Только богатый может стать духовным: то, что материально необеспеченный сможет когда-либо стать духовным, - полный абсурд.
Р. Ошо
Средний человек невежествен, не пробужден и не просветлен.
Р. Ошо
Рай там, где распускаются цветы твоего истинного Я.
Ад там, где твое Я топчут, а тебе что-то навязывают.
Р. Ошо
Старение - на это способно любое животное.
Взросление - это исключительное право человеческих существ.
Но лишь немногие требуют своих прав.
Р. Ошо
Антропотехника [406]. Ошо был великим мастером саморекламы (хотя делал это с абсолютной естественностью) и массовой работы с людьми. Он настаивал на трезвом отношении к сказкам посторонних, конкурирующих организационных духовно-религиозных структур, чтобы не давать их адептам одурачивать себя. По сюжету одной из его притч, мулла Насреддин зашел однажды в парикмахерскую, посмотрел на расценки и увидел такой пункт: Опаливание - 5 долларов. Он спросил, почему так дорого.
«Каждый волосок - это крошечная полая трубка, - пояснил парикмахер. - Когда кончики открыты, энергия тела просачивается наружу. После стрижки полезно опаливать волосы, чтобы дырочки на кончиках волос закрылись и энергия не протекала. Иначе с каждой стрижкой волосы и все тело будут слабеть».
«Постойте-ка! - воскликнул мулла. - А как насчет подбородка? Я каждый день бреюсь, а щетина все гуще и жестче. Как вы это объясните?»
«Очень просто, - ответил парикмахер. - Вы просто не из тех, для кого предназначены мои сказки!»
Имеет смысл отметить, что индивидуальные антропотехники, то есть комплексы прикладных технических знаний для работы человека с человеком в целях его подчинения, возникают испокон веков. Именно в таком ключе работали со своим окружением первые жрецы, шаманы, служители самых разнообразных культов и, наконец, основоположники любых новых религий - Посвященные.
Сама идея необходимости создания научных антропотехник возникает в XX в. как философский ответ на вызов тоталитарных идеологий, продемонстрировавших столь же эффективные, сколь и антигуманные технологии процесса воспитания «нового человека». Первые попытки формулировок технического отношения к человеку возникали в рамках объяснительных философских теорий (философская антропология М. Шелера, антропософия Штейнера и др.). Для философского отношения к антропотехнике характерно формальное употребление категорий «человек» и «человеческое», направленное на формулировку принципов мышления об этом и решение проблемы принципиальной подверженности человека искусственным воздействиям и их ограничениям. Одним из ведущих мотивов для этих философских размышлений выступает расширение человеческих возможностей и границ.
После Первой мировой войны антропософия эмансипируется от философии и начинает складываться как синтез воспитательных, психотерапевтических, а иногда и эзотерических практик. В нее входят методы работы с сознанием, психическими процессами, телесностью из христианства с его практиками медитации и аскезы, а также из восточных религий и культов. Разрабатываются и изобретаются различные формы тренингов: от аутотренинга начала XX ст. до заимствования методов и элементов йоги и подобных практик. По мере накопления знаний, методического оснащения и опыта происходит институционализация отдельных ант- ропотехнических подходов. Иногда они институционализируются в традиционной деятельности, например в педагогике (вальдорфская педагогика Штейнера), в психотерапии, иногда за пределами традиционной деятельности (в эзотерических, харизматических сектах, молодежных сообществах, маргинальных группах, авангардистских течениях искусства).
В последние годы XX в. антропотехника начинает рассматриваться как рефлексия многочисленных форм воздействия на сознание, психическую организацию и телесность человека, по большей части неконтролируемых в самих этих практиках. С ее появлением существенно расширяются представления о человеке: человеческий феномен перестает рассматриваться как натуральный, природный, биологический и все больше выступает как принципиальная возможность, потенциальность. Человек снова начинает рассматриваться в категориях «замысла», «проекта», «цели», «образа и подобия».
В своей деятельности Ошо, безусловно, использовал самые разнообразные антропотехники, обладавшие весьма эффективным потенциалом и ресурсами воздействия на массы даже слегка разуверившихся людей.
Идея превращения в «ничто» у Раджниша Ошо: от Будды и Ницше к Айванхову [394; 395; 409]. По мнению Раджниша, все поступки непросветленного человека - всего лишь реакции. Только просветленный способен на действие: так, Ошо рассказывал, как Будда шел через деревню.
Несколько человек бросали в него камни, унижали и оскорбляли его. Будда сказал им: «Я должен срочно идти в другую деревню. Если вы закончили беседу, могу я уйти? Но если у вас еще есть камни, которые можно бросить, может быть, мне стоит еще немного подождать? Но я не могу ждать слишком долго. Мне надо пораньше добраться до другой деревни».
Те ответили: «И ты называешь это беседой? Мы откровенно оскорбляли тебя, унижали тебя и кидали в тебя камни. Разве ты не видишь, что это унижение, что это оскорбление? Но в твоих глазах, похоже, даже нет никакого гнева».
Будда сказал: «Если бы вы пришли десятью годами раньше, вам бы удалось разозлить меня. Тогда я не был хозяином самому себе. Все мои поступки были механическими. Если кто-то уважал меня, я был доволен, а если кто-то унижал меня, я чувствовал себя оскорбленным. Все эти действия были чисто механическими; в то время я не был их хозяином. Но вы немного опоздали. Теперь я хозяин самому себе. Теперь во мне нет ничего механического. То, чего я не хочу делать, не происходит. Происходит лишь то, что я хочу делать».
Как в свое время писал знаменитый европейский эзотерик Айванхов, творивший на пару десятков лет ранее Радж- ниша, «люди привыкли мстить за зло, которое им причинили. Им дали пощечину? Они считают нормальным вернуть в ответ одну, а то и две. Пинок?.. Два пинка. Этот инстинкт мести пришел к ним из далекой эпохи, когда они еще были животными. И сегодня, кстати, нет большой разницы: внешне мы стали в некотором роде мужчинами или женщинами, но внутренне!.. Мы стараемся победить своих врагов, используя против них способы, которыми пользовались они сами. Но если вы хотите изучить проблему с точки зрения Науки Посвящения, узнать ее мнение по этому поводу, то она даст ответ, который вовсе не похож на то, что думают все люди и что они делают.
Нельзя победить злых злобой, клеветников - клеветой, ревнивцев - ревностью или гневливых - гневом, потому что это означает отождествлять себя с ними и становиться на их уровень. Это так, потому что вы испускаете волны той же природы, что и они, и благодаря этому вы уязвимы: они могут достать вас через пространство и причинить вам зло. Чтобы иметь возможность защититься, быть неуязвимым, не надо оставаться на том же уровне, что и ваш враг, потому что здесь он вас сумеет настичь. Надо подниматься, подниматься как птицы, всегда стремящиеся ввысь. Подняться - это значит достичь более благородных, более чистых, более светлых областей, Божественных областей. Как только вы поднялись, благодаря воле, медитации, молитве, ваш враг уже не может вас достать, потому что ваши вибрации отличаются от его вибраций, и вы в безопасности. Вы даже забыли о его существовании!
Вот каким образом Посвященным, Мудрецам, великим Учителям удается победить своих врагов: благодаря их чистой, благородной, честной, светлой жизни...».
Здесь мы можем совершенно отчетливо наблюдать параллель учения-проповеди Айванхова и - еще более однозначно - существенно важных тезисов учения Раджниша Ошо с рядом оснований философии Фридриха Ницше, до сих пор, к сожалению, адекватно и заслуженно не освоенному мышлением XX в.
Особое значение для Ницше (как, впрочем, и для всей по психологии) представляло собой французское понятие ressentiment, слово, которое иногда переводят на русский язык как «реактивность», «злопамятность», «мстительность». Сам Ницше предпочитал, однако, употреблять это французское слово без перевода. Впоследствии оно приобрело большую популярность и стало использоваться в трудах многих европейских мыслителей.
Так, в книге М. Шелера «Ресентимент в структуре моралей» ее автор следующим образом объясняет значение данного феномена. Он пишет: «В естественном французском словоупотреблении я нахожу два элемента слова ресентимент: во-первых, речь идет об интенсивном переживании и последующем воспроизведении определенной эмоциональной ответной реакции на другого человека, благодаря которой сама эмоция погружается в центр личности, удаляясь тем самым из зоны выражения и действия личности. Причем постоянное возвращение к этой эмоции, ее переживание, резко отличается от простого интеллектуального воспоминания о ней и о тех процессах, ответом на которые она была. Это - переживание заново самой эмоции, ее после-чувствование, вновь чувствование. Во-вторых, употребление данного слова предполагает, что качество этой эмоции носит негативный характер, т.е. заключает в себе некий посыл враждебности... это блуждающая во тьме души затаенная и независимая от активности злоба, которая образуется в результате воспроизведения в себе интенций ненависти или иных враждебных эмоций и, не заключая в себе никаких конкретных намерений, питает своей кровью всевозможные намерения такого рода» [410, с. 10].
В философии Ницше ressentiment предстает в качестве движущей силы в процессе образования и структурирования моральных ценностей. Он характеризует его как смутную автономную атмосферу враждебности, сопровождаемую появлением ненависти и озлобления, т.е. ressentiment - это психологическое самоотравление, проявляющееся в злопамятстве и мстительности, ненависти, злобе, зависти. Однако взятые по отдельности все эти факторы еще не дают самого ressentiment, для его осуществления необходимо чувство бессилия. Истина первого рассмотрения - это психология христианства: рождение христианства из духа ressentiment, т.е. движение назад, восстание против господства аристократических ценностей. Моральный закон не существует a priori ни на небе, ни на земле; только лишь то, что биологически оправдано, является добром и истинным законом для человека. Поэтому только сама жизнь имеет ценность. Каждый человек имеет такой тип морали, который больше всего соответствует его природе. Из этого положения Ницше и выводит свою историю морали - вначале мораль господ (сильных людей), а затем победившая ее мораль рабов (победили не силой, а числом). Предпосылками рыцарски-аристократических квалификаций ценности выступают сила тела, цветущее, бьющее через край здоровье, а также сильная, свободная, радостная активность, проявляющаяся в танце, охоте, турнире,войне.
Параллельно с такого рода суждением существовал и жречески-знатный способ оценки (который впоследствии будет доминировать) со свойственными ему нездоровьем, пресыщением жизнью и радикальным лечением всего этого через Ничто (или Бога). Однако главной характеристикой такой оценки Ницше считает бессилие, из которого и вырастает затем ненависть, из которой, в свою очередь, и возникает рабская мораль. Евреи, жреческий народ, всегда побеждали своих врагов радикальной переоценкой их ценностей, или, по словам Ницше, путем акта духовной мести. Именно евреи рискнули вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности («хороший = знатный = могущественный = прекрасный = счастливый = боговозлюбленный»).
Для Ницше такой акт ненависти - это не вина, не преступление, а естественный ход истории морали: чтобы выжить и сохранить себя как народ, евреям необходимо было совершить акт бездонной ненависти (ненависти бессилия) - свою слабость они сделали силою. И теперь только отверженные, бедные, бессильные являются хорошими, только страждущие, терпящие лишения, больные являются благочестивыми и только им принадлежит блаженство. Христианство в полной мере унаследовало эту еврейскую переоценку. Так, заключает Ницше, именно с евреев начинается «восстание рабов в морали», т.к. теперь ressentiment сам становится творческим и порождает ценности.
Если всякая преимущественная мораль начинается из самоутверждения, говорит «Да» жизни, то мораль рабов говорит «Нет» всему внешнему, иному. Это обращение вовне, вместо обращения к самому себе как раз и есть, по Ницше, выражение ressentiment: для своего возникновения мораль рабов всегда нуждается в противостоящем и внешнем мире, т.е. чтобы действовать, ей нужен внешний раздражитель, «ее акция в корне является реакцией».
Ницше отмечает, что человек аристократической морали полон доверия и открытости по отношению к себе, его счастье заключается в деятельности. Наоборот, счастье бессильного выступает как наркоз, «передышка души», оно пассивно. Человек ressentiment лишен всякой открытости, наивности, честности к самому себе. Если сильным человеком овладевает ressentiment, то он исчерпывается в немедленной реакции, оттого он никого не отравляет. Таким образом, из неумения долгое время всерьез относиться к своим врагам проистекает уважение к ним, т.е., по Ницше, настоящая «любовь к врагам своим». Творчество человека ressentiment измышляет себе «злого врага» и, исходя из этого, считает себя «добрым». Первоначальная нацеленность ненависти постепенно размывается неопределенностью самого процесса объективации.
Таким образом, ressentiment у Ницше и Ошо в большей мере проявляется в той мести, которая не нацелена на какой- либо конкретный объект. Таким образом, ressentiment формирует чистую идею мести, он лучше всего «произрастает» там, где есть недовольство своим положением в иерархии ценности. Отсюда можно выделить две формы ressentiment:
1) месть, направленная на другого, т.е. другой виноват в том, что я не такой, как он;
2) месть, направленная на самого себя, самоотравление.
Если первая форма относится к экстравертируемой модели ressentiment - восстанию рабов в морали, то вторая относится к интравертируемой - аскетическому идеалу.
Одновременно, по Ницше, совсем не трудно догадаться, на чьей совести лежит изобретение «нечистой совести» - это человек ressentiment. Реактивный человек, исходя из своей перевернутой справедливости, наделяет наказание смыслом и видит в нем выгоду мнимую. Заслугу наказания видят в том, что оно пробуждает в виновном чувство вины, т.е., по определению Ницше, инструмент душевной реакции, которая и есть «нечистая совесть». Но, как отмечает философ, наказание, наоборот, закаляет и охлаждает; оно обостряет чувство отчужденности, усиливает сопротивление. Развитие чувства вины сильнее всего было заторможено именно наказанием. Зрелищной процедурой суда преступник «лишается возможности ощутить саму предосудительность своего поступка, т.к. совершенно аналогичный образ действий видит он поставленным на службу правосудию, где это санкционируется и чинится без малейшего зазора совести».
Проанализировав процедуры смыслов наказания, Ницше делает вывод, что в итоге наказанием у человека и зверя можно достичь лишь увеличения страха, изощрения ума, подавления страстей: «... тем самым наказание приручает человека, но оно не делает его «лучше» - с большим правом можно было бы утверждать обратное».
Собственная гипотеза Ницше о происхождении «нечистой совести» основывается на том, что инстинкты-регуляторы человека были сведены к мышлению, к сознанию, которые, с точки зрения философа, есть наиболее жалкий и промахивающийся орган. Теперь все инстинкты, не получающие разрядки вовне, обращаются внутрь, против самого человека: «Вражда, жестокость, радость преследования, нападения, перемены, разрушения - все это повернутое на обладателя самих инстинктов: таково происхождение нечистой совести».
С изобретением «нечистой совести», по Ницше, началось страшное заболевание, от которого человечество не оправилось и по сей день, - страдание человека человеком, самим собой, как «следствие насильственного отпарывания от животного прошлого, как бы некоего прыжка... в новые условия существования». Таким образом, «нечистая совесть» вначале была вытесненным, подавленным инстинктом свободы.
Это дало возможность закрепиться морали рабов, так как только нечистая совесть, только воля к самоистязанию служит предпосылкой для ценности неэгоистической, такой как самоотречение, самоотверженность и т.п. Из подавления свободы вырастает страх. Вначале это страх перед прародителями рода, потом в усиленной форме - перед Богом. Чувство задолженности Божеству не переставало расти на протяжении всей истории человечества.
Как отмечал Ницше, восхождение христианского Бога повлекло за собою и максимум страха, и максимум чувства вины на земле. Философ раскрывает комизм христианства, показывая в то же время гений христианства: Сам Бог жертвует Собой во искупление человека, Бог, Сам платящий Самому Себе из любви к Своему должнику. На этой почве родилась воля к самоистязанию - свершился человек нечистой совести. Теперь орудием пытки для него становится мысль, что он виноват перед Богом. Естественные склонности человека породнились с нечистой совестью, а неестественные (все эти устремления к потустороннему, в основе своей «жизневраждебные») стали истинными.
Для того чтобы теперь возродить человека, нужно великое здоровье. Ницше ждет прихода человека-искупителя, человека великой любви и презрения. Этот человек будущего (Заратустра-безбожник, Сверхчеловек) избавит нас от великого отвращения, от воли к Ничто, от нигилизма, «этот антихрист и антинигилист, этот победитель Бога и Ничто - он таки придет однажды Ницше называет традиционно трактуемого священника переориентировщиком ressentiment. Каждый страждущий инстинктивно ищет причину своих страданий, виновного, и хочет разрядиться в аффекте на нем, т.е. принять обезболивающее.
Здесь Ницше как раз и находит действительную физиологическую причину ressentiment; в роли нее выступает потребность заглушить боль путем аффекта. Священник соглашается со страждущим в том, что кто-то должен быть виновным, и в то же время указывает, что виновный и есть сам больной. В этом и заключается то, что можно было бы назвать переориентировкой ressentiment. Священник борется лишь с самим страданием, а не с его причиною. Средства, используемые для такой борьбы, до минимума сокращают чувство жизни (предписание крохотных доз радости, стремление к стадной организации и др.).
Итак, причину своего страдания больной должен искать в себе, в своей вине, а само свое страдание он должен понимать как наказание. В этом третьем рассмотрении Ницше дает ответ на вопрос о том, откуда происходит власть аскетического идеала, идеала священника, который на деле наносит порчу душевному здоровью человека, являясь воплощением воли к гибели. И дело вовсе не в том, что за спиной у священника действует Сам Бог, просто до сих пор это был единственный идеал. Самой страшной проблемой для человека было то, что его существование на земле было лишено всякой цели. Именно это и означает аскетический идеал: «Отсутствие чего-то, некий чудовищный пробел, обступающий человека, оправдать, утвердить самого себя было выше его сил, он страдал проблемой своего же смысла». Проклятием здесь было даже не само страдание, а его бессмысленность, которому аскетический идеал придавал некий смысл, единственный до сегодняшнего дня, что все-таки лучше бессмыслицы. Человек предпочитает хотеть Ничто, чем ничего не хотеть.
В аскетическом идеале было истолковано страдание, и чудовищный вакуум казался заполненным. Однако такое истолкование вело за собою новое страдание, которое связывалось с виной. Человек был спасен им, приобрел смысл, или, как пишет Ницше, спасена была сама воля. Но Ницше уже показал, чем для человека оборачивается такое спасение: еще большим страданием и утратой свободы.
Начало поражения аскетического идеала Ницше видит в искусстве, атеизме и философии, наделенной перспективным познанием. С того момента, когда отрицается вера в Бога аскетического идеала, появляется новая проблема: проблема ценности истины. Под перспективным познанием или зрением Ницше понимает то, что в обсуждении какого-либо предмета слово должно быть предоставлено как можно большему количеству аффектов: чем больше различных глаз, тем полнее наше понятие о предмете. Устранить же вообще аффекты, значит, по мысли философа, «кастрировать интеллект». Ницше видит противоположный идеал в Заратустре и в его учении о Сверхчеловеке. Только тогда, по его мнению, человек сможет сбросить оковы вины, греха и нечистой совести, а значит, выйти из-под власти аскетического идеала и духа мести, реактивности.
Ошо о Ницше. Как отмечал Ошо, «возможно, Фридрих Ницше - величайший философ, которого знал мир. Он велик также и в другом измерении, которого многие философы просто не осознавали: он прирожденный мистик.
Его философия не только от ума, она коренится глубоко в его сердце, и некоторые корни достигают самого его существа. Единственное, в чем ему не повезло, - это то, что он родился на Западе; так что он никак не мог найти ни одной тайной школы. Его размышления были глубокими, но он совершенно не представлял себе медитацию. Порой в его мыслях есть глубина медитирующего, порой - полет Гаутамы Будды; но, по-видимому, это происходило с ним спонтанно.
Он ничего не знал о способах просветления, о пути, приводящем к своему собственному бытию. Это создало в его существе невероятную неразбериху. Его мечты поднимались на высоту звезд, но его жизнь оставалась очень заурядной - в ней не было ауры, которую создает медитация. Его мысли не были его плотью и кровью. Они прекрасны, необычайно прекрасны, но нечто упущено; и это упущенное - сама жизнь. Это мертвые слова; в них нет дыхания, в них нет пульса...
Он - единственный из всех восточных и западных философов, у которого было, по крайней мере, представление о высотах человеческого сознания. Быть может, он не испытал их; конечно, он не испытал их. Он также думал о том, чтобы снова стать человеком. Эта идея, идея спуска с ваших вершин в мир, нисхождения со звезд на землю, никогда не приходила никому другому» [«3»].
При сопоставлении данных подходов Ницше и Ошо следует признать, что автор множества культурных провокаций из Индии в высшей степени удачно модернизировал антихристианский пафос ряда текстов гениального немца. И теперь сравним: согласно упомянутому Айванхову, на месть толкает инстинкт, а не мудрость: вас бьют, и вы, не раздумывая, бьете.
Болгарский эзотерик любил рассказывать историю про трех йогов, которые удалились в лес. Они молились, они медитировали, они хотели стать совершенными... Некто проходит мимо и дает пощечину первому из них. Что тот делает? Он вскакивает и возвращает две пощечины. Да уж, у этого есть надежда на совершенство! Второй тоже получает пощечину: он встает, чтобы ответить, но размышляет пару секунд и садится. Он, по крайней мере, умеет владеть собой. Что же до третьего... он даже не заметил, что получил пощечину, он продолжает медитировать. Есть разные уровни.
Первый йог принадлежит к категории обычных людей, всегда дающих отпор «по справедливости»... или даже несправедливости!
Второй принадлежит к категории умеющих владеть собой, потому что, размышляя, он сказал себе: «Не стоит давать отпор. Я только все усложню...».
Что касается третьего, то он уже настолько развит, что даже не чувствует ударов своего врага.
Ошо отнюдь не был столь оригинален, как могло показаться многим его восторженным последователям. Тем более, что вещать в Индии (как Раджниш) было - признаем прямо - намного проще, нежели проповедовать во Франции (как это осуществлял Айванхов).
Обретение пустоты [«БП»]. Ошо любил рассказывать в контексте этой проблемы «древнюю тибетскую историю».
Молодой человек очень интересовался эзотеризмом, таинственным. Он нашел святого, про которого было известно, что он знает много секретов, но трудно получить от него хотя бы один. Молодой человек сказал: «Я открою их. Я посвящу всю мою жизнь служению ему, и я получу ключи от тайны». Итак, он оставался вместе со старым святым.
Старик говорил ему: «Ты напрасно теряешь свое время. У меня ничего нет. Я - просто бедная старая душа. Поскольку я не говорю, люди думают, что я храню какой-то секрет.
Но мне просто нечего сказать, поэтому я и молчу».
Но человек сказал: «Меня не убедишь так легко. Тебе придется сказать мне секрет, который открывает дверь ко всем тайнам».
Старик устал от молодого человека, потому что все двадцать четыре часа тот был с ним; бедному старому святому приходилось заботиться о еде, просить у кого-нибудь одежду, которой с приближением зимы требовалось больше. Это стало тяжким бременем.
В конце концов, старик был сыт по горло. Он сказал молодому человеку: «Сегодня я скажу тебе секрет. Он не очень трудный. Он очень простой».
На Тибете есть обычная мантра, которую повторяют религиозные люди: ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ. Он сказал: «Все скрыто в этом».
Но молодой человек ответил: «Не дурачь меня: каждый знает эту мантру, это не секрет. Это самая известная мантра среди тибетцев».
Святой ответил: «Это правда, она широко известна. Но ключ для того, чтобы ее открыть, неизвестен. Знаешь ли ты ключ для того, чтобы открыть ее?»
Молодой человек сказал: «Ключ! Я никогда не слышал, что есть ключ, чтобы открыть ее!»
«В том-то и секрет! Ключ заключается в том, что когда ты повторяешь мантру, просто пять минут не думай об обезьяне».
Он сказал: «Ты старый идиот! Всю свою жизнь я никогда не думал об обезьяне. Почему я должен думать о ней сейчас?»
Он заторопился вниз из храма, где жил старый святой. Но странно, несмотря на то, что он не произносил мантру, обезьяны начали приходить, хихикать. Он закрывал свои глаза, и они были здесь. И куда бы он ни бежал, они были здесь. Они были не снаружи, они были внутри его головы. И медленно толпа становилась все больше. Куда бы он ни бросил взгляд, везде обезьяны и обезьяны, делающие все что угодно!
Он сказал: «Мой Бог, это ключ? Я кончен. Я еще даже не начал мантру». В конце концов, он решил: «Приму хорошую ванну и избавлюсь от всех этих обезьян». Но чем больше он отгонял их, тем больше они прыгали к нему. Он принял ванну, он зажег курения, он сел в позу лотоса, но что бы он ни делал, обезьяны наблюдали со всех сторон. Он подумал: «Странно - обезьяны никогда не посещали этот дом...» Целую ночь он пытался, но так и не смог повторить простую мантру ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ без обезьян, прыгающих к ней. К утру он устал. Он сказал: «Это старый святой, я убью его! Что за ключ?»
Утром он прибежал к старому святому с просьбой: «Пожалуйста, возьми обратно свой ключ. Я уже почти сошел с ума!»
Старик сказал: «Именно поэтому я никому не говорил про него, ключ очень трудный. Теперь ты понял, почему я молчал?»
Он сказал: «Я не хочу слышать ни одного слова от тебя. Просто возьми этот ключ назад и позволь мне уйти домой. И я не хочу, чтобы эти обезьяны последовали за мной!»
Святой сказал: «Если ты вернешь ключ назад, никогда больше не повторяй эту мантру снова. Иначе обезьяны снова придут! Я не смогу изменить это, они не в моей власти».
Человек оставил мантру и оставил ключ. Он спустился по тем же ступеням и не увидел ни одной обезьяны. Он закрыл глаза, а обезьян тоже не было. Он посмотрел вокруг и не увидел обезьян. Он подумал: «Это странно...» По пути он решил попробовать, что случится, если он скажет: «ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ», и закрыл глаза.
И обезьяны вновь пришли, со всех сторон и направлений!»
О механизме обретения просветления [«А»]. Этот - самый деликатный - момент многих эзотерических учений Ошо характеризовал следующим образом: «Настал тот момент, когда ты ясно видишь всю тщетность своих усилий. Ты уже сделал все, что можно, но ничто не принесло успеха. Ты сделал все, что в человеческих силах. Что еще остается? В этой полной безнадежности ты бросаешь все попытки. И в тот день, когда я прекратил поиски, когда перестал к чему-то стремиться и вообще на что-то надеяться, - в тот самый день это и началось. Из ниоткуда пришла новая энергия. У нее не было источника. Она пришла из ниоткуда и распространялась повсюду. Она была в деревьях, камнях, небе, солнце и воздухе - везде. Я так долго искал, я считал, что цель где-то далеко, - а все было так близко, совсем рядом! Я направлял свой взор в даль, за горизонт, и глаза перестали замечать то, что было вблизи.
Когда исчезли усилия, исчез и я сам, ведь человек не может существовать без усилий, без желаний, без устремления. Эго, личность, я - это не устойчивое явление, а процесс. Это не какая-то внутренняя субстанция, потому что мы вынуждены каждый миг воссоздавать ее заново. Все равно, что кататься на велосипеде: ты едешь, пока жмешь на педали...
Эго существует, потому что мы продолжаем давить на педали желания, продолжаем к чему-то стремиться, стараемся прыгнуть выше головы. Вот в этом кроется сама сущность эго - в желании подпрыгнуть выше себя, ворваться в будущее, перемахнуть в завтрашний день. Эго возникает при прыжке в то, чего еще нет. Оно рождается из того, чего нет, и потому похоже на мираж. В нем есть только желание - и ничего больше. В нем есть только порыв, стремление.
Эго живет не настоящим, а будущим. Когда живешь будущим, эго кажется чем-то вполне ощутимым. Но если задерживаешься в настоящем, оно остается миражом и начинает постепенно растворяться.
В тот день, когда я перестал стремиться... Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: в тот день, когда исчезло стремление... Желание невозможно остановить, его можно только постичь. Само постижение желания означает его исчезновение. Запомните, никто не в силах прекратить желать, а подлинная реальность проявляется лишь после того, как исчезает желание...
Желания существуют, а будды продолжают повторять, что нужно избавляться от желаний, - и следом заявляют, что нельзя прекратить желать. Что делать? Человек сталкивается с дилеммой. Он постоянно чего-то хочет. И ему вначале говорят, что это нужно прекратить, а потом - что это невозможно прекратить. Что же, собственно, делать?
Желание нужно постичь. И его можно постичь, для этого достаточно понять его тщетность. Нужно прямое восприятие, непосредственное проникновение в суть вещей.
В тот день, когда исчезли желания, я чувствовал себя беспомощным и утратившим надежду. Надежда пропала, потому что пропало будущее. Надеяться было не на что, ведь уже ясно было, что все надежды тщетны, они не сбываются. Ты бегаешь по кругу. Мечта манит за собой, оставаясь за пределами досягаемости. Она создает все новые миражи и искушает: Давай, беги быстрее - и ты дотянешься. Но сколько ни беги, мечта все так же далека, она отдаляется, как линия горизонта. Горизонт виден, но до него никогда не дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдаляется ровно на шаг. Чем быстрее бежишь, тем быстрее уходит в даль он. Если замедлишь шаг, он тоже приостановится. Очевидно одно - расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым...
Мы не в силах сократить расстояние между собой и мечтой. Надежда - это горизонт. Мы пытаемся дотянуться до горизонта, до надежды, до переброшенного в будущее желания. Желание - это мост, но мост воображаемый, потому что сам горизонт - тоже мираж. Туда нельзя протянуть настоящий мост, его можно только вообразить. Человек не может коснуться того, чего нет.
В тот день, когда исчезли желания, когда я заглянул в их сущность и понял, что они всегда тщетны, я почувствовал себя беспомощным и лишившимся надежд. Но в тот же миг что-то начало происходить. Началось то самое, к чему я стремился на протяжении многих жизней и чего никак не мог достичь. Единственная надежда - в ощущении безнадежности, единственное исполнение желаний - в отсутствии желаний. И когда ты ощущаешь непостижимо глубокую беспомощность, весь мир вдруг начинает тебе помогать.
Вселенная ждет. Она видит, что ты работаешь над собой, и до поры ни во что не вмешивается, просто ждет. Она может ждать бесконечно долго, потому что не терпит суеты. Это сама Вечность. Но в тот миг, когда ты оставляешь попытки и исчезаешь, вся Вселенная мчится к тебе, наполняет тебя. Именно тогда все и начинается» [«А»].
Согласно учению Ошо, «просветление - очень индивидуальный процесс, и это приводит к множеству затруднений.
Прежде всего, нет никаких четких этапов, через которые непременно приходится пройти. Каждый проходит свои этапы, потому что за время многочисленных жизней каждый человек сталкивается с разными условиями.
Вопрос не в самом просветлении, а в наборе таких условий, формирующих жизненные пути. Эти условия индивидуальны, так как каждый человек идет своим путем... Нет никакой широкой дороги, есть только тропинки, но и они чаще всего нехожены. Нельзя войти в лес и сразу найти нужную тропу. Каждый должен сам проложить свою тропу - просто идти вперед.
Говорят, что путь к просветлению похож на птицу в небе, потому что тоже не оставляет следов. Никто не может пойти по следам летящей птицы. Такие следы исчезают, стоит птице улететь. Именно поэтому просветление невозможно обрести, за кем-то следуя... Иисус, Моисей, Мухаммед, Кришна - все те, кто говорят: Верь мне и иди за мной, - ничего не знают о просветлении.
Если бы они знали, то никогда бы не предлагали другим идти следом. По-настоящему просветленный понимает, что не оставляет следов. Для него слова иди за мной - полная бессмыслица.
С вами все может случиться совсем не так, как со мной. Вполне возможно, что кто-то будет жить обычной жизнью, а потом вдруг станет просветленным.
Если пятьдесят человек лягут спать в одной комнате, каждому приснится свой сон. Они будут спать рядом, но увидеть один и тот же сон нельзя. Это попросту невозможно, как ни старайся. Ваш сон будет вашим, мой - моим, мы перенесемся в разные места, увидим разные сны. И проснемся мы в разное время. Сновидения не могут быть общими.
Просветление - это пробуждение. Для просветленного все человеческие жизни - просто сны. Они могут быть хорошими либо плохими, кошмарами или чудесными фантазиями, но это все равно только сны.
И проснуться человек может в любой миг. Потенциальная возможность есть всегда. Порой для того, чтобы проснуться, приходится прилагать усилия... Но утром все уходит на задний план, и ты даже не размышляешь над тем, что тебе снилось. Когда понимаешь, что это был сон, страх становится бессмысленным. Ты уже не спишь, теперь не важно, каким был сон - дурным или приятным.
Это относится и к просветлению. Все придуманные пути к просветлению ставят перед собой одну задачу: создать те условия, в каких человеку легче проснуться. Но степень поглощенности сном у каждого своя. Некоторые спят очень глубоким сном. Но все пути к просветлению нужны только для того, чтобы встряхнуть человека, заставить его проснуться. Когда именно это случится, не может сказать никто. [...]
У каждого все происходит по-своему. По-своему ощущается и само просветление. Эта уникальность тоже вызывала немало недоразумений.
Если бы, например, я намеревался создать новую религию, основной ее догмой мог бы стать именно этот постулат: просветлению всегда должен предшествовать нервный срыв, то есть прорыв возможен только после срыва. Так и создавались все религии: одна личность навязывала всему человечеству свои собственные переживания, не учитывая индивидуальных различий. Та же проблема остается и после просветления. Махавира ходил голым, и потому его последователи уже двадцать пять веков тоже ходят голыми. Они полагают, что это необходимое условие просветления. Джайны не считают Будду просветленным именно потому, что он носил одежду! Личный опыт превращается во всеобщее, необходимое условие, но это просто глупо! [...]
Просветление - это песня, которую слагает сам человек. Незнакомая, новая, не похожая на другие песни. Никогда не сравнивайте просветленных, иначе поневоле поступите несправедливо по отношению к одному из них и даже к обоим. Кроме того, не поддавайтесь жестким представлениям. Следует обращать внимание на самое неуловимое, на текучесть. На текучесть, а не на твердо установленные правила. [...]
У просветленного нет готовых ответов, нет священных писаний, нет любимых цитат. Он просто тут, перед тобой. Он отражает, как зеркало, откликается тебе со всей силой и самоотдачей.
Вот что я называю текучестью, противоположностью жесткости. Не обращайте внимания на мелочи - что он ест, как одевается, где живет. Это не имеет значения. Учитесь у него любви, состраданию, доверию. Его доверие не слабеет, даже если им злоупотребляют. Вы можете воспользоваться его состраданием, предать его любовь - все это не имеет значения. Это ваши трудности, а не его. Его доверие, его сострадание и любовь останутся прежними.
В этой жизни его заботит только одно: как разбудить других. Что бы он ни делал, все его поступки преследуют только эту цель - помочь другим проснуться, потому что он сам уже проснулся и познал окончательное блаженство жизни» [«А»].
Коаны Раджниша [«ГС»]. Ошо через пример прояснял этот прием борьбы против избыточно деятельностного ума.
Великий философский деятель Рико однажды попросил одного Мастера дзен, Нансена, разъяснить ему старый коан о гусе в бутылке.
«Если человек сажает гусенка в бутылку, - сказал Рико, - и кормит его, пока тот не вырастет, как он сможет извлечь его наружу, не убив его или не разбив бутылку?»
Нансен громко хлопнул в ладоши и закричал: «Рико!».
«Да, Мастер», - сказал философ, вздрогнув.
«Смотри, - сказал Нансен, - гусь снаружи!»
По Ошо, «это зависит только от видения, это зависит только от состояния бдительности, пробужденности, дело только в том, чтобы проснуться. Гусь находится в бутылке, если вам снится сон; гусь никогда не был в бутылке, если вы проснулись. Во сне нет способа извлечь гуся из бутылки. Либо гусь умрет, либо придется разбить бутылку, но обе альтернативы недопустимы: нельзя ни разбить бутылку, ни убить гуся. И вот, взрослый гусь в маленькой бутылке... как вы можете извлечь его?»
Коан - это способ стимулирования мысли, поиска, напряженной работы мозга (от японского слова загадка); одна из двух важнейших практик буддизма чань (дзен), помогающая в достижении состояния сатори. Основной целью коана является «заглушить», «отключить» ум человека, препятствующий обретению высших духовных состояний.
Согласно учению дзен, поскольку все люди изначально обладают «природой Будды», постольку задача адепта состоит в ее реализации. После этого ему раскрывается сокровенный смысл бытия в его принципиальной «недвойственности»: то есть когда субъект и объект, Я и внешний мир представляют собой нерасчленимое единство. Постулируется, что сатори должно наступать внезапно, как вспышка молнии. Хотя сатори осознается на уровне конкретного индивидуального опыта, который не может быть адекватно выражен какими- либо словоформами, тем не менее, в традиции дзен, как правило, требовалось получение официальной печати-подтверждения со стороны наставника.
В дзен различается «малое сатори», то есть неполное и неокончательное, когда истинное понимание природы вещей только приоткрывается на короткий момент, и «большое сатори», ведущее к тотальному духовному преображению.
По мысли Д. Судзуки, описывающего состояние обретения сатори, «вся ваша умственная деятельность теперь носит другую окраску, более удовлетворяющую, более мирную и, как никогда раньше, полную радости... Отверженный бродяга, с которым дурно обращались не только другие, но и он сам, обнаруживает, что он стал обладателем всего богатства и власти, которых только может достичь смертный в этом мире. Если не это, то что еще может вызвать у него чувство самовосхваления?».
Первоначально в китайском языке термином «коан» обозначался официальный документ в судебной практике, но с VIII в. коан - это история из жизни патриархов чань, которые наставник предлагает адепту в качестве интеллектуальной задачи. Коан обязательно содержит парадокс, который решить рациональным способом невозможно. В классической средневековой литературе буддизма чань (дзен), содержащей изречения, диалоги, вопросы и загадки, фиксировались лишь высказывания, вызывавшие, по утверждению наставников, состояние сатори.
Разнообразных коанов было зафиксировано более 2000, из них 1700 принадлежат к их китайской версии. Классический пример: «Удар двумя руками - хлопок, а что такое хлопок одной рукой?» В качестве ответа, поиск которого мог длиться годами, предполагалось полное молчание.
Вопрос ученика: «Что есть дзен?» Ответ наставника дзен: «Кипящее масло над огнем».
Вопрос ученика: «Кем является Будда?» Ответ наставника дзен: «Тремя цзинями воска /около 1800 граммов. - Авт./».
Вопрос ученика: «Говорят, что все многообразие сводится к единому, но может ли быть уменьшено единое?» Ответ наставника дзен: «Когда я был в районе Дзина, у меня был плащ весом в 7 цзиней».
Любой конкретный вопрос, с точки зрения наставника дзен, абсурден, ибо вопрошающий, вычленяя факт из единства бытия, тем самым уже детерминирует его. Ответ наставника дзен абсурден по той же причине. Однако весь диалог иллюстрирует тождественность любого высказывания, тем самым имея смысл в системе буддизма чань (дзен). За коаном, отличающимся абсурдностью и нелепостью, необходимо отыскать глубокий внутренний смысл, наиболее удачный парадоксальный ответ.
Иные примеры коанов:
1) «Однажды монах спросил Шао-шаня: Существует ли высказывание, которое не было бы ни истинным, ни ложным? Шао-шань ответил: В белом облаке не увидишь ни следа уродства».
2) «Три монаха: Сю-фэнь, Чжинь-шань и Йень-тоу - встретились в саду храма. Сю-фэнь увидел ведро с водой и указал на него. Чжинь-шань сказал: Вода чиста и отражает образ Луны. Сю-фэнь сказал: Нет, нет, - это не вода, это не Луна. Йень-тоу перевернул ведро».
Коан должен полностью завладеть сознанием ученика, вытеснив прочие мысли, затем после ментального перенапряжения наступает внезапный прорыв, после чего смысл коана становится понятным. Многие коаны стали нормативными и их передают следующим поколениям.
Два наиболее известных китайских сборника коанов «Бияньлу» («Записки у бирюзовой скалы») и «Уменьгуань» («Застава без ворот») составлены в XI-XIII вв. Эти сборники применяются и японскими наставниками дзен, которые отдают коанам предпочтение перед сидячей медитацией: адепту дзен предлагают решать цепочку коанов один за другим.
Согласно Раджнишу, коаны есть прекрасный таинственный мир - «нелогичный для ума, но сверхлогичный для тех, кто понимает мир мистика, он окружает нас, нам только необходимо иметь правильное восприятие, нам нужны ясные глаза, не обремененные знаниями, - невинные, невесомые.
Нам нужны крылья любви, а не логики. Логика тянет вас вниз. Она подчиняется гравитации.
Любовь уносит вас к звездам.
Освободите в себе мистика, и вы найдете все, что стоит найти».
Коан против ума [«БП»]. По мысли Ошо, коан - это что- то похожее на головоломку, которая не может быть решена - она принципиально нерешаема. Например, как вы выглядели до того, как вы родились, - нет пути решения этой задачи, негде найти ответ...
Поэтому сначала вы должны понять значение коана. Это такое утверждение, которое не имеет ответа, а Мастер дает его ученику, чтобы тот медитировал над ним и нашел ответ.
С самого начал ученик знает и Мастер знает, что нет возможности найти ответ. Но это великая стратегия: когда ум не может найти ответ, а медитация должна быть очень напряженной, со всей энергией, сконцентрированной в коане, - ум чувствует себя почти бессильным. Он смотрит здесь и там, приносит тот ответ или этот и получает удары от Мастера за го, что принес неправильный ответ.
Каждый ответ неправилен, потому что само назначение коана не в том, чтобы дать ответ; его назначение в том, чтобы утомить ваш ум до такой степени, чтобы он перестал бороться. Если бы был ответ, ум бы его нашел. Но в данном случае неважно, очень вы умный или не очень, - любой ум не сможет найти ответ. Но, естественно, он пытается снова и снова... Но когда ум окончательно узнает, что ответа нет, он прекращает борьбу. И вся стратегия очень тонкая: надо отодвинуть ум; уставший, исчерпавший себя, у него не остается желания больше функционировать...
Коан может совершать чудеса, хотя это просто техника. Вопрос только в том, насколько тотально вы заставите весь ваш ум быть связанным с коаном все двадцать четыре часа. Это не что-то такое, чем можно заняться часок и забыть об этом.
Это монастырский метод. Существуют индивидуальные методы, которые вы можете практиковать везде, и существуют монастырские методы, когда вы можете работать с ними только в монастыре, где вы можете медитировать все двадцать четыре часа, где нечего больше делать, кроме медитации.
Коан - это монастырский метод. Если вы сможете вложить в него всю свою энергию, не оставите ни кусочка сознания снаружи, как это вошло у людей в привычку... Они никогда не оставят все. Для безопасности, для крайней необходимости они что-то придерживают. Они никогда не вкладывают все, что в них есть, в метод.
Это не загадки, которые вы можете решить, имея большой интеллект. Они выглядят, как загадки, но это не загадки; это просто абсурд. Но абсурд способен утомить ум. Только абсурд может сделать это, - с чем-нибудь рациональным ум справится, с чем-нибудь разумным ум справится, с чем-нибудь логичным ум справится. Только что-то абсурдное... Ум не может справиться с абсурдным, человек может сойти с ума, но не решит эту проблему. И до того, как сойти с ума, вы должны бросить ее.
Помните, что ваш коан ничего не принесет вам, если вы будете работать с ним спустя рукава, или сделает вас Буддой, если вы будете работать с ним тотально, вкладывая все свое сердце. Весь вопрос в настоятельности и тотальности.
До того, как коан стал целью, чем-то связывающим, он должен быть отброшен.
Я не использую коаны по той простой причине, что вы не живете в монастыре. Это в своей основе монастырский метод. Хотя никто не разделял раньше так методы. Мои санньясины живут в мире, они не могут вложить всю свою тотальность в медитацию двадцать четыре часа. Для них достаточно вложить свою тотальность в нее на несколько минут, отхлебнуть глоток их вечности, их бессмертности, просто чтобы уловить проблеск корней. И не продолжайте это, пусть по просто остается далеким эхом, окружающим вас. Как аромат - когда вы проходите через сад роз, даже если вы не касаетесь роз, ваша одежда будет пропитана их ароматом.
Вы находитесь в миру, и я хочу, чтобы каждый из моих санньясинов был в миру. Я не хочу, чтобы вы были в монастыре, потому что монастырь отнимает все двадцать четыре часа и разрушает вашу способность творить; большинство людей устают так, что они оставляют один монастырь и идут в другой. Это постоянное явление в Японии: люди, уставшие от одного монастыря, идут в другой. И поскольку им не приходится заботиться о чем-либо - едой их снабжает монастырь, - единственная их работа - это концентрация на коане, поэтому или они становятся сыты по горло монастырем и считают, что что-то неправильно в коане, потому что прошло три года, но ничего не случилось, или они становятся сумасшедшими. Их настойчивость и тотальность движется в ложном направлении, и они сходят с ума.
Это случается постоянно в дзенских монастырях. На самом деле в каждом дзенском монастыре есть помещения для монахов, которые сошли с ума. Но их метод возвращения сумасшедшего монаха в мир очень прост. Современная психиатрия и психология должны изучить этот метод, потому что то, что они не могут сделать в течение десяти лет, делается в монастыре за три недели. На самом деле нет никаких специальных приспособлений, просто в монастыре в уединенном месте, на берегу реки, скрытый в зарослях бамбука, стоит небольшой домик. Человека оставляют здесь и не разрешают ему ни с кем говорить. Никто не проходит мимо этого домика, кроме человека, который каждый день приносит еду. Но ему не разрешено разговаривать с обитателем домика, а тому тоже не разрешено, запрещено даже жестикулировать или здороваться.
В течение трех недель сидеть молча, ни с кем не разговаривать, ничего не делать... ум постепенно охлаждается. То, что психоанализ не может сделать за 15 лет, в дзенских монастырях делалось в течение тысячи лет для тысяч монахов.
Никто не посещает его в течение этих трех недель; человека просто оставляют одного. Сначала он разговаривает сам с собой, потом медленно, по мере того, как напряжение уходит, он успокаивается. Прекрасная сцена: бамбук, река и ни одного человека вокруг. И когда он успокаивается, он возвращается в монастырь.
Но в любом случае человек не должен так применять метод, чтобы он привел к сумасшествию. А причина, почему люди сходят с ума от определенного метода, состоит в том, что они стараются быть умными. Они оставляют какое-то количество энергии про запас - в левом кармане, - поэтому они никогда не цельные. А если вы не цельный, ум нельзя отбросить. Поэтому тотальность - настоящее назначение, цель коана.
Я не использую этот метод, и я не рекомендую кому-нибудь другому использовать его, если он не живет в монастыре, где не имеет мирской работы, где он полностью зависим от общества. Но когда вы зависимы от общества, вы не можете быть мятежным. Именно поэтому Мастера дзен достигали Буддовости, но их Буддовость не есть восстание; это не революция.
Я хочу, чтобы мои будды были восставшими. Но вы можете восстать, только если вы не зависите от общества. Если вы независимы в своей работе, в своих заработках, вы можете восстать против всех ортодоксов.
Это очень ловкая политика, хотя, возможно, непреднамеренная, когда богатые люди и императоры все жертвуют монастырям. Для них это очень удобно: они зарабатывают духовную добродетель, открывая банковский счет на небесах. А с другой стороны, эти люди уже никогда не восстанут. Они искалечены полностью; они забыли, как что-то делать. От них ничего не требуется, только сидеть и медитировать над к паном, что является нелепым.
Случайно - и я сказал бы только случайно - кто-то может стать просветленным через коан, потому что необходимо повторять его в течение, по крайней мере, трех лет, быть полностью вовлеченным в него.
Помните разницу - выйти из ума не значит выйти за пределы ума. Выйти из ума легко. Многие люди сходили с ума без всяких коанов, хотя, возможно, у них был свой собственный коан. Может быть, это деньги, может быть, женщина или мужчина. Они делают себя сумасшедшими, все время думая об этом».
Парадоксы. Неудивительно, что многих людей ставили в тупик противоречия в беседах Ошо. Вот что он говорил по этому поводу: «Мои друзья удивляются: Вчера ты говорил одно, а сегодня - другое. Чего же нам слушаться? Я могу понять их недоумение. Они ухватились только за слова. Разговоры не представляют для меня никакой ценности, только пустоты между произносимыми мной словами - вот что ценно. Вчера я распахнул двери к моей пустоте при помощи одних слов, сегодня я открываю их, прибегая к другим словам.
Та пустота, которая проявляется между словами, - вот что для меня важно. Двери могут быть деревянными, золотыми, серебряными; может, их украсили узорами из листьев и цветов. Будут они простыми или орнаментированными - все это не имеет значения. Лишь открытая дверь, то пустое пространство имеет значение. Для меня слова - лишь инструмент, помогающий открыть пустоту».
Ошо постоянно подчеркивал свою индифферентность к реальному и актуальному в человеке: важна была его предназначенность: «Моя работа совершенно другого свойства. Я не хочу вторгаться в ничью жизнь; но вообще это делается, это может быть сделано: человек может покинуть тело, и пока кто-то другой спит, может работать над ним. Но это ущемление свободы человека, а я совершенно против любого ущемления, даже если это делается для вашего блага, потому что свобода имеет высшую ценность. [...] Я уважаю вас такими, какие вы есть, и из-за этого уважения я продолжаю вам говорить, что возможно гораздо большее. Но это не означает, что если вы не изменитесь, я не буду уважать вас. Это не означает, что если вы изменитесь, я буду уважать вас больше. Мое уважение остается постоянным, изменяетесь вы или нет, со мной вы или против меня. Я уважаю вашу человеческую природу, и я уважаю ваше понимание... [...] В вашей бессознательности, в вашем сне, я не хочу беспокоить вас. Мой подход - это чистое уважение индивидуума, уважение вашей сознательности, и у меня есть огромное доверие к моей любви и моему уважению вашей сознательности, что она изменит вас. И это изменение будет истинным, тотальным, неизменяемым».
Сила духа [«Б», т. 1, кн. 2]. Брамины в Индии на протяжении тысяч лет использовали тренировку ума, чтобы держать всю страну у себя в рабстве. В Индии за пять тысяч лет не случилось ни одной революции. А за эти годы были все возможности к тому, чтобы произошли тысячи революций. Брамины сделали четвертую часть Индии неприкасаемой...
Эти люди не смеют касаться вас. И не только они не смеют касаться вас, они настолько грязны - страдают из-за своей плохой, злой кармы прошлой жизни, - что даже их тени, падающей на вас, достаточно, чтобы потревожить ваше существование. Вам нужно немедленно омыть себя. Видели ли вы такую глупость? Тень человека, павшая на вас, делает вас грязным. Тень не существует! Тень не может коснуться вас. Тень не может нести никакой грязи.
В Индии на протяжении тысяч лет четвертая часть страны жила в таком рабстве, что эти люди должны были ходить с колокольчиком на шее, как ходят быки или коровы, чтобы по звуку колокольчика становилось известно об их приближении. Колокольчик должен был звонить постоянно, чтобы каждый, заслышав его, мог убежать, убежать даже от тени этих людей. А сзади они должны были прикреплять длинную щетку, наподобие хвоста, - для того, чтобы все время очищать путь, по которому они проходили, ведь туда падала тень и эта тень должна была быть счищена, поскольку позже мог появиться какой-нибудь брамин и пройти по земле, по которой ходил неприкасаемый.
Какой же властью обладали эти брамины? Они не были царями, у них не было армий; они не имели светской власти парей. Но у них был очень тренированный ум, который от поколения к поколению становился все более тренированным. Александр Великий писал об этом в своих воспоминаниях...
Он пришел в Индию до Иисуса Христа. И это было то, что потрясло его больше всего, - конечно, он столкнулся со многими вещами, произведшими на него впечатление, но это было самым сильным впечатлением.
Он был учеником Аристотеля. Когда Александр возвращался после вторжения в Индию, он вспомнил, что Аристотель просил его: «Когда вернешься, принеси мне четыре Веды, о которых индусы думают, что это единственные написанные Богом книги. Конечно, это самые древние книги на Земле, поэтому, написаны ли они Богом или нет, они самое древнее сокровище; принеси мне эти четыре Веды. Я не хочу ничего другого».
Поэтому Александр осведомился: «Могу ли я найти человека, у которого есть все четыре Веды?»
И люди сказали: «Да, в нашей деревне живет великий ученый-брамин, древний, очень старый, ему, может быть, двести лет. У него есть все четыре Веды. Они перешли ему по наследству, так что нет никакого опасения, что они не подлинны. Им две тысячи лет - вы можете получить их у него».
Александр пошел к брамину и попросил Веды у него - он никогда не видел такого старого человека. Он действительно никогда не видел такого человека.
Старик посмотрел в его глаза и сказал: «Хорошо. Завтра утром, когда взойдет солнце, я дам тебе четыре Веды».
Александр был чрезвычайно счастлив. Он сказал: «Чтобы вы ни попросили сделать для вас, вы окажете тем мне великую честь... поскольку мне говорили: Ни один брамин не даст вам всех Вед. А вы ни о чем не просили».
Старик сказал: «Нет. Ни один брамин ни о чем не просит. Все, что ему нужно, он получает. Те, которые просят, они не брамины. Приходите завтра утром и увидите».
Всю ночь Александр не мог уснуть. Что произойдет завтра утром? Что он за человек?
Что же сделал этот старик... У него было четыре сына. Он позвал всех четверых, усадил их вокруг домашнего очага, огонь в котором поддерживался на протяжении тысяч лет, все двадцать четыре часа в сутки, день за днем, год за годом, - они все сели вокруг огня, и отец сказал: «Каждый из вас возьмет по одной Веде. Читайте страницу и бросайте ее в огонь; читайте другую и бросайте в огонь. До утра вы должны покончить со всеми четырьмя Ведами».
Они сделали так, как сказал отец, и когда утром Александр пришел к ним, а пришел он немного раньше, он был озадачен, он не мог понять, что же он видит. Что случилось? Они бросали в огонь последние страницы.
Александр сказал: «Что происходит?»
Старик сказал: «Ничего. Возьмите этих моих четверых сыновей, они - четыре Веды. Это Риг Веда, это Яджур Веда, это Сама Веда, это Атхарва Веда». Александр сказал: «Но я просил книги».
Он сказал: «Они помнят каждое слово. Этим мы занимались всю ночь».
Александр спросил: «Как может человек запомнить целую книгу за одну ночь?»
Старый брамин сказал: «Вы не знаете браминов. Это наша тренировка. Все наше обучение заключается в том, чтобы настолько заострить память, что раз прочитав что-нибудь, было бы невозможно забыть это».
Быть как дети. Согласно Ошо, «никто не должен лгать - особенно ребенку, вот это вообще простить нельзя. Взрослые веками пользовались доверчивостью детей, ведь дети верят всему. Их очень легко обманывать, они всегда всему верят. Если папа или мама что-то говорит, ребенок не станет сомневаться, потому что мама и папа всегда правы. Именно поэтому все человечество испорчено, оно живет по колено в липкой и грязной лжи, которую столетиями внушают детям. Но если все мы перестанем врать детям и сознаемся им в собственном невежестве - а это ведь так просто! - вот тогда мы станем по-настоящему религиозными и им укажем путь к религии. Дети совершенно невинны. Не нужно подсовывать им свои так называемые знания. Прежде мы сами должны стать невинными, правдивыми, настоящими» [«А»].
О восприятии мира. Ошо удивительно точно описывал односторонность западного восприятия мира: «Когда влюбляешься во что-то изменчивое, подвижное, меняются все твои взгляды на жизнь. Современные люди живут среди асфальтовых дорог, бетона и кирпичных зданий. Но помните, что это существительные, а не глаголы. Небоскребы не растут выше, шоссе одинаковы и днем и ночью, в полнолуние и в кромешном мраке. Асфальту, бетону и кирпичам все равно, что творится вокруг.
Человек создал мир существительных и стал пленником этого тесного мирка. Он забыл о мире деревьев, мире рек, гор и звезд. Природа не знает существительных, она о них и слыхом не слыхивала. Ей известны только глаголы. Все вокруг - это процесс. И Бог - не что-то определенное, а процесс» [«А»].
Скептически относился Ошо и к стандартному образованию. По его мысли, «университеты лишают интереса и любви к поэзии. Они разрушают верные представления о том, какой должна быть жизнь. Они внушают студентам, что хорошая жизнь - это удобства. Там учат, как больше зарабатывать, но ничего не говорят о том, как жить полной жизнью - а только она таит в себе проблески просветления. Крошечные окошки и двери открывают путь к окончательной истине. Но в университете рассказывают о важности денег, а не роз. Тебе твердят о значимости премьер-министров и президентов, а не поэтов, художников, певцов и танцоров. Там считают, что подобные вещи - только для сумасшедших» [«А»].
О красоте и поэзии [«МС»]. Ошо приводил в качестве показательного примера этой проблемы диковинный сюжет: «Один японский император объявил всем художникам своей страны и соседних стран, что хочет картину, которая выглядела бы как реальность: Если вы изобразите дверь, она не должна выглядеть как нарисованная. Всякий должен принять ее за настоящую и попытаться войти туда. Если картина не будет настолько реальной, я не признаю такую живопись. Тот, кому удастся изобразить такую вещь, чего бы он ни захотел, даже если предмет его желания - вся моя империя, - будет вознагражден». Тысячи художников прибыли во дворец. Они пытались... но как написать картину, которая даст полное впечатление реальности?
И все же один художник вызвался писать, но при одном условии: пока он пишет, его не должны беспокоить и он не должен быть ограничен временем. Кроме того, он будет писать не на холстах, а на внутренней стене дворца, и пока картина не завершена, никому нельзя входить. Первым человеком, увидевшим ее завершенной, должен быть император.
Условия были приняты. Это заняло у художника около шести лет. Император старился, но он пообещал не вмешиваться, и он сдержал свое слово. Через шесть лет художник пришел и сказал императору: Можете войти.
Художник проводил императора в комнату. Император не мог поверить... это действительно выглядело реальным. На картине были высокие деревья и небольшая извилистая тропинка. Император спросил: Куда ведет эта тропа?
Художник сказал: Можете пройтись по ней...
И хотите верьте, хотите нет (я не верю, хоть это так красиво) - художник пошел с императором, чтобы показать тропу, и они не возвратились.
Если вы попытаетесь думать об этом как об историческом событии, вы упустите всю суть. Это притча. И она абсолютно истинна - не фактична.
Настоящий художник растворяется в своей живописи, а настоящий поэт исчезает в своей поэзии. Однако именно такой вид творчества у мистика, а поскольку мистик исчезает в своем творчестве, у него нет времени даже подписать свою живопись или свою поэзию. Поэты могут сделать это, потому что на мгновение окно приоткрывается - они видят запредельное - и сразу закрывается».
Мастер PR. В одном из интервью в Индии в 1978 г. Ошо поведал об одной из собственных антропотехник, предназначенных для обществ, погрязших в материализме: «Я буквально пару дней назад попросил своего секретаря Лакшми купить самую дорогую машину, какую только можно найти в этой стране. У Лакшми есть чудесная черта - она никогда не задает вопроса зачем? Она просто купила такую машину.
Это был стратегический ход. Лакшми ходила по всем банкам, добывая деньги для новой общины. А нам много денег нужно было, около миллиона долларов. Кто согласился бы ссудить мне такие деньги? Но в тот день, когда она купила эту машину, банки поняли, что у нас есть средства, и сами начали стучаться в ее кабинет. Они говорили: Мы дадим ссуду.
Сколько вам нужно? Теперь Лакшми озабочена другим вопросом - у кого именно брать ссуду! Банки наперебой предлагают свои услуги, ходят за ней по пятам, сулят самые выгодные условия.
Я трудился в Индии двадцать лет кряду. За это время тысячи людей преобразились, миллионы просто выслушали меня, десятки миллионов прочли мои книги, но Times of India - а это самая консервативная и пробританская газета в Индии - не опубликовала ни одной статьи обо мне, ни одной рецензии на мои книги. Первая статья появилась в тот самый день, когда Лакшми купила ту машину, - но статья была о машине, а не обо мне!
Конечно, теперь-то всем стало интересно. Новость о машине разнеслась по всей стране, ее повторяли во всех газетах, пересказывали на всех языках. Ну что за люди? Их не я интересую, не медитация, не тысячи людей, которые здесь медитируют! Они и представления не имеют о том, что тут происходит, но вот машина - это да, это важно!
И они тут же примчались сюда. Целые толпы вваливались в кабинет, но не для того, чтобы поговорить со мной или членами общины. Они спрашивали: Можно посмотреть на машину? Лакшми им отвечала: Приходите на утреннюю лекцию, там вы, помимо прочего, сможете увидеть и машину. Бедняжки! Им таки пришлось прийти, целых полтора часа слушать - и все ради того, чтобы увидеть машину! Какая пытка! И это были люди обеспеченные, образованные. Можете представить себе более материалистическую страну?
Все так разволновались, что об этой машине даже передовицы писали. Все спрашивали: Зачем? Почему он не живет простой жизнью? Но моя жизнь совершенно проста. Она так проста, что я всегда довольствуюсь лучшим. Это так просто, что может быть проще? Все сказано одним словом: лучшее. В этом нет ничего сложного. Я ценю качество. Сколько что стоит, меня не волнует, меня интересует только качество. И в людях я ценю качество, а не количество. Во всем! Да, мы могли бы за те же деньги купить три десятка индийских машин, машин отечественного производства, но это только количество. От этих тридцати машин не было бы никакого проку.
Но все вокруг озадачены. Никто ничего не понимает! Все притворяются религиозными, но в глубине души одержимы только материальным. Это лицемерие, и во имя такого лицемерия весь религиозный мир Индии вынужден идти на компромисс. Если кто-то желает стать святым, он обязан жить в полной нищете. Это какой-то мазохизм, ведь он должен сам себя мучить. И чем больше он себя мучает, тем уважительнее к нему относятся. Тогда все говорят: Смотрите, какой он набожный!
Набожная жизнь - это жизнь в радости. Религиозная жизнь - это медитативность. Религиозное отношение к жизни означает, что ты относишься к этому миру как к Божьему дару! Но эти люди одержимы, они ничего не могут понять. Купленная нами машина уже выполнила одну из своих задач.
Да я готов ездить даже в телеге! Это даже колоритнее, а удовольствия получаешь не меньше.
Но они приходят сюда, глядят по сторонам, и заботит их только одно: А почему это у вас такой красивый ашрам?
Они надеялись увидеть грязь и лохмотья, а тут - такой ашрам! Но они не верят, что ашрам может быть чистеньким, опрятным, с клумбами и садами, со всеми удобствами. Они не верят своим глазам. Это еще можно было понять, если бы они самим себе отказывали в комфорте, но себе ведь они не отказывают! По сути дела, им просто завидно. Индийская душа давно стала материалистичной, все превратились в приземленных материалистов.
Духовный человек не отделяет материю от духа. Они неразделимы. Сущее едино - вот каким видит его духовный человек. А материалист, даже если любит женщину, все равно низводит ее до уровня вещи. Но кто такой спиритуалист? Тот, кто, едва прикоснувшись к вещи, превращает ее в человека.
Да, мое определение может вас удивить. Но если духовный человек едет в машине, эта машина становится человеком. Он ее чувствует, он к ней прислушивается. Он испытывает к ней любовь, заботится о машине. И тогда предмет становится живой личностью. Духовный человек пребывает в родстве даже с вещами. А материалист, наоборот, превращает в вещи все - даже любимого человека. Женщина становится женой, а жена - это вещь. Мужчина становится мужем, а муж - тоже вещь, право на которую узаконено. Но все узаконенное - уродливо и мертво» [«А»].
Ошо о природе Будды [«АС»]. Когда Бодхидхарма пришел в Китай, император By задал ему несколько вопросов.
Один был такой: «Я создал множество монастырей, построил много храмов Будды. Я открыл свою сокровищницу, чтобы распространять послание Будды. Как вы думаете, это святое дело?»
А Бодхидхарма рассмеялся и сказал: «Что в этом святого? Это вид бизнеса. Вы строите планы относительно иного мира, вы надеетесь на рай. В этом нет ничего святого, это так же не свято, как и все остальное».
Бодхидхарма сказал, что так называемые святые дела необходимо сопровождаются не святыми, так как глубоко внутри присутствует желание не святого.
Император был потрясен, шокирован, разгневан и сказал: «Как вы думаете тогда, разве Будда - не святой человек?».
Бодхидхарма ответил: «Он ни святой, ни человек. Он - полная пустота. Как там может существовать святость? Это было бы загрязнением. Он - полная тишина, он - пустота».
Состояние не-ума ни святое, ни несвятое. Будда не является ни святым, ни грешником. Он превзошел двойственность. Будда - это превосхождение.
Идеал общества [«АС»]. Однажды человек выиграл полностью оплаченное путешествие и в рай, и в ад. Его спросили, куда бы он хотел поехать сначала. «Сначала мне хотелось бы поехать в ад», - ответил он, и так и было организовано.
Когда он прибыл в ад, его взору предстало следующее: он находился в большом банкетном зале, в котором стояли столы, уставленные разными яствами. За столами сидели люди, вилки были воткнуты в пищу, которая распространяла ароматы, но никто не ел.
Человек был удивлен, но когда он присмотрелся, он заметил, что все люди были поражены неким странным параличом локтевых суставов. Как они ни пытались поднести пищу ко рту, им это не удавалось.
«Так вот каков ад, - подумал человек. - Жить в благодатной Вселенной, обеспеченной всем, что нужно или можно захотеть, но голодать посреди этого изобилия, будучи не способным наесться».
Отвернувшись, человек попросил перенести его в рай. В раю он увидел все тот же банкетный зал, заставленный все теми же длинными столами, на которых была все та же изысканная пища. Приглядевшись, он заметил, что люди здесь были поражены все тем же параличом локтевых суставов.
И это рай?» - почти закричал он. Но при более близком рассмотрении он заметил одно отличие, обусловливающее всю разницу: в раю люди кормили друг друга. Они точно так же были парализованы, но кормили друг друга. Они не могли донести пищу до своих ртов, но было возможно кормить другого, а другие кормили их.
Это было единственное отличие, но это отличие - внутри, где возникает сострадание.
До тех пор, пока человек не является бодхисатвой, где бы он не был, там будет ад. Когда страсть преобразуется в сострадание... тогда где бы люди не были, будет рай. И это - единственный рай, который возможен.
Ошо подчеркивал: «Блаженство - это не что-то, что может быть достигнуто. Оно уже есть - вы рождаетесь вместе с ним. Мы не теряли его, мы просто прошли мимо, забыв про самого себя. Оно просто позади нас - маленький поворот, и произойдет великая революция. [...] Все великие артисты, ученые, философы, мистики, поэты, художники - все они не соответствовали обществу. А найти человека, который не соответствует, означает найти прекрасного, смелого, интеллигентного человека, человека, который готов встать в одиночку против всего мира. Все лучшее в нем проявляется в этой самой ситуации. Он действует на высочайшем уровне бытия, его действия оптимальны - он должен действовать, потому что весь мир против него...
Во всей истории человечества вы можете пересчитать по пальцам имена тех, кто боролся против мира. И сама борьба сделала их светом самим по себе» [«АР»].
По мысли Ошо, человеку достаточно просто осознать, КТО он есть на самом деле: «Львица рождает малыша в стаде овец. Малыш растет среди овец и, естественно, полагает, что он овца. Что еще может делать львенок? Однажды старый лев проходит мимо стада овец и видит - что за чудо: среди стада овец разгуливает прекрасный львенок. И ни овцы не боятся его, ни он своим поведением никак не отличается от них.
Старому льву становится интересно. Он гонится за львенком. С большим трудом он хватает его, поскольку, как и все остальные овцы, львенок спасается бегством. Но, наконец, лев хватает его. И львенок начинает кричать и плакать, как овца. Старый лев говорит: Прекрати всю эту чушь! Он ведет его к ближайшему водоему, тащит его к водоему, заставляет его посмотреться в воду... и неожиданно львенок, увидев себя в отражении озера, рычит, как настоящий лев.
Старый лев ничего не делал. Он просто показал львенку его лицо, его настоящее лицо, и тот осознал, что он лев - что он не овца. Как раз этого осознания и достаточно. Это преобразование. Старый лев совсем ничего не делал. Он не говорил львенку: Следуй за мной, - или: Подражай мне, - или: Эти заповеди - для тебя, - или: Вот характер, которого ты должен достичь, - или: Вот принципы, - или: Вот вещи, которые ты не должен делать. Он не делал ничего такого.
В этом функция Учителя: просто подвести вас настолько близко к его собственному переживанию, чтобы оно совершило в вас открытие.
Неожиданный рев льва... и преобразование - и вы становитесь собой: ни индуистом, ни мусульманином, ни христианином.
Но мир хочет стада, толпы. Он боится индивидуальностей, поскольку каждый подлинный индивидуум обязан быть мятежным, поскольку он будет настаивать на том, чтобы быть самим собой» [«ДР»].
Смех - основа просветления [«ИМ»]. Ошо подчеркивал: «Я не серьезный человек. Я выгляжу серьезным, но внешность обманчива. Я несерьезный человек; я совершенно несерьезный человек. И только таким может быть просветленный человек.
Серьезность - мирское. Это от ярмарки. Вы найдете ее в церквях - там ее даже слишком много. Ваши церкви - только часть ярмарки, часть мира товаров.
Я слышал одну еврейскую шутку: «Еврей пришел в синагогу с дохлым котом и спросил раввина, не может ли тот похоронить кота в освященной земле. Раввин ужаснулся, возмутился, вскочил: «Что! Ты, добрый еврей, просишь своего равнина похоронить грязного дохлого кота в святой земле? Нет!
Никогда! Ни за что! Ни в коем случае!». Тот поднялся и ска- ил «Тогда я не смогу отдать вам десять тысяч фунтов, которые кот оставил вам в своем завещании». Раввин снова векомил: «Постой, не спеши! Ты балда! Что же ты не сказал раньше, что кот был евреем?»
Наши синагоги, ваши церкви, ваши храмы - все они принадлежат ярмарке; им приходится быть серьезными. Мир слишком серьезен, ему приходится быть таким: над ним всегда висит смерть. Приходится быть серьезным. Даже когда мы смеетесь, в вашем смехе скрыты слезы. Даже когда улыбаетесь, ваша улыбка не полная, она принуждена, болезненна. Это не внутреннее цветение. Вовсе нет.
На ярмарке вы научились быть слишком серьезными. Тогда и церкви ваши стали серьезны. Ваши боги не умеют улыбаться.
Христиане говорят, что Иисус никогда не улыбался, не смеялся. Какая нелепость! Иисус не смеется? Кому же тогда смеяться? Если даже Иисус не смеется, тогда смех становится совершенно невозможен. На самом деле только ему и смеяться; только он может смеяться и наслаждаться смехом.
В Индии мы не признаем мир всерьез. Мы называем его божественной лилой, божественной игрой; в лучшем случае - шутка, притча, драма, прекрасно рассказанная, но тут нет ничего серьезного.
Я несерьезен; и что бы я ни говорил, я говорю в очень несерьезном духе. Конечно, я искренен, но не серьезен. Что бы я ни говорил, я на самом деле хочу передать это вам, но если это не передается, я не буду расстроен. Если передается, я не буду гордиться. Если я полностью потерплю неудачу или вполне преуспею - все едино. Вот почему я несерьезен.
Вы здесь, быть может, всерьез, но постепенно я смогу убедить вас не быть серьезными, так как серьезность - это тень эго. Без «я» нельзя быть серьезным. Просто без «я» серьезность исчезает, потому что когда нет «я», исчезает смерть. Умирает только «я», а не вы сами. Вы никогда не умирали и никогда не рождались. Вы всегда были здесь. Вы часть всего этого существования, вас нельзя отделить от него.
Иногда вы могли быть в деревьях, вы могли быть деревом. Иногда - в птицах, вы могли быть птицей. Иногда - камнем, иногда - потоком, падающим с Гималаев. Миллионы способов. Миллионы форм. Миллионы имен. Да, вы существовали самым разным способом. Никогда не было, чтобы вас не было; никогда не будет, что вас не будет, - форма меняется; то, что лишено формы, длится и длится.
Тут нечего быть серьезным. Но «я» боится, взвешивает. Приближается смерть. «Я» - это вес. «Я» не может смеяться.
Все мои старания - создать в вас такой глубокий смех, чтобы он остался при вашем исчезновении. Танец остается, танцующий исчезает. Тогда жизнь становится необыкновенно прекрасной - и только тогда жизнь прекрасна».