Раскаяние Бабника

Ну, хорошо, мне нравилось, как это звучит. У меня уже были две бессонные ночи, и я близок к тому, чтобы сменить замки — у нее до сих пор оставались ключи. Да-да, это очень тупо.

Я открыл рот, чтобы сказать «нет». Отказать ей снова.

— Удали видео и поговорим.

— Выгони из моего дома паука, и по рукам, — она поднялась и протянула ладонь.

Что-то говорило мне не пожимать ее. Логическая часть мозга. Часть, которая говорила, что это плохо кончится.

Но, черт, что могло пойти не так? Ее угрозы отомстить исчезнут, а наша война закончится без жертв.

Я взял ее мягкую ладонь в свою и прошептал:

— Всего одна вещь, Остин, — у нее сбилось дыхание. — Мы как следует прокатимся. — Я отпустил ее руку и встал. У нее отвисла челюсть.

Я пальцем закрыл ей рот и подмигнул:

— На велосипеде. Хватит думать о пошлом, Роджерс.

— Я поняла! — Не думал, что такое возможно, но ее лицо покраснело еще больше, пока она оглаживала юбку. – Так, значит, обсудим наш список вечером, пока ты будешь убирать тупого паука из моего дома?

— Как ни странно, я уже жалею об этом, — сказал я скорее сам себе. — И да, как насчет того, что мы поедем к тебе домой, я заберу твоего домашнего питомца и ты мне расскажешь, как собираешься использовать меня в своих целях.

— Ты же шлюшка, тебе положено быть использованным.

— Забавно, учитывая, что утром это слово было написано у тебя на лбу. — Я сделал паузу. — Буквально. Написано. — Я усмехнулся. — Вот здесь. — Я щелкнул ее по лбу и улыбнулся.

— Герой! — она кашлянула в руку и выпятила грудь. — К тому же, задом наперед не считается.

— Задом наперед всегда считается. — Я скрестил руки на груди. — Так, значит, снова друзья?

— Ну, по крайней мере, не враги, — она выдавила улыбку и посмотрела под ноги. — Спасибо, Тэтч. Я тебе обязана.

Вау, ее благодарности могли бы причинить боль, если учитывать выражение ее лица.

— О, я знаю, — прошептал я. — Знаю.

Глава 11

ОСТИН

Тэтч должен быть в моем доме с минуты на минуту.

У меня вспотели ладони.

Каждый раз. думая о нашем рукопожатии, я продолжала мысленно повторять: «Святое дерьмо, ты же только что не продала душу; ты с готовностью отдала сердце, душу, здравомыслие и, вероятнее всего, тело, и все ради одного отчаянного желания».

Сдать предмет.

И двигаться дальше по жизни.

Прочь от родительского дома. Прочь от политики.

Прочь от Тэтча.

Я собиралась уходить, но к чему именно в итоге двигалась? Я нахмурилась, размышляя. На самом деле я не обдумывала жизнь после выпуска, потому что всей душой сосредоточилась на другом: выбраться из-под гнета родителей, стать независимой. Потом найти работу, выйти замуж. Я сглотнула.

Почему? Почему я всегда должна ассоциировать все эти слова о будущем с Тэтчем?

Грудь обожгло прямо в области сердца — плохой знак, очень плохой, значит, он все еще действует на меня как в физическом, так и в эмоциональном плане. Не важно, сколько раз я повторяла себе перед зеркалом, что он – лживый засранец с шикарными пшеничными волосами, а тело напоминало, каким твердым и уверенным он был.

Каким заботливым. Чутким.

То, как он отдавался поцелуям, словно это гораздо важнее секса, и как он всегда, именно всегда, смеялся в постели над забавными интимными ситуациями, в которые мы попадали за месяц наших отношений.

Тело было коварной сволочью. Которую я местами ненавидела.

— Угомонись, девочка. — Я прижала руки к груди и попыталась успокоиться.

Это работа. Ничего личного.

Он помогает мне только из-за того, что знает – реклама выгодна для его бренда, его собственной репутации.

Он делает это ради работы. Не ради меня.

Не ради меня.

Ну, хорошо, мне всего лишь нужно повторить это миллион раз, и тогда я смогу пережить.

Я покосилась на ведро в углу.

Оно перестало шевелиться несколько часов назад. Я на девяносто девять процентов была уверена, что паук чувствует мое беспокойство и просто держит меня за дурочку, притворяясь мертвым, чтобы потом сбежать, как это делают броненосцы.

Погодите, это же неправильное животное... Я снова с тревогой глянула на ведро. Этот ублюдок, несомненно, выжидал, пока я подниму ведро и освобожу его.

— Этого не случится, Чарли.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не дала пауку кличку?

Я вскочила на ноги, прижав руку к груди, и чуть не врезалась в гранитную столешницу.

— А постучать?

— Дверь была открыта. — Тэтч засунул руки в карманы узких джинсов, под черной винтажной футболкой заиграли мускулы. Ну, вот зачем ему всегда нужно выглядеть таким идеальным? Даже его длинные светлые волосы, как у серфера, были завязаны в низкий пучок – это обычно означало, что он только что закончил очередную операцию.

— Не ври, — мне было необходимо сменить тему. — Сколько частей тела ты сегодня потрогал?

Он фыркнул и спустился по трем ступеням входа, грациозно покачиваясь, слишком красивый и высокомерный. Ублюдок.

— Шесть, — ответил он, останавливаясь прямо передо мной. Мне пришлось поднять на него взгляд. — И я счастливчик, сегодня мне досталась задница.

— Вау, меняешь мир по одной части тела за раз, а?

— Мне нравится думать об этом в таком ключе, да. — От его дерзкой ухмылки у меня перехватило дыхание, я почувствовала желание во всех неправильных местах. Очень неправильных местах.

Я сжала бедра и сузила глаза.

— Скажи честно, думаешь, возможно, чтобы пластический хирург оставался верен кому-то одному, если каждый день видит столько сисек и задниц?

— Я почти уверен, что большинство акушеров продолжают любить собственных детей даже после того, как помогли родиться тонне малышей. — Он скрестил руки. — И да, это возможно, если человек не полный псих.

— Ты назвал меня психом? — я округлила глаза, вероятно, подтверждая его обвинение.

— Ты накрыла паука ведром. — Он развернулся на каблуках. — Потом заявила, что сожалеешь, что он в ловушке. Сама и ответь.

— Потому что! — я подошла к ведру. — Мне и правда его жаль, ведь он заслуживает хороший дом, просто не мой и не любой другой в радиусе пяти миль.

— Остин, — произнес Тэтч, качая головой, — это не домашний любимец.

— У него есть мех! — я указала на ведро.

— Этот мех не дружелюбен, он выделяет яд и вызывает сыпь на коже.

Я открыла рот.

— Успокойся, ты же его не трогала, верно?

Я вздрогнула.

— Нет, предпочитаю думать, что я лучше бегаю, чем он. Но вот моя мама...

Он издал тихий смешок.

— Это не смешно! — я хлопнула его по груди.

— Твоя мама на кухне, машет руками и чуть не отправляет гигантского паука тебе в голову, пока ты несешься к дивану. Очень смешно, кто-то может даже сказать, что безумно весело. — Он положил руку на ведро. — И если не хочешь повторения, я бы рекомендовал забраться на стул или опять на диван, он, вероятно, крайне рассержен.

— Бедный Чарли.

— Почему Чарли?

— Потому что думаю, это мальчик, а ты не можешь назвать мальчика Шарлоттой.

Он закатил глаза.

— Временами я забываю, какой ты еще ребенок.

— Эй!

— Прости, — Тэтч прикусил идеальную нижнюю губу, светло-голубые глаза сверкнули, когда он медленно поднял ведро выше, выше и затем полностью оторвал от пола.

— Сукин сын, — пробормотал он.

Я прикрыла глаза.

— Я его убила, да?

— Эм. — Он ничего не сказал. Почему он молчит?

— Тэтч? — Я взглянула на него сквозь пальцы и увидела, как он почесал голову, озираясь по сторонам. — Тэтч, что не так? Чарли мертв? Нет?

— Скорее да, чем нет.

Я вскрикнула и вскочила с дивана, готовая извиняться перед несчастным пауком. Но на полу не оказалось трупа. Не было никакого паука.

Просто синий букет. И чистый пол.

— Тэтч, — в горле внезапно пересохло, и я прошептала: — Где Чарли?

Он схватил меня за руку, теплые пальцы впились в кожу, а потом произнес фразу, которую ни одна женщина никогда не захочет услышать.

— Не двигайся.

— Тэтч, — выдавила я сквозь зубы, — если это шутка, то не смешная.

— Похоже, что я смеюсь? — Его глаза уставились на мои ноги. Мне было страшно смотреть вниз. Очень страшно, но, конечно, когда кто-то так пристально на что-то смотрит, у тебя нет выбора, кроме как посмотреть. Верно?

Я медленно опустила взгляд.

И что вы думаете? Там был Чарли, полз возле моего большого пальца. На мне были сандалии.

Гладиаторские.

Я была гладиатором без меча. Перепуганным насмерть.

И Чарли, словно почувствовав мое состояние, поднял одну из мохнатых ног, как будто пробуя напряжение вокруг моего розового пальца.

— Спокойно, — тихо произнес Тэтч, медленно опускаясь на колени возле паука.

— Я пытаюсь. — Руки тряслись, пока паук размером с блюдце продолжал делать своими ногами в воздухе странные заигрывающие движения. — Думаю, он расстроен.

— Он был в ведре, — прошипел Тэтч. – Конечно, он расстроен! Ты даже в туалете не можешь спрятаться без истерики.

— Всего один раз! — Прошептала я. — И там было очень темно!

— Перевожу: ты боишься темноты.

— Зато, по крайней мере, умею ездить на велосипеде.

— Хочешь заняться этим прямо сейчас? — Он продолжал шептать, медленно протягивая большую идеальную ладонь хирурга к пауку, и вдруг я представила, чем это может закончиться.

Паук его укусит. В кровь попадет инфекция.

И он не сможет работать. Или оплачивать свой кредит на обучение.

Оставит его всего в долгах. На улице.

Голым.

Мертвым.

Тэтч умрет.

— Подожди! — Я медленно опустилась на пол. В ушах стучало от страха, но я протянула руки, и Чарли заполз мне в ладони. Стало щекотно. Это было бы мило, если бы пауки не ужасали меня.

Трясясь, я подошла к ведру и осторожно опустила его внутрь, на этот раз не переворачивая, чтобы Тэтч мог потом отнести его. Но стоило мне начать вытаскивать руку, как что-то острое впилось в кожу.

— Мать твою...

Тэтч успел схватить меня до того, как я повалилась на пол, руки дрожали, а большой палец правой руки пульсировал от боли.

Прежде чем я осознала, что происходит, Тэтч отнес меня на диван. Спиной я опустилась на мягкие подушки, мужчина поднес мой палец к лицу, разглядывая.

— Я умру? — промямлила я. — По каналу «Дискавери» рассказывали, что укус тарантула похож на укус пчелы. Так вот, они безбожно соврали!

Тэтч нахмурился при виде опухшей красной отметины и медленно опустил мою руку вдоль тела.

— Ты будешь жить.

— Что ж, обнадеживающе. Мне хоть приз дадут? Леденец? За спасение твоей жизни?

— Ты? — Он усмехнулся и присоединился ко мне на диване. — Спасла мне жизнь, дав тарантулу укусить себя?

— Продолжай! — По крайней мере, разговор отвлекал от боли. Слегка притуплял ее, хотя от факта, что в руке находится яд паука, я вся сжалась. — Если бы он укусил тебя, ты бы не смог работать.

Он, казалось, задумался.

— Хочешь сказать, что я, наконец, получил бы отпуск, в котором мне дозволяется спать больше трех часов?

— Ну, когда ты так об этом говоришь, — проворчала я и попыталась скрестить руки, но зашипела от боли в нижней части руки.

Тэтч снова схватил ее.

— Яд слабый, тут всего лишь опухшие дырочки от клыков.

— О, какое разочарование. Я спасла тебе жизнь и при этом даже не превращусь в Спайдермена.

— Везет как утопленнику, ну, может, в другой раз. — Он подмигнул. Это было мило.

Сидеть с ним на диване. Мои ноги на его коленях. Взгляд сосредоточен на его губах. Стоп! Стоп!

Я поспешно отвела взгляд, но недостаточно быстро: он поймал меня на том, что я пялилась, куда не следовало, и почувствовала себя полной дурой, что продолжаю так сильно желать его.

О чем это говорило? Кроме как обо всем?

Он был превосходен. Упорный. Прекрасный. И сражался с пауками ради девушки, которую бросил.

К черту все.

— Это ни к чему не приведет, — неубедительно произнес он. — Ты же понимаешь, верно?

Было такое чувство, будто он сначала вручил мне воздушный шар счастья всего мира, а потом проткнул его гигантской иглой.

Я была полностью повержена.

И хотя я знала, что нет никакой надежды на воссоединение, меня официально поставили перед этим печальным жалким фактом.

Меня всегда забавляли «такие девочки».

А теперь «такая девочка» смотрит на меня из собственного идиотского зеркала.

Я испустила долгий вздох и медленно кивнула.

— Это исключительно по работе, Тэтч. Ты знаешь, как важен для меня этот курс, как важно защитить диплом.

Он отвел взгляд, стиснув зубы.

— Родителей все так же не бывает рядом по большей части?

Я кивнула.

— И предполагаю, что в виду переизбрания твой отец захочет, чтобы ты снова присоединилась к его избирательной кампании?

В животе появилось болезненное чувство.

Для своих родителей я была трофеем. Чем-то блестящим и симпатичным, чем можно похвастаться перед семьями и заработать их голоса, показывая, как они могут растить ребенка в столь занятой жизни.

Ладно, я знала, что родители меня любили.

Просто они любили меня в собственной манере — единственной, о которой знали.

— Мне необходимо доучиться, — снова надавила я. — Рынок труда свирепствует, степень МВА мне поможет. Чем скорее я выпущусь, тем скорее смогу начать собственную жизнь подальше от всего этого. — Я подняла руки в воздух.

Так уж случилось, что это особняк. Огромный дворец.

С тремя соединяющимися бассейнами. Теннисным кортом.

Двумя кинозалами. И дорожкой для боулинга.

Думаю, что предпочту этому что угодно. Если бы я могла выбирать между жизнью настоящей семьи в какой-нибудь халупе или во дворце, но практически не видясь друг с другом, я бы, не задумываясь, выбрала халупу.

— Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. — Он поднял мои ноги с колен. — Но сначала мы прокатимся.

Я вспыхнула. Ничего не могла с этим поделать.

— Ты не можешь прекратить это, — прошептал он, его голубые глаза пронзали насквозь. — Ты не можешь не краснеть, когда я говорю подобные вещи?

— Прости.

Тэтч отпустил ругательство и отошел. Могу поклясться, что он поправил себя возле двери, но была слишком занята, прячась на диване, чтобы открыто пялиться на него.

— Где твой велик? — спросил он через плечо, прежде чем обернуться.

— В гараже. Сейчас уже довольно темно, поэтому давай покатаемся завтра после работы. — Я произнесла это без единого заикания и не краснея.

— Ладно. — Он выглядел очень уставшим.

— Не забудь паука. — Я указала на ведро. — И не выпускай его на природу. Мы не можем позволить этому ублюдку спариться с другим пауком и создать маленьких детей пауков-зомби, которые поработят весь мир.

Он просто смотрел на меня так, словно я спятила.

А потом покачал головой, и на губах заиграла улыбка.

— Ты забавная, этого у тебя не отнять.

— Приму за комплимент, спасибо.

— Это и предполагалось как комплимент.

Мы замерли, улыбаясь друг другу.

— Иди спать, — прошептала я. — У тебя завтра насыщенный день.

— Ага. — Он взял ведро в руку, мышцы напряглись. — Выпей «Ибупрофен» и приложи лед к укусу. Если почувствуешь мышечную слабость или тяжесть в груди, дай знать, я что-нибудь выпишу тебе.

— Ах, сила ручки.

Он закатил глаза и махнул свободной рукой.

— Увидимся завтра в восемь утра, Остин. — Тэтч замешкался в дверях. — И позаботься одеться во что-нибудь соответствующее работе.

— О, значит, ты хочешь, чтобы я надела велосипедную форму?

Он оттолкнул меня и тихо закрыл дверь под мой смех.

Глава 12

ТЭТЧ

В течение этого рабочего дня я нервничал больше, чем когда только закончил ординатуру и старался зарекомендовать себя. Наше утреннее собрание персонала продлилось дольше, чем нужно, и к его концу у меня появилась стойкая потребность в кофе. Хотя впервые за три дня я действительно выспался ночью, потому что больше не нужно было переживать о запущенных в мою квартиру лягушках или о чем-то подобном.

Серьезно, все складывалось, как нельзя лучше, когда я хорошо выспался. И хотя Остин не была настоящей пациенткой, мне все же необходимо относиться к ней как к таковой.

Просто меня бесило, что каждый раз, когда я думал о ее осмотре, у меня появлялся такой стояк, что я не мог здраво мыслить.

Миа, наш ассистент, махнула мне и прикрыла телефон рукой.

— Остин Роджерс у вас в кабинете.

Ну, вот и началось.

— Спасибо, Миа.

У меня только одна операция в этот день, и если пациент не будет против, я собираюсь разрешить Остин присутствовать на подготовке и обследовании. Вероятнее всего, она упадет в обморок уже через пять минут, но, по крайней мере, у нее появится хороший материал для блога.

Боже, неужели я, правда, это делаю?

И если быть честным, по ночам я стал лучше спать из-за того, что больше не нахожусь в постоянном состоянии паранойи или просто появился болезненный способ быть рядом, не вызывая подозрений?

Остин сидела на моем диване, скрестив ноги, вся в черном и в черных туфлях на высоком каблуке — дьявольски сексуальная со своими темно-каштановыми с золотым отливом волосами и бледной кожей.

— Мне казалось, я говорил «в подобающем для работы» — заметил я, не в силах изгнать из голоса похоть. Я заставил глаза смотреть на что-нибудь другое, а не на ее длинные идеальные ноги, те самые, которые обхватывали мое тело во время секса.

Остин встала.

— Ха-ха, очень смешно, на мне не короткое облегающее платье, костюм прекрасно подходит.

Ну не скажи.

Глаза жадно впитывали ее образ.

Я прокашлялся.

— Ладно, почему бы мне не дать тебе заполнить кое-какие бумаги, стандартные бланки для пациента. Когда закончишь, мы приступим к первичной консультации.

— Консультации? — повторила она.

— Расценивай это как интервью. — Я начал расслабляться, направляясь к кофе-машине.

— Я принесла тебе кофе, — остановила она меня и сунула в мои жаждущие руки большой стаканчик. — Ореховый латте, верно? Никаких взбитых сливок? Никаких калорий? Никакого розыгрыша?

Ее голос дрожал. Это будет труднее, чем я думал.

— Благодарю, — я сохранил голос холодным и отстраненным. — Мы обсудим этот вопрос с двух сторон: ты решишь, вписываются ли мои отвратные манеры в образ специалиста по пластической хирургии. — Не стоило мне упоминать о сторонах... И, надеюсь, я не произнес «развратные»? Ибо уже успел завестись. — И, — я отвернулся, чтобы скрыть возбуждение, — я решу, подходишь ли ты на роль кандидата. Мы начнем с консультации по простой операции на груди, раз, судя по твоим словам, профессор именно ею и одержим, но если будет время, за эти три недели мы можем обсудить и другие предметы пластической хирургии. Устраивает?

Она была тихой. Слишком тихой.

Я оглянулся через плечо.

И обнаружил, что Остин пялится на мою задницу.

Я кашлянул, девушка дернула голову вверх, залившись краской.

— Прости, пожалуйста. Просто... прости. — Она прикрыла лицо ладонью и смущенно застонала. — Сначала операция на груди, потом все остальное, ясно.

— Прекрасно. — Я натянул вымученную улыбку, в конце концов, официально я не получу никакого поощрения от девушки, которую действительно люблю. Ни единого шанса, что моему телу это понравится. — Почему бы тебе не попросить у Мии форму пациента и планшет, а я скажу медсестре пригласить тебя в смотровую, скажем, через полчаса?

— Отлично. — Она встала и развернулась на каблуках, проследовав из моего кабинета словно хозяйка всего здания.

Губы расплылись в легкой улыбке, когда мельком увидел на ее пальце лейкопластырь с изображением Русалочки.

Я отказывался признавать это очаровательным.

И это, вместе с ее неимоверно сексуальным телом, к которому буду прикасаться через полчаса, медленно сводило меня с ума.

Проклятие на мою голову.

Я стянул волосы резинкой в низкий хвост и уставился на часы.

Конец света через двадцать девять минут.

Я схватил планшет и отправился в смотровую, перед этим прочитав каждую деталь, словно Остин была настоящим пациентом.

— Остин, — тепло произнес я, — как ты себя чувствуешь?

Она моргнула расширившимися от волнения глазами.

— Так, словно сейчас дам тебе возможность вывалить кучу медицинской информации о глупом маленьком разрезе вот тут (она указала на свою грудь), пока будешь засовывать туда какую-то хрень (она развела руки) и зашивать меня.

— Даже не знаю, то ли мне оскорбиться от твоего невежества в сфере операций на груди, то ли просто удивиться, что ты в курсе, где она вообще находится.

Она с шумом втянула воздух.

— Профессионализм, помнишь?

— Верно. — Да уж, это становится дьявольски тяжелее, чем я предполагал. — Давай начнем с твоего бланка, не стесняйся делать заметки для блога, а когда придет время для осмотра, я позову одну из медсестер.

— Погоди, что? — Она побелела как привидение. — Медсестра будет смотреть?

Я оторвался от чтения ее характеристик и поднял взгляд.

— Медсестра всегда присутствует, так что ты не сможешь предъявить мне иск за домогательство.

— Но, — начала она, испуганно понизив голос, — это все нецелесообразно, учитывая, что мы не вместе, разве нет?

Я глубоко вздохнул.

— Остин, это моя работа. Кроме того, ты же не думаешь о подобном, когда на приеме у гинеколога, верно?

— Мой гинеколог не выглядит как Брэд Питт и Джеймс Франко!

Я расхохотался.

— Вау, смешно, потому что мне очень часто говорят, что я похож на Орландо Блума из-за светлых волос.

Она плюхнулась на стул.

— Мне некомфортно, что медсестра будет видеть мою грудь.

— Итак, она их увидеть не может, но твой бывший парень, которого ты ненавидишь, может?

— Я тебя не ненавижу. — Она уже дважды признается в этом за последние сутки. Это должно то-то значить.

— Но я тебе и не нравлюсь, верно? — Я не мог не спросить.

Остин промолчала и быстро перевела взгляд на сложенные на коленях руки.

— Так я правильно заполнила характеристику?

— Ага, ты очень хороша в закрашивании квадратиков. Отлично.

— Ха-ха, сарказм.

— Ты же знаешь, что необязательно зарисовывать все клеточки, да? Обычной галочки вполне достаточно.

— Когда нервничаю, я рисую! — отрезала она. — Ты это знаешь. Отвянь.

— Что ж, похоже, тебя лучше не трогать, — произнес я, показывая ей планшет. — У тебя был сердечный приступ и тахикардия?

— Эй, тахикардия вполне реальна, я с ума схожу из-за сдачи этого предмета и прошлым вечером меня укусил паук!

Я взглянул на заклеенный палец.

— Все еще болит?

— Нет. Ариэль хорошо справляется, — с сарказмом добавила она. День с каждой минутой становится длиннее.

— Хорошо. — Я просмотрел остаток бланка. — Итак, для начала спрошу, есть ли у тебя какие-нибудь заболевания крови, раз уж ты отметила этот пункт, пытаясь изобразить смайлик из квадратиков.

— Не-а.

Я откинулся назад и позволил профессионализму взять верх.

— А почему операция на груди? Какая твоя конечная цель?

Она молчала.

Я взглянул на нее.

— Остин?

— Предполагаю, как у любой женщины, желающей увеличить грудь. Хочу, чтобы меня замечали?

Забавно, как неправильно она предположила, что ко мне приходят только неуверенные в себе женщины, когда на самом деле таких молодых девушек всего процентов десять. А девяносто процентов – это женщины после мастэктомии, которые снова хотят стать женственными, или женщины, родившие красивых детей, которые потеряли форму после вскармливания и желали бы ее вернуть. Я прикусил язык и окинул ее взглядом. Заметили?

— Только мертвый парень тебя не заметит,— вслух произнес я.

Наши глаза встретились.

Дерьмо.

Я прокашлялся.

— Ну, хорошо, значит, ты хочешь быть заметной. Есть предположения, насколько большие тебе бы хотелось? Например, большие имплантаты выглядят полнее и поднимают грудь, как это делает бюстгальтер с пуш-апом. Умеренные имплантаты выглядят более естественно, зависит от типа фигуры, но... — Черт, мне необходимо придерживаться профессионального тона, но я не мог не рисовать в воображении ее идеальную грудь и то, как она помещалась в моих ладонях, ложилась на пальцы и... На этом моменте мне пришлось снова прокашляться. — Зная твое тело, — голос охрип, — я бы не советовал большие, потому что они увеличат нагрузку на твою маленькую грудную клетку.

Она посмотрела на меня так, словно я сошел с ума, и спросила слабым голосом:

— Так, значит, ты считаешь, что мне нужна пластика?

— Ты же здесь ради этого, верно?

— Нет, я имею в виду на самом деле, — объяснила она. — Ты бы хотел... улучшить меня?

— Черт побери, Остин. — Я положил планшет на стол, и мне захотелось стукнуться об него головой. — Послушай меня, нет абсолютно ничего, что мне хотелось бы изменить в твоем теле, ни сейчас, ни когда-либо еще.

И вот мы снова смотрим друг на друга, на расстоянии пары шагов.

Мне достаточно всего лишь наклониться. И ей тоже.

Я протянул руку коснуться ее, как вдруг раздался стук, и в двери возникла голова медсестры

— Доктор Холлоуэй, вы готовы?

— Ага. — Я вскочил на ноги и указал на сорочку на столе. — Можешь оставить юбку, но сними верх и постарайся надеть это, как тебе скажет Ненси. Вернусь через пять минут.

Я не мог достаточно быстро покинуть помещение.

Я прошел по коридору к кабинету и захлопнул за собой дверь, сделал пару успокаивающих вдохов, опершись о стол.

Тот факт, что она спросила мое мнение о ее теле, учитывая, как я всегда боготворил его губами и руками, полностью выбил меня из колеи.

Мне и в голову никогда не приходило, что она будет настолько неуверенной в себе после нашего расставания. Разумеется, надо учитывать, что я работаю в сфере исправления недостатков, это моя работа — находить их.

Только единственным недостатком, который я видел, находясь рядом с Остин, был я сам.

Глава 13

ОСТИН

Нэнси была милой.

Если вам нравятся женщины, которые вместо того, чтобы постепенно стареть, выглядят так, словно их лицо много раз замораживали, а брови оттянули к макушке.

Она была красива резкой красотой, ей могло быть и восемьдесят, и сорок лет. Я не противница пластических операций, просто больше люблю, когда все выглядит естественнее.

А в Нэнси ничего не выглядело естественно.

Когда она оставила меня переодеваться, я так быстро стащила блузку, что чуть не застряла в горловине. Не потому, что мне не терпелось ощутить прикосновения Тэтча, а потому что хотела, чтобы вся эта неловкая ситуация закончилась.

Мне было некомфортно, хотя я знала Тэтча. Я спала с ним, он видел меня голой, но зубы продолжали выбивать дробь.

Я сделала мысленную заметку включить это в статью. Что не имеет значения, кто врач.

Все равно в кабинете ты остаешься без одежды, а яркие лампы освещают каждый малейший изъян, скрывавшийся в тени.

От громкого стука у меня чуть не выпрыгнуло сердце.

— Я г-готова, — ответила я, стараясь звучать уверенно.

Вошел Тэтч, следом за ним Нэнси. Он помыл руки.

Подождите, зачем он мыл руки?

— Не хочу, чтобы тебе было холодно, — тихо прошептал он мне, — а кто знает, где окажутся мои руки.

Он пошутил. Пытался подбодрить меня.

Но стало лишь хуже, потому что тело знало, где именно его руки были не так давно.

Повсюду.

— Отлично, — произнес Тэтч, вырывая меня из жалких сексуальных фантазий, в которых он с пиратской повязкой на глазу шлепал меня по заднице, — я собираюсь сделать кучу отметок, которые для тебя покажутся ерундой. В основном для того, чтобы определить, одинаковая ли грудь по размеру, каково расстояние от соска до грудины, – так что не двигайся и постарайся не ерзать, ладно?

Я судорожно кивнула, пока он доставал маркер.

Это было похоже на дедовщину в женском клубе, где нужно было обвести каждый изъян и написать противные имена по типу «дрянь», «шлюха» и «сука» на конвертах со взносами.

Только в тысячу раз хуже. Потому что я не пьяна.

И никто не разделит мой стыд.

В реальности же был самый сексуальный мужчина с маркером в руке, увлеченный тем, чтобы выявить мои несовершенства и исправить их.

Ох, это было очень глупой идеей.

Тэтч тепло улыбнулся мне:

— Расслабься, это моя работа, ты даже вручила за нее награду, помнишь?

Я кивнула:

— Ты прав. Хорошо, — я расправила плечи и выпрямилась. — Я готова.

Он сдвинул ткань, обнажая грудь, и втянул воздух, смотря расширившимися глазами. Маркер замер на полпути.

— Доктор Холлоуэй? — Нэнси кашлянула. — Все в порядке?

— Боже, да, — прошептал он. — Прости, Нэнси, я забыл, что оставил открытой дверь гаража.

Я бросила на него смеющийся взгляд, потому что у него не было гаража.

И он ответил взглядом, говорившим: «Заткнись, пока я не разукрасил маркером твое лицо».

Так я и сделала.

Он быстро взял в ладони грудь, приподнял правую, потом левую. Я, правда, старалась не реагировать. Клянусь. Но когда пальцы задели правый сосок, тело отреагировало. Тэтч заметил, потому что, блин, как могло быть иначе? Мои сиськи практически выпрашивали его внимание, как маленькие шлюшки.

Пока доктор Тэтч просто делал свою работу. Я была в аду.

Он выпаливал значения, а медсестра их записывала, и, как он и предсказывал, для меня все было совершенно непонятно.

— Левая грудь больше правой, — произнес он сухим тоном.

— Прекрасно, — отозвалась я тоном, молившем о смерти.

— Совсем немного, поэтому ты этого не замечала.

Нет, но он замечает.

Замечал.

Я не могла не задуматься, не проходился ли он по списку изъянов моего тела после секса?

— Почти закончили. — Он поднял глаза впервые с начала осмотра. — Нэнси, — позвал, не оборачиваясь, — принеси, пожалуйста, из шкафа спортивный бюстгальтер.

— Минуточку. — Она повернулась к нам спиной. А ладони Тэтча оказались на мне.

Пальцами массируя грудь, он наклонился и прошептал мне на ушко:

— Ты идеальна.

Он отстранился, а я не успела ничего ответить. На глаза навернулись слезы.

Откуда он знал, о чем я думала?

И почему? Почему ему надо быть таким хорошим? Трудно злиться на него, когда он такой милый.

И красивый.

Нельзя забывать о красоте.

Тэтч передал мне протянутый Нэнси лифчик.

— Поднимайся и надень его.

Я выскользнула из больничного халата и надела спортивный бюстгальтер.

— Хорошо. — Он взял необработанный имплантат с неровными краями и другой, более гладкий. — Неровный — с когезивным гелем. Он лучше держит форму, но сильнее ощущается. — Он протянул его мне.

Я должна его потрогать?

— Давай, возьми, — подбодрил он со слабой улыбкой.

Я взвесила его в ладони.

— Хмм, по ощущениям достаточно... жесткий.

Тэтч так резко дернул головой, что я чуть не выронила имплантат. С горящим взглядом он быстро забрал его и заменил более гладким.

— Этот... мягче, кажется более настоящим, — произнесла я.

— Это солевой имплантат, учитывая, что тебе не нужно увеличивать грудь больше чем на один размер, я бы рекомендовал его. — Он забрал второй. — А теперь засунь эту штуку в лифчик, как ты делала лет в двенадцать, когда танцевала под Бритни Спирс.

Я расхохоталась.

— Я никогда не набивала лифчик.

Улыбка застыла на его лице.

Нэнси прокашлялась.

— Тогда, — он почесал голову, — засовывай.

— Вот так? — Я поморщила носик. — Просто запихнуть сюда?

Это моя фантазия или он вспотел?

— Ага, — голос был хриплым. — Просто... внутрь.

— Ладненько, — я вложила оба имплантата в лифчик и посмотрела вниз. — Ха, прикинь, я красивая!

Нэнси рассмеялась и кивнула.

— Они тебя стройнят.

Какая прелесть, в ней тоже есть скрытая агрессия. Я знать не хотела, сколько раз она мечтала залезть Тэтчу в штаны.

Или каково будет просветить ее, насколько ее мечты далеки от истины, которая просто умопомрачительна.

Но потом досадное маленькое осуждающее чувство зародилось в сердце. Мы не вместе.

Он был вправе трахать кого угодно, даже свою медсестру неопределенного возраста.

Тэтч схватил меня за плечи и развернул к зеркалу.

— Ну, что думаешь?

— Думаю... — Я окинула взглядом тело. Имплантаты добавили объем к высокой долговязой фигуре, но выглядело это искусственно. На самом деле силикон в спортивном лифчике заставлял чувствовать себя показушницей. Как будто я приблизилась к превращению в Нэнси. — Думаю, мне стоит еще подумать.

Он вздохнул, словно обрадовался, что я не впечатлена новым размером груди и не буду действительно размышлять о том, чтобы лечь под нож.

— Ну, хорошо. — Тэтч отошел от меня. — Дам тебе время переодеться и вернусь.

Он ушел вместе с Нэнси.

Я снова посмотрела в зеркало и медленно вытащила имплантаты.

Грудь опустилась.

И я задалась вопросом, почему он должен меня хотеть? Не удивительно, что бросил.

Потому что как он мог не изменять, в конце концов? Как мог поддерживать отношения, когда ему это не обязательно?

Когда его окружает это каждый день?

Когда вокруг ежедневно столько идеальных девочек? Что ж, наконец-то я получила ответ.

Мне лишь хотелось, чтобы от этого не было так больно.

Глава 14

ТЭТЧ

Она ждала меня.

Ждала последние пять минут.

Но я совершенно не мог совладать с собственным телом. Гипнотизировал дверь и думал все о тех же ужасных вещах, что и на протяжении последнего часа.

Убийство щенков. Дефицит виски.

Езда на велосипеде. Лягушки.

Смерть.

И все равно, все равно у меня был такой сильный стояк, что каждый бы его увидел.

— Проклятие. — Я захлопнул дверь, отвернулся к закрытому окну и обхватил член. В сознании всплыл образ прекрасного тела Остин, от которого прикосновения к себе практически причиняли боль.

— Что ты делаешь? — раздался сзади голос. Знакомый голос. Ее. Клянусь, член буквально вырвался из руки, стремясь на голос хозяйки.

— Ничего, — соврал я. Тело напряглось, ненавидя меня, а мозг кричал: «Обернись, нагни ее над столом, подними юбку, достаточно поднять юбку!»

Звук закрывшейся двери не может быть эротичным. Или жужжание компьютера.

Натянутая тишина.

Но все это вместе убивало меня.

Остин обошла вокруг и встала ко мне лицом, руки на бедрах.

— Нэнси сказала, раз уж я не настоящий пациент, а делаю все ради исследования, то могу найти тебя.

— Правда? — рука успела выскользнуть из штанов, слава Богу.

Но вина была написана на лице, я знал об этом. Остин опустила взгляд.

А я молился о контроле, чтобы удержать рвавшуюся к ней навстречу плоть.

— Кто-то не может вести себя профессионально?

— Прошло много времени. — Боже, Тэтч, действительно профессионально озвучить, что у тебя давно не было секса, и поэтому появляется стояк размером со штат Техас, стоит прикоснуться к сиськам?! На рабочем месте?!

Хорошо, что Остин никогда не станет настоящим пациентом. Иначе меня быстро вышвырнут с работы.

— Итак, — я сделал шаг назад; было жутко неудобно двигаться в черных слаксах, — дальше по плану предоперационная встреча. Наши экономисты обговаривают условия с пациентом: как только он оплачивает, мы планируем операцию.

— Вау, — ее глаза метнулись с паха на лицо, — так быстро.

— Ага.

Она прищурилась.

— Сколько? Только честно.

— Сколько что?

— Сколько раз ты дрочил на пациенток?

Вопрос немедленно остудил мою страсть, когда я поймал ее взгляд и ответил:

— Ноль. Не считая этот раз, когда меня поймали практически без штанов.

Она остолбенела.

— Правда?

— Да. Правда, — проворчал я. Тело, наконец, вернулось к нормальному состоянию, хотя и требовало перестать быть идиотом и трахнуть ее на следующей неделе.

— Значит, если бы я сейчас не вошла...

— Мы можем просто опустить это? Пожалуйста? — я сел в кресло.

Она облокотилась на стол.

— Что произошло, когда я ушла?

— Ничего.

Лжец.

— Ах-ха, — она плюхнулась на стул напротив меня и медленно наклонилась вперед, чтобы я мог заглянуть в вырез блузки. Тело тут же вернулось в боевую готовность. Она продолжала наклоняться до тех пор, пока я не стал переживать, что ее грудь вывалится из лифчика, а потом вскочила, схватила сумочку и направилась к двери. — Я тебе еще нужна?

Провокационный вопрос.

— На самом деле, — я перевел взгляд на компьютер, чтобы не пялиться на ее грудь, — после обеда у меня операция. Если ты согласна, я поговорю с пациенткой и спрошу, позволит ли она тебе присутствовать.

Лицо Остин загорелось.

— Серьезно?

— Конечно. Она очень милая, а теперь, когда ее муж умер, одержима идеей начать все заново. У нее потрясающее отношение к жизни, она одна из немногих моих пациенток, которые хотят оставаться в сознании и наблюдать за операцией.

Остин скривилась и побледнела.

— Думаю, зрелище травмирует психику.

— Она была медсестрой, — ответил я, а потом добавил: — Ей очень интересно человеческое тело.

— Не сомневаюсь, — фыркнула Остин.

Нахмурившись, я поднялся и посмотрел на часы.

— Почему бы тебе не сходить на ланч? А в три часа вернешься сюда. Я еще раз удостоверюсь, будет ли ей комфортно в твоем присутствии. Если откажется, я тебе напишу.

— Я немного шокирована, — Остин склонила голову и сжала губы, словно сдерживала улыбку.

— По поводу?

— У тебя все еще есть мой номер.

Вздохнув, я заправил волосы за уши и пожал плечами.

— Мы расстались. Но это не значит, что я собираюсь полностью вычеркнуть тебя из своей жизни.

— Ха. — Она схватила со стула сумочку и больше ничего не сказала.

— Увидимся через пару часов.

Что означало ее «ха», черт побери? И почему мне не все равно?

Миа снова была у двери, собираясь постучать, когда вышла Остин и помахала ей на прощание.

— Доктор Холлоуэй, ваша следующая встреча в третьем кабинете.

— Хорошо. — Мне нужно работать. Я надеялся, что с уходом Остин буду менее рассеянным и озабоченным и смогу пережить остаток дня без желания оторвать себе голову.

— Сейчас подойду, — пробормотал я, оглядываясь на компьютер.

На заставке до сих пор стояла фотография нашего с Остин ужина. Именно тогда я предложил ей переехать ко мне.

На ней было красное платье.

Это оказался один из лучших вечеров в моей жизни, когда я решил шагнуть дальше, и она последовала за мной.

Все продлилось недолго.

Из-за призрака прошлого, остававшегося со мной под одной крышей. Он не мог не лезть в мою жизнь со своими требованиями.

Временами я ненавидел собственную семью.

И то, что когда мне очень был нужен отец, он оказался пьян.

И когда я хотел, чтобы он держался подальше от моей личной жизни, он отказался уйти и разрушил самое лучшее, что у меня было.

Глава 15

ОСТИН

Я никогда раньше не присутствовала на операции, тот раз не считается, когда в шестом классе нас заставили смотреть операцию на колене. Я чуть сознание не потеряла.

Мне было всего двенадцать! А теперь я взрослая.

Я могу вынести зрелище, как кого-то режут.

Дрожа, я допила остаток фруктового смузи и пошла к лифтам. Все же не стоило надевать такие высокие каблуки, ноги уже начали гореть там, где натирали туфли. Я знала, что получу мозоли, но хотелось быть выше. Терпеть не могла, что Тэтч такой большой и всегда заставлял чувствовать себя рядом с ним маленькой, защищенной. И это я еще высокая девушка, длинноногая.

Поэтому каблуки были моим оружием. А рядом с ним оружие необходимо.

Потому что защита моего сердца падала каждый раз, стоило Тэтчу мне улыбнуться. Уф.

Почему я так тяжело понимаю намеки? Он не хочет меня.

Но судя по прерванному мной занятию, у его тела проблемы с памятью. Было похоже, что он близок к прелюбодеянию с комнатным растением. Но и я не настолько наивна, чтобы думать, что он фантазировал обо мне.

С моей удачей он наверняка представлял искусственные губы Нэнси. Или сиськи другой девушки.

Уф, в этом тупом офисном здании куда ни глянь — везде все идеально.

Я думала, что переборола неуверенность в своей внешности, вызванную моим бывшим еще в школе. До тех пор, пока не начала встречаться с пластическим хирургом и не увидела часть того, чем он занимался каждый день. Пока я встречалась с Тэтчем, то не мучила себя размышлениями о собственных недостатках или просто отбрасывала опасные мысли. А теперь? Теперь я ни о чем больше не могла думать.

Может, я субъективна, но почему не пойти в экстренную медицину? Зачем поощрять людей вкладывать тысячи долларов на исправление недостатков? Достигать идеала за счет собственного здоровья.

— Остин, — Миа подмигнула мне, — доктор Холлоуэй ждет в кабинете.

— Спасибо, — щеки обожгло жаром.

У этой ассистентки был понимающий взгляд.

Каблуки возмущенно скрипнули, когда я подошла к кабинету Тэтча. Дверь оказалась открыта. Он собрал свои светлые волосы в самый сексуальный небрежный мужской хвост, какой я когда-либо видела.

Невозможно физически не реагировать на такую красоту. Я глубоко вдохнула и прижала ладонь к груди, подождав, пока сердце вернется к нормальному ритму.

Тэтч в джинсах. Горячо. Тэтч обнаженный. Горячо.

Тэтч в халате?

Святые Черепашки Ниндзя. Это не честно. Голубые халаты не могут выглядеть сексуально.

И они определенно не должны так идеально сидеть по фигуре, каким-то образом делая бицепсы больше, а лицо более точеным.

Он поднял взгляд и улыбнулся.

— Эй, готова к своей первой операции?

Тело ликовало, пока мозг приказывал всем женским частям, на хрен, угомониться. Эта улыбка не для нас.

Ни единого шанса. Профессионализм. Будь профессионалом. Сдать экзамен.

Это все, что имеет значение.

— Так точно! — воскликнула я в стиле черлидерш. О боже. Я такая тормознутая, когда дело касается этого парня. — Мне нужно переодеться? — я дотронулась до блузки.

Он кивнул и обошел стол, указав на стул.

— Это должно подойти. Я подожду снаружи.

Почему-то меня это расстроило.

Факт, что он собирался подождать за дверью и не смотреть на мой стриптиз. Я безмолвно застонала. Мы не встречаемся! Чего я ожидала?!

Кроме того! Он же на работе, в конце концов!

Я принялась быстро раздеваться и возблагодарила Бога, заметив пару кед «Найк» моего размера. Они выглядели новыми, так что я не была уверена, попросил ли он кого-нибудь принести их мне, чтобы я не разгуливала в халате на каблуках, или у него просто валялась женская обувь девятого размера.

Ладно, такие мысли нагоняют депрессию.

Я собрала волосы в низкий хвост и открыла дверь возвестить, что готова.

Тэтч медленно обвел меня взглядом с ног до головы и остановился на волосах.

— Мы похожи.

— Мужские хвосты побеждают? — поддразнила я.

Его губы дрогнули.

— Думаю, мне лучше его распустить.

Чертовски прав. Ублюдок.

— Признайся уже, что они наращённые.

— Ха. — Я едва смогла вынести его ослепительную улыбку, от которой чуть не врезалась в его мощное тело и не заработала сердечный приступ. — Пойдем.

Он шел быстро, а я старалась поспеть за ним к лифту. Мы поднялись на этаж выше.

Сердце так бешено билось в груди, что казалось, я сейчас отключусь. Почему я нервничаю? Не мне же вести операцию!

— Сюда, — Тэтч шествовал по коридорам как король. Люди смотрели и перешептывались, а он словно не замечал, как сногсшибательно сексуален в роли главного.

Он остановился, набрал пароль, стеклянная дверь с шорохом отъехала в сторону.

— Ничего и никого не трогай, но если хочется полнее проникнуться происходящим, вымой руки, — сказал он, намыливаясь до самых локтей, снова и снова.

— Думаю, ты уже чистый, — заметила я минуты через две.

Он со смехом принялся смывать пену, когда зашла Нэнси с маской на лице.

— Готовы?

— Конечно, — его ответ прозвучал легко и беззаботно. А я продолжала сходить с ума от страха.

Она раскрыла его перчатки, помогла нарядиться в операционный костюм или как там они называют эту штуку, которую надевают поверх больничной одежды.

Я словно вживую смотрела «Ночную смену».

Только это не экстренная операция. Необязательная — она не была жизненно необходимой.

Но все же, ему приходилось принимать такие меры предосторожности.

Я почувствовала всплеск адреналина, когда ко мне подошла Нэнси, надела на нос и рот маску, протянула шапочку и, похлопав по спине, направила в нужную сторону.

Первое, что я отметила, это очень яркий свет в операционной. А второе?

В ней находилось около четырех человек.

Не включая пациентку, смотревшую на Тэтча с полным обожанием.

Я встала на выбранном мною месте у самой стены, ощущая укол ревности.

— Как себя чувствуешь? — спросил Тэтч спокойным, но властным голосом.

— Ох, я просто готова, — ответила она со слезами на глазах. — Очень готова для этого.

И уже давно.

Я удержалась, чтобы не фыркнуть.

Чего она так распереживалась из-за этих имплантатов?

Парень, предполагаю, анестезиолог, что-то ввел ей в вену, а Тэтч спросил, какие у нее планы на выходные, словно не снимал с нее простынь и не был готов сделать разрез.

Ее тело было расчерчено маркером, а часть кожи была ярко-оранжевого цвета.

— О, я собиралась посмотреть «Нетфликс» и... — голос стал неразборчивым, а глаза закрылись.

— Остин, — Тэтч громко произнес мое имя. — Можешь подойти ближе. Она под наркозом, а я, как ты знаешь, не кусаюсь.

Ха, ложь, он кусался. И часто.

Обычно за шею.

И иногда с внутренней стороны бедра. Я вздрогнула.

А затем сделала шаг вперед, и еще один, пока не подошла достаточно близко, чтобы увидеть ее грудь. Точнее то, что должно быть грудью.

Я увидела шрамы. И плоскую грудную клетку.

Я ахнула, комната вокруг меня застыла. Прежде чем я поняла, что происходит, по щеке скатилась слеза, а за ней другая.

Какой же сучкой я была. И никем другим.

Потому что, пока я важно осуждала всех и вся, кто приходил к Тэтчу исправлять недостатки, мне и в голову не приходило, что он вставлял имплантаты тем, кто пережил рак груди.

— Скальпель. — Тэтч наклонился и сделал надрез в области подмышки. Разрез казался немного маловат, чтобы просунуть в него имплантат. Появилось много крови, а потом Тэтч засунул туда силикон, и я чуть не потеряла сознание.

Грудь увеличилась, и, несмотря на кровь и эту специфическую расцветку, я уже могла сказать, что выглядит потрясающе.

Тэтч пошевелил имплантат, снова наклонился, измеряя, рассматривая и выжидая. Все молчали.

Он повторил тот же процесс с правой грудью, а когда Доктор Перфекционист закончил, то зашил разрезы грубыми черными нитками, которые, как я предположила, со временем рассосутся.

Я многое предполагала.

Но боялась задавать вопросы.

Потому что все происходившее до странного казалось священным.

Словно он только что не просто сделал ей грудь, а вернул обратно женское начало.

Второй раз на глаза навернулись слезы, пока Нэнси с другой медсестрой выкатывали каталку из операционной.

Тэтч обернулся и нахмурился.

— Остин? Тебе плохо? Что случилось? — он снял фартук, а затем перчатки и маску. — Остин?

Я покачала головой.

— Мне нужно идти.

— Но...

— Увидимся позже. Просто... — я не закончила.

Мне необходимо убраться отсюда.

И где-то отыскать чувство ненависти к этому человеку.

Оно явно было не в операционной, где он дарил женщинам нечто ценное.

И вряд ли появится, пока я наблюдаю, как волшебные руки Тэтча проводят операцию. Он мог делать это с закрытыми глазами.

— Остин, — его голос парализовал меня. Я застыла, но не обернулась.

— Ты должна научить меня ездить на велосипеде, помнишь? Мне ехать с твоим папой и моим партнером утром в пятницу.

— Скажи им, что заболел.

— Остин.

— Хорошо, — рявкнула я, — у меня дома, в семь.

И выбежала вон, словно неудачница, прочь от того, кто все еще владел моим сердцем и отказывался вернуть его мне.

Прочь от единственного мужчины, которого я хотела.

Глава 16

ТЭТЧ

Я был весь на нервах после бегства Остин, как будто за ней гнались зомби и угрожали сожрать мозг, если она остановится.

Поэтому ляпнул единственно возможное, чтобы вновь ее увидеть. Потому что я больной на голову или, может, потому что понимал: зависимость от нее становилась все хуже, как настоящий наркоман, я говорил себе – еще один раз, и я завязываю.

Еще один взгляд на ее тело, и я оставлю ее в покое.

Еще один поцелуй, и я, правда, удалю ее номер телефона. Всего один.

Но к моменту, когда я вернулся в квартиру, чтобы принять душ и переодеться, у меня уже было ужасное настроение. Какого хрена она так запаниковала?

Она пережила укус тарантула и не упала в обморок, так почему же так побледнела при виде операции? Я сделал всего несколько стежков, это меньше, чем при других операциях. Это несравнимо с ринопластикой или, например, абдоминопластикой.

Я вставил ключ в замок и замер.

— Папа.

— Сын. — Он вышел из его квартиры и скрестил руки на груди. — Нам стоит заказать что-нибудь из еды, как в старые времена, и, может, по бокальчику пива.

Я был не в настроении для подобного дерьма. К тому же, судя по голосу, он уже был пьян.

— Я занят, — сказал я и толкнул дверь. Естественно, отец пошел за мной.

— С этой маленькой шлюшкой? — он гадко усмехнулся. — Думал, ты с ней порвал.

Я стиснул зубы и сжал кулак. Я не ударю его. Снова.

— Так и есть, — выдавил я сквозь зубы, — помню, ты был в курсе всех вещей, потому что жил через коридор и не понимал значение понятия «личная жизнь».

— Она была сексуальной, я говорил тебе это.

Я закрыл глаза и прислонился к столешнице.

— Чего ты хочешь?

Его улыбка была холодной.

— Как и всегда — обнять своего сына!

— Ты опоздал на тридцать два года. Теперь уходи. У меня был длинный день.

Он откинул голову назад и расхохотался.

— Ох, длинный день, да? Что? Трогал бабские сиськи? Бьюсь об заклад, это тяжко. Все еще не могу поверить, что ты выбрал пластическую хирургию, тогда как мог стать настоящим хирургом, как я! Как твой дед, который получил Нобелевскую премию в медицине...

— Да, я знаю. Ты говорил мне это миллион раз. — Во всяком случае, я крупнее него и способен с помощью веса дотащить его до двери. Я положил руки ему на плечи и подтолкнул в сторону коридора. — Уходи. Думаю, ты достаточно вылил на меня своей родительской заботы, на всю жизнь хватит.

— Убери от меня руки! — он отшатнулся и гадко улыбнулся. — Она такая же плохая, как твоя мать! Слышишь? Она шлюха и дрянь, и...

Я ударил его в нос достаточно сильно, чтобы мы оба почувствовали и услышали хруст.

— Проклятие! Ты сломал мне нос!

— И тебе, вероятно, придется поискать другого тупого пластического хирурга, чтобы его исправить. — Я хлопнул дверью перед его окровавленным лицом и прислонился к ней лбом.

Гнев вылился наружу.

Боже, как это возможно, чтобы меня вырастил такой ублюдок?

Хотя ни он, ни мать меня не воспитывали. Большую часть времени я проводил у бабушки и с няней.

Становилось все сложнее сдерживать гнев. Особенно, когда смотрел в глаза Остин и видел, что она действительно хотела помочь.

Часто спрашивала, в порядке ли я и хочу ли поговорить о своем детстве. Она собственноручно показала мне меньше чем за месяц, каково это — делить с кем-то как боль, так и любовь.

А я отверг ее. Все отверг.

Потому что иногда можно достигнуть такой точки, когда понимаешь, что твоя боль слишком отвратительна, чтобы с кем-то делиться ею; она может уничтожить то, что ты любишь больше всего.

Но еще мне больше всего на свете хотелось разделить эту часть себя именно с ней. Но теперь не в моих силах так сделать.

Остин лучше не знать правду. И не только ей.

Меня бросило в дрожь при мысли, что она выяснит сама.

Нет. Отец обещал.

А как бы сильно я не ненавидел его, знал, что, по крайней мере, он мог держать слово.

С другой стороны, он больше не получит денег.

Так как алкоголика-хирурга пенсионного возраста на работу не брали, я был его единственным источником пропитания до тех пор, пока он не получил половину состояния, унаследованного матерью от моих бабушки и дедушки.

У отца не было бы никаких проблем, не живи он как знаменитый миллиардер и не трахай всех подряд, кроме моей мамы.

Выругавшись, я отпрянул от закрытой двери и направился в спальню. Мне нужно переодеться и принять душ.

И огромный глоток пива, если я собираюсь провести вечер с Остин.

Один.

Мне нужен контроль над своим телом, особенно когда сердце грозило разорваться на части, стоило ей посмотреть на меня со слезами на глазах.

Господи, и что ее так расстроило сегодня? Что ж, я собирался это выяснить.

Даже если идея ужасна.

Меньше всего на свете мне нужны ее слезы. Лучше пусть злится на меня.

Со злостью можно справиться. Печаль?

Останется.

Я знаю.

Я очень долго грустил.

— Мне так не думается, — я скрестил руки на груди. — Черт. Нет.

Остин рассмеялась и схватила меня за руку, что оказалось плохой идеей, потому что прикосновение вызвало чувство покалывания в груди, устремившееся вниз.

— Ты сказал, что тебя нужно учить!

— На велосипеде! — я отпрянул от нее и добавил: — Не на вот этой чертовой штуковине!

— Даша-путешественница, — она торжествующе кивнула, — с розовыми лентами и крутой корзиной, в которую можно сложить все свои лучшие игрушки!

— Остин, — я сжал зубы.

— Тэтч, — она приподняла брови и изобразила грустное лицо, словно я был плохим игроком или не умел проигрывать. — Ну же, если тебе идет хвост, значит, пойдет и велосипед Даши. Откопай своего внутреннего исследователя, — девушка посигналила.

Ну конечно, какой же детский велосипед без сигнала.

— Или, — Остин пожала плечами, — можешь учиться сам, признаться папе и своему коллеге, что ты соврал.

— Как же сильно я сейчас тебя ненавижу, — проворчал я. — Ладно, как мне на него взобраться?

Остин пристально посмотрела на меня и вытащила велосипед вперед.

— Так, Тэтч, это как надевать штаны, поднимаешь одну ногу и, вуаля, ты сидишь на велосипеде.

— У него учебные колеса!

— Так тебе не будет бо-бо, — она подмигнула. — Давай. Просто перекинь ногу, поставь на педали и вперед!

Это было глупо.

Мой страх ездить на велосипедах.

И конечно, хоть я и сказал Лукасу, что все из-за того, что чуть не попал под колеса грузовика с мороженым, правдой это было лишь наполовину.

Вся правда?

Я только научился кататься на велосипеде без учебных колесиков и ехал домой, чтобы рассказать родителям.

Но увидел отца в машине с женщиной, которая не была моей мамой.

Сигнал фургона с мороженым до сих пор вызывает приступ дурноты.

Как и само мороженое, и велосипеды.

— Не могу, — прошептал я, усевшись на крошечный, неудобный и попросту оскорблявший мое мужское достоинство велосипед. — Мне кажется, что ты собираешься столкнуть меня с лестницы, чтобы я покалечился и не смог ездить. — Я слез с велосипеда и поежился.

Остин прикрыла рот ладонями.

— Я не столкну тебя с лестницы.

— Неделю назад ты бы и не такое сделала.

— Неделю назад я еще злилась.

Ее признание меня шокировало.

— Ты больше не злишься?

— Сложно теперь сердиться, когда я наблюдала, как ты прооперировал пережившую рак и вернул ей женственность, — повержено произнесла она, внезапно уставившись на свои сандалии.

Сделав один неуверенный шаг, я приблизился к ней.

— Поэтому ты убежала?

Она кивнула.

— Знаешь... — со вздохом начал я. Солнце садилось, раскрашивая облака розовыми мазками. Ее дом находился в двадцати минутах от моей квартиры при хорошей погоде. Вид был прекрасным, как и почти везде в Сиэтле. — Меня раздражают предрассудки, связанные с пластической хирургией.

Остин взглянула на меня из-под густых черных ресниц.

— Что ты имеешь в виду?

— Что скучающие домохозяйки, у которых много денег и недостаточно уверенности в себе, платят мне, чтобы я сделал их идеальными. А на самом деле большинство пациентов — это люди, которые хотят почувствовать себя лучше. Жертвы пожаров, рака, мамы, чьи тела сильно пострадали после родов, или пациенты, которые просто хотят немного замедлить процессы старения. Люди этого не предполагают. Это должно бы злить меня, но я знаю, чем занимаюсь. Конечно, есть те, кто зависит от изменений своего тела и идет на операцию за операцией до тех пор, пока их внешний вид не становится просто чудовищным, но такие случаи редкие.

Зачем я все это ей рассказываю?

— Зачем ты мне это рассказал? — она всегда немного умела читать мысли.

— Понятия не имею, — я покачал головой. — Так как насчет несчастного случая? Сломанная нога должна помочь.

Остин хмыкнула.

— Я не собираюсь ломать тебе ногу. Похоже, тебе придется честно признаться им, что боишься велосипедов, даже с ленточками.

— Это не велосипед, — буркнул я себе под нос. Он олицетворял еще одну украденную у меня вещь. Спасибо отцу. — Может, мне просто притвориться больным?

— Хм-м, — Остин прислонила велосипед к гаражной двери и скрестила руки, от чего ее полная грудь натянула белую майку. Смогу ли я когда-нибудь нормально реагировать на ее тело? Вообще? Потому что мое тело напряглось от одного взгляда. — Может, устроить пищевое отравление?

— Тогда мне придется брать выходной на целый день.

— Последующее чудесное выздоровление?

— Возможно, — я поковырял носком землю.

Если не буду учиться ездить на велосипеде, значит, мое время с ней закончено. А значит, мне пора.

Но уходить не хотелось.

Попроси меня остаться.

— Ну... — она подняла ладони, — мы же не собираемся решать твои проблемы снаружи, рискуя быть сожранными комарами. Хочешь вина или что-нибудь еще?

Наши взгляды встретились.

Оставаться с ней друзьями невозможно. Я всегда буду хотеть ее.

Нуждаться в ней.

Но вино всего лишь вино, верно?

— Конечно. — Я поймал себя на том, как согласился и глупо пошел за ней в огромный дом и сидел за стойкой, пока Остин разливала нам полные бокалы вина.

Глава 17

ОСТИН

Вино с Тэтчем. Между нами все начинается с вина. Вино, потом пицца, а потом еще один маленький глупый шажок, когда он интересуется, хочу ли я взглянуть на его коллекцию комиксов. Я знала, что в нем полно дерьма, но он притягивал, словно магнит. Я была поймана в его восхитительную чувственную паутину.

Добровольная жертва.

Но парень, с которым я переспала, и парень, с которым сейчас по-взрослому пила бокальчик хорошего вина, — два абсолютно разных человека.

Сногсшибательная улыбка, за которой он предпочитал прятать эмоции, ушла, и теперь он выглядел уязвимым. Будто, наконец, отбросил шутки в сторону и обнажил истинные чувства.

— Так, значит, ты хочешь поговорить об этом? — спросила я, поболтав вино в бокале, прежде чем сделать медленный глоток.

— По поводу? — Тэтч не смотрел в глаза.

— Сисек.

Он выплюнул вино в бокал и уставился на меня.

— Прости, не могу.

— Попытайся?

Он прищурился.

Рассмеявшись, я кивнула головой на дверь.

— Сиськи в сторону...

Он фыркнул.

— Что стряслось с велосипедом? Ты выглядел так, будто испугался до чертиков, а Тэтч, которого я знаю, гораздо круче всего этого. Так в чем дело?

— Я бы не сказал, что крут, — проворчал он.

— Ты дважды плавал с акулами и умудрился найти любящий дом для Чарли.

Он расхохотался. Я скучала по его смеху. Глубокий, заразный, такой же, как его улыбка и морщинки у глаз цвета льда.

— С чего ты взяла, что я просто не убил его?

— Ты спасаешь жизни, а не забираешь их, — я ткнула в него пальцем. — Врач.

— Ха, — Тэтч отставил бокал, из чертовски сексуального хвостика выбилась прядка и упала на щеку. Я завидовала этой прядке, а еще сильнее мне хотелось вырвать ее, спрятать под подушку и хорошенько выплакаться.

Ладно, алкоголя на сегодня достаточно.

Я отодвинула свое вино как можно дальше, чтобы не поддаться искушению.

— Скажем, езда на велосипеде вызывает крайне неприятные воспоминания, и каждый раз, трогая велосипед, абсолютно любой, воспоминания возвращаются. А мне очень хочется держать их под замком, понимаешь?

Что ж, я ожидала меньше информации.

— Тогда понятно, — наконец протянула я.

Он промолчал.

— Итак... — мне просто хотелось нарушить молчание, — что у нас завтра на повестке дня? Имплантаты задницы? Увеличение пениса? Больше сисек?

— Как у тебя получается, выставлять мою работу такой увлекательной? — улыбка тронула уголки его губ. — Прости, если разочарую, но последнюю операцию по увеличению члена я проводил больше месяца назад, мы редко их делаем. Большинство парней до конца не осознают всех побочных эффектов.

— Эректильная дисфункция?

— Как насчет абсолютной импотенции? Инфекции? Полной потери чувствительности и неспособности достичь нормальной эрекции? — мужчина покачал головой. — Да, оно того не стоит.

— Эх, ты только что испортил мне день, — шутливо ответила я.

— Завтра у меня ринопластика, — весело продолжил он, — а еще наша клиника специализируется на работе с детьми с расщепленным небом. Завтра встреча с потенциальным клиентом.

Сердце снова забилось, вторя ритму имени Тэтч. Я потянулась за вином. Плохая Остин.

— Это так мило с твоей стороны.

— Они не виноваты, понимаешь? — отозвался Тэтч, разговаривая больше сам с собой. Он уже допил свой бокал и поднялся.

Я запаниковала.

Мне хотелось, чтобы он остался.

Но я понятия не имела, как еще задержать его, кроме как снять кофту и показать сиськи в надежде, что он обрадуется шансу вновь их потрогать.

Вздохнув, я тоже встала, схватила бокал и каким-то образом умудрилась запутаться в ногах, упав лицом вниз.

Осколки стекла впились в щеку.

— Остин! — Тэтч бросился ко мне на пол, пока я пыталась не сойти с ума от льющейся с лица крови.

Я потянулась к осколкам.

— Не трогай, — он отвел мою руку от раны и медленно вытащил осколок размером, наверное, с дюйм.

— Больно! — вскрикнула я, прижимая ладони к лицу.

— Дерьмо, — он вскочил на ноги, я краем уха слышала звук бегущей воды, находясь в шоке от того, что в щеке был кусок стекла.

Тэтч вернулся с влажными бумажными полотенцами и промокнул рану. Жгло ужасно.

— Зашивать не придется. — Тэтч было так близко, что я чувствовала его запах. Я кивнула, на глаза навернулись слезы.

Слезы смущения. Отверженности.

Прекрасно, он заботится обо мне, а я чуть не реву.

Он снова мягко провел ладонями по щекам, а затем снова поднялся.

Я же осталась на полу, неуверенная, что смогу встать.

Пару минут спустя он вернулся и сел рядом на колени. Что-то холодное коснулось щеки, а потом он приклеил на порез маленький лейкопластырь.

— Ариэль? — поинтересовалась я.

— Подумал, что Железный человек будет выглядеть круче.

Я улыбнулась, но тут же застонала. Больно даже от улыбки.

Он осмотрел лицо профессиональным взглядом своих ясных голубых глаз и сразу отвернулся, словно боясь смотреть мне прямо в глаза.

— Это просто порез. Выпей на ночь ибупрофен, и если что-то будет беспокоить, звони. Хорошо?

— Беспокоить? — повторила я. Щеку жгло, а пластырь возле рта стягивал кожу.

— Просто позвони, если будет больно, — он поднялся и протянул руку.

Позвонить, если будет больно.

Мне всегда больно. Всегда.

Но что делать, если помощь предлагает тот же мужчина, что и вызвал эту боль изначально? Я отказывалась снова говорить ему, как он разбил мне сердце и разрушил наши отношения. Что я все еще расстроена и вынуждена сражаться со своими чувствами, когда в одиночестве засыпаю в родительском доме.

— Спасибо за это, — слабо пробормотала я, указывая на щеку. — Думаю, мне нужно поработать над своим заданием, да?

— Ага, — он качнулся на каблуках. Между нами повисло молчание. — Во сколько завтра придешь?

Я облизнула губы, он окинул меня взглядом, лицо не выражало никаких эмоций.

— После учебы, — наконец дала ответ я. — Может, как раз успею сделать интересные заметки о ринопластике.

Уголки его губ растянулись в игривой улыбке.

— Звучит захватывающе.

— Не сомневаюсь.

— До завтра, — он наклонился, словно собираясь поцеловать меня, но замер. Я боялась пошевелиться.

В итоге, Тэтч поцеловал меня в лоб и вышел из дома точно так же, как и вошел в мою жизнь — медленно и уверенно, вызывая боль во всем теле.

Особенно в сердце.

Глава 18

ОСТИН

Перед глазами мигал курсор. Мой новый блог издевался надо мной.

Потому что единственные глупости, которые я могла написать, были о том, какие мягкие его руки, когда он обхватывал мою грудь, как его большой палец находился в дюйме от соска во время измерений. Он был таким теплым. Я сглотнула. Большим.

Я печатала и тут же удаляла предложения, потому что, знаете ли, не эротический роман пишу.

Я положила голову на стол и вздохнула. Из-за пореза я решила сразу лечь спать и проснуться пораньше, чтобы перед занятием написать первый пост.

И вот мне остался час до выхода.

А я все так же смотрела на пустой экран без единого слова и гадала, как можно грамотно излагать мысли, когда от каждого прикосновения я готова накинуться на этого замечательного доктора.

Самое трудное — я знала вкус его губ. Помнила прикосновения.

Поэтому мое тело не справлялось, оно жаждало Тэтча.

— Будь профессионалом, — повторила я себе и принялась сухо описывать консультацию и свои эмоции по этому поводу.

Я заменила слово «эротичный» на «деликатный».

Добавила, что было неуютно, но благодаря присутствию медсестры все прошло не так неловко.

Статья оказалась не очень пикантной, но в ней говорилось о сиськах, о Тэтче как о хорошем докторе, и я знала, что желающие найдут в моем блоге правдивую информацию из личного опыта.

Я нажала «опубликовать» и схватила свои вещи. А потом застыла на минуту, огорошенная одним из тех воспоминаний, когда мозг выдает «подожди, мы же еще не анализировали вчера этот момент, а ну быстро, давай сейчас».

Я застонала.

И закрыла глаза.

Я все еще чувствовала касание его губ на лбу. Что это, дьявол побери, означало?

И зачем!

Зачем он это сделал?

Поцелуй в лоб, наверно, хуже, чем в губы, потому что в нем присутствует еще и нежность.

И грусть. Любовь.

Он просто взял и испортил хороший сон и продуктивный день, поцеловав меня в чертов лоб.

Ладно. У Тэтча был шанс, но он отверг меня, у него даже был шанс объясниться, но он решил этого не делать.

Так что, целуй, не целуй — я не его девушка.

Мне лишь хотелось, чтобы тело и разум легче мирились с этим простым фактом.

К тому же, как только я закончу этот тупой курс, у меня не останется ни одной причины проводить с ним время.

Мысль немного расстраивала. Поэтому я сосредоточилась на более радостной.

Например, что сегодня я с ним увижусь. Да-а, дела отстой.

— Ну, как ты? — с беспокойством спросила Эвери и подмигнула, протянув «Мун Пай». — Помимо странного пластыря на лице и мечтательного выражения глаз.

Она прислала мне сообщение капсом, что если я не расскажу о ситуации с Тэтчем, нашей дружбе придет конец, и мне придется неделю кормить ее в «Старбакс», пока она не смилостивится. Кроме того, может, она что-то знает о Тэтче. Одному Богу известно, как мне нужно быть во всеоружии, когда я вхожу в кабинет этого мужчины.

Особенно после этого дня.

Он держал ребенка за руку и говорил, что собирается исправить его расщепленное небо. Мне пришлось выйти из кабинета, чтобы он не увидел мои слезы. Пост в блоге будет убийственным. Я не могла дождаться, чтобы начать статью и включить в нее исследование о расщелине неба, а так же информацию о частных клиниках, работающих с детьми. Перед уходом Тэтч дал мне кучу прекрасного материала, черт бы его побрал.

— Шоколад? — поклянчила я. — Пожалуйста.

Эвери закатила глаза.

Я впилась в «Мун Пай». Да. Это то, что мне нужно. Сахар.

Подруга хмыкнула и вытащила баночку «Маунтин Дью». У меня все поплыло перед глазами.

— Ты меня любишь.

— Эти штуки, в конце концов, тебя убьют, осознаешь, да?

Я выхватила банку из ее рук, пальцы тут же замерзли от холода, и, открыв ее, отпила как минимум половину, прежде чем поставить на стол.

— Как ты узнала?

Вздохнув, Эвери положила руки на столешницу и наклонилась вперед.

— Когда тебе грустно, ты начинаешь слать мне всякие смайлики, заметила? Тостер. Дай пять. Курицу. А сегодня ты отправила мне десять креветок. — Я поморщилась. — Подряд.

— Прости. Это мой крик о помощи.

— Ага. Твой вариант Бэт-сигнала, — она улыбнулась. — Поэтому я здесь, в четверг вечером, в твоем как всегда пустом особняке, и поддерживаю тебя.

— Ты хорошая подруга.

— Лукас сказал, что переедет тебя на машине и спрячет тело, если задержишь меня дольше, чем на час.

— Боже, такой собственник?

— А еще сказал, что если я не покажусь, он сам сюда заявится.

Я застонала.

— Неужели так тяжело делиться?

— Забавно. Можно подумать, что пока был бабником, то со всеми делился, а теперь в отношениях забыл все правила детского сада.

Я откусила еще кусочек шоколадного счастья и вздохнула.

— Честно, я в порядке.

— Ну вот, опять это твое «честно».

— А?

— Правда. Честно. — Ее брови поползли вверх. — Ты так говоришь, когда на самом деле не в порядке, и ставлю десять долларов, что найду у тебя под кроватью недоеденный «Сникерс».

У меня вспыхнули щеки.

— Ха, — она забарабанила ноготками по столу. — Ну, будем смотреть фильм и игнорировать Тэтча или обсудим, как тяжело каждый день видеть его и не трахнуть?

Я нахмурилась.

— Не могу трахнуть его на работе!

Она помолчала.

— То есть... — я пожала плечами и откусила кусочек печенья, — у него очень крепкий стол, который, уверена, может выдержать нас обоих, и я, наверное, совру, если скажу, что не думала об этом хотя бы раз.

Она кашлянула.

— Или дюжину раз.

— Приплыли.

— Но... — я постучала головой об стол и снова подняла взгляд. — Такое чувство, что он ни к чему не восприимчив! Когда осматривал грудь, он был так возбужден, я видела, а прошлым вечером так мило себя вел, но с тех пор соблюдает дистанцию.

— Три дня.

— Именно! — Я подняла ладони. — Три дня он держался настолько профессионально, что мне хотелось ему врезать!

— Да уж, наверное, не лучшее решение, — Эвери наморщила нос. — Ты надевала сексуальную одежду? Парфюм? Макияж?

У меня отвисла челюсть.

— Ты меня вообще знаешь?

Она помолчала, а потом указала на мой вид.

— Ты днем такая ходила?

— Нет, я пришла домой и переоделась перед нашим свиданием!

— Эй! — Эвери примирительно подняла ладони. — Я просто пытаюсь помочь.

— Что не так с моей одеждой?

— На тебе черные джинсы, топ и черные туфли. Ты выглядишь… грустной.

Я нахмурилась.

— Я подумала, что черный выглядит по-деловому.

— Так и есть, но у тебя траурный вид.

Глаза наполнились слезами.

— Ох, милая, — Эвери встала и быстро притянула меня в свои объятия, — ты все еще грустишь, да? Из-за Тэтча?

— Я просто его не понимаю, — всхлипнула я. — И меня бесит, что я так на нем зациклена, ведь никогда такой не была!

— Может, это потому, что он – твоя первая любовь.

Я кивнула.

— Ладно, ты знаешь, как так получилось, что план мести обернулся против нас и люди до сих пор считают Тэтча героем?

Я рассмеялась сквозь слезы.

— Ага.

— То оказалось не лучшей идеей, но вот эта может улучшить тебе настроение.

Я моргнула и вытерла очередную слезу со щеки.

— Давай, посвяти.

— Платья.

— Прости?

— Короткие платья.

— Короткие платья, — тупо повторила я. — Это твой план?

— Нет, — она улыбнулась. — Ну же! — Она заставила меня подняться. — Твой!

Глава 19

ТЭТЧ

— Я в гребаном аду.

— Выше нос, — Лукас похлопал меня по спине, — не может быть все так плохо.

— Все. Плохо, — прорычал я. — Ты не слышал, что я только что сказал? Как, черт подери, у тебя получается? Работать с Эвери и не пользоваться положением ее босса, чтобы...

Лукас ухмыльнулся.

— Нет, ты продолжай. Я просто набью тебе морду вместо того, чтобы предложить мудрое решение, как хотел изначально.

Застонав, я доел свой бургер и вытер руки.

— Я проработал с ней четыре дня. Сегодня четверг, а я уже готов сойти с ума.

— Не забывай, что все еще можешь сымитировать болезнь или недомогание и не ехать завтра на гонки с ее отцом.

— Очень помогло, — выдавил я сквозь зубы. — Я не сплю, у меня постоянный стояк рядом с ней. Вчера женщина преклонных лет пришла за ботоксом, а Остин смотрела и посасывала нижнюю губу. Мне пришлось извиниться и вылететь из кабинета, дабы позаботиться о проблеме. Словно я был готов наложить в штаны.

Лукас заржал, но осекся, встретив мой взгляд.

— Прости, это не смешно.

— Она будет наблюдать за моей работой еще две недели, — я застонал в ладони. — Это кошмар, самый настоящий кошмар.

— А что если ей наблюдать за другим врачом?

— Я отправил ее в кабинет Тернера, но этот осел так долго с ней знакомился, что ему повезло сохранить все зубы. Ни единого шанса, что я оставлю ее наедине с этим придурком.

— Хм-м, — Лукас принялся вертеть в руках свои солнцезащитные очки. — Так, давай проясним. Ты сходишь с ума от желания к ней, но не хочешь ее, а еще не хочешь, чтобы ее хотел кто-то еще. Я правильно понял?

Я открыл рот, но тут же закрыл.

— Все еще считаешь нужным молчать о причине разрыва отношений после того, как она собиралась простить тебя за ласки с другой женщиной?

Молчание сожрет меня заживо. Вместе с чувством вины.

И стыд за причину моего поступка.

Но я предпочту все это ради ее защиты, чем оставить такой же уязвимой, как и ее семья.

Даже мысль об этом заставляла сжиматься сердце.

— Ты побледнел, — прошептал Лукас.

— Мне нужно идти, — я бросил салфетку на тарелку. — Думаю, я просто буду отсчитывать дни, когда она исчезнет.

— Можно попробовать делать бумажную цепочку, как на Рождество, — услужливо предложил Лукас. — Или...

Я замер, очки застыли на полпути к лицу.

— Или?

— Ты всегда можешь поцеловать ее.

От этой мысли по телу пробежала дрожь, а сердце забилось так сильно, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди и поскачет по улице.

— Ага, — я рассмеялся, — и начнется сущий ад.

Раздался рваный вдох.

Прямо рядом со мной стояли Остин и Эвери. Что ж, черт.

Не уверен, сколько они услышали, но, судя по навернувшимся на глаза Остин слезам, как минимум последние фразы.

— Остин, — я сглотнул ком в горле.

— Ох, привет, — она помахала, хотя и стояла всего в шаге от меня. На ней было короткое черное платье-рубашка, свободные сапожки и неизменная гигантская сумка.

— Милая, — Лукас поднялся и поцеловал Эвери в губы, — вы пришли раньше на двадцать минут.

— Мы ходили по магазинам, и я хотела, чтобы ты оценил новый гардероб Остин. Нам нужно мужское мнение от того, кто не будет раздевать ее взглядом, — в голосе Эвери сквозило напряжение.

Я такой идиот.

Приди она на пару минут раньше, и знала бы, что я имел в виду совсем другое. Пару минут раньше, и она бы узнала, как сильно притягивает меня и как, черт подери, тяжело держать ее на расстоянии.

Вместо этого я обидел ее.

Обычно жизнерадостное лицо побледнело, а нижняя губа дрожала, когда она обошла меня и встала перед Лукасом.

— Ну, ты нам поможешь? — она проигнорировала меня, что тяжело ударило по самолюбию.

А еще вызвало раздражение. Какого черта?

— Я – мужчина, — я чувствовал необходимость это подчеркнуть, когда вся компания оглянулась на меня. Да, я полный идиот.

— Который опаздывает на прием в половину второго. — Черт бы ее побрал за знание моего расписания.

— Ты не пойдешь? — высокомерно поинтересовался я, не узнавая своего голоса. — Ты же понимаешь, что я делаю тебе одолжение? Если не будешь наблюдать за моей практикой, у тебя не будет информации для блога, и ты провалишь курс.

Боже, замолчи!

— Ты серьезно, мужик? — ляпнул Лукас. А Эвери смотрела скептически.

Остин уставилась на меня.

— Что ж, не хотелось бы потерпеть неудачу и расстраивать тебя, пользуясь твоей... — она склонила голову, — добротой.

Меня так заводил вид ее длинных ног в этом платье, что мне было крайне тяжело смотреть прямо.

Да уж, я был добрым.

Или просто потерявшим контроль идиотом, у которого нет выбора, кроме как держать своего дружка в штанах, пока она навсегда не уйдет из моей жизни.

— Пойдем, — рявкнул я.

— После тебя, босс, — пробормотала себе под нос Остин. Я знал, она произнесла это как ругательство, издеваясь надо мной. Но все равно было больно. Мне определенно нужно сходить на свидание или что-то подобное, чтобы изгнать ее из тела и разума другой женщиной, но тело отвергало эту идею.

Поцелуи с кем-то другим привлекали меня так же сильно, как покупка лягушки в качестве домашнего питомца. Мой офис был в двух кварталах от места, где мы с Лукасом встретились для ланча.

Должно быть, в нескольких милях.

Между нами повисло напряженное молчание, которое словно отдалило меня от нее. Мне хотелось кричать.

Я хотел было начать извиняться хоть миллион раз, но закрыл рот и промолчал. Возможно, в этом моя проблема: я слишком хорош в молчании, потому что иногда именно молчание, а не слова, спасает людей. Я знал это лучше многих.

Раздался сигнал лифта.

Мы шли вместе по коридору.

— Доктор Холлоуэй, — Миа кивнула мне и подмигнула Остин. — Пациент на половину второго в четвертой смотровой.

— Благодарю, — я схватил протянутый мне планшет и жестом велел Остин следовать за мной.

— Джастин, — я открыл дверь, — привет, я доктор Холлоуэй, со мной... — я взглянул на Остин, — студентка, изучающая пластическую хирургию. Она просто посидит с нами во время консультации, ты не против? Она подписывала соглашение о неразглашении, поэтому все останется между нами.

— Все в порядке, — он посмотрел на Остин и улыбнулся. — Значит, студентка, ты учишься на врача?

— Нет, я учусь в магистратуре, — ответила Остин веселым голосом, и мне почему-то стало ненавистно, что она разговаривает с ним. — Я просто провожу исследования для выпускного проекта.

Он был моложе меня. Привлекательный.

Какого черта он тут делает в таком случае?

Я взглянул вниз на простыню и чуть не застонал вслух.

— Ну что, начнем разговор об икроножных имплантатах?

Джастин кивнул.

— Слушай, я работал над икрами годами. — Невозможно, он был ребенком. — Но что бы я ни делал, они не становятся больше, поэтому я подумал: «Черт, почему нет, у меня есть деньги». Женщины делают пластику груди, почему бы мне не сделать пластику икр? — он подмигнул Остин.

Какая заманчивая идея — выщипать ему все ресницы по одной.

Прокашлявшись, я начал задавать стандартные вопросы, быстро заполняя анкету.

— Что ж, вы идеальный кандидат, перейдем к осмотру?

На нем были шорты, а потому сложностей не возникнет.

— У тебя сухие икроножные мышцы, — я надавил на икру. — Давай покажу несколько фотографий имплантатов, которые я делал для мужчин твоей комплекции, и будем уже отталкиваться от этого?

Не услышав ответа, я поднял взгляд.

Конечно, он не ответил, потому что разглядывал Остин, словно она была свободна, а бедная Остин просто продолжала делать заметки, как обычно.

— Эй, — я щелкнул пальцами. — Если ты серьезно решился на операцию, то мне нужно все твое внимание. Пластическая хирургия все-таки хирургия.

— Прости, — его щеки порозовели, парень понизил голос, — но она так сексуальна, как ты работаешь рядом и не отвлекаешься? — Действительно. — Я бы ее трахнул.

— Убирайся, — я встал, прошел к двери и рывком распахнул ее.

— Что? — он растерянно моргнул. — Что значит «убирайся»?

— Убирайся к чертовой матери из моего кабинета, — громко ответил я и навис над ним. — И не возвращайся.

Раз уж мы заговорили об икроножных мышцах, то мои сейчас сжимались от желания дать ему под зад. А руки дрожали от настойчивой потребности выбить парню зубы.

— Ты серьезно? — Джастин закатил глаза. — Я – платный пациент!

— Больше нет. Если сейчас же не уйдешь, я буду вынужден вызвать охрану.

— Осел, — он прошагал мимо меня и Остин, захлопнув за собой дверь.

Остин присвистнула.

— Врачебная этика? Пожалуй, уберу галочку с этого пункта.

— Он вел себя неуважительно, — раздраженно ответил я.

Остин округлила глаза, а потом рассмеялась.

— Оу, круто, он проявил неуважение? Интересно, потому что ты единственный, кто может так со мной обращаться. Но если это делает кто-то другой, ты готов надрать ему задницу?

— Да, — произнес я сквозь зубы. — Нет. — Дьявол. — Остин... — я облизнул губы. — Мы можем сейчас этого не делать?

— Ладно, — она плюхнулась на место Джастина. — Тогда давай перейдем к осмотру.

— Прости, что?

— Я не сделала ни одной заметки, так как вы только прошлись по анкете пациента, так что еще ты делаешь во время консультации об икроножных имплантатах, док? — она скрестила ноги, и мне теперь открывался вид на большую часть бедра.

М-да. Я был в аду.

И мне очень жарко.

— Ну, хорошо, — я изобразил безразличие, но левая рука так дрожала, что пришлось засунуть ее в карман. — Обычно я показываю им картинки разных имплантатов, а потом мы обсуждаем... размер.

— Большой, — выпалила она, — я хочу большой размер.

Стало трудно дышать. Почему рядом с ней все приобретало сексуальный контекст?

— Насколько? — голос был напряженным.

Она склонила головку и указала на мои ноги: — А насколько большие твои?

— Мои настоящие.

— Ага, но какие по размеру?

Я сгорю в аду, потому что единственным моим желанием было стянуть брюки и сказать что-нибудь тупое, вроде: «Ты мне скажи». Потом она укажет на мой член и произнесет: «Не та нога». После чего мы трахнемся у ближайшей стены.

Да, так и до иска о злоупотреблении служебным положением недалеко. Но только когда Остин со мной в кабинете.

Было ошибкой не позвать медсестру. Как и оставаться вместе за закрытой дверью.

— Почему бы мне просто не показать тебе картинки? — Я прокашлялся.

— Ауч, Тэтч, ты боишься показать мне кусочек ноги? — она подмигнула и поерзала на стуле, от чего платье задралось выше. Проклятие, я почти видел ее задницу.

— Я... ох. — Глаза молили посмотреть вниз, но я изо всех сил боролся с собой, чтобы удержать взгляд на ее лице. — Они просто большие.

— Верно, а потому у тебя не должно быть проблем с тем, чтобы показать мне их.

— Ты ведешь себя глупо, — огрызнулся я и задрал штанину. — Это от приседаний, бега и специальных упражнений. У него были тонкие мышцы, вероятно, из-за бега на длинные дистанции или велоспорта.

— Хм-м, — Девушка дотронулась до моей икры и провела рукой до лодыжки. — И куда вставляют имплантаты?

— Вставляют? — повторил я.

Она кивнула, не убирая руку.

— Где... ахилл, — я выдохнул проклятье и обхватил обеими ладонями ее бедро, медленно ведя вниз, мимо коленей, пока не дошел до икр и сжал. — Я размещаю их здесь, — усилил хватку. — И зашиваю вот здесь, — снова сжал. — Пару недель на восстановление, все. Но я убью любого врача, который посмеет тронуть твои ноги.

— Они слишком длинные.

Не знаю, как это произошло, но руки поползли выше по ноге, бедру, пока платье не задралось до самой талии, пальцы жадно впивались в кожу. Полузакрытые глаза сказали мне все, что нужно, я оторвал ее от пола, обернув ее ноги вокруг себя.

— Мне всегда нравились твои ноги.

Она сглотнула и раскрыла губы. Я потянулся к ней.

В ушах зашумела кровь в предвкушении. Зазвонил рабочий телефон.

Я вздохнул и медленно поставил ее на пол. Тело буквально кричало. Я ответил на четвертый звонок.

— Да?

— Твой отец в больнице... — произнесла Миа тихим шепотом. — Снова.

— Дьявол, — я сжал переносицу. — Скоро буду.

Повесил трубку, готовый крушить стены.

— Мне нужно идти.

Остин прищурилась.

— Ты плохо выглядишь.

— Все в порядке, — отрезал я.

— Тэтч...

— Ты больше не моя девушка. Я не обязан рассказывать тебе всякую хрень. Иди, пиши свой идиотский блог, чтобы вся эта ерунда, — мой голос треснул, когда я махнул рукой между нами, — наконец, закончилась.

Она с шумом втянула воздух.

— Клянусь, минуту назад ты был парнем, в которого я влюбилась, а в следующую я тебя вообще не узнаю.

— А может, потому что парень, в которого ты влюбилась, просто хочет трахаться? Думала когда-нибудь об этом?

Она ахнула, отвесила мне пощечину и вылетела из кабинета, хлопнув дверью.

Глава 20

ОСТИН

— Он превратил меня в шпиона, — прошептала я, падая за руль машины и приготовившись ждать.

— Почему ты шепчешь? — спросила Эвери на другом конце провода. — И за кем следишь?

— Потому что шпионы говорят шепотом, а шпионю я за Тэтчем.

— Ладно, пора вмешаться. Ты не можешь просто сидеть и надеяться, что он вернется, милая. Уф, знаю, плохая была идея связаться с ним ради выпускного проекта. Ты начинаешь привязываться, потом появляется надежда, а после — бум! — и я найду тебя под кучей оберток от «Мун Пай».

— Знаешь, а хороший вариант.

— Нет, Остин! — вскричала она. — Не хороший, совершенно ненормальный! Ты должна забыть о нем, но не получится, если продолжишь так убиваться. Это моя вина. Я предложила одеться сексуально в надежде, что он сорвется, но когда мы появились во время того разговора...

Грудь пронзила боль.

— М-да. Не думаю, что его стоит повторять, это было грубо.

На самом деле с нашего маленького тет-а-тет в моем доме пару дней назад Тэтч был то холоден, то горяч со мной. Как будто постоянно щелкали выключателем.

И он ненавидел меня. А потом нет.

Почти поцеловал меня? Возможно. Черт возьми!

— Он не должен меня ненавидеть! — прокричала я в трубку, ища глазами машину Тэтча. — Я – отвергнутая женщина! Как он смеет так себя вести! С тех пор как я дала слово не мстить ему, он был... надменным и отстраненным, страстным, холодным, даже нежным, когда поцеловал меня в лоб, а сегодня поднял меня на руки и чуть не трахнул!

Эвери ахнула.

— Что? Почему ты мне этого не рассказала?

— Потому что была занята слежкой. Прости.

— Зачем ты опять шпионишь?

— Ну, после того как он поднял меня и практически задрал платье...

Эвери издала ликующий возглас.

— Ага, я бы пока не стала праздновать, — добавила и продолжила: — Он потянулся ко мне, я к нему, но потом зазвонил телефон, и Тэтч снова закрылся от меня, как обычно.

— И ты следишь за ним с работы?

— Верно.

— Ехала следом на красной машине?

— Я не говорила, что это очень умный план, Эвери! — рявкнула я.

— Прости! — закричала она в ответ. — Ладно, где ты?

— В больнице, — слабо ответила я. Что я делаю со своей жизнью? Даже не замечаю намеков. Он помог мне, потому что ему было неловко. Он бросил меня, а я все никак не угомонюсь, ну зачем мне надо было следовать за ним на своей чертовой машине!

Я снова стала «такой девчонкой». Я ее ненавидела.

Мне нужно сходить на свидание и забыть о Тэтче раз и навсегда.

Но когда он вышел из больницы с ужасным видом, когда ударил ладонями о руль и закричал...

Я проигнорировала желание помочь ему.

Потому что именно этого мне хотелось. Я хотела быть ему поддержкой. Прижать к себе и спросить, что он делал в больнице. Хотела быть человеком, которому он поведает свои переживания.

Но мне нужно доказательство. Если он хотел меня, то должен был попросить вернуться или хотя бы раскрыть причину расставания. Я больше не часть его жизни. Чем быстрее я это пойму, тем лучше.

— Остин? Ты еще здесь?

Вздохнув, я закрыла глаза и прошептала:

— У Лукаса еще есть тот друг?

У меня слезы текли от смеха. Мэтт, парень, с которым мы впервые встретились, был забавным. Он так широко и чрезмерно жестикулировал, что я не переставала смеяться с начала свидания. С ним сразу почувствовала себя легко.

Он был одет слишком мило на мой вкус: костюм в тонкую полоску, фиолетовый галстук, остававшийся туго завязанным. По словам Лукаса, Мэтт занимал руководящую должность в банке. Но я не спрашивала о его профессии, а он не рассказывал, поэтому я решила, что для первого свидания это было бы слишком. Я представила, что если бы мы встретились не сразу после работы, он был бы одет во что-то более повседневное, раскрывающее его индивидуальность.

От ямочек на щеках до больших карих глаз он напоминал мне милого щенка, но, к сожалению, не такого, которого хотелось взять домой и пригласить в постель.

— Итак, чем ты занимаешься? — спросил он, закинув в рот орешек, пожевав и промокнув уголки рта салфеткой. У парня отточены хорошие манеры. Это должно быть привлекательным. Костюм, улыбка, легкий юмор — полный комплект. Но почему-то больше всего мне хотелось потрепать его по волосам и спросить, не пробовал ли он когда-нибудь завязывать их в хвост.

— Учусь, — я вырвалась из странных фантазий о Тэтче. — Получаю степень МВА по ускоренной программе.

Он закинул орешки в рот и улыбнулся. Очень напоминал моего отца. У него безупречные манеры, красивый костюм, он жевал с закрытым ртом, улыбался, но улыбка не касалась глаз. Так вот что со мной сделала вся эта история с Тэтчем? Толкнула в объятия человека, который мог стать таким, как мой отец? Я вздрогнула.

— Мне пришлось брать кредиты на обучение, поэтому, надеюсь, что когда закончу, смогу найти хорошо оплачиваемую работу.

В реальном мире. С реальными людьми в роде Мэтта, чей оклад, вероятно, больше, чем я бы смогла заработать за пять лет.

— Нужно потерпеть, — он кивнул с серьезным видом и наклонился вперед. Наверняка хотел дать мне какой-нибудь невероятно жизненный совет, учитывая, что он уже плавал в этом больше трех лет. Святое дерьмо. Я на свидании со своим отцом. Как это могло произойти? — Лукас говорит, что ты очень умна, уверен, у тебя все получится.

Очень. Умна. Ха.

Я одарила его взглядом, который, как я надеялась, говорил «Вау, ты такой классный» и медленно потянулась за телефоном на столе. Мне срочно нужно найти оправдание.

Моя собака умерла.

Я нужна отцу.

Эвери в больнице.

А, может, просто правду: у моего отца есть такой же костюм, и я уверена, выйди я за него замуж, это будет похожим на инцест.

Он моргнул. Я улыбнулась в ответ.

Наступила тишина.

Потому что у нас официально иссякли темы для разговора. Было неловко.

Исчезли подшучивания и поддразнивания. Да я уже гадала, когда закончится это странное свидание. Ничего не предвещало беды, однако напряжение накрыло наш столик в моем любимом баре словно смрадное облачко, мне оставалось лишь молить вселенную, чтобы она это остановила.

— Ну... — я взглянула на телефон, а потом обратно на Мэтта. — Ты, должно быть, очень много работаешь, да?

— Ага, — фальшивая улыбка вернулась. Прекрасно. — Я люблю свою работу, так что это того стоит, но у меня едва находится время для свиданий. — Он посмотрел на часы. — Мне нужно завтра рано вставать, но я был бы рад увидеть твой дом.

Понадобилась минута, чтобы осмыслить его слова.

— Мой дом?

— Ага. — На этот раз улыбка коснулась его глаз. Ну конечно, ублюдок решил, что мы сегодня переспим. Простите, я столько не выпила, и более чем уверена, даже с моими розовыми очками я не смогу не поморщиться от его предложения.

— Я живу с родителями, — сладко проговорила я. Выкуси!

— Я знаю, — ответил он. — Твой папа — мэр города.

Меня укололо предчувствие.

— Лукас тебе рассказал?

— Я искал тебя в интернете.

Что ж, как... мило.

— Эм, зачем? — поинтересовалась я у шпиона. Прекрасно, Остин. Можно подумать, ты бы не поступила так же, не будь так расстроена из-за Тэтча!

— Я ни с кем не встречаюсь, — это его ответ.

«Я ни с кем не встречаюсь». Он скользнул рукой по столу и положил ее на мою ладонь.

Я была готова отдернуть руку и выплеснуть свой напиток в его смазливое лицо, когда сзади раздался сердитый голос:

— Убери от нее свои чертовы руки.

— Тэтч, — я подскочила на стуле, еще пара футов — и оказалась бы в его объятиях. — Хвала Господу.

— Кто ты, черт побери? — Мэтт поднялся и выпятил грудь.

Тэтч практически зарычал и ответил низким голосом:

— Хирург. Ее парень. Прекрасный в постели. Богатый. И сейчас я ухожу. С Остин.

У Мэтта глаза вылезли из орбит.

— Ты уйдешь без моей девушки.

— Черта с два! — Тэтч и Мэтт стояли нос к носу.

И тогда Тэтч принял поистине глупое решение: толкнул Мэтта в грудь так, что тот отшатнулся назад. Устояв на ногах, Мэтт взмахнул правой рукой и впечатал кулак прямо в нос Тэтча.

— Твою ж мать! — Тэтч схватился за нос, кровь залила губы.

— Лучше надейся, что ты хороший врач, придурок. — Мэтт расправил пиджак. — Прости, что тебе пришлось это увидеть, Остин. Мы можем идти? — он протянул руку.

Я не была уверена, плакать мне или смеяться.

— Нет, — я покачала головой, — думаю, свидание окончено.

Он нахмурился.

— Ты выбрала этого парня?

Тэтч уставился на Мэтта.

Что я могла сказать? Я жаждала возмездия.

— Ага, предполагаю, что да.

Напряженные плечи Тэтча заметно расслабились, когда Мэтт протолкался мимо нас, произнеся:

— Я слишком хорош для этого дерьма.

Вздохнув, я взяла телефон, сумочку и покачала головой.

— Поехали, отвезем тебя домой, Рокки.

Глава 21

ТЭТЧ

Моей единственной целью было лишь извиниться перед Остин за то, что вел себя с ней как сволочь, и оставаться на расстоянии. Но в сложившейся ситуации я вряд ли смог бы вынести это.

Теперь, когда отец в больнице, я понял, что правда скоро всплывет, и лучше Остин услышать все от меня.

Боже, мои родители так хорошо портили мою жизнь. А теперь собирались испортить и ее.

Просто фантастика.

Нос болел. К счастью, придурок вряд ли мне что-то сломал, хотя и дотрагиваться было адски больно. Когда я узнавал у Лукаса, где Остин, он ни словом не обмолвился, что она на свидании.

Поэтому я оказался не готов увидеть, как другой мужчина касается ее руки. Моей руки.

Я все еще чувствовал прикосновение ее ладошек к своей коже по ночам, борясь с переживаниями после нашего расставания. Я продолжал мечтать о хозяйке этих нежных рук.

Нос пульсировал — да, жизнь очень несправедливая штука.

— Мы завтра заберем твою машину, — наконец прервала молчание Остин, когда мы остановились перед моим домом, и она вышла из машины, захлопнув дверь.

Я последовал ее примеру, злясь, что она заставляла меня чувствовать себя так, словно я сделал что-то плохое. Ведь я всего лишь защищал ее честь, верно?

Ублюдок касался ее!

А что хуже всего, ему было можно. Остин больше не моя.

По моей же вине.

Я сам это сделал.

Мне крышка.

Я даже не мог вынести то, что он дышал рядом с ней и касался ее. Нет. Просто нет. Думать об этом почти так же плохо, как и переживать. У него был маникюр. Какие, к чертовой матери, мужчины делают маникюр?

Меня чуть не стошнило при виде его костюма.

И могу поклясться, что видел у него на пальце кольцо. Нет, не обручальное, а безвкусную золотую штуковину, которая делала его похожим на сутенера.

Я проследовал за Остин до своей квартиры, достал из кармана ключи и быстро завел ее внутрь. Папа должен еще быть в больнице, но мне не хотелось рисковать до тех пор, пока я обо всем с ней не поговорю.

— Эм, тебя ограбили? — поинтересовалась Остин, когда я включил несколько ламп на кухне и в гостиной.

Я искал полотенце и лед и пробормотал:

— Нет.

— Уверен? — Она указала на кучу журналов на полу перед диваном, разбросанную по всей комнате одежду и грязную посуду в раковине.

Да уж, обычно я помешан на идеальной чистоте. Любил порядок в личной и профессиональной жизни, Остин об этом знала.

Значит, моя квартира дерьмово выглядит? Нехарактерно для меня.

— Возможно, я сорвался, — при этом сердито на нее покосился.

— И выместил злость на одежде? Как насчет грязной посуды? — Она обошла барную стойку и покачала головой над раковиной. — Что происходит?

— Ничего, — поспешно ответил я.

— Ерунда, — ее голубые глаза отыскали мои. — Тэтч, ты сегодня ударил совершенно незнакомого человека, а твоя квартира выглядит так, будто в нее вломилась полиция в

поисках кокаина.

Я фыркнул.

— Что если я попрошу тебя оставить все это в покое, хотя бы сегодня?

Она облизнула губы, взгляд скользнул по столешнице, явно оценивая бардак.

— Я бы сказала, что ты слишком долго оставлял здесь все в покое, но это больше не мое дело. — Она отвернулась к раковине и включила воду.

Я нахмурился, эти слова чертовски ранили.

— Что ты делаешь?

— Мою.

— Остин...

— Тебе стоит прилечь.

— Остин, не обязательно мыть посуду. — Остин в моей квартире – плохая идея, ужасная идея. Это заставляло меня желать более недостижимого.

— Я хочу заняться посудой, — она начала споласкивать тарелки и складывать их в посудомоечную машину. — Давай заведем грязный разговорчик.

Я чуть не споткнулся по пути к дивану.

— Что?

Она обернулась через правое плечо и ухмыльнулась.

— Расскажи мне все грязные подробности о липосакции. Готова. Поехали!

Я искренне улыбнулся и откинулся на кожаном диване.

— Об этом ты хочешь поговорить? Отсос жира?

— От этого, правда, можно умереть, как мама Шер в «Бестолковых»?

— Что? — О чем она, черт побери, болтает?

— Отсылка к поп-культуре. Я разочарована отсутствием знаний в этой области.

Я пожал плечами, хотя она и не могла меня видеть.

— Я не особенно часто смотрел телевизор, когда был маленьким. Слишком был занят тем, что старательно держался подальше от родителей, поэтому записался практически на все кружки после школы, на какие только смог. Кроме того, когда родителей не было дома, в нем было слишком пусто и одиноко.

Знакомая тяжесть опустилась на плечи и тисками сдавила грудь.

— Тэтч?

— Прости, ты что-то сказала?

— Ага, но я люблю разговаривать сама с собой. Всегда так дома делаю. Клянусь, я целыми днями не видела родителей.

Да уж, держу пари.

— Ох? — Меня кольнуло сочувствие и понимание. — Ну, это нормально.

Я прикрыл глаза, пульсирующая боль в носу уменьшилась.

— Эй, — внезапно Остин оказалась рядом, я вдохнул ее аромат, еще даже не открыв глаза. — Помимо старой доброй операции на носу, когда ты долбишь чью-то кость идиотским молотком...

Я усмехнулся.

— Какие операции тебе больше всего нравятся?

Я нахмурился.

— Никто никогда у меня этого не спрашивал.

— Зато теперь у тебя, — она подняла пальцы и сверилась с телефоном, — десять фанатов. — Остин пожала плечами. — Ты должен дать им желаемое, а один из комментаторов хочет знать, какой тип операций твой любимый. Полагаю, я смогу воспользоваться этой темой в третьем посте за эту неделю.

Я наклонил голову и похлопал на свободное место рядом с собой. Понятия не имел, почему она такая милая после моего дерьмового отношения, но был не против.

Она плюхнулась на диван рядом со мной и подогнула под себя ноги, выставив большую их часть.

Слишком много ног.

М-да, дружба с Остин сведет меня в могилу.

— Хорошо, — я прокашлялся. — Тогда, не знаю, можно ли назвать это любимым, но я люблю подтяжку живота.

Выражение лица Остин с широко раскрытыми глазами уже было классикой.

— Тебе нравится подтягивать людям животы и вырезать жир?

— Все немного сложнее, но, знаешь, ко мне за подтяжкой обращается много рожавших женщин, и я всегда говорю себе, что это меньшее, что могу для них сделать. Помочь вернуть дородовую форму. Женщины приходят после сильной потери веса и, возможно, это глупо прозвучит, но для меня честь с ними работать.

Остин широко улыбнулась.

— Что ж, разрази меня гром, но у Тэтча Холлоуэя есть сердце.

— Ха-ха, — я покачал головой. — Да уж, не говори никому. Не стоит рушить мою репутацию сволочи.

Она закатила глаза.

— Я тебя умоляю, ты только что заполучил самую престижную награду в пластической хирургии, и во сколько? Тридцать два? Я бы сказала, что у вас хорошая репутация, доктор.

Все мое тело ожило, когда она назвала меня так. За все недели знакомства, даже когда встречались, она никогда не называла меня «доктор».

Думаю, моему члену это даже слишком понравилось.

Тело буквально тянулось к ней. Пульсировавшая в носу кровь устремилась кое-куда в другое место.

Дьявол.

— Ладно. — Остин хрустнула пальцами. — Так покажи мне. Я твой пациент, где ты разрежешь?

— Разрежу?

— Резать. — Она изобразила быстрое движение ребром ладони. — Ну, места, где ты делаешь надрез. Сколько их? Какие глубокие? Ты прямо туда засовываешь трубку?

— Воу, как много вопросов.

— Дай читателям желаемое.

— Ну, — начал я, облизнувшись и наклонившись вперед. Мы были в дюйме друг от друга, когда мой указательный палец скользнул по ее тазовой косточке и двинулся дальше. — Обычно, — произнес с дрожащими руками, — я спрашиваю пациента, где у них начинается линия купальника или трусиков, так как большинство разрезов делается слишком высоко.

Она ахнула.

— Так что, — да, я собирался это сделать, — учитывая, что ты в основном носишь бикини и изредка шортики...

— Ты помнишь мое белье?

Я не смел на нее взглянуть.

— Как можно забыть? Один комплект так и говорит: «Шлепни меня по заднице».

Она улыбнулась, а я попытался удержаться от ответной улыбки, но не смог, не с ней, не когда я касаюсь ее, и мы так близко.

— А дальше? — Мне показалось, или она немного задержала дыхание?

— Дальше, — я прокашлялся, не убирая ладонь с ее живота, — делаю надрез там, где его скроет одежда. — Я заметил, как участилось ее дыхание. — Центральная точка разреза должна быть на семь-девять сантиметров выше верхней точки... вульвы.

Она запнулась на вдохе, когда моя ладонь опустилась по животу ниже к ее паху.

— Это очень... — Она снова окинула меня взглядом. — Технически.

— В хирургии всегда так, — ответил я. Моя рука не двигалась, но мне хотелось, хотелось пойти дальше, почувствовать ее жар, поцеловать чувствительное местечко и забыть все дерьмо, которое нас разделяет. Просто любить ее.

— Я должна идти. — Она не двигалась.

— Может, и должна, но...

Мы оба молчали, она поймала мой взгляд.

— Но?

— Но не обязана.

— Думаю, я знаю, что случается, когда остаюсь у тебя, и вряд ли смогу вынести фразочки, что ты просто хотел спать со мной, когда мы встречались. Так что, — она опустила ноги на пол, — думаю, мне пора.

Сердце ухнуло вниз.

— Смотри на все оптимистично, тебе не придется завтра ехать с моим папой, потому что ты ранен. — Она указала на мой нос, и я поднялся, чтобы проводить ее до двери, каждый шаг давался нелегко от грусти.

Это моя вина.

И ничего нельзя поделать.

— Честно, я совершенно забыл про велосипеды, — признался я. Слишком увлекся делами Остин и встречей с отцом в больнице.

Она потянулась и поцеловала меня в щеку, но когда отстранялась, я успел прижаться губами к ее лбу.

— Ублюдок, — проворчала она.

— Что? — Я смущенно наблюдал, как она сначала поморщилась, а затем ее лицо исказилось презрением.

— Ты! — Остин ткнула мне палец в грудь. Сильно. — Тебе больше не дозволяется так поступать! Для меня поцелуи в лоб кое-что значат, ясно? Поэтому не делай так! Не только потому, что это важно для меня, и ты важен, но и потому что я начинаю забывать, что ты растоптал мне сердце и по какой-то больной причине решил супервеселым проделывать этот процесс каждый день. А еще мне очень нужно сдать курс и прожить несколько недель без того, чтобы просыпаться каждую ночь от глупой ноющей боли в груди, которая появляется каждый раз, как я думаю о случившемся между нами, что пошло не так, и почему я не могу все исправить.

Я ошеломленно потянулся, чтобы закрыть дверь в квартиру, схватил Остин за руку и повел ее прочь от единственного выхода.

— Тэтч, что ты делаешь?

Я не ответил.

Я был слишком зол, чтобы отвечать. На себя, на ситуацию, своих родителей и, смешно, на нее.

Зайдя в мою комнату, я снова закрыл дверь и пристально посмотрел на девушку.

— Если бы я сказал, что хочу заняться с тобой любовью и завтра забыть об этом, что бы ты ответила?

— Я бы ответила, что ты – мудак.

Я улыбнулся.

— Но?

— С тобой всегда какие-нибудь «но», — проворчала она. — Маленькая часть моего сердца, которую ты отказываешься мне вернуть, вероятно, подпрыгнула бы от радости и превратила бы мою жизнь в ад, если бы я хотя бы не подумала об этом.

— Маленькая часть?

— Ты решил заострить внимание на этой части фразы вместо той, что про секс?

— Сердце важнее секса.

— Сказал парень, который только что предложил просто переспать со мной.

— И солгал, — признался я. — Ты меня знаешь лучше, чем я.

— Слова ранят вне зависимости от того, говоришь ли ты их искренне, Тэтч.

— Останься. — Я потянулся к ней.

Она отпрянула.

— А завтра?

— Завтра можешь снова попытаться научить меня ездить на велосипеде.

— Я чувствую очередное «но».

— Не спрашивай, почему мы расстались. Я тебе не скажу. А ты просто разозлишься.

Поверь, я защищаю тебя так, как могу.

— А измена? — Она не могла не спросить. — Зачем ты поцеловал Брук?

Я пожал плечами.

— Люблю целоваться.

— Ты невероятно ужасный человек.

— Но ты все еще думаешь об этом... — Я ухмыльнулся и двинулся к ней. — О том, как хорошо все было между нами и как хорошо может быть ночью, если ты скажешь «да».

Остин прищурилась.

— У меня чешутся руки, чтобы тебя ударить.

— Может, тебе полегчает. — Я пожал плечами.

Мне не стоит давать ей возможность. Ее ладонь разрезала воздух и шлепнула меня по щеке с таким громким звуком, что я отшатнулся в сторону.

А потом она замолотила кулачками по моему телу, толкая к ближайшей стене.

Я ей позволил.

А когда она начала успокаиваться, я практически совершил самоубийство, поцеловав ее.

Глава 22

ОСТИН

Тэтч целовал девушку так, словно знал ее тело лучше нее. Как будто его губы могли определять идеальный нажим в любом виде поцелуя. Стоны, вздохи, мольбы о большем были не просто возможным ответом на его ласки, они были необходимы.

Это было выживание.

Я стала жертвой его поцелуев.

Так же, как и жертвой каждой частички его сексуального мастерства, и я знала, если не прерву поцелуй, то опять же буду жертвой.

Но тело молило еще немного задержаться. Говорило подождать, пока не почувствую его язык своим языком, пока Тэтч не прикусит нижнюю губу, нежно посасывая ее и доводя до всхлипа, пока я не открою пошире рот в бешенном поцелуе, в котором наше дыхание станет единым.

Я вся дрожала от его жарких прикосновений, он знал, где именно касаться меня, где я жаждала его больше всего, и он пользовался этим, отметая все мои готовые сорваться с губ «нет», превращая их в «да», «да», «да», «да, черт побери!»

Наконец, его тягучие, глубокие и страстные поцелуи прекратились, заменившись медленными, горячими касаниями губ. Я отстранилась, его взгляд переходил от глаз к моему рту.

— Тэтч...

Он прижал палец к моим губам.

— Ты нужна мне.

Что угодно, но не это.

Любые слова, кроме этих. Мой наркотик.

Потому что до Тэтча я никогда не чувствовала себя по-настоящему нужной или даже желанной. Родители едва признавали мое существование.

У меня была только Эвери.

Ее родители оказались мне ближе, чем мои собственные.

А потом появился Тэтч. Не такой как все: веселый, уверенный в себе – и внезапно я осознала, что потерялась во всем, что он из себя представлял. Но что действительно меня зацепило, так то, что все это оказалось лишь внешней оболочкой.

Меня зацепила его неидеальность.

Мимолетные взгляды, когда он думал, что я не замечаю, короткие вспышки гнева, бессонные ночи, моменты, когда я видела, как он прерывал телефонный разговор и так сильно сжимал телефон, что я боялась, тот сломается.

Он никогда не говорил о своем прошлом.

Из-за этого я сделала вывод, что он хотел сконцентрироваться на будущем — нашем будущем.

Величайшей ошибкой в наших отношениях была не моя любовь к Тэтчу, а мысль, что он нуждается во мне так же, как и я в нем.

Потому что когда я касалась его, мой мир наполнялся смыслом. Но как же он не мог чувствовать то же самое?

Как для него все не казалось таким же, как для меня?

— Ты нужна мне, — повторил он с диким взглядом.

И я, как идиотка, снова поцеловала его, вверяя его губам свою судьбу, зная, что послужным списком он уже доказал, что бабник, и что не принадлежит мне, тогда как я вся была в его власти.

Я была глупой девушкой. Именно такой, каких осуждала. И полностью это осознавала.

Потому что когда ты попадаешь сам в подобную ситуацию, то представляешь, что можешь поменять правила игры, что ты особенный.

Тэтч кусал мои губы снова и снова, от его голодных стонов у меня кружилась голова, я не успела осознать, как его руки в рекордное время сорвали с меня одежду.

Тэтч не любил медлить. Не в случае секса.

Он не торопился во время поцелуев.

Но в сексе всегда был агрессивен, не быстр, но определенно не ждал, чтобы заполучить желаемое.

Поэтому когда он замедлился и склонил голову, прислонившись своим лбом к моему, а потом потянул от стены и уложил на кровать, я не знала, что и подумать.

Он стащил футболку, обнажая шесть словно выточенных из камня кубиков пресса и идеальные грудные мышцы, которые не могли быть настоящими, как я любила его дразнить.

Мужчины, как Тэтч, не должны существовать в реальном мире, они принадлежат вампирским романам и мистическим фильмам.

Его бицепсы напряглись, когда он медленно наклонился ко мне, попутно отпихивая от себя джинсы. Наши губы встретились в неистовом поцелуе, пока его ладони скользили по моим плечам, притягивая меня к себе.

— Мне так этого не хватало, — проговорил он между поцелуями.

— Мне тоже, — призналась я, пытаясь сдержать слезы. Секс, я могу только заняться сексом.

С мужчиной, которого любила.

С мужчиной, который разбил мне сердце. С мужчиной, который собирался уйти.

— Мне тоже, — повторила я громче, больше убеждая себя, чем его.

Со вздохом он поцеловал меня в шею, а потом остановился, его глаза сверкнули при виде моей обнаженной груди.

— Никогда.

— Никогда?

— Совсем. — Он покачал головой.

— Совсем никогда? — Мои глаза затуманились слезами, пока он продолжал пожирать меня настойчивым взглядом.

— Я никогда не сделаю тут разрез, — он скользнул ладонью по краю моей груди, — и ничего туда не засуну. — Он улыбнулся. — Потому что это, — он прикрыл глаза и обхватил ладонями мою грудь, скользнув большим пальцем по соску, — совершенство.

— А что если я буду тебя умолять?

— Тогда я заставлю тебя замолчать своим ртом и так тебя отвлеку, что ты забудешь собственное имя. — Его ответы всегда были слишком прекрасными, черт его побери.

— Туше, — прошептала я.

— Серьезно, Остин. — Он наклонился и с силой всосал сосок в рот, я чуть не рухнула с кровати. — Никогда никому не позволяй говорить обратное.