Рассказы из цикла "Смерть на проводе"

Многообещающее начало

Наконец-то у меня появился телефон. Прямо дома. Процесс взаимного привыкания начался довольно безобидно.

Мне требовался какой-то допуск, за которым следовало обратиться к д-ру Слуцкису из отдела продовольственных консервов Министерства общественного питания. Это было неплохо, поскольку младшенький Слуцкис и мой сын Амир ходили в одну школу, так что мое прошение должно было получить поддержку. Проблема, собственно, состояла только в том, что я должен был встретиться с д-ром Слуцкисом лично. Идти к нему в управление, стоять в долгой очереди, пока тебя вызовут? Нет, это меня не устраивает. Зачем же я, в конце концов, имею дома телефон? Звонок лучше, чем вызов, поговорить по телефону легче, чем транжирить время впустую. Неужели чего-то большего можно добиться многочасовым простаиванием в очереди? И я взялся за трубку. Я взялся за трубку, но не услышал гудка. Какой-то странный шорох звучал в моем ухе, что-то вроде полоскания горла, буль-буль-буль. Вероятно, линия была перегружена.

Я снова кладу трубку, немного жду, снова снимаю ее, но бульканье газировки не прекращается, а когда бутылка все же опустела, наступает глубокая тишина. Я вешаю трубку, ощупываю телефон, проверяю все контакты, снова снимаю — ничего. Уж не присоединился ли телефон к создателю, м-ру Грэхему Беллу? Но нет, он внезапно возвращается ко мне и говорит:

— Кррр-кррр-кркс.

И снова ничего. Но сейчас хоть я по крайней мере знаю, что жизнь не покинула его. Я набираю пару номеров, которые приходят на память. Напрасные хлопоты. Я пробую это с четырьмя шестерками, одну за другой — ничего. Шесть четверок — то же самое. Я кладу трубку на стол и жду, когда он подаст признаки жизни. Он не подает ничего. Я снова кладу трубку на рычаг и желаю ему приятного отдыха. Внезапно телефон звонит. Ясно и отчетливо. Я снимаю трубку и слышу сигнал. Настолько ровный, словно это самое само собой разумеющееся в мире. Радуясь его невозмутимой ровности, я набираю номер продовольственных консервов. Он занят. Я вешаю трубку, делаю вид, что собираюсь заняться чем-то совсем другим, потом внезапно хватаю трубку и набираю. Занято. При следующей попытке я слышу короткие гудки еще раньше, чем успеваю набрать номер. Я слышу их между цифрами и после.

Тогда я прибегаю к самой жесткой методе воспитания и дважды легонько шлепаю инструмент ладонью. Он признает во мне любимого папочку, которому наказание непослушного сына приносит гораздо большую боль, чем сыночку. Однако сверх того я не добился ничего, поскольку телефон притворился мертвым. Ну, такие трюки со мной не проходят. Я поднимаюсь, насвистывая, хожу по комнате взад и вперед, — и как гром среди ясного неба, прежде, чем трубка может опомниться, я срываю ее и прижимаю к уху. Телефон настолько ошарашен, что дает мне сигнал готовности. Я внимательно набираю номер, цифру за цифрой, не слишком быстро, но и не слишком медленно. Невероятное случается. Соединение устанавливается, кто-то там снимает трубку, и женский голос произносит:

— Трикотажная фирма Штерн.

Я могу пробормотать только извинения. Меня охватывает невообразимое отчаяние, оно облизывается и заглатывает меня всего. К счастью, телефон впадает в свое привычное молчание. Может быть, он в обмороке. От чрезмерного усердия. Через пару минут он очнулся. Я снова услышал сигнал. Я даже набрал номер. Он, конечно, был занят. Но сигнал снова появился. Но номер снова был занят. Нет, тут что-то не так. Я звоню в справку и к своему удивлению обнаруживаю, что справка тоже занята. При следующем наборе я слышу до боли знакомый звук бульканья минералки, которой полощет горло голубь, при третьем наборе я не слышу вообще ничего, а при четвертом — я не верю своим ушам — "Справка, здравствуйте", — говорит дружелюбным голосом девушка.

Я прошу дать мне номер отдела пищевых консервов в Министерстве общественного питания. Девушка просит меня подождать. Я жду. Проходит минут пять. Где-то на заднем плане слышится перестук пишущей машинки, женский смех, шорох вязальных спиц. Пятнадцать минут. Разряжаясь внезапной вспышкой накопившейся муки, я ору в трубку что-то непотребное — и добиваюсь успеха. Кто-то подходит к аппарату. На этот раз это мужчина. Что я хотел, спрашивает он. Номер пищевых консервов, говорю я. Подождите, говорит он. Я жду. Через три минуты прямо в моем ухе происходит взрыв, который завершается серией крр-крр-крр. Я кладу трубку.

Чтобы занять время, я иду на кухню, приканчиваю там сэндвич, немного сплю, потом принимаю душ, бреюсь и посвежевший возвращаюсь к своему старому занятию. Уже как неизбежные удары судьбы хладнокровно принимаю я все это бульканье, хрюканье, крр-крр-крр, разглаживаю кабель, щекочу трубку, наполовину кладу ее на рычаг, наполовину поднимаю и терпеливо жду, пока телефон не подаст мне знак, что линия свободна. Тогда я накручиваю наборный диск и — слава Всевышнему — на другом конце провода слышу голос:

— Трикотажная фирма Штерн.

Чтоб она сгорела. Я ведь точно знаю, что набирал номер пищевых консервов. Или все, что происходит, было вообще неправдой? Справка занята. Но даже когда при шестом наборе она оказалась не занятой, никто не берет трубку. Ничто в жизни не удручает больше, чем наконец-то предоставленная связь, которая так и остается без ответа. Так же, как и бесконечно набираемый номер. Но вот он свободен! Он отвечает! То есть, это означает, что трубка говорит:

— Набранный вами номер изменен. Пожалуйста, запишите новый номер.

Теперь он… Ну, конечно. Теперь он совершенно такой же, как тот, что я только что бесконечно набирал. Ничего! Самое главное, что я знаю, что номер правильный. Я снова набираю его и встречаю ледяное молчание. Там даже не булькает.

Гляжу на часы. Как мчится время… Небольшая пауза на отдых. Новая попытка. Нет, на этот раз номер не занят. Я слышу долгожданный сигнал вызова. О небо, наконец-то сняли трубку!

— Приемная доктора Переца. Господина доктора сейчас нет. Кто говорит?

Тебя это не касается, старая ведьма. Не лезь в мои консервы. Конец связи. Но может быть, я неправильно набрал номер? Назад, в справку. Занято. Вперед, к проклятому месту. Занято. Ну, еще одна, последняя, точно последняя попытка набора привычного номера. И — да, действительно и взаправду жив еще старый еврейский Бог:

— Отдел пищевых консервов. Шалом.

— Я хотел бы поговорить с господином доктором Слуцкисом.

— По какому вопросу?

— Вы ему только скажите: это от Амира.

Кррр-кррр-крркс.

— Алло! Алло!

— Господина доктора Переца сейчас нет. Кто говорит?

— Уйдите с линии к черту!

— Сами уйдите!

— Да как вы смеете! Я хочу поговорить с доктором Слуцкисом.

— Господина доктора сейчас нет. Он будет…

Ррркс-крр-пшш. Еще один взрыв. Даже два. Но вот они стихли. Хорошо бы им смениться обычным длинным сигналом, чтобы я смог набрать свои пищевые консервы. Номер занят. Конечно же, он занят. Моим же звонком. Только не кладите трубку. Только не прерывайте связь. Если бы я был телефоном, то сейчас рухнул бы без сил. Серая пелена наплывала мне на глаза, сгущаясь все больше и больше. Я страстно желал только одного: бросить к чертям все эти телефонные дозвоны и набрать скорую помощь. Она имела три номера. Первый был занят. Второй занят. На третьем взяли трубку. Я смог только лишь простонать:

— Помогите! Скорее сюда! Я умираю!

— Сожалею, но вы не туда попали. Это отдел пищевых консервов.

— Идите вы на… Нет, н-е-е-т! Не идите! Оставайтесь! Соедините меня с доктором Слуцкисом!

— Секундочку.

Господи, боже, ты совершил чудо! "Господи, боже" оказался занят. Из трубки донеслось бульканье голубя. А потом линия неожиданно освободилась.

— Доктор Перец? — прошептал я. — Это говорит папа Амира.

Металлический женский голос ответил:

— Сейчас семнадцать часов, двенадцать минут и сорок пять секунд. После звукового сигнала…

Все, что происходило потом, вспоминается с трудом. В какой-то момент ко мне вдруг ворвался сосед. Как потом мне рассказали, я лежал в обмороке под своим письменным столом с телефонным шнуром вокруг шеи, и потом еще часами, уже придя в сознание, не говорил ничего кроме "крр-крркс-пшш-кррр"…

Трезвонить я тогда еще не умел.