За суетой вокруг все про нас забыли. В оранжерею подтянулись еще люди — вначале наши девочки, затем офицеры-оперативники департамента безопасности. Следом подозрительно быстро появились эксперты, делающие замеры, берущие какие-то пробы. Нас не трогали, делать что-то самим не хотелось — оставалось только смотреть на всё это мельтешение и тихо офигевать.
Эмма выплакалась, сидела, тупо смотря перед собой. Трупы накрыли брезентом, ей стало легче, но осознание того, что вот этот бугорок еще полчаса назад был живым человеком, который ходил, смеялся и разговаривал… Мне уже ничего, привык, а вот им с Хуаном Карлосом…
…Да и меня коробило, если честно, просто не так сильно.
Катарина появилась спустя минут двадцать. Внимательно осмотрела всех нас и коротко раздала указания:
— Кассандра — в машину. Мою, командную «Эспаньолу». Вы, — палец ее уткнулся в повесивших голову школьников, — идите в школьный двор, ждите там. Если надо — покажитесь медикам, они там есть. Территорию школы до особого разрешения не покидать, но родных известите, что живы и с вами все в порядке. А ты — со мной! — Последняя часть фразы предназначалась мне.
Хуан Карлос, как истинный кабальеро, подхватил все еще находящуюся в прострации Эмму под локоть и потащил к выходу. За ними потянулись и мои девчонки, так же находящиеся не в лучшем расположении духа. Мы же, дав им всем уйти, вышли в коридор следом.
— Камеры отключены, — произнесла Катарина, когда немного отошли от оранжереи… Бывшей оранжереи, сколько ее будут восстанавливать — тот еще вопрос. — Говорить можно где угодно, нужно только тихое место.
В коридоре, на нашем ярусе, было людно. Одного «двухсотого» метрах в пятидесяти ближе к лестницам паковали эксперты, рядом «трехсотым» занимались медики. Мимо туда-сюда шныряли скользкие типы, лишь один из которых был в форме и при погонах.
— Много их здесь? — усмехнулся я, кивая на офицера департамента, подразумевая и тех, кто в штатском.
— Мы привезли девять, — покачала головой Катарина. — Сколько сейчас — не знаю, операция вышла за рамки моих полномочий. Сюда в течение двадцати минут пол-Альфы подтянули. Теперь это дело ДБ и только ДБ…
— …Ты что же, сукин сын, творишь! — резко сменила она тональность, как только мы свернули за угол, за линию обзора ближайшей группы криминалистов. Схватив за грудки все еще сырой формы, она шандарахнула меня затылком о стену. Глаза ее пылали праведным огнем. — Ты что себе позволяешь, щенок? Хоть понимаешь, сколько людей сегодня подставил, на какой риск пошел?
Ты хоть понимаешь, СКОЛЬКО в тебя вложили?!! — продолжила она почти шепотом, но уж лучше бы кричала. — И далеко не денег!
Сосунок! Герой хренов! Ты когда головой научишься думать, а не эмоциями?! Выпендриться захотелось? Перед девочками школьными покрасоваться? Наших не натрахался, донжуан гребаный?..
Но я больше не был тем парнем, которого она хватала за грудки и прикладывала затылком чуть менее, чем какой-то жалкий год назад. Почувствовав злость, я так же полыхнул глазами, сбросил ее руки, подался вперед и приложил о стену уже ее, с силой надавив на плечи всем весом, чтоб не дергалась. Мышечная масса у меня больше, и в данный момент это более весомый аргумент.
— Она — принцесса иностранного государства!!! — размеренно выцедил я, после чего сделал паузу, чтобы дошло — слишком уж Лока Идальга сегодня импульсивная. — Принцесса, понимаешь? А у нас с Южно-Американской империей отношения далеко не самые радужные!
Тебе нужен международный скандал? На ровном месте и на ТВОЕЙ совести? Как начальника операции, на которого после ее гибели переведут все стрелки?
— Да ты!.. Да ты!.. — пыталась парировать она.
— Не знаю, как ты, а мне этого не нужно, — закончил я и выдавил приторную улыбку. — И где мое честно заслуженное «спасибо»?
Отпустил ее. Она пыталась возразить, и аргументы у нее имелись… Но слова про «принцессу», такие прогнозируемые и ожидаемые, оказались настолько неожиданными, что ответы испарялись, не успев сорваться с губ.
— Хуан! — жалобно выдавила она, сдаваясь. — Хуан, Лея посмотрит сквозь пальцы на десяток таких принцесс! Тем более таких, от которых открестились там, на Земле. Но за тебя убьет — ты у нее один, и другого не предвидится. И всех, кто «допустит», «не предпримет мер» и так далее накажет ОЧЕНЬ сурово! Паула — ничто, пыль!
Нет, челюсть у меня не отвисла. Но только потому, что тренированная. За год я не только возмужал, но и разучился удивляться. Однако, под ложечкой засосало.
— Ты уверена?
— Да. — Кивок. — Я не знаю всего. Я не знаю и десятой части. Я просто была на некоторых совещаниях.
— Но международный скандал… — Кажется, теперь жалко выглядел я со своим показным героизмом. Показным для сеньорин офицеров, знающих куда больше и меня, и даже Катарины, которая у них всего лишь девочка на побегушках.
— Я все сказала. — Она подняла голову, глаза ее вновь засветились, но страха в них не было. — Даже больше, чем имела право, гораздо больше! Дальше думай.
— Жучки? — скривился я и обвел взглядом коридор вокруг. Она вновь покачала головой.
— Подотру. Сегодняшние управляются из машины, а других, насколько знаю, на тебе нет из соображений… — Кривая усмешка… — Совершенно не твоей безопасности. В корпусе они не нужны, там ты даже в душе на ладони.
Последнее высказывание я пропустил — нечто подобное подозревал, особенно после памятного противостояния с «сорок четвертыми».
— Кто я? — вырвался вопрос. Не хотел его задавать, знал, что не ответит…
…Но она ответила.
— Генетический эксперимент. Хоть убей, большего не скажу. Но эксперимент оттуда… — ткнула она пальцем в потолок. После чего натужно засмеялась:
— Впрочем, о том, что ты — плод генного эксперимента, в корпусе знают даже ссыкухи из «мелюзги». Я не открыла ничего нового.
— Кроме отношения к нему… И ко мне… Королевы, — прошептал я, сжимая кулаки.
— А о моем отце что-нибудь известно? — вскинулся я, вновь почувствовав злость. Никогда не думал, что ТАКИЕ тайны будут раскрываться походя, в моей же собственной школе. — И на что, porca Madonna, меня модифицировали, раз это так важно?
Катарина думала долго, качала головой. Затем заговорила, отвернув глаза в сторону, видно, не выдерживая контакта.
— Не знаю, почему это говорю, наверное, ты мне все-таки небезразличен. Хочу остеречь от необдуманных поступков, Хуан, как сегодня.
Пауза.
— На что? Тут просто. Посмотри на девочек, которым рассказываешь сказки. Просто посмотри на их лица, и всё поймешь.
— Офицеры тоже слушают твои истории, — добавила она, губы ее тронула еле уловимая улыбка. — ПРОСТО ТАК обычные истории такого эффекта иметь не могут, будь ты трижды единственным мальчиком в корпусе. А про отца…
Вздох.
— Чико, если я это узнаю, меня уберут. Чтоб не болтала лишнего.
— Тебе повезло, что тебя взяли в корпус, под контроль, понимаешь? — продолжила она с жаром. — О твоем отце нет никакой, НИКАКОЙ информации! Вообще, нигде! Знаешь, когда такое бывает? В каких случаях?
Да, я знал. И от этого знания по спине строевым маршем двинулись мурашки. Не имеющие отношения к тому, что я все-таки подзамерз, сидя без движения в мокрой одежде.
— И еще неизвестно, что будет с твоим ребенком! — продолжила она. — Да-да, тебе придется опекать Беатрис Санчес, как только можно. И ее, и малыша. Столько, на сколько хватит сил. Что-то мне подсказывает, у них будет веселая жизнь, и твой проект тут совершенно не при чем. Это будет НЕ ТВОЙ проект.
Из моей груди вырвался стон. Сдавленный, полный отчаяния.
Почему? Потому, что я — лопух. Все эти мысли, что только что озвучила Катарина, были на поверхности. Я обдумывал каждую из них по отдельности. Вот только собрать конструкт в единую схему не получалось. Нет, не потому, что глупый — я не глупый. А потому, что я НЕ ХОТЕЛ осознавать всё это. Мне нравилась моя жизнь. Мысли о том, что она лишь иллюзия, все девятнадцать прожитых лет… Которая сломается, едва ты это осознаешь…
…Нет, в изысканиях я не хотел уходить так далеко. Гораздо проще думать, что ты всего лишь внебрачный родственник правительницы.
— Я племянник королевы, да? — вновь вырвалось у меня, а кулаки вновь сжались. Кажется, я даже боролся с тем, чтобы из глаза не побежала непрошенная слеза обиды на самого себя. — Внук дона Филиппа? Эксперимент проводили при королеве Катарине, и наша любимая королева, как ее дочь и наследница, завершает проект?
Лока Идальга все-таки встретилась со мной глазами, вздохнула, но тут же отвернулась вновь.
— Ты ее родственник. Об этом говорит программа сличения лиц, которую можно найти в свободном доступе. Слышала, кто-то сличал твои гены с Веласкесами и подтвердил это, но на уровне слухов. Наверняка не знаю.
— Кланы?
— Возможно. Ты же знаешь этих сеньоров.
Да, знаю. И был бы удивлен, не сделай они этого. По крайней мере, самые могущественные из них.
— В общем так, Шимановский, — вернулась Лока Идальга к образу сурового командира, вышвыривая нас в реальность. — Про твои намерения мы выяснили, и я доложу, чем ты руководствовался. Но больше так не делай.
Что провела с тобой разъяснительную работу — тоже доложу. Впредь никакого риска, во всяком случае, на пустом месте, и ради этого тебе сообщили больше, чем положено знать даже старшим командирам.
Пауза.
— Каждого затачивают под конкретные задачи, Чико. И у Паулы выжить в бою шансов куда больше. В тебя же…
— Многие люди нехило вложились, — повторил я и усмехнулся. — Понял.
— Ни хрена ты не понял! — обреченно вздохнула она. — Мозгами работать тебя учат. И сегодня ты доказал, что несмотря на патологическое нежелание это делать, у тебя получается.
— Вот и работай ими, Чико! — закончила она наезд «мудрой тетушки» и одновременно куратора. — А схватки оставь тем, кого обучают именно схваткам!
Взгляд, пронзивший меня до самой черепной коробки, и вердикт:
— Ну, да ладно, доложу, что понял. Иди в машину!
Я собрался идти, но поняв, что хочу сделать еще кое-что, во всяком случае попытаться, обернулся:
— А если по дороге заскочу в одно место?
— Не долго! — не стала ломаться и строить буку она. — Минут двадцать, максимум полчаса. У меня есть несколько дел, надо уладить, но как улажу — чтоб был в машине! — Ее глаза налились свинцом, она не шутила.
Я понятливо кивнул и только собрался уходить, как вновь настиг ее голос:
— Мы пойдем за тобой, Хуан. Если и дальше будешь доказывать, что достоин…
Я снова обернулся… Но нет она сказала всё. Лицо Катарины озаряла хитрющая улыбка, а пальцы крутили на руке головку печатки, видимо, имеющей ту же природу, что и подаренная Мамочкой змейка. Когда она активировала ее — не заметил, но руки держала замком давно.
— Только не рискуй больше понапрасну… — добавила она, подводя разговору окончательный итог.
— Да, конечно… — промямлил я, и, наконец, удалился.
«Мы». Слова сказаны. Офицеры… Во всяком случае, бОльшая их часть, выбор сделали. И если начнется мое противостояние с будущей королевой… При выполнении мною неких базовых условий, одно из которых я продемонстрировал сегодня…
…Нет, о таком думать сгоряча не стоит. Только выспавшись, на свежую голову, взвешивая каждую мелочь!.. Только не сегодня!..
— Вы еще не ушли?
Дон Алехандро, мой куратор из еще той, прошлой жизни, был в кабинете. Что странно, учитывая происходящее. Хотя, он на работе, и работа его обязывает к кое-каким делам, которые могут совершенно не пересекаться с происходящем в школе.
— Заходи, Хуанито. Садись, — поднял глаза хозяин кабинета, рука его указала на место напротив себя. Голос при моем появлении напрягся, в глазах появилась тревога, но не настолько сильная, чтобы я мог развернуться и уйти, посчитав разговор бессмысленным.
Я прошел, сел, стараясь не демонстрировать просящиеся наружу силу, уверенность в себе и звериные инстинкты.
— Чем обязан? — уткнул он в меня колючий взгляд.
— Думал, вы будете мне больше рады… — не мог не заметить я.
— Рад? — Он покачал головой. — Я был бы рад, если бы имел относительно тебя и того, что произошло, больше информации. Кофе будешь? — Он поднялся и направился к встроенному в стену шкафу.
Я пожал плечами.
— Не знаю. Наверное.
— Нервы? — понимающе усмехнулся он.
Кивок
Дон Алехандро открыл лицевую панель, и, подумав, извлек на свет… Темно-коричневую мутную жидкость знакомого вида, которую неспешно поставил на стол. Жидкость была охлаждена и плескалась в красивом мгновенно запотевшем стеклянном графине. Рядом появились два небольших сосуда — то ли стакана, то ли рюмки. Что-то национальное.
— Тогда предлагаю вот это. Получше кофе будет! — улыбнулся он.
Рука его сняла стеклянную пробку и разлила содержимое графина по… Пусть будет рюмкам. Я, не дожидаясь приглашения, взял свою и «хлопнул», не чувствуя вкуса, хватая ртом воздух. Крепко! Но мозги такая штука прочищает будь здоров — именно то, что сейчас надо. И только поставив пустую тару на место, почувствовал, что отпускает.
— Слушаю? — произнес старик, сев а место, опытным движением ценителя пригубив ядреный напиток из своей тары.
— Даже не знаю, что сказать, — вырвалось у меня. — И с чего начать. Я так, пришел, просто повидаться…
— Расскажи хотя бы, что сегодня произошло? — сверкнул глазами старик, но не грозно — понимал, что нащупавшийся контакт очень легко сломать.
— Революция, — коротко сформулировал я. — То, что планировал осенью, перед «фонтаном». Сегодня дошли руки до реализации. С другими ресурсами, но и с более сложными противостоящими факторами. Сын олигарха — это не дружков Бенито поодиночке мочить.
— Хм… Ресурсы и факторы иные, а вот участи купаться в фонтане ты и сегодня не избежал! — поддел он, оглядывая мою так и не высохшую до конца одежду.
— Судьба моя такая!.. — признался я и развел руками. — Что делать!?
Помолчал, подбирая слова, и сразу перешел к основной фазе:
— У нас с королевой нечто вроде джентельменского соглашения. Причем негласного — мы не оговаривали детали. Однако, нарушить которое проблематично и ей, и мне.
— Даже не обсуждая условий? — вновь хмыкнул старик.
— Да, бывает и такое, — согласно кивнул я. Ладонь моя потянулась к графину. — Не возражаете?
— Нет-нет! Конечно! — взмахнул руками дон Алехандро. — Я вижу, тебе нужно. Я всегда вижу такие вещи.
Я налил еще порцию, выпил. Теперь горло обожгло, но это ничто по сравнению с иной, душевной болью.
— Она не сможет не защитить ребят, что участвовали сегодня в представлении, от сильных мира сего, — продолжил я, — в обмен на мою помощь в её разборках с теми самыми сильными мира сего. Всё честно.
— Трупы бойцов Умберто Манзони в обмен на то, что титуляров не исключат?.. Да уж, равноценный обмен!
Старик лучился злой иронией, но было в его взгляде кое-что еще, что он тщетно пытался скрыть. Понимание, что всё совсем не так просто, как звучит.
— Вот только зачем ей это? Зачем кровь в ШКОЛЕ? — гневно продолжил он. — Она что, не понимает, что в первую очередь это ударит по ней?
Я отрицательно покачал головой.
— Она боролась с не с людьми Манзони. Сегодня она боролась с террористами. Которые всего лишь прикрывались документами СБ влиятельного клана.
Дон Алехандро презрительно скривился.
— У нее не выгорит, это же элементарно. Дело развалится, не начавшись.
— А кто сказал, что она попытается пришить дело? — парировал я. Мои губы расплылись в улыбке, а глаза победно заблестели. — Главное — информационная волна. Истерия в обществе от слова ТЕРРОРИЗМ.
ТЕРРОРИСТЫ в ШКОЛЕ, да еще ЧАСТНОЙ… Представляете, что начнется на Венере? Уже началось, — взглянул я на часы на браслете. — И так просто такую волну не погасить!
— Но у нее нет никаких доказательств!..
Дон Алехандро ошарашено качал головой. Я видел, он цеплялся за слова, но сам замысел уже понял.
Я не торопил события и спокойно разжевывал:
— А они и не нужны, доказательства. Сам факт того, что Умберто Манзони ОПРАВДЫВАЕТСЯ на фоне ТАКОЙ волны… Это уже удар. Если кто-то оправдывается, значит он виновен, значит рыльце у него в пушку — одна из аксиом психологии толпы. Да, Веласкесы ничего не добьются по линии правосудия, но позиции «атомного Умберто» это отбросит на десятилетия. Если он вообще сможет их наверстать. Пятно «терроризма», его «пособника» останется на репутации на всю жизнь, несмотря на полное отсутствие каких-либо связей и доказательств. И другие кланы, дружественные итальяшке, не ударят палец о палец, чтобы ему помочь — иначе под маховик волны попадут и они. Это победа, дон Алехандро. Полная и безоговорочная, пусть и в рамках поставленных задач.
— Да уж! — старик почесал подбородок и явно «потеплел». — Знала ее величество, на чем сыграть! Универсальная страшилка, особенно на фоне всех этих ультрас и религиозных фанатиков!.. Чувствую, и ты руку приложил? — сузились вдруг его глаза.
— Я — приманка, — я не стал раскрывать истинной роли в операции. Здесь, в этом кабинете, это не нужно. — Ключевая фигура. Сами понимаете…
Пятидесятиградусный ром, а в графине у моего бывшего куратора содержался именно он, постепенно давал о себе знать. Я окончательно расслабился, пришел в себя. Нет, не опьянел, но напряжение, сковывающее последние несколько недель, отпустило.
— Что скажете, дон Алехандро? — усмехнулся я, в свою очередь сверкнув глазами. — Как вам ТАКОЙ путь наверх?
Старик долго качал головой.
— Путь императора не бывает без крови, мой мальчик. К сожалению. Моему личному, как гуманиста, но то, что я не приемлю такой путь, не значит, что он плох.
Пауза.
— Мне трудно судить, Хуанито. — Он вздохнул. — Я мало знаю. И не могу предположить, что из тебя вырастет впоследствии. Но мне кажется, ты выбрал верную дорогу. Это ТВОЙ путь, к которому у тебя лежит сердце.
Каждому своё, и это — твоё. Как бы тебе ни было трудно и плохо, ты справишься именно потому, что ты на своем месте, на своей дороге.
Он снова помолчал, затем пронзил взглядом, словно подводя черту под разговором:
— Ты ведь не совета пришел спрашивать, не так ли, мой мальчик? И не отчитываться о проделанной работе. Плевать тебе и на мои советы, и на мое мнение…
— Дон Алехандро, а давайте просто выпьем? — перебил я и усмехнулся — после близкого общения с некоторыми железными сеньорами из корпуса грозный взгляд какого-то школьного куратора на меня не действовал. — Без советов и отчетов? Как бывший ученик и наставник? — Рука моя снова потянулась к графину.
Все правильно, я пришел не отчитываться. И не за советом. Его советы были важны в определенное время моей жизни, но тогда и только тогда. А пришел я поставить точку, большую и жирную, в той истории, что началась почти год назад в этом самом кабинете.
Я пришел отчитаться перед самим собой. А старик… Он важен, он не просто декорация на сцене моего развития. Но он — прошлое. Которое именно сегодня волею судьбы и закончилось.
Мы чокнулись.
— За тебя, мой мальчик! — произнес старик с молодыми глазами. — Чтобы никогда не забывал, кто ты и откуда. И о том, кто с тобой рядом.
…Я говорил, что в школе у меня был очень-очень мудрый куратор?..
— …Ну, думаю, не стоит драматизировать ситуацию с ангелами, — говорил гость студии, которого радиостанция где-то оперативно откопала. Эксперт по чему-то-там, чему — не вникал. — Королевские телохранители использовались департаментом безопасности всю историю, примеров — масса. Напомню только случай семнадцатилетней давности, когда ультрарадикалы движения за возвращение к истокам захватили больницу святого Франциска. Как вы помните, среди террористов началась перестрелка, после чего выжившие сдались. И всё это произошло, когда ангелы, в непривычной глазу узнаваемой издалека белой броне показно принялись готовиться к штурму.
— Ангелы не берут пленных, — продолжил голос. — Ангелы неподсудны нашей правовой системе. И могут устроить кровавое месиво из захваченных противников, которые не нужны департаменту для допросов и следствия, прямо на месте, перед камерами. Особенно, если при штурме пострадал кто-то из них или из заложников. Можно давать этому положительную оценку, или же негативную — данная тема не для сегодняшнего эфира. Но это так. Так что нет, я не согласен с оппонентом, это не специальная операция против клана Манзони. Это действительно операция департамента, реакция на оперативную информацию о готовящемся захвате.
— То есть, вы считаете, что это все-таки были люди Манзони? — допытывал ведущий.
Смущение.
— Скажем так, я допускаю это с вероятностью более пятидесяти процентов. Но как правильно сказал ваш корреспондент, подтвердит или опровергнет это только следствие.
Так же я хочу напомнить, — продолжил он, — что операция проводилась в ТРЕХ школах. Везде были выявлены нарушения, везде были арестованы люди с оружием и документами СБ различных авторитетных охранных организаций, но штурм с убитыми был только в школе генерала Хуареса. И это что-то, да значит.
— То есть, вы все-таки настаиваете, что это была операция нашего доблестного правопорядка, в кои-то веки сработавшего оперативно? — произнес его оппонент, человек с мерзким голосом, вызывающий неприятие даже на слух. Кто он — честно прослушал.
— Я ни в коем случае не склонен переоценивать нашу безопасность, — с желчью парировал эксперт. — Но…
— Паула, как называется, когда ты берешь новые долги, чтобы погасить старые? — произнес я, открывая глаза — надоело слушать эту муть. Примерно то же началось по всем медийным каналам. Альфа проснулась. Альфа бурлит. И быстро шумиха не уляжется.
Все, сидящие в машине и невольно вслушивающиеся в голоса ведущих и гостей одной из авторитетных аналитических радиостанций, встрепенулись. Красноволосая нахмурилась, напрягла извилины и выдала:
— Рефинансирование. А что?
— Так, ничего, — мысленно отмахнулся я. — Когда ДБ выступит с пресс-конференцией по поводу случившегося? — Это я Катарине.
Та усмехнулась.
— Для чего тебе?
— Хотелось бы послушать. Посмотреть на актерскую игру ее высочества. Она же лично выступит, не сможет пропустить момент попиариться, да?
Лока Идальга покачала головой.
— Не знаю. Я больше не участвую в процессе. Теперь там и без меня разберутся.
Понятно. Я кивнул.
Ее высочество мы увидели выходящей из машины, когда выезжали с территории школы — она как раз подъехала. Увидев ее генмодифицированную рыжую шевелюру, увенчанную модной «имперской» шляпкой, почувствовал déjà vu — вспомнился родной подъезд и «Гранд Эскудо» «родственничков». То есть, я все-таки Веласкес, и эта женщина знает меня гораздо, гораздо-гораздо ближе, чем я её. Это к вопросам о том, кто кому приказывает в департаменте, которые возникли после фонтана и моего отчисления. М-да, а я, как болванчик, устраивал шоу, чего-то пыжился!..
…Интересно, не пойди я в корпус сам, как они взяли бы меня в оборот? Отправили бы в военное училище? «Мягко», или дав право выбора? Или придумали бы что-то еще?
…И все-таки стоит безумно уважать сидящую напротив Лока Идальгу, что САМА, не владея информацией, на свой страх и риск вышибла меня из своей организации. В рамках корпуса это ПОСТУПОК. А то, что возвращала она же, долго и театрализовано… Учитывая, какие люди в игре, это был единственный с ее стороны способ искупить вину, и, возможно, выжить. Не любят наши сеньорины самоуправства.
— Что-то не так? — встревожилась объект моих размышлений. Почувствовала. Я пожал плечами.
— Нет, всё в порядке. Просто хотел сказать «спасибо». За пятую дорожку…
Девочки, сидящие в салоне, непонимающе переглянулись; сама же Катюша сморщилась, размышляя, о чем это я, но в итоге улыбнулась, словно кошка, которую почесали за ушком.
— Когда-нибудь ты должен был это оценить! — тепло проговорила она.
На этом тему закрыли. Не при посторонних.
Радиостанция тем временем продолжала вещать экономические новости — за час до закрытия на бирже началась паника, акции предприятий Манзони и дружественных им семей резко пошли вниз. Кто-то организовал инсайд и волну еще до того, как о происшествии узнала пресса, буквально одновременно с началом штурма. Кто это был — Веласкесы ли, сами ли Манзони… Ответа на этот вопрос не сможет дать даже третье управление, озадачь его расследованием этой проблемы, а значит, поле для спекуляций громадное. А что начнется завтра, к открытию!..
— Ты в порядке? — Это я сидящему с нами Хуану Карлосу. Надо сказать, изобретатель отошел — пока я был у дона Алехандро, девчонки растормошили его. Плюс, свои пять центаво внесла Катарина, тоже с ним побеседовавшая, направившая мысли в нужное русло. Хоть она и специализируется на девочках, но все же с мальчиками, как психолог, работать может. Сейчас же мы занимались благородным делом — подвозили его до дома, чтобы по дороге с парнем ничего не произошло. Забрать его со школы оказалось некому.
Эмму забрал отец, тучный сеньор с большим пузом, обильно потеющий, то ли от страха за дочь, то ли от вида обильного количества формы, оружия и доспехов. Катарина поговорила с ним тоже, и из школы сеньор Долорес выходил гораздо более спокойным и уверенным.
— Хуан, я тут подумала… — произнесла Эмма, ожидавшая меня в школьном дворе. — В общем, не моё это. Все эти шпионские страсти, риски, драки, стрельбы…
Вздох.
— Я хочу стать дизайнером. Делать одежду. Это моя мечта. Это же здорово — делать одежду! — загорелись ее глаза. — Не то, что стрелять и убивать!
Я подался вперед и притянул ее к груди. Ну да, встал на цыпочки, но то мелочи.
— Эмма, ты не представляешь, насколько мудрую сейчас произнесла мысль! И насколько ты счастлива, что можешь поступить так. — Взгляд мой был направлен вперед, на парапет приснопамятного фонтана, на котором, рядом с беседующими Катариной и сеньором Долоресом, сидели представительницы моего взвода. Отстранился, заглянул ей в глаза. — Удачи тебе! И счастья!
Я был искренен, и она заулыбалась.
— Просто не делай больше глупостей, — продолжил я. — Ты понимаешь, о чем я?
Эмма поняла. Покраснела (для вида, конечно) и уставила глаза в землю. Я же закончил:
— И не суди людей вокруг себя по их виду. Теперь, надеюсь, понимаешь, что вид может весьма и весьма не соответствовать содержимому?
Она вновь улыбнулась
— Да, конечно. Спасибо, Хуан! За всё! Пока?
Я улыбнулся в ответ.
— Пока.
Она помахала рукой и собралась уходить, но вдруг обернулась.
— Хуан, хочешь совет? Как другу?
Я напрягся, переходя во внимание. «Другу»… Звучит неплохо!
— Найди ту девушку, — с жаром произнесла Эмма. — Изабеллу Веласкес. Она любит тебя. Я увидела это в ее глазах.
— Спасибо, — кивнул я. — Обязательно найду! Причем, думаю, искать осталось совсем не долго…
Она довольно хмыкнула и ушла, оставляя в душе одновременно и положительный, и весьма-весьма тяжелый осадок. Впрочем, не в первый раз.
— Приехали. Две минуты! — голос Катарины вывел меня из состояния задумчивой отрешенности. Махнув Хуану Карлосу, я поднял люк со своей стороны и вылез наружу. Обошел машину, перелез на тротуар. Изобретатель последовал за мной.
Я махнул, и мы отошли еще дальше, чтобы у друга не возникало ощущения, что за нами подсматривают и подслушивают. Обманчивое, ибо из машины нас было прекрасно видно, а специально для девчонок я оставил шестую линию активной — чтоб подслушивали. Неспешно достал пачку сигарет, которой разжился у Катарины, «блатную» серебряную зажигалку. Подкурил.
— Спрашивай, — кивнул ему.
Он пожал плечами.
— Я даже не знаю, что спрашивать.
— Ну, спроси, что тебе делать дальше? — усмехнулся я, выпуская в сторону струю дыма. — Кстати, хочешь? — протянул пачку и ему.
Хуан Карлос презрительно скривился и замотал головой.
— Нет, спасибо. Ну и что думаешь, мне делать дальше?
— Это тебе решать, — хмыкнул я.
— Я почему-то думал, что именно это ты и скажешь. — Голос изобретателя лучился иронией и обидой.
— Да, но теперь ты знаешь ВСЁ! — воскликнул я. — Теперь не будет нераскрытых книг и неизведанных секретов.
Я сделал еще пару затяжек, после чего начал лекцию:
— Она убийца, дружище. Ангел королевы. Ее учили убивать, и не представляешь, с какой легкостью она это делает.
Пауза.
— Тогда, в день нашего общего знакомства, она спасла меня в магазине, уложив троих грабителей с пистолетами метательными ножами. Грабителей, которые успели перед этим грохнуть человека, неслабого парня с армейским контрактом за плечами
Еще пауза. Затяжка — для концентрации мыслей.
— Ты хороший парень. Умный. Способный. Смелый. Но ничего не сможешь сделать против двоих-троих ханыг в подворотне. Она же уложит десятерых, причем сама будет выбирать, насколько жестоко это будет делать. У нее нет тормозов и моральных ограничений в этом вопросе. Она — концентрированная сила, чистая энергия. Сможешь ты примириться с такой?
Хуан Карлос молчал. Сжирал глазами землю. Возразить ему было нечего, но сейчас и не требовалось возражать.
— Обычно мужчина ищет женщину слабее себя, — продолжил я. — Которую может обогреть и защитить. Которая была бы хранительницей очага, когда он — охотник и добытчик. Но это обычно, не про этих девочек, — кивок в сторону «Эспаньолы». — Они не плохие, нет, не какие-то монстры. Самые обычные девчонки, со своими проблемами и тараканами, со своими страстями и слабостями. Иногда мне даже кажется, что они более женщины, чем их коллеги за воротами — потому, что честные и не строят из себя!..
…Но ходить по темным переулкам лучше в сопровождении подобной, чем в отсутствие, — закончил я мысль. — Как и не стоит удивляться окровавленному оружию на кухне, порезам, ранам и покровительственному смеху при обсуждении гуманизма и вопросов ценности человеческой жизни.
— Это не много, Хуан Карлос, — подвел я итог. — Но и не мало.
Пауза. Сделав последний затяг, я отправил «бычок» в урну.
— Потому, что с другой стороны, несмотря на всю свою силу, она ждет решающего шага от тебя. Предоставляет право принять решение, как мужчине. Готова спрятаться за тебя, за твое плечо… И быть обычной женщиной. Настолько обычной, насколько возможно.
Снова пауза, и итог, завершение лекции:
— Потому решать тебе. Что у вас будет, как и будет ли. И если ты не дурак, а ты не дурак, решишь правильно.
— Всё, думай. А пока… Салют! — Я похлопал его по плечу и пошел к машине, оставив вариться в собственном соку.
В «Эспаньолу» залезать не торопился, вновь достал пачку и выкурил новую сигарету. Ситуация с Хуаном Карлосом меня немного растормошила. Не в смысле, что я за них с Маркизой переживал, скорее наоборот. Эта проблема была не нова и известна досконально. Всё, что требовалось, лишь грамотно ее озвучить. Дальнейшее они должны сделать сами: свариться, принять решение, выстрадать его… Ничего нового под солнцем — не они первые, не они последние. Я же…
В ушах пискнуло — сообщение, скорее всего от Гюльзар. Скорее всего, со словами благодарности. Подождет, прочитаю позже.
Спустил на глаза козырек и активировал четвертую линию — открывать машину было лень.
— Катюша, мы куда-то спешим?
— Если честно — не очень, — раздался ответ. — Пока наша задача охранять тебя. На всякий случай, ты понимаешь.
— Понимаю. — Я кивнул. — Тогда я немножко задержусь? — Мой взгляд томно уперся в огороженное футбольное поле на открытой спортплощадке, возле которой мы остановились. Хуан Карлос жил в районе не из самых-самых, но посолиднее моего.
— Что же с тобой делать, горе мое! — усмехнулась моя нынешняя куратор. Я рассоединился.
…Итак, рефинансирование. Тяжелое слово для восприятия, отдает академизмом и политиканством… Однако как нельзя более характеризует то, что, наконец, произошло. Я отдал старые долги. Все, какие были. Взяв для этого новые.
Школа на ушах, и неизвестно, когда успокоится. Титуляры увидели прецедент, что за свои права можно бороться, а значит, будут делать это, какой бы прессинг не устроила администрация. Теперь еще фильм, который мы специально смонтируем и распространим по сети, чтобы создать волну и в других школах.
Проблема с Бенито решена. Это больше не презирающий все и вся увалень, а думающий и взвешивающий поступки человек. Что прекрасно в первую очередь для него самого, учитывая смертность в криминальном мире.
Далее, я — Веласкес. И не просто понял, но и убедился в этом. Причем сын продукта генной модификации, в которой участвовали гены самого адмирала Веласкеса!..
…Или королевы Катарины?
Все может быть. Эту тайну я если и узнаю, то не скоро, и только от первого лица государства. Потому, как любое прикосновение к таким тайнам для непосвященных карается ОЧЕНЬ жестко, а посвященные болтать не будут. И пример тому — мой отец, сведений о котором нет нигде, а Катарине в этом вопросе можно доверять. Такие люди, да еще родственники правителей, просто так не исчезают. И маму расспросами третировать не стоит. Тем более, она может знать не так и много, учитывая, кем была в молодости, а значит, сидела на крючке.
Далее… Далее Бэль, моя аристократка. Нет, я не нашел ее. Но обязательно найду, и это будет входить в мою обязательную программу выступлений во второй фазе. Какой вид примет наша встреча, с какими последствиями — вопрос будущего долга, который я только что взял; по предыдущему же можно сказать определенно — девочка моей мечты найдена, старый долг закрыт.
Еще… Еще я нашел себя, нашел родных. Нашел организацию, которая меня защитит. Исполнил все планы, какие задумывал реализовать. И даже выпил с куратором напоследок!
И еще будет Фрейя. В довесок к упомянутой Бэль. Будет мое обучение, более жесткое, более непредсказуемым мне-теперешнему вещам. Будет противостояние со знатью, которое я уже начал, взяв этой проблемы долг для конфронтации с Адриано. Будет много всего…
…Но обо всем этом подумаю завтра, по факту наступления нового дня. Сегодня же нужно веселиться и радоваться, что рефинансирование состоялось, и прошло гораздо успешнее, чем могло было быть.
…Моя нога остановила подкатившийся к краю поля мяч.
— Эй, шкет! — крикнул я подбежавшему пацаненку лет четырнадцати. — А чего это вы, семь на восемь играете? Непорядок!
Тот внимательно оглядел поле, затем меня, и, сделав вывод, что я не опасен, развел руками.
— А где ж нам еще одного взять? Не своих же прогонять?
— Могу предложить себя, если не принципиально.
К краю поля подбежало еще несколько ребятишек. Я повторил предложение и они устроили небольшой консилиум. После чего меня оглядел с виду старший, самый авторитетный:
— Хорошо играешь?
— Так себе, — сделал я соответствующий жест рукой. — Да и не играл несколько лет. Так что хоть и больше вас, но не лучше. В крайнем случае, скажете идти — уйду, — выдал я ему крайний аргумент, усилив его белозубой улыбкой.
Аргумент разумный, пацанов убедил, хотя, как говорит теория, главное начать. Потом вышвырнуть подобных мне из коллектива трудно психологически.
— Хорошо, тогда разводи, — махнул мне старший, и пацанва начала рассредотачиваться по полю. — Ваши без накидок, наши в накидках. — Мы оказались по разные стороны центра поля.
— Понял. — Я снял пиджак, откинул в сторону, ослабил верхние две пуговицы рубашки… И побежал, выводя мяч на середину.
— Звать-то тебя как, попугай? — спросил один из соратников, еще один паренек с отпечатком харизмы с блеском в глазах.
— Попугай? — не понял я. Вокруг заржали камаррадос по команде.
— Ну, прикид у тебя!.. — скривился он.
— Перед футболом все равны! — многозначительно изрек я. — Хуаном зовут. Ну что, начали?
Нога пнула мячик, давая ему пас. Туфли… Да, туфлям конец, да и всему костюму… Но меня это заботило непередаваемо мало.
Свобода!..
Сегодня я свободен! Впервые, за много лет!!!
Победитель получает всё. А сегодня я победитель!!!..