Рассказы

Мара.

Солнце еще глубоко за горизонтом, небо по ночному черно и полно звезд, но робкие утренние лучики уже вывели над краем земли нежную розовую полоску. Когда летишь на восток, скорость восхода увеличивается вдвое. Мало того, что планета крутится со скоростью тысячу километров в час, так еще и самолет добавляет свою скромную тысячу. Светило как ошпаренное просто выскакивает из-за быстро светлеющего горизонта и лихо начинает новый высотный день. Какой бы ты ни был великолепный профессионал, прежде всего любой пилот это обычный человеческий организм, одетый в летную форму. Ночью люди должны спать. Глядя на буйство красок высотной зари, ничего другого на ум не приходит, как поворчать на неизбежную смену ночи днем и очевидную несправедливость, возвращения домой под утро. Жена и дети еще спят, а ты слезящимися глазами вынужден смотреть на пестрые приборы, на агрессивно оранжевый горизонт, на расплывающиеся зеленые буквы и цифры бортовых компьютеров. Кто на что учился:

Позади с интервалом в пятнадцать минут летит коллега. Запросил набор двенадцать сто. Кто-нибудь из молодых. Хочет, чтобы все по-правильному. Раз компьютер предлагает повыше, пилот выполняет его желание. А то, что с каждой тысячей метров уровень космической радиации удваивается, а то и утраивается? А сухой воздух, вызывающий ощущение фанерности кожи? Те, кому за пятьдесят, выше десяти ста стараются не залезать. Только в случае необходимости. Здоровье, оно не железное.

Вон, навстречу кто-то из наших шлепает на девять шестьсот. В Лондон. Залился, загрузился и ползет низэнько-низэнько:

– Это кто там, на двенадцать залез? – интересуется вверх с девяти шестьсот встречный борт. – Ты, что ли, Мара?

– А как ты угадал? – звонким от полноты жизни голосом отвечает пилот с двенадцати сто.

– Выше тебя только звезды, – философски замечает низковысотный, – А круче тебя только яйца. Поберег бы их.

– А я высоко летаю, потому что иначе по прилету водка не забирает! – задорно парирует высотник.

Посрамленный пожилой ценитель здорового образа жизни дальше летит молча. Эх, молодость!