Рассказики

Славины подвиги

Прихожу домой, и вижу приехавшего из Питера Голованова, сидящего с мрачным выражением лица, зажав между плечом и ухом телефонную трубку.

«...да… вот Шараев пришел, хочешь с ним поговорить?… А, ну ладно… В-общем, я тебе минут через двадцать перезвоню… Ага, давай»

Пока я раздевался в прихожей, разговор был завершен. Я спросил, кто звонил (Гоша), мы поговорили о чем-то несущественном (но я чувствовал какую-то нависшую странность, ладно, бывает, зимние перепады настроения), потом он сказал:

«Есть такая вот плохая новость – Слава Сухарев разбился на машине»

«Что, опять машину разгрохал? А сам как, нормально?» (чувствуя уже неладное, но пытаясь обыденностью тона отменить отвратительную, ненужную новость)

«И сам разбился»

«То есть как – совсем?»

«Совсем, насмерть».

Я что-то пробормотал там такое (но кажется все-таки, не «какой ужас»), потом понадеялся что это пущенный кем-то слух (но нет, «похороны в пятницу»). Разозлился на нелепость и бессмысленность всего, что бы я ни сказал. И попросил Голованова помочь нарезать лук (я – морковку) к готовящейся чечевице.

Слава Сухарев не был моим близким другом. Но он был другом некоторых моих друзей, и поэтому я часто с ним сталкивался. А потом и познакомился поближе.

Впервые я встречаю его на чешском Рэйнбоу 1996 года; мы сидим с Вероник около центрального круга, и разговариваем с каким-то русским: чисто выбритое (тогда) лицо, сияющие безумным и радостным (по всему судя, кислотным) блеском глаза; на заднем плане разноязыкий (в основном, коверканный английский) гомон, и сбивчивый ликующий рассказ (по-английски, для Вероник) про какой-то лес, какое-то место, куда он пошел и увидел такое… чудо… это было так прекрасно… Захлебывающиеся всхлипы простодушного восторга. Вероник посмотрела на него с легким недоумением и спросила что-то иронично-осаживающее.

Больше такого ангельского Сухарева я никогда в жизни не видел.

До каких-то пор я знал Славу понаслышке, как и многих других смутных знакомцев из питерской тусовки, иногда воплощавшихся в реальных людей, иногда нет. Но окончательно это имя обрело черты лица, голос, спутанные волосы и окладистую бороду через год, когда я зашел к Кате Балуевой и столкнулся с ним в прихожей. Лохматый взгляд исподлобья.

Поначалу он мне вообще не понравился - ну что за злобная рожа. Да и героические истории о сухаревских подвигах настораживали, какой-то в них чудился подвох, что ли. Но потом я почувствовал в нем и что-то притягательное. Ведь трудно не оценить красоту сильного, уверенного в себе человека, жадного до жизни и ее не боящегося. Редкость среди малахольных, в общем-то, питерских музыкантов.

Мне кажется, к людям вообще может быть только одна претензия по жизни – чтобы они были красивыми (во многих смыслах), и с этим у него был полный порядок. В конце концов, мало ведь кому удается обрасти самыми настоящими легендами?

Слава Сухарев объезжает всю Европу от Норвегии и Ирландии до Португалии.

Слава Сухарев вывозит из Киева в Питер группу «Зеленые Рукава», музыканты которой бросают консерватории с большими перспективами и все такое ради нищей сквоттерской жизни в Питере. На русско-украинской границе пограничники не разрешают провезти византийскую лютню – Слава Сухарев забирает ее, забирается на оледенелую крышу вагона (зимой!), и едет на ней до ближайшей русской станции много километров.

В Швеции, Слава Сухарев бьет морду какому-то привыкшему к безнаказанности негру, толкнувшему его при выходе из супермаркета и начавшему хамить вместо извинений; за угнетение меньшинств попадает в тюрьму, депортируется в Россию, и через месяц мистическим образом опять получает шведскую визу без проблем.

Слава Сухарев вообще часто бьет кому-нибудь морду.

Слава Сухарев вообще часто сидит в тюрьмах.

В Испании, Славе Сухареву вдруг предлагают сплавать в Аргентину на яхте. В британских, кажется, территориальных водах, их яхту обыскивает береговая охрана, Славу арестовывают, судят судом Европейского Сообщества в Брюсселе, сажают в тюрьму и депортируют в Россию. Через месяц мистическим образом он опять получает шенгенскую визу без проблем.

У Славы Сухарева вообще не бывает проблем.

Слава Сухарев месяцами живет в Европе без всяких виз, пересекает все границы горами и лесами, иногда бывает попадается, посидит в тюрьме; но это ничего.

Где-то в Пиренеях Слава случайно знакомится с человеком, который предлагает ему помочь в строительстве дома – Слава полностью строит ему дом.

Слава сам построил себе дом под Питером.

Однажды в Норвегии, на празднике в каком-то портовом городе, Слава Сухарев зарабатывает 7000 долларов, играя на улице на волынке. Он играет без остановки 10 часов, потом падает без сил.

Слава часто не спит много ночей подряд, и много часов играет музыку на улице, зарабатывая удивительные суммы денег.

Слава не пьет и не курит, и все время ест рис. Рис готовит он всегда только сам, очень вкусно, никому другому этого делать не дает, но с удовольствием угощает всех.

Слава часто и реально помогает друзьям.

Но иногда бьет им морду.

В Норвегии Слава покупает микроавтобус «Форд», старый и ржавый, который доезжает до Бордо и ломается. Слава бросает свой автобус, и покупает вторую машину.

Слава не умеет водить машину. Машину ведет его друг норвежец Эрик. Но уехав на купленном Рено, около Бордо Слава ругается с Эриком и бьет ему морду, Эрик обижается и бросает Славу. Слава звонит в Нант и просит прислать ему водителя. В Бордо приезжает девушка Саша, довозит Славу до Нанта, но в Россию с ним ехать не хочет. За неделю Слава обучается вождению машины, и ведет ее в Россию сам, через всю Европу, без документов.

Купив машину, Слава часто отправляется со своей группой Welladay в прогулки по Европе. Например, Норвегия – Португалия и обратно за две недели. По пути Слава предпочитает не спать много ночей подряд и играть много часов на улице, зарабатывая удивительные суммы денег.

В Питере у Славы есть семья, и дети. Мотаясь по Европе, он много работает чтобы они ни в чем не нуждались. Но видят они его редко. Иногда Слава берет с собой детей, и едет куда-нибудь, в Швецию например, никуда не торопясь, тихий семейный отдых.

Кстати, Слава флейтист и волынщик, играющий ренессансную и средневековую музыку, очень мощно и тонко.

И все такое прочее.

Более близко я познакомился со Славой благодаря Олегу Лисову, с которым мы несколько месяцев снимали дом в Ольгино. В первый же вечер, чтобы разъяснить что к чему живущей на втором этаже хозяйке, мы зовем кучу гостей, в том числе Славу с волынкой, и он играет на ней (волынка в доме – ревущее бедствие) до часу ночи. Наутро хозяйка приносит банку варенья.

В другой раз мы с Олегом опаздываем на последнюю маршрутку в Ольгино, и не знаем куда идти ночевать. «Пошли к Славе, Слава старый тусарь, он врубается», говорит Олег, и мы идем к Славе. По дороге мы встречаем его неподалеку от дома, и он рассказывает что только что дал в морды каким-то козлам у метро, которые докопались к нему из-за бороды. Попав к Славе домой, я очень удивляюсь, настолько это не вяжется с тем, что я знаю про Славу – везде ковры, стенки, хрустали и прочие побрякушки, телевизор, на полке фотография Славы с детьми, и жена Ольга, немногословная и тихая женщина средних лет. Кухонька, домашний уютный суп.

Поболтав пару часов на кухне, мы идем спать в гостиную, ложимся на полу, но желание спать почему-то проходит и мы начинаем разговаривать, видимо мешая спать Ольге и детям. Она встает и, без единого укоризненного слова, открывает дверь из спальни в гостиную, разрушая чувство отдельности. Мы замолкаем, а я уважаю Ольгу.

Утром Ольга будит нас и кормит завтраком.

В другой раз, Олег и Слава играют в Хельсинки. Славе резко приходит в голову что сейчас надо ехать в Норвегию и записывать альбом. У Олега нет дарабуки (барабана), и Слава решает за несколько часов съездить за ней в Питер и назад. Для этого он рано звонит в Ольгино и просит меня очень быстро отвезти дарабуку в город, Ольге, чтобы он успел. Я соглашаюсь, он говорит: «Ты реальный чувак ». Я понимаю, что это серьезная похвала.

Правда, потом Олег все равно динамит Славу.

Следующий раз я встречаю Славу уже во Франции, на фестивале традиционной музыки в Сан-Шартье. Он приезжают на автобусе, забитом инструментами и людьми – Слава, скрипачка Welladay Катя, флейтист и лютнист Игорь, норвежец-волынщик Кристиан, какой-то англичанин, кажется клоун, симпатичный тип, которого не помню как зовут, пусть будет Томас, и двое норвежцев – сорокалетний Райдер, здоровенный верзила с покрытым красноватыми алкоголическими пятнами лицом и подозрительно сладковатыми манерами, и коротышка Эрик, водитель, тормознутый, застенчивый и заикающийся, но по всему видно, добродушный. Слишком много для микроавтобуса, и все они бледно-землистые от усталости. Но через пару часов они идут играть на забитую гуляющими и танцующими, гудящую от музыки с деревянных помостов площадь, собирают огромную толпу, к ним присоединяются еще несколько волынщиков, скрипачей и так далее (и парочка неизбежных хиппи с джамбеями), бородатый марионеточник в средневековой одежке выводит своих пляшущих кукол, все это время они играют одну бесконечную тему, что-то величественное-ренессансное, но с таким драйвом что рокеры отдыхают.

Когда мы возвращаемся в лагерь (здоровенный бесплатный кемпинг, на коровьем поле за речкой от городка), игорева лютня забрызгана кровью – он разбил себе о струны пальцы, но остановиться не мог.

Норвежцы собираются на машине в город, за покупками и пивом. Недавно Слава купил себе новый газовый примус, с двумя конфорками, удобный, но к нему нет запасных баллончиков, и Эрику с Райдером наказано их привезти (костры тут запрещены и варить рис, которого в автобусе целый мешок, не на чем). К вечеру ближе норвеги возвращаются пьяные и довольные, но привезенные ими баллончики к примусу не подходят. Слава в ярости. Назидательный палец почти касается норвежских носов:

«Every grown up person should be able to find the right kind of gas container in the shop! If the grown up person, after wasting half of the whole fucking day in the town, hanging around the pubs, with a lots of time for any kind of shopping, is not able to find the proper gas container, it means that person is nothing but fucking useless nut!"[28]

Ответное невнятное поскуливанье норвегов.

«Эй, Эрик! You were asking what does it mean – «жопа дело»? What you have done today, that is a good sample of «жопа дело»! Это просто КАРАУЛ! Now, repeat after me, Eric: «Ка-ра-ул!»[29]

«Cara-ool », лепечет Эрик. Потом, спохватываясь: «But, you know, Slava, it wasn`t really evident…»[30]

“Now shut up, Eric, do not make the whole thing worse… Now, I want two of you to come back to the town, and change back them fucking containers! NO! Do not interrupt me! You want to ask why? Well, you see there are many people here, all of them my old friends, and because of you being that kind of hopeless imbeciles, they will stay hungry tonight, IF you will not find the containers! You should learn responsibility, my friends! Is it clear?”[31]

Слава-шоу происходит прямо у нас на глазах, возле растянутого между двумя машинами брезентового тента, под которым мы сидим, и, ясное дело, угораем со смеху, хотя мне все же слегка не по себе. Больно уж армию напоминает. Слава возвращается к нам.

«Че-то ты, Слава, совсем их загнобил», говорю я.

«Ничего, пусть учатся ушлости!» Слава широко улыбается. «А то совсем тормозят последнее время».

Варяги отвязывают край тента, садятся в машину и уезжают. А я думаю, что наверное со Славой не так-то просто путешествовать.

На следующий день мы со Славой идем к замку в центре Сан-Шартье. Сегодня там какой-то хороший концерт, но все что внутри замковых стен – стоит денег. По дороге, обходя крепостную стену (по большей части замененную уже изгородью) в поисках доступного перелаза, беседуем за жизнь. Я говорю, что по Европе круто путешествовать на автобусе, никакого стопа не надо, удобно, ночуешь где поспокойней и красивей, и т.п., и если бы так можно было в России, путешествовать из города в город, сейшенить на бензин по дороге, кайф. У нас-то места поинтересней бывают. «Так я этого и хочу», говорит Слава. И добавляет вдруг:

«А че, у тебя классный вруб! Хочешь, будет нашим менеджером, когда в Россию вернешься? Ты в компьютерах разбираешься, язык у тебя нормально подвешен – давай!»

«Мне уже предлагали как-то, менеджером «Зеленых рукавов». И я себе представил – я, скажем, со всеми договорюсь - а тут Олег. И он спит. Будить нельзя, а то священность нарушится и чистота момента не настанет. Неее, думаю, лучше я к ним в гости ходить буду. Я как-то с друзьями пытаюсь серьезных дел не иметь»

«Ну, смотри. Хотя может ты и прав. Я когда шабашил, дома строил, набрал однажды бригаду из старых друзей, потом пришлось рассориться. Даешь человеку инструмент, а он его ломает. Приходится морду бить»

(«Ничего себе», думаю я).

Тут разговор прервался, потому что мы опять вышли к главному входу, прямо около касс, и я вдруг увидел, что, встав на каменный столбик возле шлагбаума, можно запросто перемахнуть через стену, прямо за спиной у охранников. Что я и сделал, с ненужной, наверное, внезапностью, успев только сказать Славе «Сюда!» - и, поставив уже ногу для упора, увидел как замедленные охранники повернулись к нам и округлили глаза. Так что Слава не успел перескочить, а я приземлился на противоположной стороне, слегка ободрав ногу, и в аккурат возле полицейского поста. Жандармы, стоящие спиной к этому месту, по непонятной причине меня не заметили.

Следующие несколько дней продолжается вялотекущее вздрючиванье викингов, Кристиан с Томасом появляются редко (и Томас безошибочно имитирует славины «жопа делы» и «караулы»), Слава варит рис, все играют музыку, или просто сидят под тентом и болтают, или переходят через речку в городок, где на улицах творится куча всего, вечерами тысячи людей танцуют около деревянных помостов с сотнями музыкантов, а потом уже совсем ночью толпа редеет, но оставшиеся очень пьяны, и даже иногда вспыхивают пьяные драки, редкость для Франции, но тут много ирландцев и англичан – фестиваль знаменитый.

Потом мы уехали домой, в Нант, а Слава отправился в Испанию. Но уехал недалеко, потому что уже через несколько дней вся их команда оказалась снова в Нанте, опять очень усталые и немытые, а старый и ржавый и так надежно выглядевший, округлый их «Форд», купленный за месяц до того в Норвегии, остался в безнадежном состоянии на обочине дороги возле Бордо. Приехали они уже на купленном на все заработанные в пути деньги «Рено», помоложе «Форда», но тоже в возрасте, чтобы его зарегистрировать и застраховать.

Через неделю мы уезжаем в Бретань, на фестиваль, и еще – к морским скалам, оставив Славу в Нанте. Когда мы возвращаемся, он опять на пути в Испанию.

Вскоре после этого мы с Аликом и Бабаджаном уезжаем на Балканы и, позвонив по дороге в Нант, узнаем что Слава с Катей опять вернулись, на этот раз вдвоем.

Где-то около все того же злосчастного Бордо начались разборки между Славой и норвежцами, Слава ударил Эрика, Эрик с Райдером уехали, и Слава, Игорь и Катя остались в машине, которую никто из них не умел водить. Им пришлось автостопом доехать до города и звонить в Нант, прося выслать хоть какого завалящего водителя, но все были в отъезде, и несколько дней они проводят в Бордо, ночуя в пригородном лесу. Игорь уезжает стопом непонятно куда.

Дальнейшее мне известно со слов оставшихся в Нанте.

В конце концов водитель нашелся – нантская студентка Саша, бойкая, простецкая и любвеобильная девица из Симферополя. Она и отвезла их до Нанта (всю дорогу Слава с умилением смотрел на нее и говорил: «Ну надо же… ну вообще… такая маленькая и все умеет!»).

Итак, жопа-дело. Слава слоняется по квартире, лежит на диване и читает невесть откуда взявшегося среди небогатого выбора русских книжек Островского, «Лес». И вдруг, просветлевший Слава вскакивает с дивана и кричит: «Ух ты! Так это про меня! Ну вообще, слышьте, это ж все про меня написано! А-фи-генная книга! Давайте поставим Островского на нантских улицах!». Еще они ходят сейшенить на Буффэ, нантскую пешеходку, Слава, Катя, Митя и Костя, волынка, две скрипки и контрабас.

«Ух ты, у нас обалденный групешник срастается! Поехали вместе в Испанию!»

«А кто машину поведет?»

«Да ничего! Я сейчас научусь!»

И пристает к Сашке: "Научи!". Через два дня:

«Ну все, я готов! Поехали!»

Катя нервно говорит, что в машину вместе с ним не сядет.

«Да ладно, пойдем вокруг дома покатаемся! Увидишь, я все уже умею!» они забирают со сквота Митю, катаются с десяток минут, потом Митя тоже говорит: «Не, Слава, не, как-то не очень. Нет, давай лучше кто-нибудь другой машину поведет»

Несколько дней Слава гипнотизирует Сашку, и в конце концов она соглашается.

Но вначале – затмение. То самое, знаменитое, 1999 года. Все бегают по квартире с закопченными согласно инструкции стеклышками (мы в это время коптим на костре свои, на хорватском острове Крк), смотреть на исчезающее солнце, а Слава играет на волынке что-то бодрое, галисийское, очень красивое и подходящее (самое удивительное в этом затмении для меня было не исчезновение солнца, а то как страшно за минуту за того умолкли все птицы. Даже дебелые немецкие туристы заткнулись. И еще стало холодно).

И они уезжают на несколько дней в Испанию, в Сан-Себастьян (наверное, проехав заколдованное Бордо, все вздохнули с облегчением).

По дороге Слава немножко учится водить.

И, вернувшись в Нант, с недельным опытом вождения, без прав, ведет машину через всю Францию и Германию, по скоростным автобанам до балтийского парома Росток-Петербург. До меня до сих пор загадка, как это он уговорил Катю.

Следующий раз я увидел Славу через год. Незадолго до того я приехал из Севенн на пару недель в Нант и погрузился в керуаковский перевод, и окружавшее казалось параллельным книжке вялотекущим действием, поэтому к разговорам я особо не стремился. Слава, уставший от дорожной гонки (очередной загон Норвегия-Нант дня за три, что ли) по-моему, тоже. Помню только, что он сказал, увидев мой свежебритый череп:

«О, ну ты вообще, прямо ринпоче какой-то», ухмыляясь в широкую бороду.

Потом мы с Катей стали говорить про книгу, начало которой она читала в Интернете и ей понравилось. Слава сказал:

«А по-моему, этот Керуак лажа. Идеологическая провокация!»

«Ну, ничего, бывает… Это ты «На дороге» читал, наверное. «На дороге» – лажа. Хочешь эту вот почитать?» кивая на распечатку первой части.

Слава с серьезным видом уселся в кресло, и минут на десять погрузился в текст.

«Ну я ж говорю, идеологическая провокация! Хуярить надо! Землю грызть! А это что? Вот у вас тут книжка путевая была, Островского…»

«Ну ладно, ладно…»

И Слава мрачно погрузился в другую книжку. А через несколько дней умчался в очередное сумасшедшее (можно ли сказать, керуаковское?) путешествие.

Пробыл он в Нанте пару дней, и больше я его уже не видел.

Некоторые Славу не любили. «А чего у него рожа все время кирпичом…» Рожа, действительно, была кирпичом часто. Но, как обычно бывает с такими людьми, иногда он впадал в состояния совершенно восторженные, начинал взахлеб что-то рассказывать, и лицо его преображалось совершенно, особой привлекательностью чистой радости. Всплеском радости, всплеском ярости. Сжатые зубы и терпение. И смеющиеся морщинки возле глаз. Хуярить надо. Вцепиться в жизнь обеими руками, в ее тяготы и ее радостное безумие. Без всяких самокопаний, утонченностей, скучного богемного цинизма и скучных богемных восторгов. Но – «средневековая» рубаха, прямая осанка, волынка надежно прижата рукой (желательно, на краю утеса над бушующем морем, но на крайняк и угол возле супермаркета сойдет). Реальный средневековый чувак.

И если бы мы путешествовали вместе, я думаю, скоро поругались бы.

Несколько раз, уже после возвращения в Россию, я спрашивал общих друзей как там Сухарев, и мне говорили что у него неприятности, нелады с группой, денег не хватает, что-то там такое еще, и Слава «хуярит» – ездит в Хельсинки играть по 10 часов подряд, почти не спит, нарезает сотни километров за рулем. Несколько месяцев назад он уже разбил машину, заснув за рулем и врезавшись в дерево.

Больше я его не видел, но за неделю до гибели говорил с ним по телефону.

Ко мне в Москву приехал живущий уже два года в Турции Олег Лисов, со своей подругой Невин. Несколько месяцев они прожили без денег в нелегком зимнем Питере, и когда, наконец, смогли достать денег на дорогу домой, виза у Невин была уже просрочена на два месяца. В аэропорту ее задержали, и послали разбираться. Олег улетел в Турцию, и разгребать эту историю пришлось мне (бесконечные походы в разные ОВИРы, трясущаяся от скрытой истерики Невин, испуганная турчанка, заброшенная в непонятную Россию, где люди «такие холодные»). Когда стало понятно, что без крупной взятки ничего не получится и нас вечно будут гонять из кабинета в кабинет, или пытаться послать в Питер, откуда ее приглашали, но где ей на самом деле никто не сможет помочь, мы стали разрабатывать планы героических переходов азербайджанской границы, и Невин вдруг сказала:

«Слава! Слава собирался ехать на машине в Стамбул. Все очень просто – я поеду со Славой!»

Я попытался объяснить что идея ехать две тысячи километров в машине русской зимой, когда не поспишь на улице, через Азербайджан и Армению, это полный бред, но потом подумал что это может быть вполне в духе Славы (почему бы не добавить к списку легенд еще одну?), и позвонил в Питер.

«Здорово! Как делишки?»

«Да ничего»

«Слава, мы тут недавно вспоминали это твое «жопа-дело», а оно взяло и само к нам пришло. У меня к тебе безумное дело»

«Ну чего еще от тебя ожидать»

И я объясняю.

«Это может реально помочь? А украинскую границу лесом пройти?»

Опять объясняю.

«Так, слушай, мне надо пятнадцать минут, чтобы все обдумать, потом я тебе перезвоню. Все, давай» - отбой.

Огонек, нет, пожар надежды в глазах у Невин. Магический Слава все устроит.

Звонок – «Я все обдумал: ехать в Турцию сейчас мне будет трудно. Но я готов, если Невин придется ехать в Питер, ходить с ней тут по ОВИРам. С удовольствием»

«Ну, это ты преувеличиваешь, насчет удовольствия»

«Да нет. Вот в Турцию сейчас – это без удовольствия. Но если выхода не будет, процентов пятьдесят, что поеду. А в ОВИР – нормально, возьму с собой первый том Толстого, и без проблем».

«Ну ладно, надеюсь, самому справиться»

«Если что – звони. И, если надо, я могу сейчас сесть в машину и приехать за ней, тем более что у меня в Москве дела»

«Спасибо. Я тебе перезвоню»

Так и не перезвонил, удалось обойтись взяткой.

Слава был одним из первых, кто прислал в помощь денег из Питера.

Слава умер так: видимо, опять заснув за рулем, врезался на полной скорости в мчащуюся в лоб фуру. Машина всмятку, мгновенная смерть.

Королева в восхищении…