорался пейджер «Моторола», принадлежащий Кенту, одному из торговцев. Он жужжал, как шершень, вибрировал и дергался по всему столу в танце смерти. Завораживающее зрелище, как бег тарантула по столу. Убило весь разговор, на корню.

В итоге собрания у меня болели улыбательные мускулы. И это в придачу к шепелявящему небу. Неудачный день для моего рта.

Сразу после собрания я позвонил маме, трубку поднял отец. На заднем фоне я услышал ток-шоу Опры и подумал, что это нехороший знак. Голос у отца был приподнятый, но это ведь часть процесса, не так ли? Отрицание? Я спросил его: «Ты смотришь Опру Уинфри?» — а он ответил, что заскочил домой, только чтобы перекусить.

Мама сняла трубку на другом телефоне и, едва отец, попрощался, призналась, что он почти не спал прошлой ночью, а когда ему все же удавалось уснуть, то издавал навязчивые стонущие звуки. А сегодня утром оделся, будто направляется в офис, и, жутко бодрый, сел смотреть телевизор, отказываясь говорить о своих планах. Потом пошел в гараж и работал там над моделью железной дороги.

Сегодня я узнал новое слово — «трепанация», когда сверлят дырку в черепе, чтобы снизить давление на мозг.

Сегодня утром ко мне в офис зашла Карла — впервые — в тот момент, когда я собирался совершить утреннюю проверку электронной почты. Она держала большую картонную коробку, полную акриловых кружек с надписью «Виндоуз» со склада компании в Четырнадцатом Здании.

— Угадай, что получат все в мире Карлы на Рождество? — задорно спросила она.

— У них распродажа.

Повисла пауза.

— Подарить тебе, Дэн?

Я ответил, что пью слишком много кофе и колы и стою первым в очереди за раком прямой кишки. Я сказал, что был бы очень рад. Она вручила мне кружку, снова наступила пауза, пока она оглядывала мой офис: монитор «НЕК МультиСинк»; монитор «Компак» — моя рабочая лошадка; плакат «Джаз» в рамочке; афиша «Мак Хаггер» на потолке и моя святыня — черно-белые фотографии вице-президента «Майкрософта» Стива Балмера.

— Этот иконостас начинался как шутка, — сказал я, — но теперь будто зажил своей собственной жизнью. Даже жутко становится. Ну что, помолимся?

Именно тогда Карла тихонько спросила:

— Кто такой Джед?

Она увидела, как я набирал пароль на клавиатуре — как Хал из «2001».

Я закрыл дверь и рассказал ей о Джеде, и знаете, был очень счастлив наконец-то с кем-то поделиться.

Ближе к вечеру мы с Багом, Тоддом и Майклом схватили на кухне немного хавчика в дорогу и отправились в библиотеку, которая расположена за зданием Администрации, чтобы взять некоторые инструкции. Хотя по большей части это была увеселительная прогулка по свежему воздуху.

Шел довольно сильный дождь, но Баг проделал свой обычный номер. Он заставил нас идти через подлесок Городка вместо того, чтобы пройтись по приятной извилистой тропинке, которая бежит между деревьями Городка — майкрософтовская тропинка, которая напоминает о вуки и омурфах, живущих среди салалов, орнаментальных слив, рододендронов, японских кленов, земляничных деревьев, кустиков черники, цикуты, кедров и елей.

Баг убежден, что Билл сидит у окна в здании Администрации и наблюдает за тем, как сотрудники гуляют по Городку. Баг верит, что Билл отмечает тех, кто не придерживается тропинок и идет из пункта «А» в пункт «В» наикратчайшим путем, и вознаграждает этих «наплевать на все» пионеров повышениями и акциями, полагая, что их коды будут столь же новаторскими и лихими.

В итоге к тому времени, как мы пришли в библиотеку, все насквозь промокли, запачкались пятнами орегонского винограда; а на обратном пути мы читали Закон об охране общественного порядка и разглагольствовали, что Багу пора прекращать юродствовать и начать окультуриваться и что ради его же собственного блага он должен ходить по тропинкам, — и он согласился. Но мы видели, как это убивало Бага — быть вынужденным ходить по тропинкам прямо на том месте, где предположительно находится офис Билла.

Тодд прикалывался над Багом и завел его на тему ксерокса «ПАРК», доведя до пены у рта и белого каления,

А потом Майкл, который все время молчал, заявил: «Если срезать у этой обочины, будет намного быстрее» — и свернул с тропинки; глаза у Бага чуть не выскочили из орбит, а Майкл действительно удачно срезал путь, прямо перед зданием Администрации.

Я понял, что не смотрел кино уже целых шесть месяцев. Последним было, по-моему, «Кудряшки Сью» во время полета на «Макуорлд Экспо», но это вообще-то не считается. Как же мне нужна жизнь, очень.

Оказывается, у Эйба есть предпринимательские намерения. Мы обедали с ним в кафетерии на первом этаже (ели индонезийский бамай с мороженым йогуртом и двойным «эспрессо»). Он подумывает уволиться и стать пикселяционным брокером: ходить по музеям и покупать права на перевод принадлежащих им картин в цифровой вид. Это очень прибыльно и очень по-майкрософтовски. Майкрософтовские миллионеры — первое поколение североамериканских богатых зануд.

Как только появляются майкрософтовские корабли, они плавают повсюду: и в Шотландию, и в Патагонию, и в Таиланд… По максимуму скупают мебель шекеров, «саабы», пилчуковский хрусталь и произведения искусства туземцев. Супербогатеи строят на плато Самамиш фантастические дома, напичканные электронными игрушками.

Это спокойная, свежая и веселая трата денег. Никто не покупает склепы, я заметил, хотя, когда время придет, они их купят, непременно изумрудные и пурпурные, с замками на кнопках и липучках.

Эйб, как и большинство людей здесь, — фискальный республиканец, но на самом деле он достаточно пуст в идеологическом отношении. Инвестиции превращают большинство людей в фискальных республиканцев, как я заметил.

День пролетел быстро. Снова начался дождь, что очень приятно. Лето было слишком жарким и засушливым для такого вашингтонского мальчика, как я.

Завтра я принесу японские макароны «яки соба» марки «НЛО» и посмотрю, придет ли Карла к обеду. Ей нужны углеводы. «Скиттлз» и спаржа — неподходящая диета для кодировщика.

Хотя именно этим мы и питаемся.

Мысль: иногда облака вместе с солнечным светом образуют такие причудливые формы, которые вы никогда раньше не видели, и весь ваш город сразу выглядит совсем по-другому. Сегодня на закате люди в Городке останавливались на газонах и наблюдали сквозь облака за тем, как солнце становилось оранжевым, точно раскаленная печь.

Просто я обратил на это внимание. В результате я вспомнил: ведь солнце состоит из огня. Из-за этого я стал чувствовать себя как-то по-животному, а не по-человечески.

Работал до 1.30 ночи. Когда вернулся домой, Эйб был в гараже в своей микропивоварне, ковыряясь среди всякой мебели, переданной родителями, — слишком уродливой, чтобы соответствовать стандартам хотя бы минимального вкуса верхних комнат, кучи бит для гольфа, горных велосипедов и ряда чемоданов, рассевшихся, как английские борзые, ожидающие команды «Фас!».

Баг заперся у себя, но по запаху я определил, что он ест приготовленные в микроволновке продукты из консервных банок «Динти Мур».

Сьюзан заснула в гостиной, смотря кассету с очередным выпуском шоу «Синфилд».

Тодд с присущей ему одержимостью складывал рубашки у себя комнате.

Майкл в 87-й раз перечитывал «Хроники Нарнии».

Обычная спокойная ночь.

Я пошел в свою комнату, которая, как и шесть остальных спален, обставлена только кроватью, книжными полками «Билли» из «Икеа», музыкальным оборудованием, плакатами «Джаз» и календарями клуба «Сьерра». На моем столе стоит упаковка таблеток от насморка «Судафед» и валяется кучка камней с пляжа в Орегоне. Мой ПК соединен со всеми остальными в Городке с помощью модема.

Выпил «Таб» (любимый напиток Билла), съел немного попкорна из микроволновки и закончил незавершенную работу.

Среда

Ну, похоже, что теория Бага Барбекю все-таки оказалась верной. Майкла сегодня пригласил пообедать сам (о Боже, как трудно написать эти буквы…) Б-Б-Б-Б-И-Л-Л!

Новость облетела Седьмое Здание как молния примерно в 11.30. Нет надобности говорить, что за считанные секунды после того, как она достигла нас, мы все, как щенки, сбежались в офис Бага, спотыкаясь о кучи его паяльников, проводов, пластиковых коробок, пустых футляров от компакт-дисков. Конечно же, обезумевшие от горя, мы совершенно его застебали:

— Знаешь, Баг, решающим фактором, вероятно, было то, что Майкл повернул тогда у обочины и невероятно срезал путь. Говорю тебе, Билл увидел, как Майкл проявил этот признак гениальности, и теперь, спорим, он собирается дать ему личную производственную группу. Не надо было тебе нас слушать, дружище. Мы — неудачники. Мы идем в никуда. А вот Майкл, он — победитель.

На самом деле приглашение было скорее всего связано с тем кодом, который написал Майкл во время последней запарки в пятницу, но Багу мы этого не сказали.

За те два часа, что Майкл отсутствовал, время текло так медленно! Любопытство распирало невыносимо, и все мы были рассеянны и беспокойны. То и дело мы высовывались из своих офисов в коридоры, разукрашенные всякими причудами — кадрами из мультика «Далекий край», приклеенными к окнам; скульптурами из банок от пепси, прикрепленными к стенам; надувными акулами, свисающими с потолка, — и освещенные полноспектровыми, улучшающими цвет лица лампами.

Мы впали в одно из наших совместных еженедельных снимающих стресс неистовств: стянули листы пузырчатой бумаги из подсобки и катались по ним на офисных стульях, лопая сотни пузырьков на ходу. Мы швыряли пластиковые куклы троллей клюшками для гольфа №5, пасуя их по коридору, подкидывая дерну на зернистые доски стен и потолочные панели. Мы пили «Табс» и праздно шлаковали интерактивную Си-Ди технологию. (Тодд: «Я пользовался системой „Филипс Си-Ди-Ай“ — это то же самое, что заниматься чтением книги, все страницы которой склеены».)

Наконец-таки Майкл вернулся и прошел мимо всех, совершенно не обращая внимания на сенсацию его присутствия, и прямиком в свой офис. Я подошел к его двери.

— Эй, Майкл. — Пауза. — Нууууууууу?…

— Привет, Даниил. Я сегодня должен лететь в Купертино. Мне поручили одно задание, связанное с «Макинтошем».

— А какой… ну, как выглядит… ОН?

— Да ты знаешь, деловитый. Люди забывают, что он по биологическим показателям гений. За весь обед из его уст не вырвалось ни одного «а-а-а» или «м-м-м»; никакой напрасной растраты мозговой энергии. Воистину пример для всех нас. Я рассказал ему свою плоско-горскую концепцию «исключительно плоской пиши», и тогда мы перешли к обсуждению напитков, которые, как ты знаешь, обычно поглощаются с помощью соломин в линейном, одномерном режиме (следовательно, не в двухмерном). Напитки явились настоящей проблемой для моего нового плоскогорского пищевого стиля, Даниил, сейчас расскажу.

Но потом Билл (он уже называет его по имени!) подсказал мне, что одномерность совершенно приемлема в двухмерном мире. Так очевидно, но раньше я этого не понимал! Хорошо, что он начальник. Кстати, Даниил, можешь одолжить мне свой чемодан? В моем так давно поселились мыши-песчанки, что я не хочу его вынимать, а затем по возвращении снова упаковывать.

— Конечно, Майкл.

— Спасибо. — Он загрузил свой компьютер. — Мне надо бы подготовиться к поездке. Где я сохранил тот файл? Такое впечатление, что моей информацией вместо меня занималась Люси Риккардо. Ладно, Даниил, поговорим попозже.

Он поискал что-то под картонной коробкой с игрой Милтона-Брэдли на память, вышедшей в 60-е годы.

Затем одарил меня взглядом, говорящим: «Я хочу вернуться в контролируемый и не угрожающий мир внутри моего компьютера». Это надо уважать, так что вся остальная компания, включая меня, оставила Майкла в его офисе, щелкающего по клавиатуре, зная, что Майкл, как молодая красотка, которая сбежала из маленького города в Небраске с вскружившим ей голову голливудским папочкой, тоже скоро покинет нас, отправившись в более пленительные воды, и никогда не вернется.

Позвонила мама. Об отце: после очередной бессонной ночи он оделся как на работу и опять пошел в гараж ковыряться с моделями поездов. Когда она пытается заговорить об увольнении, папа становится крайне веселым и от всего отмахивается, говоря, что в будущем все будет прекрасно. Но подробностей он не знает. Никакого представления о том, что будет дальше.

Позвонил отец. Из своей берлоги. Хотел узнать, какие есть шансы у такого, как он, получить работу в «Майкрософте». Я не мог поверить своим ушам. Теперь я действительно за него беспокоюсь. Наверное, все дело в шоке. Я посоветовал отцу расслабиться и даже не сметь думать о чем-то подобном в ближайшие несколько дней, пока не пройдет потрясение. Он вел себя обиженно, словно я пытаюсь избавиться от него. Я пытался рассказать ему, что говорила мне Карла о том, как пятидесятилетние сейчас только входят в облегченный уровень новых технологий, но отец не слушал. Разговор закончился на плохой ноте, это тяготило меня, однако я не знал, что еще практического ему посоветовать.

Сходил в «Увайима-Йа» и купил несколько пачек макарон «яки соба» марки «НЛО», которые опускают в горячую воду в их собственной маленькой пластиковой мисочке. Среди всей суматохи по поводу обеда Майкла с Биллом нам с Карлой удалось-таки перекусить вместе. Я спросил у нее, на какие семь тем она мечтала бы отвечать в программе «Своя игра»; рассказал ей, какие предпочтения у остальных, она приняла их во внимание, а затем, накручивая макароны в пластиковой миске, сказала: «Наверное, следующие:

• Фруктовые сады.

• Собаки породы Лабрадор.

• История телефонных проделок.

• Детективные романы.

• Чипы «Интел».

• Реплики Хэла в «Космической Одиссее 2001».

• Мои родители — психопаты.

— Дэн, у меня к тебе вопрос о личности: что больше всего отличает одного человека от другого?

Я приготовился тут же выпалить ответ, однако потом…

Вначале ответ на этот вопрос казался слишком очевидным, но когда я задумался, то понял, какой он сложный и угнетающий, ведь не так уж многое выделяет одного человека из совокупности всех остальных. Ну что, к примеру, отличает одну крякву от другой кряквы? Чем один медведь гризли отличается от другого? Если всерьез задуматься, понятие «личность» очень расплывчато и безосновательно.

— Их индивидуальность? — робко ответил я. — Их, типа… душа?

— Может быть. Мне кажется, я сама начинаю верить в теорию о душе. В июне я ездила в свою школу на вечер встречи выпускников. Тела моих одноклассников, конечно же, постарели за десяток лет, но сущность каждого из них осталась практически той же самой, какой была, еще когда мы все ходили в детский садик. Их дух остался прежним, что ли. Дана Маккалли все такая же надувала, Норманн Тиллих остался тем же приколистом, Айлин Келсо до сих пор ужасно наивна. Возможно, их тела выглядят по-другому, но под кожей они остались абсолютно теми же личностями. В тот вечер я решила, что у человека действительно есть дух. Глупо, конечно, в это верить. То есть глупо для такого логика, как я.

После обеда, когда постепенно вернулась реальность, пришел мой «босс» Шо для сеанса попечительства. У Шо всегда все схвачено и за все заплачено. Если бы вы решили истребить всех программных менеджеров одного за другим, он оказался бы последним — у него в подчинении целых четырнадцать подотчетных (рабов).

Шо очень хотел, чтобы у меня была какая-нибудь сочная проблема, а он помог бы мне с ней разобраться, но единственная проблема, о которой я мог думать, было то, что мы ни в жизнь не успеем выполнить работу к сроку за семь дней. А теперь к тому же Майкл уехал, то есть работы всем добавится. Но эта проблема была недостаточно сочной для Шо, так что он ушел в поисках более экзотически озабоченного работника.

Шо немного за сорок, он один из, наверное, двенадцати сорокалетних в Городке. Невольно приходится уважать того, кому уже сорок с хвостиком, а он все еще связан с компьютерами: технологии у них уже в самом нутре — это достойно почитания. Шо помнит еще флинтстоуновскую эру компьютеров с перфокартами и маленькими птичками внутри машин, которые пронзительно кричали: «Это жизнь!»

Единственное, что мне не нравится в Шо, так это то, что, заняв пост менеджера, он перестал быть кодировщиком. Работа менеджера заключается только в руководстве и бумажной волоките, никакого творчества. А уважение основывается на том, какой ты технарь и сколько кодов ты пишешь. Управляющие либо пишут коды, либо нет, и по-моему, сегодня намного больше некодирующих менеджеров. Призраки «Ай-Би-Эм».

Шо вообще-то в прошлом месяце одобрил мой полугодовой производственный отчет, так что личной злобы я на него не держу. Честно говоря, все дело не в иерархической должности: тот человек, у которого максимум информации, необходимой для принятия какого-либо решения, и принимает это решение. И все равно в кризисной ситуации я оказываюсь пушечным мясом.

Кроме того, Шо родился в пятидесятые годы; он и иже с ним ответственны за то (позвольте мне немного поразглагольствовать), что называется «Юнитэйп» — бесконечный цикл тихой, нейтральной музыки, которая играет абсолютно на всех мероприятиях в «Майкрософте». Она так раздражает, вкрадчиво внушая что-то вроде: «Мы не такие, как наши родители, мы попираем условность». Однажды она превратит весь до-тридцатилетний контингент компании в толпу обезумевших почтовых работников, которые неистово шагают по зданию Администрации с ножницами и зажигалками «Бик».

Проверил «ВинКвоут»: за день акции упали на 85 центов. Это значит, что сегодня Билл потерял 70 миллионов баксов, в то время как я, на фиг, потерял только лишь все. Но угадайте, кто будет спокойней спать?

Мы корпели до часа ночи, я отвез Карлу и Тодда домой, прежде забежав в «Сэйфуэй» за угощением. У кассы, пока платили за йогурты и нектарино, мы впали в обычные рассуждения зануд о будущем компьютеров.

Карла сказала:

— Невозможно раз-изобрести колесо, радио и, если уж на то пошло, компьютеры. Еще долго после нашей смерти компьютеры будут продолжать развиваться, и рано или поздно — вопрос не «если», а «когда» — будет создано Существо со своим собственным интеллектом. Произойдет ли это через десять лет? Через тысячу лет? Все равно. Существо появится неизбежно. Это случится. Его нельзя раз-изобрести.

Главный вопрос в том, будет ли это Существо чем-то отличным от человека? Группы, работавшие над созданием искусственного интеллекта, признают, что им не удалось сотворить интеллект путем копирования человеческих логических процессов. Работники компании «Искусственный Интеллект» надеются создать имитирующие жизнь программы, которые будут скрещиваться между собой, симулируя миллионы лет эволюции, происходившей благодаря перекрестному скрещиванию, и в итоге породят разум — Существо. Но, вероятнее всего, не человеческое Существо, а лишь созданное по образу и подобию человеческого разума.

Я сказал:

— Ну, Карла, мы же люди — мы можем знать только наш собственный разум, откуда нам узнать какой-то другой тип разума? Каким еще может быть это Существо? Оно возникнет из нашего разума — по крайней мере первоначальные алгоритмы. Мы ничего другого не сумеем выдать, кроме человеческого интеллекта.

Тодд сказал, что именно Существо так пугает его ультра-религиозных родителей. Он сказал, что больше всего они боятся того дня, когда люди позволят машинам проявлять инициативу, — дня, когда мы позволим машинам воплощать их собственные идеи.

— О Боже, я застряла в фильмах категории «В» 50-х годов, — сказала Карла.

Позже, вернувшись в свою комнату, я стал размышлять над нашим спором. Может, Существо — это то, что тайно мечтают создать люди, не имеющие никакого представления о загробной жизни — разум, который будет поставлять им конкретные детали, снабжать представлениями.

Возможно, нам нравится верить, что Билл знает, каким будет Существо. Это придает нам ощущение, что есть некая моральная сила, держащая технологический прогресс в узде. А вдруг он и вправду знает? С другой стороны, может быть, Билл просто ставит перед компанией определенную цель за неимением каких-либо других. Ну, в смысле, если бы не культ Билла, это место было бы просто болотом — огромная хорошая компания офисного обслуживания. Чем она в принципе и является. Если серьезно-то подумать.

Четверг

Проснулся в 8.30 и позавтракал в кафетерии — больше никаких хрустящих хлопьев по крайне мере неделю, с меня хватит.

За овсянкой мы с Багом разглядывали нескольких работников-иностранцев — из Франции, что ли, — которые курили на улице, в холоде и под дождем. Только иностранцы курят там и постоянно кучкуются в маленьких печальных группах. Внутри курить везде запрещено. Похоже, они это усвоили.

Мы решили, что французы никогда не смогли бы написать дружелюбные программы, ведь они такие грубые; они изобрели бы маленькую иконку для главного официанта, кликнув по которой, вас заставили бы ждать нужный файл 45 минут. Неудивительно, что концепция дружелюбности программного обеспечения разработана на Западном побережье. Парень, изобретший улыбающееся лицо, сейчас баллотируется в мэры Сиэтла. Серьезно, это было в новостях.

Maма позвонила в ту самую минуту, когда я вошел в офис. Она заглянула в гараж сегодня утром — жарким, сухим пало-альтовским утром с белым солнечным светом, пробивающимся сквозь щели вокруг гаражной двери. Отец снова был там в голубом деловом костюме «Ай-Би-Эм» и галстуке, стоя в центре своего железнодорожного убежища высотой по пояс, в форме буквы U, освещенный лишь одним тусклым лучом с потолка, и нажимал на кнопки, заставляя поезда маневрировать, ездить и разгоняться по горам и мостам.

Мама решила, что больше так продолжаться не может, отцу уже пора с кем-то поговорить, нужно, чтобы его выслушали. Она пододвинула одну из бамбуковых табуреток из комплекта коктейльного бара, оставшуюся после ремонта в подвале, отложила свой обычный недостаток энтузиазма по поводу модельных поездов и начала расспрашивать о них отца, словно ей очень интересно: «Покажи и расскажи».

— Инфраструктура его железной дороги сильно разрослась с тех пор, как ты был здесь в последний раз, Дэнни, — сказала она мне. — Теперь тут целый городок, горы стали круче, и на них «растет» много тех зеленых пенопластовых деревьев. Прямо как город под названием Совершенство, в котором все мечтали бы жить. Теперь тут есть и церковь, и супермаркеты, и товарные вагоны, есть даже маленькие бомжики, живущие в вагонах. А еще есть…

Наступила пауза.

— Что, мам?

Долгая тишина.

— Еще… о Дэнни.

Ей было нелегко.

Я спросил:

— Мама, ну что же?

— Дэнни, на вершине холма, словно паря над городом, стоит маленький белый домик, на отшибе от всего остального пейзажа. И вот среди прочих вопросов я спросила у него: «О, а что это там за дом?» — и он, даже не дрогнув, ответил: «Там живет Джед».

Мы оба замолчали. Мама вздохнула.

— А что, если я завтра приеду в Пало-Альто? — спросил я. — Тут у меня нет ничего срочного. Видит Бог, мне причитается достаточно свободного времени.

Снова тишина.

— Ты правда смог бы, милый?

Я сказал:

— Да.

— Думаю, это замечательно.

Мне было слышно, как гудит холодильник в Калифорнии.

— Сейчас на рынке так много консультантов, — сказала мама. — Все говорят, что если тебя сократили, ты можешь стать консультантом, но твоему отцу 53, Дэн. Он уже не молод и никогда не был борцом по натуре. То есть он же работал в «Ай-Би-Эм». Мы действительно понятия не имеем, что будет дальше.

Я позвонил турагенту в Бельвью и заказал билет до Сан-Хосе по карточке «Виза». Я не стал проверять электронную почту и попытался сосредоточиться на вчерашнем стресс-тесте, но мой мозг тормозил. Вчера обнаружилось два сбоя в коде; отчет уже так близко, а у нас все еще сбои!

Я попробовал побродить по коридорам, чтобы отвлечься, однако мир как-то изменился. Майкл укатил в Купертино (с моим чемоданом); Эйба в офисе не было: отпросился на день и ушел в плавание в Пьюджит-Саунд с какими-то богатенькими дружками; Баг с самого завтрака впал в безумное настроение и повесил на своей двери записку «Проваливай!»; Сьюзан готовилась к своей Инвестиционной Вечеринке. А еще одного человека, которого я хотел бы увидеть — Карлы, — тоже не было на месте.

Я свесился через перила в центральный атриум, глядя на выставленные на витринах картины и на конченых кретинов, растянувшихся внизу на диванах; в этот момент мимо проходил Шо. Пришлось изобразить энергичность, уверенность и оптимизм по поводу предотчетной запарки.

Шо сказал, что Карла ушла с Кентом по каким-то маркетинговым делам; сразу захотелось убить Кента, что было крайне неразумно и очень на меня не похоже.

Утро дегенерировало в «Тысячедолларовый День». Так я называю те дни, когда даже если ты скажешь всем своим знакомым: «Я дам вам хрустящую тысячедолларовую банкноту, если только вы мне позвоните и вытащите меня из депресняка», все равно никто не позвонит.

Я получил всего восемнадцать сообщений по электронной почте, большинство — обычный хлам. И «Вин Квоут» колебался лишь на центы. Никто не разбогател, никто не обеднел.

Где-то в 3.00 полил дождь, и я вышел погулять по Городку, чувствуя себя совершенно несчастным. Я разглядывал все автомобили, припаркованные на стоянке, и устал даже от мысли о том, сколько энергии ушло у этих людей на то, чтобы найти ту самую машину. И еще я заметил во всех автомобилях Городка нечто сумрачное: ни на одном из них нет никаких наклеек на бамперах, как будто все они подвергаются цензуре. Наверное, это свидетельствует о страхе чего-то.

Ох уж эти маленькие страхи! Страх произвести недостаточно; страх не найти маленький с красными буковками акционерный конвертик в своем отделении для бумаг; страх потерять ощущение, что ты вообще еще что-то производишь; страх по поводу медленного сокращения льгот внутри компании; страх того, что годы роста никто не вернет; страх того, что на самом деле всем процессом руководит чья-то цель; страх увольнения… О Боже, вы только меня послушайте. Какой пессимист! Я думаю, было бы намного легче разливать «эспрессо» в Линвуде, оставив позади себя герметичную, как в фильме «Биосфера-2», атмосферу «Майкрософта».

Это заставило меня задуматься. Я огляделся и заметил, что если взять все живое в Городке «Майкрософта», разделить на категории и подсчитать биомассу, то получится:

• 38% пырея жесткого «Кентукки»;

• 19% человеческих существ;

• 0,003% Билла;

• 8% пихты бальзамической;

• 7% кедра восточного красного;

• 5% тсуги;

• 23% прочее: вороны, березы, насекомые, черви, микробы, рыбки в аквариумах у зануд, декоративные растения в кулуарах…

Домой вернулся рано, в 17.30, там никого. Сьюзан разложила два картонных столика, а в остальных отношениях столовая была пустой, ожидала закусок. Эйб одолжил Сьюзан свою священную звуковую систему «Ти-Эйч-Экс Долби» на вечеринку плюс два адирондакских кресла, сделанных из старой кожи. Но место это все равно выглядело немного пустынным.

Какой-то сегодня Безлюдный День…

Ближе к сумеркам все завертелось. Эйб вернулся из плавания и завел старые мелодии «Хьюман Лиг», которым подпевал из душа. Сьюзан вернулась от поставщиков провизии с пакетами, полными еды, которые я помог ей внести и расставить: лапша «Путтанеска», тайские макароны, пицца «Кальцонэ», «Читос» и корнишоны. Баг и его ожесточенные друзья-психи прибыли с широким ассортиментом пива; они были в хорошем настроении и разыгрывали дешевые сцены из «Бумажной копии» и «Текущего романа», жутко развеселившись и съев половину угощения для вечеринки Сьюзан, пока та переодевалась.

К 20.00 начали прибывать другие гости, привозя бутылки вина, и к 21.00 дом, который всего два часа назад был мрачной дырой, наполнился весельем и музыкой «Ю-ту».

Около 21.30 Сьюзан говорила со своими друзьями, рассказывая, что акции перешли в ее владение как раз вовремя:

— Я из правополушарного человека превратилась здесь за последние 18 месяцев в левополушарного и недолго смогла бы еще продолжать кодировать. В любом случае считаю, что эра инвестиций подходит к концу.

В этот момент в моей комнате зазвонил телефон. (В нашем доме девять линий. Телефонная компания «Пасифик Белл» либо нежно любит, либо отчаянно ненавидит нас.) Я извинился и пошел отвечать.

Это была мама.

Оказывается, отец только что вылетел из Пало-Альто в Сиэтл, поддавшись минутному порыву, Она вернулась с работы в библиотеке и нашла записку на двери. Я спросил, во сколько приземлится его самолет, и она ответила — в момент нашего разговора.

Так что я вышел и сел на обочине возле дома. На улице было прохладно, я накинул свою старую баскетбольную университетскую куртку. С холма спустилась Карла, поздоровалась и села рядом со мной, держа в руках упаковку двенадцати банок пива, которая казалась несоизмеримо огромной для ее маленьких рук. По моей позе она поняла, что у меня не все в порядке, но ни о чем не спрашивала. Я просто сказал:

— Мой отец только что прилетел сюда — он совершенно не в себе. Скоро должен подъехать.

Мы сидели и смотрели на вершины деревьев и слушали шелест ветра.

— Я слышал, ты весь день обсуждала какие-то маркетинговые дела с Кентом, — сказал я Карле.

— Да уж. Толку от этого было мало. Очень скучно. Он противный тип.

— Знаешь, весь день я мечтал отлупить его.

— Правда? — спросила она, искоса взглянув на меня.

— Да, правда.

— Ну, это не очень логично, не так ли?

— Конечно.

Затем Карла взяла мою руку, так мы и просидели, Выпили несколько банок пива, поздоровались с псом Мишкой, который забрел навестить нас, а потом пошел вздремнуть под батутом. А мы наблюдали за машинами, подъезжавшими к дому, ожидая ту, что привезет моего отца.

Он приехал вскоре во взятой напрокат машине, в стельку пьяный (не представляю, как ему это удалось), выглядел усталым и испуганным, с большими мешками под глазами и немного не в своем уме.

Отец припарковался, покачивая фарами, прямо напротив нас на другой стороне улицы. Мы сидели и смотрели, как он сделал глубокий вдох, откинулся на сиденье, уронив голову вперед. Затем повернулся к нам и, немного застенчиво, сказал в открытое окно:

— Привет.

— Привет, пап.

Он перевел взгляд себе на колени.

— Пап, это Карла, — сказал я, все еще сидя.

Он снова посмотрел на нас.

— Привет, Карла.

— Здравствуйте.

Мы сидели на противоположных сторонах дороги. Дом позади нас превратился в праздничный жужжащий улей. Отец не отрывал взгляда от своих ног, поэтому мы с Карлой встали и подошли к нему, и тогда только увидели, что он крепко зажимает что-то между колен, и по мере того как мы приближались, он сжимал это все сильнее. Казалось, будто он боится, что мы можем отнять у него нечто драгоценное, и когда мы приблизились, я узнал старый футбольный шлем Джеда, шлем маленького мальчика, раскрашенный в старые школьные цвета.

— Дэнни, — сказал он, глядя не мне в глаза, а на шлем, который он полировал своими постаревшими руками, — я до сих пор скучаю по Джеди. Я не могу избавиться от мыслей о нем.

— Я тоже скучаю по Джеду, пап, — ответил я. — Я думаю о нем каждый день.

Он прижал шлем к груди.

— Ладно, пап, давай выбираться из машины. Пойдем в дом. Там мы сможем поговорить,

— Я не в силах притворяться, что больше о нем не думаю. Это убивает меня.

— Я чувствую то же самое, папа. Знаешь, у меня такое ощущение, что он все еще жив и всегда идет на три шага передо мной, прямо как царь.

Я открыл дверь; мы с Карлой взяли отца, прижимавшего шлем к груди, под обе руки и повели в дом. Его появление вызвало некоторый интерес в толпе. Мы пошли в комнату Майкла, где положили отца на кровать.

Он еще пытался разглагольствовать:

— Смешно получается: все, что, как ты думал, никогда не прекратится, как оказалось, исчезает самым первым; «АЙ-Би-Эм», Рейганы, коммунизм Восточного блока. Становясь старше, понимаешь, что самое главное — выжить любой ценой.

— Пап, мы еще об этом не знаем.

Я снял с него обувь, и какое-то время мы с Карлой сидели рядом с ним на двух офисных стульях. Машины Майкла жужжали вокруг нас, а единственным источником света был маленький ночник. Мы сидели и смотрели, как отец приходит в сознание и снова уплывает.

Он сказал мне:

— Сын, ты мое сокровище. Ты мой первенец. Когда врачи убрали руки от твоей матери и подняли тебя к небу, ты был, точно клад с жемчугом, бриллиантами и рубинами, весь покрытый липкой кровью.

Я сказал:

— Пап, не говори так. Отдохни немного. Ты найдешь работу. Я всегда буду с тобой. Не переживай. У тебя еще многое впереди. Вот увидишь.

— Теперь это ваш мир, — сказал он, дыхание его стало глубже, он повернулся и уставился на стену, которая ходуном ходила от музыки и визга тусовщиков. — Это ваш мир.

И вскоре после этого отец уснул на кровати — на кровати Майкла, в комнате Майкла.

Перед тем как уйти, мы выключили свет и еще раз взглянули на темное теплое очертание фигуры моего отца, лежавшего на постели, озаренного созвездием красных, желтых и зеленых огоньков дремлющих и видящих сны машин Майкла.