Рассказы

Ежегодная ревизия

После Нового Года я всегда покупаю себе новый ежедневник с алфавитом в конце и усаживаюсь переписывать туда адреса и телефоны. Занятие это, механическое само по себе, каждый год становится своеобразной селекцией. Становится ревизией моей жизни, личной и профессиональной.

Ну вот смотрим: уже на букве «А» меня охватывают первые сомнения. Антоневич… Собственно говоря, мне он стал совсем не интересен с того самого времени, как ушёл из культуры. Не переписываю Антоневича. Хотя… чёрт его знает! Теперь он сидит на автозапчастях, может пригодиться. Впрочем, если он и в тех запчастях такой же неотзывчивый, каким он был в культуре, то и нет никакого смысла к нему обращаться. Но что мне мешает его вписать? Риска никакого. «Антоневич», — пишу я в новом ежедневнике, — «26–32–75». Стоп! Ведь это же был его телефон в культуре, теперь он уже неактуален! Стираю ластиком Антоневича вместе с этим его 26–32–75.

Анка — это само собой. Андрушкевич — тоже остаётся. Аэропорты… Это остаётся, вписываю. Это — тоже остаётся. Это — тоже. Это… Может, не переписывать, зачем? Хотя, кто его знает? Переписать!

У Барчиньского — четыре номера: невольная статистика его должностей в ушедшем году. Переписать последний. Болек, Бюро находок — переписываем. Брусикевич, Бар «Веселый медвежонок», Бася — в порядке. Бонацка, Брудзиньский — это ясно, Берчакова… Кто такая эта Берчакова? Впервые слышу. Но ведь сама записывала. Может, это маникюрша? Нет, маникюрша у меня записана как «Поля». Прачечная? Нет. Прачечная — это «Прачечная». Поднятие петель у чулок? Нет. Та, которая от чулок, зовётся на «М». Но как именно её зовут? Надо бы посмотреть «М».

Михаловские уехали работать в филиал, вычёркиваю. Марьянович, Мендзижецкий — в порядке. Малиновского я не перепишу. У меня нет привычки смешивать политику и личную жизнь, и я уважаю мнения других, но после того что он сказал тогда об этом, я и знать его не желаю… Ну и как же зовётся та, от чулок? Наверняка же на «М». По порядку: Миклашевский — это не она. Минкевич — тоже нет, Маевский… что это за Маевский такой? Я не знаю никакого Маевского. Судя по номеру, он живёт где-то в районе Жолибожа.

Кто это может быть, Маевский с Жолибожа? Проверяю по телефонной книге. Там пять Маевских с Жолибожа, но ни один из них не является моим Маевским. Моим?! Ничего себе. Какой ещё он мой, я с ним не знакома.

Может, Зося что-нибудь знает? Звоню Зосе.

— Маевский?.. — размышляет Зося. — Понятия не имею. Но вот, может, ты знаешь, кто такой Кмынихо? Я тут схожу с ума: он у меня записан на «К», и хоть убей…

— Кмынихо? А какой у него номер?

— 28–37-42

— Это Кшивицка!

— Ой, и правда, я неразборчиво записала. Спасибо тебе!

Гордясь собою из-за Кшивицкой, я отказываюсь разгадывать Маевского и оставляю его в ушедшем году. Но как же зовется та, от чулок?

Едем пока дальше. Стебницка у меня Керн, Кельский — это Квятковска, Галину — прочь… Не надо было напиваться и наговаривать на меня. Это кто плетётся в хвосте у самой себя, я?! Долго же ты будешь ждать моего звонка.

Орловского вписываем как Тадеуша, Тадеуша как Колачковского. Пушковский не захотел вернуться, не переписываю его. Новицкий вернулся, дописываю.

Минута волнения: С. дом. 29–62–80, раб. 26–02–03. Боже мой, как давно он уже не С. Теперь он может фигурировать лишь как Крабишевский 26–02–03. Подумать только: уж всё быльём поросло, а здесь он ещё С. Эх, жизнь, бедная наша жизнь… Но как всё-таки зовётся та, от чулок?

Едем дальше. Редакция. Это обязательно. Это — да. А вот это — и речи быть не может. Пусть убираются прочь, идиоты. Положа руку на сердце, тот фельетон и в самом деле не получился, но пусть они не умничают.

Неотложка… С того времени, как Гене сделали снимок, мне всё равно незачем туда звонить. Выбросить.

Со вздохом облегчения захлопываю ежедневник, но тут же снова его открываю и вписываю туда Берчакову, на всякий случай. Скорее всего, я уж никогда и не вспомню, кто это такая, но каждый год буду её переписывать. С разными людьми я рассорюсь, с разными учреждениями перестану иметь общие дела, чувства будут угасать, дружбы — кончаться, а Берчакова всегда будет плестись за мной.

Берчакова. Тень какой-то прошедшей, неизвестной минуты.