Ранние болгары на Волге

Проблема происхождения болгарских племен и волжских болгар, в частности, не нова в исторической науке. По этому вопросу накопилась за два столетия обширнейшая литература, которая содержит не только исследования по отдельным аспектам этой проблемы, но и ряд обзоров различных источников[199] и основных теорий[200].

Длительное время изучение истории и вопросов происхождения болгарских племен базировалось исключительно на данных лингвистики и письменных источников византийских, арабских и некоторых других авторов раннего средневековья. Нет необходимости вновь обращаться к обзору всех источников, уже неоднократно подвергавшихся всестороннему анализу специалистов различных областей. Использование этих источников при решении проблемы происхождения болгарских племен и их этнической принадлежности привело к появлению нескольких взаимоисключающих теорий.

Одной из первых, еще в конце XVIII в., появилась гипотеза о тюркско-татарском происхождении болгарских племен (А.Л. Шлецер, И. Туннман и др.), которая в дальнейшем конкретизировалась в гуннской (К. Цейс, И. Маркварт, В.Н. Златарский и др.) или чувашской (А. Куник, В. Радлов, Файзеханов, Ашмарин и др.) теориях происхождения древних болгар.

Столь же давно существуют теории финно-угорского, точнее угорского, или урало-чудского, происхождения болгар (И.Х. Энгель, С. Клапрот, А. Гильфердинг, Н. Золотницкий и др.), а также гипотезы славянской принадлежности болгарских племен (И. Раич, Ю. Венелин, М. Оссон, Д. Иловайский и др.).

Как видно, по этнической принадлежности древнеболгарские племена относились к совершенно различным в языковом отношении семьям народностей. Наряду с этими теориями была высказана и точка зрения о смешанном происхождении болгар (Х.Д. Френ, П.И. Шафарик и др.).

Столь противоречивые мнения по вопросу об этнической принадлежности болгарских племен следует объяснить прежде всего крайней скудостью источников по данной проблеме. Как известно, язык, на котором говорили древние болгары до их расселения, не сохранился в дальнейшем ни у дунайских болгар, которые восприняли славянскую речь, ни у волжских болгар, которые подверглись вторичной тюркизации в Среднем Поволжье.

Известия средневековых авторов, довольно скупо освещающих историю болгар в связи с различными событиями в Северном Причерноморье, главным образом во второй половине I тысячелетия н. э., почти не содержат сведений об этнической истории болгар.

Следовательно, в решении проблемы языковой принадлежности можно было исходить лишь из каких-то косвенных данных. Наиболее ценным источником явился, бесспорно, «Именник болгарских князей», написанный на славянском языке и содержавший много слов какого-то другого непонятного языка[201], которые вполне логично были отнесены к древнеболгарскому. После открытия «Именника» были обнаружены подобные же слова, правда, лишь единичные, и в других памятниках.

Еще около ста лет назад была предпринята попытка включить в круг источников по решению болгарской проблемы надгробные камни с надписями, часто встречающиеся на древних кладбищах Среднего Поволжья. Но надгробия относятся ко времени не ранее конца XIII в., т. е. к периоду после татаро-монгольского завоевания, и это создает известную трудность в использовании их для решения проблем, связанных с гораздо более ранним временем, и может ставить под сомнение некоторые выводы, полученные при их изучении.

Археологические материалы до недавнего времени фактически совершенно не привлекались к решению сложной проблемы происхождения болгар, а именно они и должны иметь здесь решающее значение. Впервые развернутая концепция происхождения волжских болгар по археологическим материалам была предложена А.П. Смирновым. Основные положения А.П. Смирнова сводятся к тому, что болгары в Приазовье являлись автохтонными племенами сармато-аланского происхождения, подвергшимися тюркизации в середине I тысячелетия н. э. В VII–VIII вв. часть болгарской орды после распада «Великой Болгарии» переселилась на Волгу и Каму, где ассимилировала местное финно-угорское население, обитавшее здесь с глубокой древности. Это население восприняло болгарский язык и в дальнейшем часть его вошла в состав Волжской Болгарии, а часть в состав чувашского народа[202].

Но А.П. Смирнов при постановке вопроса о происхождении волжских болгар фактически не располагал археологическими материалами ранее X в. собственно болгарских племен ни в Приазовье, ни на Волге. Те большие экскурсы, которые неоднократно предпринимались этим исследователем в область памятников древних племен весьма обширной территории Волго-Камья, не могут, естественно, заменить изучение собственно раннеболгарских памятников. А они оставались до последних лет неизвестными. Поэтому выдвинутая А.П. Смирновым теория являлась только научной гипотезой, не подкрепленной фактическими материалами.

Только в начале 50-х годов выявились археологические памятники, позволившие перейти из области предположений и гипотез к анализу материалов конкретных памятников древних болгар. К числу этих памятников относится и Больше-Тарханский могильник на р. Волге, поэтому отдельные вопросы происхождения и этнического состава болгарских племен будут затронуты нами при анализе материалов как этого памятника, так и других, известных в настоящее время.

Но вначале обратимся к некоторым вопросам истории болгар по письменным источникам V–VII вв.

1. Эпоха великого переселения народов и болгары

370 год явился началом новой эпохи в истории населения степей Северного Причерноморья и Прикаспия.

Неисчислимые орды Гуннского союза, «этот подвижный и неукротимый народ, пылающий неудержимой страстью к похищению чужой собственности, двигаясь вперед среди грабежей и резни соседних народов, достиг до аланов» (Марцеллин). Перейдя Волгу, они обрушились на аланов и сарматов, «многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе»[203], еще более укрепив свои силы, и ринулись на Запад.

В начале V в. центром гуннского объединения стала Паннония, но гунны удерживали за собой и степи Причерноморья, где кочевые племена составляли глубокий тыл и резерв гуннских полчищ. Здесь до середины V в. господствовали, очевидно, восточные группы гуннского объединения — акациры и хайландуры.

В 463 г. в Византии появилось посольство от новых пришельцев — сарагур, оногур и огур, вышедших с востока из-за Урала под натиском савиров (сабиров). Вскоре сарагуры подчинили акацир, но созданное ими объединение быстро распалось и имя сарагур вообще исчезло со страниц источников.

Савиры-сабиры, теснимые с востока «истинными аварами»-абарами, появились в Причерноморских степях не позднее VI в. Уже в 508 г. «гунны, называемые савирами», предприняли большой поход в Закавказье. На протяжении VI в. савиры, «этот народ и величайший и многочисленный»[204], неоднократно принимали участие в войнах Византии и Ирана, выступая на стороне то одного, то другого из противников.

В 558 г. в Византии появилось очередное посольство нового племенного объединения — уархонитов, прозванных в Причерноморье аварами (псевдоавары). После непродолжительного пребывания в степях европейского юго-востока, псевдоавары уже в 568 г. обосновались в Паннонии. Псевдоавары являлись частью племенного объединения огур, обитавших к востоку от Волги до разгрома их здесь тюркютами, создавшими в VI в. в степях от Волги до Алтая обширную кочевническую державу — Тюркский каганат. В том же 558 г. вслед за псевдоаварами в Византию прибыло посольство тюркютов, а после 563–568 гг. между Византией и тюркютами устанавливаются союзнические отношения, подкреплявшиеся неоднократными посольствами.

Во второй половине VI в. тюркюты проникли в степи Западного Прикаспия и Причерноморья, где господство их продолжалось вплоть до 630 г. К этому же времени относится активизация в Прикаспии хазар[205].

Письменные источники IV–VI вв., описывая бурные события в степях нашего юга, как правило, ограничиваются только упоминанием господствующих групп племен. Лишь изредка встречаются названия второстепенных племенных групп, не стоявших во главе тех или иных объединений. Большинство племен, проникших в Восточную Европу в этот период, судя по их названиям, не было связано с предшествующим сармато-аланским населением.

Среди многочисленных пришельцев IV–VI вв. упоминаются также и болгары. В исторической литературе распространилось мнение, что наиболее ранние известия о болгарах восходят к «Истории Армении» Моисея Хоренского, использовавшего при написании своего труда отрывки из не дошедшей до нас «Начальной истории Армении» сирийского автора Мар Абас Катины. В двух таких отрывках и упоминаются болгары.

В одном из них описываются события, происходившие при царе Вахаршаке, правившем в 153–131 гг. до н. э. «Здесь Вахаршак созывает диких пришельцев, живущих на северной равнине у подошвы великой Кавказской горы, в долинах, в глубоких продольных ущельях, начинающихся с южной горы до устьев великой равнины, и приказывает им отказаться от разбоя и не заниматься угоном людей, а повиноваться царскому приказу и платить подати. Отпустив людей западных стран, он сам спускается на луговые земли близ пределов Шарая, называемые древними Верхним и Безлесным Басеном; [земли], которые впоследствии были заселены (курсив наш. — В.Г.) переселенцами Вхндур Булкара Вунда, по имени которого названы Ванандом. Селения [этих переселенцев] до сих пор называются именами братьев и потомков его [Вунда]»[206].

Во втором отрывке речь идет о времени правления царя Аршака, сына Вахаршака (131–118 гг. до н. э.). «В дни его возникли большие смуты в цепи Кавказской горы в земле булгаров, из которых многие, отделившись, пришли в нашу землю и на долгое время поселились на юге от Коха, в плодоносных и хлебородных местах»[207].

Попытаемся разобрать, насколько достоверны описанные события во времени. В первом отрывке достаточно ясно подчеркивается, что изменение названий местностей произошло «впоследствии», когда переселились болгары. Время же этого переселения не указано. Поэтому данный отрывок, кроме упоминания болгар и какого-то переселения их на юг, неизвестно когда, ничего не дает. Второй отрывок вначале кажется более определенным. В нем повествуется о смутах «в земле булгаров», отделении части племен и переселении также на юг.

Можно ли безоговорочно принять это известие за действительность и утверждать, что около 149–127 гг. до н. э. булгары устремились в Армению, первоначально же обитали к северу от Кавказских гор[208].

Как показали последние исследования, Мар Абас Катина написал свой труд «Начальная история Армении» в конце IV в.[209] Еще позднее отрывки из его «Истории» были использованы Моисеем Хоренским, причем именно в тот период, когда в Причерноморье на арену выступают, как крупная сила, болгарские племена. Вполне возможно, что, описывая действительные события, имевшие место на Северном Кавказе, армянские историки опустили названия уже давно забытых племен, сметенных в бурную эпоху переселения, и вставили в текст те названия, которые им были хорошо известны. Подобных случаев замены одних названий другими можно в источниках отметить не мало, поэтому некоторые исследователи и считают данное известие анахронистическим и недостоверным[210].

Убеждает нас в этом и тот факт, что в «Истории Армении» территория к северу от Кавказских гор, названная «землей булгаров», означает не какую-нибудь небольшую область, а обширную страну. Но античные авторы предшествующего времени (II–I вв. до н. э.) были достаточно хорошо осведомлены о племенах Северного Кавказа и среди них ни разу не упоминается имя болгар.

И, наконец, если признать историческую достоверность сведений о болгарах, то придется согласиться и с другим известием той же «Истории», что во времена уже упомянутого Вахаршака в Армению проникли «толпы хазар и басилов»[211], а также некоторые другие явные анахронизмы.

Столь же мало достоверны упоминания болгар в Анонимном Хронографе 354 г., где в перечне народов, обитающих к северу от Кавказских гор, на последнем месте стоят болгары[212].

И только к концу V в. относятся первые достаточно правдоподобные сведения о болгарах, когда византийский император Зенон призвал их на помощь в борьбе с готами (480 г.) Автор этого известия Иоанн Антиохийский отмечает, что болгары — племя, ранее неизвестное Византии, и союзные отношения с ними были установлены впервые[213].

После битвы 480 г., в которой болгары потерпели поражение, в западных источниках отмечается целая серия крупных выступлений болгар и их участие в многочисленных походах и сражениях как против Византии, так и внутри варварского мира[214]. Из этих известий достаточно ясно, что не позднее конца V в. на европейской политической арене появляется сильная и многочисленная, а может быть и не одна, группировка племен под именем болгар.

К середине VI в. относятся вполне достоверные сведения об обитании племен болгар где-то в степях юго-востока Европы.

В известной Хронике Захария Ритора читаем, что за Каспийскими «воротами [живут] бургары со [своим] языком, народ языческий и варварский; у них есть города и аланы, у них пять городов. Из пределов Даду живут в горах, у них есть крепости. Авнагур — народ, живущий в палатках, авгар, сабир, бургар, аланкуртаргар, авар, хасар, дирмар, сирургур, баграсик, кулас, абдел, ефталит — эти тринадцать народов живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием»[215]. Интересно отметить, что в данном источнике болгары упоминаются дважды, в одном месте как народ, имеющий города, а в другом, в числе «живущих в палатках». В перечень племен уже включены авары, появившиеся в Причерноморье не позднее 558 г., и нет еще упоминания тюркютов, что и определяет хронологически это известие.

К этому же времени относится сочинение готского историка Иордана, сообщающего, что «берег Океана держат Эсты», к «югу соседит с ними сильнейшее племя акатциров», и «далее за ними тянутся над Понтийским морем места расселения булгар, которых весьма прославили несчастья [совершившиеся] по грехам нашим»[216].

Едва ли, судя по приведенным известиям, можно считать, что болгары, действовавшие в Центральной Европе и на Балканах, и болгары в Причерноморье составляли единое объединение. Скорее всего, уже в этот период болгары оказались разделенными на несколько групп. Отдельные племена болгар, входившие в состав других объединений, могли быть названы именами племен, стоявших во главе их, и наоборот.

Значительный интерес представляет не только время прихода болгар в Европу, но и обстоятельства, при которых они появились, с какими племенными группами они были связаны. При первоначальном появлении гуннской орды, включавшей в свой состав без сомнения и многочисленные негуннские этнические группы, западные авторы всех выходцев с Востока без различия называли гуннами. Например, Иордан в рассказе о Каталаунской битве говорит о «многочисленных народах и различных племенах», союзных с гуннами, но приводит только имена гепидов и остготов — племен европейского происхождения[217]. Эта традиция сохранялась иногда и позднее, когда собственно гунны фактически уже сошли с исторической арены.

После смерти Аттилы в 454 г., освобождения германских племен и распада гуннского объединения остатки гуннов под предводительством сыновей Аттилы Денгизиха и Ирниха отошли в Северо-Западное Причерноморье. В 468 г. гунны пытались установить союзные отношения с Византией, а после отказа последней Денгизих начал с ней войну и в 469 г. был убит. Но уже не позднее 463 г. в Причерноморье появилось новое объединение племен во главе с сарагурами, подчинившими в 466 г. восточную группу гуннов-акациров. Поскольку гунны господствовали в Западном Причерноморье до 468–469 гг., а между восточными гуннами-акацирами и сарагурами никаких иных племен не отмечено, остается предположить, что болгары, выступившие в 480 г. на Балканах в союзе с Византией, обитали здесь уже раньше, но именовались общим названием гуннов, в состав объединения которых они входили.

Таким образом, приход болгар с Востока связан непосредственно с движением гуннского объединения в конце IV в. н. э. И, по всей вероятности, уже в это время значительный массив болгарских племен оказался разделенным на несколько групп, часть которых осела в степях Восточного Причерноморья, а часть ушла на Запад.

Сведения о причерноморской группе болгар в VI в. крайне скудны. Кроме уже приведенных выше известий Захарии Ритора и Иордана, можно прибавить лишь легендарный рассказ, заимствованный как будто бы из «Церковной Истории» Иоанна Эфесского (умер около 586 г.) авторами XII–XIII вв. Михаилом Сирийцем и Бар-Гебреем. В хронике Михаила Сирийца передана легенда о том, как в царствование императора Маврикия (582–602 гг.) из внутренней Скифии вышли три брата. Дойдя до р. Танаис, один из братьев по имени Булгар отделился и ушел к р. Дунаю, где обратился с просьбой к Маврикию дать ему землю. Два других брата перешли в страну алан, называемую Берсилия, с жителями — пугурами. Когда над этой страной стал властвовать чужой народ, то по имени старшего брата Хазарика жители были названы хазарами. В этом рассказе много исторических несоответствий[218]. Интересно отметить, что Булгар и Хазарик названы братьями, а название страны Берсилия совпадает с названием одного из болгарских племен на Волге X в.

Византийские историки VI в. Прокопий Кесарийский, Агафий и его продолжатель Менандр Протиктор вовсе не знают имени болгар, хотя и хорошо осведомлены о событиях в степях Причерноморья.

Во второй половине VI в. ведущую роль в Причерноморье занимают кутригуры и утигуры. Агафий пишет о них: «Народ гуннов некогда обитал вокруг той части Меотидского озера, которая обращена к востоку, и жил севернее реки Танаис, как и другие варварские народы, которые обитали в Азии за Имейской горой. Все они назывались гуннами или скифами. По племенам же в отдельности одни из них называются кутригурами, другие утигурами, некоторые ультизурами, прочие вуругундами»[219].

По легенде, переданной Прокопием Кесарийским, утигуры и кутригуры — родственные племена и происходят от гуннов[220], т. е., очевидно, они имели также восточное происхождение. Родственность этих племен подтверждается также словами одного из вождей утигур, что кутригуры говорят на одном языке с ними, ведут одинаковый образ жизни, носят одинаковую одежду и родственны им[221]. Но, несмотря на родственность, между этими племенными объединениями разгорелась ожесточенная борьба, подстрекаемая Византией, закончившаяся почти полным взаимным истреблением.

В цитированном отрывке Агафия упоминается племя вуругундов, в котором, вероятно, можно видеть и болгар, если сопоставить это имя с именем, приведенным у Мар Абас Катины в «Начальной истории Армении» — Вхндур Булкар Вунд[222]. В каком отношении болгары-вуругунды находились с кутригурами и утигурами — остается неясным, но Агафий делает следующее замечание: «Ультизиры и вуругунды считались могущественными и были знаменитыми до времени императора Льва и живших в то время римлян. Мы же, живущие ныне (Агафий умер в 582 г.), их не знаем и, думаю, никогда не узнаем или потому, что они, может быть, погибли, или же переселились в отдаленнейшие места»[223].

Анализ событий, связанных с утигурами и кутригурами, позволяет локализовать первых в восточных областях Приазовья, а вторых в западных.

В период кратковременного пребывания псевдоавар в Причерноморье (558–568 гг.) они устанавливают тесный контакт с кутригурами, которые затем в значительном количестве переселяются вместе с аварами в Паннонию[224].

Между 556 и 571 гг., как сообщает «История» Табари, тюркюты захватили восточную часть Северного Кавказа, победив б-н-дж-р, беленджер и хазар. Б-н-дж-р — пехлевийская форма названия болгар[225]. В зависимость от тюркютов попали также утигуры и аланы[226]. Господство тюркютов в степях Прикаспия и Северного Кавказа продолжалось до 630 г., когда после междоусобия каганат распался и утратил былое могущество. На развалинах Западно-Тюркского каганата возникло два новых крупных объединения, во главе которых на востоке в Прикаспии стали хазары, а на западе в Приазовье — болгары.

Так из незначительного племени, лишь изредка упоминаемого в письменных источниках, болгары неожиданно стали господствующей силой. Подобно всем предшествующим объединениям, Болгарский союз, или Великая Болгария, как ее называли византийские авторы, не состоял из этнически однородных племен.

Многочисленные племенные группы различного происхождения, проникшие в Приазовье за два с половиной столетия со времени нашествия гуннов и сохранившие еще во многом свои этнографические особенности, были теперь названы одним именем — именем болгар, ставших во главе нового большого объединения племен. Так, надо полагать, имя болгар приобрело широкое собирательное значение, как в свое время имя гуннов. Конечно, обстановка, в которой возникла Великая Болгария, была уже совершенно иная, так же как и иными были задачи, стоявшие перед этим новым объединением.

Создание Великой Болгарии связано с именем Кубрата, племянника Органы, одного из удельных тюркютских князей, известного на востоке под именем Моходу-Хэу. Органа стоял, вероятно, во главе племен наиболее западных областей каганата, включавших племена болгар и дулу. После смерти Моходу-Хэу в 631 г. в междоусобной борьбе в Джунгарии и распада каганата власть в уделе Моходу-Хэу и вместе с тем политическую самостоятельность унаследовал Кубрат, основавший династию Дуло[227].

Исторических сведений о Великой Болгарии и Кубрате весьма немного. В «Хронике» Иоанна Никиусского (VII в.) сообщается, что Кубрат, племянник Органы, был в детстве крещен и принят в лоно христианства в Константинополе и вырос при императорском дворе. В этом же сообщении Кубрат выступает как вождь гуннов[228], и насколько достоверен акт крещения и воспитания его при императорском дворе — сказать трудно.

В «Краткой истории» Никифора под 635 г. записано: «В те же самые времена восстал вновь Кубрат, родственник Органы, государь гунно-гундуров, против аварского кагана, и весь народ, который находился вокруг него, подвергая оскорблениям, прогнал из родной земли. [Кубрат] прислал послов к Ираклию и заключил с ним мир, который они сохранили до конца своей жизни. И Ираклий послал ему подарки и удостоил его сана патрикия»[229]. Из этих сообщений можно заключить, что Великая Болгария установила тесные союзнические отношения с Византией.

Но и это объединение оказалось весьма непрочным. После смерти Кубрата во времена правления императора Константина II (641–668 гг.) Великая Болгария распалась. Об этом имеются свидетельства средневековых авторов Никифора и Феофана, использовавших более ранний, не сохранившийся источник. Никифор пишет: «Теперь еще нужно сказать о так именуемых гуннах и болгарах, об их происхождении и устройстве. Около Майотидского озера по реке Кофине была расположена издревле известная Великая Болгария и жили так называемые котраги, одноплеменные с ними. Во времена же Константина, который умер на Западе, Кубрат, бывший государем этих племен, умер, оставив пятерых сыновей, которым он завещал никаким образом не отделять друг от друга жилья, и чтобы они добрым расположением друг к другу охраняли свою власть [государство]. Они же, мало заботясь об отеческом завещании, по прошествии недолгого времени отделились друг от друга, и каждый из них отделил себе свою часть народа. Из них первый сын, по имени Ваян, остался, согласно приказу отца, на родной земле по сю пору. Второй, именуемый Котрагом, переправившийся через реку Танаис, поселился напротив него; четвертый перешел через реку Истр в Паннонию, которая ныне находится под властью аваров, и поселился путем заключения союза среди местных племен; пятый же, обосновавшийся в Равенском Пантаполисе, стал подданным ромеев. Последний из них, третий брат, по имени Аспарух, перейдя реки Данапр и Данастр, поселился в местности около Истра, заняв удобную для поселения местность, называемую на их языке Оглом, неудобную и недоступную для врагов. Она ограждена с одной стороны впереди тем, что перед ней находятся теснины и болота, позади же она защищена стенами неприступных скал. Именно потому, что народ так разделился и расселился, племя хазар, жившее внутри области, именуемой Верилией, по соседству с Сарматией, часто нападало на него. И, пройдя все области, лежащие за Понтом Эвксинским, проникло через все земли до моря. И вслед за тем подчинило Ваяна и заставило производить уплату дани»[230].

Рассказ этот записан Никифором между 673–680 гг., а несколько раньше, под 635 г., повествуется о Кубрате, но он называется вождем гунно-гундуров.

И, наконец, о переселении болгар имеются сведения в армянской «Географии», где рассказывается о том, что на Дунае, на одном из островов, «живет Аспар-хрук сын Хубраата, бежавший от хазар из Булгарских гор»[231].

Время смерти Кубрата известно недостаточно точно: в царствование Константина II (641–668 гг.). Следовательно, не позднее третьей четверти VII в. и произошло переселение болгарских племен на новые места.

Болгарские племена покинули Приазовье под ударами хазар. В письме хазарского царя Иосифа сообщается: «В стране, в которой я живу, жили в-н-нт-р’ы. Наши предки хазары воевали с ними. В-н-нт-р’ы были более многочисленны, как песок у моря, но не могли устоять перед хазарами. Они оставили свою страну и бежали, а те преследовали их, пока не настигли их, до реки по имени „Дуна“»[232]. В-н-нт-р’ы у царя Иосифа — это еврейская транскрипция имени гунно-гундуры или оногуры[233]. Таким образом, хазары называли оногурами, если не всех болгар, то орду Аспаруха, преследуемую до Дуная, что, вероятно, соответствовало ее этническому составу.

Значительный интерес представляет более точное определение этнического состава и локализация отдельных групп племен Великой Болгарии. Данных для этого немного.

В армянской «Географии» конца VI в. перечисляются четыре группы болгар: «В Сарматии лежат горы Кераунские и Гиппейские, которые выпускают из себя пять рек, впадающих в Меотийское море. Из Кавказа текут две реки: Валданис, текущая с горы Кракс, которая начинается у Кавказа и тянется на северо-запад между Меотидой и Понтом. Другая река, Псевхрос, отделяет Боспор от тех мест, где находится город Никопс. К северу от них живут народы тюрков и болгар, которые именуются по названиям рек: Купи-Булгар, Дучи-Булкар, Огхондор-Блкар-пришельцы, Чдар-Болкар. Эти названия чужды Птолемею»[234]. Локализация земли болгар к северу от реки Валданис [Кубань] по сведениям армянской «Географии» полностью согласуется со сведениями Феофана, что «от болота [Меотийского] к пределам реки Куфис [Кубани]… расположена Великая Болгария».

Правда, Никифор указывает, что Великая Болгария была расположена «около Майотидского озера по реке Кофине», но тут же добавляет, что здесь же «жили котраги, одноплеменные» с болгарами. Локализация же котрагов-кутригуров к северу от Азойского моря, где-то в излучине Днепра, на чем мы еще остановимся ниже, заставляет помещать Великую Болгарию также рядом, т. е. не по р. Кофине (Кубани), а к северу от нее, как это указано у Феофана и в армянской «Географии». Следовательно, территория Великой Болгарии находилась в основном в Подонье и Северном Приазовье.

С чем могут быть отождествлены горы Кераунские и Гиппейские, одни из которых названы в другом месте Булгарскими? Согласно «Географии», они находятся в Сарматии и из них вытекают пять рек, впадающих в Меотиду. По всей вероятности, Гиппейские горы можно сопоставить с Донецким кряжем, а Кераунские горы — с Ергенями и Ставропольской возвышенностью Относить Гиппейские горы к Ергеням, как это делает М.И. Артамонов, едва ли правильно. Ергени находятся в Прикаспии, эта территория после распада Западно-Тюркского каганата оказалась подвластна хазарам, и здесь никак не могли жить болгары. Кроме того, только при таком отождествлении (Гиппейские — Булгарские горы — Донецкий кряж, т. е. район, занятый первоначальной ордой Аспарха) становится ясным сообщение Феофана о том, что старший сын Кубрата «Батбайян, заняв восточную часть отцовских владений, остался на своей родине до сего времени». В предложенной же интерпретации М.И. Артамонова наиболее восточные территории по Ергеням занимал Аюпарух, что явно противоречит указаниям Феофана.

Племена во главе с Батбаем остались, таким образом, на востоке от Донецкого кряжа, по всей вероятности, в области нижнего течения Дона.

«Второй брат по имени Котраг, перешедший Танаис (Дон), поселился напротив старшего брата», — сообщает Феофан. Выражение «поселился напротив» только «перешедши» Танаис, по всей вероятности, надо понимать — на территории, расположенной сравнительно близко. Если нижнее течение Дона было занято племенами Батбая, то племена Котрага едва ли могли размещаться к востоку — там были хазары. Следовательно, они располагались южнее или севернее. Реальность самого Котрага ставится под сомнение, но бесспорно, что в этой группе преобладающими были племена котраги-кутригуры.

Кутригуры в период своего могущества занимали территории к северу от Азовского моря. Попав в зависимость к болгарам, они, надо полагать, остались на своих землях. И после распада Великой Болгарии котраги оставались здесь, на севере от Нижнего Подонья, а выражение «перешедши Танаис» можно правильно истолковать, принимая за Танаис не современный Дон, а Северский Донец и низовья Дона[235], т. е. котраги перешли современный Северский Донец, поселившись, вероятно, в его верхнем или среднем течении.

Вернемся теперь к болгарским племенам, перечисленным в армянской «Географии»: Купи-Булгар, Дучи-Булкар, Огхондор-Блкар-пришельцы, Чдар-Болкар. В «Географии» сделано замечание — это «болгары, которые именуются по названиям рек», чему, однако, явно противоречит третье из перечисленных имен: «Огхондор» которое совершенно определенно является не названием реки, а племенным именем оногуров. Болгарами-оногурами были племена Аспаруха, что засвидетельствовано еще Константином Багрянородным, и эпитет «пришельцы» вполне соответствует их переселению на Дунай, о чем также сообщено в «Географии»[236]. В таком случае может быть поставлено под сомнение соответствие и других имен названиям рек.

К. Патканов отождествлял Купи-Куфис-Кубань[237]. Среди многочисленных различных племен этого времени нет ни одного подобного случая, чтобы к их именам прибавлялись названия рек. Но обычными являются сложные имена, состоящие из двух этнонимов: гуннугундуры, сарагуры, уннугуры, уархониты, кермихион, кутригуры и многие другие, в том числе и огхондор-булкар.

Нет ли в этом добавлении «по названиям рек» стремления автора «Географии» как-то объяснить происхождение сложных имен болгар? В таком случае «Купи» в имени Купи-Булгар можно, с известной долей достоверности, сопоставить с кутригурами, первая часть имени которых «кутри», а в разночтениях встречающееся «курти» имеет определенную близость к «купи». Следует также заметить, что «кутри», «курти» встречается и в других сочетаниях, что может свидетельствовать о самостоятельном значении этого этнонима. Константин Багрянородный среди семи мадьярских имен называет одно — куртигермат[238]. Герматы — это племя юрматы, сохранившееся среди башкир. Куртигермат — образование, включившее племенную группу «курти», как и кутригуры, образовавшиеся от смешения с огурами. Может быть, именно поэтому псевдоавары (уархониты), происходившие от огурских племен, при появлении в степях Причерноморья были весьма благосклонно приняты кутригурами[239], как наиболее близкие, родственные племена. При движении в Паннонию вместе с псевдоаварами ушли в основном огурские группы, а в Приазовье остались кутри-котраги.

Если допустимо отождествление купи с котрагами, то, следовательно, Купи-Булгар является той группой болгар, которая, по свидетельству Феофана и Никифора, оказалась за Танаисом под начальством Котрага.

Второе болгарское племя в армянской «Географии» названо Дучи-Булкар. «Дучи» из всех этнонимов, связанных с болгарскими племенами, ближе всего стоит к Дуло, имени рода, из которого происходил Кубрат, и с именем которого связывает династию болгарских князей «Именник»[240]. Такое отождествление будет еще более убедительным, если имя Дучи-Булкар будет относиться к племенной группе Батбая. Феофан считает Батбая старшим сыном Кубрата, и наиболее вероятно, что Батбай унаследовал власть отца в роде или племени, откуда происходил сам Кубрат, т. е. в роде Дуло.

И. Маркварт, как известно, предлагал вместо Дучи читать Кучи[241], а Ф. Вестберг — Кочо, считая, что это Днепр и, следовательно, Дучи-Булкар означает болгарскую группу по Днепру, где по более ранним сведениям должны быть размещены кутригуры. Ф. Вестберг считал также, что «под „Великой Болгарией“ следует разуметь земли от Азовского моря до Днепра приблизительно»[242].

Однако в свете других источников для таких выводов нет достаточных оснований. Земли, занятые племенами Аспаруха, находились восточнее Днепра, о чем свидетельствуют сообщения как Феофана, так и Никифора.

«Аспарух, перешедши Днепр, Днестр…, — пишет Феофан, — поселился между Дунаем…» Аналогично и известие Никифора: «Аспарух, перейдя реки Данапр и Данастр, поселился в местности около Истра»[243]. В обоих источниках совершенно четко отмечено: «перейдя Днепр», следовательно, земли Аспаруха были восточнее Днепра, что вполне увязывается с предложенной нами локализацией их в районе Донецкого кряжа.

Кутригуры, если и жили по Днепру, то не далее его левобережья в излучине у Днепровских порогов, а не устья у Днепровско-Бугского лимана, к чему, как будто, склоняется М.И. Артамонов[244].

В известном описании Агафия о междоусобице кутригуров и утигуров вождь последних Сандихл мстит вначале кутригурам на неприятельской территории, обращая в рабство ее обитателей. Затем он встретил «возвращавшихся из Фракии кутригуров и только перешедших Дунай и, перебив множество, отобрал все деньги и добычу. Те же, которым удалось ускользнуть, когда с трудом добрались до своих (курсив наш. — В.Г.) и присоединились к ним, вступили в войну с ними»[245]. Оговорка, сделанная Агафием, — «с трудом добрались до своих» — должна означать, очевидно, прежде всего значительное расстояние, их разделявшее, что никак нельзя сказать для территории у Днепровского лимана, но вполне приемлемо для левобережья Днепра у Порогов.

Одним из косвенных подтверждений предложенной локализации отдельных групп болгар может быть описательный прием, которым пользуется автор армянской «Географии». При описании однотипных объектов, расположенных по его представлению в широтном направлении, перечисление обычно начинается с востока. Так размещены горы Сарматии: Кераунские (Ергени) и Гиппейские (Донецкий кряж), народы тюрки и болгары. В таком порядке, очевидно, перечислены и болгарские племена. Но при той локализации, которая была предложена нами, Купи-Булгар — в верховьях Северского Донца, Дучи-Булкар — на Нижнем Дону и Огхондор-Блкар — на Дунае, на первый взгляд, появляется некоторое противоречие, поскольку наиболее восточная группа — Дучи-Булкар — стоит в «Географии» на втором месте, т. е. область ее расселения должна находиться западнее области Купи-Булгар. Однако здесь следует учесть ряд особенностей расположения этих двух областей. Разница в широтном расположении их весьма незначительна: Купи-Булгар находилась к северо-западу от Дучи-Булкар. На местности главными ориентирами являлись реки, что достаточно ясно и из самой «Географии», где вся область болгар указана к северу от рек Валданис (Кубань) и Псевхрос (рукав Кубани). Реки к тому же служили основными путями сообщения, особенно для торговых экспедиций, в составе которых были и информаторы, сообщавшие различные географические данные.

Для того, чтобы попасть в область Купи-Булгар по Северскому Донцу, необходимо было из Азовского моря подняться вверх по Нижнему Дону, т. е. на восток через область Дучи-Булкар, что и дало основание автору «Географии» поставить племена Купи-Булгар на первом месте, считая их наиболее восточной группой болгарских племен.

Остается последняя группировка — «Чдар-Болкар», которая не поддается, по мнению исследователей, локализации[246].

Если исходить из приема перечисления племен, каким пользуется автор «Географии», то Чдар-Болкар должна быть группой болгарских племен в Западной Европе. Это вполне согласуется с тем, что Феофан сообщает о болгарских племенах в Паннонии и у Равенны, выводя их также из Великой Болгарии. Последнее мало вероятно. Как отмечалось, на Западе болгарские племена появились уже в конце V в.[247], и о них, надо полагать, было известно автору армянской «Географии», как и Феофану.

Разгром болгарских племен Приазовья был первым шагом на пути укрепления и расширения возникшего в середине VII в. Хазарского каганата, основная территория которого находилась в низовьях Волги, где позднее и была построена столица Хазарии — Итиль.

Первый и наиболее сильный удар хазары нанесли восточной, точнее юго-восточной группе болгар, ближе всего находившихся к хазарской территории. Естественно, что именно эта группа и должна была попасть в зависимость к хазарам. Феофан сообщает, что племя хазары «сделало своим данником старшего брата Батбая, властителя первой Булгарии». Поход именно против этой группы болгар, может быть, был обусловлен и тем, что здесь находились представители рода Дуло (Дучи-Булкар), с которыми вели борьбу еще в период существования Тюркского каганата каганы из рода Ашина[248], ставшие теперь во главе хазар.

Борьба Батбая с хазарами дала возможность Аспаруху, занимавшему земли к западу, собрать подвластные ему племена и бежать на запад, чтобы избежать участи своего старшего брата. Едва ли хазары преследовали Аспаруха вплоть до Дуная. Сообщения о преследовании имеются только в письме царя Иосифа, написанном явно в хвастливом тоне. По всей вероятности, учтя судьбу болгар Батбая, признали свою зависимость от хазар и болгары-котраги. Может быть, они лишь несколько продвинулись в верховья Северского Донца.

Ни в одном из письменных источников нет никаких указаний на существование еще какой-то группы болгарских племен, которую можно было бы сопоставить с будущими волжскими болгарами, вышедшими, бесспорно, также из Великой Болгарии Кубрата. Может ли это быть случайностью, и как объяснить полное молчание источников об этой группе вплоть до X в.?

Византийских и армянских авторов интересовало главным образом лишь ближайшее окружение, т. е. области Причерноморья и Прикаспия. Их географические познания ограничивались именно этими областями. Описания бурных событий IV–VII вв. у всех авторов касаются исключительно полосы степей Восточной Европы. Насколько ограничены и неопределенны были представления того времени о более северных глубинных областях, свидетельствуют экскурсы Иордана, считавшего причерноморских акациров соседями прибалтийских эстов[249].

По-видимому, будущая волжская группа болгарских племен в период столкновения с хазарами занимала какую-то окраину Великой Болгарии, скорее всего северо-восточную, наиболее близкую к Волге. И когда хазары обрушились на Батбая, эта группа, как и орда Аспаруха, отошла на новые места — к северу, в Среднее Поволжье. Это событие осталось для византийских и армянских авторов не замеченным, поскольку, удалившись на значительное расстояние в глубь малоизвестной области, волжские болгары перестали играть активную роль в событиях причерноморских степей. Всякая иная локализация этой группы, кроме северо-востока современного Дона, создает непреодолимые трудности в их движении на Среднюю Волгу. Если размещать их на другой территории, то в своем продвижении на север они должны были пройти или через земли хазар, или через области нижнедонской или северско-донецкой группы болгарских племен, что мало вероятно. Ниже, при рассмотрении вопроса о племенах, входивших в состав различных группировок, мы еще вернемся к этому вопросу.

2. Болгарские племена в VIII–IX вв. (к вопросу об этническом составе и расселении)

Письменные источники весьма скупо освещают историю племен Приазовья и Подонья в период существования Великой Болгарии[250]. Немного можно извлечь из этих источников и по основной интересующей нас проблеме — этнического состава населения, объединенного общим именем — болгары.

Более или менее достоверно удается проследить, что болгарское объединение распалось не менее чем на четыре, а может быть, и пять групп, как об этом сообщают Феофан и Никифор. Распад болгарского объединения был обусловлен тем, что племенные группы, входившие в его состав, были еще в достаточной мере самостоятельны и сохраняли свои традиции в культуре и быте. Болгарское объединение, как и многие другие, возникавшие в период распада первобытно-общинных отношений, было создано военной силой и держалось на авторитете и успехах Кубрата. После смерти Кубрата созданное им объединение распалось под ударами хазар. Часть болгарских племен, спасаясь от хазар, отошла на новые земли — на Дунай и Среднюю Волгу, значительная часть осталась на старых местах.

Обратимся теперь к другому кругу источников — археологическим памятникам — и выясним, насколько они могут осветить вопросы существования единого болгарского объединения, его расселения и этнического состава отдельных племенных групп.

К сожалению, археологические памятники времени существования Болгарского союза в Приазовье и близлежащих районах, как и периода, непосредственно предшествовавшего его появлению, изучены пока чрезвычайно слабо. Единичные памятники IV–VIII вв., известные в Восточном Причерноморье, весьма сложны и разнохарактерны. Достаточно указать на такие комплексы, как Вознесенка[251], Ново-Покровка и Тополи[252], Перещепино[253], Арцибашево[254] и многие другие «клады», историческая и тем более этническая интерпретация которых вызывает еще много споров[255]. Массовый рядовой материал могильников и поселений или другого рода памятников здесь пока не выявлен[256], поэтому рассмотреть интересующие нас вопросы непосредственно на синхронном археологическом материале мы не можем. Но в освещении этой проблемы могут быть использованы известные памятники VIII–IX вв. — времени, последовавшего за распадом Болгарского объединения.

Впервые к этим памятникам для решения проблемы существования «некогда единого обширного объединения болгарских племен» обратился Н.Я. Мерперт[257]. Совершенно правильно решая ее в общих чертах, автор не дал, однако, обстоятельного анализа археологических материалов. Б настоящее время имеются достаточно полные, хотя и далеко еще не многочисленные комплексы из всех трех областей, в которых обитали болгарские племена после распада Великой Болгарии — на Дунае, Дону и Волге.

В Подонье памятники VIII–IX вв. выявлены уже давно. Однообразие вещевых комплексов, встречающихся на обширной территории бассейна р. Дона, привело к объединению их всех в салтово-маяцкую культуру[258]. Однако па этой территории в VIII–IX вв. нет этнического единства[259]. Уже в самом начале изучения этой области были обнаружены весьма разнохарактерные памятники каре среди могильников, так и поселений.

Широкую известность приобрели катакомбные могильники, которые по устройству погребальных камер и антропологическому типу захороненного в них населения сближаются с памятниками аланских племен Северного Кавказа. Резко отличны от катакомб грунтовые могильники, в которых обнаруживаются костяки иного антропологического типа. Эти различия в погребальном обряде и антропологическом типе захороненных, а также другие различия в культуре[260], достаточно хорошо прослеживаются и в территориальном размещении памятников. Поэтому С.А. Плетнева считает, что «правильнее было бы назвать салтово-маяцкой только северную группу памятников, т. е. культуру, характеризующуюся „каменными городищами“, подобными Маяцкому, и катакомбными могильниками, подобными Салтовскому. Южный вариант, этнически достаточно определенный, можно назвать болгарским или праболгарским»[261].

Такое разделение памятников VIII–IX вв. в Подонье нам представляется вполне правильным; в дальнейшем мы будем рассматривать только южную группу памятников (рис. 23), этническая принадлежность которых болгарским племенам будет показана ниже.

В среднем течении Северного Донца В.А. Городцов на Зливкинском могильнике исследовал 35 погребений[262], из них 14 были детскими. Форма могильных ям не была выяснена. Большинство погребенных лежало на спине в вытянутом положении, а в пяти случаях слегка скорчено или на левом боку, или с поджатыми коленями. Большинство захороненных было ориентировано головой на запад, с отклонениями к северу и югу. Глубина захоронений сравнительно небольшая — до 142 см. В большинстве могил (27) находились глиняные сосуды. В восьми случаях их было два. Среди сосудов преобладают гончарные и лепные горшки. Орнамент на них состоял из простых круговых или волнообразных линий, реже вертикальных полос, выцарапанных на блестящей черной поверхности сосуда[263]. Кувшинообразных сосудов было очень немного. В большинстве могил сосуды стояли в изголовье преимущественно с правой стороны от погребенного. В ряде случаев В.А. Городцов отмечает лишь, что сосуды стояли справа или слева, не указывая, к какой части могилы это относится. В 13 могилах рядом с погребенными найдены кости животных — барана, коровы, лошади, в нескольких случаях кости не были определены. Ни на площадке могильника, ни в засыпях могильных ям не найдено костей животных. Вещей в могилах было очень немного. Особо следует отметить погребения, где вещи, преимущественно украшения, сложены отдельно — «грудкой у локтя левой руки» (погребения 21 и 27) или на правой стороне груди или лица (погребения 10, 33).

На другом могильнике — Покровском — вскрыто всего шесть погребений[264], повторяющих ту же картину, что и на Зливкинском могильнике. К этому же типу памятников могут быть отнесены могильники у Лысогорки[265], Залиманья[266], Шейковки[267] и Рубцово[268], известные лишь по немногим случайным находкам. Все эти памятники расположены довольно компактной группой по среднему течению Северного Донца, преимущественно его левого берега, у низовьев р. Оскола, и могут быть выделены в своеобразную локальную группу, связанную с одним из племен болгарского объединения (см. рис. 23).

Южнее этого района в низовьях Северского Донца и у Азовского побережья памятники изучены очень слабо. На Донце у Каменска известен Рыгинский могильник. Местное население при хозяйственных работах неоднократно наталкивалось на «могилы, в которых каменные плиты поставлены со всех 4-х сторон, а сверху перекрыты также плитами»[269]. Чаще же встречались могилы другой конструкции, когда погребенные перекрывались наклонными плитами, один конец которых стоял на дне могилы, а другой упирался в противоположную стену. Умершие обычно ориентированы головой на юг, а плиты наклонены к западу, т. е. стоят с правой стороны погребенного. Две такие могилы, причем обе коллективные, были раскопаны в 1901 г. В изголовье умерших слева стояли сосуды — горшок и кувшин. Одна могила была, видимо, впущена в древний курган, у взрослого костяка были подогнуты ноги. В этой же могиле на дне были угли и зола.

Могильник, очевидно, такого же типа находится в низовьях Дона у Багаевской станицы. Судя по одному исследованному здесь погребению, умершие ориентированы головой на северо-восток, по бокам их стоят каменные плиты. По рассказам местных жителей, в могилах часто находили глиняные горшки[270].

В связи с этими памятниками нельзя не вспомнить известный Борисовский могильник[271] у Геленджика на Черноморском побережье, где также многие захоронения совершены в каменных ящиках и преимущественно с северо-восточной ориентировкой. Наряду с погребениями в каменных ящиках многочисленны и захоронения в грунтовых могилах, а также трупосожжения в том и другом типе могил.

В нескольких могилах (30, 41, 62) вещи (украшения) при умерших были уложены в кучу около черепа или таза. Аналогичное явление уже отмечалось в Зливкинском могильнике. Неоднократно встречались захоронения только вещей без останков человека. Замечательны также находки комплексов оружия с согнутыми саблями (погребения 90, 99, 103, 125, 134). Керамика могильника немногочисленна и представлена двумя основными формами — горшками и кувшинами. Некоторые горшки[272] весьма близки по форме больше-тарханским (табл. VII, 7, 12). Кувшины преимущественно с высоким туловом, одноручные или двуручные.

Захоронения с каменными внутримогильными конструкциями типологически можно сопоставить с больше-тарханскими могилами с заплечиками. Основное, что их сближает, это отсутствие деревянного гроба и устройство могильной камеры — склепа. Различается лишь материал, употребляемый для устройства камеры. Действительно, могилы с односторонними заплечиками перекрывались наклонно поставленными короткими бревнами, и точно так же производились захоронения с наклонно поставленными плитами. В погребениях с двусторонними заплечиками в качестве опоры для горизонтального перекрытия использовались уступы — заплечики, оставленные при рытье могильной ямы, а в погребениях с каменными ящиками такие опоры выкладывались специально из каменных плит. В Борисовском могильнике В.В. Саханев в ряде случаев отмечает, что у каменных гробниц «перекрытия нет» — отсутствуют каменные плиты, замененные, очевидно, деревянным накатником или досками. К этому же типу относится погребение 61, где плиты были поставлены только поперек ямы у ног и головы[273]. Боковые стенки этой могилы имели, вероятно, уступы-заплечики. Могилы, перекрытые наклонно поставленными каменными плитами, типологически близки могилам с односторонними заплечиками, где перекрытие также устраивалось наклонно, но из дерева.

Конечно, все это лишь касается общего принципа конструкции могильных сооружений и может указывать лишь на отдаленное родство населения.

Небезынтересно вспомнить, что в Болгарах, на Волге при раскопках могильника домонгольского времени было обнаружено несколько могил с обкладкой в нижней части вокруг костяков каменными плитами, а у некоторых и с частичным перекрытием[274]. В этом, может быть, следует видеть пережиток более широко распространенного ранее обряда захоронения в каменных ящиках.

К сожалению, в Приазовской области нет достаточно хорошо исследованных могильников, а Борисовский могильник дает картину весьма сложную. Захороненное здесь население было этнически не однородным и испытывало, кроме того, сильное влияние причерноморских центров. В этом могильнике, например, совершенно нет костей животных, очень редки сосуды. В.В. Саханев, исследовавший Борисовский могильник, отнес его к зихам. Нов его историческом экскурсе показано, что область, где расположен могильник, была границей между зихами и утургурами[275]. Поэтому в могильнике могли хоронить и болгар-утургур, в чем нас убеждает сходство конструкции могил с каменными ящиками Рыгинского и Багаевского могильников, а также ряд других деталей обряда.

Возможно, к этому же времени относятся погребения, вскрытые под небольшими насыпями у ст. Нижне-Кундючинской и Белокалитвинской[276]. Могильные ямы были засыпаны сверху камнями, умершие ориентированы головой на северо-восток, а поверх захоронения человека в яму была уложена взнузданная лошадь, обычно мордой к юго-западу.

Существенно дополнить характеристику памятников приазовского района могут поселения, интересную группу которых обследовала С.А. Плетнева на Белой Калитве, левом притоке Северского Донца. По составу керамического комплекса она разделяет селища на два типа. В первом, наиболее многочисленном, преобладают лепные высокие яйцевидные горшки со слабо отогнутым венчиком и слегка выделенным толстым дном. Тесто у них хорошо отмученное, с примесью мелкого речного песка и изредка рубленой соломы или травы. Обжиг очажный, неровный, поверхность желто-оранжевая, излом черный[277]. Этот тип керамики аналогичен находкам на Правобережном Цимлянском городище и на ряде других поселений и относится автором к болгарской культуре.

Второй тип селищ содержит, кроме того, своеобразные сосуды, которые «отличаются от обычных горшков орнаментом в виде налепных валиков на венчике, горле и плечиках. Валики покрыты узором — простыми или перекрещивающимися насечками»[278]. На некоторых фрагментах встречается орнамент в виде горизонтальных бороздок и пояски ямок[279]. Для сосудов этого типа характерно высокое горло и слабо отогнутый венчик. Аналогии этому типу керамики С.А. Плетнева находит в керамике VII в. в Тамани и на поселении у с. Натальевки на берегу Миусского лимана Азовского побережья, а также в более поздней гончарной керамике XII–XIII вв. на городище «Царь Асень» в Болгарии[280].

Из других памятников Азовского побережья интересны поселения на Золотой Косе и Самбекское городище, где в массе встречены обломки глиняных котлов с внутренними ушками. Керамика из этих поселений орнаментирована гораздо богаче — защипами, вдавлениями, нарезками и пунктирным узором, — чем в других районах[281].

Памятники Азовского побережья, среднего и нижнего течения Северского Донца и низовьев Дона можно связать с западными группировками болгарского объединения. Основываясь на произведенной выше локализации отдельных племен по данным византийских историков и армянской «Географии», памятники среднего течения Северского Донца мы относим к котрагам, а памятники Азовского побережья и низовьев Дона и Северского Донца, огибающие Донецкий кряж (Болгарские горы), связываем с племенной группой, из которой вышла орда Аспаруха. В составе последней упоминаются огхондоры (оногуры). Различия между этими двумя племенами прослеживаются как в погребальном обряде, так и в керамике. Южная, приазовская группа была, вероятно, более неоднородна по составу и сильнее испытывала влияния соседних причерноморских центров.

После ухода орды Аспаруха гегемония в Северном Приазовье, очевидно, перешла к котрагам, которые выступают здесь под именем «черных болгар» (русские летописи и Константин Багрянородный) или «внутренних болгар» (арабские и персидские источники). Локализация черных, или внутренних, болгар в Северном Приазовье убедительно проведена Н.Я. Мерпертом[282].

Эпитет «черные» в названии болгар, видимо, не случаен и должен относиться именно к котрагам, подчеркивая монголоидность их физического типа, что достаточно хорошо обнаруживается на черепах из Зливкинского могильника.

Еще одна группа памятников VIII–IX вв., связанная с болгарскими племенами, расположена в Нижнем Подонье, выше впадения Северского Донца. Большинство известных памятников сконцентрировано вблизи станицы Цимлянской, поэтому условно мы и будем называть эту группу цимлянской. К сожалению, в этом районе совершенно не выявлены могильники, за исключением единичного погребения у Саркела, где захороненный лежал в грунтовой яме головой на восток[283]. В какой-то степени могут быть также использованы материалы из бескурганного могильника X–XI вв. в Саркеле — Белой Веже, где местное, в основном болгарское, население подверглось сильной славянизации. Умершие «погребались в деревянных гробах, выдолбленных из куска дерева или сколоченных из досок. Наряду с гробами с плоскими крышами встречались гробы с двускатным перекрытием. В редких случаях гробы, главным образом для детских погребений, делались из кирпичей, причем стенки их составлялись из вертикально поставленных экземпляров»[284]. В последнем с полным основанием можно видеть пережиток обычая захоронения в каменных ящиках, что было характерно для приазовских и причерноморских погребений. Гробы с двускатным перекрытием также находят аналогии среди погребений Борисовского могильника, где в нескольких случаях каменные плиты поставлены наклонно под углом друг к другу[285].

Большинство захороненных на саркельском кладбище лежало на спине в вытянутом положении, головой на запад. Встречались двукратные захоронения в одной могиле, как и в ряде случаев среди больше-тарханских погребений.

Керамика цимлянских поселений характеризуется также двумя типами — кувшинообразным и горшковидным. Среди кувшинообразной керамики выделяется два вида — кувшины с низким округлым туловом и кувшины с яйцевидным туловом[286]. В публикации керамики из городища Саркел дана лишь весьма общая характеристика, без статистики по формам и орнаменту, что лишает нас возможности использовать этот большой комплекс в качестве полноценного сравнительного материала.

В орнаментации кувшинов здесь, кажется, нет такого массового крестовидного лощения по тулову, как у больше-тарханских сосудов, но часто встречается орнамент из вертикальных лощеных полос.

Среди сосудов из Саркела встречаются пифосообразные горшки с двумя небольшими ручками-петлями, прикрепленными к верхней части тулова[287]. Этот тип сосудов на Волге в VIII–IX вв. пока не известен.

Обычные горшки из цимлянских поселений отличаются обильной примесью кварцевого песка в тесте. Тулово их покрыто горизонтальными и волнистыми линиями. Все они изготовлены на гончарном круге[288]. Этот тип сосудов получает чрезвычайно широкое распространение среди керамики юга в VIII–IX вв., а на Волге известен пока всего один экземпляр из Больше-Тарханского могильника (табл. VII, 4).

В цимлянских поселениях встречаются также низкие глиняные сковородки[289] и котлы с внутренними ушками[290], причем гораздо реже, чем в приазовских поселениях. На Волге эти типы керамики пока не найдены.

Цимлянская группа поселений на Нижнем Дону может быть связана с племенами, упомянутыми в X в. персидским анонимом в «Хӯдӯд ал-’Āлеме», который называет область «В-н-н-д-р» и пишет о ее границах: «К востоку от нее — барадасы; к югу от нее — хазары; к западу от нее — горы; к северу от нее — мадьяры. Они [венендеры] трусливы, слабы, бедны. Доходных статей у них мало»[291]. В-и-н-д-р «Хӯдӯд ал-’Āлем» бесспорно то же, что В-н-нт-р — имя, которым хазарский царь Иосиф называет всех болгар. Локализации венендеров именно в нижнедонских районах помогают указанные в «Хӯдӯд ал-’Āлеме» границы. Барадасы на востоке — наиболее вероятно — буртасы, которых большинство исследователей размещает на Нижней Волге, горы на западе — Донецкий кряж, которые, как мы пытались показать выше, был областью расселения группы болгарских племен, откуда вышла орда Аспаруха. Хазары, занимавшие северо-западные области Прикаспия, находились от венендеров на юге. На севере указаны мадьяры, которые в конце IX в. прошли по южнорусским степям на запад. Венендеры составляли, очевидно, «Первую Болгарию» Батбая, которая была покорена хазарами и на землях которых был выстроен Саркел. Венендеры или В-н-нт-р царя Иосифа, как уже отмечалось выше, — это еврейская транскрипция имени оногуров (оногундуров). Оногуры не являлись собственно болгарскими племенами, как и котраги. Феофан в своем сочинении пишет, что «необходимо сказать и о прежней жизни оногундуров, болгаров и котрагов», считая, видимо, каждый из этих народов достаточно отличным друг от друга. Если цимлянские памятники оставлены какой-то группой оногуров, тогда те черты, которые роднят эти памятники с более западными — приазовскими, можно с известной долей достоверности отнести к общеоногурским. Такие общие черты проявляются прежде всего в конструкции могил с каменными ящиками и, видимо, северо-восточной ориентировки костяков, а также отсутствии костей животных в засыпях могильных ям и редком употреблении сосудов в обряде погребения. Если при дальнейших исследованиях это предположение подтвердится более вескими аргументами, то можно будет попытаться выделить также комплексы, связанные с утигурами (оногурами) VI в., когда эта группа была господствующей в Восточном Приазовье.

На Дунае могильник времени прихода болгар открыт у Нови-Пазара, вблизи древней столицы Болгарии — Плиски[292]. На могильнике исследовано 42 рядовых погребения, совершенных в грунтовых ямах, среди которых довольно много глубоких. Погребенные ориентированы в большинстве случаев головой на север со значительным отклонением к востоку, что близко ориентировке умерших в Богаевском и Борисовском могильниках. Большинство костяков лежало на спине, в вытянутом положении, некоторые же лежали в скорченном положении или со слегка подогнутыми ногами, как и в некоторых погребениях Зливкинского могильника.

Довольно многочисленны погребения с костями животных как в гробу, так и в засыпях могил (24 из 42). Рядом с умершим лежат обычно кости овец, довольно часто птиц и изредка коров, свиней и оленя. В 15 могилах в засыпи, причем чаще всего над костями ног покойника, были положены крупные части, а иногда и целые туши коров, овец, оленя и только в двух случаях коня. В этом обряде Ново-Пазарские погребения резко отличаются от всех других вышеописанных могильников и, в первую очередь, Больше-Тарханского, где в засыпях ям встречаются исключительно кости коня.

Керамика из погребений вся сделана на гончарном круге. Кувшины с боковыми ручками имеют высокое тулово, орнаментированное каннелюрами и преимущественно вертикальными лощеными полосами[293]. Интересны пифосообразные горшки с двумя боковыми ручками-петлями, прикрепленными одним концом к низкой горловине, а другим к верхней части тулова[294]. В Цимлянской группе памятников такие горшки имеют обычно ручки-петли, прикрепленные только к верхней части тулова[295]. Своеобразны низкие горшки[296], близкие по форме к чашам, типа найденных в Больше-Тарханском могильнике (табл. VIII, 19). В одном погребении был горшок типа, широко распространенного в донских памятниках, — с горизонтальным и волнистым рифлением по тулову[297].

В нескольких могилах у дна были обнаружены остатки костра, сгоревших плах или жердей, как в ряде случаев в Больше-Тарханском могильнике. Два захоронения совершены по обряду трупосожжения.

Трупосожжение было обнаружено также в кургане XXXIII у Плиски, который С. Станчев причисляет к этому же кругу памятников[298]. В могиле с сожжением найдено большое количество сосудов того же типа, что и в Нови-Пазарском могильнике. Рядом с могилой находилось захоронение коня, что аналогично захоронениям коней в Танкеевском могильнике. Курганная насыпь над погребением в Плиске может быть сопоставлена с курганными насыпями в Кайбельском могильнике. Пережитком этого же обычая следует считать впускные погребения в курганах III и IV вв. в Мадарах[299], где умершие ориентированы точно так же, как в Нови-Пазарском могильнике.

Керамика из Плиски, Мадара и некоторых других пунктов, того же периода, что и Нови-Пазарский могильник, в ряде случаев поразительно сходна с сосудами из Борисовского могильника, особенно двуручные кувшины[300].

В целом дунайские памятники обнаруживают большое сходство с приазовскими в Подонье. Это наблюдается в керамике — форме кувшинов, широком распространении котлов с внутренними ушками, в ориентировке погребенных, распространении обряда трупосожжения. Не случайно, очевидно, и то, что тип керамики с налепными валиками из поселений по Белой Калитве находит себе аналогии в более поздних болгарских поселениях[301].

Все это может подтверждать тот факт, что орда Аспаруха на востоке занимала область Северного Приазовья в районе Донецкого кряжа и включала племена оногур-утигуров. Имеются, конечно, и достаточно ощутимые различия в памятниках: в частности в Болгарии не обнаружены захоронения в каменных ящиках. Но, может быть, именно группа населения, для которой характерен этот обычай, и осталась в Приазовье.

Заканчивая краткий обзор памятников, связанных с болгарскими племенами VIII–IX вв., следует отметить, что ни водном из перечисленных районов мы не находим такого комплекса, который был бы полностью идентичен или хотя бы очень близок Больше-Тарханскому могильнику. В наш обзор не вошло среднее течение Дона, поскольку памятники интересующего нас времени здесь совершенно не изучены. А именно эта область может считаться наиболее вероятной территорией расселения группы племен, откочевавших позднее на Волгу. В пользу этого предположения можно привести ряд фактов. Среди кувшинообразных сосудов, широко распространенных в VIII–IX вв., причем не только в среде племен болгарского объединения, но и шире, намечается ряд своеобразных групп, различающихся главным образом по форме тулова и оформлению ручек. В больше-тарханском комплексе преобладают кувшины с очень низким приплюснутым туловом. Ближе всего этот тип стоит к керамике Верхне-Салтовского могильника и цимлянских поселений. В Верхне-Салтовском могильнике кувшины по форме тулова разделяются почти равномерно на три вида: с вытянутым и округлым туловом, с низким приплюснутым туловом — и средним[302] приплюснутым туловом. Среди тарханских сосудов почти половину составляют кувшины с низким приплюснутым туловом, а округлые и вытянутые встречаются лишь единично (табл. I).

То же самое можно, очевидно, сказать и в отношении кувшинов цимлянских поселений. Далее на юге, например, на Северном Кавказе, кувшины с приплюснутым туловом составляют редкость[303], так же как и на западе в Болгарии, где преобладают кувшины с округлым и высоким туловом. Для кавказских сосудов очень характерны кувшины с зооморфными ручками. В Тарханском комплексе такой сосуд встречен один раз (табл. VI, 9). Интересно, что на Волге совершенно не получают распространения горшки с горизонтальным или волнистым линейным орнаментом, наиболее характерным для болгарских памятников юга. Объясняется это, очевидно, и тем, что волжская группа племен в болгарском объединении занимала окраинную территорию, где подобные горшки к моменту расселения болгар не получили еще широкого распространения.

Грунтовые могильники с западной ориентировкой погребенных также были, вероятно, характерны для северных областей болгарского объединения, так же как и обычай помещения глиняных сосудов в погребениях. В этом Больше-Тарханский могильник и другие памятники Волги ближе всего к Зливкинскому могильнику. И, наконец, нельзя не отметить большую близость антропологического типа населения Больше-Тарханского и Зливкинского могильников (см. статью М.С. Акимовой), а также населения цимлянской группы памятников, где выявлен аналогичный тип[304].

Все это свидетельствует о том, что волжская группа болгарских племен в Подонье была ближе всего территориально к племенам зливкинской и цимлянской группы болгарского союза. В силу территориальной близости и тесных контактов в материальной и духовной культуре племен, входивших в состав болгарского союза, появилось много общих черт, которые не могли, однако, еще сгладить отдельные племенные различия, связанные с их происхождением. Поэтому и в VIII–IX вв. после распада болгарского объединения между отдельными группами племен, входившими в его состав, сохраняется известная общность в культуре, но различия, которые существовали ранее, не стираются, а в силу территориальной разобщенности усиливаются.

Племена, входившие в состав болгарского союза, по происхождению были весьма различными, что и отражается в археологических материалах, особенно погребальном обряде, где наиболее консервативны древние традиции. Но бесспорно также, что при возникновении этого союза объединение племен базировалось на основе какой-то близости, родственности. Наиболее вероятно, что эта близость проявлялась прежде всего в близких наречиях одного языка, скорее всего древнетюркского. Конечно, известную роль в этом сближении сыграли и экономические связи, и военная организация.

Попытаемся суммировать те общие черты и те различия, которыми характеризуются археологические памятники, связанные с болгарскими племенами.

1. Захоронения в бескурганных могильниках; умершие лежат преимущественно на спине, в вытянутом положении и изредка в скорченном положении с подогнутыми ногами.

Различия наблюдаются в ориентировке погребенных по сторонам света и внутренней конструкции могил.

2. Сопровождение погребенных глиняной посудой двух типов — кувшинами и горшками.

Различия — в месте, где сосуды ставятся в могиле (у головы, ног, справа, слева), и присутствие в каждой группе еще других типов керамики.

3. Помещения в могилах жертвенной мясной пищи.

Различия — в видах и частях туш животных, употребляемых для жертвоприношений.

4. Присутствие остатков культа огня. Правда, это встречается довольно редко. В некоторых могильниках — трупосожжение.

5. Сравнительная немногочисленность погребального инвентаря.

То, что эти черты в отдельных памятниках встречаются в различных сочетаниях, может свидетельствовать об этнической пестроте болгарских племен. Ко времени распада Великой Болгарии эта пестрота уже, очевидно, значительно сгладилась и болгарские племена представляли собой более или менее единый массив, с диалектами единого тюркского языка. Но в культуре их еще сохранялись отдельные элементы, свидетельствующие о различном происхождении отдельных групп населения.

3. Происхождение болгарских племен

Ко времени распада Великой Болгарии этническое имя болгар получило широкое распространение и перекрыло почти все остальные племенные имена. Поэтому под их именем выступают группы населения самого различного происхождения. Но в культурном отношении племена бывшего болгарского союза были чрезвычайно близки. Нивелировке их культуры содействовало и длительное сосуществование на одних территориях, и однообразие в образе жизни и хозяйственной деятельности. Немалую роль в нивелировке вещевого комплекса сыграли ремесленные центры Причерноморья и постоянная связь и торговля с Византией. Частые военные столкновения, обескровившие некоторые племенные группы, как, например, борьба кутригуров и утигуров, приводила к ассимиляции одних групп населения другими и образованию смешанных племенных объединений.

Все это во многом затрудняет, а на данном уровне наших исследований, при незначительности еще изученных памятников, просто не позволяет достаточно четко расчленить имеющиеся памятники и определить их этническую принадлежность.

Выяснение вопроса о происхождении пришлых племен во многом затрудняется тем, что памятники IV–VII вв., т. е. времени непосредственного прихода кочевников из Азии в Причерноморье, изучены чрезвычайно слабо. Поэтому пока лишь в общих чертах можно наметить те области и круг памятников, которые могли быть связаны с европейскими кочевниками I тысячелетия н. э.

Одним из весьма примечательных проявлений этнического своеобразия некоторых групп населения середины I тысячелетия н. э. являются захоронения в могильных ямах с уступами-заплечиками. Характерной особенностью этих ям, как уже указывалось выше, были сравнительно невысокие, в пределах 30–50 см, заплечики вдоль обеих продольных сторон могилы. Особую группу составляют погребения с односторонними невысокими заплечиками. Могильные ямы с уступами-заплечиками встречаются уже среди сарматских захоронений Поволжья и Южного Урала. Но конструктивно они иные. Здесь заплечики устраивались обычно в верхней части могилы, которая перекрывалась накатником. Уступы-заплечики больше-тарханского типа служили опорой для перекрытия непосредственно умершего, как и обычный гроб.

Некоторые исследователи считают, что болгарские могилы с заплечиками восходят к сарматским[305]. Подобная эволюция могильных ям с заплечиками теоретически вполне возможна. Но для доказательства ее необходимо было бы привести конкретные переходные формы, а их нет. Возводить могилы этой конструкции к сарматским нет никакой надобности, поскольку аналогичные имеются уже в раннем железном веке, но не в Кругу сарматских памятников.

В Нижнем Поволжье и Приуралье среди сарматских захоронений не встречаются могилы с низкими заплечиками.

В Причерноморье среди погребений VIII–IX вв. такие конструкции также не зафиксированы, хотя наличие их здесь и не исключено, поскольку могильники этого времени исследованы довольно плохо. В связи с этим значительный интерес представляют несколько погребений V–VI вв. в Нижнем Поднепровье. В могильнике у с. Данилова Балка Одесской обл. открыто восемь погребений, совершенных в могильных ямах с заплечиками вдоль всех четырех сторон. Характерными особенностями этих погребений автор публикации Э.А. Сымонович считает сравнительно большую глубину могил (от 1,7 до 2,25 м), «своеобразное устройство могильной ямы с канавкой на дне, куда укладывали труп, иногда обставляя его досками», ориентировку погребенных головой на запад и немногочисленность погребального инвентаря[306]. Совершенно аналогичные погребения были вскрыты тем же автором на территории Черняховского могильника у овчарни совхоза Приднепровского Херсонской обл.[307] Э.А. Сымонович считает, что эти погребения принадлежат антам[308], но для этого нет абсолютно никаких оснований. Ничего близкого в славянской среде нигде не обнаружено. Ямы с круговыми заплечиками находят ближайшие аналогии в Больше-Тарханском могильнике (погребения 86, 175, 212, 280, 299) и связаны с совершенно другим этническим кругом.

Могильные ямы, которые конструктивно очень близки погребениям с заплечиками, встречаются в памятниках раннего железного века Восточного Казахстана (рис. 24).

В Павлодарской обл. в 1955 г. на окраине третьей фермы совхоза Жол-Кудук было исследовано семь курганов, относящихся к VI–IV вв. до н. э.[309] Некоторые могильные ямы под этими курганами представляют значительный интерес. В кургане 6 могила имела глубину 216 см. На глубине 190 см вдоль продольных стенок могилы были оставлены выступы-заплечики высотой 26 см. В кургане 9 в глубокой могильной яме (210 см) высота подобных же заплечиков составляла 42 см; в этой же могиле у изголовья был уступ-заплечико шириной 20–25 см. В кургане 7 могильная яма имела вдоль южной продольной стенки два уступа-заплечика шириной в 15 и 20 см с разницей глубины их в 31 см; вдоль северной стенки было лишь одно заплечико. В могиле кургана 11 уступ-заплечико высотой 27 см имела лишь одна из продольных сторон могилы. Остальные погребения этого могильника были совершены в ямах с неглубокими подбоями и в простых ямах. Можно также отметить остатки перегоревших деревянных плах, лежавших вдоль и поперек могильных ям, угольки вперемешку с землей и части тушки барана в изголовье захороненных. Глиняные сосуды в могилах очень грубые и содержат в глине примесь дресвы[310].

В Восточном Казахстане в долине р. Иртыша в могильнике у дер. Усть-Буконь С.С. Черников раскопал 21 курган диаметром от 8 до 15 м. «В большинстве их, — как отмечается исследователем, — могильная яма имеет двусторонний уступ и во многих случаях перекрыта накатом из лиственных бревен». В изголовье погребенных кувшины. Захоронения датируются V–IV вв.[311]

В могильнике у пос. Усть-Бухтарминского в двух исследованных курганах IV–III вв. до н. э. находились глубокие, до 2 м, могильные ямы, на дне которых в материковом граните «выдалбливалось углубление вытянуто-овальной формы. В это углубление и клался труп, после чего оно перекрывалось гранитными плитами, а яма засыпалась землей»[312]. По конструкции эти могилы повторяют ямы с заплечиками, но деревянные перекрытия заменены каменными.

В юго-восточном Казахстане в Семиречье также выделяется тип могильных ям с уступами-заплечиками. Так, на правом берегу р. Курты около пос. Акши во второй группе курганов было вскрыто три кургана с могилами, где «на глубине 1,2–0,9 м находились остатки деревянных поперечно положенных плах, покоящихся на специально сделанных земляных приступочках вдоль ямы»[313]. Исследователь не указывает для этих могил общую глубину ям, но судя по тому, что в других курганах глубина ям не превышала 1,5 м, могилы с заплечиками не выделялись особыми размерами и высота заплечиков в них была, по-видимому, в пределах 30–50 см. Могильные ямы с заплечиками у пос. Акши «не дали, в связи с их ограблением, никакого инвентаря. Однако устройство их встречает аналогии в могильниках сакского времени (V–IV вв. до н. э.) на правобережье р. Или и в могильнике на западной окраине с. Усть-Буконь»[314].

В могильнике около фермы колхоза Актерек в Алма-Атинской обл. под курганными насыпями находились грунтовые ямы длиной 2,2–2,8 м, шириной 0,4–1,2 м и глубиной 1,3–1,9 м. Ямы были ориентированы в направлении запад — восток и юго-запад — северо-восток. Костяки лежали на спине, в вытянутом положении, инвентарь располагался за головой захороненного или справа от него. «В отличие от всех остальных в кургане 70 инвентарь находился в небольшом подбое»[315]. Материалы из этих погребений находят самые близкие аналогии в широком КРУГУ памятников, относимых ко времени с III в. до н. э. по IV в. н. э. В небольшом подбое кургана 70 могильника Актерек нетрудно заметить аналогию конструкциям, встречающимся в некоторых могилах Больше-Тарханского могильника (особенно погребение 322).

Здесь же в Семиречье в первой курганной группе на правом берегу р. Курты у пос. Акши вскрыты могилы, ориентированные в направлении запад — восток с небольшими подбоями глубиной 0,2–0,35 м и высотой 0,75 м вдоль северных стенок и земляными приступочками (заплечиками) высотой 0,1–0,15 и шириной 0,2–0,3 м вдоль южных стенок. Подбои перекрывались каменными плитами[316], опиравшимися, очевидно, одним концом на приступочки (заплечики), а другим на противоположную стенку. Инвентарь в этих погребениях располагался за головой. Это круглодонные глиняные сосуды, бусы, круглые медные серьги с бусиной, железный нож, костяной трехперый наконечник стрелы, круглая пряжка из белого сплава и остатки пищи (барана)[317].

Е.И. Агеева, исследовавшая курганы, не выделяет ямы с заплечиками и небольшими подбоями из обычных подбойных захоронений, которые, по ее мнению, имеют среднеазиатское происхождение, но все же констатирует некоторые отличия[318]. Однако весьма незначительная глубина подбоя и наличие вдоль одной продольной стенки заплечиков позволяет конструктивно по системе перекрытия сближать их с могилами с односторонними заплечиками Больше-Тарханского и особенно Танкеевского могильников, а также с погребениями Рыгинского могильника на Северном Донце, где погребенные перекрывались каменными плитами, поставленными на ребро под углом к стенке могильной ямы[319]. Общая конструкция могил и материал, использованный для их сооружения, сближают их с восточноказахстанскими.

Подобную же конструкцию, еще более близкую к конструкциям больше-тарханских могил, имела группа могил в Семиречье, где «грунтовая яма, перекрытая наискось поставленным (от дна к противоположной стенке) деревом», должна была, по мнению Е.И. Агеевой, имитировать подбой[320], в чем, однако, можно усомниться. Конструктивно эти могилы бесспорно ближе всего к могилам с односторонними заплечиками, имевшим также наклонное перекрытие от дна (заплечика) к противоположной стенке.

Наконец, еще одна конструктивная деталь некоторых могил, встречающихся в кругу памятников степного юга, — каменные ящики (Рыгинский[321], Багаевский[322] и Борисовский[323] могильники — также не чужда восточноказахстанским могильникам. Погребения в каменных ящиках, сложенных из больших сланцевых плит, известны по курганным могильникам кула-жургинской культуры III–II вв. до н. э.[324]

В Семиречье среди погребений усуньского времени III в. до н. э. — III–IV вв. н. э. также встречаются курганы с грунтовыми ямами, на дне которых сооружен каменный ящик[325]. В большинстве этих могильников встречаются и простые грунтовые ямы, причем часто с западной ориентировкой погребенного.

Итак, аналогии своеобразным чертам внутренних конструкций могил, связанных в какой-то мере с болгарскими племенами, относятся к памятникам раннего железного века Восточного Казахстана и Западной Сибири.

Рассмотрим также еще некоторые своеобразные черты погребального обряда болгарских племен.

В могилах встречаются иногда кости животных. В одних случаях это небольшие части туш домашних животных, чаще всего овцы, коровы или птиц, положенные в могилу в качестве жертвенной пищи. Этот обычай был весьма широко распространен в раннем железном веке у многих племен. У сармат часть тушки барана — почти обязательная принадлежность каждого погребения. Встречаются кости барана и в упомянутых выше могильниках Восточного Казахстана.

Кости животных в гробу в болгарское время уже встречаются сравнительно редко. Гораздо чаще туши или части туш (череп и ноги) лошади помещались в яме над гробом.

В сарматских погребениях такие находки в могилах отсутствуют. Начиная с IV в. этот обычай получает весьма широкое распространение в связи с движением восточных кочевников. Захоронение коня нередкое явление в могильниках Казахстана. Уже в могильниках с каменными насыпями раннего железного века Центрального Казахстана имеются захоронения черепа и конечностей лошади[326]. Захоронения коня встречаются также в курганах сакского и усуньского времени[327] и кула-жургинской культуры[328].

И, наконец, заслуживает внимания керамика болгарских погребений. Причем здесь мы ограничимся рассмотрением лишь керамики поволжских памятников.

Керамика Больше-Тарханского могильника содержит три основных типа сосудов — гончарные кувшины, лепные горшки и чаши. Сосуды этих типов настолько различаются по форме, орнаментации, а в ряде случаев и технике изготовления, что наводят на мысль о трех различных этнических группах в составе больше-тарханского населения. Однако здесь следует учесть некоторые обстоятельства. Кувшинообразные сосуды, как правило, встречаются в погребениях взрослых, а лепные горшки и чаши — в захоронениях детей и подростков. Почему у больше-тарханского населения установился такой обычай — трудно объяснить. Может быть, это связано с тем, что при захоронении взрослых в качестве заупокойной пищи помещалась какая-то жидкость — мясной бульон, а при захоронении детей и подростков — более густая пища, например, каша. Но бесспорно, видимо, одно — при захоронении детей соблюдалась более древняя традиция, что довольно часто можно наблюдать в погребальном обряде и по этнографическим данным.

Кувшинообразные сосуды представляют собой продукцию ремесленников, о чем свидетельствуют применение гончарного круга и клейма мастеров на многих из них. Лепные сосуды, очевидно, по-прежнему изготовлялись в домашнем хозяйстве и являлись продуктом индивидуального творчества, где на первый план выступает не потребительская стоимость, а традиция, имеющая в первобытной керамике глубокие связи с этносом. Поэтому представляется, что кувшинообразные сосуды могут характеризовать лишь складывающуюся болгарскую народность в целом. И действительно, как было показано выше, кувшины характерны для всех болгарских групп после их расселения из Подонья. Широкое распространение кувшинообразных сосудов у болгарских племен, по всей вероятности, результат сильного влияния на них соседних аланских племен и в еще большей степени — причерноморских ремесленных центров. Однако не исключено, что болгарские племена еще до прихода в Европу были знакомы с кувшинообразной формой сосудов. В Восточном Казахстане[329] и Семиречье кувшины также встречаются, причем для некоторых экземпляров как раз характерна приплюснутость тулова и примеси в тесте известковой массы[330]. Вопрос о происхождении болгарской кувшинной посуды требует специального изучения.

При рассмотрении этнического состава болгарского населения должны быть использованы прежде всего лепные сосуды домашнего производства, по которым можно заключить, что в состав больше-тарханского населения вошли две этнические группы. Для одной характерны плоскодонные горшки, для другой — круглодонные чашевидные сосуды.

Круглодонная керамика Больше-Тарханского могильника включает преимущественно сосуды с хорошо выраженной высокой шейкой и шаровидным или вытянутым туловом (табл. VIII, 10–15). В меньшем числе встречаются низкие широко открытые сосуды с малой шейкой (табл. VIII, 16–19). Оба типа этой посуды не находят аналогий ни в местных средневолжских культурах предшествовавшего времени, ни в ближайших соседних областях, в частности в Прикамье. Круглодонная керамика Прикамья имеет иные пропорции и орнаментацию, а также состав глиняного теста (примеси толченых раковин). Не удалось обнаружить аналогий этой керамике и в области Подонья.

Высокие шейки, шаровидное или вытянутое тулово характерны для сосудов лесостепных районов Западной Сибири[331]. В этих же районах нередки сосуды, орнаментированные только по плечикам[332], как и три сосуда из Больше-Тарханского могильника (табл. VIII, 10, 12, 15). Орнамент по шейке в виде столбиков из коротких горизонтальных линий (табл. VIII, 14) широко распространен в одном из комплексов керамики лесостепного Зауралья раннего железного века[333]. Круглодонная керамика характерна также для памятников сако-усуньского времени Восточного[334] и Центрального[335] Казахстана. Приведенные аналогии, конечно, не дают полного тождества, но среди круглодонной керамики, известной в настоящее время, больше-тарханская ближе всего к керамике южных районов Западной Сибири и Зауралья. Этническая принадлежность культур раннего железного века лесостепных районов Западной Сибири и Зауралья изучена еще недостаточно хорошо, но большинство исследователей связывают эти районы с древнеугорским этносом[336]. Все это дает нам основание утверждать, что круглодонная керамика Больше-Тарханского могильника может быть связана с какими-то группами населения угорского происхождения.

Значительно сложнее определение этнической принадлежности плоскодонной керамики, имеющей в I тысячелетии н. э. весьма широкий ареал. На этой посуде, как правило, отсутствует орнаментация по шейке и лишь изредка встречаются насечки или защипы по венчику.

В эпоху, предшествовавшую Больше-Тарханскому могильнику в Среднем Поволжье, в именьковской культуре также бытовала плоскодонная керамика[337]. Но она резко отличается от тарханской наличием в глиняном тесте примеси шамота и полным отсутствием орнамента по венчику. Некоторое различие можно проследить и в форме. Для большинства больше-тарханских сосудов характерно раздутое тулово и отогнутая наружу шейка (табл. VII, VIII). Именьковские сосуды в большинстве случаев имеют очень слабо раздутое тулово, приближающее их к баночным с короткой прямой шейкой[338]. Отсутствует среди больше-тарханской керамики и тип высоких сосудов с прямым длинным горлом, столь характерный для комплекса именьковских погребений[339].

Ближе всего больше-тарханская керамика стоит к лепным сосудам болгарских поселений Подонья[340].

М.И. Артамонов, рассматривая лепную керамику Подонья, отмечает, что в нижнедонских районах лепные «толстостенные сосуды отличаются также почти полным отсутствием украшений как по стенкам, так и по краю венчика»[341]. В северных районах салтово-маяцкой культуры, наоборот, венчики сосудов часто украшались насечками, как на многих больше-тарханских сосудах, или оттисками гребенчатого штампа[342], чего нет на больше-тарханских сосудах. Близость, хотя и не полная тождественность, тарханских и донских лепных сосудов позволяет считать, что и на Волге такая керамика бытовала среди населения болгарского этнического круга.

И, наконец, небольшой гончарный сосудик из глины с примесью большого количества кварцевого песка, покрытый линейно-волнистым орнаментом (табл. VIII, 4), совершенно идентичен многочисленным сосудам из поселений, относимых к болгарскому населению VIII–IX вв. на Дону[343].

Среди больше-тарханской плоскодонной керамики есть несколько сосудов, выпадающих из общей массы как по форме, так и технике изготовления. Два сосуда этой группы имеют острое ребро по тулову, узкие прямые и высокие шейки, изготовлены они из глины с обильной примесью песка, на одном по шейке и плечикам — резной зигзаговый узор (табл. IV, 3, 4). Третий сосуд — также высокогорлый, с прочерченным решетчатым узором. Сосуд изготовлен из чистой глины (табл. VII, 1). По форме шейки и тулова эти сосуды приближаются к круглодонным сосудам первой разновидности. Близких аналогий этим сосудам найти не удалось.

Один сосуд сделан весьма тщательно и имеет чернолощеную поверхность (табл. VII, 11). Подобная обработка сосудов встречается чаще всего в памятниках Черняховской культуры. Насколько единичная находка такого сосуда отражает связи в этом направлении — сказать трудно.

Проследить ретроспективно развитие основного типа плоскодонных горшков, встречающихся в болгарских памятниках, пока не удается. Керамика эта настолько широко распространена как на Западе, так и на Востоке, что связывать ее с какой-либо более ранней культурой, не имея промежуточных звеньев, было бы весьма опрометчиво. Но поскольку плоскодонные горшки встречаются повсеместно в памятниках, связанных с болгарами, то их, по всей вероятности, следует отнести к этой этнической группе.

Зависел ли обычай помещения различных типов сосудов в могилы от возраста умершего, характерно ли это для всех болгарских племен или это специфика больше-тарханской группы — эти вопросы пока остаются неясными.

Несколько своеобразна керамика Танкеевского могильника. Оставляя в стороне вопрос о различиях гончарной керамики Танкеевского и Больше-Тарханского могильников, остановимся лишь на лепных сосудах. Единично здесь встречаются плоскодонные горшки, близкие больше-тарханским, которые следует отнести к тем же болгарским этническим группам. Также единичны сосуды, украшенные резным волнистым узором в виде гирлянд (рис. 21, 13). Этот тип сосудов может быть сопоставлен с так называемыми «кочевническими сосудами» Саркела, этническая принадлежность которых еще недостаточно выяснена[344]. К этому же типу может быть отнесен единственный лепной кувшин из Больше-Тарханского могильника (табл. I, 3). С кочевнической керамикой этот кувшин сближает не только форма (высокое горло, боковая ручка), но и орнамент по плечикам из пояска ямок.

Круглодонные лепные чаши Танкеевского могильника относятся к типу древнеудмуртских[345] и без сомнения связаны с выходцами с р. Чепцы. В Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье в эпоху, предшествовавшую появлению болгар, удмуртская керамика не встречается; появление ее в Танкеевском могильнике является результатом включения в состав населения Волжской Болгарии иноплеменных удмуртов.

Таким образом, танкеевская круглодонная керамика не имеет прямого отношения к вопросу о составе и происхождении болгарских племен. Она должна рассматриваться в плане сложения населения Волжской Болгарии в эпоху возникновения государственной организации.

Итак, погребальная керамика болгарских могильников VIII–X вв. в Среднем Поволжье дает возможность выделить в составе болгар по происхождению две крупные этнические группы: наиболее многочисленную болгарско-тюркскую и менее значительную угорскую.

В конструкции могил болгарских захоронений также выделяются два основных типа. Как уже отмечалось (см. I главу), по материалам Больше-Тарханского могильника не удается связать тип внутримогильных сооружений с определенным типом керамики, поскольку лепные сосуды находятся в детских захоронениях, где ямы выявляются плохо. Если основываться на количестве каждого типа сосудов и типов могильных ям, то можно круглодонную посуду связывать с могилами, имеющими двусторонние заплечики, а плоскодонные горшки с простыми ямами. Следует привести также тот факт, что в Танкеевском могильнике почти нет ям с двусторонними заплечиками и нет круглодонных сосудов больше-тарханского типа. Однако все это, по-видимому, лишь отголоски когда-то существовавших прочных традиций. В эпоху VIII–IX вв. смешение обычаев и традиции наблюдается повсеместно.

Археологические памятники, связанные с болгарскими племенами, показывают, что к VIII–IX вв. этнический состав последних был уже чрезвычайно сложным. В состав болгар вошли различные племенные группы, обитавшие в I тысячелетии в восточноевропейских степях. По имеющимся материалам в составе болгар удается выявить племена тюркского и угорского происхождения. Сарматские традиции в материалах могильников прослеживаются весьма незначительно.

В полном соответствии с данными письменных источников, археологические материалы имеют аналогии на востоке — в Центральном и Восточном Казахстане и на юге Западной Сибири. Мы далеки от мысли устанавливать прямую связь между казахстанским населением и болгарскими племенами. Для этого данных чрезвычайно мало. Почти тысячелетний пробел, отделяющий памятники Казахстана от поволжских и донских, не позволяет сравнивать вещевые комплексы. Но сопоставление погребального обряда, особенно конструкций могильных сооружений, проводить можно. Здесь мы имеем дело с весьма консервативной стороной культуры древнего населения.

Памятники Восточного Казахстана, как, впрочем, и центральных и северных областей его, изучены еще чрезвычайно слабо. В Семиречье разнообразие в устройстве могильных ям, где различаются восемь типов, по мнению Е.И. Агеевой, свидетельствует о том, что в состав племенного союза усуней входило несколько разных этнических групп со сложившимися к тому времени своими религиозными традициями[346]. В другой работе Е.И. Агеева пишет, что курганы с «деревянными ящиками-настилами и деревянными перекрытиями на земляных ступеньках (заплечиках. — В.Г.) повествуют о сохранении в составе усуньского племенного союза племенных групп сэ и юеджей, зафиксированных и данными письменных источников»[347].

С.С. Черников находит возможным отождествлять группу кочевников кула-жургинской культуры рубежа нашей эры на Иртыше с племенами у-гэ или у-дзе письменных источников[348].

Несомненные аналогии, которые обнаруживаются в конструкциях могильных сооружений между памятниками Восточного Казахстана и памятниками больше-тарханского типа на Волге, позволяют предполагать, что именно здесь, на Востоке, формировались племенные группы, вошедшие в дальнейшем в состав болгарского объединения.

Небезынтересны также аналогии среди еще одной группы памятников, синхронной рассматриваемым нами, и, по-видимому, в этническом отношении близкой. В бассейне р. Белой исследованиями последних лет открыт ряд поселений и могильников совершенно неизвестного до сих пор облика. Пришлый характер населения, оставившего бельские памятники III–IX вв., доказывается достаточно убедительно появлением таких новых, генетически не связанных с местными прикамскими традициями элементов в культуре, как полуземляночные жилища, плоскодонная керамика, сосуды с вытянутым округлым туловом, высокой шейкой и довольно сложной орнаментацией и разнообразные, сложной конструкции могильные ямы[349].

Некоторые могильные ямы бельских захоронений по конструкции совершенно идентичны ямам Больше-Тарханского могильника. Так, в Ново-Турбаслинском курганном[350], Кушнаренковском[351] и Бирском[352] грунтовых могильниках были обнаружены могилы с низкими заплечиками вдоль продольных стенок. В Ново-Турбаслинском и Кушнаренковском могильниках, кроме того, некоторые могилы с заплечиками имели ниши-подбои в изголовье захороненных, что в единичных случаях зафиксировано и в Больше-Тарханском могильнике.

В погребениях Кушнаренковского могильника и связанного с ним селища преобладала грубая плоскодонная керамика, орнаментированная лишь изредка насечками по венчику сосуда, сходная с группой плоскодонных сосудов Больше-Тарханского могильника. Большой интерес представляет вторая группа сосудов, не многочисленная, но весьма оригинальная. Это сосуды с высоким прямым горлом и вытянутым округлым туловом и дном, орнаментированные по шейке сложным, чрезвычайно мелким и тщательно выполненным орнаментом из прочерченных полос, мелкозубчатого штампа, «гусеничек» из шнура, треугольников и других элементов. Происхождение этого типа керамики можно с уверенностью связывать с западносибирской лесостепью. В.Н. Чернецовым в Перейминском могильнике было обнаружено погребение V–VII вв., содержавшее сосуды близкого типа[353], а в 1962 г. Уральской археологической экспедицией были начаты раскопки Логиновского городища на р. Ишим середины I тыс. н. э. с керамикой также чрезвычайно близкой кушнаренковской и перейминской посуде.

Памятники Западного Приуралья обнаруживают и ряд других аналогий в материалах Западной Сибири, что позволило нам поставить вопрос о продвижении в середине I тысячелетия н. э. значительных групп сибирского населения на запад[354]. В составе этого населения обнаруживаются те же самые два компонента, что и в Больше-Тарханском могильнике, — угорский, связанный с круглодонной керамикой и сложной конструкцией могильных ям, и тюркский — с плоскодонной керамикой и простыми могильными ямами. Этническая принадлежность памятников бассейна р. Белой определяется на основании известий о том, что в составе мадьярского союза, вышедшего из бассейна р. Белой, были мадьярско-угорские и тюркские племена[355].

Но в Западном Приуралье, в отличие от Причерноморских степей, появляется оседлое население с развитым земледельческо-скотоводческим хозяйством. Высокоразвитое земледелие свидетельствует, что эта отрасль не была новой для пришлого населения, а имела древние традиции еще на Востоке до их переселения. Действительно, на Востоке, в Казахстане и на юге Западной Сибири в раннем железном веке развиваются не только кочевнические культуры. Кочевники занимали в основном степные просторы. В полосе же лесостепей переход к кочевому скотоводству в раннем железном веке не произошел. Здесь при значительной роли пастушеского скотоводства ведущее значение приобретает, видимо, земледелие и население ведет прочный оседлый образ жизни. Примером тому могут быть многочисленные исследованные поселения на р. Ишим, группа памятников типа городища Чудаки в лесостепном Зауралье[356] и, наконец, достаточно хорошо выявленная большереченская культура на равнинах Алтая и в прилегающих районах Западной Сибири[357].

Культуры раннего железного века степей и лесостепей Западной Сибири (включая сюда Казахстан и Алтай) имеют уже достаточно четкие черты своеобразия. Но в них можно проследить и некоторые общие черты, свидетельствующие об их общем происхождении.

По мнению С.С. Черникова, население Восточного Казахстана (точнее, бассейна верхнего течения Иртыша) эпохи ранних кочевников было прямыми потомками местных андроновских племен, что подтверждается прежде всего антропологическими материалами. Население этой области в основном европеоидное, а появляющаяся «монголоидность, видимо, связана с продвижениями больших масс гуннских племен»[358].

Культура раннего железного века в бассейне среднего течения р. Ишим (лесостепная зона Северного Казахстана) также складывается на андроновской основе в ее североказахстанском варианте. Вполне убедительно это удается проследить на развитии керамики новооткрытых поселений, где узкожелобчатая орнаментация сосудов андроновского времени, хорошо выявленная на керамике из могильника у курорта Боровое, а также в ряде вновь открытых нами поселений по р. Ишим, перерастает в прочерченные линии или мелкогребенчатые горизонтальные пояски.

Но далеко не во всех районах культуры раннего железного века формировались на базе андроновской общности. Племена раннего железного века Алтая и верховьев Оби бесспорно формировались на карасукской основе[359]. По всей вероятности, немалую роль играли карасукские племена и в формировании кочевников Центрального Казахстана, судя по своеобразию памятников дандыбай-бегазинской группы[360]. Проникновение черт карасукской культуры отмечается также в Семиречье, где оно сыграло известную роль в формировании сако-усуньской культуры[361]. И у племен карасукского происхождения, так же как и андроновского, в зависимости от географических условий местностей, занятых отдельными группами, в эпоху раннего железного века происходил переход как к кочевому, так и оседлому скотоводческо-земледельческому хозяйству.

Карасукское влияние на племена, продолжавшие развитие на андроновской основе, как и влияние андроновских племен на карасукские, изучено еще очень слабо.

По всей вероятности, уже в эпоху поздней бронзы и раннего железного века между этими двумя группами племен устанавливается теснейший контакт, что приводит к переплетению многих культурных традиций и появлению, вероятно, многих смешанных групп населения. Но развитие круглодонных или близких к ним форм сосудов в большинстве культур раннего железного века произошло, очевидно, не без сильнейшего воздействия традиций карасукской гончарной техники. То же самое можно отметить и во многих орнаментальных мотивах на сосудах, а также в распространении близких к карасукским формам бронзовых изделий.

Появление черт карасукской культуры в Минусинской котловине, на Алтае и в степях Казахстана[362] связано с продвижением в эти районы новых групп племен, входивших, быть может, в другой этнический массив, чем местные племена андроновской общности.

Может быть, племена карасукского происхождения и составляли тот этнический массив, который в дальнейшем дал особую группу древнетюркских народов, отличавшихся достаточно сильно от других тюрок как по облику культуры, так и языку. Язык этой группы, как известно, сохранился лишь у современных чувашей Поволжья, но в древности имел гораздо более широкое распространение[363]. На этом же языке, судя по некоторым данным, говорили и древнеболгарские племена.

Вернемся, однако, к более ранним периодам. Если сопоставление племен карасукского происхождения с древнетюркскими можно пока проводить лишь в виде гипотезы, то андроновские племена в их северных и восточных вариантах достаточно обоснованно могут быть отождествлены с предками угров. Уже неоднократно обращалось внимание на исключительную близость андроновской и обско-угорской орнаментики, на глубокие степные скотоводческие традиции в быту и религии, конструктивную близость жилищ и некоторых других элементов культуры.

Может быть, упомянутые выше племена у-гэ, расселявшиеся к северу от усуней[364], и составляли одну из групп угорского этнического массива по р. Иртышу.

Таким образом, уже в раннем железном веке на степных и лесостепных просторах Казахстана и Западной Сибири сложился ряд племенных групп древнетюркского и угорского этнических массивов с весьма близкими культурными традициями.

В степях это население перешло к кочевому скотоводству, в лесостепной зоне развивалось оседлое скотоводческо-земледельческое хозяйство.

На рубеже нашей эры начинается усиленное проникновение гуннских племен в восточные пределы Казахстана и Средней Азии[365]. Нам неизвестны конкретные пути движения гуннов на северных окраинах этих территорий. Может быть, сюда проникли собственно гуннские племена, а может быть, здесь появились какие-то другие группы племен, вынужденные покинуть свои прежние земли под натиском гуннов. В Центральном Казахстане для последних веков до нашей эры отмечается, например, появление памятников, близких семиреченским усуням[366].

К III в. относится, очевидно, начало активизации гуннов в степях Северного Казахстана. Именно в это время появляются первые беглецы из западносибирской лесостепи в двух противоположных концах — в Западном Приуралье (бахмутинская культура) и у подножия Алтая (верхнеобская культура).

По-видимому, кочевники в силу каких-то причин, которые пока остаются неизвестными, ринулись на север в области расселения оседлых племен лесостепи. Может быть, это было вызвано первыми походами гуннов, которые сколачивали новый союз, а затем двинулись в конце IV в. на запад, в Европу.

Гунны, будучи племенами все же сравнительно немногочисленными, стремились включать в свой состав и многочисленные местные, особенно кочевые, племена, близкие им по хозяйству и образу жизни. Так, в этот период в их состав были включены и болгарские племена, увлеченные затем и на запад, в Европу. Но с уходом гуннского союза движение кочевников в степях не прекращается. Трудно сказать, что явилось основной причиной этого движения — или процессы внутреннего развития, когда рост поголовья скота требовал все новых пастбищ, или завоевательские походы, предпринимавшиеся отдельными объединениями. Скорее всего, то и другое вместе взятое.

Во всяком случае письменные источники сообщают, что многочисленные угорские племена (сарагуры, оногуры и огуры) в середине V в. появились в Европе под натиском савиров, изгнанных в свою очередь абарами (аварами). Вскоре савиры появились также в Европе.

Какие конкретно племенные группы следует увязывать с теми или иными культурными традициями, обнаруживаемыми по археологическим материалам, пока решать преждевременно. Слишком незначительны еще источники. Но в целом эта связь несомненно уже становится ощутимой и подтверждается антропологическими данными. Анализ краниологической серии Больше-Тарханского могильника, произведенный М.С. Акимовой (см. статью в приложении), показал, что наиболее вероятной областью формирования болгарского населения был Восточный Казахстан, население которого входило в круг племен усуньского объединения.